Аннотация: Добавлено 22.04.2010. Будет обсуждаться до 02.05.2010
ДАСМОЖ
фантастический рассказ
Говорят, "оттуда" никто не возвращался. Так ли это? Кто знает ответ на этот вопрос - молчит. Таков неписаный закон. Некоторые заверяют: "Я был там, но вернулся!". Они добросовестно заблуждаются, если говорят об этом вслух. Постоять на пороге - не значит переступить его. И что такое сам "порог"? Этакая незаметная и весьма условная граница двух миров - небесного и земного, непроходимая для простого смертного? А вдруг она - лишь начало весьма непростого пути, состоящего из череды неких комнат-пространств, среди которых есть Зеркальная Комната? В нее можно попасть и с той, и с другой стороны и благополучно вернуться назад. Иногда там могут встречаться люди, как пассажиры поезда на межвагонном переходе.
* * *
- Меня зовут Александр.
Присутствующие поприветствовали "новобранца", и представились по очереди. "Новобранец" вел себя довольно раскованно, вполне вероятно, он бывал здесь и раньше. Тогда почему его никто не видел? Александр не стал садиться, несмотря на то, что все, присутствующие в Комнате, расселись поудобнее на своих стульях, креслах и даже простеньких табуретках. В помещении наряду с роскошной мебелью, имелись и длинные плохо струганные длинные лавки, но они пока пустовали. Зеркала давали разноплановые отражения людей и создавали иллюзию множества коридоров, уходящих в бесконечность. Казалось, нет границ у относительно небольшого пространства, нет ни стен, ни пола, ни потолков. Куда ни глянь - увидишь себя и огромное количество окружающих тебя людей. Александр мерно прохаживался среди равных ему и говорил.
- Я рос тихим, спокойным ребенком, больше предпочитавшим уединение. Мне нравилось разговаривать с самим собой. Правда, в самом раннем детстве, разговором это назвать трудно, так лепетание, а по большому счету "духовно-чувственное "самообщение". То, что случилось однажды, не плод моего детского воображения. Ведь можно предположить, что я искал Друга с большой буквы по аналогии с известной сказкой про Малыша и Карлсона, когда дефицит общения порождает в подсознании искусственный образ этого Друга. Нет. Я не страдал от одиночества, я к нему стремился и не искал друзей. Я даже не искал достойных собеседников. Впрочем, их просто не было. Можно подумать, что я жил в лесу или пустыне. Нет. В городе районного масштаба, где хорошо была развита промышленность, активно велось строительство жилья, как грибы росли целые кварталы с соответствующей инфраструктурой. Строились новые предприятия, машиностроительные заводы, химические комбинаты, закрытые стратегические предприятия, так называемые ящики. Дома в новостройках заселялись новоприбывшими молодыми специалистами после окончания институтов, техникумов, училищ - инженеры, строители, транспортники, врачи, учителя. Создавались семьи, рождались дети.
И у меня - интеллигентная семья, любящие родители, соседи, родственники. До школы я посещал и ясли, и детский сад. Не скучное и не обездоленное детство, какое было у всех советских детей.
Нас было много во дворе нашей кирпичной трехэтажки и соседних домов. Казаки-разбойники, прятки, жмурки, классики, мяч, клюшки, шайбы. Костры по вечерам, рогатки, пугачи, драки... Но это, правда, чуть позже.
А пока, я совсем маленький, мне 4 или 5 лет, точно не могу сказать. Поздним вечером, папа с мамой отпускали меня погулять в палисадничек перед домом, который разбили и засадили деревьями и кустарниками сами жильцы дома - наши родители. Красивые клумбы с цветами, ряды стриженых роз, кустистый боярышник... Его ягоды я с той поры и полюбил.
Ранняя осень. Поздно. Может часов 8 или 9. Солнце давно зашло, темно. Горят окна, за занавесками бурлит жизнь. Тихо на улице. Возможно, транслировали какой-нибудь интересный отечественный фильм по телевизору или передачу, например "Кабачок 13 стульев", а может и нашумевший тогда сериал "Сага о Форсайтах". Никого во дворе, один я. Мне такие вечера нравились. И в этом безлюдье, мне захотелось ещё большего уединения.
