Клименко Андрей Иванович : другие произведения.

Избранники Перуна (рабочее название "Ведомые Перуном")

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта книга о русичах и кочевниках, о волхвах и шаманах, о богах и нечисти. Судьбы героев сплетены в единое целое, и только смерть может разрушить это полотно, оборвав нити жизней. Вера отцов и долг перед страной, клятвы верности князю и приказы верховного божества, просьбы соратников и проклятия врагов заставляют героев выбирать или или. И только решающая битва за святыню расставит все по своим местам.
  Спасибо жене и дочке за терпение и понимание.
  Спасибо брату, без которого книга не была бы написана.
  Спасибо Андрею, без которого книга не была бы такой, какая она есть.
  
  
  ИЗБРАННИКИ ПЕРУНА
  ПРОЛОГ
  Разрубают ночь вольные сердца
  Вдаль за горизонт острием меча
  Головы сложить - прочь не повернуть
  Мёртвые вовек сраму не имут
  
  Ты возьми с собой Земелюшки щепоть
  Коль найдёт стрела ой да буйну плоть
  Бегство не спасёт - на Руси рекут
  Мёртвые вовек сраму не имут
  
  Во имя мудрости предков моих,
  Во имя детей! Иду на вы!
  
  
  Спустя один день или по прошествии многих лет в памяти Светозара не останется связанной картины случившегося в той битве с печенегами на берегах Дуная. Будто кусок его жизни небрежно скомкал, бросил в костер, а пепел развеял по ветру неведомый колдун. Любой бой в своей жизни воин мог вспомнить, пусть расплывчато, но мог, а вот та битва, в которой принял смерть князь Святослав Неистовый, глубоко врезалась в память, заставляя вновь и вновь сердце обливаться кровью. В мельчайших подробностях бой запечатлелся лишь до самой гибели киевского князя, а вот потом остались только обрывки, осколки, отголоски... эхо, пыль, лязг, крики, прыгающая земля, скрежет...
  Возвращались они в Киев из Белобережья с остатками когда-то могучей дружины Святослава, теперь изрядно поредевшей после битвы с византийцами у Доростола. Русы прошли лишь часть пути, пролегающего через пороги Днепра. Как обычно, перед наступлением ночи князь решил разбивать стан, чтобы хоть немного дать отдохнуть людям. Ладьи между порогами перетаскивали на себе, потому что лошадей пришлось съесть еще во время византийской осады. Много славянских воинов осталось булгарской земле, а выжившие, перенесшие трехмесячный голод и непрерывные битвы с византийцами вымотались до предела. Печенеги напали перед рассветом, тихо вырезали утомленных бессонной ночью часовых и лавиной ворвались в спящий лагерь. Полусонные русы пытались сопротивляться. Их рубили не глядя, пронзали копьями и стрелами, раненых и беспамятных утаскивали в степь арканами.
  Светозар после полуночи, почувствовав неладное, пошел проверять посты у реки. Это позволило в первые мгновения начавшейся кровавой бойни трезво оценить ситуацию. Воевода огляделся - печенеги были повсюду, безжалостно истребляя малочисленные кучки русов. Он заметил только два серьезных очага сопротивления степнякам.
  Малая дружина Свенельда рубилась на восточном конце лагеря. Они всегда держались особняком в войске и выставляли, помимо общих, собственные дозоры. Часовые заметили степняков и подняли тревогу до того, как враги добрались до малой дружины. Это позволило остальным воинам Свенельда облачиться в доспехи. И теперь литой строй витязей за красными щитами шаг за шагом продвигался к княжьему шатру, попутно уничтожая подвернувшихся врагов.
  Другой очаг сопротивления, как и следовало ожидать, образовался вокруг шатра великого князя. Что там происходило, было не разобрать, но, судя по лязгу железа и крикам, бой шел жестокий. Светозар принял единственно верное для себя решение - пробиваться к Святославу.
  Первого выскочившего степняка он зарубил косым ударом меча, нырнув под занесенную над головой саблю. Припал к земле. Уходя от просвистевшего аркана, подхватил с земли кем-то оброненную сулицу и метнул ее в следующего противника. Вытащенные на берег ладьи остались позади, ноги сами несли воеводу через пылающий лагерь, туда, где бился Святослав. Светозар рубил, уклонялся от сабель и стрел, снова рубил и уклонялся. За воеводой шли воины, которые оставались на страже возле реки. По мере продвижения к княжескому шатру к ним присоединялись уцелевшие русичи. И вот уже небольшой отряд, закрывшись щитами и ощетинившись мечами и копьями, пробивался к своему князю.
  На холме рубились ближние княжьи гридни, и среди них в первых рядах бился сам великий князь Святослав. Сильна выучка русских воинов, и дорого они продавали свои жизни. Каждый киевлянин, прежде чем пасть, забирал за кромку несколько врагов.
  Очередная волна степняков отхлынула от стены русских щитов, оставив возле них груды искалеченных, бьющихся в агонии человеческих тел и лошадиных туш. Побоялись копченые снова штурмовать живую крепость, решили забросать русов стрелами. Видя, что не спастись соратникам за щитами, Святослав повел остатки дружины в атаку.
  Все это видел Светозар. Видел, что не успеть Свенельду на помощь к князю, увяз он в бесчисленной толпе степняков. И понимал, что сам не успевает - так далеко до стяга с пардусом на полотнище, и так мало воинов с красными щитами за спиной.
  Помнит воевода еще тот роковой миг...
  ...Печенеги сгрудились в кучу, потные, сопящие, стремясь достать, дотянуться до неуловимого князя, и в суетливой погоне за ускользающим русичем дотягивались до самих себя, стонали, падали, злились, толкались, кричали от гнева и вскрикивали от боли. А Святослав смеялся. Что могли эти дикие кочевники против светлого князя, против его воинского умения, против духа русского, против потомка славного Рюрика.
  ... Никто не заметил короткого щелчка воловьей тетивы. Коренастый лучник довольно ухмыльнулся, смотря на черное оперенье стрелы, дрожащее у самых глаз князя. Ее хищное тонкое древко глубоко уходило под выпирающую ключицу, пробив трехслойную кольчугу.
  Святослав недоуменно уставился на стрелу, затем натужно, с хрипом выдохнул, ставший вдруг вязким, воздух. Понимая, что больше терять нечего, и что жизнь с каждым вдохом, с каждой каплей крови, вытекшей из раны, рано или поздно покинет его, князь одним движением обломал стрелу и бросился на врагов с диким ревом. Столь бесстрашен и силен был этот напор, что нападавшие отшатнулись. Святослав рубил направо и налево, и все больше врагов падало к его ногам, словно и не засел в княжеской груди обломок стрелы. Но, сколько бы не был силен дух русича, силы покидали его. Все труднее получалось отражать Святославу сабли кочевников. Вот скрежетнула одна по наручу, кованному киевскими мастерами. Вот уже рассечено плечо, и левая рука повисла в бессилии. Миг, и стальной наконечник копья глубоко впивается в бок великого воина. Непослушные ноги подломились, страшная пауза повисла в сгустившемся воздухе. Почти пробившийся к князю, Светозар рванулся вперед, не надеясь успеть к оседающему телу, оттеснить проклятых кочевников, закрыть собой от смертоносных сабель, уже занесенных над головой. Но успел, оттеснил, заслонил собой князя. Кто-то ткнул воеводу копьецом, но он изловчился и пропустил каленое жало мимо себя, а его обладатель упал на пропитанную кровью землю с распоротым животом, тщетно пытаясь удержать вываливающиеся оттуда внутренности. Ныряя под копыта ржущих лошадей и снимая с седла очередного кочевника, Светозар удивлялся, уворачиваясь от стрел, удивлялся, рубя наотмашь врагов - удивлялся, почему он еще цел... Воин обрушил сверху вниз свои мечи на головы ближайших супостатов, рубанув клинками крест-накрест, и, преодолевая податливую человеческую плоть, полукруглым движением поднял их вверх - на миг вокруг него стало свободно... Этого мига хватило, чтобы подоспели оставшиеся рядом дружинники. Они оттеснили Светозара назад, к пытающемуся подняться на локте князю, и заняли круговую оборону.
  Святослав истекал кровью, она толчками вытекала из ужасной раны в боку. Движением слабеющей руки князь попросил наклониться Светозара и прошептал:
  - Светозар... сегодня принял я последний бой...
  Воевода молча слушал, насупив брови. Глядя на залитый кровью бок киевского князя, он понимал, что этот бой для Святослава, действительно, последний.
  - И еще... - прохрипел князь - Самое... главное. Любой ценой... вернись на Русь. Помоги детям оборонить страну от ворогов. Ты понял меня?
  - Да, княже.
  - Поклянись! - потребовал Святослав.
  Светозар обратил свой взор к небесам, приложил руку к сердцу и твердым голосом произнес:
  - Пока сердце бьется, пока разум жив, единому Перуну подвластный, клянусь служить Руси! Клянусь защищать ее от всякого ворога, как внешнего, так и внутреннего! Клянусь!
  После этих слов заворочался, раскатился и победно загрохотал далекий гром, хотя утреннее небо было лазурно чистым... И улыбнулся умирающий князь - принял Перун Светозарову клятву.
  - А теперь... подними меня, - сказал Святослав своему лучшему воину, а потом тихо засмеявшись, крикнул: - Перун! К тебе иду! Принимай гостей!
  Светозар помог подняться князю. А тот, собрав все оставшиеся силы, пошел на врага и принял свой последний бой. А воевода только чувствовал, как собственная душа уходит в другой мир, в те чертоги, где обитал его бог. И воин говорил с ним: 'Громовержец, в руце своей содержащий судьбы воинов! Не помяни грехов моих, и укрепи мя свыше силою твоею на супртивныся нам. Даруй ми бодр ум и сердце бестрепетно, но в сени священных законов воинства нашего пребуду верен воинской клятве моей до конца. Во имя твое, Перун, гряду, и да будет воля твоя!'
  Светозар чувствовал, как хмель сражения захлестывает его с головой, делая взгляд веселым и диким, а тело таким послушным, как никогда. Откуда-то выплывали искаженные злобой лица кочевников. Они напирали на него с неописуемой яростью, пытаясь любой ценой остановить бешеного воина. А русич шел через них, как горячий нож проходит сквозь масло, и ничто не могло остановить этот кровавый смерч. Мечи в обеих руках воеводы походили на водяную мельницу, только не вода летела с нее, а кровь. Но не столько страшили кочевников эти кровавые мельницы, сколько маска неподвижно застывшего лица с горящими первобытной яростью битвы глазами...
  Из части дружины, что билась вместе с князем, в той мясорубке выжило человек десять. Когда Свенельд пробился к ним, то увидел горы трупов. Печенежский хан Куря, который руководил кочевниками, заметил соединение остатков русских дружин. Решив не терять больше своих воинов, он приказал отступать.
  Много полегло русичей, но в десятки раз больше было погибших кочевников. Вот лежит печенег в кожаном доспехе, шапка с конским кхвостом свалилась с головы и откатилась, остановившись в луже крови, кровь на лице, через всю грудь глубокая резаная рана. Рука печенега валяется рядом с покореженным наручем, пальцы свело в предсмертной судороге. Вот сразу пять трупов лежат вперемешку, не разберешь где чья рука или нога - порублены на куски. Рядом тело кочевника, от головы у него осталось только часть челюсти. Остальное лежит в двух шагах и изумленно взирает мертвыми глазами на выживших дружинников. Но вот нога руса небрежно пнула эту голову, и остекленевшие глаза увидели высокую фигуру славянского воеводы.
  Светозар сидел там, где порубленных печенегов лежало больше всего. Его широкие плечи опустились под тяжестью горя. Тело, в котором не было ни капли лишнего жира, а только тугие, как лук, мышцы, казалось расслабленным. Ярко-голубые, холодные, как лед, глаза потускнели. В русых волосах стала пробиваться седина. Изрубленную кольчугу покрывала корка засохшей своей и чужой крови.
  Светозар поднял голову и, увидев Свенельда, сказал ему:
  - Послушай, воевода... Вот тело князя, доставь его в Киев, а я Святославу пообещал... Так что моя дорога лежит не с вами.
  - Да что ты такое говоришь! - голос Свенельда был полон горечи. - Да куда ж ты пойдешь? Мы ж без тебя, как без рук! Смотри сколько вражья положил!
  - Я князя не сберег...- тихо ответил воин и продолжил стальным голосом, не терпящим возражений, - Не могу, прости. Вам надо быстрее добраться в Киев. Как думаешь, молодые княжичи начнут междоусобицу или нет?
  - Думаю начнут, - Свенельд присел рядом со Светозаром. - Они уже давно друг на друга волками смотрят...
  
