Книжкин Р. Общество и государство. Опыт диалектики

ОБЩЕСТВО И ГОСУДАРСТВО.

ОПЫТ ДИАЛЕКТИКИ

I. ВВЕДЕНИЕ

История, как и природа, имеет свои законы. Специфика исторических, социальных законов состоит в том, что рано или поздно их осуществление начинает опосредоваться отражением их в общественном сознании и выражением посредством позитивных, юридических законов, общеобязательность которых можно определить как искусственную, в отличие от естественной общеобязательности объективных законов природы и истории. Эта искусственность выражается в том, что понятие закона оказывается нетождественным понятию его обязательности, в ней исчезает непосредственность действия, свойственная естественным законам. Если в природе должное есть сущее, то обществе осуществлению должного предшествует его осмысление. Причем осуществляется посредством юридических законов не само должное, а его осмысление, и осуществляется не автоматически, а усилиями самого общества. Таким образом, возникает возможность для проникновения в право произвола, этой обратной стороны субъективности - основы всякой мысли. Субъективность есть нечто изначально неопределенное и, поэтому, способное принять любую определенность. Осмысление бытия снимает эту субъективность. Проникая в смысл, заключенный в самом бытии, отождествляясь с ним, мысль становится объективной, обретая основу для своей объективации, своего осуществления.

Осуществление права имеет общеобязательную форму. Поскольку в праве преодолевается произвол, постольку право становится общеобязательным не только по форме, но и по содержанию.

Исходя из этого, вопрос соотношения общества и государства сводится к следующему.

Причины возникновения государства коренятся в обществе. В обществе формируются такие отношения, характер которых определяется особыми правовыми законами, отличными как от природных так и иных социальных законов. От других законов общественного бытия эти правовые законы отличаются, во-первых, по содержанию, а во-вторых, по форме. Постольку, поскольку правовые законы отличаются от иных социальных законов только по содержанию (таким содержанием являются правила поведения), следует говорить о естественно-правовых (точнее, ественно-исторических правовых) законах. В позитивном же праве возникает новая, "искусственная" форма их осуществления, но при этом, и в само содержание этого позитивного права привносится момент произвола, в преодолении которого состоит цель государственного развития. Если во всех естественных (природных, социальных и правовых) законах форма и содержание общеобязательности тождественны друг другу, то в позитивном праве общеобязательная форма является наличной, тогда как общеобязательное содержание составляет должное в нем.

Государство является целью общественного развития. То, что в качестве следствия социальных причин было вторичным, в качестве цели оказывается первичным. В государстве общество стремится стать разумным, стремится заложить в основу своего бытия свою собственную мысль. Развитие общества в этом отношении подобно становлению человека как личности. Личность - это такое единство бытия и смысла, в котором бытие всецело осмысленно и смысл полностью осуществлен. Для личности нет внешней природной необходимости, она свободна, причем не только в том смысле, что осознает эту необходимость (то есть, преодолевает свой произвол), но и так, что она сама полагает эту необходимость как самоопределение своей собственной свободы. Для человека природа (как внешняя, так и внутренняя) остается внешним бытием, требующим осмысления и осуществления как бытия личностного.

Здесь же возникает вопрос о смысле личностного бытия, о том, какое содержание обретает самоопределившаяся свобода личности и что, следовательно, является необходимым ее качеством.

Личность утверждает себя в природе. Однако, когда она сталкивается не с природой, а с другой личностью, перед ней предстает не то, что подлежит осмыслению и осуществлению в личностном бытии, а то, что само (точнее, тот, кто сам) стремится к осуществлению себя как личности. И все дело в том, что только в межличностном общении личность самовыражается как единое целое, а не как противостоящие друг другу смысл и бытие. Отношение личности к другой личности не может быть таким же, как отношение ее к природе. Если другой для меня - это только средство для моего самоутверждения, среда моего самовыражения, то он ничем не отличается от природы. В таком общении я могу только преодолевать разъединенность своей личности, могу только вращаться в бесконечной рефлексии, противопоставлении смысла и бытия, могу только становиться личностью, но не стать ею. Настоящая, действительная личность не рассматривает другого как средство для собственного утверждения, она сама полагает себя как средство для его самоутверждения.

Таким образом, личность утверждает себя через самоотречение, через самопожертвование. Только взаимная любовь является истинным общением. Трагедия безответной любви заключается в том, что личность, исчезая, умирая в другом, не воскресает, не возрождается в нем.

В любви взаимопроникновение личностей достигает того, что вместо двух индивидуальных личностей возникает новая "социальная" личность. Следовательно, развитие общества не только подобно личностному становлению человека. Общение, в котором человек становится личностью, является основой возникновения социальной личности. Стало быть, человек становится вполне личностью только в обществе, которое само есть личность.

В соотношении общества и государства фиксируется, правда на новом, социальном уровне, тот же момент противопоставления смыла и бытия, который мы отметили в отношении человека к природе. Общественное бытие противостоит общественному смыслу, выразителем которого выступает государство. И как на индивидуальном уровне личностное единство, которое самовыражается в общении, снимает бытийно-смысловую антиномию, так и на социальном уровне только преодоление разъединенности общества и государства, разрешение противоречия между ними, созидается в социальной личности.

Но и это еще не всё. Возникает вопрос - в общении с кем самовыражается личность социальная ( которая живет общением также как и личность индивидуальная). Если мы станем говорить об общении социальных личностей и о возникновении новых социальных личностей второго, третьего и т. д. порядка, то этот путь заведет нас в дурную бесконечность, или же, приведет нас к проблеме всеобщей личности. Если такая всеобщая личность включает в себя все личности меньшего порядка, то какая личность может быть противопоставлена ей? Если такой личности нет, то как может проявить себя всеобщая личность? Если она проявить себя не может, то она вполне и не существует как личность. Если же не существует и не может существовать всеобщая личность, то личности меньшего порядка в общении между собой не могут достичь личностного единства. Значит никакая личность не может стать личностью вполне, что равнозначно полному ее небытию. Итак, или всеобщая личность возможна, или невозможна никакая личность. Если же всеобщая личность действительно возможна, то необходимо разрешить то противоречие, которое подвигло нас на эти рассуждения.

Социальная личность поглощает личности индивидуальные, но если она может стать не третьей вместо двух прежних, а вместе с двумя прежними, и если индивидуальные личности могут общаются с личностью социальной также, как они общаются между собой, положительная бесконечность общения может возникать не только на уровне всеобщей личности, но и на всяком ином уровне. Личности должны жертвовать собой не только по отношению друг к другу, но и по отношению к своей любви. Только так может быть разрешено наше противоречие.

* Христианство исповедует Бога как Троицу. В общении Лиц Троицы можно видеть Первообраз описанного выше общения, который воплощается в общении Христа с Церковью, общении христиан в Церкви.

Возможно, что приведенные выше размышления могут быть обвинены в идеализме. Что ж, они действительно идеалистичны, если под идеализмом понимать учение об идеале - идее, понятой как цель развития. То, что наличное бытие не соответствует описанной выше идее, говорит как раз о том , что идея эта выражает собой должное бытие. После Гегеля вообще говорить о том, что истина - это смысл, соответствующий бытию, недостаточно. Истинно также и бытие постольку, поскольку оно соответствует смыслу. Если бытие развивается, то по отношению к цели своего развития оно не вполне действительно.

