"Бег это просто старая технология передвижения..."
Часть 1-я: Станция Антикультура
Ветер дует холодно. В городе пусто.
Смотришь в глаза, а там только дерево.
Но дарят цветы, невменяемость.
В цирке танцуют, девушки, манерно и неудобно.
Я тебя люблю, шепчут губами.
В Чернобыле тихо,
Лишь Ева тянется к яблоку,
Да старые сказки в книжице,
Ветер дует, холодно...
ПРЕДИСЛОВИЕ
Она бежит уже целую вечность, без остановок и без сожаления. Она не спортсмен и за ней нет погони, но она бежит. И подошвы её дорогих ботинок уже почти полностью стёрлись об шершавый асфальт наших дорог. Но разве наши дороги способны остановить таких, как она?
За ней следом сгорают целые миры, она плачет по этим мирам, как и любой другой созидатель. Но сквозь слёзы упорно смотрит вперёд и продолжает бежать. Ведь там впереди должна быть финишная черта. И пусть до неё тысячи километров чужих судеб, пускай, это неважно. Ведь там: за метражами чужих душ, за километрами чужих судеб, за тарифами чужих мыслей наступит финишная прямая - Красная лента, которую она пересечёт, разорвав пополам, чтобы упасть замертво.
И она в одном шаге до финиша и она никогда не сожмёт в кулаке обрывок красной материи. Ведь Песчагина уже тысячу лет как аутсайдер в этой бешеной гонке.
И может, ей, проще было бы остановиться. Упасть на остывающую землю, чтобы, распластавшись по ней, проводить взглядом наши спины. Мы первые достигнем финишной черты, и, наверное, тогда на земле наступит рай. Но Песчагина файтер. И именно поэтому чаша весов никогда не нарушит своего равноденствия. Я думаю это правильно.
И Александра бежит, сжав свою волю в кулак. Стиснув зубы и потея от долгого изнуряющего бега. Никто не знает, о чём она думает. Но говорят однажды...
Пролог
Однажды город спал погружённый в зимнюю полудрёму. Когда ощетинившиеся, металлическими ёршиками телеантенн на своих прямых крышах, дома хранили людей от холода. На одной из станций метро на перрон вышла девушка. С обнажённой, обритой наголо, головой в лёгком пальто на обнажённое тело. И дорогих, но сильно изношенных ботинках с треснувшими подошвами. В её ушах звучала оцифрованная мр3 плеером музыка.
Улыбаясь, девушка прошла к эскалатору. Поднимаясь по нему, она печально вглядывалась в лица спускающихся по параллельной ленте мужчин. И, наконец, она вышла на улицу.
Ветер. Холодно, очень холодно. Заложены уши и в носу щипает насморком. А снег ложиться на голову, осязает на гладко выбритом черепе и скатывается каплями талой воды. Неприятно, за шиворот лёгкого пальто. А голова большая, карикатурная. С маленькими шрамиками след после неудачного посещения парикмахерской. В ушах звучит песня, воспроизводимая через наушники мр3 плеера. Оцифрованные чужие слова.
Я же обхватываю свою голову ладонями. Большими, озябшими от зимнего мороза, с плохим маникюром на ногтях.
-Моё маленькое хрупкое тельце, я понимаю, что ты плохо сочетаешься с этим шаром на своей шее. Зачем я обрилась наголо? Ветер шпионом пробирается под пальто. Пуговиц не хватает, надо пришить.. Но, послушай тельце, неужели ты хочешь мучить себя? Ведь холодно, а он не придёт. В последней надежде ты веришь в любовь. Но подумай, заставь себя думать. Тельце, он обманщик. Он не прейдет. И напрасно мы ждём его, мёрзнем. Мы лишь простейший организм, клетка с влажной от слёз мембраной. Разве он не обнажил нас тельце? Разве не изуродовал нас своими последними словами. Ведь он сказал, я не прейду, не жди. Так что мы здесь делаем? Тельце, ответь мне!
...
Исповедаться? Выдать свои мысли на растерзание волкам собеседникам. Проституция собственной души! (ироничный смех) Молитва последнего героя... этого ты хочешь тельце? Вспомнить ласки его рук, обволакивающий звук его голоса? Ну, так давай скажи, признайся мне и мы сдохнем в этих словах. Залезем на голгофу и ни один храм не примет нашу душу. Мы анти, мы не совершенны. Мы всегда против. Делаем всё наперекосяк.. Он не прейдет,
Ведь его крест уже подготовлен к использованию, и он несёт его к месту действия. Тащит на своей спине, падая и раздирая об лёд своей души коленки. Его праздник и мы не входим в список приглашённых гостей. Ему плевать на нас. Но мы стоим и мёрзнем. Почему мы должны ждать его? Неужели наша цена это обычное слово?
