Корка : другие произведения.

Птицы над Корабельной

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пятьдесят лет миновало со времен Катастрофы, повергшей в пучину богатую страну, уничтожившей прекрасные бухты и острова. Те, кому повезло уцелеть, нашли приют на Корабельной скале где-то далеко-далеко от знакомых берегов, за цепью гор. Величественные воздушно-морские корабли, унесшие когда-то жителей бухты дель Констанс от огненной смерти, постепенно ветшают, ресурсы тают, людей становится все меньше. Но надежда еще жива, потому что есть те, кто готов за нее сражаться и умирать. Тыц! на Lit-Era Lit-Era


   ПТИЦЫ НАД КОРАБЕЛЬНОЙ
  
   Солнце скользнуло над Корабельной скалой, зацепилось брюхом за мачту, и из прорыва полилось неприятно красное небо. Над скалой как всегда кружили черные падальщики, знаменуя незыблемость мира. За окном капитанского дома город постепенно погружался в сумерки.
   Грегори Хорвен затворил окно, чтобы морозный воздух не проникал в комнату. Пожилым людям вредно находиться на сквозняке. Недовольно заворочался на полу Гасс. Гасс слушал улицу, а закрытый иллюминатор отрезал его от этого надежного источника собачьих знаний.
   - Ничего, псина, еще полчаса, и пойдем домой. - Грегори наклонился, чтобы почесать пса за ухом. Тот охотно потянулся навстречу.
   - Соэн, поди сюда... - прохрипел капитан. Он лежал на высокой койке под тремя одеялами.
   Грегори вздохнул - капитан все чаще путал его с сыном. И проще было с ним согласиться, чем доказывать обратное.
   - Я здесь, капитан.
   - На "Райле" пожар. Скажи, чтобы задраили трюмы. Скажи, чтобы они закрыли чертовы трюмы!!!
   "Райль", флагман королевского флота, сгорел на рейде дель Констанц больше, чем полвека назад. Тогда капитану уже было лет сорок, и он командовал воздушным эсминцем "Святой Дерк". Именно его пароход пришел "Райлю" на помощь.
   Капитану до сих пор снится тот день. Он путает прошлое и настоящее, так бывает со стариками. Он единственный из живущих ныне, кто видел море. Видел воздушно-морской королевский флот над бухтой. Флаги, вольно реющие на ветру... выросло целое поколение тех, кто обо всем этом только слышал.
   - Да, капитан,- ответил Грегори. - Я передам на "Райль" чтоб закрыли трюмы.
   Капитану есть, чего вспомнить. Ведь он ходил еще под флагом адмирала Фарна, величайшего из воздушных флотоводцев. Он участвовал в трех воздушно-морских сражениях. У капитана есть несколько наград и синяя лента героя.
   Грег иногда завидовал старику - тот в своих грезах уходит от неприглядного настоящего в такие синие дали, каких не достигнет больше никто.
   - Хорошо, Соэн, сынок. Ты настоящий моряк.
   У него сохранилось отличное зрение, и он узнает воздушно-морскую форму адъютанта. Он узнает ее сквозь толщу времени и своих синих далей, и привычно дорисовывает знакомый образ Соэна.
   - Служу Отчизне, - без тени улыбки ответил Грег.
   Он ведь ей и вправду служит. Страна осталась далеко-далеко, за горами, пустошами, лесами. Страна осталась за огромным пыльным стеклом истории. Страны нет. "Страны нет. А мы есть. Мы - осколки некогда великой державы. Но это не отменяет службы. Потому что не будь мы моряками, все бы здесь развалилось на хрен. Поросло бы пылью, пошло прахом. Как это ни пафосно звучит, Страна - это мы. То, что от нее осталось".
   Грегори часто думал об этом. Если верить в то, что у тебя тоже есть предназначение, то как-то проще смотреть на то, во что постепенно превращается мир вокруг.
   - Ступай, сынок. Спасибо, что не забываешь старика.
   Жизнь в капитанском доме идет по часам. Сейчас судовой хронометр покажет семь, отзвенят склянки, с камбуза отзовется будильник Аграны. Через минуту внизу хлопнет дверь и по стальному трапу застучат каблуки Даниэля. Даниэль приходится капитану внучатым племянником. А сам Грегори видит в нем друга и наставника. Так же как многие другие его сверстники. Немного ученый, немного поэт, главный смотритель морского музея, любимец мальчишек - он единственный человек, который постоянно обитает в капитанском доме помимо самого капитана.
   Как только Даниэль войдет в дом, вахта закончится, и Грегори сможет уйти.
   Первым поднялся и затрусил к выходу Гасс. Он лучше людей умеет считывать знаки событий.
  
   Грегори попрощался со стариком как раз, когда Даниэль сошел с трапа. Они встретились в дверях. От хранителя музея пахло вечерним морозцем и углем.
   - Ну как тут? - без приветствия спросил Даниэль, протирая запотевшие круглые очки.
   - Пожар на "Райле", - отчитался Грегори. Гасс пробрался мимо них к трапу и зацокал когтями по ступеням.
   - Просветлений не было?
   - Нет.
   - Ничего. К весне ему и в прошлом году было худо. Устал, моряк?
   - Нет. У него интересная библиотека.
   Даниэль понимающе кивнул.
   - Завтра приходи в музей, повертим твои наброски. А потом сходим на Корабельную. Инструмент прихвати.
   - Приду.
   В музее уютно и светло. Там есть большой стол, книги и таблицы. Когда у Грегори выпадает свободный вечер, он идет именно туда, чтобы потихоньку превращать мечту в цель.
   Раскланявшись с Даниэлем, Грегори поспешил вниз, на ходу поднимая ворот шинели - на улице холодно, а скоро будет еще и темно.
   Город постепенно заливали розовые тени заката. Ветер дергал Грега за полы, совал ледяные пальцы за воротник. Ветер сдувал с сугробов тонкие снежные кисеи.
   Над буксиром "Родерик" поднимался дым. Дым пах углем, его прижимало к земле и гнало через улицу. Тепло светились окна и на тягачах Нижней Штормовой улицы, за которыми вставал темный и печальный линкор "Его Императорское Величество Чезар Воитель".
   Линкор намертво притерт к скале. Отсюда кажется, что он цел, но на самом деле это не так. Раньше он был пришвартован выше к Корабельной, и его турбины обеспечивали энергией сразу несколько кварталов. Но лет двадцать тому назад случился большой обвал, огромное судно потеряло опору и, накренившись, сползло вниз, подмяло под себя несколько малых судов и всю Рыбачью улицу.
   Мальчишкой Грегори бегал смотреть. В память врезалось, как полицейские гоняли пацанов оттуда, угрожая ружьями и баграми. А тем казалось, что это самый последний-распоследний шанс прикоснуться к историческим событиям. Грегори добыл там красивое медное кольцо от подзорной трубы. И оно до сих пор где-то хранится, может быть, в нижнем ящике стола. А может - в кармане старой куртки.
   Выше, на относительно ровной площадке мерцали огни кораблей Наследников. Это сердце города, та его часть, без которой жизнь на скале не просто остановится - исчезнет за какой-нибудь год. Там хранятся невосполнимые запасы продовольствия и сырья и обитают там именно что наследники прошлой эпохи - дети бывших флотоводцев, негоциантов, аристократов того, другого, канувшего в историю мира.
   Грегори поежился от дурных предчувствий: в последний год цены сильно взлетели, от электричества оказались отключены несколько крупных пассажирских судов. Люди оказались на улице. Кого-то приютили родственники, кто-то нашел работу ближе к центру, но многие были вынуждены перебраться в крошечные хибары у самого Мусорного берега. Чтобы отапливать такую, достаточно дров или небольшого количества угля...
   В городе росло недовольство, но пока что оно обитало в личных каютах, на кухнях, у крошечных чадящих костров. Даниэль говорит, что если Наследники не изменят политику, может случиться большая беда. И добавляет: "Но город выстоит. Пока есть морской патруль, и пока мы помним свое прошлое, город выстоит". А Грегори чудится что-то зловещее в этом неуверенном "пока".
   Открылась дверь бара "На маяке", вывалились на каменную мостовую его завсегдатаи - кто проветриться, а кого потянуло к родному очагу. Да и патруль скоро пойдет. А морской патруль это не дневная полиция. Он шутить не любит.
   Из дверей плыл вкусный запах горячего хлеба и мяса. Можно было задержаться, но это привело бы к двум неприятностям.
   Первая - обитатели Маяка сразу начнут требовать "капитанских" историй, а Грег не считал себя хорошим рассказчиком. То ли дело Даниэль. Он давно рядом с капитаном и помнит больше.
   А вторая неприятность заключалась в том, что Эри будет сердиться. Грегори не хотел ее расстраивать сейчас, когда между ними наконец-то установился мир. Пусть хрупкий, зато настоящий.
   Он брел по верхним кварталам. Когда-то они целиком и полностью состояли лишь из корпусов кораблей. Палубы были улицами, с борта на борт пролегали широкие трапы, подвесные лестницы и сходни. Лишь кое-где виднелось обнаженное каменное основание и стальные, а где-то и каменные опоры стапелей.
   Сейчас все иначе. Многие суда давно разобраны, их части пошли на строительство более простого жилья. Где-то прямо на палубах появились новые надстройки. И только центральные улицы сейчас еще напоминают тот город, каким он возник здесь, ка утесах Корабельной скалы полвека назад. Эти пароходы каждую весну красят свежей краской. Латают палубы и трубы, укрепляют днища, чистят медь. Их паровые машины обеспечивают светом и теплом большую часть города. А выше, над ними - силуэты стройных яхт и легких воздушных катеров. Если не приближаться к скале, если смотреть сквозь вечерний сумрак и морозную пыль, можно представить, что все эти корабли все еще готовы к рейсу, что все они только ждут команды, чтобы отправиться в путь. Их крылья давно разобраны, их несущие аэростаты разрезаны на лоскуты и использованы в хозяйстве. Но они все еще помнят соленые морские ветры, они знают, что такое настоящая большая жизнь в большом мире.
   Грегори не раз пытался представить, каким был город в первые годы существования. Каким тогда казалось небо, о чем мечтали те люди? Чем они жили? Как вообще смогли выстоять, зная, наверняка уже тогда зная, что назад хода не будет?
   Раньше у него было много вопросов и огромное желание задать их капитану. Он даже в матросы пошел, чтобы однажды оказаться рядом с ним, услышать правду из его уст. Теперь вопросов уже почти не осталось. Капитан помнил события давние, времена, в которые был жив сын, когда сам он был высоким стройным офицером, а мир был прочен и незыблем. Все, что было после Катастрофы и для него тоже - страшный сон, череда немыслимых, но болезненно важных событий, решений и ошибок. А кто хочет помнить свои ошибки?
  
   ...вот уже впереди показался люк, прорезанный в брюхе крейсера, и больше всего похожий на ворота ангара. Дежурный полицейский топтался у сходней, согревая руки о переносной фонарь. Он оглянулся на звук шагов, громко высморкался, и вернулся к своему увлекательному занятию. Он простужен, но заменить его некем.
   Грег привычно махнул ему рукой и нырнул вглубь черного прямоугольника. Гасс задержался. Заглянул робко в глаза полицейскому, выпрашивая подачку. Он привык, что его здесь балуют. Грегори шагов не замедлил. Знал, что получив гостинец, пес тут же его догонит, тем более что впереди уже маячил прямоугольник выхода. Привычная дорога, все, как в любой другой день. Если только...
   Неподалеку ему померещилось некое движение. Словно в темном трюме шевельнулась более темная тень. Грегори потянулся за спичками, но достать коробок не успел.
   Кто-то сильно и неожиданно ударил его по затылку. Удар отозвался вспышкой перед глазами. Сознание угасло вместе с ней - как гаснет разбитый шальной пулей штормовой фонарь. Медленно и багрово.
  
   Эри
   За два месяца она так и не привыкла к новому месту. Она ощущала себя щенком, которого Грег однажды подобрал на улице, пожалел, сунул за пазуху, дал отогреться. Она была чем-то вроде Гасса, черного бродячего пса, который хоть и остепенился, живя в доме моряка, но дворовых привычек так до конца и не утратил.
   Гасса Грегори завел намного раньше, чем Эри.
   Кроме самого Грегори и его пса в каюте на третьей палубе воздушного транспортного судна "Квадрат" жили книги подчеркнуто морского содержания, до которых Эри не имела права дотрагиваться, потому что они остались Грегори от деда. Дед его матросом не был, но имел к морю самое прямое отношение. Он работал кочегаром на этом самом "Квадрате".
   Когда моряк жил один, ему хватало маленькой комнаты в трюме, стального мешка с откидной койкой и единственным маленьким иллюминатором. С появлением Гасса он перебрался выше, а когда появилась Эри, он самовольно занял и подключил к распределителю еще одну соседнюю каюту.
   Эри стирала. Полоскала в медном тазу белье, выкручивала, встряхивала, развешивала на веревках, которые натянула поперек комнаты-каюты. Ей нравился запах чистых влажных вещей. И нравилось, как закатное солнце, забравшись в окно, раскрашивает белую ткань во все оттенки розового и золотого.
   Когда-то она могла только мечтать о таком доме. Но тогда, в те времена, она была совсем глупая и словно замороженная. Как рыба в трюме. Тогда ей все время было холодно, и мысли крутились в голове совсем простые: как бы найти такое место, где можно поспать в тепле.
   И лучшей была ночь, когда ей удалось пробраться в машину одного из пароходов...
   Но даже тогда она все-таки понимала, для чего взрослый одинокий мужчина может позвать к себе бездомную малолетку. Пару раз даже звали. И она убегала. Старалась держаться подальше от людных улиц, жила тихо и незаметно. Пожалуй, у Грегори не было бы шанса ее подобрать, если бы она не оступилась на одном из узких трапов и не скатилась бы прямо ему под ноги.
   Она боялась. В первые дни она боялась при нем разговаривать даже шепотом. Все ждала, вспоминая страшные истории, из тех, что беспризорники нижних улиц рассказывают друг другу по ночам в свете тусклых масляных ламп или костерков. О людоедах, которые питаются детьми. О маньяках, которые отапливают свои комнаты, сжигая в печках трупы бродяг. О торговцах людьми, о призраках-колдунах, заставлявших когда-то летать корабли, а теперь мстящих живым, являясь к ним и уводя с собой в миры грез и пустоты. Среди этих историй было место и насильникам, и убийцам, и даже чудовищам, которые лишь притворяются, что они люди...
   Она решила, что вовсе не будет спать ночью, а утром обязательно сбежит. Но у нее был жар, она ослабла от голода, и конечно, никуда сбежать не смогла. И обе ночи спала, как убитая. Если Грегори к ней и заглядывал, она этого не помнила.
   Он каждое утро уходил на вахту в дом капитана, и Гасс убегал с ним.
   Он редко что-то говорил, но разрешал смотреть старые альбомы. У него было мало вещей, и все они умещались в один потертый кожаный рюкзак.
   Сначала Эри его боялась. Потом она боялась сделать что-нибудь не так: выкинуть что-то нужное, убрать что-то, что требуется каждый день, боялась его задеть и боялась, что так и останется для него кем-то вроде Гасса.
   Свет за окошком стал меркнуть. Как же долго она возилась с бельем! Скоро вернется Грегори, нужно разогреть ужин. Посидеть с ним рядом, ответить на дежурные вопросы, дождаться, пока он заснет... и осторожно выскользнуть вон из комнаты.
   Эри улыбнулась. В этой новой жизни у нее были друзья. У нее было важное и тайное дело. И еще у нее было будущее, ради которого стоит жить.
  
