Есть три способа вероисповедания: рационалистический, абсурдный и мистический. Первые два способа могут иметь теистическую, атеистическую или какую-либо другую направленность, мистический способ - только теистическую. Выбор способа вероисповедания, как и самой веры, обусловлен формой пространства личного Я: определяемое следует из уже определённого. Поэтому то, что человек хочет достичь - уже есть в нём самом. Декларируя истинность своей веры, человек, на самом деле, пытается утвердить истинность формы личного Я в окружающем пространстве.
Попытки утверждения личной формы обусловлены страхом перед миром и бессилием его изменить по своему образу и подобию. Поэтому цель веры, как бы эта вера ни называлась, всегда одна: уничтожение страха - перед смертью, страданием, перед осознанием низости своей, трусости и лицемерия. Для преодоления страха есть три возможности, эти возможности соответствуют способам вероисповедания: рационалистическая возможность, абсурдная и мистическая.
Первый случай - завоевание пространства. Здесь необходимо доказать окружающему миру избранность формы пространства личного Я - силой, деньгами и славой. Когда все захотят быть похожими на одного, некоторого человека А., то страх этого А. распространится на всех, пожелавших ему подражать, подчиниться и следовать за ним. Распространение силы страха на окружающее пространство уменьшает давление страха на пространство личного Я. Поэтому возникает иллюзия его уничтожения.
Второй случай - это подчинение пространства личного Я иному пространству - личности или коллектива. Здесь необходимо отказаться от свободы выбора и осознания своей самости, признавая добровольно и без малейших /или: возможно меньших/ сомнений всё то, что декларируется иным Я, истинным и справедливым. При подчинении иному Я уничтожение страха достигается через иллюзию уничтожения личного пространства.
В некотором смысле второй случай можно рассматривать как вариант первого. Вот как это выглядит: человек не находит в себе сил к завоеванию окружающего пространства только волей и властью личного Я, тогда он старается отождествить своё личное Я и некоторое иное Я, более сильное или справедливое и, по мнению человека, обладающее потенциальными или фактическими возможностями к тому, чтобы заставить окружающих признать собственную избранность. Через избранность коллектива и организации, которым человек делегирует полномочия своего Я, он избавляется от страха и приобретает уверенность в собственной правоте, а порой и уверенность в безнаказанности за все совершённые поступки. Таким образом: личный страх преобразуется либо в добродетель, либо в порок. Добродетель обозначается как подчинение - фюреру, партии, Христу или законам государства. Порок обозначается как нарушение норм традиционного общежития всякого коллектива, или как инакомыслие, способное разрушить иллюзию избранности того коллектива и организации, которым человек делегировал полномочия собственного Я.
Третий случай избавления от страха - это расширение границ своего Я, без акцента на утверждении или отрицании личного пространства. Здесь уничтожения страха, в привычном для нас смысле, не происходит, страх уходит без личного волеизъявления, уступая место радости движения в своём собственном безграничном пространстве. Где нет ограничений - нет места для страха.
Пожалуй, наиболее распространённая и доступная, для всякого стадного человека, возможность избавления от страха - это абсурдная возможность, когда человек делегирует полномочия своего Я некоторому коллективу или организации, тем самым создавая иллюзию уничтожения личного пространства.
Иллюзия уничтожения личного пространства осуществляется с помощью самоубийства - мнимого или реального. Мнимое самоубийство - это смерть тела, реальное - смерть личной свободы выбора. Свобода выбора исчезает в процессе подчинения авторитетам - личности, идеи или стиля жизни, когда некоторое благо - любви, ненависти, справедливости или пользы одной перспективы претендует на абсолютную величину.
Через претензии на абсолютную величину перспективы мы можем ещё раз убедиться в идентичности природы рационального и абсурдного способов вероисповедания. Разница между ними лишь в том состоит, что абсурд практикуют люди бессильные, те, у кого нет силы и власти заставить мир подчиниться форме некоторого личного Я, а рационализм практикуют люди самовлюблённые, которые полагают, будто Силой возможно управлять - мерой собственных представлений о должном и формой пространства личного Я.
Ещё раз: любой абсурд стремится к рационализации, ибо собственное бессилие нуждается в обосновании и оправдании.
Насилие, как при первом, так и при втором способе вероисповедания, зависит не от чистоты помыслов, а от величины власти и ограничения собственных представлений о должном. Чем ограниченнее восприятие должного - тем необузданней жестокость.
Рано или поздно, но человек, обозначающий своё личное Я определённо, исповедующий как истинную веру одно из коллективных мечтаний о благе, практикующий только один из трёх способов вероисповедания, начинает мстить миру за собственную низость, за ограниченность свою, ущербность и страх.
И, чтобы обмануть, не столько даже окружающих, сколько себя самого, человек спешит назвать эту месть смыслом жизни и справедливым порядком, поскольку нет иной возможности совершать низкие и подлые поступки, гарантирующие утверждение личного Я, как только совершать их с чувством самоуважения и с осознанием собственной правоты.
