Сказка о серебряном льве
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Рассказ. Просто рассказ. Был опубликован в журналах "РБЖ Азимут" и "Кострома литературная".
|
Небо уже потемнело, набрякло то ли дождем, то ли снегом. В воздухе носились снежинки, ветер засовывал холодные пальцы за воротник. И опавших листьев из-под снега не видно.
Надо идти. Еще целых два квартала, а вода в ведре плещется, и пальцы заледенели, скрючились, не разжать. Надо успеть до темноты. Надо успеть до патрулей, до ночной бомбежки.
Остановилась, зачерпнула в горсть немного воды, выпила. Показалось, что стало легче. И сразу понятно, как пересохло горло. Мокрой рукой провела по лбу - рука тряслась, а вода показалась теплой, почти горячей.
Мимо шли люди. Кто-то быстро, втянув голову в плечи, кто-то медленно, едва переставляя ноги. Но и те и другие смотрят только вперед и вниз, словно там для них стелется ковровая дорожка со стрелками: "вам туда!". И не сойти с дорожки - самая важная в мире задача.
Вздохнула, вцепилась в железную ручку двумя руками. Ну, вперед!
Идти-то совсем недалеко. Свернуть во дворы, выйти через арку на параллельную улицу, и вот он, бывший интернат, а нынче - военный госпиталь. Был у него и номер, и официальное название. Но Галка их не знала. "Парковый" - так говорили сами раненые. Потому что почти все окна выходят в старый интернатский парк с кленами, детскими лазалками и качелями.
Еще десять шагов... дойти вон до той липы, и там можно будет снова передохнуть.
Когда снег ляжет ровным покровом, будет легче. Будет можно возить ведро на детских салазках. Их много в подвале интерната. Даже по два ведра получится ставить, если везти осторожно. Но пока снега мало, и ведро приходится тащить в руках...
Холодно-холодно-холодно. Ветки лип черными кляксами. Ни огонька, ни фонарика: окна жилых домов закрыты затемнением, а костры жечь запрещено.
Еще немного. Вот уже и липа.
Она поскользнулась всего в шаге от заветного дерева. Обидно до слез - ведь почти же дошла! Вода - на землю, на ноги, на пальто. Все чулки залила, и в ботинках теперь лягушки квакают. И надо как-то подняться, поднять ведро, и назад, к реке. А потом - все по новой.
Потому что эту воду ждут. Она очень нужна, вода. Сегодня Галка и ее одноклассница и подруга Маринка сходили на реку уже по пять раз. Этот - последний. И угораздило же ее... именно сейчас, когда улицы обреченно пустеют, и все начинают тревожно поглядывать в небо.
Галка поднялась, подхватила ведро и побрела назад. Второй раз она упала, оттого что сильно, до тошноты, закружилась голова. А очнулась от хлестких ударов по щекам.
- Голодный обморок? - спросил кто-то над ухом. Быстрый голос, сочувствующий.
- Похоже. - Медвежий рык, глухой и низкий. Если услышишь такой голос ночью в лесу, то залезешь на дерево с перепугу, и сама не заметишь, как такое получилось. - Живая?
Ее встряхнули сильнее, и волей-неволей пришлось открыть глаза. Было уже совсем темно. Над ней склонились двое. Один - большой и лохматый, должно быть, "медведь". Второй маленький, наверное, ребенок. Или медвежонок.
- Да, кажется...
- Хорошо.
"Медведь" одним движением вздернул ее на ноги. Галка огляделась в поисках ведра, и тут же увидела его в руках у пацана лет девяти, в длинном не по размеру пальто и шапке-ушанке.
- Далеко живешь?
Рычащий баритон "медведя" вновь заставил вздрогнуть...
- Я?
- Ну не я же? - удивился пацан.
- Недалеко... - Галка вздохнула. - Но мне еще надо воды набрать... я в госпитале работаю, в прачечной. Я пойду, ладно?
"Медведь" качнул головой, молча забрал у пацана ведро и направился куда-то по темному проспекту. Пацан представился:
- Меня Вовка зовут. А тебя?
