Защитник Москвы
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Рассказ, написанный совместно с Олей Амбарцумовой, для конкурса "Москва за нами" на ВВВ
|
Защитник Москвы.
Вышел мальчик из дому
В летний день в первый зной.
К миру необжитому
Повернулся спиной.
Улыбнулся разлуке,
На платформу шагнул,
К пыльным поручням руки,
Как слепой, протянул.
Невысокого роста
И в кости не широк,
Никакого геройства
Совершить он не смог.
Но с другими со всеми,
Неокрепший ещё,
Под тяжёлое Время
Он подставил плечо:
Под приклад автомата,
Расщеплённый в бою,
Под бревно для наката,
Под Отчизну свою.
Был он тихий и слабый,
Но Москва без него
Ничего не смогла бы,
Не смогла ничего.
(Александр Межиров "Защитник Москвы")
Антон проснулся на рассвете, еще задолго до звонка будильника, в состоянии радостном и тревожном одновременно. Шутка ли - отправиться самому в Москву! Он и в Питер-то из родного поселка Мга выбирался только три раза за свои неполные пятнадцать лет, а тут - в столицу! Матери не говорил до последнего. Она, конечно, знала, что сын выиграл районную олимпиаду по биологии. Но о победе в областной, и как следствие - приглашении в Москву - на всероссийскую, Антон говорить боялся. Не осталось у нее никого, кроме сына...
Отпустит, куда же денется. Гордится сыном. Мечтает о карьере врача для него. Дед был военным хирургом, погиб в сорок третьем при прорыве блокады, где-то совсем недалеко. Прадед же и вовсе прошел все три, случившихся в начале века войны - начав с военфельдшера в русско-японскую, он выучился на хирурга к Первой Мировой, закончив начальником передвижного госпиталя - в Гражданскую. И отец, разумеется, пошел по их стопам. Мальчик помнил - веселый шумный, всегда находивший время для сына, готовый выслушать, рассказать интересную историю, помочь, научить... Не стало его прошлой осенью... Пришло время. Антон был поздним ребенком, вот и не дожил батя до четырнадцатого дня рождения, не узнал, что сын передумал быть летчиком, а решил стать - как все они, Самойловы - хирургом. Что учится на отлично, что прочитал все отцовы тетради по хирургии и медицине, исписанные мелким, убористым почерком - совсем не врачебным, как говорит мама, понятным, разборчивым - уважал людей, которые станут потом читать. А, значит, и о нем думал, об Антошке.
Мама тоже медик, детский врач, на пенсии уже, а всё работает. Удивительно они с отцом познакомились - в Москве, на какой-то конференции, а жили-то неподалеку друг от друга. Отец здесь, в поселке Мга, а мама в Волхове. Оба уже в возрасте, маме как раз сорок исполнилось, а отцу уже за шестьдесят перевалило. У него было двое детей от первого брака, взрослые уже, у мамы - никого, ни детей, ни бывших мужей. Не ждали они ребенка, но оттого еще больше любили. Сводные братья, переехавшие в Москву, батю сначала к себе звали. Но как на маме женился, даже общаться не хотели с их семьей, оттого и не видел их Антошка ни разу.
А теперь, собирая свои вещи в старый, военного образца, вещмешок, раздумывал, навестить их в Москве, или не стоит. Не признают, наверное. Ведь на похороны не приехали, хотя мама им сообщила. Бывает же так. Антон понять этого не мог. Но увидеть хотелось, в глаза посмотреть. Им уже далеко за тридцать, оба в бизнес ушли, не пошли по стопам отца и деда, а Антон пойдет.
И еще станет известным на весь мир. Будет жизни людям спасать. А то пойдет в военные хирурги, как дед. Уже и сейчас много может, пусть и в теории, сколько раз смотрел видео, как оперирует отец. Бывало, смотрели вдвоем, и Антон был весь там - возле операционного стола, но комментарии слушал внимательно, впитывая их, как губка - иногда самодовольные, иногда жесткие, чаще просто серьезные.
А потом папы не стало, но видео сохранилось - целая полка. Антон мечтал перегнать все на диски, потому что мама обещала, наконец, купить ему новый компьютер, взамен старого, отцовского, вышедшего из строя уже месяца два как - окончательно. Теперь покупку, видимо, отложить придется. Ведь деньги понадобятся на поездку в Москву.
Разговор состоялся в субботу. Рабочая неделя позади, и мама всегда субботы любила. Удивилась, что Антон принес ей завтрак в постель. Засмеялась:
- Я уже не девчонка, чтобы такому радоваться! Бабулей который год кличут, да и привыкла за столом есть, как все нормальные люди!
Но завтрак съела и улыбалась довольно, а потом взглянула строго и приказала, пригубив кофе, который ей врачи давно уже запретили:
- Выкладывай, партизан. Всё - от начала и до конца. Я слушаю.
И вот как у нее это получается? Всегда так, словно насквозь его видит.
Он и выложил.
- Понятно, - кивнула мама. - Вещи собрал?
- Д-да, - Антон еще не понимал, что она думает, переживал, даже уши гореть начали. Они у него всегда горели, когда волновался.
- И, небось, в этот страшный рюкзак? Ты же в Москву едешь, в столицу, возьми лучше мой чемоданчик. Почти новый ведь.
От чемоданчика удалось отвертеться, не девчонка, чтобы катить его за собой - на колесиках. А вещмешок - от отца сохранился. Память!
С деньгами был напряг - после смерти отца еле-еле хватало на жизнь и на самое необходимое. И за лето не удалось накопить, сколько рассчитывали, но мать решительно распотрошила откладываемую к Новому Году заначку и не стала слушать никаких отказов:
- Еще заработаем.
Москва встретила их дождем и какофонией звуков. Антон вертел головой, пытаясь всё рассмотреть на площади трех вокзалов. Его немного напрягал шум, суета, толкотня. В голове вертелось: "Я здесь! Это же Москва!" Сопровождающая их молодая завуч из какой-то продвинутой областной школы, имени которой Антон не расслышал - а после стеснялся спросить, велела не разбегаться и повела сразу в метро.