...
Да тельце - любовь.
Глава 1-я: Хроники Песчагиной
Одноэтажное здание кафе выходило на улицу своими большими окнами из за периметра стройных многоэтажек. Ночь прорезалась светом фонарных столбов. Когда погаснет последняя лампочка Песчагина снова побежит увлекаемая своей идеей фикс. Даже боги подвержены психическим заболеваниям. Была ли Песчагина богом?
Снег блестел на пятнах света, который падал из окон. Александра, "вжавшись в пальто" медленно подошла к крыльцу. Большие ступени вели к большой двери. Мозаика по стенам. И большая перламутровая ручка. Александра потянула её на себя и вошла.
Холл был пуст. В гардеробной лишь молчаливые скелеты старой и забытой одежды.
Александра медленно прошла мимо, утопая в приглушённой полутени старого времени, на стенах были факелы и картины, да линялая ковровая дорожка под ногами.
Невесомое чувство вины нахлынуло из-за края бледной фрески, которая одиноко стояла в самом тёмном углу помещения. Песчагина обижено передёрнула плечами. И ковровая дорожка, наконец, вывела её к дверям, которые ведут в главный зал здания.
Кассир ритмично отстукивает по клавишам своего аппарата информацию, считанную с проплывающих мимо него подносов. Безапелляционно продолжая дополнять первый чек. на его руках уже целая лента испещрённой мелкими цифрами бумаги. ненужная и бесполезная работа. Посетители не оплачивают счета. Они втянуты в сложный автоматизированный процесс потребления. Лаконично передвигаться от пище распределителя к столику и обратно и есть. Жевать перерабатывать пищу. Бессмысленно, прожёвывать и сглатывать. Как опытный жонглер перекидывает кегли, перемещать ложку от тарелки к рту. Калории насыщают тело до тошноты.
Вот за столиком сидит семья: отец, мать, сын. Поглощают, бесчувственно заглатывая размолотую зубами пищу. Молча. Ребёнок, с заплывшим жиром лицом, берёт вазочку с мороженным. Мороженное сливочное с шоколадной коронкой и присыпкой из ореха. ребёнок хладнокровно втыкает в эту детскую сладость ложку. И без восторга. Без томления на языке - начинает быстро перерабатывать.
-Вот видишь тельце, мы тонем. Вот и вся любовь тельце. Вода и не капли кислорода. В наушниках затрещал звук. Женский сильный голос запел под гитарные рифы - подожди тельце ещё рано. Нам ещё рано.
-Меня зовут Александра.- Представилась Песчагина и, смутившись, провела ладонью по лбу, поправляя воображаемые волосы.
-А я.. я не помню.- Мужчина перевёл свой взгляд себе по ноги. Поднос обиженно растёкся по полу чаем и супом.
-А вы видимо давно здесь?- Песчагина поддела носком своих сандалий осколки стакана. Чай смешался с салатом.
-Видимо, не помню.- Мужчина наклонился и быстрыми движениями стал собирать с пола разбитую посуду. Его тело быстро приняло эту новую форму работы и автоматизировалось. Песчагина заметила это и, прикусив нижнюю губу, прошептала. - Видишь тельце они все карьеристы. А ты про любовь. Пойдём, нас ждут в метро.
Тоннель уходит из-под ног настилом пластикового пола, но это лишь ощущение.
В метрополитене всегда так. Ибо метро это отдельный мир со своими правилами. Конечно, можно подстроиться, привыкнуть. Сделать вид, что, ты, уже знаешь тайну. Что ты уже шагал за край белой полосы. Но Песчагина ведь не переступала черту, и обманывать себя? Если в кармане пальто лежит заряженный маузер, который нужно лишь представить к своему виску? Нет обманываться поздно. Александра может лишь улыбнуться. Ведь это её кредо таскать в кармане маузер, чтобы иметь шанс бабахнуть из него в свой висок. В любое время суток, в момент любого шага по пути к финишу. На всякий пожарный граната намертво впаянной одним шутником чекой.
Песчагина держится за поручень. За окном мелькали лампочки. И таблички с названиями станций. Красивая стена тоннеля с архитектурным авангардом своего времени. Песчагина с трудом перевела свой взгляд с окна на информационную панельку около дверей. Взгляд неумело протиснулся через пассажиров. Сеть станций. Паутина обкурившегося паука неформала с разноцветными мухами.
Да ты право тельце, любовь это не шутка. Но вот представь: возьмём всех пассажиров этого вагона. Заставим их любить друг друга. Нет, тельце, это возможно... ладно сделаем так...
Песчагина закрыла глаза. Время изменилось. Пространство сжалось, вырывая из-под сознания девушки образ.
