Разрешаю себя ненавидеть
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Жизнь Флекс меняется, когда родители берут на воспитание двух детей их погибших друзей. Одним из детей является красавчик Ирвинг, с которым у ледышки Флекс сразу же не складывается дружба, а больше - начинается настоящая война ненависти, которая стает со временем их тайными отношениями, которые они скрывают от других. Встречаясь с другими парнями и девушками, Ирвинг и Флекс на самом деле ведут роман, и игру, которая причиняет им обоим боль. Лишь со временем Флекс поймет за что Ирвинг так ненавидит ее, не смотря на всю страсть и любовь, с которой он к ней прикасается!
|
Разрешаю
себя ненавидеть
Предисловие
Возненавидеть человека можно и без того, чтобы он причинил тебе зло.
Мигель де Унамуно
Я смотрела сквозь стекло на запыленные коридоры университета и видела своего парня, который разговаривал с девочками из нашей группы. Рядом, вплотную ко мне стояла моя подруга. Скорее она так думала, что является моей подругой, ей хотелось ею быть, но я знала, что это не так. Только вот она этого не знала. А также что я знаю обо всех ее чувствах, хотя, я так же считала, что она должна догадываться, почему он, мой парень, никогда не посмотрит на нее и на других девушек так, как на меня.
Я чувствовала, как она тяжело дышала, и сколько торжества было в этом ее дыхании, но Синтия плохо знала меня, как же она плохо понимала, кем я являюсь. Она думала, стоит мне увидеть такую невинную картинку, и я изойду желчью? Но ничего, я исправлю ее мнение, и она поймет, почему я всегда буду ему доверять и верить, почему мы всегда будем вместе, или по крайней мере до того момента пока жизнь не разлучит нас.
- Видишь, я тебе говорила, - сказала она, старательно скрывая в своем голосе удовольствие от того, что смогла не только уловить такой кадр, но и привлечь меня к его просмотру.
Прежде чем ей ответить, я сфокусировалась на своем отражении в стекле, которое было намного темнее чем то, что находилось за ним. Моя теперь кучерявая голова находилась на фоне ярко-синего неба, волосы были собраны высоко, открывая лоб, глаза словно растворились в стекле, такими ясно-серыми они были. Сливочно-белое шифоновое платье, которое я бы не надела еще три года назад, открывало плечи и ноги до колен. Нежный силуэт, странно сочетающийся с моей внешностью.
- Вижу. Ты считаешь, что это повод не просто для ревности, но и для того, что бы разорвать наши отношения?
Всего на миг Синтии хватило совести смутиться. Я пригрела на груди змею.
- Как по мне, то такого достаточно.
Я улыбнулась, так отстраненно, закрывая от ее любопытных глаз свои мысли и намерения, как делала это раньше.
- Я тебе не рассказывала, как мы с ним познакомились?
Синтия явно не ожидала такого вопроса. Она растерялась и покачала головой. Конечно, она ожидала гнева или еще какой-нибудь другой реакции, но я не стала бы так себя вести, даже если бы была по-настоящему зла. Синтия совершенно меня не понимала, а ведь мы дружили уже несколько месяцев, за которые она старалась ближе подобраться к моему парню. Какая она наивная: мой любимый разгадал ее уловки с самого начала.
- Ты должна это услышать, чтобы все понять, - сказал я, и потянула ее к одному из деревьев в университетском дворе. На землю упала моя джинсовая куртка, я села на нее, а Синтия, не зная преград в своей бессовестности и предвкушая историю, которой никто не знал, положила голову мне на колени. У нас было больше часа свободного времени, до того, как нужно будет идти на занятия, хотя, я думала, мне этого времени вполне хватит.
- Услышать что? - переспросила она, и зажмурилась от солнца, пробивающегося сквозь ветки деревьев.
- Нашу историю. Мою и Ирвинга.
Я тяжело вздохнула, думая о том, смогу ли вспомнить все, но стоило начать говорить, как воспоминания, словно волной нахлынули на меня. Я возвращалась назад, домой, к морю, детству, и тому, что случилось три года назад.
Глава 1. Флекс
Граница между светом и тьмой - ты.
Станислав Ежи Лец
Поверь. Никто не знал раньше этой истории до тебя. Вся она, как и наша первая встреча, была ненавистью не только с первого взгляда, но и первых слов. Но для начала ты должна понять, что тогда я не была той Флекс, которой являюсь теперь.
Как и теперь, мой дом находился в хорошем районе небольшого города на юге Англии, точнее будет сказать Уэльса: город находится возле самого моря, а с другой стороны обширный и красивый лес. Для тебя не будет иметь значения, где именно этот город, а многие мои знакомые по-прежнему живут там. Если ты однажды от кого-то услышишь названия моего города, то тебе станут известны и участники нашей с Ирвингом истории.
Мой отец до того времени был лишь партнером строительной компании, и начинал он сначала просто как рабочий, но некоторая художественная деятельность в юности привела к тому, что к нему начали прислушиваться не только архитекторы, но и владельцы кампании. Сначала он стал главным по отдельно взятой рабочей зоне, потом прорабом участка, а потом менеджером по стройке. К тому лету, когда все началось, отец был уже партнером, и построил для нашей семьи из пяти человек и собаки, большой, и, наверное, самый красивый дом в городке. После у него не раз заказывали подобный проект, но мне кажется, он больше никогда так и не смог воспроизвести то, что сделал для нас. Дом состоял из двух построек - гаража, как минимум на 5 машин, потому что в доме нас было трое детей, и, не смотря на то, что моя сестра и брат были слишком малы чтобы водить, он оставил место еще и для их будущих машин. Второй постройкой был сам дом - три этажа сплошной красоты, уюта и, местами, чрезвычайной современности, не свойственной нашему маленькому городку. Так как город был зажиточным, три этажа в нашем доме не казались большой роскошью, особенно если учесть троих детей в семье, чего мало кто себе позволял. И отец, как большой любитель спортивных игр, мечтал увеличить число детей в доме до числа игроков в какой-нибудь команде, ну, хотя бы в волейболе, с учетом него самого, так как для мамы на свете существовал лишь один вид спорта - шопинг. Она часто поговаривала, что после удачного посещения магазинов в Лондоне худеет как минимум на один размер. Итак, понятно, что отец мой - отчаянный добряк, мама - милейшее существо, которое все же таит в себе грех покупок, и что у меня младшие брат и сестра. Но о них я еще расскажу. Итак, дом.