По прямой ветке от Комсомольской доехали до Университета. И сразу в МГУ. Регистрация в списках участников на биологическом факультете длилась недолго, и впечатлений особых не оставила, кроме высоких потолков и множества лиц. Не дав толком осмотреться, им сообщили, что олимпиада пройдет завтра и повели в студенческое общежитие в главном корпусе, куда разместили на три дня - по четыре человека в комнате.
Посоветовав готовиться к завтрашней олимпиаде и ни в коем случае не покидать здания, объяснив, как пройти в столовую и где находится туалет, завуч ушла, кинув "до завтра". Сама она, как понял Антон из слов высокого очкарика, разместилась здесь же в главном корпусе, только на другом - девчоночьем - этаже.
Ребята сразу последовали совету, достав ноутбуки и расположившись на своих койках. За время пути, Антон так ни с кем не познакомился близко. Запомнил только имена. А парни, казалось, хорошо друг друга знают, и его сторонились. Виной тому, вероятно, тошкина небогатая одежда и старенький вещмешок отца. Доставать те три книги, которые взял с собой, было почему-то неловко. Да и выучил их уже почти наизусть. На месте не сиделось, все думал о том, как бы посмотреть Москву, доехать, наконец, до Дмитровского шоссе, где жил младший из его сводных братьев. Адреса старшего не было.
Побродив по длинному узкому коридору на их этаже около двадцати минут, наконец, решился, сбежал по лестнице в холл, и, улучив момент, когда вахтерша отвернулась, выскользнул из здания.
Дождь перестал, но небо затянуло тучами до самого горизонта и солнце не показывалось. Ощутив желанную свободу, Антон бодро шагал по улице, ведущей к метро, пиная ногами опавшие листья и глазея по сторонам.
До Петровско-Разумовской доехал без проблем. А вот нужный дом довольно долго не мог найти - пришлось плутать по вещевому рынку у станции, пока не вышел к красному кирпичному зданию на Дмитровском шоссе. Обойдя дом и убедившись по табличке с номером, что нашел то, что нужно, Антон собрался уже, было, войти, но остановил домофон. Сколько ни звонил - сперва осторожно, недолго, потом настойчиво - никто не отзывался. Прошел за какой-то старушкой в подъезд только спустя полчаса. На седьмом этаже сбросил на пол вещмешок, чтобы не бросался в глаза, позвонил в массивную железную дверь. Ответа по-прежнему не было. Пришлось ждать. Опустился прямо на каменный пол у окна лестничной площадки - на пол этажа ниже. Вечерело уже, часы показывали семь вечера. Даже если на работе, скоро должны вернуться.
Наверное, он задремал. Устал с дороги. В ночном поезде так и не поспал толком. Все думал и думал - обо всем сразу. Об отце, и о том, как бы батя сейчас им гордился. Шутка ли - победить в областной олимпиаде...
Проснулся рывком. То ли от звука лифта, то ли еще от чего. Поднялся, разминая затекшие конечности. Не торопясь, поднялся обратно к квартире, услышал за дверью работающий телевизор. Помедлил, ощущая, как начинают гореть уши. Но взял себя в руки, надавил на кнопку звонка. Зря он, что ли, ехал сюда? Так и не придумал, что скажет, да важно ли это - уж что-нибудь придет на ум.
Загремела с той стороны цепочка, женский голос спросил:
- Кто?
- Родственник, - громко и коротко отозвался парень.
После небольшой паузы заскрежетал замок. Женщина в красном спортивном костюме, не снимая дверной цепочки, осмотрела его с ног до головы, задержав взгляд на вещмешке.
- Что нужно? - спросила неприветливо, скривив накрашенные губы.
- Я сын Ивана Андреевича Самойлова. Хотел увидеть ... брата.
- Ааа, - глубокомысленно кивнула она, - Из Мги, вероятно... Нет его дома. Уехал - далеко и надолго
Не пригласив войти, но и не заперев дверь, она отошла в коридор и снова взялась за трубку телефона. Антон отчетливо услышал каждое слово:
-Прости, это родственничек моего, бомжи и то лучше одеваются. В камуфляже да с рюкзаком допотопным. Из какой-то дыры. Все лезут и лезут в Москву, будто она резиновая...
Антон вспыхнул, ощутив, что горят уже не только уши, но и лицо, и шея. Желание увидеть брата пропало напрочь, сменившись отвращением. Не дожидаясь больше, развернулся и бросился по лестнице вниз, игнорируя лифт...
На улице уже начало темнеть, всюду горели огни. Холодный воздух приятно обдувал разгоряченное лицо. Антон зашагал прочь, торопясь, злясь на самого себя. А чего он ждал? Зачем, зачем поехал?.. Сам не заметил, как добрался до опустевшего рынка, не останавливаясь, спустился в метро.
Добрался до центра. Выйдя на станции Боровицкая, он долго бесцельно бродил по узким улочкам старой Москвы, натыкаясь то на кремлевские стены, то на Храм Спасителя, то на Музей имени Пушкина. Обида глодала сердце - за что его так?
За грустными размышлениями не заметил, как на город спустилась ночь. Народу заметно убавилось. Неудивительно, одиннадцатый час. Может, в общагу уже и не пустят. Хорошо, вещмешок захватил с собой, а больше у него ничего и не было.
Его все еще трясло.
Снова найдя станцию метро - ею оказалась Кропоткинская - как раз на нужной ветке - засмотрелся на какую-то рекламу, чуть не упал на крутых ступеньках. К перрону подошел поезд, и пришлось пробежаться, чтобы успеть. Заметил удивленно, что вагоны красные. Как в старом кино. Антон таких сегодня еще не видел.
До нужной станции было несколько остановок и парень, забившись на освободившееся местечко, почувствовал, как устал за этот долгий день. В тепле его сразу разморило. Чтобы не заснуть, скосил глаза в газету соседа, стал читать, не особенно вдумываясь в смысл статьи. Мерное движение укачивало. Сам не заметил, как провалился в сон.
Проснулся оттого, что его кто-то трясет за плечо и светит фонарем в глаза.
-Ты кто, парень? И что здесь делаешь? Документы какие есть у тебя? - ослепленный ярким светом, бившим прямо в глаза, Антон спросонья даже не сразу понял - чего от него хотят. Наконец, припомнив разговоры о строгостях московской регистрации, сунул руку в боковой карман куртки, но (о, ужас!) ни паспорта, ни денег там не оказалось!