-Можно с вами познакомиться?- грубая рука обхватила сзади. Твёрдое тело прижалось к спине.
-Да ты, из наших?- холодные и неживые губы коснулись шеи. в щель между пуговицами пальто проскользнула рука. живот почувствовал прикосновение чужих пальцев.
Чувствуешь тельце? он хочет меня. Незнакомец. И он любит меня в эту секунду. Потому что я для него, пусть даже жертва. Но тельце. Прими во внимание, он любит меня лишь то время что ласкает тебя. И ты тельце, я понимаю потому, как ты реагируешь, любишь. Но вот станция я выйду, и любовь исчезнет. И ты тельце будешь истекать своим соком лишь то время что будешь помнить. а любовь подобного рода не вечна. видишь я выхожу...
Чжен фотографировала метро уже больше десяти лет. Глянец журналов освящал метрополитен именно её глазами, взглядом шизофреника фотографа.
У неё есть справка, и она пропитана лекарствами от голосов насквозь.
Её снимки это парадокс, ультиматум системы смерти. Портреты звёзд за гранью белых линий, за мгновения до поезда. Яркие выцветающие тона с переходом в черное, белое ничто. Чжен не фотограф она художник без времени. Творец без прошлого и будущего, у психов нет будущего.
Её глаза постоянно в прицеле объектива, фотоаппарат это винтовка, которая может выстрелить. Нужно лишь найти место, в котором проявиться цель.
Вспышки. Вспышки фото лишь они заглушают в ней пение.
Песчагина стояла на самом краю платформы. Пальто задралось в бок и обнажило левую грудь. Её глаза встретились с взглядом Чжен.
Вспышка. Курок ударил, патрон покинул ствол. Александра машинально отвернулась. Над тёмным тоннелем вспыхнул красный свет. Песчагина сделала шаг от края. Но в глаза снова ударила вспышка.
Состав столкнулся с ней. Ударил, едва задев голову. Тело отбросило к стене. Кровь забрызгала механическое тело кабины и внутренности метрополитена. Александра умерла прямо под крупными буквами на стене. - Культура.- Чжен зажмурила от удовольствия глаза.
Люди испуганно обходили ее, выходя и заходя в нутро электропоезда. Чжен подбежала к телу Песчагиной и, обмакнув в её кровь ремень фотоаппарата, приписала к надписи на стене слово анти... Антикультура. Вспышка...
Камеры наблюдения лаконично записывают хроники нового дня.
Глава 2-ая: Вождь пролетариата
Муравей ползёт по коже правой руки дерева. Его движения точны и рассчитаны инстинктом, он выбирает самый короткий путь наверх. Шевелит усиками и лапками перебирает топ-топ-топ-топ. Муравей покинул свой муравейник, бросил место с порядковым номером. Он хочет коснуться, своей шершавой лапкой, неба.
Ему надоело быть просто муравьём, и возможно если бы он умел читать классику, то знал бы, что до него этот путь проделала чайка по имени Джонатан Ливингстон. Но он пока лишь муравей и читал в своей жизни только непонятные надписи на спичечных коробках, да пустых пачек из-под сигарет.
Глупый муравей,- скажете вы и будете неправы. Муравьи очень умны, по-своему. Они, например, никогда не потащат предмет больше одного муравья в одиночку. Они никогда ни при каких обстоятельствах не станут смешивать любовь и секс. Впрочем, муравьи вообще неспособны любить в том понимание, в котором любим мы, ведь муравей принадлежит своей работе.
Муравей улыбнулся в большую расщелину, едва заметную трещинку для человека, в коре. Там в глубине он разглядел куколку. Гусеница превращается в бабочку.
Муравей пошевелил усиками и пополз дальше. А внизу целые джунгли травы, высокой и пахучей. Лето.
Егор спрыгнул с дерева. Больно ударился об землю. По щекам заскользили слёзы. Руки сжали пучки травы. Штаны порвались и на коленях красные подтёки. Егору пять лет. Целых пять лет, и он спрыгнул с дерева, зажмурив глаза.
С детства у него хромает нога, с детства у него плохое зрение. С дерева нельзя спрыгнуть бесследно, тем более, если ладонью раздавить неправильного муравья.
Егор вышел на перрон. Прихрамывая, прошёл к элеватору остановился у будки с толстой бабой. Остановился. Задумался. А люди толкают, проходят мимо него и пытаются затащить на ступени движущиеся наверх. Но Егор упрямо вцепился в поручень. Мешает, не хочет идти. Не даёт идти другим. Возникает давка. И вот уже кто-то с силой бьёт по лицу кулаком.
А Егор вспоминает детство. То время когда он увидел впервые море. это было до дерева. до муравья.