  ЧАСТЬ 1 Казарин
  Ты - воин! Вставай, рассвета сын
  Зов сердца в твои руки меч вложил
  За солнцем в путь по сырой траве
  За землю, за Рось поклон тебе
  Глава 1
  Мстислав проснулся раньше всех. Хорс еще не выехал на своей колеснице на небо, и двор был погружен в темноту и тишину. Славный город Чернигов еще спал. Лежа на своей лавке, парень разглядывал доски над головой. Каждый сучек, каждая трещинка были ему знакомы. Сын купца не раз лежал вот так, с открытыми глазами, и мечтал, как вырастет, станет большим, сильным и умелым в обращении с оружием, поедет служить князю и станет великим воином, защитником земли русской. Сегодняшний день изменит все в его жизни. Сегодня сбывается детская мечта - он уезжает в Киев. Только сейчас Мстислав понял, что жизнь меняется и уже вряд ли будет такой, как прежде. Воспоминания бешеной волной захлестнули его и уволокли в пучину прошлого...
  ***
  ... Маленький Мстислав лет пяти от роду в серой домотканой рубахе до колен, без портов прыгает, бегает, вертится на заднем дворе с дубовой веткой в руках, изображая из себя витязя.
  - Эй, Славка! - крикнул дородный хазарин Альп-Таркхан, начальник стражи у радимского купца Любима, отца Мстислава. - Что, бродило черномазое, очень умелым воином хочешь стать?
  Мстислав не обиделся на прозвище, он действительно был смуглым. Это в нем говорила кровь матери Сар-Чичёк, угорской девушки, которую Любим в молодости привез из набега. От нее сыну достались блестящая, отливающая синевой черная грива волос, высокие скулы, прямой нос, а от отца - гордо выпяченный подбородок с ямочкой посередине, стать и мощь радимичей. Правда, о мощи говорить было рано, хотя Славка и рос довольно здоровым парнишкой. Глядя на подошедших Альп-Таркхана и Вегарда, помощника хазарина, снизу вверх, паренек ответил:
  - Хочу, очень хочу! Я воином хочу быть, большим и могучим!
  - Воином хочу, воином хочу - передразнил его хазарин, - а ты знаешь, что очень тяжко учиться быть воином. Через седмицу ты не взлюбишь это занятие.
  - Пусть! Я воином хочу...
  - Да ладно тебе, заладил. Ну, смотри, малец, сам напросился. Хотя с другой стороны, это и к лучшему. Ты у хозяина третий сын, самый младший, так что вряд ли из добра, что останется, когда Любим поклонится Роду... или Змею, не мне судить. Да еще сестре твоей Владлене приданного не пожалеет.
  - Ты обучи сорванца луку, сабле, да конному бою, а я уж над остальным позанимаюсь, - сказал рокочущим голосом скандинав, усмехаясь в рыжую бороду, заплетенную в косицы, и весело подмигивая мальчишке.
  - Согласен. Только у хозяина спросим, - кивнул в ответ Альп-Таркхан.
  ***
  ...- Как ты ногу ставишь? - надрывался хазарин. - У тебя левая нога должна быть направлена в сторону полета стрелы, а правая в упоре! О, всевышний, и за что мне такой несносный ученик достался?!
  - Я так и стою, - попробовал протестовать Мстислав.
  - Ты посмотри, он еще и огрызается! - разорялся Альп-Таркхан. - Был бы ты в моем роду, учили бы тебя так, как белых хазар учат, уже наказали бы давно! У тебя всего одна стрела, один выстрел! Ты ноги тренируешь, бегая за стрелой, или учишься из лука стрелять?!
  Хазарин перевел дух и глянул на Вегарда. Тот стоял, прислонившись к забору в тени яблони, и наблюдал за обучением. Летнее солнце пекло неимоверно, заставляя все живое прятаться от жарких лучей.
  - А ты, рыжая борода, чего уставился? Не видишь, как коряво он все делает? - опять взорвался начальник стражи. Зной совсем не добавлял настроения Альп-Таркхану. А то, что Вегард спрятался от солнца в прохладной тени, раздражало его еще больше.
  - А, по-моему, нормально все он делает, - поддел горячего хазарина скандинав, пряча хитрую улыбку в бороду.
  - Нормально?! - зашелся криком Альп-Таркхан. - Нормально?!! Нам не надо нормально! Нам надо лучше всех! Он должен класть девять из десяти стрел в эту проклятую мишень с шести локтей! А с такой стойкой он и с трех не попадет!
  - А зачем ему с шести локтей попадать? Ему надо с пятидесяти, - опять возразил Вегард.
  - О каких пятидесяти локтях ты говоришь? До этого дойдем, в лучшем случае месяца через три. Сейчас ему надо натренировать тело, стреляя с заученного расстояния. Потом парню не нужно будет долго целиться и выверять выстрел. Тело само будет знать, как направить стрелу. Ему нужно только увидеть мишень, - по ходу объяснения хазарин немного успокоился.
  - Так. А теперь, Славка, - обратился он к понуро опустившему голову Мстиславу. - Давай заново. Ноги поставь, как я говорил. Смотри на черный круг. Смотри, пока все остальные предметы вокруг не начнут расплываться. Поднимай лук, не отрывая взгляда от мишени. Так, хорошо... Стреляй!!!
  Парень глядел на торчащую из круга, намалеванного смолой, стрелу. Она вошла в мешок, плотно набитый соломой, больше, чем на половину.
  - Наконец-то, - с облегчение вздохнул хазарин. - Почувствовал ощущение, будто кроме этого черного кружка и тебя в мире никого нет?
  - Да, - с радостью в голосе пробормотал Мстислав, смахивая капли пота со лба. - Мне показалось, что мишень будто перед лицом, приблизилась на расстояние вытянутой руки. Остается только ткнуть ее кончиком стрелы...
  - Ай, молодец! - воскликнул Альп-Таркхан. - Теперь попробуй снова войти в это состояние. Тебе нужно попасть пятьсот раз. Не расслабляться! Дуй за стрелой и снова стреляй.
  ***
  ...Хазарин вывел из конюшни на задний двор лошадь. Это была пегая кобыла со спокойным норовом. Славка рассмотрел у нее на спине странной формы седло. И подпруга, и потник были нормальными, а вот седло... Плоская доска на месте сиденья, да две пары ручек, спереди и сзади.
  - А это чего такое? - спросил удивленный парень у начальника стражи.
  - Все очень просто, - ответил с хитрой улыбкой Альп-Таркхан. - Ты должен держась за эти ручки, на ходу вскочить в седло. Затем встать на носки в полный рост. А потом соскочить с лошади.
  - Просто?! - возмущенно воскликнул Славка.
  - Ну, возможно, сразу у тебя и не получится. Может даже поломаешь себе чего, - продолжая хитро улыбаться, проговорил хазарин. - Готовься. Соберись. Ты должен это сделать. Уподобься китоврасу. Ты обязан быть с конем единым целым, когда сидишь в седле. Для тебя спина коня - дом родной. В нем ешь, спишь, нужду справляешь и, вообще, делаешь все, что захочешь. Потом тебе не понадобятся ни ручки, ни ровная поверхность седла. Смотри. Показываю один раз.
  Хазарин пустил кобылу рысью по кругу. Как только лошадь сделала один круг, Альп-Таркхан сделал два шага рядом с крупом, схватившись руками за передние ручки странного седла. Резким движением он вздернул свое не маленькое тело на спину лошади. Славка стоял, открыв рот. Он и не подозревал от своего наставника такой ловкости. Затем хазарин подтянул ноги к животу и выпрямился, стоя на носках и пружиня в коленях таким образом, что верхняя часть тела оставалась неподвижной. После этого, согнувшись в поясе, хазарин опять взялся руками за ручки и легко спрыгнул на землю. Остановив коня, он подошел к Мстиславу.
  - Я не требую от тебя того, что не смог бы сделать сам, - обронил воин пареньку.
  Славка заметил, что тот даже не запыхался или вспотел, будто и не проделывал сейчас на коне всякие выкрутасы.
  - И я так смогу? - с дрожью в голосе поинтересовался сын купца.
  - Конечно, сможешь, - уверенно заявил Альп-Таркхан. - Не будь я белым хазарином и пусть не течет во мне кровь Билярских ханов. Не то, что сможешь - ты, должен это сделать, как миленький!
  Захохотав, наставник снова пустил коня по кругу, а Мстислава подтолкнул в спину:
  - Вперед...
  ***
  ...Славке тринадцать. Парнишка скользит по лесу. Хотя он и самый умелый из своих сверстников, но все равно, нет-нет, да и хрустнет под ногой веточка, нет-нет, да и зашелестит прошлогодний лист, скрученный в трубочку, нет-нет, да и вскрикнет какая-нибудь прилетевшая недавно из теплых краев птаха. Весна... Кровь играет. Бежит Мстислав, торопится - отец задержал его дома вместе со старшими сыновьями, и теперь быстрей, быстрей. Там, возле берез, рядом с родником, в условленном месте Славку уже, наверное, дожидается Улита, дочка купца Ермила. Их дом стоял недалеко от подворья Любима. Золотая коса, смешно вздернутый носик, полные губы и бездонные синие, как небо, глаза - не может Мстислав вспоминать эту девушку без дрожи в теле. Все-таки весна...
  Быстрей, быстрей... Вот поваленный дуб, как его мог ветер завалить? Вот тропинка... По ней Мстислав бежит как рысь, его практически не слышно, видно лишь смазанное движение. Нос жадно ловит запахи весеннего леса. Молодые листочки распустились, пахнет жизнью. Юному парню почудилось, что уловил ее запах, аромат чистый и светлый. Появились, наконец, березы, их обогнуть и будет родник, а возле него...
  Краем глаза Мстислав заметил движение в листве. Только реакция спасла его, а то лежал бы сейчас в кустах с проломленным черепом. Но эти мысли приходят потом, а пока... Удар дубинкой в плечо развернул Славку, и сын купца стал падать, но успел восстановить равновесие. Из кустов, гадко ухмыляясь, вышли трое. Один помахивал обрубком дубовой ветки, не большим, но достаточно увесистым.
  - Что, рожа, не ждал? А мы вот тут как тут! - выдал парень с дубинкой. Остальные двое угодливо захихикали. - Куда это ты так торопишься? Неужели к моей сестренке? Ай-яй-яй, как не стыдно! Может быть, ты думаешь, что мы хотим породниться с угром, да еще которого хазарин воспитывал? Ату его, братки!
  Обрубок дубовой ветки обрушился на сына купца сверху. Вот и пригодились уроки Альп-Таркхана и Вегарда. Не зря Мстислав целыми днями бегал то с камнями на плечах вокруг дома, то по реке против течения, то на заднем дворе прыгал, кувыркался, вертелся. И временами, лежа дома с растянутыми сухожилиями, учился какими травами залечить колотую, рубленую рану, как вправить выбитую, вывихнутую руку.
  Уход под локоть. Удар в горло ребром ладони заставил старшего брата Улиты выронить дубинку из рук и, хрипя что-то, нечленораздельное, завалиться в кусты. И тут искры посыпались из глаз Славки - Никита, средний брат, попал кулаком ему в висок. В глазах потемнело, на мгновение парень потерял сознание, но этого хватило. Он лежал на тропинке, и резкая боль огненными хлыстами обжигала то плечи, то спину, то живот, в общем, куда попадали ноги усердных братьев. Мстислав был в сознании, заплывающим глазом он видел, как средний и младший братья Улиты, поддерживая под руки, уводили старшего домой. Бодяй все еще отплевывался кровью и хрипел. Мстислав застонал и попытался перевернуться. Вдруг что-то уперлось в его бок. Пощупал рукой - дубинка. Пальцы сами сжались на ветке. Бросок, дубинка свистит в воздухе, крик, стук падающего тела, и опять Мстислава захлестывает волна боли.
  Стоя над провалившимся в темную бездну беспамятства Славкой, двое братьев поливали парня отборным матом. Никита лежал со сломанной ногой, но тоже сквернословил, обращаясь к Мстиславу:
  - Ах ты, пес смердящий, да на кого ты руку поднял!
  - Черномазая скотина, гых-гых, чтоб у тебя дети уродами, гых, выросли, ты гыхказарская рожа! - Бодяй еще не совсем отошел от удара в горло и до сих пор немного кашлял.
  - Да, точно, не хазарская, а казарская рожа! Казарин хренов! - брызгал слюной средний брат.
  Но тринадцатилетний Мстислав этого уже не слышал. С трудом добравшись домой, он, весь покрытый кровоподтеками и ссадинами, ничего не рассказал родным. Вернее рассказал, что на него напали какие-то заброды. Отец отправил воинов на поиски, но те, естественно, никого не нашли. Братьев Улиты Мстислав не боялся, просто считал, что это лично его дело, и не за чем Любиму и родным знать. Сыновья Ермила больше не донимали Славку, посчитав, что овчинка выделки не стоит. Их отец тоже не жаловал Мстислава, а посему не бывать Улите замужем за этим черноволосым. После того случая в Чернигове Славку стали называть Казарином. Парень сначала удивлялся, с чего это вдруг, а потом привык...
  ***
  ...- Бей! - выкрикнул Вегард.
  Славка, облаченный в теплую одежду, с размаху ударил сверху топором по деревянному истукану.
  Зимний месяц Студень подходил к концу. Совсем недавно отмечали праздник Карачун. По ночам деревья трещали от мороза, а днем яркое солнце совсем не давало тепла. Погода на улице стояла студеная, изо рта вырывались клубы пара, и все кругом было завалено снегом. На расчищенном заднем дворе скандинав учил Мстислава обращаться с боевым топором.
  - Ну как? Сильно получилось? - спросил довольный Казарин, глядя на расколовшееся полено, заменявшее деревянному болвану голову.
  - Сильно-то оно сильно, - с усмешкой бросил Вегард. - Только вот правильно ли? Ты в бою тоже будешь также махать топором, будто дрова рубишь? Так и первой стычки не переживешь.
  - А как надо? - заинтересованно промолвил парень.
  - Топор, какой бы ты не был сильный, слабоуправляемое оружие. Сам знаешь, что когда рубишь дрова, тебе только поднять да направить топор нужно. Дальше уже не сможешь повлиять на его движение, или сможешь, но после нескольких таких взмахов рука у тебя отвалиться, - посматривая из под рыжих кустистых бровей на Славку, рассказывал скандинав.
  - Боевые топоры отличаются от колунов, - с чувством превосходства сказал сын купца. - Они меньше и легче.
  - Конечно, - серьезно кивнул наставник. - Но все равно, это не повод зря тратить силы. К тому же, пешие воины бьются одними топорами, всадники другими.
  - А как они различаются? - Мстислав сделал удивленные глаза. - Я, конечно, видел и те и другие, но особых отличий не заметил.
  - У конных воинов легче и топорище тоньше. Это потому, что когда он рубит, то топор не так часто сталкивается со щитами и оружием противника. Поэтому сломать топорище возможностей меньше. Да из тела выходит такой топор по-другому, практически ни за что не цепляясь.
  - Оооо, - протянул парень. - А я какому топору буду учиться?
  - Конечно, для пешего боя, - сказал Вегард и с усмешкой добавил. - Я же не хазарин какой-нибудь, чтобы на конях биться.
  Взяв топор, скандинав подошел к истукану.
  - Смотри, показываю короткую атаку. Позже я научу разным ударам. Работать тебе над ними до тех пор, пока, не задумываясь, будешь действовать, просто видя, как стоит и двигается противник.
  Коротко замахнувшись, помощник начальника стражи нанес удар в нижнюю часть болвана.
  - Это называется заруб вниз, - прокомментировал свое движение наставник. - Удар в бедро не обязательно должен быть на поражение. Его задача заставить противника защищаться. Хотя, если пробьешь, тоже хорошо. Вес топора качнет щит и создаст возможность для зацепа.
  Топором Вегард зацепил край щита, прикрепленного к истукану, и рванул на себя.
  - Дергаешь не вниз, а к поясу. Если противник не особо опытен, и плохо держит щит, то может окованным краем попасть ему в лицо. К тому же, у тебя будет время для следующего замаха. Потом делаешь крючок...
  Топор наставника сделал полукруг и с размаху из-за головы обухом влетел в расколотый Славкой чурбан.
  - Крючок лучше проводить над плечом, в котором враг держит оружие. Он дернется защищаться, а ты этим подстрахуешься от возможной контратаки и выведешь руку для удара глухарем в голову за край щита.
  - А чего такое этот глухарь? У нас в лесах такая птица водится, - сказал, с интересом внимающий, Мстислав.
  - У вас в лесах это может и птица, а в бою с топором это удар обухом. Очень разрушительной силы, между прочим, - прогудел рыжий воин. - И самое главное, не старайся посадить удар всей рубящей частью или нижним углом. Руби на полвершка, чтобы нижний угол не зарывался в противника.
  ***
  ...Солнце жарило немилосердно. Даждьбог сегодня был щедр на тепло. После вчерашнего ливня не все еще лужи высохли. Густой пар поднимался от влажной земли. На заднем дворе купеческого дома небольшой пятачок, утрамбованный до состояния камня, уже подсох. По его краю кругами ходили Альп-Таркхан и Сариг-Бугха, второй хазарин на службе у Любима. В руках хазары держали нагайки, которыми что есть мочи стегали фигуру, находящуюся в центре сухого клочка земли.
  Мстислав крутился, подныривал, подпрыгивал, уворачивался от летящих со всех сторон плетей. Несколько раз 'шлепок' нагайки Альп-Таркхана уже дотянулся до молодого парня, оставив на теле кровавые полосы. Но у Славки хватало умения в последний момент смягчать удары, а то неглубокими ссадинами он бы не отделался.
  Этот странный танец продолжался уже довольно долго. Наконец, начальник стражи опустил плеть, за ним последовал Сариг-Бугха.
  - Ну что ж, Славка, - довольным голосом сказал Альп-Таркхан. - Уворачиваться от нагаек ты научился. Не зря, значит, прошли мои уроки. И двигаешься ты правильно, и удары принимаешь, смягчая. Теперь можно и сабельному бою поучиться.
  - Дядя Альп-Таркхан, - отдышавшись, спросил Мстислав. - А почему сначала учиться надо нагайке, а потом уже сабле?
  - А потому, что сабля - это не нагайка. Она рубит, а не бьет, - с усмешкой глядя на любознательного ученика, сказал хазарин. - А ты, Бугха, пойди, проверь, обед там готов или нет. А то жрать хочется, мочи нет.
  - Угу, - бросил неразговорчивый охранник и ушел на кухню.
  - Вот теперь меня слушай внимательно, по два раза повторять не буду, - уже серьезно сказал Альп-Таркхан. - Действительный удар - это такой удар, который сразу лишает противника способности сопротивляться. Удар должен быть правильным, сильным, метким и режущим.
  - Это как это? Все вместе? Это ведь невозможно, - протянул уже пришедший в себя после занятия Славка. Но в глазах у него хазарин заметил разгорающийся огонек азарта. Мстислав любил все преодолевать сам и никакой работы не чурался, что бы там он ни говорил. И Альп-Торкхан знал об этом. Поэтому, не обращая внимания на сквозившее в голосе подопечного нежелание заниматься чем-либо еще прямо сейчас, продолжил:
  - Посуди сам, - нравоучительным тоном рассуждал хазарин. - Самый сильный и меткий удар не достигнет своей цели, если он неправилен, ибо, нанесенный не лезвием, а плашмя, ушибет противника, даже повергнет его на землю, но убить или серьезно ранить не сможет. Самый правильный и меткий, но лишенный силы удар, не будет способен прорубить снаряжение или одежды противника. Самый сильный и правильный удар, но лишенный меткости и нанесенный по воздуху, и подавно не достигнет своей цели. Наконец, и сильный, и правильный, и меткий удар иногда не даст необходимого результата, если цель сопротивляется проникновению оружия при ударе. Одет, например, враг в мягкую толстую одежду. Прямым ударом ты оставишь только синяк, ну может, сломаешь чего, а вот режущим легко доберешься до его тела.
  - Ух, ты, - восхищенно выдохнул Мстислав. - Это же, сколько надо учиться, чтобы все было правильно?
  - На самом деле, не особо долго, - лукаво поглядывая на Славку, заметил хазарин. - Все зависит только от тебя. Завтра с утра и начнем. А сегодня пойдешь к Десне, наберешь на берегу глины пару ведер. Думаю, хватит. Очистишь ее от камней и щебня.
  - А зачем нам глина? - удивился сын купца. - Мы же не гончарным делом занимаемся.
  - Поговори еще у меня! - прикрикнул на парня начальник охраны и уже спокойнее добавил: - Для дела надо. На ней учиться будешь. По глине сразу видно, какой получился удар. Этот срез должен быть гладким и ровным. А если вышел не таким, то удар не правильный. Либо неверно держишь клинок, либо цель, кисть и локоть находятся не на одной линии, либо еще что-нибудь. А глина все скажет. И мы сразу же поправим, если чего не так.
  ***
  ...- Пять шагов влево! - выкрикнул Альп-Таркхан.
  Мстислав послушно сделал пять шагов влево, развернулся и выстрелил из лука. Стрела задрожала в деревянном щите, используемом в качестве мишени.
  - Десять шагов вперед! Бегом! - опять крикнул хазарин, наблюдая за действиями своего ученика.
  После последнего шага, когда вторая нога еще не стала на землю, парень уже разворачивался. Еще одна стрела вонзилась в черный круг.
  - Три переката вправо! С колена! - продолжал выкрикивать команды начальник охраны.
  Мстислав перекатился, прижимая лук к телу, оберегая его от повреждений, и выпустил третью стрелу. Она присоединилась к своим сестрам в центре мишени.
  Когда посередине деревянного щита торчало семь стрел, а легкий поясной колчан у Славки опустел, Альп-Таркхан подозвал подопечного.
  - Ну, что могу сказать, Мстислав Любимович,- протянул хазарин. - 'Брожение' ты с успехом выполнил. Семь стрел из семи точно в цель. Молодец. В стрельбе из лука пешим мне тебя учить больше нечему. Только ты сам сможешь, постоянно тренируясь, увеличить предел дальности и количество стрел, находящихся в воздухе до попадания первой. С конями ты тоже нормально обращаешься. Вот мы теперь это и соединим. С завтрашнего утра начнешь учиться стрелять из лука наскоку.
  ***
  ...Перед отцом они стояли трое. Два старших сына Любима, Влас и Назар, были похожи друг на друга, как два спелых яблока с одного дерева. Оба мощные, высокие, светловолосые. Кудри опускаются на плечи. Глаза, будто прозрачные холодные горные озера, блестят синевой. Одному двадцать лет, другому восемнадцать, но разницы в возрасте не заметишь. Третьему брату было шестнадцать. Звали его кто Славкой, кто Казарином. Хоть парень и был братом Власу и Назару, но отличался от них, как небо и земля. Прямые черные волосы, в плечах косая сажень. Пусть Мстислав и моложе своих братьев, а плечи то пошире будут. Под кожей перекатывались налитые силой мышцы, а не дурное мясо, нагулянное за столом. В его теле нет ни грамма жира - все выжали Альп-Таркхан и Вегард. Вот только статью, ростом и цветом глаз походил Мстислав на братьев. Видела бы его сейчас мать, гордилась бы. Жаль два года назад душу своим богам отдала. А у старших двух, да и у дочери мать из радимичей.
  Любим сидел на лавке, смотрел на сыновей и думал: 'Да, не зря я Власа назвал в честь Велеса. Хороший хозяин, везде успевает. Любит, конечно, животину. Помню, раз корова сдохла, так целую седмицу убивался... Из Назара хороший купец получится. Хитрый, цепкий. Да, хватка купеческая у него есть. Ну, а что младший?.. Не знаю, что с ним делать. Альп-Таркхан с Вегардом, конечно, его хорошо погоняли. Может его начальником охраны поставить? Пусть бережет склады да корабли наши семейные. К тому же, уже не раз ездил с обозами в охране, да от татей их оборонял. Не-ет... Обидится. Да и хазарина уважить надо - столько всего вместе пройдено, столько лет семье отдал и тут на вольные хлеба или понизить... Ладно, сейчас поговорим, а там посмотрим'.
  - Слушайте сюда, дети! Я тут подумал и решил. Умаялся я купеческим делом заниматься, да и вообще... Отдохнуть от всего хочу. Устал...- тяжелый вздох. - Назар, ты явно по моим стопам собрался. Что ж, в этом я тебе помогу. Можешь заправлять теперь всеми семейными складами да кораблями. Да действуй во благо семьи нашей. Понял?
  - Да отец. Как скажешь, - радостно ответил средний сын.
  - Влас, тебе я отдам земли наши. Хозяин ты хороший. По миру семью не пустишь. Да любишь ты это дело, я заметил.
  - Спасибо отец, - благодарно ответил старший.
  - Ну, а теперь ты, Мстислав. Думал я тебя начальником охраны сделать. Да... Ладно, ладно, не зыркай ты так. Знал, что обидишься. Может у тебя есть какое-то желание, чем ты хочешь заниматься?
  - Отец! Я хочу послужить Руси! В Киев хочу. К князю Владимиру. А перед этим поездить чуть хочу. Посмотреть, как люди живут.
  - Эх, так и знал, что в тебе кровь твоя угорская заиграет. Не усидишь на месте. Ну, хорошо, поедешь ты в Киев. А по дороге как раз посмотришь, как народ живет-можется. Догадывался, что что-нибудь такое удумаешь. В последний раз из Новгорода привез тебе саблю дамасскую, да всякое прочее воинское снаряжение. Что б в Киеве не выглядел, как засельщина, а то репутацию семье подпортишь. Доспехи хорошие выбрал, я ведь не всегда купцом был. Да бумагу одному знакомцу справлю, чтобы приняли, как полагается.
  -Отец, дай хоть одним глазком взглянуть!
  - Вот охламон! Хоть бы спасибо сказал...
  - Спасибо отец!
  - Добро. Завтра с утра посмотришь, а сегодня я устал. Вот тоже мне. Тебя что, никто вежеству не учил? Не знаешь, что старших перебивать нельзя? Что молчишь? Хорош дружинник. Ладно, дети, идите. Завтра небольшой пир закатим, да Славку соберем в дорогу, а послезавтра с утра, Казарин наш, ха-ха, поедет в свой желанный Киев.
  ***
  Мстиславу вспомнился еще сон. Виделся он молодому воину достаточно часто, повторяясь в мельчайших деталях. Всякий раз, когда по каким то причинам Славка начинал задумываться, а правильно ли сделал, что решил учиться ратному делу, этот морок блазнился ему.
  Ночь укутала темным одеялом уставшую землю. Только звезды и луна своим бледным светом озаряли поле завершившейся битвы. Истерзанные, искромсанные тела, устилали окрестности холма, на котором темным силуэтом виднелась небольшая застава. Кровь, напитавшая землю, еще не успела остыть, и от нее, в прохладном ночном воздухе, поднимался легкий пар. Мстислав смотрел на это побоище немного сверху, отчего окружающее казалось еще более нереальным и пугающим. Взгляд мечется, пытаясь хоть на чем-нибудь остановиться, но кругом одни трупы со страшными смертельными ранами, иные утыканы стрелами, поломанное оружие, сгоревшие шатры. Но вот появляются два воина. В одном из них сын купца узнает себя. Посеченная кольчуга, у бедра боевой топор болтается на петле, шлема нет, волосы от пота и крови слиплись в невообразимое нечто. Мстислав на поле боя вышагивает с гордо поднятой головой, ведя в поводу черного, как смола жеребца. Тот красным глазом косит на спутника воина. У того тоже обнажена голова. Серебряные волосы треплет легкий ветерок, как и золотую бороду. Красный тяжелый плащ покачивается в такт шагам. У пояса потертый от частого использования боевой молот. Перун. Славка, потеряв дар речи, смотрит на бога и не может оторваться. Позже он замечает, что Мстислав, выживший в битве и победивший, беседует о чем-то с богом войны. Разговаривают на равных, что-то объясняя, спрашивая, утверждая...
  На этом всегда сон заканчивался. А проснувшийся парень полнился гордости за себя и отбрасывал в сторону все сомнения, терзавшие его накануне. Мстислав считал, что это вещий сон, и что это обязательно произойдет. А значит, он победит в страшной сече и, как равный, будет общаться с Перуном.
  ***
  ...И вот наступило то долгожданное утро. Солнце только позолотило верхушки деревьев, крыши домов, покрытые деревянной гонтой, а Мстислав уже выбежал во двор. Подошел к колодцу, вытащил ведро с ледяной водой и, недолго думая, вылил на голову.
  - Брррр! Ну, и холодная!
  - Что, Славка, невтерпеж из родного дома уехать? - Альп-Таркхан спускался с крыльца. - Пойдем, я тебе помогу собраться. Э-эх, голова твоя чумазая. Ну что, пошли что ли, - начальник охраны потрепал парня по голове.
  - Дядь Альп-Таркхан, а как же я в Киев поеду-то? Мне только сейчас подумалось, что дороги то не знаю.
  - Да это ничего, говорят: 'язык до Киева доведет'. Так тебе как раз туда и надо. Вот вывалишь свое помело, и пущай оно тебя ведет, - с ехидной улыбкой пробурчал хазарин.
  Казарин усмехнулся, открыл рот, вытащил язык, постоял немного...
  - Тьфу! Да так ведь неудобно: слюни текут, мухи эти заразные садятся, сейчас одну чуть не проглотил, а когда на коне ехать буду, так вообще язык прикусить можно. Как я в Киеве перед князем Владимиром с синим языком то? - со смехом сказал парень.
  - Прям, напугал ежа голой задницей. Будто Владимир языков синих не видел. Вообще-то можно и по-другому дорогу узнать - поспрашивать у людей добрых, да хоть у отца спроси. Он-то знает, че почем, а тем более в Киеве.
  Так, с шутками и подначками они поднялись на резное крыльцо. Альп-Таркхан повел парня дальше, на второй поверх. Еще во времена Славкиного детства хазарин был мощным воином, но за прошедшие годы сильно погрузнел, и его дородность прилично свисала над широким кожаным поясом с бронзовыми бляхами. Начальник охраны, когда надо, мог двигаться, как кошка, быстро и бесшумно, чего от него, казалось бы, невозможно было ожидать. А сейчас он шел вразвалочку, как медведь, доски под ним скрипели, принимая на себя нешуточный вес хазарина. Дойдя до самой крайней двери на втором поверхе, которую Казарин ни разу не видел открытой, Альп-Таркхан достал ключ и покрутил им в большом навесном замке. За попытку открыть эту дверь своим охотничьим ножом сын купца в детстве был наказан, да так, что три дня потом ребра болели, да свое седалище не мог применить по назначению. Мстислав, конечно, знал, что скрывается за дубовой дверью, потому и рвался так туда.
  Любопытный солнечный зайчик проскочил перед такими медлительными людьми в распахнутую дверь и запрыгал, по-детски непосредственно, по каким-то непонятным стальным штукам из колечек. Перепрыгнув в очередной раз на новую игрушку, что висела на стене, и, побегав туда-сюда по блестящей поверхности, зайчик подошел к самому краю, пытаясь глянуть на стену, наступил на краюшек, порезался и обиженно исчез. Пусть люди сами режут себе что-нибудь, а солнечному зайчику лучше поиграть где-нибудь в другом месте.
  В один момент с исчезновением зайчика двор огласил несдержанный крик радости и безумного счастья. Как ветер, ворвался Казарин в комнату и схватился за саблю, висевшую на стене. Она была из дамасской стали с небольшой кривизной, длинной в два с половиной локтя, с замысловатым узором на гарде и ручкой, обтянутой кожей тура.
  - Дааа, - хмыкнул хазарин. - Сабельку тебе батька хорошо подобрал. Прямо по руке, без примерки, на глаз. Не зря он слыл лучшим воином в отряде Сухмана, еще при князе Святославе.
  - А что, мой батька был в дружине Сухмана? - удивленно хлопал глазами Мстислав, даже забыв про клинок в руках. - Я знал, что он в князевых гриднях ходил, но чтобы у самого Сухмана...
  - Еще как был. Ну да ладно, не сейчас об этом рассказывать, тебе еще собираться надо.
  - Ну а...
  - Хватит. Саблю ты выбрал, выбирай теперь остальное. А я посмотрю, чему ты выучился.
  Окинув комнату взглядом, сын купца увидел такое разнообразие зброи, что у него разбежались глаза, и он их еле-еле свел обратно. Чего здесь только не было: двухслойные кольчуги и трехслойные, пластинчатые панцири и чешуйчатые, всевозможные виды комбинированных доспехов с зерцалом и без. Великое множество шлемов расставлено на лавках, стоящих у стен. Здесь были и мисюрки, и шишаки, и колпаки, шлемы с яловцем, с выкружками для глаз, с наносниками, с личинами и полумасками. Щиты висели на стенах и круглые, и миндалевидные с различными умбонамии и расцветкой. На мечи, сабли и ножи Казарин уже не смотрел. Выбрав двухслойную кольчугу с зерцалом, мисюрку и круглый щит, окованный бронзой, где бронзовые полосы на щите составляли громовой знак Перуна, он аккуратно положил свой выбор перед Альп-Таркханом.
  - Ну что ж, отрок, вижу, не зря я тебя учил. На вот, я тебе тут ножи присмотрел. Держи, - начальник стражи протянул Славке сверток с пол локтя длинной. Развернув его, Казарин обнаружил два метательных ножа на перевязи, да удобную костяную рукоятку засапожного ножа, торчащую из кожаных ножен. Потянув ее, парнишка извлек на свет стальную полоску шириной в 3 пальца и заточенную с одной стороны.
  - Это тебе мой подарок. Прицепишь куда надо. С ножами ты здорово обращаешься. Я в тебе уверен. - Альп-Таркхан развернулся и направился к выходу.
  - Дядь Альп-Таркхан!
  - Ну чего еще? - пробурчал хазарин. - Хорошо, приму твое спасибо. А теперь пошли, надо коня тебе стоящего подобрать.
  - А че его подбирать? Вон Ночка стоит в конюшне. Чем не богатырский конь? К тому же, он меня любит, и я его тоже. Я еще с детства на нем катался. И вообще, это моя любимая конячка.
  - Ишь ты... с детства... будто сейчас из тебя солома сыплется. А что насчет Ночки, то я не знаю даже... - хазарин задумался.- Как этого демона можно конячкой звать? Да это не Ночка, даже не Ночь - это целый Ночище. Черный, как эфиоп...
  - А кто такие эти эфиёпы? - спросил, с трудом пытаясь повторить незнакомое слово, заинтересовавшийся Казарин.
  - Кто-кто, - заворчал Альп-Таркхан - Люди как ты, только черные все, да губы у них, будто бабка Злонрава сковородой приложила.
  - Даже такие бывают? - удивился парень, - это же ночью их не заметишь, наступишь, отдавишь еще чего-нить...
  - А ты по ночам не ходи, - усмехнулся Альп-Таркхан и, как ни в чем не бывало, продолжил - Силы, конечно, твой любимец немереной... Вот три дня назад дело было, трое наших хотели твою 'конячку' из конюшни вывести, так этот конище их раскидал, как прутики, да веревки порвал изверг. Эх... новые веревки были. Хорошие. Глазами красными бешеными вращает и ржет так, что на другом краю Чернигова слышно. Да не обучен особо... Подведет он тебя...
  - Да ладно. Не вжисть не подведет - Славке стало обидно за любимца.
  - Как хочешь. Мое дело не хитрое - совет дать, а там как знаешь. Сам не маленький уже.
  Спустившись со второго поверха, Альп-Таркхан и Казарин пошли к конюшне, по дороге посмеиваясь над неудачливостью и неумением конюхов справиться с жеребцом. Когда они подошли к конюшне, людей оглушило радостное ржание. Сразу после этого до Славки и начальника охраны донеслись ругательства:
  - Вот змея подколодная, так ведь и штаны испачкать можно!
  - Эй, Устим, чего это ругаешься? - Альп-Таркхан ввалился в конюшню и застал там матерящегося конюха.
  - Да это Змеево семя совсем уже одолел! Так ведь и оглохнуть можно. Что будет, когда сын хозяина уедет? Он с этим зверем только управиться может, а так совсем житья нам не даст.
  Тут в конюшню зашел Казарин - Да ладно тебе, Устим. Не переживай ты так. Ночку я с собой заберу...
  - Вот и славно! Спасибо тебе на добром слове! - конюх от облегчения, что ему не нужно будет больше ухаживать за такой 'конячкой', сразу перестал ругаться, и настроение у него поднялось.
  - Ничего... Куда я ж без Ночки... Все, пропускай, Устимка, мне надо коня еще почистить да собрать в дорогу.
  Провожали Славку всем миром, от реки Стрижени до восточной оконечности Чернигова. Вот только Ермила с сыновьями не было, а Улита... Она с юным воином, попрощалась раньше. Казарин пообещал, что обязательно за ней вернется и будет свататься к ее отцу. Через некоторое время Мстислав будет в младшей дружине. Ермил не сможет просто отказать, да и взглянет на него другими глазами. Отец девушки, из уважения к Любиму, и пришел бы, да уехал за день до проводов по свои купеческим делам то ли в Киев, то ли еще куда, а Улиту отвез к родичам в соседнее городище, чтобы, не дай Род, пока отец в отъезде не убежала к этому угру. А сыновья его задрали носы и сидели дома. Но такими были только они, а остальные люди, сидя за столами, восхваляли Казарина, его отца, всю его семью, вспоминали добрые дела, которые Мстислав делал за свою недолгую жизнь, а таких было не мало.
  Праздновать начали в полдень, когда святость дня особенно велика, и Хорс благоволит всем начинаниям. Столы поставили во дворе купца Любима в несколько рядов и даже за двором на улице. Они просто ломились от еды, пива и вина. Все знали Славкину любовь к Улите и ее ответную к нему, и многие, уже изрядно хмельные, головы желали будущему дружиннику счастливой жизни с любимой и кучу детишек. Таких людей, да пьяных Альп-Таркхан и его подчиненные аккуратно выводили из-за стола, отводили в сторону и окатывали ведром холодной колодезной воды. Кому легчало, тот возвращался за стол, а кто уже напился до такой степени, что и ведро холодной воды не помогало, того относили, отводили, оттаскивали по домам.
  Только на следующее утро Мстислав смог выехать из города. Пустив Ночку шагом, ибо от быстрой езды после праздника дико раскалывалась голова, Казарин и так и эдак прикидывал свою встречу с князем. Он очень ждал этого момента, но это ожидание сглаживалось, даже не сглаживалось, а комкалось похмельем. Славке пришлось вчера выпить вина, да не одну чашу. А чаши у отца были очень даже большие, размером с добрый ковш. И теперь состояние у будущего дружинника было, мягко говоря, плохое. Даже хреновое... Вялость во всем теле сопровождалась гадким вкусом во рту, будто не заморское вино пил накануне, а настойку белены с чертополохом. Хотелось остановить коня, да прилечь на травку, поспать. Но Ночка под ним гарцевал, требуя более быстрой езды. Да и сам Казарин понимал, что останавливаться, едва начал свой путь, не стоит. Вспомнил сегодняшнее утро. Братья подарили на прощанье лук с налучьем, да тул со стрелами. Лук был сложный, из березы и можжевельника. Береста плотно оплетала рога лука. Тетива сделана из кишечной струны, стрелы - изготовлены из ели, добытой осенью, когда в ней меньше всего влаги, длинной около двух-трех локтей. Наконечники у стрел были разные. Здесь вместе находились и срезни, и бронебойные стрелы, и томары, было несколько особых, с цепкими зубьями, способными зацепиться за крышу или еще что. Древки стрел возле ушка были окрашены в разные цвета, чтобы сразу, не раздумывая, схватить нужную из тула. А сестра подарила белую домотканую рубаху, в вышитыми перуницами на вороте и рукавах. Славке очень понравились подарки, и некоторое время он ехал, рассматривая их и мысленно благодаря своих родственников. Но, Великий Род, как болит голова! У молодого воина создавалось впечатление, что там собралось никак не меньше десятка кузнецов, и все они долбят, как дятлы, своими молотками, кувалдами, молоточками и молотами по стенкам черепа, взрывая его изнутри. Паскудное состояние...
  Глава 2
  Лучи багрового закатного солнца с трудом пробивались сквозь переплетенные ветви, слабо освещая узкую лесную дорожку, которая змеей петляла между кряжистых деревьев. Славка уже не раз клял себя последними словами, что решил срезать путь через лес. Последнее поселение осталось далеко позади, а когда появится следующее - было неизвестно. Ночка спокойно трусил по тропинке, а всадник от легкого покачивания и усталости, накопившейся за целый день, проведенный в седле, задремал, свесив голову на грудь. Сколько прошло времени, открывший глаза, Мстислав не знал, но солнце уже давно село, и луна огромным желтым глазом наблюдала за парнем сквозь древесные ветви. Сын купца проснулся от того, что где-то в глубине леса раздался протяжный волчий вой. Скакун испуганно запрядал ушами, но не остановился, продолжая путь. "Только серых мне сейчас не хватало", - подавив зевок, подумал Славка, затем с силой провел ладонями по лицу и тряхнул головой, окончательно прогоняя сонливость. Дальше он ехал, настороженно поглядывая по сторонам.
  Вот снова вой хищника прорезал ночную тишину, но в этот раз ему вторили еще два-три зверя. "А терпеть они гораздо ближе", - с досадой подумал молодой воин и на всякий случай обнажил саблю, положив обухом, тупой гранью, себе на плечо. Конь негромко заржал и стал все больше и больше ускорять свой бег. Ночные хищники снова подали голос. Совсем близко, рядом. Жеребец, дико вращая глазами, уже не бежал, а несся вперед, будто камень, брошенный баллистой, не разбирая дороги, грудью проламывая мелкий подлесок. Славка пытался пятками вернуть Ночку на тропу, тянул удила так, что мундштук до крови врезался в кожу, выворачивая голову скакуна, но какой там. Хотя сыну купца повезло. Тропа, сделав дугу, вернулась к прежнему направлению и дальше тянулась ровно, никуда не сворачивая.
  Ночка с всадником выметнулся из густого кустарника на дорожку и продолжил свой безумный бег. А вдоль тропы уже мелькали серые тени. Хищники преследовали добычу молча. В плотном подлеске их почти не было видно, лишь время от времени среди веток мелькали серо-черные спины. Мстислав крутил головой по сторонам, все время ожидая нападения. Поводья были давно отпущены, и конь несся вперед по тропе, роняя с губ пену, сам по себе. Деревья немного расступились, и лесная тропинка постепенно превратилась в дорогу, по которой могут проехать в ряд два всадника. Теперь хищники вынырнули из придорожных зарослей, продолжая преследование, и молодой воин наконец-то смог рассмотреть их. Поджарые тела, покрытые черной шерстью с серыми подпалинами, широкие грудные клетки, обвитые развитыми мышцами, мощные, сильные лапы, заканчивающиеся острыми когтями, крупные лобастые головы, с оскаленными пастями, глубоко посаженные красные глаза, светящиеся нечеловеческой злобой - все это Славка отметил едва взглянув на преследователей. А еще его поразил размер хищников, они были раза в два крупнее обычных серых обитателей леса, которых не раз и не два встречал в своей жизни молодой воин.
  "Это не простые волки, - пронеслось в голове у всадника, - меня, похоже, на волколаков вынесла нелегкая", - а затем, наклонившись к шее скакуна, шепнул: - Вывози, родной!
  Хищники, будто услышав и поняв слова жертвы, еще поднажали, беря воина с конем в полукольцо. Теперь они по двое неслись по бокам Мстислава, а один сзади. Прикинув, что с пятью перевертышами ему не справиться, даже с одним пришлось бы попотеть, воин озирался, пытаясь угадать, кто прыгнет первым. Долго ждать не пришлось. Бегущий впереди с левой стороны зверь взвился в прыжке, стараясь дотянуться до шеи скакуна. "Знающие, - пронеслось молнией в голове Славки, - нападают так, чтобы мне не с руки обороняться было". Мысль даже оформиться полностью не успела, а клинок уже двигался навстречу атакующему.
   Волколак попытался увернуться, но прыжок был слишком мощным. Сталь разрубила мышцы плеча и, продолжая движение, рассекла шкуру на боку зверя. Лишь прочные ребра помешали ей добраться до внутренностей. Сильный, выверенный прыжок, который должен был закончиться перекушенным горлом скакуна или хотя бы остановить его, скомкался и пропал впустую. Тело зверя лишь слабо толкнуло Ночку, заставив его пошатнуться, а затем волколак, скуля, закувыркался в дорожной пыли, с каждым мгновением оставаясь все дальше и дальше за спиной Мстислава. Не успел молодой воин порадоваться, что на одного преследователя стало меньше, как одновременно прыгнули еще два зверя. Тот, что мчался сзади, наткнулся на мощные, подкованные копыта скакуна. Ночка то ли почувствовал опасность, то ли увидел прыжок краем глаза, но в решающий момент взбрыкнул, с силой откидывая обе задние ноги в направлении настигающего волколака. Оборотень, получив нешуточный удар в грудь, рухнул на землю. Некоторое время он бездвижно лежал, затем поднялся на нетвердых ногах и, прихрамывая, потрусил вслед удаляющейся погони. Второй перевертыш, как и самый первый, прыгнул с левой стороны. Мстислав ясно выдел, что воспользоваться саблей не успевает. Выдернув ногу из стремени и используя это движение, как замах, он, что есть силы, нанес окованным мысом сапога удар по летящему на него зверю. Когда Ночка взбрыкнул крупом, отбиваясь от нападавшего сзади оборотня, то чуть не вышиб Славку из седла. Однако это движение лишь придало силы и скорости удару, нанесенному сапогом. Зубы перевертыша щелкнули в бессильной злобе, а сам он, вскочив на лапы после падения, продолжил погоню.
  Одновременный прыжок оставшихся рядом оборотней тоже не достиг цели. Ночка шарахнулся влево, где теперь было свободно от нечисти, и понесся дальше. Но вот деревья расступились, и беглецы выметнулись на огромную лесную поляну. Лунный свет все окрашивал в серые полутона. Мстислав, обернувшись, следил за догоняющими преследователями, поэтому не сразу заметил впереди, на другом конце поляны, небольшой сруб, огороженный тыном. Оборотни, что изо всех сил пытались достать свою жертву, резко затормозили на краю леса, не выходя из-под сени деревьев. Лишь красные угли глаз, горящие в темноте, указывали воину, где остановились хищники.
  Небольшая изба, с притулившимся к ней покосившимся сараем, приближалась с каждым мгновением. Натянув, что есть силы, удила, Славка с трудом остановил скакуна у ограды. Бока Ночки судорожно вздымались, тело все дрожало от пережитого страха и безумного бега, морда была в пене. Чтобы конь не запалился, всадник немного поводил его перед избой, настороженно оглядываясь по сторонам и держа саблю наготове. Но вот скакун немного успокоился, и Мстислав кулаком забарабанил в рассохшуюся дверь.
  - Хозяева, открывайте! - во рту было сухо, и потому слова больше походили на карканье ворона, чем на человеческую речь. За дверью стояла мертвая тишина, и поэтому сын купца на всякий случай уточнил: - Я человек, пришел без зла. Пустите ночь переждать!
  Через некоторое время послышались тяжелые шаги, замершие за дверью.
  - Кто таков? - голос был подстать шагам, густой и мощный бас.
  - Я Мстислав, Любимов сын, - затараторил парень с облегчением, желая побыстрее оказаться внутри. - От нечисти еле ушел, пустите ночь пересидеть, да коня бы моего куда-нибудь пристроить.
  - От перевертышей ушел, говоришь? - голос задумался. - Никто от них еще не уходил. Врешь поди. А ну, суй палец в дырку, проверять буду.
  За дверью, видимо, разожгли свечу, сквозь щели стал пробиваться не яркий трепещущий свет. Мстислав ничего не понял насчет проверки и пальца и переспросил:
  - Какой палец? Куда совать?
  - Свой. Любой. Дырка справа от двери в стене, - припечатал раздраженный непонятливостью голос. - Суй давай, иначе на пороге ночевать останешься!
  Теперь Славка разглядел дыру в стене на уровне груди. Пока света внутри не было, ее и заметить трудно было. Боязнь остаться без пальца не шла в сравнение со страхом ночевки за стенами дома, у леса, в котором охотятся оборотни. Вздохнув, парень сунул указательный палец левой руки в отверстие.
  - Эй, ты чего удумал?! - воскликнул Мстислав, когда его перст зажали словно тисками с другой стороны стены.
  - Не боись, мил человек, - пробасил голос, - если ты не волколак, то все будет нормально. Если нет, то не обессудь.
  - Ай! - от неожиданного укола Славка вздрогнул. - Совсем разум потерял?! А ну, отпусти!
  - Еще чуток погоди, - голос походил на рокот горной реки, - сейчас все станет ясно.
  - Я не посмотрю, что ты тут хозяин! - Казарин со злости пнул ногой стену, - сейчас вынесу дверь да по ушам навешаю!
  - Ха, он еще и грозится! - голос откровенно веселился, - нормально все. Обойди сруб с другой стороны, увидишь вход в сарай. Коня там оставишь. Сейчас отопру.
  Палец наконец-то был освобожден, и Славка, потирая место укола, постоянно озираясь, повел Ночку за избу. Дернув дверь сарая на себя, сын купца медленно шагнул внутрь. В первую очередь, он осмотрел человека, держащего свечу. Могучий, именно это слово полностью описывало хозяина избы. Не молодой, кряжистый, под длиннополой льняной рубахой угадывались валуны мышц. Седина, что полность высеребрила волосы на голове, совсем не тронула рыжую бороду. Затем взгляд Мстислава скользнул по помещению. Какие-то бочки и бочонки, ящики и плетеные из дозы короба, а так же вилы, лопаты, грабли и прочий инструмент в беспорядке были раскиданы у стен. В одном углу примостилась борона, другой занимали покосившиеся пустые ясли.
  - Чего застыл? - пробасил хозяин, - коня в ясли, а сам за мной.
  - Угу, - буркнул Мстислав. В голосе здоровяка был слышен отчетливый приказ. Так говорят воеводы, тысячники, сотники, когда разговаривают с подчиненными. "Не простой дядька", - подумалось Казарину, назвать хозяина стариком язык не поворачивался, не смотря на седую голову. Оставив Ночку в стойле, Мстислав подвинул к его морде корыто с зерном и ведро с водой, что стояли чуть в сторонке, а сам последовал за хозяином.
  - Садись за стол и рассказывай, - обладатель баса глянул на сына купца из-под кустистых бровей.
  - Попить бы чего, - Славка с трудом сглотнул вязкую слюну, - в горле пересохло. Да и пожевать можно.
  - Из попить у меня только медовуха, - хохотнул здоровяк. - А пожевать сыра достану сейчас.
  После того, как была съедена небольшая головка душистого козьего сыра, и выпито по кружке медовухи, Казарин рассказал свою историю. Решив срезать дорогу к Вышгороду, поехал лесом, да наткнулся на перевертышей. Те его чуть не погубили, да почему-то остановились на краю поляны.
  - Поубивал бы всю эту нечисть, - с громким стуком поставил пустую кружку на стол Мстислав. - И чего это ты с пальцем моим делал?
  - Ну, с этим просто все, - протянул хозяин. - Я уколол тебя серебрянным ножом. Сам знаешь, что на оборотне все шустро заживает, да к тому же, не любят они божеского металла, язвами покрываются.
  - Ну, да, - согласился Славка, удивляясь, как сам до этого не додумался.
  - А вот по-поводу того, чтобы извести их всех, - взгляд здоровяка был хмурым, - тут ты не прав.
  - Как это? - возмутился парень, - они же людей губят!
  - Иных и погубить не жалко, - буркнул рыжебородый. - Нечисть, она ведь тоже разная бывает.
  - Нееет, - протянул Казарин, - всех к ногтю надо.
  - Ну, посуди сам, - принялся рассуждать хозяин, - возьмем перевертышей. Бывает, что такая способность богами дадена, а бывает, что чаклун какой, набравшись злобы и ненависти, начнет через нож в полнолуние скакать да плохие дела вершить. Есть разница?
  - По-моему, нет особой разницы, - отмахнулся Мстислав.
  - И опять ты не прав, - здоровяк сдвинул брови. - Вот тот, которого боги одарили, живет среди людей, воспитываеся по отцовским заветам, а если к правильному наставнику попадет, то станет почти непобедимым воином. Захочет ли он человечину алкать? А я тебе отвечу, не захочет! А тот, который в лес убег, да чаклунством промышляет, будет и кровь людскую пить, и младенцев воровать для обрядов своих черных, и на путников одиноких, таких как ты, нападать. Чуешь, чем они разнятся?
  - Ну, может быть, - нехотя буркнул парень, а затем махнул головой в сторону входной двери, - выходит эти - чаклуны. Покоя тебе и путникам не дают.
  - Ну, мне-то они не доставляют беспокойства, - хмыкнул хозяин, - а вот селению, что дальше по дороге, да, прибавили много хлопот, как тут поселилсь.
  - А чего не выведешь их? - Славка оценивающе оглядывал здоровяка. - Ты вон какой здоровый, одной левой уложил бы, наверное.
  - Ааа, - раздраженно махнул рукой хозяин, а затем неопределенно буркнул, - нельзя мне. Бортник я, видел ульи во дворе?
  - Не заметил.
  - С другой стороны избы, видать, шел, - рыжебородый достал нож и положил его на столешницу. - Вот. Возьми. Тебе нужнее будет. Клинок из серебра как раз для таких выползней подойдет, если нападут.
  - Не могу я такой подарок принять, - возмутился парень, - давай я заплачу за него, ну, или, на крайний случай, отдарок сделаю.
  - Бери, говорю, - в басе опять прорезался командный голос. - Этот нож нельзя купить или обменять, только подарить.
  - Спасибо, - сонно пробормотал Мстислав. После тяжелого дня и безумной ночи, приправленных парой кружек ароматной, крепкой медовухи, молодого воина неудержимо стало клонить в сон. Его глаза закрылись, голова свесилась на грудь. Затем парень во весь рост растянулся на лавке, на которой сидел, и погрузился в объятия сна до утра.
  ***
  Солнечные лучи находили щели в рассохшихся ставнях и настырно пытались разбудить человека, который спал на лавке у стола, свесив правую руку. Наконец, Славка внял молчаливым, но настойчивым требованиям посланцев Ярилы и, зевнув, открыл глаза. В памяти сразу же вспыхнули яркие образы вчерашней ночной погони. Резко сев, он огляделся. Закрытые изнутри ставни и дверь удивили молодого воина. Обычно их открывали с первыми лучами солнца. Даже дверь в сарай была закрыта на запор изнутри. Здоровяка-хозяина нигде не было. Лишь нож с серебряным клинком, лежащий на столе, говорил о том, что ночной разговор Мстиславу не привиделся. "Как же он вышел?" - закономерный вопрос пчелой жужжал в мозгу. Решив не утруждать себя поисками ответа, парень убрал нож в голенище сапога и вышел в сарай. Приветственно заржавшего Ночку Казарин вывел во двор, не убирая руки с рукояти сабли.
  Солнце подбиралось к зениту и ласково пригревало. Деловитые пчелы, басовито жужжа, собирали нектар с медоносных цветов, что росли на поляне. За домом действительно оказалось несколько ульев, которых Мстислав ночью не заметил. В паре десятков шагов за оградой, сплетенной из прутьев, начиналась темная громада леса. В его глубь уходила дорога, пересекающая поляну бортника. Глубоко вздохнув, поминая пращуров-заступников, Славка вскочил в седло и направил коня под кроны деревьев.
  Путь до селения, о котором говорил бортник, действительно занял полдня. Красноватый диск светила лишь коснулся верхушки деревьев, когда дорога, вильнув последний раз между могучих стволов, уперлась в закрытые ворота. Забор, окружавший печище, подошел бы любой небольшой веже. Отесанные стволы больших деревьев, плотно подогнанные друг другу, возвышались на полтора человеческих роста. Соскочив с коня, Казарин постучал кулаком в запертые створки ворот.
  - Эй, люди добрые, - гаркнув, Мстислав прислушивался к звукам за забором. - Есть кто живой? Пустите переночевать!
  За воротами стояла тишина, но воин чувствовал, что за ним наблюдает не одна пара глаз. Некоторое время ничего не происходило. Уставший ждать, парень с досады махнул рукой и подошел к коню.
  - Ну, что, мой хороший, - погладил он Ночку по морде, - придется, видать, нам опять через ночной лес пробираться. Как думаешь, сдюжим?
  Скакун, будто понимая, в согласии наклонил голову и тряхнул гривой. И тут из-за забора раздался густой, низкий голос:
  - Эй, парень, ты чей будешь-то?
  - Мстислав я, Любимов сын, - обернувшись, ответил молодой воин. Ему совсем не улыбалось еще одну ночь проводить в лесу.
  - Как добрался сюда? - расспросы продолжались, а ворота открывать не спешили.
  - Да решил вот до Вышгорода дорогу срезать, - Казарин переминался с ноги на ногу, прекрасно понимая, что если его не пустят в селение, то очень мало шансов, что он встретит следующий рассвет живым. - Прошлой ночью еле от волколаков ушел, пересидел у бортника. Нормальный такой мужик, поговорили с ним, медовухи глотнули. Ну, а как проснулся, то по дороге сюда и выехал.
  - У бортника говоришь? - говоривший с парнем житель печища удивился. Затем за забором некоторое время шушукались. - Ладно, пустим мы тебя, только не вздумай шалить - вмиг на вилы поднимем!
  Вздохнув с облегчением, Мстислав протиснулся в щель между приоткрывшимися створками и провел Ночку. Его тут же окружили с десяток бородатых селян с вилами наперевес. Один из них, что поздоровее, сделал шаг навстречу парню и достал нож.
  Клинок сверкнул серебром.
  - Тоже резать будете? - вздохнул Казарин, обреченно протягивая руку.
  - Тоже? - удивился мужик с ножом, но ладонь все-таки кольнул и смотрел, как капля за каплей стекает кровь на утоптанную землю.
  - Ну, пасечник, - Славка направился вслед за бородачом, когда тот приглашающе махнул рукой.
  - О коне позаботятся, хоть гостей у нас почти не бывает. Меня зовут Будимир, я - голова этой деревни, - Будимир шел рядом с парнем. - Остановишься у меня. А как он выглядел, этот бортник? И зовут его как?
  Славка удивился вопросу. Они же соседи, живут в полудне пути, уж наверняка знают друг друга по именам, а не только как выглядят. Затем Казарин рассказал про рыжебородого здоровяка с седой головой, как тот его поил медовухой. Посетовал на то, что так и не спросил его имени. Потом передал весь разговор, что он вел с пасечником, упомянул про подаренный серебряный нож. Пока Мстислав рассказывал, он успел осмотреться. Небольшая деревушка, всего на десяток домов, располагалась на большой лесной поляне. Притулившиеся друг к другу избы по периметру были окружены высоким частоколом, который уже видел Казарин. Ворот было двое. Одни, через которые парень попал внутрь, и вторые, располагавшиеся на противоположном конце селения. Хмурые мужчины настороженными взглядами провожали незнакомого воина. Женщины, лишь завидев чужака, загоняли детей в дома. Совсем не радостно тут жили, не было слышно детского смеха, веселых разговоров занимающихся домашними делами хозяек, добродушных стариковских баек, что рассказывают сидя на завалинке. Селение словно укрывало мрачное облако страха, раздражения, нервного напряжения, угнетая и подавляя все счастливое, радостное и светлое, что может быть в жизни человека. Славка, кожей ощущая этот гнет, передернул плечами.
  - Вот такие дела, - закончил рассказ Мстислав, а затем поинтересовался, - а чего вам этот бортник то сдался?
  - Видишь ли, - нахмурил брови голова деревушки, призывно хлопая ладонью по месту на лавке рядом с собой. Они с Казариным за время рассказа уже успели добраться до избы, пересечь маленький дворик и зайти в горницу, - пасечника, что там жил, погубили волколаки. С седмицу назад поехали за медом, а он у избы своей, растерзанный... На куски, сволочи, всего... Словно тушу какую разделывали...
  - Это как же? - от такой новости Мстислав опешил. - А кто же меня тогда на ночь приютил?
  - А я почем знаю? - Будимир пожал плечами. - Чур может какой... Хотя чтобы этих зверей прогнать, сила поболе нужна, чем у чура. Чур - кто? Просто хранитель жилища и всего двора. А тут аж на опушке остановил... Нет, не чур это...
  - Перебираю в голове всех духов, - сконфуженно пробормотал сын купца, - а на ум никто и не приходит... Кто может справиться с такой злой силищей? Боги?
  - Бог это был или нет, я не знаю, - с прищуром посмотрел здоровяк на Славку. - Но вот сам посуди, у кого голова белая, а борода рыжая... Ну, или золотая, может ты в темноте не рассмотрел... Да и перевертышей остановил...
  - Не может быть! - Мстислав тряхнул головой. - Ну, не станет Перун помогать не понятно кому. У него своих забот что ли мало?
  - Тут уж сам думай, - Будимир поднялся с лавки, - видимо, нужен ты ему, а может и нет. Но для чего-то нож тебе этот "пасечник" подарил.
  - А может, - Славка в задумчивости потер подбородок. - Он меня проверить хочет?
  - Я же говорю, - голова деревушки направился к выходу, - это решать только тебе. Устраивайся тут, завтра поговорим.
  - Угу, - бросил парень задумчиво, весь погруженный в свои мысли.
  Полночи Славка промаялся, пытаясь заснуть. В голове, словно в разворошенном муравейнике мураши, суетились мысли. Перун встретился парню или нет? Для чего такой подарок сделал? И еще многие почему, зачем и как. Сон сморил Казарина уже после полуночи. Ему снились оборотни, клыкастые, хищные, неуловимые. Мстислав с серебряным ножом в руках отбивался от стаи перевертышей. Десяток волколаков кружили вокруг молодого воина, выжидая удобный момент для нападения. Кругом было пусто, не деревца, ни большого куска камня, к которому можно прислониться спиной и прикрыть ее от атаки. Словно все действо происходило в поле, или на лугу, а, может быть, на лесной опушке... Казарин не знал. Он крутился, как волчок, пытаясь уследить за всеми врагами. Оборотень прыгнул со спины. Мстислав, уловивший движение, выбивающееся из общей картины, краем глаза, развернулся, полосуя ножом воздух. Короткий жалобный взвизг, и хищник, прихрамывая, возвращается к сородичам. А затем все повторятся: бесконечный бег карусели перевертышей, нападение со спины, удар серебряного клинка, скулящие звуки, издаваемые оборотнем... И все сначала, снова и снова...
  Разбудил Славку гомон во дворике, куда выходили окна горницы. Потянувшись, Казарин вскочил с лавки, быстро оделся и скорым шагом направился на улицу, окончательно приняв для себя решение. Солнце еще не поднялось над верхушками деревьев, и селение утопало в утреннем сумраке. Дворик был полон народу. Будимир кого-то пытался успокаивать, голосила молодуха, ворчали мужики, сжимавшие вилы, что-то с вызовом высказывали женщины.
  - А ну, цыц все! - проревел голова деревушки. - Вон он сам вышел, сейчас все нам и расскажет.
  - Что расскажу? - непонимающе спросил Славка.
  - Народ надо успокоить, - бросил Будимир, подойдя к парню вплотную, затем в голос уже сказал, - сегодня ночью украли малыша у Добронравы. Уж не знаю, как эти сволочи проникли в поселок. И народ думает, что это твоих рук дело. Посуди сам, уже несколько месяцев у нас не пропадал ни один человек, а тут на тебе.
  - Да никого я ни крал! - возмутился Казарин. - Я как лег спать, так до утра и не выходил никуда! Вы чего, совсем белены объелись?
  - Он говорит правду, - из толпы вышел сухонький мужичок. - Все тут знают, что ночами я плохо сплю. Так вот, Будимир попросил меня присмотреть ночью за чужаком. - При этих словах Славка с вопросом глянул на набольшего. Тот вернул ему спокойный взгляд, словно говорящий: "Извини, но жизнь и спокойствие моих людей важнее, чем обиды пришлого человека за недоверие". Парень понял и принял это молчаливое объяснение и утвердительно кивнул. А в это время мужичок продолжал, - чужак долго ворочался, а потом, и правда, заснул. Я ушел, когда крик у Добронравы в доме поднялся. Так что, это не он.
  Селяне что-то начали говорить, многие одобрительно кивали, кто-то в отрицании мотал головой, продолжая доказывать, что пришлый виноват, и его на вилы надо. Но все разом замолчали, когда начал говорить Казарин.
  - Люди добрые, - голос был решительный и твердый. - Вы приютили меня на ночь, дали кров и хлеб. Могу ли я замышлять что-то черное против вас? Нет. Не могу. Более того, я хочу отплатить добром за добро. Наверняка вы знаете, где живут эти чаклуны, что в зверей перевертываются. Скажите мне, я сделаю, что смогу, чтобы избавить вас от них. От любой помощи не откажусь, но если даже никто со мной не пойдет - буду стараться один. Ибо нельзя давать этим выползням над собой власть. А посмотрите, как вы живете? Вспомните, когда вы смеялись? Когда чему-нибудь искренне радовались? Не тому, что пережили еще одну ночь, а любому другому событию. Повторю еще раз, я сделаю все, что в моих силах, чтобы извести этих волколаков и отправить их в чертоги Мары.
  В наступившей тишине Казарин развернулся и направился к конюшне, где оставили Ночку и переметные сумы. Воин быстро, но тщательно, осмотрел свою амуницию. Повертев нож с серебряным клинком в руках, Мстислав отложил его в сторону, затем, махнув рукой своим мыслям, опять убрал за голенище сапога. В этот момент в конюшню зашел староста деревушки, и с ним еще два селянина.
  - Вот что, Мстислав, - обратился к парню Будимир, - мы идем с тобой. Негоже в одиночку на таких зверей, да и места ты не знаешь, проплутаешь до ночи.
  - А далеко вообще оборотни логово устроили? - Казарин был благодарен и кивнул зашедшим в конюшню.
  - Солнце до зенита еще не доберется, - бросил один из селян. Длиннобородый и длинноволосый, обряженный в одежду из шкур, жилистый, ловкий, он сам походил на хищного зверя.
  - Это Велегост, наш лучший охотник, - Будимир ткнул пальцем в звероподобного. - Он единственный, кто выжил, когда мы хотели прищучить этих навьих выродков. А это Зыбко, он отец малыша, которого украли.
  Второй селянин ничем особо не выделялся, обычный деревенский житель. Только весь его вид говорил, что отец зубами будет рвать перевертышей, но своего дитя не отдаст никому. Славка осмотрел тех, с кем ему придется биться против опасных противников и остался доволен, а затем повернулся к Будимиру.
  - А у вас копье есть? Хоть плохонькое какое..., - видя, что его не понимают, зачем перед тяжелым и сложным боем просить плохое копье, он уточнил, - мне древко нужно. И еще кусок шнура с два локтя из сыромятной кожи.
  - Зыбко, сходи к кузнецу, - бросил Будимир, - у него должно быть.
  - Я за кожей, - проворчал Велегост и вышел из конюшни вслед за отцом ребенка.
  Требуемое селяне принесли быстро. Придирчиво осмотрев древко копья, Казарин одобрительно кивнул. Затем он достал засапожный нож и принялся вырезать в навершии древка паз для серебрянного клинка. Наконец, работа была закончена. Плотно прикрученный к деревянному шесту сыромятными ремнями, нож сидел, как влитой. Славка постарался, даже вырезал упор под ручку, чтобы во время ударов клинок не соскальзывал вниз по древку. Заодно парень немного укоротил деревянный шест, и теперь, если поставить получившееся копье пяткой на землю, то острие закончится как раз на уровне глаз. Еще раз оценивающе оглядев работу и взвесив получившееся оружие в руке, Мстислав пару раз крутанул им, приноравливаясь, и повернулся к ожидающим его жителям лесной деревушки:
  - Я готов.
  Дорогу до жилья оборотней нельзя было назвать трудной. Хотя дорога - это громко сказано. Где по узким лесным тропам, проложенным зверьем, где по редкому подлеску, пару раз по руслу реки Велегост вел небольшой отряд, нигде не задерживаясь. Лишь последнюю версту охотникам на оборотней пришлось попотеть. Свое жилище, входом в которое служила полуосыпавшаяся землянка, волколаки окружили сплошным кольцом выворотней, да стволами рухшувших деревьев. Лишь благодаря охотничьему чутью Велегоста, да его памяти о прошлом походе, эту преграду удалось миновать относительно быстро. Мстислав передернул плечами, представив, что они проплутали бы тут до ночи, став легкой добычей кровожадных чаклунов. Как и говорил охотник, солнце только перевалило за полдень, а маленький отряд уже стоял у землянки. Полусгнившие опорные крепы с трудом держали на себе такие же трухлявые потолочные бревна, на которые была насыпана земля, уже дано поросшая сорняками. Из отверстия, по всей вероятности входа, несло влажной прелой древесиной и застарелой вонью разложения, которая, казалось, навечно пропитало все вокруг. Поодаль от землянки расположились пять пней. Ровные спилы стволов были сплошь покрыты отметинами, оставленными воткнутыми ножами.
  - Уф, ну и воняет же тут, - Будимир поморщился от смрада, источаемого входом. - Ножей в пнях нет, значит они сейчас в людской личине. Это нам на руку.
  - Тссс, - приложил палец к губам Велегост. Все моментально замерли, стараясь даже не дышать, а затем, в наступившей тишине, услышали тихий далекий детский плач. Утробно зарычав, словно сам был волколаком, Зыбко бросился в темноту зловонного провала.
  - Стой, дурында! - попробовал задержать его староста, но все услия были тщетны. Отец плачущего ребенка уже скрылся в землянке. - Быстрей за ним!
  После небольшого округлого помещения ход вел дальше и глубже под землю. На полу появились стоячие лужи. Ноги охотников шлепали по затхлой воде. Зыбко они догнали быстро. Разъяренный селянин в растеренности топтался на развилке. Тоннель здесь расходился на два, совершенно одинаковых, прохода. Велегост осмотрел оба хода, понюхал воздук, наклонился к земле, внимательно ее осмотрел и уверенно махнул рукой в сторону левого прохода. Спустившись под землю, охотники зажгли один из факелов, связку которых благоразумно захватили с собой из деревни. Света было немного, но его вполне хватало, чтобы осветить путь. Под землей оказалась целая сеть ходов. Они петляли, переплетались друг с другом, стараясь запутать людей, сбить их с пути. Но благодаря чутью и охотничьим умениям Велегоста отряд всегда находил верную дорогу.
  Наконец, отряд остановился у очередной развилки, и охотник снова призвал к тишине, а затем загасил чадящий факел в луже. Тут же все увидели, как на стенах и потолке левого прохода отражаются отблески огня.
  - Они за поворотом, - еле шевеля губами, шепнул Велегост. Славка с копьем наперевес и Будимир с ножом в руке медленно двинулись вперед. Охотник и Зыбко последовали за ними тоже с обнаженным оружием в руках.
  В большой пещере, не имеющей больше выходов, в центре полыхал огромный костер. Недалеко от него, на алтаре, вырубленном из большого комля дуба, лежал плачущий сверток. Пять фигур в рваных, грязных обносках двигались вокруг алтаря, извиваясь в неистовом танце. Тени, отбрасываемые чаклунами, плясали на стенах, добавляя жути происходящему.
  Появление отряда не осталось не замеченным. Трое оборотней прекратили танец, вышли из круга и направились к вошедшим в пещеру. Двое оставшихся продолжали дикую пляску, но, как заметил Мстислав, двигались они с трудом, словно превозмогая боль. "Видимо, это те, кого я и Ночка приложили во время погони" - пронеслось в голове у парня. Затем все посторонее было отставлено в сторону, потому что тройка оборотней добралась до селян.
  Людское обличие стесняло волколаков, привыкших к волчьему виду. То один, то другой норовил упасть на четвереньки. Но это не мешало им двигаться с нечеловеческой быстротой. Мстислав с трудом отражал атаки одного из чаклунов. Два других прижали к стене жителей деревни. У Будимира был разорван рукав, по скуле Зыбко текла кровь из равной раны, оставленной ударом длинного грязного ногтя, больше похожего на коготь. Лишь Велегост оставался пока невредимым.
  Чаклуну, что бился с Мстиславом, видимо, надоела эта игра. Он прыгнул на воина, желая добраться до его горла. Казарин кинулся под ноги противнику, выставляя над собой копье. Серебряный клинок вспорол живот оборотня, вскрывая его от грудины до паха. До этого рычащий, волколак заскулил, рухнув на землю, и дрожащими руками попытался запихнуть вывалившиеся сизые, источающие пар, покрытые кровью кишки обратно в живот. Но вот он в предсмертной судороге засучил ногами и замер.
  - Копье в него! - закричал подмечающий все вокруг Велегост. Славка, уже собирающийся помочь селянам, обернулся к поверженному. Над телом стояла непонятная дымка. Внутренности начали сами собой втягиваться в брюхо, кости выходили из суставов, с хрустом меняя положение, морда стала удлинняться. Казарин бросился к оборотню, с разгона вгоняя серебрянный клинок в меняющееся тело. Громадный волк издал дикий вой и затих, теперь уже окончательно поверженный.
  Мстислав, с копьем в одной руке и саблей в другой уже бежал на помощь товарищам. Тем приходилось совсем плохо. Покрытые с ног до головы равными ранами, они с трудом сдерживали натиск волклаков. Со вступлением в бой Казарина, расклад поменялся. Сабля, подарок отца, пушинкой летала в руках молодого воина. Очередной удар развалил оборотня чуть ли не попалам, а Будимир с серебряным ножом докончил дело. Но от алтаря уже неслись в бой оставшиеся два чаклуна.
  Селяне втроем навалились на противника из первой тройки, а Мстислав двинулся навстречу приближающимся оборотням. Не доходя десятка шагов до встречающего их воина, волколак с разбега прыгнул, стараясь своим весом сбить Казарина с ног. Славка деловито, словно проделывал такое не один раз, принял летящее тело на копье, перекидывая через себя. Нож, прочно привязанный к древку, глубоко засел в теле чаклуна, и Мстиславу пришлось выпустить из рук оружие, чтобы не потерять равновесие. Лишь только парень разжал руки, отправляя в полет противника, как на него налетел второй оборотень. Казарин инстинктивно подставил предплечье, закрывая горло. Это спасло его от разорванной шеи. Крепкие пальцы с острыми ногтями безжалостно рванули кольчужный рукав, раздирая его в клочья. До сабли, которую воин убрал в ножны, чтобы встретить врагов копьем, было не дотянуться, поэтому в ход пошел подарок Альп-Таркхана. Длинный тяжелый засапожный нож с хрустом вошел снизу вверх под грудную клетку врага. Подоспевший староста серебрянным клинком добил чаклуна.
  Но в отряде охотников тоже не обошлось без жертв. Зыбко, отец ребенка, лежал, зажимая рану на шее. Волколак все-таки добрался до него. Велегост придерживал руку, из под которой толчками выплескивалась ярко алая кровь. Мстислав глянул на охотника, тот отрицательно покачал головой. Будимир успел уже сходить к алтарю и принести хныкающий сверток. Зыбко посмотрел на малыша, улыбнулся и благодарно пожал свободной рукой придерживающую ладонь охотника. Затем отнял свою ладонь от раны и закрыл глаза.
  Казарин и оставшиеся в живых селяне молча постояли над телом погибшего, а потом принялись собираться в обратный путь. Как ни пытался найти серебряный нож, подарок Перуна, Мстислав, он так его и не нашел. Тела оборотней высохли, съежились и при прикосновении рассыпались в прах. Будимир бегло осмотрел пещеру, все самое ценное свалил в мешок, который взвалил себе на плечи. Алтарь общими усилиями был отправлен в пылающий костер. Туда же отправились и ритуальные ножи, через которые прыгали чаклуны, чтобы превратиться в зверей. Староста взял на руки ребенка, тело его отца Велегост и Мстислав взвалили на носилки, сделанные тут же из подручного материала, и процессия молча двинулась в путь, возвращаясь в деревню.
  Глава 3
  Еще на подступах к Вышгороду Мстислав встретил великое множество обозов, телег и тележек, тянущихся к городу. Они ленивой змеей ползли к воротам, и, казалось, только боги могли ее остановить или ускорить.
  - А чего вас много-то так? - спросил Казарин у купца, восседавшего на одной из тележек и лениво помахивающего вожжами.
  - Та в Вышгороде ярмарку устраивают, а ты кто сам будешь-то? - спросил купец парня, с любопытством рассматривая его.
  - Да, я Казарин, Любимов сын...
  - Аааа, - протянул торгаш, - Это не тот ли Любим, который из Чернигова?
  -Тот.
  Перекинувшись с купцом еще несколькими ничего не значащими фразами, Мстислав обогнал обоз и побыстрее направился в город. Вышгород встретил парня высокой крепостной стеной. Уплатив стражникам пару медяков, Казарин проехал в ворота. Широкая улица, мощенная досками и усыпанная скорлупой каленых лесных орехов, которые горожане ели, чуть ли не все время, вывела Славку на базарную площадь. Тут стоял такой шум и гам, что парень сначала совсем оглох. Только через некоторое время он начал вычленять отдельные голоса и фразы из этого гомона.
  Ночка фыркал от большого количества незнакомых запахов и людей. Мстислав возвышался над толпой благодаря коню и достаточно быстро различил в глубине одной из улочек, отходящих от площади, корчму. Направившись туда, Казарин надеялся наконец-то плотно покушать. Съестные запасы, которые собрали ему в дорогу родные, уже заканчивались.
  Корчма оказалась достаточно новым, не так давно срубленным домом. Рядом находилась мощная коновязь, рассчитанная на пятнадцать коней. А вот конюшни сын купца нигде не увидел, да и не встречал его здесь никто. В родном городе Казарина в корчмах обычно имелась конюшня. Даже если и не было, молодой паренек, чаще всего сын или внук хозяина, стоял возле коновязи или у крыльца. В его обязанности входило принимать коней, поводить их несколько раз по двору, чтобы лошади не запалились после долгой дороги, задать корма и воды. Здесь все это отсутствовало. Но Мстислав не удивился - мало ли, другой город все-таки. Сам провел пару раз Ночку по двору, привязал к дубовой коновязи и, поднявшись на крыльцо, толкнул дверь корчмы.
  Его чуть не сбил с ног запах гречневой каши, вареного мяса, жареного лука, скисшего пива и недобродившего вина. Кое-как устояв на ногах, Казарин вошел в зал, пытливым взглядом осматриваясь вокруг. Длинные крепкие дубовые столы сколочены грубо, но надежно. Такой стол, даже если захочешь, не поднимешь. На многих столах виднелись высохшие винные пятна, да и жира, видимо, эти столы не избежали. А вот лавки, не в пример столам, выглядели достаточно легкими и многие недавно сколоченными. Парень сделал вывод, что здесь не всегда бывает спокойно.
  Народу в шинке наблюдалось не много, но все так отличались друг от друга, что Мстислав даже немного приостановился, рассматривая их. Вот два воина сурового вида молча поглощали еду, сидя за столом у стены. Оба высокие, широкоплечие, в кольчугах. На поясах у них висели швыряльные ножи, а рукояти мечей торчали из-за спин. Куча обглоданных костей валялись как на столе, так и под ним. За другим дубовым исполином, громко переговариваясь, веселилось человек пять бандитского вида. Обвешались они разномастным оружием, а оделись в видавшую виды одежду. Ее, по-видимому, многие снимали с убитых, так как видны прорехи и разрезы, оставленные чем-то режущим. В углу сидели трое греков. Пару раз Казарин видел людей этого народа в Чернигове и удивлялся их облику. И опять его поразил их вид: высокие, худощавые, нос с горбинкой, смуглые, в тогах. Вот ведь странные люди и разговаривают по-своему.
  Усевшись за столом, подальше от всех трех компаний, Мстислав подозвал к себе хозяина. К нему подошел какой-то сморчок: от горшка - два вершка, с большой черной растрепанной бородой. В ухе болталась золотая серьга. Купеческий сын еще подумал, что хозяин корчмы из дреговичей, от него так и несло болотом.
  - Чего пожелает молодой витязь? - оценивающе оглядел парня коротышка.
  - Поесть чего-нибудь, можно курицу, да кваску, ну или пиво.
  - А платить чем будешь? - спросил корчмарь, скосив глаза на гуляющую компанию разбойников. Мстислав, молча, достал полную колиту и тряхнул ею. Хозяина как корова языком слизала. Через некоторое время перед парнем стояло блюдо с курицей, которую нашпиговали горячей гречневой кашей, и бадейка с кислым пивом. Кинув хозяину монету, которую тот с проворством скомороха взял из воздуха, Мстислав сказал:
  - Там, на дворе, конь мой стоит. Овса насыпь ему, но аккуратно и спокойно. Не дергайся, а то он может задать такую трепку, что костей не соберешь потом.
  - Ты что, мне угрожаешь? - зло прищурился дрегович. От этого движения его растрепанная борода, казалось, стала еще более растрепанной.
  - Нет. Надо больно. Просто предупреждаю, будь осторожнее. - Казарин в очередной раз подумал о странностях хозяина. Какой владелец трактира в своем уме станет так разговаривать с посетителями? К нему с такими замашками вообще никто ходить не будет. Наевшись жестковатой курицей и гречневой кашей, Мстислав быстренько осушил бадью с пивом и направился к корчмарю. Отдав ему еще одну монету, парень поднялся на второй поверх и завалился спать в отведенной ему комнате.
  Проснулся Казарин от того, что солнце нахально светило через окно в глаза. Мой Род, как болит голова. Мстислав подумал: 'Неужели я еще дома, и все мне приснилось: и дорога, и Вышгород, и корчма, и дрегович этот, что в шинке хозяин?'. Открыв глаза, он уставился на потолок. Нет, он не дома - дома под потолком не висят корешки, травы разные, от запаха которых становится трудно дышать. Тогда где он?
  - Что, очнулся уже? - хмыкнул чей-то незнакомый старческий голос.
  Мстислав хотел резко вскочить, но не получилось: голова гудела так, будто несколько маленьких камнетесов стояли над ним с твердым желанием сделать из головы ровненький камешек, помещающийся в детском кулаке. 'Да что за напасть? Сначала кузнецы, теперь камнетесы эти... Одолели...' - с тоской подумал парень.
  - Где я? Кто ты? И что, в конце концов, происходит? - прохрипел Казарин вслух очень интересовавшие его вопросы.
  - Отвечаю. - Мстислав не видел старика, но мог дать голову на отсечение, что тот ухмыляется. - Ты у меня. Я - Седой, это меня так зовут. А что происходит - я не знаю. Вернее, знаю часть, окончание. А ты, скорее всего - начало. Поэтому сначала расскажешь ты, а потом уже я.
  - Ничего я не понял... Что я здесь делаю?! - опять возмутился парень.
  - Как что? Лежишь, - снова хмыкнул старикан.
  - Ну, спасибо, а то я не знал, - буркнул Мстислав.
  - Ты спросил - я ответил.
  -Помедленнее, ладно. А то у меня в голове каша какая-то. И то хорошо, если каша, а то еще что похуже, - попросил, измученный головной болью и слабостью во всем теле, Казарин.
  - Помедленнее, так помедленнее, - не стал упираться старик. - Ты валялся за городом в лопухах возле дороги. Я как раз возвращался домой, травы собирал. Волхв я, ты, наверное, уже догадался. Так вот, валялся ты в лопухах...
  - Это я уже понял, продолжай, - Славке не терпелось узнать, что он тут делает и как сюда попал.
  - Ишь, какой, не перебивай старших. Значит, ты валяешься в лопухах, я думал - пьяный. Потом подошел, посмотрел. Гляжу, потравленный ты...
  - Ты чего обзываешься? - вознегодовал Мстислав.
  - Да не обзываюсь я! Надо мне всяких вьюношей обзывать. Отравили тебя, соколик, как мышей и крыс травят. Ну, я тебя на закорки и притащил к себе, попоил отварами разными. Ты провалялся тут денек и вот очухался. - Седой замолчал.
  'Дааа, не простой дедок' - подумалось Казарину. - 'Меня на закорках доволочь - не каждый сможет...'
  - А где мой конь? Где оружие? И вообще, какого лешего?
  - Серьезные вопросы, особливо последний...- ухмыльнулся волхв. - А я почем знаю? Валялся ты в лопухах в портках одних.
  - Значит меня отравили...- Мстислав нахмурился. - Этот дрягва - трактирщик. Больше некому. Ну, гад! Ну, сволочь! Найду, руки, ноги пообрываю! - Мстислав вскочил, забыв про боль в голове и немощь во всем теле, и добавил еще пару ругательств позаковырестей.
  - Дааа... Ну и здоров же ты ругаться. Где научился? - заинтересованно спросил Седой.
  - Да дома, где же еще,- буркнул Казарин.
  - А что ты на трактирщика так накинулся?
  - Да этот недомерок напоил меня пивом, я пошел спать, а очнулся уже здесь.
  - А это какой же трактир? - удивленно поднял брови волхв.
  - Та не знаю я. Въехал в город, по широкой улице попал на базар, а уже рядом с ним, на каком-то проулке, и стояла эта корчма.
  - Ну, догадываюсь я, что это за шинок. Он на другом конце города, - пробормотал старик.
  - Так идем скорее! - вскинулся Мстислав.
  - Да погоди ты! Не пойдем мы сегодня, завтра пойдем.
  - Почему это завтра? Мне зброю надо вернуть, коня. Еще три гривны золотом в калите было, - продолжал возмущаться парень.
  - Говорю не пойдем, значит, не пойдем. - Волхв потом все-таки решил объяснить. - Травкой тебя 'хорошей' опоили, к вечеру опять сляжешь. До завтрашнего утра, как мертвый, спать будешь. Да не волнуйся так, тебе еще повезло. Вот если бы я не заметил тело в лопухах, то ночью бы помер. И тут уж никто не смог бы тебе помочь.
  - А ну-ка подожди... - Славка собрал на лбу складки - Седой, Седой... У нас в Чернигове пели песенку про какого-то Седого, который молнию хотел поймать. Уж не про тебя ли?
  - Ну не знаю, может и про меня. А скажи, чего там в песне говорилось?
  Мстислав глянул на волхва. Тот сидел на табурете, задумчиво глядя в окно, затянутое бычьим пузырем. Седые длинные волосы ниспадали на плечи и частично закрывали загорелое, высушенное ветрами, загрубевшее лицо. Белоснежно-белая полотняная рубаха прямо светилась в полутьме комнаты.
  - В песне то? Ну, ночью, во время грозы, один молодой ученик знахаря вышел на холм и пытался поймать молнию. Хотел к богу приобщиться. Перун иногда пускал молнии в этот холм. То ли под землей там Змей притаился, то ли еще чего-нибудь. Парня посчитали блаженным, думали, не заметит Золотобородый его и зашибет ненароком. Вся деревня на это вышла посмотреть. А отрок все бегал по холму, ловил молнию, разговаривал с ней, ругался. Деревенские не стали сидеть всю ночь, все-таки ливень на дворе, да и с утра работы полно, вот и разошлись все по домам. А поутру увидели этого парня, он медленно спускался по дороге с холма, весь взъерошенный и полностью поседевший. А еще улыбался так, что в деревне все перепугались, подумали, что в него сам Змей вселился. Вот такая песенка...
  - Ну, происходило немного не так, но все-таки похоже. - Седой почесал нос.
  - Так это про тебя? - от удивления Казарин аж поперхнулся.
  - Да, - волхв усмехнулся. - Тебе, Мстислав, кощунником надо было становиться, а не в витязи идти...
  - А откуда ты знаешь? И как меня зовут, и куда я еду, и кем хочу стать? - Недобро прищурился Казарин.
  - Допустим, куда ты идешь, я не знаю. Хотя не сложно догадаться: небось, к князю, в Киев. А что до витязя, так вон какой здоровый, да за зброю волнуешься. А имя мне твое Перун подсказал. Так, а теперь спать ложись, у тебя рожа уже зеленая, через пару минут свалишься.
  - Хорошо, - пробормотал парень и бухнулся на пол. - Вот те на, - выдавил из себя сын купца и отключился до утра.
  По базару Мстислав с Седым пробирались долго. Суета, шум, гам, разнообразные одежды, оружие, доспехи... Для Славки эти пару часов слились в одно яркое и крикливое пятно. 'Все-таки прав был отец, что не сделал меня купцом, - подумал парень. - Это ж всю жизнь, как ужаленный оводом, бегать. Приедь сюда - купи то, приедь туда - продай, что купил, купи чего-нить другого. Обалдеть же можно', - Такие невеселые мысли проносились в голове молодого воина. Он шел через толпу, раздвигая ее плечами и локтями. Люди толкались, и Мстислава это ужасно нервировало. Его распирало желание дать в зубы любому, кто криво посмотрит. Волхв шел за Казариным и не ощущал на себе всех 'прелестей' похода через рынок. Даже не рынок, а базар. С утра Седой дал сыну купца кожаные доспехи и меч длинной в два локтя - все, что нашлось в избушке старого волхва. И теперь Мстислав шел впереди него, хоть кое-как, но все-таки вооруженный.
  - Ага, вот тот переулок, а вон и та корчма! Ну, гады, дождетесь вы сейчас у меня! - Славку аж трясло от ярости. Подходя ближе к шинку, парень вспомнил наставление Вегарда: 'Пусть разум твой будет холоден, как айсберг. Хороший воин всегда в бой идет с трезвой головой. Это основа'. Парень попытался успокоиться.
  Войдя в ворота корчмы, Казарин еле устоял на ногах. Его чуть не оглушило радостное ржание. Ночка стоял там же, где его поставил молодой хозяин. Седельные сумы висели нетронутыми. Вокруг коня виднелись затертые и кое-как присыпанные пылью пятна крови. Видимо конька пытались увести или хотя бы просто стащить седельные сумы. Ночка, как настоящий богатырский конь, все защитил и не дался в загребущие руки воров.