- Да погоди ты, Климчук, с документами! Видишь, мальчонка совсем, намаялся, себя не помнит! - перебил высокий пожилой мужчина, стоявший чуть сзади. - Откуда ты, малой, будешь?
- А вдруг он агент вражеский, а Кирилл Васильевич? Не зря же позавчера все депо собирали насчет бдительности,- молодой мужик в шинели с петлицами железнодорожника уступать не собирался.
- Из Мги я, сегодня только приехал, а документы... - Антон замялся, не зная, что сказать,- потерял, наверное...
- А родители? - не отставал молодой.
- Только мама, отца нет у меня. А в Москве - были родственники, да нету больше...
- И тебя война задела, значит. Вот что, малой... - тот, кого звали Кириллом Васильевичем, решительно взял дело в свои руки,- сейчас со мной пойдешь. Я тут недалеко, на Поперечном живу, переночуешь, а там и решим, как с тобой быть.
- Да ладно тебе, Виктор!- отстранил он напарника, порывавшегося что-то сказать,- не убежит он никуда. А у меня дома из военных секретов - только если котелок, что с империалистической принес...
Когда они выбрались из подземного депо Антон поразился изменениям произошедшим с городом - только что он ходил по ярко освещенным улицам, а теперь все было погружено во мрак. Лишь только издали доносилось какое-то необычное позвякивание.
- Давай пошустрей, - подтолкнул его старый мастер, припускаясь бегом,- трамвай как раз в нашу сторону идет.
Ввалившись в старый обшарпанный вагон, они перевели дух. Только здесь Антон обратил внимание на несуразность происходящего - как будто это была совсем не та Москва, куда он приехал утром. Но облечь свою мысль в слова не успел - трамвай высадил на пассажиров на их остановке и умчался, отчаянно дребезжа.
Увлекаемый своим спутником, он двигался в кромешной темноте почти на ощупь и облегченно вздохнул, когда перед ними показались очертания небольшого деревянного домишки, отделенного от улицы небольшим палисадником.
- Ну, вот мы и дома!
Утро началось со звука каких-то глухих ударов. Присев на топчане, Антон несколько мгновений соображал, где он и как сюда попал.
- Проснулся? - в открывшуюся дверь осторожно просунулся паренек, несущий горку наколотых поленьев. - Сейчас печка раскочегарится, чай заварю, да покажу, где умыться.
Некоторое время он молчал, занятый своими нехитрыми делами, а Антон, не зная, что сказать, разглядывал вошедшего.
Парень, как парень - на вид чуть постарше его самого, худой, темноволосый. Одет, правда, как то больно просто - в замызганную фуфайку, потертые штаны неопределенного фасона, да старые сапоги. Но, если он с утра по хозяйству управлялся - дрова, там, колол, или еще что, то ничего удивительного. А вот, что электричество не включает - вот это странно!
- Батя говорил, что ты из-под Ленинграда приехал, да в Москве никого из своих не нашел? Правда?
- Ну... - рассказывать, как именно его встретили родственники, совсем не хотелось.
- Ладно, не переживай сильно, сейчас многие так. Меня Евгением зовут, можно просто Женька, а тебя? - он протянул руку.
- Антон,- рукопожатие нового знакомого оказалось на удивление сильным.
- Прости, Тоха, немного не рассчитал,- парнишка заметил мимолетную гримасу боли, исказившую лицо.- Пойдем, покажу, где умыться, только чайник сниму.
Еле наполненный водой рукомойник обнаружился в палисаднике. Пока приезжий, вытащив из вещмешка мыло с зубной щеткой, чистил под слабенькой струйкой зубы, Женька принес из-под стоявшей шагах в пятидесяти от дома колонки новое ведро обжигающе холодной воды.
По правде говоря, Антон уже не помнил, когда ему приходилось видеть такие спартанские условия. Походы, разумеется, не в счет. Но, не желая обидеть хозяев, он смолчал, лишь быстрее обычного закончил водные процедуры, докрасна растерев лицо и руки собственным махровым полотенцем.
Кружка крепкого горячего чая, налитая Женькой сразу же - "для сугреву" - здорово взбодрила, прогнав последние остатки сна. Только тут будущий врач вспомнил, что больше суток ничего практически и не ел. И сокрушенно повесил голову - все деньги вчера непонятным образом исчезли из кармана куртки. Говорила мама не держать в кармане, а он... Наверное, украли, когда в метро задремал.
- Голодный, небось?- хозяин по-своему объяснил Антошкино замешательство. - Погоди, я сейчас.
Вернувшись минуту спустя, он поставил на стол, покрытый простой клеенкой, котелок с исходящей паром картошкой в мундире, выложил четвертушку ржаного хлеба и небольшой кусок подкопченного сала. От аппетитного аромата так и заурчало в животе.
- Рубай, не стесняйся, - Евгений подвинул к гостю блюдечко с крупной солью, быстро порезал хлеб, покромсал ножом сало и сел напротив.- Картошка в этом году своя. За хлебом вот только надо будет идти.
- М-м-м ... спасибо ... большое, - хоть мама и учила не говорить с набитым ртом, но как тут удержаться, когда почти два дня не ел. Впрочем, и сам хозяин не отставал от гостя. - Жень, а скажи, пожалуйста, ты мне покажешь, как до метро добраться?
- Зачем тебе? - удивился парень.
- Мне в Университет надо. Там в двенадцать олимпиада по биологии...,- тут Антон подавился не до конца прожеванным куском и кашлял бы еще долго, но пара хлопков по спине спасли положение.
- Так ты ж спал и еще не знаешь ничего,- до Женьки, казалось, только сейчас дошла сложившаяся ситуация.- В Москве сейчас не до биологии.
- Почему? - Голос сорвался. В голове вспыхнули разноцветной россыпью тысячи мыслей, которые никак не могли оформиться в вопрос. Как не до биологии? Ведь ради Олимпиады он сюда приехал! - Что... Что произошло?
- Чай пей,- Евгений плесканул в кружки заварку и добавил кипятку до полной,- и побежали к госпиталю, сам все услышишь. Только побыстрее,- озабоченно добавил он, взглянув на старинные ходики, показывавшие без пятнадцати девять,- а то сводку пропустим.
Торопливо сделав несколько глотков, Антон поднялся, подхватывая с топчана свою пятнистую куртку:
- Я готов.
