А что там писано насчёт кумира? - подумал Ник. - Не сотвори себе кумира - зафиксировано во второй заповеди "Исхода".
А по определению Владимира Даля, кумир - это предмет бестолковой любви и слепой привязанности. Во как! И ещё, - тут Ник улыбнулся, - Кумир - это конь, на котором маршал Жуков принимал Парад Победы".
Они ещё раз облетели статую на вертолёте.
"Какая всё-таки мерзкая баба! И как похожа она на полицейского с вознесённой над океаном дубиной!" - решил Ник, оставив это мнение при себе, любимом: разве можно подобными мыслями со здешней публикой делиться?..
Приземлились на южной лужайке Белого дома. В Розовом саду Кэтрин беседовала с кем-то из обслуживающего персонала. Ник помахал ей рукой, она послала ему воздушный поцелуй. Проследовал в президентскую резиденцию, где в зале дипломатических приёмов встретился с госсекретарём Ричардом Центом (грош ему цена!). Ещё накануне Цент напросился на аудиенцию. Вместе они прошли колоннадой в западное крыло, вошли в Овальный кабинет и госсекретарь, удобно расположившись на диване, начал рассуждать о международном положении.
Говорил долго и нудно.
Утомлённый перелётом, Ник слушал его вполуха. Разве что не зевал. "Неужели этот дуболом напросился ко мне только для того, чтобы выдать на гора очередную порцию своих нескончаемых благоглупостей?" - думал Ник. Между тем, госсекретарь перешёл к своей любимой теме - жалких потугах недоразвитых государств стать цивилизованными странами.
- Без нас, - уверенно убеждал президента Ричард Цент, - они ни за что не справятся со своей задачей. Заложить основы демократии они могут только с нашей помощью. Как говорится, следуя нашему примеру...
- Ага, - перебил его Ник, - ради неё, этой вожделенной демократии, ну и в качестве примера, разумеется, мы и таскаем пленных по белу свету, пряча словно заначку в потаённых местах, выколачиваем признания в пользу надуманных террористических организаций...
Слушайте, Ричард, когда по-вашему мы закроем эту злосчастную тюрьму в Гуантанамо?
М-р Цент растерялся, глядел на него, вылупив глаза, не понимая смысла сказанных слов... -
и в этот момент раздался стук перстов в оконный переплёт - Кэтрин стояла за стеклом и глухонемыми жестами призывала его завершить никому ненужную болтологию, ибо знала цену каждому сказанному Центом слову, и эта цена - пенс.
- Да, да, сейчас, - ответил Ник жестами вперемежку со словами. И госсекретарь тоже догадался, что злоупотребил вниманием президента. Встал и пожелал ему приятного вечернего времяпрепровождения.
Ник подписал несколько ничего не значащих бумаг, после чего поднялся на третий (семейный) этаж главного корпуса. В президентской столовой его ждала Кэтрин.
- Наконец-то! - сказала она. - Сколько можно ждать? Я тут, понимаешь, сюрприз тебе приготовила - пельмешек налепила, а ты и в ус не дуешь, не торопишься!
- Ну, не злись, не злись, - сказал Ник. - У-у, какие вкусные! Полный отпад!
- А то нет, - согласилась с ним супруга.
После ужина они перешли в Зал договора, где, удобно устроившись, лакомились мороженым, привезённым из московского ГУМа.
- Не то, конечно, что ели в детстве, - сказал Ник, - но тоже вкусно.
- Того, что в детстве, уже никогда не будет, - сказала Кэтрин.
Потом по телеку начались новости, в которых рассказывалось об очередном школьнике, объявившем охоту на одноклассников. Вооружённый винтовкой с оптическим прицелом, он перестрелял десяток из них, даже не задумываясь ради чего.
Потом смотрели репортаж о шумной и красочной манифестации ЛГБТ-сообщества, больше похожей на шоу.
- Господи, - сказала Кэтрин, - как я устала от государства, в котором педерастические и иные столь же значимые и неотъемлемые права граждан превращены в обязанности и защищены конституцией, а сама конституция похожа на прейскурант публичного дома.
