|
Часть четвертая
Вторая судьба
1
Шут с криком проснулся и сел в постели. Он тряхнул головой, отгоняя страшный сон, потом вытянул руку и нащупал бутылку с вином в нише у изголовья. Отхлебнув порядочный глоток, прерывисто вздохнул и выбрался из-под одеяла. Пол под ногами привычно уже покачивался. Шут наощупь добрался до двери каюты и выскользнул наружу. Ветер сразу растрепал его волосы, бросив в лицо пригоршню ледяных брызг. 'Касатка' шла быстро, уже половина пути осталась позади.
По-прежнему держа в одной руке бутылку, а другой цепляясь за деревянные поручни, он подошел к борту и, свесившись через него почти наполовину, избавился от остатков вчерашнего ужина.
Стало немного легче.
Нет, Шут не страдал морской болезнью, но после такого сна у кого хочешь нутро взбунтуется. Он опять видел Нар. Горы мертвецов, потоки крови и принцессу тайкуров, умирающую у него на руках. Ужасный сон. Такой правдоподобный... Он преследовал Шута уже третью ночь подряд. И рядом не было мудрой Ваэльи, чтобы объяснить, какие такие демоны шлют ему этот кошмар.
Ваэлья... И почему она решила, что Шут - сильный маг? Какая глупость... Должно быть ведунья сказала это из жалости. Да, он кое-что понял, общаясь с ней, но боги, как мало! И хоть наставница уверяла Шута, что его сила раскроется постепенно, нужно лишь время, сам он с трудом верил в это, по-прежнему ощущая себя беспомощным дурачком. Все, что ему удавалось - предчувствовать неприятности, да иногда смотреть на мир другими глазами.
Шут запрокинул бутыль и допил остатки вина. Он замерз как бродячая дворняга, но зато холодный ветер разогнал остатки тошнотворных видений. Подхватить простуду Шут больше не боялся. Как бы то ни было, а от этой проблемы Ваэлья его избавила. До конца не понимая, что именно и как сделала ведунья, Шут просто знал, что никакие хвори к нему больше не прицепятся. Ну, или, по крайней мере, для этого нужно очень постараться. Как в ту ужасную голодную осень...
А еще Ваэлья научила его закрываться. Так что необходимость глушить обостренное восприятие спиртным, к счастью, отпала. Хвала богам... Ведь кроме всего прочего, наставница растолковала ему, отчего весь Брингалин счел господина Патрика любителем покурить кумин. Оказывается, после любых магических усилий спиртное действует на сознание весьма специфически... подобно дыму этой 'приправки'. Вот и понесло его в тот вечер после 'колыбельной' для стражника и поисков Руальда...
Вернувшись в каюту, Шут несколько минут стоял у постели друга, слушая дыхание короля. Дорогой монарх тоже спал неспокойно, похоже, и его мучили дурные видения. Шут опустился на колени рядом с койкой и осторожно коснулся пальцами висков Руальда, как это делала Дала, если Вейка металась во сне. Он помнил, какие знаки рисовала она на тонкой коже дочери... Король затих, его дыхание выровнялось, и Шут едва успел отдернуть руки, когда Руальд со вздохом повернулся на другой бок, чтобы еще глубже погрузиться в обычный теперь уже сон.
В просвете туч за окном показалась луна. Она наполнила комнату призрачным бледным светом. Шут поднялся и отошел от Руальдовой постели. Прислонясь лбом к железному переплету с квадратами маленьких стекол, он долго смотрел на волны, озаренные мягким серебряным сиянием. Покой и холод... Совсем как у него в душе.
С тех пор как они покинули Острова, Шут жил с постоянным ощущением того, что лишился чего-то очень важного. В иные минуты ему отчаянно хотелось вернуться. В отличие от Руальда, который рвался к родным берегам, не в силах думать ни о чем, кроме возможности скорее ступить на землю, где осталась его любимая. Для Шута было ясно, как день, что потеря трона пугала короля гораздо меньше, нежели угроза лишиться Нар. И это было плохо. В прежние времена Руальд умел отодвигать личные дела на задний план и в первую очередь думать о государстве.
Ваэлья сказала, что однажды Шут сам поймет, как исцелить короля. Но было совершенно непонятно, когда это понимание придет. Пока он мог только быть рядом с Руальдом. Просто быть рядом.
Когда на Островах король вернулся в сознание, Шут со страхом ожидал упреков за спектакль на эшафоте, но Руальд не сказал ему ни слова. Он вообще не разговаривал, часами лежал глядя в потолок и как будто вовсе не обращал внимания на своего любимца, который изо всех сил старался разговорить короля.
Но и не гнал.
Однажды Шут не выдержал и спросил:
- Руальд... ты сердишься на меня? - он с мольбой смотрел на друга, упрашивая богов, чтобы тот не отвернулся сердито к стенке, а дал честный ответ.
Король глубоко вздохнул.
- Патрик... - он на миг прикрыл глаза, а когда снова открыл, взгляд его будто обрел наконец обычную живую остроту. - Ну как на тебя сердится... шут ты мой... Просто жизнь стала противна мне. Неужели ты думаешь, я не осознаю своего безумия? Думаешь не понимаю, кто тому причиной? Пат... я не слепец, не дурак. Но я люблю мою ведьму, люблю и ненавижу. И все, что держит меня - это она. Не будь ее - я давно бы послал этот мир и эту жизнь ко всем демонам...
'Не будь ее, - с горечью подумал Шут, - ты был бы весел и здоров. Ты и Элея. И не случилось бы всех этих бед...'
- Руальд... - осторожно начал он, - но отчего ты позволяешь ей так ломать твою судьбу? Твой разум? Это разве любовь, когда один совершает насилие над другим? Пользуется им? - Шут и сам понимал, что вопросы эти слишком дерзкие, но они так давно тревожили его, и не задать их было уже нельзя.
Руальд молчал, и Шут решил, что попросту не дождется ответа, когда король все-таки заговорил:
- Ты мало чего знаешь о нас, Пат. Судишь по тому, что видел, а видел ты лишь поверхность этого омута. Наша любовь похожа на войну, каждая наша ночь - на битву. Я столько раз готов был убить ее, но... смотрел в эти черные глаза и думал - а как я буду без них? Думал, может весь мир не стоит этих глаз. И демоны с ним, с моим разумом... А на следующее утро опять не мог собрать себя воедино и проклинал тот день, когда встретил ее...
- Попроси ее снять чары, Руальд! - воскликнул Шут. - Заставь!
- Я просил... - устало ответил король, - и грозил... Она сказала, что это не в ее власти. Сказала, со временем все пройдет само, я вновь стану цельным... - казалось, Руальд и сам не верит своим словам. Шут подумал, что ему Нар говорила то же самое.
- Я думаю, она не лжет, Руальд, - промолвил он, вспоминая слова Ваэльи про то, что эти чары слишком сильны даже для самой Нар.
Король печально усмехнулся:
- Может и так. Вот только я не уверен, что это повод радоваться. По всему выходит, что я и впрямь теперь всецело в руках богов.
И Шут - вечный побрехун, язык без костей - не нашелся что ответить. Любые утешения прозвучали бы фальшиво...