Ну что там случилось-то? Действия Женьки, когда он возился с замком, запирая дверь, казались ужасно медленными.
- Стой, - Антону неловко было такое говорить, но не удержался: - Ты прямо так и пойдешь?
Парень отмахнулся:
- Как - так? Ты о чем? Пошли быстрей!
Антон открыл было рот, но тут же захлопнул, догнав паренька. Ну, раз он считает нормальным, расхаживать в старой фуфайке по Москве, то ему-то что за дело?
Ребята быстрым шагом пошли вправо по улице. Узенький, замощенный булыжником, тротуар утопал в палой листве. Антон не мог понять, что его удивляет. И тут понял - нет машин. Вообще нет, никаких. Обычно куда ни глянешь повсюду полно, и едущих, и припаркованных, в конце концов, во дворах гниют старые жигуленки или москвичи, а тут пусто. Ни одной, самой захудалой не встретилось. Нет, одну увидел - грузовичок с зеленой кабиной, промелькнул впереди и скрылся, свернув налево.
Но на этом странности не закончились. На перекрестке, возле небольшой пристройки к деревянному магазинчику со смешным названием "Булочная 333" скопилась небольшая толпа. "Чудно,- пришла в голову мысль, - почему почти одни женщины? И почему так одеты странно?"
- Чего это они? - Антон мотнул головой в сторону скопления. В голову сразу пришло, что кино снимают. От этой мысли стало чуть понятней. И правда, транспорт разогнали, одели всех в старинную одежду середины прошлого века вроде бы...
- Хлебовозку ждут, давай поднажмем! - Женя потянул его за рукав,- пропустим все.
- Долго еще? - Необычность происходящего, эта спешка, женщины у булочной - все вокруг вызывало желание немедленно расспросить провожатого, но Антон решил повременить, успеет. Не на бегу же.
- Ещё триста метров и переулок один будет, а там, считай, у цели. Не отставай!
Ускорив шаги, они через пару минут вышли к железному решетчатому забору, за которым высился диковинный двухэтажный дворец, с башенками, балконами и островерхой крышей. Его вид был настолько неуместен среди небольших деревянных домишек, что Антон даже приостановился от изумления. Но крепкая рука спутника влекла его дальше, к въездным воротам, у которых тоже толпился народ, с нетерпением поглядывая на вытянутый четырехугольный рупор на столбе. Что-то это все напоминало, но вот что? Ну да, правильно - фильмы о войне! Только почему-то камер не видно и режиссера... А мама еще, прощаясь на платформе - перекрестила. Сказала коротко: "Я буду ждать тебя!" - таким голосом странным, что Антошка, проглотив ком в горле, пошутить попытался: "Я ж не на войну, мам..."
Дошутился, выходит?
- От Советского Информбюро. - Грянуло из рупора. Дыхание перехватило. Потянув за рукав друга, спросил:
- Это же Левитан? Юрий Левитан?
Тот нетерпеливо кивнул, не мешай слушать, мол. Тишина стояла вокруг. Антон оглядывал суровые напряженные лица, у какой-то молодой девушки - с двумя русыми косами, как в старину - текли по лицу слезы. Она не стеснялась их, не вытирала, слушала вместе со всеми, вздернув подбородок и вглядываясь в рупор. Кто-то кашлянул, и на него зашикали. Они не играли. Они - жили! Сознание еще цеплялось за модное слово "реконструкция" - это где реальные исторические события создают...
- В течение ночи на 20 октября наши войска продолжали вести бои на всём фронте. - Лился ровный узнаваемый голос из рупора. Бабушка каждый раз плакала, когда слышала этот голос, сколько лет прошло, а она... - Особенно напряжённые бои шли на можайском и малоярославецком направлениях,- люди словно застыли, внимательно вслушиваясь в голос Левитана.
"Не может быть! Не может быть! Не может быть!" - вертелась в голове одна и та же фраза. Антон озирался, все новые и новые детали доказывали, что это вовсе не кино. И никакая не реконструкция! Но что тогда? Что? Недоуменные мысли в бешеном темпе проносились в голове. А, может, он просто заснул в метро, и все это привиделось? Ну не мог же он в самом деле попасть в прошлое. Так не бывает! Ведь не бывает же! Только в книгах... В каком-то отчаянном порыве почти поверил, что вот сейчас проснется, откроет глаза и снова окажется в осенней Москве 2012 года...
- Наши части,- продолжал меж тем голос, от которого мурашки бежали по спине,- действующие на одном из участков Калининского направления, за один день 18 октября уничтожила 17 немецких танков, 30 автомашин с боеприпасами и 15 автомашин с фашистской пехотой. На другом участке Калининского направления за 18 октября уничтожено около 300 немецких автомашин; из них более-200 автомашин с пехотой и около 100 машин с горючим и боеприпасами.
Антон до боли прикусил губу. На лбу выступил пот. Стало жарко, несмотря на нешуточно холодный ветер. Господи Боже!
- Жень, - голос его прозвучал хрипло, как-то горячечно, - можешь мне сказать? Только прошу - не спрашивай зачем...
- Да что с тобой, Тоха?
- Назови число. Мне это очень важно!
- Сегодняшнее? - то ли голос, то ли выражение лица друга, заставили друга вздохнуть и ответить так же серьезно: - 20 октября сегодня. А что?
- А... а год? - вышло шепотом.
Женька подхватил его под руку, отвел в сторону от толпы к какой-то стене:
- Тоха, сорок первый на дворе...Ты что, память потерял? При бомбежке, да? Батя сказал, в метро тебя нашел. Кто-то погиб у тебя? Да? Не хочешь - не говори, я пойму. Но лучше не держи в себе... Тох?
Что-то накатило вдруг волной. Что-то жуткое. Антон зажмурился изо всех сил, замотал головой. Чувствовал, что кто-то трясет его за плечи, но ничего не мог поделать. А потом вдруг отпустило, резко, как и началось. Прислонившись стене, он сполз вниз - колени сами подогнулись. Посмотрел вокруг мутными глазами. Всё то же, только странно так расплывается. Никак зрение сфокусировать не удавалось, пока не увидел снова перед собой синие тревожные глаза товарища, присевшего рядом на корточки.