Если развитие бесконечно, то и цель развития должна быть бесконечно недостижимой. Постановка более или менее достижимой цели означает либо утверждение данной цели в виде промежуточной, а значит и не цели развития вообще, либо предположение о конечности этого развития. Но с другой стороны, цель есть нечто определенное, а следовательно - конечное. То есть, либо есть цель развития, и тогда последнее не бесконечно, либо развитие бесконечно, но тогда у него нет цели. Однако, возникает вопрос, не есть ли развитие - стремление к определенной цели?

Да, где бессильна логика, там действует диалектика. Для последовательной диалектики бесконечное - есть форма существования конечного, а конечное - есть форма существования бесконечного. Бесконечное - не бессмысленное, серое марево, а нечто оформленное, определенное, а следовательно - конечное. Равно как и само конечное - не просто тупой и плоский факт, а некое вместилище непостижимой и таинственной глубины.

Однако вернемся к нашей теме. Идеалом общества является Личность. Становление общества включает в себя такие тенденции как 1)познание человеком природы и 2) деятельность в ней, 3) общение между людьми и 4) возникновение особого общественного смысла, определяющего бытие частных лиц, 5) осмысление этого смысла и 6) осуществление его в общественном бытии.

Если рассматривать это становление с точки зрения соотношения общества и государства, то первые четыре пункта будут выражать собой общественное содержание государства, а пункты 5) и 6) будут определять государственную форму общества.

Помимо этого, общество и государство должны быть рассмотрены как обособленные друг от друга явления. Это обособление создает предпосылку возникновения и снятия противоречия между обществом и государством, а следовательно, и перехода к такой форме человеческого общежития, в котором Личность достигает полноты своего самовыражения .

II. ОБЩЕСТВЕННОЕ СОДЕРЖАНИЕ ГОСУДАРСТВА --> [Author:RК"IЦЂ‹Ю"ђбЊ]

В этой главе мы попытаемся понять государство как определенное общественное явление, как некий этап общественного развития. И если социальное происхождение государства оказывает непосредственное влияние на его природу, то очевидно, что, природа самого общества должна быть понята через его собственные исторические корни.

-- От общины к обществу

Становление индивидуальности есть становление общества, равно как и утверждение общества есть утверждение индивидуальности. Поэтому, такая человеческая общность, как первобытная община не может быть признана обществом. Родовой быт и родовое сознание в которой сильны настолько, что личностью здесь является скорее община в целом, нежели отдельные общинники. Однако община не может быть признана и социальной личностью, потому что основана на общении не индивидуальных личностей, а общины как личности с природой как с личностью.

Первобытная община отличает себя от природы, но осознания этого отличия хватает пока лишь на то, чтобы видеть в природе не нечто, противоположное личностному бытию, но только иную личность. Поэтому первобытное мышление воспринимает природу мифологически, наделяет ее теми чертами, которыми обладает сама. Личностное самосознание общины непосредственно, наивно. Без этого начального, непосредственного личностного бытия становление Личности вообще невозможно. Становиться может только то, что уже как-то существует. В становлении изменяется лишь форма существования. Нерасчленимое единство переходит в множественность, которая в свою очередь, переходит в новое уже организованное единство.

Очевидно, что становлению такой общности, в которой личностную природу имеет как целое, так и части, его составляющие, предшествуют такие общности, в которых сначала личность существует как нечто безразлично общее, а затем на основе этого общего и за его счет происходит такое обособление, такая индивидуализация, в которой вообще разрушается Личность, но разрушается не для того, чтобы исчезнуть, а для того, чтобы воплотиться в индивидууме, стать им. Община является личностью не благодаря индивидуальности, а вопреки ей. Утверждение индивидуальности в обществе означает отрицание личности, но всякое отрицание порождает собственное отрицание. Личность в обществе переходит в свое небытие не для того, чтобы стать небытием, но для того, чтобы привести и его к личностному бытию.

Таким образом, когда общество достигает своей цели, оно полагает себе предел, ставшая личность снимает личностное становление.

Вернемся к первобытной общине. Когда осмысление действительности сменяется осуществлением в ней личностного смысла, обнаруживается несостоятельность природы как личности.

Первоначально, новое отношение к природе заключается в осмысленном отношении человека к деятельности в ней. Разумность отличает труд человека от инстинктивной жизнедеятельности животного. В первобытном сознании труд еще остается магическим, сакральным действом, воспринимаемым через призму жертвенного, то есть опять же личностного отношения. И только тогда, когда человек начинает вкладывать в природу столько своего разума, сколько необходимо для того, чтобы понять, что производимый им продукт есть нечто свое, собственное, мифологическое отношение к природе уступает место отношению хозяйственному.

"Труд есть процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей деятельностью опосредует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой." Но помимо этого, труд является основой складывающихся социальных, а не природных только, отношений между людьми.

2.Экономика и этнос

Экономическое общество разрешает противоречие между природой и первобытной общиной с ее личностным отношением к природе. Тот разум, которым была наделена община и которым последняя щедро наделила весь окружающий ее мир, стал средством борьбы общества с этим окружающим миром, средством борьбы за существование, которая ведется уже не по личностным, а по природным законам.

Экономическое общество осваивает и присваивает природу, которая, став собственностью, вовлекается в обмен "веществ", совершаемый уже не между человеком и природой, а между самими людьми. "Обмен товаров начинается там, где кончается община, в пунктах ее соприкосновения с чужими общинами или членами чужих общин. Но раз вещи превратились в товары во внешних отношениях, то путем обратного действия они становятся товарами и внутри общины".

Если товарообмен проникает в общину, то сами общинники начинают качествовать, значить друг для друга своим имуществом. Личность, не успев стать целью общения, становится его средством. "Вещи сами по себе внешни для человека и поэтому отчуждаемы. Для того чтобы это отчуждение стало взаимным, люди должны лишь молчаливо относится друг к другу как частые собственники этих отчуждаемых вещей, а потому и как независимые друг для друга личности. Однако такое отношение между людьми не существует между членами естественно выросшей общины".

Возникновение обмена обусловлено разделением труда сначала между общинами, затем, и между самими общинниками. Изначально, разделение труда связано с разнообразием внешней (там, где это касается межобщинного обмена) и внутренней (во внутриобщинном обмене) природы. Обмен, в свою очередь, "путем обратного действия", способствует углублению трудовой специализации, которая, к тому же, принимает не натуральную, а социальную обусловленность. Нет нужды производить для себя все необходимое, если более эффективной является специализация в какой-либо одной производственной сфере и если есть возможность обмена.

В итоге, производитель опосредует удовлетворение своих природных потребностей удовлетворением общих потребностей, общественного спроса. Но и сами эти индивидуальные потребности через это начинают формироваться под влиянием общественного предложения. Удовлетворяется уже не столько жизненно-необходимое, сколько необходимое с точки зрения общественного мнения. Именно этот фактор в значительной мере определяет действие закона возвышения потребностей, имеющего всеобщее историческое значение.

