Катер скользил по зеленой воде Рио-Сан-Хосе. Река с трудом протискивалась сквозь лес, и кроны деревьев смыкались над ней, будто этажи средневекового города над узкой улочкой. Тут было лишь чуть светлее, чем в джунглях, но впереди вода вспыхивала искрами полуденного солнца.
- Опять гиацинты, лиловые. А на берегу что-то желтое цветет... Кэп!
- Да, мэм?
- Сделать тебе лимонаду?
- Сделай, пожалуйста. А я пока возьму правее, не нравится мне этот топляк.
Голос у него, впрочем, был радостный. Джунгли дышали влажным жаром, река - свежестью, и кто-то глумливо ойкал с верхушки сейбы, то ли птица, то ли обезьяна.
- Держи.
- Спасибо! - он принял стакан и успел поцеловать запястье. Мария рассмеялась и чмокнула его в щеку.
- А можно мы здесь остановимся? Искупаться?
- Не советую, мэм. Пираньи, мэм.
- А порыбачить?
- Невкусные, мэм. И с ними всегда одна и та же проблема. Пока вытаскиваешь первую, ее съедает вторая.
- Выдумываешь? - Мария наклонилась через поручень, дотронулась пальцем до воды.
- М-м... М-м-м!!!
Она обернулась и замерла от восторга. На соломинке, зажатой в зубах у рулевого, на самом кончике, будто на трамплине, покачивалась бабочка. Большая синяя бабочка. Лесная гостья шевелила крыльями, и они то делались темно-синими, то вспыхивали собственным голубым светом. Как огромный живой сапфир.
- Вуфа, - синее чудо сорвалось со стебелька, но не улетело совсем, а вцепилось лапками ему в растрепанные пряди волос. - Морфо. Из нимфалид.
- Как ты ее приманил?
- Сама прилетела. Они любят сладкое. - Он говорил тихо, будто рядом спал человек. - Иди сюда.
Морфо из нимфалид доверчиво перебралась ему на палец, затем на голову Марии, на пиратский черный платок, туго стянувший черные волосы.
- Садись на мое место. - Он поставил пустой стакан и взял визирку. - Тебе она больше к лицу. Такая же синяя, как твои глаза.
- Первый раз вижу, чтобы мужчину слушались бабочки.
- Это случайно.
- Не-ет. Послушай! Ты меня любишь?
- Очень.
- Я хочу, чтобы у нас был ребенок.
Перед глазами полыхнуло синим. Морфо исчезла. Мужчина смотрел вперед, в тоннель между деревьями.
- Что?! Я что-то не так сказала? Извини, я думала, ты...
- Нет, что ты! То есть да, я тоже. Тоже хочу, чтобы у нас был ребенок. Просто это так неожиданно, мэм, до меня не сразу дошло. Не сердись. Ты правда этого хочешь? Несмотря на мою работу?
- Ха! Я думала, на твою работу с замедленной реакцией не берут! Сам подумай, балда, кто же врет о таком? Правда, я этого хочу.
Вот теперь он просиял так, что Марии сразу стало спокойно и радостно. Конечно, он тоже этого хочет.
- И прямо сейчас! - решительно сказала она. - Нет, молчи, молчи! Хорошо, через девять месяцев. Но ни месяцем позже!
Он наклонил голову: дескать, повинуюсь. Потом показал на штурвал, а сам шагнул к люку.
- Ты куда?
- За швартовым канатом! Или мэм предпочитает полный вперед?
И тут же пригнулся, а чехольчик от визирки, пролетев там, где была его голова, шлепнулся на палубу.
- Реакция в порядке, - донеслось из трюма.
6 февраля 2173 года
- Как? - переспросил Экселенц.
Этот вкрадчивый тон был страшнее любого крика. Он и так не любит психологов, а в нештатной ситуации...
- У него будет ребенок, - повторил Макмэхон. - Будущая мать - Мария Хименес, художник-фракталист, они явились ко мне вдвоем.
- Женщина знает?
- Нет.
- Но ведь он у нас прогрессор? И с врачом на эти темы не беседовал? Я что-то путаю?
- Имплантат он выжег. Взял насадку для ремонта снастей, нащупал капсулу под кожей, приложил жало и дал короткий разряд.
Экселенц поднял брови.
- Хименес сказала, что хочет ребенка от него, - пояснил Макмэхон. - Как я понял, она не знала, что прогрессоры носят имплантаты, а он не захотел говорить.
