Диана Буркова стояла в ванной, склонившись над умывальником. Ее снова рвало. Железные руки боли хватали кишки, выкручивая их из плоти, выжимая, точно поломойные тряпки. Слезы, крупными каплями бежали из глаз, смешиваясь с соленым потом, облизывающим лицо.
"Боже..."
Горло взорвалось жаром, и новая волна желчи выплеснулась на края раковины, уродуя ее несуществующую девственность.
Диана пыталась уснуть, когда почувствовала, как в желудок проникает холодная боль, пробуждающая рвоту. А ведь еще утром ей казалось, что мерзкая болезнь отступила к краю обрыва, с которого, несомненно, должна была упасть...но стоило лишь стрелкам часов перегнуться за полдень, как все началось заново. И теперь все мечты о выздоровлении, казались не больше, чем лживыми выпадами неумелого мушкетера, обреченного на смерть.
Диана стояла в ванной, в редкие мгновенья затишья, наблюдая за ползущими по стенам, тенями. Думая лишь о том, как бы не захлебнуться собственным желудочным соком.
- Кажется...все... - она вздохнула, утираясь. Приступ тошноты попытался согнуть ее пополам, но отступил, понимая, что забрал все, что только можно. Злобный, он залег на дно, обещая вернуться.
Диана прошлепала в зал, и упала в кресло прежде, чем подкосились уставшие ноги. За окнами кружил снегопад. Она попыталась сосчитать снежинки, но бросила больную затею, и шлепнула ладошкой по пульту от телевизора. Ей вспомнилось обрюзгшее лицо телеведущего, нависающее над полом, но при свете дня, оно не показалось страшнее ночного кошмара, тонущего в пучинах дырявой памяти. Однако она все же вздохнула спокойно, когда место ведущего заняла женщина.
- Поглядим, чего вы там разнюхали... - проскрипела Диана, и рассмеялась, услышав свой голос. Он напомнил ей о Бабе Яге из советских сказок.
- В эфире новости пятого канала, здравствуйте. С вами в ближайшие пятнадцать минут - Дарья Федорова. Начнем с ужасного и закончим прекрасным. Убийство в областном госпитале ветеранов, грядущие перемены в областном совете, уборка улиц и невероятная победа новосибирских футболистов над московским "Спартаком" в полуфинале кубка России...
Буркова сделала звук погромче.
- Зверское убийство, случившееся в госпитале ветеранов этой ночью, потрясло Город своей дерзостью. С места событий - Руслан Анукеев.
Экран заполнила картинка, которую Диана наблюдала сегодня утром, возле входа в госпиталь. Множество машин, жались друг к другу, будто испуганные птенцы, выпавшие из гнезда. Камера наплывала на них, отчего они, словно бы пятились назад, не желая попадаться на глаза телезрителям. Экран дернулся и в объектив попал молодой человек, с микрофоном в руке. На нем была красная бейсболка и болоньевая куртка, так резко гармонирующая с белизной первого снега, что резало взор. Он прижимал к уху микрофон и что-то слушал, а потом по-дурацки улыбнулся и кивнул.
- Мы в эфире. Здравствуйте. Это произошло сегодня ночью, примерно в начале пятого. Похоже, кто-то сводил счеты в этом тихом и спокойном месте. Милиция от комментариев отказывается, а врачи просто шокированы случившимся. В столовой, как нам удалось узнать, до сих пор, а сейчас... - журналист посмотрел на часы. - Десять ровно, так вот, до сих пор находится тело охранника больницы. Э-э, что-то узнать о том, как звали убитого, нам не удалось, однако мы знаем, что охрану госпиталя осуществляло частное охранное предприятие - Гринвич. Кому понадобилось убивать охранника на его рабочем месте, пока остается загадкой, но убийство поражает своей изощренностью и жесткостью. Мне удалось поговорить с медсестрой и она, отказавшись встать перед камерой... э-э, даже не назвала своего имени.... Так вот, она сказала, что мужчина с виду был очень крепкий, и видимо бился до последнего, так как в столовой, все стояло вверх дном. Как, дежуривший в эту ночь персонал госпиталя, ничего не услышал, остается загадкой. Похоже, убийца заранее распланировал свои действия, и изначально шел убивать определенного человека. Что стало причиной смерти, мне разузнать не удалось, но несколько пациентов больницы, утверждают, что труп мужчины был зверски изуродован. Известно также, что убийца мог проникнуть в помещение сквозь окно столовой... она находится на первом этаже, в левом крыле здания...эээ... Это все на данный момент. Будем вводить вас в курс дела по мере его... э-э, продвижения.
