- Помнишь, что ты мне обещала? - спросила Елизавета Никитична у Екатерины Матвеевны.
- Помню и потому обещание сдержу, - ответила подруга, - но скажи мне, Лизанька, что заставило тебя вспомнить о давешнем уговоре? Неужели дела твои так плохи, что нет уже иного выхода, как только этот?
- Хуже некуда. Сама посуди: я забыла, как пишется "колоратурное сопрано", как зовут соседку по лестничной площадке, запамятовала начало "Соловьиного сада"...
- "Я ломаю слоистые скалы в час отлива на илистом дне..." - подсказала Екатерина Матвеевна.
- Вот-вот-вот, ты помнишь, а я забыла! Телевизор видеть не могу, любимые книги надоели до чёртиков, Сокольники наскучили, а ведь как любила когда-то гулять по знакомым с детства аллеям!..
Вчера открыла кухонный шкафчик и долго вспоминала - зачем?
Ноги болят - спасу нет. Суставы ноют, голова кружится, отдышка замучила...
Доктора махнули на меня рукой.
Это уже не жизнь, а какая-то нескончаемая тя-го-мо-ти-на. Пойду в магазин, куплю самое необходимое, ничего лишнего - а донести до дому мочи нету...
- Но зато, Лизанька, у тебя имеется незаменимый помощник - Тимоша!
- О чём ты говоришь, Катенька? Я не хочу быть для него обузой. Может, это главная причина моего визита к тебе. - И вдруг неожиданно даже для себя воскликнула: - Парню за тридцать лет, а он из-за меня женщину в дом привести не смеет!
- Так переезжай ко мне и живи сколько пожелаешь. Места у меня более чем достаточно.
- Переехать, чтобы стать тебе обузой? Чтобы ты тяготилась мной? Злилась - и не знала, как от меня избавиться? Дружба, милая, должна быть в радость, а не в совместное прозябание. Нет, Катенька, видимо пришла пора распрощаться мне с этим светом без иллюзий, слюнявой сентиментальности и слезливых сожалений. Я бы никогда не обратилась к тебе, если б могла справиться с этой проблемой самостоятельно. Но видишь ли в чём дело...
Я уже решила было повеситься...
- С ума сошла! - ахнула Екатерина Максимовна, попыталась прервать речь подруги, схватив за руку, но Елизавета Николаевна выдернула её и, попросив не перебивать, рассказала историю, которая случилась с ней, когда она работала на почте.
Шла я как-то раз через городской сквер. Птички поют, солнышко светит - хорошо!.. -
и, вдруг, вижу удавленника, висящего на дереве. А под ним, под самоубийцей, стоят двое - мужчина и женщина и живо обсуждают, как его вынуть из петли.
"Вы бы лучше в милицию сообщили, чем чесать языками", - говорю я этим зевакам. - Вам надо - вы и звоните, - отвечают они.
Я так и поступила - позвонила из ближайшего телефона-автомата.
Приехала милиция. Повешенного спустили на грешную землю, положили на траву. Я наблюдала за происходящим, находясь рядом, и потому лицо самоубийцы запомнила на всю жизнь.
- Не дай бог такой смерти! - подвела итог Елизавета Никитична. - Не хочу. Никакой эстетики - жуть одна! И вид самострелов мне тоже не нравится - видела на фотографиях. Милое дело - отрава.
- Ты так спокойно об этом говоришь, что мне становится страшно, - заявила Екатерина Матвеевна.
- И мне страшно, потому и спокойна, - сказала Лизанька.
