Тонкой ленточкой вьется среди далеких таежных лесов речка Икса. Шириной пятнадцать-двадцать метров, а в иных местах и того уже, несет она свои темные воды, в надежде пробиться когда-нибудь к своим старшим сестрам или братьям. И, наверное, многое может рассказать она о людях, построивших свои жилища, в начале прошлого столетия, по ее берегам.
Моя бабушка Таня, рассказывала мне, что приехали они сюда с несколькими семьями из под Перьми (как она говаривала - из России), спасаясь от голода. Глухая сибирская тайга, с наличием разнообразного зверя и возможностью скрыться от всех и вся, речка Икса, с ее речными богатствами, позволяли не просто выжить, а хорошо обустроиться, жить сытно, счастливо, в мире с собой и с природой. Иные пришлые люди называли их кержаками, то есть людьми другой веры. Может это и так. Никогда не пытался вникать в их культовые, религиозные пристрастия и наклонности. Помню только, что в их избе, там, где у большинства наших дедушек и бабушек стояли иконы, у моих был большой православный крест из какого-то белого металла. На него они и молились, прося у господа Бога здоровья себе и своим близким, урожая, и всего остального, что так необходимо им было для жизни.
Если в мире с собой и природой можно прожить всю отпущенную тебе жизнь, то в мире с людьми - дело иное. Революция, гражданская война и коллективизация не обошла стороной и этот далекий и глухой край. Моему деду, Владимиру Галлактионовичу, пришлось поучаствовать и в боях, причем по обе стороны "баррикад", и в послевоенном переустройстве своей деревни. Только личное счастье и везение позволили ему выйти из этой революционно-военной круговерти со сравнительно малыми потерями. Он был контужен, в следствии чего у него почти постоянно тряслась правая рука. Не обошел моих стариков и послевоенный передел "собственности". Что власть посчитала лишним, то было отобрано и национализировано. Но жизнь продолжалась. Рождались дети, одни из которых умирали во младенчестве из-за практически отсутствующей медицинской помощи, другие, преодолевая все хворобы и невзгоды, вырастали. Последнее оказалось справедливым и по отношению к моему отцу, Георгию Владимировичу, а также к его брату и трем сестрам.
Глава 2.
- Мальчик, ты чьих будешь? Как тебя звать, - спросила меня проходящая мимо женщина с граблями в руках.
--
Да Кокориных я, звать Володей - ответил я нехотя. Разговаривать совсем с незнакомыми людьми на улице, мне было непривычно и, как-то, не по себе.
--
На каникулы, наверно, приехал?, - продолжала она меня распрашивать.
--
Да., - односложно ответил я.
--
Ну, так мы Карповы, ваши соседи, Мишка у нас, заходи в гости.
--
Хорошо., - пообещал я.
Меня, вместе с моей сестренкой Лидой, действительно привезли родители на каникулы в деревню Ипатовку, к дедушке и бабушке. Когда я здесь был в последний раз, мне было года три, а то и меньше, и, конечно же, я ничего из того времени не помнил. Вся деревня - это одна улица, протяженностью около трех километров, расположенная вдоль реки Иксы. Из достижений цивилизации, на то время, в деревне имелись только радиоточки в домах. На всю деревню одно сельпо и один клуб. Клуб представлял собой деревянную избу, в которой один раз в неделю, по воскресеньям, приезжая передвижка крутило кино.
Поскольку для меня с сестрой поездка в деревню была первым большим путешествием, дорога в деревню мне довольно хорошо запомнилась. Из Томска - областного центра, до Бакчара, один раз в сутки шел рейсовый автобус. В этом, чрезмерно переполненном народом и вещами, душном транспорте, по летней жаркой и пыльной дороге, нам нужно было проехать 250 км до деревни Плотниково, преодолев при этом, на пароме, естественную водную преграду - реку Обь. Затем, по проселочной дороге еще 25 км до Ипатовки. Подъезжая к Шегарке, месту паромной переправы, водитель автобуса заявил, что автобус неисправен и, скорее всего, дальше не пойдет. В народе стала нарастать легкая паника. Следующий автобус пойдет только через сутки и, скорее всего, будет переполнен также как и наш. Оказалось, что в автобусе подтекает топливный бак, и бензин потихоньку вытекает наружу. Сидеть и ждать "у моря погоды" никому не хотелось. Поэтому женская часть пассажиров начала просто упрашивать водителя устранить неисправность, "давя", при этом, на жалость. Мужская, вдруг резко ставшая в своем основном большинстве специалистами по устранению течи именно в топливных баках, с матюками, полезла под машину, помогать водителю. Как бы то ни было, но мы продолжили путь, и, уже без приключений добрались до Плотниково.
