Благодарность Ясею, Николаю, Егору и Даше, без оглядки на которых сей бред никогда бы ни был написан.
Ах да.
Я посвящаю ЭТО своему пупсу Жене. И Добби. Они меня поймут.
Интересней всего любить самоубийцу. Подходишь к нему так, знаешь, и говоришь:
- Ба! Да ты тут жизнь кончаешь, чувак?
(а он в это время на крыше двадцатиэтажного небоскреба, ты с ним из окна последнего этажа разговариваешь. Ветер в лицо, на нем готическая такая рубашка черная, развевающаяся, и руки у него в стороны. Вокруг, естественно, зловеще каркают вороны, но это антураж традиционный. Тебя, кстати, зовут Лена, но все тебя называют по интернетному нику-прозвищу: Эленочка. С крыши дома очень приятно наблюдать твое глубокое декольте и очаровательно торчащие ключицы. В твоей руке типичный листок-клетка с шаблонной надписью типа: "В моей смерти прошу винить - Ксюню, Дашку, Пташечку, не дающую учительницу английского, тот самый гребанный хотдог, на крайний случай божественную, единственную и неповторимую Эленочку и московские пробки" либо: "В моей смерти прошу никого не винить, ибо погибаю ради торжества Великой Идеи". В общем, смысл ты поняла.)
Чувак в ответ глубокомысленно молчит.
- Чувак, - говоришь ты, - ты знаешь, я экстрималка. Давай я полюблю тебя отсюда по-быстрому, а?
Чувак все еще молчит. Стоишь тут, понимаешь, на высоте, думаешь все о том же - о высоком, а тут тебя отвлекают всякие... с декольте.
Поэтому ты его, Эленочка, по-быстрому дистанционно любишь, роняешь его, ослабевшего, сквозь окно в первую попавшуюся квартиру (тут можно расписать про звон осколков и визги каких-нибудь дам в бигудях, отвлеченных от какой-нибудь эпиляции) и сим в очередной раз спасаешь от очередной непродуманной смерти.
Эленочка, ты - супергёрлша. Твое декольте и очаровательный акцент (вкупе с псевдо-молодежным слэнгом) спасают каждый год десятки не особо невинных жизней. Ты - местный идол. И грозный враг скрывающихся под масками готов, панков и педовок черно-розовых эмо. Трепещите все! Беспощадная Эленочка-Самоубийца (это вторая часть ника, на Одноклассниках) идет бороться с одноименным смертным грехом.
- Сенсация! Сенсация! - экзальтированно повизгивает рыжая журналистка перед камерой. - Эленочка снова спасла очередного юного страдальца. Он разочаровался в жизни настолько, что уже уединился было с бритвой в ванной, как вдруг...
- Ага! - торжествующе кричишь ты, пинком распахивая хлипкую дверь в совместный санузел. - Чувак, постой, я тоже хочу купаться!
Ты залезаешь в наполненную до краев ванну к испуганному подростку с челкой, и мокрое платье тут же облепляет твою фигуру. Ты обвиняюще трясешь перед его лицом предсмертной запиской с размытым текстом:
- Что это такое? А? А? Перечитай и найди три ошибки!
Подросток испуганно роняет бритву, нацепляет на нос дрожащими пальчиками очки с погнутыми дужками (оные лежали на белом шкафчике с мамиными шампунями и ароматическими солями) и надтреснутым баском перечитывает записку. После чего в ужасе вскрикивает, вываливается из ванны на мышиного цвета древний кафель и бежит в столовую за ручкой. Пара росчерков - и он опять сует тебе бумажку.
"В моей смерти, - читаешь ты, - прошу винить все это разнесчастное человечество. Но, - далее свежими чернилами, - больше всех - божественную, единственную и неповторимую Эленочку, моего идейного вдохновителя."
Ты одобрительно киваешь и снова затаскиваешь несопротивляющегося подростка в ванную. После чего признаёшься, что ты экстремалка, и... мальчик получает свой первый опыт.
Кстати, тебе двадцать семь. А ему еще пятнадцать. Правда, симпатичная журналистка с рыжими волосами, так по-попугайски часто повторяющая полюбившееся слово "Сенсация!", об этом таинственно умалчивает.
- Да, кстати... - твоя подр-руга Зина - девушка колор-ритная. Девяносто с гаком килогр-рамм улыбчивого веса, завер-рнутого в спортивный костюм, гр-рассир-рующее "эрррр" и любовь к ир-рокезам. - Я, Эленочка, скор-ро выхожу замуж.
