Аннотация: Гнетущее погружение в меланхолию. Автор - Игорь Журавель.
Странный вечер
Вечер не заладился. Я сидел на кухне собственной квартиры в полном одиночестве, если не считать насекомых, залетевших на огонек. А компания крылатых гостей не могла радовать. Насекомых я ненавидел.
Самым же омерзительным было то, что из крана в этот вечер потекла кипяченая вода. Не исключено, что на лице некоторых слушателей моей истории отразится недоумение. Ведь с точки зрения обывателя кипяченая вода из крана - здорово. Ведь если у человека заканчивается питьевая вода, он пьет из крана. А водопроводная вода хуже цианистого калия. От нее распухают почки, отпадают уши, растет на голове трава... Вредная штука.
Между прочим, я не уверен, что вода из бочек, продаваемая какими-то странными людьми в костюмах акробатов, лучше. Вполне возможно, что они берут ее именно из крана, а после газируют и продают. И это еще в лучшем случае. Воду ведь также можно зачерпнуть из канализации. Или из радиоактивной подземной речки, в которую испражняются народцы, боящиеся солнечного света.
Кипяченая вода... Живи и радуйся. Но все равно это ужасно, когда из крана течет кипяченая вода. Просто ужасно.
У меня было предчувствие, что должна приключиться какая-нибудь неприятность. Как в прошлый раз, когда пришли соседи сверху и жаловались, что я их залил. Десять глупых темнокожих мужчин с бородой по колено, они долго ходили грязными ногами по моему линолеуму. А потом ушли не попрощавшись.
Мне не хотелось, чтобы неприятность застала меня врасплох. Я взял стул и сел у окна. Я сел именно на стул, потому что боялся заснуть. Стул - совершенно удивительное изобретение. Он предназначен для того, чтобы на нем сидеть. Но я не уверен, что существует еще хотя бы один предмет мебели, на котором сидеть было бы более неудобно. Даже на полу сидеть удобнее. Даже на микроволновке удобнее. Даже на шкафу. Тем не менее, я уселся на стул. Сел для того, чтобы не уснуть. Вероятно, стул был изготовлен первоначально специально для часовых. Но изобретатель умер от несварения желудка и не успел сообщить это общественности.
В прошлый раз я лежал на диване, это было нелегкое испытание. Я до сих пор с ужасом вспоминаю ту ночь - ночь атаки жуков-убийц. Жучки были маленькие, черные и ужасно живучие. На первый взгляд никакой опасности они не представляли, но я-то все знал. Знал, что стоит мне уснуть, они меня съедят. Я убивал жуков одного за другим. Убивать их было тяжело, они выдерживали даже очень сильные удары тапкой, приходилось долго добивать. Когда я убивал всех, я выключал свет и начинал дремать. Но сквозь сон я слышал нашествие новой партии жуков. Я включал свет и убивал. Убивал, убивал, убивал... Пол был усеян маленькими трупиками. А откуда-то лезли все новые и новые... Я не мог спать. Я лежал в темноте и напряженно вслушивался в звуки, доносящиеся со стен и потолка. Затем включал свет и снова убивал... Эта ночь была настоящим кошмаром, такого никогда со мной не случалось.
Я сидел у окна рядом с включенной настольной лампой и вслушивался в звуки за окном. Кто-то громко ломал дрова о чью-то голову с громким криком. "Пацаны!" - кричал он и продолжал заготовление припасов. Недалеко известная скандалистка Рива Апполинарьевна Моордевич билась о стену своей огромной задницей. Жильцы ругались, как сапожники... Хотя здесь неуместно это сравнение - все жильцы и так были сапожниками. Это была та самая известная на весь мир коммуна сапожников. Она располагалась буквально в нескольких метрах от моего дома.
- Сапожники, вы долбоебы! - кричала мадам Моордевич, не прекращая своего занятия. Он с детства ненавидела сапожников.
Рива Апполинарьевна немного отвлекла меня от тяжких дум. Она была мне чем-то симпатична: я люблю скандалистов. Они скрашивают наше никчемное существование и делают его не таким никчемным. Картину портила жалость. Мне было безумно жаль Моордкевич, эту глубоко несчастную женщину. В детстве она мечтала стать сапожницей и жить в коммуне. Ей думалось, что изготовленные ею сапоги будут лучшими и принесут мировую известность. Левые сапоги действительно получались у Ривы неплохо, но вот правые - просто беда. Их невозможно было натянуть на ногу, не сломав ее. "Жаль, нет портвейна", - подумал я и ушел в себя.
Вернувшись обратно, я обнаружил на подоконнике зеркальце. Зеркальце было мутным, в железной оправе, проржавевшим и пыльным. Я вытер зеркало и заглянул в него. То, что я увидел, мне совершенно не понравилось. Решив, что причиной тому лунный свет, я включил настольную лампу и снова поглядел в зеркальце.
- Ни хуя себе! - не сдержал удивления я. И не удивительно. Еще сегодня мое лицо было пусть и похмельным, усталым и небритым, но молодым и весьма таки приятным, несмотря на указанные ранее недостатки. Теперь же на меня смотрела старая испитая рожа с длинной белой бородой. Такой метаморфозы я никак не мог ожидать.
- С таким ебалом только в гробу от людей прятаться, - глубокомысленно промолвил я.