2
Они с Руальдом были такие разные... И познакомились - случайно. Впрочем, Дала всегда говорила, что случайностей не бывает...
На самом деле, Шут умирал. Он уже полгода не жил в тепле и не ел досыта. После того, как погибла труппа Виртуоза, мыкался от одного города к другому, ночевал в стогах сена и под мостами. Ему не минуло и пятнадцати зим, он был тощим, маленьким и грязным - никто не зарился на такого работника. А зима уже давала знать о своем приближении долгими холодными дождями и промозглыми ветрами. Здоровье у Шута было крепкое, даром что на вид хрупкая птаха, но когда в животе пусто, а рваная одежда не греет, холодное время пережить не просто...
Он безуспешно пытался прибиться к какой-нибудь труппе артистов, да только в преддверие зимы никто не хотел брать лишний рот на попечение. Зимой тех, что есть, прокормить бы. Виртуоз всегда уводил своих людей в Южный удел, где снега много, а холодов почти нет. Там они находили городок покрупней и коротали зиму, давая представления в тавернах и на постоялых дворах, а сами жили в своих фургонах, согреваемых небольшими печурками. Было это вовсе не плохо - хоть пища становилась скудна, зато появлялось больше времени для игр. Тогда глупенький Шут так мечтал о безграничной свободе...
И вот он оказался волен, как ветер. Такой же неприкаянный... Никому не нужный. И все его время уходило на поиски еды. Сначала Шут честно пытался заработать, но скоро понял, какое это бесполезное занятие. Никто не воспринимал его всерьез, гнали прочь, не желая даже выслушать.
В конце концов он устал бесцельно бродить по дорогам и решил провести холодное время в Золотой, куда занесла его судьба. Несколько дней ночевал на улице, пока не нашел заброшенную хибару у окраины. Там, правда, уже имелась парочка жильцов - вечно пьяных бродяжек, опустившихся настолько, что трудно было различить, кто из них муж, а кто жена. Шута они не привечали, но и не гнали, в полуразрушенном пустом доме было достаточно места, чтобы не мешать друг другу.
Как и все беспризорные мальчишки, Шут мечтал о южных городах, где круглый год лето и можно обрывать фрукты с деревьев, да не в чуждом саду, а прямо на улицах. Засыпая в своем пыльном закутке на куче грязных тряпок, он находил утешение в мыслях о далеком Суварте. Виртуоз неоднократно рассказывал, как прекрасны города этой жаркой страны... О тенистых садах, где ветви деревьев гнутся под весом персиков, о фонтанах с хрустальной водой, о роскошных храмах и узорчатых дворцах... Шут представлял это все так ярко, будто видел сам, будто сам ходил по знойным улицам, где смуглые люди накручивают на головы целые отрезы ткани, чтобы защититься от палящих лучей солнца.
Чтобы добраться до Суварта ему понадобилось бы несколько месяцев топтать дорожную пыль, а потом еще переплыть Междуземное море... Куда проще казалось дойти до южных городов Ферестре, где тоже никогда не наступала зима. Но Шут грезил Сувартом...
А наяву его ждали холода и голод.
С уличными мальчишками Шуту не удалось найти общего языка. Они, точно свора диких собак, чуяли в нем чужака. Притом слабого. Поначалу он пытался прибиться к стайке беспризорников, но, позволив новичку остаться, уличные оборванцы в первую же ночь решили отнять у него то немногое, чем Шут дорожил. Постоять за себя он не мог, однако отдавать свои вещи не пожелал, за что и был крепко бит. Мальчишки полагали, что пинки и зуботычины помогут разжать крепкие Шутовы пальцы, намертво стиснувшие маленький походный мешок с добром. Но в какой-то момент они отступились, поняв, что пришлый чудак скорее даст забить себя до смерти, чем выпустит узелок из рук.
Утерев с лица кровь, Шут поднялся и ни слова не обронив, ушел прочь из заброшенных развалин, где обитали беспризорники. Он сразу понял, что если останется в этой маленькой общине, то все тычки и насмешки будут доставаться в первую очередь ему. Шут был уже почти взрослым по меркам уличных мальчишек, поэтому и спрос с него полагался как со взрослого. Но если тебя любой обидеть может - то о чем с тобой толковать?
Шут умел веселить людей, но быть просто посмешищем ему не хотелось.
Он решил выживать самостоятельно и как только синяки на лице перестали бросаться в глаза, вышел на одну из площадей, чтобы дать небольшое представление. У Шута не было ни яркого фургона, который привлекает внимание, ни костюма, ни даже нормального реквизита. Последние месяцы он пробивался тем, что просто находил место полюдней и показывал все, что умел - жонглировал, ходил на руках, пел и разыгрывал смешные немые сценки. Люди неплохо кидали ему медяки, но всегда находился кто-нибудь, кого такие выступления не устраивали - городская стража, местные артисты или все те же уличные мальчишки, которые сначала вдоволь насмотрятся на интересные трюки, а потом со свистом выбегают, чтобы отобрать заработанное.
Опасения его оказались верны и в этот раз. Едва только народ окружил оборванного, но отчаянно-веселого артиста, как откуда ни возьмись явилась пара пестро одетых женщин. Шут без труда узнал в них обычных балаганных гадалок. Женщины молча встали перед ним и посмотрели так, что Шуту ничего не оставалось, кроме как по быстрому раскланяться, забрать выручку и скорей исчезнуть. Он по опыту знал, что если так не сделать, женщины уйдут и вернутся уже с мужьями... такими как тот Рейма, что выставлял напоказ мальчика-урода и мог без лишних колебаний зашибить любого конкурента.
Но Шут не сдавался. Он понимал, что если отступится от своего - попросту помрет с голоду. Он выбирал то одно место, то другое, пытался даже договориться с теми, кто видел в нем соперника. Тщетно... Все его попытки заработать своими умениями оканчивались одинаково - либо синяками, либо грабежом.
И тогда он стал воровать сам. Крал в чужих садах и таскал еду с прилавков. А что еще оставалось? Хватал, что похуже лежит и бежал во весь дух. Поначалу никто не мог поспеть за шустрым мальчишкой, которого подгоняли голод и отчаяние. Но пустой желудок - плохой помощник: очень скоро привычные ловкость и быстрота реакции начали изменять Шуту, и однажды его все-таки сцапал громила-пекарь. В этом человеке было столько роста и веса, что он мог бы прибить тощего воришку-заморыша одним ударом кулака. Наверное, так и вышло бы, но Шуту повезло - за булочником увязалась его старшая дочка. Стоило только разгневанному папаше занести свой пудовый кулак, как она истошно заголосила. Дескать, не надо батя, потом сами же не рады будете, прибьете ведь, а оно вам надо? Булочник охолонул немного, решив, что и впрямь - не надо. Потом еще объясняться с городскими стражниками, почему это возле его лавки валяется мертвый мальчишка. Так что этот здоровяк просто взял скалку покрепче, да отходил Шута ею так, что в глазах потемнело. Он едва уполз с рыночной площади, забился в чей-то сарай окровавленным комком боли. А ночью ударили первые морозы. И подняться с кучи тряпья он уже не смог.
Шут почти не помнил, что было после. В памяти остался какой-то темно-багровый туман, наполненный безысходностью. Он уже не чувствовал голода, да и на смену холоду пришел жаркий горячечный бред, несущий диковинные видения.
