В общежитии Санкт-Петербургского университета имени никому не известного, но, видимо, очень талантливого профессора Бонч-Бруевича было невероятно душно, несмотря на распахнутые настежь окна. Казалось, еще немного - и на ослепительно ярком солнце начнет плавиться даже воздух. Раскалится, как сталь, и тягучим медом будет вливаться в легкие, заполняя их собой и застывая свинцом в груди, словно желая утопить весь мир в кислороде.
Именно поэтому вместе с этим в общежитии было еще и очень пусто. Наверное, никогда раньше здесь не стояло такой угнетающей слух тишины, в которой не слышится быстрого стука клавиш и чьих-то веселых голосов. Проходя по коридорам в этот день можно было отчетливо услышать эхо своих шагов, до того утопающее в общем гуле жизни, разделенной между молодыми студентами и студентками университета.
Вероятно, вся тайна крылась в том, что они просто не могли спокойно выносить гнета майской жары совместно с приближающейся сессией и поспешили сбежать от всего этого в самые тихие районы города, которые были известны лишь коренным петербуржцам, захватив с собой все старые конспекты, книги и свои ноутбуки.
Однако все же остались некоторые смельчаки, решившие попытать счастья здесь, где они на протяжении нескольких лет боялись, не спали, зубрили с утра до вечера, но все-таки сдавали свои экзамены и получали оценки - хорошие и не очень, но всегда честные. В основном, это были те, кто уже на первых курсах исследовал весь Питер в поисках тишины и наконец-то осознал, что такого в этом городе, летом и зимой осаждаемом туристами из Азии и Европы, просто не бывает.
Особенно сильно из общей атмосферы запустения в здании выделялась одна комната, откуда в коридор через распахнутую дверь вылетали обрывки немного небрежных разговоров о сессии и экзаменах, словно говорили люди, прошедшие в этой жизни через все. Хотя, в принципе, студенты, сумевшие поступить сюда и проучиться уже почти четыре года, вполне обоснованно могли так считать.
Наверное, это одна из причин, почему столь многие мужчины учатся на программистов - всем однажды хочется почувствовать себя на вершине, поступив в один из лучших университетов Санкт-Петербурга.
Павел улыбнулся таким мыслям, ненадолго отложив тетрадь с конспектами, чтобы поудобнее устроиться на подоконнике у окна, откуда открывался живописный вид на набережную реки Мойки. Пускай вода здесь и не отличалась особой чистотой, однако сейчас, когда в ней отражалось безоблачное небо, казалась чуть прозрачнее, чем обычно.
Но, признаться, молодой программист никогда не знал, насколько она прозрачна в обычное время, находя особую магию вовсе не в любовании природой, а в столбцах цифр и бесконечных вычислениях чего-то. Все-таки, если бы у всех людей были одинаковые идеалы в жизни, они бы перестали так сильно интересовать друг друга.
- Знаешь, Глеб, - произнес Паша, обращаясь к сидевшему за письменным столом другу, который пытался разобраться в написанной им же программе, - а с этой высоты Питер похож на огромную микросхему, по которой непрерывно пробегают разряды электрического тока очень высокого напряжения.
Молодой студент поднял голову, оценивающе глядя на Павла, а потом произнес медленно, даже немного лениво, словно человек, которому заведомо известен исход любой беседы:
- Если ты намекаешь, что ток - это люди, то я советую тебе оставаться сегодня со мной, потому что ходить по улице в такое время может быть опасно.
Шутка была пустяковая, если она и была, однако они, как программисты, как люди, информация в головах которых отображается в виде двоичного кода, рассмеялись, найдя в этом что-то особенное. Вообще, это очень странно, но мужчины чаще смеются над ерундой, нежели женщины. Лучше не вдаваться в подробности - является ли причиной этого особое мышление или обыкновенная глупость.
Почему-то в этот момент Паша невольно вспомнил свою давнюю одноклассницу, которая в восьмом классе категорично утверждала, что все не гуманитарии - идиоты, а сама потом начала встречаться с человеком, имевшим явную склонность к ядерной физике. И спорь после этого с женщинами, почему они умнее.
Вздохнув, программист опустил взгляд в тетрадь, стараясь запомнить отдельные слова и фразы и хоть как-то структурировать информацию, беспорядочно разбросанную по страницам. Он занимался с самого утра, даже когда ехал в общежитие в автобусе, и теперь начинал запутываться в собственном мелком убористом почерке, которым успел исписать не одну толстую тетрадь, из тех, что хранились в священном шкафчике дома.