Дальнейший расчет моих родителей был только на попутный транспорт, которого в ближайшее время не предвиделось. Иными словами, в Плотниково мы застряли надолго. Ближе к вечеру пришел отец и сказал, что он нашел человека, который едет на подводе в нашу сторону и согласен нас подвезти. Перед этим прошел хороший ливень и проселочная дорога, по которой нам предстояло ехать, совсем перестала быть похожей на дорогу. Скорее трясина какая-то. Тем ни менее мы тронулись в путь. Нас, детей, уложили в телеге на солому, накрыв чем-то теплым сверху. Воздух, после дождя, был свеж и приятен, пахло травой и лесом, лошадка тяжело тянула скрипящую телегу, сверху покачивались звезды, все способствовало тому, чтобы мы с сестренкой быстро уснули. Проснулся я от того, что, почему-то, оказался в какой-то яме с водой. Испугаться я не успел, поскольку бесцеремонно, но быстро был выдернут из этой самой ямы и поставлен на твердую землю. С Лидой, моей сестрой, происходило то же самое. Мама, тем временем, уже доставала какие-то наши сухие одежки, чтобы нас переодеть. Провозившись с нами минут десять, мужчины взялись за телегу, которую также нужно было поставить на колеса, после опрокидывания. Глубокая рытвина залитая водой сделала свое дело. Наконец все готово и можно продолжить путь. Спать уже не хотелось. Километра через два отец стал что-то искать в телеге, но не найдя, сказал что нас догонит и повернул обратно. Оказалось, что при опрокидывании из телеги выпало его ружье. Никогда охотником он у нас не был и никаких охотничьих трофеев не приносил, хотя ружье купил уже давно. Тем ни менее вещь для нас была дорогая, и бросать ее было не в его правилах. К утру мы благополучно добрались до Ипатовки, где и были встречены нашими дедом и бабушкой.
Дедовский дом представлял собой обычную деревенскую избу с четырьмя небольшими окнами, срубленную из бревен, с одной просторной комнатой. Наверное, одну четвертую часть избы занимала большая русская печь. В углу, напротив входной двери, стол. Сверху, под потолком, в этом же углу место для икон без икон, но с уже упомянутым мной, большим крестом. Вдоль стен широкие деревянные лавки, деревянная кровать. Под потолком, на две трети его площади - деревянные палати, на которых можно бы было уложить спать человек шесть. Место возле печи, где занимались приготовлением пищи, от всей комнаты отделяла занавеска. Под одной крышей, вплотную к избе, и отделяемый от нее только коридором с выходами на улицу и во двор, был пристроен амбар. В одну линию с избой и амбаром, хлев со скотиной. Двор, огород. Вот и все хозяйство.
Моя бабушка была подвижной, но немолодой уже женщиной, с добрыми глазами и множеством морщинок на лице. В обычной деревенской одежде, фартуком и платком на голове, который, как мне казалось, она снимает только ложась спать. Дед же наоборот, человек медлительный, с большой головой покрытой седыми, вечно не чесанными волосами и, также большой, вернее длиной, бородой, доходившей ему чуть ли не до середины груди. Часто курил, с трудом, при этом, сворачивая самокрутку из листика газеты и махорки, и, с таким же трудом, из-за своей больной руки, ее прикуривая. Часто, держа коробок спичек в левой руке, а правой зажигая спичку, донести огонь до своего курева не успевал, так как рука "дергалась" с такой амплитудой и скоростью, что спичка попросту тухла.
Глава 3.
В Ипатовке жила, также, старшая сестра моего отца, тетя Варя Чепкасова, со своим мужем Назаром, и детьми. Вот эти дети, поскольку были примерно моего возраста, и представляли для меня вполне определенный интерес. Старшая ее дочь, Валя, была, по нашим детским меркам, девушка взрослая, самостоятельная, работала где-то на заводе в Томске. Младшая дочь Люся была одного со мной возраста. Братья Петр и Саня были пагодками, младший из которых был на год или два старше меня. Я, конечно знал, что в Ипатовке проживают мои двоюродные братья и сестра, но по своему малолетству, в свой предыдущий приезд, их не помнил. Так что и знакомиться пришлось заново. Спустя уже полчаса после нашего приезда, вся малолетняя ребятня уже сидела на дедовских деревянных лавках в хате, внимательно нас с Лидой изучая и, по видимому, а это скорее всего, ожидая городских даров в виде конфет и сладостей. Без этого в деревню ни-и-и... - закон суров, но это закон. Вскоре мы уже знали кто есть кто, о чем-то разговаривали и строили уже какие-то планы.