Три этажа сплошных комнат. Первый этаж отец оставил для тех, в которые приглашаются гости и друзья, ничего личного, или дорогого о чем могли бы судачить потом в городе. Это была ультрасовременная кухня, на которой мама проводила большинство своего времени, так как когда-то не смогла воплотить в жизнь свою мечту стать шеф-поваром, потому что родилась я. Ей было не так уж и мало, почти 19 лет, но когда мне было 3 и меня вполне можно было отдавать на попечение кому-то другому, мама забеременела моей сестрой Этни, точнее Этьен, и снова школа поваров осталась мечтой на некоторое время, и только название заветной школы отобразилось в имени сестры. Немного мужское имя, но, если учесть что меня назвали Флекс - в честь хлопка, в котором как я понимаю, меня не понятно где зачали, сестра еще может радоваться. И снова, когда подросла Этни, я пошла в школу, и была довольно самостоятельной для того, чтобы ездить в школу на автобусе с другими детьми, нас обрадовали вестью о возможном появлении еще кого-то третьего. В итоге появился мой брат Майкл. К тому времени мне было уже 8 лет, а маме 26, и, понятное дело, что поступать в какую-то школу, к тому же во Франции, она уже не собиралась. Отец лишь начинал постепенно подниматься по лестнице карьеры в своей фирме. В итоге вскоре мы стали для мамы кое-чем таким из чего она сделала потом бизнес. Как любая нормальная семья, мы ездили на пикники, и вместо того, чтобы набирать для нас троих, всяких сладостей в магазине, она пекла, готовила и выдумывала сладости. Вот так в нашем городке появился ее магазинчик с выпечкой и домашними угощениями, который теперь приносит денег не меньше чем партнерство отца.
Еще на первом этаже была гостиная, да такая, чтобы там можно было вместить весь мой класс, если у меня вдруг появиться такая бредовая мысль. Несколько помещений для удобства матери, которые она использовала для разных метел или пылесосов. И отцовский кабинет, забитый книгами, но только для позерства - он не любил читать, и, как сознался мне однажды, всегда себя за это ужасно ругал. По его мнению, интеллигентный человек, должен всегда читать. Себя он считал интеллигентом, хотя вышел из семьи такого же строителя, как и был сам, и лишь маленькая доля таланта к рисованию, и смышленость, сделали из моего отца, того, кем он является и сейчас - богатого и уважаемого человека. Потому отец всегда старался водить дружбу с умными людьми или людьми, которые умнее его - так он сам говорил. Его харизма и обаяние затмевали отсутствие хорошего образование, которое он настырно прививал нам. Потому среди его друзей было немало профессоров, учителей, музыкантов, даже были писатели, а еще архитекторы, художники и ученые. Мне иногда даже казалось, что он коллекционировал друзей, и настоящим другом считал лишь одного человека - доктора Етвуда, с которым он жил по соседству, когда был еще подростком. Они поддерживали связь, даже не смотря на то, что Етвуд, его жена и двое детей, колесили по свету, из-за работы мистера и миссис Етвуд.
Мой папа даже был крестным для старшего ребенка Етвудов - Ирвинга, но видел он его после этого всего пару раз, и, насколько знаю, парень был старше меня на каких-то 1,5 года, и по словам отца, всегда казался ему его старшим ребенком.
Это был первый этаж моего дома.
Второй этаж, находился полностью во владении детей - как говорила мама, это было наше царство, и мы как три властителя должны установить для себя правила пользования домом. Так как я была самая старшая - осенью мне должно было стукнуть 17 лет, то 75% правил были моими, 20% перепадали на 13-тилетнюю Етни, и лишь пять на 9-тилетнего Майкла, который, по сути своей, был нашим маленьким ангелочком. Комнаты были большими, у каждого в пользовании находилась своя ванная комната, во избежание воин, но подвох был в том, что мы сами обслуживали, убирали и отчищали от накопления грязной одежды свои комнаты, и вскоре моя 20-тиметровая спальня не казалась мне уже таким раем. Помимо этого на нашем этаже пустыми еще оставались 4 комнаты, это была надежда отца на то, что мама совершит героический поступок и все же сделает для него полностью спортивную команду, впрочем, вскоре его мечта почти осуществилась, но не тем радостным путем, как он на это надеялся. Или думал когда-то.
Моя комната была более отдаленной от других детских, и в ней имелась башенка, которую я заказывала еще тогда, когда мне было 13. Теперь в ней для меня не таилось того же очарования, что когда-то, зато там расположился удобный диванчик, куда я могла прятать свои любимые вещи подальше от загребущих рученек Етни, догоняющей меня уже как по росту, так и по телосложению, и на ее счету было больше парней, чем у меня за все 17 лет. Не то чтобы она была красивей, наверное, даже наоборот, но мне не хватало ее уверенности в себе или некоторой харизмы, явно унаследованной ею от нашего отца. Я и Майкл были намного скромнее.
Моя комната вовсе не представляла собой подобие розового облака, по которому плывут блестящие статуэтки, искусственные бриллианты и пудели. Далеко нет! Я одевалась так, как одевались все в городе, не слишком выделялась, не была ни готом, ни эмо, явно ни неформалкой или ярой модницей, хотя, думаю, мама спала и мечтала, чтобы я позволила ей надо мной поработать. Я была как все в своей школе, моей особенностью были фильмы, музыка и книги. А чем еще заняться в таком городе, как наш? Если быть особенным и выделяться - это значит нечто позорное. Хотя, по-моему, именно таких больше всего любили в нашем городе. Такой была и моя подруга Рашель. Но и о ней позднее.
Моя комната скорее походила на страницу какого-нибудь каталога по дизайну, в общем, так и было - когда мама дала мне журнал по дизайну комнат, я пролистала его, выбрала одну страницу и ткнула в нее пальцем, через 3 недели, моя комната стала такой как теперь. Хотя, нет, теперь она намного более уютная, потому что я, наконец, обрела себя. Как ты понимаешь, обрела я себя, когда в моей жизни появился Ирвинг.
В моей комнате было все, что только могла хотеть обычная девушка - свой огромный шкаф, просто исполинских размеров кровать, как говорила мама, для того, чтобы у меня на ночь оставались подружки. Трюмо, в которое я почти не имела что поставить, так как не очень интересовалась косметикой, как говорила мне Рашель, потому что я имела слишком смазливую внешность, чтобы даже думать о косметике. Тогда мне так не казалось. Я была просто я, но ни чем не отличалась. Все потом изменилось, когда в моей жизни появилось много неизвестных до того времени слов - как ненависть, страсть, страх, любовь, ревность. И именно в перечисленном мною порядке. Моя жизнь в то лето была, таких же цветов, как и комната - серо-бордовых, с редким вкраплением лимонного.
И в этой части этажа была лишь еще одна комната, столь же большая, и с красиво отделанной ванной, и находилась она почти напротив моей, различие между дверями было в два метра. Потом я ужасно этому радовалась, когда конец лета принес для отца горе, а для нашей всей семьи неожиданные изменения.
Вот это был мой этаж. Это была я.
