По узкой улице, вымощенной осиновыми торцами, держась черной правой стороны, где в сточной канаве протекал вонючий ручей, шагали старик и мальчик. Было темно, хотя ночь еще не наступила, но они уже не спешили, не надеясь сегодня вернуться домой. Они искали место для недорогого ночлега. Если бы не мелкий дождь и холодный ветер, они, наверное, устроились бы спать под открытым небом и были бы очень довольны, сэкономив таким образом мелкую монетку.
Старик и мальчик возвращались с осенней ярмарки. За плечами старик нес короб с нераспроданным товаром: глиняными свистульками и рябиновыми дудками. Мальчик шагал налегке, пряча правую руку под одеждой - в руке он крепко сжимал сахарный пряник. Это было его единственное сладкое лакомство за целый год - каждую осень старик покупал для него такой пряник в лавке у знакомой краснолицей бабы; каждую зиму, каждую весну и каждое лето мальчик вспоминал то угощение и с нетерпением ждал новой ярмарки.
Они нашли приют в конце улицы - за высоким забором постоялого двора. Одноглазый хозяин не позволил войти им в дом, сказал сердито, что все места давно заняты, но, взяв плату, разрешил устроится под навесом старой коновязи. Там уже горел огонь в небольшом очаге, сложенном из камней, там в закопченном котелке кипела пустая похлебка, и несколько босоногих голодранцев, бурча животами, поочередно черпали горячее одной ложкой.
Старик и мальчик, немного смущаясь, погрелись и обсушились возле общего огня, потом отошли в сторону, забрались в большое корыто, набитое соломой, укрылись рогожей и съели по луковице и куску хлеба.
- Видишь человека, что лежит под дождем? - тихо спросил старик у мальчика.
- Да, - так же тихо отозвался тот, отщипнув маленькую сахарную крошку от пряника и положив ее в рот.
- А знаешь, кто это?
- Нет.
- Это Железный Хесим, могучий и ужасный.
- Он ужасный, - согласился мальчик, убрав пряник в карман. - Но он не могучий.
- Сейчас это так, - согласился старик. - Но когда-то всё здесь подчинялось ему одному.
Мальчик долго разглядывал обрубок человека, лежащий на краю коновязи. Несчастный калека оборванец мок под дождем, и никому не было до него дела. Безногий, он тянул единственную руку к каждому, кто проходил рядом, и жалостливо стонал, но никто даже не смотрел в его сторону.
- Что с ним случилось? - спросил мальчик.
- Он всегда такой был, - ответил старик. - Если хочешь, я могу рассказать его историю.
- Хочу.
- Ну, тогда слушай.
* * *
Кузнец и Колдун жили рядом.
Дом Кузнеца стоял на краю леса возле запруженного бобрами ручья, а Колдун обитал за ручьем, в глубине замшелого темного ельника, где на засыпанной мертвой хвоей земле росли кругами только бледные ведьмины грибы. У Кузнеца была дочь, невеликая ростом, тонкая костью, но на удивление сильная и крепкая. У Колдуна детей не было, зато все обитатели леса считали его за своего.
Что Кузнец, что Колдун - оба они были нелюдимы, но редких гостей всегда привечали, прочь не гнали: раз уж добрался сюда человек, раз преодолел страх и дорогу непростую, значит, дело у просителя действительно важное.
Так оно всегда и выходило: кто-то искал лекарство для смертельно больного родителя, кто-то просил наладить заморский механизм, великие непогоды предсказывающий, а кто-то просто испрашивал совета, как заново строить порушенную жизнь.
Тяжелое это было время, непростое - от него и прятались в глуши Колдун и Кузнец. Всякое про них рассказывали, но никто не знал, что в этих рассказах правда, а что людские придумки. Одно только было известно точно: то, что умели Колдун и Кузнец, простым людям дадено не было.
* * *
Однажды в летний день Афила Заступника к дому Кузнеца приехали гости, привезли на телеге страшный груз в груде залитой кровью соломы.
Вышел хозяин на крыльцо, встал у двери, на молот опираясь, из-под густых бровей на чужих людей черными глазами недобро зыркая - запряженная лошадь и та от его взгляда взволновалась, попятилась. Замялись гости, переглянулись, подошли к крыльцу опасливо, часто кланяясь, извинения бормоча. На прямой вопрос Кузнеца, с чем пожаловали, прямо ответили, что привезли раненного, от которого другие лекари отказались.
