Над Островом шёл дождь. Тёплый, редкий, нежный. Крупные капли чуть слышно шелестели в листве, ласкали морскую гладь. Ветер дремал в вершинах священной Кирин-та-Ор, и ладьи-лебеди, сложив паруса, нежились на лёгких волнах у причалов. Темнота обнимала мир, дышала свежестью и прохладой, и луна, здесь как нигде близкая к земле, серебряным пламенем своим жгла небесные слёзы, сияющей рекой проливаясь на беспредельную морскую синеву. И свирели молчали этой ночью - эльфы внимали песне, куда более древней и могучей, чем их собственные.
Он пришёл на рассвете, юноша с волосами цвета льющейся ночи, в лёгком одеянии странника, по утренней росе босиком, и никто не удивился ему. Он прошёл по едва различимой тропе меж скал, на светлой поляне среди высоких вязов приветствовал солнце, и птицы вместе с сердцем его пели о рождении нового дня. Он вошёл под тенистый полог старого сада, мягко ступая по влажной траве, и принцы и принцессы, волшебницы и рыцари, такие же гости Острова, спешили приветствовать нового друга и звать его в свой хоровод игр и веселья. Они смеялись, их улыбки и взгляды лучились тем немеркнущим счастьем, тем абсолютным восторгом, всепоглощающим любопытством и неутолимой жаждой нового веселья, с какими новорождённый младенец взирает на самую дорогую, самую первую свою игрушку - этот мир.
И он улыбался им в ответ, людям, разодетым в немыслимые яркие наряды, с цветами в волосах, с волшебными палочками и не наточенными мечами в руках, взрослым с открытыми и светлыми глазами детей. И пошёл с ними по широкой тропе под деревьями и через солнечные поляны к высокой башне, белым жемчужным маяком сиявшей в самом сердце сада. Раскидистые яблони, прихваченные изморозью розоватых цветов, средь тёмной бархатной листвы являли взору зрелые плоды, румяно-красные, солнечно-жёлтые, сочно-зелёные. Вишни и сливы, соревнуясь в благоухании, манили ягодами, спелыми до прозрачности, будто застывшие капли сока. Люди вокруг то шли, весело переговариваясь, то бежали, то отставали, садились отдохнуть в тени ветвей, иногда срывали плоды, с удовольствием ели, со смехом предлагали друг другу.
На поляне перед белой башней играли в салочки и ручеёк, пели и танцевали, плели венки.
- Ты грустишь? - взглянув на нового гостя, изумилась девушка в золотом платье с маленькой короной среди смоляных кудрей и протянула ему цветок, крупный, в две ладони, цвета дикого мёда, и юноша с удивлением принял странный дар: розу без шипов. - Глупый! Пригласи меня на танец.
И принцесса увлекла его с собой к танцующим и играющим, к смеющимся и поющим. И долго был с ними новый гость, слушал и говорил, пел и смеялся.
Но вот исчезли тени, солнце встало прямо над землёй, проливая нежный жар, и гость покинул жизнерадостный круг - прочь от игр и забав звал его и манил старый сад, тысячей голосов звеневший в листве, тысячей бликов рассыпавшийся по прохладной реке, тысячей солнечных нитей пронизанный и переплетённый. Уводя всё дальше от светлых полян, от тропы, что привела его сюда, от смеха и голосов, уводя всё дальше в гущу ветвей, в сплетение трав, уводя вслед за ветром и бегом лесной реки, играли в прозрачной тени стаи легкокрылых стрекоз. Среди тёмной листвы на пышных кустах сияли крупные золотистые цветы и алели гроздья ароматных плодов.
Чем дальше, тем выше становились деревья, устремляясь к небу, погружаясь в задумчивое и таинственное молчание. И вот уже не осталось среди них знакомых яблонь и вишен: настоящие гиганты со светлой серебристой корой подставляли солнцу огромные бархатные листья. Лишь тонкие стрелы света пробивались сквозь густой полог на мягкий ковёр мохнатого мха, нежно обнимавший живые стволы, покрывший и скрывавший под собой лежащие на земле. Яркими пятнами на нём то здесь, то там выделялись опавшие листы, густой охрой оттенявшие зелень мха в полумраке, чистым золотом вспыхивавшие на свету. По камням струилась хрустальная вода, переливаясь в редких солнечных пятнах. Воздух был кристальным, прозрачным и свежим в этом огромном зале под сводом чудесного леса.