И тогда мы получаем: 1789 год - свобода, равенство и братство под ножом гильотины.
И тогда мы получаем: 1917 год - справедливое и мирное существование в сумасшедшем доме.
И тогда мы получаем: 1933 год - истинный порядок в концлагерях и гетто.
И тогда мы получаем: 1945 год - Хиросима.
Говорю вам: любая перспектива, обозначаемая как единственно возможное благо, рано или поздно потребует жертв и мести. Мести - всем тем, кто отличен от избранных цветом кожи, национальностью, формой тела своего и представлениями о должном.
Месть вовсе не ограничивается физическим насилием, мстить можно довольно изобретательно и профессионально, с учётом последних достижений современной цивилизации на различных уровнях межпространственного общения. Мстить можно на государственном уровне, тогда это называется исполнением законов и заботой о безопасности, на общественно-политическом уровне, тогда это называется заботой о сохранении традиций и нравственного генофонда нации, на производственном уровне, тогда это называется экономической целесообразностью, на уровне межличностного общения с соседом, тогда это называется справедливостью, которая выражается формулой: "если сосед выбил мне глаз, то я должен выбить ему оба."
Это лишь на первый взгляд кажется, что человек, утверждающий, что "Бог - есть любовь" /забывая о том, что высказывание "Бог - есть ненависть" истинно в такой же степени, как и высказывание о любви/ далеко находится от того человека, который кричит "хайль Гитлер" или " вперёд к победе коммунизма".
Любая перспектива, которая преподносится как общеобязательная, имеет свой час насилия и крови. Будут соответствующие условия - и человек захочет, чтобы по законам развития его собственной личности развивались все окружающие, и весь мир, сколько его ни обнаружится.
Это потому так, что человек, в своих биологических характеристиках представляющий некоторую определённую физиологическую целостность, хочет и психические характеристики своей личности выразить столь же определённо и целостно.
Всякий человек думает, что если есть точка в пространстве, обозначаемая как Я, то для этой точки есть только одна перспектива. Но я говорю вам: любая точка пространства движется одновременно во всех направлениях.
Но сказать человеку "не верь, ибо твоя вера - зло" - значит подтолкнуть человека к насилию ещё раньше, чем он того захочет сам.
Если человек получил свою веру традиционным путём, через общение с окружающими, то что он знает ещё, кроме этой веры, призывающей к Богу, к Деньгам, к Сексу, к Власти или к чему бы то ни было ещё, что всеми окружающими воспринимается как единственно возможная ценность?
Если человек получил свою веру в ситуации, травмирующей его психику или тело, когда он знал и чувствовал свою правоту, но был не в силах изменить ход событий, то спорить с ним о вере - это толкать его к той ситуации, в которой он получил травму.
Суть, собственно говоря, не в том, что любая вера, которая может быть обозначена либо через "то", либо через "это", ведёт к насилию. Практика неверия, хочу об этом сказать на тот случай, если вы думаете, будто я декларирую такого рода практику как альтернативу вере, есть не более, чем самообман человека, который не знает, как распорядиться своей жизнью с наибольшей для себя выгодой. В мире, где восприятие ограничено местом, причиной и формой, не может быть ничего такого, что служит подтверждением неверия. В мире "здесь и сейчас" вера есть всегда и везде. Отказ от веры - уже вера.
Веру человек выбирает сам /скажу так, хотя это утверждение не вполне соответствует действительности/. Выбор его может быть свободен, но может быть обусловлен страхом потери личного Я, чести, достоинства или материальных благ. Так или иначе, но выбор не тем характеризуется, что человек говорит, а тем, что он делает. Поведение человека, стиль жизни - это и есть выбор. Причина выбора ни в коей мере не зависит от привлекательности перспективы /не потому, к примеру, человек выбирает Христа, что он лучше Будды/, но только от формы пространства личного Я. Форма пространства личного Я - это и есть вера: нечто, позволяющее человеку в своих потребностях и желаниях чувствовать себя комфортно - "вот так", а не "этак", как требуют окружающие. Для того, чтобы обозначенное "вот так" подтвердило истинность своего существования, человек выстраивает своё поведение соответствующим образом. Лентяй, к примеру, сумеет обосновать своё поведение так, чтобы не работать, убийца - чтобы убивать, пророк - чтобы пророчествовать.
Говорю вам: у человека нет альтернативы вере в такой же степени, как нет альтернативы бытию. И "не-бытие" - есть форма пространства личного Я. Поэтому не в том суть дела, чтобы доказать то, что в доказательствах не нуждается или избавиться от того, что неуничтожимо, а в том, чтобы личная вера и способ вероисповедания практиковались с наименьшим ущербом для окружающих, не отнимая у них право на совершение своей личной ошибки.