Пожал Кузнец могучими плечами, удивился вслух: разве кузнецкое это дело болезных лечить? Заговорили гости наперебой, о любой помощи упрашивая; про Колдуна, живущего рядом, вспомнили, его позвать попросили - уж он-то, известное дело, даже мертвого поднять может.
Покачал обритой головой Кузнец - нет, мертвого поднять никто не в силах, не бывает такого колдовства в этом мире, чтобы мертвого оживить. Сошел с крыльца, к телеге, сильно хмурясь, приблизился. Осмотрел изувеченное тело, чудом живое. Криком дочку из дома вызвал. Она вышла - тонкая, легкая; гостям с поклоном улыбнулась, к отцу подбежала. Велел ей Кузнец в лес за соседом быстро идти, а сам к гостям повернулся, руку, кровью измазанную, о сорванный лопух вытирая.
- Кто он?
- Заступник, - ответили ему. И вперебой рассказали про лютых разбойников, три села обирающих, о жертвах их, о злых бесчинствах, о пожарах, о смерти, о муках и страхе. Рассказали, как недавно приехал в село никому не известный человек с необычным кривым мечом, и как в первый же день помешал он разбойникам над двумя невинными девками злодейство учинить. Рассказали, как нагрянула ночью вся банда, как искали разбойники по дворам своего обидчика. И как незнакомец с кривым мечом сам вышел к ним, назвал себя странным именем, и начал бой.
- Изрубил всю банду. Кто выжил - без оглядки убежал. А он остался лежать на дороге, трупами врагов окруженный, саблю свою крепко сжимая.
Рассказали Кузнецу, как селяне подобрали израненного воина, как сами пытались его лечить, пока настоящих лекарей искали. Рассказали, как все приезжие лекари, поглядев на мечущегося в горячке заступника, раны его пощупав, головами качали и от лечения отказывались, говоря, что больной до конца дня не доживет. Но он жил - день, два, три. И последний лекарь, в бессилии своем признаваясь, сказал, что помочь умирающему может лишь колдовство.
- Ладно, - дослушав рассказ, согласился Кузнец. - Несите его в дом.
И, с гостями не попрощавшись, ушел к лесу соседа своего встречать.
* * *
Тринадцать дней жил Колдун в доме Кузнеца, варил мази и снадобья, дымил над постелью больного разноцветными пахучими дымами, диким котом выл, птицей щебетал, в костяные колотушки стучал - близкую смерть всячески отпугивал. Заклинания приговаривая, гнилое мясо острыми ножами резал, железной пилой кости пилил, тонкими иглами живую кожу шил, раскаленными печатями кровь останавливал.
Тринадцать дней сидели вокруг дома Кузнеца белки и рыси, бурундуки и медведи, мыши и волки, бегали в лес, хозяину своему нужные травки и корешки добывая.
На четырнадцатый день открыл глаза раненный, на мучителя своего посмотрел ясно, единственной рукой по кровати зашарил, саблю свою кривую отыскивая.
Засмеялся Колдун, будто филин заухал, дунул в лоб воину, травяной пылью на глаза посыпал и зычно позвал хозяина дома с дочерью. Когда они пришли, встали у постели на осклизлом полу, объяснил им, что будет теперь раненый спать девять ночей без просыпу. Велел мазать раны дегтем и медом, кормить особым бульоном, через зубы его вливая, читать наговоры, колотушкой постукивая. А еще рассказал подробно, что нужно будет сделать, чтобы раненого на ноги поставить, на бересте косточкой пояснительные рисунки нарисовал.
Ушел Колдун в лес силы восстанавливать. Обещал через девять ночей вернуться.
А Кузнец с дочерью, на безногого однорукого спящего поглядев, взяли берестяные записочки и отправились в кузню раздувать жар в никогда не остывающем горне.
* * *
Девять дней на всю округу перестукивались молоты, и звенела наковальня. Девять дней надрывно гудели меха, и взлетали в небо горячие искры.
На десятый день вернулся из леса Колдун. Принес жилы и вены животных, медвежью лапу и лосиные ноги. Долго отдыхал на пороге кузни, за работой Кузнеца и его дочери наблюдая, висящие на стене кованые одёжи осматривая, придирчиво изъяны в них выискивая. Ничего не сказал мастерам, когда они работу закончили. Встал, вместе с ними к дому пошел, где в прохладной горнице спал беспробудно безногий однорукий человек, весь медом и дегтем вымазанный.
