До двадцати лет она играла с жизнью в жмурки и строила то карточные домики, то воздушные замки. Потом спохватилась - и взяла судьбу за рога, проще говоря, вышла замуж.
Муж был военным. Когда он говорил "Ать-два", ей хотелось маршировать и отдавать честь. "Вот это любовь!" - закатывали глаза подруги, но когда он погиб в одной из горячих точек нашей непутёвой родины, они угомонились и больше уже не завидовали. Зависть, она ведь тоже имеет вполне осязаемые границы - аккурат по самые её рубежи.
Несколько лет спустя, она снова вышла замуж, на этот раз за физика. Счастье продолжалось недолго: муж уехал налаживать Большой адронный коллайдер, детище неуемной человеческой мысли, и превратился в очередную элементарную частицу ("Элементарно, Ватсон", - говорит в таких случаях один из героев Канон Дойла). Носится неразличимой точкой по крутому безразмерному кругу диаметром с земной шар, непонятно, правда, по часовой стрелке или против. В коллайдере (если вы не знаете) двухстороннее движение, и раз в год случается катастрофическое столкновение, да и то по субботам - догадайтесь почему.
И с тормозами проблема - скорость-то какая!..
Потеряв супруга из вида, Сильфида Платоновна не стала отчаиваться, а взяла и развелась с ним так же, как и познакомилась - по скайпу, и зажила размеренной жизнью, о которой мечтает каждая замужняя женщина - время от времени, разумеется, пока не наберётся сил для возобновления семейных баталий.
От мужа - того, что командовал "Ать-два" и "Пли на вас!" - у неё остались квартира и дача. На квартире она живёт в холодные зимние месяцы, зато на даче царит с мартовских ид и почти что до самого нового года. Сажает цветочки, обихаживает декоративные кустики...
Благодать, да и...
"Только тогда, когда мои соотечественники будут сажать не картофель, а цветы и деревья, уверяет окружающих Сильфида Платоновна, наша страна торжественно вступит в передовые державы мира".
И всеми силами приближает это время.
Бизнес её связан с растениями. Из Крыма она в хозяйственных сумках, пряча от досмотра таможенников (времена были "незалежные"), привезла розовый миндаль, который собиралась продать на ВВЦ. Хвалится: "Только от станции метро отошла, а за мной уже на ходу - ать-два - выстроилась очередь. Распродала по дороге. А что - тысяча саженцев по пятьсот рублей - неплохие деньги. Разве нет?"
Из Средней Азии притащила кизил и касторку. Шишки маклюры раздала за бесценок.
С Дальнего Востока доставила лапчатку, иначе говоря, курильский чай и женьшень в количествах, которые не снились ни Дерсу Узала, ни потомкам писателя Арсеньева. "Китайцы в отчаянии рвали волосы на голове, - смеясь, рассказывала Сильфида Платоновна. - Почему на голове? Да потому что в других местах у них волосы не растут - во время культурной революции вывели".
Свои угодья она показывает с удовольствием - астильбу и хосту, падуб и можжевельник, барбарис и гортензию, вейгелу и симфориокарпос...
- "Как-как? - переспрашивают потенциальные покупатели.- Позвольте записать". - Сим-форио-карпос, - с лёгкостью повторяет трудное название Сильфида Платоновна. - А это моя гордость - розарий...
Розарий Сильфиды Платоновны действительно заслуживает уважения. И каких только роз не произрастает в этом на удивление компактном собрании растений: и розы вьющиеся, и лазающие, и крупноцветковые, и чайно-гибридные, миниатюрные, старые парковые, кустовые...
- Розы требуют ухода - и маленьких хитростей, крайне необходимых в условиях Средней полосы России, ну и, конечно же, финансовых затрат, - говорит Сильфида Платоновна, - но, согласитесь, розы стоят любого денежного внимания, вливания то есть...
Вообще, Сильфида Платоновна - женщина впечатлительная и слезоточивая, чуткая и отзывчивая. От второго мужа, кроме фотографий ей досталась шестиструнная гитара и любовь к авторской песне. Эту любовь она разделяет с соседом, тоже большим поклонником дилетантского творчества.