- Галя.
Она всхлипнула: ведро было казенное, что теперь делать? И ноги из-за воды замерзли так, что их совсем не чувствуешь.
- Ты Шеда не бойся, - наставительно сказал Вовка, - ты других бойся.
- Шед?
- Ну... да. Такое имя.
- Странное.
- Может, прозвище. Он до войны жил в нашем доме ...
- А сейчас?
- Не знаю. Мы только что встретились... но ты не бойся. Сейчас он воды принесет, и мы тебя проводим.
- Так он за водой пошел? - облегчению не было предела. И оттого, что самой не придется повторять поход на реку, и оттого что ее нечаянный спаситель не оказался вором и подлецом. Война меняет людей, всех. Так говорила мама. И со вздохом добавляла: к сожалению, далеко не всех в лучшую сторону.
- А ты думала, он у тебя ведро спер? - изумился Вовка, - Больно кому-то надо... эй, ты чего?
У Галки действительно снова закружилась голова. Поскольку ног она уже практически не чувствовала, то удержаться в вертикальном положении ей стоило некоторого труда.
- Ничччего...
- Голодный обморок, - снова поставил диагноз Вовка. - Бывает...
- Ссстранно, есть с-совсем не хочется.
- Это от голода. Я такой же был в эвакуации. Зато как домой вернулся, сразу стало хорошо!
- Ты был в эвакуации?
- Ну. Только это... я не люблю об этом говорить. Угу?
Галка улыбнулась:
- Угу...
В отдалении грохотало. Гул стал настолько привычным, что его и не замечаешь. Но стоит наступить молчанию, как он встанет стеной, напоминанием, привязкой к реальности: это война.
Когда "медведь" Шед вернулся, Галка стучала зубами уже так отчетливо, что если бы рядом были вороны, разлетелись бы от страха.
Ведро было полным до краев. В нем плавали льдинки и желтый липовый лист.
Шед подхватил Галку под руку - сама бы она, пожалуй, не дошла, в другую руку взял ведро. Вовка бежал на шаг впереди, "показывал дорогу".
Галка украдкой вытерла о чужой рукав злые слезы: не привыкла она падать, что поделаешь.
До дверей прачечной дошли молча.
На стук выскочила сестра-хозяйка, усталая женщина в замызганном фартуке поверх белого халата. Спросила нелюбезно "Чего нужно?", но потом вгляделась и сменила гнев на милость:
- А, Ледянская. Долго ты. А это кто с тобой?
- Извините, - прорычал Шед, сестра-хозяйка оробела.
- У девочки, похоже, жар. Думаю, стоит ее сегодня отпустить домой. Работать она все равно не сможет.
Галка хотела возразить, но ее тут же снова качнуло.
Сестра вновь сощурилась, близоруко вглядываясь в лицо позднего гостя.
- У нас рук не хватает, - проворчала она. - Вы встанете к бачкам? Или, может, он?
Но вопреки собственным словам, она уже держала ладонь на лбу у Галки, и выражение лица ее менялось с хмурого на озабоченное. Наконец, она приняла решение:
- Вы ей кто? Родственник? Отец?
- Сосед, - не моргнув глазом, соврал Вовка, выглянув из-за спины Шеда, - соседи мы.
- Да, соседи. - Подтвердил Шед. - с вашего позволения, я ее провожу.
- Хорошо. Не хватало еще, чтобы у нас началась эпидемия... я передам Ольге Андреевне.
Вышли на улицу, на ветер.
- Далеко живешь? Шед повторил свой давешний вопрос.
- На той стороне...
Вовка присвистнул:
- Тогда, наверное, лучше к нам...
- Дома кто-нибудь есть?
Галка качнула головой. Мать на суточной смене, вернется только завтра днем. Да и то, будет думать, что дочь ночует в госпитале. Так уже не раз бывало.
- Тогда ко мне. Ко мне ближе.