Я забрался в самые густые заросли боярышника и сквозь его ветки взор мой обратился в небо. Я почувствовал в нём чьё-то присутствие. И увидел быстро приближающийся светящийся шар. Он был не настолько ярким, чтобы осветить округу - бледно-жеёлтого цвета, размером с футбольный мяч. Он завис прямо передо мной, чуть выше моей головы. При желании я мог коснуться его рукой. Я молчал и смотрел на него. Ни страха, ни удивления. Только любопытство и ощущение счастья. Шар заговорил со мной. А я ему стал отвечать. Беседа происходила в полной тишине, знаю, что рта я не раскрывал и никаких слов не слышал, но это была именно беседа. Несмотря на все попытки в тот вечер, как и позже, в последующие годы, вспомнить детали того разговора, у меня ничего не получилось. Память запечатлела лишь окончание.
Шар "сказал" мне, что отныне и всегда будет рядом, и я могу просить у него всё, что угодно. Не знаю, сколько мы были наедине с ним. Может минуту, а может и полчаса. Когда таинственный визитёр стремительно улетел по какой-то немыслимой ломаной траектории, в голове осталось звучать его имя: ДАСМОЖ. Я и не думал искать этому слову расшифровку, она сама родилась, когда на следующий день я попросил у Дасможа какую-то мелочь, а в заключение непроизвольно произнёс: "Да сбудется моё желание". Причём я откуда-то знал, как просить: сначала надо было посмотреть на небо в определённом направлении, вытянуть руку, представив на кончике своих пальцев тот шар и сказать ритуальную фразу: "Приди ко мне, Дасмож, и сделай так!". В заключение четко сформулированной просьбы я должен был обязательно произнести: "Я верю тебе, Дасмож, я помню о тебе всегда, да сбудется моё желание!". Также следовало немедленно постараться забыть о просьбе. И тогда она обязательно сбывалась. Ещё я знал: злоупотреблять нельзя и по пустякам Дасможа не беспокоить.
Никому и никогда я не говорил о нём, имея твёрдое убеждение, что потеряю в этом случае его покровительство навсегда. Вам же рассказываю, потому что получил от Дасможа разрешение на это.
Не прошло и месяца после того случая, как я обратился к Дасможу уже всерьёз: мне понадобилась смерть.
Во дворе у нас жил бравый парень по имени Витя, которого все боялись и уважали. Он был отпетый хулиган, старше меня лет на пять. Но почему-то покровительствовал мне иногда. Может потому, что мой отец имел у дворовой пацанвы особый авторитет: золотые руки отца и его изобретательная голова рождали на свет фантастические поделки - то бумеранги, описывающие в воздухе сложные фигуры и возвращающиеся к ногам запускающего это древнее смертоносное оружие. То настоящие луки с камышовыми стрелами. То реактивные мини-ракеты, оставляющие за собой белый шлейф от горючей фотоплёнки. То диковинный танк, точный макет Т-34 с электроприводом от портативного пульта управления. А ещё с разрешения отца Витя иногда брал у него гитару и пытался на лавочке у подъезда научиться играть на ней. Инструмент так завораживал парня, что несколько лет спустя он собственноручно изготовил самодельную гитару, ни в чем не уступающую по звучанию фабричной.
Я никогда не пользовался предложением Витьки побить любого обидчика, но безвозмездно предлагал покататься на моём велосипеде, без спроса отца выносил из дома гитару и давал недолго побренчать на ней. Завершу свое "музыкальное отступление" тем, что Виктор стал в дальнейшем примечательным рок-гитаристом, обосновался в Москве, но позже сменил артистическое амплуа на предпринимательскую деятельность.
И вот однажды, несмотря на взаимную симпатию, он обидел меня. Допустил некую непростительную с моей точки грубость по отношению ко мне, своему, как мне казалось, другу. Я вознамерился ему отомстить. Физических данных для этого не доставало, а обида захлёстывала меня.
