Коган Надежда Вениаминовна : другие произведения.

Музыка сфер

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение повести Лиацея.

  Счастлив, кто посетил сей мир. Музыка сфер
  
  
  Часть 2
  
  Музыка сфер
  
  Бессонница юности - светлая тайна.
  Редеет, расходится тьма на востоке...
  И разум, и звезды, и лип трепетанье
  Мучительно слиты в едином потоке.
  В бессонных мгновениях снова и снова
  Звучит над землею незримая лира.
  Вот-вот будет найдено Главное Слово,
  И Главное Знание явится миру...
  
  Глава 1
  
  Вот уже месяц, как мы с Нелей работаем под руководством Андрея Цыпина и под опекой международного Сообщества. Слава богу, ни на какой объект «А» нас не перевели, живем в родном поселке, правда, под охраной, и не дома, а в стеклобетонном кубе бывшего института, где работали раньше и мама, и Неля. Его быстренько отреставрировали, отвели нам апартаменты, на остальные этажи завезли какую-то аппаратуру. Неподалеку началось большое строительство. Насколько я понимаю, Андрей и его компания пытаются построить что-то вроде той пещеры, в которую спускалась Лиацея.
  - Место у вас тут удивительное, - поражается Андрей. - Геофизики с ума сходят. Под вами на площади около двадцати квадратных километров расположена каменная линза естественного происхождения. Таких мест на всем земном шаре раз, два и обчелся. Может быть, там, где твоя Лиацея жила, тоже что-то такое есть. Но здесь... Ты хоть знаешь, неграмотное создание, что у вас археологи уже давно раскопали мерянское урочище «Белые боги»? Вот так. И в районе этого урочища по сотовому телефону не поговоришь. Нет связи. Все радиоволны гаснут.
  - Да ну? А что это за слово ты сказал: «мерянское» ?
  Глаза у Андрея становятся нездешними, как всегда, когда он садится на своего любимого конька.
  - Помнишь, у Блока: «Чудь начудила, да меря намерила...». Чудь и меря - загадка наших северных земель. Имена-то какие! Чудь - чудо, чудесный... Меря - перекликается с именем горы Меру, центром легендарной Гипербореи... А ведь мера - основа разума...
  Про Гиперборею я тоже не слышала. Но Андрея не перебиваю. Пользуюсь тем, что увлекся, перемещаюсь к нему поближе. Он наклоняет голову, я тут же принимаюсь гладить и перебирать блестящие пряди его темно-каштановых волос, легонько почесываю макушку. Ты у меня сейчас замурлычешь, директор мой твердокаменный... Андрей все еще мыслями в древней цивилизации, но рука его уже у меня на талии. Я склоняюсь к нему на плечо, но - не тут-то было!
  - Анька! Убью! Нельзя же нам пока...
  Он уже на другой стороне стола. Физиономию сделал кирпичом, за документы ухватился. И глаза отводит. Но все равно у меня на душе поет птичий хор в майском утреннем исполнении. «Анька... Нам... Пока». Объяснение в любви по-цыпински. Теперь можно и о другом поговорить.
  - Андрюша, можно кое-что у тебя спросить?
  - Спрашивайте, Анна Егоровна, - официально заявляет Андрей.
  Ага, еще в себя не пришел. Губы дрожат и глаза ошалелые...
  - Я понимаю - за тобой вся мощь государственной машины, знаний у вас - и от бывшего КГБ, и от теперешних секретных исследований - море! Чего вы ко мне привязались? Что, у вас ясновидящих и яснослышаших до меня не было? Вон Джуна, например. Я же читала, всякие есть методики.
  - Есть, Анечка. Ты еще про Вангу скажи и про филиппинских целителей. Все исследуем, и мы, и ЦРУ. Знать тебе этого не положено, но большое число ученых сейчас впрямую занимается тем, что официальная наука раньше считала выдумками и шарлатанством. А что касается тебя, ты только нос не задирай, кнопка моя кареглазая, - у вас с Нелей чуть ли не единственное в мире дарование - прямой выход именно на канал катастроф. И управляемое дарование! Ведь ясновидение - штука капризная. Мир знаний неизмерим. Большинство ясновидящих находятся в положении неандертальца, который побывал в нашем современном мире и пытается объяснить своему племени, скажем, устройство телевизора. Ни слов таких в языке нет, ни понятий, ни логики. А с тобой мы можем эту логику понять - шажок за шажком, от упражнения к упражнению. Поняла?
  Чего ж не понять... В Багдаде все спокойно. Директор и сотрудник... Железный распорядок снова вступил в силу. А он у нас с Нелей, как у Лиацеи - все желания выполняются кроме тех, которые ведут к растрачиванию энергии. Это мне тоже Андрей популярно объяснил - трагедия Форна и Лиацеи в том, что энергия, которую Учителя искусно аккумулировали в своей ученице для общения с Голосом, была безответственно затрачена на любовь, поэтому пошли искажения в канале связи, и команда о жертве - одно из этих искажений. Ну, по этому поводу у меня другие соображения. Зато социум в полном ажуре. Поселку вернули статус научного городка, у людей появилась хорошо оплачиваемая работа - кто на стройке, кто в исследовательском центре. Зачем возить лаборантов и операторов из Москвы, когда рядом резерв кандидатов технических наук и просто грамотных специалистов?
  Нелин муж Николай Иваныч получил какую-то секретную работу. Физиономия у него донельзя таинственная, но довольная, особенно после того, как пообщается с собутыльниками в районе гаражей. На ворчание супруги реагирует чуть ли не с обидой:
  - Входит в круг обязанностей. Ты, мать, если не понимаешь ничего в нашей мужской работе, то лучше молчи!
  Но надо отдать должное, лишнего не перебирает и держится с достоинством. По вечерам прогуливает белого песика Миньку, привезенного из последней командировки, с видом пограничника у контрольно-следовой полосы.
  А мы с Нелей пашем, как негры на плантациях. Андрей составил методику занятий. Каждый день в полутемной комнате Неля задает мне вопросы из списка по этой методике, и мы возвращаемся то в раннее детство Лиацеи, то к камням и деревьям, узнавая все больше и больше о таинственном мире, существующем рядом с человечеством...
  
  Глава 2
  
  Ей казалось, что она умерла там, на площади, вместе с Форном. Но это был лишь обморок. Она осталась жить и вместе с ней осталось в живых крохотное существо, растущее внутри нее. Она поняла, что не одна в этом мире, на следующий день после смерти любимого. Откуда-то пришло знание об искорке новой жизни, которую она носит в себе. Сначала она восприняла это с полным равнодушием. Слишком велика была боль утраты. С каждым днем, разделявшим ее и то страшное событие, боль не утихала, а росла, принимая новые очертания.
  Голос выполнил условия договора. Ее дар не исчез и могущество его даже возросло. Теперь ей даже не требовались вопросы Совета, предсказания были точными и безошибочными. Мало того, первая волна нашествия обошла стороной их долину, как будто Голос мог повелевать дикой толпой кочевников.
  Но несмотря на то, что теперь не только народ, но и Совет трепетал перед ней, как перед живой богиней, Лиацея все яснее понимала, как ничтожно мало то, за что она отдала жизнь Форна, и как велика утрата. Она вглядывалась в лица своих соплеменников - на них лежала печать истощения, слабости, страха. Нет будущего у народа, знающего свое будущее... Нельзя жить с постоянной оглядкой на веления другого мира, пусть даже доброжелательного и могущественного. Она думала о своем ребенке. Неужели ее сын или дочь будут вот так стоять на площади, и покорно ждать предсказаний или подставлять свою шею под клинок палача?
  «Избранные...Они похожи на маленьких детей с завязанными глазами, бредущих по краю пропасти, - думала Лиацея. - Они цепляются за властную руку, которая в любой момент может отпустить их, и что тогда? Люди из племени Форна отдалились от своих богов, хотя и приносят им жертвы, строят храмы, но живут по своим законам, не боясь риска, умея любить, смеяться и защищать себя...»
  Форн рассказывал ей о великолепных зданиях, которые строит его народ, о прекрасных статуях и предметах роскоши. А Избранные не знают слова «красота». Простые приземистые сооружения, никаких излишеств. Даже ее золотые украшения делали древние мастера, сейчас это умение утрачено. Только то, что необходимо для выживания. Наверное, для создания красоты надо уметь радоваться...
  И перед внутренним взором Лиацеи снова и снова вставал озорной римский центурион: «Работа ладится, солнце светит, впереди смертельная битва, чего же не веселиться!...»
  Однажды к ней привели человека в изодранной одежде, со связанными руками. Он был без маски. Лиацея давно уже отменила все эти дурацкие меры предосторожности. Совет не возражал. Да и как возразить живой богине?
  На этот раз Учителя просили Повелительницу вынести приговор нарушителю закона. Обвиняемый с кучкой единомышленников сделал вылазку за пределы оппидума и вступил в бой с небольшим отрядом кочевников, конвоировавшим пленников и обоз с продовольствием. Кочевников побили, пленников отпустили, часть продовольствия раздали в разоренном селении, остальное принесли с собой, на чем и попались недремлющим стражам порядка. Совет подозревал, что это не первая их вылазка и требовал суда.
  Лиацея всмотрелась в лицо мужчины. Что-то странно-знакомое было в его взгляде. В нем не было страха и покорности! Была ненависть . Точно, он смотрел на нее с ненавистью. Вот еще новости! Но было что-то еще...
  - Расскажи, как вы осмелились напасть на вандалов? Ведь они сильны и беспощадны.
  Вот оно, снова мелькнуло! Насмешливая искра, от которой больно в груди...
  - Не так уж сильны, Повелительница. Римлянин учил нас, что побеждает отвага и внезапность. Да и горы мы знаем лучше, чем эти кривоногие разбойники.
  Римлянин! Она побледнела и судорожно сжала подлокотник кресла. Стража рванулась к наглецу, но она жестом остановила воинов. Теперь она вспомнила. Его звали Тамир, он был одним из здешних друзей Форна. Форн о нем говорил Лиацее:
  - Настоящий мужик. Я бы взял его в свою центурию, даром, что простой пастух. Вот только тебя боится, дуралей...
  Не очень-то он теперь ее боится. Вон как смотрит исподлобья. А в глазах та же веселая отвага, что и у римлянина.
  - Подождите. Я должна услышать повеление Голоса.
  Снова круг из желтого камня. И хотя давно нет полного единения и гармонии, но есть почти равноправный союз, так что Лиацея уже знает, что скажет Голос. И все же вздрагивает, услышав его решение:
  - Смерть.
  - Нет.
  - Смерть. Смотри.
  В сознании Лиацеи возникает картина: их плато как бы окутано ореолом суеверного страха. Так вот почему кочевники обходят оппидум стороной! Но мстительная злоба может преодолеть страх. А еще хуже, если в руки готов попадет кто-нибудь из таких вот отрядов. Ничто так не развеивает суеверие, как вид пленного врага, обычного человека из плоти и крови.
  - Нет.
  И Лиацея посылает в напряженный сумрак свои образы: маленькие дети с завязанными глазами, печать вырождения на лицах Избранных и спокойное мужество любимого...
  - Слышала ли ты Голос, Лиацея?
  - Да.
  - Что нам сделать с этим человеком?
  - Отпустить. Вернуть оружие. Но... Постой, Тамир!
  - Слушаю, Повелительница.
  Ну вот, ненависть ушла, осталось недоумение.
  - Живыми в плен к варварам не попадайтесь.
  Оторопелое молчание Совета. Торжествующая улыбка Тамира. Мягкий, но ощутимый толчок изнутри. Это первое движение ее сына.
  
