Каменистая дорога петляла меж высоких холмов, то поднималась вверх, то опускалась вниз, и непонятно было, из каких соображений её проложили столь витиевато. Открытый газик урчал, потом замолкал на несколько мгновений, когда машина скатывалась в низину, и опять взрывался натужным рёвом, беря следующую высоту. Холмы, издали рисовавшиеся зелёными, удручали скудной растительностью. Травинки оказывались редкими, как пушок на руке ребёнка, и даже поры просматривались в почве, если свеситься через нагретую солнцем дверцу автомобиля.
- Игорёк, осторожней - вывалишься, - повторял отец время от времени и вновь и вновь двигал ручку переключения скоростей.
Наконец, на одном из склонов показались белая, как кипень, отара овец и тонкая высокая фигура пастуха в красном текинском халате.
- Реджеп-ага, - узнал его отец, подъехал насколько можно ближе и заглушил мотор. - Пойдём - побалакаем.
Они вышли из машины, поднялись по склону до небольшой ровной площадки. Отец и этот самый Реджеп обнялись, похлопали друг друга по спине. Когда-то они вместе учились в институте, потом Реджеп махнул рукой на карьеру и ушёл в чабаны. Лихие просторы ему казались милее насиженных мест. Он великолепно говорил на русском языке и тут же предложил им поесть. Отец отказался, а Игорь согласился.
Из жёлтого эмалированного ведра Реджеп наложил в кесе кучку каурмы, из закопчённого кумгана налил крутой кипяток и вручил посудину Игорю. Игорь размешал месиво лёгкой деревянной ложкой, раскрашенной хохломским узором, поднял глаза и только тут заметил собаку, лежавшую неподалёку. Она тоже была белая - как тельпек ахалтекинца. Голова массивная и широкая, хвост и уши купированы. Симпатичный, на удивление флегматичный пёс скользнул взглядом по Игорю, перевёл взор на отару и застыл, словно его загипнотизировали.
- А как зовут вашу собаку? - спросил Игорь у Реджеп-ага.
- Алабай, - ответил тот.
- Просто алабай? - удивился отец.
- Ай, Бай-Алабай! - воскликнул пастух. И засмеялся. - Зачем ему ещё какое-то имя?
Они - отец и пастух - стоя пили чай из пиалушек, раскусывая крепкими зубами каменный набат. О чём-то разговаривали. Пёс, пока произносили его имя, внимательно рассматривал Реджепа и его собеседников. Затем поднялся, ещё раз снисходительно посмотрел на троицу балаболов и, отойдя в сторону, лёг на землю, теперь уже задом к шумной компании.
- Красивая собака, - сказал Игорь.
- Красивая, - согласился с ним Реджеп. - Умная и сильная.
Отец часто повторял, что собаки, даже очень умные, не понимают разницы между словами "фас" и "анфас", но эта псина, казалось Игорю, понимала всё.
Они попрощались, спустились к машине. Игорь повернулся и помахал рукой. Реджеп-ага ответил ему таким же жестом. Алабай, стоя рядом с чабаном, внимательно наблюдал за всеми движениями отъезжающих. Удивительное дело: за всё это время он ни разу не подал голос.
- Когда я вырасту, - сказал Игорь, - у меня тоже будет такая собака.
- Чтобы собака была такой, - заметил отец, - ей нужны простор, пастух и отара.
Игорь хмыкнул, но ничего не ответил: простор, пастух и отара не входили в его планы...
Давно это было...
Тридцать лет прошло - уйма времени по человеческим понятиям, и Игорь завёл алабая. Это была сука, маленькая трёхмесячная псина - окрас белый, мочка носа крупная, чёрная, глаза круглые, далеко отстоящие друг от друга.
Бекой назвала её Лена, жена Игоря...
Увы, когда Бека выросла, она ничем не напоминала ту собаку, образ которой хранила цепкая детская память.
Прошёл год, и Игорь купил щенка. На этот раз, он чувствовал, что это тот самый пёс, о котором он мечтал долгие годы.
Кинолог, у которого Игорь приобрёл алабая, был родом из Средней Азии. Когда Союз рассыпался, аки карточный домик, он, кинолог, вывез в Россию целую помесь этой уникальной собачей породы, великолепно понимая её ценность.
- Бери, - сказал он Игорю, протягивая комочек сладко урчащего естества, в котором копилась вся первородная прелесть животного свойства. - Бери - головой отвечаю, землячок, - и за экстерьер, и за своенравие, и за повадки, непонятные чужаку и залётному ротозею...
"А, может, этот щенок от того самого Алабая, которого я видел когда-то у Реджеп-ага? - подумал Игорь. - Чем чёрт не шутит! Всё может быть"...