Море раскачивает волнами зеркальное отражение неба. Чёрные низкие облака зависают над водой, щерясь первыми вспышками молний. Мальчик сидит на краю утёса прилива, поджав под себя коленки. На нём новенький матросский костюмчик.
И вот Егор уже встаёт, раскинув руки, пытаясь обнять безграничную свободу начинающегося шторма. А за его спиной мать в пьяном угаре уже целуется со своим сватом. Она вдова, он её сын- безотцовщина. Простая арифметика бывшего союза.
Море зовёт, завлекает плеском воды. И в воздухе нарастает напряжённость. Перед штормом всегда так. Матросская фуражка срывается ветром с головы и падает вниз. Туда на набирающие силу волны. И нужно лишь нагнуться. Но мальчик хочет чувствовать
Егор делает шаг вперёд. На его лице застыла улыбка. И не видит он уже ничего кроме этих волн. И не слышит он уже ни чего кроме шума морской воды. И не чувствует он уже никаких запахов, кроме запаха моря. Живого моря.
Сват успел спасти новенькие сандалики. Его дыхание обдало лицо мальчика перегаром дешёвого пойла и табака. И был этот запах настолько противным, что Егора стошнило.
-Ваши документы. - Милиционеры отвели его в тёмный закуток, которых в метрополитене вполне хватает.
- У меня нет документов. - Произнёс отрешенно Егор смотря себе под ноги. Его близорукие глаза видят лишь силуэт пола. В тёмных местах вообще плохо видно, а у него море в голове вспомнилось.
- Значит террорист. - Серьёзно произнёс один из милиционеров.
-Нет. Я вождь. - Егор поднял свой взгляд на патрульных. Его лицо скривила ярость. И он повторил. - Вождь, который, убил её.
- Кого убил?
-А вот пойдём, покажу.
Вагон мчался, следуя заданным параметрам сети метрополитена. И неважно, что в головном вагоне сидит машинист. Этим людям с газетами жёлтой прессы и мобильными телефонами с попсовыми рингтонами уже давно наплевать на мир. Они системные файлы. Егор понял это, едва попал на станцию, к которой они приближались.
Это понимают почти все избранные. Впрочем, и избирающих был избран. Избран тем, кого Егор случайно убил. Надежда погибла от рук вождя. Незыблемый кодекс был нарушен. Предводитель отказался верить, но сейчас у Егора появился шанс. Может хоть один из этих двух людей в форме примет его религию. Поймёт, зачем нужно спускаться под землю и оставаться там навсегда.
Егор шевельнул запястьем, наручники причиняли боль. Но надежду нельзя возродить без боли.
- Метро основано в 1935 году. - Произнёс Егор, обращаясь к сопровождающим его милиционерам. Один из них пристально посмотрел на него: сорок лет, наверняка женат и имеет детей. Просканировал Егор и перевёл взгляд на второго. Молодой, несломленный, после института. Работу не нашел, пошёл в патрульные. А что, так многие делают. Но в глазах мучение, он не хочет здесь быть. Не тот. Остался ещё один, тот, который скован со мной браслетами наручников. Тридцать два года. неудавшийся романтик. со своими чертями в голове. чёрт этот то, что надо. успеть бы..
- Ты умеешь плавать?- Дёрнул он его за цепочку наручника. Милиционер быстро посмотрел на своих сослуживцев. Догадался? Ну!
- Топором. - Ответил он, наконец. Егор улыбнулся и нажал свободной рукой на незаметную кнопку на соединение в поручне.
Электропоезд резко затормозил, опрокидывая стоящих пассажиров на пол. Время остановилось. Пространство сжалось и ударило по Егору и скованному с ним наручниками патрульному безвоздушным пространством.
Невесомость оторвала их тела от пола, вырвала из-под упавших на них людей.
Егор с сомнением посмотрел на милиционера. Открыв рот, патрульный болтался на цепочке в пространстве. - Одним психом больше.
Двери открылись, Егор с радостью увидел грязную сбитую надпись на стене. Антикультура. Притянув к себе, уже отключившегося, милиционера, он выплыл из вагона. Холодный воздух ударил в лицо, сила гравитации потянула к земле.
Седьмая вода. Пот! Море ласково обхватывает тело. Принимает в свои волны и медленно тащит на дно. Жизнь пролетает, как минутный сон. Сон под стук поездов в метрополитене. Бывший учитель истории просыпается на грязном полу. Сон прерван. Реальность ворвалась в мир алкогольных глюков. Но Егор всё ещё изумлённо рассматривает свою руку в поисках браслета от наручников, ну или хотя бы следа. Кроме грязи нет ничего.
-Пошли бомжара, там, блять, красный крест приехал. - Патрульный, несколько минут ждёт, пока он пытается встать. Но Егор пьян и болят ноги. Чёрт как болит вообще всё тело.
