Когда Джон Стипль-чез завёл себе жену и собаку - суку, мистер Пикквик ехидно заметил: "Обычно совмещают". Джон, тем не менее, проигнорировал замечание своего управляющего и был, разумеется, не прав.
Джеки отличалась сухостью линий - ни грамма лишнего веса, грудь Дюймовочки и зубы - чисто английские, как убийство. Сущая леди. Джон считал её красавицей, мистер Пикквик придерживался иного мнения. Он говорил: "Бог даёт красоту, подбирает её дьявол" и считал Джеки дурочкой, excuse me, дудочкой с тремя отверстиями (ах, Шекспир, Шекспир!), из которых сочились суфражизм, феминизм и ещё кое-что непонятное, пока не имеющее названия.
Миссис Стипль-чез ввела в дом - его дом - трёх неизменных спутников своих: гинеколога, психолога и адвоката. Гинеколог посещал её каждый божий день - с утра. В первый раз он, не стучась, вошёл в спальню и бесцеремонно откинул одеяло.
- Почему так рано? - возмутился Джон. - И почему именно здесь?
- Я должен измерить базальную температуру, - сухо ответил врач.
Жена пояснила: - Базальная - это когда градусник ставят не под мышку, а совсем в другое место. Так что подвинься, дружок.
Джон с подозрением посмотрел на соперника в стеклянном обличии - и уступил. С тех пор он спал отдельно.
Гинекологические экскурсы продолжались час, иногда два, в общем, не более трёх часов.
- Что можно так долго высматривать в твоих недрах? - спросил однажды Джон. - Даже в детстве я не был столь любопытен.
- Милый, для тебя это хобби, для него - профессия.
- Когда-то я мечтал стать астрономом. Глубины мироздания интересовали меня чрезвычайно. К сожалению, у звездочётов скудное жалование. Так вот, звёздное небо по сравнению...
- Замолчи немедленно! - прервала его жена. - Иначе ты скажешь что-нибудь непоправимое.
- Извини, дорогая, - вздохнул Джон. - Ты права. Как всегда. Что такое, в конце концов, звёздное небо? Тысячелетний хлам. Дырявый задник. Пыльная декорация, которую давным-давно пора заменить...
М-да...
Психолог заменил жене духовника. Он сузил сферу её интересов от вселенских масштабов до размеров её необъятной души. Или расширил - не суть важно: всё зависит от мнения частного философа, который отсутствовал в доме, но, безусловно, был, судя по счетам.
Джеки принимала психолога лёжа на специальной кушетке, стоившей баснословных денег, и часами рассказывала ему душещипательные истории своего сексуального прошлого, которое началось много раньше, чем она, Джеки, произнесла первое слово. Каким оно было знал только врач - тайна исповеди давно уже перестала быть монополией церкви. Нелишне заметить, что жена исповедовалась психологу так откровенно, как никогда ранее священнику - грех слаще, когда сознаёшь его в горизонтальном положении. Да и не грех это вовсе, а лёгкое недомогание. Минута её излияний стоила Джону дороже сотовой связи. Раз в двадцать или тридцать - он не считал. Спокойствие жены бесценно.
Когда-то давным-давно Джон слышал в пабе весёлый разговор: "Знаете, где находится душа? Под мочевым пузырём. Отольёшь - и на душе легче становится".
Джонни не знал, любил ли Фрейд пиво, но то, что слышал эту байку, не сомневался, и потому безошибочно конкретизировал местонахождение души - и у мужчин, и у женщин к вящему удовольствию юрких последователей, опустошавших кошельки продвинутых клиентов. "Бог - в тебе", - нашёптывал потерявший ориентацию философ. "Мы знаем - где", - утверждал психолог, и Джон уже не сомневался: они действуют солидарно. И даже гинеколог заодно с ними, иначе давно бы признался, что там ничего нет. Ни души, ни ребёнка, скорую завязь которого жена обещала с регулярностью маятника.
Вскоре выяснились расхождения между супругами в мировосприятии.
Мировоззрение... миросозерцание... мироощущение... Боже мой, и что только не вытворяют люди с бессмертным созданием рук Твоих!