Кутёнок был мал, едва держался на лапках, но с каждым днём становился всё крепче пока, наконец, не стало понятно, что только к разряду неваляшек его и можно отнести - характер, да ещё какой явственно просматривался в этом огольце.
- Бари... - говорил Игорь. - Красавчик Бари...
И любовно гладил его по жёсткой шёрстке. Хотелось пощекотать за ухом, да только фантомным было это желание в виду полного отсутствия ушей.
Имя ему дала Лена, и откуда она только выуживала эти странные, неведомые, но красивые имена?..
Пришло время, и Игорь поместил его в вольер.
Вольер у Игоря был капитальный - из красного кирпича, под красной черепицей - в одном стиле с красивым любовно отстроенным домом. Передняя стенка вольера представляла собой крупноячеистую медную сетку. "Помпезное сооружение, - говорили знакомые Игорю и шутливо спрашивали: - Кто архитектор?"
- Архитектор неизвестен, - отвечал Игорь и предлагал зажечь вечный огонь в память о безымянных зодчих, почивших в этой стране. Судя по безобразным строениям, окружающим нас со всех сторон, они жили в России в невообразимом количестве.
Игорь строил вольер для Беки. Теперь он вписал в его немалое пространство вторую будку, расположив её напротив первой. В лютые морозы Бека привычно залезала в свой домик, а вот Бари никогда не позволял себе этой прихоти: его вольнолюбивое существо готово было терпеть любые неурядицы ради того привычного для животного мира состояния, которое люди именуют свободой. И даже вольер Бари воспринимал как неволю. Впрочем, когда в доме отсутствовали посторонние, обе собаки получали власть над огромным пространством, огороженным добротным кирпичным забором.
А двор действительно был большой. С десяток сосен росли по периметру участка, несколько елей - вдоль дорожки, ведущей в баню, два-три плодовых дерева, декоративные кустики... Всё остальное пространство занимал зелёный газон. Так что места было вдоволь, и Бари носился по траве, сломя голову.
- Дуралей! - говорил ласково Игорь. - Какой же ты дуралей! И когда взрослым станешь?
Дети Игоря - и маленькая Дианка, и долговязый тинэйджер Димка - обожали Бари до умопомрачения, да и как его было не любить? И даже Бека признавала его превосходство и иногда вместе со всеми любовалась этим собачьим тинэйджером.
Сосед, гинеколог со стажем (так, по крайней мере, он отрекомендовался Игорю), в первый раз увидев Бари, воскликнул:
- Это что за волкодав такой?
- Волкодав и есть, - ответил Игорь.
Едва лишь Бари (вместе с Игорем, разумеется) появлялся вне двора и произносил своё знаменитое пёсье междометие "гав!" - оно у него на все случаи жизни, окрестные собаки в ужасе разбегались по закоулкам, и только маленькая плюгавая моська смотрела на него, раззявив пасть и вывалив тряпицей красный язык - высшая степень собачьего восхищения...
Какие развлечения существуют для алабая в скученных полугородских условиях? Рыкнуть на кого-нибудь? облаять? шугнуть? Бари никогда ничего подобного себе не позволял - ну не дворняга же он, в самом деле...
Вот и придумывал развлечения на аристократический лад: ловил мышей и ел их без хруста, как французы лягушек. Только изящней - ап! - и нету. И никаких столовых приборов не надобно - вилок там разных, ножичков, салфеток...
Гонял крыс.
Однажды одна из них с испугу забралась на ёлку.
- Под белку косит, да, Бари? - сказал Игорь, оказавшись свидетелем этого происшествия. - Да только кто же ей поверит, крысе этой? Ты посмотри на её хвост - разве у белок такие хвосты?
Пёс ответил ему утробным рычанием, и столько презрения слышалось в этом звуке, что крыса сразу же поняла, что ничего хорошего из её хитромудрой затеи не выйдет. И, тем не менее, сидела на ветке, мёрзла...
Игорь ушёл, а Бари остался сидеть - ждать он мог бесконечно...
Мёртвых крыс он приносил к входной двери - той, что ведёт во внутренний дворик. Приносил и аккуратно, рядком складывал на площадке.
- Фу, какая гадость! - говорила Лена ("Гадость!" - повторяла за ней крошечная Дианка). - Ну что ты носишь сюда эту пакость? Убери немедленно! - командовала она ("Немедленно!" - кричала Дианка).
Бари смотрел на них ясным взором и недоумённо клонил голову - направо, налево, силясь понять, чего хотят от него эти странные существа женского пола: одна большая, другая - махонькая...
А потом случилось несчастье. Бари, вдруг, заболел - стал хилым, необщительным, лежал, уткнувшись мордой в кирпичную стену.
- Плохо дело, - сказала Лена, и Игорь привёз домой ветеринара.
Тот тщательно осмотрел пациента и нашёл в густом подшерстке энцефалитного клеща.
