Аннотация: Остросюжетный рассказ о том, какой иногда долгой бывает дорога домой.
Антон Сибиряков
СЧАСТЛИВЧИК
Он шел по улице не спеша, за спиной у него болтался чехол для гитары. Видимо, гитара была внутри, так как чехол держал ее форму. На улице было пасмурно, начиналась осень. Главная улица Новосибирска, на удивление была практически пуста. Где-то вдалеке рокотал гром. Молний почему-то не было, но озон, скопившийся в воздухе, давал понять - будет буря. И небеса разверзнутся дождем.
Послышались звуки сирен и вскоре, по дороге пронеслась патрульная машина, вещая в громкоговоритель о том, что нужно уступить дорогу. Мужчина не обратил на это никакого внимания. Он шел на трамвайную остановку. Он любил трамваи. В них всегда было спокойно. Безопасно и уютно. Как дома.
Да, как дома.
В небе громыхнуло так, что казалось, затряслась земля. Тучи сгущались, становилось темней. Чехлу нельзя было мокнуть. Сверкнула молния. Первые крупные капли дождя упали на асфальт. Они были похожи на серые медяки, которые какой-то сумасшедший богач раскидал по тротуарам. Поднялся ветер.
Он был одет в старую кожаную куртку, потертую во многих местах, как и его душа. Он не любил обновок. Ветер растрепал волосы, и челка упала на глаза. Он откинул ее рукой, и поднял ворот. Ветер продувал насквозь, разрезая тело до боли, словно невидимой шпагой. До остановки было недалеко. Нужно было только перейти дорогу и пройти мимо Оперного театра. Он уже ступил на пешеходную дорожку, как мимо, проскочила еще одна милицейская машина, с включенной мигалкой.
Светофор, однако, продолжал настаивать, что свет все-таки зеленый, и идти можно. Но вот тут, мужчина снова остановился. На этот раз из-за мяуканья. Жалкого, почти неслышного писка. Взгляд тут же упал на картонную коробку, стоявшую возле здания ОБЛПОТРЕБСОЮЗА. Он подошел к ней, прислушиваясь. Жалобный писк шел именно оттуда. Одной рукой он приоткрыл коробку - на дне сидел маленький пушистый котенок.
- Ты чего тут забыл, приятель? - спросил мужчина, присаживаясь на корточки.
Котенок поглядел на человека своими большими зелеными глазами, и замяукал, пытаясь выбраться из коробки, но борта были слишком велики для него. Иногда, чтобы выбраться из своей тюрьмы, может не хватить нескольких сантиметров.
- Ты должен бороться.
Он вытащил котенка из коробки, и подумал, о том, зачем ему это. Но ответа не было. Мужчина поднял котенка на уровень своих глаз. Тот, только молча смотрел.
- Я не могу тебя взять, - наконец сказал человек с гитарой. - Мне тебя жаль, но я не могу. Ты должен постараться выжить сам.
Но котенок молчал. И в этих зеленых глазах было нечто большее, чем пресловутые инстинкты животных. В них была память былых дней. И неумолимая тоска, раскрасившая округу в черноту страшных полос.
Человек поставил чехол с гитарой на асфальт, расстегнул куртку, сунул котенка за пазуху, поднял гитару и быстро зашагал через дорогу. Крупные капли дождя били его по лицу, стараясь заставить отступить. Все здесь было враждебным. В небе громыхнуло.
Когда он приближался к остановке, нужный трамвай мигнул на прощанье фарами и, гулко стуча по рельсам, укатил прочь.
- Дьявол!!!
Остановка была пуста. Он встал под стеклянный козырек и закурил. Курил он легкие недорогие сигареты, приходилось экономить на всем. Ему нужны были любые средства. Чтобы уехать. Котенок за пазухой, начал ворочаться и мяукать, проявляя характер. Он вытащил голову из-под куртки и начал вылизывать гитаристу шею.
- Опоздал я из-за тебя, бродяга!