Джон любил классическую литературу и музыку, Джеки - современное искусство.
- Пуст постмодерн, - сказал как-то Джон.
- Ну и пусть постмодерн пуст, - парировала Джеки, - а мне нравится. Кстати, ты случайно не знаешь, что будет после него?
- Очередной пост, как после скоромного. Но это время наступит не скоро - когда вымрет последний классик.
- Скорей бы, - вздохнула Джеки. - Житья нет от этих классиков.
Когда в семье возникали конфликты, Джеки не ругалась и не спорила, а прибегала к помощи юриста. Он появлялся мгновенно, как джин из бутылки, даже если на столе стоял виски.
О юристе следует сказать особо. Его отец был наркомом в одной далёкой и непонятной стране, которой долго и нудно страшили цивилизованное человечество. Надо заметить, что испуг - один из непременных атрибутов всякого добропорядочного государства. Натурализовавшись в стране "пэров, сэров и прочих херов" в качестве последнего, сын этого самого наркома взял себе новую фамилию, образовав её из названия должности отца. А в конце своей family он добавил непременную частицу "man", дабы ни у кого не возникало сомнений: сё - человек.
Джеки нигде не работала, а на досуге коллекционировала бриллианты. Основу её необъятной сокровищницы составляли фамильные драгоценности мужа. Предки мистера Стипль-чеза в своё время служили пиратами Её Величества королевы Елизаветы и в этом качестве почистили свет - и Старый, и Новый. Украшением собрания являлся голубой солитер, внушавший ужас своими размерами. Исстари его называли "Йоркширским чудовищем". А вывезен он был то ли из Африки, то ли из Индии, когда она единая и неделимая, без изъятий, принадлежала английской короне. Солитер, кстати, Джеки не нравился. "Огромный и неопрятный, - говорила она. - Несуразный какой-то".
Коллекция, постоянно пополняясь, требовала немалых расходов и потому Джеки ввела новшество в управление семейным бюджетом. Теперь мистер Пикквик отвечал исключительно за его доходную часть, а Джеки - за расходную. Управляющий пытался протестовать, доказывая, что баланс не может существовать иначе как единое целое.
- Глупости, - улыбнулась Джеки. - С чего это вы взяли? К тому же я ничего не понимаю в доходах, зато в расходах - дока.
Улыбка Джеки могла обезоружить кого угодно, только не мистера Пикквика. Интересно, думал он, сколько веков надо говорить "cheese", чтобы зафиксировать на роже подобную гримасу?
Счета миссис Стипль-чез подписывала не читая. Она вообще ничего не читала, кроме этикеток, находя чрезмерно сложным телеграфно скудный английский язык.
- К тому же он, оказывается, бесполый, и я даже не представляла до какой степени, пока мистер Наркоман меня не просветил.
А ещё Джеки увлекалась благотворительностью. Мысль заняться подобной забавой подал ей вездесущий юрист. "Зачем платить налоги государству, если можно направить эти деньги на богоугодные цели? - сказал он Джеки. - Неужели государство лучше вас знает, кому вы хотите помочь? И что такое, в конце концов, государство? Нечто обезличенное, невнятное, аморфное, не в пример вам, миссис Стипль-чез, женщине конкретной и обстоятельной. Личность не приемлет государства. Она противится ему и презирает его". И Джеки пришла в восторг. Отныне она направляла значительные денежные ресурсы по реквизитам, указанным юристом. И невдомёк ей было, что в фондах, которые она так щедро финансировала, сидели натурализованные подонки, sorry number two, потомки тех самых комиссаров.
Управляющий возмутился сверх меры:
- Да, муж - это звучит гордо. До тех пор, пока у него есть деньги. Но что потом?..
Джон крутился, как мог. Он показывал чудеса супружеской эквилибристики, но состояние таяло, если не на глазах, то за глаза - точно. На все протесты мистера Пикквика Джон отвечал фразой почёрпнутой из какой-то классической книги: "Бог терпел и нам велел". Сию тезу он называл заповедью джентльмена, что приводило мистера Пикквика в ярость.