"Господи Боже...а ведь я была права... - Диана приглушила звук телевизора. - Там и, правда, кого-то убили"
Ей вдруг сильно захотелось позвонить Вячеславу, но она подавила в себе этот рефлекс, не желая больше бояться. Не желая сходить с ума.
- Я так далеко сейчас...
На кухне что-то хлопнуло, и она подскочила, стараясь удержать в груди испуганное сердце.
- К-кто здесь? - Диана вжалась в спинку кресла, не спуская глаз с потемневшего вдруг, коридора.
- Тебе не испугать меня, слышишь?! Не испугать!
Она увидела, будто со стороны, как поднимается на ноги. Как идет на кухню, игнорируя истерические крики сознания. Почувствовала, как сжимаются кулаки, и ногти впиваются в ладошки, оставляя красные вмятины. Услышала собственное прерывистое дыхание...
На кухне никого не было. Только распахнутая форточка, ударившаяся от порыва ветра о раму.
- Блин...- она опустилась на табуретку, и закрыла лицо руками. - Что со мной?..
Круживший на улице снегопад, ворвался в квартиру вместе с подельником - мокрым ветром. На пару они разметали по полу фольгу для готовки, заплевали посуду и обгадили подоконник. А небо, в полном молчании, наблюдало за этими бесчинствами, уродливым взглядом, не знающим пощады. Как будто и было заказчиком этой хулиганской расправы.
Диана устало поднялась к окну и закрыла форточку. Все смолкло. И ей от этого, почему-то, захотелось дико закричать, завыть, лишь бы не оставаться в тишине одной...
"Так сходят с ума, персик. Одиночество, пустая съемная квартира и мысли, полные желания..."
Она горько вздохнула.
- Это не правда. Я не одна.
Но этим словам, не поверила даже она сама.
С отрешенным видом, Диана проковыляла в спальню, и залезла под одеяло, долго не решаясь показать своих слез небу, пялившемуся на нее, через пыльное окно. Так и уснула, отвернувшись к стене. Но сон не принес облегчения - ей снились иглы, пронзающие тело, и бордовая кровь, ползущая по розовой коже. И она была уже готова закричать, выдавить себе глаза, лишь бы не смотреть на страшную экзекуцию, но ее освободили. Теплая, ласковая рука провела по щеке, подобно божественному спасению. Буркова открыла глаза, и увидела Вячеслава. Он сидел на краю кровати и задумчиво улыбался. А вокруг него, сиял странный, добрый свет, которому не было сравнения на всей земле.
- Ты ангел... - прошептала Диана.
- Я просто люблю тебя.
Свет пропал. Его больше не было.
- И я тебя.
- Как ты?
Она пожала плечами. Сейчас ей было все равно.
- Не оставляй меня, Слава. Я принадлежу только тебе.
- Я не оставлю, глупенькая, - он поцеловал ее в лоб. - Никогда не оставлю.
- Сколько времени? - Диана приподнялась на локтях, заглядывая в потемневшее окно.
- Уже вечер. Слышала, что произошло в больнице?
- Угу...не хочу об этом.
Он кивнул.
- Останешься? - она не спрашивала - умоляла.
- Не могу, зай! Маме плохо...
- Но мне тоже плохо!
- Ты можешь встать, хотя бы...А она нет...
- Так отправь ее в больницу, Слава! - Диана почувствовала, как возвращаются слезы. Но подавила их, заменив злой обидой.