- Полегчало? - Так смотрит, словно он ему и друг и брат, которых никогда не было. Во Мге лишь приятели... А братья, которые отказались от отца и от Антошки - не считаются...
- Значит... война? - собственный голос казался чужим.
- Война! - кивнул Женька.
И как бы в подтверждение его словам из репродуктора грянуло:
- Государственный Комитет Обороны постановил:
Первое. Ввести с 20 октября 1941 года в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.
Второе. Воспретить всякое уличное движение, как отдельных лиц, так и транспортов, с 12 часов ночи до 5 часов утра, - глянув в сторону людей, напряженно вслушивающихся в суровые слова, Антон поразился тому, как построжели и закаменели их лица. Черная туча, нависшая над городом, воспринималась ими, как своя боль. И это общее переживание, какое не сыграет самый гениальный актер, лучше всяких слов говорило - он, Антон Самойлов, 1998 года рождения непостижимым образом оказался в октябрьской Москве военного сорок первого года.
Засмотревшись, он пропустил несколько фраз и спохватился только когда получил тычок локтем от Женьки:
- Слыхал?
- Чего?
- Тише, пацаны,- военный, опирающийся на костыль, видно из числа находившихся в госпитале на излечении, остановился около них,- дайте послушать!
- Четвертое. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.
"О, Боже!" - слова про расстрел потрясли не меньше остального. Так тут все взаправду. На самом деле война! С жертвами, с предателями, с героями... А вдруг среди этой самой толпы находятся сейчас будущие герои?! Вот кто этот капитан рядом с ними? А Женька... Какая судьба ждет его?
- Государственный Комитет Обороны, - звучал на всю округу твердый голос, - призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной Армии, обороняющей Москву, всяческое содействие.
Председатель Государственного Комитета Обороны Сталин.
Сталин! Антошка поднялся с земли, невольно вытянувшись в струнку. Сталин жив... И вдруг на него свалилось понимание, оглушившее, ошеломившее, заставившее часто задышать. Так ведь не только Сталин жив. Значит сейчас еще живы те герои, что в сорок пятом возьмут Берлин, те, кто в сорок третьем геройски обороняли блокадный Ленинград... Жив его дед, погибший только в сорок третьем... А отец... отец еще не родился...
- Чего-чего! - шепотом продолжил Евгений, когда репродуктор смолк. - Про добровольческие рабочие отряды! Я на фронт хотел, так ни военком, ни райком комсомола - ни в какую. А тут примут - никуда не денутся!
На фронт! Антошка смотрел на него в немом восхищении - вот так они, мальчишки, прошедшие войну делали. Не берут, а они все равно. И ведь ни капли сомнения!
- Пошли, надо карточки отоварить, да по хозяйству управиться. - Совсем будничный голос Жени поражал не меньше. Вот так просто - управиться с хозяйством и на войну!
- А завтра,- продолжал Евгений, когда она спешным шагом уже направились к булочной,- с утра пойду к бате в депо - в рабочий отряд записываться. Ты как? Со мной вместе?
- Я? - у Антона перехватило дыхание. - В отряд? Добровольческий?
Вот и наступил момент истины. И ведь можно отказаться, только всю жизнь потом знать, что струсил. Да чем он хуже деда? Чем хуже Женьки? Да всем, если честно, хуже. Ну какой из него воин? Но задавил на корню предательские сомнения и выдохнул:
- С тобой! Только ...
- Что?
- Не примут, боюсь. - И ему действительно стало страшно. Если не примут, как он здесь теперь без Женьки? - Понимаешь... - как объяснить, что он ничего не умеет? Что он вообще из двадцать первого века. Из мирного поселка Мга.
- Жень, я же это... Я ведь совсем оружия не знаю, даже не стрелял ни разу... - густой румянец так и залил лицо,- мама хотела, чтобы врачом стал, вот я и...
- Да что ты, Тоха,- Женька утешающее приобнял товарища за плечо,- свой доктор, он же в каждом отряде нужен. Вдруг ранят кого? Или, может, обгорит, когда зажигалки тушить будем? А с винтовкой я тебе подмогну! Даже не сомневайся! По рукам?
- Договорились!
- Тогда заметано! И гляди веселей, вдруг ты снайпер скрытый, может у тебя врожденная меткость. Я слыхал, такие бывают!.. Тоха! Скоро уже на войне будем. Зададим фрицам! А?!
Вернувшись через полтора часа домой - пришлось отстоять в длиннющей очереди, дожидаясь, пока в "Булочную" не придет машина с хлебом - ребята с удивлением увидели Кирилла Васильевича, расхаживающего по комнате. На топчане лежал наполовину заполненный "сидор", очень похожий на тохин вещмешок.
Женька застыл в дверях:
- Батя! Чего рано так? Или случилось чего?
- Значит так, ребятки,- глава семьи повернулся и присел на табурет.- Уезжаю завтра рано утром. Вот дали полдня на сборы...
- А... Куда? - на глаза Антона едва не навернулись предательские слезы, за несколько часов Женька и его отец стали для него самыми близкими людьми в страшном военном мире. Ведь здесь, в сорок первом, никого, кроме них, нет у него! И вот на тебе - первое расставание. Дня не прошло!
- В депо формируют отряд...
Женька, севший было за стол, напротив отца, вскочил, едва не опрокинув табурет.
- Отряд?! Добровольческий? Для охраны порядка, как по радио говорили? Да, батя? - Он не утерпел и торжествующе-выразительно посмотрел на приятеля.
- Добровольческий. Поедем укрепления строить для наших войск. Чтобы немец к Москве не прошел. Нда... Настало и наше время... - Он задумчиво смотрел на куда-то на притолоку входа, потом вздохнул, взглянул снова на ребят, голос стал деловым и озабоченным. - Теперь что касается вас двоих. Завтра, в двенадцать, с Казанского поезд пойдет. На нем семьи наших деповских будут эвакуировать. Вот, возьми,- Кирилл Васильевич протянул сыну сложенный вчетверо листок, - найдете на вокзале Виктора Климчука, он сделает все, что нужно.
- Не возьму,- набычившись, Евгений угрюмо посмотрел на отца,- и ни в какую эвакуацию не поеду! Не маленький! Возьми лучше в свой отряд. Вон, девчонки из педучилища поехали окопы рыть, а я чем хуже?
