Лёха был старше меня на целый год. Когда мне исполнилось четыре, и я получил в подарок свой первый двухколёсный велосипед, Лёха уже был глубоко пятилетним человеком и умел, в отличие от меня, держать равновесие. Велосипед был хорош. Его принесли в разобранном виде. Из бумажного свёртка, обмотанного шпагатом, выглядывали руль и колесо - глаз и рог диковинного зверя.
Велосипед собрали, и я выкатил его во двор, держась за блестящий руль. Рама была цвета индиго, и по ней огненными буквами стремилась куда-то надпись "Космос". К заднему сидению крепилась сумочка с гаечными ключами, которые восхитительно пахли: железом и машинным маслом. "Баско!" - восхитился Лёха, глядя, как я, перекидывая ногу, седлаю своего "коня". В следующий момент, когда я лежал на земле, Лёха, склоняясь надо мной, говорил: "Не умеешь равновесие держать? Давай покажу!" - и, вырвав руль из моих слабеющих рук, он умчался куда-то вдаль, на прощание весело тренькнув звонком.
Я поднялся. Проехав один раз вокруг дома, Лёха вернул мне велосипед со словами: "Понял?" Я кивнул, взялся за руль и снова упал. "Ни фига ты не понял!" - радостно отбирая у меня сокровище, сказал Лёха: "Зырь!" - и снова исчез, яростно накручивая педали.
Весь день я провёл, наблюдая за Лёхиными лихачествами. "Могу без рук!" - орал он, проносясь мимо меня и отпуская руль, или, - "Могу на дыбки!" - и велосипед послушно становился на одно колесо, издавая довольное ржание. Иногда Лёха нехотя вручал мне мой же подарок и говорил: "На, тренируйся, салага". Но первое же моё падение сопровождалось воплем: "Не умеешь, дай покажу!"
Так продолжалось до вечера, пока гулять не вышла Лёхина любовь - Светка. Она равнодушно посмотрела на Лёху, и с вожделением - на велосипед. "Хочешь прокатиться?" - спросил Лёха. "Хочу", - ответила Светка. "Жопа не годится" - ответил он. "Могу письку показать", - равнодушно предложила Светка. Показывала она её достаточно часто, в связи с чем валюта подверглась некоторой девальвации. Скоро они сторговались: один показ в обмен на десять кругов вокруг дома. "Он тоже будет смотреть?" - спросила про меня Светка. "Велик его", - пояснил мой товарищ.
Мы трое зашли за дом, но полюбоваться Светкиным чудом не успели. Вся демонстрация заняла доли секунды. Я бы сравнил её с эффектом двадцать пятого кадра, если бы знал тогда, что это такое. А Светка, радостно взобравшись на мой велосипед, уже закладывала свой первый вираж.
* * *
В 90-е Лёхин отец, милиционер с отставке, занялся бизнесом. "Пойдём, бате помогать, он иногда денег даёт", - сманил меня Лёха во время летних каникул. Сначала я и Лёха вымыли средство труда любого мелкого капиталиста тех лет - автомобиль марки "Жигули" пятой модели с прицепом, а потом вместе с Лёхиным отцом отправились делать бизнес. Бизнес был тогда явлением несложным и напоминал торговлю белых колонистов с туземцами. В роли туземцев выступали сторожа поражённых разрухой советских предприятий. Лёхин отец приезжал на лакокрасочный завод и, открыв багажник своей "пятёрки", раскладывал перед изумлённым взором пролетариев всевозможные блага цивилизации: кремы, лосьоны, детские игрушки и женские колготки. Пролетарии брали всё подряд, но особенно налегали на лосьон "Огуречный". Те же из них, кто не был особо обременён семейными обязательствами, настаивали на том, чтобы целиком изменить ассортиментный перечень в пользу лосьона. Блага доставались сторожам совершенно бесплатно, взамен они широко распахивали ворота складов и делали вид, что не замечают, как мы с Лёхой вытаскиваем оттуда огромные канистры с лакокрасочными изделиями и грузим их в прицеп. Затем краска доставлялась в детские сады и школы, где за наличный расчёт, производимый в кабинете у директора, переходила в собственность учреждений, для того чтобы к первому сентября ровным слоем покрыть парты и стены кабинетов.
Вопреки нашим ожиданиям, Лёхин отец не дал нам денег. Вознаграждение имело натуральную форму: нас накормили рассольником и пюре с котлетой в какой-то заводской столовой, а потом отвезли за город, в местечко, называемое "совхоз". В "совхозе" Лёхин отец мечтал когда-нибудь устроить гнездо нового русского капиталиста, а пока просто купил две квартиры на первом этаже двухэтажного дома и соединил их в одну. Квартиры были завалены импортными сигаретами, спиртными напитками, шоколадками жвачкой, банками с консервами "Анкл Бенс" и американской кинопродукцией. "Отрывайтесь", - сказал нам работодатель и уехал.
