Три хариты сопровождают Гермеса в его перемещениях по белому свету: счастливая до изумления Талия, восторженная, как всегда Эвфросина, и переливчатая Аглая. Когда-то они вместе с музами входили в группу поддержки Аполлона, потом эти засушливые, как греческое лето, учёные дамы им наскучили, они примкнули к Гермесу - и расцвели, наполнились девичьей прелестью, в которой ума ни на грош - сплошное очарование.
- С такими красотками и жизнь веселее, - говорит глашатай о своих ветреных спутницах. - Какие же они забавные! - И тяжко вздыхает: - Вечная молодость - это то, что никак не согласуется с опостылевшей жизнью...
Харита Талия любит Гомера. Она читает и перечитывает его, восторгаясь великоречивыми виршами. А особо ценит эпизод прощания Гектора с Андромахой.
- Какая любовь! какая любовь! - закатила она однажды глаза в присутствии Гермеса.
- Любовь как любовь, - пожал плечами Гермес. - Да и не любовь это вовсе, а сплошное недоразумение.
- Ну как же так?! - возмутилась Талия и с пафосом процитировала слова Андромахи: "И мне отрадней в землю лечь, чем мужа потерять".
- Да мало ли кто и что говорит?! - теперь уже вспылил Гермес. - Хочешь, расскажу, как было всё на самом деле?
- Хотим! хотим! - захлопали в ладоши Аглая и Эвфросина. Почитательница Гомера тоже была пропитана любопытством, как яблоко соком, и Гермес с удовольствием поведал им то, чему сам был свидетелем в далёкие и насквозь троянские времена.
- После взятия Илиона, - рассказывал он, - город разграбили, а женщин поделили. Менелай заполучил наконец-то постаревшую на двадцать лет Ленку-негодницу, потрёпанную временем и многочисленными мужиками, и тут же потащил её на корабль, чтобы, не мешкая, тряхнуть стариной и продолжить совместное проживание.
Поликсену принесли в жертву - проще говоря: привели на могилу Ахилла, где на глазах матери, сестёр и других домочадцев сын Ахилла Неоптолем перерезал ей горло - сунул два пальца в ноздри и взмахнул ножиком.
Изнасилованная Аяксом вещая Кассандра, сестра Поликсены, досталась Агамемнону.
Одиссей выбрал мать Поликсены Гекабу - ему всегда нравились женщины с опытом.
"Что тебе Гекаба?" [1] - спросили у него приятели, и он ответил им матерными выражением, из которого стало понятно, что он собирается с нею сделать. "Опытная женщина кочевряжиться не станет, - пояснил он соратникам. - Ей некогда терять время: а, вдруг, это её последний шанс? И потому те этические каноны, с которыми она носилась всю свою половозрелую пору, теряют смысл: какая мораль может быть у матёрой женщины, на ночь глядя?"
Неоптолем выторговал Андромаху...
- Тебя, как я понимаю, интересует судьба вдовы Гектора? - спросил Гермес у Талии.
- Ну, конечно же! - воскликнула харита.
- Так вот, мало было Неоптолему, что папаша его Ахилл убил Гектора и отца Андромахи, так он ещё выхватил из рук бедной женщины её маленького сынишку, размозжил тельце о камни, и, раскрутив над головой, швырнул со скалы вниз.
- Какой ужас! - ахнула Талия. - Бедная, бедная Андромаха. А что потом?
- А потом он посадил её на корабль и повёз в Элладу.
Погода благоприятствовала ахейцам, море было спокойное, тихое, будто напуганное, но ни разу за всё время путешествия - слышишь, Талия, ни разу! - Андромаха не попыталась свести счёты с жизнью. Вместе с ними плыл брат её покойного мужа предатель Гелен, который нежданно-негаданно заделался другом Неоптолема, да ещё таким близким, что по приезду женился на его матери. Сам же Неоптолем не захотел вернуться в Фессалию и обосновался в Эпире.
- А Андромаха? - спросила Аглая.
- Андромаха родила от убийцы собственного сына трёх новых, а когда она ему надоела, он выдал её замуж за того же Гелена - ах, он так напоминал ей Гектора! - а сам отправился в Дельфы, где потребовал у Аполлона возмещения за смерть отца, которого, якобы, убил Аполлон, приняв обличие Париса.
- Вот наглец! - вскричала возмущённая Талия - она уже ненавидела Неоптолема всеми фибрами своей крохотной, но безразмерной души. Душа - она ведь, как рыбий пузырь, надуть её - раз плюнуть. А потом она опять скукоживается до размеров мальчишеской мошонки.