- Объясните мне, какого черта он делал на Земле.
- Срочный вызов. Мать опасно заболела, потом оказалось, что тревога ложная.
- Мать заболела... - сквозь зубы процедил Экселенц. - Вот так одно нарушение тащит за собой другие. Нельзя было этого позволять.
- Рудольф, вы же лучше меня помните тогдашние обстоятельства, - осторожно сказал Макмэхон. - Легенда сыграла против нас. Видный космозоолог узнает, что его ученик с женой, погибшие на Яйле, предвидели высокий риск и якобы оставили на Земле оплодотворенную яйцеклетку. Является в Институт жизни, просит, потом требует, потом рвет и мечет... Вы знаете, как доктор Яшмаа, светлая ему память, умел рвать и метать? Нам ведь не был нужен общественный интерес к судьбам посмертных детей? Усыновление - необычный выбор, но Ян был старомоден.
Экселенц молча смотрел в стол.
- Если бы это был любой из них, - наконец произнес он, - кто угодно, кроме этого... Они-то могли думать, что не делают ничего предосудительного. Имплантат нужен прогрессору-резиденту - при оперативной работе случается всякое, а появление ребенка создало бы коллизию. И нигде не сказано, что у прогрессора не может быть детей на Земле. Но этот - ведь он, спасибо вашим коллегам, был в курсе! Знал, кто он и откуда. И все-таки посмел. Почему?
- Он выполнял ее желание. - Макмэхон позволил себе усмехнуться. - Луну с орбиты, ларец со дна моря, ребенка без ген-тестов и консультаций с врачами, а равно другими лицами. Кроме того, ему никто и не запрещал заводить детей.
- Должна быть своя голова на плечах. Если программа Странников существует, она, очевидно, хранится на генетическом уровне, следовательно, передача генетической информации нежелательна. Кой черт может знать, вдруг достаточно половинной дозы генов. Или как раз половинная доза и нужна для запуска программы, а первый этап, внедрение "подкидышей", был всего лишь подготовкой... Макмэхон, вы не допускаете мысли, что его программа активировалась?
Макмэхон пожал плечами.
- Если это программа, то она заложена в каждом из нас. О-кей, почти в каждом. Она называется "влюбленность". Модификация сознания, эндорфиновый шок - меняются приоритеты, повышается самооценка, человек убежден в собственной неуязвимости и правоте... Да он и раньше не верил, что несет в себе опасность. И, простите, он лучше остальных десяти знал, что может больше не вернуться на Землю.
- Стечение обстоятельств, - сардоническим тоном сказал Экселенц. - Цепь роковых случайностей. Иными словами, опять мы ничего не знаем наверняка... Ладно, Лемюэл, теперь к делу. Мать и будущего ребенка под строгий контроль. Считайте, что их у нас опять двенадцать.
- Рудольф, мне не хочется бить вас под ложечку, - осторожно сказал психолог, - но как бы их у нас не стало опять тринадцать. А затем четырнадцать.
- Что вы имеете в виду?
- Детей. Нашим подопечным по тридцать пять, в этом возрасте более семидесяти процентов землян уже становятся родителями.
- А, скажем, арканарец в тридцать пять земных лет может быть и дедом, что с того? - ощерился Экселенц. - Миллионы землян вообще не заводят детей, у каждого человека свой путь и свои обстоятельства. Или я должен вам объяснять вашу задачу?
- Рудольф, я справлялся у коллег - наши дамы, все четыре, уже заговаривали об этом. Как вы думаете, сколько еще лет мы сможем морочить им головы путями и обстоятельствами?
- Выбирайте выражения!
- Укажите более адекватные термины, и я буду использовать их, - голосом автомата произнес Макмэхон.
- Ладно. Называйте это как вам угодно, но продолжайте. Дадите нам год, два или три года - спасибо и на этом. Пока будем наблюдать за первым. На вас, Макмэхон, - подбор специалистов-врачей и организация прикрытия. Женщина доверяет вам? Беременным показана психотерапия.
- Что?.. Но я не разбираюсь в ваших...
- Мы не должны расширять круг. Можете считать это штрафом за то, что проворонили эндорфиновый шок. И найдите тех, кто работал с Ласко и Нильсеном. Желаю успехов... семейный доктор.
Корней
17 января 2179 года.
