У Семёна Марковича была латинская фамилия. Хорошо это или плохо? Да как сказать... Для кого-то, может и хорошо, для кого-то - ужасно. Все женщины прародительницы Семёна Марковича - мама, бабушка, прабабушка - отказывались даже примерять эту фамилию - оставляли девичью, и не потому, что стеснялись, а потому, что она не соответствовала истине; зато мужчины носили её с гордостью и чуть ли не гарцевали, как кони - нехотя и плавно...
Вы, наверное, уже догадались, что фамилия у Семёна Марковича была не то, чтоб непристойная - латинские слова все, без исключения, приличные, ибо освящены самой святой на земле ватиканистой церковью. Не то что наши словеса и словечки.
У нас, как ни крути, страна матерная, мы сантиментов не любим, разве что всплакнём иногда над пропастью во ржи, над герникой и геронтологией, над му-му, но это - для демонстрации чувств, не более того, а так, чтобы по-настоящему, как Пушкин, слезами обливаясь, на это уже мало кто способен. И потому, если спрашивают: "who?", отвечаем изыскано и меланхолично: "А who его знает..."
Вы должно быть устали ждать, когда автор назовёт фамилию главного героя? Не буду далее томить ожидания в своей писательской кастрюле: фамилия Семёна Марковича была Пенис.
Да, да, да, именно так - Пенис.
Каким образом русские люди (да и русские ли они после этого?) обзаводятся подобными фамилиями, история умалчивает. Она много о чём молчит, паскудница эдакая! - но надо ли, чтобы она рассказывала байки и анекдоты, перевирая прошлое на свой изысканный хронологический лад? Молчание истории - не самый худший вариант её научной и просветительской деятельности.
Так уж получилось, что учился Сёма под прикрытием, в качестве которого нежданно-негаданно выступал его школьный товарищ Венька Жопинько. Фамилия Веньки вызывала у одноклассников буйное веселье. Они с удовольствием, можно сказать, взахлёб рассказывали родным и сверстникам о мальчике с необычными метрическими данными. Учителя относились к Веньке благожелательно, ибо фамилия эта поднимала настроение, да и сам Венька светился радостью, когда его вызывали к доске.
"Жо-пинь-ко!" - с аппетитом произносил фамилию очередной преподаватель... -
и класс начинал улыбаться!
Веньку никто не слушал, даже учителя, он мог говорить, что угодно: его весёлая физиономия дымной завесой прикрывала суть сказанных слов. Надо заметить, что учился он хорошо и пользовался благожелательным отношением к себе в разумных пределах.
Сёма завидовал ему, но исподволь, незаметно, ещё не понимая, что именно Венька фактом своего существования охраняет его от потенциального мальчишеского глумления.
А, между тем, мальчик Сёма рос типичным сорванцом, позволяя себе обычные детские шалости: подкладывал мокрую промокашку в электрический патрон (свет в классе гас, как только она подсыхала), сыпал кнопки на стул учителя и кусочки карбида в чернильницы и так далее, и тому подобное. Родителей Сёмы часто вызывали в школу. На эти разборки ходил отец, умевший постоять за честь семьи даже в самых казалось бы проигрышных ситуациях. После одного из таких визитов Сёма случайно подслушал разговор, который вели между собой его классная руководительница и завуч.
- С этим Пенисом лучше не связываться, - заявила классная руководительница.
- С каким - большим или малым? - громко хмыкнув, потребовала уточнения завуч.
- С вздрюченым, - сказала учительница.
- Не вздрюченым, а вздроченым, - поправила её завуч. - Какая вы всё-таки путаница, Эльза Нефёдовна. С вздроченным - это значит с эрегированным - понятно?
Это её толкование, мало что понимая, мальчик Сёма запомнил на всю жизнь.
Истинный смысл его фамилии с каждым годом становился очевидней - нация умнела на глазах, нравится это кому-нибудь или не очень. К моменту получения паспорта Сёма привык к своей фамилии, её звучанию и значению, реакции на неё окружающего люда. Так артисты вживаются в образ.