Когда он вновь сумел вдохнуть без боли и поднять голову, то обнаружил, что находится в незнакомой светлой комнате со множеством кроватей. На них лежали и сидели разные люди - кто с забинтованной головой, кто в пятнах от заживающих ожогов, кто вообще беспамятный, как и он сам еще недавно...
'Лечебница...' - подумал Шут удивленно. За койку в таком месте надлежало платить, а у него вовсе не было денег... Тем не менее Шут догадался, что провел в этом месте уже не один день. Он обнаружил на себе простую, но добротную теплую рубаху. И постель была чиста. В окно - настоящее застекленное окно! - светило солнце, откуда-то с улицы доносились звуки обеденного молебна.
Голова у Шута все еще была тяжелая, но соображать он уже мог. Только вот ни одной идеи о том, как ему довелось оказался в этом месте не возникало.
Вскоре отворилась дверь, и в комнату вошла пожилая монахиня. Она по очереди обошла всех больных, раздавая им миски с едой с широкого подноса. Запах от них исходил такой, что Шут едва не захлебнулся слюной.
- Опамятовался, значит, - монахиня приблизилась к нему и, поставив чашку где-то в изголовье кровати, села на соседнюю койку, - Ну и как тебя зовут, дитя?
- А... Шут, - его звали так много лет, и он не мыслил иного, хотя к тому времени уже знал свое настоящее имя.
- Шут? Просто Шут?
- Ну да...
- Чудное какое прозвище. Ты, что ли, фокусы делать умеешь?
- Да...
- Славно, славно... Ну-ка, давай - садись, поешь.
Она помогла ему подняться, неодобрительно качая головой.
- До чего худой... Битый весь... Где твои родители, парень?
Он промолчал. Боль потери еще не утихла. А осознание того, сколь поздно он понял, кто на самом деле был ему родителями, делало ее лишь сильнее.
Монахиня ласково похлопала Шута по руке,
- Сирота, значит. Ну, не горюй. Коли заступится Матерь небесная, может, и останешься тут. У нас хорошо. По крайней мере, от голоду и холоду не помрешь.
- Где это - тут? - все еще не понимал он.
- При Чертоге. У нас тут лечебница в храме святого Ваария.
Солнечный Чертог! Дворец короля! Вот куда его занесло!..
- Н-но... Как я тут оказался?! - Шут был изумлен настолько, что едва не лишился дара речи.
- Да тебя стражники у главных ворот нашли. Говорят, валялся под стеной точно мешок с тряпьем. Они уж думали ты мертвый, почти засунули в телегу с отбросами. А тут Их Высочество мимо проезжать изволили. Им любопытно стало, с чем это там стража возится. Они и подошли поближе, хорошо, что ты в этот момент зашевелился. Наш принц отчего-то решил проявить царственное милосердие и велел снести тебя сюда.
'Как просто, - думал Шут, - Как неправдоподобно просто. Так не бывает'.
Но он лежал на чистой постели и его кормили настоящим мясным бульоном.
Когда он более-менее окреп и выбрался на улицу, там уже вовсю падал снег. Кутаясь в серый монашеский плащ, Шут глазел на оживленную площадь Внутреннего Города. Здесь все было иначе - как будто ярче и больше. И люди казались другими - добрей и интересней.
- Вот ты значит какой... - пышногрудая мать-настоятельница пристально разглядывала его, постукивая по столу длинной деревянной спицей. Шут стоял перед ней посредь большой комнаты, которая обилием книг на полках весьма напоминала библиотеку, и робко поглядывал из-под неровно отросших волос на суровое лицо управительницы храма. В свое время он досыта хлебнул общения с монахами и не испытывал большого желания вновь стать послушником и носить робу. Если его позвали сюда, чтобы предложить именно это, то дело плохо... Обманывать Шут не хотел, равно как и по-правде принимать послушнический обет.
Но мать-настоятельница вдруг улыбнулась, будто поняла, о чем он думает.
- Какие же вы, мальчики, глупые, - вздохнула она, - А ну-ка, покажи мне, что ты умеешь.
Шут огляделся в поисках того, чем можно было бы жонглировать, и быстро выбрал несколько вещей. Они были непохожи друг на друга - клубок шерсти, медный кубок, деревянный пресс для бумаг, пустая бутыль - но едва ли монахиня могла оценить умение Шута справляться с разновесными предметами. Несколько минут он позволил им летать, запуская вверх то так, то эдак. А потом отступил вглубь комнаты и, легко встав на руки, продемонстрировал, на что способно его тело, когда его ежедневно питают доброй пищей. Оно было гибким и послушным, и каждое новое движение столь естественно и плавно перетекало в последующее, что казалось, Шут танцует. Привычная ловкость уже почти совсем вернулась, позволив без труда не только изгибаться в немыслимых для обычного человека фигурах, но и делать различные сальто. Основательно войдя во вкус, Шут взлетел на высокий письменный стол настоятельницы и, оттолкнувшись от крепкой дубовой поверхности, кувыркнулся через правое плечо.
Когда он пружинисто приземлился и, чуть отдышавшись, снова осмелился поглядеть на монахиню, то с радостью увидел одобрение в ее глазах.
- Хорош, хорош, чего тут скажешь, - хмыкнула она. - Ох, чует мое сердце, не зря ты к нам попал, сынок. А ну, подойди поближе, - мать-настоятельница ухватила его за рукав и привлекла к своему креслу. - Шут, значит, говоришь... В конце концов, почему бы и нет. Я поговорю с распорядителем. Говорят, дворцовые дамы часто жалуются на скуку. Как знать, как знать... - она задумчиво покивала в такт своим мыслям.
Но вместо распорядителя с Шутом встретился сам принц Руальд. Собственно, Его Высочество зашел в храм, чтобы поставить свечу за здоровье короля-отца, а Шут просто случился рядом. День выдался свободный от служб, и он помогал девочкам-послушницам собирать в пустом храме огарки с высоких кородов, а заодно развлекал их, жонглируя сплюснутыми в комок кусочками воска. Час был утренний, под куполом храма чисто звучали голоса девушек и их заливистый смех. Шут подбрасывал самодельные шарики и почти не глядя, ловил их то сбоку, то под коленом, напевая при этом смешную песенку. Ему давно не было так весело и легко. Возможно, зайди в этот миг кто из старших монахов, попало бы всем - храм ведь, а не трапезная. Но монахи почти все ушли в город - собирать медяки от щедрот добродетельных горожан. И только озабоченный хворбой отца принц Руальд почтил святое место своим присутствием. Но вошел он через боковую дверь, ибо главная была заперта, и остался незамеченным в тени высоких каменных колонн. Шут не знал, как долго стоял Его Высочество, разглядывая миленьких послушниц и его самого. Только в какой-то момент голос принца звонко разнесся по гулкому пространству храма.
