Рыбаки в силу сложившихся стереотипов предпочитают ловить рыбу на просторах крупных рек, не обращая внимания на впадающие в них маленькие незаметные речки. Оно и понятно, ведь рыба ищет, где глубже. А между тем именно в таких невзрачных и малоперспективных, на первый взгляд, ручьях зачастую таятся большие сюрпризы.
В нашей республике есть небольшая речушка, одна-единственная, в которой водится хариус. Речка необычна даже своим названием. На картах она обозначается как Ирека, но местные жители называют ее Иречанка. Протекает она на самом востоке республики, в Мари-Турекском районе. Река является притоком Уржумки, которая, в свою очередь, впадает в Вятку. Длина Иречанки немногим больше 20 километров. Добраться сюда - дело весьма хлопотное. Природа как будто специально спрятала хариуса подальше от человека. До деревни Сенда еще можно доехать по асфальту, а дальше пробираться к заветному ручью надо то проселком, то малопроезжей и в сухую погоду лесной дорогой.
С директором Мари-Турекской средней школы Анатолием Ласточкиным, прекрасно знающим здешние места, мы приехали к его знакомому егерю Анатолию Кунаеву. У деревни на берегу ручья тоже двойное название: зарегистрирована она как Хозино, а все называют ее Ирекой. Для меня эта "география" стала сплошным кроссвордом.
Егерь родился и вырос в Хозине. По словам Анатолия Пантелеевича, хариус здесь водился всегда.
- Только мы не знали, что это такая "благородная" рыба, - с усмешкой ввел он меня в курс дела. - Кутема и кутема, по-другому не называли. Раньше ее водилось гораздо больше. В деревне был старый пруд, она, видимо, в нем жировала, кормилась. Мы еще когда пацанами на Иречанку бегали, на каждом перекате старые морды находили. Ими раньше хариуса и ловили. Крупные рыбины часто попадали. Мой пацан на килограмм как-то удочкой пятнистого красавца вытащил. А сейчас рыбешки небольшие, в среднем граммов по двести-триста.
Анатолий напоил нас чаем, выдал мне резиновые сапоги до пояса, и мы двинулись на Иреку-Иречанку. Я был очарован красотой лесной речушки. На высоком правом берегу качались на ветру огромные "корабельные" сосны. Ближе к реке высились мрачные ели, а у самой воды теснились заросли ольхи, черемухи, смородины, березок. Я сорвал несколько смородиновых листочков и растер их в ладонях. От терпкого запаха голова пошла кругом. Чего там изобретают парфюмеры, смешивая всякую химию, когда в природе есть такие ароматы?!
Плотная листва создавала густую тень, спрятав русло Иреки в полумраке. Лишь местами солнечные лучи пробивались до крошечных плесов, которые перемежались маленькими перекатами. Студеный поток негромко журчал на них по камешкам. Там, где пятна света падали на воду, взгляд завораживали своей игрой солнечные зайчики.
Речушка изгибалась и петляла самым причудливым образом. Глубина ее редко доходила до метра. Прозрачная вода позволяла рассмотреть на дне все детали. Вот крохотные рыбешки спрятались за темным камнем, на котором прикрепили свои домики ручейники, вот небольшие листья какого-то водного растения слегка вибрируют под напором бегущего потока.
Мы шли по камням вверх по течению от омутка к омутку в надежде поймать одну-единственную рыбу. Не из Интернета же фотографию скачивать! Найдя в буреломе "окно", Анатолий Пантелеевич просовывал в него удилище и раз за разом отпускал по течению червя. Но тщетно: хариус напрочь игнорировал насадку. Своенравная рыба! Мы прошли по Иреке уже, наверное, с километр, а результата все не было. Вокруг нас роились истосковавшиеся по свежей крови "вампиры", слетевшиеся со всей речки. Я начал уставать. Ручей мало походил на бульвар: нам то и дело приходилось перебираться через поваленные с берега на берег деревья.
- Бобров много развелось, - чертыхнулся егерь, подлезая под очередным стволом. - Раньше мы про них и не слышали.
- Так ведь это же хорошо.