  Глава 3
  
  Коля Шахов (для друзей - Колюха, для сотрудников - уважительно Коль-Ваныч, а еще кое для кого - Шах) с утра пребывал в поганом настроении. Перебрали они вчера с мужиками в гаражах солидно. С утра Коль-Ваныча мутило и внутри все тряслось, а возможности опохмелки не предвиделось. Чертов Андрей выставил из поселка все питейные точки. В магазине крепче кваса ничего не продавалось. Можно было бы сгонять в соседнюю деревню, но Нелька, зараза, конфисковала золотой запас. Сейчас он, оставив дома верного Миньку, нерешительно мялся у входа в лабораторию, где друг напротив друга в креслах сидели его благоверная и Анечка Державина. Говорили они довольно внятно и Николай, теребя жесткие серые усы, невольно прислушался к низкому хрипловатому голосу своей супруги:
  - Давай, Анечка, к камню. Кто там рядом с тобой?
  - Учитель.
  - Один?
  - Да, кажется один.
  - Поточнее опиши камень.
  - Валун, серый, гладкий. Большой, почти в мой рост. Учитель говорит, что надо его обнять, прислониться ухом и слушать.
  - Давай по ощущениям. Камень теплый?
  - С теневой стороны прохладный. Приятно прикасаться. Ну вот обнимаю, слушаю...
  - Что слышишь?
  - Сначала ничего. Слушаю. Слушаю... Покой. Нерушимость какая-то. Одиночество. Нет, не одиночество. Отъединенность... Учитель говорит, что надо запомнить вот это: покой и отъединенность.
  - Аня, давай сначала. Попробуй поймать момент, когда ты начинаешь слышать. Что это - звук, ощущение, вибрация?
  - Ага, поняла. Сейчас... Слушаю...Вот...Как будто я внутри камня и чувствую всем телом: покой, покой..., нерушимость... Нет не звук. Присутствие.
  Николай, слушая мягкий негромкий голос Анечки, вдруг понял, что внутри него тоже вот этот каменный покой. Не то чтобы его трясущийся с похмелья организм успокоился и перестал требовать утренней рюмашки, нет, но покой, нерушимость и отъединенность были где-то рядом, как травинка и вечность.
  Это ощущение было таким глубоким, что прикосновение чьей-то ладони к плечу заставило его буквально взвиться.
  - Счас как врежу! А, это ты, Андрей.
  - Мое пятое воплощение, - как всегда, не очень понятно пошутил Цыпин. - А вы что здесь делаете, Николай Иваныч?
  - В камень превращаюсь, етит-ту-Люсю! К Неле пришел, а у них тут сеанс, блин! У меня от ваших сеансов скоро инфаркт будет!
  Разговор велся напряженным шепотом, но Неля с Аней умолкли, прислушиваясь.
  - Тише, Николай Иванович. Пойдемте лучше ко мне, пока нас с вами в кузнечиков не превратили.
  - Могут, - мрачно согласился Коля. - Но я м-м-м, к Неле... надо мне...потому что вот...ну это...
  - Понимаю, - прервал Андрей увязшего в предлогах и междометиях Шахова. - У меня есть эффективное лекарство для вашего синдрома.
  - Нальешь? Тогда пошли!
  - Только, чур, Неле Витальевне ни слова. - И испытующе глядя на Николая, спросил, - Так в камень превращались, говорите? Да, Неля права, что -то в вас такое есть...
  Кабинет Андрея был сплошь загроможден непонятного назначения аппаратурой, она жужжала, мигала, то тут, то там тянулись провода. На столе мерцал экран монитора и стояло еще какое - то устройство, похожее на подсолнух.
  - Я сейчас. - Андрей взял высокий стакан дымчатого стекла и отошел к сейфу у дальней стены кабинета. - Чистый медицинский, цените!
  Пока он возился с ключами и доставал заветную колбу, Коля деликатно отвел глаза и решил осмотреть «подсолнух» на столе. Он подошел поближе и удивился - это было что-то вроде излучателя, только его тарелка напомнила ему древнегреческий миф - ну точно, голова Медузы Горгоны, страшные глаза, змеевидные волосы. Голова была наклонена, так что глаза Горгоны смотрели на поверхность стола. Коля тоже взглянул туда и увидел неподвижно лежащего белого мышонка.
  - Ух, ты, маленький! - Шахов обожал всю живность, зверей и птиц. Он прикоснулся к мышонку указательным пальцем, то ли потрогать, то ли погладить, но вместо мягкой шерстки ощутил камень. Такого просто не могло быть: розовые лапки, хвост, круглые ушки, одно с маленьким шрамом, это был самый обычный мышонок. Коля взял зверька в руку и тут же уронил его, тельце было твердым и тяжелым, каменным, и упало оно на стол с глухим стуком...
  - Чт-то это?
  - Выпейте, Николай Иванович, - вместо ответа Цыпин протянул Шахову дымчатый стакан. - Пейте! Не бойтесь, это просто спирт. Вот вода, запейте. Спирт не разведенный.
  От этих будничных слов Шахов немного пришел в себя и проглотил сто граммов жгучей жидкости, как воду, не чувствуя вкуса. Горло обожгло, он поспешно запил спирт водой из протянутой ему стеклянной пивной кружки и, вопросительно уставившись на Андрея, снова спросил:
  - Что это?
  - Да вы сядьте, сядьте, пусть приживется, - улыбнулся Андрей. - Конечно, впечатление не из слабых. Сейчас придете в себя и я вам все объясню. А пока я тоже выпью, вы не против?
  Он плеснул себе спирт из круглой колбы в тот же стакан, взял из рук Николая пивную кружку с водой, старательно выдохнул, одним глотком выпил содержимое стакана, торопливо хлебнул воды и закашлялся. Видно было, что спирт он пьет чуть ли не впервые.
  Николай Иванович снисходительно наблюдал за этими манипуляциями. От горячего кома в желудке расходилась по телу теплая волна, ушла дрожь, отпустило напряжение, теперь уже можно было и расслабиться, но ладонь помнила тяжесть каменного зверька, от этого душу бередили злость, непонимание и страх.
  - Рассказывай, колдун, что это вы здесь творите! - приказал он, протягивая Андрею в качестве закуски одну из двух карамелек, запасливо припрятанных в карман куртки именно на такой вот случай.
  Андрей не спеша развернул обертку, как будто сейчас это было главным в его жизни делом, положил в рот конфету, задумчиво ее разжевал, прислушался к ощущениям и внимательно посмотрел на Шахова.
  Он взял Николая Ивановича на работу по Нелиной просьбе, поскольку Шахов каждый месяц уходил в недельный запой, в запое бывал агрессивен и даже буен, высказывая непосредственному руководству, какие они все дураки и негодяи, поэтому ни на одном предприятии дольше месяца удержаться не мог. Неля пыталась что-то сделать, но - сапожник ходит без сапог - супруг ни на какие психотерапевтические сеансы не соглашался, мотивируя отказ просто: «Я знаю, что ничего не получится, хоть ты у меня и ведьма!»
  Однако, через некоторое время, узнав Колю поближе, Андрей оценил его доброту, юмор и работоспособность, а запои, которые хоть и реже, но все же бывали, научился не замечать - у каждого свои недостатки...
  Внешне они совсем не походили друг на друга, доктор технических и философских наук Андрей Цыпин и механик, бывший боксер, бывший подводник, бывший зэк Николай Шахов.
  Маленького Андрюшу воспитывала бабушка Лукерья Петровна. В бабушке текла четвертинка грузинской крови, которой она немало гордилась. Вспышки детского упрямства и эгоизма гасила одним взглядом. А как они играли в Бородинское сражение с помощью самодельных солдатиков! Бабушка увлекалась и уводила от удара князя Багратиона, как ни отстаивал педантичный Андрей историческую правду. И о княжне Чавчавадзе рассказывала бабушка внуку. Эпитафию на могиле Грибоедова он с детства запомнил как молитву: «Жизнь и дела твои бессмертны в памяти русских, но для чего пережила тебя любовь моя»...
  Умерла бабушка внезапно, не болея, не жалуясь. Только вчера они говорили о Георгии Саакадзе, а сегодня в комнате поставили гроб, и на белой подушке внук увидел восковое лицо - гордый лик грузинской княгини... Смерть Лукерьи Петровны потрясла Андрея. Товарищей у него не было, да и кто мог бы ему заменить такого друга? Был он толст, неуклюж, в школе его дразнили «Жиртрест-колбас-сосиска». Однако он ни перед кем не заискивал, яростно дрался с обидчиками, не боясь ни боли, ни крови, и постепенно завоевал опасливое уважение одноклассников. Друзей не приобрел, все мальчишеские увлечения ему заменяла учеба. Андрей не просто учился, он искал ответы на свои вопросы, изумляя учителей знаниями, далеко выходившими за рамки школьных предметов. Уже к двадцати годам в нем была уверенность умного и сильного человека, который знал, чего хочет и как этого достичь. Отец и мать Андрея, замотанные советские инженеры, гордились сыном, но и побаивались его, как чета дроздов, которой подкинули орленка.
  Коля Шахов был невысок, жилист, гибок, как кошка и обладал самой заурядной внешностью. Ему, внуку деревенского священника, расстрелянного в тридцать седьмом, и сыну оседлого цыгана, лучшего гармонного мастера всей округи, которого сердобольная власть оторвала от троих детей и отправила в ссылку за тунеядство, достались из всех разнообразных методов воспитания только колотушки от измученной нищетой матери, да щелчки от старших братьев. Ласку в детстве он видел только от отца. Тот брал мальчишку на руки, обнимал и говорил: «Золотанька ты мой...». А когда смуглого чернобородого Ивана Ивановича увезли двое милиционеров, жизнь маленького Кольки и вовсе стала печальной. Но дедовы и отцовские гены перешли в кровь юного Шахова во всей чистоте и силе. В двенадцать лет он пришел к тренеру в секцию бокса, и в пятнадцать его уже не смел трогать ни один обидчик - первый разряд у мальчишки, ударит - мало не покажется. От деда Кольке досталось обостренное чувство справедливости, так что если обиженный малыш приходил за помощью к Шаху и его друзьям, от самых отъявленных хулиганов пух и перья летели.
  Теперь от того Кольки Шаха мало что осталось. Первый неудачный брак, три года лагеря за обычную драку, наследственная предрасположенность к алкоголизму - все это легло морщинами на лоб, сутулостью на плечи и общей какой-то потертостью облика. Но внимательный наблюдатель все же мог бы увидеть в нем свернутую тугую пружину, готовую в нужный момент распрямиться. А уж поселковые старушки, которым мудрости не занимать, Коль-Ваныча просто обожали и с готовностью ссужали последней пенсионной десяткой в тяжелые периоды запоя.
  Зато несмотря на внешнюю непохожесть, у Андрея и Николая Ивановича была общая черта характера: оба они сохранили детский удивленный взгляд на мир, оба с удовольствием узнавали новое и плевать им было на весь престиж и социальные установки.
  Поэтому, выпив и по-братски поделив закуску, двое мужчин встретились глазами и решили, что доверять друг другу могут.
  - Так вот, то что ты увидел у меня на столе, Николай Иваныч, это действие гиперзвука.
  - Не понял. Объясни.
  - Гиперзвук - это сверхзвук, с длиной волны, сравнимой с размерами кристаллической решетки вещества.
  - Слушай, ученый, ты мне по рабоче-крестьянски объясняй, я же в университетах не учился.
  - Хорошо, что такое ультразвук, ты знаешь? И знаешь, что мощным ультразвуком можно паять, резать, жидкости перемешивать?
  - Ну, знаю. И что?
  - А теперь представь себе такое же воздействие, но на уровне атома.
  Николай Иванович задумался, собрал морщины на лбу, пошевелил пальцами, как будто перемешивал электроны в атоме...
  - Нет, не въехал... Ну и что из этого?
  - А то, Николай Иванович, что модулированный гиперзвук может изменить структуру вещества... Ну, как бы тебе на пальцах... Ты ведь знаешь, что графит и алмаз в сущности - один и тот же углерод, но с разной кристаллической решеткой. И графит под огромным давлением превращается в алмаз.
  - Знаю, в школе когда-то проходили. Так то под давлением...
  - А это от дурости нашей - давление. Стоим перед запертой дверью и ломимся в нее со всей дури - давим, греем, плавим, кислотами травим. А ведь был бы ключ, тихонько повернули, открыли и вошли...
  - Подожди, Андрей. Значит, этот твой гиперзвук - что-то вроде ключа?
  - Соображаешь, брат Коль-Ваныч, - удовлетворенно улыбнулся Андрей. - Мир у нас из волн состоит. Электрон - волна, фотон - волна. А ну как эту волну направленным лучом изменить чуть-чуть? А мы уран расщепляем, бомбы делаем...
  Шахов посмотрел в окно, на свежую утреннюю листву цветущих лип, на ватные комочки далеких облаков в сияющем просторе июльского небосвода, попробовал представить себе, что все это волны, и его замутило, как в первые дни похода на родной подлодке. Мир стал зыбким, непрочным и за внешней безмятежностью вдруг почудились его смятенному воображению грозные контуры неизведанных сил...
  - Вот-вот..., - подтвердил Андрей, почувствовавший тревогу собеседника. - Об этом я и говорю.
  - Но это же... А если из этого сделают оружие? Или уже сделали?
  - Ну ты, брат, хватил. Слава Богу, не умеют ученые генерировать направленный гиперзвук такой мощности. И не скоро научатся.
  Тут Цыпин не выдержал и закатил такую тираду, из которой Коль-Ваныч понял только предлоги. Из всех непонятных Андреевых выражений зацепились в сознании только какие-то волны Дебая, потому что уж очень походило на распространенное ругательство. Закончилась тирада утешительно:
  - Так что не переживай, пока до такого оружия мы близко не дошли.
  - И на том спасибо, - вздохнул Шахов. - А чего ты, академик, матюгами ругаешься - дебая да дебая? Как Нелька моя. Только та ху из итами меня покрывает.
  - Дебай, - сказал Андрей. - Физик был такой. А «Who is it» - означает «Кто это?» по-английски.
  - Без тебя знаю, - отмахнулся Коль-Ваныч. - Слушай, ладно, оружия нет, а вот это как же, Дебай-твою мать? - Шахов кивнул на стол, откуда таращилась страшная маска Горгоны и лежал неподвижный мышонок.
  - А это, Коляныч, Анечкина работа.
  Коля зажмурился и потряс головой.
  - Как это Анечкина?
  Потом он вдруг вспомнил свои ощущения у двери, побледнел и уставился на Андрея.
  - Не паникуй, подводник, лучше слушай дальше. - Андрей вздохнул, выпил воды из кружки и лекторским тоном продолжил:
  - Хоть и не умеем мы генерировать гиперзвук, но в природе он есть. Вот ты идешь себе по лесу, вроде бы тишина, а ведь все вокруг звучит - ручей журчит, листья шелестят, птички чирикают. А есть то, чего никто, то есть почти никто не слышит - камень нагрелся , где-то грозовое облако набухает, чуть-чуть сдвинулся пласт земли...И все это складывается в единое информационное поле - неслышные звуки, излучения, мысли, слова, действия. И что самое удивительное - есть в мозгу у человека какой-то приборчик, который такую информацию ловит и даже расшифровывает. Конечно, кто-то ничего не слышит, а кто-то на определенную волну настроен, как антенна. Отсюда интуиция, пророческие сны, предсказания...
  - Колдовство, порча, - добавил Николай.
  - Не лезь поперед батьки в пекло, - посоветовал Цыпин. - Это уже следующая глава моего повествования. Понимаешь, мозг ведь тоже передает информацию. Даже независимо от тебя. Короче, Анечкину прародительницу учили слушать и расшифровывать гиперзвуковые сигналы. Анечка сейчас, возвращаясь в прошлое, их тоже слышит. А мозг то, что слышит, то и передает. Вот она слушает камень, а передается наружу как бы гиперзвуковая модель камня. Ты же это почувствовал? Ну а я, Николай Иванович, создал такую установку, которая эти сигналы регистрирует, измеряет и усиливает.
  - И ты их на мышонка направил?
  - Да, и не в первый раз. Да ты не злись, лучше на стол посмотри.
  На столе мышонок зашевелился, неуверенно встал и медленно двинулся к краю стола.
  - Это они там камень слушать перестали. Перешли к другой теме. Я такое уже неделю наблюдаю...
  Андрей задумчиво смотрел на смешную мордочку маленького зверька и думал, что все гораздо сложнее, глубже и страшнее, чем та теория, которую он сейчас на пальцах объяснял Коле Шахову. Чувство неизъяснимой связанности всего сущего уже не первый месяц томило и мучило его. Можно ли идти дальше? Не вступают ли они с Анечкой на запретную территорию, откуда нет пути, только стремительное падение в кошмар, по сравнению с которым Хиросима - просто детская шалость?
  А Коля Шахов, глядя на Цыпина, вдруг, как в детстве, увидел его в отдалении, словно через перевернутый бинокль. Вокруг головы Андрея сиял чистым зеленым светом ореол. Такое свечение Коля видел у многих, желтое, синее, красное с коричневыми стрелами... Цвет ореола у Андрея был удивительной красоты и Шахов еще раз согласился со своими выводами - нормальный мужик Андрей, побольше бы таких...
  