  - Ах, ты, конячка моя любимая, - Мстислав бросился к Ночке, - тебя никто не обидел?
  - Ага, его обидишь, - пробурчал себе под нос Седой, - не конь, а Змей прям.
  Открыв дверь в корчму и не удивляясь больше сногсшибательным запахам, Казарин направился прямо к стойке, где стоял плюгавый хозяин. Шинок пустовал, посетители еще не подошли. При виде Славки трактирщик вытаращил глаза и побелел, как поганка. Но это только сначала. Потом глядя на приближающегося парня, дрегович встопорщил бороду и наглым голосом гаркнул:
  - Чего надо? Закрыто еще!
  - Ты что ж это, гнилой пень, меня отравить решил? Отвечай, гнида крысиная, где моя зброя? - взревел Казарин, хватая трактирщика за грудки.
  - А я почем знаю? Пропил, небось, где-нибудь, - попытался уйти в отказ коротышка. - Отпусти, падлюка, а то хуже будет! Я все равно ничего не знаю!
  Мстислав посильнее встряхнул 'незнайку':
  - А ну отвечай, болотная твоя рожа! Где доспехи?! Почто меня отравил?
  - Сказал же, хуже будет, - бросил трактирщик, доставая из рукава короткий нож. - Сейчас ты у меня по...
  Хлесткий удар в ухо отбросил бородача к стене.
  - Ах, ты ж тварь, - прохрипел дрегович, пытаясь подняться. - Сейчас вот спустятся сверху мои знакомцы. Совсем не обрадуешься, что за доспехами вернулся. Да поздно будет.
  - Хорошо, - процедил молодой воин, - пусть спускаются. Поговорим.
  - Да зачем их тревожить, я тебя сам... - все-таки поднявшийся коротышка выхватил засапожный нож и кинулся на Мстислава.
  От удара в челюсть трактирщик аж подлетел. Прорвав головой мутный бычий пузырь на окне, хозяин трактира покинул свое заведение, а Славка, бросился вверх по лестнице, доставая на ходу меч.
  Седой наблюдал за происходящим, не вмешиваясь. Волхв чувствовал, а для него это было равнозначно проверенному знанию, что парню помогать не надо. Этот молодой воин сам справится. К тому же, Седой знал, что они встретятся еще раз.
  - Аки орел поднебесный, - прокомментировал волхв себе под нос полет корчмаря. А затем, покачивая головой, не спеша стал подниматься по лестнице.
  Очутившись на втором поверхе, волхв увидел выходящего из комнаты Казарина, который с нежностью обнимал свои доспехи. Там находилось все, что забрали в свое время у Славки. Посмотрев на улыбающееся во весь рот лицо парня, Седой подумал: 'Род мой, он же еще совсем ребенок!'. Вслух же спросил, сделав суровым свое лицо, хотя, куда еще больше: - Это твоя кровь? - и указал на пятна крови на груди и руках воина.
  - Нет. Ни одной царапины. Альп-Таркхан и Вегард меня хорошо научили.
  Волхв заглянул в комнату, из которой вышел Казарин с доспехами. Там в лужах крови лежали пять разбойников. Компания, что пировала в кабаке вечером, когда отравили Славку, больше никогда не выйдет на большую дорогу.
  - Да уж. Вижу, что учили тебя не плохо. Так говоришь, что твои воспитатели белый хазарин и нурман? - заинтересовавшись, спросил волхв.
  - А откуда ты их знаешь? - Мстислав постоянно удивлялся репликам Седого. Ему казалось, что волхв знает все и всех на свете.
  - Я их не знаю, - степенно ответил старик.
  - Тогда откуда?
  - Все очень просто, - начал объяснять волхв, спускаясь по лестнице. - Альп-Таркхан - это хазарское имя. Поэтому один из учителей - хазарин. Приставка 'альп' означает 'доблестный'. Ее имели право присваивать себе только семьи благородных кровей. Поэтому твой хазарин 'белый', то есть благородный. А по поводу скандинава, думаю, и так все понятно. Имя его означает 'святая защита'. С таким именем...
  - Что здесь происходит?! - рык стражника, ворвавшегося в таверну, прервал рассуждения волхва.
  За первым в трактир ввалились еще человек десять воинов. Узнав Седого, начальник отряда городской стражи повторил свой вопрос:
  - Приветствую тебя, волхв. Что тут произошло?
  - И тебе быть здравым, Перегуд. Да парня вот обидели. Он и пришел забрать свое имущество, - кивнув на Славку, ответил Седой. Казарин стоял, держась за рукоять сабли. Кольчуга, мисюрка и люк с тулом лежали у ног молодого воина.
  - Вы, служивые, загляните на второй поверх. Там найдете кое-что интересное для себя, - с ухмылкой бросил волхв.
  - Вечно ты загадками говоришь, - буркнул начальник отряда. Затем кивнул одному из стражников. - Пойди, проверь.
  - А чего это вы зайти сюда решили? - поблескивая глазами, спросил волхв. - Ведь не особо жалуете в такие заведения на службе заходить.
  - Ладно тебе подначивать, старичок-боровичок. Увидели Плюгана, вылетающего из окна. Вот и зашли.
  - Там... Там банда Ухмыри порубленная лежит, - выпалил спустившийся стражник.
  - Погоди... Как Ухмыри? Ты ничего не перепутал? - вытаращил глаза Перегуд.
  - Да нет. Там и сам атаман валяется. Уж этого то и не узнать, - утвердительно ответил воин. - Кто ж их так? Они ж знатно бились. От нашего отряда в десять человек ушли. Помнишь? А наших тогда три человека осталось. Да и то двое на ноги так подняться и не смогли.
  Начальник стражи вопросительно глянул на Седого. Тот пожал плечами и ткнул пальцем в Мстислава.
  - Так это ты сделал? Один? - удивленно спросил Перегуд.
  - А что такого? - ощетинился парень. - Они меня отравили, ограбили. А я с ними лясы должен точить? Нет уж. Не дождетесь...
  - Не ерепенься, - оборвал Славку начальник стражи. - Мы этих гадов уже несколько месяцев поймать не могли. Да и Плюган на подозрении был. Теперь не отвертится. Они купцов травили, а товары забирали и продавали. Сейчас ярмарка начинается, сам должен понимать. Нам волнения лишние не нужны. Спасибо тебе за то, что избавил нас от этих татей.
  - Да ладно, чего уж там, - пробормотал немного засмущавшийся Мстислав.
  - А давай к нам на службу, - предложил Перегуд, уважительно оглядывая Казарина. - Нам такие воины нужны. Уж с посадником о месте договоримся. Думаю, сразу десятником поставят. Оплата достойная, опять-таки. Ну, что скажешь?
  - Я подумаю, - ответил Славка. - Такие вопросы, не обдумавши, не решаются.
  - Понимаю, - кивнул Перегуд. - Хотя, если по мне, то чего тут думать? Место хлебное. Седой скажет, где меня найти, если чего вдруг.
  - Обязательно, - пробормотал волхв.
  Решили, что на ночь Мстислав останется у Седого. Утром, когда Казарин собирался в дорогу: подтягивал подпруги, укладывал сумки, волхв подошел к нему.
  - Ну что? Все-таки в Киев?
  - Да, туда. К князю Владимиру. Хочу в дружину к нему пойти. Сначала в младшую, а там, глядишь, и в старшую попаду.
  - Эвон как. Если будешь у князя, то наверняка встретишь Белояна. Это верховный волхв. Привет от меня ему передашь. Скажешь, что Седой еще топчет землю. Да, и вот что, не пугайся его. Он хоть и грозен, ну вылитый шатун, зато внутри совсем не такой.
  - А это как? - удивленно вскинул брови Мстислав, даже забыв сумку застегнуть.
  - Сам поймешь. Ну, давай езжай. Пора тебе.
  - Погоди немного. Я вот что подумал. Если Белоян великий волхв, разве он не может узнать, жив ли ты или нет?
  - Умник... Вообще-то может, конечно, про любого другого человека или не человека узнать. А вот про меня - не может. Когда еще Перун своей молнией отметил, так для всей волшбы я, вроде как, умер, и нет меня нигде. Ни в Вирии, ни у Морены в чертогах. Вот поэтому на словах и передаю. А теперь тебе действительно пора. Бывай.
  - Прощай волхв. Может, еще свидимся. Передам весточку и спасибо тебе за все.
  - До свиданья, Мстислав, - сделав упор на первом слове, ответил волхв, а затем добавил, но так тихо, что Казарин уже не услышал, - Свидимся, обязательно свидимся...
  В спину удаляющегося парня смотрели двое. Тот, что проводил только что Мстислава, со вздохом произнес:
  - Такой чистый духом и помыслами... Даже не представляю, что из него получится после всего, что назревает...
  - Получится правильный воин, - второй огладил золотистую бороду, - чтящий веру предков, законы воинского братства, честный и доблестный, способный протянуть руку помощи любому нуждающемуся. Руку, в латной рукавице...
  - А тебе бы только воин, чтящий веру, - хмыкнул волхв.
  - Поговори тут у меня, - шутливо нахмурил серебряные брови воин. - Я бог или кто, в конце концов? Раз сказал, что получится воин, значит воин и получится.
  Глава 4
  Обогнув Дорогожицкое болото справа, дорога из Вышгорода привела Славку к стенам Киева. В стольный город Мстислав въехал в полдень. Пересек небольшую площадь у северо-западных ворот и стал двигаться дальше по центральной улице. Проехав по небольшому мостку через речку Глебочицу, парень попал на Торговище. 'Опять рынок!' - со злостью подумал Славка. Пробиваясь на коне через толпы народа, он с ужасом подозревал, что базар бесконечен. Торговым рядам не было видно ни конца, ни края. Отец рассказывал, что по торговой площади нужно ехать держась правой стороны, пересечь одну широкую улицу, а за ней по Боричеву Узвязу выехать к Горе. На Горе находились княжеский детинец, да подворья знатных бояр и воинов.
  Выбравшись на Боричев Узвяз, Мстислав поразился красоте домов, которые ближе к городку Кия высились минимум на два поверха, а то и на три. И все это в причудливых узорах, рисунках, резах, на которых были изображены как знаки богов, так и различные чудные звери, птицы, травы. В окнах особо богатых домов не было высушенных бычьих пузырей, а сверкало на солнце стекло. Улица замощена камнем. Ее тут называют мостовой. Мстислав удивлялся, видя сколько людей живут в этом городе, видя, что жизнь тут кипит и, наверное, даже ночью, не останавливает свой темп. Кто-то споро бежит по своим делам, какой-то боярин прохаживался неспешно с толпой охраны, почтенные матроны с несколькими слугами идут на базар, два старичка сидят возле дома на завалинке и степенно ведут беседу, стайка мальчишек играет в лапту... И все пестрит от ярких нарядов...
  Но вот Боричев Узвяз закончился, уткнувшись в открытые дубовые ворота. Казарин смотрел на Гору, и внутри у парня сталкивались необычная робость, ожидание, радость, что, наконец-то, добрался. Тряхнув головой, Мстислав направил Ночку между открытых створок. У ворот маялись от скуки два дружинника.
  - Эй, малой! Куда это ты собрался? - крикнул один из воинов проезжающему мимо Славке.
  Сын купца покрутил головой, стараясь найти взглядом мальчишку, который лезет куда-то не туда. Но так как кругом в этот момент не оказалось никого кроме него и двух дружинников, Мстислав со злостью понял, что обращались к нему.
  - Это я-то малой? - возмутился Мстислав.
  - Кроме тебя, малец, и нас двоих здесь нет никого. Уж не думаешь ли ты, что я Будимиру сказал, а? - хохотнул стражник. - Стой. Кому говорю!
  Мстислав спешился. Одной рукой придерживая Ночку под уздцы, а другую положа на саблю, он процедил:
  - Я 'собрался' к князю Владимиру. А тебе готов хоть сейчас по шее надавать!
  - Ха! Ты смотри, Будимир, у щенка зубки прорезались. Даже рычать пытается, - стражник ехидно ухмыльнулся.
  - Слышь, Вавила, оставь парня в покое. Пусть дует дальше. Небось, в дружину записываться. Сейчас сотника позовем...
  - Нет, - прервал Вавила второго стражника. - Этот малец считает, что может со мной справиться, и я собираюсь преподать ему урок...
  Уже думая, как бы побыстрее разобраться с надоедливым охранником, Мстислав заметил трех приближающихся воинов. Они вышли из здания, стоявшего дальше в глубине огороженной территории, и теперь направлялись прямиком к воротам.
  Один богатырь был непомерно высок и широк в плечах, в волосах уже кое-где пробивалась седина, а серьезное и угрюмое лицо обрамлено аккуратно подстриженной бородой. Одежда воина состояла из белой расшитой рубахи, шерстяных штанов и простых сапог из воловьей кожи. Из доспехов на нем вздета только тонкая однослойная кольчуга без каких-либо пластин и без зерцала. На широком поясе, с левой стороны, в потертых ножнах висел меч.
  Второй сильно отличался от первого богатыря. Гладко выбритое загорелое лицо, темно карие глаза чуть прищурены, смотрит пристально, как бы стараясь разглядеть, что у тебя внутри. Длинный черный чуб лежит на плече. На кожаных ремнях висят два меча в ножнах. Красная накидка прикрывает белоснежную тунику, расшитую знаками Перуна. Этот воин был без доспехов, но от него исходила такая мощь и сила, что, казалось, одно его прикосновение вобьет в землю по ноздри. Но, в то же время, к этому человеку тянуло, будто мотылька на свет костра. Мстислав сделал даже шаг навстречу этому богатырю. Но тут он увидел третьего и невольно остановился.
  Длинные русые волосы, обильно посеребренные сединой, ниспадали на широкие плечи. Эти валуны мышц прикрывала накидка из шкуры бурого медведя. Именно она так удивила Мстислава. Парень думал, что даже древляне-лесовики уже перестали обряжаться в шкуры убитых зверей. Человек шел, сутулясь, и Казарин ужаснулся, представив, что если тот выпрямится, то будет повыше первого богатыря и шириной плеч потягается, да не то что потягается, а обставит в два счета. В руках волхв сжимал посох, издали похожий на копье. Потому Славка и принял с первого взгляда его за воина. Из под шкуры виднелась рубаха, а на шее вырезанные из дуба фигурки животных и знаки богов.
  - Кто таков? И почто въезд перегораживаешь? Посол чей-то? - спросил, прищурившись, воин в красной накидке. Мстислав, не заметив вытянувшихся, как струна, двух стражников, ответил:
  - Да к князю я, к Владимиру...
  - А если к князю, то чего просто не прошел, а стал столбом в воротах? - не дослушав ответа, перебил парня воин. - А вы какого тут стоите? Вот ты, Будимир, для чего здесь поставлен? Отвечай!
  - Да я то что, князь? Я несу службу, как положено. Это Вавила парня задержал. Я ему говорил, что пусть пацан пройдет к сотнику, так нет же.
  Воин в плаще... Князь Владимир нахмурился и, глядя на остолбеневшего Славку, спросил:
  - Было все так, как он говорит?
  - Князь? Князь Владимир? - Мстислав так обалдел, что еле ворочал языком.
  - Да, я князь. А теперь отвечай, так было или не так.
  - Было то так, князь. Но этот Вавила меня перед этим малым обозвал. Ну не мог же я этого простить.
  - Сколько тебе лет? - спросил Владимир, глядя на черноволосого парня.
  - Шестнадцать, светлый князь. Князь, я к тебе в младшую дружину хочу. Прими, не откажи. Я всей душой за тебя, всю кровь за Русь отдам. Только не гони.
  - В дружину значит. Чтобы в младшей дружине место занять, его завоевать надо, доказать, что оно тебе принадлежит по праву, - задумчиво проговорил князь. - Ладно. Пойдешь к сотнику, Будимир проводит. Там сами определитесь.
  Владимир хмуро посмотрел на опустившего голову Вавилу. Тот с самого начала разговора стоял, не проронив ни слова.
  - А тебя в поруб денька на два. Подумай, как надо себя вести на страже. У меня воинов не хватает, а он тут удаль молодецкую решил потешить. Еще раз узнаю о таком, буду гнать отсюда, как паршивую овцу. Войдан, проследи, чтобы все выполнили в точности. Неповиновение приказам нужно пресекать на корню.
  - Хорошо, князь, - тельник Владимира направился к стражникам. - Ну что, Будимир, топай. Скажешь сотнику Лютобору, чтобы замену провинившемуся прислал, да парня там оставишь. А я тут с Вавилой постою пока. Негоже пост голым оставлять.
  - Белоян, - сказал князь, - пойдем со мной. Тут Светозар приходил. Надо бы немного обмозговать его сообщение.
  Уже уходивший Мстислав, услыхав знакомое имя, обернулся:
  - Белоян? Верховный волхв?
  - Да, это я, - густым басом ответил человек в шкуре. - А что?
  - Я когда через Вышгород проезжал, встретил волхва. Его Седой кличут. Он просил тебе передать, что еще топчет землю. Так и сказал.
  - Спасибо. Да, давненько я о нем не слыхал. Вот ведь как оно бывает. А ведь рядом совсем. Раньше же был знахарем, да и то не из лучших, а потом, можно сказать, избранником Перуна стал. Ну, ничего просто так не делается. Ты платишь одну цену, а другой за это же - совсем другую. Ладно, паря, ступай, поговорим еще.
  Будимир повел Казарина дальше по дороге. Минуя здание, в котором жили варяги, мостовая вывела двух воинов к княжескому терему. Славка чуть шею себе не свернул, разглядывая обиталище володыря Руси. Высокая, в четыре поверха изба, с резными ставнями, подоконниками была срублена из мощных дубовых стволов. Громадное крыльцо, на которое при желании могли стать десять человек, не стесняя друг друга. А вот дверь была низкая, чтобы в лютый мороз побольше сохранить тепла, да и при нападении с таким входом обороняться легче. Множество пристроек, сараев лепились к основному зданию, а так же были раскиданы по двору.
  Собравшийся уже свернуть к воротам Мстислав был остановлен стражником:
  - Нам не сюда, нам дальше.
  - А разве сотники не при князе? - удивленно спросил Славка.
  - Нет, конечно, - в голосе воина сквозило недоумение, будто парень спросил полную ерунду. - Сотники живут вместе со своей сотней. Делят с ней и кров и хлеб.
  - Ааа, - протянул Казарин, понимая, что действительно сморозил глупость. Начальство должно быть ближе к своим подчиненным, чтобы знать их думы и чаянья. - А далеко нам еще?
  - Не особо. - Будимир с охотой начал рассказывать парню, потому как на воротах стоять скукота страшная, а тут свежий человек, которому все в новинку. - После княжьего терема будет бывший Бабин торжок. Там сейчас устроили место для тренировок. Вот за ним и будут дружинные избы.
  - Здорово, - искренне радуясь, сказал Казарин, а потом более мрачно добавил, - вот Войдан сказал, что место в дружине заслужить надо. Мне что служкой каким придется сначала работать?
  - Да нет, - засмеялся воин. - Тебя будут испытывать в бою. Скорее всего сам сотник Лютобор. Сочувствую.
  - Почему это? - удивленно вскинул брови Славка.
  - Сам все поймешь, - провожатый замолчал, потому как они подошли ко входу дружинной избы.
  У дверей переминались с ноги на ногу два воина.
  - Здорово, - поприветствовал их Будимир. - Вот, новенький. К сотнику проводите.
  - Ага, - ухмыльнулся один из стражей, оценивающе оглядывая Казарина. - Это мы завсегда рады. Что Лютобору передать?
  - Скажи, что Войдан прислал. От Боричева Узвяза.
  - Добро, - кивнул стражник и, обращаясь к Мстиславу, сказал, - пошли, что ли?
  Не дожидаясь ответа, воин открыл дверь и вошел в дружинную избу. Славка поспешил следом. После темноты сеней рассеянный свет в помещении, испускаемый затянутыми бычьими пузырями окнами, показался ярче, чем на улице. У стен примостились широкие лавки, используемые воинами для сна. Слева от двери находилась оружейная стойка. По центру избы стоял длинный стол, за которым обедали дружинники.
  Разглядев вошедших, многие загалдели:
  - Глеб, ты кого привел?
  - Ха, новенький!
  - Ну, сейчас потеха будет!
  - А ну, цыц! - прервал возгласы грубый хриплый голос. Во главе стола поднялся кряжистый воин. Серые глаза остро глянули на прибывшего, осматривая с ног до головы.
  - Кто таков? - прогудел сотник, выбираясь из-за стола.
  - Мстислав, Любимов сын, - коротко ответил Славка.
  - Значит, в дружину хочешь? - воин подошел к парню и, не дожидаясь ответа, продолжил, - меня зовут Лютобор, я сотник. А сейчас проверим, чего ты стоишь в деле.
  - Это как? - задал вопрос Казарин. Ему было понятно, что придется с кем-то биться. Но вот с кем и каким оружием, пока было не ясно.
  - Как-как, - сотник подошел к двери, - будешь ратиться со мной на деревянных мечах. Если мне понравится, то примем тебя в дружину на время. Знать должен, что сразу ничего не делается. Дальше будешь с нами жить, есть, пить, тренироваться, работать. Короче, ты обязан влиться в нашу дружную семью, - скупая усмешка прорезалась на лице сотника, - своим поведением доказать, что достоин. Только после этого тебя обернут воинским поясом и станешь полноправным дружинником. Пойдем. А вы, - Лютобор обернулся к сидевшим за столом воинам, - тоже давайте топайте за нами. Вам лишний урок не помешает.
  Дружинники гомонящей толпой повалили за своим начальником и Славкой. Урок, то он урок, но всегда интересней наблюдать, как валяют в пыли и бьют деревяшкой не тебя. Пройдя за дружинную избу, воины столпились на заднем дворе. Лютобор пальцем подманил Казарина ближе к небольшому сарайчику, привалившемуся к стене избы.
  - Чем тебе сподручнее биться?
  - Сабля, топор. В стрельбе из лука можно посоревноваться, - парень оглядывал сотника и понимал, что в схватке на мечах, саблях или еще на чем проиграет. Лютобор двигался, как хищник, плавно с какой-то завораживающей грацией. Даже неопытный глаз мог заметить, что каждое движение сотника может в считанные доли мгновения завершиться смертельным ударом. Это был человек, который любой предмет мог обратить в орудие убийства.
  - Ну, сабель у нас тут немного. Глянь, может найдешь чего, ан нет, то подбери по руке меч, доспехи на себе оставь, вижу неплохие, - сотник открыл дверцу сарайчика, покопался на полке и достал себе обучающий меч. - Давай, я тебя жду.
  Казарин заглянул в сарай. Практически весь он был заставлен полками с разнообразным обучающим инвентарем. В углу примостились шесты, с которыми тренировались работе с копьем. Рядом с ними лежали деревянные мишени для стрел, чучела, мешки, набитые песком и учебные щиты. Взяв первый попавшийся меч в руки, Славка повертел его и положил обратно. Слишком легкий. Пробежав взглядом по стеллажам, сын купца вытащил приглянувшийся ему деревянный меч. Взмахнув пару раз для пробы, Казарин одобрительно кивнул головой и вышел из помещения.
  Лютобор стоял в центре утоптанной площадки, а воины сотни образовали по краям места схватки круг.
  - Приступим, - с легкой усмешкой сотник закругленным концом палки указал на точку в паре шагов от себя. После того, как Казарин стал на заданный пятачок, коротко бросил: - Начали.
  Мечи с глухим деревянным звуком столкнулись. Славка не думал о движениях, тело само действовало, отражая куском дубовой деревяшки своего собрата. Парень не видел, движений сотника, просто чувствовал и подставлял свой меч. О нападении не было и речи. Казарин только успевал отражать удары. Он не смотрел на меч Лютобора, не смотрел на самого Лютобора, не смотрел по сторонам. Его взгляд уперся за спину сотника, став немного рассеянным. Именно в таком состоянии замечаешь все движения противника, даже не замечаешь, а ощущаешь. Как тот отвел руку, как поставил ногу, как повернул корпус.
  Видя, что никак не может пробить защиту новенького, Лютобор еще больше взвинтил темп. Деревянные мечи порхали, как невесомые веточки. Воздух гудел от ударов. От столкновений обучающих клинков по сторонам разлетались щепки. Наконец, проведя очередной обманный маневр, сотник рукоятью ударил Казарина по запястью. Через мгновение Мстислав ощутил себя лежащим на земля. Конец измочаленного меча Лютобора упирался ему в шею.
  'Все, проиграл', - пронеслось в голове парня. 'Меня не примут', - угнетая, тяжелый камень лег на сердце. Оглянувшись по сторонам, Славка понял, что вокруг стоит тишина. Воины взирали на него с вытянувшимися от удивления лицами. Как потом выяснилось, никто из сотни не мог продержаться в поединке против Лютобора больше пяти минут, не говоря уже про новичков. Только десятники первых трех десятков могли тягаться с сотником в ратном искусстве. Славка сражался с Лютобором минут шесть, потому воины и были так удивлены.
  - Неплохо, - одобрительно сказал воин и протянул руку, помогая подняться тяжело дышащему Казарину. - Заставил ты меня попотеть. Княжьему гридню положена трехслойная кольчуга, красный щит, меч и шелом с яловцем. Можешь получить все на складе. Но твои доспехи хороши, поэтому не стоит туда ходить. Лучше приведи свою зброю в порядок. Ты теперь воин последнего десятка пятой сотни малой княжеской дружины.
  ***
  Войдя в палату, где пиршествовала старшая дружина, Войдан быстро огляделся. Все, как всегда. Здесь были расставлены столы, заваленные разнообразной снедью. Богатыри ели и пили из золотой посуды. Их могучий хохот, неспешные разговоры бояр, храп напившихся и уснувших людей заполняли собой пиршественный зал. Во главе стола сидел Владимир. Он выглядел так же, как при первой встрече с Казариным год назад: та же красная накидка, отороченная золотыми узорами, та же белая туника со знаками Перуна, черная змея чуба стелется по плечу, только вокруг глаз появилось больше морщинок.
  Махнув рукой, князь подозвал тельника поближе.
  - Войдан, позови суда Сухмана, мне с ним нужно переговорить. Сам знаешь, орать за столом я не люблю.
  Не долго думая, воин развернулся и гаркнул во всю глубину своих легких:
  - Эй, Сухман, иди ка сюда. Обмолвиться парой слов надо.
  Из-за стола, где столовалась старшая княжья дружина, поднялся хмурый немолодой воин. Виски его уже тронула седина, но тело до сих пор двигалось с хищной грацией и плавностью, доступной только тем людям, которые всю жизнь в походе, на заставе, на войне, у которых бой - это священное действо, которых с младых ногтей жизнь заставила крепко держать в руках меч. Одет Сухман был в короткую двухслойную кольчугу без рукавов и прочих излишеств, типа зерцала, наручей. Под кольчугой не крашенная льняная рубаха, ноги в штанах из телячьей кожи, да добротно пошитые сапоги. Завершали облик богатыря короткий нож на поясе с металлическими накладками, да потертая от частого употребления, покрытая кожаной обвязкой рукоять меча, торчащая над левым плечом, а грудь перехлестывали крест-накрест два ремня от ножен. Воин был высок и статен, хотя плечи от своего веса немного опустились, руки, было видно даже под рукавами рубахи, жилистые, крепкие, грудь широка, как дверь. Взгляд стальных глаз с укоризной вперился в князя.
  - Ну, здравствуй, Сухман Долмантьевич. - Проговорил Владимир.- Чего хмурый да смурной такой? Чего не веселишься вместе с другими витязями?
  - И тебе исполать, светлый княже, - низким хриплым голосом, сорванным в битвах, ответил Сухман. - А не весел я потому, что считаю - нечего за столом зады свои просиживать! На кордонах, как всегда, людей не хватает. Моя тысяча на севере еле-еле сдерживает этих обнаглевших норманнов. Те со своими драккарами уже в печенках сидят. На юге, говорят, опять печенеги пошаливать начали. А тут вон, сколько добрых молодцев, да богатырей славный, - ехидно усмехнувшись в бороду, продолжал воин, - была б моя воля, Батька, отправил бы уже всех в степи на солнышке жариться, да поганых печенежских волков по ухи в землю вбивать. Пусть бы показали свою силу богатырскую. А то сидят тут, бока на казенных харчах нажирают. А о том, что долг платежом красен, и что княжество защищать надобно, уже и не подумывает никто...
  - Погоди, - прервал его князь, - насчет никого, ты ошибся. Может тут за столом и есть такие зажравшиеся, но ничего особо не поделаешь. Нельзя мне с некоторыми родами ссориться, рано еще. Поэтому я и терплю при дворе у себя этих жирных пустобрехов, которые кроме ложки в руках ничего держать не умеют. Но придет время, и на них найдем управу. А теперь, у меня к тебе есть одно поручение.
  - Ко мне? - удивился витязь. - Я же с севера приехал только за подкреплением. А уже дня через два собирался обратно.
  - Доверить, кроме тебя, сейчас не кому. Все остальные воины на кордонах, - уставшим голосом проговорил Владимир. - Пойдем в палату, а тут слишком много ушей. Войдан, проследи, чтобы нас никто не побеспокоил, да позови Белояна.
  - Будет сделано, Батька, - приложив кулак к сердцу, ответил тельник.
  Пройдя в палату на втором поверхе, князь сел на широкую скамью со спинкой за дубовым столом и указал глазами на вторую скамью напротив.
  - Садись, сейчас придет Белоян, и начнем.
  Воин прошел и присел напротив князя. В этот момент дверь раскрылась без скрипа, и в комнату очутился верховный волхв.
  - И что тут у вас за посиделки? - пробасил Белоян.
  - А посиделки у нас, что ни на есть государственной важности, - с кривой усмешкой ответил князь. - Вот у нас сложилась ситуация. Приезжал снова Светозар. Белоян, помнишь разговор с ним годичной давности? Так вот. Сейчас был по тому же вопросу. Как он сообщает, да и наши люди тоже, на юге печенеги собирают войско, и уже кочевья, которые ближе всего к нам, ушли глубже в степь. К границе степняки подтягивают войска. Пока еще не особо много. Застава, которая недалеко от Лтавы, если вдруг чего, справится. Правда, это может измениться в считанные дни. Есть донесения, что к приднепровским печенегам подтягиваются донские, поморские, лукомские. Даже некоторые рода крымских снялись со своих мест и движутся туда. Этим узкоглазым головешкам на конях немного времени надо, чтобы добраться по своей степи к нашей границе. Уж не знаю, как и чем, но Светозар чует, что затевается великая буча, и отряды печенежские могут перейти межу в любой момент. Белоян, ты знаешь точно, а ты, Сухман, наверное, слышал про отряд Светозара, состоящий из сотни воинов, что не служат даже князю. А служат, ни много ни мало, самой Руси. Сейчас нам со Светозаром по пути. А дальше посмотрим, как кости выпадут. Светозар своих отправил к заставе, и сам туда помчался, после того, как тут побывал. На дорогу им понадобится несколько дней. Максимум неделя. Ты, Сухман, берешь сотню воинов и выезжаешь завтра с утра. Вам примерно понадобится времени на дорогу столько же, сколько и Светозару. Может чуть больше. На месте определишься, что делать дальше. Либо спокойно возвращаешься в Киев. Либо останешься помогать людям на заставе и Светозаровой дружине. Но при любом раскладе я жду через седьмицу, максимум полторы, почтового голубя с отчетом, что делается на границе. Мне нужны правдивые новости. Тебе я доверяю. Проверять - стезя государя. Все. Свободен. Не забудь - завтра с утра выезжаешь.
  - Какую сотню отпустишь? - хмуро спросил Сухман.
  - А хотя бы Лютоборову, - немного подумав, ответил князь. - Там есть и зрелые воины и молодежь. Опытным получится разминка, а зеленые поднаберутся умения. Если все пройдет гладко, и на границе тишь да гладь, то заберешь эту сотню с собой на север.
  - Добро.
  После того, как воин встал и вышел, князь обратился к Белояну:
  - Ну что, медвежья твоя голова, как думаешь, сдюжит?
  - Сухман - битый волк. Служил и отцу твоему, и зарекомендовал себя как нельзя с лучшей стороны, - ответил рассуждая верховный волхв.
  - Ты мне вот что скажи. Не чуешь у печенегов колдовства какого или еще чего-нибудь, с чем обычным воинам не справиться?
  - Мелькает что-то. Но не могу точнее рассмотреть. Будто туман все застит. Уже и с другими видящими общался. А все одно. Серая пелена там. Не к добру это. Я бы туда послал бы еще ведуна какого. Лишним он там не будет.
  - Кого посоветуешь? Это твои люди. Ты их лучше знаешь, кто на что способен.
  - Я бы отправил туда Седого. Он избран был Перуном. Сам понимаешь, что избрание богом войны - это не то же самое, что избрание Велесом. Так что шли в Вышгород гонца. Пусть найдет Седого и передаст ему от меня приглашение.
  - Договорились, - сказал Владимир и хмуро глянул на садящееся за горизонт солнце.
  ***
  Вечер наступил незаметно. Опустился словно исподтишка. Было вроде бы светло, но глядишь, уже и звезды выглянули, и серовато стало. Потихоньку начало темнеть. После дневной тренировки Мстислав отдыхал в казарме. Все тело болело от усталости. Сотник Лютобор оправдывал свое имя. Не давал спуску молодым воинам. Гонял так, что с парней сходило семь потов.
  За прошедший год Славка приноровился сражаться росским мечом. Научился биться в строю, когда справа и слева стоят твои товарищи по оружию. Лютобор вложил в молодых воинов знание, как прорываться сквозь строй противника, ощетинившийся копьями, и как самим сдерживать натиск врага.
  Воины сотни бились и в чистом поле, и в оврагах. Проводили штурмы и защиты мостов и зданий. Притирались друг к другу, учились действовать слаженно, не раздумывая. Постепенно сотня превращалась в единое существо, подвластное только приказам своего начальника. Зимой и летом, осенью и весной, в лютый мороз, при палящем солнце, в грязи и слякоти, гридни учились выживать в бою, нанося как можно больший урон противнику.
  'Лучше бить клинком по шее, чем шеей по клинку', - любил поговаривать Лютобор. Раз в неделю сотник сам бился с молодыми воинами, проверяя, чему те научились. Рубились на мечах, не на обучающих, а на настоящих боевых, заточенных так, что хоть брейся. Травм особо не было, небольшие порезы да ушибы в расчет не брались. Опытный Лютобор в последний момент уменьшал силу удара или старался повернуть клинок плашмя.
  За умение владеть оружием и проявленную боевую хитрость, Мстислава поставили десятником над такими же, как он, молодыми воинами. Это произошло осенью, когда двум десяткам юнцов с мечами поручили победить столько же копейщиков. Воины с копьями выстроились строем, и мечники пару раз подряд несли поражение. Тупые наконечники копий просто выкашивали нападавших бойцов.
  Славка предложил атаку с фланга. Как потом оказалось, это было классическое затесывание края. Зная, кто как обращается с мечом, Мстислав выбрал четырех самых лучших и объяснил остальным, чего хочет. Задача гурта была проста: подойди к строю копейщиков, пока Славка и отобранные воины не начнут действовать, а потом сохранять не боевую дистанцию.
  Первый из пятерки, уворачивается от копья и наносит один-два быстрых удара крайнему воину. Делается это с целью отвлечь и развернуть противника от основной массы нападающих. Второй мечник начинает двигаться так же, как и первый, добивая отвлеченного врага, и проскальзывает дальше. Третий воин уже наносит удары второму копейщику, отвлекая его. Далее четвертый и пятый действуют по той же схеме. Оказавшись в тылу противника воины начинают двигаться в том же порядке обратно. Таким образом, как бы стесывая строй врага с края.
  Маневр провели успешно. Только за один проход в тыл врага и обратно мечники вывели из строя восьмерых копейщиков без потерь для своей стороны. Потом строи смешались, но тут уже сработало численное превосходство. Именно после этого Мстиславу дали в подчинение людей. Как сказал ему Лютобор: 'Вожак должен уметь так поставить перед людьми задачу, чтобы независимо от уровня смекалки, каждый боец смог понять и четко выполнить требуемое. У тебя это получилось, а значит быть тебе десятником'.
  Услыхав скрип двери, Казарин повернул голову. Он увидел, входящего в дружинную, незнакомого воина.
  - А ты кто таков? Чего здесь надобно? - подскочив с лавки, спросил Мстислав. Воины Казаринского десятка, что находились в гридницкой, с интересом наблюдали за вошедшим.
  - Лютобор где? - хмуро спросил пожилой незнакомец. Он быстро глянул на Славку. Было видно, что опытный глаз сразу оценил и ширину плеч, и длину рук, и вооружение, и то, как Казарин стоял, и то, чего ждать в бою от такого бойца.
  - Скоро будет, - ответил парень, тоже оценивающе оглядывая воина. - А ты кто? И зачем тебе сотник?
  - Поручение княжеское у меня к нему, - буркнул вошедший. - Как придет, скажи пусть Сухмана найдет. Он знает, где я останавливаюсь.
  - Сухмана? - переспросил Казарин, новыми глазами осматривая воина. - Конечно передам.
  В этот момент открылась дверь и в дружинную ввалился Лютобор.
  - Ооо, Долмантьевич! Сколько лет, сколько зим! - радостно рявкнул сотник и полез ручкаться с пожилым воином.
  - Здоров будь и ты, Лютобор! - Сухман ответил на крепкое рукопожатие.
  - Как поживаешь? По делу или просто заскочил? - сотник отстегнул ремешок шлема. - Пойдем за ширму, хоть посидим малость.
  - Да, я, Лютобор, по княжьему поручению, - хмуро бросил воин. - Собирай десятников. Завтра нам в поход.
  - Вот те на... Срочное счастье пришло, - крякнул сотник. - У меня зелени еще три десятка! Куда я их поволоку? Полягут в первом же бою.
  - Не наше дело обсуждать указы Батьки, - еще больше нахмурился Сухман.
  - Не наше, то оно не наше, - все еще раздраженно пробурчал Лютобор. - А людей беречь мне-то надо. Ладно. Пойдем.
  Сделав пару шагов по направлению к ширме, за которой стояли стол и лавки для советов, сотник обернулся к Мстиславу:
  - Славка, отправь кого-нибудь, пусть пойдут встретят первые пять десятков. Тех десятников сюда, а ты остальных позови.
  - Добро, - кивнул заинтересованный Казарин и, обращаясь уже к своему подчиненному, сказал: - Первыш, а ну дуй за десятниками. Они возвращаются от Градских ворот.
  Сам Мстислав выскочил в сумерки и побежал к стоящему рядом зданию, где были размещены другие десятки Лютоборовой сотни.
  За столом на лавках сидело двенадцать человек. Лица воинов были мрачные. Вояки так и так прикидывали новости, услышанные от Сухмана. Про приказ светлого князя никто ничего не сказал. Раз Батька сказал надо, значит надо. Сухман исподлобья оглядывал воинов, с которыми придется провести не один день в походе. Вот сидит Лютобор. Он с последней встречи практически не изменился. Все тот же хмурый взгляд, волевой подбородок, орлиный нос. Соломенные волосы перетянуты кожаным ремешком. Думает сейчас, наверное, как сохранить в походе людей. Пусть, как сотник, он их гоняет, как сидоровых коз, но, в то же время, за каждого своего воина станет горой. Давний знакомый, не мало битв вместе пройдено, не мало меда вместе выпито. На него можно положиться, как и на знакомых шестерых десятников. А вот еще четверо были незнакомы. Особое внимание привлекал молодой паренек, который встретил Сухмана у входа в дружинную. Лицо молодого воина кого-то напоминало, а вот кого никак не вспоминалось. Но то, что раньше Сухман его не встречал, было точно.
  - Вот такие вот пироги, - подвел итог посиделкам Лютобор. - Ну что, ребятушки, топайте к своим десяткам. На сборы вам часа три. Будем выступать не завтра с утра, а ночью. И пойдем не по берегу Днепра, а попробуем срезать через степь.
  - Ты, как всегда, сам выбираешь время и путь, которым вести сотню? - больше утверждающе, чем вопросительно хмыкнул Сухман.
  - А куда деваться, коли жить охота, да треба сохранить животы солдат? - вопросом на вопрос ответил хмурый Лютобор, когда воины пошли отдавать приказания своим десяткам. - Чего там с запасами в дорогу?
  - Обоз готовят. Как раз к нашему выезду будет готов. Задержит он нас порядочно, зараза, но на подножном корме сотня не продержится, - зло бросил пожилой воин. - А что это за молодой паренек у тебя в десятниках? Уж больно лицо знакомое.
  - Мстислав. Хороший парень. Сам из Чернигова. Как говорил, учили его хазарин да скандинав. Представляешь, какая ядреная смесь стилей и приемов? - уже с усмешкой сказал сотник. - В бою нормально себя ведет, не теряется, собран. Побольше бы практики, так вообще цены не будет.
  - Чернигов, Чернигов... Сто лет там уже не бывал, - протянул Сухман. - Погоди, а не помнишь, когда я был сотником, у нас добрый воин был. Любим. Точно, Любим. По-моему, парень на него похож. Только вот волосы черные.
  - А точно! - воскликнул Лютобор. - Сам знаешь, на лица у меня память не ахти. Ан нет же, Любима помню. Похож парень, правда похож.
  - Надо бы поспрошать, как там батька его поживает, - задумавшись, сказал Сухман. - Ладно, мне еще самому собираться. Встречаемся у Лядских ворот.
  - Добро, - бросил сотник.
  Глава 5
  Солнце еще не позолотило крыши домов в великом Киев-граде, а сотня витязей уже выехала за Лядские ворота и направила своих коней на юг, к границе с кочевниками, к заставе, на которую отправил их Владимир. Казарин ехал весь из себя орел, спина прямая, глаза горят, красавец, одним словом, гроза всех печенегов. Это первый его поход под знаменем князя. Сухман с Лютобором и парой десятников из старших трусили на конях впереди сотни.
  - Как думаешь, быстренько мы обернемся? - с задором в голосе спросил Славка у Жура, сурового десятника второго десятка.
  - Ты, Мстислав, сам подумай, - нехотя отозвался Жур. - Для думки у тебя все есть. Первое, это печенеги, которые расшалились совсем уж не к месту, да слишком сильно зубы стали показывать. Второе, это то, что Владимир отправил нас с Сухманом на заставу, где и так уже хватает витязей, способных сдержать натиск врага. Третье, нам нужно разузнать обстановку, а это значит, что не доверяет князь кому то на заставе, думает, что есть там крыса поганая. Четвертое, это то, что сам Светозар со своими воинами идет на эту заставу. А у него чутье на всякое непотребство, которое собирается совершиться против Руси-матушки. По всему складывается, что жаркая у нас поездочка выйдет.
  - Да уж... Не особо хороший расклад получается. А что это за Светозар такой? - недоуменно проговорил Казарин. - Сухман сказал, что тот тоже идет на эту заставу.
  - Это воин, который ратоборствовал еще при Святославе, - ответил десятник. - Да не просто, а был его правой рукой, воеводой главным. Так получилось, что когда прижали воинов князя печенеги на берегу Дуная, да, считай уже, порешили Святослава, Светозар пообещал князю, что будет верой и правдой служить Руси, не князю, нет, а именно Руси. Сам будет определять что важно, а что нет. И что наберет себе воинов, обучит их всему, что умеет сам. А умеет он не мало. И то, что это сейчас все великие воины, я тебе голову на отсечение даю. Их не много, максимум сотня наберется, но их сила заставляет с ними считаться даже князей.
  - Ух, ты. А ты, Жур, сам видел этого Светозара?
  - Конечно, видел. Не пожелаю такую судьбу никому. У него на руках погиб князь, и сейчас Светозар принял на себя ношу, которую не каждый осилит. А ну-ка, реши, что важно для страны, а что нет...
  - Так на то и князь есть, чтоб решать, - уверенно возразил Мстислав.
  - Светозар князьям не кланяется. А решает он только военные задачи. Может даже запросто супротив княжьего решения пойти, если не по его чего удумали... Всякой мелочью не занимается, только ввязывается со своей дружиной в действительно серьезное. Не знаю как, но чует Светозар угрозу для Руси-матушки. Поэтому и не разменивается по пустякам, - Жур с интересом смотрел на молодого парня, ожидая, какую же реакцию вызовет его рассказ.
  - Ого. А как же князь терпит? Это же урон его чести, его власти... Кто-то на русской земле и не подчиняется княжеской воле, - с жаром проговорил Казарин.
  - Не кто-то, а сам Светозар. Ему можно, - загадочно сказал пожилой воин.
  Сухман, по своему обыкновению, ехал хмурый, на скулах то вздувались, то опадали желваки, широкие ладони то сжимались в кулаки и двигались, будто откручивали кому-либо голову, то опять расслаблено ложились на луку седла. Кроме сотника рядом никого не было. Все десятники ехали со своими воинами. Дозорных пока не рассылали - рано еще. Вот как начнутся земли клобуков, тогда и надо будет держать ухо востро.
  - Чего невеселый такой? - спросил Лютобор друга. - Рано еще нервничать.
  - Да кто нервничает? - хмуро поинтересовался Сухман. - Ты вот думаешь, как людей сберечь. А я думаю, как выполнить княжеское поручение, и почему оно дадено было.
  - И чего на ум приходит? - Лютобору была интересна любая информация по их заданию. Потому как даже крупинка знания может помочь исполнить княжескую волю без потерь для сотни.
  - Одного я не сказал при воинах, - задумчиво протянул Сухман. - Когда я разговаривал с князем, в палату зашел Белоян. Не просто зашел, его Батька позвал. Получается неспроста это. А раз верховный волхв в курсе этого похода, то выходит не просто нам мечами звенеть придется, если чего. Скорее всего, колдовство какое тоже будет. А это уже никаким боком не просчитаешь. Сам знаешь, хоть наши волхвы, хоть печенежские шаманы - народ непредсказуемый, повернутый на своих корешках, травках да обрядах разных.
  - Дааа, дела, - протянул сотник. - Ну, ничего. Как говорится, кто предупрежден - тот вооружен. Надо бы десятникам сказать, чтобы наготове были.
  Костерок весело потрескивал, немного сыпал искрами, извивался языками пламени, прося, даже требуя: 'Дай еще мне пищи, дай веток, дай хвороста, дров, ну хотя бы щепочку! Дай!' Но никто из сидящих у костра воинов не обращал внимания на просьбы Сварожича. Это был третий вечер с того дня, как сотня Лютобора выехала из Киева.
  - Мы проехали последнюю деревню, на полянской земле, - сказал сотник, проглатывая очередной кусок мяса. - Завтра начнутся земли черных клобуков. Всем быть готовыми к атаке, брони вздеть, ушами не хлопать.
  - Думаю все и так в курсе, - буркнул Сухман. - Недосуг нам возиться со всяким отребьем сейчас. У нас от князя задание.
  - А если... - попытался высказать свою мысль Казарин.
  - Вот если встретим, - поняв Славку с полуслова, ответил воин, - тогда поговорим.
  - Поговорим? - вскинулся парень. - Всего лишь поговорим?
  Знающие Сухмана воины с усмешками переглядывались, посматривая на молодого десятника.
  - Разговаривать можно по-разному. Не обязательно языками. Можно и мечами с ними поговорить, и булавой, да стрелами, в конце концов, тоже можно... - веско сказал Долмантьевич.
  - Тогда хорошо, - вмиг успокоившись, сказал Казарин и, недобро усмехаясь, пробормотал, - поговорим...
  - Опять-таки, если они на нас выскочат. С Перуновой помощью и поговорим. А если не встретим этих противников княжьей воли, то не будем по чащобам да буеракам шастать и их искать. Некогда нам, - нахмурил и без того сведенные вместе брови Лютобор.
  - Да понял я, понял, - ответил Мстислав.
  - Ты из Чернигова сам? А батька кто? - спросил Сухман Казарина, когда мясо было съедено. - А то напоминаешь одного знакомца моего.
  - Да, оттуда. А купец Любим - это батя мой. Говорят, он у тебя в сотне служил.
  - Купец? Правда? Эвон оно как... Как он сам то? Он тебя оружному бою учил?
  - Да у него все в порядке, - ответил Славка. - А учил меня Альп-Таркхан и Вегард. Они в охране у нашего рода.
  - И этот хазарин-пройдоха с ним? - Сухман в удивлении вскинул брови. - Когда твой сотник сказал, что тебя учил хазарин, я сразу подумал на этого белого. Хорошо, что с ними все нормально. А то печенеги в свое время гонялись за их головами по степи о-го-го как...
  Утро четвертого дня встретило богатырей мелким холодным дождем. За ночь небо заволокли тучи, которые и кидали вниз эту холодную морось. Она проникла под вздетую зброю, намочила все, что могла. Холодные мокрые рубахи липли к телам, с волос стекали целые ручейки, которые, попадая за шиворот, заставляли воинов зябко ежиться. Впереди было видно не дальше двадцати локтей. Мелкая водяная взвесь в воздухе больше напоминала туман, чем дождь.
  - Дааа... Ну и погодка, - в который раз ежась от струйки воды, пробежавшей по позвоночнику, проворчал Славка. - Как будто и не лето, а осень стылая на дворе. Не к добру в середине лета такая погода.
  - Добра нам пока ждать не приходится, - в своей манере пробурчал Жердь, командир третьего десятка, длинный и худой воин. - Насколько я помню, через часа два дорога сворачивает в опять в лес, а там делает небольшую петлю. Очень удобное местечко для засады. Как бы клобуки от нечего делать на нас не кинулись.
  - Да уж лучше бы кинулись, - со злостью сказал парень. - Хоть злобу будет на ком сорвать, да в бою согреться немного.
  - Насчет согреться - это хорошо. А вот злишься ты напрасно. На кого или на что ты злишься? На погоду? Так это всего лишь погода. Боги решают, какая она будет. Можешь на них злиться, хотя радости тебе это не прибавит. А вообще, злись на себя. За то, что не радуешься каждому прожитому дню, каждому дереву, каждой пташке, зверьку, каждой капельке этого дождика, наконец, - нравоучительным тоном сказал Лютобор, проезжающий в этот момент мимо.
  - Да как такой мерзкой погоде можно радоваться?! - вознегодовал Казарин. - Это же издевательство сплошное над человеком. Только змеям, жабам и прочим водяным гадам такое может нравиться!
  - Послушай сюда, Славка. Я - человек, который посветил свою жизнь войне. Я умею убивать врага, побеждать. Все это во славу Перуна. Но когда проживешь с мое, то поймешь, насколько все в мире прекрасно. Даже эта, как ты говоришь, мерзкая погода. Ты с легкостью можешь отнять жизнь у врага, который напал на тебя или твою семью, но, в то же время, посадишь в гнездо, выпавшего оттуда птенца, хотя мог бы легко проехать мимо, даже не взглянув на него. Если тебе на роду написано отнимать жизни, то цени жизнь во всем и без надобности не лишай ее кого бы то ни было. Прислушайся к словам старого воина. Учиться нужно не только на своих и чужих ошибках, но и на мудрости много повидавших в жизни людей. Разве не так? - сотник с прищуром глянул на Мстислава, поймет или нет его разглагольствования.
  - Да, наверное, ты прав, - пробормотал Казарин и надолго задумался.
  Лес проступил из пелены моросящего дождя темной стеной. Повсюду было слышно, как падают капли, стекают ручейки. Если разглядывать листья деревьев, кустов, то можно увидеть, как на них скапливаются небольшие капельки, которые, увеличиваясь от окружающей влаги, под своим весом скатываются к середине листа, встречаются с другими такими же, и уже одной большой каплей или маленьким ручейком по центральной прожилке листа устремляются вниз. Лист, освободившись от тяжести воды, поднимается, чтобы принять на себя новые капельки. И так до бесконечности. На это можно смотреть очень долго, это завораживает так же, как и пляска огня, как неспешный бег реки, как накатывающиеся на берег морские волны... По лесу раздается шелест листьев, шорох падающих капель, всплески, когда особо большие из них попадают в лужи.
  Воины ехали настороженные, в руках мечи, щиты переброшены со спины на руку, конями управляют только коленями, прислушиваются, приглядываются, даже принюхиваются, хотя дождь смыл все запахи, и воздух чист и свеж. Вот проехали они петлю, которую прихотливая лесная дорога оставила среди деревьев, просто отлично подходящую для засады, но нападения все никак не было.
  - Неужели не нападут,- пробормотал вконец вымокший Славка. - Я же чую, что эта падаль где-то рядом.
  - Погоди еще малость,- также еле слышно бросил Жердь.- Я тоже чувствую, что они рядом с нами ошиваются, а вот решатся ли напасть, поглядим.
  В этот самый момент сквозь шум падающих капель раздался еле слышный скрип натягиваемой тетивы. Нужно иметь очень острый слух, чтобы расслышать этот ничтожный звук сквозь шум леса во время дождя. У многих воинов был острый слух, к тому же помноженный на немалый боевой опыт. Частенько только этот звук и предупреждал Казарина о засаде во время перегона отцовских обозов с товаром. С криком 'Стрелы!' воины синхронно вскинули щиты. Каленые наконечники на тонких древках, издав короткий свист, прорвали листву и с глухим стуком вонзились в щиты витязей. Несколько стрел нашли свои цели, и теперь пятеро русичей валились с коней, и еще столько же, ругаясь, зажимали раны. В тот же миг огромные деревья впереди и позади отряда со скрипом, шурша листвой и обламывая ветки, рухнули на дорогу. Из придорожных кустов к обочине с криками высыпали многочисленные черные клобуки.
  - Первый десяток впереди, восьмой сзади, остальные пополам, держат право и лево!- приказал Лютобор воинам. Те сами уже строились в защитные порядки - сказывались бесчисленные тренировки.
  Окружив витязей князя, воины, прекратив орать, замерли с оружием в руках. Как разглядел Славка, вояки из этик людишек были так себе. Одеты все как попало, но на каждом сидел четырехгранный шлем с кольчужной накидкой, прикрывающей лицо, оставляющей открытыми только глаза. Из вооружения дубины да длинные ножи, только у нескольких были мечи. Держали воины оружие так, что было видно, это простые разбойники, не особо знают с какой стороны за меч браться. 'Дааа, вот и повоюем', - процедил про себя Казарин и сплюнул в ближайшую лужу. Из нападавших вышел бугай со сбитыми костяшками на кулаках, щербатый, с синяком под глазом, в руках он сжимал остро заточенный меч. По виду этого молодчика можно было сказать, что совсем недавно он поучаствовал в нешуточной потасовке.
  - Ну шо, добгы витязи? Полюбовно бум гешать, али сгазу вам шеи гезать? - ехидно усмехаясь, прокартавил клобук. Видя, что богатыри не спешат отдавать ни припасы, ни коней, атаман решил, как ему казалось, еще нагнать страху на проезжающих. - Вы шо? Не слыхали пго великого Илименя? Так вот, Илимень - это я! Здеся две сотни моих воинов! Устрашитесь! Опять киевский князь гешил нас под себя взять?- и еще раз усмехнулся, показывая прорехи на месте выбитых зубов.
  - Ну что же Ильмень, - в тон командиру клобуков ответил Лютобор, - Мало тебе зубы повыбивали? Ты на княжьих людей руку поднял. Теперь головой своей поплатишься за все. И за то, что добрых людей грабил, и за то, что деток малых сиротил, что девок молодых мучил. Устрою я тебе смерть лютую.
  - Это ты мне смегтью ггозишься, дгужинничек? Да я таких, как ты, на одну ладонь положу, а дгугой пгихлопну! Только мокгое место и останется! Это вы-то княжьи люди? Здесь я сам себе и князь, и цагь. А о том, что на вас напали, никто не узнает, потому как вас не найдут. Уж мы с гебятами о том позаботимся.
  - Ну, давай посмотрим, чего стоят твои разбойники против княжеских гридней, - процедил киевский сотник и махнул рукой, отдавая приказ своим воинам о нападении.
  У Казарина глаза налились кровью, он почувствовал, что святая ярость воина вспыхнула и, пробежавшись по всему телу, очистила все мысли от сомнений и лишней шелухи. Впереди был бой. С громовым криком 'Перун!' Казарин врубился в толпу клобуков, которые стояли слева от дороги.
  - Лучников выбейте! - раздался над битвой рык Сухмана.
  Русичи стали напирать на врага. Для мощного удара конницей было не развернуться на узкой лесной дороге. Стрелы собирали свою кровавую дань, и сотник отдал приказ рассредоточиться. Постепенно строй киевских воинов распался. Теперь каждый бился, как бы, один против всех. Не один раз Лютобор заставлял на тренировках своих подчиненных биться в таких условиях. Поэтому русичи продолжали теснить врага, несмотря на его численное превосходство и стрелы, градом сыпавшиеся на головы.
  Конем стоптав, кинувшегося схватить под уздцы жеребца, клобука Казарин саблей перерубил вскинутую для удара дубиной руку другого противника. Прикрываясь щитом от удара слева, воин ткнул клинком снизу своего щита и, услышав хрип, понял, что его удар достиг цели, и еще один враг рухнул в грязь, захлебываясь кровью. Отбивая саблей удар меча здоровенного клобука, Казарин больше почувствовал, чем услышал свист летящих стрел. Пригнув голову, он резко дернул щит вверх, прикрывая шею и плечо. Одна стрела осталась дрожать в щите, а вторая, чиркнув по шлему, ушла глубоко в землю. Воин противника не был бы воином, если бы не мог, хоть немного, владеть оружием и использовать любую подвернувшуюся возможность в свою пользу. Вот и сейчас, видя, что киевский дружинник пригибается от стрел, клобук выхватил засапожный нож и нанес удар мечом, а следом ножом. Но Мстислав не считал бы себя воином и, ни в коем разе, не поехал бы в Киев, если бы не мог контролировать поединок даже под летевшими в него стрелами. Отбив саблей клинок здоровяка, Казарин резким движением щита закрылся от удара ножа. После того как нож звякнул об окованный край щита, молодой воин продолжил движение левой руки и металлическим умбоном свернул нос и выбил передние зубы противнику. В то же время, правая рука, продолжая движение, разворачиваясь в локтевом суставе, метнулась за спину. Почувствовав сопротивление плоти, Славка выдернул клинок и опять сел ровно в седле. Бросив взгляд по сторонам, Казарин увидел, что вокруг воины расправляются со своими врагами. Но стрелы, хоть и редкие, продолжают искать незащищенные места в доспехах русичей, и воины продолжают падать от этих смертельных уколов. Новая стрела вонзилась в щит, и купеческий сын, соскочив с коня, бросился через кусты к деревьям.
  Продравшись сквозь кусты, воин обнаружил двух черных клобуков. Один все еще слезал с дерева, а второй, выхватив длинный нож, бросился на Казарина. Не долго думая, Славка рубанул клинком крест накрест и, уже не обращая внимания на падающее окровавленное тело, рванул ко второму противнику. Тот, видя, что дело худо, спрыгнул на землю и бросился бежать, даже не подумывая о схватке. Казарин, сразу прикинув, что враг знает местность, как свои пять пальцев, и легко скроется в лесных дебрях от погони, выхватил метательный нож и, коротко размахнувшись, бросил в убегающего врага. Остро отточенный кусок металла вошел прямо под пятое ребро. Клобук упал в лужу лицом, да так и остался лежать.
  Оглядев близлежащие деревья в поисках противника, Казарин забрал нож и быстро вернулся на дорогу. К этому времени русичи сняли всех лучников. Без поддержки стрелков черные клобуки ничего не могли противопоставить воинскому умению дружинников князя. Теперь только бегство могло спасти нападавших от гибели. Поняв это, многие разбойники вырывались из схватки и бросались бежать.
  Над битвой пронесся рык сотника:
  - Кто побежит догонять, удавлю собственными руками!
  Это охладило многие горячие головы, которые в пылу сражения, позабыв обо всем, кидались на клобуков с одним желанием - растерзать, разорвать, зарубить, уничтожить врага. Некоторых, правда, останавливали только зуботычины десятников. Казарину тоже пришлось применить силу, чтобы остановить особо ретивого воина из своего десятка.
  Когда последние из нападавших, кто не успел скрыться, были повержены, Лютобор подозвал к себе десятников:
  - Какие потери?
  Только в первом и втором десятке не было погибших. Под началом Казарина осталось всего шесть человек, да и то, двое были тяжело раненые. Жулеба получил обухом топора по голове, только шлем и помог воину выжить. Но теперь дружинника постоянно тошнило, голова раскалывалась от боли, тело было словно ватное. Как сказал Сухман, пока это не боец, нужно отлежаться несколько дней. А Первыш заработал в схватке шальную стрелу под ключицу. Сейчас воин лежал в телеге весь в жару, и было неизвестно, доживет ли до следующего утра. В общей сложности у руссов в битве полегло больше тридцати человек, да еще десяток от ран не могли держать оружие в руках. Многие из выживших получили мелкие порезы да ссадины, но на это никто не обращал внимания. Полегли также Торлав, Улеб и Останец, они руководили шестым, восьмым и девятым десятками.
  - Что за ... ! - в сердцах воскликнул помрачневший Лютобор, после того, как узнал о погибших. - Не успели до заставы дойти, а уже не сотня, а огрызок какой-то! Тридцать человек! Из оставшихся, десяток - не бойцы!
  - Ты слишком строг к ребятам, - пробурчал подошедший Сухман. - Наших - три десятка, а ворога - неполные две сотни.
  - Ну и что?! - продолжал злиться сотник. - Это мои люди! И понапрасну терять их - не позволительная роскошь!
  Немного поостыв, Лютобор продолжил, обращаясь к оставшимся в живых десятникам:
  - Ивар и Жур, берите своих воинов, устройте охрану остальным. Чтобы мышь не проскользнула! - командиры первых десятков бросились выполнять указания начальства.
  - Жердь и Крол, на вас дорога. Расчистите от завалов. Оспак, распредели воинов из шестого, восьмого и девятого в оставшиеся десятки. Потом присоединяйся к Бобырю и Казарину. А вы со своими ребятами соберите погибших, подготовьте краду. Придется задержаться здесь до вечера.
  После того, как все десятники разошлись, и Сухман с Лютобором остались одни, старый воин хмуро спросил:
  - Думаешь, у нас есть время?
  - Его никогда нет, - так же хмуро ответил сотник. - Но, сам понимаешь, нельзя погибших оставить так. Души их не попадут в вирий, и Мара превратит их в навьи. А виной кто будет? Правильно, мы. И беспокоить они будут нас, а не черных клобуков. Жаль только, что нормальную тризну не можем провести. На это точно времени нет.
  В этот момент подбежал Казарин:
  - Сотник, мы наших собрали. Что делать с клобуками? - парня до сих пор не оставила ярость битвы. Он то сжимал до хруста кулаки, то разжимал. Постреливал по сторонам глазами, не появился ли где ворог.
  -Там есть небольшой овражек, - махнул рукой в сторону леса Лютобор. - Туда их всех. Нечего им тут смрад разводить.
  - Добро, - коротко ответил десятник и поспешил к ожидающим его воинам.
  Через несколько часов была готова крада. Справа от дороги на очищенном от деревьев и кустов месте сложили из бревен прямоугольник. На него уложили погибших дружинников. Снаружи тела обложили бревнами поменьше. Получилась домовина без крыши. Вокруг крады очертили ровный круг, по нему прокопали небольшой ровик, в ладонь глубиной. В этот ров воткнули ветки срубленных деревьев и кустарников таким образом, что получилась небольшая ограда.
  Дождь припустил с новой силой. Воины, занимавшиеся рвом, извозились все в грязи. Дрова крады промокли окончательно, и пришлось гридням поливать их маслом, которое взяли в обозе.
  Окружив кольцом деревянное сооружение, воины князя стояли, не шелохнувшись, не издавая ни звука, не обращая внимания на хлещущие струи дождя. Только двое, Сухман и Лютобор, держа в руках факелы, двинулись к краде. Один поднес пылающую ветвь к домовине, второй к ограде из веток. Огонь нехотя начал лизать политые маслом бревна. И вот неспешно занялось масло, а потом и намоченная дождем древесина. Кустарник ограды загорелся гораздо быстрее.
  Через некоторое время недалеко от дороги полыхал огромный костер. Вокруг него догорали остатки ограды, испуская густой дым. Белесые клубы не рассеивались, несмотря на небольшой ветерок, а поднимались строго вверх, унося с собой души погибших в Вирий. Дождь прекратился. Живые все так же стояли вокруг горящей крады. От доспехов поднимался пар. Воинов опалял жар погребального костра, но никто не сделал даже полушага назад.
  Сварожич стал успокаиваться только к вечеру. Ограда давно прогорела, а от домовины остались только багровые угли с пляшущими по ним кое-где небольшими язычками пламени.
  Лютобор лично отобрал воинов для ночной охраны, тех, кто меньше устал. Остальным же приказал отдыхать, не снимая доспехов. Пусть черных клобуков и отогнали, но мало ли что.
  Глава 6
  Дождь накрапывал до середины следующего дня. Выехав из леса, дружинники увидели открывшуюся перед ними степь. Лес закончился, дальше были видны только небольшие рощицы, рассыпанные по просторам степи, через некоторое время стали пропадать и они.
  Тучи расползлись, и солнце начало прогревать землю, выжигать своими лучами влагу и сырость из воздуха, оставшиеся после дождя. От облачения всадников, как и от земли, стал подниматься пар. Очень скоро воины ехали среди дрожащего марева.
  Раненые все пережили эту ночь. Обоз медленно тащился позади ехавших гридней. Казарин двигался среди воинов своего десятка. Он так и так прикидывал, что же все-таки происходит на заставе у Днепра, если князь посылает туда сотню дружинников, да еще Светозар со своими воями туда направляется. По всему выходило, что ничего хорошего там не происходит.
  Проезжая мимо очередной рощицы, Мстислав почувствовал резкий запах. Пахло гарью, как на пепелище сгоревшего дома, но примешивается к нему сладковатый оттенок. Сливаясь друг с другом, запах гари и разложения лез в ноздри, заставляя Казарина морщиться и периодически чихать.
  Сын купца направил коня к сотнику, ехавшему впереди отряда.
  - Что за запах? Ничего не чувствуете? - спросил парень у хмурого Лютобора.
  - Тоже почуял? - буркнул воин, из-под нахмуренных бровей оглядывая степь. - Так пахнет сожженная деревня. И пожгли ее вместе с жителями.
  - Здесь недалеко должно быть небольшое поселение, - Сухман наморщил лоб, будто вспоминал что-то. - Так, мелочевка. Несколько изб. По крайней мере, так было лет пять назад. Боюсь, теперь этой деревеньки уже нет. Как считаешь, может послать разведчиков?
  - Думаю, стоит. Славка, возьми своих и проверь дальние рощи справа и слева от дороги. Деревня дальше. К ней не соваться. Накажи десятку, чтобы все были готовы, если вдруг что.
  - Понял. Сделаю, - Казарин пустил своего коня вдоль отряда, передавая приказ командира.
  Деревня показалась через пару часов. Вернее остатки деревни. Обгорелые остовы зданий возвышались на небольшом холме. Кое-где еще поднимался дымок. Теперь гарь чувствовали все. Она драла горло, заставляя то одного, то другого воина кашлять.
  Вернувшиеся из дозора подчиненные Казарина врага не обнаружили. Оставив обоз с небольшой охраной, гридни во главе с сотником и Сухманом двинулись к пепелищу.
  Проехав по дороге к центру деревушки, воины остановили коней. Здесь гарь перекрывалась запахом разложения и обгорелого мяса. От него слезились глаза. Во дворе большого дома, наверное, старосты, лежали изуродованные трупы жителей. Тела уже начали вздуваться от жары. Некоторые были погрызены падальщиками, прыснувшими в разные стороны при приближении отряда.
  Кто-то из воинов тихо ругался, кто-то мрачно зыркал по сторонам, сжимая кулаки, кто-то клялся Перуном, что отомстит нападавшим. Мрачный Лютобор бегло осмотрел тела.
  - Печенеги, - коротко бросил сотник.
  - Кто бы сомневался, - пробурчал Сухман. - Други, осмотрите тут все. Найдите следы этих волков. Надо их догнать. Нельзя подобное оставлять безнаказанным.
  Одобрительно зашумевшие воины разошлись по деревеньке. Следов было много, все уходили на юг. В степь.
  - Здесь было около сотни врагов, - сказал подошедшему сотнику Казарин. Он осматривал следы так, как учил хазарин, определяя по отпечаткам копыт, что здесь произошло. - Около суток назад. Налетели с юга, туда же убрались. С собой увели пленных, человек десять, а также всю живность. Насчет птицы не скажу, а вот коров и лошадей - это точно. В деревне оставили тех, кто дал им отпор. Сами видели. В основном, убиты стрелами. Остальных увели.
  - Значит так, - сказал хмурый Лютобор подошедшим десятникам. - Жердь, ты со своим десятком остаешься с обозом. Спокойно едете по дороге до заставы. Остальные - по коням. Надо дать укорот этим степнякам. Мы пойдем налегке, так что должны догнать уже сегодня. У них пленные, скот, ехать будут медленно. Все ясно? Выполнять!
  Воины неслись по дороге. Справа и слева мелькали среди рощиц дозорные. Казарин, как знаток следов, ехал впереди за ним Лютобор с Сухманом. Дальше остальные витязи. Обогнув очередную рощицу, княжеские гридни увидели в стороне одиноко стоящий исполинский дуб. Многим всадникам это показалось очень странным. Дубы уже не встречались довольно давно. Больше попадались клены, лиственницы и прочие деревья, росшие ближе к югу.
  Казарину почудилось, что какая-то сила тянет его к этому гиганту. Вопросительно глянув на сотника, парень спросил:
  - Можно я проверю, что это за дерево такое?
  - Некогда,- буркнул Лютобор. - Сам понимаешь, надо догнать гадов.
  - Пусть едет, - вступился за Славку Сухман, тоже почувствовавший странную тягу. - Я с ним.
  Мстислав с благодарностью глянул на старого воина.
  - Да вы что? Белены объелись? - взорвался сотник.
  - Надо. Чует мое сердце, не просто так съездим, - в ответ бухнул пожилой порученец князя.
  - Ладно, - нехотя уступил Лютобор. - Но мы не будем вас ждать. Догоните.
  - Добро.
  Два витязя свернули к лесному исполину, не ясно как попавшему в степь. Кряжистый дуб, выросший на просторе, где не мешают соседние деревья, где не нужно тянуться к солнцу, раскинул свои могучие ветви локтей на сто вокруг своего ствола. Желуди хрустели под копытами коней, но ни одного побега не выглядывало из земли - густая крона давала такую тень, что, казалось, ты попал в сумерки, а корни высасывали всю воду, простираясь вглубь до такой степени, что у молодняка не было никаких шансов.
  Когда воины подъехали ближе к стволу, они услышали громкое хриплое 'Карр!'. Из листвы на нижнюю ветвь выбрался седой ворон. Не просто белый или альбинос, а именно седой.
  - Ну что, касатики, вот я вас и встретил,- прокаркал он.
  Славка, недолго думая, дернул лук, схватил срезень из тула. Тетива уже была натянута к уху, когда Сухман оставил парня.
  - Погоди. Тебе чего надо то? - уже обращаясь к ворону, буркнул витязь.
  - О. Совсем другой разговор. А то чуть что, сразу за лук хвататься. Причем подстрелить хотел своего старого знакомого, который тебе, Мстислав, жизнь спас, - ворон повернул голову и глянул на Казарина правым глазом.- Не узнаешь меня что ли?
  Тут уже Сухман с любопытством посмотрел на Казарина. Тот отрицательно затряс головой.
  - Не вожу я дружбу со всякими седыми воронами... Погоди ка... Седой ворон... Седой, это ты что ль? - и уже увереннее добавил, - а чего тут-то делаешь? И почему ворон?
  - Неужто признал? - проскрипел ворон. - Да, это я. А как я, по-твоему, должен был вас догнать? Лететь удобнее и быстрее. Вы же вон когда из Киева выехали. А мне надо было сначала к Белояну заскочить, а потом еще к вам примчаться...
  - Так значит, тебя Белоян послал,- пробормотал Казарин. Сухман остро на него взглянул.
  - Еще раз убеждаюсь, что дело серьезное намечается.- Буркнул Сухман.
  - А вы думали по грибочки да ягодки погулять вышли? Или лебедей белых пострелять? - насмешливо каркнул ворон. - Чего застыли, как вкопанные? Поехали дальше.
  - А ты с нами? В таком виде? - удивился Славка, - Может человеком перекинешься?
  - Вот еще, - скрипнул Седой. - Вы на конях, а я, по-твоему, на своих двоих топать должен? Нет уж, спасибо. Ближе к заставе и перекинусь. Я вот сяду к тебе... - с этими словами птица слетела с ветки на плечо Казарина, ухватившись кривыми когтями за звенья кольчуги, - на плечо и вздремну немного.
  - Послушай, птаха, - проворчал Сухман. - Ты погодь пока спать. Ты нас к дереву приманил? Расскажи, чего знаешь, про заставу и дела, что вокруг нее затеваются. Пока мы будем догонять наших, как раз успеешь.
  - Да, Сухман Долмантьевич, я приманил. По-другому вы бы ни в жисть не подъехали. А знаю я практически ничего, - хмыкнул ворон. - Может чуть поболе вашего. То, что вы не знаете, дело ведунов да волхвов разных. Именно поэтому вы и не знаете, и знать, по большому счету, вам не положено.
  - А все-таки? - раздраженно спросил старый воин.
  - В общих чертах, затевают печенежские шаманы что-то. Не видят наши ведуны, что вокруг заставы творится, да и саму заставу смутно... Будто кто-то им мешает. А преодолеть этот барьер не могут. Вот тебе и весь сказ. Доволен? - птица прищурила правый глаз и взглянула на Сухмана.
  - Не было печали - купила баба порося...- со злостью сказал Сухман. - С этими шаманами никогда толком ничего не разберешь. Одно ясно. Не к добру такое положение.
  - Именно, - бросил Седой. - Вы бы, добры молодцы, поспешали бы. Вам еще печенегов бить.
  - Это точно. А ты откуда знаешь? - буркнул Славка, до этого молчавший и обдумывающий сложившуюся ситуацию. - У нас от князя задание. Да, к тому же, положеньице не сахар...
  - Да не тарахти ты, - оборвал его ворон. - Знаю. Я волхв или кто, в конце концов? Мне положено знать. Да к тому же, у тебя свой интерес есть в том, чтобы печенегов погубить.
  - Какой такой интерес? Нету у меня ничего! - завелся Казарин.
  - Есть. Только ты сам об этом не знаешь. А вот победите этот отряд кочевников, сам все и увидишь, - загадочно сказал Седой и закрыл глаза, погрузившись в дрему.
  - Ох, не люблю я этих всех шаманов да ведунов, - проворчал Сухман себе под нос тихо, чтобы ворон не услышал. - Одни проблемы от них.
  Догнали отряд быстро. Проехали ближе к сотнику. Воины косились на Славку, на его плечо, на восседавшего ворона, но помалкивали.
  - Я же говорил, что не зря съездим, - буркнул Сухман Лютобору. - У нас пополнение.
  - Угу. Птаху привезли, - недобро усмехнулся сотник. - Будет летать, разведывать все и нам докладывать. Да на головы врагам с высоты гадить, чтобы у них боевое настроение пропало...
  - Ты особо на это не надейся, - проскрипел ворон, зыркнув на Лютобора. Глядя, как округлились глаза воина, с хриплым смешком продолжил: - Слетаю разочек, печенегов найду. А дальше сами, сами. Нечего расслабляться. Так расслабитесь и наваляете кучу... А нам волхвам потом разгребать, как всегда...
  - Ну, если волхвам, тогда ладно, - буркнул стушевавшийся сотник.
  Дружинники не останавливали коней до самого вечера. Рощи попадались все реже и реже. Горизонт начал наливаться красным, а от коней с всадниками протянулись длинные тени.
  - А теперь помедленнее. Я сейчас буду, - скрипнув на ухо Казарину, ворон оттолкнулся от его плеча и взмыл в небо.
  Воины придержали коней и ехали неспешным шагом. Через некоторое время, круживший в вышине, ворон стал снижаться.
  - Я так и знал. Предчувствия меня, знаете ли, редко когда подводят, - сказал приземлившийся ворон, - Впереди печенеги.
  - Сколько и где? - деловито уточнил сотник. - Эй, Сухман, ты куда?
  - А ну остановись, Сухман Долмантьевич! - грозно каркнул ворон. - Рано еще!
  - Будет еще мне какая-то птаха указывать, что делать! Я эту мерзкую погань каленым железом выжгу, я их давил и давить буду!- зло прорычал разошедшийся Сухман, но коня остановил.
  - Подожди, - сказал удивленный Казарин, - Сухман, ты постоянно такой спокойный. Чего вдруг ты так взбесился?
  Пожилой воин со злостью сплюнул и отвернулся, не сказав больше ни слова.
  - Есть у нашего друга свой счет к степнякам, - ответил вместо Сухмана Седой. - Они его сестру похитили и пытались в рабство продать. Выручить ее не успел. Милана была еще в стойбище, когда Сухман с отрядом налетел на это небольшое племя. Часть врагов пыталась его задержать, а оставшиеся быстро зарезали всех пленников и со своими женами, побросав все добро, бросились в степь. Сестра умерла у Сухмана на руках, и он поклялся, что уничтожит все это племя. Так, собственно, и произошло через пару дней. Но вот отношение к печенегам осталось. Я все верно рассказал, Сухман Долмантьевич?
  - Ты бы видел, что эти собаки с ней сделали! - ни на кого не глядя, с болью в голосе промолвил пожилой воин. - Они перерезали Милане вены на руках и ногах, чтобы умерла от потери крови, но не слишком быстро... Я держал ее на руках... Ты, ворон, говори, что хочешь, но я сейчас поеду и вобью в земли по уши всех печенегов, которых там увижу...
  - Ты прав. Хватит мне быть вороном. Да и относиться будете, надеюсь, по-другому, - с этими словами образ седого ворона расплылся, стал увеличиваться. Уменьшился клюв, крылья утончились... Перья будто втягивались в тело, которое начало распрямляться и приобретать форму человека. Вот выросли длинные седые волосы, проступило загорелое, обветренное лицо. Вот руки, сжатые в кулаки, сошлись перед грудью волхва, и в них появился могучий посох, вырезанный из ствола молодого деревца. Наконец, облик перестал дрожать, и воины увидели седого волхва, который стоял, опираясь руками на посох.
  - Ну что, Сухман Долмантьевич, удивил я тебя? - хитро стрельнув глазами из-под кустистых бровей, спросил Седой и почесал нос.
  - Чего-то такого я и ожидал,- буркнул Сухман.
  - Так, некогда нам тут ушами развешивать. Вон за той рощицей, - ткнув в сумерки себе за спину, сказал волхв, - сотня печенегов. Ну, плюс минус десяток. Разбили лагерь на ночь. С ними пятнадцать полонян. Нельзя дать степнякам уйти. Ни одному. По всей видимости, это разведчики. Не удержались злыдни, пограбить решили... Все уже расположились на ночлег. Двое у костра остались сидеть. Еще в дозоре десяток. Укрылись в траве. Места укажу.
  - Мы-то на конях туда враз долетим, а ты как же? - обратился к волхву Лютобор. - Али нам всю потеху оставишь?
  - За меня не переживай. Дотопаю уж как-нибудь. Да и белую мою рубаху будет видать далеко, врасплох не застанете ворогов. А если вдруг чего шаманское там начнется, то я и отсюда смогу колдовать, - с этими словами Седой посохом на земле изобразил рощицу.
  - Вот тут их стан, - конец посоха ткнул в землю рядом с начерченной рощей. - А вот тут, - еще несколько тычков, - дозорные.
  - Казарин, возьми с десяток людей. Тех, кто из наших лучше всего с луком обращается. Дождемся полной темноты в роще. Снимите часовых. По возможности тихо. Дальше режьте всех, кто под руку подвернется. Мы тоже подойдем.
  - Добро, - твердо сказал Мстислав и, развернув коня, отправился к воинам, ожидающим приказов. К еще видневшейся в сгущающихся сумерках рощице Казарин выехал уже с десятком дружинников.
  Оставив коней в роще, стрелки двинулись к заранее распределенным точкам. Остальные русы остались под прикрытием деревьев, отсчитывая пять сотен ударов сердца. Такова была договоренность. Как выйдет срок, воины двинуться к печенежскому лагерю. Лучники должны были к этому времени успеть снять всех часовых. Иначе подготовленные к бою и численно превосходящие кочевники могут просто смести княжеских воинов.
  Двое печенегов сидели возле костра у края лагеря и потягивали кумыс. Их товарищи уже завалились спать, дозорные были на постах, пленники тоже забылись нервным сном. Неслышные тени скользили к лагерю, замирали, когда печенеги оглядывались по сторонам, и вновь продолжали свое скольжение, никем не замеченные. Ничто их не выдавало: ни шелест трав, ни бряцанье железа, ни шумное дыхание.
  Внезапно фыркнула стреноженная лошадь. Казарин замер, затаив дыхание. Он заметил Шалыгу, воина из первого десятка, подбирающегося к костру с другой стороны. Печенег привстал, повертел головой, но, решив, что кони фыркают из-за пленников, уселся на место. Через пару мгновений ему в спину, пробивая кожаную куртку с нашитыми на нее костяными бляхами, вонзилась длинная тисовая стрела. Кочевник, захрипев, повалился головой в костер. Второй подскочил с саблей в руке и попытался закричать. Но только он набрал в грудь воздух для крика, как родная сестра первой стрелы, коротко свистнув, погрузилась в его шею. Из горла падающего степняка раздалось только тихое бульканье. Упав, тело печенега зацепило рукой спящего ближе всего к костру. Тот, ничего не понимая, вскочил и, увидев двух мертвецов у костра, начал что-то кричать на своем языке.
  Шалыга, матюгнувшись, воткнул свой меч в ближайшего поднимающегося врага, отбросил бесполезный уже лук в сторону, перекинул щит со спины на левую руку и бросился на нового противника. Казарин отмахнулся щитом от наскочившего на него печенега, резко присел, пуская саблю по широкой дуге внизу, параллельно земле. Рука с зажатым в ней клинком дернулась, преодолевая сопротивление плоти, и плавно пошла вверх, отбивая удар печенежской стали. На Славку насели два кочевника. Один рубил кривой саблей наотмашь, прикрываясь небольшим круглым щитом, второй пытался дотянуться прямым кинжалом до Казарина. Отразив очередной рубящий удар степняка с саблей щитом, парень размашисто рубанул сверху, но по ходу движения изменил направление. Сделав полукруг, клинок врубился в живот кочевника, прямо под уже вскинутым щитом. В это же время Казарин прижал свой окованный щит к телу, заслоняя бок и часть спины. Небольшой толчок сказал Славке, что если бы он не прикрылся, то кинжал уже бы торчал под ребром. Продолжая движение сабли, поднимая ее выше, Казарин плавно переставил ноги, разворачиваясь и вкладывая в удар не только силу и скорость рук, но и всего тела. Как ему говорил Альп-Таркхан: 'если ты хочешь сделать быстрое, резкое и к тому же сильное движение, начинай его с ног. Сначала начинают движение ноги, потом движется тело, и только после, как раскручивающаяся пружина, руки завершают движение'. Свистнул клинок, и голова второго печенега, отлетев, упала недалеко от связанных по рукам и ногам пленников.
  А вокруг шел бой. Лязг клинков, крики боли и ярости, бряцанье доспехов сливались в сплошной гул. Отблески нескольких костров бросали от сражающихся людей дрожащие тени. Ночь укрыла крыльями темноты битву. Звезды холодно взирали на проливающих кровь воинов. Ярость, страх, боль, ненависть плотным маревом висели над сражением.
  Бросив взгляд на бившегося рядом Шалыгу и увидев, что тот уже расправился с двумя врагами и с легкостью бьется с третьим, Казарин, не долго думая, добил ударом меча скулящего и зажимавшего обрубки ног печенега. Затем бросился в гущу схватки к своему десятку.
  Из степняков в ночной битве не выжил никто. Русичи бились страшно, вдвое усиливая свои умения праведным чувством мести. На поле боя бездыханными остались лежать всего десять тел княжьих дружинников. Многие из победителей были ранены.
  - Что же это получается? - с горечью вопрошал неизвестно кого Лютобор. - Вышли из Киева полной сотней, а осталось всего половина...
  - Больше половины, - возразил Сухман, вытирая клинок пучком травы.
  - Ага, выживших шестьдесят, из них двадцать ближайшее время не бойцы, - продолжал сотник.
  - А что там с полонянами?
  - Да Казарин со своими пошел помочь разобраться с путами. Как справится, так доложит.
  Мстислав с семью воинами направился к плененным славянам. Подойдя поближе, парень замер в удивлении, только и смог произнести:
  -Ермил?
  Пленниками оказались Ермил, отец Улиты, Бодай, начальник охраны обоза, и еще десять человек из сожженной деревни, в основном молодые девицы. Воины рядом с Казариным сразу надулись, как петухи, выпятили грудь, подобрали животы. Смотрите мол, какие мы орлы. Девушки же постреливали глазками по сторонам, уже приходя в себя. Опасности рядом нет, а вокруг столько мужчин, знатных женихов, за версту видно, что княжьи люди. От того девушки со смешками и улыбками принимали знаки внимания от дружинников.
  Спустя некоторое время, когда подтянулся обоз, а подошедший Седой осмотрел раны воинов и бывших полонян, купец у костра, возле которого расположились десятники, сотник, Сухман и волхв, рассказал, что они ехали с обозом домой после ярмарки в небольшом городке к востоку отсюда. Везли лампадное масло и думали завернуть в Киев. Заехали переночевать в деревеньку. По утру налетели кочевники. Как ни сражались русы, а их было слишком мало. К тому же в основном все деревенские мужики не знали, с какой стороны держаться за меч. Профессиональных воинов было только человек десять, все в охране купца. Результат спасители видели своими глазами - двое выживших.
  Лагерь разбили на ночь по другую сторону рощи, подальше от места схватки. У костра сотника все сидели в тишине, каждый думал о своем. Лютобор - о том, что очень мало осталось людей от его сотни. Сухман - о том, что же все-таки затевается печенегами, если целая сотня - всего лишь разведка. О чем думал Седой, было вообще не понять, на то он и волхв. Казарин - о том, что перед посиделками у костра к нему подошел Ермил и сказал, что зла на него больше не держит, что был не прав по отношению к нему, что Улита до сих пор ждет его, даже назвал сынком, и как теперь ему, княжьему десятнику, на все это реагировать. Ермил - о том, что Славка возмужал и теперь действительно достойная пара для его дочери. Все десятники уже разошлись к своим людям, только Казарин оставался по просьбе Седого у костра.
  Молчание нарушил Сухман.
  - Дальше с нами поедите или сами в Киев?
  - А куда вы сейчас? - спросил купец.
  - По заданию князя на заставу едем, она чуть южнее находится. Но предупреждаю сразу, там может быть очень жарко. Завтра к вечеру должны быть на месте.
  - А у нас есть выбор? Если не поедим с вами, то по дороге обязательно на разбойников нарвемся. Вдвоем, даже если возьмем мужиков да девчонок этих, считай вдвоем, с татями не справимся. Посему нам одна дорога - с вами.
  - Добро,- буркнул Сухман. - Но я вас предупредил.
  На рассвете увеличившийся отряд отправился дальше на юг. Волхв, купец, охранник и остальные полоняне ехали на пойманных печенежских конях. На заводных везли продукты и оружие - все то, что удалось собрать у кочевников, да что оставалось еще в обозе. Нескольких лошадей поймать не смогли, те убежали в степь. Телега была полностью освобождена от припасов, на ней разместили раненых. За обозом на привязи шли несколько коров и овец, которых печенеги забрали в деревушке.
  - Не боевой отряд, а табор какой-то! - ругался сквозь зубы Лютобор.
  - Ладно тебе, - успокаивал его тоже хмурый Сухман.- Не оставлять же их на поживу степнякам. Так хоть под защитой, да и на заставе лишними рабочие руки не будут.
  - Только это и утешает, - буркнул сотник. - Ты только посмотри на этих молодцов! Хвосты распустили, точно петухи! И нельзя их сейчас приструнить...
  - Эт, точно... - протянул пожилой воин. - Нельзя. Людям надо и отдыхать давать, а то сломаются. Нужно, чтобы они знали, за что сражаются: за этих молодух, за своих будущих детей, за своих братьев и сестер, за отца с матерью, за предков, что не давали спуску этим степнякам...
  - Да знаю я, знаю, - оборвал Сухмана Лютобор. - Потому и молчу.
  Солнце жгло немилосердно, и весь отряд обливался потом. У некоторых раненых от жары началась лихорадка. Седой дал им пожевать какие-то травы из своей сумы и теперь ехал рядом с телегой. От высушенной зноем почвы из-под копыт поднималась мелкая пыль. Люди и кони были уже покрыты ею с ног до головы. Едкий запах полыни оставлял горечь во рту. К полудню редкие рощи пропали окончательно. Выезжая из-за последнего скопления деревьев, встреченного на пути, отряд увидел вдалеке холм, на котором возвышались основательно срубленные строения, обнесенные частоколом. Это была застава. Они, наконец-то, добрались.
  