- Опять эти русские шуточки, сэр! Откуда взяться джентльменским замашкам в стране, где никогда не было ни одного джентльмена? Кроме путешественников и дипломатов, разумеется. И вообще - что могут создать эти русские, кроме революций?
- Не забывай, Джерри: головы королям мы начали рубить раньше всех и задолго до русских. - Джон нервно хрустнул пальцами, как если бы это была пачка банкнот и глубокомысленно добавил:
- Жизнь - не поле для гольфа. Она - военный полигон. И воронки - не лунки, и ядра - не мячики.
- Не я надоумил вас превратить фамильный газон в семейное стрельбище. Видит Бог - не я!
Настал срок, и Джеки завела себе водителя. Это был полновесный негр - шесть футов и немереное количество фунтов. Она сняла его с ринга и посадила за руль.
- Правда, он похож на Ганнибала? - Джеки не скрывала восхищения. - Когда-нибудь его потомки станут афро-европейцами и прославят Туманный Альбион. Как Пушкин Россию и Дюма Францию.
- Шансов никаких, - сказал Джон. - Но мы подождём: три-четыре поколения для нас - не срок.
Очень скоро в мочке немытого уха водителя, похожего на Ганнибала, засверкало платиновая серьга с чёрным бриллиантом - маленьким таким бриллиантиком, двадцать карат, не больше, но мистер Пикквик почему-то вспылил, назвал водителя бранным титулом и заявил, что у него интеллект футбольного болельщика. "Болельщика Челси, - пояснил он. - И повадки под стать"...
Если у вас есть жена, это не значит, что вы можете трахнуть её в любой момент. Опасное заблуждение. Очень скоро Джеки отказала мужу в интимной близости, не объясняя причин своего бестактного поведения. Джон пожаловался управляющему, и тот, заявив: "Жена изменяет вам с каннибалом", привёл неоспоримые доказательства, о которых молчат мои уста, и не только мои, потому как очень скоро вся наша литература захлебнётся в мутном потоке толерантности.
Джон решил действовать. Он не стал задавать жене околичных вопросов типа "Молилась ли ты на ночь, Дездемона?", а спросил прямо - в лоб:
Дабы поставить все точки над i, Джон пригласил мистера Наркомана. На этот раз он выражался витиевато:
- Моя жена пренебрегает важнейшей из гражданских обязанностей - исполнением супружеского долга. Кроме того, она призналась мне в измене. Что делать?
- Признания женщины не имеют юридической перспективы, - заявил мистер Наркоман. - Мало ли в чём они каются? Им не привыкать.
Удивительно, но Джон удовлетворился ответами и юриста, и жены. Мистер Пикквик не скрывал разочарования:
- Женщина вывернется всегда - даже, когда припёрта к постели.
- Я не могу без неё, Джерри, - сказал Джон.
- Есть женщины, без которых существовать невозможно, - согласился мистер Пикквик, - но вот вопрос: можно ли с ними жить?
- Как бы то ни было, я не намерен ничего менять. Видишь ли, джентльмен всегда остаётся джентльменом, даже когда он по уши в дерьме.
- Приятного времяпрепровождения, сэр, - сказал мистер Пикквик. - Не смею мешать.
И, учтиво склонив голову, удалился...
Прошёл месяц. И вот однажды, когда солнце стремительно неслось к закату и судорожно высматривало Европу - как бы не проскочить! она такая крошечная! - супруги Стипль-чез сидели в гостиной. Джон читал "Вешние воды" во французском переводе. "Какая прекрасная проза, - думал он. - Какие пленительные образы!" Играла чудесная музыка, на три коленца щёлкал камин, но Джеки почему-то нервничала и тревожно перебирала бриллианты, сортируя их по одному только ей понятному признаку.
- Едва заслышу Брамса, - недовольно сказала она, - и у меня начинаются месячные.
- У тургеневских девушек месячных не было, - печально вздохнул Джон, - разве что за рамками романа.
- Вот и женился бы на такой, - сказала Джеки и стремглав выскочила из гостиной, не забыв прихватить драгоценности.
