И это тоже не легенда. Так, рассказец об одном случае, произошедшем с моим близким другом во время прохождения срочной службы в рядах Советской Армии. А если ещё точнее, то и не с ним вовсе, иначе вряд ли он стал бы об этом распространяться.
Дело было в восемьдесят шестом году - то ли в мае, то ли в сентябре, то ли где-то между этими месяцами, словом, в первые полгода службы. Жили мы тогда ещё в единой великой стране - СССР, чьи крепкие дружеские объятия полмира ощущали на своём горле. Попал мой дружок в старинный русский город Калугу. Попал в "учебку" - учебный центр по подготовке младших специалистов, где из призванных мальчишек готовили квалифицированных поваров и хлеборезов.
Подъём по приказу, строевая подготовка, афористические высказывания офицеров, строгая дисциплина и многое другое - неведомая прежде армейская атмосфера, конечно, не особо пришлась по вкусу тем, кому вчера ещё "сам чёрт был не брат", но с этим приходилось мириться. Кроме этого, было в их резко изменившейся жизни и нечто, весьма не типичное для армии: поскольку здесь выпускали специалистов по кухне, в "учебке" был установлен строгий санитарный режим. Нет, их не заставляли ежедневно чистить зубы и мыть руки с мылом, но регулярно следили, не подхватил ли кто кишечное или венерическое заболевание. Следили на совесть: часть была на хорошем счету в округе и любые комиссии, коим несть числа, командование старалось "сплавить" именно сюда.
И вот однажды, - рассказывает мой дружок, - утром перед подъёмом в казарму со своим чемоданчиком пришёл фельдшер, ефрейтор Лёха Губанов. Ему до ДМБ оставалось всего ничего, поэтому никто не смел подшучивать над его невзрачным званием. Надо сказать, появление его в казарме в столь ранний час не сулило спавшим ничего хорошего. Вернее, означало только одно - мазок.
Младший сержант Витька Белов, дежуривший этой ночью, приятельски приветствовал вошедшего:
- Здорово, земеля!
- Привет!
- Ну, сколько до Приказа осталось?
- 102!
- Класс! Вот, мне бы так!
- Не переживай, - ефрейтор-"дембель" по-отечески похлопал по плечу старшего по званию - настанет и твой черёд!
- Да знаю что настанет, но всё это уже так остоНАДОЕЛО! - Белов не употреблял изысканных выражений - А ты чё припёрся снова?
- А как же! Послезавтра проверка из министерства, надо чтобы всё было блеск!
- После твоих мазков неделю у всех "блестит"! Чёрт, можно подумать, здесь мёдом мазано! Ведь только-только уехала комиссия! Там ещё майор был такой, на Фантомаса похожий. Всё интересовался, не было ли у нас случаев мужеложства, а сам глаз с Володьки Воронина не сводил.
- Так те из дивизии были, а теперь приезжают из министерства, московские. Больно полковник наш хлебосольный, вот они и повадились ездить сюда. Но не приведи Господь, если найдут дизентерию или кто "подарочек" из увольнения принёс!
- Ну, и что теперь? Поднимать из-за них всю роту?
Губанов глубоко вдохнул и беспомощно развёл руками.
- Слушай, Лёха! Тут в прошлый раз вместо тебя Барсукевич приходил Серёга, так они со старшиной прикольнуться решили - пацанов будить не стали, а подняли лишь одного, и тот успешно сдал анализ за всех.
- Так это же 120 соскобов!!! Он потом целый месяц как слон спать будет!
- Крепко?
- Стоя!!!
- Да вроде ничего - спит, сидит, даже песни свои мурлычет.
- Что за фрукт?
- Рядовой Муртозоев.
- Ха, теперь мне ясно почему весь материал в тот раз был так странно одинаков! Ну, а вдруг он начальству пожалуется?
- Кто, он?! - Витька ухмыльнулся - да он "Горбачёв" на политзанятии произнести не может, а ты говоришь "пожалуется"!
- А если подхватил что-нибудь? Тогда придётся всем "Бициллин" колоть! Да и скандал будет не хилый, представляешь - в Советской Армии - целая рота сифилитиков!
- Да брось ты! От него, вон, до сих пор лошадью несёт! Уж я-то знаю, каждое лето по два месяца у тётки в деревне жил. К нему ни одна баба даже за деньги не подойдёт!
Губанов почесал за ухом.
- А, будь что будет! Авось и на этот раз пронесёт! Тащи сюда своего Муртозоева! - судьба несчастного рядового была предрешена.
Шухрату Муртозоеву в эту ночь снился родной кишлак, снилась любимая кобыла Зухра и глубокий арык позади дома. Ничто не беспокоило его сон, лишь под утро он почувствовал прохладу и с носом укутался в одеяло.