Вот они, мальчишки сорок первого! Антон не удержался, его тоже начинала охватывать эта непонятная ему раньше жажда. И правда, ну чем он хуже девчонок?
- И меня возьмите!
- Хм, - оглядев обоих самым внимательным образом, Кирилл Васильевич покачал головой. - Эх, мальчишки!.. Ну, глядите тогда,- желваки заходили на скулах старого метростроевца, но он сдержался,- ни единого слова нытья! Ясно ли? То-то! Значит так, вояки... Сейчас пойду опять в депо - в список отряда вас двоих включить, но как вернусь, чтобы оба как штык готовы! Евгений, ты тут посмотри заодно, чего в подпол спрятать, или так бросим... Антон, тебя как по батюшке?
- Антон Иванович Самойлов. - Решил уже соврать, что ему шестнадцать, только не спросили. Вот и хорошо!
- Что ж, собирайся в путь, Антон Иванович.
Нацепив кепку, Кирилл Васильевич сунул в карман какие-то бумаги и вышел из дому.
В путь отправились задолго до рассвета. Сбор отряда, вопреки ожиданиям ребят, назначили не в метро, а прямо на Балтийском вокзале - на полседьмого утра. "Чтобы успеть проскочить по темноте, - пояснил отец Евгению, - пока фрицевских самолетов нет".
Добираться до вокзала предстояло пешком, впрочем, ходьба заняла не больше получаса и только Антон, испытывавший затруднения в непривычных сапогах, немного запыхался - ему периодически приходилось бегом догонять ушедших вперед. Да, обувь пришлось сменить - он и сам понимал, что в легких городских ботинках по раскисшей от дождей земле особо не походишь. Старые разношенные сапоги были почти впору, удобно облегали ногу, и лишь отсутствие привычки давало о себе знать. А вот менять свою пятнистую куртку Антон категорически отказался. Комфортная и теплая, да и маскирует хорошо, что тоже отнюдь не лишне. Женька с его аргументами сразу согласился, добавив, что и не видал таких - да и в Ленинграде ни разу не был. По его словам выходило, что в Питере каких только диковин нет. И зубная паста, мол, у гостя из Мги американская, и ботинки какой-то иностранной фирмы, да еще и куртка эта... Антон спорить не стал, не объяснять же из какого он века. Не поверит Евгений, треплом сочтет, а у них только отношения такие хорошие завязались. Нет, нельзя никому такое говорить!
- Кирилл Васильевич, сюда! - едва перешли Крестовский мост и свернули направо к вокзалу, их окликнул полноватый, с пышными усами здоровяк.
- Это с депо, - шепнул Женя, ткнув приятеля локтем в бок, - мировой дядька, вот увидишь!
- Здорово, парторг! - Отец скинул на землю заплечный мешок, и мужчины обменялись крепким рукопожатием. Встречавший повернулся к ребятам.
- Ну-с, молодые люди, давайте знакомиться! Обозин Алексей Иванович! - он шутливо поднял над головой старую, видавшую виды кепку. - Секретарь деповской ячейки.
- Евгений. Мне батя о вас рассказывал много, Алексей Иваныч!
- Антон.
Ребята поочередно пожали протянутую мозолистую руку.
- А похож на батю-то! Орел! А ты, Антон, стало быть, не здешний? Из Питера?
- Из-под Ленинграда. Поселок Мга, - Дядька ему сразу понравился. Глаза у него добрые...
- Понятно. Однако, к делу. Значит так, бойцы, вот вам первое поручение. Матвей Семенович!- от стоявшего невдалеке грузовика отделилась высокая фигура, и к ним подошел высокий пожилой человек.- Бери, Борода, себе этих двоих помощников и разгружайте шанцевый инструмент да прочие припасы. Наш вагон - второй с конца.
- А мы, - тут он, вытащил из внутреннего кармана шинели видавшую виды записную книжку и что-то отметил огрызком карандаша, - студентов встречать будем. Сократили вчера наш отряд, - Обозин проводил глазами машину и ребят, "молодые совсем, вон как ловко в кузов запрыгнули,- он невесело усмехнулся",- начальство говорит, у машинистов и ремонтников в депо свой фронт, не менее важный. Из пятидесяти записавшихся оставили только шестнадцать.
- А тебя-то как отпустили, Алексей Иваныч? - Кирилл Васильевич был не на шутку удивлен. - Знатным ведь машинистом был!
- Кончился машинист, этой весной еще. Врачи, будь они неладны, говорят сердце изношено совсем. Но мы еще повоюем! Теперь вот что, Василич. Тебя мы вчера вечером в райкоме вместо оставленного в депо Рябцева посоветовали. Командира отряду по приезду дадут - из военных. А ты, как грамотный метростроевец, будешь как бы замом его по технической части. Ну, а я снова политруком, как в Гражданскую.
- Ох, давненько мне сапером не приходилось быть. Почти двадцать пять лет прошло.
- Вот и тряхнешь стариной. Нам тут вместо наших деповских дали тридцать человек студентов. Чего-то задерживаются,- Обозин поднес часы поближе к глазам,- время шесть тридцать восемь, уже должны бы подойти.
- А наши?
- Все здесь, Василич, не тревожься. Мы за пять минут до вас на двух машинах подъехали. Первую сразу разгружать стали, а я с Бородой остался вас встречать.
- Гляди, парторг, кажется, идут.
Обозин оглянулся и невольно присвистнул:
- Ох, чует мое сердце, что как раз к нам.
Небольшая колонна тем временем пересекла мост и приблизилась к собеседникам. Шедшая впереди средних лет женщина в туго перепоясанной шинели и сапогах, но абсолютно штатском берете, подняла руку и остановила своих.
- Вы не из метродепо, товарищи?- ее красивое лицо носило следы тяжкой усталости, а возраст выдавал лишь непослушный выбившийся локон чуть тронутых сединой волос. И после утвердительного кивка, продолжила. - Мы под ваше начало. Двадцать девять человек. Студенты, хотя чего уж там - студентки, и преподаватели. Старшая группы, Тимофеева Нина Максимовна, замдекана факультета русского языка и литературы.
- Что же, будем знакомы, Нина Максимовна! - Оба были немного обескуражены женским пополнением, но постарались не подать виду.- Данные у вас с собой?