  Глава 4
  
  В этом облике Цыпина почти никто не видел. А увидел бы - не узнал. Не из-за белого халата и шапочки - в лаборатории он становился другим человеком. Пружинистый шаг, экономные движения, сосредоточенный взгляд...
  Правда, сосредоточенность не мешала ему вести с самим собой светскую беседу:
  - А вот мы сейчас, Андрей Валерьевич, на эту точечку шлепнем рением и будут нам кренделя и баранки на осциллографе, - мурлыкал он, неся микрочип к ионной пушке.
  И сварливо сам себе отвечал:
  - Дырка вам будет от бублика, товарищ Цыпин, а не кренделя, поскольку руки у вас под мужской половой член заточены, как Коль-Иваныч изволит выражаться.
  - Обижаете, Андрей Валерьевич, у нас как в аптеке, - мурлыканье стало виноватым. - Не в первый раз плату монтируем.
  - А кто вчера на катоде германий вместо рения укрепил? И полчаса на приборы таращился? Опять об Анечке мечтал, Ромео недоделанный, - грозно вопросила сварливая ипостась Цыпина, устанавливая микрочип в центр предметного столика и регулируя верньером положение искомой точки.
  - А что, если и об Анечке?
  Пальцы Андрея дрогнули, глаза затуманились и проклятая точка уплыла из поля зрения окуляра.
  - Цыц, Андрей Валерьевич, - тут же одернул он себя, быстро и точно проделал остальные операции и поставил чип в вакуумную печь.
  Теперь можно было и отвлечься. Термическая обработка занимала два часа. Об Ане Цыпин думать себе запретил, но и помимо этого проблемы шли косяком.
  Господи, как ему сейчас не хватало Шурика Розена! Правда, рядом была Неля Витальевна, и то хлеб. Но она- женщина, а страхами делиться с женщиной Андрей не привык...
  В семье Розенов Цыпин впервые после смерти бабушки перестал чувствовать себя одиноким. С Шуриком он познакомился на картошке. Андрей был поражен, увидев, что легкомысленный красавец Розен, за которым бегала половина девчонок факультета, перед сном вытащил из сумки томик Стругацких и с видимым удовольствием углубился в чтение.
  - «За миллиард лет до конца света»? - спросил Андрей, заглядывая ему через плечо. - Дай почитать!
  - Ладно, бери, - разрешил Шурик. - Но смотри, это сестры моей, Нельки, книга. Потеряешь - голову оторвет.
  Потом, уже по возвращении в институт, Андрей в декабрьский вечер вышел прогуляться и вдруг услышал крики о помощи. Банда азербайджанцев напала на Розена из-за его очередной пассии, дамы сердца одного из нападавших. Девица истошно визжала, Шурик прижался спиной к стене корпуса, но положение у него было отчаянное. Выходцы из нефтяной республики держались крепко спаянной диаспорой и давно уже верховодили в студенческом городке. Мало кто в одиночку посмел бы вмешиваться в их разборки.
  Андрей ворвался в эту диспозицию, как болид в атмосферу, накаляясь по мере продвижения. Кому врезал кулаком, кому ногой, двоих сшиб массой и, оказавшись рядом с Розеном, осведомился:
  - Жарко нынче в Арканаре, высокочтимый дон Румата?
  Шурик не мог остаться в долгу и, слегка задыхаясь, столь же изысканно ответил:
  - Меча тебе не хватает, барон хренов. Сейчас бы грузовой вертолет изобразил.
  Мусульмане взвыли и снова бросились на приступ. У кого-то из нападавших сверкнул нож - но из соседней общаги уже валила толпа первокурсников, среди которых было немало ребят после Афгана. По пути они вооружались дрекольем . В мгновение ока противник был смят и обращен в бегство. Цыпин с Розеном в дальнейшей махаловке участвовать не стали, проводили плачущую девушку до ее комнаты, а сами отправились залечивать синяки и ссадины.
  С тех пор они были не разлей вода, тем более, что интеллектуальный уровень у обоих был много выше обычного. Даже по воскресеньям не расставались. Шурик решил, что нечего Цыпину торчать в общаге, и пригласил его к себе. Андрей приехал к Розенам и был сразу очарован этой веселой безалаберной семьей. Отец Шурика и Нели, Виталий Иосифович Розен, познакомился с их будущей матерью в одном из дальневосточных лагерей Гулага. Из всех испытаний тогдашней поры Виталий Иосифович и Тамара Арсеньевна вынесли одно убеждение: в этой жизни у вас могут отнять все - дом, деньги, должность, уважение близких, все, кроме вашей личности. А сохранить личность можно, только если она есть. Поэтому детей так и воспитывали: главное, учитесь любить, чувствовать, приобретайте знания и умения, но никогда не лезьте вверх по социальной лестнице. Отец говорил:
  - Чем меньший пост ты занимаешь, тем больше у тебя степеней свободы, а свободный человек - это счастливый человек!
  А Тамара Арсеньевна добавляла:
  - Ребята, солнце светит, трава зеленеет - разве этого мало? Когда-нибудь вы поймете, что это единственное счастье в жизни...
  Младшие Розены усвоили родительские уроки и относились к обществу и карьере весьма несерьезно. Талантами их Бог не обидел, но трезво оценивая советскую действительность и собственную пятую графу, Неля и Шурик выбрали технические вузы. «Наука - это способ удовлетворять свое любопытство за государственный счет», - цитировала Неля Витальевна кого-то из американских физиков. Она выросла в Сибири, где родители жили еще долго по месту ссылки после лагерей. Сибирское воспитание, где прямота и независимость сочетались с дружелюбным отношением ко всему сущему, позволили ей отбиться от приема в ряды КПСС и выбрать себе интересную работу. В лаборатории металлофизики ее ценили, правда, считали «анфан террибль», зато позволяли говорить, что угодно, лишь бы дело делалось.
  С Шуриком судьба распорядилась иначе. После второго курса политехнического они с Андреем поехали вместо стройотряда в ту памятную экспедицию по следам НЛО... Пригласил их в эту поездку заведующий кафедрой радиотехники Рэм Геннадьевич Харламов, который высмотрел парней в студенческом научном обществе. Он с улыбкой наблюдал, как стройный мальчишка с темными кудрями и глазами, в которых воплотилась вся скорбь еврейского народа, кидает сумасшедшую идею, а большой основательный Цыпин спорит с ним чуть не до драки, потом вносит свои коррективы, оба увлекаются открывшейся перспективой, что-то собирают, паяют, ругаются. Потом легкомысленный Розен остывает и удаляется гулять с девчонками, а Цыпин, засиживаясь в лаборатории до полуночи, все же доводит до ума их совместное изобретение. Приборчики РЦ ( Розен и Цыпин) дальше лаборатории никуда не уходили. Кому в то время нужны были электрические антикомарины? Или таймер «молочная каша», звонком зовущий хозяйку за секунду до того, как каша поднимется шапкой и зальет плиту? А ведь идеям, лежащим в основе этих простых устройств, и сам Рэм завидовал. Мальчишки об этом не подозревали и оба были удивлены и польщены, когда легенда политеха, сам Харламов, пригласил их с собой...
  В том замечательном июле гурьба молодых людей под предводительством седого подтянутого профессора двинулась по грунтовой дороге с абалаковскими рюкзаками на плечах, неся палатки, оборудование, приборы к таинственному месту, где были обнаружены следы НЛО. Шли около трех часов, вдыхая медовый запах подмосковных лугов, остановились на краю большой поляны на опушке соснового бора. Неподалеку бил прозрачный ледяной ключ. От непривычно чистого воздуха у кого-то закружилась голова, а Рэм подшучивал, предлагая найти где-нибудь мотоцикл и в качестве противоядия приложиться к выхлопной трубе.
  Хотя и не терпелось парням увидеть загадочные следы, но первым делом разбили лагерь, приготовили обед, извлекли и распаковали оборудование, и уж потом Харламов буднично сказал:
  - Ну что, сталкеры? Пойдем сегодня в Зону?
  «Пикник на обочине» братьев Стругацких успели прочитать все и сопоставление Зоны и их экспедиции аж дрожью пробило ребят. Как-то не складывалось - свежее разнотравье, кашка, лютик - и тайны Вселенной...
  При дальнейшем знакомстве тайны оказались простыми и непостижимыми. На поляне было несколько кругов, как будто вдавленных огромным цилиндром в землю сантиметров на сорок в глубину. Диаметр каждого круга составлял около шести метров. И все.
  Но Рэм предложил простой опыт: взять чурбак хотя бы двадцати сантиметров в диаметре и попробовать вдавить его в заросшую невысокой травой сухую почву. Причем без вспучивания на краях. И не на сорок, а на пять сантиметров. Постояв на чурбаке, попрыгав на нем, постучав по нему какими ни попадя тяжелыми предметами, участники экспедиции смотрели на загадочные круги уже с достаточным уважением и робостью, чего и добивался их руководитель.
  А дальше началась рутина. Пробы земли, пробы воздуха, измерение высоты травяного покрова, регистрация цвета травы, наблюдение за приборами, записывающими влажность, атмосферное давление, температуру, магнитные и электрические характеристики. Опыты с добровольцами, которые в течение двух-трех часов находились внутри круга. Измерение кровяного давления, частоты пульса, описание ощущений. Все данные аккуратно вносились лаборанткой Танюшей в толстый журнал, хранившийся у Рэма. По вечерам - долгие посиделки у костра, песни Окуджавы, которые Шурик Розен пел так, что у остальных горло перехватывало от светлой тоски и любви, рассказы Рэма об истоках радиотехники, споры о происхождении их Зоны, анекдоты, веселые студенческие песни и над всем этим высокий небосвод с мохнатыми июльскими звездами.
  Но когда кто-то из сталкеров, глядя в необозримую даль ночного неба, начинал фантазировать, откуда, мол, прилетели наши НЛО, Рэм Геннадьевич неизменно возражал:
  - Нет, ребята, космос здесь ни при чем. Это все земное... Да вы не унывайте. На нашей Земле столько тайн, никакому небу не снилось. А может быть, он здесь и начинается, ваш далекий Космос...
  Как часто бывает, одно из главных открытий было сделано случайно. У Димы Пятницкого, добровольца, вдруг начали отставать часы. Часы были кварцевые, фирмы «Сейко», привезенные Димкиным отцом из заграничной командировки. Отставать они просто не могли. И тем не менее после каждой испытательной отсидки внутри круга часы отставали ровно на полминуты.
  Обдумав Димино заявление и выслушав рабочие гипотезы, вплоть до тех, что этим часам двух камней не хватает - на один положить, другим стукнуть, Рэм отправился на ближайшую почту, заказал оборудование, и через день ребята исследовали влияние круга на пьезомодуль кварца. Результаты оказались потрясающие - модуль менялся, незначительно, но постоянно! Харламов был озадачен, Шурику Розену, по причине флирта с хорошенькой голубоглазой Таней, было не до вывихов природы, а Цыпин просто заболел «кварцевой горячкой». Он ходил чумной, нападал на всех участников экспедиции и требовал ответа, от чего может измениться столь уважаемая константа?
  Наконец, Шурик, которому до смерти надоел очумелый друг, оторвался от Танюшиных глаз и сообщил Андрею:
  - От чего, от чего! От звука!
  - Какого звука? - опешил Андрей.
  - Громкого! - рассмеялся Розен. - Сидит там под землей инопланетянин, скучно ему, вот он и кричит: «У-у-у-у!». А у кварца от этого «У-у-у-у!» пьезоконстанты съезжают.
  - Да ну тебя, - обиделся Цыпин. - Я же серьезно спрашиваю.
  - А я серьезно отвечаю. Рэм говорит, что наши круги земного происхождения. Так?
  - Так...
  - Мы сами с тобой убедились, какая энергия нужна, чтобы выдавить такой круг. То есть это геофизический процесс, какая бы тайна за этим не стояла. Так?
  - Ну, наверное, так.
  - А чем сопровождаются геофизические процессы, землетрясения, например, или извержения вулканов?... Правильно, Татьяна Петровна, грохотом.... А что такое звук?... Правильно, отличник Цыпин, это упругие волны. Ну а что если вот эти загадочные геофизические процессы, у которых мы загораем, сопровождаются генерацией упругих волн другой длины? Скажем, инфразвуком, или ультразвуком...
  - Ну, Розен, двойка вам по физике твердого тела. Мощности маловато у инфра- и ультразвука, чтобы деформировать кристалл. Длина волны велика.
  Это вмешался Рэм, незаметно подошедший к бревну, на коем угнездились Шурик с Татьяной, Рэм, неизменно элегантный даже в походных брюках и куртке цвета хаки. Его синие льдистые глаза, несмотря на обещанную двойку, улыбались.
  - Ну, тогда звук с очень малой длиной волны, - не растерялся Розен. - Сверхзвук, во! Может ведь такое быть, а, Рэм Геннадьевич?
  - Все может быть, друзья мои, - уклонился от ответа Харламов. - Но каждую гипотезу нужно подкрепить «железом». Вот изготовите прибор, который зарегистрирует этот ваш сверхзвук, докажете его связь с изменением пьезоконстант, тогда вы правы. А так - это не гипотеза, а сотрясение воздуха-с.
  Несмотря на охлаждающую концовку тирады Рэма, Шурик почувствовал себя победителем. Ведь не будь в его предположении зерна хорошей идеи, Харламов бы незадачливого теоретика с коровьим навозом смешал, натыкал бы носом во все ошибки и все это ровным благожелательным голосом.
  Андрей Цыпин тоже остался доволен. Вынул-таки из лодыря Розена очередную сумасшедшую идею. Пусть он пока перед Танюшей хвост распускает, а мы эту мысль переварим, разжуем и усадим донжуана за работу, как миленького.
  А Шурик, не подозревая о коварных Цыпинских планах, взял на гитаре пару аккордов и романтическим голосом спел Татьяне:
  - Земля умчалась прямо из-под ног,
  Нас в августовском небе позабыв..., - обнял ее за хрупкие плечи и повел в теплый синий сумрак.
  - Куда вы? Комары заедят, - забеспокоился Андрей за соавтора.
  - Не заедят! - гордо ответил Шурик. - У меня наш антикомарин на батарейках. Радиус действия - три метра. Уместимся, Танюша?
  И Таня кивнула, пряча счастливые влюбленные глаза...
  В этот момент солнце из-за горизонта осветило нижние края облаков, окрасив их в теплые розовые тона, так что облака стали похожими на осенние листья, парящие в вечернем небе. Почти невидимые алые рефлексы легли на деревья, отчего ландшафт стал тревожным и грозным, словно перед решающей битвой небесных богов...
  Цыпин вздохнул, слушая, как в ельнике звенят аккорды гитары и поют счастливые молодые голоса:
  - А мы пойдем по звездам напрямик,
  Пусть этот путь не будет слишком прост.
  Ведь мы не из породы горемык,
  Совсем отвыкших в городе от звезд...
  
  Глава 5
  
  Андрей поймал себя но том, что широко и счастливо улыбается, вспоминая те давние дни. На душе полегчало, посветлело, и неожиданно пришло решение - надо поговорить с Нелей откровенно, не скрывая своих опасений. Все Розены имели такой дар - освещать путь, как маяк в штормовом море. Недаром к Тамаре Арсеньевне приезжали Нелькины подруги и Сашины друзья - поделиться горем, посоветоваться, просто выплакаться... Нет Тамары Арсеньевны. И Виталия Иосифовича тоже нет. Есть два памятника на маленьком сельском кладбище. Осталась Неля Розен-Шахова, веселая, толстая, кудрявая. Неля обожала готовить, угощать гостей и пугать их неожиданными замечаниями типа: «Организм, неспособный переварить немытые фрукты, должен освободить биосферу». Только Андрей знал, какая мыслительная машина скрывается за этой мирной внешностью. Большинство сумасшедших идей Шурика рождалось в общении за чашкой кофе со старшей сестрой. Сам Александр Витальевич этого не замечал, а вот Цыпин, поучаствовав в нескольких таких интеллектуальных разминках, с удивлением наблюдал как Неля, нещадно дымя своей неизменной «Явой», шутя расправляется с большинством признанных аксиом, сдирая с них словесную шелуху и представляя проблему с вытащенными наружу противоречиями, голенькую и готовую к решению. Иногда решение было таким сумасшедшим, что у Цыпина внутри все холодело, а Шурик просто смеялся и отмахивался от сестры:
  - Нелька, ты помнишь свои студенческие стихи: «У того цветные сны, значит - шизофреник!». Это ты про себя писала, факт.
  - Сам ты ушастый какаду, - беззлобно парировала она , и разминка заканчивалась смехом и взаимными подначками.
  Конечно, они с Шуриком не говорили Неле, да и вообще никому не говорили, поскольку были связаны подпиской о неразглашении, о том, что произошло после их летней экспедиции.
  А тогда после полугода мучений, разочарований, проб и ошибок они все-таки создали и продемонстрировали Рэму прибор, регистрирующий гиперзвуковые колебания. Через неделю их вызвал к себе ректор и сообщил, что со следующего семестра студентов радиотехнического факультета Розена и Цыпина переводят в Институт Контрпропаганды на физико-техническое отделение. Ребята переглянулись в полном недоумении - они о таком институте впервые слышали. Да и на фиг он им сдался, им и в политехе неплохо... Но ректор, предупреждая невысказанные вопросы и возражения, сказал, чтобы не рыпались, поскольку это распоряжение поступило от инстанций, которым не перечат, и добавил:
  - Гордитесь, чудаки, вам выпал шанс один из миллиона. Туда ведь страна самые светлые умы собирает...
  Для непосвященных числились они по-прежнему в политехническом, но на факультете ТСВ, - теории слабых взаимодействий, базирующейся в Долгопрудном при Московском физико-техническом институте. Однако, учили их там далеко не одной физике... Один из руководителей Андрея по курсу телекинеза для разминки по утрам взглядом двигал граненый стакан по полированному столу. В другой лаборатории изучали воздействие психотропных препаратов на раскрытие воображения по методике Карлоса Кастанеды. У Андрея, слава Богу, никаких экстрасенсорных способностей не нашли. Единственное, чему он научился, да и то с большим трудом, так это видеть ауру собеседника.
  - Вам, физикам, мозги нужны ясные и светлые. Так что не напрягайся, тебе достаточно знать, что все это существует, - посоветовал ему куратор. - Занимайся своим делом, а мы найдем, где твои приборы применить.
  Да и сам Андрей уже понял, что для него весь волшебный и страшный мир магии - всего лишь спектр частот пока неизвестной энергетики, которую надо определить, измерить и приспособить к насущным потребностям человечества. Что ж, эта задача была ему по душе и он быстро освоился с порядками Конторы, как называли это странное учебное, а может быть, научное заведение преподаватели. Его не тяготила секретность, отсутствие веселых компаний и вечеринок. Девушки у него не было. В то время Андрей был тайно и безнадежно влюблен в Нелю. Он с первого знакомства по-детски потянулся к ней, рядом с Нелей ему было хорошо и уютно, словно с бабушкой. Однажды, на свою беду, он завел разговор о жене Грибоедова.
  - Нино Чавчавадзе, - кивнула Неля. - Жизнь и дела твои бессмертны в памяти русских...
  Лицо ее стало строгим, глаза заискрились теплым зеленым светом, и Андрей погиб сразу и надолго.
  Как ни странно, но Шурику Розену в Конторе тоже нравилось. Он буквально вцепился в курс «Алгоритм изобретения» и достаточно скоро освоил его так, что стал признанным авторитетом по решению всех тупиковых задач.
  Андрей опасался, что друг его, веселый ловелас, не выдержит здешнего полу- монашеского распорядка. Однако здесь их обоих ждал сюрприз.
  - Ты знаешь, кого я встретил вчера? - Розен выглядел смущенным и радостным. - Танюшу, лаборантку из экспедиции!
  - Ну! А как она здесь оказалась?
  - Это мы с тобой оказались, а она, между прочим, старлейт, в 29 отделе работает... Высшее образование, три языка знает. А ведь какой дурочкой прикидывалась, артистка!
  Нежные пальчики старшего лейтенанта Татьяны Антоновой оказались железными, и Розен ахнуть не успел, как стал женатым человеком. Неля сноху недолюбливала и при случае рассказывала анекдотические ситуации, в которые сама же попадала из-за лживости и лицемерия очаровательной родственницы. Ведь она не знала, что там, где Танечка работала, это был единственный способ существования. Для непосвященных у Антоновой имелась легенда - переводчик технических текстов в одном из московских НИИ... Андрей подозревал, что переезд Розенов в Канаду был делом цепких ручек Татьяны, к тому времени уже капитана спецслужбы. А то бы с какой стати даже в нынешние времена Контора выпустила за рубеж одного из своих секретных специалистов?
  Через несколько лет, когда юношеский восторг от лавины новых знаний и неограниченной возможности творчества немного поостыл, Цыпин начал замечать, что и сюда, в Контору, стали просачиваться кумовство и равнодушие, охватившие страну еще с семидесятых лет. То один, то другой из учителей Андрея, как на подбор, умные и талантливые люди, уходили на пенсию или вообще исчезали из поля зрения, а на смену им появлялись холеные личности с непроницаемыми глазами, умеющие гладко выступать по бумажке и осуществлять общее руководство. С ними у высокого начальства хлопот поубавилось, ведь у них не было никаких завиральных идей, нового оборудования они не требовали, но зато как умели отчитываться! С процентами, графиками, красиво начерченными в конструкторском бюро, с неуклонным ростом достижений в разоблачениях эзотерических учений, каковые являются очередными происками загнивающего империализма.
  Поначалу особой тревоги у Андрея эти личности не вызывали, он даже развлекался, когда руководители заявлялись к нему в лабораторию, выдавал им порцию научной абракадабры и едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, глядя, как они с умным видом кивают головами.
  Однако постепенно их осторожные вопросы и вполне определенные указания озадачили и встревожили Цыпина. Не такие уж они и дураки, как ему казалось. И направление исследований, на которое медленно, но неуклонно переводились стрелки во всех технических подразделениях, ему очень не нравилось. Контора, конечно, и раньше заботилась о благе страны весьма своеобразно, разведка есть разведка, грязное, по существу, дело, но чтобы такое! Андрей просто не поверил себе. Розен ему тоже не поверил.
  - Ну, ты брат, параноик, честное слово! А рогатые демоны и огненные знаки тебе не чудятся?
  Правда, веселость Шурика показалась Андрею несколько искусственной. Да и взгляд он отводил. И разговор перевел на домашние дела чересчур поспешно. И хотя Цыпин с удовольствием выслушал рассказ друга о том, как Неля свихнулась на экстрасенсорике, подспудная тревога от этого только усилилась.
  - Нет, ты представляешь, вваливаемся мы к ней в гости, а у нее сидит мадам - вся из себя разодетая, в ушах - по бриллиантику, в движениях этакая томная грация, светская львица, да и только. У моей Татьяны рожа каменеет, как всегда при виде красивой бабы, а львица на нас ноль внимания и глубоким контральто говорит Нельке: «Огромное вам спасибо, я через неделю приеду, вы меня просто спасли...». Нелька сует нам по чашке кофе, выпроваживает даму, возвращается с довольной физиономией, хоть лимон ей предлагай, чтобы с Татьяной уравнять. Дама оказалась певицей из Большого Театра, что-то у нее с голосовыми связками. Ей, видишь ли, никакой электрофорез не помогал, а Витальевна одним сеансом вылечила.
  - Да ну? - улыбнулся Андрей, осторожно прихлебывая теплую чуть желтоватую воду, которую Татьяна почему-то называла чаем. - А как у них в институте дела?
  - Какой институт! - возмутился Шурик и достал из холодильника графинчик с зеленой прозрачной жидкостью. - Развалился их институт, всех гулять за свой счет отправили. Неля теперь в какой-то фирме бухгалтером работает... Слушай, давай пригубим по маленькой, пока моя кобра не видит. Да не принюхивайся, это же напиток богов. Татьяна рецепт достала - водку через фильтры очищает, потом настаивает на смородиновых почках. Мне, зараза, не дает, только нужных гостей угощает. Ну, вздрогнули, пусть им, гадам, меньше достанется!
  А через неделю чета Розенов уехала в Канаду. И так внезапно, что Шурик даже не пригласил Андрея на прощальный банкет.
  Цыпина забывчивость друга не обидела, а озадачила. Видимо, Розен просто побоялся встречи, и это могло очень много значить... Поразмыслив, Андрей объявил своим работникам и начальству, что у него творческий кризис - такое уже бывало, когда он заходил в тупик - и отправился в архивный отдел. Архивы Конторы было необъятны - они вмещали сотни тысяч книг и документов, накопленных многолетней работой секретных служб. Прежний руководитель выхлопотал Андрею практически неограниченный допуск ко всем материалам архива за исключением отдела компроматов, куда имели допуск только два или три человека из высшего звена власти. Но все остальное было к услугам Цыпина. Правда, раньше он своим допуском не пользовался. Он копался только в специальной технической литературе и регулярно получал от отдела информации переводы украденных спецслужбами материалов необходимой ему тематики.
  Сейчас он искал другое. Для того, чтобы подтвердить или опровергнуть его догадки, нужны были материалы исследований двадцатых - тридцатых годов. Однако на третий день, принеся Цыпину в светлую комнатку, оборудованную железными решетками, очередную кипу пухлых отчетов на пожелтевшей бумаге, сотрудница архива, седая сухощавая дама в темном костюме английского покроя, заглянула в крохотную записную книжку, поправила мизинцем золотое пенсне на носу и великосветским тоном произнесла:
  - Андрей Валерьевич, не соблаговолите ли Вы встретиться с начальником нашего отдела в пятнадцать - ноль-ноль в его кабинете?
  - Да, конечно, - рассеянно ответил Андрей. - А где это?
  - Я Вас провожу, - церемонно сказала дама и удалилась походкой герцогини.
  Оставшись один, Андрей открыл отчет, но строки показались ему полосками иероглифов. « Что бы значил этот вызов?, - думал он встревоженно. - Неужели догадались? Закроют доступ к материалам, а я уже почти у цели...» Наконец, взяв себя в руки и углубившись в принесенные документы, он понял, что докопался до истины. Здесь были данные, которые подтверждали самые худшие его опасения. Какое уж там благо человечеству! Техника у них, слава Богу, была слабовата, а то подумать страшно, во что великий Вождь и Учитель мог превратить страну...
  Без пяти три он собрал папки, сдал их строгому служителю, еще раз подтвердил, что никаких заметок не делал - какие заметки, если по всему потолку объективы телекамер! - и вслед за молчаливой провожатой отправился навстречу своей новой судьбе.
  