Надо заметить, что Кэтрин не хотела быть женой американского президента - чуть было дело до развода не дошло. Еле уговорил. "Я без тебя, Катенька, - сказал он ей, - ни в какую Америку не поеду - гори она синим пламенем!"
И она согласилась, заявив при этом:
"Колумб, без сомнения, дурень! Надо было открыть Америку и тут же закрыть - на переучёт. Это - по-нашему".
И Ник зауважал её больше прежнего: редкая русская женщина откажется от подобной блистательной перспективы.
Потом они смотрели репортаж об очередном угонщике автомобиля.
- Угон, - сказал Ник, - это норма в сегодняшней Америке, а полицейская погоня - национальная забава.
"Погоня, погоня, погоня в горячей крови", - напела Кэтрин.
Тридцать две полицейские машины, участвующие в преследовании преступника, насчитал он. Тридцать пять насчитала она...
Пришло время ложиться спать. Так уж повелось, что ночевали они в разных спальнях - Ник в Президентской, Кэтрин - в Королевской... -
и потому:
- Где ночуем? - спросил Ник. - У тебя или у меня? - "А давай на нейтральной территории?" - Где именно? В Белом доме 16 спален. - "Сколько?!" - Шестнадцать. В спальне Линкольна провести ночку не желаешь? - "Почему нет?" - А призраки не пугают? Говорят, Авраам любит по ночам посещать свою опочивальню. - "С тобой я ничего не боюсь". - Тогда замётано.
- Ну, я пошла, - сказала она через некоторое время. - И попрошу не опаздывать: призраки, конечно, прелюбопытная субстанция, но иногда фантомная сущность имеет обыкновение материализовываться в самом что ни на есть безобразном виде.
- Надо же, какие у тебя познания! - сказал Ник.
- Ах, - сказала Катенька, - ты всегда, мягко выражаясь, меня недооценивал, и даже теперь, когда я своей улыбкой прикрываю твои тылы.
Улыбалась она вообще-то искусственно, как и положено первой леди, но все почему-то считали её натужную гримасу обворожительной.
Ник позвонил в службу охраны, сказал, что ложится спать. Хотел сказать "юхлай", но сообразил, что его не поймут - не те люди берегут покой первостатейной особы американского государства.
- Ночь проведу в спальне Линкольна, - сообщил он собеседнику. - "Охранники будут передислоцированы в соответствии с вновь возникшими обстоятельствами, - сухо ответил собеседник. - Спокойно ночи, мистер президент"... -
и в этот момент, как всегда не вовремя, позвонила мама из далёкого, очень далёкого уральского города Челябинска.
- Коленька, как ты там? - с волнением в голосе поинтересовалась она. - Никто не обижает?
- Кто меня обидит, тот дня не проживёт, - ответил Коленька.
- У вас уже вечер? - спросила она. - "Ночь", - ответил он. - А что вы кушали? - Это её традиционный вопрос. - "Пельмешки". - Слава те, Господи, ну наконец хоть что-то удобоваримое поели! А кто лепил? - "Катя". - Катя? Удивительное дело - и это при наличии пяти шеф-поваров, о которых ты мне рассказывал! Не слишком ли жирно они живут - эти самые повара?" - Слишком, - согласился Коленька, - но что же делать, если они понятия не имеют, что такое пельмени и с чем их едят. Один из них, правда, похож на китайца, но нам не хочется вкушать восточный контрафакт.
"Ещё пять минут - и Катя меня с какашками съест", - подумал он в этот момент и постарался перевести разговор на другую тему - только для того, чтобы его, разговор, окончательно и безоговорочно завершить:
- Сама-то как? Ноги не болят?
- Болят...
- Ну что ты ерепенишься? Сколько можно уговаривать тебя прилететь в Штаты? Покупай билеты и немедленно вылетай. Немедленно, слышишь? Хочешь, я за тобой самолёт пришлю?
- Ага, ты ещё эскадрилью пришли, В-52 и парочку "Дугласов".
- Да, пожалуйста, хоть завтра. Выслать?
- Что я потеряла в вашей занюханной Америке? - спросила мама.
- Не в "вашей", а в "нашей", - сказал Коленька.
- Ну, уж нет, - не согласилась она. - Ты меня к этой затхлой стране не примазывай.