   Грегори
   Это был сон. Такие сны приходят, если ты болен или пьян. Горячечный тревожный бред, посреди которого всплывают иногда такие достоверные сцены, что на утро кажется, будто все случилось на самом деле.
   Снилось, что он разговаривает с Эри. Они говорили о чем-то теплом и правильном, а потом она разозлилась и выговорила ему за все, в чем он, по ее мнению, был повинен. Она плакала, плечи ее вздрагивали, а Грегори вдруг вспомнил, что так уже было однажды. Недавно, неделю назад.
   Она оказалась очень хозяйственной девочкой. Бескорыстной и честной. Она не трогала вещи из его сумки, но навела порядок в каютах, вычистила посуду и помыла все, до чего смогла дотянуться. Засверкали по-новому металлические накладки и крышка иллюминатора. Она заштопала все его старые сорочки и навела порядок на книжной полке.
   Грег замечал ее старание, но отчего-то думал, что причиной тому - благодарность за спасение. Она и впрямь ведь могла погибнуть. В день, когда они встретились, на ней были бесформенные обноски, не доходящие до колен, и огромные сапоги на босу ногу. Грегори подумал тогда, что ей, должно быть, не больше тринадцати. Худая, нескладная, очень голодная и замерзшая девочка. К тому же, она отчаянно его боялась, и он старался лишний раз к ней не подходить. Неделю назад Грег, вернувшись после вахты, обнаружил, что она сидит на кровати, уткнув лицо в колени, и тихонько плачет.
   - Что случилось? - осторожно спросил он. Он был уверен, что ответа не дождется. Эри частенько не отвечала на вопросы. Но на этот она ответила. Да так, что Грегори начал в уме подбирать слова утешения.
   - Кто я тебе? Я так устала ждать твоего решения... почему ты все время молчишь? Я не знаю, что такого еще сделать, чтобы ты сказал мне... чего мне ждать? Что ты решишь обо мне? Продашь меня? Выкинешь на улицу? Я тебе мешаю? Ты же с Гассом разговариваешь чаще, чем со мной!
   Может быть, это было правдой. Грегори частенько разговаривал вслух со своей собакой. Гасс-то на его слова не обижался.
   Эри успокоилась сама, будто кто-то вентиль перекрыл. Успокоилась, сказала:
   - Прости меня, пожалуйста. Я не должна была...
   Захотелось приласкать ее, как Гасса, или хотя бы щелкнуть по носу, как если бы ей было и в самом деле тринадцать. Грегори налил в стакан воды и протянул ей. И Эри улыбнулась в ответ.Тогда он счел это знаком перемирия.
   Сейчас, во сне, она его не слышала. Продолжала плакать. А Грегу было холодно и очень ее жалко. Сейчас он без колебаний бы ее обнял и может даже щелкнул бы по носу. Ведь все это происходило во сне. Вот только дотянуться до нее он не мог.
   Проснулся с ощущением потери. Огромной и всеобъемлющей, как в тот день, когда он впервые понял, что капитан не услышит его вопросов и никогда на них не ответит.
   Потому что в его синих далях нет места тем, кто живет сейчас. Там все свободное пространство занимает море, а все люди, кем бы они ни были - это одновременно его когда-то давно погибший сын.
   У капитана никого нет кроме Даниэля и Грегори Хорвена - личного его адъютанта.
   Капитан живет грезами о прошлом. Иногда он приходит в себя и проклинает свое неуклюжее, неловкое тело, свою слабеющую память и заодно всех, кто остается рядом с ним - за то, что длят его бессмысленную жизнь. Но для всего города, для всех его жителей - он последний, кто своими глазами видел море, бухту и прежний город, родину тех, кто ныне выживает на Корабельной скале. Он - часть истории, точка равновесия. Якорь, за который, может, неосознанно, но держится мир.
   Капитан видел, как строился воздушный флот. Он сам когда-то сменил черный морской китель на синий воздушный. На его глазах погиб Дымный берег, ушла на дно череда островов Радуг. Он рассказывал, как спешно перестраивали морские корабли, чтобы их могли тянуть воздушные буксиры. Их снаряжали огромными аэростатами, убирали мачты, облегчали корпуса. Он видел, как горела столица, и как в бухте дель Констанс на борт последнего воздушного катера поднимались уставшие, измученные двухдневной борьбой со стихией люди. Корабли уходили, чтобы не вернуться уже никогда. И все же, тогда в окончательность Катастрофы никто еще не верил.
   Боль пришла не сразу. Как будто он заснул во время вахты, а старик не счел возможным его будить. Но стоило пошевелиться, как все встало на места.
   Грег лежал в тесной и темной камере, руки его оказались связаны, ногам и спине не было места, чтобы разогнуться. К тому же в его тюрьме стоял холод, под ногами чавкала вода, а в воздухе витал запах мочи и гнили.
   В затылке пульсировала кровь. Он попробовал подогнуть под себя ноги и подняться. Пока возился на дне своей, вполне возможно, будущей могилы, понял, что остался в одной тонкой сорочке, шинели на нем больше не было. И руки потеряли чувствительность от холода и веревок.
   Стены металлические. Значит, он в одном из кораблей. В том самом крейсере, где на него напали? "Не может быть. У входа был полицейский. Он бы заметил нападение, поднял шум. Прибыл бы морской патруль. Эти ребята никогда не опаздывают... Или полицейского тоже?.."
   Эти люди, должно быть, сошли с ума. Город невелик, жители на своих кораблях, на своих улицах, знают соседей хотя бы в лицо. В городе не бывает пришлых, здесь все - свои. Каждый несет в себе кусочек общей памяти и общего прошлого. А значит, те, кто на него напал, напал на воздушно-морского офицера, пусть Грегори Хорвен никогда и не стоял настоящую вахту на судне, значит, они пойдут до конца, и не остановятся даже перед убийством. "Хотя, о чем я. Они уже сделали все, чтобы я умер. В этом тесном железном мешке я бы не протянул долго, если бы не очнулся. Кажется, кто-то плохо рассчитал силу удара..."
   А стены стальные. Значит, можно попробовать по ним постучать. Вдруг кто услышит? Стучать он мог только ногами. Связанные за спиной руки бесполезны. Что сейчас, ночь? Или уже утро? Ах, если бы каким-то чудом где-то неподалеку оказался морской патруль!..
   Грегори от души ударил пяткой по переборке. Та отозвалась гулом...
  
   Блаз
   Почти у самой границы нижних улиц, в не слишком просторном салоне бывшего малого транспортного судна, было холодно. Котел суденышка давно не работал, не было и электричества. Горели зато несколько свечей, вырывая из сумрака усталые но решительные молодые лица.
   Среди всех через тридцатник перешагнул наверное только один - высокий брюнет с острым холодным взглядом, одетый в зимнюю робу времен последней войны. Поверх робы на нем была кожаная куртка. Он курил трубку, чем вызывал зависть у присутствующих.
   - Нас мало и мы вымираем, - говорил он, вглядываясь в лица собравшихся. - Вспомните, сколько в городе было жителей еще двадцать лет назад? Сравните с нынешней ситуацией. Многие суда опустели. Изнашиваются, перестают работать механизмы. Вопросы экономии горючего встают перед нами во всей красе. Многим пришлось покинуть привычное жилье и перебраться на чужие корабли, потому что это выгодно с точки зрения экономики. Или, правильней сказать, с точки зрения Наследников. Людям пришлось сменить профессию, а кто-то и вовсе остался без средств к существованию. Все мы помним историю Эри...
   Десятки глаз повернулись, пытаясь найти упомянутую девушку. Она сидела в углу, сжавшись в комок и привычно спрятав лицо в коленях.
   - Кроме того, теряются знания. Уже сейчас в городе мало квалифицированных механиков моложе сорока лет. Училище не справляется с подготовкой кадров...
   - Да им там все равно, чему нас учить! - кто-то выкрикнул с места. - Зачем мне, истопнику, классическая литература?
   По салону прокатились смешки.
   - Я прошу меня не прерывать. Вспомните, как все было еще во времена нашего детства? Были праздники, люди жили открыто. Не было воровства, и казалось диким, что человек может замерзнуть на улице. А сейчас это происходит сплошь и рядом. Отсюда вопрос - кто виноват? Кто довел нас до этой жизни? Кто ответственен за все, что с нами произошло, и будет происходить?
   - Ладно тебе, Блаз, - снова встрял тот же голос. - Все мы знаем, кто виноват и что делать. Хватит уже говорильни!
   - Микелю не терпится подраться, - улыбнулся Блаз. - Но я все-таки закончу свою мысль. Те, кто превратил нас в живой музей, те, кто обитает в дорогих каютах и позволяет себе по вечерам бокал драгоценного вина... они остаются у власти лишь потому, что им подчиняется морской патруль. Они эксплуатируют нашу память о море, но на самом деле им все равно, какое будущее нас ждет. Им выгодно, чтобы мы жили памятью о прошлом и забывали о будущем. Потому что иначе придет конец их власти. Власти, которая держится только на том, что когда-то наши предки согласились ее принять!
   - А как же Даниэль? - робко заметил кто-то, до кого свет свечи не добирался. - Ему не все равно.
   - Конечно! Но Даниэль - тоже зло. Потому что он - символ. Символ того, чего у нас нет. Нельзя жить прошлыми идеалами. Надо двигаться вперед. Но нашим врагам, всем этим потомкам морских офицеров, аристократам с голубой кровью, выгодно, чтобы мы смотрели только в прошлое и не заглядывали в будущее. Они думают, что мы и дальше будем соглашаться с их решениями, которые всегда одинаковы: урезать потребление энергии, сократить суточное потребление белка... Они экономят на наших жизнях. А сами купаются в роскоши. Но мы не должны задавать вопросов! Мы должны просто делать то, что нам велят, как будто мы слуги или рабы. А чтобы было не так обидно, Наследники и подсовывают нам обаятельного Даниэля или капитана, который помнит море. Это не люди, это символы гниющей изнутри бывшей элиты. Которая сама не знает, что делать. А если кто-то не знает, что делать, то пусть не удивляется, когда в его вызолоченную каюту придет тот, у кого есть ответы на вопросы. А у нас эти ответы есть!
   Блаз закончил речь, внушительно хлопнув кулаком по ладони.
   Повисла пауза, которую внезапно разорвали аплодисменты. Зашуршали разговоры. Вокруг Блаза сразу собралась небольшая группа сподвижников.
   Эри услышала, как кто-то к ней подсел, но отодвигаться не стала. Здесь все свои. Все - товарищи.
   - Ты плакала.
   Голос был ей знаком. Это говорил решительный студент ремонтного училища, Микель.
   - Ничего. Я просто волнуюсь за моряка. Он сегодня не вернулся с вахты, а ведь всегда приходит как по часам.
   - Тю. Не бери в голову. Может, загулял. Давно ты его знаешь? Зашел по дороге на "Маяк", там сейчас и греется.
   Эри покачала головой. Она чувствовала, что что-то случилось. И еще чувствовала в голосе студента виноватые нотки.
   - А чего ты вдруг за него волнуешься? Он моряк, значит, поддерживает Наследников. Он наш враг. Он твой враг, сестренка.
   Студент с первой встречи стал называть ее сестренкой, и Эри от этого было тепло, как будто она действительно нашла брата.
   - Нет. Он просто ошибается, понимаешь? Если бы он знал столько же, сколько мы, он непременно был бы с нами. Если бы я могла ему объяснить...
   - Но ты ведь не пыталась?..
   - Нет. Блаз же сказал, что нельзя. Я с ним об этом не разговаривала.
   - Хорошо. А почему ты не уйдешь от него? Ты же говоришь, у вас ничего не было?
   Эри пожала плечами. Разве так просто ответишь на такой сложный вопрос.
   - Я бы хотела, - сказала она, - чтобы он однажды сюда пришел. И послушал. Мне кажется, он бы все правильно понял. Он очень умный и все понимает в морских книгах.
   - Даже не думай об этом. Скажи, сестренка... а может он тебе... ну... нравится?
   Микель застыл. В свете свечей блестели его глаза.
   - Эри... он тебя не стоит.
   Она шмыгнула носом и напомнила себе, что нужно быть взрослой и сильной. Здесь слабаков нет. И ленточку цвета крови она не зря носит за голенищем сапога. Когда-нибудь она повяжет ее на рукав открыто.
   Микеля позвали к главному столу. Эри посидела еще с четверть часа, а потом потихоньку ушла. Может быть, здесь сейчас вершится история, может быть, скоро все в мире изменится, потому что эти решительные люди придут к власти и скажут, что делать. Но это ведь неважно. А вдруг Грегори добрался до дому, а ее нет? Или вдруг ему нужна помощь?
   От нижних улиц она шла медленно, а когда впереди стали видны огни в ходовой рубке "Квадрата", уже почти бежала.
   Она ушла всего за минуту до появления человека, у которого были ответы на все ее вопросы. Он вошел с мороза и бросил на стол узел, в котором опытный глаз без труда бы определил серую морскую шинель с начищенными пуговицами. Человек был доволен: задачу получилось выполнить легко и тихо. Разве только пса жалко. Но пес мог привести людей или привлечь внимание лаем. Даже несмотря на то, что человек его уже две недели прикармливал и всячески выказывал дружелюбие.
  
   Грегори
   От гулких ударов звенело в ушах. Грегори сделал паузу и прислушался. Но ничего не поменялось.
   Тихо, холодно. Присел несколько раз, но не согрелся. Можно снова попытаться перетереть веревку на руках об острый край стальной скобы-ступеньки. Он уже дважды принимался это делать, но веревки были прочные. Колотить ногами о гулкие стены тюрьмы теперь тоже казалось бесполезным занятием. Но так хоть можно выместить злость и досаду.
   Кому он мог понадобиться? Все в городе знают, кто такой есть Грегори Хорвен. Все понимают истинную его роль, и вряд ли найдется глупец, который таким образом стал бы расчищать себе место подле капитана. Ведь рано или поздно тело Грегори найдут. Вытащат из этого ящика, поймут, как и от чего он умер. Поймут, что кто-то помог ему умереть.
   Нет, пожалуй, такая смерть, смерть от холода в железном мешке - это совсем не то, чего он бы себе пожелал. Но альтернативы видно не было.
   Оставалось только, неудобно согнувшись, тереть веревку о скобу и пытаться понять, что же стало причиной того, что он здесь оказался.
   Пусть он только называется моряком. Не нужно кривить душой - в нашем мире лишь кочегары да механики имеют какое-то отношение к реальной судьбе флота. Да, почетно носить форму, ходить на морские курсы. Быть на виду, быть связью между миром и старым капитаном. В моряки не берут больных, слабых или калек. Моряк - это лицо Страны.
   Моряк - лицо города. Какой бы ни была действительная служба.
   И ты, моряк, возвращаешься домой после вахты, и садишься за учебники. Ты пытаешься разобраться в тонкостях науки, невостребованной уже очень давно. В городе на Корабельной скале куда важней уметь ремонтировать старые механизмы, чем создавать что-то новое. Но ты чертишь. Ты чувствуешь себя ребенком на уроке прикладной механики. Ты почти ничего не понимаешь и это тебя злит...
   Ты не отказываешь в помощи никому, и потому к тебе хорошо относятся и истопники, и механики, и технари и даже преподаватели из училища. Ты всей шкурой чувствуешь, как меняется мир вокруг, но продолжаешь делать вид, что он не меняется. Чтобы твой собственный внутренний якорь мог тебя удержать. Ведь старик зависит от тебя.
   И в дни, свободные от вахты, ты бегаешь в музей к Даниэлю, потому что он думает так же, как и ты. Он тоже чувствует, что перелом близок, и тоже не может понять, откуда следует ждать беды.
   ...веревка сдалась, когда у Грегори уже не хватало сил продолжать работу. Она внезапно начала расползаться на волокна. Грег подергал запястьями, скидывая под ноги излохмаченные петли. И упал на них, захлебнувшись криком - никогда он не думал, что это может быть так больно...
  
   Эри
   У прорезанного насквозь крейсера она задержалась. Не любила здесь ходить. Мрачное это было место: обвислые и оборванные ванты свешиваются с бортов, расколотые таблетки юферсов, угловатые кнехты и пустые бочки вмерзли в лед под килем; стальные сходни гудят от каждого шага...
   Но даже сквозь этот шум и скрип она услышала тихий глухой стон откуда-то снизу, из-под настила. Наверное, подспудно ждала чего-то такого. Легко спрыгнула на промерзшие камни, чиркнула спичкой, наклонилась, чтобы заглянуть, что там, внизу.
   Свет спички отразился в круглых желто-зеленых глазах. Тот, кто был под настилом, снова тихо застонал, и Эри растерянно позвала:
   - Гасс? Гасс, иди сюда, собачка, я тебя не обижу.
   Гасс заскулил сильнее, задвигался, пытаясь выбраться. К Эри он успел привыкнуть и не боялся ее. Он и вообще-то был доверчив к тем, кто его кормит.
   Девушка дождалась, когда дворняга выберется на лед, осторожно протянула руку, дала ее обнюхать. Гасс поднялся на четыре лапы, опустил морду, сделал шаг. Эри, желая его подбодрить, провела по собачьей шее ладонью и тут же почувствовала под пальцами теплое и влажное.
   - Гасс... собака... что здесь случилось? Где Грег? Где хозяин?
   Пес завыл, сделал попытку куда-то идти. Он сильно припадал на задние лапы и даже Эри видела - далеко он так не уйдет.
   - Давай я тебя понесу. Не бойся. Мы придем домой... я тебе положу поесть... а сама пойду, поищу Грега. Мы его обязательно найдем...
   Так, уговаривая пса и саму себя, она потихоньку пошла в сторону "Квадрата". В черное нутро крейсера входить побоялась, обошла по шатким мостикам Новой Подвесной улицы.
  
   Даниэль
   Старый капитанский хронометр никогда не лгал, и Даниэль привык сверять жизнь по его стрелкам. Ровно в восемь он подтянул его пружину, в восемь ноль пять выглянул в окно. Грег должен был как раз ступить на сходни. Ему понадобится четыре минуты, чтобы подняться на борт, заглянуть на камбуз и поздороваться с поварами, а потом взойти на верхнюю палубу.
   Четыре минуты как раз хватит Даниэлю, чтобы одеться, проверить, есть ли в кувшине вода и все ли лекарства подготовила ночная сиделка.
   Грег не опаздывал, но был почему-то без собаки.
   Даниэль уже настолько привык, что адъютанта все время сопровождает его черный пес, что отсутствие Гасса заставило его поневоле встревожиться.
   - Плохо дело, а Даниэль? - с постели спросил капитан. Как будто прочитал мысли. Но на самом деле он спрашивал не о Греге. Он снова был где-то далеко, в одной из своих фантазий.
   - Да, капитан.
   - Не надо бояться будущего, дружище. Ты иди. Я хочу подумать...
   - О будущем?
   - О настоящем...
   Даниэль покачал головой. Старику осталось недолго, и он сам это знает. Что останется после него? Останутся ли эти длинные прихотливые истории, останется ли ощущение связи с огромным и радостным миром, который мы потеряли? О ком будут беспокоиться завсегдатаи "Маяка" и за чье здоровье пить? Что нас будет ждать, если истает эта последняя ниточка, эта мечта о прошлом?
   Он попрощался с капитаном и вышел из каюты, прикрыв за собой дверь. Ну, передаст он Грегори вахту палубой или двумя ниже. Что за это время может случиться со стариком, который уже давно не встает с постели?
   Палубой ниже он заглянул к поварам. Там было пусто, но на плите булькала в кастрюле каша, а значит, все идет по расписанию. Все в графике. Он окликнул Аграну, она не отозвалась. Где-то гудели насосы, привычно работала турбина, обеспечивая корабль и окрестные строения теплом и светом.
   Все хорошо. Можно спокойно идти на работу.
   Из-за того что утренний ритуал был нарушен, Даниэль чувствовал себя не в своей тарелке. Захотелось даже вернуться назад и подождать матроса у дверей каюты.
   Но оказалось, поздно. По настилу палубы простучали быстрые шаги. Даниэль обернулся.
   Слова приветствия застыли у него на губах. Перед ним в морской шинели стоял совершенно не тот человек, которого он ждал. И этот новый человек целился в него из пистолета. Такой же в точности пистолет хранился у Даниэля в музее. Он даже подумал на секунду, что это один и тот же пистолет.
   - Микель? - узнал он. - Что ты здесь?..
   Лицо студента перекосило - он надеялся, что его не узнают. И надеялся, что стрелять в хранителя музея не придется: ведь еще совсем недавно Микель и сам был одним из тех мальчишек, которых Даниэль учил складывать из бумаги кораблики и для которых пел старые морские песенки...
   И именно чтоб избавиться от страха он нажал на спусковой крючок. Грохнуло так, что у самого стрелка заложило уши. Даниэль упал.
   Дорого бы Микель дал, чтобы отмотать эти мгновения, переиграть заново. Но время неумолимо двигалось вперед...
  