  Глава 6
  
  Архивариус, как за глаза называли директора секретного архива, был персоной загадочной. Фамилии его никто не знал и редко кто видел когда-нибудь. По засекреченности эта должность приравнивалась к должности Главного Конструктора в эпоху создания атомной бомбы и ракет-носителей. Поэтому Андрей, толкая тяжелую дубовую дверь, помимо понятного трепета испытывал еще и жгучее любопытство - что за человек вызвал его?
  Действительность вполне соответствовала его ожиданиям. Убранство кабинета напоминало египетский зал в Музее Изобразительных искусств. Та же мрачная монументальность, неяркие серо-коричневые краски, особая тишина притаившейся в углах тайны тысячелетий. Здесь были даже папирусы, они лежали в прозрачных футлярах на длинной полке вдоль стены, украшенной барельефами. И свет был особенным. Ничего похожего на окна и светильники Андрей не заметил, однако, казалось, что стены, пол и потолок излучают приглушенное золотистое свечение... Ошеломленный увиденным, Цыпин не сразу заметил хозяина кабинета и вздрогнул, услышав его негромкий певучий голос с едва уловимым акцентом:
  - Ну что, напугала вас госпожа Нарышкина?
  Андрей резко повернулся и увидел маленького человечка с седой гривой не очень ухоженных волос и пронзительно-ясным взглядом. «Эйнштейн..., нет, скорее король Лир в фильме Козинцева», - ни с того, ни с сего пришло в голову Андрею, пока он мямлил нечленораздельный ответ.
  - Да вы садитесь, Андрей Валерьевич. Разговор у нас будет долгий.
  Архивариус посмотрел на Андрея с одобрительной искоркой в глазах, как будто знал о нем что-то очень хорошее, о чем и сам Цыпин не подозревал.
  - Чайку сейчас попьем... Анастасия Федоровна его замечательно заваривать умеет. Незаменимая она у меня помощница. А как держится, заметили? Прав был Михаил Афанасьевич, кровь, она о себе говорит...
  Под журчание этих уютных фраз Андрей постепенно пришел в себя, уселся на старинный массивный стул с выгнутой спинкой за небольшим столом напротив Архивариуса. Тот почти утонул в глубоком кожаном кресле, единственном, пожалуй, современном предмете среди остальной обстановки, несущей печать древности и неповторимости. Стол, за которым они сидели, был изготовлен из какого-то драгоценного дерева, темно-красного, с красивым узором древесины и шелковистого на ощупь. Но самой большой загадкой в этом великолепии была личность хозяина. Андрея не обманули его простота и непринужденность. Такая способность быть самим собой в любых обстоятельствах ему встречалась крайне редко и под ней обычно таилась громадная внутренняя сила... «А ну-ка мы на его ауру посмотрим»... - решил Андрей и сосредоточился, фиксируя внимание сначала на тонком сероватом слое более плотного излучения, а затем уже переходя на следующий уровень восприятия. Но вместо ожидаемого цветного ореола он увидел нечто совершенно несообразное. Куда-то исчез сумасшедший король с седыми нечесанными прядями и морщинистой шеей, а потом наплывом, словно из невообразимой дали, придвинулась к нему высокая фигура человека в белом ниспадающем плаще. А какое лицо! Темные глаза, словно без зрачков, тонкие черты филигранной лепки, высокий лоб и звездный венец над ним... Правая рука человека была протянута вперед раскрытой ладонью вверх...
  Андрей прикрыл глаза и потряс головой, сбрасывая наваждение...
  - Да что с вами, Андрей Валерьевич? Вы меня совсем не слушаете...
  Архивариус стоял рядом и, глядя на него, Цыпин с трудом подавил порыв бежать без оглядки из этого странного кабинета. Вроде все как у людей - белый пушистый свитер, легкая синяя куртка с металлическими пуговицами... но развернутые плечи и протянутая вперед рука - раскрытой ладонью вверх... И когда это он успел встать из кресла и обойти стол? Секунды ведь не прошло...
  Если бы в этот момент не появилась госпожа Нарышкина, неся поднос с печеньем и большим фаянсовым чайником, распространявшим душистый аромат, Андрей точно ударился бы в позорное бегство под любым предлогом. Но Анастасия Федоровна, почувствовав его панику, улыбнулась с неожиданной теплотой и лукавством и мягко укорила Архивариуса:
  - Ваше превосходительство, опять вы со своими штучками... Смотрите, как кадета напугали...
  - Сам виноват, - тонкие губы его превосходительства тронула та же лукавая улыбка. - Ишь ты, пришел в кабинет к начальству и тут же давай ауру рассматривать. Никакой субординации у нынешней молодежи!... А чай у вас, как всегда, божественный, княгиня...
  Архивариус с неожиданной галантностью склонился к руке Анастасии Федоровны и получилось это у него изящно, естественно и без малейшего наигрыша. Затем он вернулся в свое кресло и Андрей отметил далеко не стариковскую легкость и точность всех его движений.
  - Тогда поделом вам, Андрей Валерьевич!
  Анастасия Федоровна принесла откуда-то из сумеречных глубин кабинета две снежно-белые чашки с блюдцами, налила в них чай и с достоинством удалилась.
  - Пейте, пейте, - подбодрил Андрея Архивариус. - Такого напитка вы еще не пробовали.
  Андрей сделал несколько глотков и с удивлением почувствовал, что сегодняшнее смятение и тревога последних дней отступили, пришла ясность мысли и внутренняя свобода, будто разжались тиски, сжимавшие сердце...
  - Ну так вот, - продолжил собеседник, отставив пустую чашку и откинувшись к спинке кресла . - Вы все поняли, нашли материалы, подтверждающие ваши догадки, и что-то уже для себя решили. И что собираетесь делать?
  Андрей, уже ничему не удивляясь, встретился глазами с Архивариусом и под пронзительной синевой его взгляда понял, что увиливать бесполезно.
  - Разбить приборы, - откровенно сказал он. - Уничтожить записи и прекратить все исследования.
  - Не дадут, - покачал головой Архивариус. - Накачают вас соответствующими препаратами и будете работать, как миленький. Превратитесь в этакое интеллектуальное животное... Вам этого хочется?
  - Нет. А что же делать? Вы поймите...
  - Иваном Петровичем меня величают, - подсказал собеседник.
  - Вы поймите, Иван Петрович, если они используют мои исследования в этом направлении, это же...,- Андрей задохнулся от волнения.
  - Знаю, - спокойно ответил Архивариус. - Мы давно следим за вашей работой и понимаем во что это может вылиться.
  - Кто - вы? - растерянно спросил Андрей.
  - Мы, - ответил Архивариус и повел сухой белой рукой вокруг себя. - Мы. Со временем вы поймете. А пока вот вам тезисы, постарайтесь их запомнить в точности. Через неделю будете отчитываться перед высоким начальством, представьте проведенные исследования так, как здесь написано. В сущности, это и есть главное направление вашей работы. И никакой самодеятельности, Андрей Валерьевич, прошу вас. Возвращайтесь в лабораторию, изображайте трудовой энтузиазм, об остальном мы позаботимся.
  
  Глава 7
  
  Через неделю, отчитываясь перед комиссией, в которую входили и непроницаемые холеные рожи, и незнакомые лица, Андрей в точности выполнил указания Архивариуса. После непродолжительного совещания комиссия вызвала Цыпина перед свои очи и председатель, с неудовольствием глядя на его массивную фигуру, сообщил, что результаты работы лаборатории комиссией признаны неперспективными.
  - Ваш э-э-э, гиперзвук, - председатель поморщился, как будто произнес что-то неприличное, - не соответствует профилю деятельности нашей службы. Есть мнение, что вашу лабораторию следует передать в другое ведомство под руководством Юнеско.
  Председатель еще раз поморщился и почти человеческим тоном добавил:
  - Поймите нас, Андрей Валерьевич, финансирование сокращается и мы не можем направлять государственные деньги на малопонятные академические исследования. Так что скажите спасибо, что не на улицу. Недели вам на перебазирование хватит?
  - Хватит, - ответил Андрей, с трудом скрывая изумление и радость. - Только скажите, куда вы нас выставляете?
  - Вот, познакомьтесь с вашим новым начальством, облегченно вздохнув, сказал председатель. - Теперь все организационные вопросы к нему.
  Навстречу Цыпину поднялся из-за стола высокий худой мужчина, и хотя он ничем не походил на Архивариуса, пронзительно-ясный свет его синих глаз окончательно убедил Андрея, что произошедшее отнюдь не счастливая случайность...
  Через неделю группа Андрея перевезла свое оборудование в небольшой особняк у площади Коммуны со скромной вывеской «Лаборатория теории эволюции». Помимо технического персонала, в лаборатории появился штатный философ, Лева Библер, успевший в застойные времена опубликовать крамольную книжку «Мышление, как диалог». В книге, вопреки всем основоположникам диалектического материализма, доказывалось, что для творческого мышления необходим выход за пределы логики и круга знаний. И хотя Лева тщательно замаскировал свои бандитские выпады мощной терминологией, кое-кто понял, что незавершенные фразы о внутреннем диалоге ведут к признанию существования Бога или информационного поля или еще чего-нибудь, в такой же степени недопустимого... Отступника Библера немедленно взяли в оборот и чуть было не приклеили диагноз вялотекущей шизофрении, однако нашлись добрые люди, диагноз Библеру отменили , устроили оператором в котельную, где во время дежурств Лева мог свободно разрабатывать крамольную философскую концепцию.
  Вооруженный своей методикой, Лев Анатольевич без особых трудностей постиг основы работы Цыпина и ввел их в картину мира, представшую перед ним за долгие годы его одиноких размышлений. Подслеповато мигая серо-голубыми глазами за сильными стеклами очков, он мог часами спорить с Андреем, развивая и уточняя учение, возникшее как сплав восточной мудрости и западной философии , пока не приходила одна из его почитательниц, чтобы замученного Библера накормить, напоить и спать уложить. Сутулый, беспомощный в быту Лева пользовался необъяснимым успехом у прекрасного пола. У любой женщины при виде его просыпался материнский инстинкт. Дамы наперебой обихаживали бесприютного одинокого философа, соперничая между собой и сурово поглядывая на Андрея.
  Результатом такого сотрудничества технаря и философа явилось несколько статей, насыщенных субъектами, предикатами, техническими терминами, напечатанных в солидных международных изданиях. Статьи преследовали две цели - во-первых, сильные мира сего, еще интересовавшиеся разработками в области гиперзвука, окончательно решили, что это очередная академическая заумь, во-вторых, те десять человек, которые смогли понять суть, стали верными союзниками и корреспондентами маленькой московской лаборатории. Теперь Андрей мог беспрепятственно продолжать работу и даже раз в год выезжать с Левой на солидные симпозиумы.
  Но в последний раз в Канаду он ездил один. Перед отъездом пошел на Ваганьковское, постоял над свежей могилой, где еще не было памятника, только ограда да хвойные венки с траурными лентами... Лева заболел через полгода после того, как отец и мать Андрея погибли в автокатастрофе. Андрей тяжело переживал трагедию, грыз себя за то, что за последние годы ни разу не выбрался в Самару, подолгу смотрел на фотографию, где, обнявшись, стояли его родители, молодые, веселые, живые... Чуткий Лева старался не докучать Андрею своими проблемами и мужественно терпел начавшиеся осенью мучительные головные боли. Когда терпеть стало невмоготу, он, не говоря никому, отправился в районную поликлинику, где ему безапелляционно заявили, что это отит, воспаление среднего уха, отправили на физиотерапию, и прогревали до тех пор, пока Лев Анатольевич не упал без сознания на кухне у одной из своих влюбленных покровительниц. Дама нажала на все имеющиеся рычаги, Леву поместили в Институт Мозга, но было уже поздно. Слишком велика была опухоль. Операцию все-таки сделали, но, как и предсказывал профессор, Лева умер через час после того, как наложили последний шов.
  Вечером перед операцией Лев Анатольевич выгнал из палаты рыдающих женщин, подозвал Андрея и сказал:
  - Андрюша, не бери в голову, это все ерунда. Лучше слушай сюда, я давно хотел с тобой поговорить... Не получалось... Формулировки искал... Доказательства...
  Он помолчал, а потом продолжил совсем другим тоном, словно стремясь накрепко вбить в голову Андрею свои мысли:
  - Пойми, мы с тобой на пороге нового мира. Старое разваливается и рождается новое. Тютчев писал:
  «Счастлив, кто посетил сей мир
  В его минуты роковые...
  Лева говорил тихо, умолкая, когда очередной спазм боли перехватывал его дыхание.
  - Наши с тобой теории в принципе верны, и приборы у тебя замечательные, но все это пойдет коту под хвост, пока мы ..., то есть, ты... не найдешь мозг-посредник... Не технология - главное, а человек. Ты создал мост... А нужен тот, кто шагнет по мосту. В ноосферу... к высшей энергетике... Помнишь, у Тейяра де Шардена, о появлении первой искры самосознания... поэтические строки... Трудно только первым, а дальше пойдет лавиной... Ты понял? Ищи человека... И... до свидания. Даст Бог, встретимся...
  