Это случилось в ясный летний день. Я, исполненный жаждой мести, наблюдал из зарослей того же боярышника, как самодовольный обидчик провожает до подъезда своего подвыпившего отца, к слову сказать, трезвым которого редко кто видел в нашем дворе. И я, вдруг совершенно спонтанно подумал: "Чтоб твой отец умер!", сопроводив пожелание ритуальным обращением к Дасможу.
На следующий день отец моего обидчика погиб, разбившись на мотоцикле.
Во время похорон, я присутствовал при выносе тела из подъезда и навсегда запомнил запах смерти, заказанной мною.
Когда я учился в начальных классах школы, мой одноклассник отравился в месте со своей бабушкой угарным газом. Я присутствовал при выносе безжизненных тел из их дома, видел как сухонькую старушку, и без того-то худенького моего товарища, а сейчас больше похожего на тряпичную куклу с белым лицом, выносили санитары скорой помощи и увозили в больницу. У подъезда толпились зеваки и витал всё тот же жуткий запах смерти. Люди сокрушенно делились друг с другом новостью, что оба умерли. Я испытал страх и неведомую раньше щемящую жалость. Я взмолился к Дасможу, чтобы он вернул несчастным жизнь. И оба выжили. Как уж там было на самом деле - врачи ли постарались, или свершилось чудо - мне неведомо. Но в тот момент я был уверен во всемогуществе своего покровителя.
Следом - другая история. Моё детское самолюбие задел один блатоватого типа великовозрастный хмырь из соседнего дома по кличке Свирид. Он дал мне оплеуху, сопроводив её грязными ругательствами, за то, что я не позволил ему прокатиться на моём велосипеде. Он отнял у меня его силой, накатался всласть и вернул с вывернутым восьмёркой колесом. Я не плакал, но внутри горел жаром обиды и, забившись в тёмном углу подъездного подвала, возжелал смерти всей семье Свирида.
Через несколько дней нашу округу облетело страшное известие: вся семья каких-то Свиридовых: муж, жена, бабушка и две дочери отравилась грибами. Тогда я впервые услышал пугающее название: "бледная поганка". В живых остался только сын. Это и был тот самый Свирид. В дальнейшем, насколько я знаю, он попал в детдом и по прошествии лет был осужден за убийство. А в итоге сгинул где-то на рудниках.
На много лет мой Дасмож замолчал. Он не реагировал ни на какие мои просьбы. Я очень переживал, догадываясь о причине. Нельзя желать людям зла! Я пытался всячески задобрить своего таинственного и всесильного покровителя: делал ему талисманы, плакал и обещал исправиться. А однажды, дойдя до отчаяния, даже принес в жертву воронёнка, вмёрзшего лапками в лед. Я долго оттаивал его собственными ладонями у батареи в подъезде, но видел, что обмороженная птица умирает. И тогда я решился на страшное: чтобы прекратить её мучения, я резким движением свернул тонкую шейку, провернул её вокруг оси несколько раз, приговаривая: "Я делаю это ради тебя, Дасмож, вернись ко мне!". В ту пору я уже учился в пятом классе.
Он вернулся ко мне только тогда, когда мне исполнилось восемнадцать. Меня посадили за разбой. Длинная история, не стану утомлять вас подробностями, как докатился я до жизни такой. Статья УК РСФСР обещала от семи до пятнадцати лет лишения свободы, а в особых случаях предусматривалась и высшая мера - расстрел. И только в этом диапазоне я мог рассчитывать на варианты. Была зима. Предстоял суд, и по прогнозам адвоката мне могли дать в лучшем случае семерик. Но за мной числилось ещё много грехов, никому не известных. Я боялся, что они вскроются на следствии. Тогда бы мне "светила вышка". Я молил Бога, чтобы этого не сучилось. Доведённый самим собой и ситуацией, созданной мною же, до отчаяния и внезапного раскаяния, я вновь обратился к почти уже забытому Дасможу.