- У вас закурить не будет?
Он обернулся. Позади него стояла вымокшая до нитки молоденькая девушка.
- Огня или сигарету?
- И того и другого, если можно, - улыбнулась она.
Он достал пачку и протянул ей. Пока она тянулась за сигаретой, он разглядел ее пальцы. Увидел на них серебро колец, выкрашенные черным ногти, мелкие белые шрамы... увидел красоту и изящество, с которой она выполняла движения. А когда подносил к сигарете пламя зажигалки, то разглядел и ее лицо. Немного пухлое, с изрядной дозой косметики, томные губы, выделенные черной помадой, точку пирсинга в носу, и серебряное кольцо в губе... увидел ее глаза. Такие же зеленые, как у котенка. И в них была та же самая глубина, и тоска. В них была какая-то непосильная ноша, бьющая тяжелыми ударами наотмашь. И когда она поднесла руку к темноте волос, чтобы убрать их с лица, он увидел причину тоски. Увидел ее оголенное запястье и кривой неровный шрам на нем.
- Спасибки, - она крепко затянулась, даже не представляя, что он уже знает о ней очень многое.
- Не за что.
Девушка же, лишь отметила холодный взгляд мужчины. Осколки льда, застрявшие в серости глаз.
Он бросил окурок в лужу и вдруг вспомнил о котенке:
- Вам котенок не нужен?
Она засмеялась:
- Не поняла? Как так, котенок?
- Ну вот, малыш еще совсем.
Он достал из-за пазухи пушистый комочек и протянул девушке.
- Да нет, что вы, я не могу...
- Почему?
- Ну, я не знаю...
- Берите, он счастье приносит, - улыбнулся мужчина.
И улыбка его немного испугала девушку. Она напомнила ей о мертвецах. Его губы... они обжигали холодом, и, так сильно притягивали...
- А, породистый?
- Да черт его знает.
- Милый такой, - она взяла котенка на руки. Он замурчал, льстясь к девушкиной груди, скрытой под длинным пуховиком. - Так откуда у вас эта прелесть?
Ему было видно все. Ее сердцебиение, ее желание остаться с ним немного дольше, ее мечты... и эти шрамы, уродующие запястья. Он знал, что она не сумеет ему отказать. А кошки, они ведь лучше людей... потому что всегда сами по себе.
- Мне жалко его стало, вот я и взял его. Но вот не подумал, что времени-то почти не будет на него. Возьмите, девушка. Кошки, они ведь лучше людей.
Девушка думала. Не долго, и не над тем, брать ли котенка, но над другим. Как с такими холодными глазами и такой мертвой улыбкой, можно хоть к кому-то испытывать жалость? И почему кошки лучше людей? Ведь они всегда только сами по себе.
- Нет, не могу, - она протянула котенка ему обратно, - не могу взять его. Простите.
- А друзья? Ну, может, друзьям нужен такой милашка?
И ей вдруг стало весело. Она смело взглянула ему в глаза и больше не нашла там ни капли злости. Но лишь потому, что он умело и глубоко ее спрятал.
- А он принесет счастье?
Он покивал.
- А сыграете на гитаре мне?
И вот тут его скулы дернулись. А в глазах на секунду блеснула такая ненависть и злоба, что могла стереть с земли города одним лишь своим прикосновением. И вся веселость тут же улетучилась. Стало снова пасмурно и просто. Стало зябко.
- Счастье он принесет, даже не переживай. Его ведь Счастливчиком зовут, я не сказал? А вот на гитаре не сыграю, не умею я. Это не моя, просили передать.
Она натянуто улыбнулась.
- Ладно, - она прижала котенка к себе, - вспомнила, кому можно его отдать. В хорошие руки.
Она соврала. Не знала даже почему, но не хотелось ей говорить, что котенок останется у нее. Смутная тревога заползла к ней в сердце. И страх.