-Ну?- Торопит патрульный.
- Я вождь.- Произносит неожиданно для себя Егор и падает обратно на пол.
-Пролетариата.- Плоско шутит сквозь зубы мент и, рассмеявшись, уходит.
Глава 3-я: Чернобыль
Автобус проплывает над дорогой. У автобуса нет колёс и бензобак его пуст. И водитель спит, уткнувшись лицом в руль. И пассажиры молчат, молчат весь путь, ведь все их мысли отражены на их лицах. Вот мальчик в ободранной джинсовке и измятым пакетиком, с орешками, в руках лишь печально смотрит на Песчагину. Он сидит напротив неё, спиной к окну. И ему уже до мелочей знаком её профиль лица. Но он продолжает смотреть, ему скучно в этом месте и он хочет выйти. И знает, что выйти уже нельзя.
Женщина что сидит рядом с ним, видимо его мать. С застывшим испугом на бледном лице, она быстро перебирает чётки. Чётки старые, из дерева, с потёртостями от пальцев. Женщина беззвучно молиться, губы бездвижно перебирают молитву.
Седой старик сидит у самой кабины, ветхая тросточка дрожит в его руках, а по щекам скользят слёзы. Под правым глазом большой синяк. Губы разбиты, на них спёкшаяся кровь. На дешёвом и изношенном костюме разводы от растаявшего грязного снега.
Песчагина недоумённо касается своей головы, будто силясь что-то вспомнить. Но на руках кровь, в памяти провал. Лишь тусклое воспоминание о яркой вспышке перед глазами.
А автобус пролетает мимо синей таблички с надписью Припять.
Припять спит, а значит, Чернобыль молчит. Город спит сном больше похожим на комму. И над городом висят низкие грозовые облака, пахнет электричеством. Беззвучный крик застыл на сухих губах безлюдных улиц, лишь окна отстукивают дробь своими пустыми глазницами форточек общежития. На полу валяются забытые в спешке вещи. Пожелтевшие от времени обои свисают огрызками по стенам, в комнатах сыро. Телевизоры и радиоприёмники застыли. В без электричестве, им нечего больше сказать. Люди бежали из этого города, унося с собой частички дома - проклятого богом места.
На улице начинают сверкать молнии. И быстрым ударом воды на асфальт обрушивается демон природы дождь. Песчагина медленно перебирая ногами по лужам, идёт под этим опасным небом. В этом месте она забыла лишь одно, она забыла здесь умереть.
Пальто намокает и неприятно давит на тело, ботинки разваливаются прямо на ногах, кусками опадая в лужи. Александра остановилась и скинула с себя одежду. Её обнажённая плоть была создана для дождя. Безумная улыбка осветила её лицо.
Песчагина спит, укутавшись с головой в пуховое облако, она видит сон. И сон этот ей неприятен, ведь если стукнуться головой об твёрдое, с бешенной ударной силой, то тяжело остаться вменяемой. Песчагина видит мёртвый город. С пустыми глазницами окон, с распахнутыми настежь дверями подъездов и пустыми детскими площадками. Александра недоумённо рисует на стенах своего сновидения слова с вопросительным знаком.
-Что ты за город?
-Что с тобой стало?
-Почему ты заснул?
Пустые машины на шоссе дают обогнать свои механические тела. Город молчит, молчит уже больше чем двадцать лет. Своё последнее слово он выкрикнул так давно что помнит лишь, как земля содрогнулась и его дети, жители улиц сбежали из его технонутра. Кирпичные уши заложило беспросветным звуковым штилем, так что глаза, будто ослепнув от яркой вспышки, стали видеть лишь ночь. Впрочем, может это всего лишь обыкновенный дар свыше ведь во сне так хорошо.
Александра поднимает с земли камень и кидает его в стену одного из домов. От удара на стене остаётся шрам, небольшая царапина-выбоинка. Это её единственный шанс вернуться в гонку.
-Да проснись же ты. - Иступлено выкрикивает Александра.
- Бесполезная трата времени. - Егор выходит из подъезда этого дома, он тоже попал в этот сон. Провалился со своей станции, глубже, чем спускает по своим каналам людей, любая подземка земли. - Город спит мёртвецки уставший.
-Ты? - Песчагина вспомнила всё. - Ты?
- Я. - Спокойно ответил Егор и спокойно подошёл к ней. - А ты всё такая же, разве что волосы сбрила.
-Они мешали бежать. - Вот дверь нужно лишь пересилить себя и войти, как ты там говорило тельце? - Любовь.
Они бросились друг на друга. И город был этому свидетелем, он проснулся лишь ради этого, обыкновенного звериного секса на своих улицах.