Шед жил в полуподвале старинного особняка. Вовка тут же рассказал, что здание построено в прошлом веке каким-то известным московским купцом. Мальчишка никак не мог придумать, что бы такое сделать хорошее, чтобы его помощь оказалась ощутимой.
Шед отмалчивался всю дорогу. По наблюдениям Галки, он вообще предпочитал молчать. Видимо знал, какое впечатление на окружающих производит его голос.
В комнате было пусто - только матрас лежал в углу, да в другом углу стояло недоразобранное фортепиано. Части его горкой лежали у черной печки-буржуйки, похожей на огромный закопченный самовар, с трубой, выходящей в окошко под самым потолком. Окошко заколочено фанерой, а вокруг трубы натыкана ветошь.
Все это удалось разглядеть далеко не сразу. Единственная свечка давала мало света.
Шед подтащил матрас к печке, быстро разжег ее, так, что рыжие отсветы заплясали по стенам. Развернул одеяло. Велел:
- Раздевайся. Ложись.
- Мы не будем подсматривать, - честным голосом пообещал Вовка.
Галка смущалась, торопилась, не знала, куда положить мокрые вещи. В конце концов, сложила их аккуратной стопочкой рядом с собой и забралась под одеяло так, что наружу осталась торчать одна голова, да и то не целиком.
Тем временем Вовка уже пристроился у топки с охапкой аккуратных деревянных плашек - деталей разобранного инструмента. В глазах замерцало живое пламя. Волосы торчком, на подбородке ссадина. Пальто он снял, остался в вытянутом свитере до самых колен.
Галка перевела взгляд на хозяина коморки. Невольно улыбнулась - "медведь" оказался "львом". Голову обрамляла пышная, совершенно седая шевелюра, точно львиная грива. Черные густые брови делали взгляд угрюмым, а улыбался он только левой половиной рта. Если прибавить рост, да резкость движений, получится портрет узнаваемый и жутковатый.
Хозяин меж тем пристроил на печку железный чайник, щедрой рукой всыпав в него чего-то из холщевого мешочка. Откуда мешочек был извлечен, Галка увидеть не успела.
Вскоре в комнате одуряющее запахло мятой и смородиной - полузабытыми, "мирными" запахами. Галку заставили выпить целую кружку душистого взвара, после чего она заснула - крепко, и до самого утра. Проснулась под утро, от грохота недальних взрывов: снаряды продолжали рушиться на город.
Поймала взгляд Шеда, пристроившегося на коврике, по другую сторону печки. Его взгляд говорил "спи, все в порядке". И Галка поверила, заснула.
Утром в комнате никого не оказалось. Словно специально вышли, чтобы не смущать. Оказывается, кто-то позаботился о ее вещах, они были сухими и теплыми. Галка вернула одеяло и матрас на прежнее место, и растерялась. Уходить, не предупредив хозяина, казалось неправильным. К тому же горло словно натерли крупной теркой. Не то, что говорить, дышать трудно.
Хлопнула входная дверь, появился Вовка. Сообщил:
- Я дома ночевал. Я тут, на два этажа выше живу. А ты как?
Галка показала рукой, что не может говорить.
- А, понятно. А там дом рухнул. Ночью. Только не весь, а два этажа. В него бомбой попали. А на улице мороз. Уррр... А смотри, чего я нашел...
Осколок был маленький, оплавленный, черный. Галку передернуло: точно таким осколком в начале осени убило бабку Лиду с первого этажа. Она кота позвать вышла, и вот...
Никто даже не успел ничего понять.
В этот момент в дальнем углу комнаты откинулась крышка люка, и из темного прямоугольника показался встрепанный сонный "лев". При свете дня он уже не казался таким огромным и страшным, но все равно производил сильное впечатление.
Шед кивнул Вовке, а Гале сказал:
- Подойди к свету, я посмотрю...
Заглянул в глаза, посчитал пульс. Велел показать горло, как заправский врач, вздохнул. Вынул из кармана куртки бумажный кулек. Выкатил из него на ладонь пару белых шариков.