- Конечно,- она махнула, подзывая мужчину из глубины строя,- Андрей Степанович! Список группы давайте.
Кирилл Васильевич, взяв протянутую бумажку, подошел поближе к прибывшим. Обозин, достав карандаш и маленький фонарик, поспешил встать рядом.
- Здравствуйте, товарищи! - Громко произнес он, перекрыв неясный гул из нестройных рядов вновьприбывших.
- Здравствуйте! Доброе утро! - разноголосый гомон не имеющих никакого понятия о военной дисциплине девушек невольно заставил усмехнуться.
- Меня зовут Алексей Иванович, политрук отряда, член партии с 1918. А это наш технический руководитель Кирилл Васильевич, старый сапер, окопы рыл еще в империалистическую. В поезде, что скоро отправится, с остальными нашими из метродепо познакомитесь, а сейчас устроим перекличку. Кого называют - шаг вперед и отвечать "Я". Все ясно?
- Все! - на этот раз ответ прозвучал более дружно. Двадцать пять пар девичьих глаз - серьезных, и чуточку смешливых со всем вниманием обратились на парторга.
- Тимофеева Нина Максимовна, ага, отмечаю, что здесь. Брага,- в строю раздались смешки, впрочем, быстро стихшие.- Андрей Степанович.
- Я,- смуглое, похожее на печеное яблоко, лицо мужчины не выражало никакого смущения. Видно было, что он давно привык к насмешкам по поводу своей фамилии.
- Смирнов Сергей Сергеич...
- Я-я,- молодой человек в очках с толстенными стеклами от волнения сделал не один, а два шага.
- Деменкова Ирина Анатольевна,- красивая спортивная блондинка четко, по-военному, шагнула вперед. - Я!
- Иришка у нас из военной семьи,- тихонько пояснила Нина Максимовна, остановившись возле Обозина, - и замужем была за военным. На него в августе похоронка пришла.
Некоторое время Кирилл Васильевич слушал перекличку, сопровождаемую тихими репликами женщины. Почти у половины девчонок уже погиб кто-то из родных. Ах, война, что ж ты делаешь, подлая!
- Маркушина Любовь Олеговна...
- А у Любочки,- она указала взглядом на вышедшую из строя хрупкую девушку с густыми темными волосами,- родителей бомбой убило. Она в сандружине была, вернулась - от дома одни развалины.
- И последняя - Селиванова Александра Андреевна... Что за чудо? - мужчины удивленно воззрились на совсем юную девчонку, замыкающую строй. - Глянь, Василич!... Э-э. У нас война или детский сад? А ну, марш домой!
- Не имеете права! Меня райком комсомола утвердил!- худенькое, коротко стриженое создание вздернуло подбородок, сердито нахмурив брови. - Мне уже семнадцать! Если не возьмете, я в Кремль на вас жаловаться пойду! Товарищу Сталину! - Она едва доставала Обозину до груди, но была настроена решительно, и отступать не собиралась.
- Эт-то кому семнадцать? - вполне законно усомнился парторг. - Да тебе, ребенок и пятнадцати, вероятно, нет. Сочинять горазда, а вот воевать - мала еще! Шагай домой и без разговоров!
- Есть мне уже пятнадцать! Не пойду никуда! - крикнула девчонка, но глаза в отблеске фонарика подозрительно заблестели. - Нина Максимовна! Скажите ему!
- Помолчи, Олеся! - откликнулась старшая группы и решительно обернулась к хмурому Обозину. - Алексей Иваныч! Всем факультетом ее воспитываем, воспитать не можем. Ее деду - профессору химии нашего института - уж за семьдесят, а родители геологи на севере. Вот и привыкла девочка всюду с нашей группой. И решает все сама. Но работник из нее хороший, ответственный... Максимализма много, а разве ж это плохо? Да и сестра у нее здесь двоюродная, Иришка. Не возьмем - убежит девчонка, пешком за нами пойдет. Упрямая она. Да я сама ее никак не могу оставить!
- Ладно,- Кирилл Васильевич отстранил слегка опешившего от такого напора Обозина. - Боец Селиванова!
- Я,- девчонка выпрямилась по стойке смирно. Черные глаза тут же высохли от слез и теперь смотрели с ожиданием и надеждой.
- С этого момента считаю излишним напоминать БОЙЦУ,- он выделил голосом последнее слово,- о необходимости беспрекословно подчиняться приказам. Понятно?
- Понятно!
- Назначаю вас своим порученцем. Встать в строй!
- Есть, встать в строй! - Не сдержала она широкой сияющей улыбки. - Вы не пожалеете!
- Н-да. - Обозин крякнул недовольно, но спорить с техническим руководителем не стал. Кашлянув, он чуть повысил голос, скомандовав:
- На посадку в вагоны, колонной по три, ШАГОМ МАРШ!
- Быстрей, парни, давайте в тот вагон, нет, дальше. Тут уж не протолкнуться! А я еще с Обозиным поговорить должен, потом вас найду. - Матвей Семенович проследил из тамбура за ребятами, пробежавшими вдоль тронувшегося состава и запрыгнувшими в следующий вагон.
- Давай, сюда. - Женя вскочил на подножку первым и помог забраться Антону. - Ух, успели. Пойдем в вагон. Отец говорил часа два ехать, если без остановок. Только останавливаться наверняка будем, так что сразу считай - не меньше трех.
Антон только кивнул, восстанавливая сбившееся от бега дыхание, проходя внутрь. В вагоне было теплей, чем на улице, да и надышали уже люди - почти все скамейки были заняты.
- Может, постоять придется, - пробормотал Евгений, проворно пробиравшийся вперед, преодолевая преграды из разномастных рюкзаков, и вдруг резко затормозил. Антон врезался в его спину от неожиданности:
- Ты чего?
- Ну, чего встали, ребят? - послышался звонкий девичий голос. - Садитесь, три свободных места есть. Олесь, убери свой рюкзак и к нам пересядь.
Антон удивленно выглянул из-за спины Женьки, уставившись на трех улыбающихся им девушек. Точнее, улыбались две - одна с толстой русой косой и насмешливыми синими глазами, которая их и окликнула, другая - как раз заканчивала заплетать две длинных черных косички. А вот третья, заметно младше двух других, прищурившись, оглядывала ребят с ног до головы с интересом, смешанным с недовольством.