Дождь бьёт по крышам, вместе с грозой играя любовную мелодию. Два тела обезумев, рвут друг на друге кожу своими зубами. Лишь бы достать до крови и вкусить запретный плод богов - жизнь. Жизнь как СПИД передаётся через кровь капельницы или половой акт без презерватива...
-Быстрее. - Жаркий шёпот врезается в слух Егора, и он ускоряется как гонщик со сбитым от нервов дыханием на трассе в гонке формулы один. Смертный приговор этой гонки победа, достигнуть финишной прямой и сдохнуть.
- Нельзя. Я погибну.- Измученный и почти мёртвый с истекающей из ран кровью он упорно продолжает совершать фрикции. Этот путь он уже совершал, и расплата была на две тысячи лет обожествления. Рай кажется адом, если принял вину всех на себя.
- Я найду тебя. - Песчагина вжимается своим телом в него. Глубже проталкивая в себя его член, ей почудилось, что она может схоронить его целиком в себе, и тогда.. Поздно сперма брызнула в неё. Сперматозоиды ринулись по трубам к матке.
Егор глубоко вздохнул и провалился в пустоту.
Песчагина медленно встала из лужи и подняла свой взгляд на небо. Тучи рассеялись. Дождь прекратился, Александра нашла своё пальто и надела. Её нагота не для света дня. В кармане пальто был мп3 плеер, Песчагина включила его.
В уши ударил звук приближающегося поезда. - Очень симпотный звук.- Подумала Песчагина и прежде чем проснуться вздохнула в себя тяжёлый дым солнца. Маузер и граната привычно отяготили карман пальто.- Нужно бежать.- Решилась Александра и побежала, медленно вырываясь из сна вновь заснувшего города.
Глава 4-я: отец и сын
Скрипка чуть дрожит в руках ребёнка, кисть же уверено ставит последний мазок на холсте. Художник благосклонно осматривает своё произведение. Ещё живое, дышащее с символизмом своего запаха масляных красок. Ребёнок роняет скрипку на пол, смычок падает рядом. Из носа юного музыканта капает кровь.
Чернильница капельница вливает жизнь в ребёнка. Лекарство по трубочке поступает в вену, отрицательный резус. Ворона слетает с больничного подоконника и мёртвым танцем кружиться под потолком. Художник пьёт холодную водку, как нагретую воду. Трудно сохранить край нерва, когда твой ребёнок умирает от неизлечимой болезни.
Бар полупуст. Бармен вдребезги пьян, он предал свою правду: налил в кредит. Ему неуютно смотреть на этого седого, что сейчас сидит перед ним, облокотившись руками об барную стойку.
- Я растил его один. - Художник говорит трезвым голосом, погружённый в свою печаль он не может напиться. - С самого детства. А теперь? Что теперь? Хоронить, рисовать надгробный портрет?
-Но у тебя есть деньги. - Бармен пьяно проводит мокрой тряпкой по столешнице, опрокидывает несколько рюмок и почти пустую бутылку. А тряпку, он видел в кино, поэтому считает, что это его стиль. - Отвези заграницу.
- Нельзя спасти деньгами того, кто умирает от рака мозга. - Художник встаёт со своего порядкового номера в этом баре и, одевшись, выходит на улицу.
Снег падает на непокрытую голову. Ложиться на рано посидевшие волосы. На лице свежие морщины. Сигареты в кармане и тоска на дне опустевшей бутылки. Крик бармена в спину. - Это за счёт заведения. - Это всё что осталось.
Чёртик с маленькой пилкой для ногтей, ползает в желудке и, похохатывая, курит смертельную траву безнадёги. Хочется блевать. Блевать, перерезая свои вены, лишь бы не видеть сметную маску на лице своего сына. Поставить крест на своей жизни в знак солидарности с болезнью ребёнка.
-Куда едем?- Таксист спокойно разглядывает тебя в зеркало заднего вида. Прикидывает, стоит ли заводить с тобой разговор. И ты не видишь его лица, только спину и глаза в той же самой полоске куска зеркала. Игра в прятки в замкнутом пространстве потрёпанного автомобиля.
-На край света. - Художник закрывает глаза, алкоголь всё же действует. Запоздало.
- Хорошо. - Соглашается таксист и непонятно, по голосу не определить, толи ирония толи надежда. Хотя, надежда? Нет её этой самой надежды.
Автомобиль трогается. По кабине разливается мелодичный звук музыки автомагнитолы.
Холодные и промёрзлые улицы города проскальзывают мимо. Светофоры устало мигают своими огнями. А на небе звёзды!
Звёзд много, тысячи нет миллионы - бесчисленность звёзд. И каждая звезда готова вот-вот сорваться со своего места на куске небе, и рухнуть за край горизонта в эту морозную ночь.