Дом в степи заброшен, в нем не ютятся даже призраки. Зачем я его строил? Летом ветер качает высокую траву у крыльца, зимой швыряет в окна снег, и терморегуляторы никак не могут прогнать континентальную стужу. Где-то наверху спит механическим сном отцовский андроид-гигант. Поблескивают неживые глазки видеодатчиков. С тихим шуршанием, будто медленно отдирают пластырь, ползает по полу робот-уборщик. Молчаливая псевдожизнь пустых комнат.
Мария была совершенно такой же, как шесть лет назад, только волосы стригла короче. И еще взгляд. В синих глазах лежали тени, глаза казались свинцово-серыми. Лучше бы она продолжала кричать на него.
"Как ты мог так поступить со мной?"
Прости меня, повторял он снова и снова.
"Мне сказали, что ты все знал! И врачи знали, все знали, кроме меня!"
И это правда, отвечал он. Наверное, меня нельзя простить.
"Я узнала, кто ты такой, от журналиста! Я не верила, смеялась, а он... записывал..."
Ну, стукни меня по голове. Они из меня душу вымотали в эти полгода, врачи, биологи, журналисты и просто любопытные. Вот уж не думал, что эта история раскроется при нашей жизни. Знаешь, ведь я однажды работал с этим Абалкиным и не подозревал, что он - такой же, как я. Теперь я могу жить на Земле сколько хочу, могу стать космозоологом и отправиться в экспедицию... Жаль, цена высока.
"Как ты мог, нет, как ты мог?! Андрюша теперь - сын... подкидыша Странников! Как он будет жить с этим? Ты, ты... ты нелюдь! Я ненавижу тебя!"
Пусть будет так, молча соглашался он. Я заслужил.
Мария подошла ближе. Ему захотелось встать и взять ее за руку, но он не решился. Тогда она села на пол и прижалась щекой к его колену.
10 августа 2198 года
Он явился в разгар нашего брейн-сторма, и пару секунд я глядел на него, не узнавая. Похоже, и это было поставлено мне в счет.
- Я зашел проститься, отец. Завтра улетаю на Тагору. Совет Лабораториума оказал мне честь...
"Отец" - будто через силу. Пятнадцать лет назад я был "пап". Он стремглав вылетал из нуль-кабины и повисал у меня на шее, упоенно командовал Драмбой, часами готов был слушать о тахоргах и сора-тобу-хиру. И, разумеется: "Пап, а расскажи еще раз, как вас нашли Следопыты! А ты совсем-совсем ничего не помнишь о Странниках? А если самое глубинное ментоскопирование?.. У-у, жалко. А бабушка и дедушка знали, откуда ты на самом деле? А когда тебе сказали, ты испугался или обрадовался?.. Ну как чему!.." Раз сто мне задавали все эти вопросы, и только одному человеку я отвечал с удовольствием. Мой папа - чудище иных миров и дитя сверхцивилизации, съели?!
А теперь я спросил его, чем он будет заниматься на Тагоре, и в ответ получил: "Нет смысла объяснять". Может, для кого-то я многоуважаемый доктор Яшмаа, светило экспериментальной истории, а для сына я тупой прикладник, который только и сумел в жизни, что сделать несчастной его мать. И то, что не без участия доктора Яшмаа остановилась большая война на далекой планете - это так, пустяки, не стоящие внимания.
Главное он выдал, когда мы шли через сад к нуль-кабине.
- И вот что. Меня теперь долго не будет. Мать остается одна. Я требую: перестань ее мучить.
Слов у меня не нашлось, вернее, я намертво застрял между "откуда ты взял" и "не твое дело, сопляк". А он продолжал:
- Раньше я об этом не говорил, потому что раньше я был рядом и... Одним словом, сделай что хочешь, но перестань ее мучить!
Далее выяснилось, что я должен исчезнуть из жизни Марии, а также, вероятно, его собственной жизни. Дабы не мозолить глаза, и пропади он пропадом, проект "Гиганда". Тут я потерял терпение и осадил его, как полагается осаживать молодых, когда их несет, однако что это могло изменить? Специалисты больше не сомневаются, что мы, "подкидыши" - просто люди, гармонично вписавшиеся в разнообразие землян. Но я обманул Марию, с этим не поспоришь.
Я не сказал ему, что и вправду могу исчезнуть. Не хватало еще бить на жалость.
Андрей
8 сентября 2199 года
Напитки тагорян, разведенные водой раз в двадцать, уже не считались метаболическими ядами, но цвет приобретали малоаппетитный. Андрей, однако, уже привык, и они с профессором Ю-Ши совершали ритуал отдохновения вместе.