  ЧАСТЬ 2 Светозар
  
  Как во поле сеча, на небе пожары,
  Земля во слезах тонет в громе ударов
  На попранных землях, сжигая и руша,
  Нечистою сталью кромсают нам души.
  Вздохнув полной грудью проклятые стрелы,
  Мечом разорвать ненавистное тело.
  За милые земли, за мать и за сына,
  Вцепиться в врага и навеки остынуть...
  
  Глава 1
  Бордовое закатное солнце, прячась за облаками, спускалось за горизонт. Небесные овцы, подсвеченные неспешно уходящим светилом, сменили свой цвет с бархатисто-белого на багряно-кровавый и шустро бежали вслед за своим пастырем. Вдалеке грохотал Перун, сражаясь со своим извечным врагом Змеем. Дорога извилистой плетью скользила между холмами, упираясь в далекую, почерневшую с наступлением вечера, полосу леса. Лошадь неторопливо пылила по тракту, то и дело оглядываясь на всадника. 'Хозяин, пора на ночлег останавливаться, покушать пора, водички попить'. Но наездник был погружен в свои мысли и совершенно не обращал внимания на окружающий мир.
  Светозар размышлял о сложившейся ситуации на Руси. С одной стороны грызня сыновей Святослава. Олега уже нет в живых, он погиб в Овруче стараниями Ярополка. А с Владимиром новый киевский князь на ножах. Постоянные вооруженные стычки княжьих людей. Воины, которые могли бы защищать границы великого русского княжества и служить ему опорой, сгорают целыми десятками, а то и сотнями, в кровавом пожаре междоусобицы. С другой стороны этим пользуются соседи. На севере норманы и чудь грабят, на западе угры да булгары шалят, на востоке мордва с черемисами стали голову поднимать после похода Святослава, и на юге, конечно же, проклятые печенеги. И вороги не просто грабят, а сжигают поселения, вырезают там весь народ от мала до велика. Тут деревеньку, там село или городок. Глядишь, через десяток лет и не вспомнит никто, что было такое княжество, Киевское.
  А еще воин думал о хане кочевников Куре. Не довезли выжившие дружинники тело князя до Киева. Через день после той памятной битвы, в которой погиб Святослав Неистовый, налетели печенеги снова. Порубили оставшихся русов, забрали голову князя и из черепа его сделали чашу. Несколько воинов выжили только благодаря тому, что были оглушены, и их приняли за погибших. Израненные, измученные непосильной дорогой, с черным горем в сердцах явились они к Ярополку. Просили казнить их, потому что нет чести остаться в живых в битве, в которой погиб князь, даже тело не смогли сберечь. Ярополк не стал наказывать, а наоборот, предложил пойти к нему в дружину. Но витязи сложили оружие и вновь вступать в княжеское воинство отказались. 'Не гоже нам, потерявшим одного князя, пытаться защищать другого', - таков был ответ опечаленных русичей. А вот Свенельд, тоже выживший в той битве, поддался на уговоры князя. Сейчас ходит в его наставниках. Сильно сдал воевода за прошедшие четыре года.
  Говорил Светозар и с новым наставником Ярополка, и с выжившими воинами. Все разговоры сводились к Святославу. Только очень заметна разница между ними. Свенельд думает в настоящий момент, как сделать Ярополка единственным князем на Руси, подталкивает его выходить против Владимира, о Святославе вспоминает с грустью, но, как говорится, прошлого не воротишь. Остальные русы готовы были хоть сейчас браться за мечи и выезжать в степь на поиски этого Кури. Только все понимали, что в одиночку, даже вчетвером, они много не навоюют.
  Именно с этими воинами Светозар поделился своими мыслями о том, что хочет, во что бы то ни стало, отомстить Куре, забрать чашу из черепа Святослава и упокоить былого князя, как полагается. На вопрос: 'Что мы сможем впятером?' был ответ: 'Потерпите пару тройку лет, будут люди'. Эти русы, прошедшие с погибшим князем огонь и воду, стали основой, костяком небольшого пока отряда Светозара.
  Сейчас их было уже двадцать семь человек. Воинов бывший воевода тщательно подбирал сам. Это были знакомые Светозара и их дети, люди, о которых говорили в народе, и случайные путники, встреченные русичем в пути. В общем, это были те люди, которые обладали различными способностями. Кто-то мог сливаться своим духом со зверем, перенимая в битве его повадки, кто-то совсем не чувствовал боли, кто-то с луком управлялся не хуже греческого бога Аполлона. Светозар как-то чувствовал в людях этот стальной стержень со своеобразными умениями и навыками.
  Недалеко от городка Друцка, что находился в верховьях реки Друть, притока Днепра, на землях кривичей, воевода с четырьмя своими помощниками срубили небольшой двор. Тут была дружинная изба, пару сараев для инструмента, конюшня, овин, и, конечно же, баня. Все было огорожено частоколом с небольшой сторожевой башенкой у ворот. Совсем рядом, в лесу, на опушке, окруженной огромными дубами-исполинами, находилось место силы. Именно здесь раскрываются возможности человека в полную мощь. Светозар сам нашел эту поляну, еще во времена своей юности. Тут он тренировался, оттачивая воинское мастерство до совершенства, а жил в шатре, разбитом на берегу Друти. А когда пришла мысль о создании отряда, то вопроса о выборе места расположения не стояло.
  После постройки дружинной избы Светозар отправился на поиски воинов, а его соратники остались обустраивать поселение. Новобранцев пожилой воин привлекал идеей служить Руси. Не князю, не Мокоше-Земле, а именно Руси. Исполнять ее чаяния и надежды, служить опорой и защитой обездоленным людям, чтить веру предков, отстаивать правду русскую. Кто-то соглашался и, следуя указаниям и напутствиям воеводы, сам добирался до дружинного двора, кто-то отказывался, не желая менять свое устоявшееся существование на жизнь во имя чего-то непонятного и, лично для него, не нужного.
  Ночь потихоньку укрывала своим крылом землю. Очнувшись от невеселых дум, Светозар увидел впереди возвышающуюся темнеющую громаду леса. Наконец вняв невысказанным желаниям своего коня, всадник твердой рукой остановил скакуна. Привязал к лошадиной морде торбу с овсом, снял суму и седло, прошел в подлесок, набрал сучьев и, разложив костер, сел у огня. Подстреленная днем дрофа поджаривалась над костром, ароматный сок капал в огонь, вспыхивая маленькими яркими сгустками, распространяя восхитительный запах готовящегося мяса.
  Тьма полностью вступила в свои права. Звезды рассыпались по небу. Серебряные гвозди, держащие небо, слабо освещали лес и прилегающие к нему холмы. Костер сыпал искрами, завораживая пляской языков огня. Воин, стреножив коня и съев половину дрофы, положил под голову седло, рядом с собой с одной стороны обнаженный меч, а с другой суму. Закрыв глаза, Светозар провалился в темноту сна без сновидений.
  Воин открыл глаза, пытаясь разобраться, что его разбудило. Солнце еще не взошло, но рассвет был близок. Вроде бы, было все как обычно. Мир погрузился в предрассветную тишину, ожидая первых лучей яркого, жаркого солнца, чтобы пробудиться ото сна. Но что-то внутри Светозара скручивалось в узел, как бы предупреждая... Но о чем? Вздохнув, понимая, что поспать больше не удастся, воевода принялся разводить костер. Угли за ночь совсем остыли, и воину пришлось снова высекать искры кремнем на солому, подкладывать тоненькие веточки, а затем уже ветки. Половина оставшейся с ночи дрофы была насажена на ветку и установлена над костром. Уже собравшийся приступить к трапезе, Светозар услышал шаги. По походке было не понять, кто идет: то ли охотник, то ли воин. Это немного смутило, но решив, что все равно сейчас узнает, кто приближается к костру, Светозар не стал забивать себе голову.
  Из темноты показался незнакомец. Это был немолодой воин, все-таки воин, одетый в короткую рубаху из тонко выделанной кожи, потертые штаны и сапоги. На поясе покачивался боевой топор и широкий нож в чехле, а за спиной виднелся круглый щит и походная сума, в которой по бряцанью Светозар определил свернутую промасленную кольчугу и шлем.
  - Гой еси, добрый молодец! - усмехнулся незнакомец в рыжую бороду, отсвечивающую в сполохах костра золотом.
  - И тебе того же, молодец, - вернул усмешку Светозар, пристально оглядывая пришлого. Странное сочетание огненно- рыжей бороды и седых, как лунь, волос на голове привлекало внимание.
  - А не примешь ли ты у своего костра усталого путника? - продолжая ухмыляться, спросил воин.
  - От чего же не приму, - ответил бывший воевода, смотря, как рыжебородый держит руки на виду, подальше от топора. - Конечно, приму. Только назвался бы ты.
  - Нууу, - протянул гость и, сделав пазу, продолжил, - зови меня Тораринн.
  - Светозар, - коротко представился воин. - А не отведаешь со мной пищи?
  - О чем речь? - вопросом на вопрос ответил седой воин. - Если честно, жрать охота, мочи нет.
  Ритуал приглашения к костру был выполнен. Пусть не все, как велел покон, но основные моменты были соблюдены. Человек, отведавший с тобой пищи из одного котла, не мог причинить вреда. Это было незыблемо, это один из столпов, на которых держался мир.
  Скинув с плеч щит и суму, Тораринн уселся у костра. Порывшись в торбе, достал небольшую головку козьего сыра и, разрезав надвое, протянул половину Светозару. Тот в свою очередь, быстро разделав оставшуюся половину дрофу, выложил куски на чистую тряпицу.
  Отщипнув кусочек сыра, воевода бросил его в огонь со словами: 'Во славу Перуна'. Рыжебородый, усмехнувшись краешком рта, повторил то же самое с кусочком птицы. После того, как отдали дань уважения своему богу, воины приступили к трапезе. Ели молча и быстро. Сказывалась привычка утоления голода в походах, где приходилось насыщаться за небольшой промежуток времени, а то и вовсе на ходу.
  Когда весь сыр и мясо были съедены, а оставшиеся кости брошены в костер, Тораринн потянулся.
  - Эх, хорошо, - протянул он с зевком. - Ты, Светозар, приютил меня у костра, тебе и первому задавать вопросы.
  - Хм, - хмыкнул воин. - Вопросов у меня к тебе не много. Откуда ты? Вроде похож на нормана, рыжий, с топором. Но двигаешься как опытный лесовик, проживший долгое время в степи. Чего ищешь в жизни? Воин ты вроде опытный, много повидавший и переживший, вон, аж поседел весь. А на коня гривен так и не насобирал.
  - Отвечу по порядку. Откуда я? Издалека, хотя побродить по созданной Родом земле пришлось. Сейчас родиной своей считаю и Русь, и северные острова, и южные горы, - рыжебородый почесал бровь, где была заметна тонкая полоска шрама. - Я много путешествовал, оттого и навыки разные. А ищу я... Чего может искать воин? Сражений, битв, схваток, сшибок! - в хриплом голосе Тораринна зазвучала сталь, загрохотали далекие отголоски кровавой сечи.
  - Что может быть лучше хорошего поединка? - продолжал со смешком воин. - Правильно, два хороших поединка!
  - Так ты ищешь крови, боли и смерти? - спросил замолчавшего гостя Светозар.
  - Нет, - замотал головой тот. - Боль, смерть и кровь не моя вотчина. Мне любо само сражение, лязг мечей и топоров в умелых руках бойцов. Остальное просто приложение к битве. К сожалению, если убрать все это, то битвы особо-то и не получится. Не будут люди оттачивать свое воинское мастерство. Зачем? Встретились, позвенели мечами и разошлись. Боль и кровь учат людей быть сильными. А кто сломался, что ж, туда ему и дорога. Хорошо, что Род создал Вирий. Вот где истинное счастье. Самые лучшие бойцы всех времен бьются, погибают, а наутро оживают, вместе пируют, пьют, едят и снова бьются. Не застят глаза ненависть, зависть и прочие недостойные бойца чувства...
  - Ты так рассказываешь, будто сам там побывал, - Светозар внимательно внимал рассказу Тораринна. Он с начала встречи чувствовал странные, смешанные чувства к гостю. Хотелось рассказать, все что накипело на душе, но в то же время что-то останавливало. Не боязнь, не неприязнь, напротив, воеводе казалось, что этого человека он знает очень давно, словно старшего брата. А мешали говорить стыд, наверное, даже робость...
  - А то. Конечно, побывал, - с усмешкой ответил воин. - И не один раз.
  - Горазд же ты языком болтать, - со смехом проговорил воевода, отгоняя странный ураган чувств, разрывающий душу в клочья. - Спрашивай теперь меня, коли чего интересно.
  - А скажи мне такую вещь, - с прищуром глядя на Светозара, промолвил Тораринн. - Вот ты - непростой воин. По меньшей мере, воевода. Как так получилось, что один путешествуешь?
  - Да какой я сейчас воевода? Был когда-то... - с грустью выдавил воин, а затем с удивлением для самого себя продолжил: - А сейчас у меня под началом без малого три десятка людей. Правда, они на голову превосходят обычных дружинников. Задумка у меня есть одна. Давно уже душу гложет. Не могу я смотреть, как прогибается под соседями Русь. Хочу создать такой отряд, чтобы был опорою для нее. Не для князя, не для какого боярина, а именно для Руси. Понимаешь, я чувствую, где, когда и как собираются тучи над Русью. Вот здесь чую, - Светозар бухнул кулаком в грудь. - Что в моих силах сделаю, чтобы наша держава была самой могучей. Костьми лягу, а сделаю... Вот ты, не хочешь разве величия для Руси? Пойдем в мой отряд.
  - Эк ты лихо загнул, - пробурчал седоволосый после того, как воевода чуть ли не на одном дыхании произнес свои слова. - А как же князь? Супротив него пойдешь?
  - Если он Русь в домовину будет вгонять, то пойду, - не раздумывая, твердо ответил Светозар.
  - Ты знаешь, староват я для таких ответственных дел, - протянул Тораринн. - Но правильным воинам шепну про тебя. Поверь, еще к началу весны будет у тебя без малого сотня.
  - Ну, спасибо, удружил... - крякнул опешивший воевода. - Надеюсь, это не шутка? А то негоже так шутить. Не посмотрю, что вместе хлеб ломали - живо по шее настучу.
  - Нет, не шутка, - серьезно ответил гость. - Любо мне начинание твое. И то, что ты собираешь лучших воинов по всей Руси, тоже любо. Знатный у тебя отряд будет. Я позабочусь. Только вы тоже не осрамитесь.
  Тораринн поднялся, закидывая за спину шит и котомку, поправил топор на поясе.
  - Пора мне, - бросил он и с усмешкой продолжил. - Ты уж не провожай.
  - Куда это? Может, вместе дальше пойдем? - Светозар все не мог отойти от заявления рыжебородого про его отряд.
  - Сказал пора, значит пора, - вымолвил Тораринн, повернувшись спиной к затухающему костру. - Думаю, что ты меня еще не раз вспомнишь.
  Воин повернулся лицом к востоку, где показался краешек восходящего солнца. Длинные белые волосы рассыпавшиеся по плечам в первых лучах встающего над окоемом светила сверкали серебром, а борода червонным золотом. Гость, не оборачиваясь, ушел в утренний сумрак. А Светозар с побледневшим лицом остался сидеть у костра. Только губы по своей воле шептали: 'Перун...' В голове носилось: 'Какой же я болван! Тораринн - это 'Огонь Тора'! А Тор у скандинавов кто? Правильно! Громовержец! Тор - это Перун! А я, как последний осел, за кривую шутку с кулаками на него хотел...'
  Глава 2
  Всю ночь Светозар так и не смог сомкнуть глаз. Вспоминал каждый жест, каждое слово Перуна, искал потайные смыслы в речах бога, ругал себя последними словами, что не догадался сразу о том, кто подошел погреться к его костру. Воеводе думалось, что можно было повернуть разговор как-то иначе, почтительнее что ли, чего-нибудь попросить. Но тут же одергивал себя - кто он такой, чтобы просить у самого Перуна, да и престало ли воину что-то просить, пусть и у своего наивысшего покровителя. Бог и так пообещал Светозару свою помощь в создании отряда, отметил своей благодатью, снизошел до разговора. Что еще нужно? Внутри воеводы бурлили, сталкиваясь, два чувства, и никак не могли одолеть друг друга. Счастье оттого, что сам Перун благословил его начинание - с одной стороны, и ответственность, опять-таки потому что благословил сам бог войны - с другой. Едва небо над холмами посерело, воин железной рукой подавил раздрай в душе, накинул лошади на спину седло на вновь постеленный потник, затянул подпругу, прицепил переметную суму и, забравшись в седло, неспешно двинулся по дороге, уходящей в темную чащу леса.
  Богата Русь-матушка на дремучие леса. Многие деревеньки и другие печища прячутся под их сводами. Некоторые люди живут и даже не знают, что кроме их поселка на белом свете есть кто-то еще. Даже князья, владельцы таких земель, не всегда знают всех печищ, спрятанных в лесах.
  Вот и сейчас Светозар двигался через чащу дремучего леса по неширокой дороге, по которой проедет максимум одна телега, две уже не разминутся. Недавно миновал полдень, солнце стояло практически в зените, но под сенью деревьев царил полумрак. Воин ехал, сосредоточено всматриваясь и вслушиваясь в окружающее его пространство. Потому воевода сразу заметил посторонний звук, нарушающий песню леса. Кто-то бежал сквозь чащу, бежал не оглядываясь, бежал с одной мыслью - сохранить жизнь... 'Девушка или ребенок'- подумал Светозар, вслушиваясь в звук приближающихся шагов.
  - Дяденька, помоги! - выскочивший на дорогу запыхавшийся парнишка лет восьми от роду ухватился за стремя коня. - Там! Напали! Убивают! Матушка там! Батьку уже...
  - Не тараторь, - попытался утихомирить подростка воин. - Кто напал? Сколько их? Сам куда бежал?
  - Это люди Крышеня,- все еще задыхаясь, выпалил растрепанный малец. - Их всякий знает! Они душегубством на больших дорогах промышляют. Не знаю сколько их. Наверно пальцев на руках хватит, чтобы сосчитать. А я к соседям за помощью бежал...
  - Вот что, - бухнул в ответ воевода,- ты давай беги к соседям, а я уж как-нибудь попробую с ними сладить.
  - Их же много! - парнишка от волнения дернул стремя.
  - Ничего, - пробурчал Светозар, - мы, чай, тоже не пальцем деланы. Дуй к соседям, сказал!
  Мальчишка бросился бежать дальше по дороге, а витязь развернул своего скакуна в чащу. Двигаться было довольно просто. Паренек не скрывал следы и ломился напрямик сквозь кусты, молодую поросль, огибал только могучие выворотни, поваленные валежины, да совсем уж непролазные дебри.
  Довольно скоро Светозар услышал звуки боя. Звенел металл, кто-то нечленораздельно яростно кричал, звучали глухие удары, топот, ржание лошадей... Выхватив оба меча, воин одними коленями направил коня в просвет между деревьями, где виднелся угол сруба.
  Выскочив возле какого-то сарая, по всей видимости, овина, воевода быстро огляделся. Это было маленькое печище. Три жилых дома да пятерка сараев стояли по кругу, создавая в центре небольшую площадку. Раньше здесь, наверное, проходили сборища всех жителей этой деревушки. Сейчас же на площадке шел бой. Даже не бой, а бойня.
  Один житель был зарублен прямо у дверей дома с топором в руках, видимо защищая свою семью и добро. Другое тело валялось чуть поодаль. В дверях одного из жилых домов стоял здоровяк селянин и оглоблей отмахивался от наседающих на него троих разбойников. У татей тоже были потери. Бородач в сторонке нянчил сломанную руку, а второй уже ничего не мог поделать, потому как удачный удар оглоблей проломил ему голову. Несколько ватажников споро вытаскивали ценное добро из покинутых зданий. Парочка душегубов со смехом разрывали поневу на визжащей и вырывающейся из их рук молодухе.
  Первыми от руки Светозара пали насильники. Они даже не поняли, что произошло, а их тела уже оседали на землю. Девка кое-как подхватила расползающуюся на теле одежду и, не переставая кричать, бросилась в сторону леса. Дальше настал черед попытавшегося скрыться бандита со сломанной рукой. Воевода даже не потрудился взмахнуть мечем. Просто отставил немного в сторону руку, пока несся к центру площадки. Отточенный конец меча чиркнул врага по шее, отправив еще одного супостата в чертоги к Ящеру.
  Заметив новую угрозу, разбойники покидали вытащенный из домишек скарб и, похватав свое оружие, кинулись на Светозара. Но что могли противопоставить обычные тати княжескому воеводе. В течение нескольких ударов сердца все они легли на утоптанную площадку посреди печища. Кто с распоротым брюхом, кто с обрубленной рукой, все еще сжимающей дубинку, и рассеченной грудиной. Крышень тоже лежал среди своих ватажников с разваленной надвое головой. Светозар выделил его по более добротной одежде, чем у остальных. Заметив гибель главаря, разбои, которые наседали на мужика с оглоблей, не долго думая, припустили к лесу. Светозар догонять их не стал.
  Вытерев мечи об одежду поверженных противников, воин подошел к тяжело отдувающемуся мужику.
  - Как звать? - спросил Светозар. Не прост был селянин, ох не прост. Не любой обученный воин выстоит против пятерки врагов, да к тому же вывести двоих из строя, притом простой оглоблей. Пусть противники и не были воинами, но и мужик не отличался ухватками от простого сельского увальня.
  - Миролюбом кличут, - все еще не успокоив дыхание, просипел здоровяк. - Спаси Боги, тебя воин, что послали к нам на выручку. Эти находники всех положили бы... Мужиков бы сразу, а баб... попозже, - процедил яростно сквозь зубы селянин.
  - Вот что, Миролюб. Дело у меня к тебе.
  - Ко мне? - выпучил глаза мужик. - Да ты, поди, шуткуешь? Кто ты, а кто я. Под твоей рукой, небось, сотня ходила, а я простой лесоруб. Вот из соседней деревеньки приехал, голова местный просил лес помочь заготовить к зиме.
  - Не сотня, поболе чутка, - буркнул воевода. - Семья то есть?
  - Нет, бобыль я, - выдохнул Миролюб, все еще не понимая, к чему клонит пришлый.
  - Тебе нравится, что какие-то полуночные тати вот так легко зорят деревушки, губят мирных поселян? Отвечай не раздумывая, любо тебе это или не любо! - В голосе воеводы прорезался командный тон, с каким он приказывал княжеским гридням идти в бой. И Миролюб ответил с горечью:
  - Ненавижу, но поделать ничего не могу. Только вот таких, как эти, покалечить. И то на один раз, а дальше сам в землю лягу. Потому как не совладать мне со всеми.
  - В этом нет правды у тебя, - зло выплюнул Светозар. Очень уж его раздражала эта черта у мужиков всех поселений, что наполняли Русь-Матушку. Мол, моя хата с краю - ничего не знаю, а если и знаю, то поделать ничего не могу, а если и могу, то находится куча отговорок, то дети малые, то жинка молодая, то хозяйство бросить жалко, кому-то просто лень. - Ты можешь, например, пойти в город какой, научиться мечом орудовать, вернуться и уже тут пообучить молодежь кое каким ухваткам. Но ты остался дома на печи и даже не приподнял свой зад!
  - Что ты хочешь от меня? - устало бросил мужик.
  - Хочу чтобы ты учиться оружейному делу пошел. Ведь замечал, наверное, за собой кой-чего странное, - уже спокойным голосом проговорил воевода.
  Мужик с опаской поглядел на селян, которые, заметив, что опасность миновала, повыползали из подполов и деловито обирали мертвых находников. В хозяйстве все пригодится. К разговаривающим защитникам жители даже не подходили и внимания особо не обращали.
  - Есть кое-что, - прошептал Миролюб. - От Змея это все. Я каждый день Роду жертвы приношу, только бы он избавил меня от этого.
  - Вот балбес... - пробормотал Светозар. - Ты бы еще Мааре или Змею помолился... Перуну надо было, дубовая твоя голова!
  - Так я вчера и Перуну пробовал...
  - Пробовал он... - ухмыльнулся воин. - Если Род не помогает, надо других богов дергать, так что ли?
  - Ну, вроде того... - замялся мужик.
  - Вот ты и попробовал, - замучавшись втолковывать селянину, казалось бы, прописную истину, отрубил Светозар.
  - В каком смысле? - опять округлил глаза здоровяк.
  - А в таком, меня, можно сказать, к тебе сам Перун и отправил, - начал говорить воевода с Миролюбом уже как с воином, ходящим под его рукой. - Слушай сюда. Ты собираешься, едешь в родную деревню. Там берешь самое необходимое на несколько дней в дороге. Затем...
  ***
  Уж несколько дней минуло, как воевода выехал из леса, где к его дружине прибавился еще один ратник. Пусть пока неумелый, но долго ли умеющему ювелиру выточить из невзрачного мутного зеленоватого камня ограненный изумруд, достойный занять свое место в короне заморских королей или падишахов. Так и с Миролюбом. Выйдет из здоровяка толк, выйдет. Нутром чуял Светозар, что все получится.
  Долгий летний день подходил к концу, солнце уже начало садиться за горизонт, и небеса окрасились бардовым. Дорога петляла между невысоких холмов. Их даже холмами назвать - сильно приукрасить. Даже слишком сильно. Видно было далеко даже в предзакатных сумерках. Поэтому воин не стал понукать коня, когда заметил вдалеке возле дороги корчму. Не большая и не маленькая, как раз хватит, чтобы разместиться средних размеров обозу, но не больше. Несколько сараев рядом с основной избой. Все как всегда.
  Все, да не все. Корчма сотрясалась от грохота, криков и прочих звуков, что обычно сопровождают кабацкую драку. ' А хотел тихо-мирно поесть, да сбитеня попить...' - подумал про себя воевода и, привязав к голове коня торбу с овсом, открыл дверь в избу.
  - Ну что, собачье племя? - кричал в это время чернявый парень с золотой серьгой в левом ухе. - Съели? Шиш вам, а не серебро. То мой конь был! Честно купил - честно продал!
  Невысокого роста, жилистый, в рубахе, что когда-то была, наверное, красной, да краски давно выгорели все от палящего солнца, шароварах, кожаных сапогах парень стоял на лавке возле стены, держа в руках пару недлинных ножей. Хоть ножи и не казались грозным оружием, но в толпе, что окружила чернявого, несколько мужиков зажимали руками глубокие порезы.
  - Это цыган-то честно? - выкрикнул мелкий мужичонка. - Свел коника, да Брыге втюхал.
  - Говорю, мой конь был! - циган махнул ножом. - Дайте выйти отсюда по доброму, иначе точно кому-нибудь еще кровь пущу!
  -Да чего вы его слушаете! - опять начал заливаться мужичишка. - Точно свел коня! Сейчас с серебришком тю-тю. А потом хозяин коника заявится и заберет его по праву! Ату его! Неужто толпой с одним негодником не справимся?
  Светозар застыл в дверях, никем не замеченный, и быстро оглядел зал. Понимая, что сейчас парня просто разорвут на куски, он решил привлечь внимание толпы к себе.
  - Что за сыр-бор? - гаркнул воевода, перекрикивая стоявший в корчме гул голосов подбадривающих друг друга мужиков.
  Толпа замерла, единым организмом развернувшись к внезапно возникшей помехе. На человека, посмевшего стать на пути перед жертвой, смотрела из глаз мужиков яростная пустота. Светозар понимал, что произнеси он одно неверное слово или сделай жест, и толпа кинется уже на него. Он видел подобное во время голодных бунтов в городах, когда крестьяне шли с голыми руками на отменно вооруженных княжеских гридней. Всегда такие дела заканчивались большой кровью, впрочем, и сейчас такое могло произойти.
  - Ну чего замолчали? - чувствуя, что пока еще можно морально задавить черные порывы в душах крестьян, продолжал напирать воин. - Языки проглотили?
  - Да вот вора на чистую воду вывели, - задрал бороденку говорливый мужичок, по всей вероятности заводила всего этого бедлама. - Коня свел у кого-то и продал нашему сотоварищу. Брыга, подтверди!
  Мужик, к которому обратились, мрачно кивнул головой, - За тридцать рубленных серебрушек отдал.
  Светозар повернул голову к чернявому и глянул в глаза. Парень смело посмотрел в ответ. Не было у него во взгляде страха, а лишь яростная уверенность, что будет стоять до конца, даже если живьем будут сдирать кожу. Потому как правда за ним.
  - А сдается мне, мил человек, что ты за бесплатно решил конем разжиться, - бухнул воевода. - А на парня просто поклеп возводишь.
  - Да я! - заверещал тот, - Да я вообще не причем! Это вон у Брыги рубли свели за краденого коня! Вон, он подтвердит! - продолжал пищать мужичок и тыкнул грязным пальцем в здоровяка.
  - А ну цыц! - рявкнул воевода. - Ты получил коня за те деньги, что отдал парню?
  - Ну да, - буркнул Брыга. - Получил... Но ведь...
  - Так чего тебе еще надо? Сделку провели при свете дня, Ярило своим ликом освятил ее. Деньги получил, товар отдал. Так какого рожна лезешь? - уже заводясь, начал выговаривать Светозар.
  - Так ворованный же конь! - видимо не желая оставлять серебро в руках цыгана, опять заголосил крикун.
  - Откуда знаешь? - в голосе воеводы прорезался рык.
  - У цыган все кони ворованные - это всякий знает! - не умолкал заводила, хоть и с опаской поглядывал на рукояти мечей. - А ты чего за него заступаешься? Тоже по шеям получить хочешь?
  Это заявление рассмешило Светозара, - а оттого я за него заступаюсь, что это он у меня коня купил, дурачина ты деревенская.
  - Как это?.. - опешил мужичок.
  - А вот так, - отрезал воин. - А теперь отстали от парня! А ты, - уже обращаясь к цыгану, - подь сюда.
  - Эээ, - не унимался крикун, - Да ты с ним заодно! Вы вместе коня свели!
  - Утихни, - Брыга отвесил подзатыльник заводиле. - Все честно было. Серебрушек ты своих не получишь. Еще и соврал мне, что видел, как цыган коня крал. Да я ж из-за тебя чуть недоброе дело не сделал! Оклеветал ты парня! Ребят, а что мы делаем с тем, кто обманывает и чужими руками жар загрести хочет?!
  - В кулаки его! - раздались выкрики со всех сторон.
  - Да вы чего? - залепетал мужичок, спиной продвигаясь поближе к окну, - я ж ничего...
  - Ату его братцы!!! - заорал Брыга и кинулся на мужичка. Всякому нужно как-то оправдать себя, пусть не в чужих, так хоть в своих глазах. Пусть тебя даже обманули, пусть скрыли что-то важное, но от этого легче не становится, и ты все равно чувствуешь на себе вину. Поколотить обидчика - наилучший выход, и удаль молодецкую покажешь, и кулаки почешешь и поквитался вроде как...
  Из толпы, в миг окружившей крикуна, раздавалось многоголосое мужичье хеканье и верещание избиваемого. Цыган, с удивлением поглядывая то на Светозара, то на толпу разозленных мужиков, подошел к воину.
  - Чего хотел?
  - Выйдем, поговорим, - буркнул воевода и, не оборачиваясь, пошел к двери.
  - Чего хотел то? - опять спросил парень, вдохнув прокаленного за день воздуха.
  - Скажи по Правде, где коня взял? - хмуро спросил Светозар.
  - А если украл - тут же пришибешь? - устало ухмыльнувшись, вопросом на вопрос ответил цыган.
  - Ну?! - уже с нетерпением, произнес воин.
  - Да не переживай, ты сказал неправду только в о том, что ты - продавец. А остальное правда все. Я действительно этого коня купил, - примирительно сказал парень.
  - Хорошо. А чего ты растрепанный такой, да и один? Из табора прогнали?
  - Да какой табор?
  - Ну ты же цыган? - со значением сказал воевода. - Как кстати тебя зовут?
  - Да какой я цыган? Зовут Кало.
  - Ну как же, - немного удивился Светозар. - Имя цыганское, Черный значит. Да и похож на цыгана. Честное слово, похож.
  - Мамка была цыганкой, да и то не чистой. Отец - осман, поэтому и похож так, - видимо, устав объяснить свое происхождение всем подряд, достаточно коротко ответил Кало. - А как подрос малость, Барон сказал на рынок идти и воровать, даже старика приставил ко мне, чтобы обучил. Не смог я таким промыслом жить. Сбежал из табора. Ведь на рынке в толпе так легко потеряться...
  Парень замолчал, удивляясь, что рассказывает про себя такие вещи в общем то совершенно чужому человеку. А Светозар задумался. Жить по Правде очень тяжело. Тому кто выбрал этот путь - честь и хвала. Даже воевода не всегда поступал по Правде - сегодняшнее происшествие в корчме тому пример. Хотя сегодня не совсем по Кривде было все сделано, хотя могло быть... Да ладно, чего уж теперь... А парню помочь надо, все лучше будет, чем ляжет где-нибудь в канаве с ножом под ребром за сказанную в глаза Правду. Народ ее не любит почему-то, хотя не все... Да, не все...
  - Послушай, Кало. Предложение к тебе есть...
  - Воровать ничего не буду, - отрезал парень.
  - Не перебивай, - цыкнул на него Светозар. - Ничего делать против Правды тебя никто заставлять не будет. Я тут отряд собираю...
  ***
  Осень во всю хозяйничала на земле. Уже прошел месяц Вересень. Отгремел праздник Родогощь, со своими игрищами, огромными медовыми пирогами, гаданиями и прыжками через огонь. Начался месяц Листопад. Оправдывая это название, деревья уже практически полностью скинули свой золотой наряд. Лужи по ночам покрывались хрупким ледком, а в воздухе пахло морозами. Хоть до Прозимья, когда осень встречается с зимой, и в мир приходит править Морена, оставалось еще пару недель, но погода уже установилась премерзкая: моросил затяжной дождь, дул морозный ветер, находя даже самые малые прорехи в одежде, дороги развезло, и они превратились в вязкую, холодную жижу.
  Светозар направил своего коня к виднеющемуся вдалеке Городку. Небольшой город раскинулся на берегу реки Горыни, впадающей в Припять. Позже его назовут Давид-Городок, в честь внука Ярослава Мудрого Давида Игоревича. В этом поселении по слухам жил сейчас, некогда служивший у Святослава, нурман Хрольф. В одном из боев он потерял кисть, после чего, получив прозвище Однорукий, ушел из войска князя. А так как всегда имел страсть к кузнечному делу, то искать надо было сейчас однорукого кузнеца.
  Воевода подъехал ко двору, стоящему на отшибе. Из трубы на крыше кузни валил дым, слышались удары металла о металл. Во дворе молодой парнишка лет двенадцати отроду с огненно рыжей шевелюрой колол дрова. Рядом с колодой уже высилась изрядная поленница под заботливо сделанным навесом, да и не сложенных поленьев хватало. Колун с легкостью взлетал в воздух в не по детски крепких руках и затем со свистом и молодецким хеканьем рубящего падал на очередной чурбан.
  - Эй, отрок! - крикнул воевода. - Будь здоров. Хозяин дома?
  - И тебе по здорову, - сказал мальчишка, опуская колун и переводя дыхание. - А почто тебе батька сдался? Занят он.
  - Так ты сын Хрольфа Однорукого? - оценивая размах плеч молодого парня и крепость его рук, спросил Светозар.
  - Ну да, - с гордостью ответил хлопец. - А ты кто будешь?
  - Да знакомый я отца твоего, Светозаром кличут, - воин открыл калитку. - Пройти то во двор можно?
  - Можно, отчего ж нельзя то, - парень отставил колун в сторону - Сейчас скажу батьке. Но смотри, не любит он, если мешают, когда он в кузне...
  - Да, знаю я, знаю. Не прогонит, - отмахнулся воевода.
  Через некоторое время из кузницы вышел светловолосый гигант. Не смотря на небольшой морозец, на нем были только кожаные штаны, кольчужный фартук, накинутый на льняную рубаху без рукавов, да растоптанные сапоги.
  - Ну и кого тут Локи принес? - прогрохотал он.
  - Не поминай этого проказника, - с усмешкой ответил Светозар. - А то и впрямь кого-нибудь принесет.
  - Ба! Да не обманут меня мои очи! - разглядев гостя воскликнул Хрольф. - Это же сам Светозар, княжий воевода! Торлаг, Торлав, заканчивайте там без меня! - обернувшись к дверям кузни, крикнул кузнец. - Ну пойдем, гость дорогой, в дом, эля попьем.
  Сруб напоминал скандинавскую избу, длинный общинный дом. Единственная разница была в том, что бревна располагались горизонтально, а не вертикально, внутри были перегородки, разделяющие общий зал на комнаты, да крыша была покрыта гонтой, а не торфом. Усадив гостя на лавку за грубо сколоченный стол, кузнец достал из подпола бочонок эля.
  - Ну, быть добру! - гулко бухнул Хрольф и осушил кубок, наполненный темным пенным напитком.
  - Быть! - подтвердил воевода, так же залпом опустошая свою чашу.
  - Давай рассказывай, что там в стольном городе творится, - Однорукий вновь начал наполнять кубки.
  - Да что там может твориться, - у Светозара непроизвольно вырвался тяжелый вздох. - Война там... Брат на брата идет, кровь рекой... Ничего хорошего нет.
  - Ога, - буркнул помрачневший кузнец, опять прикладываясь к чаше. - Сам то ты за кого?
  - Ни за кого из них.
  - Кого-то еще на царствование посадить хочешь? - с грустью проговорил Хрольф. - Я знаю, ты сможешь. Только лучше Святослава не было конунга, да, наверное, уже и не будет...
  - Ты за кого меня принимаешь, Однорукий? - зло буркнул воин. - Я Святославу обещал... А, ладно... Ты знаешь, что сделали с ним эти изверги?
  - Да уж... - помрачнел еще сильней кузнец, - наслышан...
  - Надобно его, пусть и прошло много времени, как положено воину, в Ирий отправить.
  - Да где же этого Курю искать сейчас, - Хрольф с удивлением и уважением взглянул на Светозара. - Да и с кем? Я бы пошел, да не помощник сейчас.
  - Отряд подбирается, - сказал воевода. - А вот кузнец нам, ох как, не помешает. Хороший кузнец. Да и дети твои уже совсем не дети.
  - Что есть, то есть, - буркнул Однорукий. - Только это им самим решать. Я никого неволить не стану. Сам чем смогу - помогу.
  Кузнец тяжело поднялся с лавки, подошел к входной двери и, приоткрыв ее, громко крикнул во двор:
  - Свейн, скажи братьям, чтобы заканчивали и шли сюда! Да сам тоже подойди!
  Глава 3
  Вьюга понемногу стихла. Сильный ветер, меняя направление, мелким снежным порошком так и норовил добраться до лица. Но пометет-пометет, и сквозь снежную пелену вдруг проглянет ясный солнечный свет. Скоро холодная погода сменится первыми оттепелями. Солнце теперь дольше стояло над горизонтом, и хоть еще очень слабое, тем не менее в лесу появились уже первые тальники. На Громницу был яркий, солнечный день, поэтому жители ждали скорой весны. Остался за спиной Велесов день с его безумным ритуалом отгона 'коровьей смерти' и пиром с игрищами. Прошло уже и Сретенье, когда наконец-то зима встретилась с весной.
  В день Зимнего Трояна вся Светозарова сотня собралась в дружинной избе. Был здесь и сам воевода. С братиной в руке он поднялся, оглядел воинов, сидящих за столом.
  - Сегодня памятный день, други, - хмуро проговорил Светозар. - День Стрибожьих внуков. Много зим назад наши предки дали бой римским армиям у Троянова Вала. Не испугались они смерти, а вступили в бой, даже не допуская мыслей о предательстве, отступлении или сдачи врагу. Так будем же и мы достойными жизней наших предков. Не посрамим!
  - Не посрамим! - гулким эхом отозвались голоса сотни воинов.
  - Уже год прошел, - продолжал воевода, передав братину воину, сидящему справа от него, - с тех пор, как мы тут собрались. За это время вы многому обучились. Теперь пришла пора отдать дань Земле нашей, что взрастила всех нас. Поганые печенеги, хазары, татары не прекращают своих набегов на печища родичей наших. Пора их проучить. Некоторые из вас были в войске Святослава и помнят, что за князя нашего до сих пор отомщено не было, и до сих пор нет покоя ему. Я считаю, что до весенней распутицы надо успеть добраться до порогов Дуная. А там уже гнать погань черномазую в шею с Земли русской. Если есть какие дельные мысли, то говорите...
  Сборы были недолгими. И вот сотня воинов, решивших посвятить себя защите Руси, через два дня после Зимнего Трояна выехала из городища и отправилась к городу Туров. Искоростень, главный город древлян, Светозар с соратниками обогнули по большой дуге. Не жаловали древляне киевского князя, хоть и исправно платили в казну подати. Далее отряд двигался стараясь не показываться лишний раз на глаза жителям окрестных деревень и городов. Далеко справа остались Звенигород, Теребовль и Галич.
  Через Денстр переправлялись в спешке, боясь начала половодья. Песчано-глинистые берега уже размывала, наполнившая собой реку, талая вода с гор. Жива-Весна полностью вступила в свои права, а Ярило загнал Марену обратно в ее ледяные чертоги...
  Дальше отряд двигался вдоль реки Прут, до впадения ее в Дунай. Там в излучине, по рассказам торговцем, располагалась зимняя ставка хана Кури. Он не остался в этом году в Саркеле. В Белой Веже, как еще называли этот город, отстроенный византийцами по заказу кагана Хазарии, зимовали три хана, на которых указал Тэнгри-Великое Небо.
  Ночь плавно накрыла своим одеялом землю. У витязей все уже было готово. Все лишнее сложено, все ремешки подтянуты, что бы не дай Род, ничего не звякало, копыта коней обернуты тряпицами.
  Ночи стояли холодные. Отборное войско хана, зимовавшее в ставке, насчитывало пятьсот всадников. Дозоры выставлены на ближайших холмах. Единственная дорога пролегала как раз между ними.
  - Вот что, братья, - обратился Светозар к соратникам. - Своих воинов Куря расставил по ближайшим холмам. Там должно быть самое малое по трое, но скорее всего по четверо засадников. Не ждут никого они в гости. Эти дозоры надо убрать так, чтобы ни одна печенежская душа пикнуть даже не успела. Мстислав и Ратибор, вы со своими десятками справитесь?
  - Справимся, - в один голос бухнули десятники, переглянувшись.
  - Да нас бы и двоих хватило, - продолжил Мстислав. Они с Ратибором ратоборствовали еще в войске Святослава и были первыми, кто пошел под руку Светозара.
  - Прекратите это ребячество, - отрезал Светозар. - Вы понимаете, что от того, насколько тихо вы это сделаете, зависит то, сколько бойцов выйдет из сегодняшней бойни живыми.
  - Да понимаем, воевода, - Ратибор опустил голову. - Не мальцы, поди.
  - А раз не мальцы, то и ведите себя соответственно. После того, как все сделаете - отправьте человека. И чтоб никаких криков птичек, а то знаю я вас. Лень будет ножками топать - орать начнете, как сойка какая...
  Ратибор и Мстислав молча кивнули.
  - Продолжим, - Светозар окинул взглядом дружинников. - Степняк без коня - это не воин, а половина. Борислав, возле коней, наверняка есть охрана. Ее тоже надо убрать. Тихо. Коней надо угнать.
  - Сделаем, не переживай.
  - Ну а мы пойдем по дороге. Как доберемся, десяток Тулака со мной. Наша цель ханский шатер. Остальные идут по юртам. Враги не должны даже узнать, откуда пришла смерть.
  - Но воевода, - попробовал возмутиться один из последних прибывших в сотню, - это же как-то...
  - Подло? - перебил его Светозар, - а еще не по богатырски, а еще скажи, что там женщины и дети... А как Святослава погубили знаешь? Ночью пришли, как тати. А теперь получат той же монетой. Их там больше пятисот воинов. А нас сколько?
  - Сотня нас, - потупился воин. - Но ведь и правда, там же женщины и дети.
  - Никто тебя убивать их не заставляет. Их вообще не трогаем, если они не пытаются на нас напасть. Если пытаются - то по обстоятельствам. Всем все ясно? - Светозар оглядел свою дружину и, слыша от воинов одобрительный гул, продолжил. - Тогда начнем. Да направит нашу карающую длань Перун, да не омрачится чело его, глядя на нас в этот миг.
  Мстислав и Ратибор выполнили свою задачу четко и быстро. Ни единого возгласа или сигнала тревоги не разнеслось над ночной рекой. Воин, прибежавший от десятников, доложил, что все схроны найдены и обезврежены. Был еще четвертый, прямо на дороге, но его вовремя заметили.
  - Вперед, други, - Светозар махнул боевой рукавицей в сторону ханского лагеря. Неполная сотня, вскочив в седла, понеслась вперед.
  ***
  Джарбаш стоял, ежась, под ночным холодным ветром. Сегодня ночью он условился встретиться с посыльным от византийцев. Тот должен был прибыть из Саркела. Уже перевалило за полночь, а гонца все не было. Огонь тоже не разожжешь, потому как хану Куре совсем не нужно было знать о получаемых советником распоряжений из Царьграда.
  Но вот вдалеке раздался дробный перестук копыт. 'Лошадь почти загнал, нехорошо' - подумалось Джарбашу. Гонец появился из темноты, резко осадив скакуна, спрыгнул на землю и протянул свиток воину.
  - Ты опоздал, - советник хана не спешил брать послание. - Что тебя задержало?
  - В Саркеле назревает смута. Воины ханов, что там зимуют, от нечего делать задирают друг друга. Уже пролилась кровь. Чем раньше они выдут в поход, тем будет лучше для всех.
  - Это происходит каждый год, - Джарбаш продолжал вглядываться в прибывшего степняка, не убирая руку от кривой сабли, висевшей на поясе, - и не повод, чтобы задерживаться на полночи.
  - Говорят, что ханы хотят возродить каганат.
  - Об этом тоже не первый год говорят. И что?
  - Так Великое Небо через Базлара одобрило, вроде как, это. И сейчас ханы решают, кто станет во главе Каганата.
  - Ого, так вот как оно повернулось, - советник задумчиво потер щеку. - А что от Кури ждут?
  - Завтра или послезавтра начнут гонцы от ханов приезжать. Каждый звать будет под свою руку. У твоего хана много воинов. Сам он не потянет на кагана, а вот к кому он примкнет - тот станет править каганатом. Именно поэтому было тяжело из города выбраться - везде соглядатаи да наемники. Заметили бы - не добрался бы я до тебя, советник.
  - Нда, - выразил озабоченность Джарбаш. - Ладно, убедил. Давай сюда, что там византийцы прислали. Вон в той яме огонь разожгли, а то в этой темени даже прочитать ничего не смогу.
  После того, как небольшой костерок был разожжен, советник внимательно осмотрел переданный ему свиток. Все печати на сургуче были подлинными. Сломав печать, воин в трепещущем неверном свете еле горящего костра долго вглядывался в ровные строчки византийского послания.
  'Значит вы хотите, чтобы Куря примкнул к Илдею, и через пару лет именно его тамга, а не Илдея, была главной в каганате. Что ж, умно. Хан многим вам обязан. А после такого он вообще сапоги лизать будет. Хотя нет. Не будет - гордость не позволит. Но влиять на Курю будет очень легко. Хорошо планирует Иоанн Цимисхий. Надолго'.
  - Ты вот что, - обратился советник к посланцу, бросая свиток в огонь. - Отправляйся обратно в Саркел. В город сразу не въезжай, пережди несколько дней в любом соседнем ауле. Потом держи глаза и уши открытым. Через дюжину дней, думаю, Куря отправится в Саркел. И вот тут мне пригодятся твои сведенья. Все будет вознаграждено, ты меня знаешь, не обижу.
  Получивший кошель с золотом, гонец вскочил на коня и неспешно отправился в обратный путь. Свиток догорал в огне, пепел скручивался и рассыпался под порывами ветра. Советник стоял, глядя вслед уехавшего степняка. На душе было не спокойно. Что-то витало в воздухе, не давая расслабиться Джарбашу. Тяжело вздохнув, он развернулся и направился в сторону лагеря хана Кури.
  Джарбаш шел по становищу со стороны реки, нервно поглядывая по сторонам. Советнику совсем не улыбалось объясняться с ханом, где его носило в полночи. 'Что за...' - подумал воин, заметив темные силуэты, крадучись перебегающие от шатра к шатру. 'Да это же...', - по очертаниям фигур и отблескам света на кольчугах советник опознал русичей.
  - Тревога! - что есть мочи завопил он и кинулся к шатру хана. Куря должен выжить, иначе все планы, как советника, так и византийцев, полетят псу под хвост. А этого допустить никак было нельзя, иначе Иоанн Цимисхий Джарбашу голову снимет...
  ***
  ...Резкий гортанный крик пронзил ночную тишину.
  - Твою ж ты за ногу... - процедил Светозар, и, уже не скрываясь, гаркнул своим воинам, бросаясь в центр становища, - к хану! Остальные продолжают!
  Русичам без боя удалось пробежать половину расстояния, отделяющего их от ханского шатра. Но вот уже повыскакивали из шатров очухавшиеся печенеги и выстроились в подобие строя на пути славянских воинов. За воинами с обнаженными саблями спешно натягивали на луки тетиву лучники. Не сговариваясь, русы выстроились клином, во главе с воеводой.
  ... Уход под замах, меч врезается под поднятую руку в незащищенное костяными пластинами место. Второй клинок отбивает удар соседнего кочевника. Светозар краем глаза замечает, как падает с рассеченной ключицей нанесший удар печенег. Тулак, зло щерясь, уже замахивался топором на следующего противника, расширяя брешь в рядах врагов. Второй ряд печенегов пытался бить через головы падающих из первого ряда воинов, но русы прорвали и второй строй. Лучники наконец сделали залп. Светозар отмахнулся от летящей в грудь стрелы и бросился через открытое пространство к стрелкам. Те, поняв, что больше одного выстрела произвести не получится, бросили луки и схватились за сабли. Одетые в кожаные доспехи, они быстро падали под страшными ударами росских мечей и топоров. Звон металла, крики, топот, ругань, предсмертные хрипы - все сливалось в единый гул битвы...
  - Заканчивайте здесь! - рыкнул, перекрикивая шум боя, воевода. - Тулак, за мной!
  ***
  Хан в окружении пяти тельников стоял у шатра и смотрел на бой. Такого еще не было, чтобы на его становище нападали так бесстрашно и нагло. Видя, что у его воинов все еще есть численное превосходство, Куря злыми короткими криками пытался упорядочить свои войска, но русы сминали все выставленные заслоны. Обычного для печенегов боя не получилось, а как хорошо налететь на всем скаку, сначала обстреляв злыми быстрыми стрелами выстроившийся впереди строй, потом проткнуть длинными копьями, а на головы оставшихся и бегущих в смятении врагов обрушить остро отточенные клинки. Но как налетишь на всем скаку, если кони, боевые кони, которые не боятся ни свиста стрел, ни звона стали, ни криков, ни крови, унеслись куда-то в ночь и лишь единицы бродят у реки. Понимая, что криками многого не добьешься, хан решил сам возглавить своих степных волков. Махнув телохранителям и указав одному из них на тамгу, с венчавшей ее волчьей головой, воткнутую рядом с шатром, Куря сделал несколько шагов по направлению к строю лучников, стоящих спиной к своему повелителю и выцеливавших в гуще боя врагов.
  Но вот среди лучников возникло замешательство, многие побросали луки, выхватывая короткие кривые сабли. Два печенега, что стояли в центре строя, рухнули как подкошенные, а в брешь в строю ворвались двое русичей. Один, отбивая вскользь удар клинка мечом в правой руке, рубанул вторым мечом по незащищенному животу кочевника. Второй, прикрывшись небольшим круглым щитом с умбоном, с хеканьем опустил боевой топор на голову стоявшего слева от него степняка. В образовавшийся проем вклинились еще двое витязей в кольчугах, продолжая рубить незащищенных доспехами лучников. Воин с двумя мечами, с непокрытой головой, в волосах пробивается седина, забрызганный чужой кровью с головы до ног, яростно что-то прорычал следующим за ним руссам и вместе с богатырем с топором кинулся к хану.
  - Убить, - коротко приказал Куря своим телохранителям. Четверо матерых кочевников вышли навстречу двум набегающим на них воинам.
  ***
  Первая же сшибка показала, что телохранителей хана одолеть будет не так просто, как простых печенежских воинов. Разбившись по двое, они грамотно рубились с воеводой и десятником.
  Удар, удар, еще один... Звон клинков оглушал... Уйти под замах, подставить меч, чтобы сабля степняка плавно соскользнула... Подсечку не сделать - не дают времени... Еще раз увернуться... Укол под низ доспеха... Телохранитель успел подставить щит... 'Чем же вас пронять?' - разум воеводы лихорадочно прокручивал ситуацию. Краем глаза воин заметил, что Тулаку тоже не сладко приходится. Один удар кочевника достиг цели, и если бы не металлический край щита, то десятник уже лишился бы руки... Пот заливает глаза... 'А если так?'... Удар окованного носка сапога пришелся на середину голени степняка, вмяв поножи и выводя печенега из равновесия. Подставив меч под удар второго противника, воевода, что есть силы. рубанул его наискось. Кочевник успел подставить щит. А вот от удара ноги в пах он уже защититься не смог. Двумя короткими движениями добив телохранителей, Светозар кинулся на помощь Тулаку. Вдвоем дело пошло веселее. В это время, что-то гортанно прокричав, хан бросился на помощь своим тельникам. Пятый, воткнув тамгу в землю, поспешил за своим господином.
  До того, как Куря вмешался в бой, русичи успели отправить за кромку еще одного кочевника. И снова зазвенели клинки, в бессилии пытаясь дотянуться до вражеских тел. И вновь, как и несколько лет назад... 'Никто не заметил короткого щелчка воловьей тетивы. Коренастый лучник довольно ухмыльнулся, смотря на черное оперенье стрелы, дрожащее у самых глаз князя. Ее хищное тонкое древко глубоко уходило под выпирающую ключицу, пробив трехслойную кольчугу'. Только теперь стрела поразила Тулака. Отступив на шаг, со всей силы бросил воин в противников щит и рухнул на окровавленную землю. Не успев уклониться, один из телохранителей согнулся от боли, получив окованной кромкой щита в живот. Светозар, моментально воспользовавшись ситуацией, резко опустил один из мечей на незащищенную шею кочевника, практически отделив голову от туловища. От осознания того, что все повторяется, и того, что рядом гибнет друг, с которым прошли не одно сражение, воевода, дико зарычав, пошел в наступление. Боевая ярость накатывала волнами, стоило лишь подумать о стрелах с черным опереньем. Под страшным натиском русского воина кочевники отступали все ближе и ближе к шатру хана. Казалось, воевода не знает усталости. Полуторные мечи в его руках порхали, как бабочки, заставив печенегов перейти в глухую оборону. Когда до шатра оставалось всего пару шагов, Куря, увернувшись от меча русича, бросился в шатер, задернув полог. Подскочив к ларцу, что стоял рядом с ложем, хан откинул крышку и лихорадочно начал в нем копаться. Выудив из недр ларца какой-то амулет, он намотал его на кисть правой руки, державшей саблю, и резко обернулся к входившему в шатер Светозару.
  - Ты сдохнешь, пес, - прошипел Куря, поднимая саблю. - Тэнгри защитит меня!
  - Перун со мной, - еле слышно шевельнулись губы киевского воеводы. В трепещущем свете лампадного масла воин был страшен: весь в бурых брызгах и подтеках, седоватые волосы слиплись коркой, в иссеченной кольчуге, с опущенных клинков капала еще дымящаяся кровь последнего тельника, лицо, казалось, вырезано из векового дуба, уголки губ опущены вниз, а из голубых глаз на хана смотрела ледяная бездна. Раскрутив мечами мельницу, Светозар обрушил их один за другим на подставленную саблю кочевника.
  Вспышка, озарившая шатер изнутри, была видна из любой точки становища. Кое-как проморгавшись, воевода оглядел шатер. Хан сломанной куклой лежал у ложа. Рука, державшая клинок, покрылась волдырями страшных ожогов. Некоторые из них лопнули, покрывая руку желтоватым, мерзко воняющим гноем. Правую сторону лица изуродовала глубокая резаная рана, обнажившая треснувшую кость. Разорванный глаз вытек, перемешавшись с кровью, залившей все лицо. Подойдя к открытому ларцу, Светозар увидел среди золотых монет, драгоценных камней и разных амулетов череп, из которого искусники кочевников сделали чашу. По краю окованная червленым серебром, инкрустированная сверкающими адамантами, чаша завораживала.
  Сдернув с ложа полог из тончайшего китайского шелка, воевода невесть откуда дрожащими руками завернул в него чашу. Опрокинув горящие светильники на ковры, воин направился к выходу. Окинув шкуру, закрывающую вход, Светозар обернулся, окинув взглядом занявшееся огнем помещение.
  - Отправляйся к своему Тенгре, - без всяких эмоций прошептал он хану и вышел из шатра.
  Осмотрев поле сечи, воевода увидел, что битва практически закончилась. Кое-где еще были очаги сопротивления, но погоды сделать они никак не могли. Русы победили. Светозар вскинул над головой руку, с обернутым шелком черепом, и из груди его вырвался раздирающий душу крик. В нем были и радость победы, и горечь от потери друзей и соратников, и счастье от выполнения поставленной цели, и до сих пор не находящее выхода горе от гибели князя. Казалось не звук выходит из легких воина, а кипящие чувства и эмоции рвут воздух...
  Одинокий воин стоял на холме, а в его глазах отражалось занявшееся огнем печенежское стойбище.
  - Любо, - промолвил он, а вдалеке ему вторили раскаты грома. Развернувшись, воин ушел в темноту, сверкнув выбившейся из под шлема серебряной прядью волос...
  ***
  Джарбаш опустил лук, глядя на падающего русича, кинувшего щит в телохранителей хана.
  'Со вторым уже не получится, - подумал советник. - Курю бы вытащить как-нибудь'.
  Воин отчетливо понимал, что у печенегов нет шансов против неистового русского витязя. Вот хан заскочил в шатер, а оставшийся телохранитель пал уже после третьего удара.
  - Великое Небо, помоги сыну твоему, - шептал советник, подкрадываясь к шатру. - Не за себя прошу, за Курю. Он могучий воин. И принесет еще не одну победу, восхваляя твое величие...
  Яркая вспышка ослепила вмиг замершего кочевника. После того, как перестали перед глазами плавать солнечные зайчики, Джарбаш увидел руса, вышедшего из шатра, в котором уже начал заниматься огонь. Вскинув руку с чем-то завернутым в ткань к начинающему светлеть небу, воин издал победный крик и медленно побрел к прочим руссам, который тоже кричали что-то радостное и победное и потрясали клинками.
  Рванувшись к шатру, советник располосовал шкуры выхваченным кинжалом и кинулся к лежащему среди горящих ковров хану. Прижав палец к шее, Джарбаш нащупал еле бьющуюся жилку.
  - Спасибо тебе, Тэнгри, - не забыл прошептать советник, вытаскивая умирающего хана, сквозь разрезанную дыру в стене шатра...
  Всадник с перекинутым через седло перебинтованным воином и заводным конем мчался на восток к славному городу Саркел.
  Глава 4
  Яркое летнее солнце жарило немилосердно. Даже в гриднице стояла духота. Светозар метался по помещению, не находя причины своему беспокойству. Минул год, как был предан огню в священном обряде череп Святослава. Много битв выдержала сотня воеводы. И печенеги, и норманны, и меря, и угры - находники на Русь познали остроту клинка ярого воина и его соратников. Всегда Светозар чувствовал, откуда ждать угрозу Земле Русской. Но вот уже вторую неделю как тяжелый камень лег на сердце седого воина, не давая понять причину беспокойства. Оттого и метался по светлой гриднице воевода, боясь упустить что-то важное, какой-нибудь знак, подсказку богов, чтобы не допустить вражин на Русь. Воины его сотни чувствовали состояние своего вождя и поэтому предпочитали не трогать его и не отвлекать по пустякам. Но вот в дверь пару раз глухо бухнули кулаком.
  - Да! - резко обернувшись от окна к двери, рыкнул воевода, но тут же согнулся в поклоне, прижав правый кулак к сердцу, когда увидел воина, возникшего в помещение. А губы сами шептали: - Перун, бог мой...
  - Вот не надо, - без предисловия и без приветствия ответил вошедший. - Зови меня, как в первую встречу.
  - Да, - кивнул Светозар.
  - Я ведь не просто поболтать зашел, воевода, - нахмурил брови бог, усаживаясь на лавку у стола. - Ты ничего не чуешь?
  - Давит, будто камнем, на душу. А вот что к чему, да откуда напасть ждать, понять не могу, - оставшись стоять, проговорил воин.
  - Да ты садись, в ногах правды нет, - бросил Торарин. - На юге у кочевников есть бог. Имен у него много: Вечное Синее Небо, Белый Создатель Господин, Дээр, Тигир, Танры, но больше всего он известен, как Тэнгри.
  - Слышал про него, - ответил Светозар, усаживаясь на лавку напротив Перуна. - Куря призывал его перед смертью.
  - Ну, допустим, этот хан тогда не погиб, - усмехнулся в бороду бог.
  - Как? - воевода был удивлен, даже очень сильно удивлен. - Он же мертвый лежал, в шатре. Его всего перекорежило от сломавшегося талисмана...
  - Перекорежить то перекорежило,- Перун посмотрел в окно, - но не убило. А когда ты поджег шатер и ушел к своим воинам, первый советник хана вытащил его тело и отвез в Саркел, где Курю и подлатали...
  - Так ты все видел... - глаза Светозара недобро сощурились, - и ничего не сказал. Мог бы предупредить, что гад ползучий ушел от нас.
  - Забудь о нем, - рыкнул Перун, а затем, понизив голос, добавил: - Не могу я вам во всем помогать. Есть такой мировой закон. Закон Равновесия называется. Он применим ко всему. Если бы я сказал вам тогда, то противные силы тоже могли бы чего-нибудь сделать. Например, у ханского советника мог оказаться сильный амулет. Он бы пустил в твой отряд молнию, и от сотни славных воинов остался бы один пепел. Так тебе любо?
  - Нет, так не любо, - опустив голову, проронил воевода.
  - Именно поэтому, мы, боги, стараемся, чтобы вы все делали сами,- раздраженно тряхнув, головой Торарин продолжил, - Отвлек ты меня с этим Курей. Так вот, по поводу Тэнгри. Год назад, когда вы так славно порубили степняков, ты, воевода, со своим отрядом разрушили планы Создателя Господина. А планы были в том, чтобы восстановить Хазарский каганат, так удачно распавшийся после походов Святослава, а Курю сделать каганом. Вы разрушили, да не совсем. Сейчас Тэнгри раздает алгысы своим камам...
  - Алгысы? Камам? - переспросил Светозар.
  - Алгыс - это благословение по-нашему, - объяснил бог, - а кам - это шаман.
  - Ааа, - протянул воин.
  - Этой весной в Саркеле был проведен обряд Тыгыр Таых, как положено с жертвоприношениями, боями среди сильных воинов и прочими танцами с бубнами. В итоге Тэнгри дал добро на восстановление каганата. Сейчас уже гонцы скачут во все дальние и ближние стойбища, улусы, пастбища, куда отогнали табуны. У гонцов знамена с орлом на фоне голубого солнца. Даже враждующие племена не посмеют напасть на таких гонцов. Всех ханов, вождей, беков и нойонов созывают в Саркел, где осенью будет провозглашен новый каган. А уже следующей весной будет разрушительный набег на Русь, Болгарию и далее, куда дотянутся вражьи полчища.
  - А что я смогу со своей сотней? - мрачно спросил воевода. - Мы конечно выдвинемся навстречу, костьми ляжем... Но, толку-то? Они раздавят нас, как букашку...
  - Да не мельтеши ты, - устало буркнул Перун, - На границе со степью есть одна безымянная застава. Расположена удобно. Под холмом, на котором стоит эта вежа, зарыто в ларце перо Рода. Старик расщедрился ради охраны земли своих верующих. Так вот, пока это перо там, никакого огромного вторжения не будет. Не получится и все тут. Но. Это перо можно уничтожить. И смогут сделать это либо сам Тэнгри и его подручные Нацигай, бог молнии, и Бюрт, бог скорой смерти, либо верховный кам-шаман. Если до пера доберутся боги, то они нарушат закон Равновесия и это позволит нам, богам, встать у них на пути. А шаману, чтобы уничтожить перо, нужно прикоснуться к нему и провести какой-то там обряд. Вот этого ты с сотней своей и не допустишь.
  - Да, - с облегчением вздохнул Светозар. Когда появилась выполнимая, хоть и безмерно трудно выполнимая, цель, кошки на душе скрести перестали.
  - Вот еще что, - продолжил Перун, - отправляйся в Киев, да предупреди Владимира...
  - А как же... - пробормотал воевода, - ведь если явишься ты к князю, он, не раздумывая, все бросит и заставу эту окружит всеми возможными заслонами...
  - Владимир... - вздохнул с грустной усмешкой бог, - он уже не тот, что раньше. Это не паренек, скачущий на коне с обнаженным клинком. Сейчас он задумывается о принятии еврейской веры...
  - Как? - опешил воевода, - Князь? Да не может быть...
  - К сожалению, так и есть, - ответил Перун. - Веру предков менять на веру задохликов каких-то, что получив по правой щеке, подставляют левую. Мало того, в новую веру он собирается загнать и народ. Кто добровольно не пойдет, того палками в реку загонять будут...
  - А почему в реку?
  - Крещение, очищение водой, - опять вздохнул бог. - Мол, вода смоет все...
  - Все равно не верю, - Светозар тряхнул головой, - Не может князь...
  Но отвечать было некому. Кроме воеводы в гриднице никого не было. Только свежесть воздуха, как после грозы, заливала помещение.
  ***
  Всадник на уставшем коне, в запылившейся от долгой дороги одежде, стрелой мчался через Киев. По дороге воевода поражался царившему вокруг благолепию. Люди спокойно жили, веселились, как будто не понимая, что где-то на заставах вот прямо сейчас гибнут воины, сиротеют дети, горят пограничные деревни, подожженные ворогом. А люди... Они, кроме живота своего, ничего не замечают. Но вот перед Светозаром раскинулась Гора, центр власти княжеской. Сколько здесь было проведено раньше времени, сколько друзей тут жили... Теперь никого, наверное, не встретишь - практически все полегли в той жуткой сече, когда погиб Святослав.
  Бросив поводья подоспевшему гридню, воевода быстрым шагом направился в княжьи покои. На пороге терема ему путь заступили двое ражих молодцов, бряцающих оружием.
  - Куда?
  - К князю, - сказал, как отрезал, седой воин.
  - Не положено, - гридни подтянулись, заслышав командный голос, но дороги не уступили.
  - По срочному и важному делу, - припечатал Светозар.
  - Сказано, не положено, - стояли на своем стражники, опустив ладони на рукояти мечей.
  - Старшего зовите, раз не положено! Чего застыли, как каменные? - недобро прищурившись, бухнул воевода.
  - Что тут происходит? - раздался из-за двери могучий бас. Дубовая дверь распахнулась, и на пороге показался высокий, широкоплечий воин. Поверх белой рубахи была одета однослойная кольчуга, а рукоять меча, выглядывающая из потертых ножен, ясно говорила, что клинком любят и умеют пользоваться. Быстро оценив ситуацию, он бухнул. - Ну здоров, Светозар. Давненько не видались. К князю?
  Седой воин молча кивнул.
  - Тогда пойдем, провожу. Не сердись на гридней, служба у них такая, - Войдан, а это был именно он, пошире распахнул дверь, затем обратился к стражникам: - А вы молодцы, службу правильно несете. Хотя и поторопиться могли бы, меня позвать. А посему, если кто незнакомый рвется к князю, то сначала докладываете мне, а не стоите столбами.
  Пройдя в открытую низкую дверь, воевода поклонился, отдавая дань уважения дому, принявшему его. Да и как ни крути, а обороняться в домах с небольшими дверками куда удобнее, чем с большими в полтора человеческих роста створами, куда даже всадник на коне въедет. В полумраке сенной Светозар проговорил:
  - И ты будь здрав, Войдан. Как князь поживает?
  - Да нормально все, - тельник князя пожал плечами. - Послы, пиры...
  - Нда... - протянул воевода, - пиры, послы... А как же походы? Как же охрана рубежей Руси? Засиделся князь в хоромах то?
  - Но-но, - оборвал воина Войдан, шагая по лестнице на второй поверх. - Не дело говоришь. Сам понимаешь, что про походы и прочее я говорить с тобой не буду. Надо будет - Батька сам расскажет. Какими судьбами здесь?
  - Вот князю и расскажу, - буркнул Светозар, - для его ушей новости.
  - Ну как знаешь, - фыркнул тельник и дальше, вплоть до самой двери в княжьи покои, молчал.
  На стук из комнаты раздался резкий возглас:
  - Кто?
  - К тебе, Батька, Светозар приехал, - ответил Войдан, пропуская воеводу в помещение.
  - Ну, будь здрав, Светозар, - карие глаза Владимира впились в седого воина. - С чем пожаловал?
  - Исполать тебе, княже, - воевода спокойно выдержал взгляд правителя Руси и прошел в центр светелки. - Новости у меня для тебя. Боюсь, не веселые совсем.
  - Войдан, проследи, чтобы ни одного уха рядом не было, - бросил князь и, обращаясь к Светозару, добавил, - А ты присаживайся. Рассказывай.
  Пересказав разговор с Перуном, опустив только упоминая про Курю и новую веру, воевода выжидательно уставился на Владимира. Тот молча ходил по комнате. Резко остановившись, князь обернулся к Светозару:
  - Что ты от меня ждешь? Нет у меня людей! И так все по рубежам раскиданы. А на той заставе человек пятьдесят должно быть. Уж что-что, а послание какое-нибудь отправили бы уже. К тому же сам говоришь, еще год как минимум есть...
  - Я думал, что ты совсем не так отнесешься к новостям, - хмуро бросил Светозар.
  - А что ты хотел? Чтобы я с клинком в зубах полетел на эту заставу? - князь продолжил ходить по комнате, и красный плащ за спиной качался в такт стремительным движениям. - Как я могу по не проверенным сведеньям срываться неведомо куда и неведомо зачем?
  - Тебе слова Перуна мало?
  - Перун..., - Владимир вскинул голову. - А что Перун? К тому же это только твои слова. А ты, позволь напомнить, под мою руку не идешь. Может хочешь, чтобы я увел всех своих воинов на юг, а сам в это время захватишь власть в Киеве.
  - Мальчишька, - рявкнул Светозар, - как ты можешь?
  - Никто, - прошипел князь, сверкая глазами, - никто! Слышишь? Никто! Не смеет! Называть! Меня! Так! Я не посмотрю на твои седины и на то, что ты служил моему отцу верой и правдой. Посажу на кол, и вся недолга.
  Воевода молча покачал головой, поднялся и вышел из светелки, оставив разъяренного князя в одиночестве.
  ***
  -Вот и весь наш князь, - окончил воевода рассказ о прошедшей встрече с Владимиром. Десятники сидели за столом и молчали, переваривая услышанное. Молчание и предчувствие недоброго тяжестью навалилось на всех присутствующих.
  - Но хоть что-то он обязан же сделать! - в сердцах рыкнул Тулак. После той памятной сечи его чуть живого вытащили с поля боя и выходили.
  - А что он сделает? - хмыкнул Светозар. - Владимир четко дал понять, что ничего предпринимать не будет. Я так себе думаю, сейчас отправим на заставу кого-нибудь из наших. Он осмотрится и доложит. А там может и весточку какую передаст от командира гарнизона. А уж с этими сведеньями можем и поднажать на Батьку. Ибо сами мы вряд ли сдюжим.
  - Тут такое дело еще, - замялся еще один десятник.
  - Не тяни кота за... хвост, - рубанул Светозар. - Чай, не девицы тут сидят.
  - Да заметили мы с ребятами, - решился все высказать воин, - что сколько бы наших не погибло в какой битве, потом приходят новые воины. Но как набирается сотня - все. Как отрезало. Никто больше не идет. А тут подтянулся народ, и нас уже гораздо больше сотни. Даже пришлось два новых десятка создавать.
  - А то я думаю, чего это Вакула да Борис тут сидят, - заметил воевода.
  - Так вот мы и думаем, - продолжил воин, - Что будет что-то страшное, раз нас Перун заранее ратниками снабжает.
  - А ну цыц, - бухнул Светозар. - Нечего тут панику поднимать. Да, по всему выходит, что сеча злая будет. Да, кто-то из нас уйдет за кромку. Да хоть все уйдем! Но наша цель должна быть достигнута. Шаман не должен даже одним своим поганым пальцем прикоснуться к перу. А теперь, пока есть время, натаскиваем зелень, чтобы не полегли в первой же стычке. Готовим припасы, и, вообще, решаем все свои земные дела. Ничто не должно отвлекать от обязательств перед богом да Землей нашей русской.
  Светозар, закончив речь, молча оглядел своих соратников. Все понимали, что в битве любой из них может сложить голову. Но такова доля воина. А когда дает цель покровительствующий тебе бог, ты хоть расшибись в лепешку, но ее выполни.
  - Во имя Земли нашей, во имя веры отцов, ради жен и детей, ради их счастливой жизни мы должны смочь, должны сокрушить всех, кто попробует помешать нам, - напоследок проговорил воевода.
  ***
  Стужа выхолодила весь воздух. От мороза трещали деревья в лесу. На улицу старались не выходить: ветер ледяными иглами колол лицо, искристый снег выбивал из глаз слезы, а Карачун так и норовил завести в чащу одинокого уставшего путника и проморозить до состояния ледяного тороса. В гриднице было жарко натоплено, и воины с шуточками и смешками в очередной раз проверяли свое снаряжение. Тут отполировать, там подточать, что-то наточить, закрепить. Ведь в бою от самой малой пряжки или ремешка зависит твоя жизнь. Дверь резко распахнулась, пустив в помещение струю ледяного воздуха. Ввалившийся в гридницу человек был сильно обморожен. Брови, усы и борода побелели от покрывавшего их инея. Покрасневшая от мороза кожа местами побелела. Окоченевшие пальцы с трудом скинули рукавицы, обнажив все ту же обмороженную кожу на руках. Побросав свою амуницию, воины подскочили к пришедшему, помогли скинуть тулуп, наскоро растерли тело и усадили у огня, предварительно укрыв теплыми шкурами и всучив в руки братину с горячим медом.
  - Ты как?
  - Светозара позовите, - трясущимися губами прошептал воин, пытаясь отогреться.
  На шум со второго поверха спустился воевода.
  - Что тут? - спросил он. - Клёст, ты? А чего рано-то так? Договаривались же, что ранней весной вернешься. А ты в такие морозы пробирался.
  - Я бы дождался весны, - Клест все еще дрожал, как осенний лист на ветру, но голос уже выровнялся. - Да только дело безотлагательное. На заставе совсем плохо дело.
  - Говори, - уронил Светозар. - От соратников не должно быть никаких секретов.
  - Так вот, - продолжил, дождавшийся разрешения говорить, воин. - Все зимовья кочевников снимаются со своих обычных мест и собираются у Саркела. Абсолютно все: и донские, и днепровские, и ... печенеги просто собрались, похватали все свое добро и уехали. Белая вежа для русов уже давно не доступна. Туда даже торговцев не пускают.
  - Этого я и ожидал, - помрачнел воевода. - А на заставе что?
  - А там вообще не понятное, - вздохнул Клёст. - Ни одно из посланий, отправленных князю с почтовыми голубями, не было доставлено. Либо Владимир не считает нужным на них отвечать. Хотя сомневаюсь. Еще с лета отправляли воинов к князю. Но тоже тишина. Вероятней всего, ни один не добрался.
  - А ты как же? - воевода подозрительно оглядел воина. - Ты же добрался.
  - А я, - Клёст с усмешкой обнажил клыки, выступающие чуть больше, чем у обычных людей, - в личине волка бежал, пока тепло было. Это позже я человеком топал. А вот когда границу со степью пересекал, помутнение было, будто мешком по голове дали. Думаю, обычный человек там не пройдет.
  - Ндаа... - протянул Светозар. - Копченые хорошо подготовились. Клёст, для Владимира есть послание от головы заставы?
  - А то, - воин опять по-волчьи усмехнулся, - в заплечной суме лежит.
  - Ну, добре, - воевода оглядел соратников. - Как снег начнет сходить, я отправлюсь в Киев, а вы, други, выдвинетесь к заставе. После князя, как бы разговор не прошел, я к вам присоединюсь.
  ***
  Ранней весной воеводе выехать в Киев не удалось. Занимали его больше дела хозяйственные и организаторские. К тому же по весенней распутице не все воины, которые уезжали проститься с родными, живущим в других городах и селах, успели добраться до небольшой крепостицы, в которую превратилась вежа, основанная Светозаром. С каждым днем, приближающим лето, воевода от нетерпения зверел все больше. Но вот, наконец, все дела были улажены: отряд укомплектован, собран, снабжен припасами, с головой соседнего печища договорились, что тот присмотрит за крепостицей, ворота закрыты на большой навесной замок, выкованный одноруким кузнецом. Воины двинулись к реке Березича, чтобы по руслу спуститься к городу Любечу, а затем добраться до заставы. Светозар же гнал коня к стольному Киев-граду.
  Шинок у Вручея ничем не отличался от прочих харчевен, расположенных на пути от Полоцка до Киева. Те же окна, затянутые мутным бычьим пузырем, те же мощные скамьи, которые не поднять одному человеку, те же засаленные и покрытые разными пятнами столы, та же гомонящая, пьющая и жрущая толпа за этими столами.
  - Мяса, каши, кваса и переночевать, - Светозар выложил перед корчмарем полушку.
  - Это мы быстро, - мужичок схватил деньги наскоро вытертыми о передник руками. - Комната на втором поверье, третья справа.
  - Еду в комнату принеси, - буркнул воевода, еще раз оглядывая зал.
  - Не вопрос, все сделаем в лучшем виде.
  Комната также ничем не отличалась от прочих комнат трактиров: одно окно, стол, широкая лавка у стены, на лавке скрученное войлочное одеяло. Усевшись на лавку, Светозар, уставился в окно, думая о деле, возложенном на него богом. Не подведет ли? Успеет ли в срок добраться до заставы? Сможет ли уговорить князя поддержать его войском? А если сможет, то сколько людей выделит Владимир? Вопросы, вопросы, вопросы... Они теснились в голове, жужжа назойливыми пчелами, разъедали мозг кислотой, заставляя беситься от неизвестности и волком смотреть на отвлекающих от проложенного пути людей.
  На скрип двери воевода даже не покинул головы.
  - Поставь на стол, - безразлично бросил он, и чуть не подпрыгнул от прозвучавшего ответа.
  - И что же я должен тебе поставить? - с усмешкой басом ответил золотобородый уставший воин. - Уж не зелена ли вина, чтобы затопить беспокойство свое?
  - Торарин... - еле проговорил Светозар. - А как ты?.. Уже третий раз приходишь ко мне. Я себя ощущаю самым счастливым воином... И в то же время не могу передать, как ответственность перед тобой, перед Русью, перед моими людьми, доверившимся мне, наконец, пригибает к земле, точно пудовый камень.
  - Ладно тебе, воевода, - проскрипел злотобородый. - Слушай сюда. Время на исходе. У Саркела уже формируется орда печенегов. Ты должен успеть на заставу. И к князю тоже должен успеть. Как хочешь крутись, но должен. Владимир даст людей, пусть со скрипом, но даст. Постарайся быть посдержанней. К тому же вам самим не справится.
  - Как так? - вскинулся Светозар. - Если князь людей даст, да еще на заставе народ есть. Городище точно обороним.
  - Да подожди ты, - Торарин досадливо поморщился. - Дослушай сначала. Там обязательно будут шаманы Тэнгри. А посему и с нашей стороны будет волхв.
  - Волхв... - воевода втянул воздух сквозь стиснутые зубы. - Опять разные вирши петь будет. Я - человек меча. Уж лучше с воинами на смерть идти, чем с этими кудесниками за соломинку хвататься и ждать пощады и милости от богов...
  Перун грозно глянул на прикусившего язык воина.
  - Многие волхвы, - проговорил бог, и в голосе его чувствовались раскаты грома, - Не сидят в избушках, не сушат трав, лягушек и прочих тварей. Тех, кого я сам пометил, не уступят в бою очень хорошему воину. Но помимо этого молитвой и благостью своей могут призывать часть нашей, божьей, силы и творить чудеса. Это-то ты понимаешь?
  Светозар кивнул, боясь открыть рот и сболтнуть опять что-нибудь лишнее.
  - Запомни, - устало сказал Перун. - Ты должен успеть.
  - Успеть, - проговорил воевода, посмотрев в окно, - конечно, куда мне деваться-то?
  - Вот, как просили, - голос дородной кухарки прозвучал сразу же следом за скрипом двери.
  - На стол поставь, - не задумываясь, бросил Светозар. Затем резко обернувшись оглядел комнату.
  - Гроза что ли будет? - кухарка поставила на стол горшок с гречневой кашей и мясом и братину с квасом, принюхиваясь к царившей в комнатушке грозовой свежести.
  - Нда, - протянул воин больше для себя, чем для посетительницы, - Видимо будет гроза...
  ***
  'Успеть', - билось в голове воеводы в такт дробного стука копыт. 'Успеть до грозы', - продолжало стучаться, пока Светозар проносился по Киеву. 'Успеть', - колотилось в его мозгу, когда соскакивал с коня и подбегал к входу в княжьи покои.
  Завидев воеводу, те же княжьи гридни, что и год назад, без лишних разговоров дозвались Войдана, хмуро поглядывая на воеводу.
  - Ну пойдем, - без приветствия пропустил воина в сени тельник князя. Дальше без промедления вдвоем поднялись в покои Владимира.
  - Опять ты, - так же не поздоровавшись, сказал князь, глядя на вошедших. - Опять свои песни про великий набег петь будешь?
  - Да, князь, - скрежетнул зубами, но стерпел воин.
  - Небось, снова Перун приходил? - с усмешкой спросил Владимир. Губы его усмехались, но глаза оставались серьезными, даже встревоженными. Князь понимал, что не станет Светозар попусту сотрясать воздух, тем более получив раз отказ.
  - Приходил, а как же, - вернул злую усмешку Светозар. Пусть знает князь, да Войдан пусть слышит, что к нему, к простому воину, приходит говорить и предупредить сам Перун. - Но не об этом сейчас речь.
  - Тебе пора в волхвы идти, - поморщился Владимир. - Ну что там у тебя?
  - Вот, - коротко ответил Светозар, вытаскивая из сумы послание начальника заставы. - Я не знаю что там написано, но мой человек, который там побывал, говорит, что худо совсем на заставе. Никто из воинов не смог до тебя добраться, а голуби, как я понимаю, тоже не прилетели.
  - Никто мне послания не передавал, - буркнул князь, посмотрев на своего тельника. Тот отрицательно качнул головой. Бегло осмотрев сургучные печати и сломав их, Владимир углубился в чтение. И чем дальше он читал, тем мрачнее становилось его лицо. Наконец, оторвавшись от послания, князь невидящим взором уставился перед собой.
  - Тааак, - через некоторое время протянул он, передавая свиток Войдану. - Уговорил ты меня, воевода. А сам то что?
  - А сам, - Светозар незаметно перевел дух. Часть дела он выполнил и уговорил Владимира дать воинов. - А сам сейчас скачу туда. Мои воины уже выступили..
  - Ну, добро, - князь все еще был мрачен, как туча. - Я подумаю, кого отправить. Но сам понимаешь, много людей дать не могу и так северные рубежи оголяю.
  - Я все понимаю, - кивнул воевода. - Будь здрав, князь, и ты, Войдан, тоже.
  Когда дверь закрылась за пожилым воином, Владимир повернулся к телохранителю:
  - Вот что. Пусть собирают пир. Всей старшей дружине быть обязательно. И тем, кто из сотников и тысяцких сейчас с застав северных приехал - тоже. Я на месте буду смотреть, кого отправить.
  - Будет сделано, Батька. Собирать только воинов или купцов и прочих приглашать?
  - Как же надоели эти павлины, - Владимир тяжело вздохнул, - Но без них сейчас никуда. Причины не называй. Пусть будет пир. Обычный пир. А с выбранным человечком отдельно разговаривать будем.
  
