Эдуард возвращался домой - к своим четырём женщинам и репетировал про себя заранее заготовленную речь. Он не был ни смуглолицым турком, носившим красную феску и закрученные кверху чёрные усы, ни арабским шейхом, укутанным в белоснежный бурнус, ни владельцем сказочного сераля, населённого прелестными одалисками. Переложив описание своего статуса на язык поэзии, он имел полное право воскликнуть словами великого русского поэта: "Не владелец я сераля, не араб, не турок я", - и, вздохнув, закончить: "Знай, Наталья, я монах!" Хотя, конечно, определение "монах" являлось всецело поэтическим преувеличением. Эдуард был студентом и снимал пятую комнату в огромной пятикомнатной квартире, расположенной на первом этаже девятиэтажного дома. Остальные четыре комнаты занимали женщины. Конечно, первоначально женщины пытались подыскать себе в соседки особу одного с ними пола, однако все претендентки на пятую часть суши уже через месяц испытательного срока вызывали презрение и негодование со стороны четырёх "аборигенок" и вылетали из квартиры со скандалом, дракой и ядовитым бумерангом между лопаток.
Эдуард неожиданно для всех стал магическим пятым элементом, который принёс мир и стабильность женскому общежитию. Ростом он был невысок; скорее, щупл, чем крепок, и невероятно интеллигентен. Громкое аристократическое имя "Эдуард" не подходило ему, и таскал он его, как ржавый рыцарский шлем или другой старомодный неуклюжий аксессуар.
К тому времени, о котором пойдёт речь, Эдуард уже заканчивал получение высшего образования на философском факультете Государственного Университета им. А.М. Горького, и поиск смысла бытия постепенно утрачивал для него свою актуальность, уступая место другой установке - поиску работы. Не собирался же он вечно трудиться менеджером торгового зала в магазине бытовой техники! Это всё равно, что древнегреческий философ Платон стал бы продавать, к примеру, брюкву на афинском базаре, а Иммануил Кант - торговать подержанными астролябиями в антикварной лавке. Эдуард был уверен в том, что займёт достойное место в жизни страны, хотя и не предполагал, как. Четыре женщины Эдуарда тоже заканчивали свои институты, академии и университеты, готовясь стать полезными членами общества. В свою очередь, общество не стремилось раскрыть им свои объятия, поскольку специальности, которыми в совершенстве овладели четыре женщины, не имели ярко выраженной коммерческой направленности.
Аглая была по профессии педагог-дефектолог. Она встречала Эдуарда тёплыми домашними словами: "Привет, Эдик, кушать будешь?" Он кивал и проходил на кухню, где в гигантских котлах варились простые, но жизненно необходимые субстанции, такие как: "суп", "каша" и "жаркое". Их обжигающая энергия поддерживала силы всех обитателей квартиры. Аглая блестяще справлялась с обязанностями кухарки и, кажется, даже получала удовольствие от их исполнения, но при этом была удручающе неопрятной: ходила в запятнанном борщом халате, волосы закалывала карандашным огрызком, а на кухонном столе оставляла твёрдые, как метеориты, хлебные крошки и липкие коричневые пятна от чая и кофе. В комнате Аглаи царил беспорядок, постель не заправлялась, углы ломились от сваленных в кучу детских игрушек и грязных подгузников. В детской кроватке за деревянными прутьями орал несовершеннолетний узник по кличке "Макар" - эпицентр и вечный двигатель Аглаиной суматошной жизни. Иногда он так доводил Аглаю, что она садилась на кровать и сотрясалась в беззвучной истерике, уныло свесив свои огромные - каждая размером со среднеазиатскую дыню - груди. В такие минуты только Эдуард мог утешить Аглаю. Он присаживался на краешек не заправленной кровати, обнимал женщину за плечи и пересказывал ей вторую часть "Критики чистого разума". По собственному признанию Аглаи, Эдуард взрывал ей голову, и когда, все мельчайшие частички взорванного мозга приземлялись обратно, она вновь была готова нести вахту возле камеры с капризным узником Макаром.