- Сейчас принесу, - сказала Екатерина Матвеевна и ушла в ту часть квартиры, где располагалась спальня. Елизавета Никитична огляделась, ибо давно не была в гостях у подруги. Прошлась по комнате, рассматривая на стенах многочисленные фотографии. На одной из них был запечатлён покойный муж Екатерины Максимовны в обнимку с представителем среднеазиатской республики, судя по тюбетейке. Сама Елизавета Никитична жила в скоромном доме с постными подъездами. Дом пребывал в реновационном ожидании, квартира представляла из себя каморку - хорошего человека лишний раз не пригласишь, и потому она предпочитала встречаться с подругой на нейтральной территории: на выставках, в театрах, кафешках, на многочисленных скамейках Бульварного кольца. К подруге ходила редко, потому как жила Екатерина Матвеевна в шикарном доме, где обитали композиторы. Одним из них числился супруг Катеньки Супрун Генрих Самойлович, написавший в своё время два гимна для союзных республик, три - для автономий, четыре уже забытых шлягера и множество шуточных песенок, одна из которых пользовалась особой популярностью в московских ресторанах постперестроечной поры. Называлась она "Как хороши, как свежи были раки". Или устрицы - Екатерина Матвеевна по прошествии лет точно сказать не может, да и какая разница - устрицы, раки или крабовые палочки? Если даже мотив забыла...
Муж её лет двадцать, как умер, оставив супруге на память квартиру, автографы и партитуры с дарственными надписями известных композиторов - всё это наследство пользовалось спросом в музыкальных кругах и приносило вдове изрядные доходы...
Наконец, появилась Екатерина Матвеевна.
- Вот, - сказала она и вручила подруге средство, которое применяют для эвтаназии в отдельных странах Евросоюза.
Елизавета Никитична открыла коробочку, понюхала - и тут же закрыла.
- Гореть нам в аду, - промолвила она.
- Гореть, так гореть! - ответила Екатерина Матвеевна. - Помнишь стихи Назыма Хикмета? "И если я гореть не буду, и если ты гореть не будешь, и если мы гореть не будем, то кто тогда рассеет тьму?"
- Ах, подруженька моя верная, мы в ответе за племянников, которых приручили - разве не так?
- А где, кстати, Тимоша?
- Колесит по окрестным улочкам в ожидании окончания нашего разговора - он даже припарковаться не смог у вашего дома. Так что мне пора, Катенька.
Они обнялись, попросили друг у друга прощения, поцеловались. Со словами "не оскудеет рука дающего" Елизавета Никитична чмокнула запястье Екатерины Матвеевны.
- Сумасшедшая, - сказала Катенька. - Сумасшедшая - кто же за это руки целует?
- Я, - ответила Лизанька.
После чего расстались навеки.
Она покоилась, смиренно сложив руки на тощей груди, вытянув ноги - всё, как и положено правилами хорошего тона. Лежала на собственной кровати в комнате, похожей на каморку. На стуле возле покойной сидел судмедэксперт и торопливо оформлял нужные бумаги.
- В том, что это отравление, сомнений нет, - крикнул он следователю, сидящему в соседней комнате. - Криминальное ли - вот вопрос. И что за вещество тоже не совсем понятно.
Следователь Платон Ильич Самозванцев тем временем опрашивал Тимофея, интересуясь, где его бабуля могла взять злополучную отраву?
- Понятия не имею, - отвечал следователю высокий сутуловатый парень, сохранивший, несмотря на возраст, подростковую худобу.
- Так уж и не имеете? А если подумать?
- Я же сказал: не знаю.
- Ну, хорошо. Тогда постарайтесь вспомнить, с кем Елизавета Никитична общалась в последнее время?
- Да мало ли с кем, хотя близких людей у неё почти не осталось - кроме меня и, пожалуй, Екатерины Матвеевны. Я вчера к ней бабушку возил и даже не подозревал, что это их последнее свидание.
- А кто она такая - эта Екатерина Матвеевна?
- Её школьная подруга, если не одноклассница. Никого ближе у бабушки не было. Вы бы послушали, как они общаются друг с другом с помощью разнообразных интеллигентных выкрутасов и применением суффиксов, таких уменьшительных и таких ласкательных, что дальше некуда. Ни один язык, кроме русского, не выдержит подобного издевательства над собой.
Они, надо заметить, жить друг без друга не могли, каждый день по телефону общались.
- А вчера, значит, потребовалась личная встреча? Вы присутствовали при этом?