- Хорошие у нас молебны! - этот голос не был сердитым, в нем отчетливо звучала смешинка. Руальд шагнул из сумеречной ниши в поток света, струящегося из высоких окон под самым куполом. Шут видел портрет принца в кабинете настоятельницы, а потому сразу понял, кто перед ним. Он машинально поймал все шарики и застыл, восхищенно глядя на наследника престола. Белоснежные волосы Руальда вспыхнули, озаренные солнечным сиянием, яркие блики засверкали на тонком золотом обруче, покрывающем голову, на драгоценных камнях, вплетенных в узор великолепного синего дублета. Его Высочество казался Шуту ожившим божеством, сошедшим с картин на стене, воплощенным небесным посланником. Не в силах отвести глаз от Руальда, он пытался осознать, как этот блистательный принц мог заметить и пожалеть грязного бродяжку... Что это было, если не чудо?
- Откуда ты, такой смешной, - спросил Его Высочество. Шут робко улыбнулся, не зная, что ответить. Принц смерил его оценивающим взглядом: - Ну, зовут то тебя как, забавник?
- Шут...
- Что ты шут, я и так уже понял. Имя твое как?
И он опять смолчал, смущенно разминая в горячих от волнения пальцах восковой комок. Послушницы за его спиной испуганно жались друг к дружке, боясь, что принц сейчас начнет гневаться.
Руальд лишь головой качнул.
- Странный ты, парень. Но мне это нравится, - он шагнул ближе, высокий, широкоплечий, и, взяв Шута за подбородок, поднял его лицо к свету. - Где-то я уже видел тебя...
- У ворот, Ваше Высочество...
- У ворот? - принц недоуменно приподнял бровь.
- Вы... вы сказали стражникам не грузить меня в телегу с отбросами...
Руальд чуть отступив, еще пристальней окинул его взглядом.
- И впрямь, - он потер рукой подбородок. - Не зря, значит. Приходи-ка ты сегодня к ужину в трапезную. Покажешь нам, что еще умеешь. Ты ведь знаешь другие трюки? Или нет?
- Знаю!..
- Вот и приходи.
- Матушка, что мне делать?! - он влетел в кабинет настоятельницы, едва не расшибшись о высокий порог и уронив на пол стопку листов с комода у двери.
- Ох, небесная Мать! Да что случилось? - монахиня изумленно уставилась на него, и спешно стала выбираясь из-за стола, где до этого старательно подбивала расходы обители за минувшую неделю. С колен пышнотелой настоятельницы, недовольно муркнув, спрыгнула пятнисто-белая кошка. - Мальчик мой! Тебя кто-то обидел?
- Нет! Нет... Я... Принц... Он...
Настоятельница решительно взяла Шута за плечи и усадила на резную деревянную лавку возле своего стола.
- Ну-ка, угомонись! - она сунула ему чашу с водой. Стукнув о край зубами, Шут сделал пару глотков и вдохнул поглубже.
- Принц позвал меня на ужин. Выступать перед ним, - он вернул чашу настоятельнице и обхватил голову руками. - А у меня ведь даже рубашки нарядной нет. Как я пойду туда, к ним... вот так...
- Ох, ты, горюшко... А я-то, решила и впрямь беда какая приключилась, - Матушка ласково взъерошила и без того лохматые Шутовы волосы. - Ну было бы из-за чего так переживать! Идем, раз уж дело дошло до принца, познакомлю тебя кое с кем.
И она повела его к Солнечному Чертогу. Внутренний город кипел жизнью - Шут услышал, как стучит молот в кузнечной мастерской, как зычно кричит молочница, как вторит ее голосу дребезг открывающихся окон. Гремя ободами, проехала роскошная, вся в позолоте, карета. Пробежали и скрылись в подворотне две молодые девушки с ворохом белья в корзинах. У изящного фонтана в виде влюбленной пары пожилая гувернантка отчитывала маленького дворянчика в таком дорогом кружевном костюме, что на него можно было бы сменять корову. Ребенок сердито пинал мостовую и смотрел на стайку воробьев, которые звонко чирикая, купались в пыли неподалеку.
- Какой же ты шустрый! - восклицала между тем настоятельница. - Уже успел познакомиться с Руальдом! Или это был Тодрик? - она погрозила пальцем какому-то шаловливому мальчишке в наряде пажа, вероятно, хорошо его знала.
- А... нет, Руальд... - Шут вертел головой во все стороны. Они миновали площадь, а затем несколько красивых домов, пока, наконец, через двери для слуг не вошли под своды Чертога. Шут следовал за матушкой, пытаясь рассмотреть все, что встречал на пути. Чудеса продолжались - он шагал по коридорам королевского дворца! Вот бы Дала удивилась...
- Идем, идем, - торопила его настоятельница. - Что-то подсказывает мне, насмотришься ты еще на эти стены...
Матушка вела его по бесконечным коридорам без окон, которые, как Шут узнал потом, были предназначены для слуг - чтобы не мелькали перед глазами у господ. То были мрачноватые темные переходы, но восторженному Шуту казалось, что ничего грандиозней он в жизни не видел. А потом они вошли в мастерскую мадам Сирень...
- Матушка Рейна! - высокая, прямая как палка швея радостно всплеснула руками, - Совсем не заходите к нам. А мои девочки так любят послушать ваши наставления! - она перевела взгляд на Шута. - А это у нас кто? Новый послушник?
- Нет, мадам Сирень, это... словом, я думаю, это наш новый шут, - услышав эти слова, он забыл, как нужно дышать. Неужели такое может быть? - Мальчика нужно приодеть. Сегодня вечером принц Руальд желает видеть его представление.
Госпожа Иголка загадочно хмыкнула и без лишних церемоний подтащила Шута к высокому окну.
- Птенец, - изрекла она, крутя его так и этак перед собой. - Матушка Рейна, где вы его взяли? Это ж не мальчик, а ходячие косточки. На что тут шить?
Но она сшила. И через несколько часов в келью, где, выйдя из лечебницы, уже несколько дней обитал Шут, принесли его первый костюм. Он был пестрым и ярким, таким неправдоподобно красивым, что Шут несколько минут просто не мог выпустить обновку из рук. Он трогал разноцветные лоскутки, сшитые воедино, перебирал звонкие бубенцы, водил пальцем по дорогой нарядной ткани ворота и манжет. Если ему дарят такой наряд... ведь он же сшит на заказ и больше никому не подойдет... значит это не на один раз. Ведь так? У Шута никогда не было одежды даже вполовину такой дорогой как эта...
В трапезную его проводил дворцовый распорядитель. Он послал за Шутом молодого слугу, а потом долго нудно наставлял в своем кабинете, как нужно вести себя перед королевской семьей и господами дворянами.
Шут его не слушал. Он сидел с умным лицом, а сам думал совсем о другом. О том, что мальчик, которого звали Шутенком, сегодня должен умереть. А вместо него родится совсем иная личность...
Он все сделал наоборот.
Он забыл, что такое скромность и смущение. Спрятал страх выглядеть дураком так глубоко, что и не сыщешь. Отбросил прочь благочестие и стыдливость, робость и застенчивость. Вечером в трапезную вошел дерзкий и насмешливый человек без имени и без прошлого. Он ходил на руках, кувыркался, танцевал, жонглировал факелами и улыбался так ослепительно, что мог бы затмить их свет.
Шут хорошо запомнил этот вечер - усталые глаза короля Берна, искренний хохот Руальда, кривую усмешку мальчишки Тодрика, удивленно-радостные лица дам и их родовитых мужей. В Солнечном Чертоге давно не было ничего подобного. С тех пор, как Его Величество начал хворать, количество развлечений во дворце только убывало. И тут вдруг - шут...