- Не могу я...Милая, послушай... - он попытался взять ее руку, но она не позволила.
- Отстань! Тебе уже пора!?
- Еще нет, вообще-то...
- Иди-иди, мама, небось, обосралась там без сыночка!..
Он схватил ее за запястье, сжав:
- Не говори так о ней! Слышишь?! Не смей!
Предательские слезы все же нашли лазейку, и закапали из глаз. Диана попыталась вырвать руку, но Вячеслав держал ее очень крепко, оставляя на коже синяки.
- Отпусти, мне больно!
Он выпустил ее, и она тут же залезла под одеяло с головой, рыдая.
- Ты должна понять...Должна понять! Но ты не хочешь даже учиться этому! Мир не крутится вокруг тебя, Диана!
Он поднялся. Постоял еще немного и ушел, хлопнув дверью. А Буркова еще долго лежала под одеялом, глотая горечь слез. И только когда совсем стало нечем дышать, она вылезла из-под него, сбросив на пол. В спальне, за это время, поселилась темнота. Диана вообразила себя кошкой, видящей во тьме, но эта иллюзия была такой лживой, что она откинула ее почти сразу, после того, как не смогла разглядеть собственных рук.
"Темнота не может быть такой!"
"Перестань. Или ты снова сходишь с ума?"
"ДА, ДА, ДА..."
Она села, хмыкнув. Утерла слезы. И воинственно выставила подбородок.
- Я не сумасшедшая!
Ветер ударил в стекла, отвечая на ее слова. Не имеющий языка, уродливый раб безжалостного неба, он мычал и кривлялся, стараясь рассказать ей всю правду.
" Ты вернешься" - мычал он. "Ты вернешься"
Но куда? Куда она должна была вернуться?
"Вернешься"
И вдруг, все прекратилось. Все замерло и стихло. Буркова встала с кровати и подошла к окну. Снегопад кончился. Белый снег устилал округу, поблескивая в свете уличных фонарей, словно королевское покрывало, украшенное сотней бриллиантов.
- Я помню это, - прошептала она, не зная, о чем говорит. Перед ее мысленным взором, какой-то мальчуган бежал по заснеженной улице, таща за собой разноцветные санки. Его раскрасневшееся лицо, с подтеками соплей, светилось счастьем.
- Я помню это...
И вдруг...Город ожил. Диана вздрогнула, и заметила группу людей, бегущих по двору с громкими криками и свистом.
Ветер снова ударил в стекла.
" Возвращайся. Сейчас!"
- Я не могу...
Эти люди...там внизу...они гнались за кем-то, за каким-то калекой, ковылявшим на нетвердых ногах. Его тощая фигурка, падала на колени, и снова вставала, пытаясь убежать от участи, уготовленной ему битами и мотоциклетными цепями.
Диана слышала его стоны. Его кашель, вырывающий из легких кровяные капли.
"Беги!" - со злостью подумала она.
Но он упал. Почти у самого Дианиного подъезда. Она услышала, как засвистели цепи, утопающие в гнилой плоти. Как истошно закричал бродяга, раздирая горло.
"Помогите же ему, хоть кто-то..."
Но так ли правдивы были ее слова? Ведь этот голос, умоляющий о пощаде, эту фигуру, в заскорузлом пальто, она уже видела раньше, на улицах пропитанного нищетой Города. Там, внизу, накачавшиеся наркотой подростки, убивали ее память, от которой, давным-давно, стремилась избавиться она сама.
"Так будет лучше! Ему так будет лучше"
- Антон...
"Во мне не осталось больше любви"
Диана побежала к нему. Накинула куртку, натянула ботинки. И с голыми коленями ринулась вниз по лестницам, чувствуя в сердце одну лишь ярость.
Она распахнула железную дверь подъезда и выскочила под темное небо, готовая ко всему, но куча подростков уже бежала прочь, напуганная громким басом из окна десятого этажа. Голос вещал, что милиция уже близко и каждому из ублюдков уготованы резиновые дубинки. Диана замерла, не зная, что предпринять. Истекающий кровью человек лежал у крыльца, без малейших движений.