- Не могу больше, - неожиданно произнес Глеб, откидываясь на спинку стула, а Паша слегка улыбнулся, с наслаждением думая, что эту маленькую битву он выиграл. - Уже голова болит от этих занятий. Сессия... половина нашего общежития сейчас шляется по городу, не зная, чем себя занять, а мы зубрим... Как ботаники какие-то, честное слово!
Павел вздохнул и произнес назидательным родительским тоном, хотя его родители никогда так не говорили, ибо мальчика не приходилось учить - он привык сам добиваться поставленных целей и заботиться о себе самостоятельно:
- Зато потом только мы сможем ликовать, потому что единственные не провалимся на экзаменах из всей группы. Ты вспомни, только в прошлом году отчислили троих, хотя дураков у нас нет. И это только один год из трех.
Его друг вздохнул, вспоминая тех трех, кого упомянул в своей речи Павел - то были хорошие ребята, веселые... Да и вообще у них все в группе хорошие! И отчисляли здесь не от глупости, а от того, что преподаватели, прикрываясь престижем университета, требовали от студентов невозможного. Глеб не знал, наверное, так было и правильно, потому что к концу обучения оставались, действительно, только самые лучшие.
- Или, - прибавил тем временем Паша, воспользовавшись повисшей паузой, - если тебе так проще, думай о том, что умные люди привлекают девушек. Хоть познакомишься с кем-нибудь, а то жалко смотреть, как ты один гуляешь по Летнему саду.
- Не один, а вместе со своим ноутбуком! - вскинулся Глеб, однако эти слова смогли вызвать на его лице лукавую улыбку. - Да и девчонки на это уже не реагируют... Я как-то заходил на какую-то вечеринку литературного института, там была такая девчонка... Я ей начал рассказывать про блок-схемы разные, программы, а она вдруг прерывает меня говорит: "А можешь мне что-нибудь из Мандельштама прочитать?" - прикинь! Я никогда еще не чувствовал себя настолько униженным. Странные пристрастия теперь у людей... Я им про схемы - а они о каком-то Мандельштаме думают... Ерунда, ей-богу.
Павел подавил снисходительную улыбку - все-таки иногда Глеб любил жаловаться на самого себя. В конце концов, если не хочешь опозориться, то, как программист, не выбирай для знакомства с девушками вечеринку литинститута. В конце концов, таких девчонок видно всегда - они обязательно скромные и аккуратные, на танцы всегда приходят с книгами и мало красятся. Наверное, единственные нормальные девушки во всем огромном Петербурге.
- Брось, со всеми бывает, - сказал он, зная, что спорить с людьми во время экзаменов - опасная затея, сильно расшатывающая человеческую психику. - Просто, в следующий раз тебе нужно начинать пить уже после того, как зайдешь на дискотеку.
Глеб только фыркнул и отвернулся, словно говоря этим немного детским жестом: "А сам лучше, что ли?", совершенно забыв о том, что Паша не пьет. Его вредной привычкой было курение, и то - он делал это не настолько часто и не чувствовал себя зависимым, просто... Это помогало в особо нервные моменты перед очередным экзаменом.
На несколько минут комната погрузилась в молчание. Как мужчины, ребята не испытывали потребности высказать все свои чувства ближнему, в отличие от женщин. Павел, вспоминая своих одноклассниц, часто составлял списки плохих женских черт, и в каждом излишняя болтливость получала золото. Еще никто не смог ее обойти - ни другая плохая черта, ни очередная девушка на вечеринке.
Молодой человек взглянул на часы - была половина второго. Сначала время ему ни о чем не сказало, но потом в голове ясно всплыли чужие слова, произнесенные около недели назад: "Павел, я понимал, что вы студент и у вас экзамены, но, пожалуйста, извольте являться на работу хотя бы раз в неделю. В коллективе ваших знаний не хватает".
Паша нахмурился, думая, что сегодня с учебой отношения у него явно не ладятся. Наверное, вернувшись домой, придется просить прощения, но сейчас не до этого. Сегодня была пятница - последний рабочий день на неделе, за которую он так и не явился на свою работу. Наверное, нужно все-таки сделать начальству одолжение, ведь учеба всегда простит, а тут могут и уволить в порыве злости.
- Прости, Глеб, мне уже пора, - произнес он быстро, спрыгивая с подоконника и бросая тетради в сумку. - Надо срочно бежать... по взрослым делам. Удачи!
И, не дожидаясь ответа удивленного друга, который с трудом сумел отвлечься от любимой программы, выскользнул в пустынный коридор, чтобы как-то можно быстрее оказаться у метро. Ехать нужно было недолго, но больше всего беспокоило другое. Павел боялся, что его начальник совершенно не вовремя вспомнит о долгом отсутствии одного из программистов.