   Грегори
   Небо светлело у горизонта. А он лежал на обжигающе холодной палубе небольшого и давно мертвого буксира и не мог заставить себя подняться. Ругал себя последними словами, говорил: "На себя наплевать, так хоть об Эри подумай. Она же пропадет одна. Она же блаженная, ее этот мир прожует и косточек не оставит". Обманывал себя: "Раз уж ты выжил. Раз уж эта ночь миновала, и ты смог выбраться, то будет глупо замерзнуть сейчас, в двух шагах от спасения". Двигаться было больно. Даже дышать было больно.
   Грегори два раза срывался и падал, пока пытался открыть верхний люк. Люк не был задраен, но Грегу не хватало сил его сдвинуть.
   А снаружи оказалось много чистого морозного воздуха, которым невозможно надышаться. И пусть завтра заболит горло. Плевать. Может статься, у него завтра и вовсе не будет горла. И головы.
   Вставай, тряпка, сказал он себе. Скоро твоя вахта. Нужно успеть добраться до дому и привести себя в порядок. Хотя бы умыться. И отмыть волосы от крови. Может, все не так страшно, и там, под кровавой коркой, рана не настолько опасная, ведь ты же все-таки выжил. Может, зашивать ее не придется.
   Грегори все-таки приподнялся на руках и огляделся. Город в утренней дымке казался величественным и зыбким, словно он - одна из фантазий капитана. Сколько кораблей здесь! Больших и малых, украшенных трубами и пароотводами, С высоченными мачтами и каркасами бывших аэростатов. "Неужели же никому кроме нас с Даниэлем никогда не приходило в голову отремонтировать хотя бы один? Подняться к самым хрустальным небесам, а если надо - разрушить их, добраться до равнодушных богов и вытрясти из них душу, но узнать дорогу назад. В то прекрасное далеко, которое было частью жизни моего капитана. Снова превратить прошлое в будущее. Правильно настроить стрелки компасов. Чтобы север к северу, а юг - к югу..."
   Должно быть, это начинался бред. Грег смутно помнил, как на четвереньках добрался до надстройки, долго сидел, стараясь не притрагиваться почти голой спиной к ее ледяному металлу. Глаза слезились, но он смотрел на солнце. Как оно медленно вылупляется из марева у горизонта. Там, за кораблями, за километровым обрывом - огромная снежная равнина, по которой не проложено ни троп, ни дорог. Еще дальше, у самого горизонта - череда вершин, из-за которых, если верить старым журналам, сюда пришел воздушный флот из бухты дель Констанц...
   С восходом словно стало теплее. Ему удалось подняться. Ветер пытался сорвать с плеч сорочку и шарф, и Грегори хотелось больше всего на свете сжаться в маленький плотный комок, чтобы там, в глубине, зародилось хоть немного тепла. Он добрел до перекидного мостика, наведенного на палубу соседнего судна. И сразу стало понятно, где он находится: возле императорского линкора, всего одним уровнем ниже его шлюпочной палубы. Значит, до капитанского дома и до Верхних улиц добираться будет ближе, чем до "Квадрата".
   Грегори брел, надолго останавливаясь, чтобы отдохнуть и найти, за что ухватиться. Идти без опоры было выше сил. Хорошо, что большинство переходов, трапов и сходней - с перилами. Хорошо, что палубы-улицы узки, а леера надежны...
   Иногда он приходил в себя оттого, что разговаривал вслух с капитаном. В бреду он позволял себе даже спорить, а капитан отвечал ему, прищуривая мудрые синие глаза.
   Грегори говорил, что море становится абстракцией. Далекой сказкой. А моряки - это теперь просто название для людей, которые поддерживают порядок в городе, обслуживают город. Это просто люди, подчиненные определенному порядку, но забывшие о природе этого самого порядка, о его изначальной необходимости. Капитан отвечал: а ты сам? Подумай, Грег, что движет тобой? В чем причина того, что ты продолжаешь уже второй год каждый день приходить в дом к немощному старику, ухаживать за ним, слушать его бредни. Неужели же только привычка? Чувство социальной ответственности? Неужели нет в тебе того стального стержня, что был в нас. В моем поколении. Я же вижу, чувствую в тебе, парень, этот стержень. Так почему сам ты слеп? Почему сам не видишь, что ты - часть моего мира, правильного и звонкого, как судовой колокол.
   - И мертвого, - отвечал Грег.
   - Нет, пока мы помним...
   - Помнить - мало! Память, это абстракция. Память о море ничего не значит для тех, кто моря не видел. Как память о золотом веке или о великом чуде.
   - Так делай, парень. Делай, черт тебя побери. Ты один из нас, так какого демона ты жуешь сопли? Сколько еще должно сгинуть поколений, чтобы вы, наконец, решились...
   Грегори уже казалось, что это говорит не капитан. Что это он сам говорит себе, и вовсе не про какое-то будущее. Смешно в горячечном бреду решать судьбы мира. Это он говорит себе о следующем шаге, о следующем вдохе. О том, что нужно сделать здесь и сейчас, чтобы не упасть со сходней, чтобы на своих ногах встретить патруль.
   Очередной шаткий мостик под ногами закончился. Он ступил на обледенелые камни, и едва смог удержаться. Если пойти влево, то скоро будет бар "На маяке". Справа в конце улицы - дом капитана. Но нехорошо идти туда в таком состоянии. Герег поплелся к бару.
   Конечно, бар был еще закрыт. Пожалуй, имело смысл постучать в заднюю дверь, но Грегори не смог заставить себя сделать несколько лишних шагов. Присел у дверей, закрыл глаза. Кажется, предел достигнут. И даже интересно, что же там, за пределом.
   Кто-то подошел к нему. Что-то теплое легло на плечи. Грег попытался посмотреть, но не смог. Хорошо, что остался в сознании. Даже расслышал уютные, быстрые слова:
   - Хорошо, что ты выжил, моряк. Держи, это твое. Вот так... давай проденем руки... хорошо. Отлично. Подожди здесь еще немного. Скоро за тобой придут...
   За ним и вправду пришли.
  
   Эри
   Остаток ночи она металась между Гассом и окошком. Прислушивалась к шагам на палубе, пыталась уговорить себя, что все в порядке. Тикали часы. Пахло влажной свежей тканью и псиной. Гасс лежал у входа и изредка тихо поскуливал. Эри достала ножницы, хотела состричь шерсть вокруг раны и обработать ее перекисью, но пес не дался. Оскалился, зарычал.
   - Глупая ты морда, - сказала она. - Я помочь хочу, а ты...
   Она зачем-то прибралась в письменном столе у Грега в каюте. Сложила стопкой чертежи и документы, заточила карандаши. Потом оделась, потому что ей показалось, что на улице начало светать, и можно отправляться на поиски.
   Она то ругала себя, хотя в чем она была виновата? То начинала мысленно уговаривать богов помочь Грегори, где бы он ни был. Потом порывалась бежать к Блазу - там-то свои. А свои обязательно помогут, не оставят в беде, найдут, выручат. Надо только им доказать, что такой человек как Грегори для общего дела очень нужен. Что он - хороший и что не подведет.
   Она даже чувствовала, что в силах это сделать.
   Ждала, ждала рассвета... а потом, оказывается, задремала прямо у стола, устроив голову на сгибе локтя. Очнулась от громкого стука в дверь.
   За иллюминатором занимался день. Небо на западе было чистым, пронзительно голубым. Ни облачка, ни пряди тумана.
   Ночью Гасс перебрался на коврик у шкафа. Когда в дверь заколотили, он приподнял настороженную морду.
   Эри открыла. На пороге стоял Микель, усталый и бледный.
   - Что случилось?
   Случилось что-то смертельно важное. Иначе Микель бы не появился здесь. Он не любил Грегори. Из-за того, что именно Грегори спас Эри однажды. Грегори, а не он, Микель.
   Студент облизнул губы и хрипло сказал:
   - Твой моряк убил капитана. Сегодня ночью. Идем скорее, сюда вот-вот явится морской патруль.
   - Но...
   - Идем, Эри. Спрячем тебя у Блаза. Его катер пустой, там не будут искать.
   - Микель, но он не мог!..
   - Его видели. Да его уже арестовали. Пошли! Пошли скорей!
   - А как же Гасс? Его ударили. Чуть не убили...
   - Собаку никто не тронет. Ну, идем же! Каждая минута на счету!
   - Микель, ну подожди! Ему же незачем было... он уважал капитана. Я не понимаю...
   - Тебе и не надо понимать! - вышел из себя Микель, - Так патрулю и будешь говорить: я ни при чем! Он один все спланировал!.. Он же псих, извращенец, тебе же говорил Крис.
   Крис был учеником аптекаря. Он действительно все подробно рассказал про Грега. Когда он рассказывал, хотелось верить. А главное, все, что он говорил, точно соответствовало поведению моряка. Скрытен? Безусловно. С соседями не общается? Да специально выбрал каюту подальше от других жилых помещений. В комнате бардак? Еще какой...
   Не трогает тебя? Ну, это понятно. Вспомни, какой ты была, когда вы встретились. Он просто ждал, когда ты поправишься и окрепнешь. Ах, и потом тоже. Но ведь извращенцы разные бывают. Некоторым достаточно просто смотреть. Не замечала никогда, как он на тебя смотрит?
   Она иногда и вправду ловила на себе взгляд Грегори. Только никак не могла его для себя объяснить. Иные взгляды увидеть и понять было легко, а этот заключал в себе загадку.
   - Эри, я не могу больше ждать.
   - Погоди, я хоть вещи возьму... Все равно это какая-то ошибка.
   Эри заметалась по комнате, бестолково хватая то альбом Грега, то свою новую сумку, то почему-то солонку, то увеличительное стекло, то книгу в самодельном переплете. Книга в ее сумочку влезать отказывалась. Наконец, Эри положила ее на кровать и растерянно посмотрела на Микеля.
   - Возьми теплую куртку. И какую-нибудь еду. И деньги, если есть. Моряку твоему деньги уже не понадобятся...
   Эри кивнула. И медленно, без суеты, собрала сумку заново.
   Стоило ей выйти из комнаты, как Микель схватил ее за руку и куда-то потащил. Она не сопротивлялась. Все равно это была ошибка. Ведь не может же быть, чтобы кто-то убил капитана. Как представить себе мир, в котором нет никого, кто помнил бы море?
  
   Грегори
   Микстура была горькой. Прошел весь день, а может, и часть ночи. Доктор поднес теплой воды, но и в ней Грегу мстилась полынная горечь.
   Доктор был довольно молод, носил аккуратную бородку и круглые очки. Можно было бы подумать, что это не врач, а кто-то из потомков старых флотоводцев. Из Наследников. Но доктора выдавал костюм. Он был слегка великоват, а на локтях красовались аккуратные заплаты.
   Грегори сел. Память отказывалась возвращать последние часы. Кажется, приходили офицеры патруля, о чем-то спрашивали. Что было потом?
   - Помните что-нибудь?
   Он попытался ответить, но горло саднило так, что оказалось легче просто помотать головой.
   - Вы пролежали двое суток. У вас перелом двух ребер, многочисленные ушибы. Я подозреваю у вас пневмонию. Кроме того, легкое сотрясение и травма в затылочной области. Где вы ударились, тоже не помните?
   Он снова качнул головой. Хотел сказать, что не ударялся, что это на него напали. Но доктор понял по-своему. Вздохнул:
   - Люди возмущены. Они хотят покарать виновного. Я боюсь, что другого виновного искать никто не будет. Вас видели возле капитанского дома и на причале. Да и нашли вас в двух шагах от места преступления.
   - Я не... - прохрипел Грегори.
   - Знаю, знаю. Поверьте, я слышал это множество раз. И в ситуациях, когда улик было гораздо больше. Но вас опознала кухарка. И на вашей одежде кровь Даниэля.
   - Он тоже?..
   - Он погиб первым. Вы и этого не помните? Вы вошли в дом. Заперли в трюме персонал, стали подниматься наверх. Возле камбуза столкнулись с Даниэлем, застрелили его...
   - У меня нет пистолета.
   - Пистолет нашли в кармане вашей шинели. Возможно, вы застрелили его не сразу, возможно, он сопротивлялся. Должно же быть объяснение вашим... травмам. Потом вы поднялись к капитану. Вы задушили его. Задушили подушкой. Старика, который никак не мог за себя постоять.
   - Меня ударили. По затылку. Вы видели...
   - Травму вы могли получить, когда уже покинули капитанский дом, но до того, как вас нашли. Прошло достаточно времени, а вы были явно не в себе. Возможно, вашей болезнью объясняется и потеря памяти. Да и само преступление.
   - Доктор, я этого не делал.
   - Вы не помните.
   Грегори действительно не помнил. Но он четко помнил другое. Темная маленькая тюрьма, вонючий воздух и холод. И невозможность выбраться. Бестолковая, странная судьба. Неужели же никак нельзя это проверить? Бедный Даниэль. Бедный капитан. Хочется верить, что там, куда отправилась после смерти его душа, есть море.
   На следующий день приходили офицеры морского патруля. Но их не интересовали объяснения. Их интересовало только признание: они тоже были уверены, что это Грегори убил капитана. Нашелся даже свидетель, который видел, как он с кем-то подрался на пути к "Маяку".
   Иногда Грегори слышал, как за стенами тюрьмы кричат люди, требуют его смерти. А может, это ему только казалось: выздоровление шло медленно. Доктор больше не разговаривал с ним, наверное, получил такой приказ. А сам он ждал, когда все кончится. Так или иначе. Беда ведь не в том, что Грегори Хорвена, бывшего адьютанта капитана, казнят и отправят на Корабельную. Беда в том, что все, кто здоровался с ним на площади, кто не прочь был послушать от него "капитанских" баек за столом в "Маяке", все, кто с благодарностью принимал его помощь, все они сразу и безоговорочно поверили в то, что Грег виновен. Одни - искренне. Другие - за компанию. Ведь не может же столько народу одновременно ошибаться? Морской патруль - поверил, потому что им приказали. Никому не нужно искать настоящего преступника, когда уже пойман преступник очевидный...
   А между тем, он где-то есть. Он убил уже один раз, а значит, вполне возможно, убьет снова.
  
   Блаз
   Часы показывали половину второго ночи. Блаз потер воспаленные глаза, закрыл папку с отчетом инженера Торена, отвечавшего за пропаганду на Нижних улицах, осторожно отодвинул ее на край стола. Еще четверть часа, и можно идти. В два происходит смена патруля, это самое удобное время, чтобы проскользнуть незамеченным через центральную часть города.
   Днем сходки устраивать небезопасно. Жители Нижней Рыбацкой - люди подозрительные и могут донести. Они не любят чужаков и нехорошо относятся к обитателям хижин над Мусорным берегом. А ведь именно к ним направлялся нынче Блаз. К самым бесправным и словно даже не существующим для тех, кто живет наверху, существам.
   Сейчас, когда уже почти все готово и работа ведется даже с жителями вполне благополучных кораблей, любая нештатная ситуация может закончиться катастрофой, и потому удобней всего собираться ночью.
   Блаз знал, что там, в трюме старого воздушного баркаса, его уже ждут. С прошлого раза хорошо запомнил запах гниющих досок и тряпок, и то, что под ногами все время чавкает грязь, а единственный источник света - сальный огарок в плошке.
   В первый раз, еще три недели назад, он пришел туда с большой неохотой: как все жители центра, считал, что сброд, обитающий в нижних хижинах, не способен практически ни на что. Но оказалось, именно здесь у его идей нашлись самые горячие сторонники. Сегодня он собрал не всех. Только тех, кто реально способен выйти на улицы города с оружием в руках. Только сильных и отчаянных людей, тех, кто за бортом жизни оказался по чьей-то злой воле или по несчастливому стечению обстоятельств. Это бывшие судомеханики из старых мастерских, закрытых еще два года назад, рабочие с кораблей, выработавших свой ресурс, такелажники. Блаз уже сейчас точно знал, что его армия превосходит по численности и городскую полицию и морской патруль. Но вот с оружием и обучением людей дела обстояли плохо. Что, впрочем, вполне компенсируется силой отчаянья и ненависти, которых хватает на Нижних улицах с избытком.
   Если обитатели "благополучных" кораблей собирались на сходки потому что просто устали жить по правилам Наследников и хотели теперь сами решать за себя, то у тех, кто выживает в самом низу, просто нет другого пути. Ниже Мусорного берега - туманная бездна. Именно на этих людей Блаз и собирался сделать ставку, когда придет время. А время неумолимо приближалось: еще немного, и восстание начнется без всякого участия Блаза.
   Он покатал на языке это слово - "восстание". Вкусное, горькое, пьянящее. В нем жила надежда. Только бы собрать достаточно сил. Только бы все те, кто согласился быть на стороне повстанцев, не отвернулись в последний момент. Впрочем, некоторые уже повязаны - кто-то кровью, кто-то металлом. Ошибки быть не должно.
   ...Ненависть плавилась во взглядах угрюмых усталых людей, и Блаз сразу понял, что пришел сюда не напрасно. Этим людям не нужно ничего объяснять.
   И разговор получился коротким и деловым. И закончился простым вопросом: "У нас нет оружия. А без него не стоит и начинать!".
   - Оружия мало, - согласился Блаз. - Но будет больше, когда возьмем "Белого льва".
   - Оружие можно добыть... - задумчиво сказал хмурый заросший мужчина, в темноте показавшийся Блазу стариком. - Ружья, пистолеты, ножи. Правда, не поручусь, что все это в хорошем состоянии...
   По рядам собравшихся побежал шепоток.
   Блаз поднял руку:
   - Хорошо. Останьтесь, мы обсудим это. Среди нас, конечно, предателей нет. Но патруль тоже не в игрушки играет.
   - Так что, когда начнем?
   - Скоро. А если будет оружие и патроны... в ближайшие дни. Главное - действовать по плану. Ждите команды!
   Обсудили еще раз план. Блаз изредка поглядывал на человека, предложившего оружие. Провокатор? Или действительно что-то знает и хочет помочь? Он пытался вспомнить это лицо и не мог. А может, и вовсе не видел раньше.
   Когда они остались вдвоем, Блаз сказал:
   - Предложение щедрое и очень своевременное. Однако мы не знакомы. Кто вы?
   - Был механиком на одной шхуне. Дед мой ею командовал. Сейчас от нее только остов остался. Зовут меня Ален. Я тут вроде поселкового старосты.
   - Так что за оружие, Ален?
   - Тут какая история... в былые времена дед мой баловался контрабандой. И на шхуне у него были и тайные трюмы и специальные схроны. И оружие было, конечно. Император таких как он не жаловал. Деда даже арестовать собирались. А он известной фигурой был у контрабандистов.
   - Это все интересно. Но какое это имеет отношение к...
   - Когда случилась Катастрофа, дед был одним из тех, кто выполнил приказ императора о мобилизации и попал под амнистию, хотя позже оказалось, что значения все это уже не имеет. Он заправил судно под завязку углем и продуктами, принял на борт беженцев, шхуна официально вошла в состав военно-воздушного флота. Но его тайники в те тревожные дни никто не проверял. Они сохранились в целости. Даже отец знал не про все. А я нашел. Еще пацан был. Все думал, что однажды пригодится для дела. И не зря думал...
   - Вот оно что. Покажете?
   Сегодня. На рассвете.
   Блаз согласился. Подумаешь, еще одна бессонная ночь. Последние недели ему удавалось спать часа четыре в сутки. Ну, разве, еще подремать в промежутках между сходками, отчетами исполнителей, акциями и выстраиванием новых планов...
  
