А вы, друзья, как ни ложитесь, всё Дягилеву не годитесь...
"Улыбкой гномика" именовалось заведение. Дягилев в цилиндре украшал вывеску. Буква "н" в названии была зачёркнута красной линией, тонкой настолько, что не вызывала скорбных чувств даже у самого оголтелого члена этого самого гомосообщества.
Если б всё в нашей жизни преподносилось столь же мягко и ненавязчиво, мы б давно уже развалились. А так живём, крутимся помаленьку и даже здравствуем на зависть врагам и глумливым соседям...
Лесенка не узкая и не широкая - всего-то двенадцать ступенек - ведёт в подвал, ранее именуемый цокольным этажом. Массивная дубовая дверь окантована железной полосой, крашенной печным лаком. За дверью ещё несколько, теперь уже широких ступеней. Слева от входа сияет медью цитата Кузмина, выполненная выпуклыми буквами: "Отбросим женские привычки", справа стоит изящный столик, на котором покоится свежий тираж печатного издания для геев "Вброд". Эпиграф-загадка журнала ненавязчиво приглашает к раздумью: "Как перейти реку, не замочив уда".
Два портрета Константина Сомова, расположенные на противоположной от входа стороне, изображают мальчиков с растревоженными лицами и телами... -
и, наконец, просторный зал. Столики, разбросанные абы как, легко выстраиваются в сплошную банкетную линию...
Но не в этот раз. В этот раз всё было, как обычно.
Сёма и Мишель сели за столик под сенью искусственного апельсинового дерева с созревшими плодами.
Сёма взял ножницы, пару раз клацнул ими, проверяя надёжность строгального инструмента, и ловко срезал один из оранжевых шаров. Положил шар на блюдце, ножницы - на серебряный поднос и сказал приятелю:
- Вот за что я люблю это заведение, так это за смекалку и меркантильную настырность. Ведь каждый день подвешивают свежие апельсины! Дались им эти цитрусовые!
- Напомни, что мы ели в прошлый раз? - спросил Мишель.
- Неужели забыл? Нечеловеческие яйца - под майонезом.
- Ах, да, - сказал приятель, открыл тяжёлую кожаную папку, в тенетах которой уютно пряталось цветное меню. - Так, что тут у нас? - сказал он и бегло прочёл: "Устрицы под острым соусом. Жареные улитки. Суп из морских котиков, ракушек, ежей и рыбацких крючков, которые следует обсасывать". Ростбиф "На паях". Алкогольный напиток "Весёлый котильон". Котильон, котильон - что такое котильон? Знакомое слово...
- Танец такой. Адская смесь чего-то с чем-то. Сборная солянка: кадриль, мазурка, полька, вальс. В общем, винегрет...
- Ну и хрен с ним - с котильоном. Читаю дальше. Спаржа "Среднерусская". Виноград величиной с голубиное яйцо. Торт революционный "Бастилия". Салат "Беловежская пуща" из серии "сама садик я садила, сама буду поливать". Коктейль "Душа в душу". Вино из Нового света. Слушай, и как мы жили без Нового Света?
- Не жили - тужили и тужились, - ответил Мишель.
И оба, наконец, увидели официанта.
"Уважаемый!" - крикнул Семён и подозвал его согнутым пальцем.
"Уважаемый" подошёл и услужливо - согласно лакейскому этикету - уставился на посетителей.
- А бычки у вас есть? - неожиданно даже для себя спросил Мишель.
- Бычки у нас заказывают загодя
- Жаль, очень жаль...
- Ты бы ещё тюльку попросил или кильку в томатном соусе, - сказал Сёма.
- Ну, кильку - не кильку, а от глоссы я бы не отказался.
- А пельмешек не желаете? - предложил официант. - Я, когда нервничаю или волнуюсь, пельмени начинаю лепить. Во вне рабочее время, разумеется. Один раз пятьсот штук слепил - и даже не заметил как. Пересчитал и удивился: неужто это я сотворил?
- Голуба моя, да за кого ты нас принимаешь, предлагая пельмени? - воскликнул Миша. - Хинкали - ещё куда ни шло, или манты, но пельмени!..
- Действительно! - негодуя, произнёс Сёма. - Ты в своём уме? Мы и пельмени - две вещи несовместные, как гений и злодейство.
