Напротив меня в вагоне электрички сидит женщина похожая на королеву Папуа - Новая Гвинея. Очень похожая - но не она.
Надо же: одно лицо, руки, осанка...
Но...
Папуасскую королеву я помню с детских пор. Когда в 1953 году она села на престол, как в старое кресло перед чёрно-белым телевизором, ей было всего лишь двадцать восемь лет. Марки с её изображением заполонили почтовое пространство. Монохромные. Но разного цвета. Маленькие, невзрачные. Среди филателистов марочки эти не ценились - ни тогда, ни теперь. Грош цена таким маркам, проще говоря, пенс. Нет, не пенис, а пенс. А вы знаете, что пенсия и пенсионеры - производные от этого дешёвого слова?..
Сидит. Шляпка с узкими полями, сумочка на тесно сдвинутых коленях, нитяные по локоть перчатки.
Она? не она?..
Рядом со мной расположился аристократ, поношенный, но не очень - в самый раз, чтобы проникнуться любопытством. Отечественный аристократ заметен сразу: надменный взгляд, волосатые уши и невыносимый запах питейного одеколона...
Да и ещё: замызганный шарф вокруг выи, похожий на верёвку висельника. Так, видимо, выглядели декабристы в последнее мгновение своего существования на иссиня-чёрном свете.
Аристократ тоскливо, с ностальгией о прошлом, смотрит в окошко. Время от времени, однако, он тоже с любопытством взирает на спутницу, смиренно и безучастно сидящую визави...
Она - не она?
Червь сомнения грызёт меня неустанно, и я, решившись, наконец, спрашиваю:
- А вы случайно не королева Елизавета будете - нет?
И она отвечает мне на изысканном языке, который Велимир Хлебников мечтал сделать всемирным:
- Она самая - королева Елизавета.
- Боже мой! - вскрикиваю я. - Как же вы без окружения - фрейлин там всяких, дворецких в ливрее, ну и придворных, разумеется, одна - и не боитесь? Или они в соседнем вагоне следуют?
- Никаких придворных, - отвечает Её Величество Моему Высочеству. - Все они на родине остались - в смысле на островах.
- Какая честь для меня ехать с вами в одной электричке, - говорю я ей, стараясь казаться учтивее и любезнее, чем на самом деле. - Кстати, а билетик у вас есть? Нету? Какая жалость! Возьмите мой - негоже королеве без билетика ездить. Того и гляди контролёры пожалуют, и придётся вам по платформе бежать, подхватив королевские юбки.
Она берёт полоску бумаги, вертит в руках. Говорит:
- Какой милый билетик! Надо же - в полосочку!
И тут в разговор вмешивается аристократ.
- Пижамный, - подхватывает он раскованный тон нашей беседы. - А как поживает Филипп? - спрашивает. - И как себя чувствует сын ваш преклонный Чарли? Заждался, наверное, своей очереди?
- Какой очереди?
- Как это какой - у него одна очередь. Других он по факту рождения не имеет, да и не столь важны они по сравнению с этой.
- Вы престолонаследие имеете в виду? - спрашивает королева.
- Ну, конечно же, его, - отвечает аристократическая особа. - Ведь это же уму непостижимо, сколько лет он потерял по вашей высочайший милости.
"Боже мой! Боже мой! Никакого уважения к монаршей особе", - думаю я. Очередной аристократ на мою бедовую голову! Везёт же мне с субчиками благородного происхождения! Недавно два таких аристократа на мусорке ковырялись. Я кухонное ведро опорожнял и невольно к их непринуждённой беседе прислушался.
- Какой сегодня день недели? - спросил один из них у другого. - "Пятница, по-моему, - ответил приятель. - Да тебе-то какая разница?" - А не скажи, - сказал первый аристократ второму. - Я по пятницам кофе со сливками пью и на яхте катаюсь. "Отдать швартовые!" - вдруг закричал этот сухопутнейший из яхтсменов, и вопль его перепугал до смерти не только приятеля по мусорному времяпрепровождению, но и стаю пернатых нахлебников, какими, безусловно, являются голуби. Городские жители - эти птахи: никакими посулами их в деревню не заманишь. И не пытайтесь - куда там!
Елизавета Георгиевна... - тронный папаша её звался Георгом - Жорой по-нашему, и был он заикой, да таким, что не приведи Господи!
Так вот, Елизавета Георгиевна тем временем рассказывает о трудностях королевской жизни.