  ЧАСТЬ 3 Джарбаш
  
  Все Батыры сегодня восстали!
  Все Каганы великие, Беки, Эмиры,
  Вновь с надеждой глядят на Тебя!
  Вновь величья и славы предков достойный,
  Небесами заполненный весь,
  Пробуждайся скорее, спящий гигант,
  Поднимайся с колен!!!
  На коней боевых вновь садись,
  На дорогу Аттилы, Чингиза вновь становись!
  До последних морей край Свободы раздвинь!'
  
  Айрат Батыр (Улан-Батор)
  
  Глава 1
  Черноволосый воин подъезжал к Вторым военным воротам Константинополя. Раскаленный солнцем воздух дышал жаром, и пот высыхал на теле, не успевая промочить полотняную рубаху, одетую под легкий кожаный степняцкий доспех. Стена Феодосия поражала своей высотой и мощностью. Квадратные башни громадами вздымались в небо. Казалось, эту крепостную стену не разрушить, не взять никакой осадой. Показав подступившим стражникам перстень, воин двинулся дальше. Ото рва с водой перед боевым парапетом, окружающего стену, повеяло легкой прохладой, но она быстро исчезла, стоило лишь ступить коню на мощеную площадь за воротами. Город поражал своей красотой даже после голода, который длился больше трех лет. Сейчас везде шло восстановление. Иоанн Цимисхий железной рукой навел порядок в стране и городе после смерти Никифора Фоки. Воин ехал по Триумфальной улице, оставляя по правую руку Бычий Форум. Этот Форум был прозван так из-за того, что в центре его стояла печь, исполненная в форме быка. Еще при Константине здесь сжигали христиан. Сейчас же она использовалась для казни преступников. В данный момент в ней казнили очередного неугодного. Дикий, рвущий жилы, захлебывающийся болью крик продирал до костей. Вокруг печи столпился народ, всегда жадный до кровавых зрелищ. Голова степняка слегка повернулась в сторону происходящей казни. Его лицо оставалось каменным, а карие, достаточно крупные для кочевника, глаза были холодны, как кусок льда.
  Бани Ахилла, с вечно струящимся над ним паром, остались справа. Миновав Форум Фокия, воин выехал к Ипподрому. Это циклопическое сооружение, строившееся около 130 лет, было украшено двойной аркадой из сотен изящных высоких колонн, на антамблементах которых покоилась деревянная крыша. Обогнув Сфендон Ипподрома справа, степняк приблизился к дворцу императора.
  Ловко соскочив с коня, воин постучался в неприметную калитку. Открывшему окошко стражнику был предъявлен все тот же перстень. Калитка бесшумно распахнулась на хорошо смазанных петлях, и степняка без вопросов пропустили внутрь.
  Мрамор, барельефы, статуи - все поражало своей красотой и монументальностью. Но жесткое сердце кочевника оставалось холодным к прекрасному. Быстро пройдя по коридорам, он подошел к позолоченным дверям, у которых скучали два стражника. Кирасы, шлемы, гладиусы, фибулы, закалывающие плащи, наручи, поножи - все было начищено и сияло даже в полумраке коридора. Короткие пилумы, с треском столкнувшись, преградили дальнейший путь пришлому. Тут уже показанное кольцо власти своей не имело.
  - Занят он, - коротко сказал один из гоплитов. - Жди здесь.
  Понимая, что спорить бессмысленно, воин молча кивнул и отошел вглубь коридора.
  Но вот дверь распахнулась, и в нее шагнул невысокий византиец. Широкий в плечах, с взлохмаченной неподстриженной бородой, с живыми голубыми глазами, со светлыми короткими волосами, он стремительно ворвался в коридор. Казалось, сила до того переполняла правителя византийцев, что только быстрота и стремительность в обычных движениях помогали немного ее выплеснуть. За Иоанном Цимисхием, вышли еще два воина. Одеты они были так же, как и гоплиты у двери.
  - Ааа! - воскликнул император, завидев степняка. - Наконец-то прибыл. А ведь я посылал за тобой еще месяц назад.
  - Надо было правильно уйти, - глубоким, немного хриплым голосом, ответил приблизившемуся византийцу кочевник. - Сам же знаешь, египтяне очень щепетильны в этих вопросах. А тут ближайший советник царя исчезает. Непорядок.
  - Да-да, - скороговоркой выпалил Иоанн. - Идем со мной. И при людях, уж будь добр, именуй меня господином... Ну или хотя бы на Вы обращайся. Я же император, а то урон для моего положения выходит.
  - Как прикажет мой повелитель, - сложив руки перед грудью, с усмешкой поклонился степняк.
  Поднявшись по двум лестницам, четверо подошли к покоям императора. Махнув рукой гоплитам, шествовавшим сзади, Иоанн прошел в дверь, предупредительно распахнутую стражем, и поманил за собой степняка. Когда дверь захлопнулась за спиной, кочевник осмотрелся. Часть покоев занимала огромная кровать с балдахином, укрепленном на резных опорах. На стенах висели охотничьи трофеи: головы вепрей, оленей, туров. Пол застрелен теплыми шкурами. На столе стояло две вазы. Одна с лепестками роз, источающими дивный аромат, вторая же была заполнена смелыми фруктами и виноградом.
  - Угощайся, - кивнув на вазу с фруктами, Иоанн уселся в одно из кресел. - Или тебе чего посущественней?
  - Не хочу, - коротко ответил степняк, продолжая разглядывать комнату. - А ты неплохо устроился.
  - Так я же императором стал, - с усмешкой ответил византийский правитель. - Должен соответствовать. Головорез, дело очень срочное появилось.
  - Я же просил меня так не называть, - жестко ответил степняк. - Рассказывай.
  - Ладно-ладно, - в успокоительном жесте поднял руки Иоанн. - Джарбаш, ты же знаешь, что сейчас неспокойное время.
  - Оно всегда неспокойное.
  - С Египтом вроде сейчас все наладилось, - почесал запястье император. - Но вот с севера стали совершать набеги русы, хотя я вроде со Святославом договаривался, чтобы они болгар обложки. Так представляешь, эти северяне взяли Доростол и Аркадиополе, а затем обратились на нас.
  - Ну, русы всегда были яростными и умелыми воинами, - Джарбаш хмуро наклонил голову. - Уж не хочешь ли, чтобы я к их князю в доверие втерся?
  - Рожей ты не вышел, дорогой друг, - усмехнулся византиец. - Не такие уж они и непобедимые. Я только что из Доростола. Порубились мы здорово, конечно. Хоть и много славных воинов полегло, но цель достигнута. Святослав пошел на переговоры. Мы договорились, что он убирается из Болгарии и больше на нас не нападает. Печенегов пусть терзает. Но к нам ни ногой.
  - Не просто так же он уходит, - рот степняка скривился в ухмылке. - Что ты ему пообещал или дал?
  - Пришлось раскошелиться, - поморщился император. - Четыреста килограмм золота - это тебе не просто так. Я прекрасно понимаю, что если со Святославом ничего не случится, то года через три, максимум пять, набеги повторятся.
  - И ты хочешь?..
  - Именно, - утвердительно кивнул Иоанн. - Сейчас собирается золото и через неделю-другую будет отправлено князю. Сопровождать груз будет отряд воинов и посольство. Это же посольство дальше отправится на пороги Днепра просить печенегов о свободной дороге для русов.
  - А на самом деле?
  - А на самом деле в посольстве будет один человек, который расскажет хану о том, сколько золота везут киевляне. А так же сообщит, что это будет плата степнякам за голову Святослава и за дальнейшие набеги на Русь. А если у печенегов не получится сие совершить, то сам избавит князя от жизни. И этим человеком будешь ты.
  - Хм, - в здумчивости протянул Джарбаш. - А меня ты, конечно же, спросить забыл.
  - Кроме тебя некому, - отрезал Иоанн и, вскочив, зашагал по комнате. - Ну, посуди сам. В посольство наше, византийское, тебя включить можем? Легко. Никто и пикнуть не посмеет. А остаться среди печенегов и не выделяться? Для тебя тоже труда не составит. Ты же потомственный мамелюк, великий воин. Хитрый, расчетливый, безжалостный. Тебе этого князя жизни лишить, что мне высморкаться...
  - Тут лесть не поможет, - все еще хмуро проговорил Джарбаш. - Что я получу с этого?
  - Ты..., - император был доволен, и голос его звучал, как медовая патока. - А проси, что хочешь. В разумных пределах, конечно. Но учти, если не сможешь все выполнить так, как сказал, казню. Даже не посмотрю, что друг детства.
  - Не пугай пуганного, - степняк зло усмехнулся. - О цене поговорим, когда все будет готово. И выполнишь ты все, что попрошу. Иначе, уже я не посмотрю, что ты император...
  - Ну что ж, - глаза Иоанна сузились, в них полыхало злое пламя, крылья тонкого носа трепетали, кулаки с хрустом сжались. Но император сумел погасить вспышку ярости. - Вот и договорились.
  - Пойду, приведу себя в порядок, - от глаз Джарбаша не ускользнули внутренние терзания правителя. - Где сейчас гетер поприличней тут найти можно?
  Кочевник знал любвеобильность императора, а так же то, что тема женщин всегда поднимала ему настроение.
  - Ооо, - протянул Иоанн с улыбкой кота, добравшегося до сметаны. - Ты обратился по адресу. В районе Бань Константина есть одно местечко, сам туда захожу. Девочки без болезней, а уж миленькие какие, пальчики оближешь. А мне вчера новую рабыню подарили, чисто персик. Молоденькая, но все при ней. Всю ночь оторваться не мог. Сейчас, пожалуй, тоже позову. Ну, ты иди, иди. Пора тебе.
  - Позовешь, как золото будет собрано, - Джарбаш с усмешкой поднялся и направился к дверям.
  - Конечно, конечно, - император подскочил к выходу из покоев и обратился к охраннику. - Михаил, приведи мне новую рабыню.
  Степняк шел по коридорам дворца, сапоги глухо бухали по мраморным полам. Но это совсем не отвлекало его от мрачных дум. 'Что ж, император, уж я выполню твою просьбу-приказ. Но я взамен спрошу с тебя вдоволь. Великое Небо, ну зачем мне этот князь русов? Но пусть. Пусть он умрет во имя Тэнгри. А наградой я выберу храм. Византиец построит храм в Константинополе, посвященный Тэнгри. Он не посмеет отказать...'
  ***
  Доростол встретил послов Царьграда пасмурной погодой и мелким накрапывающим противным дождем. Город до сих пор нес следы трехмесячной осады и ожесточенных боев. Повсюду ходили византийские патрули, не давая подняться народному голодному бунту. Князь Святослав расположился в царском дворце, а его воины разместились в прилегающих к дворцу домах. Посольство встретили благосклонно. Привезенное золото отправили пересчитывать Свенельда, могучего воина, представленного, как воеводу. Во время приема Джарбаш молча наблюдал за русами. Поджарые, никакого лишнего жира, все двигаются с грацией хищных зверей, с оружием не расстаются. Больше всех запомнились князь и еще один светловолосый воин, не отходящий от правителя Руси, тоже воевода, называли его Светозар, как наиболее опасные и опытные бойцы.
  'А поручение Цимесхия не так-то и просто будет выполнить', - подумалось в тот миг мамелюку. - 'Яд бы подошел, но никак не подкинуть его. Стрела из засады? Возможно. Только такие бойцы нутром чуют опасность. Разве что стрела во время боя, когда чувство опасности забивает все остальные, и на скрип тетивы не обратишь внимания. Нож ночью под ребро? Нееет. Быстрее сам голову потеряешь. Пожалуй, остановлюсь на стреле во время боя, если клинки печенегов не справятся. Тэнгри, да укрепи мою руку...'
  Распрощавшись с русами, предварительно обговорив сроки, в которые киевляне покинут город, посольство после пары дней отдыха двинулось вверх по течению Днепра на переговоры с печенегами.
  Кочевники встретились на подходах к порогам реки. Небольшой разъезд с гиканьем и криками налетел, окружил, не давая проехать дальше. Невысокие, почерневшие от солнца, в запылившейся одежде, с узкими глазами, жидкими усами и бородами, в лохматых шапках, степняцких кожаных доспехах с нашитыми костяными пластинами, печенеги восседали на таких же, как и они сами, низких конях. Первый, окруживший посольство, ряд выставил копья в сторону византийцев, второй ряд спешно накладывали стрелы на короткие композитные луки. Константинопольцы хмуро зыркали по сторонам, не убирая ладони с рукоятей гладиусов.
  - Пусть Прародительница Умай даст корм вашим коням, а Великое небо будет благосклонно к делам и семьям вашим, - проговорил византиец, являющийся главой посольства.
  - Кто вы, знающие, как правильно приветствовать степного воина? - прокаркал степняк, у которого оружие было украшено дороже, чем у других.
  - Мы послы, - продолжил византиец, - от великого Иоанна Цемисхия к вашему светлому хану.
  - Ну, раз послы, - нахмурился кочевник, от него не укрылось, что правителя Константинополя именовали великим, а хана всего лишь светлым. - Тогда следуйте с нами.
  Дальше движение продолжали в том же порядке: посольство в середине, печенеги, не убирая оружия, впереди, по бокам и сзади. Стойбище поразило Джарбаша шумом и гомоном. Даже в иных городах на рынках и торговых площадях было тише. Голосили все: и грязные, чумазые дети, возящиеся в пыли, и неухоженные женщины, делающие разную работу по дому, и домашняя живность, какая от того, что ее ведут на убой, какая из солидарности с ней, а какая просто из вредности. 'И с этими людьми я должен остаться, чтобы выполнить поручение Иоанна. Ндааа... Одно радует, это истинные верующие, а не всякие христиане и прочие иудеи', - подумал в тот миг мамелюк.
  Встреча с ханом Курей, так же как и с русами, прошла в благожелательном настроении обеих сторон, взаимных заверениях о не нападении и прочих медовых речах. На просьбу о том, чтобы пропустить русов через свои земли, Куря, подумав немного, согласился. Ему не было резона нападать на, пусть и потрепанное, но с отменной выучкой, княжеское войско со Святославом во главе. Выходя из шатра хана последним, Джарбаш попросил стоящего у выхода кочевника о встрече с ханом с глазу на глаз. Сказано все было шепотом и на тюркском наречии, что было распространено у монгольских скотоводов, чтобы шедшие впереди византийцы ничего не услышали, а если и услышали, то не поняли. Просьба воина удивила, он даже округлил глаза, но торопливо кивнул.
  Вечер мягко окутал степь. В стойбище зажигали костры, воины уходили в ночной дозор. Джарбаш плавно встал и шагнул в сторону, выходя из круга света, отбрасываемого костром. Там осталась сидеть пара гоплитов, несших охрану посольства. Они покосились на молчаливого воина, но не сказали ни слова. Мамелюк отошел к палатке, разбитой византийцами и замер, внимательно осматриваясь по сторонам. Силуэт человека, приближающегося со стороны шатра хана, он заметил сразу. Чуть более темный, чем все окружающее, через несколько мгновений силуэт оформился в воина, которому мамелюк передал просьбу о встрече с Курей.
  - Хан зовет, - приблизившись на расстояние двух шагов, тихо проговорил кочевник. - Иди за мной.
  Джарбаш, молча, последовал за стражником. В шатре горели масляные лампы, бросая дергающиеся тени на окружающие предметы. Хан лежал на сваленных кучей шкурах и потягивал кальян. Сладковатый аромат гашиша наполнял юрту, вытягиваясь через отверстие вверху. Куря разглядывал пришедшего воина прищуренными глазами.
  - Кутты болсын, хан, - Джарбаш поклонился сложив руки перед собой. - Разговор очень серьезный.
  - И тебя пусть поддерживают духи предков и Тэнгри, - бросил хан, - говори.
  - Речь пойдет о Святославе, - мамелюк глазами указал на двух воинах, стоящих за спиной Кури.
  - Это тебя не должно заботить, - отрезал хан, - говори.
  - Хорошо, - тряхнул головой Джарбаш, - дело в том, что Святослав везет с собой четыреста килограмм золота...
  - Тааак, - хан даже приподнялся на шкурах и отложил в сторону мундштук, - рассказывай подробнее.
  - Это дань Константинополя, - продолжил мамелюк, - договор о ненападении и так далее. Так вот, войско Святослава, сильно пострадавшее и уменьшившееся на две трети после боев под Доростолом, повезет это золото. Вам его нужно всего лишь забрать.
  - Гладко рассказываешь, - в задумчивости протянул хан, опять взяв в руки мундштук, - а нам то что? Ну, заберем мы золото, потеряем треть воинов. Это в лучшем случае. А потом придет Цимесхий со своими когортами и сровняет наш стан с землей. Зачем нам это? Уж лучше пропустить киевлян с миром.
  - Не придет, - Джарбаш не ожидал, что убедить хана кочевников будет легко, и поэтому с напором продолжил: - Иоанн предлагает это золото как плату за голову Святослава. И дальнейшие набеги на Русь.
  - Ммм... - Куря с прищуром посмотрел на Джарбаша. - А кто ты вообще такой, что разбрасываешься такими предложениями?
  - Я мамелюк, - Джарбаш достал из кошеля перстень Иоанна. - Цемисхий доверяет мне. И это именно его идея. Если великий хан позволит, я бы остался и помог бы лишить жизни киевского князя.
  - Слишком все красиво у тебя получается, - Куря приподнялся на локте и остро взглянул на воина, - знаешь, как следует обращаться к уважаемому человеку, знаешь наши обычаи, мамелюк опять-таки. А во что ты веришь, мамелюк? И чем ты можешь доказать свои слова?
  - Тэнгри неба - один-единственный, истинный тейри.
  Тэнгри неба - тот, кто создал землю и небеса,
  Тот, кто каждый день дарует нам рассвет, - на распев проговорил Джарбаш.
  - Что ж, - почесал подбородок хан, - на первый вопрос ответил. А как насчет второго? Если ты истинный верующий, то должен знать, как произносятся клятвы.
  - Пусть стану кок соккан, пусть меня кок согар, если я солгал или нарушу свое слово, - мамелюк резким движением выхватил стрелу из тула у пояса и медленно лизнул наконечник.
  - Проклятый Небом... Небо проклянет... - в задумчивости повторил за Джарбашем Куря. - Хорошо. Ты остаешься с моим племенем и участвуешь в набеге на киевлян. Я верю тебе, воин. И призываю Тэнгри быть свидетелем нашего договора.
  ***
  Вечер застал кочевников на холме. Куря вглядывался в стан русов, отмечая, что войско действительно оказалось совсем не большим. Усталые киевляне вытаскивали на берег корабли, чтобы завтра по утру волоком протащить их мимо первых порогов Днепра.
  - Если сейчас налетим, - негромко проговорил хан, - положим у них многих.
  - Не торопись, хан, - остановил Курю Джарбаш. - Лучше напасть между полуночью и восходом солнца, когда сон наиболее крепок. А если нападем сейчас, они столкнут ладьи обратно в реку и вместе с золотом уйдут.
  - Дело говоришь, - буркнул хан и повернулся к одному из телохранителей, - передай сотникам, чтобы готовились. После полуночи выступаем.
  В предрассветный час пешие печенежские воины тенями скользили к лагерю киевлян. Остро заточенные клинки и стрелы пронзали задремавших часовых. Затем в лагерь ворвалась лавина конницы кочевников. В стане киевлян начался кровавый хаос. С дикими криками, воплями, улюлюканьем и свистом всадники неслись по лагерю насаживая сонных русов на копья, рубя саблями. Теперь войско хана превратилось в неуправляемое скопление людей, где каждый сам за себя, но у которых одна цель - убить как можно больше противников.
  Куря смотрел, как его воины истребляют небольшие группы руссов, оказывающих слабое сопротивление. Хан улыбался, казалось, победа и золото уже в его руках. Но вот его лицо омрачилось, в левой части лагеря возникло серьезное сопротивление, а так же у княжеского шатра. Дружина руссов стала теснить кочевников и продвигаться к Святославу на помощь.
  - Не дайте им соединиться! - рыкнул Куря посыльному, и тот умчался в гущу сражения. Степняки с удвоенной силой навалились на руссов. Продвижение малой дружины замедлилось, но не остановилось. Хан заметил еще один небольшой отряд киевлян, пробивающийся к князю. Эти воины продвигались вперед, будто перед ними не было войск кочевников совсем.
  - Джарбаш, ты говорил, - повернулся хан к мамелюку, - что сам сможешь погубить этого киевлянина. Твое время пришло.
  - Да уж, - поморщился воин. - Действительно пора. Пусть Тэнгри не оставит меня...
  Достав сложный композитный лук из колчана, Джарбаш по старой привычке стукнул ногтем по тетиве, проверяя натяжение. Затем, управляя конем коленями, спустился с холма в стан руссов. Печенеги носились по лагерю в полном беспорядке, кто-то тащил на аркане полузадушенного киевлянина, кто-то срывал с мертвых золотые и серебряные гривны, кто-то перетягивал раны. Выбрав место повыше и соскочив с коня, воин глазами отыскал Святослава. Киевский князь смеялся, уходя от атак кочевников. Вокруг уже были навалены горы агонизирующих тел, окровавленных трупов, а Святославу все было нипочем. Клинки степных воинов не могли даже прикоснуться к нему, так стремительно и умело рубился князь. Вытянув из тула стрелу и наложив ее на лук, Джарбаш оттянул тетиву до самого уха. Лук заскрипел, сгибаясь почти пополам. Его рога согнулись под уверенными сильными руками кочевника, но все равно пытались распрямиться и пустить стрелу в смертоносный полет. Мамелюк никак не мог выбрать момент. Всегда что-то мешало, то голова печенега, то щиты русских воинов, то сам князь был наготове. Руки уже начинали мелко дрожать от силы, вложенной в натяжение тетивы, и первая струйка пота покатилась по лбу мамелюка. Но вот при очередном ударе князь на миг открылся. Тут же лук, более не сдерживаемый, мощно распрямился, тетива басовито загудела, с силой, рассекающей плоть до кости, щелкнула по костяной накладке на перчатке стрелка, а стрела, со свистом рассекая воздух, устремилась к своей цели.
  Джарбаш видел черный цветок оперения стрелы, расцветший под ключицей князя, и мрачная ухмылка исказила его лицо. Молча и неспешно, он убрал лук в колчан, сел на коня и отправился на холм к хану. Уже оттуда Куря и Джарбаш наблюдали, как копье пронзило бок Святослава, и как через некоторое время в пылу отчаянной рубки он пал, забрав жизни не у одного кочевника. Сколько бы не было печенегов, и как бы не был силен их натиск, но отряды руссов соединились все равно.
  - Великий хан, - Джарбаш тихо обратился к Куре. - Надо бы отступить.
  - Отступить? - взъярился кочевник, - ни за что! Мы вырежем из всех! Ты, мамелюк, свое получил, а я еще нет! Там мое золото!
  - Это же не последние пороги на Днепре, - продолжал уговаривать хана воин. - Завтра-послезавтра они выйдут ко вторым порогам, и вот там уж мы их вырежем всех. И золото будет вашим, мой хан.
  - А почему это только на следующих порогах, а не сейчас? - хмуро поинтересовался Куря.
  - Войско наше отдохнет, - объяснил Джарбаш, - а вот русы будут вымотаны еще больше.
  - Верно мыслишь, - в задумчивости пробормотал хан. - Хитрый ты, мамелюк. Как посмотришь на то, чтобы стать моим советников?
  - Это великая честь для меня, - согнулся в низком поклоне Джарбаш, чтобы никто не видел хитро блеснувших глаз.
  Глава 2
  Предрассветное небо над степью начало сереть на востоке. Яркие ночные звезды тускнели и гасли одна за другой. Дневные обитатели степи просыпались, радуясь солнцу, радуясь, что пережили еще одну ночь. Свист и трели просыпающихся птиц, стрекотание кузнечиков и стрекоз, жужжание пчел, земляных ос и шмелей наполняли окрестности невидимой звенящей жизнью. В лучах восходящего солнца роса искрилась на цветах, и, казалось, все пространство усыпано драгоценными каменьями. Среди многоцветья тюльпанов и ирисов желтыми пятнами выделялись цветки осота и одуванчиков. Васильки, шалфей, бодяк и железняк добавляли фиолетового цвета различных оттенков, разбавляясь шариками цветов синеголова, прозванного так за глубокий синий цвет. Мак покрывал огромные площади, и в таких местах, казалось, что все залито кровью.
  Усталый всадник гнал коня навстречу яркому, слепящему кругу, поднимающемуся над окоемом. Бедное животное уже начало спотыкаться, в уголках рта пузырилась пена, а глаза налились кровью. Понимая, что жизнь и дальнейшие планы сейчас зависят от скакуна, воин остановился у ближайшего ручейка, множеством которых так богата степь весной. Плавно соскочив с седла, он быстро, но аккуратно, снял и положил на землю тело, до этого безвольно болтавшееся на спине животного. Затем, немного поводив скакуна, чтобы совсем не запалился, кочевник дал коню напиться и напился сам. Стреноженный конь был отпущен пастись и отдыхать, а воин развел небольшой бездымный костерок из прошлогоднего сухого кустарника.
  Смочив водой из ручейка заскорузлые, побуревшие от крови и гноя, присохшие к ранам тряпицы, Джарбаш аккуратно их размотал. На руку хана страшно было смотреть. Она превратилась в месиво мяса, кожи и костей, постоянно сочащееся сукровицей и мерзко пахнущим гноем. Как мог, советник промыл эту сплошную рану и заново перетянул вымытыми в ручье тряпицами. Биение сердца у Кури слышно не было, и пульс не прощупывался, но поднесенное ко рту отполированное лезвие ножа слегка запотевало. Значит, кут хана все еще был в теле, а не отправился на небо по призыву Тэнгри.
  - Что ж, повелитель, - с горькой усмешкой проговорил Джарбаш, - я сделал что мог. Теперь только сила воли и благодать Великого неба не дадут тебе соскользнуть в чертоги повелителя мертвых.
  Понимая, что надо отдохнуть самому и дать восстановиться скакуну, мамелюк прилег у костра. Сон быстро сморил воина, ведь пошли вторые сутки без сна, а ночь вышла просто безумной...
  ***
  ...Человек брел по степи, еле переставляя ноги. Было отчего-то невыносимо тяжело это делать. Шаг, еще один, передохнуть немного, и снова вперед. Краски все выцвели. Обычно весенняя степь ярко пестрела цветами. Сейчас же остался только серый цвет. Глянув на себя, мужчина с удивлением обнаружил, что и сам потерял краски. Яркие оттенки одежды будто покрылись тонким слоем пепла. Серым было все. Куда не посмотри, до самого окоема простиралась мутная серость. Солнца запропастилось неведомо куда, лишь небо горело ярко-голубым огнем, который, однако, не отбрасывал отблесков на окружающее. Высоко-высоко, еле различимый человеческому глазу, над мужчиной кружил степной орел.
  Подняв голову и уставившись на птицу, Джарбаш уже не смог больше оторвать от нее взгляда. Голова закружилась, и он упал на спину в серую траву, но глаза все равно не отрывались от птицы. Орел спустился ниже, и вот уже можно разглядеть каждое перышко на крыльях, крепкий клюв, способный одним ударом пробить человеку череп, поджатые когтистые лапы. Пернатый хищник продолжал кружить над лежащим воином, но на землю все же не опускался.
  Джарбаш смотрел на орла, и в его голове постепенно пропадали мысли и знания. Память выжгло каленым железом, и только образ хищной степной птицы на фоне пылающего голубым огнем неба застыл и заполнил собою все, что было раньше, есть и будет. В голове раздался шипящий шепот. Он шел ниоткуда, возникая сразу в воспаленном мозгу воина. Казалось мириады гремучих змей, шипя, трясут своими трещотками, и это шипение и шум складывались в слова.
  - Джарбашшшш... - голос не позволял не то что вставить слово, но даже дернуть пальцем. Застывший в степных травах воин, не мигая, уставился в пылающее небо. Его глаза постепенно заволакивал голубой огонь, такой же, как охвативший небо от края до края. - Слушшшай внимательно. Куря будет жить. Его кут пока останется ссс ним. Саркел должен стать городом, где воссседают владыки всссего мира. Но сссначала, сссокруши Русссь. Их боги мешшшают мне. Сссделай, как говорю, и я вознагражу тебя. Не сссделаешь - моя кара будет ссстрашна.
  Шипящий голос пропал, помутнел яростный огонь в небесах, исчез орел, мир окончательно затопила серая дымка. Веки опустились, отрезая разум человека от царившего вокруг мира без красок. Сознание воина погасло...
  ***
  Полуденное солнце жарило неимоверно. Очнувшись от забытья, Джарбаш кое-как поднялся на ноги. Все тело ломило, мышцы, словно скрученные судорогой, никак не хотели нормально работать. В затылке огненным шаром ворочалась боль. Во рту все пересохло, будто туда век не попадала даже самая маленькая капелька жидкости.
  'Как с перепоя', - вяло заворочалась мысль среди наполненного болью черепа. С трудом разогнув спину, воин прошел мимо костра и нагнулся над израненным ханом. Тот уже глубоко дышал, но в себя не приходил. Заново промыв рану и перетянув ее вымытыми тряпицами, мамелюк отправился ловить коня, который убрел достаточно далеко от потухшего костерка. Вскоре скакун был изловлен, а Куря погружен на его хребет. Воин вскочил в седло и направил коня на восток. Путь лежал еще не близкий.
  Разогретые хождением за конем, мышцы приобрели былую гибкость и силу. Только постепенно затухающая головная боль напоминала о паскудном состоянии сразу после пробуждения. Именно сейчас, когда появилось свободное время, кочевник вспомнил о сне... Или не сне?..
  'Ну, и что это было? - мысленно разговаривая сам с собой, подумал воин. - Сон это был, или нет? Если просто сон, то с чего это меня так ломало? Очевидно, сон был не простой... Или просто это был не сон. Как приеду в Саркел, надо к Базлару зайти. Пусть растолкует, что к чему. А если это все действительно было? Что если я, уж не знаю как, очутился на восьмом уровне неба, где обитает Великий Тэнгри? Тогда выполнить нужно все, как он приказал. А что приказал? Вспоминай, дурья твоя башка... Сделать Саркел столицей мира. А чтобы сделать, нужно Русь захватить... Нет, не захватить, а сокрушить... Для этого нужно много воинов. Так? Да, так. А где этих воинов взять? У других ханов. Логично? Тьфу ты, привязалось византийское словечко. А и пусть его... Логично. Но меня никто среди ханов не воспримет. А кого они воспримут? Только равного. Значит, нужен хан, равный среди равных. А чего его искать? Вот он висит, слюни пускает. Так... Какой порядок дел у нас получается? Первое - везем в Саркел Курю, лечим и всячески умасливаем. Второе - просим его зазвать всех ханов на Русь. Можно еще с камами поговорить, ибо вера в Великое Небо творит чудеса. Даже непримиримые враги будут биться плечом к плечу против врага их общего бога. Третье - рушим города и сжигаем поселения на Руси. Всех мужиков выше тележного колеса под нож, женщин и детей в полон и, попользовавшись, продать в рабство. Вот и хорошо. Пока хватит. Дальше замахиваться не буду. Как придет время, так и обдумаем следующие шаги'.
  Мысленно кивнув самому себе, Джарбаш вогнал пятки под ребра скакуна, отчего тот сорвался в галоп. Пока воин размышлял над сложившейся ситуацией, его лицо было каменным, а взгляд безразличен. Но стоило принять решение, как во взгляде появилась яростная целеустремленность. Конь стрелой несся через степь, с каждым мгновением приближая всадника к Белой Веже.
  ***
  Широкие крепостные стены Саркела, сложенные из красного обожженного кирпича возвышались на четыре человеческих роста, подавляя путников своей мощью. Угловые и промежуточные квадратные башни выступали на пять метров от уровня остальных ограждений, давая возможность при обороне стрелять из луков вдоль стен. На стенах и башнях за зубчатым парапетом с прорезями-бойницами несли неусыпный дозор стражники из степняков гузов. Северо-западные ворота, мощные, срубленные из вековых дубов, окованные толстыми металлическими пластинами были распахнуты, пропуская многочисленный люд, сновавший изнутри и внутрь крепости. Построенная по проектам византийских мастеров, она представляла собой прямоугольник и являла мощь и силу не так давно сгинувшего Хазарского каганата. Сухопутные ворота, через которые въехал Джарбаш, были единственные, только через них можно было попасть в город с суши. Вторые, речные, выходили к Дону и открывались лишь по приходу торговых кораблей.
  Попав внутрь крепости, мамелюк в раздражении гнал коня по узким улочкам между глинобитными домиками аланов, основной части населения Саркела. Сказывалось также наличие в черте крепости двух караван-сараев. Торгового люда было очень много, и чуть ли не каждый пытался всучить воину то тарелки, то меховые шапки, то пояс из верблюжьей шерсти, даже женские платки, украшенные национальными узорами. Поэтому, когда Джарбаш добрался до внутренней стены, разделяющей крепость на две части, он просто рычал от злости. Один из гузов, охраняющих ворота во внутренней стене, попытавшийся остановить кочевника, был оттерт крупом коня к стене и получил злое шипение: 'К главному каму!'
  Вторая половина вежи разительно отличалась от более уязвимой первой. Здесь не было выходов за пределы крепости. Двое небольших ворот во внутренней стене, такой же широкой и высокой, как и внешняя, соединяли половины крепости. Внутри было минимум построек. Высокий, выше башен, массивный донжон использовался ханами для жилья. Каменная лестница из двора вела на второй этаж. Первый же использовался как зернохранилище. Рядом с донжоном у внешней стены располагались казармы. В них жили наемники гузы, которые охраняли твердыню кочевников. Их меняли каждый год, дабы исключить измену. Смотровая башня возвышалась у одних из ворот во внутренней стене и находилась практически в центре крепости. Ее верх опоясывал узкий балкончик, с которого глашатаи-азанчи озвучивали решения ханов или волю камов. На смотровой башне каждый вечер зажигали огонь, поддерживаемый всю ночь, чтобы путники не заблудились ночью в бескрайних степях, а кормчие торговых кораблей знали, что скоро их ждет теплый кров и сытная еда. Все остальное пространство ханской части Саркела заполняли войлочные юрты, в которых жили печенежские воины и их семьи, пришедшие в крепость со своим ханом.
  Петляя между юрт, Джарбаш подъехал к донжону, рядом с которым возвышался самый большой в крепости шатер. Отдав повод усталого коня подошедшему воину, мамелюк взвалил себе на плечи тело Кури и спешно вошел в шатер.
  В юрте шамана царил полумрак, немного разбавляемый светом, льющимся из отверстия для выхода дыма. Расставленные кругом в центре шатра курильни наполняли помещение самыми разными запахами. Воин различил сладковатый аромат конопли, терпкий сандала, душистый с легким древесным оттенком лаванды, острый освежающий можжевельника, смолистый горьковатый опиума, остальные запахи остались незнакомыми.
  Тень у стены шатра шевельнулась, и раздался скрипучий старческий голос:
  - Великий воин Джарбаш, - в голосе прозвучала усмешка. - Оставь хана, ему будет оказана вся возможная помощь.
  - Базлар? - мамелюк ни выражением лица, ни голосом не показал, что удивлен знаниям кама о нем и о деле, которое его сюда привело.
  - Базлар, Базлар... - в голосе уже слышалось старческое брюзжание. - Курю положи вон на те ковры. У меня к тебе очень серьезный разговор.
  - У меня тоже, - решив не откладывать в долгий ящик накопившиеся вопросы, с плеча рубанул Джарбаш. Как только он положил хана на ковры, тут же в шатер зашли невысокие фигуры в глухих черных балахонах с капюшонами. Они подхватили раненного и куда-то унесли.
  - Ну, садись, - тень махнула рукой в сторону ковров, где несколько мгновений назад лежал хан. - Возможно, мы хотим поговорить об одном и том же, истинный верующий.
  - Почему истинный? - удобно устроившись на мягкой куче, спросил Джарбаш.
  - Именно тебе, - сухой смешок мягко пожурил, - император Константинополя кое-что пообещал. И теперь в Городе городов полным ходом идет строительство храма во славу Великого Неба.
  - А откуда столько познаний? - нахмурившись, произнес воин. Ему совсем не понравилось, что Базлар знает о таких вещах, о которых знать не положено. К тому же, о договоренности между императором и кочевником знали только два человека. Они сами. Иоанн не будет никому рассказывать, Джарбаш тоже. Возникал закономерный вопрос: 'Откуда?'
  - Ты, воин, забываешь кто я, - тень у стены поднялась и двинулась к коврам, на которых сидел мамелюк. - Я главный кам. Посвященный, жизнь свою отдавший Белому Господину. Поэтому он разговаривает со мной, дает знание о многих вещах. Он видит и знает все. Где бы ты ни был, по каким бы дорогам ни ездил и в каких бы городах не находился, Великое небо у тебя всегда над головой. От него не спрячешься, не скроешь свои деяния.
  - Что ж, - воин наклонил голову, принимая объяснение. - У меня был сон. Или не сон, а наваждение. Или не наваждение, а видение. Растолковать сможешь, посвященный?
  - Рассказывай, - старик устроился на коврах рядом с Джарбашем. Взгляду были видны только губы и подбородок, покрытые морщинами, точно печеное яблоко, да седые патлы волос, выбивающиеся из под капюшона. Черный балахон, такой же, как у унесших хана, скрывал фигуру Базлара. Различные амулеты, обереги и прочие шаманские цацаки гроздью винограда свисали на груди кама. Покрытые старческими пятнами кисти рук, с пожелтевшими от времени и воскурения благовоний ногтями на пальцах, расслабленно перебирали четки из черного адаманта.
  Джарбаш, наверное, в первый раз в жизни, не считая детства, рассказал все без утайки. Он прекрасно понимал, что информация - это власть. Но сейчас воину жизненно необходимо было понять, что же именно с ним произошло. Именно поэтому он дал немного власти над собой каму. Старик молча выслушал, ни разу не перебивая, не уточняя и не переспрашивая. Стук камней четок ни разу не сбился с ритма. После окончания рассказа, шаман достаточно долго молчал, продолжа перекатывать четки в руках.
  - Ты счастливец, - проговорил, наконец, скрипучим голосом старик. Джарбашу показалось, что это не шаман заговорил, а заскрипело старое дерево на ураганном ветру. - Это истинное счастье, говорить с Белым Господином. Не многие из людей могут похвастать этим.
  - И что же мне дальше делать? - воин еще по дороге в Саркел наметил план действий, но хотел услышать, что скажет шаман.
  - Исполнять волю Тэнгри, - отрезал Базлар. - Я тебе, чем смогу, тем помогу.
  - И чем же? - решил уточнить Джарбаш.
  - В одиночку ты не справишься, - начал медленно рассуждать кам, повторяя, пусть и другими словами, мысли воина. - Нужна орда, тысячи воинов, чтобы сокрушить Русь. А поэтому тебе надо наладить отношения с ханами. Куря сейчас не помощник, ему бы свой кут из лап Эрлика вымолить. Приближается лето - время получения великого алгыса, когда Тэнгри направляет свою паству на истинный путь. Там мы спросим у Белого Господина про великий поход, про сплочение нашего народа и воссоздание единого каганата. Сам знаешь, что нужны будут два великих воина, которые будут биться до смерти, дабы Тэнгри осенил своим благословением это начинание. Ты будешь одним из этих воинов. После победы тебе откроются двери к любому хану. Но это вряд ли уже понадобится, ибо никто не смеет противиться воле Великого Неба.
  - Хорошо, - сглотнул внезапно наполнившую рот горьковатую слюну Джарбаш. На такое ристалище, проводившееся не чаще одного раза в пять лет, избирались лучшие воины племени, славные своими заслугами в битвах. Мамелюк отдавал себе отчет, что как бы силен и умел он не был, всегда может найтись воин, который в чем-то будет превосходить его. И это может оказаться роковым. - Благодарю за доверие и веру в меня.
  - Не меня благодари, а Великое Небо, - шаман поднялся, показывая, что разговор окончен. - За тобой придут, когда настанет время. А сейчас отдохни с дороги.
  Глава 3
  Середина июня по греческому календарю. Самый длинный день в году. Кажется, что солнце никогда не сядет за окоем, а так и будет бесконечно медленно тащиться по небосводу, высушивая все и вся, куда только дотянутся его лучи. Но вот, наконец-то, оно коснулось горизонта, зажигая багрянцем редкие облака, знаменуя скорое приближение самой короткой ночи за все лето. Кроваво-красные в закатном свете шестнадцать башен Саркела зубьями дракона врезались в вечернее небо. Город и окрестности напоминали развороченный палкой муравейник. Практически от всех улусов, аулов и даже небольших кочевий прибыли ханы, беки и главы родов с воинами на проведение Тыгыр Таых, общенародного моления Тэнгри, ради получения великого благословения - алгыса.
  Холм вблизи города окружили множеством костров, по одному от каждого рода. Внутри огненного круга стояли только мужчины, женщинам запрещено было появляться на этом празднике жизни и смерти. Чем значимее и влиятельнее был род, тем ближе к вершине холма стояли воины этого рода. На самом верху, взрывая корнями дерн, раскинулся кряжистый многолетний граб, священное дерево. Вокруг ствола на равном расстоянии замерли самые могущественные печенежские ханы, оставшиеся после зимовья в Саркеле. За их спинами знатные воины, облаченные в свои лучшие доспехи, затаили дыхание, ожидая прихода шаманов.
  Медленно раздвигая толпу, к вершине холма поднимались фигуры в черных балахонах, мерно ударяя в бубны. Позади процессии шли двое в белых балахонах. Они вели под уздцы огненно рыжего скакуна. Конь дрожал всем телом, упирался копытами, вращал глазами и издавал дикое ржание. Но руки, словно выкованные из дамасской стали, не давали не то что свернуть в сторону, но даже дернуть лишний раз головой.
  Оказавшись на вершине холма, шаманы не останавливаясь ни на миг и не прекращая бить в изрисованные узорами, изображающими Тэнгри, бубны, разделились на две части. Первые повернули направо, беря в кольцо свободное пространство. Вторая же группа, повернув налево, образовала внутренний круг. Круги, замкнувшись, не останавливали свой ход. Внешний двигался противосолонь, внутренний же по ходу движения солнца. Белые балахоны замерли в центре у дерева, силой опустили коня на землю, запрокинув ему голову. Воины, стоящие в круге, образованном кострами, с ревом вскинули руки в небу. Камы затянули заунывную песнь, взывая к своему божеству. Слова, словно мантра, повторялись и повторялись:
  - Пребывающий в верхах Великий Отец Хан Тэнгре,
  - Звезды и весь мир украшающий Тэнгре,
  - Очаги людей разжигающий и защищающий высший Тэнгре...
  От внутреннего круга отделился человек, единственный, у кого не было бубна. В руках он держал большую чашу и широкий жертвенный нож. По сужающейся спирали, центром которой был конь, Базлар брел, вплетая в завывания младших шаманов свой старческий дребезжащий голос:
  - Он летит, и бугристой земли
  - Он копытами не достает.
  - По пути встречает скалу -
  - Он скалу превращает в золу.
  - То не бег, то орлиный полет,
  - Приближает он дальнюю даль.
  Вскинутый жертвенный нож резко опустился, бросая багряный отблеск последнего луча заходящего солнца в искаженные диким ужасом глаза скакуна. Истошное ржание животного перешло в предсмертный хрип, а тело забилось в агонии, прощаясь с жизнью. Перебитые острой сталью жилы на шее щедро плеснули красным. Ловко подставив чашу под туго бьющие струи, шаман наполнил ее до краев, стараясь не пролить ни капли, дабы не осквернить Жер-Су, священную землю. Когда судороги животного затихли, а фигуры в белых балахонах поднялись с колен, кам отпил жертвенной крови сам, а затем протянул им чашу.
  - Вы знаете, что делать, - проскрипел он.
  Джарбаш, откинув белый капюшон, взял обеими руками чашу. Сделав пару глотков, он передал ее своему будущему противнику. Тот тоже скинул капюшон и отпил из чаши, затем вернул ее жрецу. Кам, приблизившись к дереву, щедро окропил ствол оставшейся в чаше кровью и застыл, точно каменная глыба, вскинув руки к небу. А шаманы, которые до этого водили круги, уже не ходили. Они бились на земле в корчах, но завывания не прекращались, а стали громче, а ритм ударов в бубны участился.
  Скинув балахон, мамелюк осмотрел противника. Воин догадывался, что против него поставят не обычного пастуха, но не думал, что противник окажется настолько умел. Плавные движения, ни капли лишнего жира, все тело покрыто сеткой шрамов, взгляд оценивающе осматривает его самого. 'Удружили мне... Ох, удружили...' - тоскливо пронеслось в голове. Это были последние лишние мысли. Из головы, словно метлой, вымело все не относящееся к бою. Джарбаш был сосредоточен, как никогда, подмечая любое движение врага. Сейчас это был враг, который постарается забрать его жизнь.
  Скинув балахоны, воины остались только в удобных кожаных штанах и сапогах. В руках каждого покоились нож и меч. Ритуальные, одинаковой длинны и веса, изукрашенные рунами и знаками известных родов, они были словно близнецы, делая возможности поединщиков более равными.
  Воины сблизились на расстояние двух шагов и начали кружить по площадке, выбирая удобный момент для атаки. Заметив чуть более длинный шаг противника, в голове мамелюка пронеслось: 'Сейчас!'. И точно: короткий рубящий удар меча, загудел рассекаемый воздух. Вскинув руку с зажатым обратным хватом ножом, прижатым к предплечью, Джарбаш дал соскользнуть клинку вниз, не причиняя вреда, и попытался нанести ответный удар, но был вынужден отбивать лезвие ножа, сверкнувшее прямо перед глазами. Противники разошлись опять на расстояние двух шагов. Теперь уже Джарбаш начал атаку. Его меч просвистел над землей, а лезвие ножа рванулось вверх к открытому подбородку кочевника. Но клинки натолкнулись на сталь, высекая лишь искры.
  Степняки кружили по вершине холма, периодически атакуя и контратакуя. Не все сшибки оказывались бескровными. У Джарбаша было не глубоко порезано предплечье, а у его противника лезвие ножа прочертило кровавую полосу от уха до брови. Понимая, что поединок быстро не закончится и будет вестись до малейшей ошибки врага или до полного изнеможения, воины берегли силы, не обращая внимания ни на что, кроме поединка. Для них не существовало ни главного кама, скупыми движениями разделывающего лошадиную тушу, ни шаманов, практически затихших с пеной на губах, но все еще бьющих в бубны, ни ревущих воинов со вскинутыми к небу руками.
  Заметив, что кровь, сочащаяся из брови начала заливать глазницу поединщика, Джарбаш решился. Плавный полушаг вперед, рука отведенная назад делает резкий полукруг, метя мечом в плечо и опускаясь к паху. Противник вскидывает нож, но мамелюк меняет направление удара, обходя лезвием поднятую в защитном жесте руку. Теперь уже мечи у бедра кочевника сталкиваются, наполняя сгустившийся воздух звоном. И вот лезвие ножа, рассекая пространство, словно луч солнца, пробивающий завесу туч, летит под ребро печенега с той стороны, где заливающая глаз кровь уменьшила обзор. Джарбашу кажется, что время растянулось словно патока: острие клинка медленно прорезает кожу, входя все глубже и глубже в плоть, снизу разреза набухает тяжелая капля крови, которая затем сонно начинает катиться вниз по телу противника. И тут неожиданно время схлопывается, ускоряя свой бег даже быстрее обычного. Нож по самую гарду с влажным чмоканьем резко погружается под ребро поединщика, и в тот же миг жесткий удар навершием рукояти ножа отправляет мамелюка в серое беспамятство...
  ***
  ...Джарбаш лежал на спине, раскинув руки, в степном разнотравье. Он уже не удивлялся серому цвету вокруг. Глаза резал пылающий голубой огонь, охвативший небо от виднокрая до виднокрая. Высоко, среди бушующего небесного котла, над человеком кружил орел. Головная боль, проломив все заслоны, поставленные воином, сверлом вгрызалась под лобную кость. Так продолжалось довольно долго. Джарбашу казалось, что так и выглядит вечность: пылающее голубое небо, серая степь и одинокая хищная птица в вышине. Головная боль усилилась еще сильнее, хотя воин считал это невозможным. От напряжения лопнули сосуды в глазах, струйки серой крови потянулись из ноздрей и ушей, прокладывая себе дорожки к земле цвета остывшего пепла.
  - Воин мой, - шипение, скрип и шелест, как и в прошлый раз, складывались в слова прямо в голове, с каждым звуком все сильнее и сильнее усиливая головную боль. - Ты приблизилссся к цели, которую я тебе поссставил. Ты сссвоей победой сссплотил ханов перед походом на Русссь. Знай, я даю сссвой алгыссс на воссстановление каганата. И ещщще... Ты обязан разрушшшить одну зассставу... Базлар рассскажет, где она. Не спешши, сссобери сссначала всссеххх волков ссстепей. Затем эта орда должна смесссти зассставу с тела Жер-Су, а холм, на котором она ссстоит, сройте...
  Степной орел опустился из поднебесья на землю и с важным видом прохаживался вокруг лежащего воина. Затем птица вскочила на грудь Джарбаша. Мамелюк не мог даже пошевелиться, все силы уходили на то, чтобы не погрузиться в беспамятство от терзающей черепную коробку боли.
  - Помни, - божество неторопливо растягивало слова, - я ссслежу за тобой. Помни про кару за неисссполнение моей воли. А это тебе поможет не забыть...
  Орел мощным клювом резко долбанул в плечо воина, вырывая кусок плоти, и с яростным клекотом взвился в пылающие небеса. Новая вспышка боли окончательно прорвала все плотины в разуме кочевника, гася сознание, отправляя его в спасительное небытие...
  ***
  Первое, что увидел Джарбаш, придя в себя, было морщинистое лицо главного кама. Гнилые желтые зубы щерились в кривой улыбке. Заметив, что воин очнулся, Базлар отодвинулся и бросил:
  -Ты выжил, воин. Твой кут оказался сильнее противника. Погибший батыр донесет нашу просьбу до Белого Господина. А теперь поднимайся, пора проводить священную трапезу. Уже все готово.
  Голос кама доносился, словно через толстый слой войлока. Превозмогая ноющую боль во всем теле, степняк приподнялся на локте и окинул взглядом вершину холма. В центре круга, образованного очнувшимися шаманами был разожжен костер. В большом казане, водруженном на подпорки, булькатило варево из принесенного в жертву коня. Его череп и шкуру, разрезанную на тонкие полоски, развешали на ветки священного дерева. Мясной бульон, разливаемый шаманами по плошкам, передавался печенегами из рук в руки с непременным отпитием двух-трех глотков. Поверженного противника мамелюка уже куда-то унесли. Грохот бубнов и, невесть откуда взявшихся, барабанов не прекращался ни на мгновение.
  С кряхтением поднявшись, Джарбаш прислушался к своему телу. Голова, как и первый раз после общения с божеством, дико раскалывалась. Мышцы ныли, превращая каждое движение в пытку. Дотронувшись до ушей и лица, воин обнаружил засохшую кровь, вытекшую из носа и ушных раковин. 'А это что такое?' - промелькнула мысль, когда от движения правое плечо пронзила резкая вспышка боли. Опустив глаза, Джарбаш увидел, что на плече глубокая равная рана сочится кровью, и вырван значительный кусок плоти. 'А вот и напоминание...' - вяло шевельнулось в голове.
  - Слушайте все! - каркающий старческий голос, непонятно откуда набравшийся силы, разнесся над холмом, перекрывая шум гомонящих печенегов и бой барабанов и бубнов.
  - Великий Тэнгри принял нашу жертву! - Базлар вознес руки к небу. - Падший воин донес наши чаянья и надежды до Великого Неба! И Белый Господин дал нам знак!!!
  Стоящие на холме кочевники закрутили головами, смотрели на небо и священное дерево, пытаясь рассмотреть знамение.
  - Как кусок мяса, вырванный из плеча этого могучего воина, - старческий палец с увеличенными от болезней суставами уткнулся в Джарбаша, - мы вырвем неверных из истории! Сотрем их с невинной плоти Жур-Су! Великому Каганату быть!
  Голос шамана заглушил могучий, победоносный рев, вырвавшийся из тысяч глоток. Печенеги кричали, потрясая саблями, мечами и копьями, от нахлынувшей радости подбрасывали шапки и боевые рукавицы, хлопали друг друга по плечам, обнимались. У многих даже выступили слезы на глазах. Тэнгри услышал их, он дал свой алгыс, он со своим народом рядом. Никто теперь не посмеет встать на их пути.
  ***
  Дождь лил, не прекращаясь, уже вторые сутки. Стены бешеной воды ломали степные травы, вбивая стебли все глубже и глубже в жидкую грязь, сбивали листву с одиноко стоящих деревьев, превращая пышные кроны в голые костяки, с ревом вскрывали плоть земли, наполняя степь сотнями ревущих ручьев. Окрестности Саркела вымерли. Веками наезженный, утаптываемый тысячами ног и копыт, тракт превратился в жидкое месиво, в котором кони едва тащились, выбиваясь из сил. Сам город тоже мало походил на прежний оживленный торговый Саркел. Людей практически не было видно. Все попрятались от бушующей стихии в здания, юрты и шатры. Только злые промокшие стражники, как и прежде, патрулировали стены и сторожили ворота, да одинокие жители перебегали от дома к дому по своим неотложным делам.
  Небольшая комнатка на втором поверхе в одном из караван-сараев приютила двух мужчин. Окон не было, и свет, как и воздух, наполненный влагой дождя, проникал в комнату через приоткрытую дверь. Воины уже достаточно давно молчали, каждый думая о своем. Но вот один встрепенулся, хрустнул шейными позвонками и, подняв голову, произнес:
  -Ну что, Джарбаш? Что будем делать дальше?
  -Мой хан, - мамелюк поморщился. Все было обговорено уже несколько раз, но план все равно оставался очень расплывчатым и зависящим от многих обстоятельств, неподвластных воинам. - Зачем переливать из пустого в порожнее? Все же обмусолили не один раз. Тебе надо вновь стать влиятельным ханом, с хорошо подготовленной армией. Мне надо исполнить волю Великого Неба. То, что я победил во время священного поединка, дало мне возможность спокойно разговаривать как с ханами, так и с их воинами, аккуратно переманивать их под твою руку. А из-за того, что я твой советник, тебе эта победа не дала скатиться до обыкновенного воина. После того как наберем достаточную силу, можно будет кинуть вызов Илдею, ну или сместить его как-нибудь. Только, чтобы быстро набрать силу, нужен дополнительный толчок. Что именно послужит толчком - неизвестно. И самое главное - не упустить момент. Все. Не будем больше об этом.
  -Согласен, - Куря почесал безумно зудящую руку, покрытую бордовыми рубцами. Мышцы были перекручены, пальцы еле сгибались, но язвы и раны уже зажили.
  В это мгновение приоткрытая дверь, распахнувшись, заскрипела на не смазанных петлях. Из пелены дождя в комнату шагнул один из гузов, охраняющих крепость. Вода ручьями стекала с плаща и капюшона, обильно смазанных жиром, чтобы защитить владельца от промокания.
  - Хан, советник, - воин обозначил головой едва заметный поклон. - Великий шаман призывает вас к себе.
  - Прямо сейчас? - Куря, поморщившись, выглянул за дверь. - Да там хоть на лодке плыви. Передай Базлару, как дождь закончится, так и придем.
  - Кам сказал, - посыльный стоял на своем, - что лучшего времени не найти, и посоветовал поторопиться.
  - Раз посоветовал, - протянул хан, прищурившись, - Значит, сейчас придем.
  Когда за гузом, опять заскрипев, закрылась дверь, оставшиеся в комнате многозначительно переглянусь.
  - Кажется, это то, что нам нужно, - одними губами прошептал Джарбаш.
  - Пойдем, - стукнул по столу здоровой рукой Куря, - теперь главное, все сделать правильно.
  Набросив плащи, степняки вышли из комнаты, плотно прикрыв заскрипевшую дверь за собой. Хлюпая по лужам и меся ногами грязь, они миновали ворота во внутренней стене. Воинов не то что никто не остановил, но даже не окликнул. Видимо, охранники были предупреждены. Полог шаманской палатки опустился за спинами вошедших, напрочь отрезая помещение от промозглой сырости и шелеста капель затяжного дождя.
  - Базлар? - Джарбаш первым решил обозначить свое присутствие. - Ты здесь? Зачем звал?
  - А где же приветствие? - противный старческий голос, как всегда, с насмешкой раздался из-за ширмы возле ложа. - У нас, стариков, здоровья-то маловато будет, хоть пожелал бы кто...
  - Кутты болсын, кам, - раздраженно бросил мамелюк. Шуточки шамана его изрядно нервировали.
  - Кутты болсын, кам, - тенью повторил Куря.
  - Эх, волки вы мои степные, - все так же насмешливо протянул Базлар, шаркающей походкой выходя из-за ширмы. - Позвал я вас, потому как дело есть одно. И сделать его можете только вы.
  - И что же это? - скептически спросил Джарбаш. Куря старался лишний раз не говорить с камом. После того, как его кут вытянули из чертогов владыки нижнего мира, хан отчего-то боялся шамана, но почему и отчего не рассказывал.
  - Я помню, что тебе приказал Великий Тэнгри, - прокаркал Базлар. - Так вот знайте, чтобы наш поход удался, нам надо одну заставу руссов стереть в порошок, а холм, на котором она стоит срыть. А главное, уничтожить то, что лежит под холмом.
  - А что там?
  - Много будешь знать, советник, - скоро состаришься, - хихикнул шаман. - Там пожертвованная богом славян своему народу толика силы. Если ее уничтожить, то все у нас получится. Если же не исполним волю Великого Белого Господина, то и похода не выйдет. Не даст нам эта святыня пройти на землю русов.
  - Нда... - протянул Джарбаш. - И как же ее уничтожить?
  - Не твоя забота, - отрезал Базлар. - Задача всей орды - уничтожить заставу и ее защитников. Остальное сделаю я. Так, отвлекли вы меня... Теперь о том, что вам двоим нужно сделать. Из-за обильных дождей Великий Дон переполнился водами и подмыл берега. Один склон обрушился, и обнажились залежи голубой глины. Мне нужен целый воз этой глины. Так вот, Джарбаш, наберешь глины и привезешь ко мне...
  - Я что, раб какой в грязи ковыряться? - вспылил мамелюк. - Да хоть гузов отправь, им все равно делать нечего.
  - А ну молчать... - зашипел старик. - Я говорю, а ты исполняешь. Объясню последний раз. Это не простоя глина. Только из нее я смогу сделать Одолище, глиняного голема, который уничтожит святыню русов. И только воин, победивший на Тыгыр Таых, своими руками может собрать эту глину. Уяснил?
  - Уяснил, - буркнул раздосадовано советник.
  - Ты сказал, - Куря, молчавший весь разговор, решил внести свою лепту, - что есть дело для нас. А пока озвучил только работу для Джарбаша. Я не участвовал в бою на Тыгыр Таых, да к тому же рука практически не двигается...
  - А от тебя, хан, - шаман плотоядно облизнулся, - мне нужна будет кровь. Не много, не пугайся, пару плошек всего. Потому как, только кровь вырвавшего свой кут из лап Эрклига, ненавидящего врагов и страстно желающего отомстить сможет оживить Одолище. На этом все, можете идти.
  - А нельзя собрать глину, когда дождь закончится? - уж очень не хотелось Джарбашу в такую мерзопакостную погоду тащиться за глиной.
  - Нет, - отрезал брюзжащий старческий голос. Оба воина, не сговариваясь, глубоко вздохнули, развернулись и вышли из шатра.
  ***
  Прошел год с тех пор, когда Тэнгри на Тыгыр Таых дал свой алгыс печенежским воинам на великий поход и возрождение каганата. Хан Илдей, благодаря своему влиянию и самому большому войску, был избран каганом. Он сразу же начал железной рукой наводить порядок среди печенежских семей и кланов, подготавливая разобщенный народ к войне против всех. Джарбаш и Куря, благодаря хитрости, угрозам, а где и подкупу и упоминании о каме, собрали под своей рукой немало воинов. Это были в основном те, кто недолюбливал Илдея, был им как то обижен или не разделял его взглядов. Частое общение с Базларом сыграло тоже большую роль. В намечающемся походе воины хана Кури должны были охранять шаманов и главного кама. И вот наступил тот день, когда печенежская орда покинула краснокаменный город Саркел и выдвинулась в сторону Руси.
  Воины двигались по степи, оставляя после себя голую, вытоптанную, утрамбованную до состояния камня землю. Дозоры по десять человек рыскали по окрестностям. Первым со своим кланом ехал каган Илдей, дабы не глотать пыль от впереди идущих лошадей. Следом двигались в окружении воинов Кури шаманы с Базларом во главе. Главный кам ехал в большой крытой повозке, к которой никого не подпускали. По колеям, оставляемым повозкой, можно было догадаться, что в ней везут что-то тяжелое. Далее следовали кланы и семьи прочих ханов, беков, у которых было менее влияния, чем у кагана и главного кама. Самыми последними тащились обозы с провиантом. Над ордой на длинных шестах возвышались тамги, бунчуки, прапорцы всех семей, выдвинувшихся в поход. Но больше всего было знамен с черным орлом на фоне голубого солнца, знаком Великого Тэнгри.
  - Долго еще? - спросил Куря, разминая руку, ехавшего рядом советника. Рука так и не приобрела подвижность и висела плетью. Но хан не оставлял надежд и при каждом удобном случае массировал и разминал скрученные уничтоженным амулетом мышцы. - Побыстрее хочется вцепиться в этих тварей и порвать на куски.
  - Ну, сам же знаешь, - Джарбаш раздраженно дернул уголком губ, - Базлар на стоянке сегодня сказал, что пара дневных переходов осталось.
  - Это да, слышал краем уха, - раздосадовано обронил хан. - Он сказал, что речку небольшую перейдем вброд, а там уже эту заставу видно будет.
  - Как бы на этом броде русы чего-нибудь не придумали, - задумчиво протянул советник. - Уж очень удобное место. Я бы придумал...
  - О, посмотри, - Куря вытянул здоровую руку, указывая пальцем в небо, - белый ворон в сторону Руси полетел. Знает, где пир для него будет. Я уже давно за ним наблюдаю. Он летел к нам навстречу, потом покружил чуток над войском и обратно полетел. Я ж говорю - старая, мудрая птица.
  - Говоришь, сначала навстречу, а потом обратно? Да еще и белый?- Джарбаш в задумчивости потер подбородок. С некоторых пор он стал с опаской относиться к одиноким птицам в небе. - Странно как-то...
  