   Доктор
   Раньше быть тюремным доктором было почетной обязанностью любого врача, но уже лет пять, как доктор Варков перестал интересоваться этими пациентами. Раньше город умудрялся как-то жить без громких преступлений. На тюремный катер по зиме доставляли обморозившихся бродяг с нижних улиц, да перепивших и не добравшихся до дому пьянчуг. Их честно оформляли, а поутру отпускали восвояси. Бродягам выдавали небольшой запас продуктов и одежду, пьянчуг сопровождали на родной борт. Были еще мелкие воришки, проигравшиеся картежники, дуэлянты. Но каждое такое задержание в давние времена считалось событием. Это сейчас почти во всех камерах по жителю. Сейчас полиция доставляет и убийц, и шлюх, и тех, кто пойман был за порчей судового имущества. Негодяев много, и каждый клянется, что невиновен.
   Доктор каждый раз останавливается у двери в камеру. Сжимает кулаки и мысленно считает до десяти, успокаивая нервы. Иначе, он уверен, с эмоциями справиться не удастся. Этот способ открыл ему учитель, заставший еще старых профессоров. Учитель умер, не дожив всего несколько дней до своего пятидесятилетия - поскользнулся на обледеневшей палубе и расшибся. Дареку Варкову пришлось взять на себя всю его немалую практику. Сначала это было тяжело и странно. Все казалось, у него слишком мало знаний и опыта и никто не станет принимать молодого врача всерьез. Потом он привык, успокоился, даже отрастил небольшую аккуратную бородку и усы - для солидности. Иногда доставал из кармана и цеплял на нос круглые очки в тонкой оправе. Сквозь очки было хуже видно, зато пациенты робели и начинали относиться с уважением.
   ...доктор Варков сжимал кулаки, вдыхал побольше воздуха и, зажмурившись, считал до десяти. Очень он не любил этих своих пациентов. И все же...
   Он не судья, у него нет права казнить или миловать. Права нет, а вот возможность есть.
   И в последнее время все чаще хочется воспользоваться возможностью. Любое лекарство - яд, любой яд - это лекарство. Дело лишь в дозировке. Только в ней.
   Перед камерой бывшего адъютанта старого капитана он стоит дольше. Слишком уж противоречивые чувства вызывает у доктора этот заключенный.
   Страх. Убийца - это человек с непредсказуемым мышлением. Трудно понять, что он думает, какие решения зреют в его голове каждый час, каждый миг.
   Любопытство. Что он чувствует? Жалеет ли о совершенном? Как собирался жить после?
   Жалость. Что бы там ни было - а человек, это всего лишь человек. Со своими проблемами, бедами, страхами и болезнями. А Грегори Хорвен болен. И болен всерьез. Одно время доктор даже считал, что спасти парня может только чудо. Но чуда не понадобилось: молодой организм выдержал испытание недугом. Организм-то выдержал, а вот как справится психика с тем, что ему предстоит?
   И наконец, неуверенность.
   Хорвен так часто и так горячо повторял, что не виновен. Повторял, даже когда был на грани бреда.
   Доктор не считал себя мягким человеком и все же готов был ему поверить. Большого труда ему стоило каждый раз удерживать нейтралитет. Просто молча выполнять свой врачебный долг и уходить, ни о чем не спросив и ни на один вопрос не ответив.
   Однажды он даже рискнул поинтересоваться мнением следователя из морского патруля. Напрасно, конечно. Патрульный обещал разобраться.
   ...В тот день доктор Варков не собирался посещать тюрьму. Это был приемный день и к нему с самого утра шли пациенты. Большинство страдали от неизбежных весенних простуд, один пожилой механик получил серьезный ожог, но добрался до врачебного кабинета сам. Какая-то добрая душа напоила его по дороге спиртом, так что пациент благоухал, как последний пьяница, бранился через слово и так и не смог толком пояснить, что же с ним случилось. Дарек обработал рану и выделил механику койку в боксе, где тот благополучно и заснул, как только донес голову до подушки.
   Приходили с "Памяти Орра", звали к супруге боцманского внука, у которой не проходящая мигрень. Забегал посыльный от коллеги Ватталя с приглашением на вечерний чай...
   Словом, день был обычный, хотя еще с самого утра у Варкова в мыслях копилась неясная тень. Он называл это предвиденьем. И смеялся в душе над своей склонностью к мистицизму.
   Морской патруль заявился ближе к обеду. Два офицера в бушлатах и при оружии остановились у входа, напугав немногих оставшихся пациентов, третий, задержавшись лишь затем, чтобы формально постучать, вошел в приемный покой.
   - Слушаю вас!
   Варков оторвался от внесения новых записей в карту, встал навстречу гостю.
   - Получите пакет от коменданта. Вас немедленно ждут на "Быстром".
   "Быстрый" уже с четверть века - городская тюрьма. Это судно принадлежало некогда военному воздушно-морскому флоту, но незадолго до катастрофы было переоборудовано для гражданских нужд. У него прочная броня и много небольших отапливаемых кают в трюме, которые стали камерами для заключенных.
   - Что-то случилось?
   - Приговор по "капитанскому делу" вынесен. Нужно ваше официальное заключение о состоянии здоровья осужденного. В письме все есть...
   Грегори Хорвен еще слаб, но болезнь отступила. Что ж, доктор знал, что рано или поздно от него потребуют такое заключение.
   - Обождите, я возьму сумку.
   Уже собравшись, осторожно спросил:
   - А вы уверены, что Хорвен действительно убийца?
   - Так решил суд.
   Офицер вдруг слегка улыбнулся, будто показывая, что он тоже человек и все понимает.
   - Не сомневайтесь. Его вина действительно доказана.
   - Он был слишком слаб, я говорил...
   - Вы мягкий человек, доктор. Вы готовы искать оправдания для любого злодеяния. Но не нужно. Идемте! Ах, да. Для того чтобы поднять пистолет, много сил не надо.
   Доктор вышел следом за офицером, вывесил на двери табличку, оповещающую, что сегодня приема не будет и, поймав несколько возмущенных взглядов, последовал за патрульными.
   Никто из ждавших своей очереди в коридоре так и не решился его окликнуть.
  
   Он привычно задержался у дверей в камеру. Подумал - наверное, я вхожу сюда в последний раз. Зачем-то поправил воротничок.
   Дежурный полицейский несколько раз провернул ключ в скважине и отодвинул засовы. Первым, согласно протоколу, в камеру вошел патрульный. Хорвен еще раньше успел встать с койки и отойти к стене. Сегодня он был тщательно выбрит. Значит, утром сюда приглашали цирюльника. Наверное, нотариус и адвокат тоже уже приходили.
   Значит, никто не сомневается в том, каким будет заключение доктора. Даже сам заключенный не сомневается.
   Патрульный отошел к маленькому откидному столику, уселся подле него и развернул бумагу с официально вынесенным приговором.
   - Грегори Хорвен, - скучным голосом сказал он, - зачитайте приговор и подпишите, если вы с ним согласны.
   - А если нет? - приподнял бровь заключенный. Затем повернулся к Варкову. - Входите, доктор. Присаживайтесь.
   - Можете написать прошение на имя коменданта о смягчении. Но это вряд ли поможет. Кстати, рвать бумагу бессмысленно. Пытаться ее проглотить - даже вредно.
   Патрульный пояснил для доктора:
   - Многие пытаются. Но у нас есть еще копии.
   Хорвен взял в руки лист, пробежал глазами. Протянул Варкову.
   - Думаю, сегодня вы можете не утруждать себя. Это уже не будет иметь значения.
   Варков вчитался в строки приговора. Вернулся к первой строчке и прочел еще раз.
   Почему-то он был уверен, что преступника приговорят к расстрелу. Почему-то ему казалось, что это то наказание, которого Грегори Хорвен, убийца капитана, как раз и заслуживает. За Даниэля и за старого капитана Дарек и сам порвал бы негодяя на куски... но не в буквальном же смысле!..
   - Это бесчеловечно, - сказал он, повернувшись к офицеру.
   В документе значилось, что в связи с чудовищностью преступления трибунал морского патруля принял решение вернуться к Уложению о наказаниях, принятом во времена Императора Чезара. По этому Уложению Грегори Хорван должен быть подвергнут позорной казни через публичную порку. Суд счел полсотни линьков и изгнание на Корабельную скалу достаточной мерой.
   Офицер лишь дернул плечом. Возможно, он был с Варковым согласен, а может, просто хотел подчеркнуть, что он лично здесь совершенно ни при чем.
   Заключенный, продолжавший стоять у стены, заметил:
   - Отчего же. Это должно быть весьма зрелищно. И наглядно... для всех, кто забыл, что такое флотская дисциплина.
   - Вот именно, - согласился с ним патрульный. Получалось, будто и сам заключенный и его тюремщик хотят убедить доктора в том, что происходит что-то обыденное и правильное. - Вы же сами, доктор, бывает, прижигаете загноившиеся раны.
   - В наше время существуют куда менее варварские способы обработки повреждений.
   - Вы поняли, о чем я. Ладно, делайте вашу работу.
   Доктор вздохнул. Было ясно, что убедить здесь никого не удастся. А может, и не требуется. Кажется, преступник смирился с тем, что завтра его ждет.
   - Офицер, пустите меня к окну. Здесь мало света.
   Хорвен не дожидаясь приглашения сел напротив. Он казался спокойным, и доктору оставалось только гадать, чего ему стоит это спокойствие. Какой бы мразью ни был человек, а такой приговор никого не оставил бы равнодушным. Пятьдесят лет город не знал, что такое кровавая расправа, что такое публичная казнь. Завтра, судя по всему, мир изменится...
   Доктор заполнил карточку пациента и поднялся, чтобы уйти. У него нет поводов отложить казнь по медицинским показаниям. Это значит, что он прямо сейчас поднимется в кабинет коменданта и выпишет заключение. И завтра не пойдет на казнь. Запрет двери и задраит иллюминаторы. И не пойдет.
   - Доктор, - окликнул Хорвен.
   - Я слушаю.
   - Мне отчего-то кажется, что вы меня все-таки слышите. Но даже если нет, не важно. Знаете, мне сейчас уже все равно, что со мной будет. Я был не прав.
   - Это признание? - Вскинулся от дверей офицер.
   - Признание в собственной глупости, разве что. Доктор, они меня убьют, несомненно. Но раз уж от этого не отвертеться. Послушайте. Я могу им простить и их собственную слепоту, их глупость, их желание делать вид, что все в мире остается незыблемым и прочным, даже если императорский линкор начинает сползать на городские улицы и подминать под себя людей. Это все я могу простить - я сам таким был еще недавно. Спокойствие и мир важней справедливости, а память о былых подвигах нужней, чем возможные будущие катаклизмы. Но это только до поры. Доктор, я все могу простить. Только Даниэля я им не прощу. И капитана.
   - Вы не можете судить, - нахмурился доктор.
   - Кому это "им"? - одновременно с ним возмутился офицер.
   Хорвен, как показалось Варкову, чуть виновато развел руки:
   - Вам, морякам. Не надо, не возражайте. Незачем. Доктор, я все могу, меня завтра казнят.
   Офицер кивнул, соглашаясь. Но Варкову все казалось, что разговор не окончен. Что Хорвен что-то не сказал. Что-то важное. И он напомнил:
   - В таком случае, закончите вашу мысль.
   - Хорошо. Хотя, мне кажется, что все очевидно. Морской патруль, моряки - это, как ни странно, все еще скелет города. Без него все здесь быстро придет в упадок, разрушится. Перестанет работать. Но однажды прогнувшись в угоду... скажем, спокойствию. Миру. Тишине... этот скелет будет прогибаться и впредь. И перестанет быть опорой. Перестанет удерживать город на себе. Понимаете?..
   - И каков вывод?
   - Отомстите за капитана, доктор. Если не может патруль, так хоть вы.
  
   Когда покидали "Быстрый", внимание доктора привлекла идущая по палубе совсем молодая девушка, одетая опрятно, но небогато. Ее сопровождал патрульный. Девушка крутила головой, как будто была здесь впервые. Увидев Варкова, сбилась с шага и громко спросила:
   - Доктор? К кому приходил доктор?
   Патрульный терпеливо направил ее к трапу:
   - Комендант вас ждет.
  
   Эри
   В самом начале знакомства Блаз спрашивал у нее о Грегори. Голос у него был сочувствующий. Он жалел бродяг, живущих в холодных нижних кварталах, и обещал, что когда они победят, у всех будет свой теплый дом. Эри не видела худого в том, чтобы рассказать Блазу о Греге. Ведь Грег не был плохим человеком.
   Блаза интересовало все. О чем они разговаривают. В котором часу он уходит на службу, и что делает, когда возвращается. Эри отвечала: он читает.
   Блаз говорил, что она молодец, и что ее сведения очень пригодятся, когда настанет пора переделывать мир.
   Что скоро все будет иначе, что вернутся лучшие времена. Что наследники слишком боятся рисковать. А рисковать надо. Надо перераспределять ресурсы, восстанавливать корабли, укреплять причалы.
   Блаз говорил правильные вещи, и его было интересно слушать. Только Микель посмеивался, и повторял, что разговорами дело не сделаешь...
   Конечно, до важного ее не допускали: все-таки живет в доме врага. Но когда она оказалась в беде, когда соседи вдруг вспомнили, что преступник жил не один, и кто-то даже припомнил ее имя...
   Не бросили. Выделили комнату, помогли устроиться. Потому что свои своих не бросают.
   На время, на считанные дни, мир замер в хрупком равновесии. Эри снова была щенком, которого подобрали. Она снова старалась быть тихой и незаметной.
   - Эри, ты должна приносить пользу общему делу.
   - Я помогаю. Прибираю зал, готовлю.
   - Этого мало.
   - Что нужно делать?
   - У нас много врагов. Так просто их не уничтожишь...
   - Ты говорил, что и капитан - наш враг. И Даниэль. А сейчас они оба мертвы.
   - Но убили их не мы, а твой моряк.
   - Неправда.
   - Ты готова кого-то обвинить? У тебя есть доказательства? Имей в виду, когда ты заявишься в патруль, они не станут разбираться. Пойдешь, как сообщница.
   - Не пугай меня, Микель. Я уже не боюсь.
   А потом она случайно подслушала разговор, который снова перевернул мир с ног на голову.
   Это случилось на излете второй недели после ареста Грегори. Она прибиралась в кают-компании, а Блаз с кем-то разговаривал в коридоре.
   - Сегодня состоялся трибунал. Завтра все закончится.
   - Жаль. Сейчас, на волне всеобщего возмущения, мы можем многого добиться. Люди готовы идти за нами. Девиз "За капитана! За свободу!" уже пошел в народ. Еще пара дней, и шансов у Наследников не будет.
   - Моряк опасен. Возможно, не будь он болен, он смог бы убедить судей в своей невиновности. Он и так их почти убедил. И если бы не толпа под окнами, решение могло быть другим...
   - Что же. В следующий раз, перед тем как прятать тело, убедитесь, что оно действительно мертво. А толпа... толпу мы все-таки сможем приручить. Времени мало, но оно еще есть.
   Эри ничем не показала, что слышала их. Напротив, она на цыпочках отошла к длинному столу и пряталась там, пока голоса за переборкой не стихли. Почему-то ни тени сомнения не возникло, что говорили они о Грегори. О ком еще они могли говорить? А потом она тихонько забрала свою сумку и ушла. Никто ее не стал задерживать.
  