Третий этаж родители оставили для себя. Одна из комнат была полностью переоборудована мамой под свой гардероб. Другая, шикарная ванная комната, в которой она сделала средиземноморский дизайн, спальню же превратила во французский будуар, отец же против этого ничего не имел. И еще одна комната, пустовала, если вдруг к нам нагрянут неожиданные гости - их всегда было четверо - дедушка и бабушка с маминой стороны, и отец папы, со своей "девушкой", как он ее называл, которой кажется, в то время исполнилось 60. В одно и то же время они никогда не приезжали, так как не очень любили друг друга, а если бы такое случилось, лишние комнаты на нашем этаже всегда были в их распоряжении.
И еще оставалась отдушина нашего отца, место, где нам бывать очень редко разрешалась - цоколь, в котором отец сделал для себя бильярдный стол, бар и кинотеатр. Мы могли попасть туда, лишь в случае, когда отец устраивал дружески-семейный просмотр кинофильмов. Всегда это было воскресенье, когда после церкви к нам приходили в гости папины коллеги со своими женами, они же мамины подруги, и их дети, уже по умолчанию наши друзья. Маленький город, тут дружили все и вся. Именно потому я смогла сдружиться с самой красивой и популярной девушкой города и школы - Рашель Фланер, слишком много таких воскресений мы проводили вместе. Мы не общались с ней постоянно, но если Рашель высмеивала почти всех в школе, и могла себе позволить командовать, то со мной такого не происходило. Насколько знаю, многие ее подруги тогда ревновали Рашель ко мне. Моими же более постоянными друзьями была соседка Вокс или же ее брат Лендон. И она, как многие, была дочерью тех, кто работал с отцом. Менялись лишь статусы, но отец дружил со всеми. Да с кем он только не дружил! Часто бывало так, что за неделю, каждый вечер был у нас расписан - в понедельник могли прийти, простые рабочие, с ними отцу не приходилось умничать или важничать; они играли в бильярд, а потом папа развозил по домам тех, кто слишком уж перебрал. То же самое бывало и во вторник. Среда и четверг, в основном были родители моих одноклассников, пятница - кто-то из профсоюза, суббота - прорабы и их семьи. А вот воскресенье - день самых важных членов общества нашего города. И ко всем отец относился одинаково, но я, наверное, была единственным человеком в мире, который догадывался, что любимыми днями для него были именно понедельники и вторник. С ними ему не приходилось напрягаться. Еще он любил часто звонить Этвудам, узнавать как у них дела, мама как я понимаю, тоже была в хороших отношениях с миссис Этвуд, так как она была единственной женщиной, с которой мама делилась своими секретами выпечки. Рассылая на лето нас по разным лагерям, или к дедушкам и бабушке, они часто встречались с ними. Таковым был для родителей отпуск. Когда-то я ревновала, думая, что дети Этвудов то с ними, но как оказывалось, они тоже отсылали своих детей на отдых в деревню.
Это мой дом. Остался гараж. В гараже кроме маминого минивена, стоял отцовский внедорожник, на котором он мог попасть в любую часть построек, так как часто они работали на разных территориях. Моей же машиной был мини-Купер - белый, с черной брезентовой крышей, которая опускалась. Со временем некто уговорил меня, его перекрасить.
Перед домом была лишь аккуратная подъездная дорожка, осыпанная гравием, фонари, работающие от электрического света по краям дорожки, и несколько деревьев. Зато за домом, было все, о чем можно только мечтать: место для загорания, но не бассейн, так как море было всего в каких-то 300 метрах от нашего райончика; барбекю с лавочками; беседка, увитая цветами; и спортивная площадка, так как отец больше всего любил спорт. Там были ворота для занятий Майкла, который занимался футболом, и Этни, которая играла в лакросс. Сбоку гаража, папа сделал для меня стенку, по которой я тренировалась скалолазанию, этот вид спорта мне приглянулся больше остальных. И хотя я считала, что не очень преуспела в этом, играла я почти во все, что только можно было назвать спортом, иначе я не смогла бы носить гордо фамилию Хаттон - отец точно бы лишил меня наследства, машины, да и свободы во всем. В таком маленьком городе как наш, бояться было нечего, так что гулять я могла хоть до утра, главное чтобы могла встать в школу.
Одевалась я в разную одежду, большей частью, купленную моей мамой, потому в гардеробе у меня можно было найти много платьев и юбок, и намного меньше джинсов или шорт. Зато в шкафу имелась особенная часть, где лежала моя одежда для походов - участие в походах было отличительной чертой нашей школьной программы. Мне они нравились. Где я только не побывала за все годы учебы в школе!
Днем я преимущественно ходила в школьной одежде - черно-белой форме, к которой, кроме юбки, прилагались черные брюки. Наверное, она напоминала немного морскую форму, но это потому, что в городке был маленький порт, точнее сказать пристань, чем все и гордились.
Я не была уродиной, но в школе всегда был кто-то красивей меня, та же Рашель. У меня были хорошие вещи, но кто-то обязательно одевался лучше. Мои карманные деньги даже язык не поворачивается назвать мизерными, но кому-то выдавали больше.
И все же, думаю, мне могли позавидовать. Кристально-чистые серые глаза без вкраплений обрамляли темные ресницы и тонкие брови, это досталось мне от маминой бабушки, кажется, ирландки по происхождению, от отца белая кожа, такая чистая, что я никогда не переживала по поводу прыщей, их попросту не было. Черные волосы, подстриженные ровной копной, объемные, словно овечья шапка, которую натянули до плеч, оставались заветной мечтой Этни, которой достались рыжие волосы отца. Ровная гладкая челка почти доставала мне до глаз. Это потом я поняла, что их можно завивать или поднимать челку, открывая лоб и все лицо таким образом. Я была невысокой, впрочем, как и теперь, всего 160 см, с простой фигуркой, но крепкими руками и ногами, и подтянутым животом, потому что летом всегда плавала, а горы и скалы, не могли оставить на моем теле какой-нибудь жир. Любая еда усваивалась хорошо - еще одна зависть Этни. Она не была полной, но играя в лакросс, она ставала немного плотной из-за мускулов. Зато, думаю, после рожденья детей, они ей еще пригодятся. К тому же к 14 годам, мы были одного роста, и она все еще продолжала расти. Теперь уже видно, что это у нее от отца - достигнув теперь 167, она была еще той красавицей, с длиннющими ногами.
Майкл же был таким, как и я - сероглазым, с черными волосам, которые у него почему-то вились в густую шапку волос, и падали на лоб. Наверное, потому он уже в 10 лет пользовался бешеной популярностью у девочек. До сих пор помню, как на выходных зачастую ставала его секретарем, отвечая на звонки его многочисленных подруг. Как же это меня раздражало!
Мы были счастливой семьей, со своими радостями и проблемами, немного богаче остальных, хотя в городке не было понятия бедность. Церковь и компания отца, в которой работало практически все мужское население, делали для этого многое.
