Человек без стиля, что корабль без киля - плавать, конечно, может, но исключительно на мелководье
Он из тех, кто жалеет, что в своё время не запретили Большой театр.
Признаёт себя ненормальным только потому, что ненормальность считает нормой. Любимое выражение: "Не загоняйте меня в рамки".
"Мода - это то, что мне к лицу", - утверждает он. А лицо у него - не дай Бог никому такую физию!
Из России бегут евреи, написал Парамоша в 1983 году: "Верный признак - это как крысы с тонущего корабля". И сбежал. По простоте душевной. Было бы странно, если б он убёг в Америку освобождать индейцев или негров. Там вообще, по его убеждению, спасать уже некого и не от кого. Всё хорошо, прекрасная маркиза, - лучше некуда.
И вообще - "Америка - интернационал евреев всех наций". И всех интернационалов. Кстати, об Америке: о меньшинствах мы наслышаны достаточно, а какое в Штатах этническое большинство?
В девяностые годы он вернулся в Россию, существует уединённо, избегая общества. Тем не менее, публикуется во многих средствах массовой информации.
Либерал чистокровный, рафинированный. Живет со мной по-соседски, и потому мы часто общаемся: я люблю разговаривать с людьми противоположных со мной взглядов. Мне с ними интересно. Терпеть не могу тех, кто поддакивает - подозреваю, что они поддакивают всем.
Я не ищу истину в споре - это бесполезное занятие. Всё равно, что искать иголку в стоге сена - откуда бы ей там взяться?
Парамоша никогда не соглашается со мной, так ведь и я с ним тоже. Вот такая вот закавыка, загогулина.
"Русская культура должна была подвергнуться реакции и искоренена в собственной стране, чтобы доказать свою прославленную "всечеловечность", - писал он, будучи за бугром. Вернувшись, всячески способствует её уничтожению - витиевато и злокозненно.
- Мы не убиваем классиков, - говорит он, - мы над ними изгаляемся.
- А зачем?
- А не хер!..
И на всякого пушкина, говорит, найдётся свой дантес - дайте срок.
Его рассуждения о свободе противоречивы. С одной стороны он утверждает, что есть одна только форма свободы - это свобода падения в собственное ничтожество. С другой стороны, убеждает меня, что свобода отягощает бытие и что лагеря созданы для того, чтобы возлюбили эту самую свободу.
На моё замечание, что войны, революции, землетрясения и даже свобода - сущая ерунда: главное, чтобы женщина была довольна, скептически улыбается.
"Постмодернизм - это панацея от всех бед", - утверждает Парамоша.
И кто бы сомневался - мир без знаков препинания мечта либерала.
Кто он по национальности? Я не знаю. Сам же Парамоша считает, что он более русский, чем мы, и потому лучше знает, что нам надо.
И заводит заезженную пластинку: "Мы, русские, ответственны перед народами приручёнными нами. В связи с чем должны сплошь и рядом извиняться да кланяться".
А его призыв двадцатилетней давности (время знакомства с ним - 1999 год) я помню до сих пор: "Память о судьбе коммунизма в России необходимо сделать доминантой либерального мышления на Западе - на вечные времена".
Я уже тогда понимал: это они запросто, хлебом не корми, дай затравку.
Дали.
Как говорил уже угомонившийся Варлам Шаламов, в ужасах коммунистического террора виноват не Сталин, а великая русская литература - к стенке её! И ведь поставили!
Парамоша согласен с ним: "Русскую жизнь изуродовали хорошие книги" и предлагает на выбор: или великая литература или пристойная жизнь.
- Желательно совместить, - отвечаю я. - Когда-то мы это умели.
- Когда именно? - требует уточнения Парамоша.
- В любом случае, - пытаюсь выкрутиться я, - с прошлым надо расставаться не торопясь, а не так, как мы в семнадцатом и девяносто первом.
- Познай себя! познай себя! - ворчит Парамоша. - Сэлфи - новый способ обретения себя любимого. Раньше таким способом являлся онанизм. Ныне список познаний пополнился.
Как много нам открытий чудных готовит просвещения дух...
Парамоша - атеистически выверенный атеист, и не просто атеист - безбожник. Для меня это разные понятия.
И потому -
"Истинно верующий, - утверждает Парамоша, - это человек ущербный, неполноценный, калечный".
Он уверяет меня, что атеизм - единственный духовный фундамент демократии, потому что готовность молиться многим богам и есть демократия. При мощной поддержке психоанализа, разумеется. Без психоанализа демократия нонсенс.
