Груш в этом году уродилось видимо-невидимо, больше, чем листьев в саду. Гроздьями висят...
У соседей молодые деревья ветви теряют, не выдерживают они подобной тяжести - ломаются. Мои груши умные, опытные: они предусмотрительно сбрасывают лишние плоды. Понемногу сбрасывают - по одной, две тележки в день. Вкупе это пять - десять вёдер. И сбрасывать они будут ещё недели две - вплоть до первого сентября.
Я убираю падалицу каждый божий день - с газона, с бетонированной площадки перед домом, выковыриваю из розария, из горшков, густо развешанных на деревьях...
Веерными граблями, щёткой с длинной ручкой, совком и просто пальцами...
Опасное занятие: падалица буквально усыпана роем жужжащих пчёл.
Неужели тебе нравится это нудное неблаговидное занятие, спрашивают у меня знакомые. Я отшучиваюсь и, пытаясь разнообразить объяснения, ухожу от прямого ответа, который кажется мне пафосным и претензионным, хотя, в принципе, прост, как вся наша жизнь, ибо никогда мне не думается так свободно и легко, как в эти часы...
Редкое явление в средней полосе России случилось этой весной: во время цветения не было ливневых дождей, смывающих животворную пыльцу, а после образования завязи - заморозков. И вот результат - исключительное изобилие.
Груши падают с грохотом, стучат, звенят - о лист оцинкованного железа, положенного на мангалку. Расплющившись, оставляют разноцветные, радужные кляксы на каменных ступенях и бетонной отмостке, оббегающей дом. Со временем пятна выцветают, смываются дождями и ливнями, но приходит осень - и новые радужные отметины расцвечивают площадку перед домом и каменные ступени парадного крыльца...
Достойнейшая жизнь - растительная. Фауна ей в подмётки не годится.
Деревья и кусты для меня живые существа, современники - и те, которые росли до того, как я появился на белый свет, и те, которые посажены мною.
Эти не предадут - никогда и ни за что.
Как-то решил подсчитать, скольким кустам и деревьям подарил жизнь - и сбился со счёта. Я, сугубо городской житель, только виноградников посадил десятка два километров - с помощью меча Колесова. И сотни, нет - тысячи плодовых деревьев - в будущих совхозах Гурской долины, когда туда пришла вода Каракумского канала. Школьником сажал, студентом, а потом, после окончания института, обеспечил электроэнергией весь Гяурский район на долгие-долгие годы.
И сколько раз потом, проезжая мимо на автомобиле или поезде, с родительской гордостью взирал, как виноградные лозы, опираясь на бетонные шпалеры, ровными рядами выстраивают в мою честь почётные караулы.
Красивое зрелище, кстати.
До меня они уже десяток лет не цвели. Многочисленная корневая поросль, засыпанная строительным мусором, потребовала титанических усилий. Помнится, я кузов битых кирпичей выкорчевал из колючих зарослей...
И что же?
Груши ранней весной отблагодарили меня таким буйным цветом, что все соседи ахнули: что это с ними? Да и сам я был в неописуемом восторге. Несколько дней во время цветения окупают в моём восприятии многочисленные заботы, связанные с содержанием деревьев.
Высокие, пирамидальные.
Мне мои груши тополя напоминают - те, какие в Ашхабаде росли посреди улицы Октябрьской до той поры, пока в город не пришла амударьинская вода, и все деревья моего детства - и пирамидоши, и белая акация, и карагачи - канули в лету. Высохли.
Сколько лет этим грушам? Трудно определить. Ветхие старушки, мои соседки - справа, слева - вспоминают, как в детстве резвились на качелях, привязанных к ветвям молодых тогда деревьев.
И были они, когда я купил этот дом, вровень с коньком двухэтажного здания. Я специально отходил подальше, присматривался, примерялся.
Теперь, пятнадцать лет спустя, они метров на семь или восемь возвышаются над крышей и представляют собой великолепные естественные молниеотводы, защищающие дом во время грозовой деятельности. Об этой особенности пирамидальных груш я никому не рассказываю: зачем посторонним людям знать, какую важную роль играет красота в обеспечении безопасности домашнего очага?