- Бери, - распорядился. - Но не глотай. Держи во рту, пока не растает. И ты, Вовка, тоже.
- Это лекарство? - просипела Галка, ухватив с широкой костлявой ладони пилюлю. Вовка не отставал.
- Нет, к сожалению. Просто витамины.
Шарик оказался невероятно кислым.
- Вы врач?
- Был когда-то. Ну, что... температуры у тебя нет, уже хорошо. Можно попробовать доставить тебя домой. Пойдешь? Правда, лучше бы еще денек полежать...
- Мне нельзя болеть, вы что?
- Правильная позиция. Но, к сожалению, неактуальная... Горло у тебя краснее флага, да и... а, говорить не о чем. Вовка, ты с нами?
Галка позволила себе болеть еще сутки. А потом поняла, что дольше одна в пустой холодной квартире не протянет. Мать тоже теперь оставалась ночевать на предприятии, и дома стало холодно и жутко. За стеной кто-то все время причитал и молился, радио передавало стук метронома, а окно в спальне вылетело от взрыва, и заколотить его было нечем. Галка просто затворила дверь поплотнее, а щель под ней затыкала половиком. Спала в зале, укрывшись, помимо одеяла, всей одеждой, какую смогла найти. Есть было нечего. Поход за суточной пайкой хлеба непременно обернулся бы новым витком болезни, и Галка мужественно пыталась заменить еду сном.
Плач за стеной прекратился лишь около полудня. Галка поняла - это сигнал. Если она сейчас не выйдет из дома, то не выйдет уже никогда: не сможет заставить себя выйти.
Спустилась к парадному даже с облегчением.
За сутки, казалось, город изменился еще сильнее. Намело снегу, словно уже декабрь, стало меньше людей и больше развалин.
У крепости строились солдаты, две старые полуторки грели моторы, наматывая круги под самой стеной. У деревянных ящиков возле моста курили и отчаянно матерились молоденькие офицеры. Галка подумала, что они вряд ли они намного старше нее.
На мосту колючий ветер поддавал в спину так, что хотелось бежать. Галка подняла ворот и дышала в варежки.
Пахло холодом и гарью. На набережной у зенитной установки суетился расчет, кто-то орал на рядового Галаева, так что даже Галке, в тридцати метрах, было прекрасно слышно каждое слово. Галка пожалела рядового, но поспешила мимо, пока на нее ни кто не обратил внимания.
У кованых ворот лежали трупы, лица прикрыты тряпками. Рядом курит усталый военный.
На углу догорал пятиэтажный дом. Перекрытия провалились, и сквозь оконные проемы слепо смотрело хмурое небо. А нижние окна светились жаром тысяч бальных свечей. Словно в доме много гостей и везде горят яркие люстры...
Город засасывал. Воздвигал препятствие за препятствием. Город предупреждал: молоденьким девчонкам тут делать нечего, вернись. Вернись, - требовал ветер, то толкая в спину, то хлестко охаживая по лицу. Вернись.
Но так город лишь подзадоривал Галкино ослиное упрямство: ах так, дескать? Ну, я вам сейчас покажу, как со мной спорить...
К "своему" госпиталю она вышла лишь на исходе второго часа... госпиталя не было.
Над развалинами висел густой черный дым. Люди, должно быть, жители окрестных домов, руками разбирали завалы. Перетаскивали камни. Со стороны центрального входа сохранилась часть первого этажа, там народу собралось больше всего.
Галка замерла у крайнего дома, в голове почему-то крутился один вопрос - что дальше? Что делать? Потом сорвалась с места, помчалась помогать.
На бегу увидела сложенные у стены носилки. Чуть в стороне лежали тела погибших - и медиков, и пациентов.
Подбежала, спросила у спины первого же подвернувшегося "спасателя":
- Куда их потом? Живые есть?
Человек повернулся, Галка узнала Шеда.
Именно таким она запомнит его на долгие годы - со снежинками, запутавшимися в седой гриве, с правым уголком рта, опущенным вниз.
- Галчонок. Здравствуй.
