Сапожник Ганс справедливо считал себя умным человеком. Если в городе был пожар, то он не бежал вместе со всеми к горящему дому и не стоял в толпе зевак, втайне радуясь тому, что на этот раз беда обошла его. Он сидел в своей мастерской и, лишь закончив свою работу, шел на пепелище. Он не ходил смотреть на казни, а, если случалось оказаться на рыночной площади в день, когда рубили головы, то он всегда обходил толпу стороной. Порой ему даже удавалось видеть, как искусный вор вытягивает кошелек из-за пояса горожанина, еще не знающего о том, что это сладостно-жуткое зрелище оказалось для него не бесплатным. Сам же Ганс никогда с такими неприятностями не сталкивался и, вообще, вел исключительно размеренную и правильную жизнь. И, разумеется, он был хорошим сапожником и пользовался заслуженным уважением в городе.
Ганс был доволен жизнью. У него была мастерская, жена, сын и дочь. Он наслаждался тем, что его жизнь обыденна, и не искал ничего необычного. В город частенько наведывались разные ученые знахари и просто шарлатаны, предлагавшие чудодейственные снадобья, но Ганса это не интересовало. Он, вообще, подозрительно относился ко всей медицине - тем более, что сам никогда не болел. Да и можно ли назвать медициной то, что порой творят эти лекари? Вот, в начале апреля явился в город один баварец, предлагал какой-то любовный напиток - мол, выпьешь и сразу от барышень проходу не будет... Фриц, Гансов сосед купил втайне от жены бутыль и спрятал дома в укромном месте. Однако, выпить зелье ему мешала врожденная трусливость. Но вот, однажды, он вернулся ночью из трактира - ноги уже почти не идут, а голова еще соображает. И тут-то он решился. Нашел бутыль, махнул одним залпом и тут же рухнул в постель. А наутро просыпается - слова вымолвить не может, живот болит, кости ломит. Пролежал неделю, боялись, помрет. Жена его еле выходила. А как встал с постели - расплакался, бросился ей в ноги и покаялся в своих греховных желаниях. Теперь как увидит Фриц барышню привлекательную - сразу у него в животе нехорошо урчит, и торопится он прочь от нее, памятуя о том, как из-за своих страстей чуть с жизнью не распрощался.
На прошлой неделе в город вновь приехал иноземный знахарь. Но с тех пор он ни разу не вышел в город из гостиницы Розенфельда, в которой остановился. А, тем не менее, весь город о нем знал. Ганс и это событие оставил бы без внимания, но то, что говорили о лекаре, его неожиданно заинтересовало. Главное - кто говорил. Не кухарка и не подруга жены болтунья Магдалена, а уважаемые люди, такие же умелые и богатые ремесленники, как он сам. Сам Йоахим Ванд, золотых дел мастер, сказал, что прибывший в город голландский ученый известен по всей Империи, и многие достойные люди пользовались его снадобьями. Простолюдины их себе не могут позволить, и им остается лишь выдумывать всякие глупости о голландском враче. Но вот он, Йоахим Ванд, точно знает, что...
Новое снадобье доктора из Голландии имело, по словам Йоахима, необыкновенное действие. "Если это правда, - подумал Ганс, то такой случай упускать нельзя". Поэтому тем июльским вечером он и шагал к гостинице Розенфельда.
... Ганс сидел за дубовым столом, постукивая пальцами по столешнице. Напротив него сидел голландец, казалось бы, совершенно безразличный к своему посетителю. Как будто он и не был заинтересован тем, чтобы его товар купили. По виду лекаря сложно было понять, нужны ли ему деньги. Пыльные башмаки, засаленный камзол. "Он, должно быть, богат, - подумал Ганс, - и не сказать, чтобы ему много приходится ходить. Неужели он так скуп?".
- Ну хорошо, - промолвил он. - Вы говорите, за одну пилюлю целый год?
- Именно так, - нехотя ответил голландец, с трудом удерживаясь от зевка.
- А если со мной что-то случится? Какой-то несчастный случай?
- Послушайте, уважаемый, - голландец, похоже, начинал раздражаться. - Если вы сейчас заберетесь на ратушную башню и спрыгнете оттуда на площадь, то вам ни один самый искусный лекарь не поможет. На самом деле, помощь вам будет нужна до того - и не телу вашему, а вашей голове. Впрочем, если она пуста - то тогда вообще никто и ничто не поможет.
Эти слова обидели Ганса. Голову он считал самым ценным своим достоянием. Но все же, он проникся странным уважением к лекарю. Его предложение звучало весьма разумно. Голландец создал пилюли здоровья и долголетия. Каждая из них (ценой в двадцать золотых) гарантирует год безупречного здоровья.