Лето изменило все. Теперь я не могу сказать, что это было плохо. Просто однажды отцу позвонили, и не слова не говоря нам, и даже маме, он собрался за считанные минуты, заказал билет в Австралию, и уже через час улетел. Мама сразу же поняла, что случилось, просто они не стали посвящать в это нас. Их друзья, чета Этвудов разбилась на машине, когда однажды вечером ехали на игру сына. А их дочь Майя, сидящая на заднем сиденье, уцелела, непонятно как. Хотя, сказать, что она вовсе не пострадала, было невозможно. Переломанная нога, ребра, множественные раны, по всему телу, осколки лобового стекла, и тому подобное. Просто, Этвудов убила не сама авария, а пьяный водитель, не пристегнутый ремнем безопасности, который врезался в них и вылетел через лобовое стекло, и, пробив и их стекло, забил Этвудов. Когда мой папа летел в Австралию, они, кажется, были еще живы, но как говорят врачи, раны были не совместимы с жизнью.
Отец так и не возвращался домой на протяжении 10 дней, и все что мы знали о его пребывании там, так это то, что он помогает их детям. Это было скупое объяснение мамы, но я ее слишком хорошо знала, и понимала, что за этим стоит что-то иное.
Еще до возвращения отца, мама неожиданно начала готовить на нашем этаже две комнаты. Одну в моей части этажа, другую, совместную с комнатой Этни. Я подумала, что, наверное, дети Этвудов ненадолго приедут пожить к нам. Но все разъяснилось, когда отец вернулся. Он был явно убит происшедшим. Этвуды были для него друзьями, и он не скрывал того, как расстроен. Ели мы в тот вечер в гробовом молчании, не смотря на радость возвращения отца.
Нам всегда было весело за ужином, но не в этот день. А после отец позвал всех нас в кабинет, и мы приготовились к тому, что он скажет. Когда мы шли туда, я неожиданно поняла, что по какой-то причине, даже не забывая про горе, глаза моих родителей сияют. Я помню это до сих пор. Только со временем я поняла, что исполнилась их заветная мечта иметь еще детей, чего у них уже не выходило давно, потому что вынашивать Майкла было очень тяжело для мамы.
Мы расселись на диване, втроем - я, брат и сестра. Этни, испугавшись, схватила меня за руку, хотя бояться не было чего. Майкл, подогнув колени, уткнулся в них лицом. Ему вообще было грустно, когда он узнавал о смерти, а теперь, когда погибли те, кого любил отец, это было трагедией и для него. Я догадывалась, что так он прячет слезы, потому что не может видеть отца таким грустным. Милый мой Майкл!
Мама, как всегда с прямой спиной и собранными в гладкую прическу волосами, наверняка уже знала, что он должен сказать. Отец посмотрел на нас, и сказал:
- Как вы знаете, Этвудов больше нет... в живых, - я представляла себе, скольких сил ему стоило не просто сказать это, а поверить в то, что эти слова правда. - И у них осталось двое детей. Насколько знаю, из близких у них есть лишь старая прабабушка, которая живет где-то Ирландии, и у нее просто нет возможности растить их. Майе столько же лет, как и тебе Этни, Ирвингу - 18. Я понимаю, что вам это может не понравиться, но мы с мамой приняли решение забрать их к себе. Ирвинг, как совершеннолетний, мог бы присматривать за сестрой, но думаю, мы справимся с этим лучше. Что вы скажете по этому поводу?
Что мы могли сказать? Ничего. Для нас Этвуды были чуть ли не мифическими людьми, которых мы вживую никогда не видели, а лишь на фотографиях. Но я-то, как самая старшая понимала, что родители все уже решили для себя.
- Мы не против! - тут же воскликнул Майкл, для него это не могло быть проблемой. Для Этни, которая большую часть времени проводила за лакроссом, тоже, как кроме того, что у нее помимо меня может появиться еще одна сестра. Одна я немного занервничала. Взрослый парень в доме - это показалось мне чем-то странным. А что скажут по этому поводу в школе? Я не могла назвать себя трусихой, но все же, мнение других было для меня важным. Все же я не Этни, которая вполне все лето могла прощеголять в верхе от купальника и коротеньких обрезанных джинсах. Мне стало немного страшно. Наверное, это уже тогда было предчувствие того, что моя жизнь вот-вот измениться.
- Мы за, - слабо отозвалась я. И тут глаза моих родителей, заблестели уже от слез. Мечта отца хотя бы о волейбольной команде сбылась.
Глава 2. Начало
Близкое общение - вот откуда берут свое начало нежнейшая дружба и сильнейшая ненависть.
Антуан де Ривароль
Я никогда не была конфликтным человеком, просто не находилось таких людей, с которыми мне было трудно общаться, если что, я могла отстаивать свое мнение, а если находились упрямцы, то умывала руки.
Слово ненависть не было мне знакомо, как и конфликт. Даже и не помню, бывало ли так, до встречи с Ирвингом, чтобы я кому-либо грубила или хамила. Все кто меня окружал, если не были друзьями, то хорошими знакомыми, таковой была привилегия маленького города. Да, наверное, просто я всегда отступала, когда чувствовала, что ситуация становится напряженной.
Потому, когда в августе приехали Этвуды, я ждала их почти с радостным возбуждением, которое по сравнению с радостью Этни и Майкла, было мизерным. А что говорить про родителей - они ждали их словно родных детей, которые вернулись с отдыха. Даже в моих мыслях не было идеи, что Ирвинг Этвуд может стать моим врагом и кем-то еще на не целый год.
Родители занимались последними приготовлениями в их комнатах, когда мы трое, выставив зады по направлению к комнате, висели в окне, ожидая приезда машины Ирвинга и Майи. Их вещи, большая часть, что они решили сохранить, была привезена грузовой машиной еще неделю назад. Они сами ненадолго улетели в Ирландию к прабабушке, по большей части потому, что Майя хотела приехать сюда уже без гипса. Этни ожидала ее приезда, так как никогда не ожидала бы моего возвращения. Сама мысль о том, что теперь у нее есть сестра ровесница, ей нравилась. Ведь теперь им будет, о чем поговорить, и Майя точно не будет, так как я, выгонять ее из своей комнаты. К тому же, Этни была именно из тех людей, кому легко заводить дружбу, просто у нее не было времени продолжать ее. Иное дело, когда кто-то живет в одном доме с тобой. С сестрой не нужно церемониться, и объяснять ей, почему ты так много времени проводишь, играя в лакросс, и редко ходишь гулять. Ежедневной одеждой летом для Этни являлась форма с лакросса или спортивная одежда, которая бы не сковывала движения. Меня радовало то, что я пугала маму своей простенькой одеждой меньше, чем Этни.
Майкл надеялся, что вскоре у него будет брат, с которым можно будет поговорить о спорте, и это будет не только лакросс, как с Этни, и не скалолазание, о чем он говорил со мной.