- Ну, чего встали, - буркнула она. - Я что - зря рюкзак на пол поставила? Садитесь уже.
- Олесь, не шуми, говорила тебе - ночью спать! - тихо сказала брюнетка, - Так что терпи теперь!
- Меня Евгением зовут, - ожил, наконец, Женька, сделал шаг вперед и уселся напротив девушек, у окна.
Антон опустился рядом с ним, коротко назвав свое имя. Вещмешок поставил на скамейку - хотел придержать место для Матвея Семеновича, обещал же он к ним присоединиться.
- Очень приятно, - ответила сразу обоим черноволосая, - меня Любой зовут, это - Ирина, а это - Олеся.
- А вы куда? - В голосе товарища явно прозвучало удивление. Словно Женька никогда девчонок не видел.
- Куда-куда! - фыркнула мелкая. - Непонятно что ли? На войну мы. Фрицев бить.
- На фронт, - коротко поправила Иришка, - окопы копать.
Тут уж и Антон удивился. Девчонки на войну едут! А он еще раздумывал, пусть и недолго, а все равно стыдно стало.
Женька насупился, игнорируя младшую, обратился к белокурой Ирине:
- Так вы и есть те студенты, которых ждали?
- Не знаю, кого ждали, а мы и правда, студенты. - Ответила та, - А вы, мальчики? Школьники?
Спросила по-доброму так, но Олеся так и закатилась беззвучным смехом, зажав рот ладошками. Вот ведь язва.
- Мне шестнадцать. - Пожал плечом Женька, - а Антону... Тебе сколько, Тох?
Нашел время спросить! Но не молчать же.
- Пятнадцать. - выдавил он, почувствовав, как начинают гореть уши.
- А выглядите старше, - улыбнулась Ирина. - Вы оба из Москвы?
- Ничего не старше! - фыркнула Олеся. - А меня еще брать не хотели!
- Но взяли же! - строго осадила ее Люба.
- Я москвич, - Женька похоже вовсе не испытывал никакого смущения, - А Тоха из-под Питера. Из поселка... Тох, как там ты говорил?
- Мга.
- А я в Омске родилась, - Олеся все поглядывала на Антона и тут заговорила совсем нормально, без насмешки даже. Знаешь где это?
- В Сибири, на реке Иртыш?
- Точно! Молодец. Вон Юрка вечно с Томском путал... - Она осеклась, закрыв рот ладошками, с ужасом глянула на Ирину. А та только хмыкнула:
- Прекрати. Я же не сержусь! Он герой. И для меня он навсегда живой и молодой останется. Хорошо, что ты его, как живого вспоминаешь, Олесенька...
Все невольно замолчали после этих слов. Задумались. Ведь тоже воевать едут, как этот Юра, который путал Омск с Томском. Который погиб, и не вернется теперь к Ирине. Хотелось спросить, кто он был - брат, жених? Но он не решился.
Как раз подошел их спутник. Антон поспешно убрал с сиденья вещмешок, освобождая ему место. А Матвей Семенович, представившийся слесарем из метродепо, сразу завязал разговор с девушками, называя их дочками. Прозвище, полученное им, видимо, за пышную окладистую бороду, удивительно шло ему.
Антон прислушивался к негромкой беседе некоторое время, но столько мыслей в голове скопилось уже, не заметил, как потерял нить разговора. Мерно стучали колеса, за окном рассветало, а его клонило в сон. Ведь после сообщения, что их в отряд берут, Антону долго сон не шел, а только удалось уснуть, как отец Жени их разбудил, ни свет, ни заря... А тут тоже не поспишь - девушки смотрят, правда, вон, темненькая,... Олеся, кажется, тоже носом клюет. Утешив себя тем, что не один такой, он все-таки прикрыл глаза - просто так думалось легче. Вспомнилась вдруг фотография деда. Карточка старая совсем, хранится в самом древнем альбоме у мамы за кроватью. Там еще папа маленький есть на нескольких фотках, бабушка совсем молодая - вот на этих девушек похожа, на Любочку, да на Иришку... Но фотка деда всего одна. Стоит на фоне какого-то леса и улыбается широко. Молодой, красивый, в военной форме, в наброшенном на плечи белом халате.
Интересно, он тоже вот так на войну ехал... то есть - едет? Как теперь его внук? Или все по-другому у деда? Он ведь по возрасту, даже на этот далекий сорок первый - должен быть постарше его лет на семь-восемь. А значит, уже давно воюет. Наверное...
Поезд дернулся вдруг, по составу побежала дрожь, послышался скрип тормозов.
- Час всего едем, - Женька казался совсем бодрым, - пойти, может, посмотреть, что там случилось? Ты как, Тох? Выспался уже?
- Да я не спал.
- Ага.
Антон покосился на девушек. Младшая, Олеся, мирно дрыхла, положив голову на плечо Любы, читающей какую-то книжку. Ирина задумчиво водила пальцем по стеклу, рисуя какие-то узоры.
- Не стоит вам ходить, - негромко сказала она, не поворачивая головы, - мало ли что.
- Сам схожу, - Матвей Семенович поднялся, - а вы, ребята, сидите здесь! Ясно?
- Ясно, - вздохнул Женька.
- Скоро вернусь.
Таких остановок еще много было. Каждый раз Борода ходил смотреть сам, а ребят не пускал. Причины остановок оказывались самые разные - то дерево поперек рельс упало, то небольшой отряд подобрать остановились. Тогда и набились в их вагон еще какие-то люди, пришлось ужиматься, давая им место.
К моменту, когда раздался возглас: "Прибыли почти!", у Антона уже затекли все части тела, и поездка в переполненном вагоне измотала окончательно.
На улице стало совсем светло. Холодный воздух бодрил. Антон вслед за Женькой спрыгнул на насыпь и с удовольствием потянулся. А потом увидел, что девушек с ними ехало гораздо больше, чем три, с которыми успели познакомиться. Они сбились в кучу, а потом под предводительством невысокой женщины, похожей на учительницу, побежали к близкому леску. С ним были несколько мужчин.
- А вы чего стоите? - Как Обозин оказался рядом, Антон не заметил. - А ну марш за остальными - к лесу. Разгружать другие останутся.
- Мы не маленькие! - Попробовал возразить Евгений.