  ЧАСТЬ 4 Застава
  Вижу тени, что ушли,
  Что не обрели покой.
  Слышу плачь и стон Земли,
  Что разорвана войной.
  
  Шёпот трав в широком поле,
  Песнь ветров, шакала смех,
  Плачь Земли и крики боли -
  Смерть дана одна на всех.
  
  Вижу жизнь и вижу смерть.
  Слышу плачь и звонкий смех.
  Счастье тратить, боль терпеть -
  Смерть дана одна на всех.
  Глава 1
  Яростное солнце нещадно жгло все, до чего могло дотянуться. От невыносимой жары и духоты изнемогали лошади в конюшнях, домашняя птица и живность, киевляне прятались в домах, наглухо занавешивая окна и выходя на улицу только по делам. На Горе тоже народу поубавилось, только в княжьем тереме, как и прежде, жизнь кипела.
  - Войдан! - резко выкрикнул Владимир из своих покоев, нервно меняя шагами шикарный персидский ковер.
  - Да, Батька, - телохранитель мигом появился у дверей.
  - Зови Белояна, - князь стремительным движением опустился на лавку, но от переполняющей его энергии не усидел долго и снова вскочил. - Что-то не спокойно мне. Постоянно думаю о Сухмане с сотней Лютобора и той злосчастной заставе. Никак успокоиться не могу.
  - Будь сделано, - гаркнул воин и прикрыл за собой двери.
  - И что же тебя гложет? - спросил князя верховный волхв, зашедший в покои через некоторое время.
  - Ты понимаешь, - протянул Владимир, продолжая шагать кругами по комнате, - застава эта, куда Сухмана отправил, из головы никак нейдет. И беспокоиться вроде не о чем. Он опытный воин, да сотня Лютобора с ним, тоже далеко не последние гридни. Но... Будто внутренности все скручивает в тугой узел, когда они на ум приходят. Боюсь, там все же буча будет. Прав был, наверное, Светозар. Как думаешь?
  - Много чего думаю, князь, - Белоян почесал подбородок. - Но одно скажу точно. Там действительно что-то недоброе будет. В этом месте все заволокло густым туманом. Ни один ведун пробиться не может, даже, собравшись вместе, не могут. А если уж и у тебя предчувствия кричат... На твоем месте, я бы собрал всех воев и двинулся к заставе.
  - Ты не на моем месте, - резко остановил князь волхва. - И это правильно. Каждый должен заниматься тем делом, что может лучше всего. А на кого бы охрану земель русских оставил? На дедов, баб и детей?
  - Нда, - вздохнул Белоян, - этот момент я как-то упустил...
  - Упустил он... - князь в раздражении махнул рукой. - Ладно. Делаем так. Войдан.
  - Князь? - полувопросительно произнес тельник, стоящий у двери.
  - Передай тысячникам, пусть готовят войска. В городе останется три сотни воинов. С застав никого не снимать. Отправьте туда гонцов, скажите, что смены не будет. Остаются там до зимы. Вроде все. Белоян, поедешь?
  - Да куда мне, - мотнул головой волхв. - Но с десяток волхвов выделю.
  - Добро. На этом и порешим, - закончил разговор Владимир.
  ***
  Дружинная изба, она же жилище головы заставы, была набита воинами под завязку. У широкого длинного стола сидели десятники обоих сотен и гарнизона, а так же Светозар, Сухман, Лютобор, Седой и Дубыня, начальник гарнизона.
  - Ну что, други, - Светозар, на правах старшего, начал первым. - Все знают, зачем мы тут собрались. Наши сотни прибыли с разницей в пару дней. Осмотреться особо никто не успел. А посему, Дубыня, будь добр, расскажи, что тут к чему.
  Мрачный черноволосый воин поднялся. Он был высок, но не сухощав. Валуны плеч, плиты грудных мышц, крепкие, как древесные корни, руки создавали впечатление, что перед тобой лесной исполин, и оправдывали имя начальника гарнизона.
  - А дела тут невеселые, скажу я вам, - голос Дубыни был ему под стать: густой, мощный бас. - По какой-то причине наши сообщения не доходят до князя. Ни голуби не долетают, ни гонцы не доезжают. Либо князь никак не реагирует на них.
  - Батька не получал от вас сообщений, - бухнул по столу кулаком Сухман. - Как ты можешь говорить, что князь вас бросил?
  - Подожди, Сухман, - Светозар положил на плечо вспылившего воина ладонь, - пусть договорит.
  - Это не все еще, - Дубыня смущенно потупился от вспышки княжьего доверенного. - Все кочевья печенегов, которые нас порой беспокоили, отошли к Белой Веже. Их не было около года, как раз с прошлого лета. Сейчас появились опять, но какие-то не такие. Будто им под хвост кто соли насыпал. Бьются до последнего, не отступают, как всегда. Вот такие дела. Отправленные воины в степь, чтобы осмотреться, пропали. Да мы тут, как лягушки в кадке, даже не знаем, что за рекой творится! - пудовый кулак грохнул о стол.
  - Так, что тут творится, - перехватил беседу Светозар, - примерно ясно...
  - Ни хрена не ясно, - Дубыня опять подскочил.
  - Погоди, - воевода успокаивающе опустил руку, - пусть Сухман с Лютобором расскажут, чего видели, потом я. А затем уж не понимающих, думаю, не останется.
  - Да ничего хорошего не видели, - бухнул Сухман. - На клобуков черных нарвались, да степняков отряд погубили. Эти волки степей деревню сожгли, да полон увели. Ну, мы и догнали их. Из плена наших вызволили. Вот, пожалуй, и все.
  - А теперь моя очередь, - продолжил Свветозор. - Дошли до меня вести, что печенеги именно через эту заставу пройдут в набег на Русь. Небывалый по своей мощи. Они там, в Саркеле, избрали нового кагана, собрали все племена, роды и семьи в одно войско. Как хазарский каганат, который Святослав уничтожил, так и печенеги сейчас себя считают хозяевами мира. А послания не доходят, потому что какой-то щит есть.
  - Что за щит? - спросил Лютобор. - Раз есть щит, значит можно достать хороший топор и каааак вдарить... А почему именно через эту заставу? Ведь степь большая, езжай, где хочешь. Горстка в пятьдесят человек тут ничего сделать не сможет.
  - А на эти вопросы, - подал голос Седой, - позволь, отвечу я. Щит установили печенежские шаманы. Я, конечно, попробую его пробить. Но ничего не обещаю. Их много, а я тут один. Что же касается того, что именно через эту заставу пройдет орда... Под холмом, получается прямо под нами, закопан ларец, а в нем перо Рода. Думаете, почему за последние десятилетия не было ни одного крупного набега?
  В гриднице стояла полная тишина, воины переваривали новости. Слышно было, как где-то под потолком жужжит случайно залетевшая в помещение муха. Седой осмотрел собравшихся и продолжил:
  - Да-да, именно его сила не дает прорваться погани на Русь. И именно поэтому орда пойдет здесь. Им необходимо уничтожить нашу святыню. А нам, как понимаете, нужно не щадя живота своего ее защитить. Вот такой расклад.
  - Дааа, дела... - протянул Сухман через достаточно продолжительное время. Это были первые слова, прозвучавшие в полной тишине в помещении, наполненном десятками людей. - Если орда, то для многих из нас это будет последний бой. Я отвечу за себя, но, думаю, все со мной согласятся. До последнего вздоха, до последней капли крови, зубами буду грызть ворога, но к перу Родову не пропущу. Мы воины. Это наша работа и наш долг, защищать землю русскую, веру нашу, жен, отцов и детей. Во имя этого убивать и быть убитыми. Я никогда не желал себе умереть трясущимся от старости и страха смерти дряблым куском плоти в собственной постели. Чертоги Мары не страшат, да хоть к Змею на рога готов отправиться после смерти. Но только в том случае, когда буду точно знать, что не прошел враг через наш заслон, не ступила поганая нога на земли отцов наших, не терзают ненасытные руки тела наших жен и дочерей. Если погибну, а враг прорвется, то даже река Смородина не удержит меня в царстве мертвых, про чертоги Родовы не говорю, там Перун есть. Он поймет и отпустит. Буду мороком скитаться по землям, но до последнего изведу вражин проклятых. Все согласны со мной?!
  Дружный согласный рев сотряс гридницу. Казалось, что крыша сейчас просто улетит, бычий пузырь, натянутый в окнах, лопнет, а стены раскатятся по бревнышку.
  - А теперь, - продолжил Сухман, - нам надо подготовиться к встрече незванных гостей. Дубыня, расскажи, что тут есть в окрестностях. Нужно использовать все с наибольшей выгодой.
  - Да нет тут особо ничего, - начальник гарнизона почесал в затылке. - Южнее, в четырех полетах стрелы речушка. Не широкая, но глубокая. На конях только плыть, хотя есть брод недалеко. Холм, на котором стоит застава, единственный, вокруг степь. Да, еще одно - в половине дня пути на северо-восток небольшой лесок. Вот, собственно, и все.
  - Не густо, - пробурчал Лютобор, - но и это можно использовать.
  - Брод широкий? - деловито уточнил Светозар.
  - Нормальный, - Дубыня поморщил лоб, прикидывая, - телега пройдет, а всадников, если ехать стремя в стремя, четверо или пятеро проедут.
  - Их там можно задержать, - задумчиво протянул воевода, - глубокий брод?
  - По пояс мне, - коротко ответил начальник гарнизона.
  - Подойдет, - пожилой воин даже потер руки в предвкушении. - Но понадобятся острые железки. Обломки кос, серпов, копий и остального. Понатыкаем под водой остриями вверх, печенеги замучаются пробираться. А на нашем берегу поставим пару-тройку деревянных щитов, за ними будут лучники. Если все выгорит, то на пол дня их задержим, да и выкосим сотню-другую.
  - Да где ж их взять, эти косы и серпы? - всплеснул руками Дубыня, - мы же тут не землепашцы!
  - Погоди, - остановил его Лютобор. - Мы деревушку проезжали в дне пути отсюда, которую копченые пожгли. Уж там наверняка что-то осталось.
  - Вот это дело, - одобрительно кивнул Сухман, - еще одна вещь немало важная. Надо князя как-то предупредить. Сами не справимся. Негоже степняков на наши земли пускать. Голуби остались еще?
  - Есть один. Последний, - вздохнул Дубыня. - Но говорю же, не долетают они. Может волхв чего наколдует?
  - Я не колдун, - с вызовом произнес Седой, - я волхв! Обещать не буду, но пару заговоров наложу на птаху.
  - А, может, ты сам слетаешь? - спросил Сухман. - Чего тебе стоит? Обернулся вороном, крылышками похлопал и уже в Киеве. Заодно сверху глянешь, идет орда или нет, а если идет, то сколько их...
  - Да вы чего тут, - не выдержал волхв, - Совсем белены обожрались?! Я что вам птаха посыльная?! Вот обращу тебя в толстую зеленую жабу с бородавками, будешь знать!
  - Эээ, - Сухман примирительно выставил руки. Воины в гриднице потихоньку начали посмеиваться. - Зачем в лягуху то? Ну, не хочешь - не надо. Я ж все для пользы дела...
  - Раз для пользы дела... - ворча, проговорил Седой. Многие уже начинали хохотать, хоть и пытались еще сдерживаться. - А я вот, для пользы дела, на пару деньков все-таки сделаю из тебя жирную, скользкую, мерзкую жабень, чтоб из бошки твоей все дурные мысли вымыло!
  Последние слова волхва заглушил мощный хохот находящихся в гриднице. Многие даже вытирали выступившие от смеха слезы. Сидящие за столом командиры и волхв удовлетворенно переглянусь. Напряжение, витавшее над собравшимися и камнем давившее на разум и души, улетучилось, позволяя четко и ясно мыслить.
  - Пошутили, и хватит, - Светозар постарался угомонить воинов. - А если серьезно, что с разведкой будем делать? Отправленные воины пропадают. Не думаю, что другим что-то удастся. Может, все-таки слетаешь, а, Седой?
  - Может, и слетаю, - твердо, без подначек, ответил волхв после того, как утих новый взрыв хохота. - Но в Киев не получится. Далеко сильно, а оставлять заставу без волхва совсем не с руки. А то, как понабегут печенеги, позовут своих шайтанов, да ракшасов с джинами, что будете делать? Поэтому только разведка.
  - Вот это разговор, - одобрительно бросил Сухман. - Это по-нашему. Четко и ясно сказал, что сделаешь, а чего нет, и почему. Так, ребята, какие еще у кого есть задумки, как задержать копченых до прихода Батьки?
  После этих слов гридница зашумела. Каждый старался погромче высказаться, чтобы быть услышанным. В итоге в помещении стоял такой гвалт, что говорившие не слышали сами себя.
  - А ну, тихо! - командным голосом, привыкшим перекрикивать шум битвы, проорал Светозар. После того, как шум утих, он уже спокойно продолжил. - Так мы ни до чего не договоримся. Один говорит, все остальные молчат. Предлагать что-нибудь дельное, то, что сможем сделать сами. Не надо призывать богов и просить покарать врага, так же не предлагать себя в роли поединщика. Не будет поединка, как есть говорю. Ну что, есть идеи у кого?
  На этот раз в гриднице стояла тишина. Все сидели, опустив головы, на ум ничего не приходило. И тут чей-то голос вопросительно произнес:
  - А может красного петуха в степь пустить? Ковыль подсох вроде.
  - Это было бы неплохо, - задумчиво сказал Светозар, - но не подойдет. Сухая трава, вы сами знаете, вспыхнет и сразу же осыплется пеплом. Толку нет. Вот если бы она долго горела, то можно было бы склоны холма подпалить. Посидели бы немного в дыму, ничего страшного, а печенегам ходу бы к нам не было.
  - А если маслом все полить? - спросил Казарин.
  - Каким еще маслом? - с прищуром спросил воевода.
  - Лампадным, - с готовностью ответил Мстислав. - Ермил, ну купец, которого у печенегов из полона вытащили, вез в Киев лампадное масло. Может оно целое в той погоревшей деревеньке осталось.
  - Лампадное масло в горящем печище? - с сомнением протянул Светозар. - Да еще и целое? Это вряд ли.
  - Пусть проверит, - бухнул Сухман. - Так и так в деревеньку за железками ехать.
  - Так, Славка, - как непосредственный начальник, распорядился Лютобор, - берешь свой десяток, заводных коней и стрелой летишь на пепелище. Что делать, знаешь. За тобой масло и железяки.
  ***
  Степной орел парил, высматривая добычу. Коричневые перья, а так же черные хвостовые и маховые, трепетали в потоках теплого восходящего воздуха. Острые глаза высматривали, чем можно поживиться. В гнезде, свитом из веток и утепленном пухом, на вершине высокого дерева, ждала орлица с недавно вылупившимися птенцами. Закладывая очередной круг, хищник заметил движение. Небольшая птаха быстро летела на северо-запад. Бело-серого окраса, она не часто плавно взмахивала крыльями, больше паря, рассчитывая на долгий полет. Завидев добычу, орел сложил крылья и камнем рухнул вниз, хвостом направляя свой полет.
  Одинокое окровавленное голубиное перышко, кружа в потоках воздуха, неспешно опускалось в степное разнотравье. Хищник, легко взмахивая крыльями и не замечая веса маленькой птички, летел в свое гнездо. Будет орлице с орлятами еда, да птенцам еще и игрушка из непонятного сверточка, примотанного к лапке жертвы.
  ***
  Ермила Мстислав нашел во дворе, сидящем на лавке рядом с Бодаем. Перенесенный бой в деревушке и последующий плен сильно отразились на облике купца. Некогда богатый наряд теперь напоминал обычную тряпку, покрытый грязью, сажей, кровью, порванный в нескольких местах. Голова была перемотана тряпицей. Бодай тоже не сильно отличался от купца чистотой. Ермил сидел, прикрыв глаза и молча подставив лицо лучам полуденного солнца. Начальник охраны обоза тоже молчал, но было заметно, что он о чем-то размышляет. Подошедший Славка немного постоял, переминаясь с ноги на ногу и не зная с чего начать разговор. Потом тряхнул головой, отгоняя напавшую нерешительность, и проговорил:
  - Дядь Ермил, - купец открыл глаза и посмотрел на парня. - Вы сказали, что масло лампадное везли. Не скажите, где оставили, чтобы нам долго не искать?
  - Отчего же, Славка, не сказать, - Ермил с прищуром глянул на десятника. - А тебе зачем? Неужто решил старику помочь товар спасти?
  - Нет, - замявшись, проговорил парень. - Это масло нужно, чтобы задержать орду печенегов, пока князь не подоспеет.
  - О, как, - купец округлил глаза. - Орда, говоришь... Это точные сведенья? А про князя чего? Точно будет?
  - То, что печенеги набег готовят, сказали и Светозар, и Седой, - Славка твердо смотрел в глаза Ермила. - Да и князь не зря нашу сотню сюда прислал. А за князем уже голубя отправили.
  - Значит, князь сюда приедет, - в задумчивости потер подбородок купец, - или не приедет. Но это вряд ли. И отблагодарит тех, кто помог защитить заставу. А за расположение Владимира заплатить всего лишь подводной масла, которое мы бы распродавали до самой зимы... Приемлимо. Правда, можно и голову сложить... Но, кто не рискует, тот не пьет зелено вино. Вот что, Славка. Подвода с маслом стояла у амбара постоялого двора. А тот находился немного на отшибе. Так что шансы, что масло уцелело - достаточно высоки. Только пообещай мне одну вещь.
  - Какую? - бросил парень, которого от размышлений купца, во всем ищущего выгоду, покоробило.
  - Если вдруг случиться так, что меня не станет, - Ермил поднял руку, призывая собравшегося возразить Мстислава дослушать, - то ты выпросишь у князя послабления для нашей семьи в торговле. И возьмешь в жены Улиту, на что даю вам свое благословение. Согласен?
  - Согласен, - кивнул головой парень. - А теперь пора мне. Еще десяток надо собрать, да побыстрее съездить туда и обратно.
  - Удачи, сынок, - пробормотал купец, глядя на удаляющуюся спину Казарина.
  ***
  Тяжелый запах пепелища начал раздражать ноздри еще до того, как показались обгорелые дома. Славка подумал, хорошо, что дождик прошел, притушил пылающую деревню. Обернувшись к своему десятку, Казарин остановил коня. Подождав, пока все подъедут, парень скомандовал:
  - Варган, с тобой Смолига, осмотрите дома с правой стороны от нас. Ярек и Земидар, вы слева. Остальные со мной. Надо найти постоялый двор. Он на отшибе где-то, да кузня, наверное, тоже там рядом. По одному не ходить, а то мало ли что.
  Четверо спешились и по двойкам разошлись в стороны к остовам обгоревших изб. Десятник с остальными двинулся дальше через печище. Впереди, по ходу движения, воины увидели три постройки. Одна выгорела дотла, лишь кузнечный горн да пара здоровых наковален обозначали, что когда-то здесь была кузнеца. Вторая изба тоже была изрядно обглодана красным петухом, но все же часть сохранилась. По всей вероятности, это и был шинок. Третья постройка сохранилась почти полностью и представляла собой деревянный короб, грубо сколоченный из досок. Ворота в амбар были сорваны и валялись тут же в пыли.
  - Ребят, - обратился Мстислав к двум новым воинам в десятке, поставленным взамен погибших, - осмотрите кузню, всякие железяки тащите сюда. Только наковальни не надо. А вот подводы я что-то не вижу.
  Соскочив с коня, Казарин заглянул в амбар, обошел вокруг него и вернулся в оставшимся трем воинам.
  - Незадача, - нахмурившись, пробормотал парень и уже громче продолжил, - кто-то свел подводу раньше нас. Следы от тележных колес уходят в сторону от деревеньки. Людей с ней трое, если никто подальше не стоял. Лошадка одна и, видимо, старая и слабая, потому что мужики телегу сзади подталкивали. Правда, следы от ног и копыт странные, полустертые какие-то, а от телеги нормальные. Догоним? И полдня не прошло. Должны нагнать.
  - Не вопрос, - бросил, обычно молчаливый, Богомысл, - надо догнать.
  Воины пустили коней рысью, предварительно крикнув тем, которые ковырялись в сожженной кузне, что поехали догонять телегу. Казарин двигался впереди, время от времени поглядывая на следы. Вокруг проплывали островки подсохшего ковыля, крутились в пыли маленькие смерчи, стрекотали кузнечики, жужжали стрекозы, да чирикали птахи. Кое-где еще остались не завядшие цветы. Три мака с правой стороны причудливо переплелись стеблями, ярким красным пятном выделяясь на фоне готовящейся к летнему зною, пожелтевшей степи. Княжеские гридни настороженно оглядывались по сторонам, стараясь заметить любое опасное движение. Время шло, степь, по-прежнему, расстилалась вокруг, а телеги до сих пор не было видно, хотя следы все тянулись и тянулись к виднокраю.
  - Уже должны были догнать, - мрачно заметил Мстислав, оглядываясь кругом. - А ну, стойте.
  Парень соскочил с Ночки, сделал пару шагов влево и наклонился над тремя маками, стебли которых были затейливо переплетены между собой. Затем поднялся и прошел чуть дальше в левую сторону.
  - Так, - раздосадовано бросил Казарин, - какая-то зараза нас по кругу водит. Вон наши следы. Все за мной.
  Не касаясь стремян, Мстислав запрыгнул в седло и, дернув повод, направил скакуна в сторону маков. Через некоторое время всадники ошарашено остановились. С тихим хлопком морок спал, и перед княжескими гриднями открылось во всей своей безобразной красе древнее болото. Маленькие, хиленькие деревца, искореженные миазмами топи, перемежались покрытыми мхом кочками. На поверхность затхлой воды из глубины поднимались пузыри, затем лопались с отвратительным хлюпаньем, отравляя все вокруг сернистым газом. Влажные, душные испарения от гниющих растений забивали вонью ноздри, заставляя дышать через рот. Зеленоватая дымка искажала расстояния, делая предметы расплывчатыми и какими-то нереальными. Тучи мелкого гнуса висели над топью, издавая еле слышное жужжание.
  - Что за... - недоуменно вырвалось у Кзазарина. Поодаль воины заметили пропавшую телегу, половины груза на ней уже не было. Настороженно оглявывась по сторонам, гридни принялись впрягать пару заводных лошадей. В этот момент мутная жижа в ближайшей луже забурлила и оттуда показалась голова водяного. Покрытая липкой слизью светло-зеленая кожа обтягивала продолговатый череп. Безгубый жабий рот застыл в вечной кривой ухмылке, обнажая острые зубы. Удлиненные уши прижаты к голове. Нос практически отсутствовал, только узкие ноздри втягивали в себя запах чужаков. Большие, на выкате, глаза с голубыми прожилками вен внимательно смотрели на воинов.
  - Это наше, - пробулькало существо, вылезая из воды по пояс. Мощные руки оканчивались длинными кистями с перепонками между пальцев. Мышцы на груди перекатывались сытыми змеями, когда водяной двинул рукой, указывая на телегу.
  - Как это ваше? - Мстислав от неожиданности даже забыл выхватить меч, хотя угроза от существа исходила нешуточная. - Это товар моего тестя. И здесь не все. А ну, отдавайте обратно остальное. Нам этого мало.
  - Вот что за создания, эти человеки? - в раздражении забулькал водяной. - Им всегда всего не хватает. Мало им места для житья, начинают вырубать деревья. Из-за этого земля сохнет, болот почти не осталось. Это последний кусочек некогда Великой Топи, которая расстилалась на весь мир. Мы, самая древняя раса, должны ютиться тут, как икринки в брюхе у жабы. И во всем виноваты вы, люди!
  Зеленый палец с черным когтем обвиняюще уткнулся в княжеских воинов. Во время разговора из болота стали подниматься головы других водяных. Одна, вторая, пятая, десятая. Все больше и больше существ угрожающе глядело на четверых воинов. Понимая, что со всеми они вряд ли справятся, Казарин постарался решить дело миром.
  - Подожди, подожди, - выставил в примиряющем жесте руки Мстислав, - ну срубил кто-то пару деревьев. Жить то надо где-то. Мы тут при чем?
  - Один пару, потом другой, - глаза водяного зло прищурились. - А потом целого леса как не бывало. Вот мы вас сейчас съедим, и на четыре гадости мир станет чище!
  - Да не гони лошадей, - уже с вызовом произнес Казарин. - Ладно, нас погубите. Пусть. За землю родную и голову сложить не жалко. Я вот только одного не пойму. Зачем вам лампадное масло? Это же для огня, а вы его ненавидите.
  - Ты не понимаешь, человече, - водяной приблизился к воинам на шаг, - есть мы по-твоему что должны?
  - Огонь есть? - недоуменно спросил Славка.
  - Нет! - голова существа качнулась в отрицающем жесте. - Какие же вы все-таки, люди, молодые и глупые! Как Род мог выбрать вас любимой расой, не могу понять! Огни на болотах привлекают людей. Многие ищут цвет папоротника, сокровища, богатства и, следуя за огнями, попадают к нам... А масло ярче горит, его свет дальше видно, и поэтому больше еды к нам придет.
  - Ах, ты, болотное отродье! - вскричал Славка, выхватывая клинок. - Пусть погибнем, но не дадим простой люд, как скот, жрать! Сухман сможет и без масла продержаться! Спина к спине!
  - Сухман? - отшатнулся водяник, глядя на ставших в круг и ощетинившихся мечами четверых воинов. - Ты его знаешь?
  - Тебе то что? - зло бросил десятник, стараясь не упускать из виду всех ближайших водяных. - Это наш, можно сказать, сотник, князем поставленный.
  - Ладно, - раздосадовано пробулькало существо, - есть мы вас не будем. А зачем Сухману масло то это?
  - Как это, не будете? - непонимающе и даже чуть обиженно проронил парень. Воины тоже в недоумении опустили оружие.
  - Знаю я его, - погружаясь по пояс в болотную жижу, бросил водяной. - Не хорошо свояку своему гадости устраивать. Так зачем масло то?
  - Свояку? - продолжая удивляться Казарин, потом мотнул головой, будто отгоняя надоедливую муху, - Свояк, деверь, да хоть отец родной! Вы людей убиваете, за это и поплатитесь!
  - Да погоди ты, - раздраженно отмахнулся рукой водяник. - Мы же должны что-то есть. Посуди сам. Вот кто идет искать клады и сокровища? Правильно, алчные, жадные, да прочие ленивые и дураки, кто хочет все и сразу, кто не желает работать, не желает своим умом и силой добыть себе славу и состояние. Короче, шлак и гниль вашей расы. Так что, мы вам еще и услугу оказываем, избавляя от этого мусора. И масло не отдадим, так можешь Сухману и передать.
  - Таак, - протянул парень, вспоминая разговор со странным бортником и в общем-то соглашаясь с водяным по поводу гибели никчемных отбросов общества. - А расскажи мне, как это сотник стал тебе свояком.
  - Ооо, - протянул водяной, - это такая история, что даже у тебя, воин, слезу выжмет. У моей русалки есть сестра. Ее как-то разбойники поймали да потребовали исполнять их желания, грозили смертью. Да и порешили бы в любом случае, после того, как попытали ее. Но тут на шум и гогот этих мерзких людишек вышел из леса Сухман. Освободил он русалку. Ибо негоже такой смертью погибать никому из существ. Ну, поговорили они там, потом еще несколько раз виделись. Сам знаешь, любовь слепа. Полюбили они друг друга. А у русалок один суженный на всю жизнь. Только не могут они быть вместе, человек и русалка. Только после смерти одного из них Сухман и Светлая вода могут соединиться. Уж не знаю как, но так говорят наши старейшие. Все, а теперь ступайте. Масла вам все равно не видать, как своих ушей.
  - Погоди, - бросил Мстислав, что-то быстро прикидывая в уме. - А вы можете как-то покидать эту топь?
  - Конечно, - булькнуло существо, - а как, по-твоему, мы со своими русалками встречаться будем? Икринки с комарами отправлять что ли? Здесь же только кикиморы живут. А русалки любят чистую воду, реки да озера.
  - А у меня есть предложение, - загадочно протянул Казарин, - вы отдаете нам масло, а за это получаете...
  ***
  Работа на заставе кипела. Уже сколотили три дощатых щита из разобранного овина. Их установили напротив брода. Заточенные обломки мечей, копий, плугов, вил, мотыг, серпов и прочего металлического хлама густо воткнули в дно реки. Теперь брод был не проходим. Любой решивший переправиться по нему неминуемо был бы изранен отточенной сталью. Осталось сделать совсем немного: облить привезенным лампадным маслом склоны холма, на котором стояла застава, да пропитать водой стены укрепления. Воины, разбившись на две группы, одновременно выполняли эти две задачи. Одни таскали из реки воду, из колодца решили не брать, ее нужно было очень много, а сколько в осаде сидеть неизвестно. Хоть колодец и постепенно наполняется, но все же не стали рисковать. Вторая группа аккуратно выливала масло на сухой ковыль, стараясь покрыть всю площадь холма.
  - Ну, вроде бы успели, - сказал задумчиво Светозар стоявшим рядом Сухману и Лютобору, - что могли, мы сделали.
  - Да уж, - Сухман осматривал окрестности с дозорной башни, - еще бы Седого дождаться.
  - Задерживается он что-то, - буркнул Лютобор, напряженно вглядываясь в чистое, без облачка, небо, - как бы не случилось чего. Погодите ка, а вон там не он ли?
  Белый ворон мягко спланировал на смотровую башенку. Перекинувшись в человека, волхв с наслаждением почесал нос.
  - Как же хорошо, - протянул Седой, - а то крыльями совсем неудобно этим заниматься.
  - Ну, как? - одновременно выдохнули сотники. Затем Сухман добавил, - не томи.
  - Они текут, как черная безбрежная река... - пробормотал волхв. - Где-то я это уже слышал... Но не важно. Много их, одним словом.
  - Много, это сколько? - решил уточнить Лютобор.
  - Много - это много, - устало ответил Седой, - тысяч двенадцать - тринадцать. Уж извините, я не счетовод, я - волхв.
  - Далеко они? - бывший воевода подобрался и стал походить на хищного зверя, вышедшего на охоту.
  - Пару суток пути, - бросил Седой.- А теперь мне пора. Надо отдохнуть с дороги, да встречу теплую приготовить. Вы, смотрю, уже устроили все, а у меня еще дел не впроворот.
  Глава 2
  К броду выехали на закате. Лучи багрового заходящего солнца окрасили всю степь в кроваво-красные тона. Темный силуэт заставы на противоположном берегу наливался темнотой с каждым мгновением, и деталей было не разобрать. Разъезды печенегов, заметив деревянные щиты с другой стороны брода, мигом унеслись докладывать кагану Илдею. Решив дать отдохнуть своему войску, тот приказал разбить лагерь в двух полетах стрелы от реки. Кочевники быстро установили шатры, разожгли костры и, выставив дозорных, принялись готовиться к завтрашнему бою. Кто-то проверял доспехи, кто-то точил оружие, кто-то завалился спать, кто-то готовил еду на кострах, иные просто сидели, переговариваясь.
  Небольшой костерок, сложенный из срубленного сухого кустарника и веток перекати-поле, весело потрескивал, пуская в ночное небо маленькие искорки. Трое мужчин сидели вокруг него молча, думая о своем. Базлар вздохнул и скрипучим старческим голосом произнес:
  - Вот что я скажу, волки степей. Я знаю, что вы копаете под кагана. Знаю, что собираете всех недовольных им под свою руку. И не вскакивай, Джарбаш, лучше по сторонам смотри, чтоб не подошел никто. Если завтра мы исполним то, что Великий Белый Господин нам поручил, то обещаю, что Куря в скором времени станет каганом, а Джарбаш его советником. Буду вас всячески поддерживать. Если же не получится у нас завтра, ну или втечение ближайших дней, то с жизнью можем распрощаться. А повелитель нижнего мира будет терзать наш кут на протяжении вечности.
  - Мы все понимаем, - хан Куря массировал руку, - ты лучше расскажи, что и как нам двоим надо сделать, чтобы все получилось.
  - Илдей решил начинать с утра, - проскрипел шаман, - но не думаю, что у него легко получится перейти брод. Разве только пускать сразу воинов и на брод и вплавь. Видели щиты на другом берегу реки?
  - Конечно, видели, - кивнул хмурый советник. - Русы наверняка что-то придумали. Их не может быть на заставе много. В крайнем случае, возьмем числом, телами завалим. Ведь твой купол еще работает?
  - Работает, работает, - сварливо проскрипел кат, - послания и гонцов они по-прежнему не смогут послать. Но я не смогу держать его вечно. Когда переправимся, мне надо будет оживить Одолище. А после этого я даже пальцем пошевелить не смогу, не то, что купол держать. Надеюсь, мои помощники справятся с этим делом.
  - С куполом понятно, а что нам делать-то? - повторил вопрос хан.
  - Куря, ты же вроде хан, а такой непонятливый, - как всегда с сарказмом проговорил главный кам. - Когда Одолище пойдет к заставе, вы со своими воинами будете его охранять, только под ноги не лезьте. Ни один русс не должен его коснуться живым. Если коснется, то голем не будет рушить холм, а примется за живых врагов. А нам надо, если вы помните, и в ваших дырявых головах застряла хоть толика знания, в первую очередь добраться до сундука. А рыть холм людям под градами стрел со стен - это непростительно долго.
  - Да помним мы все, - вспылил Джарбаш, - хватит уже над нами измываться!
  - Ха, - старик ехидно скалился, - а не много ли ты, советник, на себя берешь? Вон, даже хан сидит и помалкивает. А ты, как пес шелудивый, лаешь на каждое мое слово.
  Советник в раздражении встал, плюнул под ноги и, развернувшись, ушел в шатер.
  На удивление, наступившее утро было прохладным. День обещал выдаться жарким. Легкий туман струился над водой. Кочевники, встав еще затемно, уже выстроились на берегу. В первой линии стояли самые незнатные ханы. Им предстояло первыми испытать, что приготовили русы. Каган Илдей со своим отборным отрядом расположился чуть в стороне, чтобы наблюдать за переправой и, в случае необходимости, отдавать приказания. Чуть наклонив голову, он взмахнул рукой, отдавая приказ к наступлению. В условном знаке замахал тамгой ближник, следом затрубили рога, забили барабаны и бубны, отправляя воинов вперед.
  Кочевники с криками и гиканьем вломились в воду. Истошное ржание раненых коней просто оглушило. Сброшенные с седел обезумевшими животными, воины гибли под копытами, гибли от ран, нанесенных отточенными остриями на дне реки. Крики, хрипы, проклятия умирающих людей вплетались в конское ржание, создавая невообразимый шум, разливая над рекой голос смерти, повергая в ужас оставшихся на берегу кочевников. Кровь окрасила воду в багровый цвет. Большую часть лошадиных туш и человеческих тел унесла река, оставшиеся были насажены на острия или просто зацепились друг за друга.
  Со слов выживших в этом месиве, кагану доложили, что все дно брода утыкано острой сталью. Раздосадованный, Илдей послал пару десятков пеших воинов очистить переправу. Но лишь они ступили в воду, как в деревянных щитах на другой стороне реки открылись узкие окошки, и стрелы наполнили воздух. Каленые бронебойные наконечники с легкостью прошивали кожаные доспехи печенегов, даже костяные накладки не спасали, разлетаясь от попадания в них. Через несколько мгновений все было кончено. Река приняла в свое лоно еще двадцать тел, унося их вниз по течению.
  Обозленный каган отправил гонца к воинам, стоящим на берегу. Теперь пешие кочевники, прикрываясь большими щитами, сколоченными тут же из разобранной телеги, ступили в воду. Они работали парами - один держал щит, прикрывая напарника, второй очищал дно от смертоносного металла. Стрелы опять попытались собрать свою жатву, но только зло впивались намокшую древесину. Лишь один печенег, оступившись, чуть наклонил щит. Тут же он оказался пронзен несколькими стрелами. Судьба напарника тоже оказалась предрешена. Его безвольное тело со стрелой в шее, плавно покачиваясь, поплыло вниз по течению.
  Одновременно с кочевниками, разбившимися по парам, несколько десятков печенегов стали осыпать деревянные щиты, за которыми спрятались защитники, короткими стрелами. Это очень сильно мешало русичам вести прицельную стрельбу по расчищающим брод. Острия с глухим стуком впивались в дерево. Через некоторое время убежища защитников походили на огромных ежей, растопыривших свои иголки.
  Однако это было еще не все. Разгневанный каган послал переправляться вплавь две сотни всадников. По одной сотни с каждой стороны брода, чтобы наверняка не оставить никаких шансов малочисленным стрелкам за деревянными щитами.
  Всадники, пустив коней галопом, с шумом и брызгами ворвались в воду. Сначала все шло, как и задумывалось, но затем... Река странно забурлила, под поверхностью воды пошли буруны в сторону пловцов. Степняки один за другим стали резко уходить под воду. Кто-то молча скрывался с головой, кто-то кричал, захлебываясь водой. Даже то, что воины держались руками за седла, их не спасало. У наблюдающих это избиение людей создавалось впечатление, что пловцы лопались под водой. Бурые пятна крови поднимались из глубины, расплываясь по поверхности реки. Их сносило течением. Иногда небольшие багровые фонтаны вздымались, окатывая все вокруг кровавыми брызгами. Лошади, обезумев от страха, дико ржали, дрожали, с силой били под водой копытами, стараясь побыстрее добраться до спасительного берега. Через некоторое время все было кончено. Скакуны перебрались на берег и в ужасе унеслись в степь с пустыми седлами. Из печенегов не выжил никто, даже те, кто расчищал брод ушли под воду, оставив участок со смертоносным металлом длинной в шесть локтей. Еще какое-то время вода продолжала бурлить, иногда выбрасывая в воздух фонтаны крови. Затем все успокоилось, а течение смыло бурые растекшиеся пятна. Больше ничего не напоминало о произошедшем совсем недавно кровавом побоище.
  Каган в бессильной ярости до хруста костей сжимал кулаки. Желваки на его широком лице ходили ходуном.
  - Приведите сюда Базлара, - сквозь зубы прошипел Илдей.
  Главный кам неспешной шаркающей походкой приблизился к кагану. Он, как всегда, был одет в темный балахон с капюшоном, который оставлял открытую лишь нижнюю половину лица. За спиной шамана с невозмутимыми лицами шагали Куря и Джарбаш.
  - Великий каган желал видеть меня? - проскрипел Базлар, затем продолжил с елейной улыбкой, - Что угодно повелителю степей и в недалеком будущем повелителю мира?
  - Хм, желал... - такая неприкрытая лесть от кама была для Илдея в новинку. Он даже немного сбился с мысли, но затем тряхнул головой и перешел на крик, - Какого шайтана, мои воины мрут, как мошки в огне?
  - А что случилось-то? - старик раздраженно дернул уголком губ. - Я, как знает всеведущий каган, был в середине войска. А еще, как зрит всевидящий каган, глаза у меня обычные, а не торчат, как у улитки, на стебельках над головой. Откуда я знаю, что тут у вас произошло? Неужели, через речушку перебраться не можете?
  - Издеваешься? - гневно вскричал Илдей. - Да я тебя...
  Затем каган долго и в красках, с криками и брызгами слюны рассказывал, что и как сделает с главным камом. Выкричавшись и немного успокоившись, Илдей, размахивая руками, описал, как именно погибли воины.
  - Ай, и хитрые же русы попались, - с усмешкой пробормотал Базлар и, обращаясь к хану с советником, бросил, - пойдем к воде.
  Спустившись к реке, шаман присел и набрал в пригоршню воды, затем поднес к лицу, понюхал, посмотрел и отряхнул ладонь, сбрасывая капли. В этот миг со стороны защитников прилетела стрела, метя каму в шею, но тот взмахом руки отбросил ее в сторону.
  - Ух, какие, - словно старый добрый дедушка, пожурил кам противников, грозя им пальцем. - Эй, принесите мой походный сбор!
  Из принесенной помощниками сумы, Базлар стал доставать какие-то мешочки, горшочки и пучки трав. Часть того, что появлялось из недр сумы летело в воду под какие-то пришептывания кама. Русы еще несколько раз пускали стрелы, но, как и первая, они так и не достигли своей цели.
  - Ну, вот и все, - буркнул шаман, подойдя к кагану. - Водяные с кикиморами вас больше не побеспокоят. Остальное в ваших руках.
  Илдей кивнул Базлару, благодаря, и приказал воину, держащему тамгу и флаг Тэнгри, подать знак кочевникам. Три раза стяг с черным орлом на голубом солнце сделал круг над головами кагана с приближенными, и три сотни отборных воинов пустили коней к броду...
  ***
  Ночь для русов прошла беспокойно. Опасаясь ночного нападения кочевников, никто за сколоченными щитами не смог сомкнуть глаз. Но вот на востоке заалело, предвещая скорый рассвет. Легкий туман над рекой быстро развеялся под первыми лучами солнца, открывая выстроившуюся на противоположном берегу вражью рать.
  - Да уж, - протянул Казарин. Его поставили над стрелками, как одного из лучших, к тому же зарекомендовавшего себя, как хороший десятник. - Не соврал Седой - печенегов, как грязи...
  - А давайте сейчас по ним вдарим, - с запалом проговорил молодой паренек из Светозаровой сотни.
  - Не суетись, Добронег, - осадил его Горислав, пожилой лучник с сединой на висках и длинными вислыми усами. - Мстислава над нами поставили. Значит так надо. И все делаем, как он скажет.
  - Как договаривались, так все и будет, - Славка нахмурил брови, - нам главное - выиграть время, а не положить побольше врагов. Хотя и это не мало важно. О, смотрите, двинулись.
  Воины за деревянными щитами наблюдали через узкие прорези бойниц, как сотня кочевников с разгона влетела в реку. Крики и проклятия умирающих людей, жалобное ржание гибнущих коней заполнили собой все вокруг, забили пробками уши, вгрызаясь сверлами в черепную коробку. Голоса смерти, ужаса и боли заставляли бледнеть лица, руки до хруста костей сжимать оружие, и в глубине души радоваться, что ты здесь, а не в этом кровавом месиве, что ты жив.
  - Лошадок жалко, - у парня, предлагавшего ударить первыми, выступили слезы на глазах.
  - Лес рубят - щепки летят, - играя желваками, мрачно проговорил Казарин. - Иначе никак. Приготовьтесь, сейчас должны по новой пойти.
  Печенеги не заставили себя долго ждать. Пара десятков кочевников быстро спустилась к реке и начала споро шарить по дну, вытаскивая смертоносное железо.
  - Начали, - коротко выдохнул Мстислав, отпуская натянутую к уху тетиву. Свитые из жил животных, высушенные, натянутые до звона, тетивы со злым звуком щелкали по костяным, металлическим и толстым кожаным накладкам на боевых рукавицах, отправляя в полет длинные тисовые стрелы. Каленые наконечники несли с собой смерть. Кочевники падали, получив острые подарки русов. От свистящей погибели не скрылся ни один печенег. Через некоторое время все было закончено.
  - Ждем, - перевел дух Казарин, и тихонько для себя добавил, - как бы не подвел Сухманов свояк.
  Солнце уже стояло в зените, когда кочевники, сколотив из повозок деревянные щиты, двинулись к реке. Повинуясь отмашке Мстислава, защитники принялись вновь обстреливать печенегов. Но в этот раз в сторону отряда Казарина тоже полетели стрелы. Воздух наполнился свистом. Вот уже пару стрелков за преградой, зло шипя сквозь зубы, обламывали вражьи стрелы, впившиеся в их плоть. А парам печенегов, что методично очищали дно, все было нипочем. Стрелы русов вязли в намокшем дереве, не причиняя вреда кочевникам.
  - Еще и конных пустили, - с досадой сплюнул воин, что осаживал молодого, - Мстислав, надо уходить. Если возьмут в кольцо - не сдюжим, поляжем почем зря!
  - Рано еще! - так же, перекрикивая свист стрел, проорал Казарин. Про договоренность с водяными знали только те воины, которые были на болоте, и, конечно, воевода с сотниками. - Вон, открылся один!
  Слаженный выстрел нескольких славянских луков достиг цели. Подскользнувшийся печенег со щитом и его напарник погрузились в воду, пронзенные стрелами.
  - А это что за... - недоуменно опустив лук, пробормотал один из стрелков, заметив, что на реке творится что-то неладное.
  - Прекратить стрельбу! - распорядился Казарин, улыбнувшись. - А это - даже нечисть речная нам помогает против супостатов. Потому что мы из одного мира, русского, славянского, а находники - это конец всему, конец нашему миру, нашим богам, а вместе с ними уйдет в небытие и вся наша нечисть.
  - Ну дела, - протянул Добронег, пытаясь почесать в затылке, но латная перчатка натолкнулась на стальной шелом, - вовек бы о таком не подумал.
  - Теперь посмотрим, что они еще придумают, - Мстислав недовольно поморщился, глядя на солнечный круг, неспешно двигавшийся по небу, - и ведь придумают, змеи этакие. Вряд ли до вечера продержимся.
  После того, как река опустела, и течение смыло последние багровые пятна, защитники немного расслабились. Русы сидели за щитами, весело перебраниваясь. Кому-то заново перетянули раны, полученные от вражеских стрел. Казарин и еще два воина наблюдали за степняцкой ордой.
  - Так, собрались все! - Мстислав оглянулся на вмиг подобравшихся и бросивших шуточки и подначки дружинников. - Кажется, начинается. Вон сморчка в балахоне к главному привели. Шаман, наверное.
  - А ругается то как, - с беззлобной усмешкой бросил один из русов, глядя на кричавшего кагана, - аж сюда слышно.
  - Шаман со своими к реке пошел, - Казарин не отрываясь следил за фигурой в черном балахоне. - Как подойдет к воде, попробую его достать.
  Не глядя, десятник выхватил из тула бронебойную стрелу и наложил на лук. Плавно отведя к уху тетиву с зажатым пальцами древком стрелы, Казарин застыл, задержав дыхание. Вот фигура, подошла к воде, замерла на немного, наклонилась, зачерпывая ладонью воду. Легкий ветерок ерошил выбившиеся из под мисюрки волосы Мстислава. Русы в напряжении замерли, глядя кто на начальника, кто на его цель. Все понимали, что от этого выстрела зависит смогут ли они продержаться еще немного или нет.
  Напряжение достигло своего пика, когда Казарин решил, что пора. Рука еще чуть-чуть оттянула тетиву, пальцы разжались, согнутые неимоверным усилием рога лука резко распрямились, отправив стрелу точно в цель. Шаман стряхнул с ладони воду и небрежным движением отбросил стелу в сторону. Защитники разочарованно и недоуменно вздохнули.
  - Как же так, - удрученно вырвалось у Мстислава, - ведь все правильно сделал: и высоту выбрал, и направление ветра, и стрелу утяжеленную взял. А этот только ухмыляется, да пальчиком, гад, грозит.
  - Шамана обычной стрелой не возьмешь, - зло сплюнул один из защитников, - вот волхва бы сюда нашего. Уж он показал бы этому сморчку, где раки зимуют.
  - Седой к осаде готовится, - подавив в себе раздражение от неудачного выстрела, коротко сказал Казарин. - Сейчас этот черный, наверняка, прогонит наших водяных помощничков. А брода всего шесть локтей нерасчищенных осталось. На лошаденках своих им перемахнуть на раз-два. Готовимся к отходу. Щиты, как и договаривались, подпалим. Может, кони их и не испугаются, но какая-никакая, а преграда. У нас один выстрел. Спускаем стрелы только по моей команде. Затем сразу на коней. Выведите их, кстати, из под навеса за третим щитом. Не думаю, что печенеги опять стрелять начнут, если конницу пустят. Все. За работу. А я еще попробую этого шамана подстрелить.
  Глава 3
  Прорвавшиеся через брод кочевники хоть и потеряли пару десятков воинов, но все же пустились вдогонку за ускользающими русичами. Ворота заставы, пропустив беглецов, закрылись перед самым носом печенегов. Со стен ударили стрелы, и воины кагана сочли за благоразумие отступить. Теряя соратников, пораженных стрелами, кочевники унеслись ближе к броду, где переправлялись основные силы печенежского войска.
  Решив не штурмовать хорошо подготовленную заставу, каган приказал ее окружить, чтобы ни одна мышь не проскользнула. Затем Илдей собрал всех ханов с советниками у себя в шатре, не забыл позвать и главного кама.
  - Вот, что я думаю, сыны Великой Степи, - начал каган, когда все собрались. - Идти сейчас на штурм - это значит погубить много наших славных воинов. Есть у меня пара мыслей, но сначала хотелось бы выслушать, что бы вы предложили.
  - А что тут думать? - вскочил хан средней руки Кизляр. Могучий, не знающий поражений в открытой битве, но бесхитростный, и потому не смогший возвеличить свой род. - Напролом идти! Что воины? Мы все - пыль под ногами Великого Тэнгри! Наши женщины еще нарожают сынов Степи! И наши кони будут пастись от моря и до моря!
  - Вариант, хан Кизляр, - Илдей, якобы в задумчивости, потер подбородок, - не плох, но давайте послушаем, что скажут другие ханы.
  Пошептавшись с советниками, титулованные кочевники поочередно высказывались. Предлагали и обложить осадой, пока русы сами не вымрут от голода, и выманить защитников в степь, а там вырезать, и, чтобы не терять воинов, призвать на головы русов шайтанов с ракшасами, и много чего еще говорили. Наконец, предложения закончились. Лишь хан Куря да Базлар не проронили ни единого слова.
  - А что же хан Куря молчит? - елейно поинтересовался каган. Голос был сладким, но глаза оставались холодными, словно кусок льда. - Может у него есть, что предложить своему кагану?
  Попытавшегося ответить хана дернул за рукав, останавливая, главный кам.
  - Великий каган, да продлятся его дни, конечно же, знает, - старческий голос Базлара источал мед и патоку, - что ваш почтенный слуга приготовил нечто особенное для того, чтобы исполнить волю Высокого Неба. А хан Куря, вашим повелением, приставлен охранять шаманов и всячески помогать мне и моим собратьям. Именно поэтому, хан не может ничего предложить. Он полностью сосредоточен на исполнении своего задания...
  - Уж не хочешь ли ты сказать, шаман, - глаза кагана зло прищурились, - что и здесь он тебя охраняет, потому что в этом шатре, среди соратников и многих знатных ханов, в моем шатре, в конце концов, тебе угрожает опасность?
  - Нет, конечно, - старческий голос скрипел, будто водили острым ножом по стеклу. - Он готовится к тому, что предстоит сделать завтра.
  - Ах, вот как, - Илдей в притворном недоумении распахнул глаза. - Тогда, шаман Базлар, не будешь ли так любезен, расскажи, что же ты и твои помощники приготовили на завтра русам?
  - Я не буду, так любезен, великий каган, - кам, не мигая, смотрел в глаза Илдея, - я не могу рассказать о наших приготовлениях. Ибо это знание может помешать великим воинам исполнить свой долг, исполнить волю Белого Господина.
  - Да что же вы там такое приготовили, горсть муравьев тебе в печень, - зло выругался каган. - Будь по-твоему. Я не стану трогать хана Курю с его воинами. Но учти, Базлар, да и ты Куря тоже, если не выполните волю Тэнгри, то головы ваши будут на копьях вывешены перед войском.
  - Поверь, владыка, - Базлар в раздражении поморщился, - это будет ничто в сравнении с карой Белого Господина.
  - С вами закончили, - бросил Илдей, отвернувшись от кама. - Я решил. После полуночи хан Кизляр с сотней воинов попробуют перелезть через стены и открыть ворота. Разобьетесь на десятки и будете прорываться по всему периметру стены. Кизляр, отбери лучших воинов.
  - Во славу Великого Тэнгри, - бухнул себя кулаком в грудь воин, глаза его светились яростной радостью.
  - Еще одно, - продолжил каган, благодарным кивком принимая слова хана, - пять сотен конных должны стоять напротив ворот заставы. Если у Кизляра все получится, они ворвутся в распахнутые ворота. Тогда никакие боги русов не спасут. Все остальные разбивают лагерь в полутора полетах стрелы от стен и делают вид, что собираются тут остаться надолго и держать заставу в осаде. Я все сказал.
  ***
  Сотники с воеводой осматривали посты на стене и хмуро поглядывали на устраивавших лагерь печенегов. Ночь вступала в свои права, все больше и больше сгущая сумерки. Печенежскую орду уже не было видно. Лишь тысячи костров, разведенных из привезенного кочевниками кизяка, плотным кольцом окружили заставу.
  - Да уж, - протянул Дубыня, - что-то многовато их.
  - Ничего, сдюжим, - по своему обыкновению бухнул Сухман. - Нам бы ночь простоять, да день продержаться. А там, глядишь, и князь подоспеет. Славка хорошо копченых задержал. Не рассчитывал я даже, что до вечера простоит.
  - Добрый воин, - кивнул Светозар, - Где он со стрелками, кстати? Они могут ночью понадобиться.
  - Поели и отсыпаться пошли, - буркнул Лютобор. - Думаешь, эти ночью попрут?
  - Ну, я бы напал, - задумавшись, проговорил воевода. - Причем напал бы между полуночью и рассветом, когда сон самый крепкий. Не думаю, что каган - безмозглый чурбан. Он прекрасно понимает, что воины после перехода отдохнули, и что нас тут мало. А не напал сразу, как брод перешли, потому что хочет обойтись малой кровью.
  - Скорее всего, отправит пеших, самое большее сотню, чтобы перелезли через стены и открыли ворота, - кивнув, продолжил Сухман. - А у нас сейчас полсотни на стенах, да десяток у ворот. Должны справиться, главное заметить вовремя. А что там волхв наш? Видел его кто?
  - Заходил к нему, - хмыкнул Лютобор, - Седой выбрал себе двух молодух из спасенных и закрылся в горнице. Сказал, если надо будет что, девки передадут.
  - Ну, дает, - заулыбался Дубыня.
  - Будем надеяться, - Светозар мрачно зыркнул на печенежский стан, - что всяких шайтанов он сюда не допустит. А уж с простыми воинами мы сами как-нибудь. Ладно, други, пойду к своим. Как начнется, поднимемся на стены.
  Все, молча, согласились с воеводой и разошлись по заранее обговоренным местам. Дубыня отправился к воинам, что стерегли ворота, Сухман на стену с противоположной стороны, Лютобор же к свои гридням. А сумерки все продолжали сгущаться, заполняя темнотой все вокруг. Но вот выглянули на небе звезды, неверным серым светом разбавляя мрак. Факелы на стенах были потушены, чтобы враги не видели силуэты стражников. Только пара небольших костерков горела в середине заставы, отбрасывая дрожащие красноватые блики на стены близлежащих строений. Казалось, что все вокруг погрузилось в глубокий сон, лишь со стороны стана противников слабый ветер приносил обрывки стихающего гомона орды.
  ***
  Хан Кизляр лично отобрал из своих людей самых умелых и опытных воинов. Кочевники, предварительно подтянув амуницию так, чтобы ничего не болталось и не звякало, выдвинулись сначала к реке. Там, набрав донного ила, измазались с головы до ног так, что чистыми остались только глаза. Даже клинки не избежали знакомства с грязью, чтобы ни один отблеск или блик от луны или звезд не выдал приближение лазутчиков. Затем, разбившись на десятки, печенеги разошлись на заранее обговоренные места вокруг заставы. Воины легли на землю и очень медленно поползли к стенам, стараясь не издавать ни звука. Сухой ковыль, приминаемый руками, еле слышно потрескивал, а ближе к заставе, пропитанный лампадным маслом и вовсе ложился под тела кочевников без звука. Отметив про себя, что об этом надо рассказать кагану, хан Кизляр приблизился к стене.
  Подождав, пока его десяток соберется рядом, печенег молча ткнул пальцем вверх и достал два ножа. Острые клинки вдавливались в набухшее от воды дерево, принимая на себя вес кочевников. Подтягиваясь на руках, степняки пауками ползли по стенам. В стане защитников царила тишина. Не гремело железо на часовых, не слышались шаги, даже стражники не разговаривали между собой. Удивившись этому, Кизляр даже подумал: 'Совсем русы обленились. Я бы, когда враг под стенами, не то что спать не лег, а вообще всех на защиту выставил'. Не успел хан додумать эту мысль, как со стороны печенежского лагеря донесся крик степной птицы, подавая сигнал к началу атаки.
  Подтянувшись последний раз на руках, Кизляр тенью перемахнул через внешний ряд бревен стены. Вдруг что-то обожгло ему горло, а чьи-то сильные руки тисками сдавили запястья, не давая пошевелиться. Понимая, что попал в западню, кочевник попытался закричать, предупредить своих воинов. Но лишь невнятный хрип вырвался из легких. Раздалось приглушенное бульканье, да на губах и шее, перехваченной острой сталью, вздулись кровавые пузыри. Мутнеющим взором хан Кизляр видел, как его, ничего не подозревающих, воинов русы тихо и методично уничтожали. Кочевник попытался вырваться из медвежьей хватки, но силы уже оставили его. Наконец, тело застыло, взгляд остекленел, а с последним выдохом из бренной оболочки вышел кут. Хан Кизляр окончил свой земной путь...
  ***
  ...Запыхавшийся посыльный без промедления был пропущен к Илдею в шатер.
  - Кутты болсын, великий каган, - на одном дыхании выдавил печенег, распростершись ниц перед своим владыкой.
  - Говори, - бросил в нетерпении каган, - Кизляр открыл ворота?
  - Нет, мой повелитель, - голос посыльного дрожал.
  - Что тогда? - Илдей даже поднялся с подушек, на которых до этого удобно устроился. - Сотня хана полностью вырезала защитников? Что ж, хорошие вести.
  - Скорее наоборот, мой владыка, - все так же оставаясь на коленях и не поднимая головы, проговорил кочевник.
  - Да говори уже, как есть! - в нетерпении закричал каган.
  - Сотня хана Кизляра вся погибла, - вжимая голову в плечи, вырвалось у посыльного.
  - Как так? - рыкнул Илдей. - А ну пойдем!
  Стрелой выскочив из шатра, каган в сопровождении телохранителей и принесшего дурную весть печенега направился к туда, где из стана были видны ворота заставы. Факелы на стенах вновь полыхали, освещая пространство вокруг на несколько локтей. Справа от ворот темной кучей виднелись трупы погибшей сотни.