И опять взялся Колдун за острые ножи и иглы. Затянувшиеся раны вскрыл, звериные жилы к человеческому мясу прикрепил, животные вены под кожу сунул, высверлил буравом суставы и кости, сквозь дыры железную проволоку пропустил, велел Кузнецу концы клепать, а сам пахучие дымы зажег, живой водой брызгать принялся, вареные мази толстым слоем на раны накладывать стал.
Под вечер вытащили лавку с больным к кузне. Зажгли факелы, развесили на жердях все свечи и светильники, что в доме были. Оковали обрубки ног и руки железом, блестящими спицами медвежью лапу пронзили, к лосиным ногам шарниры скобами прикрепили, проволокой оплели...
Три дня и три ночи работали Кузнец и Колдун, живое, мертвое и неживое меж собой соединяя, сращивая. Ранним утром четвертого дня пришел в себя распятый на лавке человек, пошевелился, дубовую лавку развалив. Отступили Колдун и Кузнец, на дело своих рук любуясь, понимая, что никто никогда ничего подобного повторить не сумеет.
- Встань и иди, - сказал Колдун ворочающемуся на земле человеку, собственной тяжестью раздавленному.
Застонал человек, захрипел железным горлом, повернул железное лицо к своим спасителям, на медвежью лапу, железом окованную, оперся, лосиные ноги, в железо одетые, подогнул, подобрал.
Не сразу ушел железный человек от своих спасителей. Несколько дней учился он владеть обновленным телом: сначала ползал, потом ходил, потом бегал. Силу испытывал - деревья железной лапой валил, железными ногами дробил камни. Когда совсем окреп и освоился, поклонился Кузнецу, Колдуну спасибо сказал. И отправился восвояси, землю сотрясая, даже имени своего не назвав, но пообещав заботиться о людях, что привезли его сюда.
Много лет потом ничего не слышали Колдун с Кузнецом о спасенном ими человеке.
Уж и думать о нем забыли.
Но нашлись люди - напомнили.
* * *
В самый разгар лета, в сенокосную пору, точно в день Иосы Молчальницы навестил Кузнеца старый знакомый - разъезжий купец Тарадор. На мену привез он два мешка соли, заморские сухие травки в горшочках, ткани разные и потешные картинки на лубках мелко рисованные - для дочки Кузнеца развлечение. Непривычно тих и сдержан в торге был Тарадор - будто опасался чего. Вопросы чудные и осторожные задавал. По сторонам так и зыркал.
Терпел хозяин ужимки гостя, да не вытерпел - припер к телеге, товаром груженой, прямо спросил, чего случилось. Не стал Тарадор отказываться, начал рассказывать - сначала всё намеками, да с оглядкой, потом честно, без недомолвок.
Узнал Кузнец, что человек, которого они с Колдуном на ноги поставили, теперь всю округу держит в страхе. Выслушал Кузнец, лицом каменея, длинную историю, как так получилось.
Всё поначалу, вроде бы, хорошо было: каждую деревню посетил человек на железных ногах, в каждый хуторок захудалый заглянул; могучей железной лапой похваляясь, всем обещал защиту. Года не прошло, а он уже тракт от разбойников очистил, лесного людоеда изловил и казнил, болотное чудище, на гати охотящееся, из трясины выволок, распотрошил, сделал чучело и в город его продал. Нашлись, конечно, злодеи, недовольные новым порядком, и немало их было. Засады устаивали, самострелы ставили, ловушки готовили - по всякому убить пытались. Но разве можно одолеть железного человека, звериной силой наделенного?