Видимо, я была единственным человеком в доме, который ничего не ожидал от Этвудов. Больше всего меня пугало то, что будут говорить в городе о взрослом парне, с которым мне теперь предстоит жить. Еще одна привилегия маленького городка - все обо всем знают. И я теперь буду под прицелом множества любопытных глаз. Меня пугала популярность. В последний раз, когда мне пришлось участвовать в школьной постановке, я грохнулась в обморок прямо на сцене из-за переживания, и это был второй класс, после чего меня никуда не брали. Маму это убивало, меня не сказано радовало.
И вот, тоскливое ожидание, вдруг, переметнулось в яркое возбуждение. Темная огромная машина, что-то дорогое и спортивное, вкатилась на нашу дорожку. На миг я даже зажмурилась, таким ярким был блеск машины, пробежавшийся по нашим окнам. Сердце на миг остановилось в преддверии чего-то неведомого, но я постаралась взять себя в руки. Я всегда гордилась тем, что могу спокойно все переносить. Единственный раз моего падения на сцене научил меня тому, что чувства нужно держать при себе. Ледышка Флекс - так меня называли многие за глаза, и лишь моя подруга Рашель, не боялась сказать мне это в лицо. Хотя, так она считала, я набиваю очки у парней. Мне же казалось, что так жить легче - зачем попусту психовать, как это часто делала Этни.
- Папа, они здесь! - крикнул наверх Майкл, и прежде, чем я успела его задержать, радостно побежал на улицу. Мне стало неловко, потому что нельзя так очевидно радоваться, что они будут жить здесь, ведь не прошло еще и двух месяцев, как их родители погибли. Как ребенок, Майкл этого не понимал, и я надеялась, что Этвуды не будут злиться или обижаться на него. Мне стала неприятна та мысль, что в первые же минуты их приезда, им станет грустно или же обидно. Да и Майкл может почувствовать неприязнь.
Выглянув в окно еще раз, я как раз увидела, вылетающего пулей Майкла, который едва не натолкнулся на тоненькую, худенькую девчушку с вьющимися длинными волосами пшеничного цвета. Ее хрупкие руки взметнулись вверх, чтобы защититься, но она слишком поздно это сделала - Майкл уже крепко обнял ее. Несмелая улыбка расплылась на лице в виде сердечка. Ну что ж, мне пока что не было за что злиться на Майкла или же стыдиться его. Он был добрым малышом, хотя, каким малышом, 10 год ему шел на то время, и любое приписывание его к детям, унижало Майкла.
Другого члена семьи Этвудов, я не видела, так как он явно был с другой стороны машины и что-то там выкладывал. Мне было видно лишь, как Майкл куда-то вовнутрь важно потянул руку, и ее явно приняли. От гордости братишка просто сиял.
Неспеша, на улицу вышла Этьен, как всегда она по привычке дергала рукой, словно хотела ощутить в ней тяжесть ракетки для лакросса.
Они с Майей обменялись неловкими улыбками, и, когда Майя взяла одну из коробок, Этни не позволила ей этого. И правильно, Майя не была еще полностью здорова, а для Этни это хоть какая-то физическая нагрузка, ведь она пропустила сегодняшнюю тренировку. Моя сестра была лакроссозависемой, так мы иногда над ней потешались дома.
Когда сестра оказалась у открытой двери машины, с ней тоже поздоровались довольно тепло, так как я еще никогда раньше не видела такой ошеломленно счастливой улыбки на ее лице. Ну, еще бы, если судить по фотографиям, которые я тайком взяла из коробок Этвудов, Ирвинг был красивым. Или, точнее говоря, очень привлекательным. У него были шелковистые прямые каштановые волосы, как я могла судить по фото, подстриженные в модной прическе, и крепкое телосложение. Я не видела лишь его глаз, пока что они оставались загадкой. Одно я знала точно - Ирвинг Этвуд станет звездой программы на год вперед в нашем маленьком тесном обществе городка, в котором новыми людьми бывали туристы, но на них уже так не обращали внимания, потому что они приезжали и уезжали, а таких, кто бы оставался здесь жить, не было. Так что, Ирвинг станет свежим мясом для девушек города. Таких откровенно красивых парней в нашем городе не было, а если и были, то принадлежали уже кому-то. Думаю, первой в очередь на него будет Рашель, она как раз рассталась со своим бой-френдом, и теперь в активном поиске. Мило. Я даже усмехнулась этой мысли. Почему-то у меня не было в планах, что у нас что-то выйдет. Как я уже говорила, в школе были девушки красивее меня, а Ирвинг не просто красив, после смерти родителей ему осталось приличное состояние. Да кто его не захочет?! Я, даже еще не познакомившись с ним, знала, что буду держаться от всего такого в стороне.
Наконец, на улицу решила выйти и я. Родители пока не спешили вниз, значит, наверху еще не все было готово. Пригладив волосы, я в последний момент вытерла мокрые ладони об узенькие старые джинсы, потертые, с дырами на коленях, сидящие на мне как влитые. Давно уже пора было их выкинуть, но мне они нравились, в них было так много моего - моя история, память о тех случаях, что я бывала в них. И не такие уж они и страшные. Хотя бы майка нормальная - простая белая, в таких все ходят.
Выйдя на улицу, я тут же услышала лепет сестры, зато увидела ее не сразу, так как солнце ослепило меня, не только светя с неба, но и отражаясь от машины. Машинально подняв руку, чтобы прикрыть глаза, я тут же поняла, какую глупость сделала, надев эту майку. Мой живот вмиг оголился. Почувствовав пристальный взгляд на себе, я тут же опустила руку, и превозмогая боль в слезящихся глазах, шагнула в тень возле машины. К тому времени на меня уже явно никто не смотрел, я же ощутила облегчение от того, что глаза больше не слепило от этой яркости. Я не разбиралась в машинах, но, глянув мельком по всей длине машины, поняла, как ему будут завидовать. Дорогая блестящая игрушка привлекла мое внимание, а я не считала себя хоть в какой-то мере заинтересованной в машинах.
Майя и Этни стояли сбоку, деля в руках очередную коробку, а Майкл промчался мимо меня, таща какие-то мешки. Чья-то спина вновь скрылась в машине. Вздохнув, я немного занервничала - что-то меня это начало напрягать.
Этни, отвоевав коробку у Майи, одними губами сказала мне, проходя в дом, что они классные.
Я несмело улыбнулась Майе, как и мои родственники до этого, на что в ответ получила такую же родную улыбку. Но стоило мне подойти к машине и неосторожно с грохотом взять ящик с их вещами с земли, я тут же натолкнулась на пустой и, в то же время, озлобленный взгляд, полный неожиданной ненависти.
- Осторожней. Имей уважение к чужим вещам, - прошипел мне Ирвинг, и прошел почти вплотную ко мне, при этом вынося из машины сразу же несколько чемоданов. Я припечаталась к дверце, совершенно очумевшая от случившегося. Смотря ему вслед, я чисто автоматически разглядывала его фигуру. Его сила выдавала в нем пловца, хотя я знала, что фактически он продолжительное время занимался греблей, а потом регби. Впрочем, о чем это я, по словам отца не было такого вида спорта, в который не играл Ирвинг, или в котором не преуспел - водное поло, американский футбол, бейсбол, теннис. Он играл в то, что приходилось, когда их семье нужно было переезжать на другое место или в другую страну в связи с работой родителей.
