Никого не бросали с Олимпа чаще Гефеста. А ведь, кажется, бог...
В первый раз это сделала матушка Гера. И упал Гефест в море. А поступила она так, потому что ребёнок родился хилым.
Странное понятие существовало в Греции о хилости - дохлые детишки с таких высот до воды вообще-то не долетают. Тут что-то иное. Видать прегрешила Гера перед Зевсом - ей, кстати, это не впервой - и решила таким оригинальным способом избавиться от ребёнка.
К упавшему (и не разбившемуся о воду) младенцу поспешили Фетида и Эвринома. Добрые женщины подобрали малютку, укрыли и воспитали. В одной из глубоководных пещер Гефест построил свою первую кузницу и ковал мастерство, ну, и металлы, разумеется. Множество прекрасных поделок изготовил он на потребу своим спасительницам, в том числе украшения, которые приводили в восторг и Фетиду, и Эвриному. Увидела Гера брошь на груди Фетиды и полюбопытствовала, откуда у неё такое сокровище. Архаическая улыбка Геры не предвещала ничего хорошего. Архаика, сплошная архаика.
И пришлось Фетиде рассказать ей всю правду. Так Гефест вернулся на Олимп. Отношения его с матерью претерпели значительную метаморфозу - Овидия не надо. Гефест любил Геру так, как любит дитя, воспитанное без матери. Чувствуя вину, Гера относилась к нему трепетно. Сосватала в жёны самую красивую женщину на свете - Афродиту.
- Она не женщина - богиня, - говорил Гефест и, преклонив свои, целовал её колени.
А вы бы не поцеловали?
Двадцать горнов не затухали в его кузнеце на Олимпе, пока сюда не повадился Прометей....
Второй раз низверг Гефеста с Олимпа Зевс-громовержец, поругавшись с женою.
- Пошто над маманей изгаляешься? - смело вступился за неё Гефест, за что и был в очередной раз спущен с Олимпа...
Упал он на остров Лемнос и от удара переломал ноги.
Прощённый, вновь вернулся в величественную богадельню, но передвигается теперь с трудом, в некоторых случаях прибегая к помощи золотых костылей.
Культурным божеством стал Гефест, culture. Его так и зовут - колченогим.
Хариты питают к нему родственные чувства - Эвринома была их матерью. А для сына Фетиды - придёт черёд - он выкует лучшие в мире доспехи...
Большую часть времени он проводит на Лемносе, подальше от суеты олимпийских реалий. И регалий, разумеется. Много прекрасных вещиц выделывает Гефест, похабных, впрочем, тоже. Именно он вылепил из глины дуру Пандору - ту самую, что открыла ящик, в котором хранились все человеческие несчастья и напасти. Непонятно, правда, зачем этим патентованным глупцам - Эпиметию и Пандоре - доверили такое ответственное дело, как хранение всяческих невзгод?
Заставь, как говорится, дураков ящики раскрывать...
Первой божественной поделкой, выкованной Гефестом, злые языки называют гвозди для распятия Прометея на одной из кавказских скал в дивном урочище Дарьяльского ущелья. Но это, конечно же, враки. А вот то, что Неоптолем убил Поликсену мечом, изготовленным Гефестом, - истинная правда: его подарил божественный мастер деду Неоптолема Пелею.
Детей у Гефеста и Афродиты нет, а если б и появились, то это была бы ремесленная поделка, без души и без сердца - фуфло, а не дети...
Как много таких на белом свете...
- Не любит она меня, - жаловался Гефест Гермесу. - Не любит и вся недомолвка...
И Гермес мялся, не зная, что ответить, будто виноватился в его супружеской несуразице...
Вы только не подумайте, что у Гефеста не было других женщин. Среди его любовниц числится Антиклея, дочь Автолика, - я уже писал о ней в одной из предыдущих глав.
Медуза родила от него трёхглавого пастуха Кака, которого убил неразумный Геракл.
Гефест и тихоня Афина - объект перешептывания афинян.
Но его невменяемая любовь - это, конечно же, Гестия, образцовая домашняя хозяйка. Её очаг напоминает Гефесту его гудящую кузню. Это - потаённая любовь, неизвестная никому - как у Пушкина к Воронцовой, Карамзиной, Осиповой и ещё паре дурочек из соседней деревни...
А пока суть да дело крутит он шуры-муры с Аглаей, одной из непременных спутниц Гермеса. Харита отвечает ему взаимностью и даже рожает девочек - на досуге. Досужим промыслом, как известно, являются дети.
"Лучше всех трахается хромой" - со знанием дела говорит харита Аглая своим непременным подругам. И повторяет это так часто, что её слова давно уже превратились в греческую поговорку...