- Береги его. Я сказал ему, что бы он учился бороться, только так можно выжить. Но вижу, ему повезло, и вместо борьбы, он получит только любовь.
Он помолчал немного и добавил.
- У вас руки красивые. Как ваше имя?
Она не знала, зачем ему это. И он не знал тоже. Но она ответила ему. А он с благодарностью кивнул.
- Ира.
- Игорь. Приятно познакомиться.
Он соврал. Но она, конечно же, поверила.
На этом их знакомство прервал гудок трамвая.
- Это мой, - он вышел из-под козырька остановки, под молотящий осенний дождь.
- До свидания.
Он даже не обернулся. А просто сел в трамвай и уехал. Так было нужно.
Ира держала в руках котенка, опьяненного ароматом ее духов, и все думала об этом странном человеке с гитарой. А перед взором стояло его лицо с поросшими щетиной щеками, его густота темных волос, его взгляд. Серые глаза, от которых хотелось или бежать, или быть с ними всегда. Проблема была в том, что девушка не знала, какой выбор бы сделала, будь у нее такая возможность.
Она вставила в уши наушники от дискового плеера, и прокрутила колесико настройки, выбирая приемлемую для слуха радиостанцию. Она нащупала радио "Юнитон", и заметила, что ее трамвай тоже на подходе.
- Пять часов в столице Сибири. Новости. И слово - Евгении Романовой.
- Здравствуйте. В эфире выпуск дневных новостей. Главные новости Новосибирска только на нашей волне. Час назад совершено покушение на главу крупнейшей компании по изготовлению винно-водочных напитков, Илью Конева. Как сообщалось сначала, Конев остался жив, но потом, после заявления милиции, стало ясным другое - глава ОАО "Юпитер" скончался от огнестрельных ранений, на месте. Как сообщают правоохранительные органы, работал снайпер...
Ира переключила рычажок в положение CD и запустила диск. В ушах зазвучал SLAEYR. И под звуки тяжелого рока, она помолилась Богу. За папу. Лишь бы его не тронул этот неуловимый киллер.
Он пришел домой и, заперев дверь на три замка, поставил чехол на пол. Снял куртку. Зашел в ванную. Пустил холодную воду. Взбодрился. Подумал о душе, но отбросил эту мысль. Ему должны были позвонить. Он ждал. За окном хлестали цепи дождя. Квартира его была убогой. Он снимал ее. Все, что тут было, так это кровать, стол и маленький телевизор. На кухне гудел древний холодильник, а над ним тикали пыльные часы. Иногда, по ночам, когда не была сна, он вслушивался в это размеренное тиканье. Он слушал. Стараясь не думать. Потому что боялся сорваться. Он был почти на пределе.
Мокрые волосы налипли на лоб. За внешним видом он почти не следил. Не было в нем нужды выделяться. Да и желания тоже.
У него давно не было близости. Около пяти лет. Не было девушки, хотя иногда очень хотелось скрасить безумие одиночества. Но он знал, что не может себе этого позволить. Когда-то у него была вторая половина, была любовь. Но она ушла, раскрасив горизонт дней в алые краски. Он помнил ее глаза. И ее перерезанное, выпотрошенное горло. Ее пустой взгляд зеленых глаз, наполнивший округу криками боли. И той тоской, которая сочилась из раны вместе с кровью. Он нашел ее там, где когда-то жил. Там, где был счастлив.
Зазвонил телефон. Он снял трубку. Прислонился к стене, слушая хриплый голос.
- В почтовом ящике.
Он положил трубку и вышел из квартиры, открыл почтовый ящик и достал оттуда желтый бумажный пакет.