   Роджер
   Состоять в морском патруле почетно. Даже если ты младший. У тебя форменный бушлат и кожаный шлем, ты имеешь право носить и применять любое оружие. И если тебе выпадает сомнительная честь охранять убийцу, то ты и эту задачу должен выполнить с честью.
   Роджер проводил взглядом доктора и офицера из следственной группы. Он слышал лишь часть разговора и готов был отдать недельную получку, чтобы дослушать его до конца, но заключенный говорил тихо, а окошечко на двери было задвинуто.
   Он уже приготовился оставшуюся часть дня скучать под дверью, как это было во все прежние дни. Однако не прошло и четверти часа, как сверху прибежал вестовой, передал приказ доставить преступника в переговорную. Роджер щелкнул засовами, велел арестанту встать лицом к стене. Роджеру хотелось, чтобы заключенный попытался убежать. Хотелось приключения. Но тот спокойно и медленно выполнял все, что требовалось. Он не собирался давать конвоиру повод...
   В тесной переговорной с ржавыми углами и тусклой лампой преступника ждала девушка. Совсем молодая, худенькая, с копной коротких темных волос. Ее длинная серая юбка была местами аккуратно заштопана, а куртка казалась перешитой из другой, большего размера. Она обернулась на звук отворяемой двери, охнула, завидев арестанта, прижала пальцы к губам.
   Роджер запер дверь и отошел в сторону, чтобы все видеть, не упустить ни одной детали. Так положено. Да и интересно. Убийцу за две недели не навещал никто. Разве только доктор и патрульные, что вели следствие.
   Девушка быстро облизнула губы и шагнула к Хорвену. Кто она ему? Жена? Любовница?
   Они замерли, глаза в глаза. Словно вели неслышимый для других, тайный диалог.
   А потом девушка заговорила. Быстро, сбивчиво.
   - Прости меня, пожалуйста. Если бы я могла знать, что это из-за меня! Я только хотела, чтобы ты меня услышал. Я думала, ты мой друг, и Блаз тоже мой друг... и как было бы здорово, если бы вы познакомились и тоже стали друзьями. Я пришла в этот ваш патруль и сказала, что ты не виновен. Я не знаю, кто на самом деле убил капитана, но я точно знаю, что это кто-то из людей Блаза. Понимаешь? Они обманули меня. А патруль не стал слушать. Им все равно, кого отправить на Корабельную, лишь бы люди успокоились... а Гасс жив. Ты за него не бойся, он со мной.
   Заключенный улыбался, вслушиваясь в ее сбивчивую речь. Как будто слышал за словами что-то, не предназначенное для посторонних ушей. А потом вдруг резко ухватил ее за плечи, притиснул к себе, заставив замолчать.
   - Эри, ты пришла. Все-таки пришла...
   - Почему они мне не поверили? Ты говорил, что моряки - это люди чести. Что это не профессия, а образ жизни, мыслей. Тогда почему они не отменили приговор? Грегори, почему?
   - Это ничего, Эри. Ничего.
   Роджеру одновременно хотелось и отвернуться, и приказать, чтобы они прекратили обниматься - "не положено!", и хотелось досмотреть, дослушать до конца, все, что они скажут друг другу. Потом будет, что рассказать в "Маяке".
   - Эри, сделай для меня одну вещь. Только не забудь, это важно. Завтра после... завтра вечером отнеси мою сумку доктору. Там нет ничего важного для морского патруля, иначе они давно бы ее забрали. Но они ведь не забрали?
   - Нет.
   - Ты помнишь доктора, который живет на буксире "Родерик", неподалеку от капитанского дома?
   - Доктор Варков. Я видела его сегодня.
   - Вот и хорошо. Сделай это для меня, ладно? Только не плачь! Слышишь? Сейчас не время плакать.
   - Хорошо. Я не буду. Грегори, а что мне делать... потом?
   - Не знаю, милая, - шепнул он ей куда-то в прическу. - Жить.
   Когда вахта закончилась, Роджер отправился в бар "На маяке". Сегодня там должно было быть людно.
  
   "На маяке"
   Хозяин мрачно оглядел зал, в котором сегодня народу больше, чем обычно. Все разговоры крутились вокруг официального бюллетеня о завтрашней экзекуции. В углу у бочонка собралась группа мрачных работяг с ледяного карьера, они тоже оживленно спорили, иногда стучали кулаком по импровизированному столику, да так, что звякали рюмки. Рабочие пили водку. Ближе к стойке и тоже за отдельным столом обслуга с "Родерика" и "Квадрата" затеяла чайный преферанс. Но там тоже говорили о старом капитане. К ним приглядывался, правда, без особого энтузиазма, полицейский в штатском. Видать, не его смена. Двое моряков в углу согревались "глинтвейном".
   Хозяин вздохнул - одно название, что "вейн". Вода, спирт, специи, консервированный ананасовый сок. Настоящее вино сейчас можно найти, пожалуй, только у Наследников. Тех самых "хозяев города", владельцев трюмов с продовольствием, тканями, металлом и углем, вообще со всем, без чего город никогда не смог бы протянуть так долго. Мудрые руководители, ведущие учет расхода ресурсов, определяющие, как сделать так, чтобы корабли продержались подольше, чтобы подольше защищали людей...
   Да, всегда были те, кто недоволен существующим порядком вещей. Но даже они признавали - экономия необходима.
   У иллюминатора одиноко устроился доктор Варков. Верхние пуговицы его сюртука были расстегнуты, но доктор этого не замечал. Выглядел он то ли замерзшим, то ли простуженным.
   Хозяин сделал знак служанке, поставил на поднос маленький графин с водкой и стеклянную рюмку. Туда же добавил тарелку с кусочками куриной тушенки и хлебом.
   - Отнеси доктору. За счет заведения.
   Служанка понятливо кивнула. У нее тоже был встревоженный, печальный вид.
   - Тяжелые дни настали, а, хозяин? - добродушно спросил электрик с "Орра", Гастав. Хозяин его неплохо знал - в былые времена они ходили в одном патруле.
   - Да уж... что с людьми происходит? Налить тебе чего-нибудь?
   - Чего-нибудь крепкого. На улице моросит. Туман. Может, дело в нем?
   - Завтра убийцу казнить будут. Только о том и разговоров.
   - За капитана - правильно. Я и сам бы его убил за капитана. Старик же столько всего видел, знал... он для нас был... больше, чем капитан.
   Хозяин разлил по стопкам.
   - Последний настоящий капитан... таких больше не будет. За него!
   Варков, не притронувшись ни к выпивке, ни к закуске, тихонько вышел вон.
   - Что-то гложет нашего доктора, - вздохнул Гастав.
   - Он же тюремный врач. Помнится, с неделю назад он рассказывал, как его на допросы вызывали.
   - Да, нынче год такой. Плохо начался. А ведь говорят, как год начали, так его и проведем...
  
   Эри
   В свою комнату она не стала даже заходить, только заглянула. Двери нараспашку, все, что только можно вынести, вынесено, даже лампочка из-под потолка срезана. Вместе с патроном и хвостами проводов. Только погнутый медный таз, оказавшийся никому не нужным, кверху дном лежит посреди пола.
   Каюту Грегори опечатывали моряки. Их печать сохранилась, а значит, есть надежда, что и внутри все уцелело.
   Эри решительно сорвала печать. Зачем она тут, если хозяина каюты завтра уже не будет?
   В каюте было светло. Желтый овал солнца падал на стол, по которому живописно и бессмысленно были развалены бумаги. Много-много бумаг. Свет отражался от них, развешивал на стенах и потолке теплые блики. Разворошена постель, матрас скинут с кровати. Железный сундучок, шкаф для одежды - все распахнуто. Часть одежды вытащена и раскидана. Эри, стараясь не наступать на вещи, подошла к столу. Сумка Грегори валялась рядом, пустая. Значит, ее содержимое - и есть вот эти белые яркие бумаги...
   Эри подняла первый попавшийся листок. Оказалось, какая-то, отпечатанная типографским способом схема. Другой лист. Быстрым почерком Даниэля был набросан список кораблей. Вчитавшись, она поняла, что большинство названий ей не знакомо. А некоторые названия - и вовсе не названия, а какие-то числа и буквы.
   Вот еще текст. Бумага уже потемнела от времени, чернила местами расплылись. "Милая Магда! Я знаю, ты никогда не прочтешь это письмо, но я так привык писать тебе обо всем, что происходит со мною, что не могу отказаться от этого способа привести мысли в порядок. Сегодня у нас небольшой праздник. Нам удалось наладить отопление в каютах "Святого Дарка". Удивительно, как все изменилось всего за пару месяцев. Радуемся, казалось бы, таким мелочам! Но в свете подступающей зимы очень важно, чтобы все системы на судах работали без перебоев. Ремонтные бригады доносят, что флот не сможет покинуть приютившую нас гору до самой весны. А некоторые суда останутся здесь навечно. Один наш общий приятель сказал бы, что я переживаю вовсе не о том, о чем следует. Но легко было бы ему говорить: он-то предпочел остаться в том аду, в который превратилась бухта. Магда, мне страшно вспомнить, как мы прорывались сквозь копоть и пепел, сквозь огонь. Как гибли, казалось бы, самые прочные корабли. Какой стоял жар и грохот...
   Тот приятель, о котором я все время вспоминаю, но отчего-то не решаюсь назвать по имени, помнишь, он тоже никогда не рассказывал о гибели Орра, хотя я пытался расспрашивать его неоднократно. Должно быть, там было что-то подобное, только хуже - ведь им некуда было отступать..."
   Эри перевернула лист, но неизвестный автор письма бумагу не экономил. Должно быть, где-то тут может отыскаться и второй листочек. Или другие такие же письма.
   Она начала собирать листы в аккуратную пачку, чтобы затем вернуть их в сумку и выполнить просьбу Грегори. Но мысли все возвращались к только что прочитанным строкам. Кто это писал? Кто такая Магда? Его жена, подруга? В письме была тайна. Кусочек чьей-то жизни, разительно не похожей на ту, что течет в городе сейчас.
   Вот еще листок, исписанный тем же торопливым, но крупным и понятным почерком: "...иногда я думаю, даже я думаю, может, не было никакой катастрофы? И где-то там, за хребтом, у моря, все еще есть бухта дель Констанц, и наш причал с рыбацкими лодками, и аллея Огней. И от станции на Курортном перекрестке каждый день в три пополудни уходит в столицу огромный зеленый дирижабль с белым львом на боку. И это мы здесь - всего лишь обломки былого прекрасного мира. Мы пытаемся сохранить все, как было до, но кто знает, что там сейчас? Ни разу со стороны гор не прилетел ни один борт. Ни разу за все эти долгие два года. Может, я скажу крамольную вещь, но мне сейчас совестно, что я не остался тогда..."
   Не надо это читать.
   Эри отчетливо поняла, что еще немного, и она, забыв обо всем, начнет выискивать среди бумаг обрывки писем, чтобы еще хоть на миг соприкоснуться с тем миром, о котором рассказывают ровные четкие строчки. Многие слова и названия были для нее всего лишь сочетанием звуков, но они завораживали. И не было рядом ни одного человека, который смог бы объяснить, дополнить историю. Не у кого спросить.
   Она почти со злостью отложила письмо. Принялась складывать по номерам старые, протертые на сгибах чертежи. Потом обнаружила себя на откидной полке, сжавшейся в комок, и вытирающей слезы о подол юбки. В комнате было темно - это пришло туманное облако и скрыло солнце.
   Обругав себя, за что - сама не поняла, Эри быстро и почти не глядя запихнула в сумку оставшиеся бумаги. Грегори велел отнести их доктору завтра. Но ведь ничего не будет, если она это сделает сегодня? По правде говоря, она готова была делать что угодно, только бы не сидеть в одиночестве в пустой каюте и не ждать...
   Доктора не было дома. Воздух наполнил густой туман, начал накрапывать дождь. Гасс поскуливал, жался к ногам. Шаги гулко разносились по узким переулкам. Тусклые фонари едва пробивали своими лучами густое марево.
   Эри поправила шаль. Где его искать? В "Маяке?" Может, он как раз сейчас навещает кого-то из пациентов. Проще подождать тут же, на палубе "Родерика". Ведь рано или поздно, но он вернется. Или пойти домой. И до рассвета сидеть, и глядеть в окно, в ожидании, когда же наконец взойдет солнце...
   Ноги сами собой привели ее к воздушному шлюпу "Аленест", к Морскому музею. Она впервые со дня его гибели оказалась здесь. Растерянно огляделась.
   На ноздреватом снегу в тени деревянного корпуса лежали сигнальные флажки. Знак памяти. Знак, что о Даниэле не забыли и не забудут. Синие, красные. Желтые. Слишком праздничные, слишком яркие.
   Один, голубого цвета, скатился на тропу. Эри быстро подняла его, положила к другим. Услышала шаги за спиной, обернулась... и узнала доктора.
   Доктор Варков улыбнулся ей и заметил:
   - Я приходил к нему, когда учился в школе. Хороший был человек.
   - Да, я знаю. Грегори говорил о нем всегда только хорошее. Доктор, вы меня не узнали? То есть, вы наверное, меня не запомнили. Мы виделись. На "Быстром". Вы тюремный врач, а я приходила к Грегори. Моряки говорят, его завтра убьют.
   - А, вы та девушка... да, я видел вас.
   - Доктор, мне надо с вами поговорить. И кое-что вам передать. Меня Грегори просил. Он сказал, что это важно. Но он хотел, чтобы я завтра... после. После казни.
   - Идемте на "Родерик"...
   - Эри. Меня зовут Эри.
   - Идемте, Эри. Там и поговорим. Начинается дождь...
  
   Грегори
   Три шага от койки до двери. Сквозь вентиляционные решетки ему был виден свет в коридоре. Дверь металлическая, замок простой и мощный, изнутри не откроешь. Если бы у Грегори была хотя бы пара дней, можно было бы чего-то придумать, спланировать побег. Эри бы помогла. Был бы жив Даниэль, он тоже помог бы непременно. Но это все мечты о несбыточном. Единственное, что реально может получиться, это когда дежурный отворит замки, приложить его по голове чем-то тяжелым, убежать в кормовую часть, попытаться уйти по запасному трапу. Но даже сели удастся, что потом? Со скалы-то не уйдешь. Скрываться всю жизнь, научиться думать только о том, как найти пропитание и теплый ночлег? Подтвердить побегом свою вину? Усугубить гибель Даниэля смертью охранника? И если к первой ты отношения не имел, то вторая будет уже полностью на твоей совести.
   Три шага от двери до койки. Иллюминатор заварен, и неизвестно, сколько времени до завтрашнего утра.
   Мысли беспорядочно крутились в голове, сменяя одна другую. О том, что его ждет, Грегори старался не думать. Он не ощущал себя героем, и был уверен, что не сможет молча и гордо взойти на эшафот... или что там для него подготовили.
   Только бы она не пришла на казнь. Для Эри это будет уже слишком.
   Почему Даниэль никому никогда не рассказывал об их задумке? Если бы еще хоть кто-то знал. Если бы был еще хоть один человек, болеющей той же идеей, готовый ради нее на многое, Грегори было бы легче. Да, он попросил Эри передать сумку доктору, но кто поручится, что доктор все поймет правильно? Кто поручится, что он вообще прочтет то, что Даниэль так долго собирал, систематизировал, готовил? Что он возьмется разобраться в путаных чертежах самого Грегори и в старых схемах, найденных среди бумаг капитана? Увидит ли он только бред выживающего из ума старика и поиски оголтелого мечтателя, или же все это не покажется ему безумием?
   Нет ответа. И теперь уже не будет.
   В три часа ночи за дверью сменился часовой. Время тянулось одновременно и медленно и безумно быстро. Так быстро, что хотелось крикнуть ему: "Остановись! Дай подумать, дай разобраться! Позволь найти выход!"
   Но утро и час казни вместе с ним наступило внезапно.
  
   Блаз
   Утром казалось, что все еще может пойти по плану. Жероль сказал, что в участке все тихо, никто никаких особых режимов не вводил, никто не отдавал распоряжений о внеурочных дежурствах. Жероль десять лет в полиции, ему там доверяют. Жаль, в патруле нет своего надежного человека. Но судя по наблюдениям, там тоже ни о чем не подозревают.
   Экзекуцию решили устроить на баке "Чарльза Воителя". Огромный линкор как нельзя кстати подходит для этого. К тому же за всем, что будет там происходить, можно наблюдать и не всходя на борт. Достаточно просто подняться по Верхним улицам ближе к Корабельной. Там-то и будут стоять полицейские расчеты и большая часть патрульных. Остальные наверняка будут обходить улицы по привычным, давно установленным маршрутам.
   Блаз шепотом выругался, отворил окно. В комнату проник свежий холодный воздух. Уже темнело, а предстояло так много сделать. Проверить посты. Отдать последние приказы. Доставить по отрядам с таким трудом добытые патроны. Если бы не выходка Микеля, если бы он не притащил девчонку, времени на подготовку было бы больше.
   Но кто мог знать, что к моряку она привязана больше, чем к студенту? Сам он уверял, что она человек надежный. Ну-ну. Этого "надежного человека" видели на "Быстром" всего несколько часов назад. По словам все того же Жероля, она просила о встрече с заключенным, и эта встреча даже состоялась, о чем растрепал в "Маяке" сменившийся патрульный из тюремной охраны. Но вот кто поручится, что она не поговорила еще с кем-нибудь из патруля?
   Именно поэтому Блаз и приказал поторопиться. Поэтому, и еще потому, что большинство жителей Верхних улиц, да и Нижних тоже, рабочие, обыватели, может, даже Наследники - все придут смотреть на казнь. И значит, будет меньше невинных жертв. И склады, ключевые суда, центральная радиостанция, училище и цех будут захвачены почти бескровно.
   Да, он сам разъяснял сподвижникам, что людей жалеть не нужно, что ресурсов в городе мало и больше не становится. Но каждый раз он знал, что не сможет отдать приказ убивать безоружных. Даже если это будет прислуга из домов ненавистных Наследников. Полицейских, охрану, патруль - сколько угодно. Но только не тех, кого чья-то воля или судьба привели в чужие дома, потому что своих домов у них больше нет.
   Дверь отворилась без стука, но Блаз даже не обернулся. Он знал, что кроме Микеля или Жероля никто войти не может. Остальные уже отправились на позиции, ведь до комендантского часа совсем недолго. А провалить операцию просто потому, что кто-то ночью попадется патрулю, раз плюнуть.
   - Я знаю, что нужно сделать! - хрипло сказал Микель. - Только не отказывай сразу. Дослушай.
   Идеи Микеля всегда отличались радикальностью, если не сказать больше. Но в них всегда было рациональное зерно, которое можно докрутить, додумать, довести до ума.
   Блаз кивнул.
   - Мы обрушим линкор. Он и без того держится на честном слове, а если устроить пару небольших взрывов под основанием, он полетит в бездну. На улицах под ним давно уже никого нет, все знают, что там опасно. Понимаешь? На сам корабль будут наверняка пускать только Наследников и их приближенных. Там же будет и верхушка патруля, вряд ли они пропустят это событие. Может, несколько почетных горожан еще будет.
   Блаз потер лицо у переносицы - такого он не ожидал даже от Микеля. Не ожидал, но...
   Это действительно поможет восстанию, повергнет в замешательство врагов и временно парализует действия патруля и полиции. Вот только, насколько это может затронуть остальные суда? Те, живые, которые зашвартованы близко к линкору? Не случится ли так, что ржавый исполин потянет за собой десятки других кораблей? Надо все обдумать, все еще раз пересчитать.
   Только нет на это времени. Надо или соглашаться с Микелем или решительно отказаться, подобрав безукоризненные аргументы.
   - Ну же! - Студент требовательно смотрел ему в глаза. И Блаз не выдержал. Его кивок при желании можно было счесть случайным движением подбородка. Но Микелю было достаточно и этого.
  