Стоило ему войти в дом, и я тут же отложила коробку с его вещами, с опозданием заметив, как много было пакетов и коробок с его именем. Потому уже с большей осторожностью взяла коробку с именем Майи, надеясь, что она не будет столь привередлива.
Понятное дело, что я была сбита с толку. Я не знала, чего ожидать дальше. К тому же, к своему удивлению, я ощутила, как внутри поднимается ответная волна враждебности. Я же никого не ненавижу! Но незнакомая доселе сила, начала накатывать во мне, как волны спешат к берегу, чтобы разбиться там, превращаясь в пену. Да с какой радости он, вообще, со мной так говорит! Я понимаю, что ему нелегко, но ведь Этни более надоедливая, чем я, уже минут пять прочищала им мозги, но Ирвинг вел себя с ней вполне миролюбиво, и терпеливо.
В тот день я впервые узнала, что есть ненависть первого взгляда. Если я думала, что в доме он будет другим, то ошибалась.
Родители тепло обнимали брата и сестру Этвудов, и начали знакомить их с моими братом и сестрой, не смотря на то, что младшие уже и так времени не теряли. Я зашла в коридор, как раз во время этого трогательного момента. Поставив коробку и, негодуя про себя, я стала в стороне. Когда очередь дошла до меня, Майя улыбнулась мне, так как и на улице. Она, как оказалось потом, была добрейшим существом, потому они с Этьен так дополняли друг друга. Ей вообще не шел черный или серый цвета, и теперь с распущенными волосам она была такой трогательной и милой, что ее хотелось обнять. Пока что объятья не были уместны, как считала я, ведь мы едва познакомились, и не хотелось ее как-то смущать. А для родителей было другое дело.
А Ирвинг смерил меня тяжелым взглядом, от которого мне захотелось закрыться руками, и когда он сухо кивнул, я ответила тем же, снова удивившись той волне вражды, что исходила от него. И тем более ответному тяжелому чувству, что хотелось вылить на него. Такое со мной было впервые.
- Это наша старшая дочь - Флекс, - сказала мама, даже не заметив нашей напряженности - мы замерли друг напротив друга, словно два бойца приготовившихся к драке. - Вы будете учиться вместе. Как я понимаю, ты пропустил один год учебы, и из-за этого остаешься на последний год вместе с младшими?
Никто кроме меня не отметил, как дернулся рот Ирвинга при этом упоминании. Я мстительно улыбнулась про себя, и тут же почувствовала вину. У него ведь погибли родители! Нельзя так относиться к парню, ведь ему и так тяжело. Может он и не такой кретин, как кажется сейчас. Вполне возможно, что выспавшись завтра, Ирвинг покажется мне совершенно иным человеком.
- Да, - сухо отозвался он, и не стал ничего объяснять. Но кое-что отличало этот ответ, от того, что он бы дал мне: Ирвинг постарался скрасить свои слова улыбкой. Мама была польщена. Я же была в замешательстве. Странной показалась мне его улыбка - такая, словно срисованная.
- Твоя комната возле комнаты Флекс, так что она тебе все покажет. А Майей займется Этни, - мама повернулась к бледной девочке, и потрепала ее по щекам. Лицо Майи залил румянец, и я поняла, как же ей этого, видимо, не хватало - тепла, и того, чтобы ее любили. Ирвинг не выглядел как человек, который очень-то будет заботиться о такой стороне потребностей человека. - А мы позабираем все вещи. Надеюсь, вам понравиться, как я обставила ваши комнаты.
- Ну, кончено же миссис Хаттон, - Ирвинг взял маму за руку, и я увидела совершенно иного Ирвинга, чем он предстал передо мной - очаровательного юношу, в которого без памяти должна влюбиться каждая девушка города. Его глаза смягчились, речь стала льстивой.
- Ой, да зови нас Патрик и Эрика, - весело хлопнул его по плечу отец. Я ощутила прилив гордости за него - даже в самые сложные времена он оставался добрым и искренним. Теперь у него будет два сына, как он о том и мечтал. И отец, видимо, хотел, чтобы семьей мы стали уже. Для меня это было слишком быстро, но и для Ирвинга, как я поняла тоже. Легкая кривоватая усмешка рассказала об этом, очевидно пока только мне.
- Спасибо, Патрик, - без смущения отозвался Ирвинг, и с уколом в сердце я поняла, что являюсь единственным человеком, который не понравился ему в этом доме. Его ненависть меня теперь не просто поражала, а задевала.
- Пойдем, - хмуро бросила я и поспешила наверх. Ирвинг догнал меня быстрее, чем я ожидала. И если я думала, что он начнет разговор, чтобы хоть казаться милым, то ошибалась. Тяжелое молчание Ирвинга злило меня еще больше, и, видимо, отягощало одну меня.
- Внизу столовая, гостиная, кухня и кабинет отца. Третий этаж принадлежит родителям целиком. А второй наш - то есть детей, - сквозь зубы процедила я, понимая, что хотя бы должна изобразить гостеприимство. Я честно старалась, потому что меня так воспитали, и раньше мне не приходилось к кому то так относиться.
- Ваш этаж, - иронично поправил Ирвинг, и я оглянулась на него, чтобы понять, что он имеет ввиду. Смуглое лицо и яркие зеленые глаза были обращены ко мне. - Я, в отличие от вас, себя ребенком не считаю.
- Повторяй это чаще, может и остальные поверят, - вдруг огрызнулась я, а когда поняла, что говорю довольно таки ехидно, момент почти перемирия был упущен.
- Чтобы не возникало вопросов - я не по своей воле пропустил год в школе, - процедил он, тут же утратив всю легкость в голосе, что была до этого, и даже ироническую улыбку. Проступила тяжесть на его лице, глаза стали старше, и темнее. Мне стало неуютно рядом с ним, потому что я почувствовала его боль и усталость.
- То есть, хочешь сказать, что ты не тупой, и тебя вовсе не поэтому оставляют? - кинула жестоко я и пошла дальше по лестнице, уже не смотря на него. Его смена настроений меня пугала.
Ярость Ирвинга докатилась до меня теплом его тела, оказавшегося рядом слишком близко и быстрее, чем я успела отстраниться. Он развернул меня на верхней площадке и заставил посмотреть на него. Я уже давно так близко не видела лица парня, и от этого мне стало неуютно смотреть на него. Слишком интимно близко для такого знакомства.
- Не будь грубой, деточка. То, что я не оценил прелесть твоих кристально серых глаз и розовых губок, еще не значит, что стоит меня обзывать тупым, - сказал Ирвинг мне и, продолжая смотреть на него вот так вблизи, я поняла, что он намного интереснее, чем казалось на фотографиях. Но вовсе не его привлекательность заставила меня задохнуться, а ярость. Я скинула его руку, и подалась на шаг назад.