С детства люблю груши. Таня обожает яблоки, а я - груши. И каких только груш не ел в своей жизни, и все они, в конечном счёте, были мне по нраву. а вот терпкую на вкус черномяску терпеть не могу.
Полная тачка - вёдер пять. Продавать? Какой из меня продавец! Везу в отвал - так именую я компостную яму.
Этот год выдался удачный - уродилось всё, о чём только можно мечтать: и малина, и смородина, и слива, и яблоки...
Ребята в этом году затеяли ремонт нашей московской квартиры. Таня, разумеется, контролировала процесс и большую часть времени проводила в столице. На мои плечи легли заботы о дачном хозяйстве, о девяностолетней тёще, а также о сборе и утилизации урожая.
Главный продукт летнего апофеоза - варенье, в первую очередь малинового. У нас на участке два малинника, которые не требуют большего труда - обрезка отживших побегов, пожалуй, главная из забот. Малиновое варенье мы храним в банках ёмкостью 250 - 500 мл и используем в основном, как лекарство при простудных и иных респираторных заболеваниях. Закрываем много из расчёта на два года, потому как малина радует изобилием не каждое лето. Стоит кому-нибудь заболеть - и ему сразу же выделяется индивидуальная склянка: лечись - не хочу.
Второе по значимости варенье - смородиновое. На участке произрастает двадцать пять кустов чёрной ягоды, не считая красную, белую и розовую, и потому всю зиму я пью смородиновый напиток, погружая чайную ложку варенья в любимую синюю кружку из магазина "Икеа". Чашку за чашкой поглощаю, чередуя с зелёным чаем, - эх, хорошо! Добавляю в овсяную кашу - основной мой утренний завтрак, и она - каша - из гнетущей обязаловки превращается в изумительной по вкусу питательный продукт.
Как-то одну из баночек со смородиновым вареньем мои знакомые вручили своему приятелю, проживающему в Барселоне. Испанец пришёл в неописуемый восторг - варенье смутило его рассудок. Он расходовал его по ложечке в день, не знаю уж добавляя в чай или кашу, растянул удовольствие на несколько месяцев, а, когда оно всё-таки кончилось, слёзно умолял прислать ему ещё баночку, потому как пристрастился к этому варенью и не представляет жизни без сего тонизирующего продукта. Я, разумеется, сжалился над ним и передал ему очередную стекляшку. Столь же трепетно он возлюбил нашу гречку, культура которой оказалась вне гастрономических пристрастий этого несчастного, как я теперь понимаю, в гастрономическом отношении народа. Наезжая в Москву, он гречкой и питается во всех разнообразных для этой зерновой культуры формах.
Сливовое и вишнёвое варенье в этом ряду занимает второстепенное место, хотя и готовится нами не менее обильно. Один из сортов сливы, похожей на алычу, Таня замораживает и впоследствии добавляет в супы (рисовый, в частности), в изготовлении которых большая мастерица.
Вчера съездил в Москву. Таня к моему визиту окрошку приготовила. Сыновья подтянулись, чтобы со мной пообщаться. Сидели мы, окрошку хлебали. Я несколько тарелок осилил. Потом сбросил на литературные сайты очередной рассказ (от интернета в своём деревенском доме я отказываюсь категорически) и спустя три часа отправился в обратный путь...