"Круто!" - сказал Лёха и воткнул в видеомагнитофон кассету с фильмом "Калигула". Мы принесли из кухни бутылку ликёра "киви", распотрошили один блок с сигаретами, достали по "сникерсу" и принялись наслаждаться замечательной игрой Малькольма МакДауэлла.
Около двух часов ночи в дверь постучали. Лёха осторожно подкрался к "глазку" и, заглянув в него, спросил: "Кто?". "Открывай, сука", - ответили ему. Вернувшись на цыпочках в комнату, мой друг приказал мне выключить телевизор. В тишине было отчётливо слышно, как в подъезде переговариваются несколько человек. Постучали ещё раз, потом сказали: "Открывай, сука, я же знаю, что ты там". Нам сделалось страшно. "Кто это?" - спросил я. Лёха пожал плечами. В темноте он нашёл фонарик, а потом с его помощью газовый пистолет. "Блин, не знаю, как им пользоваться", - посетовал он. "Он заряжен?" - снова спросил я. В этот момент дверь едва не слетела с петель под градом ударов. "Держи", - Лёха сунул мне в руку какой-то предмет. "Чё это?" "Это "факел". Средство самообороны вот здесь дёргаешь, и пламя вырывается на несколько метров. Рожу можно уродам обжечь". По-пластунски мы выползли в коридор и замерли, глядя, как сотрясается дверь. У Лёхи в руках был пистолет, которым он не умел пользоваться, а у меня - странное средство самообороны "факел". Скоро натиск прекратился. Атакующие вышли на улицу. Сквозь зарешёченные окна мы видели их тёмные силуэты и огоньки сигарет. Мои руки вспотели, и я вытер их о футболку. "Как думаешь, через окно не полезут?" - спросил я Лёху. "Неа", - ответил он, по очереди целясь из газового пистолета то в одного, то в другого. Докурив, незнакомцы затоптали "бычки" и скрылись в сумерках.
* * *
В 97-м году Лёха ушёл в армию (его призвали на Дальний Восток), а я нет, потому что поступил в институт. Из армии он прислал мне единственное письмо, в котором рассказывал о красоте Тихого океана и крайне плохом продовольственном снабжении, сообщал, что его уже тошнит от красной рыбы и что ему отчаянно хочется хлеба с маслом.
После этого письма я потерял Лёхин след очень надолго. В свой родной город мой друг уже не вернулся, потому что в 1998-м его отец занял крупную сумму денег в долларах США у местных бандитов, а после кризиса не смог её возвратить, и вынужден был скрыться в неизвестном направлении. Куда после службы отправился Лёха, я не знал.
Мы встретились много лет спустя, в 2006. Лёха сам меня нашёл, позвонил и попросил забрать его на железнодорожном вокзале. Я приехал на новом автомобиле и увидел перед собой заросшего бородой таёжного человека с дикими голубыми глазами, а когда он снял свою засаленную кепку, в глаза мне бросилась крепкая, как шляпка белого гриба, лысина. "Вот и свиделись", - совсем по киношному произнёс он. "Здорово, Лёха!" - пожал я ему руку и сам смутился от нарочитости своего приветствия, - "А где твои вещи?" Он поднял вверх какую-то ветхую авоську: "Вот, и то, что на мне, больше ничего не нажил".
Я привёз Лёху домой, объяснил всё жене и усадил его на кухне. "Водку будешь?" Он засмущался: "Если только немного". Я достал из морозилки бутылку "Русского стандарта", налил себе и ему. "Рассказывай". "А чё там рассказывать", - Лёха вынул из авоськи два потрёпанных фотоальбома. На фотографиях была тайга, какие-то землянки, страшные беззубые женщины, мужчины в татуировках, убитый глухарь с вытекшим глазом, бани, небогатые застолья, консервные банки с разорванными зубастыми пастями, луковица, соль, водка, вагоны и луна.
Лёха выпил две рюмки "Русского стандарта" и больше не стал. Потом быстро поднялся из-за стола, сложил свои альбомы в авоську и приготовился уходить. "Чё дальше делать будешь?" - спросил я его в прихожей. Он пожал плечами: "Дальше поеду". "Куда?" "В Великий Устюг". "Почему именно в Устюг?" "Название нравится". Я сунул ему в руку деньги на такси до вокзала - Лёха начал отказываться. "Бери, бери". Он, наконец, запихал их в карман и спросил: "А это? Почитать у тебя, ничего нету?" "Погоди, - я ушёл в комнату и вернулся с романом Керуака "Бродяги Дхармы".- На, держи, тебе понравится". "Спасибо", - Лёха неожиданно просиял и спрятал книгу в авоську.