О Похаб Петровиче надо сказать особо, ибо он личность примечательная.
Похаб Петрович - националист. Говорит: "Благородному человеку свойственно ставить свою нацию выше других народов. Но только благородному индивиду. Люмпену одна хрень - своя нация, чужая. Как бабе постель". Часто повторяет: "Не гоже оскорблять свой народ, когда существуют иные". Предпочитает всё отечественное: культуру, историю, матерщину...
Обожает русскую кухню. "Шедевр русского кулинарного искусства, - говорит Похаб Петрович, - это ломтик чёрного хлеба, кусочек солёного огурца и запотевшая рюмочка водки. И что по сравнению с этим джентльменским набором все изыски мировых рестораторов?"
И многие соглашаются с ним и разделяют его политические воззрения, глядя на русскую нацию с точки зрения кулинарного превосходства.
Многие, но не все...
Похаб Петрович - известный на весь мир переводчик: однажды он так перевёл библию, что перевод тут же назвали антисемитским и занесли в перечень запрещённых изданий.
Сильфида Платоновна и Похаб Петрович симпатизируют друг другу - ненавязчиво, по-соседски. Они даже фрагмент сетчатого ограждения, увитого клематисом и каприфолью, изъяли, оставив проём, крайне необходимый для полноценного общения. Похаб Петрович так же, как и Сильфида Платоновна, прекрасный хозяин, вот только цветам он предпочитает плодово-ягодную ипостась дачного промысла. "Грош цена цветочку, если из него не произрастёт что-нибудь вкусненькое - вишенка, например, или клубничка"...
А ещё Похаб Петрович отменный бабник. Каждый вечер он вводит в дом свежую женщину, и Сильфида Платоновна, глядя из окна, с завистью рассматривает его очередную избранницу. Тихо и робко разглядывает - из-за занавеси... часто не зажигая свет...
На следующий день он, как правило, выпроводив прелестницу, жалуется соседке - по-свойски:
- Ах, дорогая Сильфида Платоновна, три миллиарда женщин живёт на планете и каждой что-нибудь хочется - ужас! ужас! И до чего же они меркантильные! Свет не видывал подобных побирушек!..
"Так долго продолжаться не может, - думала Сильфида Платоновна, ворочаясь в бесприютной постели. - Он меня не замечает. В упор не видит! Женщина я или не женщина? Нет, так дальше не пойдёт - надо что-то придумать..."
И придумала, и решилась...
Утро было тёплое, можно сказать - жаркое.
Тугие тюльпаны поскрипывали на ветру.
Девичий виноград царапал дощатый забор.
Рассыпчатая спирея невестилась под окном... -
когда Сильфида Платоновна выбралась в сад.
В руках она держала шестиструнную гитару.
- Какие новости, Похаб Петрович? - весело окликнула своего соседа.
- Да в общем-то - никаких. Хотя...
Вчера я узнал из Фейсбука о печальной судьбе моих школьных приятелей - Петрове и Петряеве из славного города Питера. Так вот один из них женился на втором, а второй, соответственно, вышел замуж за первого.
- И что?
- И всё. А разве этого мало?
- Ах, Похаб Петрович, кого удивишь сегодня подобными провинциальными выходками? Женилась... замуж вышел... Тоже мне - новости!..
Махнула рукой и запела песенку из старого чёрно-белого телевизионного фильма. Очень ей нравится эта песенка.
"Я набрала под вечер малины - пусть сладких ягод поест дружок, пусть назовёт меня он любимой, я для него сплету венок".
Алый бант на грифе её гитары топорщился накрахмаленной розочкой. Флорибундой называла она этот прелестный узелок.
- Давно хотела спросить у вас, Похаб Петрович, вы малину поливаете?
- В исключительных случаях. Когда приспичит. Пущу иногда струю по-маленькому...
- Это как?
- Да так же, как вы, только стоя...
