Акушер Никифоров был завзятым пьяницей. Руки его дрожали, но ребёнка он принимал как любимые сто грамм - бережно и с замиранием сердца.
Когда он говорил женщинам "тужьтесь", они тужились, а не артачились. Как некоторые...
Впрочем, обо всё по порядку...
Роддом был стареньким, не роддом, а какая-то забегаловка - раньше, как известно, рожали на скорую руку. Это сегодня распустились, разнежились: ногодержатели им подавай, квалифицированных врачей, разовые пелёнки и простыни - эдак до разовых медсестёр доберёмся - дайте волю...
А нет - так вообще рожать перестанем - запаритесь ждать, сменим ориентацию, уедем в Париж, найдём сухощавых француженок и будем обсасывать иховы сахарны косточки - у француженок, как известно, кроме мослов, ничего нет...
Да и сахар на них облупился...
А с другой стороны, если хорошенько подумать, вся наша жизнь - одноразовая...
Кондом, да и только...
И как это женщины отваживаются рожать?..
Одноэтажный домик с широким крыльцом украшали чугунные витиеватые колонны. Трофейными, говорят, были они, немецкими. Мы тогда много чего понавезли из Германии. А поставили колонны вместо перил, на всякий случай - если головка у кого из беременных закружится, или ревнивый муж череп себе решит расколошматить - об чугунину оно вернее...
Скрипучие двери встречали беременных гражданок...
Первый признак провинции - скрипучие двери. И тугая пружина на них - чтобы поддать под зад, если замешкался. А не зевай - родильное, чай, заведение: тут и так полным-полно людей, которые в своё время задумались о чём-то постороннем, несбыточном, о принце, например, или крупном выигрыше - и на тебе в руки визгливого продолжателя рода. Или писклявую продолжательницу - выхаживай... воспитывай... выводи в люди...
Скрип... скрип... - чмокккк!..
- Кого рожаем? - спрашивает тётя Шура на входе в домик с колоннами. Она тут типа швейцара - по совместительству, разумеется. - Мальчика? Мальчики нам нужны - военным будет... Ах, девочку? И девочки пригодятся - девочки в тётенек превратятся, тётеньки - в повитух...
Теперь народ пошёл грамотный - заранее знают, кого родят. УЗИ - оно всё видит: КГБ, да и только. Это раньше гадали - острый живот... тупенький... мальчик... девочка... или ещё кака неведома зверушка...
"Раньше, - говорит тётя Шура доверительным тоном, - рожали абы как. Теперь - с перитонитом".
Под перитонитом тётя Шура понимает перинатальные центры. Она вообще многие медицинские термины переводит на свой собственный, персональный язык. "Родила с осложнением", - сказала она однажды про женщину, родившую двойню. И несушка согласилась с нею: "Что делать - ума не приложу, хоть вешайся... Куд-куда мне приспособить этих младенцев?.. куд-куда... куд-куда..."
Главврач Причудов Август Петрович любит женщин, а, как говорится, любишь кататься, люби и саночки возить. И он возит, по пятнадцать - шестнадцать часов в день возит. И когда, спрашивается, успевает выбрать время для любовных утех? Медсестёр подбирает соответствующих - чтобы жалостливыми были - и к нему, и глубоко забеременевшим гражданкам Российской Федерации. Он даже с женой развёлся, чтобы не мешала - блудить, продолжая испытывать к ней нежные, щемяще щенячьи чувства...
А ещё Август Петрович большой поклонник царской семьи. Приёмные покои и все помещения, включая служебные, он завесил фотографиями августейшей фамилии. Семья последнего русского императора чувствует себя в этом заведении почти как в Зимнем дворце. Не то, что в доме Ипатьева...
Красивый фотопортрет императрицы Александры Фёдоровны украшает его кабинет. Снятая со спины, она каким-то чудесным образом являет зрителю свой невообразимо прекрасный лик. И вот, что удивительно: поворот её головы противоречит всем канонам художественный фотографии...
Несколько портретов царской семьи висят в длинном, насквозь пронизывающем здание коридоре. Великолепная семёрка - супружеская чета и дети, глядя на которых хочется рожать...
Нюся попала в этот роддом по недоразумению. Вообще-то она приехала в Свято-Кудиновскую обитель покаяться в грехах - знакомая пригласила. У этой знакомой когда-то умер ребёнок, и она с горя ушла в монастырь. Увидев Нюсю с её большим - на заказ - животом, она прониклась к ней какой-то неистребимой симпатией, огромной, как Нюсино пузо. К батюшке её отвела...