- Не ёрничай, прошу тебя, - вздохнув, промолвил мистер президент. - Прилетай. Я к тебе лучших докторов приставлю - они твои ноги мигом вылечат. А потом покажу Америку - статую Свободы-поджигательницы, Ниагарский водопад, Великие озёра...
- Тьфу, на вашу свободу! Тьфу на ваш водопад! Тьфу на ваши озёра - и на Верхнее, и на Гурон, и на Мичиган, и на Эри с Онтарио...
"Вот оно - советское образование! - подумал Коленька. - Меня расстреляй - я эти пять наименований не запомню!"
- Ты мне когда-то Байкал обещал показать, - продолжала между тем укорять старушка из далёкого, насквозь уральского города своего непутёвого сына. - Слово своё, тем не менее, не сдержал и, кажется мне, не собираешься.
- Обязательно покажу, - заверил её Коленька, - как только срок моего президентства подойдёт к концу.
- Свежо предание, да верится с трудом, - сказала мама. - Спокойной ночи, сынок. До завтра...
Катю в спальне Линкольна он увидел не сразу: она сидела на подушках под сенью куцего балдахина и указывала рукой куда-то в угол.
- Что случилось? что?
- Там, - сказала она, - Линкольн.
- Где - там? - спросил он, направляясь в угол. - Здесь? Никакой это не Линкольн, это всего-навсего Черчилль. - "Черчилль?" - Черчилль, а кто же ещё? Уинстоном его зовут. У-ин-сто-ном. - "Да знаю я, как зовут этого мудака! - сказала Катя. - Выгони его". - Кыш, несознательный мышь! - сказал Ник.
- А теперь, - молвила она, когда он приблизился к ней, - а теперь скажи-расскажи, пожалуйста, почему ты так долго не приходил?
- Мамуля меня задержала своим несносным телефонным разговором. Ты же знаешь её обыкновение - звонить в самый неподходящий момент. Часовые пояса она, видишь ли, путает.
- Если б только пояса, - сказала первая леди...
Супружеское соитие в эту ночь изобиловало новыми деталями: и воздух был жарче самума, и восклицания отличались оригинальностью. Сколько междометий издаёт женщина в патетические моменты! Не счесть.
Потеря стыда наедине с мужчиной есть высшая степень доверия прекрасной половины рода человеческого...
А потом наступила усталость, и они повернулись к друг другу спиной.
- А, знаешь, о чём я подумала, увидев тебя в Овальном кабинете? - спросила Катя, засыпая. - Как неудачно расположен твой рабочий стол: сидеть спиной к окну - не лучший вариант.
Тут она права, подумал он и улыбнулся, вспомнив её реплику, когда она в первый раз зашла к нему в эту знаменитую комнату: "Здесь, значит, они это самое... Нашли место! Лучшего не было?"
Видимо не было...
Николай Ильич вышел на станции метро "Лубянка", прошёлся по Мясницкой мимо магазина "Библио-Глобус" и далее до ресторана "Му-му", повернул в Кривоколенный переулок, вошёл в подъезд одного из бывших доходных домов, перестроенных на современный лад, поднялся на второй этаж и остановился на лестничной площадке напротив добротной двери, отделанной под дуб.
"Сон золотой" было выгравировано на медной табличке. Ниже той же лёгкой прописью, но более мелкими буквами можно было прочесть строки из знаменитого стихотворения Беранже: "Господа! Если к правде святой мир дороги найти не умеет - честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой".
Николай Ильич нажал кнопку звонка... -
и ему тут же отворили дверь. Судя по всему, его ждали. Молодая, но уже сухощавая, как старушенция, женщина проводила его в кабинет руководителя заведения.
Аркадий Геннадьевич поднялся навстречу.
- Рад видеть вас, - сказал он, - рад видеть и приветствовать ныне, и присно, и во веки веков.
- Аминь, - ответил Николай Ильич.
Они сели в кресла друг против друга.
- Чай? Кофе? - предложил Аркадий Геннадьевич.
- Кофе, без сахара, - сделал выбор Николай Ильич.
- И мне то же самое, - сказал руководитель заведения, глядя в лицо женщине сухощавой, как старушенция.