- Надо же, - завистливо вздыхаешь ты, - И кто, пха, счастливец?
- Петька Зубов, помнишь его? - она тр-рясет синими волосами. - Такой пр-рыщавый, с щелью между зубов, вечно таскал из столовой мелочь? Он еще в зубодёр-ры пошел, эти, стомАтологи. Ну, из садистов.
- Да я знаю, мы в одном Меде учились, - ты красишь Зине ногти на ногах в болотно-зеленый цвет. Воняет ацетоном.
- А ты кто, медсестр-ра, что ль? - подозр-рительно спрашивает она. - Не помню чей-то.
- Я андролог.
- Аааа, - понятливо улыбается Зинка и шевелит большими пальцами ног, - по тебе ср-разу видно-то. Улыбочка слишком пошленькая.
Ты мрачно спутываешь свои мелированные пряди.
- Эх, Зинка-Зинка... Тяжела ноша андролога... Вот... Например, переспишь ты завтра со своим Петькой, и р-раз! - решишь, что ни хрена на этой земле тебе не надо.
- И чё?
- И покончишь жизнь самоубийством!
- Ээээ... Чтой-то мне это не по душе.
- Ну конечно! - ты вдохновляешься собственными рассуждениями. - И тут приду я, вся из себя такая... - Трясешь содержимым декольте. - Андролог, в общем, можно даже без шприца...
- Знаю я твои методы, мне такого не нать, - отр-рицательно качает синей щетиной на голове Зинка.
- Да ладно тебе! - успокаивающе говоришь ты. - Я ведь тоже не лесбиянка. Я экстремалка. А ради благого дела - можно и потерпеть...
Зина долго молчит и подозр-рительно шевелит мизинцами. Наконец потр-рясённо пр-роизносит:
- Даааа... Божественная, единственная и неповтор-римая Эленочка. Не понять мне тебя.
А ты проливаешь ей лак на лодыжку...
Ты сидишь в баре, в полночь, твой бывший бойфренд гладит тебя по колену, а ты тянешь из стакана ром-колу, и тебе кажется, что совсем не пьянеешь. Играет приглушенно что-то медленно-тягучее, две пары в центре зала танцуют с закрытыми глазами. А ты слегка скучающе смотришь в окно, на небо. Вдруг лицо у тебя перекашивается, ты откидываешь мелированные пряди назад, вскакиваешь, покачнувшись, и кричишь, грозя пальцем окну:
- Эй! Эй, ты, звезда, а? А ну вернись! Вернись на небо, я сказала! Ты чего это падать вздумала?! Я не посмотрю, что ты звезда, я тебе говорю - я экстремалка!
Звезда испуганно зависает где-то между небом и землёй, вспыхивает пару раз и смущённо возвращается на свое место. Ты удовлетворённо икаешь и падаешь под стойку. Две танцующие пары насмешливо на тебя смотрят. Бойфренд по стеночке медленно и незаметно продвигается к выходу... И на столе стоит недопитый стакан. Пошло.
Ты, Эленочка, ночами просиживаешь в Одноклассниках. Даже на работе, когда спадает поток пациентов, болтаешь по новенькому смартфону. Чтобы записаться к тебе на прием, нужно "добавиться" к тебе в "Друзья". Или хотя бы прислать сообщение. Мол, такой-то - такой-то, и, божественная Эленочка, жажду посетить Вас в рабочие часы. Назначьте время и место (запомнить номер кабинета они обычно не в состоянии), и я - буду, непременно буду у Вас.
Ты лениво просматриваешь почту. Два новых сообщения: от дамского угодника с усиками в возрасте двадцати двух лет и пятидесятилетнего мужика с седой щетиной на подбородке. Ты уловом не особо довольна, но что поделаешь? Записываешь их на прием, попутно отправляя полукокетливое сообщение о встрече в ответ. Натура - что с нее возьмешь?
День обещает быть скучным.
И тут в кабинет врывается Зайцев (он терапевт, был твоим любовником года три назад, когда ты только искала работу). Черные волосы его растрёпанны, взгляд безумный. Он него нестерпимо воняет нашатырным спиртом.
- Нет, Эленочка, я так больше не могу! - надрывно кричит Зайцев и рвет на груди рубашку. - Или я, или этот доморощенный хирург Пестицидцев! Мне больше не нужны полумеры, я заколюсь!