- То же самое сказала Неоптолему пифия. Тогда сукин сын ограбил святилище, а затем сжёг его [2], после чего отправился в Спарту, где предъявил права на Гермиону, дочь Ленки-негодницы, обещанную ему Менелаем задолго до троянской войны. И хотя Гермиона давно была замужем за Орестом, Неоптолем заявил, что мы, боги, прокляли этот брак.
Спартанцы подумали-подумали, почесали затылки - и решили отдать ему бедную женщину, несмотря на её отчаянные протесты.
- А ещё говорят, что спартанские женщины самые свободные в Элладе! - фыркнула Аглая.
- Да мало ли чего говорят! - на этот раз с удовольствием повторил свои слова Гермес и продолжил:
- Новый брак Неоптолема оказался бездетным, и потому этот негодяй направился в заново отстроенные Дельфы, чтобы задать пифии очередной сакраментальный вопрос. Как он звучал, девочки?
- "Что делать?" - разом вскричали Аглая и Эвфросина.
- Вот именно. Возле храма его встретил Орест и, разделавшись с ним, вернул себе Гермиону. Похоронили Неоптолема возле святилища, чтобы тень его отпугивала нечестивцев - таких же, как он.
- А Андромаха? - со слезами в голосе спросила Талия.
- Она родила Гелену сына Пергама, а когда муж умер, уехала с мальчиком в Азию, где основала город под его именем, - знаменитый пергамент выделывают в этом населённом пункте. Там она и умерла. В Пергаме до сих пор показывают святилище, поставленное в её честь.
Вот такая история, достойная того, чтобы написать трагедию. Или комедию. Греки прекрасно умеют делать и то, и другое.
- Но была же любовь, - жалобно сказала Талия. - Но ведь была же, правда?
- А я о чём? - удивился Гермес. - Разве не о любви?
- А кем тебе приходился Одиссей [3]? - спросила Эвфросина. - И с какой стати ты помогал ему? Или у тебя иных забот не было?
- Тут, девочки, без килика не разберёшься. Дочь Борея Хиона - ох и ветреная женщина была! - крутила шуры-муры с дядюшкой моим Посейдоном. Потом моряк наскучил Хионе, и она загуляла одновременно и со мною, и с Аполлоном. От этого загула родились близнецы - Филаммон и Автолик. Первый считал своим отцом Аполлона, а второй - меня. Хиона мило хихикала и объясняла эту причуду божеским провидением. Мы с Аполлоном не спорили - женщине, как говорится, виднее каким богам кланяться, тем более так, но чтобы сразу обоим... одновременно...
Автолик вырос, заделался вором и начал с одинаковым усердием воровать и то, что плохо лежит, и то, что хорошо спрятано. "Весь в папочку", - говорила Хиона и ласково гладила мальчонку по голове.
Гермес улыбнулся и продолжил:
- Может быть, тогда-то он и понял кто его отец...
А рядом с Автоликом жил Сисиф, другой мой родственник, вроде как дядя. Не родной, правда, а благоприобретённый. Видите ли, у моей матушки Майи было шесть сестёр, так называемых Плеяд. Матушка моя была старшей. К ней и повадился лазить сам громовержец. Надо сказать, метал он удачно, ибо в скором времени матушка разрешилась вашим покорным слугой, и если б не божеское обличие, меня бы именовали ханжеским титулом. Похаживал Зевс и к другим Плеядам - Электре и Тайгете. С Келеной и Алкионой жил Посейдон, со Стеропой - Арес...
В общем, мои высокопоставленные родичи буквально затерроризировали эту семейку. Может, и Атланта они нагрузили небесным сводом, чтобы не мешал куролесить?
И лишь младшая из Плеяд, Меропа, прозябая без божеского участия, почитала себя самым несчастным существом на белом свете. Вот она-то и вышла замуж за Сисифа.
Когда Сисиф поселился рядом с Автоликом, тот уже был семейным мужчиной, и росла у него дочь, достигшая брачного возраста, Антиклея. И начал Автолик [4] воровать коров из Сисифова стада, умело меняя масть краденных животных.
Не ведал Автолик того, с кем связался: знающие люди называли Сисифа самым отъявленным мошенником на земле. Сисиф, разумеется, вскоре заметил, что стадо редеет, и решил уличить Автолика в воровстве, вырезав на копытах животных монограмму SS [5]. По следам на дороге он привёл к Автолику соседей, ставших свидетелями преступления, и пока те разбирались с хозяином, вошёл в дом Автолика и потребовал от Антиклеи материальной компенсации за причинённый ущерб - в натуральной оплате. Она безропотно согласилась и даже выразила одобрение состоявшейся сделкой приглушённым победным криком. Ещё той штучкой стала Антиклея после того, как её соблазнил Сисиф: даже Гефест уделил ей внимание: а уж на что, кажется, занятой человек...