А началось всё с посещения кузницы, в которую заманило её неистребимое женское любопытство. Мастерская Гефеста поразила Аглаю своей целесообразностью. "Ничего лишнего, - думала Аглая, следуя за колченогим кузнецом. - Ничего лишнего - как на моём туалетном столике..."
Горны, проще говоря, жаровни, располагались в ряд на каменном возвышении. В небольших углублениях на раскалённых углях малиново зрели поковки. Два меха, подобно человеческим лёгким, непрерывно нагнетали воздух. Через глиняные сопла он подавался в печи. Топливом служил древесный уголь. Тут же, у горнов, прямо на земляном полу лежали кочерги, пешни, лопаты и прыскалки.
Несколько наковален стояло в кузне - безрогие, однорогие и двурогие - на таких он выковывал различные пустотелые предметы: шлемы, втулки для копий, кольца...
На широкой в виде стола наковальне лежали 8 медных пластин, размером локоть на локоть. Соседняя четырехгранная наковальня в форме усеченной пирамиды, была вбита узкой частью в деревянный пень.
В стороне, в каком-то торжественном одиночестве, мирно пребывала небольшая переносная наковальня. "Первая - моя", - сказал Гефест и ласково, одним мановением руки, коснулся тронутой ржавчиной любимицы.
Топоры, ножи, гвозди, серпы, лопаты, сковороды, клепаные из листов котлы, лемехи покоились в художественном беспорядке. Тут же лежали, выполненные с помощью кузнечной сварки, цепи, железные кольца, остроги и другие непонятные ей изделия. Ящики распирали гвозди - крупные (судовые), средние (тесовые), мелкие - кровельные, и совсем уж игрушечные - для декоративной отделки с серебряными и золочёными шляпками.
Инструментарий кузнеца покоился на плоской каменной глыбе: молоты и молоточки, клещи различных размеров, зубила, бородки - сиречь пробойники, гвоздильни, зубила, подсеки, обжимки, подкладки и штампы, напильники и точила.
Оплывшие куски самородного металла, метеоритное и кричное железо в неправильных слитках ожидали своей очереди. Металл этих криц требовал продолжительной проковки для того, чтобы выбить из него дурь в виде шлака и соединить отдельные части в массивный монолитный кусище.
И были ещё ящики с песком, ёмкости для воды, древесный уголь....
А на верстаках, приковывая внимание, лежали изысканные (и не очень) поделки. И чего там только не было - и фигурные пряжки, и фибулы, и булавки... бляхи, подвески, бронзовые украшения - для лошадей и женщин, копья, стрелы, фигурные удила, гирьки...
Гефест водил её по кузнице и низким, немного встревоженным голосом рассказывал о скифской стали, для плавки которой скифы используют каменный уголь - "Размерам с орех, - уточнял кузнец. - Его так и называют - орешек".
Говорил о хитростях разогрева металла: "Ковать заготовку следует только тогда, когда она равномерно прогреется, ни в коем случае не допуская пережога... А температуру нагретого металла я определяю по цвету каления..."
"Качественная наковальня издает высокий и чистый звук при легком ударе молота" - сказал Гефест и предметно показал, какой именно. Молот при этом игриво и звонко отскакивал от наковальни.
Халкосом именовалась медь во времена Страбона, ибо в Халкиде добывали её, на Эвбее. Олово извлекали в окрестностях города Дельфы. Серебро добывали в Аттике на знаменитых в античном мире Лаврийских рудниках. Наиболее известные месторождения золота в Греции были расположены на островах Сифнос и Фасос. Материковая Греция никогда не была богата золотом. Залежи различных металлических руд в античную пору располагались на Пиренейском полуострове - там добывали золото, медь, свинец, сурик, олово и железо.
Обо всём об этом рассказывал Гефест. Аглая с умным видом слушала его. "Охмуряет, - думала она в этот момент. - Ну и пусть охмуряет - мне нравится!"
К знаменитым коринфским вазам подвёл её Гефест. "Понюхай", - предложил он Аглае, и она нюхала - бронзу, имевшую непередаваемо приятный запах. "С ума сойти можно! - восхитилась харита. И удивилась: - А как это?" - "Загадка, - ответил Гефест, даря ей лучшую вазу. - А цветы тебе подарят другие..."
"Дура! Какая дура эта Афродита! - думала харита. - Как это можно такого мужика на какого-то там Ареса поменять!.. Странные вещи творятся на белом свете, очень странные..."
Однажды Гефест сковал тонкую, как паутина, бронзовую сеть и поймал в неё свою благоверную и её непременного, как адюльтер, любовника. Афродита испугалась, сдуру подняла крик, на который сбежались небожители. Даже Гестия примчалась удовлетворить своё девственное любопытство.