Причастилась она - и, вдруг, начались схватки, первые, проверочные, сигнализирующие - пора...
В приёмном покое акушер Никифоров провёл интимный осмотр - так командующий на Красной площади принимает торжественный парад. Определил тактику ведения родов, приободрил Нюсю, сказав, что всё идёт лучше некуда, пообещав периодически захаживать.
- А долго ещё? - спросила Нюся.
- А это вы у него спросите, - сказал Михаил Сергеевич, имея в виду малыша, который на мгновение затаился, явно прислушиваясь к разговору.
- Строгий он, - сказала тётя Шура про акушера Никифорова, когда тот ушёл, - ох и строгий. Говорит: "Роды - это вам не фигли-мигли, и даже не фу ты ну ты". Представляешь? "Роды - это наф. И бутылочка кагора не помешает". Оченно он кагор уважает - монастырский. А что такое "наф" - я не знаю. Тоже, наверное, что-то вкусненькое...
Потом к Нюсе зашёл Причудов, задал несколько ничего не значащих вопросов и ушёл, позволив пройтись по коридору. Нюся так и сделала. Держа руки на животе, как на своеобразном омфале, подошла к одной из фотографий. Царская семья в полном составе позировала потомкам. Будто в назидание. На голове императрицы белела крошечная корона, собранная из любимого ею жемчуга. Старшие дочери стояли за спиной родителей, две другие вольготно разместились по бокам, а внизу, в ногах у мамы сидел мальчик в сине-белой матроске и безмятежно смотрел на Нюсю.
Глаза в глаза.
Не отрываясь.
- За что их, Август Петрович? - спросила она у проходившего мимо Причудова.
- За красоту, - ответил главврач.
- Да разве за это убивают?!
- Убогим, деточка, милостыню подают - всегда приятно, знаешь ли, продемонстрировать своё материальное благополучие... а красивых - убивают. Обычное дело - зависть...
Причудов ушёл, а она, пятясь к дверям своей палаты, всё не могла отвести взгляда от этих невыносимо спокойных глаз.
"И у меня будет мальчик ... - думала она. - Неужели и его..."
Дальше она думать не стала, удавила страшную мысль в зародыше - не должна такая появиться на свет... Ни сегодня, ни завтра...
Сгустились сумерки. Тётя Шура сидела рядом с Нюсей и что-то такое вязала, ловко управляясь крючком. Свяжет рядок, положит рукоделие на колени - и рассказывает.
- Было время, когда рожениц было больше, чем бабок-повитух. Хорошее время! Не то, что нынешнее... Это твои первые роды?
- Первые, - вздохнула Нюся. - Вы же знаете...
Но тут пошли схватки, короткие - в рядок, а когда они кончились, Нюся вновь услышала сиделку.
- Матка, милая моя, вроде печки, в которой хлеб пекут. А повитуха - типа пекаря. Не так ребенок лежит - поправит... При мне было: ребёнок ножку высунул - вроде, как проверял: тепло у вас тут? холодно? - потом обратно втянул, перевернулся и вышел - головкой. Чудеса, да и только! Но так редко бывает, чаще всего акушер его поворачивает. Михаил Сергеевич в этом отношении аст...
- Кто? - не поняла Нюся. - Аист что ли?
- Не аист, а аст - мастер, значит. Повитух от Бога. К нему даже доктора обращаются за советом. Издалека приезжают...
Тётя Шура на несколько минут прекратила дозволенные речи, связала рядок, а потом продолжила.
- Он у нас потомственный повитух. У него бабушка малышей принимала, матушка, - ну и его к этому делу приобщила. Редко вообще-то, когда мать-повитуха обучает сына повивальному ремеслу, да только не с кем его было оставить, вот она и таскала его за собой, приучая к навыкам этого немужского занятия...
И ещё рядок, и ещё пауза...
- Раньше женщину после родов поднимала на ноги быстро - за 2-3 дня, и даже быстрее. Формировали живот с помощью горшка... И про младенца не забывали: "правили" ему головку, ручки равняли, ножки вытягивали, чтобы пряменькие были, длинненькие. И того и другого ограждали от сглаза и порчи...
- Как это?