Поверили защитнику простые люди, имя его узнали - Хесим, место нашли, где он поселился. Сами теперь стали с просьбами к нему приходить: злого обидчика покарать, опасного зверя из леса выгнать, степного врага к границам не пустить, ценный обоз через недоброе место проводить... Не требовал платы Железный Хесим, брал то, что давали: краюху ли хлеба, мешочек ли с монетами. Только вот стали замечать люди, что очень уж хвалится своей силой Железный Хесим - то забор походя повалит, то колодезный сруб словно бы случайно разобьет, а то и бычка чужого, забавы ради, жизни лишит, в лоб кулаком стукнув. Кто-то не сдержался однажды, сердитое слово против сказал. Тогда Хесим так ему бока намял, что недовольный на ноги больше подняться не смог. Забоялись крестьяне, сомневаться начали, так ли уж хорошо такого заступника иметь. А Хесим, со всеми врагами расправившись, всех недругов напугав, заскучал от спокойной жизни и совсем дуреть начал: то на ярмарку придет бороться с кожемяками да и покалечит их, то бегущую мимо упряжку за оглоблю остановит и перевернет, гогоча, то заезжих плотников, дом ладящих, разгонит, почти готовый сруб по бревнышку раскатает - стук топоров ему, видишь ли, отдыхать мешал. Кончились благодарности и подношения, и Хесим окончательно сдурел: в трех деревнях три двора белым днем разорил, трех девок к себе утащил, велел нести за них выкуп. Забрал у семей все, что было, но девок так и не отпустил, женами их назвал, в доме на цепь посадил и велел в новый год по весне новую жену ему приводить. Каждую деревню в округе и каждый хуторок данью обложил. Людишек своих завёл, кривыми саблями их вооружил, в сюртуки особые одел, подкованные сапоги каждому выдал. А на месте дома своего бывшего чуть ли не крепость выстроил - терем с частоколом, с воротами, с башенкой смотровой.
Ходили на поклон к Хесиму старосты, надеялись, что одумается он, их послушав. Но нет - только хуже стало. И с того дня пополз по округе слух, будто Железный Хесим не просто так здесь обосновался, а что поставили его следить за порядком Колдун и Кузнец. Сам Хесим, вроде бы, похвалялся этим перед старостами. Говорил, что по своей воле ничего не делает, а лишь наказы в точности исполняет. Не все поверили, но многие. Да и как тут не поверишь, если увозили к Кузнецу полумертвого человека, а вернулось от Кузнеца железное пугало. Может у него внутри ни души ни сердца, одни колеса, рычаги да шестеренки?..
Выслушал Кузнец купца Тарадора, в землю глядя, ноздри широко раздувая. Ничего не сказал, ушел в избу, только дочери своей притихшей велел торговлю закончить. А сам как сел на лавку у холодной печи, так и просидел до самого вечера, заскорузлые руки свои разглядывая, думая что-то.
Только когда стемнело на улице, и звезды густо небо окропили, тогда встряхнулся Кузнец, поднялся резко и вышел из дому. К лесу направился, но через ручей перебираться не стал. На берегу остановился, спокойное журчание воды послушал, а потом ладони к лицу поднял, воздуха в грудь набрал и что было мочи закричал в черную лесную стену, товарища своего вызывая.
* * *
Недолго решали Колдун и Кузнец, что им делать: сами наворотили, самим и править нужно. Дали себе сроку два дня, но управились за день и за ночь.
Туманным утром вброд перешел Колдун ручей, выводя из леса свою дикую армию: седого медведя, кабана мохнорылого, игривую рысь, трех матерых волков и могучего лося. На берегу по-звериному от воды отряхнувшись, влез сохатому на спину, за рога крепко взялся, волков вперед пустил, тонким свистом с неба сокола позвал.
А Кузнец, дочь на хозяйстве оставив, вышел из дома за два часа до рассвета. Выворотил из-под углов кузни замшелые валуны, воды принес, раздул горн мехами, медные вентили поворотил, свежий пар в железные трубы пуская. Зашаталась кузня, закачалась. Выбил Кузнец окно, рычаги тайные нажал, скрытые пружины взвел. Приподнялась кузня, наросшую землю с себя стряхивая, дощатые пристройки, будто ненужную шкуру, сбрасывая. Выпростала наружу колеса, дунула горячим паром, и покатила в горку, грохоча и поскрипывая.
Встретились Кузнец и Колдун на дороге, не остановились - спешили: сами наворотили, самим и править нужно.
* * *
Нетрудно оказалось Железного Хесима найти - не прятался он. Сидел в своем тереме за бревенчатой изгородью, с товарищами пировал, на охоту собирался. Когда тревожный рог на смотровой башне загудел, без опаски вышел к воротам, на Кузнеца и Колдуна с улыбкой глянул, кивнул им небрежно.
Не видел Железный Хесим ни самобеглой кузни, за близким перелеском остывающей, на зверей диких по траве и кустам прячущихся. А и увидел бы если, не испугался бы - хозяином он уже себя чувствовал, а чего хозяину в своих владениях бояться?
Вышли к Хесиму его люди - двенадцать человек, все крепкие, рослые, молодые, в кольчугах и шлемах, с кривыми саблями в руках, с колчанами у поясов, с луками за спинами. Недоуменно поглядели на гостей, выезд заслонивших, - это кто тут вообще? что за рвань чумазая? почему хозяин их терпит, прочь не гонит, не насмехается?