- Вовка, здесь недалеко от деревни есть кедрач. Пошли завтра с нами шишки бить, - предложил Сашка.
--
Конечно пойдем. Что дома-то делать?, - согласился я.
Наутро, надев чистый спортивный костюм, в назначенное время, я уже был у Чепкасовых дома. Быстро собравшись пошли в лес. По дороге к кедрачу, мы останавливались, то малины поесть, то куст смородины обобрать, конечно же себе в рот. При этом мы то сходились друг с другом, то, наоборот расходились. Лесного опыта, понятно, у меня никакого не было, и я боялся попросту заблудиться, а более всего насмешек моих юных родственников. Поэтому внимательно примечал с какой стороны у меня река. В какой-то миг, я понял, что остался один. Специально меня оставили одного или нет, я не знал. Что ж, за рекой я, видимо, не напрасно наблюдал. По ходу движения она у меня все время оставалась с левой стороны. Пошел ее искать. И каково же было мое удивление, когда, минут через пять я вышел к реке, но она оказалась с правой стороны.
Я уже отмечал, что вся деревня располагалась вдоль реки Иксы. Но поскольку и сама река петляла и извивалась, то и расположение деревни имело вид буквы Г. На изгибе буквы Г речка делала большую и широкую петлю, в начале которой ее нижнее течение приближалось к ее верхнему течению метров на сто. То есть заблудиться в лесу, находящемуся в этой петле, было невозможно. Или идти в верх по течению, или идти вниз по течению, все равно выйдешь к деревне. Но я-то этого не знал.
Девять лет от роду, кругом тайга. Я даже растерялся и испугался. Еще проплутав какое-то время, услышал голоса. Пошел на них и вышел на Петьку, Сашку и Люсю. Как же они смеялись, когда я им рассказал о случившемся.
Кедрач оказался рядом, но время бить шишки еще не пришло. Тем ни менее, перемазавшись с головы до ног в смоле, мы в конце концов набили нужное нам количество и отправились домой. Вечером, распалив костер, мы испекли в нем нашу добычу и орешки получились славные. Угостились сами, угостили родителей. Все мы были довольные, кроме, наверное моей мамы, потому что отстирывать спортивный костюм от смолы - радости немного.
Глава 4.
Вскоре наши родители уехали в город, мы же с сестрой остались в деревне. К этому времени мы полностью освоились со своими новыми родственниками, и друзьями. Часто ходили или на рыбалку на Иксу, или за ягодами в лес. Кстати, последним я занимался очень неохотно, по причине острой взаимной нелюбви к комарам. За то время, когда Люся, Сашка или Петька успевали набрать по ведру ягоды, я едва лишь мог похвастаться трехлитровым бидоном или чайником. Ребята знали все ягодные места в округе и без ягод мы практически не приходили. Так и проходили наши каникулы день за днем.
Но однажды... Говорят бес попутал. Так на сей раз бесом оказался наш сосед Мишка.
--
Вовка, ты чем занимаешься?, - спросил он у меня заглянув как-то раз к нам во двор.
--
А так, дурью маюсь., - ответил я.
--
А тебе не кажется, что что-то давненько мы вкусненького ничего пробовали?, - продолжил Мишка.
--
У тебя что, деньги появились?, - полюбопытствовал я.
--
Ну если и не появились, то знаю что нужно сделать, чтобы появились.
--
Как?
--
Да просто. В нашем магазине принимают не только стеклотару, но и куриные яйца.
Что со стеклотарой у нас напряженка (и без нас сдавальщиков хватает), я знал и без него. А вот про куриные яйца - это что-то новенькое.
--
Хорошо, и где ты собираешься их взять?, - поинтересовался я.
--
Да ты что? Они же вокруг нас., - выпалил Мишка.
--
Куры-то несутся не только в курятнике, а за одно яйца дают десять копеек, так что давай, раскидывай мозгой - продолжил он.