В его руке - сжимаемый профессионально скальпель. Ты довольно потираешь под столом руки и откладываешь в сторону смартфончик с сообщением от нового, предполагаемо Эленочкиного пациента.
- Генадий, душка, - Зайцев ненавидит свое полное имя, - ты уже забыл? Я тебя отшила уже кучу месяцев назад. Сколько ты еще будешь требовать от меня верности и выполнения не особо супружеского долга?
Зайцев громко дышит и дергает из стороны в сторону скальпелем.
- И еще, - наносишь ты очередной удар, - с Пестицидцевым я не сплю, он слишком нестильно лыс. Я сплю с Раствичем.
Зайцев горестно воет. После чего отбарабанивает наизусть клятву Гиппократа, салютует тебе скальпелем и вонзает его себе в грудь.
Ты радостно взвизгиваешь и подбегаешь к рухнувшему телу твоего ухажера. Глазки у тебя горят азартом (ты, кстати, даже не некрофилка, что бы о тебе не думали), грудь подрагивает в предвкушении, и вообще тебе резко начинает идти белый врачебный халат. Такое бывает, в принципе, с любой одеждой, надетой на тебе в подобные моменты.
И вот ты наклоняешься над свежеумершим Зайцевым, точным движением выдёргиваешь из него колюще-режущее оружие любого квалифицированного медика, пробегаешь пальчиками по его груди, что-то шепчешь над раной (интересно, что?), и она быстро затягивается.
Зайцев сгибается в пояснице, мучительно долго кашляет и хватается за сердце.
- Эл... Эленочка? - сипит он хрипло и пытается отдышаться.
Ты довольно пристукиваешь каблучками по полу.
- Геночка, крокодильчик мой, знаешь, я тебе не рассказывала... Я - экстремалка!
... Неудавшийся самоубийца выходит спустя некоторое время из твоего кабинета. У него очень довольное лицо, и он даже не замечает кровь на своей рубашке. Волосы его еще более растрёпаны, чем раньше.
- Божественная, - шепчет Зайцев в экстазе и слепо тычется в закрытую дверь со своей фамилией на табличке. Проходящая рядом уборщица в головном платке мимоходом эту дверь открывает, и Зайцев, скребя ногтями по стенке, сползает внутрь лицом вниз.
- Сенсация! Сенсация! - надрывается красивенькая рыжая журналистка, тыча тебе в лицо микрофоном. - Наконец-то, спустя три месяца, мы отследили реальное место жительства известной супергёрлши Эленочки-Самоубийцы, курирующей наш город! Это эксклюзивнейшее интервью года! Эленочка, согласитесь ли Вы ответить мне на пару вопросов?
Ты недовольно оправляешь рукава блузы и смотришь прямо в камеру, игнорируя кровожадно улыбающуюся рыжую.
- Соглашусь, - отвечаешь ты и, панибратски похлопав ее по плечу, требуешь у журналистки закурить. Она неуверенно держит на лице профессиональную улыбку и жестами просит хоть кого-нибудь из съёмочной группы поделиться сигаретами. Ей скоро передают полупустую пачку. Вокруг незаметно начинает собираться толпа.
- Эленочка, - продолжает наконец журналистка и тычками микрофона в нос пытается обратить на себя твое внимание. Ты непринужденно смотришь в камеру. - Эленочка, все мы хотим знать, как тебе это удается.
- Что именно? - цедишь ты холодно, кося на неё глазами.
- Все эти чудеса! Все эти волшебные спасения, и сотни благодарных жизней, буквально обновлённых тобой! Как ты узнаёшь, что кто-то собирается покончить жизнь самоубийством?
Микрофон тычется тебе в бровь.
- Это издержки профессии, - широко улыбаешься ты, - в нас, врачах, всегда живёт желание помогать ближнему своему.
- Ах, Вы врач? - восторженно взвизгивает журналистка и подмигивает в камеру, предлагая телезрителям активнее выражать свою радость. - Как это прекрасно, чудесно, символично! А кто конкретно?
- Андролог, - ты собираешь волосы в хвост и запихиваешь их под воротник блузы.
- Как это чудесно! - повторяет рыжая озадаченно и с трудом вспоминает, что это за профессия. - Просто удивительно. Расскажите нам, как Вам удаётся избегать рецидивов? Ведь ещё никто из спасённых Вами не попытался покончить с жизнью ещё раз.