Он не помнил, как добрался до постели в ту ночь и как уснул.
Наутро ему сказали, что он официально назначен королевским шутом.
А в обед Руальд выдумал ему новое имя, и Шут стал Патриком.
Первое время было трудно, маска так и норовила слететь. Но постепенно он привык к новому образу. Привык к тому, что его окружает невиданная роскошь, что у него есть свои покои, что слуги готовы выполнять любое его поручение. Хотя принять последнее было особенно сложно.
Он привык к новому имени.
Он привык к покровительству принца Руальда и тихой ревнивой ненависти Тодрика. К равнодушию короля Берна, которого уже ничего не радовало. Его Величество угасал день ото дня. Он был еще не стар, но тяжелый недуг лишил короля сил и воли к жизни. Все понимали, что монарху осталось совсем немного... Солнечный Чертог в ту пору был мрачным местом. Музыкантов и артистов там не привечали.
Но Шут прижился.
И не потому, что как-то по-особенному делал сальто или пел. Главная его заслуга была в том, что он стал для старшего принца самым близким человеком... Шут и сам не понимал, отчего так вышло. Возможно оттого, что ему удавалось всякий раз оказываться рядом с Руальдом, когда тому важней всего было просто найти в ком-то понимание, поговорить по душам.
Так бывает...
3
В гавань входили с тяжелым сердцем. Никто не знал, какую встречу устроит брату принц Тодрик. Готовились к худшему.
Шут стоял на носовой палубе рядом с Руальдом. Он видел, как помрачнело лицо короля, когда в подзорную трубу тот отчетливо разглядел, что на пирсе их ждет внушительный по размерам отряд рыцарей Закатного Края. Руальд не питал лишних иллюзий по поводу намерений этих благородных сэров.
- Я думал, он не посмеет... - промолвил король. Стоявший рядом Дени лишь печально хмыкнул:
- Как же... У вашего дорогого брата нет иного выхода кроме как настаивать на том, что вы безумны. После тех проводин, что он устроил нам перед этим плаванием, отступать поздно...
- Мда... - Руальд отнял трубу от глаза и покосился на гвардейца, - Как полагаете, капитан, этот почетный кортеж отведет меня прямиком в монастырь?
- Полагаю, им хотелось бы так поступить. Но это было бы глупо. Если горожане увидят, что их короля, живого и здорового, в полном уме волокут в монастырь... Сами понимаете, тут и до народных волнений недалеко. Так что расправьте плечи пошире, Ваше Величество. Никто не должен усомниться, что вы полны сил и абсолютно полноценны.
За время путешествия Руальд действительно окреп, соленый морской ветер пошел ему на пользу. Король уже не качался из стороны в сторону, вспоминая, как нужно переставлять ноги. По утрам он тренировался с Дени, пытаясь привыкнуть держать меч в левой руке: на правую рассчитывать не приходилось, пока рана не заживет окончательно.
Как и Руальд, Шут смотрел на приближающийся город с тревогой и волнением. А над головами у них с криками носились вечно голодные чайки, и Шуту казалось, что голоса их полны предостережения.
Когда король ступил на родную землю, рыцари церемонно преклонили колена, но Шут понимал, что это лишь спектакль для простого люда. Сам он видел только отточенную сталь, дремлющую в десятках ножен.
Вперед вышел принц. Он почтительно поклонился Руальду, сплетая такое цветистое приветствие, что даже Шут, мастер словоблудия, не понял, что же именно хотел сказать Тодрик. А потом, как и тогда в ночь, когда пленили короля, непонятным образом рыцари мгновенно оттеснили Руальда от гвардейцев. Прежде, чем даже Дени осознал произошедшее, Его Величество оказался в парадной королевской карете. Только Шут неведомо как успел скользнуть следом, заскочив в экипаж, когда четверка лошадей уже взяла с места. Руальд как будто даже и не заметил его появления, он сидел с глазами безумца и не отрывал взгляда от брата. Принц же, поняв, кто затесался к ним в попутчики, надменно сморщился, как если бы в карете вдруг запахло навозом. Но терять время на выпроваживание незваного гостя он не захотел, предпочтя сделать вид, что Шут - лишь пустое место.
Тодрик заговорил, едва только карета отъехала от причала.
- Надеюсь, мой дорогой брат, - изрек принц, - ты, как всегда, проявишь мудрость и милосердие, избавив всех нас от досадной необходимости принимать... эээ... крайние меры. Полагаю, капитан уже известил тебя о решении дворянского собрания. Да, да, милый Руальд. Все мы решили, что бремя власти будет слишком тяжело для тебя после перенесенных лишений, - Шут смотрел на принца, не отрывая глаз. Ему было интересно увидеть, как Тодрик распишется в собственном предательстве.
- Тод! Опомнись! - воскликнул Руальд. - Опомнись, пока не поздно! Я признанный правящий король, то, что ты сейчас делаешь - это государственная измена! Зачем тебе это, брат?! Покайся сейчас, и я все забуду! Прошу тебя!
'Эх, матушка, а что бы вы сказали об этом человеке? - думал Шут с горечью, вспоминая беседы с наставницей. - Тоже нашли бы в нем что-то хорошее? Сумели бы разглядеть божественную искру? Сокрытую человечность? А я, вот, сколько ни искал - не могу...'
Тодрик ухмыльнулся:
- Право, Руальд... не нужно этих громких слов. Ты заслужил пожить в покое и уединении там, где тебя никто не потревожит. О, нет, не переживай. Речь вовсе не о монастыре. Хотя некоторые члены собрания выдвигали такое предложение... Но мы ведь не желаем тебя прятать, вовсе нет! Мы лишь заботимся о твоем здоровье и благополучии. Я предлагаю не терять время: ты можешь подписать документ об отказе от титула сразу же, как только мы приедем на место.
Руальд стремительно, точно хищник, подался вперед.
- А что если я не захочу подписывать твою проклятую бумагу?! Что ты сделаешь, а?
Тодрик нервно отпрянул, но тут же сделал вид, что просто решил подвинуться. Он вынул из кармана кружевной платок и начал медленно старательно оттирать какое-то несуществующее пятнышко на рукаве.
- То же, что я сделал с тайкурскими варварами, милый брат. Я просто пойду к твоей невесте и позволю палачу немного наказать ее за то, что она сотворила с нашим монархом. Она ведь во всем созналась на допросе, Руальд. Да-да, во всем. Господин Торья - мастер убеждения.
- Что?! На допросе?! Что ты сделал с ней?!! - Шут испугался, что король зашибет братца, такая чудовищная гримаса ненависти исказила его лицо.
- Ничего, дражайший брат. Твоя ведьма жива и здорова, - Тодрик криво усмехнулся своим маленьким тонкогубым ртом, но Шут видел, что принц боится брата - Руальд даже сейчас был намного сильней его. - Разве что напугали слегка, да немного подпортили шкурку. Совсем чуть-чуть. Так что успокойся. Нет нужды так нервничать, тебе это, должно быть, вредно.