В новогоднюю ночь за несколько дней до окончания следствия и за два месяца до суда я обратился к нему, проникнутый искренним раскаянием. В чём заключалось моё раскаяние? Я бредил во снах и заговаривался наяву, от меня шарахались сокамерники, от моего дела отказывались адвокаты, а вертухаи-тюремщики считали сумасшедшим. Я про себя и вслух твердил одно: с меня хватит случившегося, я отсидел своё, я сполна понёс наказание муками совести, если бы чудесным образом меня выпустили на свободу, я искупил бы свой грех, творя только добро. Я плакал по своим родителям, что принёс им столько горя. Я искренне готов был отдать всего себя в жертву людям. Как - я ещё не знал тогда. В какой-то момент я не выдержал внутренней трагедии и лег животом на заточенный супинатор от сапога. Весь мой расчёт был на то, что в четырёхместной камере я оставался некоторое время один. Единственный сокамерник, вызванный на свидание с родственниками, должен был вернуться только через час, а вернулся намного раньше.
Несколько месяцев в тюремной больничке: операция, нагноение, повторная операция, авитаминоз, незаживающая рана, флегмона брюшной полости, снова операция, обезображенный живот, превратившийся в сплошной фиолетово-красный рубец и изъеденный гноящимися свищами. Отправка в общую камеру на шестьдесят человек. Драка с заточками, проникающее ранение в мой многострадальный живот, снова больничка...
Я умирал от сепсиса.
В Новогоднюю ночь я позвал Дасможа и попросил почти невозможного, нет, не подарить мне жизнь: "Дай мне свободу через три года, я отлежусь, подлечусь и буду человеком". Я назвал точную дату, она кое-что значила для меня...
Александр умолк. Слушатели терпеливо ждали продолжения довольно долго, пока один из них не встал и требовательно не произнёс:
- Ты призван быть равным нам, Саша, и если ты не принимаешь правду своей жизни, значит ты не готов. Решай или уходи.
Этого было достаточно, чтобы Александр продолжил. Он даже не изменил позы, словно команда "замри" сменилась другой - "отомри":
- ...это была дата моего первого убийства человека. Может он и был негодяем, как и я, не важно. Но я лишил его жизни. Мне захотелось привязать момент выхода на свободу именно к этой дате, дате отнятия мною чьей-то жизни. После заключительной фразы "Я верю тебе Дасмож, я помню о тебе всегда, да сбудется моё желание!", как и полагалось, я должен был забыть свою просьбу, но не сделал этого...
На этот раз я не верил в чудо. Но день в день оно случилось. Приказ Верховного Совета РСФСР о помиловании был подписан именно за этой датой. Да, загодя я подал, как и было заведено среди зеков, прошение о помиловании, но шансы были так малы, а сроки рассмотрения прошения настолько нереальны, что когда пришла бумага с приказом, в недоумении были и заключённые, и начальство колонии...
Александр остановился у одного из зеркал, прислонился к нему плечом и принялся рассматривать своё отражение.
- И как же ты искупил свою вину? - задала вопрос девушка по имени Ирина.
- Я поступил в медицинский институт. Не сразу, конечно, два года пришлось поработать на промышленном предприятии простым рабочим, закончить ПТУ... Восстановился в комсомол, подал заявление в партию, несмотря на биографию... Хотел уйти добровольцем в Афганистан, война тогда в разгаре была. Не пустили. Смешно? По болезни не прошёл. Последствия того ранения... Староват я уже был для института, и прошлое подкачало, но приняли. Долго готовился, школьную программу даже заново прошёл - всё начисто забыл. На репетиторов всю зарплату пролетарскую отдавал. Короче говоря, поступил. Стал врачом, работал. По призванию, по совести, с душой... Но считаю, до сих пор ещё не искупил греха, хоть часто мысленно вхожу в трамвайный вагон, наполненный пострадавшими по моей вине людьми. Я подхожу к каждому, смотрю в глаза и молю о прощении...
- Я знаю этого человека, - поднялся со стула один из присутствующих и направился к рассказчику. - Он равен нам.
Саша вскинул голову, внимательно и долго разглядывал подошедшего к нему мужчину, отшатнулся, тихо ахнув, и закрыл веки, из-под которых блеснула слеза.
- Спасибо, - прошептал Александр и бессильно опустился на колени, одной рукой опершись о тёсаную лавку...