   Эри
   Дождь к вечеру сменился снегом. Влажные хлопья тяжело падали на мокрую палубу, свет с трудом пробивался сквозь толщу снегопада.
   На "Родерике" Эри была впервые. Никогда она даже представить себе не могла, что корабли могут быть такими - ухоженными и светлыми. Причем, целиком - от носового фонаря до самого распоследнего трюма. На "Квадрате" жизнь едва теплилась на верхних палубах, его машина уже несколько лет работала вполсилы и большая часть механизмов требовала замены или хотя бы ремонта. Остальная часть судна пустовала. Оттуда было вынесено все, что только можно, даже многие двери были сняты. Только сторожа следили, чтобы на борт не забрались бродяги или воры. Сторожа и кочегары и составляли всю его команду. Они же посменно и палубы чистили ото льда и снега - но лишь там, где это имело смысл.
   "Квадрат" - далеко не лакомый кусочек.
   Эри с ногами забралась в потрепанное кожаное кресло в каюте доктора, и осторожно пила чай из фарфоровой чашки с обитым краем. Чай давно остыл, но девушке нравился сам процесс.
   Еще по дороге она торопливо рассказала Варкову свою историю, потом поведала о том, что нашла в сумке. А пока доктор раскочегаривал плиту, отыскала те два так зацепивших ее письма.
   - Что же, - сказал доктор, - вероятно, ваш друг просто хотел, чтобы кто-то позаботился о вас после его смерти. Это было бы логично с его стороны...
   - Но тогда он сказал бы вам об этом сам! Ведь у него же была такая возможность?
   - Да. - Варков передал ей чашку. - Была. Но он попросил меня о другом. И я сейчас начинаю думать... - он осторожно задвинул медную заслонку, - что эта просьба была не просто отчаянной попыткой доказать свою невиновность хотя бы мне. Он действительно хотел, чтобы я докопался до истины.
   - О чем он попросил?
   - О таком обычно не просят. Он хотел, чтобы я отомстил за капитана. Но какой из меня мститель?
   Эри осторожно поставила чашку на край стола.
   - Неужели вы не поняли? Это же так просто! Чтобы кому-то мстить, нужно сначала разобраться, кто виновен. Понимаете? Разобраться. Найти доказательства, кого бы они ни порочили.
   - Докопаться до истины... а потом похоронить эту истину вместе с самим собой, так, как сделал он сам? Видят небеса, я не герой и не офицер, я не знаю, как нужно поступить в такой ситуации. У меня нет ни наития, ни приказа. Я врач, который только одно умеет делать хорошо - лечить людей. Не мстить, не расследовать убийства. Как я могу решать?
   Эри могла бы возразить, что зло от добра всегда можно отличить, и что честных людей в мире больше. Но промолчала. Потому что сама еще недавно пыталась сделать такой выбор и ошиблась.
   - Грегори не мог выбирать, - сказала она, чтобы уйти от опасной темы. - Может быть, он и не знал ни о чем.
   Доктор раскладывал на столе бумаги из сумки. Чертежи - к чертежам, письма - к письмам.
   - Он каждый свободный вечер ходил в музей, к Даниэлю. И все время читал. Наверное, он знал больше, чем преподаватели в училище.
   Варков только улыбнулся.
   - Это похоже на архив. История города в технической документации. Но я все равно не понимаю, зачем ваш друг это мне передал. И почему именно мне.
   - Наверное, он просто поверил вам. Что вы не выкинете все это, а попробуете разобраться.
   Варков перевернул очередной тусклый чертеж. Отложил его в сторонку. Взял следующий. Как, ну как во всем этом хоть что-то понять?
   - Вы только не смейтесь надо мной, ладно?
   - Вы что-то знаете?
   - Может, это только моя догадка. Грегори никогда мне не рассказывал. Он вообще неразговорчивый. Но, мне кажется, они с Даниэлем хотели починить один из кораблей. Я как-то раз подслушала их, только тогда не поняла о чем шла речь. А сейчас уже не помню ничего.
   - Идея в духе Даниэля. Может быть, нам стоит посетить музей...
   - Но зачем? Вряд ли Наследники отменят казнь.
   - Знаете, Эри... ведь зачем-то же Хорвен хотел, чтоб я прочитал эти записи и чтобы, как вы правильно сказали, попытался понять.
   - Да, конечно.
   - Так может, время имеет значение? Может, там мы найдем что-то, что поможет доказать его невиновность?
   Варков сам не представлял, зачем он сказал об этом. Хотелось как-то взбодрить гостью, отвлечь от невеселых дум. Да и себя самого заодно тоже отвлечь.
   Лучше делать хоть что-то, чем не делать ничего. Тем более, до комендантского часа осталось недолго.
  
   "Чезар Воитель"
   Выпавший за ночь снег выбелил, вычистил все, что вскрыла оттепель. Копоть и сажу, серые скалы, мусор глубоко внизу, под килями кораблей. Люди утром выглянули в окна и удивились, как чисто вокруг и как светло. Туман ушел, солнце поднималось над дальним хребтом, воздух еще пах морозцем, но к полудню будет теплей.
   Дежурные, поругивая погоду, чистили палубы, но сами нет-нет да поглядывали в сторону линкора, куда постепенно, потихоньку начал собираться народ. Офицеры патруля в темно-синих бушлатах Императорского воздушного флота уже заняли свои посты, пожалуй, их было больше, чем в любой другой, обычный день.
   Блаз окинул взглядом серо-стальную в ржавых потеках громадину, сплюнул в снег. Он отчего-то был уверен, что затея Микеля провалится. Слишком огромен старый корабль, слишком тяжел. Наверняка сдвинуть его с места не удастся, скорей уж от подложенных под днище зарядов он развалится на куски.
   Как Блаз и предполагал, обычных жителей на сам борт не пускали, предлагая подняться на палубы зашвартованных неподалеку судов и на гладкую площадку там, где линкор стоял тридцать лет назад, до аварии.
   Многие, пришедшие посмотреть на казнь, шли, не поднимая головы. Как будто это им был вынесен приговор. Блаз достал из кармана трубку, принялся набивать. Он хотел сам убедиться, что на линкор поднимутся только Наследники, командиры морского патруля, сами патрульные, которым не повезло сегодня дежурить, осужденный и его конвой. И никого другого. Пока еще приказ можно отменить и вернуться к первоначальному плану.
   Вот, шаркая, прошел мимо хозяин бара "На маяке". Вот деловито и угрюмо следом за ним проследовал сигнальщик с "Родерика". Вот пожилая женщина в пестрых юбках идет под руку с юношей лет пятнадцати, наверное, это ее сын. Вот в тени буксира незаметно пробираются двое бродяг. За ними на белом снегу остается четкий след. А вон появились и первые почетные гости - на верхнем деке под синим навесом, призванном защищать от дождя и ветра, начали рассаживаться неразличимые из-за расстояния люди. Наследники или их свита.
   Знакомые, полузнакомые и незнакомые люди. Вряд ли они могут догадаться, что всего через пару часов их жизнь изменится.
   Сильно ли? Зависит от их собственной доброй воли. Каждый будет волен сам выбирать, кем быть, чем заниматься. И ни у кого не будет нужды скрываться в холодных, полуразрушенных судах нижних улиц...
   Блаз не спеша последовал в сторону "Чезара Воителя". Он был частью толпы, он ничем из нее не выделялся, и думал теперь о том, все ли готово, хватит ли патронов, и верно ли были определены позиции для передовых отрядов. В сумке ждала карбидная лампа и спички - чтобы просигналить Микелю, когда наступит нужный момент.
  
   Роджер
   Арестант шел медленно, но Роджер не стал бы обвинять его в том, что он тянет время. Конвой и сам не мог двигаться быстро. Шли с палубы на палубу, по специально разработанному маршруту. Вдруг найдется кто-то, кто поможет Хорвену сбежать? Вдруг он сам решится на побег? Или сочтет, что смерть на скалах привлекательней позорной казни? Всякое может быть, и потому в конвое сегодня четверо. И ружья у них заряжены и удерживаются на весу. Тяжелая вороненая сталь придает уверенности, но идти так неудобно - нет возможности в случае чего ухватиться рукой за перила. Почему-то Роджер раньше не замечал, что доски рассохлись, что многие ступеньки погнуты, а веревки ненадежны. Шел, и уговаривал себя: только бы ничего не случилось!
   И ничего не случилось. Разве только встретились по дороге двое угрюмых рабочих с деревянными ящиками и сварочным агрегатом. Рабочие молча пропустили процессию и дальше последовали своим курсом.
   Хорвен на миг замер, когда поднялись на борт одного из давно пустующих буксиров. Расправил плечи, окинув взглядом город и обе скалы. Потом вдруг прищурился, вглядываясь, и приподнял руку, словно хотел махнуть кому-то знакомому. Но конвой, конечно, не позволил. Роджер вгляделся в силуэты старых судов. Что его так заинтересовало? И неожиданно увидел. Над Корабельной, почти на самом верху, на острой мачте, развевался синий сигнальный флажок.
   Кто его поднял? Зачем? Корабельная скала с давних времен - городское кладбище.
   Туда относят тела умерших. Там мертвецы обретают последний покой. Совсем недавно туда отправились и капитан с Даниэлем.
   Может, когда-то давно Корабельную скалу легкомысленно называли Корабелкой, может, в те времена не кружили над ней стаи птиц-падальщиков, и подняться над городом мог кто угодно. Но с тех пор прошло уже много лет. И за все эти годы никому, ни одной живой душе, не приходило в голову вывешивать там флаги. Роджер подумал, что ему непременно надо будет рассказать об этом. Потом, после казни. Или даже самому сходить, посмотреть, что к чему. План расстановки судов на Корабельной есть у сторожа, и получить его нетрудно. Достаточно придумать подходящий предлог.
   Роджер так уже делал однажды - в начале зимы на Корабельной развелись собаки, и его с напарником отрядили уничтожить стаю. Псы разбежались, ни одного зверя им тогда убить так и не удалось.
   Еще два перехода, и вот он - ржавый борт старого линкора. Патрульные с каменными лицами, посты у трапов. Темные коридоры нижнего дека, крутой трап, пустой пожарный щит, низкая дверь.
   Снаружи было светло.
   Роджер вышел в светлый дверной проем последним. Он увидел зрителей палубой выше, увидел судебных исполнителей, адвоката и полицейских, выстроившихся по периметру. И других людей - на соседних судах, на скальном уступе, на мостках, сходнях, крышах. Ему показалось, что весь город собрался здесь.
   Арестанта повели к помосту, сооруженному вчера на баке. Роджер оказался по левую руку от него и увидел, что тот что-то шепчет. Молится? Может быть. Сам он точно молился бы.
   Но смотреть надо не туда. На линкор все-таки пустили зрителей, и они как раз сейчас занимали места за полицейским кордоном. Места там мало, дело идет медленно, и что-то может случиться...
   А вот и доктор Варков. Выглядит больным, должно быть, у него была тяжелая ночь. Стоит за брашпилем, уперши в него ладони, старается не дать толпе увлечь его от этой надежной опоры.
   Знакомый механик с "Квадрата" приветственно кивнул Роджеру, но тут же вспомнил, что это неуместно, сделал каменное лицо и отвернулся.
   Исполнитель зачитал приговор, обратился к арестованному, узнать его последнюю просьбу или слово.
   Роджер, забыв о приказе, таращился на Хорвена, стараясь не упустить ни одного слова. Но тот пожал плечами, сказал:
   - Нас так мало. И мы такие маленькие. Ничего не надо, благодарю.
   По жесту распорядителя конвой отошел в сторону. Исполнители сняли с приговоренного рубаху и подвели к длинной лавке в центре помоста. Лица исполнителей скрывали маски - чтобы потом никто не смог их узнать.
   Роджер на миг увидел происходящее, как будто со стороны. Ржавые обтрепанные палубы, латанные, тусклые одежды. Сломанные мачты. Какое-то тряпье в тени у борта, выбитые пыльные окна и иллюминаторы. И где-то невообразимо далеко - чистые горные вершины, хрустальный лед, ослепительный снег. И солнце, и холодный воздух.
   Только на миг. А потом исполнители приступили к своим обязанностям. Грегори Хорвен молча выдержал первые три удара.
   Кто-то жалостливо вскрикнул. Роджер, чтобы не смотреть на казнь, уставился в пол.
  
   Грегори
   Можно было бы попросить сигарету или стакан спирта. Наверняка его просьбу выполнили бы.
   Это первое, о чем подумал Грегори, когда вдруг по корпусу линкора прокатился низкий жалобный гул, похожий на стон, и с верхних палуб донесся многоголосый крик.
   Лавка под ним словно ожила, подскочила, ударила по ребрам, а палуба начала медленно крениться. Прекратились удары экзекутора, он тоже не смог удержать равновесие.
   Закричали, оскальзываясь и падая, люди.
   Если бы он попросил сигарету, ему развязали бы руки. Но ведь нет. Страх заставил сказать какую-то глупость и отказаться от последней просьбы.
   Линкор со страшным скрежетом сдвинулся со скального основания, на котором держался последние тридцать лет. Грегори всей побитой шкурой чувствовал его медленное неохотное движение-скольжение. Есть ли под килем еще хотя бы один уступ, способный остановить падение? От крика заложило уши, но сделать было ничего нельзя - когда руки связаны под лавкой, вообще ничего нельзя сделать, сколько ни дергайся. Грег только понял, что корма линкора опускается вниз быстрей.
   А потом судно начало разваливаться, и все прочие шумы поглотил оглушительный, бесконечный треск разрываемого металла.
   Грегори увидел прямо перед собой огромные глаза молодого патрульного из "своего" конвоя. Губы парня шевелились, он попытался что-то сказать, но поняв, что сквозь грохот ничего не слышно, попросту уцепился за край лавки и вытянул из ножен кортик. Грегори зажмурился. Почему-то решил, что патрульный собирается довершить начатое экзекуторами. Однако уже через миг оказалось, что тот всего лишь решил освободить его. Руки оказались свободны, и оба они покатились в сторону палубной надстройки.
   Именно этот момент старый корабль выбрал, чтобы натолкнуться на очередное препятствие. Грег заметил, как несколько человек, не удержавшись, полетели за борт. Увидел, как по левому борту люди расталкивают друг друга, чтобы только добраться до трапов, ведущих наверх.
   А потом увидел доктора Варкова. Доктор был на носу, висел, уцепившись обеими руками в ржавую цепь. Рядом с ним никого уже не было - не удержались.
   Грегори толкнул патрульного, привлекая его внимание - тот истово закивал. А потом показал, что в патруль дураков не берут: добрался до правого фальшборта и прыгнул к контрфорсам, которые с каждым мигом все больше походили на ступени. "Чезар Воитель" уже имел крен именно на правый борт. По левой, притертой к скалам стороне, подняться бы парню не удалось.
   Все это Грег обдумывал, уже ощущая под руками ржавый металл ближайшего контрфорса.
   Они смогли подняться даже чуть выше якорной лебедки. Патрульный отстегнул портупею и вытянул ремень, сцепил их, но добраться до доктора с помощью этой импровизированной веревки ему все равно не удалось бы - до Варкова было метра четыре гладкой наклонной палубы.
   - Я прыгну, - крикнул патрульный.
   Грегори услышал.
   - Вытяну его на лебедку, и мы оба спустимся к надстройке. А потом поднимемся сюда. По фальшборту.
   План ничуть ни хуже других - если только доктор не успел себе чего-нибудь повредить.
   Патрульному удалось легко добраться до брашпиля. Грегори не слышал, но догадывался, что он уговаривает Варкова отпустить одну руку и ухватиться за импровизированную веревку. Из-за наклона держаться было нетрудно, но там все иначе - там нет удобного фальшборта, там все нужно делать на весу.
   Наконец Грег увидел, как они оба скользят вниз уже без риска вывалиться за борт. Что дальше? Добраться до носа и попытаться по внешней стороне корпуса корабля доползти до скалы? Снаружи фальшборт - гладкая поверхность, но между его обшивкой и собственно бортом есть отверстие, руку или ногу просунуть можно. Или закрепить веревку. Попахивает безумием, но если не попытаться, не узнаешь, насколько эта безумная идея может считаться стоящей.
   Пришлось вспомнить детский навык лазанья по чему угодно, но через какое-то время Грегори все же перебрался на левый борт. Уклон оказался действительно крутым, однако, удерживаясь руками за планширь, двигаться можно. Если рискнуть. Ногами вперед и очень осторожно, потому что отсюда, в щель между килем и скалой, отлично видно ту бездну, в которую придется лететь, если сорвешься.
   Он заметил, как патрульный помогает доктору подняться. Варков держался молодцом, но ясно, что опыта в подобных делах у него никакого, да и физическая подготовка не та.
   - Не смотрите вниз! - крикнул Грегори на всякий случай.
   - Знаю!
   Ползти оказалось больше страшно, чем трудно. Он не видел, куда ставить ногу и двигался скорей наощупь. Иногда подсказывал доктору точку опоры, но тот перемещался еще медленней и осторожней.
   А потом вдруг понял, что скала - вот она, рядом. Еще несколько метров, и можно будет добраться до уступов. Там, совсем близко, Мусорный берег - самая нижняя точка города, под которой нет, не то, что ни одного корабля, вообще ничего нет. С этого узкого карниза в бездну обычно летит ненужный хлам, который даже самый рачительный хозяин не смог приспособить для дела.
   Сейчас Мусорный берег выше задранного носа линкора, выше его черных изогнутых труб.
   Но вскарабкаться на него ловкий человек сможет. Скала здесь не отвесная, есть выступы, сколы. Зацепки. Главное, до нее добраться.
   - Хорвен! - услышал Грегори слабый оклик доктора. - Ваша спина... надо обработать...
   - Мне не больно. Потом разберемся.
   - У вас шок.
   - И отлично. Потом разберемся!
   Линкор, падая, сгладил многие неровности, и Грег все медлил, выбирая место для подъема. Медлил, пока судно снова не дрогнуло, разваливаясь под тяжестью собственного веса.
   Сразу оказалось, что и схватиться есть за что, и бежать по борту к серым, растрескавшимся камням не так уж сложно. Через минуту он смотрел, как со скрежетом и грохотом камнепада вниз летит разломившийся пополам старый корабль.
   - Я думал, нам конец, - изумился молодой патрульный и вдруг засмеялся.
   - Тебя хоть как зовут, парень? - раньше как-то повода не было спросить.
   - Роджер.
   - Ну что, Роджер. Полезли? Доктор, вы вперед. Мы сзади подстрахуем.
   На Мусорном берегу их встретили только две бродячие собаки. Люди наблюдали за трагедией с кораблей, а это выше. Намного выше.
  