Он шел по улице не спеша, за спиной у него болтался чехол для гитары. Видимо, гитара была внутри, так как чехол держал ее форму. На улице гулял ветер. Облака плыли по синему небу, напоминая рваные куски савана. Дождя не было. Закончился сентябрь, и стало холодней. Природа стала злой и серой, она изменилась. Но у него не изменилось ничего. Он так же шагал вдоль улицы, приближаясь к трамвайной остановке. Вытертая куртка была застегнута, а ворот поднят. На лице блуждала задумчивость. Где-то вдалеке слышалась сирена скорой помощи. Вскоре к ней присоединилась и милицейская, с неотъемлемым голосом громкоговорителя. Он не обращал внимания. Он думал о деньгах. Сколько еще ему нужно, чтобы уехать? Чтобы убежать.
До остановки оставались считанные метры. Он перешел дорогу и прошагал мимо Оперного. Он любил трамваи. В них он чувствовал себя, как дома. Там, где любят и ждут. Там, где сердце.
"Дом, - подумалось ему. - Дом"
Подходя к остановке, он заметил ту самую девушку, с которой заговорил, предлагая взять на попечительство котенка. Она его еще не увидела, и он понял, что нужно уходить. Как можно быстрее, но ноги несли его вперед. Он не мог опоздать, ведь дома стоит телефон, который вскоре должен зазвонить.
- Привет, - поздоровался он, заметив узнаваемость в ее зеленых глазах.
- Оу, Игорь, какая встреча!
В ней тоже ничего не поменялось. Он был несказанно этому рад.
- Да, неожиданно, не правда ли? Трамвая не было?
- Нет, не было. О, а ты опять с гитарой! Так и не отдал?
Его скулы снова дернулись. Но на этот раз она этого не заметила. И он понял, что она ждала его. Каждый день она приходила сюда, и ждала его, пропуская трамваи. Но в нем давно уже не осталось ничего, что заставило бы радоваться этому.
- Я решил поучиться играть, - соврал он. - А то вот такие красивые девушки просят сыграть, а я не умею. Обидно ведь. Ну, как там Счастливчик?
- А-а, котенок тот. Лучше всех! - она улыбнулась. - И правда счастье приносит.
- Я же говорил... - он усмехнулся. Все той же мертвой улыбкой. Губы его были бледны, словно внутри них не было тепла, а только лед.
И она поняла, что зря приходила сюда. Зря ждала. Ей не растопить этого льда. Никогда.
- А вы работаете тут где-то?
- Да так... - он помялся, умоляя трамвай придти как можно быстрее. - Можно и так сказать...
- О, опять сирены! - воскликнула Ира, услышав звуки милицейских машин. - Что-то неспокойно как-то стало в нашем Новосибе...
Он молчал.
- А у вас настроение плохое, да?
- Да нет, все хорошо.
Она знала, что он врет. А он и не притворялся. Подкатил трамвай. Он обернулся.
- Мне пора, извини, что не удалось поговорить, спешу...
Она кивнула:
- Конечно. Счастливо, Игорь. Увидимся еще...
В глазах ее блестели слезы, и он, конечно же, видел их. Но, только молча кивнул и прыгнул в трамвай.
Она достала наушники.
- Пять ноль-ноль!!! - ворвался в уши голос ди-джея. - Время для новостей. И Евгении Романовой. Женя, здравствуй!
- Здравствуйте, дорогие радиослушатели. И снова главная новость дня - убийство. На этот раз жертвой неизвестного киллера стал директор Гусинобродского рынка, известный также и в криминальных кругах нашего города. Возможно, в городе началась дележка, говорят следователи, подробнее...
Ира выключила радио, поежившись. Ей стало страшно.
Он пришел домой и запер дверь на три замка. Поставил чехол с гитарой на пол. Снял куртку и умылся холодной водой. Заварил кофе. Зашторил окна во всей квартире. Положил чехол на кровать и расстегнул молнию. Открыл его. Вместо гитары внутри лежала разобранная снайперская винтовка. И два пистолета с глушителями. Нож, с зазубренным лезвием, опасно блестел.
Зазвонил телефон. Он подошел к нему и снял трубку.
- В почтовом ящике...