- О, боги! Нар!.. - Руальд все-таки не выдержал, рванул из ножен, висящих теперь справа, свой меч. Но прежде, чем королю удалось достать оружие, другой клинок, узкий и изящный, оказался у самого горла Руальда.
- Что же ты, милый брат? Неужели способен поднять руку на родную кровь? Ах да, я забыл совсем, ведь Элея тоже была тебе не чужая... Ну, как видишь, и у меня есть зубы. А ты сомневался? Имей в виду, лезвие отравлено. Я ведь, знаю что ты сильнее... даже с одной рукой, - еще одна кривая ухмылка.
Шут довольно налюбовался на Тодрика. Он отвернулся к окну и смотрел, как проносятся мимо дома знакомых кварталов. Карета подпрыгивала на ледяных буграх мостовой. Кучеру было велено доставить их во дворец как можно скорее. Следом спешили рыцари и гвардейцы, стараясь обогнать друг друга. Почетный кортеж...
'Нар... черноглазая колдунья... Если Тодрик одержит верх в этой игре, он не выпустит тебя живой... Нет. Он не глуп, знает, что ты вернешься, со своей армией... - Шут и сам не понимал, отчего ему было так больно думать о принцессе тайкуров. Кто она ему? Да никто. Ведь Тодрик прав, она - ведьма, лишившая Руальда разума. - Как же так вышло, что мне жаль тебя? А, Нар?'
4
В какой-то момент Шут отчетливо понял, что карета не остановится у дворца. Они миновали Квартал Купцов и с грохотом понеслись вдоль узкой - едва по ширине экипажа - плохо мощеной улице в сторону южных ворот.
- Куда мы едем?! - прорычал Руальд.
- В Валийский монастырь, брат мой, куда ж еще? Там ты останешься, пока бумаги не украсит твоя подпись. А после я буду счастлив препроводить тебя на юг. Дворец в Пяти Ручьях уже готов принять нового хозяина.
- Изменщик! Проклятая кровь! - Король взревел диким зверем, но Тодрик все еще сжимал в руке отравленный кинжал - он не желал оставить брату ни единой возможности нарушить свои планы. И все же принцу было страшно - хотя Тодрик очень старался удержать маску безразличия, на лбу его одна за другой предательски выступили капли холодной испарины.
Шут думал. Спокойно и отрешенно искал выход.
Дени говорил, что король может рассчитывать на свою армию, ибо главнокомандующий еще не забыл, кому служит и другим напомнит. Только вот за время их отсутствия с Гиро могло случиться что угодно. И чем дальше они оказывались от дворца, тем отчетливей Шут понимал, что действовать нужно сейчас. Потом шанса не будет. Но Тодрик сидел с кинжалом в руке, а Руальд, судя по его лицу, вовсе потерял над собой контроль вместе со способностью трезво мыслить и принимать решения.
Как это ни странно, сам Шут чувствовал себя на удивление спокойно и собранно. Ни бессильная ярость Руальда, ни холодный страх Тодрика не проникали вглубь его сознания, скользя по поверхности восприятия. Сердце стучало ровно, мысли обрели кристальную ясность.
И открыть глаза по-другому оказалось так просто и естественно, как вдохнуть поглубже...
Вот он, Тодрик, гнусная морда. Весь как на ладони. Делай с ним, что хочешь. Правда... что-то мешает, но это что-то можно сломать. Вот так!
- Спи!
Принц глухо вскрикнул и медленно сполз с мягких подушек на пол кареты. Шут удивился. Тодрик не просто уснул, как было с тем стражником, Его Высочество будто ударили поленом по голове. Тонкая струйка крови протянулась из ноздри, сбежав на кружевной воротник.
- Что? Что с ним?! - воскликнул король.
- Принц дарит вам шанс вернуть все, пока не поздно, - Шута откровенно сердила неспособность Руальда думать. - Скорее! Вяжите его! Я помогу...
Руки Тодрика были нежные и белые, как у женщины, принц редко утруждал себя занятиями с мечом, нося оружие больше для виду и полагаясь в основном на своих рыцарей. Шут мстительно затянул на этих холеных руках узлы потуже. Вместо веревок они использовали разодранные на полоски занавеси кареты. От Руальда толку было мало - с одной рукой он мог лишь поворачивать братца таким образом, чтобы Шуту было удобней его вязать.
- Вот так, - удовлетворенно произнес он, закончив с последним узлом и запихивая принца под скамью. - Теперь надо развернуть этот катафалк, пока нас не привезли в монастырь. Там уже поздно будет руками махать! - Шут выглянул в окно кареты и с радостью заметил, что на лесной дороге, всадники, сопровождающие их, заметно отстали. Возможно, скрывшись с глаз горожан, рыцари набрались дерзости разобраться с гвардейцами. Шуту очень не хотелось повторять свой усыпляющий фокус с кучером, но иного выбора не было. - Ну-ка, Руальд, разбей окно! - осколки стекла осыпались на пол ледяным крошевом, впустив в карету холод. Шут отстегнул плащ и по-кошачьи скользнул в получившийся проем.
Ох, это было совсем не так просто, как в детстве! Ветер швырял в лицо колючий снег, а на ухабах карету подбрасывало, будто она билась в припадках. Цепляясь за крышу, он ощущал каждую колдобину под колесом. Над головой со свистом проносились голые ветви деревьев, каждая из которых могла хлестануть почище кнута.
Разумеется, услышав звон стекла, кучер понял, что случилось неладное, но ему было приказано гнать, не останавливаясь, и этот исполнительный дурень лишь сильней нахлестывал бедных лошадей.
'Не буду я колдовать, - решил вдруг Шут. - Сейчас довольно одного крепкого тычка, и этот болван просто вылетит на дорогу... Я могу, - убеждал он себя, впервые в жизни собираясь преступить черту, которая всегда отделяла его от насилия. - Я имею на это право. Он пошел против своего короля. Он предал его!'
Шут прыгнул прямо на кучера и, повалив его своим весом, вырвал у мужика поводья прежде, чем тот понял, что случилось.
- Уходи! Проваливай отсюда! - Шут не знал, что с ним случилось, но сила переполняла его. Странная сила, заставившая кучера испуганно отпрянуть и без лишних уговоров спрыгнуть на дорогу. Шут не стал смотреть, как кувыркается в снегу трусливый предатель, он устремил свою силу вперед, заставляя лошадей нестись еще, и еще, и еще быстрее! Он знал эту дорогу, знал, что еще пара верст - и будет большая развилка, откуда можно повернуть обратно в Золотую.
А там - Гиро с армией. Он уже готов ринуться в атаку, знать бы только куда... Тодрик, подлый змей... Нет, не в Валийский монастырь он вез брата! Это было бы слишком просто, о сговоре принца с монахами этого храма знает уже каждая кухарка. И одна из сотен командующего уже ждет там.
Нужно только не дать рыцарям догнать их.
Откуда он знал все это?
Просто знал.
- Как ты там, Пат?! Живой? - донесся голос короля.
- Живей не бывает! - Шут не солгал. Ему действительно было так хорошо, что хотелось кричать от радости. Жизнь кипела в нем, била фонтаном, как в те краткие мгновения на северной башне, когда ему казалось, что он видит и ощущает весь мир. Только теперь это волшебное ощущение не кончалось, а лишь усиливалось в нем. И лошади мчали все быстрее, и даже ветер, дико растрепавший Шутовы волосы, казалось, подгонял карету, упруго толкая ее задний борт.