В паспортном столе женщина-капитан долго изучала его подноготную, документальное подтверждение которой было скупым и ничтожным. Отметила неблагозвучность фамилии.
- Вы собираетесь оставить прежнюю фамилию? - Вообще-то она обращалась к нему на "ты", но это несущественная деталь и ею можно легко пренебречь.
- А вас она смущает? - спросил бывший мальчик Сёма.
- Меня? - удивилась паспортистка. - Ничуть. А вас?
- А меня тем более, - сказал Сёма. - Я с пелёнок живу под этой фамилией. Меня мои пращуры припечатали к ней накрепко - не сковырнёшь.
- И всё-таки, - сказала паспортистка, - если вы решите её поменять, то вам необходимо представить письменное согласие родителей. Нет, ну можно, конечно, дождаться совершеннолетия, когда согласие родителей уже не требуется. - И сослалась она на соответствующую статью гражданского кодекса. - Правда к тому времени у вас будет столько документов, что замучаетесь пыль глотать, дабы их заменить.
Сёма подумал-подумал и решил, что на роду у него написано быть Пенисом и заявил, как отрезал: "Пусть будет такая, какая есть - чего уж там, обойдусь".
Секса у нас не было - у нас, что ни попади, именовалось "любовью". Вот и Семён Маркович женился по любви. Невеста его, Машенька, жена будущая, души в нём не чаяла, тем не менее, по семейной традиции заявила: "Всем ты хорош, Сёмочка, но фамилия твоя - полный п...ц!" -
и наотрез отказалась взять её - так и осталась Струмилиной. И ничуточки не жалеет об этом.
Семён Маркович не настаивал, не возражал, не привередничал. Ну не хочет человек (а женщине, как разъяснил товарищам очередной партийный съезд, без сомнения относятся к этой категории) и не надо. Насильно мил не будешь.
Захотел он занять освободившуюся должность главного энергетика завода по изготовлению тестомесительных машин, на котором работал, но вот ведь незадача: должность - номенклатурная, доступная исключительно члену партии.
Обратился к парторгу завода Шнобелевой. Та, однако, наотрез отказалась дать ему рекомендацию. "И другим не позволю, - предупредила она. - Рекомендация - это своеобразная путёвка в жизнь. С такой неподобающей фамилией, как у вас, нечего делать в нашей партии" ("Так другой же нету!" - хотел было возразить Семён Маркович, но прозорливо промолчал).
- Смените фамилию, - предложила Римма Исааковна, - и тогда я подумаю давать или не давать вам (многозначительная пауза) рекомендацию.
Никогда не ходил он на выборы, а тут, вдруг, взял и пошёл. Почему? Сам не знает и объяснить не может, но пятой точкой чувствует, что желание сие каким-то образом связано с его фамилией.
Жена категорически отказалась идти вместе с ним. Он понял причину и потому не настаивал - давить на женщину самое безнадёжное дело. Не стоит даже и помышлять.
Пришёл.
Дождался своей очереди, а потом подсел к даме, натужно скрывающей почтенный возраст.
- Фамилия? - спросила она у Семёна Марковича.
- Пенис, - привычно ответил он.
- Вы что шутки шутить изволите? - возмутилась женщина. И потребовала: - Дайте паспорт.
Получив на руки документ, долго сличала его лицо с фотографией, несколько раз вслух прочитала фамилию, а потом поинтересовалась, нет ли ошибки в написании. Наконец, обратилась к пространным спискам, лежащим перед ней, и подвела итог:
- Что и следовало ожидать - ваша фамилия в числе избирателей отсутствует. Подойдите, пожалуйста, к председателю избирательной комиссии, он вам подскажет, как исправить этот казус. Если, конечно, его можно исправить.
- Какой такой казус? - недовольно пробурчал Семён Маркович, но на поиск председателя всё же отправился, только вот ведь незадача! - председателя он не обнаружил в связи с тем, что тот срочно отбыл в вышестоящую инстанцию, т.е. ЦИК.