- Ничего хорошего. Они хариусу больше всего вреда приносят. Рыбаки-то сюда не добираются: очень далеко. Бобры понастроили плотин, вода в них прогревается, а хариус этого не любит. Мы недавно смерили температуру воды - оказалось, 18 градусов! Болото получается из реки.
- А какую воду хариус любит?
- Там, где в Иреку впадает Мумзя (она течет из Кировской области), вода холоднее на четыре градуса. Вот это рыбе хорошо. А у нас ряска появилась - невиданное на Иреке дело.
- И как вы с этим боретесь?
- Расталкиваем бобровые плотины, но это бесполезно. Они же трудяги, на другой день все восстанавливают.
- Кроме хариуса в Иреке кто-то еще водится?
- Другой рыбы в ней нет. Ниже по течению голавлики попадаются. Сейчас, правда, быстро все меняется. Усачи никогда в реке не водились, а теперь ловятся. Бобры виноваты.
Иреку начали изучать лет пять назад в Сендинском школьном лесничестве. Нынче под руководством ученых из МарГТУ исследования уникальной речки хотят возобновить учащиеся Мари-Турекской школы. У детей уже есть работы по лесной и звериной тематике, теперь вот они планируют взяться за хариуса.
Эта рыба ведет дневной образ жизни и кормится исключительно днем. Основу ее пищи составляют насекомые, падающие в воду с ветвей нависших над рекой деревьев, почему хариус и любит держаться в таких местах. Поедает он также мошкару, личинок водяных насекомых и водяных улиток. Кроме того, он истребляет икру других рыб. Не случайно там, где живет хариус, другие рыбы встречаются очень редко.
Мы остановились у очередного омутка: вода прозрачная, рыбы не видно. Я с грустью подумал, что сегодня не будет никаких шансов сфотографировать знаменитую марийскую "кутему". Анатолий Пантелеевич вновь пустил червячка по течению. И тут произошло чудо: от камней за насадкой метнулась светлая молния. Поплавок повело - и вот она, драгоценность Иреки - трепещет, играет радугой большого, как парус, плавника!
- Попался! - егерь не скрывал своей радости. Ему не хотелось ударить перед гостем "лицом в грязь". Пока я возился с фотоаппаратом, небольшой, граммов на двести, харюзенок начал засыпать. Анатолий Пантелеевич сделал ему "искусственное дыхание", опустив ненадолго в прохладную струю реки. Быстро делаю несколько фотографий. Егерь указал мне на небольшой жировой плавник у самого хвоста:
- Такие бывают только у лососевых рыб. Это настоящий хариус.
Он снова опустил руки в воду и разжал ладони. Мгновение - и в потоке блеснула серебристая молния. Живи, кутема!
Обратно мы возвращались по правому, высокому берегу. Вдоль реки когда-то проходила дорога, заросшая теперь кустарником и травой. В одном месте растительность на тропе оказалась примятой. Егерь опустился на корточки, осмотрел следы:
- Медведь недавно кормился. Топтыгины на Иреку частенько выходят, особенно когда черемуха поспевает: ягоды обдирают вместе с листьями и корой. А здесь травкой лакомился, "медвежья дудка" называется.
Когда мы вышли из зарослей на освещенный солнцем пойменный луг, в голову ударили пьянящие ароматы разнотравья. После сырости омутков "настой" медуницы, васильков, зверобоя, клевера, десятков других цветов закружил голову. Глаза разбежались от лугового буйства. Над этим царственным уголком плавно нарезал круги ястреб. Я моментально забыл про усталость, пот, хлюпающие сапоги, распухшие от комаров руки.
Стоило забраться в такую глухомань, чтобы увидеть светлоствольные корабельные сосны на высоком берегу Иречанки, ощутить девственную прелесть природы, истинную красоту родной земли. Если зимой мне вдруг взгрустнется о лете, я вспомню эту удивительную речку, мысленно пройду по ее перекатам, увижу в прозрачном потоке серебристую молнию...
![[]](/img/k/kochujushie2/877/bezymjannyj.jpg)
![[]](/img/k/kochujushie2/877/ireka.jpg)