- Занята я, как никто, наверное, на белом свете. С трудом удалось выкроить время для этой необязательной поездки. А мысли мои, между тем, все там - на родине. Обязанностей много, - вздыхает королева, - я ведь, кроме Папуа, ещё и королева Соломоновых Островов, Сент-Винсента и Гренадина, Антигуа и Барбуды...
- Белиза и Барбадоса, - добавляю я, силясь вспомнить, чем она ещё заправляет...
- Сочувствую вам, - говорит аристократ. - Трудно вам без сомнения, тем более в отсутствии достойных помощников. Взять хотя бы ваших премьеров. Шушера это, а не премьеры! И где вы их выискиваете - премьеров этих? Честно сказать, лишь один и был среди них стоящий...
- Это какой? - заинтересованно спрашивает королева.
- Ах, Уинстон! Да, он действительно был неплохим политическим деятелем, но лишь один талант отличал его от других таких же премьеров - литературный...
- А семья ваша, - говорит аристократ, - ведь это же издевательство, а не семья! Сплошные скандалы, разводы, промахи, сплетни, винные и невинные жертвы...
но тут в вагон вбегает Якунин - да, да, да! - тот самый, который святым животворным огоньком командует и по совместительству железной дорогой. Ох уж это мне совместительство!
Увидев королеву, он, просияв лицом, бросается к ней, падает на колено (левое, по-моему) и радостно вопит:
- Ваше Величество, вот вы где оказывается! А мы вас всей РЖД обыскались! Уже и аэрофлот к поискам подключили, и морфлот, и даже космодром Плисецкий! Всю космическую группировку на ваши королевские позывные перенастроили...
И тут же с упрёком заявляет ей:
- Что ж вы, Ваше Величество, без предупреждения к нам пожаловали? Сказали б заранее, я б вам отдельный состав или дрезину организовал. Знатную дрезину - с лаконичной надписью: "Винд-зо-ры".
- Ах, ну, зачем же, зачем же, - жеманясь, отвечает королева, - к чему такие хлопоты, заботы, треволнения... Я уж как-нибудь инкогнито, навроде вашего очаровательного Хлестакова... Честно признаться давно мечтала на русской тройке - эскьюз ми! - электричке прокатиться. Сразу после того, как Веничку Ерофеева прочитала - в оригинале. Удивительный писатель! Честь и хвала стране, в которой такие врайтеры существуют...
Скажите, а этот поезд точно в Петушки следует?
- Да-с, - говорит Якунин, - со всеми остановками...
- Замучаешься пыль глотать, пока доедешь, - заявляет аристократ и опять с ностальгией смотрит в тусклое окно.
- Пыль? - не понимает папуасская королева. - Какую такую пыль?
- Российскую - какую ещё! На каждой остановке по полчаса стоим.
- Ой, да не обращайте вы на него внимания! - говорит Якунин, имея в виду аристократа. - Мало ли кто и что говорит. Если всех слушать - слушателем станешь.... А "Москва и Петушки" - я согласен с вами - лучшая книга о российских железных дорогах. БестселлЕр, кстати...
- БестсЕллер, - поправляет его поношенный аристократ.
- Отцепись, а? - говорит ему Якунин. - Чего пристал, как ириска к зубам? Как президент Обама к мистеру Путину. - С опаской поглядывает на аристократа и продолжает: - Я хочу, чтобы для каждого пригородного маршрута такой же бестселлЕр написали. Можно даже шедевр. Мы уже и конкурс объявили. Рекламу на литературных сайтах разместили: проза.ру, самиздат, литсовет и изба-читальня. Ждём - не дождёмся: может какой иной Шолохов объявится или вундеркинд типа Венечки.
- Может быть, может быть, - соглашается Её Величество.
- Я хотел бы о семейке вашей продолжить речь, - говорит, вдруг, аристократ. - О герцоге Эдинбургском, в частности. Известное дело: кто с королевой спит, тот её и ... А как иначе? - И делает ко всему прочему нецензурный жест.
- Что вы себе позволяете? - взрывается криком, не дослушав его, Якунин.
- Да я-то тут причём? - удивляется аристократ, несвежий как стекло испитой бутылки. - Это любимое
выражение её подданных. И жест - ихов. У нас, как известно, королев нет, и не предвидится. А у них... а у них... -
но завершить словоизлияние ему не суждено: Якунин нажимает чёрную кнопку возле головы королевы и истошно кричит:
- Охрану - всю, какая есть - в четвёртый вагон - быстро!
Мы в немом удивлении взираем на него...
Недолго, правда, взираем, потому что в вагон врываются охранники, контролёры и прочие работники ж.д. ведомства во главе с машинистом, хватают аристократа за шкирку и пытаются выволочь в тамбур.