"Какие у нас, однако, чувствительные женщины, - подумал Джон. - Теперь понятно, почему в Англии никогда не писали приличную музыку, достойную империи, и нет ни одного мало-мальски известного композитора. А ливерпульская четвёрка - всего лишь раскрученный бренд, попытка затушевать сие неприятное обстоятельство".
Ему стал грустно, и он задремал, потом, услышав раскат грома за окном, решил, что начинается гроза. Потянулся, налил виски в стакан - и в этот момент в гостиную влетел мистер Пикквик.
- Несчастье, сэр! - крикнул он. - Случилось ужасное - с вашей женой, сэр. В общем, она разбилась. Насмерть. Идёмте, это рядом.
Они выскочили на улицу. Мистер Пикквик, едва поспевал за хозяином, рассказывая на ходу:
- Я возвращался с почты, когда из ворот нашего дома вылетела машина. Каннибал приветливо помахал мне рукой и в тот же момент на огромной скорости врезался в фонарный столб. Я подбежал к машине. Каннибала как не бывало, а миссис Джеки ещё дышала. Открыла глаза, окинула меня безумным взором и дважды произнесла одно и то же слово: "чудовище"
- Чудовище?
- Да, сэр. Никогда не думал, что внушаю ей подобное отвращение.
У разбитой машины копошились врачи и падкие до падали журналисты уголовной хроники. Старший полицейский отвёл Джона в сторону.
- Сожалею, сэр, - сказал он. - Советую поскорее забрать драгоценности, не то эти птеродактили и просто дактили расклюют ваши камушки.
Джон посмотрел на мистера Пикквика. Тот кивнул и приступил к работе.
- Никогда не видел столько бриллиантов, - сказал полицейский. - Ваша жена увешена ими, как рождественская ёлка игрушками.
- Да, это её хобби, - сказал мистер Стипль-чез.
- Хобби? Вы сказали: хобби? Странное увлечение: надев драгоценности, гонять по Лондону наперегонки со смертью...
Мистер Стипль-чез вернулся домой, опустился в кресло у потерявшего дар речи камина и в полной прострации просидел до рассвета. Наконец вернулся мистер Пикквик и завёл крайне неприятный разговор.
- Она хотела бросить вас, сэр. Пуститься в бега. Рвать когти.
- Ты всегда был пристрастен к ней, Джерри.
- Ничуть, - сказал управляющий. - Гляньте, что я нашёл в кармане мёртвого каннибала.
И он протянул мистеру Стипль-чезу солитер голубых кровей.
- Она собиралась дать дёру, сэр, и в этом нет никаких сомнений.
Они солидарно помолчали. Потом мистер Стипль-чез грустно сказал:
- Принцесса Диана по сравнению с ней - ангел.
- Вряд ли принц Чарльз согласится с вами, - заметил мистер Пикквик. - Я уже не говорю о его мамаше...
На следующий день пришёл юрист, и они втроём долго, пункт за пунктом, изучали пространное завещание. Даже после смерти незабвенная с лёгкостью небожительницы распоряжалась тем, что ей не принадлежало, но мистер Наркоман отчаянно защищал каждую позицию и грозил неизбежным судом.
- И, наконец, заключительный пункт, - торжественно произнёс он. - Миссис Стипль-чез считала себя внучкой Неизвестного солдата, погребённого в Париже, и завещала похоронить её под Триумфальной аркой. Рядом с дедом.
- За ваш счёт, сэр, - учтиво добавил мистер Пикквик.
- Ибсен! Ибсен твою мать! - закричал Джон и схватился за голову.
- Какое изысканное ругательство! - улыбнулся юрист. - Позвольте, я зафиксирую его для потомков - ещё никто и никогда не поминал Генрика подобным образом...
Ну и - напоследок - о суке, мы как-то забыли о ней. Она была существом достойным всяческого уважения: жила сообразно инстинктам, была прогнозируема и потому не доставляла хлопот. К сожалению, с ней пришлось расстаться - она напоминала Джону о Джеки. Боже мой, как же её звали? Суку, разумеется. Запамятовал. Склероз, склероз...