- Как-как - с помощью молитвы. Я и сама знала такую, да вот забыла чегой-то...Меня даже крестили домашним способом. Весна была. Дороги развезло, до церкви не добраться. И вот повитуха взяла святую воду, разбавила её простой водицей и, поливая меня, трижды произнесла: "Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь", дав мне имя Александры. Потом уже, через несколько дней, священник довершил обряд крещения...
Недолгое молчание, и опять журчит речь тёти Шуры.
- Ты думаешь, это сейчас придумали рожать на глазах мужа?
- А то нет?
- Глупенькая! Испокон века на Руси рожали в бане, и были с роженицей муж и бабка-повитуха. Только они - и никого более. Считалось, чем больше родственников будет находиться рядом с женщиной, тем дольше она будет мучиться... И муж нередко кричал и стонал вместе с женой: "ах!", "ох!", матерился - жуть! - помогая ей подобным образом. Отвлекал злые силы от добропорядочной женщины...
- Кто за меня кричать станет - не знаю. Самой видимо придётся... - печально констатировала Нюся. - Я здесь - совершенно одна,
- А муж где?
- В армии.
- А мы с улицы кого-нибудь позовём, хочешь? - предложила сердобольная тётя Шура. - Бутылку поставим - и пусть орёт-надрывается.
- Нет, я уж как-нибудь сама, - гордо заявила Нюся, - и рожу, и кричать буду - сама... Хотя Васька не отказался бы поорать. - И, наконец, улыбнулась: - Знаете, как он орёт, когда по телику футбол показывают?.. О-о-о! Это что-то!
Наконец наступили роды. Схватки то следовали одна за другой, то отступали. В промежутках между ними Нюся, стараясь обрести спокойствие, спрашивала у Причудова, указывая на фотографии:
- А это кто?
- Вырубова Анна Александровна, близкая подруга императрицы. "Закадычная", - хмыкнул акушер Никифоров, и Причудов метнул в него тяжёлый, как булыжник пролетариата, взгляд.
- Красивая какая! - сказала Нюся. - А это кто?
- Её сестра, великая княгиня Елизавета Фёдоровна, Элла...
Портрет очередного Романовского отпрыска, страсть, как похожего на императора Вильгельма, висел как раз напротив гинекологического кресла, и они рассматривали друг друга, взирали - она, с распахнутыми настежь ногами, и он - с острыми стреловидными усами.
- А это Распутин? - спросила Нюся.
- Это, деточка, великий князь Николай Николаевич, - сказал Август Петрович. - А Распутин Григорий Ефимович - вон тот, с бородой. А это его письмо к царю - с предупреждением о грядущей катастрофе. - Он подошёл к остеклённой рамочке, за которой покоилась эпистола великого старца и прочёл: "Грозна туча нат Расеей велика погибель бес конца печаль..."
Вышли покурить, и Причудов прижался лбом к прохладной витиеватой колонне.
- Головка вава? - спросил акушер Никифоров.
- Болит зараза, - ответил Причудов и вне связи с головной болью заметил: - И всю-то историю предреволюционной России она познала с раздвинутыми ногами.
Михаил Сергеевич хмыкнул и сделал жадную затяжку.
- Давно хотел спросить, Август Петрович, ваше имя в детстве приносило вам какие-нибудь неприятные моменты? Дети - существа злые, им этикет ни к чему...
- Если б только дети! Учитель истории, вызывая меня к доске, каждый раз замечал: "Ну, если ты Август, то я, конечно же, Цезарь!" и хохотал как оглашенный... А любимая девочка называла меня Авгием: ей казалось, что это - уменьшительно-ласкательное производное от имени Август...
Он опять приложился головой к чугунине и тяжко, с подвыванием вздохнул.
- Идите отдыхать Август Петрович, - сказал акушер Никифоров. - Девка она молодая, здоровая, ей природой предписано детишек рожать... Справимся...
Большинство младенцев рождается на рассвете.
С первыми лучами солнца мир оглашается детскими криками.
Нестерпимо прекрасным кажется этот крик - победный глас чудотворной материи.
Триумф жизни на земле.
Апофеоз сущего...
А потом начинается чертовщина...
Одинаковые роды - нонсенс. Они неповторимы, как первое свидание. Нет, что-то такое у вас обязательно родится - спору нет, вопрос - что?..
Михаил Сергеевич положил малыша на живот матери, дождался, когда пуповина перестанет пульсировать, наложил зажим и пересёк живительную трубку скальпелем. Удалив кровь и слизь, обработал её антисептиком. Измерил рост, вес и окружность головки ребёнка.