В ответ рожа в зеркале мне подмигнула и осклабилась.
- Ни хуя себя! - вновь не сдержался я.
- Юнец, ты слишком много ругаешься, - ответил старик из зеркала и нахмурился.
- Посмотрел бы я на тебя на моем месте.
- Но я-то не на твоем месте, слава Аллаху.
- А ты кто? - задал я вполне логичный вопрос.
- Абдулла ибн Джабраил. Джинн.
- А, джин... А что ты там делаешь, Хоттабыч?
- Если уж на то пошло, Джабраилыч.
- Ладно, не обижайся. Так что ты делаешь в зеркале? Ты ж в лампе должен сидет.
- Ага, попробуй там посиди. Жарко...
- И то правда, - согласился я, - а ты, типа, мои желания выполнять будешь?
- Буду. Такова воля Аллаха, Высокого и Великого.
- Ладно, это потом, - сказал я, - мне надо поразмыслить.
Я положил зеркальце на стол, выключил лампочку и бездумно уставился на пейзаж за окном. Не увидев там ничего интересного, я решил убить время путем написания рассказа. Я взял тетрадь и зеленую ручку, вставил в зубы мундштук с сигаретой, подкурил и начал писать:
"Раз в четыре года, 14-го июля все благопристойные лондонцы прятались по домам. На улицах города можно было увидеть разве что пару пьяниц, до сих пор отмечающих Рождество да проститутку, прикованную каким-то извращенцем к фонарному столбу. Ну и городского дурачка Ивашку, русского эмигранта 82-х лет от роду, который бегал по окраинам, звонил в колокольчик и чувствовал себя счастливым при любых обстоятельствах. И не даром добропорядочные граждане не высовывали свои орлиные носы на улицу.
Около трех часов пополудни начиналась демонстрация. Сотни непонятно откуда взявшихся мутантов шествовали к Биг Бену. Возглавляли колонну совершенно обнаженные золотозубые уроды со знаменами. Если конечно не считать одеждой дохлых собак, которых они носили на голове, просунув бывшим животным меж ягодиц свои лысые головы.
В четыре часа пополудни все они собирались возле Биг Бена. Около десяти минут эти мутанты смотрели на Биг Бен и молчали. Затем они дружно плевали на землю и начинали митинг в защиту прав копрофагов..."
На этих словах мне пришлось прерваться. В окно раздался стук. Взглянув туда, я понял, что слишком мало видел в своей короткой и бессодержательной жизни. В окно бился человек, это выглядело дико. "Ебаный в рот, да он же мне сейчас стекло разобьет," - пронеслась в голове моей мысль. В следующий момент я уже открывал окно и втаскивал человека в комнату. Был он почему-то синим и холодным, кроме того, от него ужасно воняло ладаном. Впрочем, сразу втащить гостя не получилось - на шее его была затянута веревка. Вытащив голову из петли, я бросил пришельца на пол. Он тут же вскочил и уставился на меня, глаза его были блеклые и ничего не выражали. Мне показалось, что я уже где-то видел эту рожу, только она была тогда нормального цвета.
- Чувак, хули ты тут делаешь? И кто ты вообще такой? - задал я вполне резонные вопросы.
- Твой сосед сверху. Вот, в гости решил заглянуть.
- А почему таким странным способом? - удивился я.
- Умрешь - узнаешь, - тихо ответил сосед и сел на пол.
- А, так ты сдох, - почему-то обрадовался я, - как я сразу не догадался! Вот почему ты такой холодный. На пойму, правда, почему синий, но это не важно. Зачем явился?
- Такое дело... Я никогда не общался с поэтом. Только с некоторыми прозаиками. Скучная вещь проза, не то, что стихи. Ты же по-моему поэт.
- Какой я тебе на хуй поэт? Я поэзию вообще презираю, если хочешь знать. Стишок - такое дело, что сел и написал, никаких проблем. А вот чтобы прозаическое что-нибудь наколбасить... Талант нужен.
- Ты не прав, - попытался возразить гость.
- Заткнись! - истерически заорал я, - трупов мне только тут не хватало. Я взял зеркальце и заглянул в него. Как и ожидалось, оттуда на меня глядело лицо джинна.
- Эй, Абдулла Джабраилыч, - сказал я ему, - меня пригрузил этот дохлый педрила.
- Хочешь, я превращу его в ящерицу? - поинтересовался джинн.
- Не. На хрена мне ящерица? Лучше в чашку чая его преврати.
- Будет исполнено, хозяин, - радостно сказал Абдулла. И действительно исполнил.
Я долго и задумчиво стоял и смотрел на чашку. "Румпельштихцен, Румпельштихцен, Румпельштихцен," - почему-то раз за разом проносилось в мозгу. Из этого странного состояния меня вывел голос ибн Джабраила:
- Какие еще будут приказания, хозяин?
- Вот что, товарищ Ибн, взорви-ка ты Марс. И можешь быть свободен.
Радостный джинн поблагодарил меня и полетел выполнять последнее приказание в своей жизни. Я был счастлив, что одним рабом стало меньше. Причем при моем непосредственном участии. "Хорошо," - подумал я и лег спать.
Вскоре взошло солнце. Оно было похоже на кочан капусты в авоське. Но светило ярко как никогда.