Но вот река свернула, преграждая страннику путь, а на том берегу солнечный свет острыми клинками вспарывал сумрак меж деревьев - там лес кончался.
- Ты заблудился? - прозвучал голос, тихий, как шёпот ветра, мягкий, как царившая здесь тень, спокойный, как невидимые отсюда снега Кирин-та-Ор. Стройная незнакомка в серебристом плаще с капюшоном, скрывавшим лицо, стояла на том берегу. - Гостям не следует уходить так далеко от сада.
- Не беспокойтесь, я никому не причиню вреда.
- Ты прав: никому здесь ты не сможешь причинить вреда, вред будет причинён тебе.
- Разве здесь опасно?
- Да, и очень.
- Но ведь тут только лес, деревья, и они так прекрасны!
- Да, именно. Хорошо, я успела вовремя, и ты не вышел в долину - остаётся надежда, что всё обойдется.Пойдем, я провожу тебя к остальным, - она пересёкла реку, босыми ногами ступая прямо по воде, и пошла вдоль потока, гость последовал за ней. - Ты впервые в нашем саду.
- Да. Нет. Я не знаю...
- Ты здесь впервые, - юноша не ошибся, и в первый раз её слова не были вопросом. - И потому не знаешь правил. Впрочем, их не много: гости не должны покидать сад днём и башню - после удара колокола. Это всё.
Незнакомка молчала. Она ступала совершенно бесшумно. Мягкий плащ её не шелестел. Юноше казалось, шорох его шагов оглушителен.
- Ты... Я видел таких, как ты, раньше, в саду... Вы ведь не гости. Кто вы?
- Мы - Хранители.
- Хранители этого чудесного места?
- Не совсем. Возможно, однажды ты поймёшь, а если нет, то так даже лучше.
- Расскажи... Расскажи мне об этом месте. Я говорил с другими. Они странные... Говорят, что это страна снов.
- Так и есть, в какой-то степени. Вы приходите сюда во сне, но для нас сад - реальность. После Разделения Мира Дорогой Меж Скал приходили люди, которые не хотели с нами расставаться, но прошло слишком много времени. Люди забыли нас и теперь сюда приходят только дети. Те, кто ещё верит.
- Дети? Вот в чём дело, значит, все здесь дети, но...
- Здесь все становятся теми, кем хотят быть. Вы приходите сюда потому, что верите в свои мечты и идёте за ними. Ваши мечты здесь - реальность, всё, чего вы желаете, здесь есть, и всё, что есть здесь, лишь то, чего вы желаете. По крайней мере, всё, что есть в саду...
- Ваш сад, как эта роза без шипов! Дарит аромат и красоту, не причиняя боли, ничего не требуя взамен.
- Только веру. А взрослым стало слишком трудно верить. Раньше гостей было гораздо больше, а скоро, похоже, о нас забудут совсем.
- Нет, не может быть! То, что происходит здесь, забыть невозможно!
- Но все забывают. Предпочитают забыть. Не сразу, конечно, со временем. Так легче. В Мире, Что За, нет смысла рассказывать о снах, да и большинство из вас ещё не умеет говорить.
- Но... я умею и...
- Нет, я думаю, ты ещё очень и очень маленький мальчик. Те, кто старше задают куда меньше вопросов. Жизнь в Мире, Что За, учит вас не тратить драгоценное время на пустое любопытство.
- Вовсе оно не пустое, да и я давно уже, очень давно не маленький мальчик.
- Разве ты помнишь, кто ты в Мире, Что За?
- Да, помню, и воспоминания мои совершенно не согласуются с твоими словами.
- Никто из гостей не вспоминает здесь о Мире, Что За. Зачем думать о прошлом и будущем, когда счастлив сейчас?
- Скажи, зачем мы приходим сюда?
- Зачем? За своими мечтами.
- И выглядим так, каковы мы в своих мечтах? А есть ли у вас зеркала? Я пытался смотреться в реку, но в ней видна лишь тень... Как я выгляжу сейчас?
- Юношей, лет шестнадцати. Трудно сказать, о чём ты мечтаешь. А единственные зеркала на Острове - это слёзы. Самое большое, у начала Тропы Меж Скал - озеро, собранное из слёз гостей, расстающихся здесь. Мы называем его просто Зеркалом. На рассвете, когда солнечные лучи наполняют озеро расплавленным золотом, в нем можно видеть своё отражение, то как выглядишь в Мире, Что За.