  Глава 8
  
  - Да, надо идти к Неле, - сказал себе Андрей, вытащил чип из вакуумной печи, снял халат и шапочку и стал снова Медвежонком Цыпой, как звал директора за глаза весь персонал. Воспоминания захватили его, но тревога от этого стала еще острее. Он вспомнил, как глухо стукнуло сердце, когда он посмотрел в глаза Ане Державиной. Словно Лева откуда-то из небытия дал знак - вот оно...Но откуда было ему знать, милому гениальному чудаку, что эта искра может быть не только новой ступенью развития человечества, но и страшным оружием. С тех пор, как Цыпин понял, что Анечкино сознание с помощью его приборов создает устойчивый канал связи с неведомым полем, его душа разрывалась между радостью и страхом. Хорошо, что связь еще не осознана, все проведенные опыты пока сводятся к улавливанию и расшифровке гиперзвуковых сигналов, но и эта информация уже взрывоопасна. Теперь, как никогда, ему нужен был союзник - умный, смелый и такой, которому полностью можно доверять.
  Хорошо, что Неля оказалась рядом, нежданно-негаданно став одной из самых близких его соратниц. Мальчишеская любовь давно переросла в глубокое чувство уважения и полного доверия. Не зря Андрей еще тогда, в восьмидесятые, начал подкидывать ей эзотерическую литературу. Небольшой толчок, а какие дал результаты!
  Но не успел он и шага сделать, как дверь распахнулась и в кабинет влетел взъерошенный предмет его размышлений, Розен- Шахова собственной персоной. На ней был темно-синий строгий костюм, белая блузка, дорогие изящные туфли, но даже этот деловой наряд не сделал из нее современную элегантную женщину. Лацканы костюма были обсыпаны пеплом, воротник блузки съехал вбок - Неля есть Неля, во что ее не наряди.
  - Слушай, Цыпа! - забыв, как всегда, поздороваться, выпалила нежданная гостья. - Мы тут с Анечкой малость зациклились. Пойдем, пообщаемся.
  По дороге в лабораторию она быстро ввела начальника в суть проблемы.
  - Понимаешь, решили мы снять у Анечки раздражение. Ну, сам видишь, сидим в четырех стенах, вкалываем, как черти, никаких развлечений. Поневоле озвереешь. Методика есть - погружаешься в это чувство, выясняешь, откуда произошло, доводишь до абсурда и все тип-топ. Ну и топчемся на одном месте ни туда, ни сюда. Поприсутствуй чуть-чуть, может что-то проявится...
  Анечка сидела у стеклянного столика и с невинным видом пила кофе.
  - Так, сознавайтесь дамы, что вы тут натворили? - с озорной улыбкой спросил Цыпин. Ничего он не мог с собой сделать, как ни старался быть строгим и занудливым, но при встрече с Анечкой все в нем смеялось и пело.
  - Давай, Аня, в раздражение, - Неля села напротив и жестом показала Андрею на кресло, стоящее поодаль.
  - Да моего-то уже нет, - извиняющимся тоном ответила Аня. - Могу через Лиацею.
  - Давай через Лиацею.
  Аня с сожалением посмотрела на недопитый кофе, поставила чашку на стол, чуть откинула назад голову, сцепила тонкие пальчики...
  - Утро...Хорошее, солнечное, тихое... Надо вставать... Но на душе мутно, злоба какая-то, раздражение. Нарастает, душит, прямо как волной захлестывает, горько на сердце, хочется плакать, кричать... Кидаю кувшин в прислужницу, вскакиваю, топаю ногами. Знаю, что распускаться нельзя, чувство стыдное, запретное, но от этого злюсь еще больше.
  Андрей наблюдал за Аней, и , как всегда, поражался ее преображению во время сеанса. Только что она была здесь, улыбалась, пила кофе, чуточку кокетничала, ну совсем обыкновенная, очень милая, очень земная... Но прошла минута, и как будто прозрачная стена разделила ее и весь здешний мир. Неуловимо изменилось тонкое овальное лицо - черты его стали твердыми, точеными, ушел свет из теплых темно-карих глаз и глаза стали далекими и холодными, как зимнее звездное небо... Да, бедный Форн...
  - Почему запретное, Аня? Давай-ка туда поглубже.
  - Потому что там темная сила. Нельзя. Учителя говорили - нельзя.
  - Ну вот уже час торчим на этом «нельзя»! Андрюша, будь за Учителя, скажи, что можно!
  - Можно, малыш, - послушно говорит Андрей. Сам бы он предпочел срочно подождать, посмотреть расшифровку сигнала, да где уж тут! Сопротивляться натиску мадам Шаховой во время сеанса бесполезно, а для нее все темные силы - чепуха собачья, бред суеверного сознания. Одна надежда, что запрет достаточно силен...
  Но Анечка вздыхает, бледнеет, прикрывает глаза.
  - Так, глубже... Ага, злоба-то от страха. И время другое... Лес. Никакого жилья. Отряд какой-то что ли... Или войско. Или кочевое племя во время длительного перехода. И страх. Стою, ощетинившись. Вот-вот будет битва, и мне страшно. А страх показывать нельзя, потому что другие не боятся. Они воины, хорошая драка им - радость. У, рожи зверские, глаза горят, а тут внутри все холодеет.
  - Спокойно, Анечка. Как ты выглядишь, во что одета?
  - Короткое одеяние, по-моему, из шкур, длиной до середины бедра. Ноги голые, обветренные в шрамах. Кожаные наколенники. Меч - короткий и широкий с маленьким круглым эфесом. Он у меня за поясом. ..
  «Нет, а на Нелю посмотрите! - сказал себе и всем воображаемым оппонентам Андрей. - Откуда что берется? Где рассеянность, безалаберность, спрашиваю я вас? Взгляд острый, сосредоточенный, как у хирурга во время операции. А голос-то! Низкий, повелительный и музыкальный, за таким голосом и в преисподнюю пойдешь...»
  - То есть это не Избранные? И ты не Лиацея?
  - Нет, что ты. Это гораздо древнее. И страшнее... Потому что вслед за страхом приходит ярость. Извне. Как будто черный канал открывается и откуда-то сверху спускается злобная сила. Слепящее чувство. И необоримое.
  «Еще бы!, - сказал себе Андрей, увидев, как неузнаваемо изменилось Анечкино лицо, по-волчьи вздернулись губы, хищно блеснули глаза...- Ну и ну...»
  - Продолжай, - мягко и спокойно сказала Неля.
  От звуков ее голоса напряжение ушло, дикий зверь с ощетиненным хребтом исчез, восстановилось status quo - отрешенность, сосредоточенность, покой...
  - М-м-да.. - Анечка улыбнулась и покрутила головой, как бы стряхивая древнее колдовство. - Понимаешь, мой пращур, он, по нашим меркам интеллигент. Не будь у него таких способностей, в первом же бою бы убили. Но эта вот сила дает ему хитрость, дьявольский расчет, нечеловеческую жестокость. Боже! Боже! Что я там делаю! Нет, нельзя об этом говорить! Не могу! Страшно...
  - Надо, Аня, - все также мягко сказала Неля. - Ты же не хочешь, чтобы это застряло в твоем подсознании?
  - Попробую... Так, начинается... Уходит страх. Прыжок,... мгновенный удар мечом. Еще удар и еще... Не боишься ни боли, ни смерти - главное, убить, растерзать грудь, выдавить глаза, а при этом скорость и реакция - на порядок выше, чем у остальных. И откуда-то знаю все развитие битвы на несколько мгновений вперед. Вон тот рванется ко мне, а этот запутается в кустарнике и сам шмякнется, его можно не принимать в расчет. Проскакиваю между двумя врагами - по сравнению со мной у них движения, как в замедленной съемке - одного убиваю коротким ударом меча, у другого левой рукой просто вырываю горло. Сила нечеловеческая! И бешеная упоительная свобода - рвать и уничтожать ненавистную плоть, вселять ужас, чувствовать свое могущество и чужой трепет...
  - А что за сила, Аня? Что-то похожее на Голос?
  - Нет. Голос - это гармония, единение с другим миром, а здесь чернота, порабощение. С Голосом можно спорить, а эта сила накатывает, ты становишься ее орудием, беспощадным, без запретов. Зато когда кончается бой... когда никто не видит... приходит расплата... Слабость... тошнота... изнуряющая рвота. И я знаю, это всегда бывает - когда сила отхлынет, так плохо, такое мучение, наверное, как ломка у наркомана. Поэтому он сам, мой предок, боится своей силы, не зовет ее, не молится ей. Так что здесь совсем другое... Хотя...
  - Давай, давай, Анечка, вспоминай! Это очень важно! Когда ты еще эту силу чувствовала?
  - Когда? Сейчас, подожди... Помнишь, мы с тобой пытались увидеть, как выбирали Лиацею? Куча орущих младенцев, кто-то из Учителей водит ладонями у каждого над головой, в результате отбирает меня и еще двоих. А дальше, вот теперь я это ясно вижу - нас топят в воде священного озера. Те двое малышей так, по-моему, и захлебываются, а я ... Накатывает страх, а потом появляется сила, я бью руками куда попало, вцепляюсь в ладонь Учителя, который топит меня, а сила такая, что я своими слабыми ручонками, чуть ли пальцы ему не ломаю, он отдергивает руку, я вырываюсь на поверхность, дышу, плыву - а Учитель берет меня, поднимает высоко и говорит: «Лиацея!»... Да, все так - сначала страх, а потом необоримая черная сила... Как вот только что...
  - Ага! - торжествующе изрекла Неля. - Все-таки не две разные силы, не два разных мира, а просто другие уровни взаимодействия! Вспомни «Молот ведьм», - ведь не зря в средние века женщин так и испытывали. Выплыла, значит, имеет связь с черной силой... Вот дураки-то! Воспитай эту ведьму - и получишь святую прорицательницу, а?
  - Ну, не знаю, как насчет пророчеств, а подраться ты тоже специалист, - подначил Нелю Андрей. - Особенно пивными бутылками...
  Что там с пивными бутылками произошло, Андрей сам толком не знал, но эта фраза была любимым приколом Шурика Розена, когда, по его мнению, сестра уж чересчур задавалась. Неля сразу краснела, сердилась и умолкала.
  На этот раз подначка сработала, как всегда. Неля смутилась, рассердилась, потом овладела собой и рассмеялась:
  - А откуда ты знаешь, может, я тоже ведьма?
  - Кто спорит, конечно, ведьма. Ты в зеркало на себя посмотри - глазищи зеленые, волосы рыжие - топить тебя пора в нашем пруду!
  - Это я вас всех утоплю, начальники! - фыркнула Анечка. - Где кофе для рабочего класса? Где бутерброды? Голодом морите пролетариат, буржуи!
  - Точно, - поддержала Аню Неля Витальевна. - Андрей, не создавай революционную ситуацию, пойдем обедать.
  - Ну, конечно, у вас всегда руководитель виноват, - возмутился Андрей. - А кто меня сюда притащил, можно сказать, насильно? Кто меня от работы оторвал?
  - Ну, ладно, ладно, не сердись. Пойдем в столовую, Ираклий там тебе опять деликатесов наготовил, авось и нам достанется. Я утром видела - Водяной на кухню трюфеля тащил.
  - Трюфеля мои! , - грозно заявил Цыпин. - И кто посягнет - лишу премии. Одна радость в вашем медвежьем углу, поесть по человечески, и ту норовят отнять.
  