Тут как раз и случилась история с похищением Эгины, отец которой явился в Коринф, и Сисиф рассказал ему всё, что знал об Эгине.
Зевс, разузнав кто выболтал его божественную тайну, пришёл в ярость и приказал Гадесу бросить Сисифа в Аид. Редчайший, кстати сказать, случай: обычно такую малоприятную процедуру он поручает мне. Учёл, видимо, мои родственные симпатии к Сисифу.
Сисиф, однако, не испугался и хитростью заключил Гадеса в колодки: попросил его показать, как пользуются ими и тут же их замкнул. И превратился Гадес в пленника Сисифа. Создалась невероятная ситуация, когда никто не мог умереть, даже те, кому отрубали головы.
Арес примчался к Зевсу и пожаловался: - Воевать невозможно, батюшка!
И громовержец дал ему полную волю. Арес освободил Гадеса и, крепко связав Сисифа, доставил его в преисподнюю.
Сисиф, тем не менее, сохранил хладнокровие. Заранее наказав Меропе, чтобы она не погребала его, он выказал Персефоне полное своё неудовольствие, заявив, что не имеет права находиться в Аиде. "Позволь вернуться на землю, чтобы позаботиться о собственном погребении. Я уже вонять начал - посмотри какая жара стоит..."
Персефона поддалась на уговоры, но едва лишь Сисиф увидел солнечный свет, он тут же забыл о своём обещании. И теперь уже растерянный Зевс обратился ко мне: "Выручай, сынок, я уже и не знаю, что делать". С трудом я уговорил нечестивца согласиться с решением отца. "Хуже будет и жене твоей, и детям - не упрямься".
И теперь он катает в Аиде огромный камень, соизмеримый с тем, в который превратился Зевс, когда скрывался от гнева Асопа...
Подожди, так о чём ты меня спросила?
- Я уже и забыла, - призналась Эвфросина.
- Об Одиссее, - напомнила Аглая.
- Точно - об Одиссее... Нравился мне этот царёк, которого Гомер вознёс выше Олимпа. А уж как мне нравилась Пенелопа...
Гермес замолчал и больше ничего не сказал. На этот раз - не сказал, но были и другие неспешные беседы, так что мы без труда восполним эту своеобразную купюру.
Пан - сельский житель. Хорошо на пленере: горы, говорливые речки, в которых камней больше, чем воды, нимфы по доступным ценам - со скидкой для постоянных клиентов, козочки, овечки, пастушки, простушки, неистребимый запах навоза - пастораль, да и только! пасторалище...
Больше всего на свете он любил полуденный сон (не фавн, конечно, а всё-таки). Забавлялся тем, что издавал вопль - в самый что ни на есть неподходящий момент. Кровь стыла в жилах от его крика.
Вертихвостка Эхо родила от него вертишейку Ингу. Селена, слушая его свирель, становилась ласковой и податливой. Но особенно любили его пьяные бабы и вакхически настроенные поклонницы Диониса.
Как-то раз хариты спросили у Гермеса, правда ли, что Пан его сын.
- Любой божеский отпрыск без труда догадается, от какого козла родился Пан, - сказал Гермес и ненавязчиво приложил ладонь к собственной груди. - Этим козлом был я. Правда, в образе барана, но что это меняет? Когда-нибудь я обязательно напишу воспоминания на тему "Моя козлоногая юность". Каждое живое существо переживает такую пору...
Матерью Пана называют пеласгийскую красавицу Дриопу, Орсиною, нимфу Каллисто, да мало ли кого ещё - в моей жизни было много увлечений. Я и сам долгое время не знал, кто его мать, пока не расспросил Пана, и он назвал мне Пенелопу...
И вспомнил я далёкое прошлое.
Гермес тяжко вздохнул и продолжил:
- Долгие годы я охранял покой этой женщины, оберегая её от многочисленных женихов. Шутка сказать, сколько их было! [6] Если б они, женихи, взялись за дело, они бы её слопали - от Пенелопы осталась бы только пена. Так думал я. Верная жена Одиссея, однако, думала иначе. "Ты уж выбирай что-нибудь одно, - сказала она однажды, - или сам потрудись, или приспусти вожжи. Сил нет терпеть". Что же мне оставалось делать?
Действительно: что?
И хариты согласились с ним - правильно сделал. Если женщина просит...
Бабье лето, знаете ли, осень...
1. От Приама она родила девятнадцать сыновей и немереное количество девочек.
2. И начал он сжигать храмы задолго до Герострата.
3. Это в честь него назвали жителей одесситами.
4. Тот ещё волчара! - его имя буквально означает "сам волк".
5. Эсэсовцем заделался Сисиф.
6. Сто сорок шесть претендентов по подсчёту Аполлодора.