"Может это не он?! Господи, прошу, пусть это будет не он!"
- Антон?
Человек не ответил. Пальцы его, измазанные кровью, шевельнулись, словно иллюзия и замерли.
- Антон, это ты? Я ведь не хочу ошибиться, правда?
Он молчал. Она не видела его лица, уткнувшегося в снег, но видела красные коросты на шее. Ее передернуло.
- Боже, зачем все это?! - она развернулась и поспешила к подъезду.
- Диана... - хриплый, прокуренный голос вошел ей в спину, будто ржавый нож.
Она остановилась у самой подъездной двери, борясь с искушением. Ей не терпелось спрятаться, запереться на все замки и попытаться забыть все случившееся, как дурной сон, но... она развернулась на голос. Бродяга перевернулся на бок, сипло дыша. Темная кровь, стекающая с пальцев, прожигала снег, бурыми пятнами застывая на асфальте. Это был он. Ее брат. Антончик.
- Ты... как ангел, - прошептал он и улыбнулся черными губами. Лицо его было похоже на кладбище, освещенное луной, а глаза - на вырытые могилы.
И глядя на него, Буркова не могла понять, отчего у нее вдруг, так сжалось сердце. Неужели, за годы, проведенные в светлом и сытом мире, она так и не разучилась любить грязь, выползающую из трущоб? Зачем ей все эти трупы, всплывающие в памяти разложившимися утопленниками? Она так и не смогла понять, отчего на глазах вдруг, выступили слезы любви.
Антончик попытался подняться, но лишь застонал. Диана поморщилась от его потуг, как будто вся боль из гнойных ран, перетекла к ней, в сердце.
- Подняться сможешь? - она присела рядом, на корточки.
- Я все могу, - он обдал ее вонючим дыханием.
- Так вставай, я накормлю тебя чем-нибудь!
- Не... надо. Я сейчас пойду, сестренка. Просто хотел тебя повидать.
Она замолчала, чувствуя, как слезы давят на грудь. Но все же, переборола эту слабость:
- И сунулся за этим? Сюда? Ты же знаешь, какие тут нравы! Пошли домой. Холодно...
- Нравы везде такие. Как будто на окраине было лучше...
"В трущобах, - мысленно поправила Диана, - не важно, кто как называет это место. Оно до сих пор существует"
"Вернешься" - вспомнилось ей мычание ветра. Вот значит, куда...
Она подала ему здоровую руку, и он уже было протянул свою, но тут же отдернул.
- Что опять?
- Я сам. Руки у меня...грязные.
- Вставай, - она открыла дверь подъезда. Антон, скрипя остатками зубов, поднялся и, шатаясь, протиснулся в дверной проем.
Они вошли в квартиру, молча. Даже не пытаясь заговорить.
" Зачем я его впустила? Идиотка..."
Но давать обратный ход было уже слишком поздно.
Антон осмотрелся и кивнул. Сам себе. Снял кирзовые сапоги, размотал грязные портянки и кинул их на пол, к самой двери.
- Я раздеваться не буду.
Она кивнула.
- Я сейчас, шорты только надену, - она юркнула в спальню, а когда вышла, то ее брат, стоял все там же, переминаясь с ноги на ногу.
- И что? Тебе приглашение особое нужно?
Он робко улыбнулся:
- У тебя хорошо. Тепло.
- Это не моя квартира. Не будем об этом, пошли, я покормлю тебя. Расскажешь, как жизнь.
Она провела его на кухню, морщась от тошнотворного запаха, что он принес с собой. Антон сел на табуретку, спрятав руки под столом. На пол с них стекала кровь.
- Руки вымой.
Он послушно встал и включил горячую воду. Опустил кровавые ладони под мощную струю и заулыбался. По-детски, неподдельно. Взял мыло, вдыхая аромат яблок, и Диана увидела в нем, на доли секунд, того мальчугана, с которым они резвились, на лесной опушке, рядом со знаменитым обрывом Смерти.