  Глава 9
  
  Институтская столовая с шеф-поваром Ираклием Схиртладзе была гордостью и отрадой Андрея. Какими коврижками заманили сюда, в Зарю, огненно-рыжего грузина, неизвестно, но место ему было, конечно не тут, а в каком-нибудь раззолоченном ресторане на Тверской.
  Правда, сам Ираклий отзывался о московских гурманах не очень уважительно:
  - Вах! Что они понимают в настоящей еде? Им главное в обеде - цена! Чтобы потом своим шестеркам говорить - слушай, я на двести баксов кушаю!
  Кормили сотрудников института завтраками и обедами бесплатно и вволю. Завхоз, энергичная местная инженерша Мурылева, быстро наладила связь с местными огородниками. Плотники и стекольщики за неделю привели в порядок полуразрушенную теплицу. Кур, яйца и свинину поставляли окрестные фермеры. Даже поселковых забулдыг Мурылева пристроила к делу - они снабжали Ираклия грибами, которых в окрестных заповедных лесах было преогромное количество. Росли здесь рыжики, маслята, крепкие толстоногие боровики с темно-коричневыми шляпками, загадочный гриб «баран» - счастье грибника, необычайно вкусный в любом виде. А уж когда Мишка Филин, по прозвищу «Водяной» принес настоящие белые трюфели, Ираклий вообще дар речи потерял. Зато после того как он заплатил за сей дефицитный продукт по таксе московских ресторанов, дар речи, в свою очередь, потеряли добытчики, срочно стали отлавливать бродячих псов и тренировать их на поиск трюфелей по примеру Мишкиной Кнопки.
  Бывшую химлабораторию на втором этаже института под руководством Ираклия местные умельцы отремонтировали и превратили в стилизованное подобие деревенской избы: бревенчатые стены, белые полотенца с петухами, деревянный некрашеный пол, сияющий яичной желтизной, пучки душистых трав, гирлянды золотистого репчатого лука и перламутровые плети чеснока. Непостижимым образом горская Ираклиева душа угадала атмосферу русской неспешной старины, не имеющий ничего общего с потоком кича и псевдонародной безвкусицы, и в столовой хотелось ходить степенно, говорить рассудительно, вкушать еду обстоятельно и рука сама тянулась к несуществующей окладистой бороде.
  Сейчас общее благочиние нарушалось подвыпившим Шаховым, который вел односторонний разговор по душам с начальником охраны Пичевым.
  - Ты справедливый человек, Александрыч, ты - русский мужик, скажи ты мне, что эти суки со страной сделали? Я ночью не сплю, все думаю, у меня свои мысли. Разве можно бабке на пенсию прожить, когда вся пенсия - двадцать буханок хлеба и пять литров молока, а? Вот Ираклий молодец. У него полбака супа останется, он его бабкам раздает - гуманитарная помощь... И ты тоже добрый, я знаю. Ты за Россию переживаешь. У тебя ведь все на лице написано.
  Пичев, двухметровый детина с литыми мускулами, и двумя амбразурами вместо глаз, элегантно, как на дипломатическом приеме, отрезал ломтики мяса от хрустящей отбивной, отправлял их в рот, мерно двигал мощными челюстями и молчал.. На кирпично-красном квадратном его лице написано было доброты и переживаний чуть меньше, чем на танковом надолбе.
  Не смущаясь полным отсутствием отклика со стороны собеседника, Шахов зашел с другой стороны.
  - А я вот, знаешь, по ящику фильмы смотрю, сколько же там американцы машин разбивают! В каждом боевике штук по десять, не меньше. И есть у меня хорошая мысля. Ведь ты мент?
  От неожиданного оскорбления бывший майор КГБ, а ныне сотрудник одной из самых серьезных охранных служб России аж поперхнулся ледяным нарзаном. Но выучка взяла свое и гражданина Шахова не размазали по свежевыскобленному полу. Более того, вышеназванный гражданин в пылу изложения своей великой идеи ничего не понял, постучал кулаком по каменной спине, участливо посоветовав:
  - Ты пей поосторожнее, Александрыч. Вода - не водка, так и ангину схватить можно... А раз ты мент, значит, человек грамотный. Давай напишем ихнему президенту, пусть они там возьмут встречный план, разобьют на одну машину меньше и пришлют ее нам, в Зарю. Какой-нибудь «Мерседес» шестисотый, а? Я бы на нем бабушек на кладбище возил...
  Изложив идею, Коль-Ваныч остыл, потер ушибленную об спину Пичева руку, посмотрел на него с уважением и добавил:
  - Ну ты мужик крепкий. Может, на руках померимся?
  Андрей, открывший рот и затаивший дыхание еще с «мента», последней примочки не выдержал и разразился детским заливистым хохотом. Вслед за ним расхохотались Неля с Анечкой, и Ираклий, и официантка Роксана, и сам Шахов. В конце концов даже у Пичева чуть дрогнул уголок не умеющего улыбаться рта.
  - Нет, ты мне скажи, - допытывался Андрей у Шахова, вытирая выступившие от смеха слезы, - тебе шестисотый «мерин» как катафалк нужен? Ты всех старушек Зари скопом похоронить решил, чтоб не мучились?
  - Ну зачем похоронить, Андрей Валерьевич? Раз бабушка одинокая, значит, у нее дед на кладбище или еще какие родственники. Надо же навещать, могилу поправить, на родительскую съездить, цветы положить, чтобы знали, что помнят... А кладбище, сам знаешь, в Заозерье, километров семь отсюда, бабке пешком не дойти. Я их на своей «Волге» сейчас вожу. Но дорога там - одно направление, лимузин мой чуть помоложе Карла Маркса, движок вот-вот крякнет...
  Андрей замахал на Шахова руками, дескать, молчи, а то умру, потом, просмеявшись, уже серьезно спросил:
  - А что, у твоей «Волги» движок в самом деле ненадежный?
  - Да нет, еще потянет. Я это так, чтоб Александрыча на письмо вдохновить.
  - Ну ладно, а то смотри, вдруг понадобится, чтоб все было в лучшем виде!
  - Зачем вам эта рухлядь! - недовольно прогудел Пичев. - Вон в гараже два новеньких джипа, берите любой, водители, охрана - всегда в полной боевой.
  - Мало ли, - остро глянул на Пичева Андрей. - Я, Виктор Александрович, папой и мамой в твердых принципах воспитан, служебными машинами в личных целях не пользуюсь. А меня вон Неля Витальевна достала, хочу за грибами, белые, говорят, пошли...
  - Да вы с ума сошли! У меня тут режим, мышь не проскочит, а они за грибами... Как хотите, Андрей Валерьевич, не пущу! И наверх доложу, не обессудьте.
  - Шучу я, шучу, успокойтесь. Но лишняя машина все же - не помеха. Так что, Неля Витальевна, бери своего героя в оборот, чтобы завтра был, как стеклышко!
  - Шуточки у вас, боцман...- проворчал Пичев, возвращаясь в обычное состояние каменной невозмутимости.
  Неля посмотрела на взъерошенного супруга, как наседка на цыпленка, и повела его к выходу из столовой, выразительно крутя пальцем у виска. Андрей слышал, как Николай виновато бубнит:
  - Ой, Неля, ты знаешь, если надо, я сразу в люлю. И завтра как штык. Если Андрей сказал, значит, все... Вот сейчас бы сто граммов - и в отлежку...
  - Ты у меня сейчас и сто граммов получишь, и еще кое-что, мало не покажется, - угрожающе зазвенел голос Нели. - Роксаночка, дай, пожалуйста, две бутылки нарзана и пару помидоров с собой этому брату по разуму.
  - Странная пара, - тихо сказал Андрею Пичев. - Что их соединяет?
  Андрей знал, что может соединить двоих людей, но Пичеву этого не объяснишь, он, наверное, слово «любовь» еще в детском саду забыл...
  Неслышно подошедший сзади Ираклий обнял Андрея за плечи длинной смуглой рукой.
  - Слушай, я думал, только у нас в Тбилиси такие чудаки есть! Какие люди, а? Хорошие люди!
  - Ираклий, а ты правда старушкам суп отдаешь?
  - У, болтун Коля! Что тебе, суп жалко, Андрей? Несвежий завтра все равно кушать не будешь! Пусть бабушка съест. Она - мать. Мать, понимаешь! Мать не должен быть голодный!
  Из взволнованного выступления шеф-повара Андрей понял, что тот, на первых порах живя квартирантом у одной из старушек, пришел в ужас от нищеты русских пенсионеров.
  - Что пенсия! Квартира плати, свет плати, внук алкаш на бутылку дай. Что она кушает? Два картошка, огурец и хлеб!
  - Подожди, Ираклий. Я тебе что-нибудь против сказал? Ты вообще-то первого можешь и побольше готовить, а то нам, проглотам, мало. Ведь не хватает же, как считаешь? - Андрей подмигнул Ираклию.
  - Как считаю? Как скажешь, так и считаю!
  Остальных выражений Ираклиевой радости Андрей не понял, поскольку грузинского не знал, а у шеф-повара в минуты сильного волнения оскудевал запас русских слов.
  Пичев, поморщившись, вышел. Он не любил инородцев и не одобрял благотворительности.
  - Ладно, Ираклий, теперь сознавайся, мне разведка донесла, что у тебя трюфели появились.
  - Есть трюфель, Андрей! Тушеный, в сметане, пальчики оближешь. Роксана, накрывай на стол - хорошего человека угощать будем.
  - А нас с Анечкой? - обиженно спросила влетевшая в столовую Неля. - Только отлучись, директору, значит, стол с трюфелями, а мы - гуляй, Вася?
  - Слушай, дорогая, кто сказал, что вы - гуляй-Вася? Роксана, я говорил? Я сказал - хорошего человека угощаем и двух красавиц! Вах! Праздник у нас сегодня!
  - А если мне трюфелей будет мало, я некоторых премии лишу, - прошипел Андрей Неле на ухо, чтобы не нарушать праздничного настроя...
  
  Глава 10
  
  За стеклянной стеной кабинета, поломав две старые березы и накидав ветвей на асфальтированные дорожки, только что стих ураган, а теперь лил дождь, струи его падали почти отвесно, грозовую полутьму то и дело разрывали ослепительно белые ленты молний, сопровождаемые раскатами грома, как будто небо раскалывалось прямо над головой.
  - Кайф, - сказала Неля, с удовольствием глядя на разгул стихий.
  Андрей недоуменно скосил глаза на ее счастливую физиономию. Конечно, после трех недель изнурительной жары дождя ждали все, но не в таких же бандитских проявлениях!
  - Люблю дождь. И грозу, - пояснила Неля. - Гремит, грохочет, а на душе весело.
  - Да ну тебя. Я грозы с детства боюсь, сразу себя беспомощным чувствую. Ведь сила-то какая! Мы тут строим, изобретаем, а она шарахнет посильнее и сметет, как букашек...
  - Ни фига не сметет. Мы у нее любимые дети. Тряхнет, попугает - но не более того. Вон у Тейяра де Шардена...
  Словно в подтверждение ее слов, гроза утихла, ливень превратился в тихий теплый дождь и в кабинет торжественно вступил совершенно мокрый Шахов.
  - Ты что, под дождем по лужам бегал? - удивился Цыпин.
  - Ага. Знаешь, как хорошо! Зря вот только не разулся.
  - Артист Шахов. Выступает без ансамбля. Сам, бля. Один, бля, - сообщил Неле Андрей, и повернувшись к Николаю, велел. - Докладывай, какие новости во вверенном гарнизоне?
  Шахов вопросительно поднял брови и кивнул на супругу, нахально устроившуюся в директорском кресле.
  - Ничего, докладывай. Пора тебе переходить на легальное положение.
  - Зря ты это, Валерьевич. Все бабы - дуры, и моя - не исключение, - убежденно сказал Шахов и спрятался за спину Андрея, едва успев увернуться от метко брошенного ежедневника.
  - Брек! - строго сказал Цыпин. - Прекратить хулиганство в директорском кабинете! Рассказывай, Николай Иванович.
  - Много надо рассказывать, Андрей Валерьевич..., - озабоченно сообщил Шахов, взял сигарету, не спеша размял ее, прикурил, присел на краешек стула и, с наслаждением затянувшись, продолжил, - К Пичеву полтора десятка амбалов по-тихому прибыли.
  - Как по-тихому? - не понял Андрей.
  - А вот так. Разместились в Дубравке, в старой церкви, якобы реставраторы. Это мне Терентьевна из пятого дома сказала. У нее там тетка живет. Я туда сразу двух пацанов отправил на велосипедах, как будто горох собирать, поле-то неподалеку. Ну пацаны и говорят, что приезжие, как на подбор - косая сажень в плечах и кулачищи, что моя голова. Реставраторы! Рожу кому-нибудь отреставрировать, это да, мама родная не узнает.
  - А почему ты думаешь, что к Пичеву?
  - А потому что они НП между Дубравкой и Зарей устроили. Палатка, костерок, шашлычки, и Пичев туда с понтом дела за грибами уже пару раз наведывался. И торчал там, один раз двадцать минут и на следующий день около часа. Про НП ихний мне опять же Терентьевна сказала. Я сразу к делу бабку Алису приставил. У нее окна прямо на тропинку к этой поляне. Мимо не пройдешь, там мостик единственный через овраг. Как кто-нибудь не поселковый прошел, мне бабка - звяк по телефону. Ничего не говорит, просто номер набирает, два гудка - и трубку кладет. В какой-то книжке вычитала, так, говорит, и буду сообщать. Я - на крышу инструментального, а с нее весь их НП - как на ладони. Да еще с морским биноклем, не ошибешься... Я ведь чего около Пичева кручусь - костром от него пахнет!
  Неля слушала с изумлением. Джеймс Бонд, а не супруг, ей-ей! Сеть агентуры создал, контрразведка в полном объеме. А зачем, спрашивается? Мало им охранников! Итак уж периметр института, как передний край: колючая проволока, сигнализация, посты через двадцать метров. Тут один бедолага попробовал по старой памяти доски из столярки на дачу вынести, так ахнуть не успел - сигнализация завыла, прожектора включились, четыре ствола со всех сторон, стоять, руки за голову и так далее. От такого стресса до самой смерти к государственному имуществу близко не подойдешь. Хотя в теперешнее смутное и продажное время и не разберешь, где охрана, а где переодетые чужие спецслужбы. Интересно, а зачем бы это начальнику охраны пятнадцать боевиков, да еще маскирующихся под реставраторов?
  - А еще у «синяков» деньги появились, уже неделю гудят. Я с Водяным чекушку распил, тот мало что знает, но вроде бы к Чуме из Минска родич приехал. С деньгами. Чума который заход к Капитоновне за самогонкой делает. А Марья Петровна из их подъезда говорит, что никаких родичей у Чумы в Белоруссии отродясь не бывало.
  - Быть такого не может! - сказал Андрей. - Сам знаешь, поселок режимный, въезд строго ограничен, без предварительной проверки разрешения на регистрацию не выдают, а если что-то не так, сходу назад отправляют.
  - Проверка проверкой, а коли Марья Петровна говорит, что такого родственника нет, значит - нет. Эту бабусю не зря весь поселок местным прокурором называет. У нее на каждого дело заведено. И зачем родичу всю компанию поить? Посидели бы с Чумой - и будя...
  - Значит, выяснить насчет родственника Чумы..., тьфу, фамилия его как?
  - Чумаков. Не понятно, что ли? Васька Чумаков, дом семь, квартира двенадцать.
  - Спасибо, Николай Иванович. Все у тебя? Тогда марш переодеваться и в столовую. Ираклий тебя борщом накормит. Борщ у него сегодня - отпад, с тарелкой проглотишь.
  - Ладно, пообедаю, а потом к тете Паше схожу. Внука присылала, дескать, телевизор барахлит. А она у меня агент по Заозерью.
  Шахов весело подмигнул супруге и вышел, оставляя мокрые следы на стильном ковровом покрытии. Ошеломленная Неля Витальевна выбралась из глубокого кресла.
  - Ну, вы... Это же надо, а?
  Слов у нее больше не нашлось, поэтому она обхватила Цыпина за необъятную талию и чмокнула в розовую детскую щеку.
  - Это тебе за моего Кольку. То-то я смотрю, хоть и без дела шляется, а такой весь из себя уверенный! Пичеву-то насчет этого родича скажешь?
  - Да он уже знает, небось. Хотя могу продублировать. Вон видишь, он мне под столешницу «жучка» присобачил. ...Виктор Александрович, ты Чумакова проверь.
  Последние слова Андрей произнес в пространство, чуть-чуть повысив голос, и повернулся к онемевшей Неле.
  - Пойдем, примешь работу. Мы вашу с Аней пещеру достроили. Анечка уже там...
  Пичев сидел в своей операторской у пульта управления подслушками и телекамерами. Вид у него был не лучше, чем у Розен-Шаховой. Переиграл, чертов интеллектуал! Он, вообще-то, чувствовал, что за ним смотрят чьи-то внимательные глаза, но никак не думал, что это такая глобальная слежка. Ёксель-моксель, да здесь же в каждом подъезде по три бабушки у окошек, да еще на лавочках по трое сидят, шпионки старые. Моргнуть нельзя, чтобы не засекли. А жучок! Не мог его Цыпин случайно обнаружить, не такая это техника, чтобы пальцами нащупать, не говоря уж увидеть... Но ведь нашел! И этак элегантно размазал фэйсом о тэйбл. А ведь по виду валенок валенком. Тут Пичев вспомнил, что и сам он по виду мордоворот безмозглый и тихо обматерил себя за самоуверенность и недальновидность...
  
  Глава 11
  
  ... Я рассматривала каменные своды подземного сооружения - действительно получилось очень похоже на священную пещеру. Недаром мы с Нелей около пяти сеансов потратили на то, чтобы детально вспомнить каждую мелочь, мысленно измерили длину и высоту, попробовали определить вид горной породы - тут с нами даже геолог сидел, расспрашивал, какого цвета, какие прожилки, острые ли грани, записывал в книжечку - и вот на тебе, действительно камень похож, гранит, наверное... Круг в центре не такой, конечно. Да и где его взять такой, если даже по ощущению ни один минерал не подходит. Чего мне только не привозили, пока Андрей не сдался и сказал, что вряд ли это природный материал, а повторить искусство древней цивилизации - это же надо сначала до их знаний докопаться. Но главное удалось. Голос был рядом. Его присутствие было таким сильным, что внутри меня все замерло, погасли посторонние мысли - осталась черная смыкающаяся сфера , и повинуясь уже не разуму - инстинкту, я подошла к кругу в центре пещеры и легла на него - лицом вниз, вытянув вперед руки и прижав ладони к камню... Стало немного легче, правда, слияния я не чувствовала, не было гармонии и радости, как у Лиацеи. Сфера сомкнулась и вдруг я поняла, что каждая клетка моего тела - в то же время частица другого мира и через этот другой мир моя оцепеневшая душа соприкасается с океаном информации, так что горы, реки, города и звезды находятся внутри меня... И чтобы не раствориться в этом океане, я, краешком смятенного разума вспомнив уроки Учителей, сосредоточилась на чувстве любви, единства и ответственности - мама, Андрей, Неля, Николай Иванович, Ираклий, тот доктор филологических наук - это мой народ, мои Избранные, я - одна из них...Я восстанавливала в памяти лица, слова, движения: «Анечка, родная, я тебя не отдам, не отпущу...», «Кто Вы такая, откуда Вы...», «Успокойся, пей кофе, ешь пряники..» - и равнодушная бесконечность, перемалывающая и затягивающая меня, постепенно стала наполняться теплым сиянием. От этого золотистого света моя трезвая ироничная душа преисполнилась неиспытанным доселе благоговением. И вот тогда я по-настоящему услышала Голос...
  