- Ооо, - произносишь ты мелодично и мелко хихикаешь в кулак, - это у меня наследственное. Мой коронный секрет. Ну и магия, конечно.
- Ах, ма-агия? - тянет журналистка, и по ее лицу видно, что следующая часть интервью будет подвергнута жесточайшему монтажу. - Расскажите нам подробней, пожалуйста.
Толпа, сжавшая кольцо вокруг тебя и съёмочной группы, заинтересованно гудит.
- Конечно! - ты обрадованно хлопаешь в ладоши и плюхаешься на теплый асфальт в позу лотоса. - Все началось с моей прабабки. Она жила на юге и была известной, в общем-то, ведьмой...
Порыв воздуха плавно приподнимает тебя на метр над землёй. У журналистки красиво отваливается челюсть.
Ты, Эленочка, женщина очень занятая. Спасение всевозрастных самоубийц отнимает у тебя почти все свободное время. Оставшееся ты посвящаешь работе. Личную жизнь устроить получается лишь титаническим трудом. Неудивительно, что любовников ты заводишь либо на рабочем месте (из числа пациентов редко, кстати), либо среди расстающихся с жизнью. Контингент... необычный, можно сказать. Но ты довольна всем и не особо жаждешь изменить.
Вот разве что... Очень уж тебе хочется замуж. Даже Зинка, лучшая подр-руга со школьной скамьи, умудрилась захомутать несчастного стоматолога Петьку. То, как это ей удалось - вопрос отдельный: как известно, девяностокилограммовые девочки с синими ирокезами имеют свои секреты. Это ты знаешь уже давно, недаром вы столько лет дружите.
А тебе ну очень хочется семейной жизни. И в один прекрасный день ты решаешь, что партии лучше, чем хирург Пестицидцев, тебе не представится, и идёшь звать его замуж.
В его кабинете вечные сумерки. Только светят со стен зловещие рентгеновские лампы, да с улицы сквозь плотные тёмные шторы пробивается робкий дневной свет.
Пестицидцев - садист. Этому не мешает ни его лысина, ни рыхлое брюшко, и, если быть честным, то до маньяка ему осталось лишь пара чисто символических ступеней. Зато ты, Эленочка, ему нравишься (ты нравишься всем, имеющим хоть отдаленное отношение к мужскому полу). Твой приход он воспринимает с радостью, глазки его в темноте горят предвкушающим красным светом, и дверь перед редкими пациентами, испуганно жмущимися на скамеечке в приёмной, тут же захлопывается.
Вы скоро расписываетесь и переезжаете в его подвальчик в разваливающейся советской пятиэтажке. Тебя буквально покоряют нарисованная кровью супруга пентаграмма на кухонном полу и ползающие по телевизионной панели огромные ядовитые пауки. Атмосфера располагает.
Первую брачную ночь вы проводите весело. Он режет скальпелями тебя. Потом себя. И ты его. Потом вы, весело смеясь, падаете на пентаграммы, и ты, Эленочка, быстро залечиваешь ваши раны.
Супруг - счастлив. Тебе же такое времяпрепровождение надоедает к концу недели, ты бежишь в ЗАГС и по-быстрому с Пестицидцевым разводишься. Рвёшь его паспорт (и тут же склеиваешь), добиваешься у заведующего его увольнения, и хирургический кабинет наконец-то принимает божеский вид. К вящей радости Зайцева ты громко объявляешь всем, что отныне дама незамужняя, и, вгоняя его же в депрессию, добавляешь, что собираешься такой оставаться еще долго.
Быть чьей-то женой тебе не понравилось.
В деревню Перзасовка заносит тебя нелёгкая во время очередного отпуска. Мать встречает тебя хлебом-солью. Пробегает по двору, хвастаясь урожаем и опоросившейся свиньей, после чего гордо распахивает дверцу сортира и с умилением гладит наклеенную на стенку вырезку из газеты с твоим лицом. Тебя слегка перекашивает, но ближайшие пару часов ты держишься и всячески изображаешь радость от встречи. Мать доверчиво внимает новостям из столицы. Ты стараешься врать красиво.
Пляж у речки радует традиционной загаженностью, кучу мусора на песке приходится обходить, а в воде обплывать. "Ах, дом, милый дом!" - думаешь с сарказмом ты, когда вдруг из деревни раздаются восторженные крики матери. Ты быстро вылезаешь на берег, переодеваешься в кустах и спешишь к ней.