Таким образом, личность, освобождаясь из-под чар природы и индивидуализируясь, попадает в зависимость от общества, этого стихийно складывающегося рынка спроса и предложения. В акте индивидуального воспроизводства личность воспроизводит себя как социального субъекта, как "совокупность общественных отношений".

***

Частные лица воспринимают свое единство в экономическом обществе как нечто внешнее, вынужденное. В этносе это восприятие перерождается в чувство Родины, в глубокое внутреннее ощущение единства с землей и предками.

Человек возделывает не природу вообще, а данный конкретный ландшафт, неповторимость которого отражается и в мифологическом сознании, и в содержании отношений между человеком и природой, и в характере отношений между людьми по поводу их отношения с природой. В этносе мы можем говорить уже о межличностных отношениях как таковых, о поведенческой индивидуальности личности, обусловленной всеми предыдущими этапами ее самовыражения.

То общее в поведении лиц, проживающих на одной территории, занятых одним общим делом, которое эффективно настолько, что обеспечивает наряду с видовым воспроизводством трудовую преемственность, - это общее и есть тот поведенческий императив, который отличает один этнос от другого. Степень конкретизации того, что мы понимаем под словами "одна территория", "общее дело", позволяет говорить нам либо о суперэтносе, либо об этносе, либо о субэтносе. Важно, что во всех этих случаях мы имеем дело с особыми процессами, отличными как от чисто природных, так и о чисто социальных процессов.

Этнос традиционен. Дети в своем поведении, чаще всего даже неосознанно, следуют примерам своих отцов как оптимальным вариантам отношений с внешней средой. Если первобытная община была обращена к природе, то этнос обращен к истории. Духи предков занимают место природных духов.

Этнос в человеческом обществе имеет то же значение, что и вид в животном мире. Человек обладает беспрецедентной по сравнению с животными способностью к адоптации в любой географической среде. Если для биологического вида утрата связи с кормящим ландшафтом означает гибель, либо видовые изменения, то человек, сохраняя принадлежность к единому роду Homo sapiens меняет "не анатомию или физиологию своего организма, а стереотип поведения. Но ведь это значит, что он создает новый этнос!" .

"Отмеченные адаптивные способности человека не просто повышены сравнительно с его предками, а связаны со способностью, отличающей человека от прочих млекопитающих. Человек не только приспосабливается к ландшафту, но и путем труда приспособляет ландшафт к своим нуждам и потребностям" .

Экономическое общество выдвигает отрицание личностного отношения к природе со стороны общины, утверждая соответственное, природное отношение к ней. Стремясь к разрешению этой антиномии, отрицая личность во имя природы, "экономическое сознание" наталкивается на ту очевидную истину, что сама природа требует личности, что личность разрешает бремя самой природы. Далее, уже не противоречие природы и личности, а противостояние природно-личностного единства с обществом определяет дальнейший ход событий.

Индивидуальное воспроизводство является социальной формой удовлетворения природного инстинкта индивидуального самосохранения. Руководствуясь им, частное лицо относится к другим людям как к внешней природе, как к средству, обеспечивающему существование природы внутренней. Однако внутренняя природа, поскольку она индивидуально воспроизведена, требует и видового воспроизводства. Инстинкт видового самосохранения оказывается противоположным инстинкту самосохранения индивидуального, ибо утверждение вида требует индивидуального самопожертвования. Но так как самопожертвование приближает нас к понятию личности, то в патриотизме мы должны видеть личностное выражение определенного природного явления. Именно это природно-личностное единство снимает антиномию природы и личности в экономическом обществе.

Этнос подобен социальной личности. Он основан на самопожертвовании индивидуальных личностей, однако то, во имя чего совершается это самопожертвование лежит за пределами личностного бытия. Не другая индивидуальная личность, а некая этническая идея служит здесь целью общения. Индивидуумы связаны в этносе не столько межличностными связями, сколько своей преданностью одному "общему делу". Горизонтальные отношения здесь производны от вертикальных, а не наоборот. Поэтому этнос только подобен социальной личности.

Итак, в экономике человек, утверждая свое частное бытие, оказывается всё в большей зависимости от бытия социального. В этносе эта внутренняя зависимость оказывается внутренней, само общество утверждает свой общественный смысл в индивидуальном, частном бытии. Индивидуум становится миссионером этнической идеи.

И если в сфере экономики человек воспроизводил всеобщее в себе бытие, то в этнической сфере индивидуальное бытие оказывается носителем особенного смысла, отличающего представителя данного этноса от представителей других этносов.

Рождение этноса - это возникновение новой идеи, нового мироощущения, нового способа приспособления к окружающей среде. Носителями этой этнической идеи являются пассионарии - индивидуумы, чей инстинкт видового самосохранение ("служение общему делу") преобладает над инстинктом самосохранения индивидуального. Самопожертвование индивидуума утверждает этнос.

Другой стороной борьбы за существования, этого стремления к видовому самосохранению является стремление к расширению ареала обитания, что, естественно, выражается и в жизни этноса, в расширении его внешних границ, в расширении территории, обитатели которой охвачены новым мироощущением.

Когда под влиянием сопротивления внешней природной и социальной среды эта внешняя граница этноса оказывается определенной, начинается усложнение внутренней структуры этноса. Это время формирования субэтнических групп, растущее количество которых является показателем прогрессивного развития этноса. Упрощение этнической структуры, напротив, говорит о регрессе, о деградации этноса.

3. От общества к государству.

В этносе появляется тот особый, социальный смысл, который подлежит государственному осмыслению. Здесь снято противоречие, которое возникает между природой и личностью, с одной стороны, и естественными и историческими законами - с другой. Существование этноса определяется не чисто природными и не чисто социально-историческими (экономическими) законам . Этногенез - это действие именно естественно-исторических законов.

Потребность в их осмыслении возникает ввиду того, что этнос содержит в себе в снятом виде экономические отношения, которые в определенный момент должны подорвать сам этнос (отрицание отрицания). Индивидуум уже не может мириться с тем, что в нем утверждается некий общественный смысл, он начинает стремится к утверждению своего индивидуального, частного смысла.

Но прежде чем говорить об этом частном смысле, скажем несколько слов об истории, о ее законах и об их осмыслении.

История есть предельная степень конкретизации диалектики, становления смысла и бытия как таковых. Становление это заключается в полагании и преодолении противоречий.

Снятие антиномии заключается в том, что то противоречие которое было между внешними по отношению друг другу тезисом и антитезисом становится внутренним противоречием, определяющим развитие синтезирующего понятия. И когда в рамках последнего это противоречие преодолевается, возникает отрицание того, что послужило почвой, на которой стало возможным это преодоление. Так было и в экономическом обществе, где личность противопоставила себя природе и где природно-личностное единство этноса выступило отрицанием этого экономического общества.