И в какой-то миг, не желая этого специально, Шут отчетливо увидел их тем, другим зрением - почти сотня рыцарей и вполовину меньше воинов королевской гвардии отчаянно гнали лошадей и, уже не скрываясь, размахивали оружием. Ярость наполняла сердца всех этих людей и только скачка мешала им остановиться и разделаться друг с другом.
'Вы все присягали королю на верность, - думал Шут, - как же так вышло, что только часть из вас осталась верна своей клятве? Каким бы он ни был, он ваш король. И он не чинил зла никому из вас'...
Сила рвалась наружу, ее почему-то стало так много, что Шут даже испугался. Ему показалось, она может поглотить его всего, унести... Он понял теперь, о чем Дала когда-то предостерегала своего маленького приемыша, понял о чем говорила и Ваэлья. И тогда Шут просто собрал всю эту силу в один сверкающий шар, видимый лишь ему одному, и бросил в тех людей, от которых так отвратительно пахло предательством. Он увидел, как разом споткнулись их кони, как попадали из седел, точно оловянные солдатики все эти здоровенные рыцари...
А потом все кончилось.
Странное озарение погасло, рассеявшись вместе с той энергией, что была вложена в сверкающий шар. Сила, переполнявшая его, ушла, будто и не было ее никогда...
Его вышвырнуло в обычный мир. Испуганно хватив воздух, точно брошенная на берег рыба, Шут распахнул глаза и со стоном рухнул на сиденье кучера.
Почти тут же, остановился карета - это замертво пали лошади. Шут с изумлением понял, что животные не просто загнаны, они истощены, как будто эта скачка продолжалась вечность. Да и сам-то он был едва живой - с трудом спустился с козел и, спотыкаясь, подошел к двери кареты. Та распахнулась раньше, чем он успел прикоснуться к позолоченной ручке в виде конской головы.
- Пат! Боги, что с тобой?! Ты ранен? Пат? Ты слышишь меня?
Он слышал. Но как сквозь одеяло.
Внезапно пошел снег. Шут почувствовал невесомое прикосновение холодных хлопьев к лицу, увидел, как мгновенно они запорошили весь мир, как усыпали темный камзол Руальда, запутались в его волосах - белые на белом. Шут вспомнил вдруг их первую встречу, и в этот миг заснеженный король вновь показался ему похожим на небесного посланника.
- Дени... Дени сейчас догонит нас... - с трудом выдохнул Шут, медленно оседая на землю. Сила не просто ушла из его тела, вместе с ней его покинули и силы обычные. Король стремительно шагнул ему навстречу, едва успев подхватить и прижать к груди здоровой рукой. - Все хорошо. Теперь все будет хорошо...
Объятие Руальда было таким крепким... Таким родным... Но лицо друга будто подернуло туманом, оно расплывалось, теряя привычные контуры, пока не обрело иные, смутно знакомые черты... Шут узнал Безымянного короля, чья статуя венчала заброшенную усыпальницу в Забытом саду. Он вспомнил вдруг, что когда-то, очень давно, годы и годы назад, он обещал королю, что навестит его в этом печальном пристанище... Как он мог забыть? Ведь тогда Шут поклялся своим сыном, и своей честью, что вернется. Он протянул руки, желая обнять вновь обретенного друга, но глаза короля наполнились печалью и Шут в отчаянии понял, что слишком поздно... Непреодолимая стена времени ширилась, отделяя их друг от друга, и вскоре уже не осталось ничего. Ничего, кроме смутного чувства потери.
И обволакивающей тишины, в которой таяли все звуки, даже медленные удары его сердца.
5
Разбудили Шута скандальные крики под окном. Он сонно потер глаза, машинально сел, свесив ноги с кровати, отдернул балдахин. И только тогда понял, что находится в своей комнате. В Солнечном Чертоге.
'Леди Арита, - определил он, медленно выплывая из объятий сна. - Гневаться изволят... - постепенно сознание прояснилось. - Но я-то, право, как тут оказался?! И где же Руальд? Дени? Неужели все обошлось?!'
Он отбросил одеяло и вскочил с кровати, вертя головой в поисках одежды. Однако, делать что-либо под аккомпанемент Аритиных воплей было просто невозможно. Шут сморщился как от головной боли и, распахнув почти оттаявшее окно, выглянул в сад.
Леди Арита стояла под самым его подоконником и визгливо орала на какого-то долговязого парня. В ее речи так и мелькали слова вроде 'подлец', 'обманщик' и 'как он мог!'. Шут подумал немного, а потом высунулся наружу и звонко крикнул:
- Ах, прекрасная леди, как я вам благодарен! Еще никто не пел мне серенады под окном! Это так мило с вашей стороны! - он подхватил лежащую рядом салфетку и, сделав вид, что громко высморкался, бросил ее вниз. - Вы покорили меня, сегодня на балу я буду весь ваш! - Шут широко ухмыльнулся и послал Арите воздушный поцелуй, точь-в-точь как это делала она сама.
Ответной реплики он ждать не стал - из открытого окно ощутимо несло холодом и Шут поспешил его захлопнуть.
'Пусть теперь лопнет от возмущения, - думал он, закрывая створки на замок и подхватывая свежевыстиранный костюм, который обнаружился, как обычно, на спинке кресла. Кто-то даже успел пришить к рукавам недостающие бубенцы, взамен тех, что оторвались во время путешествия. Рубашка и вовсе была новая. Она чудно пахла полевыми цветами... Когда Шут развернул ее, сухие лепестки упали на пол. Он приложил белоснежную ткань к лицу и вдохнул запах лета... Благодарность наполнила его сердце.
На столике у изголовья кровати Шута ждали вино, сыр и свежий теплый хлеб, завернутый в тряпицу, чтоб не остыл. Еда была очень кстати - спешно обуваясь, он отправил в рот большой ломоть душистого каравая.
Леди Арита... когда-то она, еще не обремененная замужеством, тоже пыталась подобраться к Руальдову любимчику поближе... однако же, как и многие другие обитательницы Чертога, получила вежливый отвод.
Сказать по правде, Шут опасался женщин. Хоть они и относились к нему с симпатией, в отличие от мужчин. Сложно сказать отчего, но Шуту в дамах виделась смутная угроза его благополучию. Она уходила корнями в поверье балаганщиков, которые частенько говорили, что любовь есть гибель для артиста. До тех пор, пока она пылает, все прекрасно, но стоит только чувствам стать безответными, и они лишат влюбленного уверенности в себе. А что может быть хуже для силача, жонглера или акробата?.. Виртуоз, посмеиваясь, говорил, что жениться артист может только на 'своих'.
Ко всему прочему любовные приключения требовали немало энергии, а у Шута все силы по большей части уходили на репетиции и упражнения, потому как есть свой хлеб даром он никогда не мог: полагал, что нет ничего хуже неподготовленного толком выступления. Порой после нескольких часов, проведенных на перекладине или у зеркала, он только-то и был способен, что доползти до кровати и уснуть мертвым сном.
Какие уж тут дамы...