Вернулся к даме с закамуфлированным возрастом, но та отмахнулась от него:
- Да что вы тут со своим Пенисом лезете? Видите я занята? Нет председателя? Будет. Сидите и ждите.
Семён Маркович сел и стал ждать. Мог бы уйти, но решил довести начатое дело до конца, принципиально.
Ждал - и наливался яростью.
А достал его разговор, который вели за спиной наблюдатели от одной из партий - мужчина и женщина. Говорили они вполголоса, можно сказать, интимно, но он слышал.
- Надо же - какая необычная фамилия! - сказала женщина. - Малохудожественная и бесстыжая.
- А Вульва лучше что ли? - возразил мужчина.
- А разве и такая фамилия существует? - удивилась собеседница.
- А то нет! Соседки Пушкина по Михайловскому сплошь носили эту фамилию.
- Не Вульвами, а Вульфами были дочери Осиповой, - сказала женщина.
- Да какая разница Вульвы или Вульфы? - удивился мужчина. - Сам чёрт не разберётся в таких деликатных нюансах!
Тут Семён Маркович вспыхнул, поднялся, с трудом сдержался, чтобы не нахамить - и покинул избирательный участок. И не просто покинул, а ушёл с гордо поднятой головой.
Попытался он было стать диссидентом - одним из тех, которые не охвачены и не оплачены госдепом. "С моей фамилией, думал он, грех не пойти в диссиденты"... -
но ничего из этой затеи не получилось - в диссидентской среде на него смотрели с любопытством и не более того. Нет-нет, не более.
А вот звание "очередной диссидентствующей сволочи" он получил и до самого конца советской власти с прискорбием носил венцом на голове.
Много воды с тех пор утекло, да мало, что поменялось.
И, тем не менее, он ещё не раз задумывался об изменении своей генеалогической сущности, перебирая в уме различные способы. Можно было бы, например, русифицировать фамилию на матерный лад, придав ей кондовое звучание. На букву "х", разумеется. Семён Маркович, между нами говоря, изобрёл два десятка впечатляющих вариантов. Все они были непечатные и похабные до одури. Корень у этих слов был один - догадайтесь какой. Играли только суффиксы, но как играли - с переборами! Русские суффиксы - неоценимая русская кладовая, звуковое изобилие которой потрясает воображение. Ни один музыкальный инструмент не обладает подобными колоратурными возможностями!
Можно было преобразовать фамилию, заменив в ней одну лишь букву - "П", например, на "Г", и она, фамилия, приобрела бы литературный оттенок, но он категорически отказался от этой затеи и даже перекрестился со словами: "Избавь, о боже, от дурных помыслов! И придёт же в голову подобная хрень!"
"К евреям обратился бы что ли, - советовала жена, - они искусством подобных метаморфоз владеют виртуозно - из века в век друг другу навыки передают", но этот совет он отверг напрочь - своя, дескать, голова на плечах, незачем заимствовать умные идеи у окрестных народов.
Можно было дополнить фамилию, придав ей княжескую сущность. Как это сделал его двоюродный брат, представ пред родственниками-пенисистами в незабвенном образе Пениса-Борисоглебского.
- А почему нет? - сказал Семён Маркович жене. - Как ты смотришь на то, чтоб я тоже стал каким-нибудь Пенисом-Задунайским?
- С воодушевлением, - ответила жена, - но лучше всё-таки Пенисом-Запечённым с яблоками. С такой фамилией и в академии наук заседать не зазорно! Как князю Дондукову-Корсакову.
И она с упоением прочла: "В академии наук заседает князь Дундук. Говорят, не подобает дундуку такая честь; почему ж он заседает? Потому что жопа есть".
- Ну, а у тебя, - со знанием дела пояснила Машенька, - есть нечто иное, более значимое.
- Скажешь тоже! - возмутился Семён Маркович, но с той поры планами насчёт замены фамилии ни с кем и никогда не делится. Даже с женой.
А планы такие безусловно вынашивает, и как иначе, если фамилию его рано или поздно выбьют на могильной плите? Припечатают к вечности...