- Обидел ты нас, голуба. Разве мы похожи на людей, которые любят пельмени?
- Ну и зря, - сказал "уважаемый". - Ручная работа всё-таки, не какой-нибудь ширпотреб. Качественные пельмени. Домашние.
- Слушай, замолчи, а? Неужели не понял. Ладно, не мешай. Дай определиться.
Официант потупил голову и послушно отошёл от стала.
- Занятный мальчонка! - улыбнувшись, промолвил Сёма. - Из новеньких что ли? Что-то я раньше его не замечал.
И они погрузились в неспешное изучение меню. Времени у них было непочатый край. Собственно говоря, они и пришли в заведение, чтобы провести его с чувством и расстановкой. Иногда, правда, поднимали глаза, рассматривали зал, картины, шаржированные рисунки, развешанные на одной из стен и, разумеется, посетителей, волей-неволей обратив внимание на одного из присутствующих, голос которого был тяжёлым, как надгробная плита, и радужным, как только что вымытое небо.
Закончив изучение меню, они опять подозвали официанта.
- Челентано! - крикнул Миша.
Официант послушно приблизился и вежливо осведомился:
- Почему Челентано? - "А похож". - Вообще-то меня Алексеем зовут.
- Значит так, Алексей, - сказал Миша. - Записывай: на первое щи "Богохульные", на второе - дупель "Непотребный"... - "Мелкотравчатый"? - Мелкотравчатый. Далее: рогалики святотатственные, фаллические. Ну и яйца, на этот раз нумерные, ядрёные, в винном соусе.
- Вы, как в столовке заказываете - первое, второе, третье...
- А это, чтобы ты именно в этой последовательности принёс, и не устраивал самодеятельность, понял?
- Замётано, - сказал "мелкотравчатый" и повернулся к Сёме: - Слушаю вас.
- Мне что-нибудь попроще, не такое претензионное, как у некоторых, а именно: окрошку "Крамольную", тефтели "Кощунственные", салат "Гомосексуальные забавы", а на десерт "Улыбку гомика". - "И всё?!" - И всё. - "А как же наше фирменное блюдо?" - Это какое? - "Как какое? как какое? - "Голубая щука", разумеется". - В следующий раз отведаю, - ответил Сёма. - Ты к следующему разу щучью икру припаси. - "Щучью?" - Её самую - ту, что Иван Грозный обожал. - "Щучья икра у нас завсегда в наличии - даже не сомневайтесь". - Верю, голуба, верю... Ну, беги, исполняй задание, чичиряка! Прошмандовец ты эдакий!
- Подождите, а пить вы что-нибудь будете?
- Молодец, что напомнил. Водка польская под названием "Жидовская" есть?
- У нас есть всё, что вы ни пожелаете, - доверительно сообщил "уважаемый".
- Ага, - засмеялся Сёма. - И даже приключения - на собственную задницу?
- А то нет, - заулыбался голуба. - Задница - это святое. Сколько водки? Бутылочку?
- Ну мы же не извозчики, чтобы бутылками пить. Двести грамм хватит, Мишенька?
- Двести пятьдесят, - ответил друг сердечный.
- Как делить будем, золотце?
- Как-как - поровну, естественно. По-братски.
- Вот за что я тебя люблю, так это за социалистическую сущность бытия и неискоренимую тягу к равенству и справедливости. Пельмени тебе надо кушать, чтоб совсем уж русским стать.
- А вы прикольные! - сказал, вдруг, "голуба". - Нет, правда: у меня давно уже не было таких прикольных клиентов.
- Знай, сверчок, свой шесток, - сказал, как отрезал, Сёма, а Мишенька полюбопытствовал:
- А что у тебя к водочке есть?
- Сёмга, осетрина - и всё-всё-всё, что ни пожелаете.
- Грибочков хочу. Боровичков крепеньких, с лучком, маслицем и капелькой уксуса
- Организуем, - сказал петя-петушок. - Будут вам боровички.
- И ещё, Алексей! Сделай музыку. - "Какую?" - Элтона Джонса желательно. Ту самую, что посвящена его ангажированному приятелю.
И действительно через некоторое время зазвучал голос Элтона Джонса.