- Получается, вы нашли секрет вечной жизни? - спросил Ганс у голландца. На этот раз тот не удержался от зевка. При словах Ганса он с шумом вдохнул в себя воздух и закашлялся.
- Что за чушь! - воскликнул он. - За кого вы меня принимаете? За кого? - повторил он многозначительно.
- Ну а что будет, если я проглочу триста таких пилюль? Доживу я до трехсот лет?
- Есть мера, которую Бог отмерил человеку, и составляет она сто двадцать лет, - сказал голландец и неожиданно встал. Он прошел в угол комнаты, где за шторой стоял его саквояж, и вышел оттуда с книгой в богатом кожаном переплете. Он открыл ее и, видимо, сразу попал на нужное место, потому что начал читать: "Вайомер адонай ло ядон рухи ваадам лейолам бешаггам ху васар (тут он взглянул на удивленного Ганса и, довольный произведенным эффектом, торжественно закончил: вэхайо ямайв маа вээсэрим шана. Пусть будут дни их сто двадцать лет - сказал он торжествующе.
Ганс покачал головой, но ничего не сказал. Когда знахарь прочел что-то на непонятном языке, да к тому же упомянул Всевышнего, стало понятно, что это человек необыкновенной учености и мудрости. Ему, Гансу, тридцать восемь лет; чтобы прожить, ни разу ничем не заболев, до ста двадцати, нужны восемьдесят две пилюли, что обойдется в - ого! - тысяча шестьсот сорок золотых. Дороговато...
Его отец дожил до семидесяти лет, а дед - аж до восьмидесяти трех. Сам Ганс на здоровье не жаловался и надеялся, что Господь отмерит ему не меньше дней, чем его предкам. Однако, одна мысль не давала ему покоя - отец, умирая три года назад, сетовал на то, что не увидел, как его сапожная мастерская принесет тысячу золотых в год. В последний год его жизни доход составил восемьсот пятьдесят золотых. Ганс достиг этой отметки в прошлом году. "Но, что если и я перед смертью почувствую, что не достиг чего-то важного. Как бы тогда понадобился хотя бы еще один год!".
- Ладно! - встал он из-за стола. - Дайте две.
Доктор недовольно сморщился. "Господин Ванд... - начал он, - а, впрочем, это неважно, две так две". С этими словами он вновь отправился за штору. Через минуту он вышел, зажимая что-то в ладони. В другой руке он держал кусок белой ткани. Положив платок - пожалуй, это все-таки был платок - на стол, он разжал над ним правую руку. На платке оказалось пять коричневатых кругляшков, пахнущих сушеными травами. Ни говоря ни слова, голландец, аккуратно сложил платок и перетянул его бечевкой, которую извлек из-за пояса.
Ганс полез за деньгами. Тем временем лекарь обмакнул перо в чернильницу стоявшую на столе. Пока Ганс отсчитывал сорок монет, голландец подвинул к нему лист бумаги. - Записывайте, - строго сказал он.
- Что? - изумился Ганс.
- Наставление по использованию пилюль.
Оказалось, что пилюли нужно принимать согласно строгим и каким-то чудным правилам. Ганс послушно записывал их за доктором и постепенно начинал сомневаться в том, что он верно оценил ум голландца. Тот говорил какую-то очевидную ерунду: пить не более двух кружек пива в день, не есть жирного, соленого и сладкого, предпочитать овощи мясу, не сидеть весь день на одном месте, меньше ездить на повозке, а больше ходить ногами, не работать вечером и не читать при свечах, каждый день ходить в баню... и десятки других, столь же абсурдных предписаний.
- Кстати, когда вы собираетесь принимать пилюли? - спросил знахарь. - Ну, когда мне будет лет шестьдесят, скажем, девять, - неуверенно ответил Ганс. - Так вот, - злорадно сказал лекарь, - чтобы пилюли принесли эффект, все эти правила надо начать соблюдать уже сегодня.
Ганс остолбенел. Надо же так было ошибиться в человеке! Как это ему почудилось, что голландский лекарь - ученый, руководствующийся голосом разума? На самом деле, это очередной шарлатан, а его советы - явно из какой-то колдовской книги, наподобие той, что он пять минут держал в руках.
Багровея от злости, он сгреб свои золотые. Теперь настало время удивиться доктору. "Жулик!" - бросил ему в лицо Ганс и поспешно вышел.
Идя домой, Ганс радовался тому, что вовремя ушел и сохранил свои деньги. "Кстати, что это за книги у него?" - подумал он, сворачивая в Сапожный переулок. "Может, стоит сообщить о них в магистрат?".
Нет, что ни говори, а Ганс был исключительно умным человеком.