Мать падает тебе на грудь и заливает топ от Версаче (made in China) крокодиловыми слезами:
- Ах, доченька! Счастье, счастье-то какое! Наконец и дождалась я, уж и не чаяла совсем! Слава богу, ах, слава богу!
Ты начинаешь нервничать.
- Что случилось, маман?
- Счастье нам привалило! - она целует тебя в лоб и убегает в дом, откуда за руку, изредка прикладывая оную к губам, выводит почетного тракториста Севу. Севу покачивает, от него воняет водкой и луком, красное лицо его расплывается в смущенной улыбке, демонстрирующей тотальное отсутствие зубов, старая серая майка заляпана везде маслом и кетчупом, обвислые спортивные штаны пытаются самостоятельно подтянуться.
Ты заторможенно оглядываешь это "чудо".
- Э?
- Сватается он к тебе! - восторженно кричит мать, падает на колени и начинает целовать севины руки. - Наконец-то замуж ты выходишь, деточка моя ненаглядная. Сбылися мои сокровенные чаяния, услышал бог меня.
Ты медленно пятишься к забору и упираешься лопатками в занозистые доски. Верить в услышенное тебе не хочется.
- А он чего? - с последней надеждой ты глядишь на Севу, подталкивая его к действиям.
- Да-арагая, - тракторист делает несколько неверных шагов к тебе, практически не изменяя изначальный угол между собой и землей градусов в сто, - я до-олго ждал этого моме-ента, я уже накупил вы-ыпить - отпра-аздновать наше будущее ща-астливое супроже... сапружа... сепражство, я...
Тебе становится дурно. Ты оглушающе визжишь, в панике мгновенно забираешься на забор и, перепрыгивая с крыши на крышу, кричишь матери, что никогда, никогда, НИКОГДА больше не вернёшься в эту чёртову деревню, потому что даже ЗДЕСЬ тебя пытаются кому-то сосватать.
Вещи влетают тебе в руки, и ты с отчаянными криками покидаешь деревушку. Отпуск свой ты оканчиваешь на южном полюсе. Даже Зайцев вдруг становится для тебя симпатичен и романтично недосягаем.
Единственное, что тебя радует - что Сева с горя не решает покончить жизнь самоубийством, и, соответственно, тебе не приходится его спасать.
Девчонка лет девятнадцати смущённо ковыряет ножкой пол. Ты мрачно продолжаешь перетряхивать ее гардероб, роешься в ящиках и раскидываешь лифчики третьего размера.
- Где он??? - разъяренно кричишь ты, поднося кулак к носу длинноволосой шатенки.
У девчонки явно чуть не случается приступ.
- Я-я-я-я... - трясет она головой, заикаясь, и ты с возмущением отшвыриваешь девчонку в сторону. Сгребаешь рассыпанные по столу таблетки и подносишь их ей.
- Это что такое? А?
- Т-т-т-таблеточ-ч-чки, - затравленно шепчет она, смотря на тебя с ужасом.
- Я вижу, что таблетки! - кричишь ты в ярости. - Но где, чёрт возьми, твоя записка??
- Я... не написала... - шепчет она немеющими губами и готовится падать в обморок.
Ты остолбеневаешь и начинаешь быстро заводиться.
- Ах, не написала?!
- Не додумалась...
- Ах, не додумалась?!
- Ну я не специаааально!.. - наконец начинает рыдать она.
Ты делаешь пару медленных вдохов.
- Никогда, - говоришь ты внушительно, - никогда не кончай с собой БЕЗ предсмертной записки. Поняла?
- Ага... - она быстро прекращает всхлипывать.
- Это что? - ты нюхаешь одну из таблеток и задумчиво раскусываешь.
- Быстродействующее снотворное! - неожиданно радостно вскрикивает девчонка, а у тебя вдруг темнеет в глазах, и ты плавно оседаешь на пол.
...Снится тебе, Эленочка, улыбчивый Раствич.
Нос с горбинкой, тонкие губы, складочка между густых бровей, ореховые глаза, длинные, как у девушки, ресницы, зачесанные назад светлые волосы, легкий пушок на груди, красивые ступни, плавки... Вы нежитесь в море.
- Ах, милый, - щебечешь ты во сне и сама себе удивляешься. - Уже идет второй месяц, и... Сколько ты хочешь от меня дочек? Одну, две, три?