- А другие?
- Другие не для гостей. Они из наших слёз. Слёз, которые мы проливаем, провожая в Мир, Что За, тех, кто стал дорог нам здесь. Эти зеркала, как окна, позволяют нам следить за судьбами наших друзей. Иногда они слышат наши голоса... Но эти зеркала давно высохли. А других на Острове нет. Глядеть в глаза своим мечтам совсем не безопасно.
- А вы, Хранители? Кто вы? Остальные говорят, что вы тоже были гостями, но несмотря на запрет однажды встретили закат в саду и потому остались здесь навсегда. А почему нельзя встречать закат?
- Тебе незачем об этом знать. Мы пришли.
Старая яблоня протягивала гостю сочные плоды, низко, уютно склонившись над ним, заставляя забыть величественную высоту серебристых древ, под ногами вилась тропа, убегая к белой башне меж кустов малины и черники.
- Спасибо, - сказал юноша, но рядом с ним никого уже не было.
Солнечный шар окрасился алым и пурпуром, бросив длинные тени на опустевший сад, на небосклоне проступили звёзды, отражениями их, зелёными и золотыми, поплыли меж деревьев крупные величавые светляки. Ударил колокол, и гости собрались в башне в большом зале, где на столах их ждали всевозможные яства и в огромном камине, приятно согревая, пылал яркий огонь. А в саду гулял ветер, он проносился мимо окон, плотно закрытых ставнями и тяжёлыми шторами, не задувая внутрь, не тревожа уютного тепла, и за песней его, потрескиванием огня и приглушенными, но весёлыми голосами терялись все прочие звуки, будто мира за окнами и не существовало.
Солнце румяным краем коснулось серебристых вязов вдалеке или то всё же была сияющая гладь моря? Так далеко, что даже отсюда, с вершины башни не разглядеть. Ветер, как ни странно, здесь был спокойнее и мягче, чем внизу, нежно трепал чёрные пряди, легко и прохладно прикасался к коже.
- Ты снова заблудился, - вопрос и утверждение слились в голосе, тихом, как шелест трав, мягком, как тающие на закате облака, спокойном, как пылающие на юге снега Кирин-та-Ор. Ветер трепал серебристый плащ Хранительницы, сидевшей на одном из башенных зубцов. Лучи заката не ложились на её лицо.
- Я знал, что ты придёшь.
- Не спуститься ли тебе к остальным?
- Нет, я пришёл за своей мечтой, а она ждёт меня здесь.
- Но ты не понимаешь, ты разобьёшь себе жизнь!
- Не понимаю... так объясни мне!
- Я не могу тебе объяснить.
- Тогда попытаюсь я: вы вовсе не хранители сада, нет, он не нуждается в охране. Вы защищаете нас, гостей, но не потому, что это место опасно - потому что оно прекрасно. Там, в долине, на которую я чуть не вышел, на холме стоит город, что прекраснее всех городов Мира, Что За, дома в нём сложены из белоснежного камня, улицы увиты цветами и резные башни его пронзают небо, а у пристаней стоят лёгкие ладьи-лебеди, что скользят по морской глади легче тумана и, когда наступает ночь, мириады огней...
- Довольно. Откуда ты знаешь?
- Знаю... Знаю, потому что не все покинувшие сад дети позабыли о нём, не все нарушившие запрет, навек пленившись здешней красотой, остались с вами, нет, некоторые вернулись, пронзённые печалью, разрываемые неутолимой тоской по безвозвратно потерянному, вернулся по крайней мере один.
- И его слова отравили твою душу?
- Зачем, зачем создано это место, чтобы дарить печаль, чтобы отбирать покой... Зачем? Ведь мы не можем уже довольствоваться Миром, Что За, радоваться его солнцу, зная, что есть ярче и нежнее, смотреть в его небо, зная, что есть выше и светлее, вдыхать его ветер, зная, что есть чище и свежее... Мы обречены вечной тоске по невозможному. Нет роз без шипов, а у вашего сада они ещё и ядовиты! Почему вы позволяете нам приходить?!