Если говорить об истории вообще, то сегодняшний ее день может быть понят двояко. Двойственность эта связана с тем, что история, поскольку она есть нечто определенное, имеет начало, середину и конец. С одной стороны, настоящее представляет собой конец всей предшествующей истории, конец всего прошлого. С диалектической точки зрения, сегодняшний день выступает разрешением противоречий прошлого, синтезом по отношению к предшествующим тезису и антитезису. И если мы хотим иметь дело с окончившимися, оформившимися явлениями истории, именно такой подход нам и необходим. Но с другой стороны, что очевидно, история вообще не кончается сегодняшним днем, настоящее является отрицанием прошлого, а следовательно, будущее несет отрицание этого отрицания, и если история не бесконечна, то финал ее положен именно там. Таким образом, наша попытка говорить только о сегодняшнем дне, оборачивается открытием той очевидной истины, что в настоящем есть только мысль о прошлом, мысль, отрицающая прошлое и через это отрицание прозревающая будущее. Мы не можем говорить о том, что есть, но только о том, что было и о том, что будет.

Первый, "консервативный" подход к диалектике истории можно условно назвать гегелевским, тогда как второй, "революционный" подход можно, опять же условно, определить как марксовский. Переход от гегельянства к марксизму диалектически необходим, но в равной степени, необходимо и снятие антиномии между этими подходами. Одним из вариантов этого снятия может быть следующее размышление.

Мысль о будущем принадлежит настоящему, следовательно, она подлежит отрицанию вместе со всем наличным бытием. Заблуждения о будущем необходимы для того, чтобы последнее стало таким, каким оно должно будет стать так же, как необходимы для этого и откровения об этом будущем. История общественного сознания вообще не является широким проспектом с обозначенными перекрестками, на которых одни поворачивают налево, другие - направо, одни находят истину, другие - заблуждаются. Это, скорее, тропинка в дремучем лесу, которая извивается то в одну, то в другую сторону, чтобы, обогнув все топи и буреломы, вывести нас к родному дому. О такой "хитрости" мирового духа говорил еще сам Гегель. Однако он стремился овладеть этой хитростью, тогда как, очевидно, она сама не переставала владеть им.

Противоречие, определяющее собой настоящее, имеет ту же природу, что и всякое другое противоречие. Она была описана выше применительно к экономическим и этническим видам общества. Что касается истории, здесь эта тема может быть развита следующим образом.

Новое время начиналось эпохой Возрождения, отречением от Средневековья во имя возвращения к идеалам Античности, идеалам Древнего мира. Но чем глубже, чем внимательнее идеологи Нового времени вникали в архаическую историю, тем очевиднее для них становился тот факт, что Средние века явились закономерным следствием развития самого Древнего мира, что Древний мир нес в себе противоречие, разрешение которого, вместе с тем, означало его собственную гибель. Таким образом, в рамках Нового времени снимается антиномия архаического и средневекового принципов. Старый мир обретает единство, идеалы которого оказываются одинаково несовместимыми с современным мировоззрением. И вот, идеологи уже Новейшего времени выдвигают лозунг "Нового Средневековья", который направлен, естественно, не против архаики, а против современности.

Единство исторического процесса может быть расчленено на экономическую и этническую историю. Если экономические законы носят всемирно-исторический характер, то законы этногенеза составляют особенное их выражение в истории. Линейный экономический прогресс всякий раз замыкается в циклы этногенеза, ведь всякий этнос как природное образование рождается и умирает, имеет свои начало и конец.

Осмысление развития экономических и этнических типов общества дает основу, в первом случае, так называемому формационному подходу к истории, а во втором случае, является предпосылкой так называемого цивилизационного подхода.

В теории общественно-экономических формаций история рассматривается как единое целое, как единый процесс, в основе которого лежат экономические законы, имеющие всеобщее значение. Цивилзационное видение истории, наоборот, выделяет особенности развития каждого этноса (суперэтноса), акцентирует внимание на отличиях между различными цивилизациями (культурно-историческими типами).

Здесь возникает проблема Западной цивилизации и грани, разделяющей экономическую модернизацию и цивилизационную вестернизацию. Коме того, возникает сомнение в том, действительно ли экономика имеет всеобщее значение, или же таковой ее воспринимает только западное мышление. Более того, можно усомниться в объективности того, что называется наукой в Европе и что, без сомнения, является достоянием именно Западной культуры, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как бы то ни было, наука также социологична, как и все другие формы общественного сознания.

"Мы, люди западноевропейской культуры, точно ограниченного во времени периода от Х до ХХ столетия, представляем исключение, а не правило. "Всемирная история" есть наш а не "общечеловеческий" образ мира. У индейцев и древних не существовало образа становящегося мира как рода и формы созерцания. И, может быть, когда угаснет цивилизация Запада, носителями которой мы ныне являемся, то более не появится уже культура и, стало быть, человеческий тип, для которого "всемирная история" есть одна из форм и одно из содержаний космического сознания".

Противопоставление формационного и цивилизационного подходов к истории в конце концов также должно быть снято. И снимается оно в истории государства. История каждого государства является определенным этапом во всеобщей истории государства и права. Таким образом именно всеобщее в конкретном государственном бытии составляет предмет внимания государствоведа.

III. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ФОРМА ОБЩЕСТВА

Если в экономике личность утверждает свое частное бытие, а в этносе утверждается общественный смысл, то в государстве человек утверждает частный смысл своего частного бытия. Смысл этот не имеет ничего общего с произволом, он определен всем природным и социальным инобытием человека. Постольку, поскольку он подлежит утверждению в общении, частный смысл выражается посредством воли в праве. Воля здесь основывается не на единичном, произвольном желании. В качестве своего содержания она полагает некие общезначимые основания. Я поступаю правомерно, то есть так, как в моем положении поступил бы каждый. Таким образом, в праве утверждается не индивидуальный, личностный смысл данной, конкретной личности, а абстрактный смысл частного лица вообще.

Право является внешним определением положения человека в обществе. Даже в правосознании человек оценивает себя как внешнего себе.

Произволу, как выражению неопределенности субъекта, противостоит становление определенности, движение от абстрактного к конкретному. То, от чего личность получает свою определенность, является объективной действительностью. Полная определенность, полное знание и обладание объективностью снимает антиномию субъекта и объекта и являет собой Личность в ее конкретности. В государстве человек еще только становится личностью, поэтому личностное определение (самоопределение) остается еще чем-то внешним, объективным.

Потребность в объективном, позитивном праве заложена в самом правосознании, в самом субъективном праве. Выявляется эта потребность тогда, когда возникает коллизия между правами частных лиц. Право абсолютно, у другого не может быть права на мое. Но вот правосознание содержит в себе возможность произвола, что начинает проявляться с момента осуществления права. И постольку, поскольку частные лица хотят осваивать свои действия не на произволе, а на праве, они заинтересованы в общеобязательном выражении общезначимого для них права.

Позитивное право является формой, посредством которой выражается воля, претендующая на всеобщность и которая противопоставляет себя единичным выражениям этой всеобщности. Частное, субъективное право остается теперь правом постольку, поскольку оно признана в позитивном праве.

Так как позитивное право выступает не только отличным, но и противоположным субъективному праву, и так как право является выражением воли, то это противостояние принимает форму власти, природа которой не в осуществлении единственной воли, а в столкновении двух и более воль.