- Какую прелесть!? - возмутилась я, - может это тебе нужно быть вежливей, это все же мой...
И тут я замолчала, понимая, что едва не сказала нечто ужасное и непростительное. Я мучительно оборвала свое дыхания, ожидая его реакции.
- Ну, - лицо Ирвинга стало в один миг темным, замкнутым и почему-то довольным, словно он только и ждал, когда я скажу что-либо подобное, чтобы иметь настоящую причину меня ненавидеть. - Ну же... Говори, что хотела. Твой дом? Поверь, я это прекрасно знаю, и здесь лишь из-за Майи. Доучиться я мог и в Австралии.
Я почти открыла рот, чтобы извиниться, но не стала этого делать, снова сомкнув губы. Он сам был виноват, и мои слова только ответная реакция на его. Не понятным было одно - почему эта реакция такая бурная.
- У тебя своя отдельная ванная, а так же огромнейший шкаф. Одно окно выходит на море, другое закрывает дерево во дворе, но внизу видно сад.
Это я протарабанила ему в лицо, как уставший гид, который рассказывает одно и то же изо дня в день и мечтает об отпуске. При этом Ирвинг так и не отпустил второй руки с моего предплечья. Я начала нервничать, его же лицо даже не дернулось. Оторвав от меня свою руку, он пропустил меня вперед, чтобы я показывала куда идти.
И хотя мне было неприятно осознавать, что когда он шел сзади, я чувствовала себя при этом незащищенной, это было лучше, чем прожигать в его спине дыру. И когда уже казалось, что коридор не кончиться, мы дошли до наших дверей. Я только мельком глянула на свою, чтобы убедиться не оставила ли Этни под нею корзину с нижним бельем. Хорошо, что она была забывчивая, мне бы не хотелось видеть его гадкую ухмылку по этому поводу. А она бы несомненно появилась!
Толкнув дверь в его комнату, я не стала заходить. За эту неделю я много времени провела здесь, помогая маме красить и обставлять все мебелью. Время от времени я возвращалась к их фотографиям, но потом ставила все назад. Комната могла бы быть уже готовой, если бы не коробки с их личными вещами, к которым мы не прикасались: мама считала, что они сами все разложат по своему вкусу.
Я думала, что он зайдет, но Ирвинг тоже остался на месте. К моему удивлению, он обернулся на 180 градусов и посмотрел на мою дверь, выкрашенную в серый цвет, с лимонной надписью моего имени - творчество Этни, которое мне понравилось, и я решила его оставить.
- Серая дверь, - констатировал Ирвинг с улыбкой, которую никто веселой бы не назвал. - Наверняка твоя.
Я тут же поняла его намек о моей серости. Вот урод! А потом посмотрел в другой конец. Глаза его тут же цепко охватили то, что разрисованную и обвешенную сделанными из бумаги цветами дверь Этни было видно даже отсюда. На двери Майкла висели флаги нескольких футбольных клубов, которые тоже прекрасно просматривались издалека, моя же дверь ни о чем не говорила.
- Спорим, что твоя комната из каталога, и вылизана так, что кажется стерильной больничной палатой? - сказал он, и мне захотелось двинуть его по лицу. Спрятав руки в карманы, я пошла к своей комнате, радуясь, что наши двери не напротив. Хватит и того, что мы учиться тоже будем вместе.
- Видимо экскурсия закончилась, - отозвался насмешливо он, смотря мне вслед, видимо, пытаясь тем самым смутить меня. Его поведение было грубым, а я не собиралась отставать.
- Пошел ты, - буркнула я и, хлопнув дверьми, на миг прикрыла глаза. А когда открыла, моя прилизанная каталожная комната смотрела на меня. Пустота, вот что в ней было. Эта комната вообще ничего не могла сказать обо мне. О каком уюте я раньше думала? Чертов гад оказался прав. Почему я раньше этого не видела?
Обойдя по краю комнаты, я уселась на диванчик возле окна, и продолжала осматривать свои владения. Серый, бордовый, лимонный - вот и все, что тут было. Несколько фото висящих в рамках на стене, которые купила мама, книги обернуты в одну и ту же бумагу, чтобы гармонировать с помещением, и пара CD-дисков. Одежда не валяется, все сложено в шкаф, и повсюду чисто. Но разве это плохо? И вообще, зачем я его слушаю, я целое утро потратила на этот порядок!
Вечер для меня стал таким же малорадостным. Родители за ужином пытались осторожно говорить с Этвудами, чтобы не затрагивать тем, которые бы касались родителей. Скорее это делалось ради Майи. Она почти ничего не ела, и, как я поняла, это было вызвано усталостью. Этни, кого хочешь, могла заговорить до смерти, но в этот раз причиной всему был перелет из Ирландии и дорога из Лондона сюда, а потом целый день распаковывания вещей. Я валилась с ног, а что говорить о ней, ведь девочка еще была слаба после аварии, и я удивлялась, как она еще держится на ногах.
- Думаю, Майя пойдет спать раньше всех остальных, так как Этни может занять ванную на час, - вставила я в веселый разговор, и все тут же, как по команде, уставились на бледную и измученную Майю. Только одна пара глаз, зеленых и бесноватых, смотрела на меня, и, к своему ужасу, я поняла, что краснею. Волна злости тут же заставила меня вскочить на ноги, и помочь встать Майе. Хорошо, что я это сделала, от усталости она начала хромать и почти не ступала на ногу, что еще недавно была в гипсе. Мы похромали вдвоем в тишине, так как нам двоим было тяжело. Мой вес едва ли превышал ее, потому я не могла полностью взять на себя вес Майи. Нам помогло то, что в скалолазании я научилась распределять нагрузку на все тело.
Когда мы дошли до ее комнаты, на глаза девочки навернулись слезы. Я не ошибалась думая об ее усталости - это скорее было измождение, при чем не только физическое. Родители были в эйфории понятной мне, но в этом был и эгоизм, ведь они о многом забыли. А ведь ребенку нужен был отдых.
- Пошли в ванную, тебе нужно полежать в теплой воде и выпить обезболивающее, - я настойчиво затолкала ее в комнату, хотя и толкать то не было кого. - Тебе помочь?
Застеснявшись, Майя все же кивнула. Пока она снимала одежду, сидя на стульчике, я принялась за воду и морскую соль, которая должна будет снять немного боль и напряжение в ноге. Когда-то на лыжах я тоже сломала ногу, потому представляла, что она ощущает, и тем более знала, что делать.
Когда Майя устроилась в ванной, я сбегала вниз, и, захватив свое обезболивающее, сделала ей чай с медом, чтобы лучше спалось на новом месте.
Когда я вернулась в ее комнату, под дверью сидел Ирвинг. Еще одна жертва усталости. Пока он не услышал, что я иду, его голова была уткнута между коленами, словно он уже спал, или собирался заснуть. Но как только он обратил внимание на мое появление, голова резко взлетела вверх.