   Блаз
   На катер, удобную точку обзора, пробраться не удалось. Надо было подумать об этом раньше. Блаз, покружив по окрестностям, все же поднялся на уступ, с которого все было неплохо видно. Правда, фигуры людей казались маленькими и игрушечными, но зато ничто не загораживало обзор.
   Успел увидеть, как патрульный пост подле крейсера опустел, и на борт начали подниматься простые горожане. Это было плохо, очень плохо, и Блаз даже потянулся к фонарю, но оказалось, что впустили всего десятка три зрителей. Остальные не стали покидать уже облюбованные места.
   Как на концерте. Или в театре. Наверное, люди соскучились по зрелищам. Наверное, устали от кухонь и долгих зимних разговоров...
   Появился конвой с заключенным. Все шло, как должно идти, но отчего-то на душе скребли кошки. Словно где-то в расчеты закралась ошибка. Словно что-то пошло изначально не так.
   Потому-то Блаз не стал отменять приказ. И потому он, не дожидаясь казни, покинул свой пост. Он торопился на верхние улицы. Туда, где на удобном, почти плоском основании расположились суда Наследников. Прочные хорошо охраняемые суда. Сейчас их обитатели на линкоре. Сейчас Наследники наиболее беззащитны перед его бойцами.
   На ходу Блаз вытянул из-за голенища красную ленточку и повязал на левый рукав. В суете боя легче легкого спутать своих с чужими, а такие ленточки помогут не ошибиться.
   Уже добравшись до "Памяти Орра" он услышал звук взрыва и протяжный скрежет, свидетельствующий о том, что безумная затея Микеля удалась. А значит, нужно еще больше спешить.
   Вверх по сходням, к охранному посту под килем "Святой Габриэллы" он поднялся почти бегом. И едва успел к началу атаки.
   Он увидел, как распахнулись люки, как по веревкам вниз заскользили его воины, его бойцы армии свободы, как дружно они побежали вперед, туда, где из укрытий начали выходить привлеченные шумом служаки из личной охраны Наследников.
   Блаз был уверен, что справиться с ними будет легко.
   Он и сам оказался на гребне атаки и одним из первых вступил в перестрелку. Враг, начавший было бессистемную пальбу, отступил, как и предполагалось. На свежий снег брызнула первая кровь. Красное на белом - красивое сочетание. Красивое и зловещее. Но сегодня оно принесет беду только Наследникам и тем, кто вздумал их защищать.
   И тут внезапно по его отряду с верхних палуб открыли огонь совсем другие люди. Зазвучали короткие, отрывистые приказы. Гулко раскатился в узком коридоре между судами ружейный залп. Двое упали, захлебываясь кровью.
   Это был удар. Неожиданный и подлый. Блаз даже не сразу понял, что случилось. А когда понял, заорал:
   - Под киль! С линии огня!
   Услышали его немногие.
   Атака продолжилась. А в голове шумело, как водопад: "Нас ждали. Они знали, что мы придем! Кто-то нас предал..."
   Красное на белом - обманное сочетание.
   Выскочили на открытую местность. Впереди, под бортом очередного судна, их встретили. Патрульные выстроились наизготовку, и дали залп, лишь только люди Блаза оказались на виду.
   Еще двое. Посчитал он. Ничего. Сейчас с запада по верху должны подойти отряды Жероля.
   Перезарядить ружья патрульным никто давать не собирался. Под чей-то хриплый вопль "В атаку!" бойцы кинулись врукопашную. Блаз сжимал пистолет и бежал вместе со всеми, как рядовой, как один из бойцов собственной армии. Влажный воздух, запах ржавчины, как запах крови... он подчинялся приказам командира отряда бездумно и легко, заранее зная, что отступать нельзя. Даже если силы не равны.
   И когда вдруг почувствовал, как подломилась правая нога, как обожгло ее горячим, словно кто-то плеснул кипятком, ощутил только досаду: не продержался до окончательной победы, не добрался до "Белого льва", не увидел, как с его мачты сорвут зеленый флаг с хищной мордой и не поднимут красный треугольник нового флага. Того, что будет знаменовать начало эпохи справедливости и свободы...
   Блаз не был смертельно ранен, но бежать вперед с простреленной ногой не мог. Кто-то помог ему подняться и усадил в тени огромного валуна, служившего опорой одного из кораблей.
   Впереди продолжали раздаваться звуки боя. Где-то далеко, под скалой, разваливался подорванный линкор.
   "А вдруг все напрасно? - думал Блаз зажмурившись. - Вдруг они все-таки победят?.. что будет тогда? Что ждет нас... город?"
   Нет, Наследники победить не должны. Это неправильно, это нечестно: их время вышло! Нужно сражаться. Он, опираясь на камень, поднялся. Проверил, заряжен ли пистолет, и заковылял туда, где все еще не стих бой. По плану, его бойцы должны занять "Белого льва", закрепиться там и уже оттуда продолжить захватывать другие корабли Наследников. На этом фрегате, строившимся когда-то по "воздушным" чертежам, как стало точно известно, хранится довольно большой арсенал, есть даже несколько дальнобойных пушек. Если завладеть всем этим, можно считать, что победа в кармане. Вот только, никто не брал в расчет патруль. Ведь все знали - патрульные будут на казни...
   И тут близко, в нескольких метрах, раздался взрыв. Звякнула рында, и кто-то раскатисто приказал в рупор:
   - Всем стоять! Сопротивление бесполезно, вы окружены!
   Видимо, стоять никто не собирался. Стрельба только усилилась. А потом Блаз увидел, как тем же путем, которым всего несколько минут назад двигались вперед, отступают его люди. Отступают организованно, никто не бежит. А значит, надежда все-таки есть...
   - Наши заняли "Габриэллу", - сообщил командир отряда. - Отступаем туда.
   "Габриэлла" - хорошее, прочное судно. Но вот долго ли оно сможет выдерживать осаду? Блаз не знал.
   Но позволил двоим бойцам помочь ему идти.
  
   Эри
   Доктор убедил ее не ходить. Эри сама понимала, что не надо, что правильней ждать в музее или даже остаться на Корабельной.
   Но не смогла. Вышла на площадь, потом спустилась к "маяку" и там некоторое время ждала, вглядываясь в силуэт линкора.
   Корабли казались вымершими. Она нервно перебирала лямки сумочки, но стоять было невыносимо, и Эри дошла до дома капитана. Хотела подняться на борт, но не решилась. Там на носу стоял мрачный патрульный с застывшим лицом, Эри таких боялась.
   Вчера в музее она удивилась тому, что со дня смерти Даниэля прошел почти месяц, а там ничего не изменилось. Новый смотритель хмуро сказал, что сам распорядился оставить все, как было. Как будто это музей теперь не только всего флота, но еще немного и личный музей его предыдущего смотрителя.
   Их провели в кабинет. Там Даниэль работал. Когда Варков спросил, чем же именно тот занимался, смотритель стушевался и не смог подобрать правильный ответ. Сам-то он только открывал музей, водил экскурсии и следил за порядком.
   Эри уже была здесь однажды - Грегори привел ее как-то раз сюда на целый день. Они не только осмотрели основную экспозицию, но побывали еще в библиотеке и в запаснике. Тогда от избытка впечатлений она ничего не запомнила, а сейчас с удовольствием узнавала знакомые вещи. И эти знакомые вещи говорили ей порой совсем другое.
   - Доктор! Смотрите, письмо!
   - Да. Тут написано, это один из ранних отчетов нашего капитана.
   - Да нет же! Неужели вы не видите?! Это тот же почерк, что в письмах, которые я вам показывала.
   - Вы очень наблюдательны, Эри. Я вот не заметил. И вправду...
   "Совет принял решение отказаться от "самоубийственной экспедиции". Старые глупцы. Самоубийство - оставаться здесь и ничего не делать. Сейчас пока еще реально подготовить хотя бы одно судно, поставить на ход, произвести разведку. Сколько мы продержимся на привезенных с собой ресурсах? Ледник не дает портиться продуктам, это для нас огромный плюс. Но это - не спасение. Они назвали меня мечтателем. Но до того момента, когда вопрос экспедиции станет вопросом нашего выживания, не так уж много времени. Может быть, они его еще застанут. Но застанут дряхлыми стариками, не способными поднять в небо ни один корабль. А среди нового поколения не будет никого, кто владеет теми же знаниями. Я принял решение выйти из совета. Они убеждали меня остаться, но мое слово там ничего уже не значит...".
   - Тут дата. Он написал это тридцать лет назад. Через двадцать лет после появления города.
   - Эри... вы знаете историю, умете читать. И вместе с тем вы долго жили на улице...
   - Да, так бывает. Мать ушла работать поваром на ледник. Она хорошо готовила. Тогда мы жили... - Эри неопределенно мотнула головой. - Я сейчас понимаю, что мы жили лучше, чем многие в городе. Но отец умер, мать ушла работать на ледник, а с детьми туда нельзя. Я осталась у родственников, а потом сбежала от них. Мне было двенадцать, я подумала, что лучше в нижних кварталах, чем у таких родственников.
   - А мама что же?
   - Мы виделись. В тот же год. Она замуж вышла. Я сказала, что у меня все хорошо, что не нужно беспокоиться. А это что?
   - Не трогайте. Это личные вещи капитана. Его трубка и трость.
   - А книга? Я могу полистать?
   - Эри, я посмотрю в кабинете Даниэля, а вы тут побудьте, хорошо?
   - Конечно.
   Книга в кожаном коричневом переплете оказалась чем-то средним между личным дневником и техническим справочником. Капитан как будто особо интересовался несколькими небольшими воздушными судами. И что замечательно, наброски двух из них Эри точно видела в сумке у Грегори. Воздушный катер сопровождения Р-12 и военный буксир "Зеркало".
   Рисунки как будто были срисованы с книги капитана.
   Таких судов в жилой части города Эри не знала. А ведь за почти четыре года бродячей жизни она побывала и на нижних улицах, и на катерах Торгового спуска. Видела вблизи даже корабли Наследников - зимой там бродяг никто особо гоняет, если не лезть на палубу.
   - Хороший был человек наш капитан, - вздохнул за спиной смотритель, высокий круглолицый моряк, обладатель короткой бороды и густого баса.
   - Да. И Даниэль.
   - А поди ж ты, какую змею пригрели.
   Эри не стала отвечать. Закрыла книгу и с сожалением положила ее обратно.
   - Пойдемте в кабинет.
   В кабинете доктор рассматривал разложенные на столе чертежи и схемы. Эри подошла ближе.
   - Не могу понять, где это судно. По виду военно-воздушный катер. Он маленький, значит, должен быть где-то наверху, но...
   Эри молча указала на печать под схемой. Она только что видела это название в тетради капитана. Значит, Даниэль не просто хотел починить корабль. Он хотел починить именно тот, на который указал сам капитан...
   - Р-12. Не понимаю.
   Доктор снял и протер очки.
   - Он, наверное, на Корабельной скале, - подсказала Эри. - Ведь никто не помнит, что там за суда. Никто не интересуется.
   Варков вдруг заторопился. Как будто вспомнил про неотложное дело или что у него назначена встреча с пациентом. А на улице, в свете заката, сказал:
   - Я нашел ключ. Не то, чтобы он лежал на виду, нет, под чертежами. Я все думал, какой странный ключ. От чего он может быть.
   - Думаете, это от катера?
   - Схема Корабельной скалы есть у сторожа. Если поторопимся, можем успеть.
   Эри уже не спрашивала, зачем это надо. Надо - и все. Так правильно. Грегори хотел бы, чтобы так было.
   ...сейчас она не знала, куда себя деть. Доктор просил "Не делать глупостей" и дождаться его на "Родерике". Если бы Эри знала, какой глупостью можно себя занять, чтобы убить время, она непременно бы ее сделала.
   Вернулась к бару. Постояла у входа. Внутрь не зашла - нет ни денег, ни желания кого бы то ни было видеть. А потом все-таки решилась. Надо идти к линкору. Ведь может быть, Грегори выживет. И тогда... тогда его отправят на Корабельную, да. Но там-то как раз и есть возможность оказать ему помощь.
   ...Доктор, едва лишь увидел катер, покачал головой:
   - За ним присматривали. Прибирались. Даже палубу кто-то красил. Давненько уже, но по сравнению с другими он как новый.
   Внутри катер тоже не разочаровал. Все оборудование казалось целым, механизмы - смазаны. А то, что местами появились ржавчина и плесень, так это не беда. Можно отчистить.
   Доктор побывал в трюме. Вернулся печальный: "Угля почти нет. Мешка два всего, запустить машину не хватит".
   Но Эри это не казалось важным. Катер нравился ей с каждым мгновением все больше. А когда уже собрались уходить, она увидела на штоке спущенный флаг.
   - Давайте его поднимем, - попросила у доктора. - Никто не увидит. Но пусть он завтра будет поднят!
   ...Она миновала "Родерик", когда над всем городом раздался треск и грохот обвала. Почувствовав, что происходит что-то недоброе, Эри ускорила шаг, насколько это было возможно. Но увидеть, что делается возле "Чезара Воителя" не успела - навстречу ей пошел плотный поток испуганных людей. Поток ее захлестнул, вовлек в себя, сделал своей частью. И лишь на палубе "Родерика" она быстро, как мышка, протиснулась в технический люк под трапом. Там, внутри, было темно и пыльно, но там не было опасно плотной, заполнившей все толпы.
   Из разговоров она поняла, что с линкором случилось что-то ужасное. Он то ли взорвался, то ли рухнул вниз. В любом случае для Грегори это означало верную смерть. И оставалось только надеяться, что доктора не было на борту. И что он не сорвался со скалы и не погиб в давке. Если погибли они оба, то куда ей бежать? Кого звать на помощь?
   Эри облизнула губы. Гасс заперт в каюте Варкова. Бедный пес! Он еще не понимает, что хозяин не вернется. И добрый доктор может тоже не вернуться.
   Надо хотя бы выпустить его на свободу. Он убежит на Корабельную и там прибьется к дикой стае. И все забудет...
   Рассуждая так, она осторожно стала спускаться вниз. Вернуться на палубу не решилась, но ведь рано или поздно она выйдет в жилую часть буксира и найдет нужную каюту...
  
   Мусорный берег
   Оказывается, у доктора на поясе была небольшая сумка. И он ее умудрился не потерять ни во время приключения на линкоре, ни пока лезли на скалу. Едва ушли с Мусорного берега, он непререкаемо велел своим спутникам остановиться:
   - Надо обработать раны. И не только у... - он кивнул на Грегори. - У вас, Роджер, кожа на руках содрана, наверняка больно пальцами шевелить.
   Патрульный кивнул. Хорвен опустился на ближайший камень, невольно застонав.
   - Шок проходит, возвращается нормальная чувствительность, - пояснил доктор. - К сожалению, у меня только перекись водорода. Зато много. Держитесь крепче.
   Роджер оставил доктора и пациента наедине и прошел немного дальше по тропе. Когда страх растаял, он задумался о том, что делать дальше. Вернуться в штаб патруля, написать доклад? Приведет ли это к пересмотру дела Хорвена? Или его попросту расстреляют в одном из трюмов? Правильно ли он поступил, решив дать второй шанс приговоренному? Хорвен был единственным, кто без посторонней помощи спастись бы не смог. Он был привязан к лавке и улетел бы в пропасть вместе с линкором. Но чем такая смерть хуже публичной порки и изгнания на Корабельную скалу?
   Тропа под его ногами раздваивалась. Широкая вела к хижинам нижних улиц, узкая терялась в скалах.
   - Роджер! Идите сюда! - окликнул доктор. - Ваша очередь.
   Хорвен спросил:
   - Почему вы мне помогли?
   - Не знаю. У вас не было шанса. У всех других шанс был, а у вас не было. Наверное, поэтому.
   - Я не убивал капитана.
   - А кто тогда?
   Доктор вынул из все той же сумки узкую красную ленточку.
   - Видели такие?
   Роджер покачал головой.
   Доктор мягко улыбнулся.
   - Не расстраивайтесь. Я тоже не видел. Где-то на нижних кораблях... не кривляйтесь, от этого еще никто не умирал. Такие ленточки носят заговорщики. Те, кто хочет перераспределения ресурсов и готов сражаться, чтобы уничтожить власть Наследников. Понимаете? Я сам недавно узнал. Но вот руководство патруля знало наверняка. В смерти капитана и в смерти Даниэля виновен кто-то из них.
   - Линкор... - медленно сказал Роджер, - сорвался в пропасть не сам. Сначала был взрыв. Что-то происходит. Прямо сейчас. На корабле ведь был почти весь совет Наследников. Интересно, они выбрались?
   - Хотите сходить и узнать? - Хорвен осторожно поднялся на ноги, прошелся морщась. - Ребра вроде целы.
   Роджер отвел взгляд. Если окажется в штабе, придется рассказать все. В том числе и о Хорене. А это неминуемо приведет к его повторному аресту.
   - А вы? Что собираетесь делать дальше?
   - Дальше я отправлюсь в свое законное изгнание. На Корабельной меня никто не станет искать. Если, конечно, вы не расскажете.
   Доктор с некоторой виной в голосе сказал:
   - Мы нашли катер. Не сердитесь, что Эри отдала мне ваши записи раньше времени. Мне кажется, она была права.
   Хорвен невесело кивнул.
   - Мне тоже кажется. Так что, Роджер, вы с нами?
   Да, может быть, это верное решение. Пока еще не ясно, что происходит в городе, кто выжил, кто погиб. Пока непонятно, что дальше. Выходит, любое твое действие, чем бы оно ни было продиктовано, все равно будет нести последствия. И ни кому-нибудь, а тебе на хребет. А раньше ты не знал. Долг велит сейчас подняться на верхние улицы, узнать ситуацию, доложить начальству. Долг велит надеяться на непогрешимость трибунала морского патруля, который, кстати, уже однажды ошибся. Пойти против собственного понимания чести и справедливости. Но может быть, все не так страшно? И на этот раз командование разберется, кто прав, кто виноват?
   Да-да, в нынешнем-то хаосе, после гибели линкора. До того ли им будет? Ведь никто не знает, скольких старый линкор забрал с собой.
   - Я вас не выдам. Но и с вами не пойду. Не хочу увязать в этом. Меня могут счесть предателем. Не хочу знать больше того, что уже знаю.
   Хорвен снова кивнул, как будто ждал именно такого ответа. Потом все-таки совершил еще одну попытку:
   - Капитан однажды у меня спросил, чего я боюсь. Почему ничего не делаю для спасения города. Он считал, что я могу что-то сделать. Потому что от жизни города зависит и моя жизнь. Но я не видел, почему город нужно спасать. Мне он казался огромным и незыблемым, казалось, что он был всегда и будет всегда. Это не так. Слышите, Роджер? Город стар. Он гибнет.
   - Я помню. Вы сказали приставу там, на линкоре, что-то подобное. Я понимаю.
   - Я не капитан и даже не Даниэль. Но вижу, что вы можете понять не только это. Идемте. Это недолго и вы всегда сможете уйти.
   Доктор проверил, надежно ли застегнута сумка на поясе. Он не стал убеждать Роджера, просто пошел вперед. И Хорвен пошел за ним, отстав всего на шаг. Они словно предложили Роджеру решать самому. И он, дав им отойти по склону шагов на пятнадцать, насвистывая, двинулся следом.
  