К взаимному пониманию проблемы, мы пришли довольно быстро. Мишка у себя, а я в бабушкином дворе, быстро обследовали все возможные места появления куриных яиц и минут через тридцать вместе со всей "куриной наличностью" встретились у магазина. Мишка не соврал, яйца действительно принимали. За вырученные деньги мы купили почти килограмм конфет, по бутылке лимонада и отпраздновали это событие у Мишки во дворе. И все бы ничего, но о возможных местах появления куриных яиц, моя бабушка знала, как оказалось, побольше моего. В связи с этим у нее ко мне уже накопились вопросы. Так же, впрочем, как и у Мишкиной матери. Так что нахлобучку по полной программе мы получили оба.
Но в этот день, этим событием, неприятности для меня так и не закончились. Вечером дед, уже в который раз пытаясь прикурить свою самокрутку, попросил меня помочь ему в этом. Курил он обычно там, где находился, не особо заботясь о том, кто в это время был рядом, чем необычайно раздражал бабушку. Когда я зажег спичку и поднес к дедовской самокрутке, я услышал ворчливый голос бабушки:
--
Ты б, Володька, подпалил бы деду бороду, что ли. Может курить бы меньше стал.
На сей раз бесом оказалась бабушка. Ох, напрасно она это сказала. И говоря это, видимо, не могла предположить, что в следующую секунду горящая спичка будет торчать в дедовской бороде. Где-то около секунды продолжалась "немая сцена", во время которой все завороженно смотрели, как из бороды начинает валить дым. Но с появлением первого маленького язычка пламени, я очнулся и начал отчаянно дуть на дедовскую бороду, стараясь его задуть. Ко мне подскочила Лида и тоже стала дуть. Наконец дед и сам очнулся от своего "столбняка" и, поскольку под рукой ничего подходящего не было, длинным подолом своей рубахи загасил пламя.
Дальнейшие события развивались с молниеносной быстротой. Дед потянулся к спинке кровати, на которой висел его ремень с видом, не допускающем двоякого толкования его намерений. Поскольку стоял он между мной и входной дверью, путь на свободу мне был закрыт.
--
Ну, паршивец...
Последующих изобличающих меня, как последнего поганца, слов, я уже не слышал, так как через секунду я был уже на печи, через полторы секунды - на палатях. Однако дед, с несвойственной ему резвостью, уже дышал мне в спину. У меня не оставалось иного выхода, как сигануть с палатей на пол, и затем в дверь на улицу, что я и не замедлил сделать. Пробежав метров двадцать, оглянулся. Никто меня не догонял. Успокоившись, перешел на шаг, размышляя, куда бы мне податься и где можно отсидеться и переждать бурю. Особым разнообразием вариантов я не располагал. Либо к Мишке, где, возможно, придется объяснятся и с его родителями, либо к Чепкасовым. Второй вариант показался мне более приемлемым. Ну пришел переночевать хлопец, и пришел. Дома у Чепкасовых оказалась только Люся. Накормив меня, она сказала, что сходит в разведку, посмотреть, как там наши, и ушла.
Я ждал. А тем временем, постепенно наступили сумерки, а за ними опустилась на деревню и ночная тьма. Наконец Люся вернулась, сказала, что дома у меня "не смертельно", дед уже улегся спать и можно возвращаться. Домой я шел гораздо медленнее, чем давеча. Во-первых, был босиком - удирая, обуваться некогда было; во-вторых, боялся в темноте наступить на разбросанные то здесь, то там коровьи блины. Шел и размышлял себе о всякой всячине. Вот темнота в деревне, так темнота. Никакого тебе электричества. Лишь отдельные окна светятся слабыми огоньками керосиновых ламп. И небо, как небо. Хоть сейчас изучай по нему астрономию. В городе такого не увидишь. В общем, даже как-то позабылись мои дневные приключения. Придя домой, тихонько забрался к себе на палати и уснул.
Еще много событий и мальчишеских приключений происходило тем летом. Это и рыбалки, и сенокос, и многое, многое другое. Но как само лето, так и наши каникулы приближались к своему завершению. Вскоре за мной и Лидой приехала наша мама, и, вскоре, мы были уже у себя дома в городе.
А в памяти остались лишь светлые образы моих деревенских родственников: доброе, морщинистое лицо моей бабушки Тани, вечно о чем-то хлопочущей или в огороде, или в хате возле печи; деда Володи со своей бесконечно чадящей цыгаркой; тети Вари, дяди Назара и их детей - Петьки, Сашки и Люси. Ипатовка!