В желтом бумажном пакете были указания. Он бегло пробежал по ним глазами. Пересчитал пачки денег. Он знал, что скоро нужно будет спуститься с крыши. Время пришло.
Неуловимый - так его окрестили в новостях.
А часы все тикали и тикали. И он старался ни о чем не думать. Чтобы не сорваться. Но никак не мог отогнать от себя образ оптического прицела. Черное перекрестие стояло перед глазами, будто пыталось что-то сказать ему. Он бросился к кожаному ремню и, сунул его в рот, крепко сжав. Застонали зубы, продавливая дубленую кожу, заскрипели челюсти, но он не кричал. И это было главным.
Квартира все так же молчала. Она была убогой. Как и он сам.
Он стоял за углом девятиэтажного дома и курил. В день работы он позволял себе только одну сигарету. Нужно быть осторожным во всем, и стараться не оставлять следов. Докурив, он бросил окурок на мерзлую землю и растоптал его подошвой, наблюдая как из-под кроссовка брызнули искры. Немного подождав, он двинулся к назначенному месту. На улице стояла середина октября, было холодно. Он сунул руки в карманы, и ускорил шаг. Волосы его тут же растрепал ветер. Сегодня с утра шел первый, робкий снег. Но земля нашла в себе теплоту, чтобы растопить его тонкий покров.
Он шел вглубь улицы, к дому номер 13. Мимо него шли бесконечной чередой замерзшие прохожие. Все они сливались с серостью, все они были сейчас просто призраками. На людей ему давно было плевать.
Он зашел во двор. У противоположного здания стояло три машины черного цвета. Он не разбирался в марках, его это никогда не интересовало. Возле машин скучали крепкие парни в серых пальто. Их было пятеро. Один из них курил, другие гоняли по дорожке помятую пивную банку.
Он шел через двор, сунув руки в карманы. Каждая секунда, каждый шаг приближали его к ним. Сердце застучало чуть быстрее, а ладони сжали ручки пистолетов, скрытые в карманах. Черный шершавый металл горел огнем, просился наружу, кричал. И крик его слышали все мертвецы, все чудовища и оборотни из страшных кошмаров. Его слышали даже ангелы. Но не люди.
Все замерло. Из подъезда вышел полный мужчина, с обильной лысиной на голове, и что-то крикнул охране. Они обернулись к приближающемуся человеку, но слишком поздно, слишком медленно и неуклюже.
Морозный воздух октября рванулся в легкие. Руки, молниями метнулись вперед, сжимая в кулаках смертельную сталь, указательные пальцы надавили на курки, запели пули, зазвенели гильзы... захохотала смерть.
Молодые охранники умирали. Один за другим, захлебываясь собственной кровью. Одному парню пуля выбила зубы, и пробила шею, вырвав из нее красный кусок мяса. Другому раздробило кадык, третьему - пуля разворотила сердце. Они падали на заледеневшую дорожку, заливая ее темнотой.
Толстяк упал на колени, что-то бормоча, прося прощения и предлагая любые деньги. Но металл поет, а гильзы со звоном сыплются на землю. Нет в этих черных дулах пощады, как нет ее и в пальцах, спускающих курки, как нет нигде вокруг, а лишь где-то далеко. Там, где дом.
На груди толстяка расцветают красные розы, и он валится на асфальт, грузно, точно поверженный ледокол. А потом, последняя пуля расшибает ему затылок, раскидывая вокруг трупов серость мозгов.
Он засовывает пистолеты обратно в карманы и уходит через арку. И начинает понимать, что в боку что-то безумно колет, а по коже ползут неприятные липкие струи.
Он вывернул в проулок и осмотрел рану. Зацепило его крепко, но пуля прошла навылет. Бурая кровь заливала штанину спортивных трико, капала на тротуар. Ему нельзя было оставлять следов. Поэтому он направился на трамвайную остановку. Он надеялся, что Ира ждала его там. Надеялся на ее помощь.