Проблема власти связана с проблемой несоответствия общеобязательной формы и общеобязательного содержания права. Разрешение противоречия между формой и содержанием в данном случае не устраняет потребность во властном осуществлении права. Однако это разрешение создает действительно правовую основу для самой власти. Государство, которое осуществляет власть не по произволу, а по праву является правовым государством.

Таким образом, 1) в правосознании возникает идея общеобязательности права. 2) Публичная власть устанавливает общеобязательную форму права. 3) В правовом государстве право обретает общеобязательное содержание.

1. Правосознание

В праве индивидуум основывает свое поведение не на своем произвольном, единичном желании, а на неких общезначимых основаниях.

Но помимо этого, личность является членом той или иной общности, которая не достигла всеобщности государства и объединяет индивидуумов по признаку того или иного частного интереса. И если право определяет поведение личности в государстве, то в обществе поведение основывается на морали.

В морали, как и в праве, индивидуум определяет для себя границы возможного и должного поведения, но делая это он стремится выразить не свое действительное, объективное положение в обществе, а то, как это положение видится представителям той социальной группы, к которой он принадлежит.

Действительный социальный статус является равнодействующей всех сил, всех стремлений индивидуумов. Но именно поэтому мы должны учитывать каждое частное стремление как единственную основу этой равнодействующей. Экономическое и этническое развитие определяется в значительной мере борьбой частных интересов, а не осознанием интересов общественных.

Мораль относительна, изменчива. У каждой социальной группы своя мораль. Вспомним общественную оценку спекуляции, без которой немыслимы товарные отношения, но которая в социалистическом обществе воспринималась как нечто аморальное, и более того - преступное. Вспомним осуждение ростовщичества в средневековье и роль кредита в современной экономике. Но речь может идти не только об экономике, но и об этнической сфере. Морально ли поведение национальных героев, чья пассионарность не дает покоя ни им самим, ни их соплеменникам, чье самопожертвование перерастает в готовность пожертвовать другими? Шпенглер вообще говорил, что существует столько же моралей, сколько и культур. "Общечеловеческой морали не существует".

Итак, самоутверждение личности стремится к некоему абсолюту, к исключительности, к бесконечному господству. Борьба, столкновение таких самоутверждений ограничивает, полагает предел этому стремлению. Определяются границы возможного и необходимого в поведении индивидуума, которые, далее, становятся предметом осмысления в индивидуальном правосознании. Причем, надо учитывать, что указанные границы устанавливают не только правила поведения членов одного общества, они же являются границами самого общества, пределами действия данной правовой системы. Видовое, этническое в человеке составляет часть его индивидуальности, а следовательно также является предметом, которому он стремится придать исключительное значение. Однако сопротивление внешней среды ограничивает и это стремление.

Следует иметь в виду, что те границы поведения, которые существуют в данном государстве как особенном явлении государственного бытия вообще, со временем должны быть преодолены. Именно право должно перешагнуть государственные границы. Индивидуум стремится к утверждению своего права как того, что принадлежит ему как частому лицу вообще, а не как подданому того или иного государства. Противоположный взгляд не выводит нас за рамки этнического общества, а следовательно, и не имеет отношения к государственой идее.

Как индивидуум может основывать свое поведение в обществе 1) на своей единичной, индивидуальной воле, или же 2) на особенной воле той социальной группы, к которой он принадлежит, или же, наконец, 3) на всеобщей правовой воле, так и государство может рассматривать право 1) как свое внутреннее дело, или 2) как то, что подлежит утверждению во всем мире силами данного государства (очевидно, что утверждается здесь не всеобщее право, а его особенное понимание), или 3) как то, что существует само по себе, что не творится, а осмысляется данным государством.

Очевидно, что только третий вариант отношения государства к праву соответствует самой идее права и государства, той идее, которая является целью развития, идеалом и государства и права.

2. Публичная власть

Первой попыткой уже не индивидуального, а общественного осмысления права выступает процесс правосудия. Здесь, а точнее в гражданском судопроизводстве устанавливаются правила определения частного права, предания этому субъективному праву объективного значения. Здесь же возникает потребность в формулировке объективного материального права, рождается понятие правонарушения, сначала - как нарушение права другого частного лица, а потом - права вообще. Постепенно формируется группа правовых предписаний, за нарушение которых человек несет ответственность не перед потерпевшим, а перед обществом в целом, олицетворением которого сначала является государь, затем - государство. Новые задачи решаются уже посредством не гражданского, а уголовного процесса. Публично-правовой характер уголовной ответственности придает особый характер проявления принципа справедливости (эквивалентности, возмездности). До тех пор, пока уголовное право не обособилось от гражданского права принцип талиона был прямым требованием справедливости. Око за око, жизнь за жизнь (или соответствующее имущественное возмещение) допустимы до тех пор, пока преступник отвечает перед потерпевшим, а не перед обществом. Для общества смерть за смерть осначает лишь гибель двух своих членов вместо одного.

Для уголовного права проблема сопоставимости преступления и наказания - самая острая, самая принципиальная проблема. Проблема ответственности индивидуума перед обществом, проблема применения права к поступку вообще концентрируется именно в уголовном праве и уголовном процессе. Момент произвола в наличном праве ощутим также именно здесь. И еще, если гражданский процесс может довольствоваться формальным представлением дела, суд исследует ту реальность, которая складывается из представленных сторонами доказательств, то уголовном процессе должна быть установилена не формальная, а фактическая истина.

Если гражданский процесс - это форма предания субъективному праву объективного значения, а уголовный процесс - это форма применения объективного права к конкретному поступку, то конституционный процесс призван придать объективному праву значение права абсоютного, выражающего действительное, конкретное право. Это, если так можно выразиться, - суд над правом, полномочия которого, очевидно, со временем будут только возрастать.

В сфере правления основной проблемой становится не осмысление, а осуществление права, формы этого осуществления. Здесь не важно, что осуществляется, гораздо важнее - как это происходит. И если, условно, Древний мир может быть определен как эпоха, в которой государство воспринималось преимущественно как орган, который вершит суд над своими подданными, то следующей должна была бы быть эпоха, где государство является прежде всего властью, правящей силой. И действительно, Средние века отличаются тем, что государству придается исключительно роль осуществления права, причем, все содержательное, все идеологическое в этом праве формулируется не самим государством, а Церковью. Государство здесь становится орденом стражников, в котором цель оправдывает средства. Католичесая Европа вообще есть - сбывшаяся мечта Платона об идеальном государстве. Хотя, как оказывается, не всякая идея может быть осуществлена любыми методами.

Власть может быть внешней необходимостью принуждения, она может стать внушением необходимости подчиняться своим велениям, и наконец, она может оказаться внутренним убеждением, самоограничением, самоопределением индивидуальной свободы.

Принуждение оставляет нетронутыми внутренние мотивы поведения человека и цели его поступков, оно создает лишь внешние преграды для осуществления этих целей и становится причиной лицемерия, выражения мнимой мотивациии. Эти "недостатки" власти восполняет внушение.