- К нам такие люди ходят, - говорил между тем Алексей, накрывая на стол, - вы даже не представляете какие! Пенкин, Моисеев, Виктюк... Пять генералов, в том числе двое из ВДВ. - "Десантники?" - Ага. Три депутата Государственной Думы. - "Какого созыва?" - Тут я вам ничего конкретного сказать не могу - не в ладах я с созывами.
- А вот скажи, додя: Гоголь наш человек или не наш? - "Вроде, как наш, но точно не знаю, и спросить не у кого. Говорят, он в последний раз хаживал сюда сразу после революции, а потом уехал за границу и не вернулся". - А кто он, этот Гоголь? - спросил Мишель, подмигнув Сёме. - "Писатель. Очень даже известный. Нобелевский лауреат". - Двукратный? - "Нет. Двукратным был Бродский - сначала под фамилией Пастернак, а потом уже под своей собственной, американской. Нобелевских лауреатов в нашем заведении не привечают, - совсем уж разоткровенничался додик, - не тот масштаб, знаете ли, по сегодняшним меркам". - Не тот? - "Не тот".
- А сейчас кто-нибудь из знаменитостей есть в зале? - спросил Сёма.
- А как же, - ответил петя-петушок. - Господин Лотман, например. - И кивком головы указал на посетителя с тяжёлым, как надгробная плита, голосом.
- Из Содома? - спросил Сёма.
- Почему из Содома - из Одессы, - ответил Алексей и, понизив голос, добавил: - Там сейчас очередной морпорт продают - по дешёвке. Я слышал, как он с приятелем обсуждал этот вопрос. Не хотите купить?
- Надо подумать. Там сейчас вся страна продаётся на слом, можно сказать - даром. И кто такой - этот Лотман - пушкинист?
- Нет, не пушкинист, но, судя по всему, поэтическая натура. Интересуетесь, чем владеет? - И начал перечислять: - Музеем современного искусства, литературно-художественным обозрением "Вброд". - "Тем, что на входе?" - Тем самым, доходными домами, гостиницами, магазином "Лот", некоммерческой организацией "Лот и Ко"...
- Под компанией, видимо, подразумеваются дочери. Слушай, а женщины ваше заведение посещают?
- Ну что вы! - возмутился маэстро. - Женщины - это грех. Ещё ни одна женщина не переступала порог нашего заведения.
- Даже случайно?
- Даже случайно. Нет, ну был один эпизод, когда некая любопытная особа попыталась было пересечь демаркационную линию, но мы общими усилиями вытолкали её вон!
- Взашей?
- Форменным образом - взашей. У нас, как на горе Афон, женщинам не место.
- Интересно, возможно ли создание государства, где бы не было женщин? - спросил Сёма у Мишеля
- А почему нет? - ответил Мишель.
- Ну, а во всемирном масштабе - возможно?
- Во всемирном? Нет, во всемирном масштабе невозможно, ибо куда от них денешься. А убивать общественное мнение не позволит.
- Почему же обязательно убивать? Можно ссылать куда-нибудь подальше, в Австралию, например...
- Или Антарктиду!
И опять вернулись к разговору о нашей ветреной соседке.
- Чувствую я, что Одесса скоро сменит пол и будет, как некогда, "Адест", - сказал Мишель. - Вот ведь как бывает, Сёмочка: хотели из Украины витрину для России замастырить, дабы смотрели на неё москали и завидовали. Ан не получилась. Пародия это, а не витрина. А как хотели утереть России нос! ах, как хотели! Идея-фикс Бориса Абрамовича и доблестных российских олигархов. Мудачьё! Боже, какую сволочь ты наделил деньгами!
И опять подбежал Алексей, и опять предложил нечто необычное:
- А не хотите ли вы, - сказал он, - чтобы вас нарисовали и повесили вон на ту стену вместе со всеми?
- Может нам действительно нарисоваться? - озадачился Мишель. - Хотя, если честно признаться, мне эта пародийная манера совершенно не нравится.
- Мне тоже, - сказал Сёма.
Алексей разлил водку и поинтересовался:
- А дисконтная карточка у вас есть?
- Вот чего нет, того нет.
- Будет, - пообещал Алексей. И удалился, пожелав приятного аппетита.
Приятели подняли тяжёлые, рифлёные рюмочки.
- Ну что - понеслась душа в рай? - спросил Мишенька.