Он не ошибся. Она сидела на лавке в остановке и курила. Все в том же длинном пуховике, с натянутыми на руки перчатками. Он подошел к ней сзади, стараясь не шуметь. Рану он зажимал рукой, но кровь струилась сквозь пальцы, не останавливаясь. Она залила ему всю штанину и ладонь, скрывать что-то было бесполезно.
- Игорь... - она улыбнулась, но потом увидела его окровавленную руку и отшатнулась. - Что это?
Ветер качал голые деревца, разрезая острыми ветками синеву небес, гнал по улице жухлую листву, пел в сточных трубах. Осень. Смерть. Страх. Все это едино. Все это давно стало одним и тем же. И все мечты рушатся в один миг. Все желания...
- Помоги мне.
Вдалеке завыли сирены.
- Идем, я знаю место, где можно укрыться.
Он посмотрел на нее холодно, без благодарности. Но она не отвела взгляда. В его серых глазах светилась правда. Он дал ее миру, и любой мог прочитать и понять ее. Но поблизости была только Ира. И она читала эту горькую правду, заливая ею свою душу. Перед ней стоял неуловимый киллер. Ее ночной кошмар. Ее беда. И любовь.
Она отвела его на стройку, работы на которой временно заморозили. Они шли закоулками и дворами, шли, скрываемые тенью безразличия редких прохожих, шли к спасению. Но уйти от жестокости мира и от памяти, они так и не сумели.
Он знал - она догадалась. Догадалась кто... нет... нет... ЧТО он такое. Перед ними не было больше той призрачной хрустальной стены, не было недопонимания, и все встало на места.
- Я принесу бинты и все... что нужно. Аптека здесь неподалеку.
Она уже собиралась уходить, когда он схватил ее за рукав. Грубо, замарывая кровью.
- Зачем тебе это? Или ты не в аптеку собралась?
Она вырвалась из его цепкого капкана и зло окинула взглядом. Теперь и ее зеленые глаза не выражали ничего, кроме злобы.
- Ты не бог. Я видела бога, он на тебя совсем не похож. Так почему ты забираешь у людей жизни?! Разве ты их им подарил?
Ему нечего было ответить. Он видел ее запястья, тогда, на остановке. Видел те страшные шрамы.
- Я скоро.
Она вернулась минут через пятнадцать, принеся с собой в прозрачном пакетике все необходимое. Помогла ему перебинтовать рану. И пока она касалась его губ своими волосами, он чувствовал, как она ему нужна. Всего на одно мгновение, на некий миг, который тут же исчезнет, канет в вечность, будто призрачный дым. Он чувствовал прикосновение ее красивых пальцев, и думал, о том, как он одинок. И в этот единственный момент ему вдруг захотелось остановиться. Уйти вместе с ней. Он было, уже раскрыл рот, чтобы сказать ей об этом, но она убрала руки и все пропало. Вернулась серость. И боль мечтаний о доме.
Он взял ее за руку и провел подушечками пальцев по шраму на запястье. Она задрожала, а из зеленых глаз покатились горячие слезы. Но он не смел обнять ее. Тот единственный миг, улетучился навсегда.
- Прости, мне нужно идти, - всхлипнув, сказала она. Он только кивнул, не находя слов. Да, ей нужно было уйти. И ему.
- Спасибо, Ира.
Она не ответила, и когда он ехал домой все на том же трамвае, вдруг понял, почему она приходила на остановку снова и снова, в надежде увидеться. Ведь теперь и ему самому хотелось того же. Их тянула друг к другу недосказанность.
Он пришел домой и лег на кровать. В боку пульсировало. Нужно дождаться звонка. Нужно ждать. Он достал рыболовную леску и кривую швейную иглу. И когда он зашивал рану, в пустоте квартиры не раздалось ни единого крика. Между челюстей у него снова был зажат ремень.
Он думал об Ире. О ее глазах. Таких же зеленых, как и тогда, в прошлой жизни, таких же всепоглощающих и красивых. Но на этот раз - уже недоступных.