Автомобиль остановился перед высокой каменной стеной. Стена на сотни тысяч километров. С китайскими иероглифами и разрушенной временем верхушкой.
- Приехали. - Таксист выключил магнитолу и, наконец, повернулся к художнику.
-Что?- Художник открыл глаза, в голове возникла боль. Давящая на виски и набирающая силу.
-Приехали. - Песчагины поправила на своей голове водительскую фуражку. - Край света. Сто рублей с вас.
- Возьмите. - Художник протянул купюру и вылез из машины.
-Стена, лаконичный конец для нашего света. А что за ней? - Голос дрогнул, вопрос прозвучал как мольба о помощи.
- Ад или рай. Новый свет или старая затёртая до дыр тьма. Кто знает? - Песчагина вылезла из кабины, закрыла дверь, и автомобиль исчез. Сняв с головы фуражку и проведя по ёжику своих волос, произнесла. - Эта ваша стена. Можете биться головой, сколько влезет.
-А вы?- Художник с сомнением посмотрел на Песчагину. - Тоже будете? Головой об стенку?
-Нет, моя стена рухнула ещё на рассвете шестого дня. По договору. - Александра провела ладонью по шершавой стене. - Бейте тут.
-Головой? - Художник почесал свой затылок.
-Головой. - Песчагина села на корточки. - Приступайте.
Если ударить человека по голове, то ему будет больно. Если человек сам готов биться об стенку, то значит, ему есть о чём подумать.
Песчагина считала удары. Художник бился в указанное на стене место своей седой головой. Боль? Он не чувствовал боли, он был в исступление.
Тысячи разрозненных мыслей выплёскивались из недр его мозга кровавыми отпечатками по стене. Зубы после пятого или шестого удары стали отваливаться и выпадать изо рта. А художник продолжал биться.
Удар, и ещё удар и ещё... Пока наконец не вытекли глаза. Пока тело не перестало подчинятся единственной мысли убиться об шершавую поверхность своей стены. Художник дико заорал и медленно осел как израненный охотничьими выстрелами медведь.
Песчагина достала из кармана пальто свой маузер и присела рядом.
- Хочешь чтобы твой сын жил?
- Да. - Кивнул разбитой до мозга головой художник.
- Тогда отдай мне свою жизнь. - Песчагина вложила в его ладонь маузер. - Ведь всё просто ты взамен своего сына.
- А разве можно?- Едва внятно спросил художник.
-Я договорюсь. - Песчагина встала.
Звёзды срываются с неба, отражаются в её бездонных глазах. Дыхание бьёт паром по холодному воздуху. Она живая и знает тайну сотворения мира. Она была консультантом у самого бога и ей лишь ведомы тайны человеческого дара.
Выстрел.
Кисть неуверенно ставит последний мазок на холсте. Художник оценивающе смотрит на свою картину. Мёртвая и неживая. Он рвёт её, он не умеет рисовать.
А мальчик в соседней комнате уверенно водит смычком по струнам. Он музыкант и этот дар дан ему свыше. Отец входит к нему в комнату и садиться перед ним на диван и с восторгом смотрит как на лице его ребёнка сияет улыбка победителя над инструментом.
Глава 5-я: господа это дуэль
Садитесь, пожалуйста, на стул. - Женщина кивнула на стул напротив своего стола.
-Я постою. - Песчагина бросила на стол папку. - Здесь мой договор. Я требую сатисфакции.
- Но постойте. - Женщина возбуждённо стала сверять листы из папки с их компьютерной копией.
- Я и так стою, если вы не заметили. И я повторяю: я требую сатисфакции. Всё в точности по договору. - Песчагина достала из пальто маузер.
- Да вы правы, третья страница. Две тысячи лет уже прошло. И вы имеете право вызвать его на дуэль, где бы он не был. Но в чём причина можно узнать? - Женщина обречённо захлопнула папку.
- Меня обманули. Две тысячи лет я ждала лишь одного, момента сатисфакции. Только после выстрела я смогу продолжить свой бег. И это моё право. По договору. - Песчагина посмотрела в дуло маузера и спустила курок. Сухой щелчок.
Женщина за столом невольно вздрогнула.
- Две тысячи лет назад я пришла на дуэль и не смогла выстрелить именно по причине того, что мне подсунули незаряженный маузер. Мне было обидно. Мне было очень обидно, ведь я бросила своего друга на суд Понтия Пилата, лишь ради одного: придти на дуэль и спустить курок. А теперь я узнаю, что мой противник спрятался в аду. Я требую, чтобы мне предъявили его и немедленно. - Песчагина убрала маузер и прошла к окну. За окном снег, подхваченный ветром, распластывался по стеклу тысяч окон.