- Где он мог его подцепить? - удивился Игорь.
- В лес ходили? - спросил ветеринар. - "По опушке прошлись, - а в чащу даже не заглядывали, - ответил Игорь. - Трава, правда, была высокая". - Вот-то и оно, что высокая. Что же ты, дурачина, под ноги-то не смотрел? - обратился собачий доктор к Бари. Тот виновато отвернулся и положил морду на лапы.
Они отошли в сторону, и ветеринар шёпотом, словно пёс мог подслушать его слова, сказал:
- Поздно вы спохватились.
- Неужели безнадёжно?! - ахнул Игорь.
- Нет, конечно, но это будет стоить таких денег, что его легче усыпить, чем вылечить.
- Дешевле, - сказал Игорь.
- Что дешевле? - не понял ветеринар.
- Усыпить всегда дешевле, чем вылечить, но это не значит, что не надо лечить.
- И что будем делать?
- Лечить, разумеется, - сказал Игорь. - Сколько бы это ни стоило...
И его лечили.
Долго лечили, обкалывая дорогими лекарствами...
Прошла осень...
За ней - зима...
Наконец, Бари оклемался, окреп, начал много есть, набирая вес, и хотя высокий его зад опустился, в глазах у собаки появились спокойствие и неспешная уверенность, свойственная возрасту.
- Вот теперь он и в самом деле похож на того алабая, которого я видел в незапамятные времена в далёкой и знойной стране Туркмения, - сказал Игорь Лене. Помолчал и добавил: - Ты никому не говори, сколько денег мы потратили на его лечение. Ведь не поймут...
- Не поймут, - согласилась Лена.
И они не говорили, несмотря на любопытные расспросы приятелей и подруг.
На длинные майские праздники Игорь с женой и Дианкой улетел в Таиланд... -
и Бари затосковал...
Не мудрено: хозяин для собаки значит больше, чем жена для мужа и даже, чем муж для жены, и потому Бари маялся в своём роскошном вольере, игнорируя свежую весеннюю травку.
- Иди, Бари, погуляй, - приглашал его тинэйджер Димка, но тот воротил нос. А потом вообще лёг на землю, уткнулся мордой в кирпичную кладку. "Занемог что ли?" - обеспокоился Димка.
В день приезда родителей он вызвал ветеринара.
- Придётся начинать всё сначала, - сказал ветеринар Игорю, поспевшему в тот момент, когда доктор делая собаке укол.
- Неужели не долечили?- застонал Игорь. - И что это за напасть такая свалилась на его бедовую голову!
- Бывает, - вздохнул ветеринар, - чай живое существо. - И распорядился сутки не кормить Бари. - Пусть посидит на диете.
Алабаи едят много - до килограмма мяса съедают они ежедневно, ибо к мясу привычны - а что вы хотите, если сутками перед глазами маячат жирные курдюки? И хотя ни Бари, ни Бека никогда не видели этих самых овечьих окорочков, природные инстинкты ещё никто не отменял - нет таких послаблений в российском законодательстве.
В тот вечер ела только Бека. Бари терпеливо ждал своей очереди, но когда Игорь вышел из вольера, оставив его миску пустой, он взвыл от обиды, бросился на медную сетку и громко залаял.
- Ну, нельзя тебе, Бари, - сказал Игорь, - потерпи немного - хотя бы до завтрашнего дня.
Но Бари его не понимал. Обида захлестывала петлёй.
"Я тебя так ждал! - говорили ясные собачьи очи. - Так ждал... а ты!.. а ты!.."
Лёг на живот и пополз внутрь вольера. Скулил как маленький, и столько боли слышалось в этих звуках, что слёзы жалости наворачивались на глазах. Даже в моменты непереносимых страданий он не позволял себе ничего подобного.
Игорь не находил себе места, ходил, как неприкаянный по комнатам, что-то бубнил под нос. "И зачем я уехал в этот долбанный Таиланд!"
- Не переживай, - сказала Лена, - он сильный, он выкарабкается.
- Думаешь? - недоверчиво спросил Игорь.
- Надеюсь...
Ранним утром он вышел на площадку, спустился по лесенке, ведущей на задний двор, глянул в сторону вольера - и обомлел: зад Бари торчал из будки. Игорь понял всё, сел на ступень - и завыл. Как собака...
Похоронили его на опушке леса под белой плакучей берёзой. Привезли на машине, в багажнике. Выкопали мелкую яму - вырыть глубже мешали корни, да и зачем собаке глубокая могила? Чай, не человек...
Соловей трещал без умолка. Его любовный треск казался неуместным. Хотелось тишины и покоя. А ещё небесной благодати, голубой и бездонной.
И чтоб полоска самолёта перечёркивала бескрайнюю синеву - по диагонали.