В голове эхом, как шаги в коридоре, отдавались названия станций - Горьковская, Петроградская, Черная речка... И наконец - станция "Озерки".
Паша легко выскользнул из забитого вагона метро, которое за три года постоянной езды до университета стало для него вторым отчим домом, и побежал к эскалаторам. Почему-то сегодня создавалось впечатление, что они движутся особенно медленно. Интересно, закон подлости или действительно механизм такой старый? Ведь, проезжая по некоторым станциям, ощущение такое, что последний раз метрополитен ремонтировали только в прошлой жизни.
Или не ремонтировали вообще никогда.
Усмехнувшись этой мысли, которую из-за отдышки и слишком высокой степени волнения не смог осознать до конца, молодой программист вышел из метро, с наслаждением вдыхая не самый чистый, но такой родной питерский воздух. Казалось, в этом городе даже он загустел и потому, глядя на дома вдали, создавалось ощущение, будто глядишь словно сквозь грязное стекло. А это просто воздух, отравленный химическими веществами и вечной злостью миллионов людей.
Пройдя уже до боли знакомыми переулками, Павел быстро добрался до здания Информационного центра, где располагался офис компании социальной сети, куда его за выдающиеся знания в программировании приняли разработчиком. Наверное, если бы за это не платили действительно много (для студента), Паша бы с большим удовольствием посвящал себя учебе, но деньги нужны были сильно, а просить у родителей мужская гордость не позволяла.
Уже при входе в помещение чувствовалась какая-то особая "информационная" атмосфера. Всюду раздавались электронные звуки, стучали по клавишам клавиатуры чужие пальцы, люди переговаривались, употребляя в разговорах странные и непонятные слова, и повсюду стояло различное оборудование - дорогое и блестящее, словно только что купленное... Каждый раз, оказываясь здесь, Павел наивно думал, что попал в собственный рай.
- О, Паш! - неожиданно раздался за его спиной веселый голос. - Давно тебя здесь не видели, я уж думал, начальник решил уволить со злости.
Программист повернулся, увидев знакомое лицо - кто-то из таких же разработчиков, однако он уже не помнил имени мужчины. Да, эти глаза, копна светлых волос были ему знакомы, но вот имя... Нет, он не помнил.
- Поверь, когда меня уволят с этой должности, мир пошатнется, - попытался отшутиться Паша, моля Бога, чтобы его собеседник не догадался, что он его так и не вспомнил. - Но, извини, мне пора работать после недельного отдыха.
- Давай. Удачи тебе, Паш, - произнес мужчина, и на том они распрощались.
Студент ловко пробрался к своему кабинету, стараясь не попадаться на глаза тем, кто мог его узнать, и, обрадовавшись, что оказался один, сел на рабочее место. С привычным жужжанием включился в работу компьютер, бумаги словно сами по себе зашелестели, приветствуя своего хозяина, приветственно тикали часы... Паша сидел за своим столом и улыбался, понимая, что здесь, в этом мире программ и технологий, он действительно дома.
Неожиданно в кармане джинсовой куртки завибрировал телефон. Еще со школьных времен, когда все металлическое и издающее мешающие уроку звуки отбирали учителя, Павел перестал ставить на звонок какую-либо мелодию. Вибрация - оптимальный вариант, она слышна всегда, но только тебе одному. Ни один учитель не доберется.
- Алло, - произнес молодой программист, даже не взглянув на экран. Он никогда особо не интересовался тем, кто именно пытается до него дозвониться. До одиннадцати часов вечера ему легко было принимать любые звонки.
- Привет, Паш! - послышался бодрый голос Глеба. - Ты так быстро убежал, а я еще повозился с программой и... Короче, забыл тебе главное сказать-то. Вся наша группа собирается на вечеринку - ты с нами? Парни обещали, что будет алкоголь и классные девочки.
Павел вздохнул, понимая, что оказался между двух огней - страхом расстроить отказом друга и страхом умереть от гнева всей группы, для которой почему-то было особенно важно полное единство. Он не увлекался девушками особенно сильно, не очень любил танцевать, не пил вообще... Но, все-таки, своя жизнь была ему дороже.
- Когда вечеринка? - спросил он таким деловым тоном, словно разговаривал, как минимум, с директором своего университета.
Он не мог видеть, однако в этот момент Паше показалось, что на том конце провода его друг самодовольно улыбнулся, совсем как человек, которому заранее известны любые последствия каждого сказанного собеседником слова.