Внушение - это идеологическое воздействие. Оно дает только видимость свободы, ибо содержание этой свободы уже кем-то сформулировано, причем сформулировано произвольно. Ведь постольку, поскольку в сознание внедряется то, чем действительно это сознание должно обладать, тот кто внедряет данную идею осуществляет не свою волю, а следовательно, и не свою власть. Но как отличить необходимое в воспитании и произвольное во внушении. Вероятно, именно здесь впервые встает проблема объективного содержания права.

Воспитание кончается тогда, когда воспитанник может противопоставить не произвол своего непослушания, не голое отрицание чужой воли, а свою волю и свое понимание сущего и должного. В этом случае власть становится убеждением, властью смысла, а не силы. Вместо "права силы" утверждается "сила права".

Публичная власть, власть, осуществляющаяся в сфере правления есть власть общего над частным, общества над своим членом. Но как выразить это общее? Этот вопрос переводит наше исследование в сферу правотворчества. Проблема этого вида государственной деятельности особо остро была поставлена в Новое время.

В монархических формах правления, а точнее формах осуществления правотворчества, воля государя призвана выражать государственную волю, которая сначала, постольку, постольку общество воспринимается как часть мироздания, часть космоса, предстает как Божественная воля, а затем, когда общественное сознание автономизируется, обособляется, становится тождественной воле народа, нации, общества.

Демократия же стремится к тому, чтобы общая воля была выражением всех частных воль, но поскольку это невозможно - выражением воли большинства. Но так как постоянное выражение большинством своей воли также невозможно, появляется идея представительной демократии, в которой, путем применения различных пропорциональных систем, можно добиваться представительства интересов различных меньшинств, ведь демократия, по своей идее, стремится к тому, чтобы каждое частное мнение было учтено в акте общественного волеизъявления.

Таким образом, если в монархии стоит проблема качественного обоснования права одного выражать государственную волю, то перед демократией стоит задача нахождения таких количественных, математических отношений, которые бы могли служить формулой обобществления каждой единичной воли. Переходом от монархии к демократии служила секуляризация представлений о власти государя, и еще глубже - изменение взгляда на природу государства вообще.

Выше у нас уже шла речь о том, что в эпоху Средних веков формальная и содержательная стороны власти были противопоставлены друг другу институционально, организационно, в лице государства с одной стороны и церкви с другой. Государство было только орудием Промысла, голосом которого являлась церковь. В Новое время формируется собственная государственная идеология, перед государством встают собственно государственные проблемы, чему в немалой степени способствовал идеологический и институциональный раскол в Западной церкви. Появляются попытки не теологического, а социологического обоснования власти монарха (Макиавелли, Гоббс и др.). Дальнейший переход от роялистских к республиканским (республиканско-демократическим) взглядам был просто неизбежен.

Демократия, имеющая дело с количествами, формальна. Ее подлинное содержание составляют качественные характеристики участников политического процесса. Равные права в сфере осуществления власти означают лишь ничем не сдерживаемое проявление фактического неравенства. В действительности демократия является прикрытием для "возведения в закон воли" той или иной "элиты". Но рано или поздно эта демократическая форма должна стать помехой, и тогда она подлежит открытой заменой олигархией или технократией. Общее между ними - это утверждение того, что для управления обществом надо обладать некими профессиональными качествами. Государственная деятельность является одним из элементов общественного разделения труда. Следствием такого подхода должна стать постановка вопроса о производительности, общественной полезности труда государственного деятеля.

Итак, правосудие, правление и правотворчество - три составляющие государственной деятельности, которая состоит в утверждении того или иного отношения права к общественному отношению.

В правосудии государственная деятельность состоит в правовой квалификации общественного отношения. Формы этой квалификации - гражданский, уголовный и конституционный процесс. В принципе, правосудие - это логическая, теоретическая деятельность.

Государственная деятельность в правлении - это практическое осуществление права, это утверждение правопорядка, то есть соответствия общественных отношений наличным правовым предписаниям. Правопорядок поддерживается принуждением, внушением и убеждением.

Правотворчество является неким синтезом теории и практики, практическая деятельность состоит здесь в выработке теории, в создании логических формул, посредством которых существует право. Проблема правотворчества - создание организационных форм, через которые может быть реализована общественная необходимость правового регулирования. История знает монархические, демократические и технократические формы правотворчества.

Таким образом, правосудие отвечает на вопрос, в какой форме должно существовать право, правление - в какой форме оно должно осуществляться, правотворчество- в какой форме оно должно возникать. Общественное сознании развивалось в сторону все более глубокого проникновения в сущность государственной деятельности. От проблемы существования права, оно перешло к проблеме его осуществления, от проблемы осуществления оно обратилось к проблеме возникновения права. Так и в экономической истории разрешение проблемы потребления означало переход от натурального хозяйства к товарному хозяйству, для которого основной является проблема обмена. А сейчас перед новым типом хозяйства встает проблема распределения. А если подняться на еще большую ступень обобщения, то не существование и не осуществление богатства, не факт и не использование этого факта, но форма его возникновения является основной проблемой экономики, так же как и форма возникновения права является на сегодняшний день основной проблемой государственного бытия.

И весь вопрос общеобязательного содержания права, делающего государство правовым есть вопрос выражения посредством позитивного права права естественно-исторического.

3. Правовое государство

Переход к теме правового государства означает уже не решение проблемы формы выражения общеобязательного содержания права, а самого этого содержания. Какое содержание должно иметь право, чтобы государство, его осуществляющее, основывало свое бытие не на произвольном мнении, а на смысле, заключенном в самом этом бытии, чтобы государство отвечало своей собственной идее?

Надо отметить, что речь здесь пойдет об общественном, а не собственно юридическом содержании права.

Прежде всего необходимо решить вопрос о форме отношения правового статуса личности к ее социальному статусу.

Право должно играть какую-то самостоятельную роль в определении того, что может и что она должна личность. Но очевидно, что не только право определяет границы возможного и должного поведения. Если понимать под социальным статусом результат неких объективных социальных (и природных) процессов, а под правовым - ответ на ту или иную объективную необходимость, но ответ осмысленный, т.е. так или иначе субъективированный, и в конце концов, утвержденный в данном обществе посредством юридического закона, то реально личность обладает в обществе не исключительно социальным и не исключительно правовым, а единым социально-правовым положением.

Если обратиться к теории общественно-экономических формаций, то различия между ними определены, в значительной мере, соотношением социального и правового статуса, а точнее, тем в какой мере общественные отношения между людьми являются правовыми отношениями.

Надо сказать, что в правовом отношении между частными лицами последние реализуют всеобщее в себе содержание.

Всеобщим в личностном бытии является не то или иное содержание этого бытия, а возможность принять любое содержание, то есть субъективность, то есть свобода.

В правоотношении встречаются свободные, и в этой свободе - равные личности.

В Восточных деспотиях деспот осуществлял власть над всеми и каждым. Здесь не было отношений, в которых встречались две свободные воли, но была власть одного свободного над всеми несвободными.

В античном полисе правовые отношения являлись основой государства, но сами они были основаны на несвободных, неправовых отношениях между рабовладельцами и рабами. Можно спорить об экономическом значении рабства, ссылаться на то, что доля рабского труда в архаических обществах была меньше доли труда свободных общинников. Однако рабовладельческая природа политической свободы в эпоху Античности остается бесспорной.