'А чудные, однако, видения меня посещали... - подумал Шут наскоро споласкивая лицо над умывальной чашей. - Про Безымянного Короля... Эх ты, хвост собачий - ведь там я знал его имя! Надо же! И забыл...' - Шут огорчился. Ваэлья учила его обращать внимания на сны, и этот показался ему действительно необычным, достойным внимания. Да право, и сон ли это был? Шут пытался припомнить детали, но видение таяло, оставляя после себя лишь смутное ощущение вины и радости.
Шут утер лицо, кинул в рот остатки хлеба и поспешил к Руальду. Дробный стук его частых шагов разнесся по лестнице, ведущей на верхние этажи дворца. У королевских апартаментов Шут увидел гвардейцев, и сердце его замерло от радости, а потом заколотилось в два раза быстрее. Гвардейцы! Не бритоголовые тайкурские варвары, а свои, родные воспитанники Дени! Молодые воины почтительно склонили перед ним головы и синхронно отступили в стороны, открывая дверь в покои Его Величества.
Шут с замиранием шагнул через порог и огляделся, пытаясь понять, где может быть Руальд. Тут же подскочил камердинер и спросил, что господин Патрик изволят доложить королю.
- Господин Патрик изволят беседовать с Его Величеством лично, - весело фыркнул Шут, обходя камердинера. - Где я могу найти его?
- Их Милость трапезничают...
- Значит, я вовремя поспел! - камердинер настойчиво пытался убедить незваного гостя подождать, пока о нем будет доложено. Он получил свою должность не так давно и еще плохо знал, как вести себя с королевским шутом и чего от него можно ждать.
А Шут уже распахнул дверь столовой и радостно воскликнул:
- Ваше Величество, доброе утро! - и осекся, испуганно уставившись на принцессу тайкуров, которая сидела подле короля, больше напоминая тень самой себя.
- Добрый день, мой шут, - улыбнувшись, ответила она прежде, чем Руальд успел открыть рот. - Нынче ты долго спал.
'Неужели и я так выглядел после болезни?' - подумал он, таращась на Нар. Принцесса была худа и бледна, лишь черные глаза, как и прежде, колдовским огнем сверкали из-под неровной мальчишеской челки.
Руальд медленно поднялся и подошел к Шуту.
- Здравствуй, Патрик... Как ты?
- А... - он все еще растерянно хлопал ресницами. - Да... нормально. Хорошо. Не помню только ничего, - и виновато улыбнулся, разведя руками.
- Напугал ты нас. Никто не мог понять, что с тобой случилось... ни дозвать, ни докричаться.
Шут отмахнулся.
- Да ну, ерунда, просто обморок. Расскажите же мне скорее, что было после! И... можно украсть у вас кусочек гуся? - он облизнулся, кивнув на изысканно сервированный стол.
- Да хоть всего, Пат, - Руальд взял его за плечо, подталкивая к свободному креслу. - Рассказывать-то особо и нечего, - усмехнулся он, неловко пытаясь отрезать левой рукой гусиную лапку. - Как ты и сказал, вскоре карету нагнал Дени со своими ребятами. Они не поняли, что случилось с рыцарями... Их будто всех околдовали. Мы спокойно вернулись в Золотую и въехали в Солнечный Чертог через главные ворота. Как положено, порадовав горожан красивым шествием.
- И гулкий звон сотен копыт наполнил город в этот солнечный день, возвещая о возвращении истинного короля, - ухмыляясь, промурлыкал Шут.
- Именно. Наивные горожане, похоже, так и не поняли до конца, что готовилась измена. И были очень удивлены, увидев моего брата связанным и навьюченным на кобылу, точно куль с навозом, - Руальд наконец справился с ножкой и, довольно хмыкнув, сбросил ее с кинжала к себе в тарелку.
- Что же будет с ним теперь? - Шут тоже откромсал себе кусочек посочней.
- Не знаю, - король помрачнел. - Он все же мой брат... Мы никогда не были особенно близки, но покойная матушка учила нас любить друг друга... О, молчи, Пат, я знаю... сейчас это звучит как насмешка... И все же. И все же... - Руальд тяжело вздохнул. Подлил себе вина. Сделав долгий глоток, поставил кубок на стол и какое-то время задумчиво крутил его из стороны в сторону. - И все же. Однажды, когда мне было двенадцать, а ему семь, отец взял нас с собой в лес. Это была не охота, просто конная прогулка. Я очень гордился своим новым жеребцом. Агат... вороной красавец... А у Тодрика был невысокий конек, старый и смирный, как монахиня. Брат не любил его и завидовал мне. Я же... откровенно красовался перед ним. Дразнил и давал понять, что все лучшее в этой жизни - для меня. Не больно-то я умен был тогда... В какой-то момент Тодрик пришел в ярость, он не всегда был таким сдержанным, как теперь... выхватил свой детский кинжальчик и хотел воткнуть его мне в бедро, но промахнулся, ранил жеребца. Агат сбросил меня и ускакал. Потом его нашли, конечно... Но больше я на этого коня не садился. А в тот день отец долго беседовал с нами. Пытался объяснить двум разъяренным мальчишкам, что значит быть братьями... Мне кажется, Тодрик его так и не услышал...
Пока король говорил, Шут рассматривал Нар. Тихонько так, из под ресниц, пряча взгляд за бокалом. Принцесса изменилась. Она будто стала старше и... острее. Именно это слово приходило Шуту на ум. Энергия, исходившая от Нар, казалась ему колючими шипами, заточенными лезвиями.
Когда Руальд со вздохом умолк, Шут не выдержал:
- От тебя больно, - сказал он.
Принцесса отложила в сторону короткий нож, которым разделывала мясо, и посмотрела на Шута долгим странным своим взглядом.
- Да, - произнесла она наконец. - Но лучше быть болью, чем испытывать ее.
Шут не совсем понял эти слова, однако счел излишним задавать другие вопросы и промолчал, опустив глаза в тарелку.
- Я вот думаю, не обойтись ли мне с Тодриком так же, как хотели обойтись со мной, - проговорил Руальд, оставив без внимания Шутову бестактность. По всему стоило бы вынести ему смертный приговор... Но я не хочу. В тот день я дал слово отцу, что никогда не причиню вреда брату. Опрометчивое обещание... и если уж я вынужден нарушить его, то хотя бы руководствуясь разумом, а не порывами эмоций. Я не желаю отнимать жизнь Тодрика, но мне необходимо лишить его возможности и дальше плести интриги за моей спиной.
- Но Руальд! - воскликнул Шут сердито. - Если ты отрубишь ему руку, это лишь сильней озлобит принца, вовсе не сделав его менее опасным!
- А кто говорил, про руку? - приподнял бровь Руальд.
- Что же тогда? - Шуту стало не по себе. С момента возвращения в Золотую король вновь стал говорить и мыслить... странно. Ему никогда не была свойственна жестокость. И прежний Руальд скорее уж заставил бы советника перерыть закон вдоль и поперек в поисках повода лишить Тодрика права наследования. Ему и в голову не пришло бы отрубать брату разные части тела.
Руальд промокнул салфеткой жирные от гусиного сока губы и медленно произнес:
- Полагаю, все проблемы решатся сами собой, если мой брат лишится зрения.
|