Макар появился на свет от иррационального союза Аглаи и гопника Михаила. Союз случился где-то незадолго до зимней сессии на третьем курсе. Гопник Михаил имел огромную кожистую голову, тонкую шею и острые лопатки, по дому ковылял в майке и трико и чрезвычайно напоминал раненого дегенеративного воронёнка. Аглая приютила его у себя сначала временно, а потом, преодолев сопротивление трёх остальных женщин, и постоянно, после чего принялась целенаправленно выхаживать птицу. Эдуард не сопротивлялся появлению в их пятиугольной семье ещё одного мужчины, а лишь брезгливо опускал стульчак, который Михаил забывал за собой опускать, и тщательно мыл после этого руки. Очень скоро Михаил почувствовал себя хозяином дома. Он выпрямил плечи, расправил крылья и даже как будто подрос сантиметров на десять. В Аглаиной комнате последовательно появились устрашающие предметы: лежак, гриф, несколько блинов от штанги, гантели и маленький магнитофон. Слушая группу "Коррозия металла", Михаил целыми днями наращивал мышечную массу, потому что заняться ему было нечем, а с работы он уволился вскоре после переезда к Аглае. Однажды он двумя точными ударами в область почек дал своей женщине понять, что намерен установить жёсткую мужскую гегемонию на занимаемой территории. В тот же день на кухне состоялось заседание генерального штаба, на котором личность Аглаи была подвергнута всесторонней критике за непростительную слепоту по отношению к качествам гопника Михаила, а равно за чрезмерное женское терпение. В конце концов, Совет постановил: простить раскаявшуюся Аглаю; принять её обратно в пятиконечное сообщество; гопника Михаила выселить; в случае необходимости применить силу. Последний пункт резолюции был возложен на Эдуарда, как на единственного самца в исторически первичной групповой семье.
Эдуард наблюдал за процессом выселения, слегка нервничая, ибо имел слабое представление о том, как следует применять физическую силу к гопнику Михаилу, если тот вдруг вздумает оказать сопротивление. Однако Михаил вёл себя прилично, собрал вещи практически самостоятельно и покинул квартиру, пожелав всем "Счастливо оставаться". Аглая была подавлена в течение месяца, особенно после того, как узнала, что носит в себе ребёнка от безвозвратно исчезнувшего из её жизни мужчины. Снабжение квартиры горячими субстанциями такими, как: "суп", "каша", "жаркое" - было приостановлено, и все обитатели неделями сидели на голодном сухом пайке. Совет оказывал Аглае посильную психологическую помощь, одновременно приняв резолюцию: "Ребёнка сохранить, а после коллективно воспитывать!" Тяготы по удовлетворению капризов беременной женщины, последующее сопровождение роженицы в больницу и торжественная встреча матери вместе с новорожденным были возложены на Эдуарда, который с честью исполнил все порученные ему обязанности и даже не стал возражать против того, что медицинский персонал принял его за отца узника новой жизни по имени "Макар". С того момента Аглая прониклась к Эдуарду особенным тёплым чувством и стала выбирать для него лучшие куски из животворящих субстанций "жаркого" и "супа".
Вторую женщину Эдуарда звали Салтанат, а отчество у неё было таким длинным, что она сама боялась его произносить. Салтанат была дочерью простой русской работницы закрытого комбината и жителя республики Казахстан, выполнявшего трудовую функцию вахтовым методом. От отца, который вскоре после окончания вахты отбыл назад в свою солнечную республику, Салтанат достались немного раскосые глаза и экзотическое имя-отчество. Окончив школу в таёжном посёлке где-то на Среднем Урале, она поступила на факультет журналистики в Государственный университет имени А.М. Горького. Первое время она ставила чёлку на лак, волосы сзади собирала в огромный конский хвост при помощи ядовито-лимонной резинки, из одежды предпочитала китайский спортивный костюм марки "Монтана", слегка облагороженный плиссированной юбкой, надетой поверх штанов, жевала жвачку, грызла подсолнечное семя и пила дешёвое пиво из горлышка. Однако вскоре окружающая среда круто переменила её вкусы и, вырвавшись из ограниченных взглядов российской глубинки на такие понятия, как мода и стиль, Салтанат приступила к поискам собственной индивидуальности. Ко времени начала нашего рассказа Салтанат успела сделать пирсинг правой брови, обеих ноздрей, нижней губы, языка, сосков и пупка. Нетронутой ещё оставалась зона гениталий, но поход к мастеру телесных проколов для реализации последней мечты был не за горами. Кроме того, у Салтанат имелось несколько татуировок: одна над почти мальчишескими ягодицами в виде сложного рунического орнамента, вторая в виде ящерки под правой лопаткой, третья маленькой змеёй вилась вокруг щиколотки. Причёски Салтанат регулярно претерпевали сумасшедшие изменения, как в отношении цвета, так и укладки.