- Но вы должны знать, что это особый случай. Ведь вас обоих нельзя убить. Вы как бы это сказать...- Женщина за столом подняла трубку зазвонившего телефона. - Она здесь. Александра Песчагина ваши условия дуэли приняты.
- Я знала. - Еле сдержала слёзы Александра.
Снежная метель упала на тёмную сторону луны. Секунданты спокойно сошлись на дне неглубоко кратера.
- Условия прежние? - Спросил секундант Песчагиной.
- Да. - Ответил секундант противника.
Дуэлянты начали сходиться, двигаясь к середине кратера с разных сторон. Секунданты спокойно сев на деревянные стулья наблюдали издалека, глядя в свои дорогие бинокли. Снегопад усилился.
- Ну, вот и всё тельце, я ведь и забыла про тебя. - Песчагина сделала шаг и неловко поскользнулась, но устояла на ногах. Её противник застыл на месте, но она махнула, рукой, и они продолжили идти навстречу друг другу. - А ведь было бы нелепо, если бы он воспользовался и выстрелил бы. Представь я лежу, уткнувшись лицом в снег. Тебе ведь было бы неприятно тельце?
Заячий тулуп, брошенный в месте права выстрела, уже недалеко, но Песчагина неожиданно остановилась. - Маузер не заряжен. - Прошептала она едва слышно. Её противник уже почти подошёл к своему барьеру.
-Вот и всё тельце. Вот и финишная черта. - Песчагина выронила маузер из ослабевших рук. Он упал в снег. - Но мы же имеем право, улыбаясь глядеть в лицо смерти, давай тельце, улыбнись. - Александра улыбнулась.
-По праву шссс!- Противник выстрелил.
Снег окрасился красным. Кровь брызнула из раны в груди.
-Там где должно быть сердце. - Прошипел змей и неловко упал.
- Просто не пытайся стрелять из маузера если он уже разряжен .. в тебя. - Песчагина нащупала в кармане пальто гранату. И повернувшись к секундантам, констатировала. - По праву сатисфакции.
- Снег кончился. Но мы ещё не нашли его. Как ты думаешь, где он тельце? - Спросила Песчагина, невинно улыбаясь чистому звёздному небу над своей головой. - Мне кажется, где-то очень близко. Но нам нужно торопиться тельце. Бежим.
И Песчагина побежала.
Глава 6-я: ты так любишь эти фильмы
Умственные затруднения, сбитые с толка мысли. Чушь изложена на листках бумаги. Почерк копировальной машины нелепо констатирует этот факт небрежным оттиском букв. Пробежаться наискосок взглядом, пропуская слова, это уже само по себе подвиг.
Но снять кино? Чёрно-белый фильм, как чёрно-белая фотография на столе, вечный андеграунд. Документальный фильм монолог поколения? Смешно!
С таким сценарием можно получить разве что серебряную калошу за сомнительные достижения в области кино.
Да с таким оператором и с такими актёрами можно снять потрясный фильм, но сценарий? Нет, это не сценарий. Нет.
Саша вновь пробежался глазами по тексту.
-Будет провал. - Пронеслось обречённо в голове.
Электропоезд остановился на станции. Саша посмотрел на часы. Без четверти двенадцать. Не успеть навстречу. Можно уже ехать кругом... И никто и никогда не сможет помочь.
Только если она. Та кому можно продать свою душу. Саша достал из кармана мобильный телефон.
-Алло. Это ты?
- Да Саша это я. И мне ничего ненужно взамен того, что ты хочешь у меня попросить. Я согласна.
-Но..
- Саша, никаких но! Командуй мотор. Не задерживай пассажиров.
-Хорошо. - Саша вышел на пустой перрон станции Антикультура. За его спиной закрылись двери электропоезда. - Мотор!
Вспыхнул яркий свет осветительных электроприборов. Над головой повис микрофон. Звукорежиссёр тут же в наушниках.
- Поехали.- Почти шёпотом прозвучал голос оператора рядом.
.. И началась съёмка.
Голос за кадром:
Она бежит уже целую вечность, без остановок и без сожаления...
...
Часть вторая: индустрия деградации
ПРЕДИСЛОВИЕ
На этот поезд нельзя совершить посадку, не заплатив за проезд. Цена проезда вечна это оплаченная душа. И тысячи людей готовы были бы предъявить билет по первому требованию, оплатив его стоимость сполна. Но лишь немногим достаётся шанс, шанс предъявить проездной документ на проверку.
И поезд мчится почти пустой. Мчится, отсчитывая километры железного полотна. Мимо станций и городов. Мчится в тайное место, место о котором знает лишь машинист.
Но говорят однажды в одном из его вагонов, появился пассажир, у которого был не оплачен билет и который знал, куда едет поезд. Это была девушка...