"Я ничего не смогу изменить. Тащить его с самого дна, у меня не хватит сил"
Но...она никогда и не пробовала. Никогда не хотела.
Антон снова сел за стол, опустив в молчании глаза.
"Он стыдится самого себя. Того, кем стал...И того, кем стала я"
Буркова налила в кастрюлю воды и поставила на плиту. Кинула соли.
- У тебя с рукой что-то? - не поднимая головы, поинтересовался Антон.
- Ерунда, ничего такого!
- А мне, похоже, пару пальцев сломали, гады, - кровь снова текла по руке, и он растирал ее ладонью. Пальцы посинели и распухли.
- Господи, Антон...Сейчас, - Диана вышла из кухни за бинтом. Приволокла всю аптечку и неумело перевязала изуродованную кисть. Кровь пропитала повязку, но, кажется, остановилась.
- Спасибо, - он шмыгнул носом. - Какая ты стала красивая, сестренка. И богатая.
- Да прекрати ты! Я не богатая...вообще безработная теперь! К черту тебя, - она присела рядом на табуретку. - Ты как? Может скорую вызвать?
- Да смысла нет, они все равно не будут заниматься таким, как я...
- Ты не колешься больше?
- Колюсь, конечно... - он снова опустил глаза.
Она вздохнула:
- Ясно. Пельмени любишь?
- Давно их не ел. На свалке только крысы и собаки. Ты уж извини, что я тебе мешаю...
- Ай, все равно! Где ты хоть живешь-то? - Диана встала и открыла форточку, пытаясь прогнать отвратительную вонь, разъедающую ноздри.
- Да, то там, то здесь... нигде, в общем. На свалке, в основном, там, за чертой. В смысле, за городом. Это... а ты не замужем, нет? - он испуганно осмотрелся.
- Никого не жду, успокойся ты! - Диана улыбнулась, но потом погрустнела. - Я думала, тебя и нет уже...
- Пропасть легко. Особенно ночами, там, на этой свалке. Когда приходят люди...
- Вода кипит! - оборвала его Диана. Не хотелось ей слушать о его приключениях. Она все видела своими глазами - подростки-дебилы с цепями и битами. Навряд ли, он мог поведать ей что-то новое.
Он замолчал. А потом вдруг посмотрел на нее и спросил:
- Помнишь отца?
- Конечно, - Буркова вывалила в кастрюлю упаковку пельменей и принялась их помешивать.
- И я тоже. Хороший он был. Сейчас бы все было по-другому, будь он живой! Мать - сука!
- Не ругайся.
- Сука, - упрямо повторил Антон. - Все это из-за нее! Все...это!
Диана молча помешивала пельмени. Не хотелось ей затрагивать такие темы. Вообще не хотелось разговаривать с этим человеком. Он дурно пах, был прокажен, и смертельно болен.
"Ну, зачем я впустила его?!"
- Иногда я вижу его, - продолжил Антон. - Отца. Там, на свалке. Теми ночами, когда приходят эти люди. Он сидит в своем кресле и молчит. Но знаешь, только это уже не он. Потому что от страха я забиваюсь в свою нору и стараюсь не дышать. Его рот...
- Прекрати! - закричала Буркова. - Ты что, совсем скололся нахер?! Ты чокнулся, да, придурок?!
- Извини. Прости меня, Диана. Я не хотел. Не хотел, извини, прости...
Она молчала, чувствуя, как колотится сердце, вырываясь из груди. Как холодная кровь бежит по венам, к затылку, поднимая волосы дыбом. Она вспомнила свой сон. Свалку, полную луж дерьма. И тот запах, забивающий ноздри, вызывающий рвоту. Вонь... которую принес с собой ее брат! Все приблизилось, стало вновь реальным, и от этого ужаса, у Дианы подкосились ноги. Он оперлась о подоконник, стараясь не дышать. Но вонь не уходила. Она впиталась в стены, обещая остаться в квартире навсегда.