  - Слушай, Андрюша, объясни тупому экстрасенсу, это что же, Пичев все наши разговоры в твоем кабинете слышал?
  - Угу, - промычал Андрей, откусывая сразу половину сладкой булочки, которыми в изобилии снабжал его Ираклий.
  - И получается, что ты Кольку с его агентурой с потрохами этому кэгэбэшнику сдал?
  - Сдал, - подтвердил Андрей.
  - А зачем?
  - А затем, - наставительно сообщил Цыпин, - что теперь у Пичева голова кругом идет. Во-первых, он понять не может, как я его жучка обнаружил. Во-вторых, откуда ему знать, кто такая Терентьевна и бабка Алиса? Сейчас он чувствует себя, как мышь в стеклянной банке - со всех сторон просматривается. Твоего Коль-Ваныча он давно раскусил. Все-таки профессионал. И чувствовал себя до сегодняшнего дня уверенно и даже нахально, поскольку насчет старушек ему и в голову ничего не могло придти. Городской житель, специфики маленького поселка не знает... Ему, бедолаге, чтобы сориентироваться и найти выход, минимум дня два понадобится. А нам эти два дня, ох как нужны... Пусть старушками занимается, а мы с тобой сейчас в пещере все наши дела обговорим. Там не подслушаешь, все насмерть заэкранировано.
  Андрей отдал остаток булочки рыжему псу по кличке Выкидыш и, церемонно подхватив Нелю под руку, повел ее по каменным ступеням вниз в темноту подземелья, едва освещенную колеблющимся светом газовых фонарей.
  - Видишь, здесь ни электричества, никаких проводов, ничего, что бы могло внести искажения в сигналы Голоса. А? Как тебе сооруженьице?
  - Вполне, - ответила Неля. Глаза ее еще не привыкли к полутьме после яркого солнечного света, но смутная тревога заставила ускорить шаг. - Стой! Аня! Анечка, это ты? Что случилось?
  Тут и Андрей увидел хрупкую фигурку, распростертую на каменном круге. Он застыл на месте, мысленно проклиная себя: «Имбецил чертов! Оставил девочку без присмотра! Ни в жизнь себе не прощу!». Но, к его великой радости, фигурка шевельнулась. Неля сделала движение, чтобы поднять и поддержать ее, но Анечка с удивительной легкостью встала и шагнула к выходу, глядя прямо перед собой отрешенными невидящими глазами. Выйдя за пределы круга, она остановилась, даже не увидев Нелю и Андрея, а как будто почувствовав их присутствие. Высоко поднятый подбородок, темные стрелы бровей над бездонными нездешними глазами, царственная гордость осанки...
  - Аня, ты слышала Голос?
  - Да.
  - Грозит ли нам опасность?
  - Да.
  - Люди?
  - Да.
  - Люди из ближнего окружения?
  - Да.
  - Только они?
  - Нет. Чья-то злая воля. Сильная, целенаправленная.
  Лицо Ани стало медленно оживать, как будто сквозь маску надменной древней царицы вдруг проступили живые черты.
  - Кто в ближнем окружении? Пичев?
  - Нет.
  - Мужчина или женщина?
  - Женщина.
  Андрей от удивления даже растерялся. Он перебрал в уме женщин - сотрудников Центра. Не так уж их много и было. Две лаборантки - Маша и Валентина, обе местные, Неля их с детских лет знает. Дальше - программист Оля Костина, москвичка, худенькая маленькая, с каштановыми кудряшками, чем-то неуловимо похожая на Нелю. Умная девочка, талант от бога. Олю Андрей знал уже лет шесть. Да, Валентина Тимофеевна Мурылева, неутомимый завхоз, строгая, подтянутая с острым взглядом из-за очков в тонкой золотой оправе. С Нелей вместе лет десять в лаборатории работала. А еще-то кто?
  - Аня, ты можешь рассказать, какая она? Как выглядит, чем занимается?
  Аня прикрыла глаза, как будто вглядываясь в глубину своей души.
  - Красное и черное. Огонь и зло. Но это все внутри... Нет, ребята, так не выйдет. Понимаешь, Андрей, я сейчас как компьютер. Есть дискета с информацией, но для того, чтобы ее раскрыть, нужны определенные действия и точные вопросы. Не зря у Учителей был перечень. А если больная овца или предатель, так я только показать могу. Почувствовала сигнал, рука сама поднимается - и вот она, жертва.
  - Красное и черное? - задумчиво переспросила Неля. - Надо в бухгалтерию заглянуть. Да, Анечка?
  - Да, - уверенно ответила Аня.
  - Ну вот и лады, - обрадовался Андрей и увидев, как разом осунулось лицо его девочки, поспешно добавил: - Потом. А сейчас марш в постель. Пить витамины, молоко и спать.
  - Подожди, - улыбнулась Неля, не обращая внимания на команду Цыпина. - Аня, ты в себя пришла?
  - Да вроде бы.
  - А теперь держись. Где твои костыли?
  - Как где? - переспросила Аня. Она оглянулась назад. Костыли лежали в шагах в десяти от нее, с другой стороны круга.
  Глядя на ошарашенные физиономии друзей, Неля звонко расхохоталась. Она с детства так не смеялась, радостно, заразительно, веселым колокольчиком. От этого искреннего веселья дрогнул голубоватый свет фонарей и мрачные своды пещеры посветлели. Андрей уставился на Анечку, растерянно стоявшую перед ним так, словно никогда ее ноги не были искалечены тяжелейшим полиомиелитом, и вспомнил, как неожиданно легко она встала с круга.
  - Боже! - выдохнул он. - Аня, солнышко мое!
  - Да держи ты ее! - вскрикнула Неля.
  Волнение, тревога, усталость, а теперь еще и это неожиданно свалившееся счастье сделали свое дело. Андрей едва успел подхватить легкое тело, падающее на каменный пол.
  - Ничего, ничего, от счастья не умирают, - сказала Неля, погладив Анечку по шелковым темным волосам. - Неси ее в спальню. А я врача приведу.
  - Но учти, ничего не случилось, - неожиданно жестко сказал Андрей. - Она упала вот с этих ступенек, испугалась, потеряла сознание. Бери костыли -и за врачом.
  
  Глава 12
  
  У Цыпина была одна особенность, хорошая или плохая, но очень полезная в критических ситуациях. Эмоциональная реакция на произошедшее у него запаздывала. Страх, радость, волнение приходили через некоторое время, когда события уже миновали. Понял это он еще в юности. Занимался Андрей тогда в парашютном кружке при аэроклубе. И вот при четвертом прыжке на простеньком парашюте системы ПД с вытяжным тросом и принудительным раскрытием, произнеся про себя затверженные: «Считаю - раз, считаю - два, считаю - три...», он почувствовал, что тряхнуло его во время раскрытия парашюта не так, как обычно, поднял глаза на купол и обнаружил двойной перехлест. Две стропы обхватили купол парашюта, не давая ему полностью раскрыться. Скорость падения с таким перехлестом была достаточной, чтобы превратить парашютиста в лепешку при приземлении. «Ага, - вспомнил Цыпин наставления инструктора, - надо открывать запасной парашют». Он резким толчком сдвинул в сторону небольшой ранец, висевший на груди и дернул кольцо. Неожиданный порыв ветра бросил ему в лицо плотный шелк освободившего запасного парашюта и - ничего не произошло. Скорость падения не уменьшилась - запасной купол запутался в стропах основного. Такая возможность на теоретических занятиях тоже предусматривалась. «В этом случае сразу выбирайте запасной парашют - и собрав его в охапку, снова кидайте в сторону», - говорил инструктор. Андрей начал подтягивать к себе за стропы непослушный, бьющийся в сплетениях веревок шелк. Вниз он не смотрел и не знал, что земля уже в ста метрах и что у него нет ни секунды и ни одного шанса на спасение. Скорость падения была настолько велика, что собрать парашют у него не оставалось времени. Опытный парашютист в таком случае просто опустил бы руки. Но, наверное ножницы Мойры, готовые перерезать ниточку жизни Андрея, затупились. Еще один порыв ветра на мгновение наполнил воздухом съежившийся запасной купол и этого мгновения хватило, чтобы чуть ослаб купол основного парашюта. Две сжимавшие его стропы соскользнули, и ничего не понявший Андрей плавно приземлился на летное поле. Когда бледный, задыхающийся от пережитого страха, инструктор подбежал к Цыпину, схватил его за плечи и спросил: «Ну, как ты, парень?», Андрей удивленно ответил, что все нормально, только вот невезуха - теперь два парашюта надо собирать и складывать...Лишь через два часа в столовой аэроклуба его начало трясти, ноги ослабли и холодный пот выступил на лбу. «Ребята, а ведь я гробануться мог...», - растерянно сообщил он окружающим.
  Вот такой же смертный ужас накатил на него и в ту минуту, когда он на следующее утро после Анечкиного общения с Голосом, пришел в ее спальню и присел рядом с кроватью. Аня спала и улыбалась во сне. Андрей с непонятным стеснением в груди посмотрел на ее темные длинные ресницы и мягкую, чуть лукавую улыбку, а потом ощутил ледяной ужас возможной потери. Он видывал пустые глаза и бессмысленные лица смельчаков, которые с помощью магических жестов и психотропных растений в одиночку будили свое подсознание, чтобы поиграть с грозными призраками Вселенной...
  «Как же ты выдержала, как спаслась, девочка моя? Наверное, мы все-таки на правильном пути и Бог поддерживает нас...» Мысль о Боге была неожиданной, но правомерной. Подобно многим ученым, Андрей, углубляясь в тайны бытия, все отчетливее чувствовал наличие мощной созидательной силы, пусть и не такой приближенной к человеку, как в мировых религиях, но несомненной. А после встречи с Архивариусом он уже точно знал, что эта сила есть. Колокольный звон росистым ранним утром, торжественно плывущий над сонными полями и рощами - вот что чудилось ему, стоило только задуматься на эту тему.
  В приоткрытую дверь Анечкиной комнаты заглянул Шахов, увидел задумавшегося Андрея, и поспешно ретировался , пряча за спиной растрепанный букет ромашек. «Уф, не заметил, кажется», - Шахов облегченно вздохнул и сунул ромашки в большую напольную вазу, из которой торчали колосья, сухие васильки, еще какое-то сено. Вся эта метровая композиция носила название «Русское поле» и была безжалостно выставлена Нелей в коридор - из-за пыльности и безвкусности. Но сейчас она сослужила Коль-Ванычу хорошую службу. «Увидят с цветами - засмеют! Скажут - совсем дурак спятил на старости лет...». Он хотел положить букет возле спящей Анечки, чтобы девочка проснулась и обрадовалась, а теперь уж и сам застеснялся своего сентиментального порыва.
  На душе у Николая Ивановича было смутно. Уже два дня он ходил «белый и пушистый», как характеризовала мужа в периоды его трезвости Неля, инструктировал бабушек, радовал Ираклия здоровым аппетитом, но тревога постепенно вползала в его мысли. «Неладно что-то в Датском королевстве...», - вспомнилась ему присказка супруги. Непонятно, почему именно в Датском, но что неладно, то неладно. Анечка вон со ступенек упала, Андрей злой, как кобра, а Нелька вообще вся где-то за тридевять земель. Он давеча раза три ее спрашивал, где его старые джинсы, так она только на третий раз поняла, что он к ней обращается, сказала: «Ага», - и подала ему ножницы... Единственное, что приносило бескорыстную радость, - мрачная рожа Пичева. То-то, товарищ майор, это тебе не хрен с изюмом, а у нас для вас еще парочка сюрпризов имеется.
  Об одном из сюрпризов знали только сам Шахов да десятилетний веснушчатый Васька Варфоломеев. Это был подземный ход из развалин Спасо-Вифаньевкого монастыря, находившегося километрах в трех от Зари. Ход вел прямиком в старую церковь на территории Центра. Был он проложен достаточно глубоко и его не завалили при строительстве института и заводских корпусов в пятидесятые годы и чудом не обнаружили при недавних работах по сооружению подземного храма. Входы с обоих концов туннеля были закрыты мощными дубовыми дверями и тщательно замаскированы снаружи, так что если бы не глубокий овраг и неутомимая работа солнца, воды и древесных корней, никто бы и не знал о древней тайне села Кустово, на месте коего в начале космической эпопеи вырос поселок Заря. Но однажды неутомимый кладоискатель Васька наткнулся на обнажившуюся каменную кладку на склоне оврага и по секрету сообщил об этом Коль-Ванычу, который в свободное время занимался с мальчишками боксом в школьном спортзале. Шахову Васька доверял, чувствуя в нем доброту и силу. Вместе они обнаружили пролом в стене туннеля, расчистили себе небольшой лаз, и вот уже года два каждое лето предпринимали тайные экспедиции в прохладную тьму подземного хода. Сейчас Василий Варфоломеев отдыхал в детском оздоровительном лагере на берегу Черного моря, куда его по просьбе Шахова определил Андрей - подальше от родителей, пьяниц и скандалистов, а туннель был в полном распоряжении Коль-Ваныча. Туда-то он и направился лечить свою истерзанную душу. Для конспирации Шахов прихватил с собой корзину - якобы за грибами, достаточно легко избавился от наблюдения, лес - не город, оперативники - не следопыты, нырнул в чащу, запутал следы - и поминай, как звали, а там пробрался в овраг и, внимательно осмотревшись, исчез в темной расщелине, укрытой от посторонних глаз сухими сучьями и свисающими корнями... В небольшой нише лежал мощный фонарь и, подождав некоторое время, Николай Иванович направился по древнему туннелю к одному ему известному месту, где строители пещеры почти врезались в кладку подземного хода, но, видимо, когда ковш экскаватора пару раз скрежетнул по камню, решили, что это выход нижележащих гранитных образований и стали копать в другом направлении... Пару блоков они при этом выломали, и теперь у Шахова была великолепная возможность никем не замеченным слушать и наблюдать происходящее в подземном святилище... Глава 13
  