О дальнейшем рассказывают всяко - ну и пусть себе рассказывают, я доверяю одному Гермесу. А он всю эту историю преподносит так.
Подождав, пока соберутся домочадцы, включая, естественно, громовержца, Гефест одёрнул полог, скрывавший дотоле доблестных любовников, и прокомментировал ко(с)мическую мизансцену следующим образом:
- Жена у меня - безотказная. Профессия у неё такая - быть безотказной.
И гордо ретировался.
- Однако, - сказал громовержец, зажав в кулаке бороду.
- Какой конфуз! - воскликнула Гера. Глаза её, тем не менее, солнечным зайчиком обшарили скованные сетью тела.
- А - что - неплохая профессия, судя по зрелищу, - отреагировал дон Посейдон и освободил-таки любовников, запустив механизм, переданный ему в управление Гефестом.
Афродита поднялась и, нимало не смущаясь, застегнула волшебный пояс.
- Когда в постель приходит стыд, из неё уходит чувство, - сказала она словами Дили Еникеевой, которую с удовольствием почитывает на досуге - в переводе на древнегреческий, разумеется. Целый сундук восковых дощечек этой самой Дины хранится в покоях богини любви. "И что бы я делала без неё? - часто вопрошает Афродита. - Без Дили Еникеевой, то бишь?"
На Ареса никто не смотрел, кроме Гестии. "Как далеко ему до Приапчика!" - с какой-то непонятной ей самой гордостью подумала в этот момент закоренелая наркоманка...
Целые сутки Гермес не вылезал из кузни.
Аглая прибежала к Гермесу встревоженная. "Не пьёт и не ест, - сообщила она. - Всё стучит и стучит - по этой долбанной наковальне этим самым... как его... долбанным молотом..."
Гермес вошёл в кузню, подошёл к Гермесу сзади, положил руки на его плечи... Гефест, вздрогнул, оглянулся - и бросил ручник и щипцы наземь. Сел на один из медных треножников, заказанным ему Аполлоном, и тяжко вздохнул.
- Ну что ты, что ты... - сочувственно промямлил Гермес. - Сам же сказал - профессия у неё такая...
- Люблю я её, подлюку... - вздохнул Гефест. - Люблю - змею подколодную...
Эту давнюю историю вспомнил Гермес, наведавшись в кузню Гефеста. В тёмном фартуке тот стоял у горна и через сложную систему брусков, коромысел и верёвок управлял дутьём. Из большого треугольного куска железа Гефест ковал наконечник копья - закручивал в трубку основание этого треугольника. Короткая ручка молота удобно лежала в ладони.
Завидев Гермеса, кузнец прекратил работу. "Стой", - сказал он напарнику, и тот исчез, словно растворился в сизом чаду, пронизанном солнцем.
Необыкновенно красивый железный шлем лежал на верстаке. На передней тулье этого чуда был набит медный лист, покрытый позолотой.
- Для кого? - поинтересовался Гермес.
- Всё тебе расскажи, - ответил Гефест и тут же, словно устыдившись ответа, который мог показаться грубым, выдал коммерческую тайну: - Для Ареса.
- А этот? - Второй шлем был выкован из единой железной заготовки, казался лёгким и ажурным, тем не менее, в прочности не уступал клёпаному шлему. Его украшали тонкие серебряные накладки, изображавшие неведомых зверей и стилизованные под животных растения.
- А этот - я ещё не решил для кого...
- Подари, а? Или продай - я за ценой не постою.
- Да зачем же тебе шлем? - удивился кузнец.
- Всё тебе расскажи, - ответил глашатай, и они рассмеялись.
- Почему мне с тобою так легко? - спросил, улыбаясь, Гефест и без сожаления протянул цельнокованое изделие единокровному брату. - Бери - дарю.
- Да я же пошутил, - ответил Гермес и отвёл его руку. Потом не спеша поведал Гефесту об отцовской задумке. Тот выслушал его без излишних вопросов и почти тут же отверг затею с переселением.
- А куда я дену налаженное хозяйство? Ты даже не представляешь, сколько сил я потратил, чтобы изготовить инструментарий!..
- Мне и самому не нравится эта идея, - честно признался Гермес. - Не нравится категорически, но я послушно выполняю его поручение...
- Вот и выполняй, - ответил Гефест. - А люди мне не мешают... Я их не замечаю... Есть они или нет, мне, видишь ли, по фигу... Тля... Не стоят они божеского внимания...
Оглянулся - и, вдруг, обнаружил, что Гермес исчез, растворился в сизом тумане.
- И вообще, - заявил Гефест непонятно кому и зачем, - ноют обычно те, кто ничего не делает, - да! Работящие люди засучивают рукава и вкалывают... До седьмого пота... Кому дорого седьмое небо, кому - пот...