Они занимались тем, что на Земле бы назвали теорией вероятностей и матстатистикой, и чем-то вроде теории хаоса. Каждое утро Андрей, направляемый учителем, нырял в инопланетные математические джунгли, блуждал в них как мог, пугался, отчаивался, переживал открытия и совершал подвиги. Это продолжалось около четырех земных часов, и когда он понимал, что в клетках его мозга больше не осталось нейротрансмиттеров и он не в силах завершить преобразование, профессор Ю-Ши совсем по-человечески вздыхал и ставил две чашки на низкий столик.
Беседовали через транслятор. Андрею не давались языки Тагоры, профессор не владел ни русским, ни испанским, ни английским. У математиков другие приоритеты.
Трехмерный мир возвращался не сразу, и Андрей смотрел на профессора со смутным удивлением. В математических дебрях расовые отличия терялись, и легко было забыть, что учитель - не человек. Как и то, что стажировка в департаменте математики Лабораториума потенциально была не менее опасной затеей, чем экспедиция в настоящие джунгли. Тагоряне любят способных инопланетников, но опасаются неконтролируемых факторов, и как они поступили со своими "подкидышами", всем известно.
- Эта секретность, остров в океане - не моя воля, - шуршащий голос профессора транслятор передавал тише человеческого. - Теперь я могу сказать, у нас общие задачи. (Андрей приосанился: эта идиома была комплиментом.) Совет Лабораториума до сих пор не может забыть о происхождении вашего почтенного родителя. Уже восстановлены дипломатические отношения между Тагорой и Землей, а они все твердят о каких-то малых воздействиях, о факторах, которые невозможно учесть на вашем уровне развития науки. Я лично рассчитал опасность, которую вы можете представлять в самом неблагоприятном случае. Но кое-кто продолжает занимать мое время и ресурсы Машин. Кое-кто считает, что я приписываю слишком большой вес позитивным исходам...
- Life isn't all fricasseed frogs, that's what they say, - не удержавшись, прошептал Андрей. Паршивец транслятор услышал и дал вариант перевода, помигивая оранжевым в знак возможной неточности. Профессор поднял третье веко в знак удивления. Андрей извинился и начал объяснять про вымышленную разумную расу, почти по-тагорски увлеченную предсказаниями негативных последствий, как вдруг заверещал коммуникатор.
- Эндрю! So good, это ты, наконец-то! Я уже думала черт знает какое...
- Салли, ты что кричишь? Я же у профессора, погоди... Простите, пожалуйста, - Андрей вынул "ракушку", вставил в ухо и заговорил вполголоса:
- Ну, что случилось, малыш?.. Серьезно?.. Нет. Нет, не смотрел... Салли, давай с самого начала, я первый раз слышу о каких-то люденах!
24 мая 2203 года
- "Меньшая часть человечества форсированно и навсегда обгонит большую", - сказал Андрей. - И самое интересное, что "подкидыши" не имеют отношения к люденам. Ни у кого из десяти оставшихся в живых пресловутый зубец Т не обнаружен. Как и у меня и шестнадцати моих, так сказать, кузенов, как и у трех внуков "подкидышей". А страхов-то было.
Тридцать лет прошло, подумал Макмэхон. Высокий, почти с Корнея, но мимика и пластика совсем другие, и глаза синие. И уже есть люди, которые знают Андрея Яшмаа, математика, но не знают, кто его отец.
- Андрей, вы не обидитесь, если спрошу: вы ведь хотите решить эту проблему? Узнать, что отличает "подкидышей" и их детей от других землян, и что имели в виду Странники, оставляя нам инкубатор?
- Обижусь, если не спросите, - Андрей ухмыльнулся. - Честно говоря, меня распирает. Можно, я немного поболтаю? Публиковаться мне пока рано, а болтать уже можно. Постараюсь без математики.
- Я весь внимание. - Плох тот терапевт, который не побеседует хоть с математиком, хоть с гибридизатором, хоть с артистом о его работе.
- Знаете, один эволюционист говорил: если бы Землю посетили инопланетяне в период становления человека как вида, они решили бы, что эти немногочисленные обезьяны вымирают.
- Вы думаете, Странники таким способом попытались сохранить наш вид?