- Здравствуйте, Шед. Когда это... ну...
- Ночью. Поздно ночью.
Он зашарил по карманам, потом хлопнул себя по лбу, расстегнул пальто, и откуда-то из-за пазухи вытащил черную трубку. Постучал об ладонь, вновь зашарил по карманам.
- Эй, есть тут врач? Там живой кто-то отозвался...
Шед пихнул трубку в руки Галке и скрылся в темной щели, которая раньше была парадной. Галка посунулась следом, но кто-то ее успел поймать за локоть, сказал: "Нельзя. Рухнуть может. Чем меньше там народу, тем лучше..."
Она послушалась. Спрятала трубку в карман пальто и побрела к бывшей левой части дома, подальше от извлеченных из-под завалов тел.
Там тлели деревянные балки, и на уцелевших участках стен чернели полосы копоти.
Галка молча присоединилась к тем, кто разбирал кровлю. Работа шла медленно, но это было понятное и простое дело, которое нужно выполнить быстро и хорошо. Галка втянулась.
Изредка они отдыхали. У сохранившихся интернатских ворот два угрюмых подростка черпали железной кружкой из ведра воду для работников. Галке показалось, что ведро - то самое.
От ледяной воды ломило зубы, но пить все равно очень хотелось, и она не обращала внимания. Горло-то все равно уже больное...
Извлечение из-под завала двоих чудом выживших раненых привлекло общее внимание. Галка видела, как Шед укрыл одного из них своей кожанкой. Раненых уложили на носилки и тут же куда-то унесли.
Когда захрипел громкоговоритель, установленный на соседнем доме, Галка даже не испугалась. Ну, воздушная тревога и воздушная тревога. Как будто она не каждый день.
Испугалась, лишь увидев низко идущие над городом самолеты...
Так и осталась бы стоять с приоткрытым ртом, если бы Шед не рыкнул на ухо:
- Беги, дуреха!
И Галка побежала. Не туда, куда все, а за ним, за Шедом. Хоть один знакомый человек на весь этот бескрайний, холодный, опасный мир...
В какой-то момент Шед ухватил ее за руку и фактически дотащил до "купеческого" особняка о две парадных, о три этажа.
Галка со всхлипом опустилась на пол знакомой коморки.
- Шед, простите, что я увязалась... я растерялась просто...
- Слава богу, успели, - хмыкнул он в ответ, - привет, Вовка!
Тут обнаружилось, что в комнате их не двое, а четверо.
- Моя сестра, Варя, - угрюмо представил мальчишка. - Вы ее, наверное, не помните...
Варе было лет шесть. Она сидела у печки, почти прижавшись к черному боку. Обхватила колени, и смотрела огромными глазами, не мигая, на Шеда.
- Помню.
Коронный шедовский рык чуть не заставил девочку разреветься. Но ситуация была мигом исправлена: Шед подмигнул Вовкиной сестренке и даже, вроде, показал ей язык. Впрочем, в последнем Галка уверена не была, видела только краем глаза.
Поблизости загрохотало. Зазвенело уклеенное бумажными полосками единственное стекло.
- Мамочки, мамочки, мамочки... - забормотала Варя.
- Шед, можно мы пока у тебя побудем? Недолго?
- Что-то случилось? - Шед предусмотрительно не стал приближаться к девочке. Напротив, подошел к окну, поправил затемнение. Стало сумеречно. В луче света оставался только профиль хозяина каморки.
- Отчим приехал. Хочет забрать нас в эвакуацию. А мы не хотим. Правда, Варь?
Та отчаянно замотала головой.
- Ох, Вовка...
- Был я в той эвакуации. Не хочу больше, спасибо... дома лучше.
- Плохо. Вы не понимаете, ребята. Зима будет... смертельная. Я... если бы я мог... я бы, не задумываясь, отправил из города всех близких людей.
- Нет. Вы не можете знать. Мы останемся. И даже если вы нас прогоните... все равно.
- Я вас под обстрел не выпущу.