За подобные шуточки его и прозвали Похабом. Мы тоже будем называть его Похабом, дабы сохранить это редкое, можно сказать, эксклюзивное имя в отечественной литературе. Тем паче, что имя Пахом давно уже вышло из обихода.
- Брата вашего, Сильфида Платоновна, наверняка именуют Сульфатом?
- Скажете тоже - Сульфатом... Клевещите вы нашу семью, Похаб Петрович, ой и клевещите...
А солнце припекало всё сильнее...
Птицы прятались в тени, и только дятел резво стучал по стволу, от сглазу, наверное, - как бы чего не вышло. Сильфида Платоновна поднялась со стула, наклонилась, положила гитару...
Стринги тонкие и точные, как амфибрахий, были натянуты на ней.
Похаб Петрович глянул на соседку - и потерял голос...
Отважно откашлялся - и нашёл.
- Ваш наряд сегодня, - сказал соседушка ("По погоде", - откликнулась Сильфида Платоновна), - может ошарашить кого угодно. И довести до солнечного удара: хлобысть! - и поминай как звали!
И действительно, перетянутая тесьмой, она походила на изящный презентик типа конфетной коробочки. Узенькая верёвочка убегала в промежность. Точно так же, как наша страна когда-то, устремлённая в будущее. А потом попятилась, дала задний ход - и амба.
"Классика жанра, а не жо! - думал сосед. - Белая, гладкая, продолговатая... И что по сравнению с нею круглые, карнавальные латиноамериканские задницы? Ни одного волоска на ногах - чисто русское явление! Нет, нашим женщинам эпиляция ни к чему - рекламщики только деньги тратят впустую".
Чудное голожопое существо между тем держало в руках титановую тяпку и образцово-показательно мотыжило землю. То так изогнётся, то эдак. То ножку отставит, то локон со лба сдует.
Зрелище...
Похаб Петрович ещё раз оценил матовую белизну обворожительно прекрасной соседки, нервно прокашлялся и сказал:
- В раю, как известно, много чего не хватало - дорог, автомобилей, одёжи от кутюр, яхонтов...
- Бриллиантов, - подсказала, разогнувшись, Сильфида Платоновна. Очень она любит подобные непритязательные беседы.
Так ответьте мне, уважаемая Сильфида Платоновна, с какого такого набора компонентов начиналась райская жизнь?.. Песочек, море, примитивная пальма, опостылевшая Ева, змей-искуситель - и это всё?.. Всё?!
Адама и Евочку не надо было гнать из рая - они бежали сами...
Сверкая пятками ...
- Как там у Серёги Есенина: "Я скажу не надо рая - дайте Родину мою"?
- Вот именно! - закричал Похаб Петрович. - У нас, правда, со статуей свободы напряжёнка, зато с педиками - полный ажур! Ум-ум - не хочу!
"Ум-ум" соседка оценила по заслугам: смеялась она увлекательно и задорно - так, что сиськи из матерчатого ложа выронила. Вроде как ненароком. Сказала "Ой!" и ловко - как вывих - вправила на место.
- Смотрю я на вас, Сильфида Платоновна, и думаю, безоболочное вы существо, но если рванёте - мало никому не покажется!
- Это точно! Если рвану... мало... не покажется... - сказала Сильфида Платоновна. - Нравится мне ваша фронтовая терминология. Я ведь с военной жизнью знакома не понаслышке. Я и девственность оставила на полях сражения, не скажу, что бы главных, но на счёт праздной жизни с вами категорически не согласна. Казните меня или милуйте, но это так приятно поваляться на горячем песочке, возле тёплого пенного океана, под пальмой, угодливо отдающей лакейский поклон... и кому? - нам, россиянам!
И пусть, пусть искуситель отирается где-нибудь поблизости, рядом... Да, в образе змея - все вы змеюки, как я понимаю теперь, - но искуситель!.. Вот ведь что главное - искус! И что, кроме искуса, есть сногсшибательного на белом свете?
- Ваши стринги, - решился на откровенность противник райской жизни. - Ваши стринги, Сильфида Платоновна, сводят меня с ума. Зрелище это - не для слабонервных... Отнюдь, вашу мать! - вы уж извините меня за возвышенный сленг!.. Но ведь это не гигиенично, - с трудом выговорил Похаб Петрович...