Яблок в этом году уродилось больше, чем в прошлые годы, и практически каждое утро я собираю на подстриженных лужайках лучшие из них, складываю в два оцинкованных ведра, мою под краном, после чего начинаю готовить к сушке. Ставлю на бетонной площадке перед домом передвижной столик, над которым в своё время изрядно потрудился - поначалу обработал морилкой, а потом покрыл акриловым лаком. Выношу скамью, купленную мною при любопытных обстоятельствах. Проезжая как-то через посёлок Коллонтай Малоярославецкого района, я увидел возле одного из домов несколько скамеек выставленных на продажу. Заинтересовался. Переговорил с продавцом, молодым парнем, организовавшим производство в собственной мастерской, с которой, кстати, я тут же и ознакомился. Мастерская произвела на меня впечатления: несколько небольших, с умом подобранных станков, составляли её сущность. Прекрасно выполненные столярные изделия тоже привлекли внимание и, в конечном счёте, я приобрёл одно из них - эту самую двухметровой длины скамью. Ни по цене, ни по качеству невозможно было сравнить её с дорогими дешёвками, которые я видел в московских торговых центрах. Обработанная алкидным лаком, применяемым для отделки деревянных деталей морских яхт, скамья обольстила меня элитным блеском, с явно выраженным эффектом подспудного свечения. За пятнадцать прошедших лет скамья не утратила ни своих технических свойств, ни эстетического изящества.
Ставлю на стол эмалированный таз...
Наливаю воду...
Растворяю в воде чайную ложку лимонной эссенции - для того, чтобы яблочные ломтики при сушки не темнели... -
н начинаю разновеликими ножами расчленять спелые плоды.
В сушилку помещается ровно два ведра обработанных яблок. Выудив их из лимонной купели, я раскладываю своеобразные дольки на лёгких поддонах, после чего помещаю эти поддоны (в количестве шести штук) в электрическую сушилку. Через каждые четыре часа меняю расположение поддонов - и так почти сутки.
Ссыпаю высушенные дольки, похожие на лепестки неведомого тропического растения, в наволочки, которые будут храниться в небольшой и уютной (по зимним меркам) газовой котельной.
Таня, каждый раз отправляясь в Москву, берёт полотняный мешочек и вкушает в дороге с большим удовольствием эти своеобразные чипсы. И даже потчует ими случайных попутчиков, если они проявляют интерес к этому сорту сухофруктов.
Падают груши. Одна угодила мне в плечо, вторая расплющилась о скамью рядом со мною. Ревнуют меня они, наверное, к коричному, антоновке и белому наливу - им, в отличие от яблок, уготована иная, незавидная участь...
Хотя...
Подошёл алкаш, непонятно как оказавшийся в нашей деревне. Случайный человек. Все алкаши в нашей деревне или вымерли, или переквалифицировались в управдомы. Пьяниц днём с огнём не найдёшь - все люди при деле.
Подошёл, постучал в ворота.
- Мужик! - кричит. - Разреши с земли парочку груш подобрать.
- Зачем же с земли? Рви с деревьев.
Роскошные, изнемогающие от свинцовой тяжести ветви дугообразно свисают через дощатый забор.
- Слушай, а можно я целлофановый пакет наберу?
- Да хоть два - мне не жалко.
- А меня всего один.
- Сейчас я тебе ещё вынесу.
Вынес. Набил он оба пакета. Попутно груши ест: берёт за хвостик - и в рот. Ап - и нету груши. Только косточки выплёвывает. "Знатный закусон", - говорит...
И он не первый, и, надеюсь, не последний, кто просит разрешения позаимствовать чуток из созревшего изобилия. Едва ли не каждый день подходят местные жители с подобной просьбой - кто для компота, кто для сушки на зиму, кто для того, чтобы порадовать детишек.
И вот ведь какое дело, никогда не возьмут без спроса. Даже если на земле валяться будет вожделенная штуковина. В этом отношении сельская культура до сих пор сказывается. Частная собственность для местного люда священна. Чего, впрочем, не скажешь об общественной, колхозной принадлежности, например. Тут не до этикета, особенно после того как ОБХСС ликвидировали.
В середине лета я зачеренковал с десяток веточек чёрной смородины. Нашёл для них подходящее местечко, выкопал ямы, ссыпал в каждую по несколько тачек навоза и пристроил, как говорится, племя молодое, многообещающее в надежде на то, что через три года сниму с новоявленных кустиков обожаемую мною смородину. Посадил - и мысленно пообещал ухаживать за ними по мере сил.
Хватило бы здоровья, а именно его мне в последние годы как раз и не хватает. В отличие от ягодного варенья...