- Ты поешь и уйдешь. И не зачем тебе было тащиться сюда! Я не знаю... не приходи больше, Антон. Не надо, пожалуйста, - она посмотрела на него, зная, что он привык к подобным словам. И оказалась права. Снова.
- Прости, да, ты права. Я зря приперся. Но я не вернусь на свалку. Ни за что! Я боюсь, сестренка, боюсь!..
- ДА ЧЕГО ТЫ БОИШЬСЯ, ИДИОТ ХРЕНОВ? СВОИХ ГЛЮКОВ?! ТЫ ВЕДЬ НИЧЕГО ЭТОГО НЕ ВИДЕЛ, ТЫ СКОЛОЛСЯ В ГОВНО, ЧЕРТОВ ВЫРОДОК, РАЗВЕ ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ?! - она уже не кричала - хрипела на него, сжимая в кулачке железную ложку.
Антон в испуге поднялся, стараясь спрятаться в коридоре, но она кинула в него ложкой, останавливая.
- Сядь на место! Ты будешь жрать эти сраные пельмени, слышишь? Ты будешь, раз уж так случилось!..
Он покорно сел обратно, боясь противиться. Видимо приказы, там, на улице, были для него обычным делом. Таким же, как смех и плевки в лицо, удары цепями и сломанные пальцы.
На несколько минут воцарилась тишина, прерываемая лишь бульканьем воды в кастрюле. Диана отвернувшись, смотрела в окно, а Антон - в пол.
- Ладно... извини, - они сказали это в унисон и рассмеялись. Но... она до сих пор хотела, чтобы он ушел.
- Пельмени... - Диана слила воду и вывалила гору пельменей в глубокую тарелку, с красным ободком. Подвинула брату. Дала вилку и налила майонеза. Самой ей есть не хотелось, в желудке снова ворочалась дикая боль.
Она устало опустилась на стул:
- Ты извини меня, не хочу я слушать про отца! Это так больно.
- Да, я понимаю, - он принялся за еду. И ел быстро, жадно, чавкая и брызгая слюной.
Диана вспомнила, как в детстве, когда они уже перешагнули грань нищеты, она била его ложкой по лбу, за такие проделки, и обзывала "Чавкалкой"! Тогда, она любила его больше всех на свете.
"Это было так давно"
- Мне тебя следовало бы ложкой ударить, по лбу... но ты и так побитый весь...
Он улыбнулся:
- Так и остался чавкалкой, да?
- Так и остался, Антон. Чавкалка ты... и все тут.
Он снова склонился над тарелкой. И, как бы ни старался есть в тишине, у него это не получалось.
"Господи, сколько лет прошло? Сколько, никто и не помнит!" - Диана задумчиво вздохнула.
Потом все же набралась храбрости и спросила:
- Что за люди, Антон? Там, на свалке... по ночам? Ты их знаешь?
Он прожевал и мотнул головой:
- Не, не знаю.
- Почему уверен так? Как они выглядят?
- В белых одеждах. С капюшонами.
"НЕТ!"
Диану пронзил невыносимый холод, словно острая игла вошла в промежность, разрывая внутренности. Живот скрутился в спираль, запульсировали глаза, и рвота, чем бы она ни была, снова подступила к горлу.
- Господи, этого не может быть... - прошипела она, хватаясь за живот. - Как ты сказал?.. В белых... балахонах? - голос ее дрожал, казался чужим, вязким, не желающим расспрашивать больше о страшных людях из сна. Она поднялась из-за стола, приблизившись к раковине.
Антон посмотрел на нее в недоумении, и отложил вилку в сторону.
- Все хорошо?
- Го..вори... - процедила Буркова, держась за живот. - Что за...люди?..
- Балахоны, ага. Некоторые из бомжей их так называют. Но остальные зовут их по-другому.
- Как? - вены на животе вздулись, пытаясь вырваться из тела кручеными веревками...
- Собиратели.
И вдруг, боль ушла, оставив после себя лишь дурное, неприятное эхо. Диана сглотнула. Включила холодную воду и умыла лицо.