- Да нет, это чепуха, тринадцать - мало... Ладно, берем факты. Во-первых, "подкидыши" ни с кем не кластеризуются. На генном уровне они люди, только неопределенные какие-то люди, равноудаленные от всех земных и внеземных этнотипов, как ныне живущих, так и древних. Во-вторых, есть некие участки генома. Одни из них у "подкидышей" уникальны, другие нет, и в любом случае ничего особенного, ни рогов, ни копыт на уровне фенотипа. Но что для них характерно... короче, у меня таких участков три, и они представлены только копиями, полученными от отца. В этих точках мамины варианты удалены, как если бы они были дефектными, и заменены отцовскими.
- Как такое может быть?
- Обыкновенно. Это случается и без Странников. Но когда те же гены сохраняются и у внуков, - наводит на размышления. Выборка пока мизерная, говорить о чем-то серьезном нельзя. Просто такая непонятная штука, аналог их янтариновых артефактов. Есть, а зачем - кто знает.
- Но вы предполагаете, зачем.
- Да, здесь начинается моя отсебятина. Я предположил, что Странники подобрали варианты генов, которые мы утратили, когда наш вид проходил через "бутылочное горлышко". Решили, что нам без них жизнь будет не мила, и прислали в подарочной упаковке. Возможно, это были зиготы погибших кроманьонцев, но скорее - искусственные конструкты. Кстати, это могло предназначаться и не нам. Вдруг мы вскрыли подарок для саракшианцев, который они должны были найти, когда выйдут в космос...
- Э, нет, подарок наш! - воскликнул Макмэхон. - Это был канун земного Нового года!
Андрей хмыкнул, давая понять, что оценил шутку. Но кто знает наверняка, подумал Макмэхон. В чем сильны Странники, так это в управлении событиями, которые менее развитые расы называют случайными...
- И что дальше? Ваши потомки станут новыми люденами?
- Наши потомки, Лемюэл. Наши. Помните задачку про шахматную доску и зернышки? У вас двое родителей, четверо дедушек и бабушек, восемь прабабушек и прадедушек. Лет через восемьсот каждый землянин будет потомком "подкидыша". И обратно, каждый из них будет потомком всех ныне живущих землян, кто оставит детей. Судя по тому, что мы знаем о Странниках, помощь, рассчитанная на сорок пять тысяч лет и еще восемь веков, вполне в их стиле. И тогда понятно про детонаторы - помните, артефакты, что нашли рядом с инкубатором. Насколько я знаю, исчезли детонаторы или умерших "подкидышей", или тех, у кого есть внук или не менее двух детей.
- Но ведь детонатор Корнея исчез уже лет пять как... Вы не знали?
Не знал. По лицу математика Яшмаа это было видно отчетливо.
- Андрей, так что это за гены? - спросил Макмэхон. - Вы говорите именно о помощи...
- Что за гены. По отдельности - ничего особенного. Некоторые повышают интуицию, эмпатию, умение вычленять семантику мельчайших знаков - не просто так шесть из тринадцати в профпоказаниях имеют зоологию и ладят со всякими зверушками. Интереснее, что со временем дадут комбинации генов. Можно на ваш экран?.. Мы не Странники, мы плохо умеем считать на таких временных расстояниях, да еще троих из тринадцати мы снова потеряли... Вот так как-то.
Радужные круги, лучащиеся надписями, лабиринты регуляторных цепей, столбцы и строчки аминокислотных последовательностей... Макмэхон промотал к резюме, прочитал его, потом еще раз.
- Вы думаете, это... Вы в это верите?
- Пусть машина думает, ее для этого строили, - Андрей прищурился и стал очень похож на Корнея. - А у машины получается, что в итоге всех событий на уровне генома нынешние вершины науки - многомерная алгебра, построение П-абстракций - могут стать обыденным навыком. Звучит выспренно. Но, знаете, членораздельная речь тоже когда-то была непростым занятием и уделом немногих, самых упорных, а теперь дети учатся говорить так же естественно, как растут. Генокопия. Ну как вам?
Макмэхон восхитился, вполне искренне. Андрей обрадовался, тоже вполне искренне. Но было видно, что ему уже не до науки. Он вертел в руках свой инфокристалл, кусал губы и наконец решился.
- Лемюэл, я, собственно, и пришел к вам, как к психотерапевту. Когда я улетал, я плохо попрощался с отцом. Хотел его обидеть и обидел. Но я только сейчас понял, какой был скотиной. Салли и я - мы перед отлетом решили не говорить родителям, мама бы вообразила, что нас убьют, раз мы оставляем на Земле зародыш... Я не подумал, это же всего одна клетка... о черт, Лемюэл, мне нужен ваш совет. Понимаете...