  Голоса в пещере Николай услышал, приближаясь к своему наблюдательному пункту. Они сливались в невнятное: «Бур-бур-бур», но явно говорили двое, мужчина и женщина. Пришлось удвоить осторожность, погасить фонарь и на ощупь вынимать пару камней, закрывающих окно в подземный зал. Вот теперь голоса были слышны отчетливо, акустика пещеры доносила бы даже невнятный шепот, но какой уж тут шепот! - разговор шел на полном накале. Конечно, туда тебя и обратно, кто еще здесь мог быть - только Неля и Андрей. И опять о чем-то непонятном говорят... Шахов ощутил болезненный укол обиды. Ревность тут была ни при чем, хотя и ревновал он супругу ко всем бывшим и будущим поклонникам, но к Андрею ревновать - это все равно что к компьютеру, так же глупо и бесполезно... Заговорщики, етит-твою раскатись! Тактику и стратегию обсуждают! А ему, значит, и доверять уже нельзя! Ну ладно, академики, а мы отсюда послушаем ваши страшные тайны... Он осторожно выглянул: в колеблющемся свете газовых фонарей было видно, что Неля мерит быстрыми шагами площадку с той стороны круга, а Цыпин поудобнее расположился на гладком валуне у стены пещеры...
  - Нет, это у меня в голове не укладывается! Ты хочешь сказать, что есть древняя тайная организация, контролирующая миропорядок, и ты на нее работаешь?
  - Ну, что-то около этого. Я же тебе говорил, есть две силы - созидание и разрушение. Обе они борются в человеке и в человечестве. Помнишь у Стругацких - гомеостатическое мироздание, которое защищает себя....
  - И предлагает нам с тобой свернуть на «глухие, кривые, окольные тропы»?
  Неля встала напротив Андрея, уперев руки в бока. Шахов в своем укрытии совсем забыл про обиду и посочувствовал Андрею. Он-то знал свою супругу. Сейчас Цыпина вместе с его мирозданием и какими-то гомиками будут растирать в порошок и развеивать по ветру.
  - Ну что ты кипятишься, в самом деле? - Андрей откинулся к стене с улыбкой глядя на взъерошенную собеседницу. - Нам же никто не предлагает прекратить исследования. Главная цель человечества - это постижение знаний. Только вот использовать их можно по-разному - вплоть до океана смерти...
  - Какой тут океан смерти, окстись, Андрюша! Чистое знание, больше ничего... А потом, скажи мне, лапушка, как можно создавать без разрушения? Даже цыпленок разбивает скорлупу, чтобы расти и развиваться, что уж тут говорить о человеке!
  Шахов в своем укрытии вспомнил про каменного мышонка и очень даже не согласился с супругой. Хотя, может быть, она и не знает об усилителе. И правильно, баба есть баба, нечего ей лишнее сообщать.
  - Ага! - сказал Андрей и неожиданно легко для его комплекции встал с валуна. - Тогда оставь пятилетнему ребенку спички, пусть квартиру сожжет, тоже ведь скорлупа. Сам при этом сгорит, пустяки, зато приобретет чистое знание...
  Неля тут же уселась на освободившееся место, удовлетворенно хмыкнула и заявила:
  - Противоречишь себе, Цыпин! Нам-то твои сверхлюди разрешают этими спичками баловаться. Ты же говоришь, они свободы исследований не ограничивают?
  - Нелька, ну тебя на фиг! Ты меня не сбивай своими силлогизмами, дай все рассказать, а там уже делай выводы.
  - А закурить можно?
  - Кури, труба паровозная, - махнул рукой Цыпин.
  Неля с нескрываемым удовольствием достала неизменную «Яву», щелкнула зажигалкой. Шахов на своем наблюдательном посту сглотнул слюну, курить ему тоже зверски захотелось, но тяжела участь разведчика - стой и терпи, как Штирлиц...
  - Ну так вот, - начал Андрей и по-лекторски заложил руки за спину. - Ты помнишь фильм «Воспоминания о будущем» ?
  - Конечно, - удивилась Неля. - Так там же о пришельцах...
  - А тебе верится в инопланетян, которые, как воронья стая, посидели, похлопали крыльями да и улетели? Нет, Неля Витальевна, все эти грандиозные сооружения, все эти космологические свидетельства - дело рук человеческой расы... Расы, которая имела прямой выход на энергетику Космоса...
  Николай Иванович слушал Андрея, затаив дыхание. Он не замечал, что затекли ноги, что рука держит незажженную сигарету, какое там, когда перед его по-детски живым воображением разворачивалась грандиозная картина девственной планеты, по которой расхаживали древние люди, нагие, могучие, владеющие всеми сокровенными тайнами природы... Ему даже казалось, что они умели летать... Андрей говорил об энергетических потоках, о повседневной магии незапамятных времен, а перед внутренним взором Шахова вставали смуглые лица с точеными чертами, искрящиеся глаза, за ними золотые шпили небывалых городов, смутные очертания гигантских каменных сооружений...
  - Ты хочешь сказать, что они и Солнечную Систему осваивали? Не может быть! - Неля напряженно подалась вперед, машинально спрятала погасший окурок в нагрудный карман своего клетчатого комбинезона и, запустив пятерню в густую кудрявую шевелюру, подергала себя за волосы, что означало у нее высшую степень замешательства и недоумения...- Но почему тогда все это ушло, забылось?
  - А ты представь себе пятилетнего ребенка, у которого в ручонках все современные средства разрушения. Да еще и неодолимый соблазн попробовать, что из этого получится, если вот эту кнопочку в черном чемоданчике нажать... Вот и нажали... Да так нажали, что от одной планеты только пояс астероидов остался, другая планета ось вращения поменяла, что сопровождалось, как ты из великой книги знаешь, всемирным потопом и изменением климата... И самое-то худшее - жесткое излучение, сопровождавшее эти катаклизмы, внесло коррективы в генетический код... Поэтому история началась по новой... Нетушки, ребята, вы сначала научитесь кропотливому труду, набейте себе кровавые мозоли, поживите в голоде и холоде, повзрослейте, чтобы научиться ценить плоды своего творчества, а там посмотрим... И остались у человечества только воспоминания о золотом веке, о древе познания Добра и Зла, да о потерянном рае.
  - Грустная повесть, - вздохнула Неля. - А что, это в самом деле так и было, как ты рассказываешь?
  - Вот Фома неверующая! - Андрей в досаде хлопнул себя по бокам, при этом, видимо, нащупал в брючном кармане конфету, тут же достал ее и начал разворачивать обертку. - Да не знаю я, так оно было или нет! И никто не знает. Видишь ли, предки Архивариуса были в это время в подземном городе в Тибете, изучали строение планеты. Когда Земля с катушек сошла, их там тоже порядком тряхнуло, ходы засыпало, кого-то обвалами придавило, но, самое главное, под пик излучения они не попали, а когда выбрались и увидели этот полный абзац, то сама представь их боль и ужас! И говорить о тогдашнем катаклизме даже их потомки до сих пор не хотят... Так что я картину тебе из обрывков составил, кое-что удалось узнать, кое-что сам додумал...
  Шахов невидящим взглядом уставился в полутемное пространство пещеры и душу его стиснула небывалая тоска... Ураганы, неумолимая водяная стена, сметающая золотые города, растерянные и беспомощные люди наедине с разъяренной стихией... Эта страшная память вдруг ожила в его сознании, и он даже понял, откуда она. Прародители его отца, веселые смуглые люди, цыгане, сохранили какую-то часть былого знания. Может быть, они были чуть устойчивее к излучению или по пещерам в то время бродили, кто знает... Но это знание, изрядно искаженное катастрофой, превратилось в несложные магические действия и в полное неприятие какой-либо цивилизации... Шахов порывисто вздохнул, посмотрел на обломки сигареты в судорожно сведенных пальцах и попытался взять себя в руки, тем более, что разговор в пещере как бы продолжил его мысли. Там снова говорил Андрей.
  - Все древние культуры нашей новой истории были магическими - ведь память о могуществе осталась в подсознании - вот и пытались ритмом, плясками, ритуальными жестами вернуть былую мощь. Ан нет, дверь закрыта, ключ потерян... А если и был выход к эзотерическим знаниям, то к очень малой толике. И осторожно, иначе знание обернется разрушением...
  - Точно, - подтвердила Неля. Она выглядела смущенной и подавленной, но сдаваться не собиралась. - Вон как у Избранных, уперлись в свою мистику - и получи, фашист, гранату - полный застой...
  - Да ты не иронизируй, чудо в перьях. - Андрей, наконец, вспомнил, что у него в руке шоколадная конфета, сунул ее в рот и облизал пальцы. - Это же очень серьезно. Получилось, что техника - это одно, а энергетика Космоса - совсем другое. Сообрази, когда западная культура сделала громадный скачок? Когда руками церкви почти полностью искоренила в Европе магическое осознание мира. «Крошку Цахеса» читала у Гофмана? Феи и Просвещение, вот тебе исконный конфликт. Конечно, инквизиция, костры, это все жуть средневековая, но факт есть факт - когда лезешь в гору, вниз смотреть не рекомендуется...
  - А из какой кодлы твой Архивариус? Великий Инквизитор, что ли? Или наоборот?
  - Пограничный страж. Агент мироздания, если тебе угодно. Пойми, совсем закрывать магический путь нельзя, это высший разум человечества. Но доступ к нему до поры до времени тоже должен быть ограничен. Посмотри, что у нас в России делается!
  - Ага, особый путь славян, историческая миссия русского народа... Мы что, тоже Избранные? И поэтому в такой разрухе живем?
  - Почти в точку попала, - Андрею надоело ходить по площадке и он бесцеремонно уселся рядом с Нелей. - Наши предки ведь тоже волхвов истребляли, животы им зерном набивали, но дело до конца довести не успели, Чингисхан не дал... Вот и сплелось у нас православие с язычеством, западный рационализм с восточным мистицизмом... Где ты в Европе бабку-колдунью найдешь? Одна Ванга в Болгарии, так и то - наша культура, православная... А мне в детстве грыжу заговорили без всякой операции.
  - Подумаешь, мне тоже чирьи бабка в деревне вывела, - пожала плечами Неля. - Так что из этого?
  - Внутренняя свобода - вот что из этого. Зачем нам государство, если сами могем? И винтиками в чужих разработках быть не желаем. Вот сюда хреновинку присоединим, а туда фиговинку вставим. Крылья сами сделаем и с церкви бахнемся. Нет авторитетов у русского человека. Разве что под кнутом, да и то ненадолго. Какое тут рациональное общество? Котел идей, а не страна.
  Андрей задумчиво почесал щеку и улыбнулся неожиданно ясно и весело.
  - А теперь представь себе - в этот котел, да передовые западные технологии. И свои секретные разработки. Какой прорыв может получиться! Вот Архивариус и стоит на ушах - мало ли чьи шаловливые ручонки до чего не надо дотянутся?
  «Теоретики хреновы! - сердито подумал Шахов. - Тут в самом деле земля горит, хватай мешки, вокзал отходит, а они опять в свою философию ударились... Пойду покурю, пока они ля-ля разводят...». Осторожно ступая, он отошел от каменного окошка, сделал несколько приседаний, чтобы размять ноги, и на цыпочках двинулся в сторону выхода. Вслед ему все глуше доносились голоса:
  -....Человеческий мозг ... энергетический узел... потенциал Космоса... бу-бу-бу...
  
  Глава 14
  
  Хотя курил Шахов торопливо и вернулся почти бегом, за время его отсутствия разговор явно принял другое направление.
  - Никому не верю. Я сейчас - как Скупой рыцарь в подвале. Вокруг несметные сокровища, враги - со всех сторон, что делать - ума не приложу.
  Неля удивленно уставилась на Андрея.
  - А мы с тобой разве не на государство пашем? Пусть оно и думает, как нас с тобой защитить.
  - Лучше бы не думало, - нахмурился Цыпин. - Я тебе для чего про Архивариуса рассказал? Это его команда меня из Конторы вытащила. Под эгиду Мирового Сообщества.
  - Зачем?
  - А то ты не знаешь... Мы, между прочим, в аналитическом отделении КГБ числились. Там, где зомбирование, генетические опыты, психотропные препараты...
  Неля нервно сглотнула.
  - Так ты из огня да в полымя полез? Если не КГБ, так ЦРУ... А то придумал тут... прогрессоров!
  - Еще и Моссад есть, - успокоил собеседницу Андрей. - А насчет Архивариуса ты зря. Не нужны мы ему, пока помощи не попросим. Спас благородный дон книжника от Серого Патруля - и топай, брат Киун, в Ирукан, а у меня своих дел полно...
  - За серыми всегда приходят черные, - вспомнила Неля и поежилась. - Ты знаешь, мне твое Мировое Сообщество тоже не очень нравится... А КГБ я с детства уважаю. Даже за помощью туда пару раз обращалась.
  - Ты?
  Пухлые губки Андрея от удивления приоткрылись, глаза округлились.
  - Я, - подтвердила Неля. - Первый раз еще в школе. Задала нам русачка сочинение об узниках немецких концлагерей к двадцатилетию Победы. Найти узников, расспросить и написать. Мы с подружкой - в военкомат, так и так, адреса нам, фамилии и другие сведения. Майор от такого заявления в осадок выпал. «Не дам! Нет у меня! Идите в КГБ!» Ну мы и пошли.
  - В КГБ?
  - А что? Седьмой класс. Сибирский городок. И святая вера, что живем в самой лучшей стране. Почему не пойти в Комитет государственной безопасности? Поймали там в коридоре какого-то вежливого, молодого. Объяснили суть дела. А он говорит: «Идите в военкомат». Мы хором: «Мы там уже были, нас к вам послали!». А он так строго: «Идите, девочки, вам все дадут».
  - Дали?
  - Еще как! Приходим, на столе списки лежат. Фамилии, адреса, в каких лагерях были. Сочинений на двести. Майданек, Дахау, Бухенвальд... Глаза разбежались. Мы выбрали человек тридцать, тех, что после лагерей воевали в европейском Сопротивлении...
  - И сочинения про всех написали?
  - Угу. Три лучших в городской газете опубликовали...
  - В шестьдесят пятом году... Конец оттепели, - прикинул Андрей. - Ну и ну! А второй раз?
  - В середине восьмидесятых. Попросила припугнуть нашего зама по науке. Ему, заразе, полгода до пенсии оставалось, а к нам один секретный завод обратился. Ружья они там делали для сбивания крылатых ракет. И нужен был сверхнадежный и сверхточный подшипник. Работа интереснейшая, но неизвестно, получится или нет. Наш старый черт решил не рисковать и отписался, дескать, не можем, не умеем, специалистов таких не имеется.
  - А тебя заело, - ухмыльнулся Андрей. - И припугнули?
  - Да уже не надо было. Я в кулуарах вякнула, что в КГБ обратилась, договор сразу оформили. Правда, приехал представитель из твоей Конторы, я ему - спасибо, мол, ребята, все без вас утряслось.
  - Сотрудничество предлагал?
  - Попытался. Пришлось объяснить - по технике с нашим удовольствием, а на товарищей стучать - извините, не обучены.
  - Ты даешь, Нелька!
  Андрей посмотрел на Нелю с уважением. Он знал ее давно и понимал все недосказанное - ведь не шкурные интересы заставили ее рвануться к черту в зубы.
  - Подшипник-то сделали?
  - Спрашиваешь! И твои сотрудники больше не клеились. На кой я им фиг с таким длинным языком?
  - Мои... Знала бы ты, какие я там, в Конторе, документы накопал! Тридцатых годов. Как вспомню - волосы дыбом встают.
  - Подсунуть могли. Твой же Архивариус и подсунул. С целью вербовки талантливого ученого.
  - Не-а, - помотал головой Андрей. - Что я, фальшивки от подлинника не отличу? Да ты не переживай, никуда мы от любимой охранки не ушли. Пичев с компанией - кто, по-твоему?
  - Гм-м, - сказала Неля озадаченно.
  - Вот то-то... Пасут, родимые, да еще как! Погоди, я еще до его секретных инструкций доберусь, шибко мне интересно, чего там отцы-командиры понаписали... .
  - Все равно ничего не понимаю. Чего ты боишься, в самом деле? Чужих разведок, что ли? Помню, ты говорил в самом начале что-то насчет «захватить или уничтожить».
  - Зла боюсь, Нелька. Первозданного. Того, что лекарство превращает в яд, ядерный распад - в атомную бомбу... А это штука вездесущая. Вторая половинка человеческого разума - разрушение...
  - Господи, и ты туда же! Да не верю я во все это мировое Зло! Сколько живу, Андрюша, никогда со злом в чистом виде не встречалась. Глупость, зависть, высокомерие, страх - это сколько хочешь. А вот чтобы зло ради самого зла... Не бывает такого.
  - Бывает, - жестко сказал Андрей. Он стоял чуть боком к Неле, глядя в дальний угол пещеры и Коляныч даже в полумраке увидел как внезапно затвердели черты его мягкого полудетского лица. - Только называется оно по-другому, и ты это прекрасно знаешь... Властью оно называется, и властью неправедной... Ты никогда не слышала о людях искаженного света?
  Шахов чуть не задремал под журчание разговора, но от последней фразы сразу навострил уши. О неправедной власти Николай Иванович кое-что знал из опыта трехлетней отсидки в томских лагерях... Ну-ка, ну-ка, что там эти академики напридумывали?
  - Ты это что, евреев имеешь в виду? - подозрительно спросила Неля.
  Она прочитала когда-то ради любопытства «Князь мира сего», заглянула в «Великую степь» Гумилева и теперь с отвращением воспринимала всяческие интеллигентские изыски по поводу адептов мирового зла.
  - Ни ума у вас, ни фантазии, мадам. Евреи дали миру десять заповедей по борьбе со злом и крепче всех за эти заповеди держатся. Нет, голубушка Неля Витальевна, есть кое-кто пострашнее твоих лукавых соотечественников, - не удержался Андрей, чтоб не поддеть вспыльчивую собеседницу.
  Но Неля в ответ почему-то не вспылила, а нетерпеливо потребовала:
  - Давай излагай, философ, а то я по своему жидовскому лукавству тебе в грибной суп пургена добавлю!
  Вот-вот! - назидательно сказал Андрей. - Так ваш брат иудей и душил наш славянский менталитет! Мы - на битву, а вы нам - расстройство желудка... Изверги! А если серьезно, то во все времена были люди генетически глухие к голосу своей души. Чего-то хочется, а кого - не знаю. Для них дольний мир - мучение, потому что всего всегда мало. И соответственно философия у них с древних времен создавалась черная, антисистема, как твой любимый Лев Гумилев писал. Ну-ну, не кидай в меня тяжелыми предметами, у него тоже здравые рассуждения есть. Короче, мир у них создан Сатаной для мучения людей, и тела людские созданы Сатаной, одна душа божественна. А раз так, то долой мораль, долой заповеди - ведь это все от Сатаны. Тайные организации, я думаю, от этих же антисистем пошли. Любое тайное сообщество искажает свет души, и рано или поздно, как ржавчина, разрушает государство. В подполье могут жить только крысы. Это один из наших диссидентов сказал, а уж он предмет знал, наверное. Вон, посмотри, как олигархи охамели! Все из подполья вылезли, ни совести, ни ума, одно крысятничество!
  - Остынь, Андрюха, не на митинге же...
  - Да... Увлекся, - Андрей глубоко вздохнул. - Но меня это ох как задевает. Сам в преисподней побывал, еле ноги унес. Но теперь-то ты поняла, где зло? Власть, не имеющая души, власть, которая опирается на тайные организации и множит вокруг себя людей искаженного света... Отсюда интерес к черной магии, к одурманиванию людей.
  - А на кой мы им хрен? - спросила Неля, впрочем, уже почти зная ответ на свой вопрос.
  - Ну, ты, мать, даешь! Кому помешает возможность предсказания стихийных бедствий? Я уж не говорю об усилителе. Сделай его мощнее - какое оружие можно создать!
  - Давно его надо было разбить к чертям собачьим, - недовольно заметила Неля. - Это похуже атомной бомбы! Тебе лавры Оппенгеймера покоя не дают?
  - Жалко, - признался Андрей. - Сил нет, как жалко. И для исследований он мне нужен.
  «Все-таки раскололся, - сокрушенно вздохнул в своем укрытии Шахов. - А баба есть баба. Как хорошая вещь, так сразу разбить. Мало она у меня бутылок с самогонкой поразбивала...»
  - Да что усилитель! А та сила, которую вы с Анечкой раскопали? Вот попадете со своими тайнами в их руки...
  - Черта им лысого! - грозно сказала Неля. - Не дрейфь, Андрей, отобьемся!
  Она поднялась с валуна, подошла к Цыпину и встала рядом с ним, словно усиливая заслон на пути невидимого войска.
  «Ох, вояки, едрит-твою налево, - прокомментировал сие символическое действие Николай Иванович, - смотреть смешно...»
  Они действительно выглядели совсем не героически: Андрей, похожий на взрослого Винни-Пуха, одетого в легкие брюки и белую рубашку, и кудрявая веселая Неля с вечно удивленными круглыми глазами - но Шахову отчего-то вдруг нестерпимо захотелось выбраться из своего укрытия и встать рядом с ними...
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"