Кто он? Что он? Он всматривался в пыльное зеркало, и не мог понять. Его глаза... они постепенно меняли цвет, а лицо начинало превращаться в кошачью морду. Он отпрянул от зеркала, выплюнув ремень. Да. Он - Счастливчик.
"Скоро домой. Скоро"
Он лег спать и видел только темную бездну.
В конце ноября холода обрушились на землю с полной силой. Шел снег. Крупный и какой-то уродливо безликий. Люди кутались в бесформенные одежды, двигаясь по скользким тротуарам, словно немые манекены. Будто оборванные вороньем чучела.
Зазвонил телефон и он снял трубку.
- В почтовом ящике. Заказ. Винтовка.
Он глянул на залатанную рану и вышел в подъезд. Осталось совсем немного. До дома. Нужно потерпеть. Нужно быть собранным. И идти вперед.
Ноябрь кончился.
Человек с гитарой за плечами, юркнул в подъезд высотки, словно тень. Его заметил лишь гуляющий по окрестностям ветер.
Он шел по улице не спеша, за спиной у него болтался чехол для гитары. Видимо гитара была внутри, так как чехол держал ее форму. Снова было пасмурно. Улица была пустынна. Наступала настоящая зима.
Тишину разорвали звуки сирен. Он не обратил на это никакого внимания. Все его мысли были о доме. И о трамваях.
На нем была все та же кожаная куртка. Почищенная и зашитая на правом боку. Он не любил обновок. И не любил выделяться. Ему просто нельзя было этого делать. А на лице снова блуждала задумчивость.
На остановке было необычайно людно. Но вот только той, которую он ожидал увидеть, здесь не было. Он постоял, нервно поглядывая на часы. Но Ирина все не шла. Он не винил ее. Тем более что у нее были такие же зеленые глаза. И он никогда бы не решился на большее, чем просто увидеть ее.
Он пришел домой. Разделся. Умылся холодной водой и подумал о душе. Но ему должны были позвонить. Он ждал.
Телефон зазвонил тут же. Он снял трубку и прислонил к уху.
- В почтовом ящике...
И все вроде бы шло к концу. Он снова пересчитал деньги, и удостоверился, что осталось совсем немного. А на горизонте черной точкой замаячил долгожданный дом. Но некое шестое чувство заставило его включить телевизор. Впервые за все время. На мелькающем черно-белом экране, сквозь помехи, он различил знакомое лицо. Темные волосы, и глубокие глаза. Это была Ира. Она рыдала взахлеб, о чем-то неразборчиво говоря. Он сделал звук громче. Она говорила о своем отце. Его убил Неуловимый. Убил он.
Он судорожно искал пистолеты. И, позабыв о спасительном ремне, орал что было мочи. Перед глазами стояло перекрестие винтовки. И в ней, лицо Ириного папы.
"Ты не бог! Ты на него совсем не похож. Я видела бога!"
Он зарядил пистолеты. Нужно было торопиться. Если они знали номер его маршрута, если им рассказала Ира, то они будут здесь с минуты на минуту. У них даже есть его фоторобот. У них есть все.
Он кинул деньги в большую спортивную сумку, туда же кинул части разобранной винтовки и несколько полных обойм.
Но, все было тщетно. За окном раздались звуки милицейских сирен. Он выглянул из-за шторы - внизу стояло несколько грузовых машин. На одной из них он разглядел буквы СОБР. Что это означает, он знал хорошо.
- Дьявол!
Перед глазами вертелось заплаканное лицо Ирины. Простой девушки, которой он отдал котенка. Он так хотел ее увидеть... там на их остановке. Но увидел здесь. За сеткой телевизионных помех.
- Я не знал! Я не бог. Я просто ищу свой дом.
Он снова заорал, да так, что не помог бы и кожаный ремень. А потом схватил сумку, и перекинул ее через плечо. В каждой руке у него было по пистолету.