   Над Корабельной всегда кружатся птицы. Роджер никогда раньше не видел их вблизи. Он представлял их себе мрачными привратниками мира мертвых. Он ошибся. Птицы были некрупные, светлые и крикливые.
   - Это чайки, - рассказал Хорвен. - Они, наверное, прилетели сюда вместе с кораблями. Здесь слишком высоко для них, однако приспособились как-то.
   - А что они едят на скале?
   Вопрос был дурацкий, Роджер сам это понял.
   С Корабельной весь город как на ладони. С гибелью линкора он изменился. И сверху заметней стало то, о чем в самом городе можно было только догадываться. Людей становится меньше. Жилые суда сосредоточены в центре. Окраины давно мертвы. А ведь и эти, "центральные" корабли стоят наполовину пустыми.
   - Страшно... - пробормотал доктор. - Как все изменилось...
   Исторически так сложилось, что все небольшие и более маневренные суда оказались пришвартованы выше тяжелых многотонных кораблей. И опустели они первыми: запас угля на них был небольшой, продуктов и иных ресурсов они не несли. Да и скала слишком крута в верхней части. Внизу есть горизонтальные площадки и террасы, а здесь больше отвесных стенок и неустойчивых камней. Зато и позднейшему разграблению подверглись лишь те, до которых удобно добраться. Именно эти пустые коробки и служили сейчас последним пристанищем для мертвецов. На бортах краской написаны имена и даты жизни - где-то крупно и размашисто, где-то четким трафаретным шрифтом....
   Грегори шел, не задумываясь, он хорошо знал дорогу. Это доктор с Эри вчера почти час бродили в темноте, постоянно сверяясь со схемой. Хорвену дорога была знакома до мелочей. А скала меж тем становилась все круче.
   Наконец, подъем по тропе стал и вовсе невозможен. Он закончился тупиком. Там к борту небольшого, хищных очертаний судна была приставлена лестница. А под этой лестницей чинно сидел крупный черный пес.
   Роджер сбился с шага. Он знал, что столкнуться с дикой стаей здесь, вдали от людей, может быть смертельно опасно. Но, оказалось, беспокоился он зря.
   Хорвен, внезапно опустился на одно колено, позвал:
   - Гасс! Гасс, иди сюда, собака!
   Пес заскулил, опустив морду, и побрел к нему, быстро виляя опущенным хвостом.
   - Живой, черная бестия. Иди сюда...
   Он обхватил пса за шею, притянул к себе, бормоча что-то неразборчивое.
   - А дальше куда?
   - Наверх.
   Доктор подошел к лестнице. Пояснил:
   - Почти на самый верх.
   Гасс остался внизу. Они, с борта на борт, поднялись еще выше, хотя, казалось бы, куда дальше. И Роджер вдруг увидел кое-что знакомое.
   - Флаг!
   - Смотрите ниже.
   - Эри! - окликнул Хорвен.
   Девушка отложила кисточку и банку с краской, ловко перебралась через фальшборт и через несколько мгновений оказалась рядом.
   - Я боялась, что вы не вернетесь! Как же я боялась!
   Подошла, обняла Грегори, уткнулась носом в подмышку.
   - Я решила, что если кто-то из вас выжил, вы все равно сюда придете.
   - Ты умница.
   - Ты даже не представляешь, какая - отозвалась она, поднимая улыбающееся лицо. - Грегори, идем. Идемте все за мной! Это важно.
   Уже без всяких лестниц, просто перебираясь через борта, они оказались на коренастом, когда-то светло-сером, а теперь ржаво-коричневом буксире.
   - Я искала краску. Подумала, что отсюда трудно что-то стащить, слишком скала крутая, и наверняка где-нибудь должны остаться разные запасы. И пока искала, нашла вот это.
   Не слишком просторный трюм. А у самого входа - брезентовый, плотно зашнурованный чехол. Шнуровку кто-то уже частично распутал, и из-под нее выглядывала серебристая плотная ткань.
   Грегори провел по ней рукой, осторожно, словно боялся, что рассыплется в пыль.
   - Я проверяла, не рвется.
   - Это что-то вроде воздушного шара. Аварийная система, если аэростат судна окажется поврежденным. Где-то должна быть горелка или баллоны с газом. Лучше бы горелка...
   - Может, объясните? - почти жалобно попросил Роджер.
   Хорвен и доктор переглянулись, словно определяя, кому объяснять. Доктор пожал плечами, сказал:
   - Если этот купол рабочий, то мы сможем отремонтировать один из небольших кораблей. А это означает, что мы сможем разведать местность, а если повезет, то и привести помощь.
   - Или попросту сбежать отсюда.
   - Сбежать не получится, - загадочно возразил Хорвен. - Но работы впереди много.
  
   Доктор
   Очередной безумный день заканчивался, приближалась безумная ночь.
   Город постепенно приходил в себя. Прошло две недели и стало ясно, удар оказался слишком тяжелым. Вместе с линкором в бездну канули шестеро из восьми Наследников, и теперь уже их наследники пытались, с разной долей успеха, делить власть. На "Габриэлле" засели повстанцы, остановились размещенные там фабрики и насосная станция. На улицах время от времени начинали стрелять. Жители старались без необходимости не покидать свои суда.
   Если бы не патруль, город захлестнул бы хаос. Но патруль тоже потерял людей и теперь из последних сил пытался удержать с таким трудом достигнутое равновесие.
   Благодаря патрулю в центре относительно спокойно. А вот что творится на Нижних улицах, об этом достоверно сказать не смог бы никто.
   Пользуясь такой возможностью, новые Наследники отключили подстанцию на "Шторме-три" и часть тех кварталов погрузилась во тьму.
   Пару дней назад из-под киля одного из буксиров подняли два свежих трупа...
   Неспокойно было в городе. В воздухе пахло весной и бедой.
   И было ясно, что назад уже ничего не вернется. Все теперь будет по-другому.
   Варков закрыл кабинет в восемь, в половине девятого он уже направлялся к Корабельной. Проходя мимо кораблей Наследников услышал выстрелы, но даже не остановился: по слухам, их новые владельцы сцепились между собой за "спорные" склады. Жители этих кораблей перед городом не отчитывались никогда.
   Нужно было принимать какое-то решение. Тянуть дальше нельзя.
   У домика сторожа его ждал Роджер. Сказал:
   - Сегодня опять были переговоры. Из-за повстанцев в городе перебои с продуктами и питьевой водой. Угораздило же их именно "Габриэллу" занять...
   - Что решили?
   - Решили продолжить переговоры завтра.
   - Говорил со своим начальством?
   - Да.
   - И что?
   - Придет. Не поверил, но придет. Сказал - это может быть новой социальной идеей. Целью для молодых горячих умов. Грегори знает. Командир повстанцев тоже придет. Он каким-то образом умудряется выбираться из осажденного корабля, когда ему нужно.
   - Хорошо.
   - Ты говоришь так, словно в это не веришь.
   - Переговоры - это всегда хорошо. Это лучше, чем когда стреляют. У меня сегодня два огнестрельных и одно ножевое. Взял на работу двоих санитаров.
   - А что коллеги говорят?
   - Жалуются. Раньше жить было лучше.
   Роджер кивнул. Патруль держался из последних сил, старшие офицеры ходили обозленные и с каждым денем требования к рядовым патрульным все возрастали.
   - Был сегодня у "Аленеста", - вздохнул он. - Так жалко музея... Даниэль в него всю душу вложил. А получилось, как будто ничего и не было.
   В день восстания кто-то поджог судно. Смотритель прибежал слишком поздно - выгорела вся палуба. Только флажки на снегу остались. Память по Даниэлю.
   - Сегодня слышал, как кто-то говорит: и правильно. Нечего, мол, молодые умы мутить всякой ерундой. Мутить молодые умы ерундой...
   За разговором добрались до катера. Грегори махнул рукой с палубы, где на половину длины был разложен найденный купол. Он оказался вовсе не в идеальном состоянии, когда-то ему досталось и от мышей и от влаги. Прошло три дня, пока удалось его залатать. Три дня и четыре банки хорошего дорогого клея.
   Бывший адъютант капитана проверял сеть и крепления вдоль бортов.
   Над штоком реял синий флажок.
   - В восьмой раз смотришь. Все будет хорошо! - крикнул Роджер. Хорвен кивнул, отложил работу, присоединился к ним. Втроем они зашли в каюту, где Эри уже разогрела ужин.
   - Согласились? - спросил Грегори без приветствия.
   - Да. Завтра. У нас ведь все готово?
   - Насколько это возможно. Откладывать уже некуда. Лишь бы не использовали эту встречу, как повод для провокации.
   - Угля мало, - посетовала Эри. - Нам же нужно с запасом. Вдруг на побережье никого не найдем и придется возвращаться?
   Завтра все решится. На завтра назначены испытания катера. И завтра должны состояться переговоры со всеми, от кого зависит будущее города.
   Завтра.
   Доктор улыбнулся ей ободряюще.
   - Эту экспедицию планировал еще капитан. У нас не может не получиться.
  
   "Память Орра"
   Офицер окинул бывший пассажирский салон на "Памяти Орра" подозрительным взглядом. В тесном, заставленном мебелью салоне собралось неожиданно много народу. Раньше здесь была начальная школа, но лет пять назад учащиеся перестали ходить на занятия, и класс постепенно превратился в склад. Офицер предпочел бы, чтоб встреча проходила в более тесном кругу. Но на этот раз не он выбирал, кого позвать на встречу.
   Увидел Блаза, совсем помрачнел, но все-таки кивнул. Он знал, что командир повстанцев будет здесь, так что не было смысла его игнорировать. Никому не выгодно затягивать переговоры. А вот появление Хорвена оказалось сюрпризом. Все были уверены, что он погиб вместе с линкором. Об этом даже напечатали специальные листовки.
   В листовках значилось, что с Хорвена все обвинения сняты в связи с тем, что был выявлен настоящий преступник. Морской патруль постарался сделать вид, что не прогнулся под обстоятельства. Тем более что Микель Ладеран совершенно точно погиб на линкоре.
   И все же офицер позволил себе заметить Роджеру:
   - Вы обязаны были доложить.
   Роджер заметно волновался: до самого последнего момента он не был уверен, что все приглашенные явятся, и что никто не попытается использовать этот момент для провокации. Даже место встречи держали в тайне до последнего.
   Хорвен сдернул ткань с большой аспидной доски.
   Сейчас к ней была прикреплена схема катера Р-12, а рядом тонким алюминиевым стержнем уже были выведены основные расчеты.
   В комнате так же присутствовал один из выживших Наследников - сын штурмана с "Белого льва", седой уже круглолицый мужчина в суконном френче и шляпе с лентой. Этого привел патрульный. Доктор Варков устроился у входа и быстро что-то переписывал себе в блокнот из потрепанного судового журнала. Еще был смотритель сгоревшего музея. Это он спас записи капитана - накануне забрал их из музея чтобы дома не торопясь починить переплет. Ему показалось, что и без того ветхая тетрадь в ближайшее время рассыплется, если ее не подлатать. И Гасс. Гасс лежал на подстилке у окна и делал вид, что ему нет дела до происходящего.
   Еще присутствовали двое патрульных, журналист, глава полиции и двое его подчиненных, помощники Наследника... много, слишком много народу.
   - То, что случилось, ударило по городу сильней, чем можно было бы ожидать.
   Роджер поймал себя на том, что слишком сильно стиснул пальцами записную книжку. Одернул себя, заставил говорить медленней.
   - Никто не будет спорить, что ресурсов у нас все меньше, и хотя с продуктами и водой пока проблем не предвидится, есть еще проблема топлива. Износа механизмов. Производства текстиля... вы сами можете продолжить список. До бесконечности.
   - Мы это слышим из года в год, - патрульный поморщился, - но никто не может предложить никакого реалистичного решения. И ваша идея... вряд ли она будет принята с восторгом. Весь город на одном катере мы вниз не спустим. А если и спустим, что нам там делать? Если здесь есть хоть какие-то ресурсы, то там не будет ничего...
   - Главная проблема в том, что люди устали и теряют надежду. Недаром активная молодежь с таким энтузиазмом поддержала восстание - ведь это шанс хоть на какие-то изменения. Я никого не оправдываю. Много людей погибло и то, что случилось - это наша общая беда. Но ведь вы тоже это чувствуете? Что надежды нет. Что осталось только дотянуть свою жизнь до конца, а дальше будь что будет.
   - Разведывательную экспедицию на побережье предлагал еще капитан. - Негромко добавил Хорвен. - Мы с Даниэлем пытались довести ее до логического конца. Но мы думали, что у нас будет больше времени. Сейчас катер готов к испытательному полету, но не к длительной экспедиции.
   - А если вы улетите и не вернетесь? - осторожно спросил Блаз.
   - Резонный вопрос, - патрульный даже подался вперед. - Кто даст гарантию, что добравшись до побережья, вы не решите там остаться и забыть дорогу назад?
   - Нет гарантии. - Хорвен прошелся к доске, встал рядом с Роджером. - Я думал об этом. Моего слова, вам, конечно, будет мало. Но ведь, если мы не вернемся, здесь все останется по-старому. Все будет так, как будто экспедиции и не было.
   - Вы заберете часть ресурсов. Это пусть незначительно, но все-таки ударит по городу.
   - Не смешите. Один катер, это не серьезно. - Роджер открыл тетрадь капитана, вынул вложенный в нее желтый листок. - Вот список яхт и катеров, пришвартованных к Корабельной, которые еще и сейчас можно восстановить и подготовить к полету. Да, на это придется потратить год... но не это ли даст городу ту самую надежду, которой всем так не хватает? Да, экспедиция может окончиться неудачей. Катер может потерпеть катастрофу или сбиться с курса. Или окажется, что берег, к которому капитан так стремился, полностью ушел под воду. Случиться может всякое. Но если ничего не делать, любой из присутствующих легко сможет предположить, что будет, когда старые турбины перестанут вырабатывать электричество, когда не будет ни света, ни тепла, ни еды.
   - Ресурсов города, - с расстановкой сказал Наследник, - при грамотном использовании хватит еще лет на тридцать. Или даже больше.
   - В городе не так много детей, - привлек к себе внимание доктор. - Но это им жить через тридцать лет. Им эта экспедиция даже нужней, чем нам. Я не вижу, к чему этот разговор. Нам всем нужно, чтобы город прожил следующие тридцать лет. А значит, нам нужна экспедиция. Может, она не найдет помощи на старом побережье. Может быть, это не начало пути домой. Но это все-таки начало пути. Может, удастся найти неповрежденные выработки угля. Или место, в которое мы все могли бы постепенно перебраться, пока город еще нас кормит, помогает нам. Потом будет поздно.
   - Если вы вернетесь. - Настойчиво повторил Блаз.
   - Если вернемся. Но ведь за нами могут пойти другие, с лучшим оснащением. У вас будет время, чтобы подготовить новые экспедиции.
   - Хватит. - Внезапно сказал Наследник. - Я поддержу вашу... безумную идею. Дам уголь, продукты. Из личных запасов, не затрагивающих резервы города. Но я хочу видеть, что вы в состоянии не только поднять машину над землей, но и управлять ею. И с вами полетит мой человек. Это обязательное условие. Когда испытательный полет?
   - Для него все готово. Час или два, и катер будет в небе...
  
   Уже пятьдесят лет небо над хребтом не видело ни одного летящего судна.
   Был полдень. Солнце заливало улицы теплыми лучами. Снег почти везде стаял. На живых кораблях подновляли краску, начинался большой ремонт. Где-то покосились опоры, удерживающие на месте днища судов. Где-то следовало укрепить мачты и поправить сходни и мостки. С юга ветер принес запахи влаги и теплой земли, и все, у кого была такая возможность, покидали свои каюты, чтобы больше времени провести на свежем воздухе. На такой высоте лето никогда не бывает долгим и точно не бывает теплым. Женщины развешивали на палубах отстиранную одежду. Дети играли в догонялки и прятки. Старики прогуливались, подставляя солнцу загорелые, темные лица.
   - Смотрите, смотрите! - вдруг закричал кто-то. - Корабль в небе! Корабль!
   И верно. От Корабельной над городом медленно и гордо шел красивый бело-синий воздушный катер. Паруса его наполнял устойчивый южный ветер, аэростат металлически поблескивал под частой сеткой.
   - Красиво, - выдохнул смотритель музея.
   - Но они вряд ли вернутся. - Блаз, вопреки собственным словам тоже любовался кораблем.
   - Может быть. - Патрульный спустился на палубу и облокотился на планширь в шаге от повстанца. - Но это не так уж и важно. Парень прав. Это летит наша надежда. Надо ее только не похерить.
   Катер сделал круг над городом и начал снижаться над площадью.
   - Будет много работы, - заметил Блаз. - И мы продолжаем настаивать на национализации и перераспределении ресурсов. Теперь это будет еще актуальней.
   - Да уж. Они-то улетят. А нам с вами, похоже, разгребать последствия.
   Блаз хмыкнул, и, приподняв руку в знак прощания, поспешил покинуть корабль. Патрульный может и не сдержать слово. Подошлет шпика или снайпера. А сейчас не самое удачное время, чтобы оставлять людей без руководства. Впереди, Блаз это предчувствовал, были большие перемены.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"