- Зачем пожаловали? - спросил Хесим, за ворота, подбоченясь, выступая.
- За платой пришли, - в землю глядя, кувалдой поигрывая, сказал Кузнец. - Давно пора было.
- И сколько же я задолжал? - ухмыльнувшись, поинтересовался Хесим.
- Все отдавай, что не твое, - сказал Колдун.
- А тут все мое, - засмеялся Хесим.
- Нет тут твоего ничего, - ответил Кузнец. - Нет, и никогда не было.
- Может и не было, да вот стало, - перестал улыбаться Хесим, губы поджал, лоб нахмурил. - Убирайтесь, старые, пока можете. Не уйдете сами, тогда я помогу.
- Экий грозный, - недобро усмехнувшись, буркнул Кузнец. Но отступился, шаг назад сделал, повернулся. За ним и Колдун попятился.
Долго смотрел им вслед Хесим, решал, дозволить ли этим двум жить дальше или проще будет расправиться с ними. На дружину свою оглянулся, руку поднял, из пальцев фигуру сложил. Безмолвную команду распознав, воткнули воины перед собой сабли, за луки взялись, стрелы из колчанов вынули, на тетивы наложили. Но только стрелять изготовились, как с неба, клекоча, рухнули на них рябые птицы - острыми когтями лица исполосовали, жесткими крыльями глаза исхлестали, шлемы посшибали, тетивы порвали.
Отбились, отмахались Хесим и его люди от взбесившихся птиц. А Кузнеца с Колдуном уж и след простыл - то ли в траве залегли, то ли в перелеске укрылись.
Зарычал разозленный Хесим, велел беглецов немедля найти и расправиться с ними. Сам первый пошел, саженной саблей помахивая, макушки с ковыля срубая. Далеко вперед вырвался - на лосиных-то ногах. Оглянулся, громкий шум за спиной услышав. Успел увидеть, как седой медведь, на дыбы встав, двух воинов под себя подмял, как огромный вепрь клыками живого человека поломал и в землю зарыл, как волки в ноги людям вцепились, как огромная пятнистая кошка в горло вгрызлась. Бросился было Хесим товарищам своим на подмогу - но поздно уж: миг, и нет дружины, вся полегла.
А тут и другой шум с другой стороны послышался: треск, хруст, скрип и грохот. Поворотился резко Хесим, уже не так в своей силе уверенный, увидал, как из перелеска, деревца ломая, кусты выдирая, выбирается железная избушка на огромных колесах с шипами: из трубы огонь рвется, из-под пола пар хлещет, а в переднем окошке лицо Кузнеца маячит.
Скакнул Хесим к терему своему, закричал в башенку, чтоб ворота готовились закрыть. Только зря - не остановили дубовые ворота железную кузню, ударилась она в них, да и сорвала с петель, на куски разломала. Понял Хесим, что и в доме ему не укрыться, прыгнул к кузне, надеясь достать Кузнеца если не саблей, то железной лапой. Но повернулась вдруг кузня, будто мельница ветряная, и вылетела из дыры в стене тяжелая цепь с пушечным ядром на конце, хлестнула Хесима, сшибла его. Проехали по ногам Хесима огромные колеса, железо сминая, лосиные кости ломая. Фыркнула ему в лицо кузня горячим паром, да и остановилась. Вышли из нее Кузнец и Колдун, встали над орущим Хесимом, к земле прижатым, переглянулись. Кузнец щипцы и кувалду поднял, Колдун остроту ножа на ногте проверил - сами наворотили, самим и править нужно.
Недолго они возились, не щадили пленника своего, воплей его не слушали. Содрали железо, выдернули спицы, проволоку вытянули, сухожилия звериные срезали, животные вены из-под кожи вытащили. Жгучими мазями раны закрывали, раскаленными печатями кровь останавливали. Как закончили всё, бросили Хесима на пол кузни - безногого, однорукого, едва живого - какой он был, когда они его впервые увидели. В терем поднялись, пленниц расковали, пленников из подвалов выпустили, велели им всё награбленное добро на улицу выносить и сроку дали до вечера. А как стемнело, вынули из раскаленного горна огонь и пустили его на терем - со всех углов...
* * *
- Они не стали его убивать? - спросил мальчик, когда старик закончил рассказ и глубоко о чем-то задумался.