Раствич удивленно вытаращивает глаза, а ты громко кричишь, вырываясь из очередного предсвадебного кошмара...
...Ты открываешь глаза. Вокруг колышется людское море. Зрение еще не восстановилось до конца, и ты видишь все сквозь лёгкую дымку.
Ты чувствуешь странное шевеление в животе, и какой-то человек в белых перчатках демонстрирует аудитории подозрительно пульсирующий розовый шланг.
- Вот так вот, - говорит он лекторским тоном, - выглядит большая кишка супергёрлши. Зафиксируйте, пожалуйста.
Студенты усердно пишут.
- А вот так вот, - он вновь засовывает обе руки тебе в живот, собственнически там копается и наконец с трудом вытаскивает жёлтый комочек, - выглядит желудок подобных существ.
Ты с ужасом смотришь на его ладони в перчатках и, резко вскочив, начинаешь орать на лектора:
- Да ты!... Ты!... Что ты себе позволяешь?!?!?!
Желудок падает на пол из его ослабевших рук. В аудитории начинается паника, люди ломятся наружу, оглашая все вокруг предсмертными воплями. Ты спрыгиваешь со стола и, обтерев пострадавший орган о халат лектора, вставляешь его на место. Живот быстро зарастает. После чего ты, Эленочка, ну очень недобро нависаешь над дрожащим мужчиной и зловеще тянешь:
- Кто-оооо посмее-ел?
Лектор тычет пальцем в единственную не сбежавшую студентку с длинными темными волосами.
- Ах, она, - бормочешь ты под нос и подходишь к прямо глядящей на тебя девчонке. - Значит, так. Пиши.
- Что писать? - насмешливо переспрашивает она.
- Ну... - ты делаешь вид, что задумываешься. - Сначала - предсмертную записку!!!
- Сенсация! Сенсация!..
Девчонку зовут Катя. Но все называют её Катрина, по интернетному нику-прозвищу. В Одноклассниках. Она учится в Первом медицинском и мечтает стать урологом. Все её действия - от попыток наглотаться снотворным до представления твоих органов на всеобщее обозрение - преследовали одну единственную цель. Сначала заставить тебя появиться рядом с ней, а после - напроситься к тебе, Эленочка, в ученики. Как ни странно это звучит, но ей это удаётся.
- Сенсация! Великолепная Эленочка больше не работает одна! Она работает в паре! Эленочка и Катрина - вот они, новые спасительницы нашего города!
- Катрин, - шипишь по-змеиному ты, подталкивая её в спину. Вокруг воет ветер. - Катрин! Повтори-ка ещё раз, как супергёрлши забираются в квартиры к убивающимся?
- Через окно, взлетая, - хмуро отвечает тебе Катрина, заплетая волосы в косу.
- А не через дверь, идиотка!
Ветер воет всё громче.
- Кого нужно спасать первым: парня или девушку? - продолжаешь шипеть ты, пинками подталкивая её к краю крыши.
- Девушку!
- Правильно! - орёшь ты. - Чтобы потом на экстремальное спасение парня хватило времени!
Катрина пытается не свалиться с карниза.
- Что нужно показывать рыжим и прочим журналистам любого пола во время исполнения задания? - рычишь ты около её уха.
- Фигу! - устало стонет Катрина, поправляя свою миниюбку.
На вас очумевшими глазами смотрит с соседней крыши парень, собиравшийся прыгать вниз.
- Эл-леночка-Самоубийца? - шепчет он дрожащими губами и стремительно бледнеет.
Тебе, Эленочка. надоедает возиться с Катриной, ты поднимаешь её за шкирку и с силой швыряешь вниз.
- Ааааааа!!! - слитно вопят твоя ученица и нервный парень.
- Давай уже, спасай этого несчастного идиота, и в той позе, которой я тебя учила!! - кричишь ты.
Катрина наконец выравнивает полет и подлетает к спасаемому.
- Эй, чувак, - мило улыбается она ему.
Ты с умилением смотришь на это. Глаза парня становятся квадратными, и он начинает пятиться назад.
- Такова стезя супергё-ёрлш! - наставительно кричишь ты им, подмигиваешь и скатываешься с крыши.
Статья о новом подвиге Эленочки-Самоубийцы и её одарённой ученицы тебе обеспечена. Мать будет в восторге.