А вообще-то, если суммировать все услышанные мною от него высказывания, он или анархист, или анахорет, или вообще антихрист.
Психоанализ объяснит что угодно: почему убил мать родную, почему проклял отца, почему соблазнил сестру и даже почему Набоков увлекался бабочками.
Фрейд для подавляющего числа психопатов - синоним Бога. В белом халате.
Апофеоз психоанализа: сколько верёвочке не виться, а конец будет. Ключевое слово - "конец". Всё учение Фрейда упирается в "конец".
Оригинал. В четырёх всадниках апокалипсиса он видит Васнецовских мОлодцев и примкнувшего к ним Георгия Жукова. Тремя русскими богатырями называет Ягоду, Ежова и Берию.
Считает Остапа Бендера законным наследником Чичикова и готов отстаивать это своё мнение в любом литературном суде. Смердяков, хамская сущность которого не подлежит сомнению, по мнению Парамоши и есть русский западник, примитивно выражаясь, европеец - только потому, что умел варить кофе и готовить кулебяку.
"Кому интересен сегодня фашизм?" - вопрошал Парамоша лет двадцать тому назад. И сам себе отвечал: никому.
И как же он ошибался!
И тогда же с издёвкой заявлял, что: "большевики - это Бетховен, Девятая симфония и Ода к радости. Стоит её услышать, мною овладевает неудержимый смех. Так и Зощенко не насмешит".
Словно в поддержку этого тезиса Оду к радости сделали гимном Ветхой Европы. И кто бы сомневался: ЕЭС - новая форма оголтелого большевизма. С НАТО наперевес.
Парамоша: "Нужно, чтобы каждый человек был несчастен по-своему".
Часто повторяет слова Эзры Паунда: "Писатель должен быть сукиным сыном".
И всякий раз я пытаюсь подвигнуть его к ассоциациям: "Союз советских сукиных сынов", "Первый съезд советских сукиных сынов", "Пастернак - сукин сын", но он только ухмыляется.
Америка. Загаженная страна по чистосердечному признанию Хемингуэя. Тот свет, в котором без денег делать нечего.
Парамоша утверждает, что американцев от русских отличает неистребимая вера в прогресс. Православие по сравнению с этой религией - детская забава. Без веры в прогресс американец срать не станет. Прогресс - туалетная бумага с водяными знаками.
Оседлость, говорит Парамоша, создаёт культуру.
- Так почему же оседлости "да", а почвенности "нет"? - спрашиваю у него.
- Затем что культура должна быть такой крохотной, чтобы ощущаться исключительно на ощупь. Это доказали древние греки. И потому проекты расчленения России до полисного состояния преследуют единственную цель - Россия должна стать культурней, вернее не она, а её разрозненные части.
"Долой лагерную трудотерапию, - проповедовал он в сентябре 1990 года. - Авангардизм евреев - в их довременной догадке о грядущем превращении мира из производственной площадки в "сферу услуг". Семьдесят лет большевизма стоили русским четырех тысяч лет еврейской диаспоры: они наконец-то догадались дезертировать из "группы А". Любая промышленность - тяжёлая. Дайте людям отдохнуть, сбросить тяжесть. От работы лошади дохнут".
У наших либералов были свои философы, и они исполняли команды этих мудрецов без тени сомнений, со всей большевистской решительностью.
Местопребыванием поэзии отныне является сумасшедший дом, утверждает Парамоша. И почти тут же заявляет: "Человек демократии - поэт". И что же после этого демократия?
Цветаеву ненавидит всеми фибрами своей заскорузлой души. Ненавидит за любые её проявления - и поэтического толка, и физического. И даже за то, что умела играть ногами на пианино, благо раздвигала пальцы едва ли не на октаву.
Он даже статью написал: "Срамная щель Марины Цветаевой".
Срамная щель - срамная цель.
"У неё, утверждает, не Христос с Магдалиной разговаривает, а фаллос с вульвой".
Самоубийство Цветаевой считает последствием инцеста с сыном. Доказательств никаких, но...
Кого интересуют доказательства? "но" - интереснее.
Он главного не понимает: писать стихи после Цветаевой неприлично, разве что - для себя, в стол. Она и есть тот самый Освенцим, после которого поэзия - извращение. Рядом с Цветаевой и Ахматова, и Пастернак, и тем более Бродский - простые смертные, мальчики и девочка, шалуны и шалунья.
Не время её убило, а она его - пометила своим именем.