- Это не так. Лишь немногие, очень немногие, нарушая запреты, заболевают этой тоской, прочие лишь радуются здесь. Те, кто вместе играли в саду, встретившись в Мире, Что За, становятся лучшими друзьями, самыми верными и надёжными, а те, кто смотрясь в Зеркало, увидел отражения друг друга, обретают настоящую любовь, такую, о какой поётся в наших песнях... И прекрасен вид знамён, реющих над белой башней, на рассвете, когда...
- Но я не вижу здесь никаких знамён!
- Каждый гость видит башню по-своему: кто замок, кто дворец, кто хижину...
- Я вижу башню из камня лунной белизны, застывший на земле отблеск неземного пламени, она увита плющом, древним, как сами стены её, тёмно-зелёной сетью, но в окнах давно нет стёкол, а внутри лишь ветер вальсирует пыль, и нет никаких знамён, лишь сломанные флагштоки...
- Ты опасно близок к истине, точнее к нашему её варианту. Мы видим башню почти так же, только живую, только со знамёнами... Твою душу терзает печаль, острая, как тысячи клинков, но ты не был в долине, ты знаешь наш город только с чьих-то слов, тоска захватила твой разум, но не коснулась ещё твоего сердца, идём сейчас вниз и ты забудешь её навсегда.
- Ты думаешь, я не знаю, как поют эльфы? Ошибаешься. Как моряку любая синь напоминает море, любая дощечка - корабль, как в любом звуке различает он прибой и крики чаек, шум ветра и скрежет мачт, так в сердце моём звучит, всегда ускользая, не даёт себя расслышать, но и не умолкает ни на миг ваша песня: о море и ветре, о цветах, что были юны под новорождённым солнцем, о звёздах, что сияли во тьме, когда не было на земле иного света. Ты думаешь, я не знаю вашей музыки, но она всюду, как воздух, едва уловимый аромат, который манит и кружит голову, зовёт неведомо куда, не оставляя покоя, не давая ни тишины, ни ответа. Я хочу, наконец, узнать, как поют эльфы. За этим я пришёл сюда.
Ей нечего было сказать, да и поздно было что-то говорить: край солнца скрылся в сияющем море и над Островом разлилась свирель. Единственное, что она могла, это петь с ними, петь о том, как рождается заря, о том, что тьма развеется, о том, что однажды мир соединится вновь...
Солнце сияющей рекой пролилось на восточные склоны Кирин-та-Ор, ночные тени бежали в глубь сада, спасаясь там от светоносных лучей, что расплавленным золотом наполняли озеро у начала Тропы. Хранительница не могла поверить своим глазам: на глади Зеркала, обрамлённое тёмным нимбом кудрей, улыбалось прекрасное лицо взрослого мужчины; он внимательно смотрел из воды, и образ его напоен был покоем и светлой печалью, а в глазах таилась улыбка, спокойная и чистая, как вечные снега Кирин-та-Ор. У эльфов прекрасные глаза, он всегда знал это.
Вдруг крупная капля упала в озеро, пустив по нему лёгкие круги, потом ещё и ещё. И эльфийка спросила у сына людей, не решил ли он теперь остаться в саду. Юноша улыбнулся в ответ:
- Нет. Конечно, нет, не теперь, когда я точно уже не заблужусь. Помнишь, дети, которые, несмотря на запрет, встретили закат в саду, разве все они остались здесь навсегда и стали Хранителями? А как же те, кто нашёл в себе силы уйти, изумлённые и восхищённые, испив чашу грусти, но не утопив в ней сердца? Вернувшись в Мир, Что За, они стали поэтами. После этой ночи кем же могу я стать, как не Хранителем, но поверь, по тут сторону Тропы хранители нужны куда больше, чем здесь.
Вода играла с озером и лесом. Вода струилась по плащам и волосам, забегая под одежду. Вода встала вокруг, заслонив двоих ото всех миров. Они стояли и молчали. И оба знали, что теперь в Мире, Что За, появится новый поэт, а на Острове - новое зеркало.
- И что ты будешь делать в Мире, Что За?
- Я буду петь. О тебе.
И он ушёл, и тени, брошенные восходящим солнцем, бежали за ним по Тропе Меж Скал, как бежали по небу облака, подгоняемые неутомимым ветром, и кристальные капли ласкали морскую гладь, нежно качавшую ладьи-лебеди у причалов. Никто не плакал. Просто над Островом шёл дождь.