"Политика и связанные с нею практические и духовные занятия выступают здесь как дело свободы и сфера усилий свободных людей, а труд (и прежде всего - труд физический) - как удел рабов. Вся производственно-трудовая сфера, как и сфера семьи, находится вне сферы свободы. Отношения господина и раба, главы семьи и остальных ее членов как отношения господства и подчинения трактуются как неполитические отношения. С этим связано и традиционное противопоставление эллинской (политической) формы жизни деспотическому правлению у "варваров".

Далее. В феодальном обществе происходит правовое оформление власти. Власть становится предметом договора, специфика которого в эту эпоху заключается в том, что в нем выражается столь же свободные волеизъявления сторон, сколь и обусловленность этих волеизъявлений внешней социальной необходимостью. Такой синтез свободы и необходимости есть та определенность, которой пронизано все феодальное общество с его строгой иерархией.

Право, отождествленное с социальным статусом личности, становится всеобщим явлением. Но в силу этого тождества всеобщность права здесь заключается в повсеместном закреплении особенного в общественном положении индивидуума. Особенное - это то, что определяет принадлежность личности к тому или иному сословию, к той или иной части общества, противопоставленной всеобщности государства. Поэтому феодальная привилегия является в той же степени правом, в какой правом не является.

Отождествление правового и социального статуса создает предпосылку для их противопоставления. Заключается оно в том, что право освобождает себя от бремени выражения социальных различий и приобретает специфически правовое содержание своей всеобщности, становится всеобщим в специфическом правовом смысле. Смысл этот, как уже говорилось, есть свободное волеизъявление сторон в межличностных отношениях и, как следствие, - формальное равенство этих сторон.

Формальное равенство снимает ограничения для развития капиталистических отношений, в которых субъекты капитала и труда встречаются как свободные лица, как субъекты права.

Экономической предпосылкой таких отношений является то, что в капиталистической социально-экономической формации труд достигает всеобщности товара, а следовательно, становится предметом меновых отношений, которые всегда отличались формальной эквивалентностью (скрывавших ту или иную экономическую выгоду одной из сторон).

До того, как товарами стали не только результаты труда, но и его предпосылки, его возможность, т.е. рабочая сила, требовалось неэкономическое, властное принуждение к общественно необходимому труду. Власть в то время ограничивала произвол труда в целях его обобществления. Но когда труд был обобществлен, "дисциплина голода" в условиях товарного, а не натурального хозяйства, канувшего в Лету, оказалась гораздо эффективнее "дисциплины кнута".

Обобществленный труд стал основой обобществления капитала. Встал вопрос об общественно-необходимом использовании последнего.

Свобода меновых отношений, свободная конкуренция, с которой неразрывно связано формальное, правовое равенство, могла сохраняться недолго. Капитал может существовать только увеличиваясь. Собственная природа капитала предполагает, что источником этого увеличения является эксплуатация наемных рабочих. Необходимость воспроизводства рабочей силы ограничивает эту эксплуатацию. Потребность в расширенном воспроизводстве рабочей силы, которая, в конечном итоге, ведет в интенсификации роста капитала, требует самоограничение последнего. Ведь если рабочий получает больше стоимости его рабочей силы, то тем самым подрывается основа капиталистической собственности, собственности на средства производства - внешние условия труда.

В этих условиях не обмен, а распределение, то есть определение природы собственности, а не операций с нею, не формальная, а содержательная сторона собственности, становится основной проблемой права.

Однако, исторически, вопрос о распределении решается через перераспределение, то есть искусственное поддержание общественно-необходимого баланса между трудом и капиталом, с вытекающим отсюда элементом "правового произвола" в данных отношениях.

Капитал, обобществляясь, оставался еще частным. Противостояние между трудом и капиталом олицетворялось в противостоянии классов, частей одного социального целого.

Политической реакцией на возрастание обобществляющегося, но еще не обобществленного капитала, и углубление пропасти между богатством и бедностью были социализм и нацизм. Капитал для своего дальнейшего развития, как было сказано выше, требовал самоограничения. Указанные тоталитарные политические системы стремились к его насильственному ограничению. Разница между социализмом и нацизмом заключается в том, что первый стремился ограничить национальный, а второй - мировой капитал.

Ведь межэтнические отношения являются воспроизведением экономических отношений с той поправкой, что в роли частных лиц здесь действуют нации. Развитие мирового рынка идет по пути преодоления натурального национального хозяйства. И вот тогда, когда то или иное государство становится субъектом капиталистических отношений, но в силу определенных исторических причин, оказывается в положении "наемного рабочего" по отношению к "развитым капиталистическим державам", она противопоставляет свой частный национальный интерес мировому капиталу, субъектами которого являются еще отдельные государства, а следовательно, пока еще национальные идеи этих государств, которым суждено стать идеями наднациональными, всеобщими.

Тоталитаризм - первая, еще достаточно самонадеянная, проба сил государства, первая попытка подчинить социальные процессы праву, заменить действие естественно-исторических законов действием законов юридических.

Такая попытка окончилась крахом.

Тоталитаризм отождествляет государство и общество и в этом смысле "возвращается" к Средневековой политической идее. "Возвращение" это, естественно, надо понимать диалектически. Но следовательно, то, что идет вслед за тоталитаризмом, должно быть понято как некое возращение к индивидуализму, либерализму Нового времени, как отказ от тоталитарного коллективизма. Однако и этот тоталитаризм и этот либерализм целиком и полностью принадлежат одной эпохе "государственного капитализма", которая накладывает на них свой отпечаток, делающий их отличными от Средневекового коллективизма и индивидуализма Нового времени.

Коллективизм Средних веков с экономической точки зрения являлся средством обобществления труда. Задача эта была решена в Новое время и привела к утверждению индивидуализма. В результате этих процессов встала задача обобществления капитала, преодоления его частного характера. Первым за сознательное решение этой проблемы взялся тоталитаризм. Но очевидно, что решена она была в неолиберализме правового государства.

Сама идея правового государства родилась еще в эпоху Нового времени и заключалась она в ограничении вмешательства государства в межличностные отношения, т.е. в свободную конкуренцию. Но в условиях обобществленного капитала, когда труд и капитал сталкиваются не как части одного целого, а как часть и само целое, когда возникла необходимость оформления не межличностных отношений, а отношений между личностью и обществом, перед правовым государством, утверждающем не экономические и этнические частности, а правовую всеобщность, встают иные проблемы, суть которых заключается в том, что указанные отношения стали действительно правовыми, чтобы обе стороны этих отношений были субъектами права, т.е. выражали в них свою свободную волю.

Предпосылкой таких отношений является обобществление индивидуальной воли. Как рабочий не может не продавать свою рабочую силу, так и индивидуальный субъект права в правовом государстве не может не хотеть того, что он должен хотеть как член общества. Обобществление поведения - следующий шаг за обобществлением труда. Невероятность второго шага подтверждается очевидностью первого. В равной мере, необходима и индивидуалзация общественной воли, ее сопоставимость с частной волей, реальность прав и обязанностей общества перед личностью.