- Как-как?
- Не ги-ги-е-нич-но, - по складам повторил сосед. - Нет, я понимаю: очень приятно, наверное, когда трёт в этом самом месте... так ведь синтетика, микрофлора, геморрой - и вообще... папиллома, грибки - не скажу, что подосиновики, гонококки, стафилококки и пр., и др. до дыр - в буквальном смысле этого слова... Не говорю уже, - он понизил голос до шёпота, - об ароматах...
Сильфида Платоновна подумала-подумала - и решила не обижаться.
- А вот интересно, что носят ваши женщины? - с ехидцей в голосе спросила она.
- Трусики-невидимки и фиктивные лифчики, - честно сознался Похаб Петрович. - Все - как на подбор! И вот ведь что поражает, Сильфида Платоновна: всё у них примитивное - и сиськи, и письки. Женщины, мой друг, давно уже потеряли округлые формы и приобрели угловато-эмансипированные черты. Я иногда диву даюсь, когда они попадают в мою постель. Проснулся намедни - лежит рядышком невнятное существо. Пересчитал рёбра - и только тогда понял: женщина.
Сильфида Платоновна рассмеялась и в очередной раз простила ему его некультурную выходку...
Похаб Петрович, между тем, вошёл в дом... -
и вернулся через минуточку. В руках у него была гитара, конечно же, наша, семиструнная. Он даже в шашки играет русские - стоклеточные...
Ну, националист... Ну, черносотенец...
Сел на скамеечку, нервно ощупал струны и заиграл - просто, без изысков.
"Какой большой ветер напал на наш остров! - пел Похаб Петрович. - С домов сорвал крыши, как с молока - пену. И если гвоздь к дому пригнать концом острым, без молотка, сразу, он сам войдёт в стену"... Я, Сильфида Платоновна, вот что вам скажу, только вы меня не перебивайте, хорошо? - промолвил он, сделав паузу, а потом опять продолжил: "А шквал унёс в море десятка два шлюпок, а рыбакам - горе, не раскурить трубок. А раскурить надо, но вот зажечь спичку, как на лету взглядом остановить птичку"...
Посмотрел на соседку и предложил:
- Давайте объединим наши садовые участки и создадим единую и неделимую латифундию - такую красивую, такую неповторимую, чтобы все смотрели на неё и - завидовали... "Какой большой ветер! Ах, какой вихрь! А ты сидишь рядом, а ты сидишь тихо. И никакой силой тебя нельзя стронуть, скорей Нептун слезет со своего трона..."
- Вы что же мне в любви объясняетесь? - спросила Сильфида Платоновна. Тихо спросила, выслушав до конца несомненный песенный шедевр божественной Новеллы Матвеевой.
- Да какая любовь в нашем возрасте?! - воскликнул латифундист. - Один только голый прагматизм - интерес по-сегодняшнему...
- Вы, наверное, забыли, что я замужем? - сказала Сильфида Платоновна.
- И что вы называете замужеством? Примитивное сожительство? Вы в Бога-то верите, Сильфида Платоновна?
- Да как вам сказать, - раздумчиво произнесла соседка. - И не то, чтобы "да", и не то, чтобы "нет"... Плыву, как все, по течению... возможно, что по направлению к храму...
- Но вы, надеюсь, крещёная?
- Может быть, да, - ответила она, - а, может быть, нет... Всякое, знаете ли, было в наше атеистически скособоченное время... А почему вы мне задаёте эти поповские вопросы?
- Венчание хотел было предложить вашему вниманию...
- Ну, конечно же, да! - вскричала Сильфида Платоновна. - Да! да! да! Крещёная! Верую!..
И распахнула объятья...
Следующие десять минут они провели в выяснении отношений - лучшее, что могут позволить себе мужчина и женщина, оказавшись наедине.
Объяснялись под сенью цветущих яблонь, средь сонмища солнечных пятен и пятнышек.