Грохотало невдалеке.
- На монастырь целят, - со знанием дела сообщил Вовка. - Пристрелялись уже...
Галка заметила, что Шед хлопает себя по бокам, словно ищет карманы, и чуть поспешно протянула ему трубку.
Хозяин хмыкнул, повертел ее в руках и отложил. Пояснил:
- Табака-то все равно нет. В куртке остался табак. Вовка, зажги свечку. Темно.
Какое-то время сидели молча. Нужно было срочно придумать тему для беседы, и Галка сказала:
- А вы с трубкой на капитана похожи.
- Третьего ранга. Я и есть капитан.
- Вы же говорили - доктор.
- Я много чего умею.
- И петь? - заинтересовалась Варя.
- Нет, петь не умею. Если только рычать.
Галка представила себе Шеда, поющего арию Ивана Сусанина, и улыбнулась.
А Вовка так просто захохотал в голос, запрокинув голову на тонкой шее.
Шед, хитро подмигнув Галке, показал, как он умеет рычать. На ее взгляд, все львы и тигры Африки немедленно сдохли бы от зависти, если бы им довелось это услышать.
- А мяукать? - оживилась Варя.
- Мяу.
- У вас что "ррр", что "мяу". Смотрите, как я умею: "миау, мииау!", вот. Как настоящий котенок.
- А зато, - сказал Вовка, - я умею кричать петухом. По-настоящему. Вот так!
Чистый звук петушиного пения, казалось, не только заполнил всю комнатенку, но и выбрался на улицу.
- Здорово, - согласился Шед. - а вот так кони скачут...
И он изобразил пальцами по деревянной плашке, как скачут кони.
Получилось похоже.
Галка сидела, зажав рукой рот, и слушала, как брат и сестра наперебой изображают разных животных. То корову, кто жабу, кто козу...
Как будто за окном не гремят взрывы, то и дело заставляя звенеть стекло, как будто они совершенно уверены в своей неуязвимости.
Шед перехватил ее взгляд, и чуть покачал головой. Его глаза на миг стали серьезными: "Не надо. Пусть отвлекутся, не мешай!". И вот он уже снова играет в эту странную, бессмысленную игру.
Галка отвернулась. Ей хотелось плакать. Одновременно хотелось оказаться за тридевять земель отсюда, в неведомой, пугающей "эвакуации". Эвакуация, это такое место, навроде бомбоубежища, где все прячутся и ждут окончания войны.
И ведь знает прекрасно, что означает иностранное слово. Знает, а образ все равно рисуется этот: низкие потолки, сырые стены, тусклый свет. И ожидание, ожидание...
Как на вокзале, только хуже.
И еще хотелось домой. Больше всего на свете хотелось домой, в выстуженную, полупустую залу с пыльной мебелью и изморозью на подоконнике, где нечего делать и нечего есть.
Грохнуло совсем рядом. Медленно зашуршал, ссыпаясь по трещинам, иссохший и раскрошившийся раствор. Посыпалась известка. Мигнула свечка. Мигнула, но не погасла. Стекло звякнуло жалобно и немузыкально, должно быть, треснуло.
Вовка сорвался бежать на улицу, но Шед скомандовал:
- Стоп. Никуда не бежим, сидим спокойно. Слушаем.
Дом рушиться явно не собирался.
- Отлично. Давайте-ка за мной...
Шед открыл люк в полу, Галка уже видела, как он оттуда выбирался. Картинным жестом пригласил ребят спускаться вниз.
Первым на приставную лестницу ступил Вовка. Ну, еще бы. Оказывается, под полуподвалом их старого дома есть еще и самый настоящий подвал. А он-то и не знал об этом. Потом спустилась Галка, помогла слезть Варе. Шед шел последним. Он по дороге хлопнул по стене, загорелся тусклый электрический свет. Люк над головами захлопнулся, и стало непривычно тихо.