"Вот что я хотела тогда сказать! Навязчивое слово - Собиратели! - ее пробрало. -Но...как?"
- Собиратели, - повторил Антон, поежившись.
- Кто они, кто-нибудь знает? Тебе говорили?
- Ну, говорили, я не слушал... пока не увидел отца. А потом увидел и их самих. Говорят, что лица у них нет, но они все видят! И надобно бежать сломя голову, если они увидят тебя! Или зарываться глубоко в мусор, пока они ходят. Сказки, блин, не поверил бы... но я видел! Сам видел! Вот этими глазами! И не был я тогда под герачем, ну, не был! И увидел отца, с этими клыками во рту, на любимом кресле. Да только отцом он не был! Это был вампир! Я не вернусь больше туда, сестренка, и буду молиться за него, пойду в церковь, если пустят!..
Диана молчала, склонившись над раковиной.
- А что они там делают, Антон? На свалке?
- Собирают.
- Отвезешь меня туда? Покажешь дорогу?
- Зачем тебе это?! Нет. Нет, сестренка, там плохое место...
- Ты должен! Мне нужно увидеть их! Отвезешь?!
- Я не знаю...
- Антон, он снится мне! Этот...собиратель. И, кажется, от этого я...схожу с ума! Ты спрашивал про руку, что с ней. Думаю, это из-за них.
- Я не понимаю.
- И я тоже. Но я хочу понять! Отвезешь?
Он молчал, а ветер за окнами снова мычал это слово.
"Вернешься"
И был прав. Да, она вернется.
- Завтра. При свете дня. Ночью там делать нечего, - глухо ответил Антон, и рыгнул, прикрыв рот рукой, будто дюжий джентльмен.
- Да. Хорошо. При свете дня.
Диана подумала, что верит. Во все, что он рассказал. Но от этого ей лишь стало страшнее вдвойне.
- Можешь остаться у меня на ночь, если хочешь. Скорее всего, тебе придется остаться. А то завтра я тебя не найду.
- Я останусь. Да. Спасибо.
Она небрежно кивнула. Ей виделся отец, посреди свалки, ночью... мертвый отец, заливающий острые клыки пивом. Вот только вместо пива, из бутылки, лилась темная кровь, со сгустками мяса. И как бы Диана ни хотела сменить тему, у нее не получилось.
- Что они ищут? - услышала она собственный голос.
- Не знаю. Никто не знает. Кроме Бати.
- Что за батя?
- Старик один, полоумный, он тоже живет на свалке. Кличка у него такая. Батя, - Антон помолчал. - Он знает все о них. Так говорит...
- Слушай, может все это бред? Какие-то идиоты переодеваются в Ку-клукс-клан и бродят там, пугая вас? А вы верите!? Все это чересчур, тебе не кажется?
Антон пожал плечами. В тепле, мысли его разбегались в стороны, ныряя во внутренний карман пальто, где лежал тонкий шприц, наполненный бесцветной мутью. Кроме укола, сейчас, его ничего не волновало. Он хотел ширнуться до того, как начнется ломка. И, если бы точно знал, что в шприце ханка, а не разбавленный детский тальк или чистящее средство, то укололся бы прямо сейчас, при сестре. Он знал, она поймет, ведь теперь у них были общие договоренности и дела. В последнее время он кололся в район паха, потому что на руках уже не осталось свободных вен, но для сестры, сделал бы исключение...
Диана поднялась, так и не дождавшись ответа:
- Пора спать. Можешь помыться, если хочешь.
- Я... да, можно, я вымоюсь?
- Ну, конечно... подожди, полотенце дам.
Буркова подумала о том, что пахнуть ее брат, в любом случае, лучше не станет. Но раз уж она накормила его и оставила на ночь...
- Теперь все по-другому... все изменилось... - пробормотала она и достала голубое махровое полотенце. И долго сидела на кухне, слушая шум воды.
А в ванной, стоя под горячим душем, ее брат в это время, протыкал острой иглой паховую вену.