Когда он выбегал из квартиры, бойцы уже были почти на его лестничной площадке. В руках у них были автоматы "Калашникова", а тело под защитой брони. На лицах их были черные маски с рваными дырами для глаз и рта. Он начал стрелять по ним, целясь в головы. По подъезду разлетелась кровавая каша, обдавая ступени. Бойцы открыли ответный огонь, разнося в пух и прах, свежевыкрашенные стены. Но он уже бежал вверх по лестнице, пригибаясь, пытаясь защитить глаза от осколков бетона и известковой пыли.
Наверх. На крышу.
Он миновал чердак, вылез на заснеженную крышу и побежал по ней к другому люку. Но, конечно же, было смешно полагаться, что отряд СОБРа, не разделился, охраняя все возможные пути отступления.
"Дом, - подумалось ему. - Нужно добраться до дома"
- Я не бог. Но что я?
Он спустился в подъезд, попадая под перекрестный огонь автоматов. Многолетняя выучка в лагерях для убийц, дала о себе знать, и он молниеносно рванулся к хлипкой двери, выбив ее ударом ноги. Несколько пуль царапнули его по коже, а одна даже разорвала мочку уха, оросив кровью вспотевшую шею. Он открыл ответный огонь, пятясь в комнату. Но в квартире оказалось пусто - а ведь он так рассчитывал на заложников.
Он поднял пистолет и выстрелил в дверь кладовки, проделав для себя что-то вроде глазка, а потом закрылся там, собирая винтовку почти на ощупь. Он проделывал это сотни раз. И никогда это не занимало у него больше тридцати секунд.
Он видел, как трое СОБРовцев вошли в квартиру, подавая друг другу примитивные знаки о нападении. Он опередил их. Дверь ниши распахнулась, и он открыл по ним прицельный огонь из винтовки и пистолета. Он убил всех. Всех до одного.
В квартиру влетела газовая граната, стукнувшись о стену и закатившись под стол. За ней гранаты посыпались одна за другой. Он слышал, как ему предлагали сдаваться. Видел, что тени бойцов уже входят в квартиру. А потом газ резанул по глазам, выбивая из них слезы. Он пробрался к окну и вылез на обледенелый карниз. Винтовку пришлось бросить. Он медленно зашагал по узкому бетонному выступу, но тут же поскользнулся и лишь молниеносная реакция спасла его от полета с седьмого этажа. Он уцепился одной рукой за карниз, выбив из сустава плечо. Но сумку все так же держал в руке.
"Дом. Нужно добраться до дома"
Он увидел, что из окна на него смотрит дуло автомата, а за ним, человеческие глаза в дырах черной маски.
- Сдавайся, урод.
- Скажи ей, я не знал! Отдашь ей сумку, там деньги?
- Сдавайся! Никому я ничего от тебя сволочь, передавать не буду!
- Скажи Ире, ублюдок! - захрипел он.
- Нет!
- Пошел ты!
Он отпустил выступ и полетел вниз. Но его молниеносной реакции хватило, чтобы выхватить из-за пояса пистолет и выстрелить в человека в окне. Но... не попасть.
Он рухнул на заснеженный газон.
Перед ним стояли глаза. Зеленые и полные тревоги. Переполненные горечью и жаждой смерти. Перед ним стоял дом. И он улыбнулся, оголяя окровавленные зубы. Неужели он дошел?
Но вдруг, все померкло.
Ира сидела на диване, вытирая слезы. Любовь и ненависть к себе самой боролись в ней тяжелыми монстрами. И никогда, нигде и ни за что, ни одному из них не суждено было победить. Она не могла понять, что же все-таки такое - Бог?
А Счастливчик у ее ног мяукал, требуя ласки и внимания. И лишь его зеленые глаза оставались такими же холодными.
"Я сказал ему, что бы он учился бороться, только так можно выжить. Но вижу, ему повезло, и вместо борьбы, он получит только любовь"...