  - Мой каган, - обратился к Илдею начальник конной сотни, что ждала, когда Кизляр откроет ворота. - Они убили всех и скинули со стены тела. Причем, наверное, зарезали как свиней. Ни одного крика не донеслось из-за стены. Мы считали, погибших ровно сто один человек. Хану не удалось выполнить твое поручение.
  - Я вижу, что не удалось, - в ярости прошипел побледневший каган. - Лишь только солнце покажет свой край над окоемом, идем на штурм. Передайте всем ханам, чтобы собрались в моем шатре прямо сейчас...
  ***
  Седой еще раз осмотрел горницу, которую выбрал для себя. Второй поверх, стол, две лавки, окно выходит на восток, туда, где встает солнце. Больше ничего в светелке не было. Девушек, которых выбрал в помощницы, попросил не заходить некоторое время. Понимая, что придется схлестнуться силой не с одним шаманом, а с целой кодлой, волхв решил использовать все средства, которые знал. Развязанная торба легла на стол, а губы сами шептали самую великую молитву, которая славила всех богов, молитву Единения: 'Роде Всевышний, породивший жизнь Яви и Нави! Ты есть Богом Богов Наших и всему Роду Божескому начало. Ты есть Отец-Небо - Сварог, Дед Божий, Ты есть Великая Матушка Лада - Любовь и рождение Всемирья. Яко Перуна видим Тебя в битвах многих, что ведет нас к победам ратным и утверждению жизни праведной. Ты суть святой витязь Веры нашей - Световит, Бог Прави, Яви и Нави. Все же Вы есть Великий Триглав Веры-Веды нашей. Слава Родным Богам!' Пока звучали слова, славящие богов, помогая стать с богами единым целым, руки деловито перебирали содержимое сумы. Обереги, чуры, сушеные травы и корни - все в особом порядке раскладывалось на пол, подоконник, стол, развешивалось на стены, косяки двери и окна. Славословия не нуждались в произношении, достаточно было проговорить про себя, но Седой решил не пренебрегать словесной формой. Не пресмыкаясь перед богами, не раболепствуя перед ними, а просто признавая, что люди и боги - это единое целое, волхв не говорил молитву, а сказывал, славословил, отправляя мысленный посыл и прикосновение к богу, уверенный, убежденный, что помощь, поддержка и защита обязательно придут.
  Молитва Единения плавно перетекла в молитву за Отчизну: 'Роде Вседержителю, Бог наш единый и многопроявный, Рось-Матушка прославляет Тебя в делах своих, пребудь же Боже с нами во все дни, как Родитель, Светлый Предок, что суть нам Отец и Мать. Ибо мы Род сильный, богатый и вольный! Держава наша - то завет Праотцов, который бережем и приумножаем пристальнее от зеницы ока нашего. Осени мудростью Прави и светлым разумом Духовных проводников наших, наполни силой и отвагой правителей наших, родных нам по крови и духу, благослови честных и преданных правителей и праведное воинство, благослови дарами духовными и телесными весей и тружеников, и всех родноверов наших, возвеличь и обогати Мужей Многомудрых, что радеют для добра и достатка Державы нашей, жизнь свою кладут на алтарь Отчизны и Веры-Веды Православной, пусть будет так, ныне и присно, от Коляды и до Коляды! Слава Родным Богам!' На темное небо давно взобралась луна, призрачным светом освещая все вокруг. Ночь уже давно перевалила за половину, неудавшееся нападение печенегов было успешно отражено. Наконец, все приготовления закончились. Спустившись в общую комнату на первом поверхе, волхв растолкал спящих девушек. Наказав им быть рядом, Седой поднялся к себе, улегся на одну из лавок и закрыл глаза. Помощницы облюбовали вторую лавку, причем одна улеглась досматривать сны, а вторая осталась бодрствовать.
  Волхву было не до сна. Чувствуя, как в теле начинает скапливаться божественная сила, Седой принялся мысленно тщательно ощупывать полог, завесу, поставленную печенежскими шаманами. Он искал слабину, тонкое место, которое можно будет попытаться пробить, дабы отправить послание Белояну о состоянии дел на заставе, так как был не уверен, что посланный голубь добрался по назначению.
  Осмотрев всю поверхность заслона, Седой понял, что с теми силами, которые у него сейчас, пытаться пробить защиту даже не стоит. А вот если Перун добавит еще немного, то шанс на пробой появляется немаленький. Не мешкая, волхв обратился к своему покровителю: 'Отче Великий Перуне! Обращаюсь к тебе как сын Твой, проявление Твое на земле. Прошу Тебя, проявись через меня, о Великий Перуне, я посвящаю себя полностью Тебе. Пусть Твои глаза станут моими глазами, Твое тело, моим телом, Твой Дух - моим Духом. Твои руки, моими руками, мои цели - Твоими целями. Пусть все Твои качества станут присущими мне. Пусть Сила твоя станет моей Силой и будет проявлена через меня как высшее Твое проявление на Земле нашей. Веди меня, твори меня, проявляйся через меня. Да будет так, ибо так есть и будет! Слава Тебе, Великий Перуне!'
  Но лишь волхв собрался обрушить всю собранную божественную мощь на защитный купол, как он исчез. Седой еле удержался, чуть не выпустил всю божественную энергию в пустоту. Полога не было несколько мгновений, но избранник Перуна успел отправить Белояну образ, картинку того, что творится на заставе. Затем полог опять был наброшен и, казалось, обрел еще большую мощь чем раньше, но Седой улыбался. Он смог, предупредить главного волхва, а тот предупредит князя, и Владимир прибудет подготовленный, знающий чего ожидать от печенегов. Но улыбка на лице продержалась недолго, ровно до тех пор, пока Седой не почуял, как в двух полетах стрелы от заставы начинает закручиваться черная воронка шаманского обряда, с каждым мгновением набирающая силу...
  ***
  - Вы все поняли, что нужно делать? - скрипуче спросил Базлар у учеников.
  - Да, кам, - единым организмом выдохнули послушники.
  - Тогда приступайте, - скривил рот в недовольной гримасе шаман. - А я посмотрю.
  Ночь все еще плотным пологом укрывала землю, но звезды на небосклоне начали потихоньку тускнеть, предвещая скорый рассвет. Очищенную от посторонних предметов площадку окружили воины хана Кури, чтобы никто не помешал обряду завесы. Базлар решил переложить это бремя на учеников, чтобы полностью сосредоточиться на поднятии Одолища. Больше не было никаких черных балахонов. Каждый ученик был одет в свою обрядовую одежду, обвешанную мелкими костями животных и изукрашенную изображениями Тэнгри. Лица были скрыты масками, чтобы вызываемые духи не узнали шаманов и не утащили в царство мертвых. Головы венчали колпаки, многие верили, что именно они - сосредоточение силы шамана. Конечно же, у каждого был бубен. Из кожи разных животных, различного дерева, с разными узорами, эти непременные атрибуты шамана все же были похожи друг на друга, как единоутробные братья.
  В руках у послушников были горсти камней. Двигаясь по солнцу, каждый шаман клал булыжники друг за другом на границе очищенной площадки. В итоге, образовался очерченный круг, разорванный на юге и состоящий из сорока двух камней. Послушник, который должен был вести обряд и присматривать за огнем, разожженным в центре круга, положил только два больших камня там, где разрывался круг, обозначая вход. Наконец, приготовления были закончены, и ритуальную юрту, образованную камнями, осветил костер, символ мирового дерева, тургэ. С губ аханада, главы ритуала, расположившегося у костра, слетали короткие рубленные фразы. В такт им шаманы начали движение, одновременно ударяя в бубны. Ритм Медведя завораживал, три быстрых коротких удара и один длинный с оттяжкой. Ноги послушников с силой били в землю, утаптывая пожелтевший ковыль. Слова, словно дикие кони, почуявшие водопой, все ускоряли и ускоряли свой бег. Движения шаманов так же стали быстрее. И вот уже их тела в безумном танце несутся по кругу. Огонь начал разгораться ярче, хоть аханад и не подбрасывал больше дров. Когда костер полыхнет синим пламенем, тогда можно будет завершать ритуал, потому что дух огня исполнит волю вызывающего. В этот самый момент нога идущего последним послушника подвернулась, сбивая с ритма его танец. Удары бубна на мгновение прервались, но шаман тут же выровнял свои движения.
  - Джафар, - раздосадовано покачал головой Базлар, стоящий у входа в ритуальную юрту. Затем, зло сплюнув, развернулся и зашагал прочь, бросив Куре и Джарбашу, - После обряда поднятия Одолища приведите его ко мне.
  Безумный танец и удары в бубны достигли своего апогея. Огонь костра окрасился синим. Отблески заиграли на телах танцоров, их масках и бубнах, превращая участников ритуала в нереальных выходцев из Нижнего Мира. А заклятие завесы, прерванное на миг неудачным движением шамана, вновь набирало силу.
  Костер еле теплился, не получая пищи. Обряд завесы был закончен, и послушники разошлись по своим шатрам, угнетенные поддерживанием заклятия. В ритуальную юрту закатили телегу с големом. Его голова была направлена на юг, а ноги на север. У костра остались только главный кам, хан и советник. Джарбаш уселся у костра и подкинул немного веток, чтобы тот не погас. Кочевнику было поручено следить за огнем. Хан Куря стоял у изголовья голема с обнаженным ножом. В оговоренные моменты он должен был полоснуть клинком по своей ладони и приложить ее к указанным шаманом местам на Одолище. Базлар же, подойдя к костру, взял плошку с кумысом. Окунув в нее безымянный палец правой руки, кам трижды взмахнул над огнем, сбрасывая капли в пламя. Брызги, едва прикоснувшись к огню, вспыхивали ярким голубым светом. Плошка была отставлена в сторону, в руках оказался бубен. Потертая кожа, рассохшееся, скрипучее дерево, потускневшие изображения Тэнгри - все создавало впечатление, что бубен очень стар и очень часто используется. Три глухих глубоких удара разогнали тишину, сомкнувшуюся в ритуальной юрте. Шелестящие шаги шамана, двигающегося вокруг костра, перекрыл скрипучий старческий голос:
  Отец-Небо, мать-Земля,
  Духи предков, духи животных,
  Духи гор, лесов и вод,
  Тэнгрии четырех сторон света,
  Хан Хормаста, Эрлик-хан, Баян Хангай,
  Умай, Природные духи этого места,
  Поднимите нашего коня-ветра,
  Благословите нас, хурай, хурай, хурай!
  Теперь ритмичные удары в бубен посыпались непрерывно. Обернувшись вокруг себя три раза, старик направился к изголовью истукана. Цель была достигнута, Базлар замер рядом с Курей и головой голема. Удары в бубен тоже прервались, снова погружая ритуальную юрту в тишину. Но ее тут же разорвали слова кама, слетающие со сморщенных, посеревших от времени и напряжения губ:
  Девяносто девять Тэнгриев красной южной стороны,
  Усан-хан, повелитель вод,
  Стороны верхнего мира,
  Источника наших телесных душ,
  Подними нашего коня-ветра,
  Благослови нас, хурай, хурай, хурай!
  Острая сталь коротким и резким движением рассекла ладонь хана. Кровь, лужицей собравшаяся в пригоршне, была вылита в глиняные глазницы, а саму ладонь Куря возложил на лоб голема. Затем направился за шаркающим и бьющим в бубен шаманом к той части истукана, которая была обращена на запад. Вновь скрипящий речитатив Базлара сменили глухие удары в потертую кожу бубна.
  Пятьдесят пять Тэнгриев белой западной стороны,
  Пославшие нам Орла, первого шамана,
  Поднимите нашего коня-ветра,
  Благословите нас, хурай, хурай, хурай!
  И опять остро отточенное лезвие режет плоть. И опять кровавые капли падают на глиняного истукана, а ладонь прижимается к запястью голема. И опять возобновляются удары в бубен, а два человека нетвердой походкой продолжают движение, обходя Одолище, приближаясь к его ногам, с каждым шагом взваливая на себя давящую тяжесть страшного заклятия. И опять слова, с трудом выталкиваемые из старческого горла, режут тишину предутренней степи.
  Семьдесят семь Тэнгриев черной северной стороны,
  Татай-Тэнгри, податель молнии,
  Сторона нижнего мира,
  Поднимите нашего Одолище-голема,
  Благословите нас, хурай, хурай, хурай!
  Клинок режет теперь не ладонь, а запястье. Кровь щедро плескает на глиняные ноги, даже не ноги, а огромные колоды. Рука хана прикладывается раной к голубовато-бурой плоти истукана. Базлар и Куря, поддерживая друг друга, бредут к стороне голема, что ориентирована на восток. Удары в бубен стали реже. Старику с каждым шагом все тяжелее и тяжелее переставлять ноги. Воин с искалеченной, окровавленной рукой будто ломился через стену встречного ветра. Но они все же дошли. Уже не голос, а его призрак, шепот, выдавливал слова заклятья. Часто двигались лишь одни губы, а звука слышно не было, но обряд не прерывался.
  Сорок четыре Тэнгриев синей восточной стороны,
  Тридцать Асаранги-Тэнгриев,
  Поднимите нашего коня-ветра,
  Благословите нас, хурай, хурай хурай!
  Нож опять врезался в истерзанную ладонь, выдавливая капли крови на голема. Рука мазнула по запястью Одолища. Теперь надо добраться до костра. Бубна не было слышно, а Базлар безвольной кучей тряпья валялся на земле. Кое-как взвалив себе на плечо тело шамана, хан Куря на подгибающихся ногах отправился к костру. Джарбаш все видел, видел, как тяжело приходится его хану и каму, но помочь ничем не мог. Базлар строго настрого запретил к ним прикасаться, чтобы не произошло. Оставшийся шаг дался Куре не легко. В глазах потемнело, обессилевшие руки отпустили драгоценную ношу, и земля прыгнула навстречу.
  Юрта главного кама была темна, лишь по центру дрожал маленький огонек свечи. Перед ней на коленях стоял Джафар, неудачливый шаман, чуть не испортивший заклятие завесы. За его спиной на коврах лежал уже очнувшийся Базлар, а у правого плеча стоял Джарбаж.
  - Понимаешь ли ты, - кам еле шептал, но в тишине шатра его было хорошо слышно, - что своей неуклюжестью чуть не сорвал обряд?
  - Да, мой учитель, - еле слышно выдохнул Джафар. - Но я готов понести наказание. Я готов, как прежде, служить Тэнгри.
  - Ну что ж, ученик мой, - левая рука Базлара шевельнулась в пригласительном жесте, - тогда подойди ко мне.
  Губы главного кама продолжали шевелиться, хотя звуков было не слышно. Подошедший послушник наклонился к своему учителю, чтобы расслышать его наставления. В тот же миг руки Джарбаша стальной хваткой сдавили тело Джафара, не давая пошевелиться, а правая рука Базлара вонзила в сердце послушника обсидиановый ритуальный кинжал.
  - Твоя сила, ученик мой, - шаман поднимался с ложа, скидывая затихшее после агонии тело, - послужит мне и, соответственно, Тэнгри. Поверь мне.
  Джарбаш наблюдал за Базларом. Тот, еще несколько мгновений назад лежавший бревном, шустро подошел к горящей свече, поднял с пола бубен погибшего шамана и придирчиво начал его осматривать.
  - Но как? - вырвалось у советника.
  - Что как? - в своей обычной насмешливой манере проскрипел шаман. - Как я так быстро набрался сил? Видишь ли, советник, мы, высшие шаманы, умеем забирать силу у других, более слабых, камов. Ты же знаешь, что у каждого шамана может быть всего семь бубнов. После того, как сломается или порвется последний, шаман погибает. Но можно пользоваться чужими. Духи не могут различить удары в один бубен от ударов в другой. Мой, седьмой, уже изрядно постарел. И поэтому мне необходим новый чужой бубен. А вместе с ним переходит сила его владельца. А теперь пойдем на Одолище глянем.
  Базлар откинул полог, закрывающий вход в юрту, и шагнул наружу, купаясь в жарких лучах яркого утреннего солнца.
  Глава 4
  Лишь только утреннее солнце показало свой край над окоемом, Мстислав поднялся на стену. Бегло окинув взглядом пространство за заставой, молодой воин аж присвистнул от удивления. Со всех сторон русов окружали печенежские войска. Противники плотным кольцом окружили заставу. Казалось, что им нет числа. Мохнатые шапки, кожаные доспехи, копья и сабли, маленькие кони с мохнатыми бабками, бунчуки, тамги, прапорцы всевозможных расцветок - все сливалось в многоцветную кричащую толпу, многократно превосходящую числом защитников. А над этим воинством в огромном количестве развивались стяги с черным орлом на фоне голубого солнца. Нервно сглотнув, Казарин осмотрел свой десяток. Все воины так же были ошеломлены. Кто-то беззвучно шептал молитвы богам, кто-то яростно всматривался в противника, желая побыстрее ворваться в его ряды, неся смерть, умудренные воины же еще раз осматривали свою зброю, чтобы не подвела в бою.
  Но вот затрубили рога, забили бубны и барабаны, затрещали трещотки, и лавина вражеской легкой конницы ринулась на защитников. Помимо обычного оружия, к которому привыкли, у каждого киевлянина был лук со стрелами. Наскоро сделанные, эти луки не позволяли бить прицельно, но сильно послать в полет стрелу они, все же, могли. А большего было и не нужно. Наступающие двигались так плотно, что промахнуться даже не опытному стрелку было сложно. Первый залп был слаженный, хотя команды стрелять никто не давал. Еще до подхода вражеских сил, русичи пристреляли луки. Замерив самое дальнее расстояние, на которое улетела стрела, выпущенная из полноценного боевого лука, и самое близкое после выстрела из наспех сделанного, воины воткнули в землю вешки между этими точками. Как только первые вражеские всадники пересекли воображаемую линию, отмеченную вешками, едва заметными ветками, торчащими из ковыля, защитники выпустили стрелы. Дальше уже каждый стрелял с такой скоростью, которую позволяли умения и оружие. Древки из непросушенной древесины дополнительно утяжеляли стрелы. Наконечники, в спешке перекованные из мотыг, плугов и серпов, сыродутного железа, хоть и были неказистыми и заточенными кое-как, все же делали то, ради чего были созданы. Они несли смерть. Посланцы Мары дарили освобождение от бренной жизни, отправляя кочевников одного за другим за кромку, в чертоги повелителя нижнего мира.
  Хоть с возвышенности и дальше летели стрелы, но нападающих было так много, что они прорвались сквозь смертельный дождь и приблизились на расстояние выстрела. И вот уже в защитников полетели злые стрелы, выпускаемые из коротких печенежских луков. Появились и первые погибшие у русов. Добронег, молодой лучник, встречавший с Мстиславом печенегов у переправы, при очередном выстреле слишком сильно высунулся из-за бревен стены. В тот же миг шальная стрела, пущенная кочевником, с глухим звоном пробила двухслойную кольчугу, отправив молодого бойца в чертоги бессмертия. Печенеги били наугад, просто стараясь засыпать защитников стрелами, не давать им стрелять, не давать им вообще высовываться над стеной заставы. В основном, стрелы, никого не задев, падали за стену или врезались в нее. Но были и такие, что все-таки находили себе жертву.
  Теперь уже в стане защитников, до того сражающихся практически молча, протрубил рог. Условный знак, обговоренный еще до начала боя, отдавал приказ поджигать разлитое по склону масло. Тут же пара десятков подожженных от факелов стрел полетела в сторону противника. Многие кочевники еще успели удивиться, для чего русы отправляют в полет пылающие комки огня на наконечниках. Удивлялись они недолго. Ровно до того времени, пока пламя не коснулось сухого ковыля пропитанного лампадным маслом. Высохшая на жарком летнем солнце степная трава мигом вспыхнула, окружая заставу широким пылающим кольцом. Масло добавляло жар и не давало ковылю рассыпаться пеплом. Кони кочевников от страха и обжигающей боли обезумели. Бросаясь в разные стороны, они пытались найти выход из смертельной ловушки. Сталкиваясь друг с другом, взвиваясь на дыбы, животные скидывали седоков, топтали копытами уже упавших людей и собратьев. На поле боя воцарился полный хаос, неся смерть каждому, кто оказался там. Кому-то посчастливилось вырваться из объятий огненной смерти, но практически все, кто оказался в пылающем кольце, погибли. Многие кочевники пытались выбраться, даже упав с лошади. Но масло, проникало во все мелкие щели доспехов, оставалось на сапогах, штанах, руках, и даже оружии, превращая людей в живые факелы, дико кричащие от безумной боли и бредущие через огонь пока еще оставались силы. Воздух наполнился дымом, гарью, терпким ароматом сгорающего масла. Но сильнее всех прочих над полем боя витал тяжелый запах смерти, смрад обгоревшей плоти. Он лез в ноздри, забивая прочие запахи, заставляя желудок подступать к горлу, выворачивая внутренности наизнанку.
  Кочевники отступили, а русы принялись подсчитывать погибших, перевязывать раненых, да собирать стрелы, запас которых сильно истощился после первой атаки. Огонь постепенно стихал, брызгая искрами, уменьшая жар, оставляя после себя вал трупов, плотным кольцом охватывающий заставу.
  ***
  Таким разгневанным главного шамана Джарбаш еще не видел. Тот носился вокруг голема, похлопывая руками глиняное тулово, заглядывая в глазницы, медленно наливающиеся синим пламенем. Сухие губы, яростно сжатые в старческий жемок, открывались лишь для того, чтобы выплюнуть очередное ругательство.
  - Эй, Базлар, что случилось?- советник решил разузнать все-таки в чем дело, но главный кам никак не реагировал на обращенные к нему слова. Тогда Джарбаш решительно подошел к старику и схватил за плечо, останавливая его. - Шаман, что случилось?
  - Что случилось?! - брызгая слюной, прорычал Базлар. Костлявые пальцы вцепились в ворот советника, а безумные, выцветшие от возраста, серые глаза были полны бешенством. - Этот выкидыш ослицы все испортил! Испортил мое чудо! Мое творение!
  Старика трясло в приступе неконтролируемой ярости. Испугавшись, что того хватит удар или не выдержит сердце, Джарбаш ухватил шамана за плечи и пару раз крепко встряхнул. Глядя, как Базлар постепенно приходит в себя, советник еще раз попробовал узнать, что же разозлило главного кама:
  - Кто испортил голема? Куря? Он в себя после обряда прийти никак не может, в шатре своем лежит. Да и как хан смог умудриться это сделать?
  - Не Куря, - отмахнулся шаман, освобождаясь от цепкой хватки Джарбаша. Затем он проскрипел, глядя в сторону заставы, - у русов есть волхв, горсть красных муравьев ему в печень. Вот этот сын шакала и испортил все. И обряд дался мне и хану гораздо тяжелее, чем должен был. А из непобедимого Одолища он сделал пшик. Не совсем, конечно, но все-таки. Запомни, советник, голем, как и планировалось, будет сейчас копать, добираясь до ларца. Если к нему прикоснется враг, то он кинется убивать русов...
  - Так ведь, на это и было рассчитано, - не понимая, к чему клонит шаман, бросил Джарбаш.
  - Не перебивай меня, - вновь зарычал главный кам, - если на голема попадет хоть одна капля крови руса, он посчитает, что выполнил свое предназначение, и перестанет двигаться. А еще этот волхв что-то сделал с глазами Одолища, но вот что именно, я понять никак не могу.
  - Да уж, - крякнул Джарбаш.
  - Поэтому, советник, - палец шамана уперся в грудь мамелюка, - от тебя, и только от тебя, теперь зависит, достанем мы ларь или нет. Про последствия не напоминаю, и так все знаешь.
  В этот момент к разговаривающим подбежал печенег и упал на колени. От него разило паленой шерстью. Жидкая бородка, усы и брови сгорели. Губы от жара потрескались, и на них в трещинах запеклась кровь. Лицо, шею и открытые части рук покрывали волдыри ожогов.
  - Кутты болсын, главный кам, - еле прошептал посыльный, - великий каган требует тебя к себе. Там урусы что-то нашаманили, много наших пожгли. Я сам еле ушел.
  -Джарбаш, готовь воинов, - Базлар подошел к голему и что-то прошептал у его головы, - Одолище скоро поднимется, а я пока пойду успокою Илдея.
  Уже уходя, мамелюк краем глаза заметил, как шевельнулась глиняная рука.
  ***
  Пенеги снова пошли на штурм заставы, когда солнце поднялось в зенит. Летняя жара заставляла воинов с обеих сторон истекать потом. Яркие лучи слепили глаза. Зной высасывал влагу из воздуха.
  Опять со стен полетели стрелы, унося жизни кочевников. Степняки теперь двигались не плотной толпой, а разреженным строем, обстреливая защитников из луков и уносясь обратно. Вслед за конными выдвинулись пешие воины. Укрываясь щитами, они все ближе и ближе подбирались к стенам.
  Опустошив очередной колчан, Мстислав смахнул капельку пота, прокатившуюся по лбу из под мисюрки.
  - Стрелы! - обернувшись, прокричал десятник, не обнаружив рядом запаса стрел. Заметив воина, который в прошлый раз их приносил, а сейчас стоял и пялился в сторону стана врага, Казарин гаркнул: - Да что с тобой?
  - Там, - протянул дрожащую руку за стену воин.
  Взглянув туда, куда указывал гридень, Мстислав обомлел. Под холмом, в полете стрелы от заставы, окруженное многочисленными воинами, возвышалось нечто. Выше самого высокого человека головы на три, с отливающим голубым цветом глиняным телом, медленно брел голем. Маленькая голова с тяжелыми надбровными дугами, с горящими яростным синим пламенем глазами, нос, рот и уши еле обозначены грубой рукой скульптора, сидела прямо на плечах, шея практически отсутствовала. Широкие плечи разнесены локтя на четыре друг от друга. Массивные руки оканчивались огромными ладонями, согнутыми пригоршней, пальцев не было. Туловище, словно вырубленное топором, заканчивалось короткими ногами-тумбами. Пройдя еще несколько шагов, чудовище остановилось, немного наклонилось и принялось обеими руками расшвыривать дерн в разные стороны.
  - Вакула, Ящер тебя забери! - мотнув головой, прогоняя шок от увиденного, проорал Мстислав, - стрелы тащи! Полюбовался на чудо-юдо заморское и будет! Нам стрелять нечем! А ну живо, ноги в руки и бегом за стрелами!
  Гридень дернулся, как от удара, пару раз моргнул, приходя в себя, и опрометью бросился за необходимым.
  - Борята, - тронул за плечо другого воина десятник, - я к сотнику. Надо рассказать. Пусть с волхвом решают, что делать.
  Лютобора Казарин нашел дальше на стене, ближе к воротам. Сотник княжеских гридней, как простой воин, пускал стрелы в нападавших, успевая, впрочем, осматриваться по сторонам, оценивая обстановку.
  - Лютобор, - подбежал к начальнику десятник, - там какая-то гадость землю роет.
  - Славка, ты чего несешь? - встопорщил русую бороду сотник. - Кто роет? Зачем?
  - Да с нашей стороны под холмом, - настаивал на своем Казарин. - Печенеги чего-то сотворили. Я не волхв, не знаю, что это. Тебе лучше самому посмотреть.
  - Идем, - коротко бросил Лютобор и отправился за Мстиславом. После того, как добрались до места, откуда было видно голема, сотник лишь крякнул, - ну дела...
  - Что делать будем? - спросил Казарин.
  - А что тут делать? - плюнул под ноги сотник. - К волхву надо. Это его вотчина. Ты поглядывай за этой поганью, если двинется к нам, то дай знать. А я пока к Седому сгоняю, может и порешаем чего.
  Едва открыв дверь в обширный дом, где расположился волхв, Лютобор был чуть не сбит с ног девицей, выскакивающей во двор. Врезавшись в воина, она ойкнула, но тут же затараторила:
  - Воин, а как мне сотника найти? А то меня волхв за ним послал. А то там такое, такое... Аж, жуть до костей пробирает. Ну, где же сотник то ваш?
  - Я сотник, - бухнул Лютобор, прерывая словесный поток перепуганной девицы. - Бегом к Седому.
  Орлом взлетев по лестнице на второй поверх и распахнув дверь в светелку, где находился волхв, воин застыл пораженный. Пусть не богатырь, но довольно крепкий и шустрый при первой встрече, Седой сейчас лежал на лавке и напоминал столетнего старца. Белые до этого дня, волосы поредели и приобрели желтовато-грязный оттенок, морщинистая, дряблая кожа обтягивала череп, иссушенные обессиленные руки сотрясала мелкая старческая дрожь, а дыхание, неглубокое и редкое, с присвистом вырывалось сквозь сжатые зубы. А еще в горнице стоял мерзкий запах гниющих растений. Все корешки и сушеные травы, неизвестно как, разложились до состояния жижи и зловонными лужами растеклись по полу. Вторая девица, что оставалась с волхвом, влажной тряпицей вытирала то и дело выступающую испарину со старческого лба.
  - Седой, задери меня медведь! - бухнул Лютобор, - ты чего тут натворил? А с собой что сделал? Там за стеной какая-то нечисть землю копает, до пера пытается добраться, а ты тут стариком прикидываешься! Вертай все обратно, и бегом на стену!
  - Не тараторь, сотник, - еле шевельнув губами, прошептал волхв, - насчет этого Идолища, или как там его, тебя и позвал.
  - Да чего звать-то? - опять не сдержался Лютобор, - на стену идем! Пошепчи чего-нибудь, поплюй там, руками потряси, в конце концов, но погань эту изведи.
  - Смог бы, давно сделал бы, - грустно усмехнулся волхв. - И так, чтобы вы его смогли победить, видишь, до чего себя довел. А теперь слушай и не перебивай. У меня совсем мало сил осталось. Сделайте так, чтобы не напрасно я жизнь положил. Выбьете у Идолища оба глаза - победите. Если не получится, то хотя бы просто прикоснитесь к нему...
  - Это как это к нему прикоснуться? - удивился сотник. - Волхв... Седой!
  - Не дышит, - прошептала девушка, сидящая рядом с волхвом, и из глаз у нее покатились слезы.
  - Пусть Вирий примет твою душу Седой. Не переживай, все сделаем, - бухнув кулаком в грудь и склонив голову, проговорил Лютобор. Затем, уже спускаясь по лестнице, буркнул себе под нос, - волхв, ну какой же ты все-таки волхв. Тыкнул пальчиком, а сам в кусты.
  - Что будем делать, други? - спросил Лютобор собравхшихся Светозара, Сухмана и Дубыню, после того, как пересказал разговор с волхвом. Собрались они в овине, что притулился к внутренней стороны стены, окружающей заставу. Оглядев нахмурившихся воинов, сотник продолжил, - нас от волшбы шаманской боле никто не прикроет. Я как себе думаю, хороший лучник выбивает стрелами глаза этому Идолищу, и мы дальше обороняемся, как и было задумано. Я не понял насчет того, что Седой сказал прикоснуться к чуду-юду. До него же не доберешься, вон там сколько копченых собралось.
  - Насчет лучника, полностью согласен, - кивнул головой Светозар, - только не одного, а двух. Не думаю, что нам дадут больше одного выстрела. А вдруг не попадут?
  - Наши орлы и не попадут? - нахмурился Сухман. - Другое дело, если им кто-то или что-то помешает. А так да, второй раз стрелы пустить не дадут. Придется к Идолищу мечами прорываться. Я готов. Возьму пару десятков гридней...
  - Так не пойдет, - мотнул головой Дубыня, - меня поставили эту землю защищать. Поэтому именно я пойду и людей своих возьму.
  - Уверен? - сдвинул брови Сухман, - это дорога в один конец. Обратно вряд ли вернешься.
  - Я все сказал, - бухнул по столу начальник гарнизона, - я знаю, на что и ради чего я иду. И мои люди тоже знают.
  - Ладно, - подытожил разговор Светозар, - сначала пробуем лучников. Среди моих есть один, ни разу не видел, чтобы он промахнулся.
  - У нас тоже есть, - кивнул Лютобор, - десятник, что командовал обороной брода.
  - Добро, - поднялся с лавки Светозар, - Дубыня, готовь своих воинов, на всякий. А я сейчас с Гориславом к Лютобору на стену поднимусь.
  Сотник в краткости рассказал Мстиславу, что от него требуется. Десятник смерил глазом расстояние до голема, кивнул и принялся готовиться к выстрелу. В первую очередь, он решил заменить тетиву на новую, так как старая за последние пару дней от частого использования подрастянулась. Накинув ушко тетивы на рог лука, Мстислав зажал этот конец между ступнями, затем начал давить всем весом на другой рог, пока не смог накинуть второе ушко тетивы. Щелкнув пальцем по натянутой струне, свитой из жил тура, и прислушавшись к раздавшемуся басовитому гудению, молодой воин удовлетворенно кивнул. В этот момент и подошли Светозар с Гориславом. Немолодой лучник был немного грузен, хотя в руках и ощущалась немереная сила. Его подбородок и щеки гладко выбриты, а усы длинными косицами свисали на грудь. За спиной у лучника покоился колчан со стрелами, а в руках при ходьбе покачивался длинный изогнутый лук. Мстиславу хватило одного взгляда на оружие, чтобы понять, что лук подошедшего воина ничуть не уступает его собственному.
  - Готовы? - спросил поднявшихся на стену Лютобор. - Воин, ты в курсе, что надо сделать?
  - В общих чертах, - бухнул Горислав. - Кому надо глаз выбить?
  - Значит, соколики, дело такое, - зачастил сотник. - Вон Идолище, роет землю зараза. Волхв сказал, что надо его очей лишить, тогда эта тварь до ларца не доберется. Выстрел у нас один. Вы лучшие здесь стрелки. Не подведите.
  - Добро, - кивнули воины, и Мстислав продолжил, - мой глаз правый, твой, Горислав, левый. Скажешь, как будешь готов. Стреляем на счет три.
  Привычно вгоняя себя в состояние, которое пинками, тренировками, руганью и похвалой вбил в парня Альп-Таркхан, Казарин перестал замечать окружающее. Свистящие вокруг стрелы, крики раненых и умирающих, топот и ржание лошадей - все осталось где-то в стороне. Парень лишь краем уха уловил, как Горислав сказал: 'Готов'. Раз. Глазница Идолища приближается, заполняя собой все видимое пространство. Кажется, что если протянуть руку, то коснешься этого пышущего злыми колючими искрами голубого огонька. Два. Правая рука неспешно натягивает тетиву к уху. Рога лука сгибаются до хруста древесины. Наконечник длинной стрелы, поблескивая закаленным, отточенным до состояния бритвы металлом, упирается в кисть левой руки, сжимающей лук. Три. Едва губы произнесли это слово, пальцы разжались, отпуская тетиву. Рога лука, до того сдерживаемые неимоверным усилием, распрямились. Тетива хлестнула по боевой рукавице, отправляя стрелу в полет. Практически одновременно с Мстиславом выстрелил и Горислав.
  Голем, до этого не прекращающий копать, словно что-то почуял. Громадная левая пригоршня резко взлетела к глазам, стараясь закрыть их от острых подарков, отправленных русами. Видимо создатель заложил какое-то чувство самосохранения в это чудище. Идолище почти успело. Но в любой битве слово 'почти' не считается. Тут либо ты, либо тебя. Стрела Горислава клюнула в руку, тупя свое острие и ломая древко, а вот ее сестра от Мстислава достигла цели. Злой, искрящийся голубой огонек мигом погас. Замерев на некоторое время, голем немного присел в вырытой им яме, прячась за спинами прикрывающих его кочевников, и продолжил копать. Но вот от могучих ударов в землю правая рука покрылась трещинами, которые становились все глубже и глубже. Сначала раскрошилась ладонь, а затем остальная часть руки до плеча осыпалась буро-голубыми кусками. Правая часть тулова Идолища также избороздили трещины, но уже не глубокие. На этом разрушение остановилось, а вот голем нет. Он продолжал вгрызаться в подножие холма, работая оставшейся левой рукой. Теперь согнувшееся Идолище со стены заставы практически не было видно.
  - Тьфу, - раздосадовано плюнул Горислав, вытирая сочащуюся из уха кровь. Пока воин целился, шальная стрела отсекла ему мочку уха. Затем махнул рукой и, понуро опустив голову, пошел к спуску со стены. Обернулся он только на голос сотника.
  - Не вини себя, - успокоил воина Лютобор, - тут не твоя вина. Если бы оно дернуло правой рукой, то отбило бы Славкину стрелу. Все равно, Дубыне добивать это чудище придется. Они сейчас выйдут. Светозар, сходи скажи ему. А вы стрелки, будете прикрывать их отряд, иначе ребята даже полпути не пройдут.
  На известие, что пробиваться к Идолищу все-таки придется, начальник гарнизона отреагировал спокойно. Лишь хмуро кивнул головой и отошел к десятку воинов, которых сам отобрал. Сказав им, чтобы шли к воротам, Дубыня вернулся к Светозару.
  - Ну, воевода, - черноголовый воин крепко пожал ладонь в знак прощания, - не поминайте лихом.
  - Сотник, всего пол версты, - Светозар крепко пожал руку в ответ, - всего половина версты, и это Идолище будет ваше. Удачи и успешного похода тебе. Пусть боги хранят вас, а мы со стен поможем стрелами.
  - Сдюжим, не сомневайся, - Дубыня улыбнулся и, развернувшись, зашагал к своим воинам.
  Воевода с грустью смотрел ему вслед, понимая, что видит этого богатыря последний раз. Оглядел Светозар и гридней, которых отобрал начальник гарнизона. Дюжие парни в трехслойных кольчугах с зерцалами, на руках латные боевые рукавицы, обуты в сапоги окованные железом, со щитами и мечами наготове, без улыбок, сосредоточившись на предстоящем деле, ждали своего сотника у маленькой калитки в воротах. Понимая, что больше для этих воинов сделать ничего не сможет, Светозар поднялся на стену, чтобы оттуда следить за продвижением отряда.
  Первые несколько десятков саженей Дубыня с соратниками преодолел с легкостью. Шли плотной группой, укрывшись за щитами и ощетинившись мечами. Одиночных кочевников, что пытались напасть на отряд, с легкостью снимали с коней стрелами Мстислав и Горислав. Дальше дело пошло тяжелее. Печенеги заметили небольшой отряд и с яростью его атаковали. Пусть медленно, шаг за шагом, но русы все-таки приближались к своей цели. Появились среди них и первые раненые. Прорвавшись сквозь вражескую конницу и потеряв трех человек, отряд столкнулся с воинами хана Кури, что были поставлены охранять голема.
  Мигом окружив русов, кочевники, не жалея себя, волнами накатывали на стену красных щитов. Через некоторое время они отступали, оставляя убитых и раненых, но отряд теперь стоял практически на месте. Лишь пару шагов успевали сделать витязи перед новой атакой. Чуть в стороне что-то кричал матерый кочевник, видимо руководя печенегами. Наконец, прислушавшись к командам, воины хана расступились, оставляя пространство между собой и отрядом. Между кочевниками с саблями, щитами и копьями вышли лучники. Слаженный залп коротких луков унес жизни четырех русов. Понимая, что следующий выстрел будет последний для отряда, Дубыня решил пробиваться к цели, не смотря ни на что.
  - На прорыв! - рев начальника гарнизона был мощен и страшен. Первые ряды кочевников отшатнулись в страхе от четырех воинов, с пылающими яростью глазами, с ног до головы покрытых пеплом от сожженного ковыля, своей и чужой кровью. Русы ворвались в смешавшиеся ряды печенегов, рубя направо и налево, не обращая внимания на получаемые раны. Казалось, что сталь их не берет, казалось, что они неуязвимы, казалось, что это славянские боги сошли из Вирия. Но вот споткнулся и упал замертво один витязь, получив отточенным клинком в бок. Вот и второй рухнул, не успев отбить одновременные удары двух кочевников. А потом погиб и третий, защищая спину своего сотника.
  Дубыня видел, как один за другим пали его воины, но все же рвался вперед. Боль и горечь утраты душили, сдавливая все нутро. Но вместе с ними душу наполняли гнев и боевая ярость. Меч, словно пушинка, порхал в крепких руках сотника. Один за другим уходили за кромку кочевники. Но все-таки их было слишком много. Измочаленный, разбитый в щепы, щит Дубыня скинул и теперь удары, от которых нельзя было увернуться, принимал на наруч левой руки. Один из очередных ударов в последний миг изменил направление, и острый клинок сабли угодил между наручем и металлическими пластинами на латной перчатке, разрезая плоть, круша кости и сухожилия, практически отрубая кисть. Пол кисти осталась болтаться на тонком лоскуте кожи. Ослепнув от вспышки боли, Дубыня на миг замер. Но этого оказалось достаточно врагам. Сразу же три сулицы вонзились в его тело, заставляя свет вокруг померкнуть. Но воин удержался на самом краю, не дал соскользнуть разуму в пучину беспамятства, а затем, без сомнения, и смерти.
  'Всего пять саженей осталось, - пронеслось в терзаемом болью мозгу начальника гарнизона. - Всего пять. Неужели не смогу?' Но тело практически не слушалось Дубыню. Расступившиеся печенеги не пытались его добить, а просто смотрели, как умирал славянский воин. Понимая, что это конец, что он не сможет сделать больше ни шага, что проклятый голем и дальше будет рыть землю и доберется все-таки до пера Рода, что гибель воинов, его друзей и соратников, была напрасной, начальник гарнизона воткнул свой меч в землю. Даже не воткнул, а просто приложил острие и надавил всем телом, в котором практически не осталось сил, а земля, напитавшаяся кровью своих сыновей, приняла в себя часть клинка. Ноги сами собой подогнулись, и Дубыня упал на колени. Среди печенегов раздались радостные крики, многие посчитали, что русский витязь признал их власть, лишь командующий молча и внимательно смотрел на умирающего воина.
  - Перун, об одном прошу, - еле двигались губы руса, шепча слова, - дай мне сил сделать задуманное.
  Вдалеке чуть слышно прогрохотал гром. Губы Дубыни дрогнули, намечая улыбку. На остальные события потребовалось всего три удара сердца.
  Начал отдавать команды заподозривший что-то командир кочевников. Начальник гарнизона ухватил здоровой рукой болтающуюся на лоскуте кожи часть своей кисти. Резкое движение, и меч, крепко держащийся в земле, с легкостью окончательно отсекает кусок плоти воина. Короткий замах и бросок. И вот окровавленные пальцы с частью ладони летят через головы кочевников, за их спины, туда, где в яме, продолжая ее углублять, возится Идолище. Дубыня вложил в этот бросок все: ярость, боль, горе, радость, все свои чувства, все свои надежды и желания, последние капли своей жизни, свой последний глоток воздуха... Подскочившие к упавшему русичу, кочевники терзали клинками уже мертвое тело. Кусок плоти шлепнулся голему на плечо. От удара из обрубка выдавилось несколько еще не вытекших капель крови, которые с шипением впитались в тело Идолища. Оно замерло, не закончив движения. Оставшийся целым шарик искристого холодного голубого света начал тускнеть, пока полностью не погас. Теперь голем ничем не отличался от большого куска спекшейся потрескавшейся глины.
  Дубыня стоял, смотрел, как погибает голем, как надрывается и кричит начальник кочевников, и улыбался. Стоящий рядом златобородый воин удовлетворительно кивнул.
  - Сотник, ты достойный сын своих предков. Следуй за мной, провожу.
  ***
  Старик неспешной шаркающей походкой прошел сквозь ряды охраны кагана. Приблизившись к Илдею, шаман оглядел нервничающего повелителя. Тот стоял и, с хрустом сжимая кулаки, всматривался в постепенно затухающую стену огня. Телохранители лишь покосились на главного кама, но ближе трех шагов подойти не дали.
  - Великий каган просил меня прийти? - как всегда речь шамана сочилась лестью и в то же время черным сарказмом.
  - Базлаааар, - прошипел Илдей, резко оборачиваясь к старику. Затем продолжил, указывая взмахом руки на заставу и полыхающий перед ней огонь - ты видишь, что творится? Быстро прогони демонов, которых русы вызвали. Мои воины гибнут просто так, их смерти даже конского каштана не стоят!
  - Каких демонов? - деланно удивился главный кам. Затем потянул носом, втягивая в себя запах пожарища, доносимый легким ветерком. - Тут нет никаких демонов. Это обычное лампадное масло. Его разлили, а в нужный момент подожгли. Спадет пламя, а потом ты, великий повелитель степей, продолжишь свое победоносное наступление.
  - Ты уверен в этом? - каган в сомнении поджал губы, а затем уточнил, - в том, что это всего лишь лампадное масло?
  - Как и в том, что Великий Тэнгри каждое мгновение наблюдает за нами, - с достоинством поклонился Базлар. - У русов было время подготовиться, и они его использовали с умом. Ух, и выдумщики же эти неверные. Сначала водяные, потом обычное масло, но как красиво все сделали. Интересно, что еще они придумают..., - последние слова шаман пробормотал себе под нос, но каган все же услышал.
  - Замолкни, - рыкнул Илдей. - Ты будешь рядом со мной. И учти, если стена огня снова появится, то я самолично тебе голову снесу!
  - Как пожелает великий каган, - смиренно потупился шаман, пряча в полумраке капюшона ехидную ухмылку.
  - А что ты, лично ты, сделаешь для победы над неверными? - опять завелся Илдей, прекрасно понимая, что шаман, обладая большим знаниями просто издевается над ним, сильным и хитрым воином, ставшим каганом.
  - Посмотри туда, - костлявая рука указала за спины телохранителей. В окружении воинов хана Кури, неспешно двигался голем, возвышаясь над охранным отрядом. - Вот то, что подроет холм и достанет нам проклятый ларец. Это Одолище, именно над его созданием мы с ханом Курей трудились всю ночь.
  - Ох, - только и смог вымолвить пораженный правитель, а затем продолжил с улыбкой, - А вот это мне уже решительно нравится.
  Базлар стоял рядом с Илдеем, скучающе посматривая на разворачивающуюся атаку. Воины кагана наступали. Тактика, как всегда, заключалась в том, чтобы на быстрых конях подъехать к стенам, выпустить несколько стрел по защитникам и унестись обратно в степь. Именно поэтому эффективно было двигаться не строем или плотными рядами, а рассыпавшись, превратить многочисленную армию в одиноких воинов. Так больше шансов, что всадник доскачет до стен и вернется невредимым, отстреляв весь колчан. Ведь защитники обычно бьют по площадям, особо не целясь, и такого одинокого всадника может снять лишь шальная стрела, либо очень уж меткий лучник. Взор шамана скользил по полю боя, ни на чем не задерживаясь. Лишь когда он падал на роющего землю голема, во взгляде проскальзывали гордость за свое творение, удовлетворение от проделанной работы, и что-то еще, похожее на интерес, чем же неверные ответят на его создание. Базлару, в кои-то веки, было действительно интересно. Уже очень давно кам не встречал достойных соперников в боевых действиях, а подковерные интриги шаману порядком поднадоели.
  Но вот какое-то смутное чувство беспокойства начало терзать нутро главного кама. Понимая, что именно сейчас придет ответ от русов, Базлар решил защитить голему глаза. Считая сгустки голубого пламени самым уязвимым местом, так как не знал, что с ними сотворил волхв русов, шаман по тонкой незримой нити, связывающей создателя со своим творением, приказал Одолищу поднять ладонь, закрывая глаза.
  Но голем не успел. Каган вздрогнул и резко обернулся на истошный крик. Главный кам схватился обеими руками за правый глаз, словно пытаясь удержать его, и орал от боли. В крике слышалась не столько боль, сколько ярость и гнев. Не понимая, что происходит, Илдей сделал шаг, приближаясь к Базлару, но тут же отшатнулся. Глазное яблоко с влажным хлюпаньем лопнуло, расплескав капли крови, глазной жидкости и ошметки самого глаза по сторонам.
  - Так вот, что ты сделал, сын шакала, - прорычал шаман, обращаясь к волхву и снова прижимая ладони к лицу, на котором зияла развороченная, истекающая кровью глазница, и без чувств повалился на землю.
  - Быстро в шатер его, - приказал каган, понимая, что потеря главного кама во время сражения не лучшим образом скажется на боевом духе воинов, - и проследите, чтобы шаманы о нем позаботились и подняли на ноги.
  Четверо воинов из окружения повелителя каганата споро подхватили недвижимого старика и унесли в центр лагеря, где разбили свои юрты Базлар с учениками. Через некоторое время гонец прибежал к Илдею и доложил, что шамана привели в чувство, но его правая часть тела остается неподвижной. Базлар не мог пошевелить ни правой рукой, ни правой ногой и остался лежать в шатре. Шаманы начали готовить какой-то ритуал, чтобы вернуть своего учителя в нормальное состояние. Но это дело не быстрое и продлится до темноты, если на то даст свой алгыс Тэнгри-хан, а если Великий Белый Господин не отреагирует на просьбу, то и сутки-двое.
  Раздраженно сплюнув сквозь зубы, каган отправил посыльного обратно с указанием докладывать обо всех изменениях в состоянии главного кама, а сам опять уставился на поле боя. А там была совсем непривычная картина. Десяток защитников, прикрываясь огромными щитами, вышли за стены заставы. Став в круг, они целеноправлено двинулись в сторону голема.
  - А это что такое? - сам у себя спросил Илдей, а затем обратился к приближенным, - Чего они хотят этим добиться? Сюда прорваться не смогут. Проверить, как бьются наши воины? Это не стоит десятка людей, когда их там и так мало. Что же тогда?
  - Великий каган, - обратился к повелителю один из советников, - мне кажется, что неверные хотят что-то сделать с детищем Базлара.
  - Возможно, ты прав, - почесав подбородок, бросил каган, - значит, они считают это достойным обменом. Десять воинов против нашего голема. Даже если они прорвутся через конницу, там есть Куря, вернее Джарбаш, его советник. Воин опытный, не даст пройти дальше. Но на всякий случай, гонца к нему отправьте.
  Смотря, как русы пробились через конные отряды, каган Илдей начал беспокоиться. Медленно, слишком медленно таял небольшой отряд. Одолище не было видно, оно пригнулось и зарылось уже по пояс в землю. Но вот продвижение русов замедлилось, а затем и вовсе остановилось. Видя, что отряд врагов полностью уничтожен, каган удовлетворенно кивнул.
  - Мой повелитель, - прибежавший через некоторое время и изрядно запыхавшийся гонец, приставленный к шаману, бухнулся на колени. - Главного кама Базлара больше нет с нами. Его кут забрало Великое Синее Небо...
  ***
  Джарбаш внимательно наблюдал за отрядом русов, которые с боем прорывались через конницу кочевников. По невозмутимому лицу советника невозможно было прочитать ни толики, ни даже оттенка эмоции. Зато внутри душу раздирал ураган чувств. Ярость от того, что неверные как-то навредили детищу Базлара, сталкивалась с горечью от того, что воины кагана не могут остановить маленькую горстку русичей, а та в свою очередь боролась с уважением к врагам, которые, не смотря на гарантированную смерть, вышли на поле боя, к этому примешивался интерес, смогут ли русы добраться до его позиций, накладываясь на раздражение от прибывшего гонца от кагана с приказом уничтожить противника. Конечно, уничтожить, не кумыс же с ними пить. Но над всем главенствовало и подавляло прочее чувство ответственности и долга. Джарбаш, во что бы то не стало, должен был не пропустить врагов к Одолищу.
  Но вот русы прорвались таки сквозь конницу, потеряв несколько человек. Советник хана Кури видел, как слаженно бьются враги, словно единый организм, видел так же, что отряд прикрывают со стен. То один, то другой кочевник валились бездыханными с коней, пронзенные стрелами противника.
  - Вот и добрались, - буркнул себе под нос Джарбаш, а затем крикнул воинам, - Окружите их! Не дайте сделать и шага! Убейте этих руссов, наконец!
  Кочевники, подчиняясь советнику, мигом окружили отряд врагов. Затем попытались задавить численностью. Но не удалось. Русы рубили длинные копья, прикрываясь щитами, на подошедших на расстояние двух шагов печенегов обрушивался град ударов. Причем славянские богатыри больше думали не о себе, а о том, как прикрыть щитом товарища, не забывая пластать мечом все, что движется по ту сторону щитов. Кочевникам пришлось отступить, оставляя раненых и убитых. Подбадриваемые друг другом, видя перед собой маленькую горстку противника, печенеги вновь кинулись в атаку. И снова им пришлось отступить ни с чем. Понимая всю тщетность атак, а так же то, что с каждым шагом враг приближался к Одолищу, Джарбаш начал приказывать воинам, что бы те стреляли из луков. Но в шуме схватки, среди криков боли и ярости, его мало кто услышал. А некоторые просто не захотели слышать. Ведь под руку Кури шли не только одиночки, а и целые кланы и семейства с ханами во главе. А Джарбаш всего лишь советник, и не пристало ханам его слушаться. Но после третьей захлебнувшейся атаки слова мамелюка все-таки были услышаны. Создавшие пустое пространство вокруг отряда, воины расступились, а между ними вышли лучники. Загудели короткие степняцкие луки, отправляя стрелы в полет. Первые же выстрелы дали результаты, унеся жизни четверых врагов. Оценив ситуацию, Джарбаш вновь приказал: 'Убейте их!', но начальник русов его опередил. Что-то яростно прорычав, он бросился на кочевников. И до того был страшен его рык, да и вид тоже, что первые ряды печенегов отступили на шаг, смешавшись. Этого оказалось достаточно воинам противника. Покрытые копотью, потом и кровью, с искаженными боевой яростью лицами, они, словно демоны, ворвались в боевые ряды кочевников, сея смерть.
  - Да убейте вы их, наконец, криворукие шакалы, - надрывался Джарбаш, уже собираясь сам вступать в бой. Но русичи начали гибнуть один за другим, пока не остался последний. Огромный, кряжистый, как дуб, воин расшвыривал степняков, как щенят. Изрубленный щит был отброшен в сторону, а враг продолжал двигаться вперед, не обращая внимания на раны. - Закидайте его дротиками, если саблями справиться не можете!
  Один из печенегов нанес сокрушительный удар, практически отрубивший часть кисти, хоть и сам рухнул с распоротым брюхом, вереща от боли. Богатырь на мгновение замер, но кочевникам, послушавшимся советника, этого хватило. Тело воина сквозь прорехи в кольчуге поразили сразу три сулицы. Остальные дротики, жалобно звеня, отскочили от доспехов. Из ран непрерывно струилась кровь, капля за каплей унося жизнь гиганта. Русич опустил меч и всем весом навалился на него, стараясь устоять на ногах. Вошедший на половину лезвия в пропитанную кровью землю клинок застыл, а воин, обессиленный, опустился на колени. Кочевники не пытались его добить, просто стояли и смотрели.
  - Неверный покорился! - раздался чей-то голос из стоящих рядов, - Он опустился на колени! Он отринул перед смертью своих богов и признал Великого Тэнгри-Хана!
  Одобрительный гул пронесся над степняками. Только Джарбаш не разделял общего веселья. Он знал русов, как могучих воинов, идущих всегда до конца, не жалея себя добивающихся поставленной цели, даже под пытками, а уж тем более перед лицом смерти, не отвергающих веру дедов и отцов. Мамелюк внимательно смотрел на умирающего, что-то шепчущего, воина, понимая, что сил у руса осталось самое большее на один рывок, чтобы красиво умереть на саблях. 'Может убьет пару тройку этих болванов. Ну да ничего, остальным урок будет, - лениво перекатывались мысли в голове Джарбаша. Губы руса замерли. - Что это? Гром? Откуда? На небе ни облачка...' Лицо умирающего воина, покрытое коркой спекшейся крови оставалось неизменным, словно каменная маска, но советнику на миг показалось, что оно озарилось улыбкой. А тело уже начало действовать само по себе.
  - Добейте его! Быстрее! - рык Джарбаша, казалось, был слышен даже на заставе. Но советник видел, что печенеги не успевают. С невозмутимым выражением на лице, гигант отхватил клинком, замершим в земле, висящую на лоскуте кожи часть кисти. Его здоровая рука уже пошла в замахе в попытке добросить кусок плоти до Одолища. Мамелюк схватился за нож, чтобы хоть попытаться сбить эту летящую смерть для голема. Но звериное чутье на опасность, не раз спасавшее жизнь советнику, заверещало диким голосом, топорща волосы на затылке. Забыв про нож, Джарбаш резко присел, прикрывая голову руками, а затем смотрел, как оседает со стрелой в груди стоящий за ним степняк. Прикинув, что стой мамелюк на месте, то смерть поразила бы его в горло или глаз, Джарбаш лишь покачал головой, удивляясь меткости и силе выстрела.
  Тело русича было изрублено в кашу, но Одолище было уже не спасти. Голлем превращался в обычный кусок, пусть и очень большой, спекшейся, потрескавшейся глины.
  - Вы что творите, отрыжка бездны?! - возмущению Джарбаша не было предела. Прекрасно зная, что за потерю Одолища Базлар его по меньшей мере посадит на кол, а про Великого Белого Господина и говорить не приходиться, советник пытался хоть как-то сбросить напряжение и быстро найти решение возникшей проблемы. - Вы, дети облезлой ослицы, не понимаете, что не справились с задачей?! Отвечать будете перед главным камом и Небом! Да с вас всех кожу живьем содрать за такое надо! А ну бегом в лагерь! И чтобы через два удара сердца здесь были лопаты, мотыги и все остальное, чем можно копать! А если ничего нет, то горстями, зубами будете грызть землю, чтобы искупить свою вину!
  Даже ханы, что по положению были гораздо выше советника, стояли, понуро опустив головы, а несколько десятков простых воинов уже бежали к обозу...
  
