Неохотно протикало из угла секундной стрелкой и подняло увенчанную колтунами голову над мятой подушкой. Потащило в туалет, побудило умыться, уставилось синюшными подглазицами в мутное зеркало. Не узнало себя в отражении и уползло на кухню. Как известно, кофе из любого утра способен сделать человека.
А уже шевелилась в спальне мать, пахло стариковским духом в углах гостиной, брат похрапывал реже, зато качественней... Пробовал голос попугай, бился глупой головой о подвешенное к крышке клетки маленькое зеркальце. Гудел на одинокого дворника одинокий автомобилист. Подбирался день, а значит, нужно было скорее уходить из дому.
Учебники с вечера разбросались по полу. Собрать их в драную сумку было делом рутинным и, собственно говоря, ненужным. Возможно, если б жаждущая длань хоть раз распахнула прогнившую обложку и побежала бы пальцами по длинным строчкам, предназначение обучающих книжонок было бы выполнено. Но учебники пылились бессмысленными группками по два-три и для вида отправлялись в учебное заведение вместе с владелицей.
Расчёска с выдранными зубьями для порядка скользнула по грязным волосам, собрала их в лохматый хвост. Карандаш обозначил контуры глаз. Духи очертили полноватый силуэт. Полосатыми узлами легли жёлтые шнурки кед. Звякнул ключ: дважды вхолостую - от почты и сейфа, трижды - победными щелчками. Сигнализация выключилась укоризненно.
И в момент прорезания окна в мир случилось девочке видение. Было оно в розовой ночнушке с многочисленными рюшами на огромной груди, дырявых тапках на босу ногу и кудряшках во всю голову. Видение прищурилось на коридорный свет и хриплым женским голосом вопросило:
- Чего на голове навертела?
- Не помыла вчера, надо куда-то волосы убрать.
- Распусти немедленно, лучше тебя вообще постричь, на причёску смотреть невозможно, опять в кедах, вечно, как тепло, себя в тряпки пакуешь, нет, чтоб ноги показать, зато как морозы ударят, сразу мини наденешь, всех разбудила, завтрак не сделала, уроки не выучила, посмеешь поздно прийти - лишу денег, опять на проезд? - а немного ли, милочка, хоть бы работать пошла, весь дом разорила, а увижу тебя ещё раз с этим длинноволосым рокером - дома запру, могла бы матери и "пока" сказать, я уж не говорю про поцелуй, холодная и бесчувственная, как твой отец, не то что брат, вот он тёплый, хоть кто-то в меня вырастет...
Дверь с паническим грохотом захлопнулась. Что ещё хотело поведать ей видение, девочка уже не услышала...
Лифт ухнул куда-то в преисподнюю и выплюнул чёрное пальто сразу на улицу. Обесфанаренная хмарь пробиралась сквозь туман, ниспадала с выщербленных ступенек у подъезда. В наушники ударил рок. Колыхнулся воздух и потёк у лица энергичней. Кеды потащили безвольное тело к дороге.
Небо светлело. Вместо ожидаемых урбанистических пейзажей глаз выхватывал тёмные дождевые потёки на асфальте, розовые шлангёныши червей, извивающиеся, изгибающиеся, сплющивающиеся под ногами в чавкающую тошнотворную кашу из несвежей плоти. На впечатанные в землю кружочки жвачки наслаивался схожий по цвету птичий помёт.
Дорога мигнула бодрым зелёным человечком, и утро переползло на противоположный тротуар. Мучительно проголосовало, выхватило из пустоты наполненную под завязку маршрутку. Впихнуло себя в месиво из невыспавшихся тел, осыпало водителя с чернокожим акцентом дождём из мелочи. Заснуло на поручне.
Проснулось на конечной, минут через двадцать. Откуда-то взялась пробка. Маршрутка вытолкала человечков взашей и пренебрежительно хлопнула дверцей. Утренняя серость занесла толпу в метро.
Там из жизни выпал час пересадок. Потом куда-то испарилось полдня напряжённой мыслительной деятельности. И вдруг, неожиданно, наступил вечер.
Уже вечерние сумерки крались по подсвеченному луной парку. Пугливо жались к широким стволам манящие никотиновым пламенем зажигалки. Неспешно шли под ёлками гоповатые компании человек по пять и обсуждали повышение цен на "семки" и то, как новый законопроект относительно их же скажется на мировой экономике. В разрушенной беседке вхолостую щёлкал зубами озябший бомж.
Бродячие собаки бежали в сосредоточенном молчании. Они не сбивались в стаи, но и не выбирали одиночество. Некий высший космический разум связывал их незримой нитью, и горящие глаза с жутковатой синхронностью проносились мимо. Двухметровые в холке шерстяные монстры даже дышали в такт, мокро, шумно, у самого затылка.
Дом светился так, как только может светиться ноев ковчег человеческой цивилизации. Каждой твари в нём было по паре: два престарелых музыканта, две "золотые" дочки московских депутатов, два преуспевающих педераста, две старушки-иждивенки, два олемузиненных бизнесмена, две кошки с родословной, не уступающей родословной английской королевы, две накаченные дорогим наркотиком лесбиянки - сокурсницы одной из "золотых"дочек, две склочные придирчивые консьержки. Общага отягощённых если не деньгами, то их фантомным присутствием душ.
Там сидела мать, вылезшая, благодаря замужеству, из наводящего ужас полумрака ближайшего Подмосковья в лицемерную ячейку ботексных содержанок. В их обществе ей было явно не слишком уютно, но новый статус обязывал её тратить свои и мужнины деньги в дорогих бутиках, обсуждать моду, нового тренера по йоге и проходные книжонки. Там сидел брат, младший сын, доведённый родительскими ссорами до нервного истощения. Маленький, добрый, умный и упрямый клоун, из которого с настойчивостью, достойной лучшего применения, выращивали безнадёжного истерика. Там сидела бабушка, больная, одинокая, попрекаемая всем и вся, висящая на шее матери, маминого брата, всей большой семьи смертельным грузом. Там, конечно, неплохо было бы сидеть и отцу, но он опять улетел в неожиданную командировку в неизвестном направлении...
Мне, несомненно, тоже полагается быть там. Но вот ноги не несут, не хотят покидать стремительно погружающийся в ночь парк. Пусть в нём всё больше каких-то пугающих шорохов, шепотов, и уже слышно, как насилует пропавшую девушку наш местный маньяк, - а уходить не хочется.
Потому что проблема не в том, чтобы уходить ОТСЮДА, а в том, чтобы уходить СЮДА.
В каждом рассказе должна быть проблема. Центральный конфликт, разрешением которого история закончится.
Если девочка-утро когда-нибудь объяснит университетскому психологу (буде такой найдётся) свои маленькие проблемы, он её не поймёт. Посоветует оптимистичней глядеть на мир, учиться говорить по душам и строить доверительные отношения.
Если девочка-вечер когда-нибудь нечаянно разрешит свой конфликт, её, наверное, всё же посадят.
Поэтому ну эту девочку к чёрту. Мой рассказ не начнётся и не окончится чем-то.