- И сами не стали, и другим не позволили, - кивнул старик. - Они привезли Хесима на ярмарку и бросили его недалеко от места, где я продавал свои свистульки. Люди испугались - я видел, как некоторые из них, оставив товар, убегали, словно этот жалкий калека мог чем-то им навредить. А потом пришли те, кто собирался казнить Хесима. Но Кузнец и Колдун вмешались, запретили расправу.
- Почему?
- Не знаю... Может быть они считали, что отбирать можно лишь то, что давал сам. Они взяли у Хесима железные ноги и лапу, но его жизнь им не принадлежала... А может они решили, что смерть будет слишком легким для него наказанием... Посмотри на этого калеку. У него нет дома, он не может говорить, он ползает будто червяк и питается помоями. Летом он страдает от насекомых, осенью мокнет под дождем, зимой замерзает, а весной тонет в грязи. Все здесь помнят, кем он раньше был, и ненавидят его - норовят наступить, пнуть, обидеть...
- А может быть Кузнец и Колдун оставили его жить, потому что надеялись, что он исправится и снова станет хорошим? - тихо спросил мальчик.
- Я не знаю, - улыбнулся ему старик. - Может и так... Поговаривают, те доспехи до сих пор хранятся у Кузнеца в доме, ждут человека с чистой душой и добрым сердцем. Человека, которого не сможет испортить сила железа и колдовства. Кузнец рад будет перековать доспехи, подогнать их по телу нового хозяина, да только неоткуда тому взяться. В каждом из нас есть что-то злое и черное, тянущееся к железу и алчущее силы.
- Так, может, поэтому они его и не тронули? - совсем уже тихо спросил мальчик.
Он долго смотрел на промокшего калеку, пугливо жмущегося к столбу, когда кто-нибудь проходил рядом. Он слушал стоны и хрипы несчастного. Видел его трясущуюся тонкую руку, на которую больше никто не обращал внимания.
Мальчик думал и представлял, каково это, быть таким - поломанным, беспомощным, брошенным, жалким, никчемным - каждый день, каждый год: зиму, весну, лето и осень, раз за разом, опять и опять, беспросветно, бесконечно...
Старик уже спал, когда мальчик выбрался из корыта с соломой. Он вышел под дождь и приблизился к тому, кто когда-то был Железным Хесимом, могучим и ужасным. Присев на корточки, мальчик посмотрел в худое и страшное лицо, пытающееся спрятаться от его взгляда под складками сгнивших одежд.
- Я знаю, кто ты, - сказал мальчик и достал из кармана сахарный пряник. - Вот, возьми.
Он вложил лакомство в скрюченные грязные пальцы, холодные как сосульки, и быстро отступил, стесняясь своего поступка.
Вернувшись под навес, мальчик забрался в солому и растолкал храпящего старика. Спросил шепотом, почему-то сильно дрожа:
- А ты знаешь, где живут Кузнец и Колдун?
- Знаю, - покашляв, признался старик.
- Отведи меня к ним, пожалуйста.
- Вот прямо сейчас, что ли? - притворился сердитым старик.
- Нет. Потом.
- Подрастешь еще немного, и отведу, - пообещал старик, прикрывая улыбку ладонью. - Надеешься, небось, что Кузнец тебе колдовские доспехи подарит? Ну, что же... Может и подарит, человек-то ты добрый, хороший...
- Нет, мне не надо, - замотал головой мальчик. - Я просто хочу сказать им, чтобы они навестили Хесима. Может быть, он уже исправился. Может быть, он всё понял.
- Э-э... - протянул удивленный старик. - Зацепила тебя моя история, как я погляжу... Ладно уж, спи давай.
- А ты отведешь?
- Отведу...
Успокоенный мальчик поглубже зарылся в солому, свернулся калачиком у старика под боком. Вздохнул глубоко. Спросил, уже засыпая:
- Точно?
- Точно...
Они заснули вместе, и не слышали, как почти сразу прекратился дождь. Но сон старика был чуток - какие-то необычные звуки вскоре разбудили его, и он, боясь пошевелиться и потревожить мальчика, долго лежал и слушал близкий странный шум, пытаясь его распознать: не то чмоканье, не то хриплое сопение - что же это такое?
Откуда ему было знать, что это плачет навзрыд немой Железный Хесим, обкусывая и обсасывая сладкий сахарный пряник, подаренный маленьким мальчиком, - самую великую драгоценность, что случилась в его жизни.