Галка огляделась. Комнатка вряд ли больше той, что наверху. Зато есть три двери, а кроме них потрепанное кресло и столик-конторка. На столике тетрадь в клеточку, с косыми линейками, как для первоклассников, пачка писем, перевязанная белой тряпочкой. Треугольные такие письма... интересно, от кого?
Ребята остановились у кресла, не зная, что делать дальше.
- Здесь будете спать, - Шед открыл одну из дверей.
- А тут уборная.
Галка подошла к третьей двери.
- А тут что?
- А тут - ничего. Читала сказку про Буратино?
- Это что, нарисованная дверь?
- Совершенно точно. Нарисованная.
Галка хотела было обидеться, но в последний момент передумала. Присмотрелась. Неизвестно, как сама дверь, а вот щель между ней и косяками точно была нарисована.
У Буратино за нарисованным очагом была скрыта настоящая дверца... с тайной... и золотым ключиком.
Она промолчала, но подумала, что у нее к Шеду копятся вопросы. И некоторые из них придется задать. Например, почему он не на фронте? Он, вроде, не раненый, не больной, а не на фронте. Тем более что он врач. И моряк...
И эта нарисованная дверь. И таблетки-витамины. И странные слова о том, чего еще не было, но так, как будто это уже было...
И электричество у него здесь. А ведь две недели нет во всем районе.
Галка решила для начала расспросить Вовку. Все-таки они с этим Шедом давно в одном доме живут. И кстати, как полностью звучит его имя? Шед... а дальше? Должны же у него быть и фамилия, и отчество?
В спальне близко друг к другу стояли две железные койки. На одной, в привычной позе, обхватив руками колени, сидела Варя, на другой - Вовка.
Электрический свет горел и здесь, но тусклый-тусклый, кажется, даже свечка горела бы ярче. Галка села рядом с Варей, преодолев желание забраться на кровать с ногами и тут же заснуть.
Вернулся Шед, в руках - три куска серого хлеба. Обычные хлебные пайки. Огромное богатство.
- Ешьте.
Сказал, и тут же вышел. Интересно, у него остался хотя бы ломтик - для себя?
Галка старалась есть медленно, прожевывая каждый маленький кусочек. И все-таки так и не хватило решимости сэкономить половинку для хозяина. Хлеб кончился удивительно быстро.
Брат и сестра заснули сразу, едва успев дожевать свои гостинцы. Варя при этом занимала так мало места, что Галка без труда могла бы лечь рядом. Могла бы...
Но, не смотря на усталость, сон не шел.
Это странное место и его удивительный хозяин заставляли все время думать о себе. Вопросы роились медленными стаями, их становилось тем больше, чем Галка размышляла. Тучи вопросов.
Не выдержав сомнений, она все-таки вышла из спальни.
Шед сидел в кресле и сосал пустую трубку.
- Не спится? - спросил, не вынимая ее изо рта.
- Нет. Я хотела только спросить...
- Да?
- Шед, вы кто? Вы...
- Что?
- Вы говорили, вы врач.
- Да.
- И вы говорили сегодня... про то, что будет. Я подумала...
- Да?
- Может, вы не отсюда. Откуда-нибудь издалека... где все известно... из будущего?
- Нет. Спроси Вовку. Он меня знает, сколько живет на свете.
- Но все равно. У вас странное имя и...
Шед сунул трубку в карман и, наконец, посмотрел Галке в глаза:
- Шегелев Евгений Дмитриевич, - представился он. - Шедом на флоте прозвали. А потом как-то так и осталось.
- А...
- Но ведь тебя не это интересует, так? То, что я, взрослый здоровый мужик, здесь, с вами, а не там, на передовой.
Галка покраснела. Неужели же все это большими буквами написано прямо у нее на лице?
Шед договорил очень мягко:
- Я там. Сейчас и всегда. Просто историю нельзя изменить... поэтому я - здесь.
Галке, неизвестно отчего, стало его жалко. За словами была тайна, но такая, что, может, лучше и не знать.
Шед поднялся. Зачем-то объяснил:
- Я - наверх. Посмотрю, как там.
Деревянная лестница скрипнула под его весом.