Салтанат встречала Эдуарда воплем: "Эдька, привет!" - который предварялся обычно топотом тощих жеребячьих ног по коридору, а завершался обезьяньим скачком, повисанием на шее и мокрым чмоком в область лица. Потом женщина потрошила мешок с книгами, которые Эдуард регулярно приобретал в магазине, и, вытащив из него какой-нибудь экземпляр, спрашивала: "Здесь есть про секс?" "Опосредованно", - уклончиво отвечал Эдуард, с сожалением глядя на уплывающий из рук том "Бытия и времени" Хайдеггера. В качестве читателя Салтанат была абсолютно всеядна. Ей одинаково нравились и Даниела Стил, и Уэльбек. Она ценила Эдуарда за ум и беззастенчиво пользовалась им как Большой Советской Энциклопедией.
Третья женщина Эдуарда носила усы, небольшие, едва заметные, но всё же усы, и единственная называла Эдуарда полным именем Эдуард. Она училась на политолога, а имя её было Ираида. Ираида любила брючные костюмы и галстуки, мужские шляпы с полями, свитера с большим воротом и крепкие мужские сигареты. Она также не возражала против водки, коньяка, виски, футбола и серьёзных аналитических телепрограмм. В своём отношении к жизни Ираида была крайне сдержанна и встречала Эдуарда словами: "Слышал, Эдуард, наши у англичан выиграли", - или. - "Пошли "К барьеру" смотреть. Там письмо Михалкова обсуждают". Из книг Ираида предпочитала качественные детективы или романы-головоломки, из фильмов - политические триллеры, а из компьютерных игр - "квесты". Её главный пунктик заключался в том, чтобы приводить в порядок окружающую среду. Подавляя раздражение, она тщательно сметала со стола крошки, остающиеся после Аглаи, правильно раскладывала столовые приборы: вилки к вилкам, ножи к ножам, ложки к ложкам, инициировала еженедельные текущие и ежемесячную капитальную уборки, свершавшиеся по раз и навсегда утверждённому плану с чётким разделением обязанностей. В комнате Ираиды все вещи располагались строго функционально, бахрома на ковре была расчёсана специальной щёткой и лежала волосок к волоску, поверхности мебели и компьютера блистали, демонстрируя полное отсутствие пыли, в бельевых шкафах одежда была строго рассортирована по более мелким ящичкам, книги, видеокассеты и компакт-диски стояли на полках в соответствии с придуманными Ираидой каталогами. Спорить с Ираидой по вопросам, входившим в сферу её организаторской компетенции, было небезопасно. С её острого языка легко слетали фразы, мгновенно пробуждавшие у адресата комплекс вины. Ираида вполне по-мужски договорилась с Эдуардом о том, где проходит демаркационная линия их взаимных притязаний на власть. Это произошло во время единственного ночного разговора, в течение которого была выпита одна бутылка водки и выкурено две пачки сигарет. Последующие беседы уже не имели такого напряжённого и острого характера, дискуссия велась на темы политики и спорта, а Ираида и Эдуард превратились в компаньонов и прекрасно понимающих друг друга людей.
И, наконец, четвёртая женщина Эдуарда, по общему признанию, не была человеком в полном смысле этого слова. Её нарисовали на киностудии "Союзмультфильм" или, быть может, в компании Уолта Диснея. Человеческое существо по определению не смогло бы выдержать такого количества самоподжогов, взрывов, ударов электричества, открытых и закрытых переломов конечностей, черепно-мозговых травм, отравлений и прочих катастроф. Мультипликационный персонаж звался Антониной и из всех четырёх женщин имел самую приспособленную к рыночным отношениям профессию, будучи при этом совершенно к данной профессии не приспособленным. Взрывоопасная Антонина заочно получала образование юриста. Учёба давалась ей с огромным трудом, и выйти на финишную прямую она смогла исключительно благодаря тому, что на первом курсе во сне ей явился Вавилонский царь Хаммурапи и внятно пообещал отрубить обе руки, если она завалит хотя бы один экзамен. Будучи человеком неорганизованным, Антонина нуждалась в грамотном и чутком руководстве, которое обеспечивал Эдуард. Он внимательно следил за расписанием установочных лекций в юридическом институте и заставлял свою подопечную вовремя сдавать все контрольные работы. Во время сессии Эдуард брал список вопросов, делил его на количество дней подготовки и жёстко контролировал исполнение плана, превращая жизнь Антонины в сплошную казарму.