Когда "мать" сублимируется в "родину", говорит Парамоша, тогда и складывается шовинистический комплекс. Это он, видимо, о "Родине-матери" на Мамаевом кургане, памятнике величайшей шовинистке русского народа - Победе. Почему русского? Потому что остальные от этой Победы (с большой буквы) давно уже отказались.
О евреях он может говорить бесконечно:
- Ох и дураки те евреи, которые сбежали раньше приватизации! Олухи царя небесного!
И ещё:
- КПСС превратила русских людей в евреев.
Во как! Если это не выпад, то эскапада. Мы и они отныне - одна масть. Понять бы какая: красная? чёрная?.. серая?.. радужная?..
Антисемитизм - вещь постыдная в отличие от русофобии. Тут иное дело - есть разгуляться где на воле! Пишут, что Пушкина убили евреи. Парамоша пыжится доказать, что Пушкин и сам был евреем. И ведь докажет - дайте срок!
Сны Парамоше снятся постоянно. И все какие-то извращённые (впрочем, иных не бывает). То привидится, что вместо Чичикова на птице-тройке мчится в светлое будущее Абрамович, то всю ночь снится дерьмо. "К богатству, - думает он сквозь сон. - Без сомнения - к богатству". - И, нежась, кладёт новые порции. А ещё при этом страшно чешется левая ладонь.
Зависть к евреям - это зависть галерников к вольной пташке (Парамоша).
Советский народ не голодал - он постился за грехи наши тяжкие (Я).
Парамоша: нужно бороться не со взятками. Сделайте тайное явным - и вы перевернёте мир.
Парамоша:
- Нет вечных истин.
- Но едут и умирают хрен знает где - во Вьетнаме, Афганистане и Ираке, провозглашая истиной свободу и демократию.
Проживая в Америке, он по крупному доставал таких же, эмигрантов, как сам. Известно, например, что Довлатов трижды пытался задушить его и один раз едва не достиг желаемого, если б не сердобольный Яков Цвибак, для непосвящённых - Андрей Седых.
И опять о евреях - эта тема у него магистральная.
Василий Розанов - "американец", потому что он "еврей", - утверждает Парамоша.
Бедный Вась-Вась! Новоявленный американец допускал любое извращение, поясняет Парамоша, кроме некрофилии. Это как раз тот случай.
Не так страшен еврей, как его малюют.
"В каждом гении есть что-то еврейское", - часто повторяет, словно вбивает в моё сознание Парамоша свою заскорузлую мысль. Это уже следующий шаг: мадам Мандельштам утверждала обязательное присутствие оного вкрапления в интеллигентах. Без такого катализатора русский интеллигент немыслим.
И тут же, нимало не смущаясь, поясняет: термин "интеллигенция" - не интеллектуальная элита, но секта радикальных фанатиков. Забавно!
- Да что это я всё о евреях да о евреях, - говорит Парамоша и опять заводит ту же самую пластинку. Подзуживает?
"Евреи - народ, фабрикующий истины".
"Есть одна только тайна в мире, и эта тайна - еврей".
"Никогда (понимай до 37 года) евреи не убивали евреев". Да читал ли он библию?
"Инстинкт еврейства - женить гения на еврейке". Пусть даже она Юдифь.
"Чувство вины у евреев ослаблено, потому что весь мир перед ними виноват. И потому они не казнятся грехами отцов".
Признаёт, ссылаясь на Ницше, что "формой существования еврейства является паразитирование на язвах чужих культур".
"Никакой особенной любви у меня к евреям нет. Мне кажется, её и не может быть - по определению. Цель - сделать антисемитскую брань пробой высшего качества".
Обожает Бердяева. За что? За физическую непривлекательность. Пишет: "Для оценки Бердяева важен его гомосексуализм и тик с вываливанием языка". И тут же ссылается на Андрея Белого. Ссылка у Парамоши обязательна. Это не боязнь быть превратно понятым, а мелкопакостная стилевая особенность. Человек без стиля... Впрочем, об этом я уже писал - см. эпиграф.
А вот высказывание иного плана - об Эренбурге: "Любил жизнь в мусорных ящиках".
Смягчая сказанное, поясняет: мусорные ящики - это андеграунд.
И как же он ненавидит Солженицына, словно тот ему мешает. Даже теперь, после смерти.
Заглянул на огонёк Парамоша. По телеку в это время показывали очередное ток-шоу. "Полноценный капитализм в России невозможен, потому что нам неведома протестантская этика", - утверждал очередной олигарх с потухшим взором на опухшей физии.
Парамоша согласился с ним, уточнив, однако, что тезис протестантизма "каждый сам себе поп" в двадцать первом веке претерпел изменение: не поп, а попка-дурак.