- Нет, я ждал бабушку, сидя в машине.
- Дайте мне координаты этой самой Екатерины Матвеевны, - сказал Платон Ильич.
В тот же день он пожаловал к Екатерине Матвеевне. Жила она в знаменитом доме ста роялей. Самозванцев в силу своей профессиональной деятельности бывал в этом доме, расследуя криминальные происшествия. Некоторые из них хранились в памяти. Например, ограбление композитора, в фамилии которого прятался "писец". Среди прочего, кстати, из квартиры этого песенника унесли песцовую шубу его супруги. Или другой вопиющий случай, когда сын величайшего композитора нашей эпохи избил жену, и она своими криками помешала другим жильцам выполнять свою сугубо профессиональную деятельность.
Седые волосы Екатерины Матвеевны были схвачены чёрной лентой - она уже знала о трагической гибели Елизаветы Никитичны.
- Лизонька была моей последней подругой, - сказала гражданка Супрун. - Как жить без общения с нею даже не представляю.
- А как себя чувствует Агнесса Павловна? - спросил Платон Ильич. Агнессой Павловной звали избитую некогда женщину.
- Превосходно! - ответила Екатерина Матвеевна. - Что с ней станется - мужа посадили, она и хвост распустила.
- Да какой у неё хвост - одно название: атавистический отросток.
- А не скажите, - попробовала было возразить Екатерина Матвеевна, но Платон Ильич пресёк развитие этой темы и начал задавать ей заранее сформулированные вопросы.
- Скажите, как часто вы встречались с Елизаветой Никитичной?
- В последнее время не часто - года, знаете ли, берут своё. А вот созванивались ежедневно, иногда по несколько раз на день
И тогда он спросил её о том, о чём уже спрашивал Тимофея:
- А вчера, значит, потребовалась личная встреча?
- Это была её инициатива, - ответила Екатерина Матвеевна.
- И о чём вы с ней беседовали?
- Она рассказала, что накануне раскладывала пасьянс, и карты предсказали ей дальнюю дорогу.
- Куда именно не сообщила? В какую такую страну? - не без ехидства поинтересовался Пётр Ильич Самозванцев.
- Нет, но дорога выпала дальняя, и Лизанька терялась в догадках - к чему бы это? Денег на путешествие у неё нет... - Екатерина Матвеевна на мгновение запнулась, а потом продолжила своё повествование: - Вернее, не было (шмыгнула носом). Просить у Тимофея она ни за что бы не стала. Я могла бы предложить ей материальную помощь, но посчитала, что карты вещь не серьёзная - врут почти так же, как люди. И вообще, никогда не признавала азартные игры, а пасьянс одна из них. - И поинтересовалась - в свою очередь: - У вас голова болит?
- Нет, - сказал Самозванцев, потирая виски, - но на меня почему-то давит ваш дом. Вот и потолки высоченные, а всё равно давит... - И подумал: "Интересно, сколько стоит эта квартира? В прежние годы ничего подобного в голову не пришло бы", а вслух спросил: - Где Елизавета Никитична могла взять отраву?
- Не знаю, - ответила Екатерина Матвеевна.
- А мог ли достать её Тимофей?
- Ну что вы! Это исключено.
И вопрос в лоб:
- А вы?
- Шутите?
- Но если не он и не вы, тогда кто?
- Конь в пальто, - запальчиво сказала Екатерина Матвеевна. - Или в шубе - точно не скажу: видеть - не видела, слышать - не слышала.
- Вы дурочку не валяйте, - строго ответствовал следователь. - Не тот случай. Для Тимофея он может иметь весьма плачевные результаты.
- Насколько плачевные? - озадачилась Екатерина Матвеевна.
- Вплоть до пожизненного, если будет доказана его вина.
- И вы намерены её доказать? - ахнула старушка
- Ну, если вы мне не оставите шансов, - сказал Платон Ильич. И картинно вздохнул: - Мне бы дорожными установлениями заниматься (имя обязывает), а я тут с вами возись, словно делать мне больше нечего...