Первый вывод не означает, конечно, полной законопослушности граждан в правовом государстве. Общеобязательное содержание права заключается в том, что критерием поступка все в меньшей степени становится внутреннее убеждение (желание) индивидуума и мораль той или иной социальной группы, их место занимает право. Прежнее государство искусственно поддерживало эту всеобщую роль права, которая теперь стала социально обусловленной.

Проблема личности и общества становится основной. Причем личность здесь выступает не как представительница той или иной социальной общности, а как таковая, как частное лицо вообще. К всеобщности стремится и общество. Общество, которое противостоит личности в правовом государстве есть не то, или иное, а общество вообще, общество как таковое.

Право во все времена было возведенной в закон волей господствующего класса. В эпоху обобществления труда, таким классом был экономически господствующий класс. Обобществление капитала, требующее сознательной, волевой деятельности, ставит перед государством иные задачи. Экономическая необходимость требует обособления, самостоятельности правовой сферы, отход от прежнего формализма права, четкого обозначения его специфических задач.

Тот метод обобществления частных волеизъявлений, который был характерен для государства, регулировавшего межличностные отношения, а не отношения общества и личности, не приемлем для нового государства, выполняющего определенную общественную функцию, а не олицетворяющего само общество.

Только старое государство было тождественно обществу. В Новое время это тождество стало формальным. Теперь же государство освобождается и от этой формальности.

Государство становится одним из элементов общественного разделения труда. Законотворчество, издание общеобязательных правил поведения оказывается специфической общественно необходимой деятельностью. Это извечное содержание государственной деятельности должно принять в правовом государстве соответствующую форму. Идея представительства, этой политической самодеятельности изжила себя. Следом за ней идет профессионализм.

Таким образом, переход к правовому государству, государству, в котором право обретает общеобязательное содержание, означает, во-первых, обобществление индивидуальной воли и, во-вторых, профессионализацию государственной деятельности.

Обобществление индивидуальной воли заключается в том, что основой поведения личности в обществе все в большей мере становится не индивидуальное произвольное, и не особенное моральное, а всеобщее правовое сознание.

Профессионализация государственной деятельности заключается 1) в переходе от выборного к профессиональному принципу формирования органов государственной власти, 2) в замене односторонних отношений господстства-подчинения, двусторонними, в которых правам и обязанностям личности корреспондируют обязанности и права общества в целом (государству в этих отношениях отводится опосредующая роль), 3) в усилении роли судебной власти не только в сфере решения вопроса о соответствии поведения личности правовой норме, но и в установлении действительного содержания самого права, установлении соответствия между выражением права и его идеей.

Профессионализация государственной деятельности, превращает государство из олицетворения общественного целого в орган, выполняющий определенную общественную функцию, которая заключается в правовом регулировании общественных отношений, не подменяющем действие естественно-исторических законов, а сосуществующих, взаимодействующих с ними.

***

Государство противостоит обществу в качестве мысли, противопоставленной общественному бытию. Но постольку, поскольку мысль стремится к проникновению в смысл, заключенный в бытии, государство также стремится к отождествлению с обществом, но к такому отождествлению, которое наделит само общество мыслью. Государство, ставшее общественной мыслью, преодолевает свою отчужденность от общества. Но для этого сама общественная мысль должна стать общеобязательной как по форме, так и по содержанию. Но в этом случае уже не может быть речи об обществе и государстве как о самостоятельных исторических явлениях. Вместо них возникает некая новая форма человеческого общежития.

IV. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Отношения, в которых встречаются не живые личности, а обладатели тех или иных прав и обязанностей, приводят к межличностному отчуждению, индивидуализму.

И если отношение к тому общественному целому, частью которого является индивидуум, становится правовым, если это отношение таким образом рационализируется, то это только дает почву для проникновения отчуждения и в эту сферу.

Отчуждение является той негативной стороной рационального, которая обуславливает необходимость преодоления, снятия последнего. Общество, которое рационализировало отношения между человеком и природой, между самими людьми и, в лице государства, - отношение между человеком и обществом, привело к межличностному разобщению и индивидуализации личности во всех этих отношениях. Личность со всех сторон замкнулась сама в себе. Мир стал внешним для личности, отчужденным от нее. Но в результате этого, у личности появилась возможность определения своего отношения к миру, она в отношении к нему стала свободной. Перед личностью стоит выбор - остаться в своем знающем одиночестве или вспомнить забытое чувство единства с миром. Однако возращение к старому не может не быть открытием нового.

Если в общине личность явилась творением природы, ее детищем и если в обществе мир стал иным для личности, то в новой общности сам мир должен стать творением Личности, самополаганием Ее как иной себе и стремлением этого иного к Ней, как к своему Отечеству.

Личностная индивидуальность была продуктом общества, необходимым условием рационализации, расчленения прежнего живого единства. Следовательно, индивидуальность должна разделить судьбу общества и преобразиться вместе с преображением последнего. Тем более, что развитие индивидуальности в самом обществе шло в сторону углубления зависимости частного лица (зависимости физической, психической, и наконец, - волевой) от общественного целого. Но и на последнем этапе своего развития, в государстве, общество не стало Личностью, не стало Ее воплощением. Зависимость индивидуума от общества была лишь обратной стороной стремления к индивидуальному самоутверждению. Отношение к другому как к средству для утверждения своего частного бытия обернулось зависимостью от бытия общественного. Отношение к этому общественному бытию как к средству для утверждения своего частного смысла привело к зависимости от общественного смысла. Но и это общественное бытие и этот общественный смысл не имеют в себе ничего иного, кроме борьбы частных лиц за существование. Зависимость от общества, таким образом, превращается во внешнюю необходимость эгоизма.

Выйти из этого "порочного круга" можно только путем самопожертвования. Сначала - самопожертвования во имя другого частного бытия, а затем - во имя того общего, которое возникнет на этой основе.

В такой общности соотношение индивидуума и общества должно перейти в соотношение индивидуальной и социальной личности. Анализу общества будет противопоставлен синтез соборности. Не вопрос о том, насколько полно я утвердил себя в мире, а вопрос о том насколько полно мир в его единстве утвержден во мне - станет для индивидуальной личности принципиальным.

Единство и полнота мира есть прежде всего Личностное единство человечества, его Церковность, его Богочеловечность.

Но это уже тема другого исследования.

Книжкин Р*

1997 г.

Маркс К. Энгельс Ф. Соч., Т. 23. Стр. 188.

Там же. Стр. 97

Там же.

Гумилев Л.И. Этногенез и биосфера Земли. М. 1993 г. Стр. 177

Там же Стр. 179

Шпенглер О. Закат Европы М. 1993 г. Стр. 19

Шпенглер О. Закат Европы. М. 1993 г. Стр. 529

См. об этом Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М. 1993 г. Стр. 773-904

История политических и правовых учений. Учебник для вузов. Под общей редакцией В.С. Нерсесянца. М. 1995. Стр.35

Общество и государство. Вопросы соотношения 15

Оставить комментарий © Copyright Книжкин Р Размещен: 14/05/2005, изменен: 17/02/2009. 70k. Статистика. Эссе: Философия		Ваша оценка:

Книжкин Р : другие произведения.

Общество и государство. Опыт диалектики