- Ну и что скажете о своём путешествии в царство Морфея? - спросил Аркадий Геннадьевич у собеседника.
- Что думаю, то и скажу, - ответил Николай Ильич. - И все характеристики мои будут в превосходной степени. Точные, хорошо запоминающиеся детали до сих пор томятся в памяти моей, словно видел я их воочию - и статую Свободы-пироманки с высоты птичьего полёта, и бункер под Восточным крылом Белого дома, и пуленепробиваемые окна, и кучу снайперов на крыше президентской резиденции, и зал дипломатических приёмов, и спальню Линкольна...
- Линкольна?
- Именно, именно! И мою очаровательную супругу Катеньку...
Я, честно признаться, до сих пор не женат.
И настырную маменьку из уральского города Челябинска...
Мама моя была москвичкой и умерла несколько лет назад.
В этот момент в комнату вернулась женщина амбивалентного свойства и щедро наделила присутствующих чёрным кофе. Николай Ильич благодарственно улыбнулся и продолжил описывать памятные впечатления минувшей ночи:
- Ну, а в общем и целом, сон был замечательный. Мечты о подобном приключении не давали мне покоя долгие годы. И вот, что удивительно, это был сон с первой попытки. Точность попадания изумительная, как говорится, в десяточку, тютелька-в-тютельку. Как вам это удаётся? Неужели каждый раз?
- Нет, ну бывают, конечно, сбои, не часто, но бывают. Не могут не быть, но вам - подфартило, и я искренно рад, что вы довольны.
- Более чем, - сказал Николай Ильич. - Готов подтвердить сие в письменном виде.
- В таком случае будьте любезны подписать соответствующую бумагу. - сказал Аркадий Геннадьевич и кивнул головой амбивалентной мадаме, и она тотчас выудила из папки заранее подготовленный акт выполненных работ. Николай Ильич взял ручку, но, прежде, чем поставить подпись, предупредил Аркадия Геннадьевича, что имеет ряд деловых предложений, расширяющих палитру совместных действий.
- К слову сказать, я премного благодарен вам за это помещение, - промолвил Аркадий Геннадьевич.
- Ах, оставьте! - сказал Николай Ильич. - То ли ещё будет...
И наконец-то подписал искомую бумагу. И опять щедро, от души расплескал эмоции:
- Сегодняшняя фармацевтика творит чудеса: крошечная таблеточка - и на тебе - ворох незабываемых впечатлений!
- Так уж и ворох?
- Ворох, ворох! Не скромничайте. У меня, честно признаться, не было полной уверенности в удачном завершении нашего эксперимента, тем приятней, что ошибся...
А теперь вернусь к сути моих предложений.
Я считаю, что перечень объектов для сновиденческих путешествий необходимо расширить, включив в него кроме Белого дома Букингемский дворец - официальную резиденцию британских монархов, королевский дворец в Стокгольме, дворец де ла Сарсуэла, в котором живёт испанский король Филипп со всей своей фамилией. А для Белого дома в Вашингтоне считаю необходимым предложить потенциальным клиентам инаугурационную ночь. За повышенную плату, разумеется.
- Инаугурационную?
- Ночь после инаугурационных мероприятий. Такая ночь сродни первой брачной. Думаю, что она превосходит её во многих, ни с чем не сравнимых ощущениях. И, если расширить перечень, о котором я веду речь, мне наверняка удастся подсадить на эти замечательные сны своих деловых партнёров и приятелей...
На том и порешили. Через некоторое время Николай Ильич попрощался и покинул заведение, культивирующее золотые сны, в прекрасном расположении духа.
- А почему, - спросила амбивалентная женщина, глядя в окно, - он передвигается на общественном транспорте и пуще того - пёхом?
- Говорит, что ему надоели секьюрити, - сказал Аркадий Геннадьевич. - Хочет чувствовать себя обычным смертным, не отягощённым ни излишним окружением, ни наворотами. Очень скромный и здравый человек, без казусов и закидонов. И как же он отличается от других подобных ему богатеев!
Ах, Варенька, если б ты знала, как много на свете тех, кто мечтает очутиться в альковах королей и президентов!