* * *
С каждой из четырёх женщин Эдуард в разное время вступал в интимную связь, как правило, помимо своей воли, повинуясь природному феномену, который называется Великая Женская Тоска. Всё происходило достаточно просто: тосковавшая женщина приглашала Эдуарда к себе в комнату, а остальные продолжали болтать на кухне, делая вид, что не замечают доносящихся из соседнего помещения звуков. После коллективного обсуждения подруги пришли к выводу о том, что секс с Эдуардом был самым обыкновенным, не вызывал бурных восторгов и пылких комментариев, но вполне годился для того, чтобы изгнать тоску и страх одиночества. Никто из них не претендовал на Эдуарда, никто не мечтал сделать его своим постоянным любовником, никто не рассматривал его в качестве потенциального мужа - просто он всегда находился рядом и был абсолютно надёжен, как таблетка аспирина, необходимая для избавления от мигрени.
Если бы не описанное выше обстоятельство, Эдуард, возможно, ничего бы и не сказал четырём женщинам о своём неожиданно вспыхнувшем романе с программисткой, а просто привёл бы её в гости. Роман воспламенился в течение получаса в результате обмена сообщениями через "айсикью". Программистка должна была вставить фотографию Эдуарда в философскую статью, которую он подготовил для университетского журнала, посвящённого проблематике бессознательного в работах Лакана. Когда он поинтересовался, почему его портрет до сих пор не украшает текст, программистка сослалась на то обстоятельство, что любуется его умной физиономией и оттого запаздывает с выполнением работы. Он задал вопрос, стоит ли ему рассматривать данное заявление, как признание в любви, и получил утвердительный ответ. Очень скоро Эдуард и неизвестная программистка пришли к выводу о том, что вечером им просто необходима встреча в каком-нибудь тёплом уютном месте, где есть кофе, коньяк и свежие берлинские пончики.
Кофе, коньяк и свежие берлинские пончики были у Эдуарда дома, но там же находились и все четыре женщины, которые по вечерам делали себе очищающие и увлажняющие маски, принимали ванны, смотрели телевизор в его комнате, пили на кухне чай. Не ставить их в известность о визите программистки было бы просто не вежливо. К тому же, Эдуард ощущал свою глубокую метафизическую связь со всеми четырьмя соседками, которая могла быть нарушена визитом непрошенной гости. Право привести в дом постороннего человека подлежало обоснованию на общем совете, и поэтому Эдуард, возвращаясь домой, репетировал про себя заранее заготовленную речь.
- Лучше чёрствый сырник в компании проверенных боевых подруг, чем коньяк и пончики в компании неизвестной б... , - коротко и категорично резюмировала Ираида в ответ на прочувствованное выступление Эдуарда. Затянувшись сигаретой, она прищурилась и оглядела остальных. - Я против.
- О-о-о-о! - воскликнула Салтанат, вскарабкиваясь на подоконник, - А если у вас будет секс, можно мне за вами подглядывать? - и тут же стушевалась под строгим Ираидиным взглядом. - Вообще-то я тоже против.
- Я не знаю... - развела руками Аглая, - я, правда, не знаю, а вдруг она заразная?
- Правда, Эдик, - вступила Антонина, - да на фига она тебе сдалася, такая нарядная! Сейчас окрутит тебя, а потом заставит жениться.
- Да я, - Эдуард пожал плечами и включил электрический чайник, - я и не настаиваю. Просто поинтересовался.
- Нет, конечно, если ты хочешь... - в один голос заявили четыре женщины.
- Нет-нет, - испуганно запротестовал Эдуард, опасаясь, что его сейчас заставят назначить программистке свидание, - я не хочу.
Он представил себе, как они с программисткой давятся пончиками под наблюдением Ираиды, которая то и дело смахивает со стола падающие крошки, гремит кухонными ящиками, раскладывая в них столовые приборы, и курит в форточку, изредка бросая в их сторону косые презрительные взгляды. Он вообразил, как Салтанат шпионит за ним и программисткой из-за угла, как Аглая в ватно-марлевой повязке обходит квартиру и брызгает на все предметы дезинфицирующим раствором, и как Антонина, запершись в своей комнате, готовит самодельную бомбу в качестве подарка на свадьбу.
- Нет, я не хочу, - уверенно повторил Эдуард.
- Вот и прекрасно! - Ираида потушила в пепельнице сигарету, - Давайте пить чай.