- Славный получился защитничек. Как говорят некоторые из присутствующих, пора в рядовые записывать. - И пояснил, указав на подручную: - Она у нас - типа военкома...
- В лейтенанты определим, - важно заявила тётя Шура. - По блату. Счастливым будет, - добавила она. И пояснила: - Во вторник родился. А на тебя похож - одна физия...
Какая-то незнакомая женщина уже крутилась возле её ребёнка. "Не воровка ли?.." - забеспокоилась Нюся, мысленно, конечно, на большее у неё не хватило сил.
А потом её отвезли в послеродовую палату, где она уснула безмятежным сном праведницы.
Ангел явился ей. Небесное создание сучило ножками и разевало беззубый рот.
Проснувшись, увидела акушера Никифорова. Михаил Сергеевич нетерпеливо ждал её пробуждения. Дождавшись, засуетился, выудил откуда-то бутылочку вина, опасливо оглянулся по сторонам, хотя в палате кроме них никого не было.
- По русскому обычаю... - начал было он, но тут же спохватился: - Ты ведь - русская?
- Конечно, русская, - с гордостью произнесла Нюся.
- Ну а коли русская, тебе надлежит выпить кагору - обмыть, как говорится, отлично выполненную работу. И, скажи, какой труд прекрасней этого?
И они выпили - она стопочку, он - стакан...
Пришло время Нюсе покинуть это детородное заведение.
Монашка навестила её, принесла деньги на обратную дорогу. И Нюся собралась: подарила тёте Шуре салфеточку, выполненную редким на сегодня способом "ришелье" ("Мама, - пояснила Нюся, - ниточки продёргивала"), а Михаилу Сергеевичу - ещё одну бутылочку кагора. "Монастырский, - улыбнулась она, - монашенка принесла" и расцеловала его в обе щёки. А Причудову ничего не подарила, поклонилась в пояс и сказала - на прощание:
- Если б я была богатой, очень богатой, богаче всех на белом свете, я бы построила самый красивый роддом на земле, оснастила бы его по последнему слову техники, а вас, Август Петрович, назначила главным. Содержание роддома взяла бы на собственный счёт - чтобы богачей завидки брали, глядя на то, в каких условиях рожают честные люди. А эти ржавые колонны отправила бы в Германию, - тоже мне перемещённые ценности! - да подавитесь!
И гордо удалилась, не забыв прихватить казённый свёрток - с ребёночком.
- Так бы мы её и видели, если б она была богатой, - сказал акушер Никифоров.
- Это - точно! - согласился с ним Август Петрович и тут же перевёл разговор на другую тему: - Ну что, Михаил Сергеевич, - партию в шахматы?
- Можно, - согласился коллега по акушерскому промыслу. - Почему - нет? Шахматы ещё никто не отменял...
И не ведали они, эти шахматисты, что в департаменте здравоохранения уже ходит по инстанциям бумажонка с жалобой на их тлетворное детородное заведение. И в этой писульке говорится, что кудиновская родбольница запущена - дальше некуда, и что главврач - бабник и монархист, акушер - пьяница, а нянечки - бляди, все, как на подбор, включая, видимо, тётю Шуру. Им даже сны порнографические снятся - в формате 3-D, было написано в этой не анонимной кляузе, вот только подписи кляузников никто разгадать не сумел. И не пытался.
Назначили компетентную комиссию, которая быстро - в течение суток - определила, что факты, изложенные в жалобе, имеют место быть. Председатель комиссии, мужчина строгости неукротимой, был непреклонен: "В таких условиях рожать нельзя! - заявил он во всеуслышание. - Я бы, во всяком случае, не стал". Другие члены комиссии тоже отказались рожать в неподобающей современному индивиду обстановке.
"Роддом покосившийся, персонал разложившийся" - было общее мнение, и потому его быстренько упразднили, акушера Никифорова уволили - за профнепригодность, тётю Шуру отправили на пенсию. Доктору Причудову предложили возглавить отдел здравоохранения в муниципальном образовании "Луч света в тёмном царстве", но он категорически отказался "Я, видите ли, не спец по лучевым болезням" - и демонстративно переехал в соседний субъект Российской Федерации.
Здание роддома и все его надворные строения снесли, территорию проутюжили бульдозером, превратив в ничем не примечательный пустырь. Витиеватые чугунные колонны сдали на металлолом. Германия, надо честно признаться, не возражала...