  Глава 5
  - Что делать будем? - Лютобор хмуро смотрел на боевых товарищей. Они с Сухманом и Светозаром собрались в том же овине.
  - Давайте прикинем, - быстро рубанул Светозар. - Что мы имеем? Печенеги прут со всех сторон, будто им кто хвост накрутил. Дубыня, вечно пировать ему в Вирии, Идолище поганое погубил, но...
  - Но степняки роют сейчас землю, похлеще кротов, - продолжил Сухман. - Если будем тут сидеть, то они и без голема ларец откопают. Да и стрелы на исходе. Наши воины уже вражьи собирают во дворе, да из стен выколупывают, своих не хватает.
  - Значит, сидеть в обороне нельзя, - бухнул Лютобор, резко опустив руку, - просто время протянем. Надо выходить в поле.
  - А в поле наших порубят быстрее - мотнул головой Сухман, - надо что-то придумать.
  - Нечего тут думать, - Светозар махнул рукой в отрицающем жесте. - Если мы просидим тут еще, то степняки достанут перо. А если выйдем за стены, то быстрее погибнем, но в то же время, дольше не дадим добраться копченым до ларца. Что выберете, братья по оружию?
  - А что тут думать? - кивнул Лютобор, подтверждая правоту воеводы, - идем за стены.
  - Только тоже не бездумно надо под копья лезть, - потер подбородок Сухман. - Воинов разделить бы. Одни прорываются к яме и защищают ее. Другие пытаются отвлечь часть степняков на себя, чтобы первому отряду было проще. Ну и третий отряд я бы отправил на ставку кагана, чтобы там не расслаблялись и не особо управляли сражением. Если получится, конечно.
  - Раз такие пироги, - Лютобор уставился на соратников, встопорщив бороду, - то к яме идет воевода. У тебя, Светозар, воины поопытнее, чем наши. Сухман, раз предложил, идешь на кагана. Ну, а я, стало быть, буду отвлекать врагов на себя. И не спорьте со мной.
  - Добро, - кивнул Светозар, - все это хорошо, только вот что будет с самой заставой? А что с ранеными, с девушками? С теми, кто не может держать меч в руках? Об этом подумали?
  - Нда, - протянул Лютобор, почесав в затылке, - как-то это я упустил.
  - У нас один выход, - проговорил нахмурившийся Сухман, - дать им всем луки, ножи и поставить на стены. Если степняки ворвутся сюда, то нашим живыми в лапы кочевников лучше не попадаться. Жаль, но по-другому никак не получится, ведь перо Рода важнее, чем десяток, да хоть сотня, человеческих жизней. Если их спросить, то все так же скажут. Уж лучше мы тут не напрасно поляжем, чем потом триста лет вся страна под пятой у степняков ходить будет.
  - Полностью согласен, - кивнул Светозар, - я вот еще о чем думаю. Князя до сих пор нет. Хотя по всем прикидкам, уже должен быть здесь.
  - Задерживается княже, - протянул Лютобор.
  - Ничего, - тряхнул головой Сухман. - Все одно, не оставит он тут нас. Но надеяться, что Батька сейчас явиться с ратью и всех копченых по уши в землю вобьет, тоже не след. Пойдемте воинов готовить, а то пока мы тут сидим, степняки яму углубляют...
  Дождавшись, когда схлынет очередная атака степняков, русы открыли ворота. Полусотня всадников под предводительством Лютобора выехала за стены. Воины выстроились в шеренгу, в центре которой, немного подавшись вперед, стоял сотник, а по краям первый и второй десятники.
  - Пики к бою! - зычный бас Лютобора гремел, словно набат. - Шеренга! Наметом! Вперед!
  Мощные кони русичей, привыкшие с легкостью нести тяжеловооруженного всадника, постепенно набирали ход. Они неслись стремя в стремя на расстоянии полушага друг от друга. Наездники, до того державшие копья острием вверх вдоль правой ноги, по приказу сотника перевели их в боевое положение. Наконечники смотрят в сторону врага, древки плотно зажаты подмышкой и удерживаются правыми руками. Одиночных степняков просто стаптывали, не замечая, и валом катились дальше. Таранный удар разогнавшейся тяжелой конницы страшен. Печенеги ничего не могли противопоставить русам. Их излюбленная тактика, обстрелять из луков и умчаться врассыпную в степь, здесь не работала. Слишком много кочевников, слишком близко разбитые шатры их становища, и, хоть печенеги и объединились в каганат и поставили над собой правителя, равного среди равных, все же они были разобщены, и каждый хан делал так, как считал нужным. Вот и сейчас, одни пытались встретить русов выставленными копьями, другие, пятясь, отступали вглубь становища, третьи вообще не обращали на нападение внимания, считая, что впереди стоящие с легкостью справятся с атакой. Полусотня русичей, словно гигантский молот, врезалась в войска кочевников, сминая ряды, круша порядки, сметая заслоны. Очень тяжело остановить разогнавшегося скакуна, но все-таки это возможно. Русы просто напросто увязли в многочисленной толпе степняков. Это действительно была в данный момент толпа, а не воинство. Первые ряды мечтали выжить любой ценой, задние напирали, желая показать свою доблесть и выслужиться перед каганом. В этой неразберихе лишь русичи действовали, как единый механизм, механизм смертоубийства. Копья сломались или увязли в телах степняков и были отброшены за дальнейшей ненадобностью. В ход пошли мечи, клевцы и топорики. Много вражеской крови они испили в первые минуты суматошного боя.
  - Бей! Круши! - рев сотника, слышимый даже в шуме боя, подбадривал русов и устрашал степняков. - За Русь! За князя!
  Но всему когда-нибудь приходит конец. Вот растерянность и несобранность печенегов растаяла, точно роса под палящим степным солнцем. Их отряды попытались ударить сбоку и зайти защитникам заставы в тыл. Но Лютобор не зря был поставлен князем во главе сотни. Постоянно осматривая поле боя, наблюдая за перемещением противника, сотник понимал, что сейчас произойдет, а потому загодя приказал крыльям шеренги собраться и стать воинам в круг. Печенеги напирали массой, не щадя себя, подгоняемые приказами своих ханов. То один, то другой русич валились бездыханными, пораженные острой степняцкой сталью. Защитный круг был разорван, и противники перемешались друг с другом. Началась резня, когда каждый сам за себя, и только доспехи позволяют различить, кто враг, а кто союзник.
  ***
  - Да что же это за день сегодня такой? - ярости кагана не было предела. Он смотрел то на светило, проплывшее уже две трети своего небесного пути, то на русичей, что словно стая волков, дорвавшаяся до отары овец, набросившихся на нестройные ряды степняков. Кулаки Илдея сжимались до хруста в костях. - Что происходит? Русы что хотят, то и творят! Захотели порушить нашего голема - вот вам! Захотели в поле выйти, силой померяться - сколько угодно! А у ханов и воинов, что там сейчас, совсем руки обессилили? Неужели не могут справиться с какой-то полусотней врагов?!
  - О, мой хан, - голос советника сочился лестью. - Но ведь из-за того, что неверные вышли в поле, воинов на заставе стало гораздо меньше. Их и так не много, а погнав полсотни на убой...
  - И что ты предлагаешь? - сурово сдвинул брови каган, хотя прекрасно понимал, что именно сейчас произнесет советник.
  - Сейчас же выступить на штурм, - глаза говорившего загорелись предвкушением близкой наживы. - Мы их сметем!
  - А как же эта полусотня, что сейчас с нашими рубится? - прищурил глаза Илдей.
  - А что? - не понимая, к чему клонит владыка, ответил советник. - Это уже мертвецы. Через некоторое время, чуть раньше или позже, их души отправятся к своим богам.
  -Запомни, - зарычал Илдей, с удовольствием срывая накопившуюся злость на так удачно подвернувшегося подчиненного, - никогда! Не оставляй! За спиной! Врага!
  - Но что они могут? - советник втянул голову в плечи, - русы же связаны боем, им ни за что не вырваться из схватки.
  - Все может перемениться в любой момент, - выплеснув злость, каган немного успокоился. А затем, быстро прикинув что-то в уме, продолжил, - Хотя, предложение довольно своевременное. Но опять придется делать все самому. Коня мне! И пусть мои две лучшие сотни готовятся к выходу. Уничтожим неразумных русов, а затем на заставе поживимся.
  Вороной арабский жеребец беспокойно прядал маленькими ушами. Крепкие ноги с четко отбитыми сухожилиями, увенчанные твердыми и мощными копытами, переступали, постоянно находясь в движении. Широкая, с развитой мускулатурой, грудь вздымалась от дыхания. Илдей, взявшись за уздцы, нежно шепнул в ухо скакуну:
  - Ты мой, Хадбан. Заждался уже? Давай поедем, проучим этих неверных...
  Конь в согласии тряхнул головой, грациозно изгибая шею и потряхивая гривой. Каган мог с легкостью вскочить в седло, лишь придерживаясь одной рукой за седло, но положение не позволяло. Оперевшись о плечо вставшего на одно колено телохранителя, повелитель печенегов, как со ступеньки, забрался в седло с согнутой ноги воина. Махнув рукой своим сотням, Илдей направил коня к сражающимся. Две сотни лучших из лучших воинов кагана двинулись вслед за своим владыкой, постепенно беря его в кольцо, ограждая от возможного нападения.
  Земля проносилась под копытами лошадей со скоростью летящей стрелы. Каган, как впрочем и его конница, все своё внимание обратил на протекающую впереди схватку, куда вот-вот он с воинами должен был ворваться, неся смерть врагам. Именно поэтому, новую полусотню русов, несущуюся во весь опор с приготовленными к бою пиками, степняки заметили только тогда, когда до столкновения оставались считанные мгновения. Лишь Джарбаш с пешими воинами увидели новый отряд защитников, выезжающий за ворота. Но глянув в сторону ставки Илдея, мамелюк отметил тамгу кагана, быстро продвигающуюся к текущей схватке, и понял, что перехватить повелителя печенегов и предупредить о новой угрозе не предоставляется возможным. Бросив своим воинам, чтобы готовились к обороне, Джарбаш стал ещё внимательнее оглядывать окружающее заставу пространство, прекрасно понимая, что хитрости русов не закончились, и скоро придётся его воинам испытать воинское умение защитников. А вторая полусотня тем временем с разгона ворвалась в ряды конницы кагана.
  ***
  - Второй десяток со мной, - рычал Сухман. Его голос был слышен над звоном стали, ржанием лошадей, криками и стонами раненных и умирающих. - Идём на кагана! Остальные прикрывают!
  Мстислав, придержав Ночку, так и норовившего выскочить вперёд из строя, поравнялся с сотником. Подав знак своему, второму, десятку поднятой вверх саблей, чтобы собрались возле него, Славка двинулся вперёд, стремя в стремя рядом с Сухманом. У русичей получился клин с сотником и Мстиславом во главе. Второй десяток выстроился за своими командирами, расширяя, созданную ими, брешь в обороне кочевников. Остальные же воины шли следом, не давая печенегам атаковать с флангов и тыла. Благодаря неожиданному налету, защитники заставы прошли сквозь ряды противника практически половину расстояния, отделяющего острие клина от кагана степняков. Но кочевники, давшие в начале схватки слабину, теперь всем скопом навалились на атакующих, защищая своего повелителя.
  Щит Мстислава трещал от вражеских ударов, сабля свистела в крепких руках, унося одну за другой жизни степняков. Молодому воину начало боя тоже далось нелегко. Вражеский клинок успел оставить росчерк на скуле, рука, сжимающая щит, гудела от мощных ударов. Десятнику приходилось вертеться в седле, и вообще стараться применять практически все хитрости конного боя, которым его обучил белый хазарин.
  Подставить щит род режущий сабельный удар, пропустить вдоль тела пику степняка, рубануть по древку пониже окованной насадки острия, превращая в щепы некогда грозное оружие, хлестким ударом снять с седла неудачно открывшего бок кочевника... И все снова: защита, удар, уворот, удар, защита, защита, удар, уворот... И не забывать подмечать рассеянным взглядом все, что творится вокруг. Смотря, как бьются, словно единое существо, Варган со Смолигой, прикрывая друг друга от вражеских ударов, как Ярек, рыча, будто дикий зверь, раздает удары направо и налево, как Борята, Земидар, Богомысл и остальные четверо воинов расширяют созданную брешь в обороне противника, Мстислав чувствовал гордость за свой десяток.
  ***
  Светозар, точно хищная птица, высматривающая добычу, наблюдал за станом печенегов и за тем, что творилось на поле боя. Он видел приготовления к обороне, которые затеяли степняки, защищающие яму с копателями. А когда взор стальных глаз падал на ту или другую схватку русичей с кочевниками, то взгляд наполнялся болью, кулаки сжимались до белых костяшек, а челюсти стискивались до зубовного скрежета. Воевода прекрасно понимал, что Сухман, Лютобор и их отряды отправились на верную смерть. Видя, в какую мясорубку угодили защитники заставы, пожилой воин так и хотел отправить на подмогу хоть десяток, хоть пятерку воинов, но каждый раз железной рукой давил в себе эти порывы, осознавая, что если даст слабину, если позволит чувствам возобладать над разумом, то гибель соратников будет напрасной, и им ни за что не сохранить перо верховного божества.
  Наконец, посчитав, что достаточно кочевников стянулось к бьющимся русам, Светозар дал отмашку своим воинам. Ворота отворились, и последняя полусотня защитников выметнулась на простор степи. Тяжелые деревянные створки тут же захлопнули те, кто остался на заставе. Разобрав луки, ножи и мечи, раненые воины, деревенские парни и девушки поднялись на стены, чтобы до конца сражаться за свою жизнь, за свою страну и за свою веру.
  - Полусотня, - воевода говорил не громко, но все воины, выехавшие за ворота, его отчётливо слышали, - Лавиной. Вперёд.
  Всадники сорвались с места галоп, постепенно рассыпаясь из строя, на первый взгляд, беспорядочно несущейся толпой. Тридцать воинов в первой группе подгоняли коней, постепенно вырываясь вперед, а за ними, скрываясь в пыли и пепле, поднятых с земли, готовили все силы к удару остальные витязи. Первая волна русичей неслась вперед, вперёд на выставивших копья пеших степняков. Кочевники, под предводительством Джарбаша, выстроились в три линии. Первая, в два человека шириной, полукругом выдавалась в сторону заставы. Печенеги выставили длинные копья, уперев их пятками в землю, а сами пригнулись, прячась за острыми жалами. Вторая линия защиты состояла уже из четырёх воинов в ширину. Те же длинные, толстые копья, но так же часть степняков держала наготове дротики и сулицы, готовые метнуть их во врага, как только появится такая возможность. Остальные подопечные Джарбаша окружили яму плотным кольцом. Ближе к дыре в земле расположились лучники, а по краю обнажили клинки мечники. Отставшая от общей массы воинов на сотню шагов, двадцатка русичей держалась стремя в стремя. Светозар, вырвавшийся перед этим маленьким отрядом на сажень, следил, чтобы все шло так, как договаривались изначально: резкий прорыв, добраться до ямы, вырезать все, что движется, а затем удерживать позиции максимально долго.
  Всадники неслись точно лавина, сошедшая с вершины горы. Проносясь через первый строй степняков, воины Светозара рубили копья, конями топтали печенегов, насаживали их на пики, оставляя за собой просеки. Отряд, следующий за лавой, просто смел остатки кочевников на своем пути. Таким же образом русы прорвались и через второй заслон. Казалось, их ничего не может остановить, хотя некоторые из богатырей уже не сядут в седло и не возьмут в руки прямой росский меч. Когда оба строя были преодолены, со стороны защитников ямы в атакующих полетели стрелы. Острые наконечники, насаженные на короткие древки, тоже собрали свою кровавую жатву, хотя и не такую обильную, как рассчитывал Джарбаш. До последнего заградительного отряда оставалось совсем немного, когда поредевшая лава разбилась на два крыла и разошлась в стороны, замедляя немного бег. В открывшееся пространство, разгоняясь с каждым мгновением, ворвался небольшой отряд, следующий до этого позади, под предводительством Светозара. Эти воины поравнялись с крыльями как раз в тот момент, когда те столкнулись со степняками...
  ***
  Джарбаш пристально следил за разворачивающимися схватками. Русы уже давно перемешались с кочевниками, и теперь шла битва, в которой опыт, чутье на опасность, сила и ловкость решали все. Количество тоже было не мало важным. Именно количество степняков давало уверенность мамелюку в победе. Не прямо сейчас, может через некоторое время, но победа будет за печенегами. Понимая, что сейчас самый лучший момент для атаки его позиций, советник приказал воинам удвоить бдительность. Сообщение только передали рядам, что выстроились чуть ближе к заставе, а русы уже открывали ворота.
  Джарбаш не ожидал, что проклятые славяне так легко преодолеют защиту, продуманную им, казалось, до мелочей. И вот уже противники рубятся среди степняков, теряя своих воинов, но с каждым шагом приближаясь к глубокой яме, в которой не перестает рыть землю очередная десятка печенегов.
  - Да убейте их, конец - рычал советник, - их всего меньше полусотни! - А затем добавил уже тихо, больше для себя, - а как ловко бьются шайтаны. Придётся самому браться за дело.
  Пока мамелюк протискивался к сражающимся, русы прорвались все таки к дыре в земле. Что-то резко прокричавший воин в окровавленной кольчуге с двумя мечами в руках, не задерживаясь, прыгнул вниз. За ним последовала ещё пара защитников заставы. Остальные стали оттеснять степняков от ямы. Понимая, что еще немного и русы возьмут верх, сохранив перо своего бога, советник решил спуститься в дыру, чтобы защитить работников, а если не защитить, то саму пробиваться к ларцу. Все еще раздумывая отправляться вниз или нет, Джарбаш добрался до своей цели. Спуститься вниз означало, может и не быструю, но все-таки верную смерть. Но смерть от обыкновенной холодной стали. А вот если махнуть на все рукой и отправиться отсюда куда подальше, то рано или поздно возмездие Тэнгри настигнет его. И уж тогда гибель от честного клинка покажется недостижимым счастьем. Сплюнув с досады и расстройства, что ему достались такие неумелые подопечные, Джарбаш выхватил два метательных ножа, задержался на мгновение на краю провала, оценивая происходящее внизу, выдохнул и, отбросив сомнения, шагнул вперёд.
  ***
  Солнце клонилось к закату, отбрасывая на сражающихся красноватые блики. Светозар туром пер вперед, практически не обращая внимания на сопротивление кочевников. С ног до головы покрытый потеками и каплями чужой крови, он следил лишь за продвижением своего отряда. Тело само знало, когда нужно уклониться, когда отразить удар, когда уколоть, когда рубануть с плеча. Мечи описывали дуги, метались изломанными молниями, оставляя за собой кровавые росчерки на телах степняков. Лошади были давно уже оставлены, погубленные печенегами или отпущенные на волю ещё в начале схватки. Пеший клин русов все дальше и дальше углублялся в нестройные ряды противника.
  Вот, наконец-то, стал виден край провала в земле. Отправив за кромку последних двух кочевников, что преграждали путь к цели, Светозар рыкнул: 'Тулак и Борис со мной, остальные захватывают яму!', - а затем прыгнул в проем.
  Отверстие в земле представляло собой грубо выкопанную яму в два человеческих роста глубиной и шагов пять в поперечнике. Внизу уже начали рыть проход в сторону заставы, который полого уходил вниз. Копошащиеся на дне печенеги не успели даже пикнуть, когда сверху спрыгнули три витязя, разгоряченные яростным боем. Русичи, точно свиней, в мгновение ока зарубили степняков. Свалив тела в глубине прохода, Светозар с товарищами подошли к выходу. Солнце почти зашло, и багряный закатный свет еле-еле проникал на дно ямы.
  В следующий миг воевода, что-то почувствовавший, резко присел, гортанно выкрикнув предупреждение своим воинам. Всего на один удар сердца, свет в отверстие был заслонен летящей тенью, а затем события рванулись вперед, точно дикий конь, вырвавшийся на свободу. Захрипел Борис, на которого сверху прыгнул печенег, получив в загривок два клинка. Эти же ножи враг вырвал из тела падающего богатыря и, не прекращая движения, бросил в стоящих русичей. Светозар, благодаря своему чутью, уже приседал, и кусок остро отточенной стали просвистел над его головой. А вот Тулаку повезло меньше. Метательный нож угодил точно под подбородок, разрезая кожу, сухожилия, вены, разрывая гортань. Тело стало заваливаться назад, щедро орошая землю вокруг кровью, тугой струей бьющей из раны. Еще немного оно дрожало в предсмертной агонии, но через некоторое время застыло.
  А воевода хищной птицей уже налетел на степняка. Но что бы Светозар ни делал, какие бы приемы и ухватки не применял, клинки распарывали лишь воздух, либо сталкивались с оружием противника. Однако и печенег не мог не то чтобы ранить или погубить, но даже зацепить русича. Силы поединщиков были равны. Багряный свет догорающего дня больше не освещал дно ямы, и воинам в темноте все труднее было отражать атаки друг друга.
  - Я всегда довожу начатое до конца, - на ломаном русском языке прошипел мамелюк, предварительно сделав два шага назад. - Вот и друг твой, что с ножом в горле, это подтвердит. После моей стрелы у шатра хана он выжил. Но я это исправил. А князю вашему и одной стрелы хватило.
  Светозар замер. Перед глазами будто молния блеснула. Он вспомнил этого жилистого, ловкого, умелого степняка. Беловодье, посольство с условленными дарами из Константинополя, смуглый раскосый воин, обряженный в византийские доспехи. Стрела с черным опереньем, погубившая князя Святослава. Ее сестра, ранившая Тулака при атаке становища хана Кури. Все части головоломки соединились, образуя цельную картину. Как могли печенеги напасть на войска киевского князя? Только если были уверены в своей победе и в дальнейшей безнаказанности. А значит, приказ погубить Святослава пришел из Царьграда, а именно от Цемисхия, а привез и исполнил его именно этот матерый и хитрый воин. А затем остался с печенегами, чтобы поддерживать границу с Русью в постоянном напряжении от учащающихся набегов степняков.
  Ярость, обида, горе, да и остальные чувства поднялись в груди воеводы девятым валом, захлестнули разум, сметая все прочее на своем пути, превращая Светозара в хищное животное, цель которого - месть, любой ценой погубить врага. С ревом он накинулся на степняка. Удары следовали один за другим с неописуемой скоростью и силой, и кочевник стал отступать. Один шаг, второй, третий, и вот он лопатками уткнулся в шершавую земляную стену. Дальше отступать было некуда.
  ***
  Одетый в легкую кольчугу Кало ужом крутился в седле, раздавая удары на право и на лево. Благодаря своей природной ловкости, он с легкостью уворачивался от ударов. Но, как говорят русы: 'И на старуху бывает проруха'. Аркан кочевника сзади упал на плечи, притянув руки к туловищу. Сильный рывок с легкостью выдернул воина из седла. А затем степняк поволок его в сторону от битвы, нахлестывая коня. Руки Кало были пусты, при ударе о землю воин выпустил легкую саблю и небольшой круглый щит. Никогда еще он не чувствовал себя настолько беспомощьным. В голове заполошно метались мысли: 'Надеяться не на что. Матушка-Земля, никогда у тебя ничего не просил. На этот раз прошу. Помоги мне, только на тебя и осталась надежда, только на тебя уповаю'. Выхватив два поясных ножа, с которыми полукровка никогда не расставался, он вонзил их в землю. Глинистая степная почва с легкостью приняла в себя оба клинка, но затем сжала их, словно тисками, не давая продвинуться дальше даже на палец. Кало, прекрасно понимавший, что это его единственный шанс, намертво вцепился в рукояти ножей. Кочевник, не ожидающий никаких сложностей с пойманным русом, от рывка вылетел из седла и при падении сломал себе шею.
  Избавившись от аркана и вскочив на остановившегося скакуна погибшего печенега, воин направил коня в сторону схватки за яму. Но когда до боя оставалось всего несколько саженей, короткая степняцкая стрела с глухим стуком пробила кольчугу на груди воина, глубоко погружаясь в тело. Кало попытался вздохнуть, резкая боль обожгла легкие, огнем охватывая все тело, вздуваясь на губах кровавыми пузырями. Защитник заставы покачнулся и вывалился из седла.
  ***
  Копье ударило в живот, заставляя воина согнуться от боли. Довольный печенег, поворачивая оружие в ране, с хеканьем его выдернул. Зазубренный наконечник с влажным чмоканьем вышел из тела, таща за собой сизые кишки. Клест со стоном повалился на землю, роняя меч и щит, и забился в предсмертных судорогах. Кочевник, уже повернувшийся к другому русичу, заметил странную дымку над поверженным воином. В свете догорающего дня тело Клеста стало менять очертания, поплыло, словно воск, облитый кипятком. Пораженный степняк замер в удивлении. А затем его удивление перешло в ужас, потому что на месте поверженного руса припал к земле, готовясь к прыжку, огромный волк. Крупная голова с прижатыми ушами, зубы ощерены в оскале, из горла вырывается глухой рык, поджарое тело, покрытое темной с подпалинами шерстью, замерло в последних мгновениях перед рывком. Печенег дико закричал, но его крик перешел в хриплое бульканье, а волк, разжав зубы и отпуская разодранное горло врага, уже бросился в гущу схватки.
  ***
  Пот заливал глаза, мелкие раны и порезы зудели, некоторые до сих пор кровоточили. Мстислав уже с трудом поднимал топор. Щит покрылся сеткой зазубрин. Если бы он не был окован, то давно разлетелся бы в щепы. Сабля, что была подарена отцом, сломалась у гарды от очередного мощного удара телохранителя кагана. Спина к спине десятник и Сухман отражали яростные атаки степняков. Молодой воин видел, как погиб Ярек, проткнутый вражеским копьем, как пали Варган и Смолига, зарубленные клинками печенегов, как валились бездыханными Борята и Земидар, Бодай и Богомысл, и остальные воины десятка от сабель, стрел, сулиц и дротиков кочевников. Бой закружил, развел, оторвал друг от друга росских воинов. Монолитный клин распался. Может где-то русичи ещё держались, но сейчас, куда ни кинь взгляд, везде были степняки. Конь Сухмана пал, а своего Ночку Мстислав отпустил, чтобы не губить родную душу. Сухман и Казарин сражались молча, лишь иногда натужно хекали, нанося очередной мощный, смертельный удар. Шаг за шагом воины приближались к кагану. Тот стоял на месте, с превосходством взирая на русичей.
  Солнце клонилось к закату. До волчьей головы на шесте, тамги кагана, оставалось пройти всего три ряда телохранителей. Мягкий толчок земли был неожиданным для всех. Сухман лишь покачнулся, а вот Мстислав, наносящий очередной удар и делающий шаг вперёд, подвернул опорную ногу. Заваливаясь на бок, Казарин ещё успел рубануть по ногам ближайшего степняка, но прилетевший в голову удар кистеня сорвал мисюрку, раздирая войлочный подшлемник. Голова дернулась, от удара в глазах парня потемнело и привидились далёкие белесые фигуры, валом прущие от заставы. Затем разум Мстислава погрузился в кромешную тьму.
  ***
  'И какой шайтан меня за язык дернул', - мысли метались в голове, будто мотыльки вокруг огонька свечи, - 'Хотел запугать, заставить ошибаться, а получилось все наоборот', - Джарбаш еле успевал отбивать яростные удары русича. Решив выжидать, пока силы противника иссякнут и темп боя снизится, он начал отступать.
  Немного назад, еще чуть-чуть, спина упирается в неровную поверхность. 'Что это? Стена? Нет, это не просто стена, это конец, это смерть. Я не смогу сдержать его напор' - пораженческие мысли своим ядом начали подтачивать уверенность и спокойствие воина. Изловчившись, Джарбаш заблокировал оба меча противника и оттолкнул его от себя на пару шагов. 'Теперь отойти от этой стены в сторону, иначе не справлюсь... Какого шакала?!'
  Печенег не мог двинуться. Он, словно жук прилипший к древесной смоле, не мог пошевелить ни рукой ни ногой. Бросив взгляд на противника, удивлению мамелюка не было предела. Приподнятая верхняя губа обнажает зубы, будто клыки волка, когда тот решил зарычать, яростный взгляд буравит степняка, левая рука с мечом отведена чуть в сторону, готовая отразить любое нападение, правая уже пошла вперед, нанося удар, одна нога в упоре, вторая делает шаг вперед, вкладывая в последнюю, решающую атаку вес всего тела. Для Джарбаша Светозар застыл в начатом движении, и советник хана Кури прекрасно понимал, что если ничего не изменится, то окончание этого движения означает смерть для степняка. От такого удара не увернуться, его не отобьешь, попросту не успеешь.
  Боль подкралась незаметно, обернула одеялом, ввинтила сверла в мозг, вогнала иголки под ногти, раздробила молотами суставы пальцев, тупыми ложками стала ковырять внутренности, раскаленными прутьями вонзилась в подмышечные впадины, аккуратными движениями опытного палача стала сдирать лоскутами кожу со спины. Разум Джарбаша практически померк, лишь каким-то чудом удерживаясь на грани восприятия окружающего.
  - Ты не сссправилссся, - шепот верховного божества наполнил собой голову степняка, отдаваясь набатом в ушах. - Джрабашшш, посссмотри, что происссходит. Ты умер, Базлар тоже, перо Рода недосссягаемо, руссы гибнут, но забирают с сссобой ссслишшком много иссстинных верующих. Мне сссамому надо вссе исссправлять. С твоим кутом я разззберусссь поззжжже...
  Советник хотел возразить, что еще не все потеряно. Пусть он погибнет, но степняки все равно победят, достанут треклятый ларец, уничтожат перо, огнем и мечом пройдут по Киевской Руси, оставляя после себя разоренные города и деревни. Но сил на это практически не осталось. Волна жара, расплавленным металлом, прокатилась по жилам от сердца воина, заставляя сознание забиться в агонии от боли, свернуться маленьким шариком, бросая последние силы на то, чтобы хоть как-то продолжить свое существование.
  Все вокруг медленно стало терять свои краски. Время вышло из оцепенения, снова запустив раскручивающийся моховик событий. Воин до сих пор не мог пошевелить своим телом, но оно двигалось. Отбит был смертельный выпад руса, а затем на неверного посыпались удары со всех сторон, будто не две сабли у Джарбаша в руках, а не меньше десятка. Темнота, царившая в яме, теперь не была помехой. Советник мог рассмотреть даже мельчайший камешек, соринку в этом, словно покрытом серым пеплом, окружающем пространстве. Русич отступал под натиском печенега, пока не уперся спиной в стену. Все повторялось с точностью до наоборот...
  ***
  'Что происходит?', - эта мысль, как птичка в клетке, металась в голове изумленного Светозара. Смертельный, казалось, последний в жизни печенега, удар пропал даром. Степняк с легкостью его отбил, а потом словно отрастил себе еще несколько рук с клинками. Удары градом сыпались на воеводу, тот лишь успевал отбивать или уклоняться от них. Ни о какой контратаке и речи не шло. От такого бешеного натиска Светозар стал отступать шаг за шагом, пока его спина не почувствовала земляную стену ямы.
  ' А это что еще такое?', - продолжая отражать удары, пожилой воин смотрел, как в глазницах противника разгораются огоньки холодного, колючего, голубого света. Эти, брызжущие искрами, сгустки пламени озаряли пространство так, что темнота, в которую погрузилась площадка на дне ямы, теперь не была для сражающихся проблемой. Светозар отчетливо видел каждый удар, но с трудом успевал их отражать.
  Вжимаясь спиной в стену, воин почувствовал, будто земля издала вздох, еле слышно качнулась. Не понимая, что это было, Светозар продолжал отбиваться от яростных атак кочевника. Противник тоже почувствовал это движение земли и, не то зашипев, не то зарычав, еще больше взвинтил темп боя. Осознавая, что каждый удар для него может быть последним, и что этот бой ему не выиграть, а степняка тут нельзя одного оставлять, тем более такого непростого степняка, воевода шагнул вперед.
  Сабли печенега с двух сторон снизу вверх вонзились в бока русича, пробивая кольчугу, разрезая кожу и мышцы, перемалывая внутренности. Приподнимая на клинках и еще больше насаживая на них тело воеводы, кочевник злорадно ухмылялся, яростно сверкая искристыми голубыми огнями в глазницах. Затуманенным от боли взглядом Светозар смотрел в эти холодные, колючие сгустки пламени и понимал, что принял верное решение. Неизвестно, что могло натворить это чудище в облике человека здесь, в яме, да и наверху тоже. Одновременный взмах прямых росских мечей начисто отделил голову степняка от туловища. Обезглавленный кочевник стал заваливаться назад, падая на спину и принимая на себя истекающее кровью тело воеводы. Голова печенега, влажно чмокнув, пару раз отскочила от земляного пола и замерла, вперившись погасшими глазами в темно-багровое закатное небо. Мышцы лица, сведенные судорогой, расслабились, и злорадная ухмылка превратилась в умиротворенную улыбку. Светозар с чувством выполненного долга устало закрыл глаза.
  ***
  Матерый воин в начищенной до блеска кольчуге стоял у ворот заставы и прищуренным взором внимательно оглядывал поле боя. Серебряные волосы, густая золотая борода и красный плащ развивались под нездешним ветром. Его никто не видел, но бог видел все. Он смотрел на битву глазами воинов, сражался с неприятелем мечами, копьями, топорами руссов, его сердце билось в такт с их сердцами, он умирал вместе с ними и возрождался чистым духом, чтобы отвести павших в Вирий. Но вот, что-то почувствовав, Перун вперил свой взгляд сквозь толщу земли, туда, где во мраке вырытой ямы Светозар сражался с Джарбашем.
  - Ну, что ж, - мрачно вздохнул бог войны, - Ты сам этого хотел, наш извечный враг. Никто тебя не заставлял самого сюда приходить. И всегда нужно помнить о равновесии...
  Старый изрубленный щит был закинут за спину, тяжелый боевой молот с потертой от частого использования кожаной рукоятью повешен на крючок у пояса. Опустившись на одно колено, Перун приложил ладони к земле. Его губы шевелились, но ничего сначала не было слышно. Лишь потом слова обрели звук, объем и под конец с рыком вылетали из уст бога, отдаваясь набатом, громом в сердцах защитников заставы, которых осталось ничтожно мало по сравнению с войсками кочевников.
  - И я трублю в свой расколотый рог боевой
  - Я поднимаю в атаку погибшую рать
  - И я кричу им - 'Вперед!', я кричу им - 'За мной!'
  - Раз не осталось живых, значит мертвые - Встать!
  В последнем слове был слышен такой яростный призыв, что земля, дрогнув, вздохнула. Тут и там начали появляться призраки воинов, пока их строй плотным кольцом не сомкнулся вокруг заставы. Кого тут только не было: могучие древние богатыри и воины, павшие уже в этом бою, ушедшие за кромку князья и воеводы, сотники и тысячники, десятники и простые гридни. На помощь живым пришли их предки, воины, отмеченные боевой славой, своими подвигами заслужившие пировать в Вирии. В этот день они явились по призыву своего бога, чтобы помочь потомкам, помочь сохранить страну, честь и веру.
  Молча, страшно и неотвратимо призрачная рать наступала на орду степняков. Кочевники, дрожа от ужаса, пытались сопротивляться. Но их оружие проходило сквозь вызванных Перуном воинов, не причиняя им вреда. А вот клинки, палицы, молоты, топоры и копья призраков не знали промахов. С каждым ударом на землю бездыханным валился очередной кочевник. Их ужас плотным душным облаком повис над полем боя. Понимая, что такого врага не победить никогда, печенеги бросились бежать.
  Глава 6
  Мстислав очнулся от странного прикосновения. Что-то мягкое, теплое и влажное елозило по правой стороне лица. Не открывая глаз, десятник ощутил, что вокруг стоит тишина. Не полная, конечно, что-то позвякивало, пофыркивало, но звуков боя не было слышно. Казарин открыл глаза и попытался прислушаться к своему телу. Руки, ноги были на месте, но чувствовал себя парень, словно побывал на столе у кошевара, когда тот отбивал мясо перед жаркой. Все мышцы ныли и болели, ссадины и мелкие ранки покрылись бурой коркой запекшейся крови и нещадно зудели, но больше всего досаждала тупая боль в голове, которая нет-нет да и проколет острым огненным гвоздем затылок. Попытавшись перевернуться с бока на спину и сесть, Мстислав застонал, сцепив зубы. Затекшее в неудобной позе тело отчаянно сопротивлялось, чтобы его поставили на ноги. Ухватившись за недоуздок Ночки, а это именно его язык, словно язык собаки, облизывал лицо хозяина, молодой воин с трудом поднялся.
  Ночь, окутавшая степь, смотрела на Мстислава мириадами глаз ярких колючих звезд. Казалось, что достаточно протянуть руку, чтобы зачерпнуть горстью эти маленькие сверкающие капли янтаря. Десятник, однако, не задирал голову, потому что каждое лишнее движение причиняло дикие мучения. Прикоснувшись к затылку, к тому месту, где пульсировал сгусток боли, он ощутил корку подсохшей крови, слепившей волосы в заскорузлый колтун. Из раны до сих пор сочилась кровь. Поворачиваясь всем корпусом, будто на голове стоит плошка с водой и ее нельзя расплескать, воин осмотрелся. В ярком свете полуночных звезд склоны холма вокруг заставы казались нереальными, словно Казарин попал в чертоги Мары. Тысячи трупов устилали землю. Где по одному, а где и грудами, тела погибших воинов своим видом оставляли неизгладимое впечатление. Под лунным светом мертвенная белизна лиц ушедших за кромку людей отдавала желтизной, пугая до дрожи. Кое-где было заметно шевеление, то ли это была агония, последние судорожные движения умирающих тел, то ли раненые пытались освободиться от объятий погибших. В ночной тьме, хоть и освещаемой ярким светом звезд и луны, было не разобрать, что именно происходит, и это только еще больше нагоняло жути. От мощного удара голова Казарина иногда кружилась. Зрение то становилось четким, выхватывая и оставляя в памяти кровавыми шрамами картины побоища, то становилось расплывчатым, добавляя нереальности происходящему. Уже собравшись направится в сторону заставы, Мстислав услышал совсем близко, рядом, всего в нескольких шагах, булькающий кашель. Решив разобраться, что и кто там, воин развернулся и пошел на звук.
  - Сухман? - в искореженном человеке Казарин с трудом узнал сотника. Кольчуга была искромсана в лоскуты. На правой скуле глубокая рана от удара сабли, на краях, раскрывшихся словно бутон алого цветка, кровь запеклась, виднеется кость. Левая рука будто побывала в камнедробилке, истерзанная плоть и раздробленные кости перемешались в жуткое месиво. Из правой стороны груди торчало древко сулицы, больше чем наполовину погрузившись в тело Сухмана. Про более мелкие порезы и ссадины и говорить не приходилось, их было великое множество. 'Как?' - не мог понять Мстислав, - 'Как этот воин не погиб? Не истек кровью, не провалился в вечное забытье от боли и страданий, терзающих его?' Желая помочь хоть чем-то, Казарин наклонился к Сотнику.
  - О, Славка, - с трудом вытолкнул наружу слова с кровавыми пузырями Сухман, когда его полный мучений взгляд сфокусировался на десятнике, - Живой... Это хорошо... Я его все-таки достал...
  Рука чуть шевельнулась, указывая направление. Казарин разглядел среди прочих тел в луже крови богато снаряженного кочевника. Доспехи покрыты позолотой, сабля в окоченевших мертвых руках сверкает драгоценными камнями... Только вот головы этого степняка Мстислав нигде не увидел. Она была срублена одним ударом, и кровь до сих пор слабо сочилась из тела.
  - Сейчас, - Казарин оглядывался кругом, чтобы найти на чем дотащить израненного воина к своим. - Сейчас мы на заставу вернемся, там тебя подлатают.
  - Не надо заставы, - Сухман закашлялся, отплевываясь кровью, - ты меня до реки дотащи... Это ближе, и мне нужнее...
  Говорить сотнику удавалось с трудом. Бросив бесплотные поиски материала для волокуши, Мстислав ухватил древко сулицы, смертельно ранившей Сухмана, и одним резким движением сломал его так, что из тела остался торчать обломок длинной в ширину ладони. Затем, превозмогая слабость в теле, Казарин кое-как взвалил пожилого воина на коня, для чего Ночке пришлось опуститься на колени. Ведя скакуна в поводу, Мстислав старался выбирать путь, где меньше было препятствий, чтобы конь не слишком растряс раненого воина. Ночка, будто понимая, не рвал узду, не порывался унестись наметом, а то и рысью, как любил, а шел плавно, выбирая, куда поставить копыта.
  Отпустив повод, Казарин пошел рядом с конем, придерживаясь за луку седла. Услышав шепот, Мстислав наклонился ближе к Сухману стараясь расслышать, что именно старается произнести раненный воин.
  -Унеслась, волной увлечённая
  Непокорною всё ж осталась ты...
  Мы навек с рекой обручённые
  Все слова мои для речной волны...
  Слова выходили с трудом, пенясь на губах кровавыми пузырями. Потрескавшиеся губы шептали, звуки иногда пропадали, и разобрать, что говорит Сухман, было практически невозможно.
  -Не вини мой взгляд, что искал огня
  С берегов крутых не увидел дна
  Не спросил у птиц, где душа твоя
  Ты прости меня, Светлая Вода!
  С каждым словом, с каждым выдохом из сотника уходила жизненная сила. Казарин будто видел ее, паром вырывающуюся изо рта воина в прохладе ночи. Слова рвали душу. Выстраданные, выпестованные годами разлуки и невозможностью быть рядом с любимым существом, они срывались с губ, ножами раня сердце и выдавливая из глаз непрошенные слезы.
  Река, вот она, мерно плещется во мраке. Пологий берег, памятный брод, остовы сгоревших щитов. Казалось, что сдерживали здесь печенегов век назад, хотя прошло всего чуть больше суток. Сухман затих, впав в забытье, когда пробирались через сгоревший лагерь печенегов. Кто его поджег? Зачем? Казарин не мог понять. Видимо кто-то в спешке пнул уголья из костра или лампу перевернул. А дальше, как лесной пал, только успевай ноги переставлять, чтобы убежать от всепожирающего сварожича. Всю дорогу до реки Мстислав пытался понять, кто же погубил степняков. Их тела лежали повсюду, окоченевшие, с глубокими резаными, равными, колотыми ранами. Казалось, что какое-то войско победоносным строем прошло сквозь орду кочевников, каленым булатом разя все, что движется. Может князь на выручку подоспел? Но нет, не князь. Противников степняков среди павших не было ни одного. И лишь приблизившись к реке и увидев белесый туман над водой, лишь тогда Казарин вспомнил о привидившихся призрачных воинах. Неужели они? Но река уже совсем рядом. Отбросив в сторону все лишние мысли, Казарин принялся аккуратно снимать сотника с коня.
  Воин оттащил бесчувственного Сухмана от берега. В воде это делать было проще. Придерживая сотника за подмышки, чтобы тот не погрузился с головой, Мстислав огляделся.
  - Светлая Вода! - сорванным, охрипшим голосом прокричал Казарин. Это единственное, что ему пришло в голову. Некоторое время ничего не происходило. Но вот показался небольшой горбик воды, что быстро двигался в сторону русов по глади реки. Шагах в пяти из воды показалась милая голова водяницы.
  - Кто ты, и зачем позвал меня? - удивленные большие глаза девушки с испугом уставились на воина.
  - Тебя хотел видеть Сухман, - Мстислав стоял, широко расставив ноги, и удерживал тело сотника на плаву.
  - Это он? - охнула русалка, и, не дожидаясь ответа, без всплеска ушла под воду. Но через мгновение она вынырнула рядом с русичами и прижалась ухом к груди суженого. Следующие слова были произнесены с облегчением: - Жив. Сердце его бьется...
  - Да, - кивнул Казарин, - Он еще жив, но вряд ли это продлится долго. Ты же можешь его спасти?
  - Ты не понимаешь, о чем говоришь, - на глаза Светлой Воды навернулись слезы. А затем будто что-то переменилось в ней, глаза стали холоднее, лицо жестче, а слезы на щеках сами собой высохли в мгновение ока. Зашипев, водяница показала острые зубы и надвинулась на десятника, - Оставь его и уходи, воин. Он должен умереть, и тогда мы будем вместе. Навсегда! Так было сказано старейшими!
  - Нет, это ты не понимаешь! - рыкнул Мстислав, поначалу даже опешив от такого напора. - Если сейчас Сухман умрет, то его душа попадет в Вирий. И то не вся! Там, и только там, он будет настоящий! А тут, с тобой, останется его жалкое подобие! Только часть! Ты его хорошо знаешь. Скажи, захотел бы он так быть? Быть одной частью своей в Вирии, а другой частью здесь? И маяться вечность от того что не может быть цельным, не может всей душой быть с тобой или пировать с достойнейшими воинами за одним столом с богами! Захотел, а?
  - Откуда ты знаешь, что так будет? - губы русалки задрожали.
  - Я не знаю, - Казарин сбавил напор, и теперь осипшее горло выталкивало слова наружу, царапая воздухом глотку. - Но я чувствую. Всей своей душой воина, обучающегося ратному делу чуть ли не с пеленок, только и умеющего, что воевать, чувствую, что так будет. И только ты можешь вызволить его из объятий Мары, вылечив его, или дашь ему тихо истечь кровью и умереть, так и не очнувшись. Перун, наверное, уже ждет его. Ну, и конечно еще можешь разорвать душу Сухмана пополам, оставляя навечно страдать. Возможно, он даже превратиться в навью. Только решать надо быстрее. Не так много времени у него осталось.
  Еще несколько мгновений русалка колебалась, но затем, решив что-то для себя, стала деловитой и собранной. Как Мстислав мог это понять, глядя лишь не ее лицо, он и сам не мог объяснить. Просто смотрел и видел. Сложив ладони лодочкой, Светлая Вода зачерпнула речной воды и подула на нее. Брызги полетели в бесчувственного сотника.
  - Воин, отпусти Сухмана и отойди на пару шагов, - глядя на недвижимого десятника, водяница с легкой усмешкой продолжила, - Не бойся, не утонет он.
  Решив доверится ей, Мстислав отпустил раненного и сделал, как велели, два шага в сторону берега. Тело пожилого воина, словно лист на воде, расслабленно покачивалось на легких волнах, ни на палец не погружаясь глубже. Русалка приблизилась к сотнику, наклонилась над ним, с любовью, нежностью и лаской легонько прикасаясь к ранам, оставленным вражеским оружием.
  -Чёрные руки твои отогрею,
  Кудри родные, кровью омытые...
  Сердце, раскрытое в ране пульсирует
  Сильное, смелое, непобедимое...
  Неожиданные слова, коснувшись ушей Мстислава, заставили его замереть, задержать дыхание. Хотелось стать незаметным, раствориться в нежном голосе, только бы не мешать песне и дальше плавно литься над рекой.
  -Спи у меня на груди, мой единственный,
  Сил набирайся, мой ненаглядный ты...
  Я сберегу, не отдам тебя, милого...
  Пусть на мгновение боль успокоится...
  В голосе прорезался свист ветра, грохот бури, шум волн во время шторма. Звуки бушующей водяной стихии набатом били по ушам, стучали кровью в висках, вздувая жилы. Воздух пропитался энергией древней волшбы, от которой хотелось спрятаться, убежать, только бы не видеть и не слышать происходящее.
  -Кровоточащее сердце любимое
  Запеленаю рассветным туманом.
  Нам бы с тобой эту ночь продержаться,
  Кровь удержать в твоём теле измученном...
  Из воды начали подниматься головы водяных и русалок, омутников и кикимор. Очень скоро водяная нечисть заполонила все видимое пространство реки. Вынырнув из воды до пояса, иные выставив только головы, они тянули заунывный мотив, который каким-то образом вплетался в песню.
  -Как на рассвете с тобой поднимемся
  Сильные, гордые, непобедимые.
  Плечом к плечу! - последние слова русалки пронеслись словно крик смертельно раненой птицы.
  -Плечом к плечу! - вторили ей водяные и кикиморы.
  -Плечом к плечу! - вносили свой вклад нежные голоса русалок и квакающее бормотание омутников.
  Когда отзвучали отголоски песни, рвущей душу на части, заставлявшей кровь закипать в жилах, а сердце трепетать испуганной птицей в груди, рядом с Казариным из воды вынырнул водяной. Светло-зеленая кожа, покрытая липкой слизью, в лунном свете поблескивала. Большие выпуклые глаза с пониманием уставились на Мстислава. Тот стоял ошеломленный, оглушенный, пытаясь прийти в себя, собрать в единое целое свои мысли и чувства, утихомирить бешено бьющееся сердце.
  - Будь здрав, воин. Тебе пора уходить, - жилистые крепкие руки бережно, но твердо взяли десятника за плечи и развернули в сторону берега. - Ты и так слишком много увидел. Мы выполнили уговор. К тому же, там тебя ждут, - легкий взмах в сторону берега, где на фоне звездного неба выделялась фигура одинокого воина, замершего в ожидании.
  На нетвердых ногах, преодолевая сопротивление воды, Казарин выбрался из реки. Уже шагая по берегу, хлюпая водой в сапогах, десятник оглянулся на реку. Вся водная гладь затянулась туманом, скрывая творившееся там густой молочной дымкой.
  Устало опустившись на утоптанную тысячами коней землю, Мстислав кое-как скинул сапоги, вылил из них воду и, снова обувшись, пошел к дожидающемуся его воину. Молча взяв из рук златобородого ратника повод Ночки, Казарин направился в сторону заставы.
  - Ты знаешь, кто я? - низким глубоким голосом спросил шедший рядом с десятником воин.
  - Знаю, боже, - кивнул Мстислав, узнавая в этом витязе бортника, встреченного, казалось, сотню веков назад. - Ты Перун, разящий и повергающий врагов. И медовуха у тебя была вкусная.
  - Хм, - хмыкнул в бороду бог, - и вправду знаешь. А пожалуй, ты единственный, кто ко мне так обращается. Как должное, без восторгов, без преклонения, без поклонов и прочих почестей.
  - Устал я, Перуне, - буркнул Казарин, с трудом переставляя ноги. - Смертельно устал. Я тебе для чего-то нужен? Ведь не просто так ты пришел ко мне.
  - Не просто, воин, не просто... - согласился бог, - Тебя Светозар ждет.
  - Он тоже выжил? - искорка радости промелькнула в сером изможденном голосе.
  - Не очень, - непонятно ответил Перун. - Я попросил кое-кого задержать его на этом свете.
  - Еще один достойный воин ушел за кромку, - горестно вздохнул Казарин.
  Луна уже заканчивала свой бег по небокраю, и лишь звезды в полной мере освещали пропитавшуюся кровью землю. Мстислав вспомнил свой детский сон, именно он, пожалуй, сподвиг, был тем основным толчком, благодаря которому мальчик стал на стезю воина. Все так, как Казарину и мнилось в детстве: поле невероятной битвы, горы поверженных врагов, он, один из малочисленных выживших, в истерзанных доспехах, залитый своей и чужой кровью, вышагивает с гордо поднятой головой, а рядом с ним идет Перун. Они общаются, как равный с равным. Только действительность оказалась иная. Не в битве, не в горе трупов, не в идущих и беседующих воинах, а разнился сон с настоящим ощущениями. Усталость, опустошенность, скорбь по погибшим друзьям и соратникам - вот чувства, которые одолевали Казарина сейчас. А голову он держал ровно и прямо, потому что только в этом положении боль не хлестала по затылку своей огненной плетью.
  Вот, наконец, показался разлом в почве, где окончил свое существование голем, и где приняли свой последний бой многие воины славной Светозаровой сотни. Перекинув ноги через край ямы, Мстислав на животе сполз вниз, в темноту. Земля мягко стукнула в ступни, но этот удар резкой болью отразился во всем теле десятника. Кое-как собравшись с силами, Казарин поднялся и глянул в черноту штольни. Сначала ничего не было видно, но затем словно темнота стала прозрачной и сквозь нее проступили трупы степняков, кучей сваленные у стены, пара бездвижных русов, обезглавленный печенег, и Светозар. Воевода лежал спиной на земляном полу, голова покоилась на коленях девушки, и та медленными и плавными движениями руки перебирала его седые волосы.
  - А это кто? - мрачно спросил Казарин, имея ввиду девицу. Та сидела и с интересом смотрела на молодого воина. Серый наряд, украшенный красными символами Дыя, Вод Мары, Агни и Фаши, облегал стройное тело девушки. Бледная, не знающая солнца, кожа казалась холодной. Большие серые глаза не мигая уставились на Казарина. Светлые длинные волосы волнами спадали на грудь. Красивее этой девушки Мстислав еще никого не встречал, но было что-то такое в ней, что заставляло покрываться мурашками от страха при одном взгляде на эту божественную красоту.
  - Брат, он меня видит? - ее грудной голос был подстать облику, такой же прекрасный и гармоничный, но холодный, как айсберг. - А почему?
  - Да, сестра, - Перун появился из темноты. - Сама же знаешь, если один видящий уходит из жизни, то его место занимает другой.
  - Да-да, - кивнула головой девушка, а затем еще раз провела холодной ладонью по голове Светозара, - А этого мне отдашь? В моих владениях нет ни одного видящего, все за столом в вирии сидят.
  - Мара, - бог войны сурово сдвинул брови, а затем бросил голосом, не терпящим возражений, - Он будет в вирии.
  - Ладно-ладно, - усмехнулась богиня смерти, - уж и спросить нельзя. Давайте, заканчивайте тут, а то у меня еще целое поле не пахано, - круговой взмах руки неопределенно указал на поверхность.
  'Мара, - билось в голове Мсислава, после того, как девушка исчезла, - Мара, богиня смерти. Так вот кого Перун попросил задержать душу Светозара. А что за видящие такие? Никогда не слышал. Это воевода, что ли? Ну, он понятно. Видит, чует угрозу для Руси-Матушки и оберегает как может. А на его место меня пророчат? А что я могу? Ладно, поговорим с Перуном... По крайней мере, попробую у него выведать. А может Светозара спросить? Уж он точно не откажет'.
  Опустившись на колени у истерзанного вражескими саблями воеводы, Казарин понял, что малейшее движение воина, даже слишком глубокий вздох, приведет к смерти.
  - Ты звал меня Светозар? - негромко спросил десятник.
  - Не то чтобы звал, - воевода говорил очень тихо. - Мой путь окончен, а врагов у страны по-прежнему немерено. Продолжи дело мое, воины пойдут за тобой. Ты чист душой, смел и честен.
  - Я же князю служу, - Казарин мотнул головой, - я не могу нарушить данное мной слово. Да и Батька лучше знает, что для Руси потребно.
  - Как же, знает, - скривился воевода. - Много он помог здесь, когда его так не хватало. И это если учесть, что я его предупреждал и не раз. Он только сподобился вашу сотню отправить. Не руби сразу с плеча. Подумай, тебя же никто не заставляет принимать решение прямо в это мгновение.
  - Все равно, не по совести так вот предавать князя, - категорично настаивал на своем Казарин.
  - Светозар, твое время истекло, - скорбно поджал губы Перун. - Нам пора.
  - Защити Русь-Матушку, не прощай тех, кто знал, но убил в себе веру отцов и дедов наших, - последние слова воеводы легким облачком пара слетели с застывающих губ.
  ***
  Для тех русов, кто пережил эту страшную осаду, ночь оказалась не менее изматывающей. Выжившие ходили среди поверженных, добивали печенегов, раненых защитников заставы утаскивали в дружинную избу под присмотр девок, что, как могли, лечили раны. Погибших русов тоже уносили с поля боя и укладывали на утоптанной площадке между построек. Выживших было немного. Человек пять из сотни Светозара, еще десяток из Лютоборовой, включая лежачих раненых, души которых бродили по берегам реки Смородины, и было неизвестно, уйдут ли они в мир Нави или останутся живы здесь, в мире Яви. Остались в живых и практически все полоняне, которых вызволили из жадных рук печенегов воины Лютобора. Уставшие до смерти, не спавшие больше суток, осунувшиеся, с перетянутыми ранами, живые делали свою жуткую работу всю ночь, и лишь под утро забылись обморочным сном. Но поспать, чтобы силы хоть чуть-чуть восстановились, им не дали.
  Степь просматривалась далеко, и как только на смотровой башне парень увидел клубящуюся пыль у горизонта, то тут же поднял крик. Лучи яркого утреннего солнца, видимо, блестели на доспехах и оружии. На заставе видели лишь искорки, блики, пробивавшиеся сквозь плотную завесу пыли. Были подняты на ноги все, кто мог сражаться. Мрачные воины натягивали кольчуги, и, взяв оружие, взбегали на стены. Защитники заставы молчали, хмуро всматриваясь в приближающееся огромное войско. Все прекрасно понимали, что еще одну осаду не сдюжить, а значит лягут они в землю родимую, так и не сохранив, не защитив пера своего верховного бога.
  Но когда войско приблизилось, и можно было различить одежду и вооружение всадников, у защитников вырвался вздох облегчения. На лошадях виднелись притороченные каплевидные красные шиты, а впереди конницы развевался в руках знаменосца большой красный стяг, с вышитым на нем золотыми нитками пардусом. 'Князь', 'Владимир', 'Батька', 'Ясно Солнышко', - слышались возгласы среди выживших в страшной сече. Не успел протрубить боевой рог, а ворота уже были распахнуты. Князь Владимир с ближниками въехал во двор заставы. Пораженные неимоверным количеством погибших врагов, вновь прибывшие воины не скрывали своего удивления. А когда увидели, что из защитников их встречает всего горстка людей, большая часть которой не воины, княжеские гридни вообще потеряли дар речи. Лишь князь, постоянно осматривался по сторонам, хмурил брови и, в конце концов, повелел всем собраться и объяснить, что же здесь произошло. Как-то само собой получилось, что защитники разбились на три группы. В сторонке стояли Миролюб, опираясь на огромную дубину, Свейн, потерявший в бою обоих братьев и отца, вислоусый лучник Горислав и три воина Светозара и молча взирали на происходящее. Немного сзади сгрудились постоянно перешептывающиеся полоняне. Впереди них, как бы главенствуя, стоял Ермила, хитрыми глазами поглядывая на князя Владимира. Ближе всех к княжеским гридням расположились выжившие воны Лютоборовой сотни. И, наконец, в шаге от них, обособленно стоял изможденный, потерявший много крови, Сухман, поддерживаемый бледной, неизвестно откуда взявшейся, девушкой, одетой в мужскую походную одежду с чужого плеча. Большие немного испуганные от количества людей миндалевидные глаза, светлые волосы, в лучах утреннего солнца, почему-то отсвечивающие зеленью, делали незнакомку очень милой и привлекательной. Эта пара пришла на заставу под утро и с тех пор ни с кем не разговаривала.
  - Объясните мне, - голос Владимира был строг, - что здесь произошло?
  - А что здесь могло быть, Батька? - прокашлявшись, негромко сказал Сухман. - Неужели не видишь? Печенеги пошли в набег. Набег, который по величине, не знал себе равных. Мы его отбили. Вернее, с Перуновой помощью, отбили. Если бы боже не вмешался, ты бы с нами сейчас не разговаривал...
  - Так, - прервал воина Владимир, яростно зыркнув на сотника, - Опять вы про Перуна? Ну, отбились и отбились. С этим понятно. А с тобой, Сухман, отдельный разговор будет.
  - Здесь любой подтвердит, - твердо стоял на своем пожилой воин, - Перун был здесь. Если бы он не помог, не призвал духов предков из Вирия, то застава эта уже давно сгорела бы дотла, да и тебе, князь, пришлось бы попотеть, чтобы одолеть степняков. Боюсь, не сдюжил бы ты со своим войском. Копченых было гораздо больше.
  - Что?! - зарычал князь, а воины, пришедшие с ним, возмущенно стали переговариваться между собой. - Как смеешь ты, сотник, говорить мне такое! Ты, которого я прислал сюда, чтобы оценить обстановку и сообщить мне, не сделал этого! Ни одного гонца, ни одного голубя с письмом! Не было ничего! В поруб! Я потом разберусь, как тебя наказать!
  Теперь уже возмущенно стали переговариваться защитники заставы. К Сухману подошли два гридня, девушку мягко, но настойчиво отстранили и взяли сотника за руки.
  - Сам пойду, - стряхнул руки Сухман. Отстегнул ножны с мечем от пояса и отдал княжьему воину. Затем посмотрел на Мстислава, взглядом прося позаботиться о девушке. Тот молча кивнул. Гордо подняв голову, не намереваясь ни перед кем оправдываться, даже перед князем, пожилой воин в сопровождении двух гридней отправился в дружинную избу. Светлая Вода, благодаря любящему сердцу и древней волшбе обращенная в человека, небольшими шажочками, будто ее тут и нет, переместилась за широкую спину Казарина.
  - Князь, ты волен судить или миловать, но сейчас ты не прав, - от слов десятника, словно от камня, брошенного в тихий пруд, пошли круги разговоров и перешептываний среди всех людей, заполнявших площадку между избами. Но они вскоре стихли, и в наступившей тишине Владимир повернулся к воину. Карие глаза недобро прищурились под нахмуренными бровями.
  - Кто ты такой, чтобы так говорить с князем? - Войдан вплотную подошел к Мстиславу, доставая плетку. Хоть телохранитель и был больше десятника, но тот даже бровью не повел в сторону грозно подступившего воина, и продолжал спокойно смотреть на Владимира.
  - Объяснись, - коротко бросил киевский князь, играя желваками.
  - Я начальник последнего десятка Лютоборовой сотни, Мстислав Казарин Любимов сын, - с достоинством произнес молодой воин, - и повторю еще раз, если кто не расслышал. Ты, княже, не прав. Сухман верой и правдой служил тебе. Он отправлял посыльного голубя. Последнего голубя, который мог доставить тебе сообщение. Седой даже волшбу над птахой творил, чтобы через щит, что печенежские шаманы выставили, пролетел. А ты, не разобравшись ни в чем, такого воина в поруб отправил.
  - Ничего, - проворчал Владимир, понимая, что сейчас выглядит не с лучшей стороны, - пусть чуток посидит, подумает, да и отдохнет от битвы заодно. А тебя десятник, за то, что правду мне сказал, не побоялся к князю обратиться, назначаю сотником.
  - Благодарю покорно. Но я еще не все сказал, - слова и чувства кипящим огнем жгли нутро, так и норовя разорвать Мстислава на куски. Отбросив в сторону сомнения, Казарин будто бросился головой в омут и, решив выложить все, начал говорить. - Только из-за тебя, князь, здесь полегло больше двух сотен хороших воинов. Светозар умирал у меня на руках. Он рассказал, что не один раз предупреждал тебя об этом набеге. А ты? Что сделал ты? Отправил сотню воинов, в которой половина не воевавшей зелени, против многотысячного войска? Если бы не Перун, гнили бы мы все здесь, а Русь бы полнилась разоренными печищами, криками осиротевших детей и плачем вдов! Где наши славные воины? Где Лютобор, где Ивар и Жур, Крол и Оспак? Где все остальные? Я скажу, где они. Вон они лежат, не возьмут больше в руки меч, не сядут больше в седло, не будут больше защищать границы земли нашей. Я с измальства мечтал попасть в княжьи гридни. И только теперь понял, что не важно, служишь ты князю или нет. Не важно, что у тебя в руках: меч или плуг. Важно, чтобы страна и люди в ней были счастливы и не страдали от ворога. Ты можешь заковать меня в кандалы и бросить навечно в застенок, можешь прямо сейчас лишить меня головы, но служить больше тебе я не буду. Я продолжу дело Светозара, обороню от ворогов Русь-матушку.
  Мстислав перевел дух. Огонь, что бушевал внутри, выплеснулся горечью правды, оставив после себя лишь тлеющие угли под слоем пепла. Вокруг люди не шевелились, боялись даже дышать, ошарашенные словами Казарина, что будто острые шипы вонзились в души, в сердца. Лишь Войдан, ищущий во всем угрозу для жизни или положения князя, взмахнул плетью, намереваясь отстегать строптивца.
  - Довольно, - бросил Владимир, обращаясь к тельнику. Тот, так и не завершив удар, опустил руку. - Пусть делает, как считает нужным. Я уважаю смелость, не каждый способен сказать в глаза своему князю то, что думает. А еще я никому не пожелаю такой судьбы, как у Светозара.
  
  ЭПИЛОГ
  
  Мне снились родные дубравы, прохладные тени лесов
  И радуги жар в облаках, жемчуга берегов
  Златые поляны и ветер, колышащий кудри полей,
  И хищные скалы на страже туманных морей
  И радости слёзы роняя на милые сердцу луга,
  Я знал - я c ними останусь всегда!
  И с птицами ввысь устремившись, туда, где горит огнецвет -
  К тебе!
  
  Пылает Руси негасимый свет!
  
  Человек уверенно шел по степи. Идти было легко, тело словно ничего не весило, шаги были легкими и широкими. Окружающая воина серость постепенно пропадала, возвращая степи краски. Зелень травы, яркие цветы заполнили землю до окоема. Человек не смотрел на небо, он смотрел вперед, на низкий горизонт, смотрел не отрываясь, потрясенный, околдованный, и видел чудо - там она, простая, обычная земля, с травой, холмами, норами сусликов, бычьими рогами в ковыле, может быть даже с людьми, которые там живут, на этом горизонте, превращалась в Вечное Синее Небо. Не ярко-голубой огонь, на который невозможно смотреть, не сощурившись, без содрогания и вечно терзающей тело боли, а светлое, чистое, весеннее небо над степью. И когда Джарбаш доберется до горизонта и станет в эту небесную дымку, с которой начинается Бог, он тоже станет им...
  ***
  Утренние лучи яркого солнца пробивались сквозь кроны деревьев, щекоча лица людей. Небольшой отряд из десятка русичей ехал под сенью леса, возвращаясь домой. Городок Друцк был оставлен за спиной, когда солнце еще не взошло. После долгой дороги все устали и мечтали поскорее оказаться в родных стенах. Впереди с непокрытой головой двигался на черном скакуне молодой воин. Легкий ветерок трепал длинные и черные, как смола, волосы. Лишь на затылке, выделяясь, виднелась прядь седых волос. На полшага позади него на огромном коне, ехал мощный пожилой воин, то и дело угрюмо поглядывающий по сторонам. За ними на небольших спокойных лошадках восседали две девушки, одетые в мужскую походную одежду. Улита и Светлая Вода со смешками о чем-то шептались.
  - Как думаешь, Сухман, - Мстислав обратился к бывшему сотнику, - долго нам еще?
  - Вроде нет, - буркнул пожилой воин, - По крайней мере, Миролюб говорил, что до полудня должны быть на месте. Да можешь сам его позвать, да спросить.
  -Нет, - тряхнул головой Казарин, - не к чему это.
  Но вот деревья расступились в стороны, и взгляду воинов предстало небольшое печище. За ровным частоколом виднелись дружинная изба, конюшня, овин и еще несколько небольших построек. У ворот возвышалась невысокая смотровая башенка. Приблизившись к створам, Мстислав соскочил с коня и, взмахнув рукой, подозвал к себе остальных.
  - Ну, что? - улыбнулся воин, больше обращаясь к своей молодой жене, чем к другим отрядникам, - принимаем хозяйство.
  Затем ключом отпер навесной замок на воротах и, распахнув створки, ступил внутрь.
  ***
  Печенежский походный лагерь полыхал. Русы напали, едва солнце показалось над окоемом. Крики, лязг оружия, ржание лошадей - все сливалось в, бьющий по ушам, гул битвы. Кочевники отчаянно сопротивлялись, но исход боя был уже практически решен. Молодой воин в остроконечном шлеме с красным яловцем, двухслойной кольчуге, за спиной красный плащ, с мечом и шитом, разгоряченный схваткой ворвался в большой шатер. В центре помещения, у ложа из набросанных ковров и шкур, стоял, сжимая в левой руке саблю, седой старик. Правая рука с искореженными давней волшбой мышцами плетью свисала вдоль тела.
  - А кто это тут у нас? - подслеповато щурясь прошамкал дед.
  - Это смерть твоя, грязный печенег, - рыкнул рус. - И кто ты такой, чтобы я тебе назывался?
  - Ооо, молодой да дерзкий, - старик отодвинулся назад от грозно наступавшего на него воина. - Я хан Куря, урус. А смерть меня не страшит, побывал уже у нее в гостях.
  - Хан Куря? - изумился воин, - неуловимый хан, которого не могли поймать в степи даже три тысячи воинов - старик? Вот свезло, так свезло! Знай, что пал ты от руки Святослава Владимировича, сына Киевского князя!
  - Все возвращается на круги своя, - пробормотал кочевник, - Внук отомстил за деда. Святослав за Святослава. Так тому и быть. Но никто не скажет, что хан Куря умер, как трусливый шакал.
  Прекратив отступать, калека шагнул вперед и занес саблю для удара. Клинок глухо звякнул об умбон красного щита. Ответный удар руса был страшен. Нанесенный косо сверху, он перерубил ключицу, раздробил ребра, практически надвое развалив туловище. Тело печенега упало, задергавшись в предсмертной агонии. Но, наконец, оно застыло, и хан Куря навеки покинул мир живых.
  ***
  Сокол-сапсан высоко парил в небе, широко раскинув узкие заостренные крылья. Аспидно-серую спину и верхнюю часть крыльев сильно нагревало палящее летнее солнце. Перья пестрого светлого брюха слегка шевелились в потоках теплого восходящего воздуха. Лапы с острыми загнутыми когтями поджаты. Черная голова с серповидным клювом и темными 'усами' то одним боком, то другим поворачивается к земле. Большие, выпуклые, темно-карие глаза, окруженные желтоватым кольцом голой кожи, внимательно осматривают пространство внизу в поисках добычи.
  Воздух под птицей прозрачный, и острые глаза хищника различают даже малейшее движение. А под крыльями раскинулась обширная, богатая страна. Распаханные, колосящиеся злаками, поля, обширные пастбища, поросшие сочной травой, деревеньки, печища, села и города со своим бытом и укладом, свободным и счастливым народом, речки и речушки, несущие свои воды в огромные озера и широченные реки, полные рыбы, густые темные дремучие леса и рощицы всего в несколько десятков деревьев, где живут звери и птицы, высокие горы и пологие холмы - необъятная и прекрасная, гордая и непобедимая Великая Киевская Русь.
  
  В тексте использовались отрывки песен Сергея Калугина, групп 'Омела' и 'Butterfly Temple', а так же славянского и тюркского народного эпоса.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"