Выжженная засухой техасская прерия под моими ногами, кажется, вспыхнет от одного вида дымящегося окурка. За спиной - притихшая банда байкеров. Бородатый, грузный, поскрипывающий кожей Джорджи Хан Техас, стиснув руль могучей дланью в перчатке, время от времени двигает эту самую длань, издавая визжащий звук. В напряжённом воздухе звук раздражает, но все молчат. Впереди - машина от "Severe Weather", её хозяин справа, настраивает аппаратуру. Ещё дальше вперёд невероятно медленно и томно выгибается торнадо - "расплывчатый", по классификации. Издалека он кажется сонным и миролюбивым. Смотреть без улыбки не могу: ах, какая красотка; ах, как бёдрами поводит!
Джорджи Хан Техас обернулся и впервые с момента встречи заговорил на человеческом языке, а не на том жаргоне, которого мы с Джимом Ридом не понимали.
- Ребята, вы ведь психи, да? Приключений на свою задницу ищете?
- Ага, ищем! Да не беспокойся, Джорджи, всё нормально! - засмеялся я, влюблённо глядя на грозный казус природы. Торнадо, несмотря на грязно-коричневый цвет (почва местами глинистая), завораживал всепожирающим движением. Оторваться от зрелища невозможно.
Мельком оглянувшись, увидел, что несколько байкеров смотрят с недоверчивой ухмылкой: что ж, если им легче считать меня психом, их дело...
- Колин, он идёт сюда, - предупредил Джим. Сутулый и мешковатый, с добродушным полным лицом, он тяжело разогнулся, держась за поясницу, - его здорово продуло вчера, когда мы, терпеливо объезжая места возможного появления торнадо, пару раз попали под дождь. Но вялые движения меня не обманут: за рулём - он бог. - Ты как?
Я снова расплылся в медленной, неудержимой улыбке. Так, наверное, радуется ребёнок, нечаянно узнав, что за подарок родители положат под ёлку... Улыбнулся и сел на мотоцикл. "Кавасаки" мягко спружинил под моим весом. Машинально глянув в зеркальце, я подмигнул отражению - темноволосому мужчине с обветренным, чуть длинноватым лицом, с морщинками по краям прищуренных небольших глаз. Мда, выражение лица и впрямь несколько глуповато - на чужой взгляд. Напоминает блаженное предвкушение пьяницы, целый день терпеливо ожидавшего возможности надраться, - и вот он, счастливый час! Минута! Мгновение!
- Я - отлично!
Джим сел за руль "Форда". Он собирается снимать со стороны. Основная аппаратура расставлена в местах, где пройдёт торнадо. Но упускать возможности самому запечатлеть кадры в движении он не хочет. Тоже псих.
- Ну, ребята, пока! Спасибо, что составили компанию!
Байкеры почтительно промолчали. Некоторые, я видел, держали в руках банки с пивом - забыли о них. Надо ж, как проняло. Джорджи Хан Техас нерешительно сказал, грызя кончик перчатки на указательном пальце:
- Слышь, Колин! Ты что, кайф с этого ловишь?
- Ага, есть такое... Ты же ловишь кайф, когда просто гоняешь по штату. А у меня целенаправленно, да ещё денежку получу. Как видишь, неплохая работа: и кайф получаю, ещё и деньги за него дают.
- Неужто не боишься?
- Такой красавицы чего бояться? Её любить надо! Ну, Джорджи, бывай!
- Счастливо, психи!
Туша торнадо двигалась к нам, лишь изредка намекая, что намерена сходить и на сторону. "Форд" Джима съехал с дороги, а я опустил щиток шлема и направил "Кавасаки" вперёд. А вот врёшь, дамочка, никуда не свернёшь. Слишком хорошо я вас знаю и чувствую. Сейчас, лапушка, развернёшься и полетишь мне навстречу, как на первое свидание. Мы ещё станцуем чувственное танго только для двоих...
Близко к краю торнадо разбрасывает и отбрасывает. Ещё ближе - втягивает в смертельно опасную зону вихря. Научиться видеть грань между этими двумя близостями может не всякий. Я - этот не всякий. Я чую торнадо нутром - и экстрим в самом деле даёт мне определённый кайф... И мы помчались навстречу друг другу.
Рёв вихревой воронки резанул по телу. Адреналин вскипел и впрыснул в кровь наркотик, намертво соединивший меня с бешено вращающейся громадой. Теперь я чётко ощущал движение и намерения торнадо. Я знал, когда он повернёт и куда, будет ли расти дальше и скоро ли рассыплется.
И вот он - долгожданный миг. Светлый день превратился в чёрный вечер. Торнадо наехал на меня - "Кавасаки" мягко, будто сам по себе, а не под моими руками, пошёл на объезд, полетел вокруг локального сумасшедшего шторма. Тело моё исчезло. Я превратился в идеальное ощущение. И, как бывало раньше, - стал частью торнадо. Это я разрушал и собирал. Это я нёс смерть, чтобы жить. Я стал частью хаоса и самим хаосом.
И смерч как будто понимал, что обрёл часть плоти: он мягко поправлял меня, не давая слишком близко подойти в увлечении; обсыпал какими-то обломками, предостерегая об опасности... Он влюбился в меня, он желал меня, но понимал, что в его любви - смерть.
И мы танцевали смертельное танго риска: он нёсся по прерии с умопомрачительной скоростью и ещё более страшной скоростью внутри себя, а я объезжал его на мотоцикле, шалея от красоты ревущего ужаса во плоти, недолгой, но жадной. Мимо уха свистели камни, неопознанные обломки, ветви деревьев, а то и сами деревья - и сломанные, и выдранные с корнем; шипя, скользили рядом со мной и на меня осколочные глыбы разрушенных домов и хозяйственных построек - приходилось лавировать, успевая прислушиваться к ураганному рёву разогнавшейся красотки.
Секунда на прозрение - я рванул в сторону. Чёрные прочерки вихря внезапно застыли на мгновение, побледнели, начали испаряться, и с неба стали падать собранные торнадо предметы. Смачный грохот сопровождал меня на пути подальше от недавнего бунтующего смерча. Как сопровождал и постепенно растущий свет обычного летнего дня.
Остановив "Кавасаки", обнаружил, что руки на руле трясутся, а сам не дышу. С трудом встал и на трясущихся же ногах осел рядом с мотоциклом, привалившись к колесу. Слишком мало. Слишком коротким оказался танец. Не весь адреналин успел израсходовать. И в ушах ещё рычала странная ворожба грозного духа земли и небес.
Минут через пять подъехал Джим Рид. Дверцу распахнул, но встать на ноги не решился. На него охота за кадрами действует сильнее, чем на меня.
- Сколько на этот раз? - спросил я.
- Шесть камер из восьми.
Не считая камер, установленных на "Форде", в зоне предполагаемого танца торнадо мы обычно расставляли ещё несколько штук. Сегодняшний торнадо унёс и наверняка разбил всмятку шесть камер - и это неплохо с учётом того, что все записи передавались на основной компьютер. Счастье, что две остались. Бывало и хуже...
Джим наконец вылез из машины.
Солнце припекало. Заглядевшись на место "падения" торнадо, я успокоил дыхание и опустил приподнятые в напряжении плечи... Хороша была красотка... Ах, хороша...