И ещё раз вздохнул.
- Я хотел бы выяснить причины, почему она это сделала...
Вы поймите главное: если немолодая уже женщина исхитрилась достать этот страшный яд, значит, любой другой человек может пойти той же проторенной дорожкой.
- Так-то оно так, - согласилась Екатерина Матвеевна, - да только во многих странах эвтаназия разрешена законом...
- Во многих, но не в нашей, - сказал Платон Ильич, заканчивая разговор. - Вот моя визитка. Если вспомните что-то важное, обязательно позвоните.
- Непременно позвоню, - обещала Екатерина Матвеевна...
И позвонила - на следующее утро. "Приезжайте, - сказала она. - Я буду ждать"...
И отключилась прежде, чем он успел что-то сказать. Чертыхаясь, Самозванцев сел в машину и отправился в Газетный переулок...
Пробка на Мясницкой...
На Моховой...
"Ну уж здесь-то могли навести порядок!"
Несмотря на очередное повышение тарифов на платные стоянки, они были забиты до отказа. В сердцах заехал на тротуар, оставив машину в неположенном месте. "Пусть только тронут, я им такую Варфоломеевскую ночь устрою, что они долго будут вспоминать свой гугенотский поступок!"
Беспрепятственно вошёл в подъезд (незнакомые люди помогли).
Поднялся на третий этаж.
Позвонил в квартиру Екатерины Матвеевны...
Затем ещё раз...
И ещё...
Ударил в дверь кулаком...
Потом ногой...
"Спит она что ли? Или ушла куда?"
И нехорошее предчувствие охватило его...
На шум, поднятый им, вышла соседка: "Вы к кому?" - К Екатерине Матвеевне, разумеется. - "А звать вас как?" - А какое это имеет значение? - "Если Платон Ильич, то Екатерина Матвеевна оставила вам ключи". - Я и есть Платон Ильич. - "А документик у вас есть?" - Пожалуйста. - Он протянул ей удостоверение, получив в ответ связку ключей.
- А что Екатерина Матвеевна отлучилась куда-то?
- Понятия не имею, - сказала соседка и захлопнула дверь.
Странно, очень странно, подумал он. А дальше-то что делать? Войти в квартиру? Или сначала вызвать опергруппу? Поднять шум раньше времени? Дурацкое положение! Тем не менее, решил войти...
- Екатерина Матвеевна! - крикнул с порога - на всякий случай.
Не услышав ответа, прошёл через большую комнату в спальню. Екатерина Матвеевна лежала на кровати, сложив руки на груди. Совсем, как Елизавета Никитична накануне. Помочь ей уже не представлялось возможным.
На прикроватной тумбочке лежали ещё одна связка ключей и два конверта - один запечатанный, другой нет. Этот второй был адресован ему. Платон Ильич вынул и развернул лист бумаги.
"Уважаемый Платон Ильич! - писала Екатерина Матвеевна. - Теперь Вы, наверное, поняли, у кого Елизавета Никитична приобрела безотказное средство для суицида, и потому можете смело закрыть дело, касающееся её безвременной кончины, сосредоточив свои способности и усилия на раскрытие реальных преступлений.
Глубоко уверена в Вашей порядочности и потому обращаюсь к Вам с настоятельной просьбой: передайте, пожалуйста, прилагаемый конверт внучатому племяннику Елизаветы Никитичны Тимофею. В этом конверте, как Вы, наверное, догадались, находится моё завещание, оформленное по всем канонам нотариального жанра. Квартиру, всё своё имущество и немалые денежные средства я оставляю ему в наследство.
Ну вот и всё. Больше никаких забот у меня на этом свете не осталось. Беззаботное я существо, любезный Платон Ильич, каким и Вам желаю быть в последние мгновения Вашей жизни.
А пока - будьте прозорливы и находчивы, как комиссар Мегре и его рабкор Жора Сименонов.
С величайшим почтением, вздорная старуха, наделённая анг. характером (ангельским, разумеется, а не английским), проще говоря, Екатерина Матвеевна.