- Ты была у нее? - грубо спросил он меня, стоило ему понять, что я стою рядом. Мягкий ковер приглушил мои шаги, потому мне удалось застать его врасплох, и честно говоря, я почти чувствовала себя из-за этого виноватой.
- Она в ванной, от теплой воды ей станет лучше. А на ночь дам обезболивающее и чай с медом. Лекарство ей не повредит - его выписали мне,- терпеливо объяснила я, понимая его волнение за сестру. Бывало, что Этни меня раздражала, но мне казалось, что, случись с ней что-то подобное, я бы переживала ужасно. Даже не представляю, что бы было, если б с моими родителями случилось то же, что и с его. Смерть родных это самое страшное, и Ирвинг держался вполне хорошо. Но я лишь теперь подумала обо всей величине его горя. Может пока что не стоит судить его?
Ирвинг кивнул, и потому я пошла в комнату. Там я помогла Майе вылезти из воды, и очень кстати, так как она почти засыпала. Маленькая головка так же клонилась к коленам, как перед этим у ее брата в коридоре. Этот жест был у них очень схож.
Мама постаралась сделать так, чтобы комната Майи напоминала замок принцессы, так старалась обставить комнату с любовью...что мне даже стало стыдно. Как это было не правильно радоваться их появлению здесь.
Теплая, персикового цвета кровать манила к себе, и Майя с сонной радостью туда легла. Она, в отличие от привередливой Этни, быстро выпила лекарства и чай. Мне пришлось буквально несколько минут посидеть возле нее, пока она заснет. И это показалось мне таким знакомым, словно я вот так сидела возле ее кровати каждый вечер.
Стоило войти в комнату Ирвингу, я встала, чтобы уйти. Крепкая рука перехватила меня, как раз когда я проходила мимо. Злость, вот что я почувствовал при этом, но почему-то не стала резко вырывать руку, желая понять, что ему надо.
- Спасибо, - тихо сказал он, и при этом в его голосе звучало "но".
Мне хватило мига, чтобы выяснить, в чем дело. Это не было примирением.
- Я поняла - все по-прежнему, - фыркнула я, и вышла. Наша ненависть с первого взгляда перешла в негласную войну.
Глава 3. Прогулка
Сначала собака не любит кошку, а аргументы подыскивает потом.
Янина Ипохорская
Лето подходило к концу, а моя жизнь, перевернувшись с ног на голову, так и осталась там. Первую неделю Майя привыкала к нам намного сложнее, чем ее брат. Ирвинга обожали в доме все, и он отвечал взаимностью. Наша ненависть приобретала границы: когда рядом были родители мы больше молчали и обращались друг к другу лишь в крайнем случае, а это бывала самая натянутая крайность. Мы двое понимали, что родители не поймут нас и будут расстраиваться, слыша ссоры и перебранки, особенно из-за мелочей. А вот остальных мы как-то не стеснялись, чтобы изливать свое негодование друг на друга. Майю это огорчало, потому что она привязалась ко мне, а я почти сразу же полюбила ее, Ирвинг же был ее братом. А Этни удивляло, что мы постоянно были с Ирвингом на ножах - она даже не знала, что я умею толком на кого-то сердиться, то есть на кого-то кроем нее, а Майкл так и не понимал, что мы не играем. Как ребенку, ему не были понятны причины нашей неприязни, впрочем, как и мне. Она просто была, и я даже не думала, что должно быть как-то иначе. Ирвинг был кем-то близким, кого все равно нужно терпеть.
Насколько возможно долго, я держала друзей в неведении относительно Ирвинга. То есть в городе все знали о нем, но Ирвинг сидел почти все время дома, да и я тоже. Поступала я так специально, чтобы оградить себя от знакомства Ирвинга с моим миром. В этом помогал мне сам Ирвинг, потому что не очень рвался ходить куда-то гулять, по крайней мере он так мне говорил, а что было на самом деле меня не интересовало, а наоборот устраивало.
Другое дело Майя. Она и Этни то и делали,
что пропадали на улице, гуляли, и что радовало меня, купались. Майя ставала все здоровее и веселее, словно морской воздух лечил все на свете. Но вот отец не давал нам с Ирвингом возможности привыкнуть к таким изменениям, так как растрепал об Этвудах всем, кому только можно. Потому мне звонили днями и ночами, чтобы разведать об Ирвинге что-либо, или звали идти гулять. Я шла гулять довольно редко, но и в тех случаях Ирвинга с собой не брала. Может, он и был готов идти в город официально, как мой брат, но к этому не была готова я. Такое вмешательство было нужно мне в последнюю очередь - я просто знала, что тогда начнется.
К тому же, проблем мне добавило то, что я затеяла перестановку в комнате, которая очень удивила маму.
- Ты ведь никогда в старой спальне ничего не меняла! - воскликнула она, когда я рассказала о своей идее. Мы начали думать, как и куда что поставить, и я поняла, что переставить что-то будет просто невозможно. Мебель покупалась на заказ, специально под эту комнату, где большую часть занимали кровать и диванчик под окном, остальное шкаф, стол и кресло возле полок на стене. Все красивое и каталожное. Так и видела довольное лицо Ирвинга, когда он прослышал про мое желание сделать в комнате что-то новое. После того, как даже Майкл удивленно сказал мне, что я никогда ничего не меняла, я гаркнула на него, от чего малый слетел вниз пулей. Мама отказалась комментировать мое настроение, и пошла на кухню. От этого мое настроение ухудшилось, а к вечеру приперлась Рашель. Я, которая слова грубого никому не сказала, увидев ее на пороге, коротко и лаконично спросила:
- Тебе чего?
Видели, когда-нибудь, как жаба лопает? Нет? Жаль, тогда не понять вам, что случилось с Рашель.
- Ни фига себе! - выдохнула она и шагнула вперед в коридор, закрывая за собой дверь. - Он или так горяч, или так холоден. В жизни тебя такой злой и угрюмой не видела.
- Еще даже не вечер, - мрачно подтвердила я. И словно наказание за мои слова, в холл вышел Ирвинг, в одних шортах, босой, со спутавшимися волосами после того, как задремал перед теликом. Никто не видел, как я сижу рядом и мечтаю обрезать хотя бы пару локонов. Думала, что сойду с ума от желания сделать это. И кстати, я не упоминала про его шорты? Так вот, он так ходит по дому часто, бывало, выглядывал в коридор в одном полотенце на бедрах, и все что мне оставалось делать - негодующе отворачиваться. Но Рашель - не я, она всего на миг утратила речь, а стоило Ирвингу заметить ее, как улыбка Рашель стала сногсшибательной. Тряхнув русыми волосами, она сделала удивленный взгляд.
- О, привет, а ты, видимо, Ирвинг? Я Рашель, подруга Флекс, - протягивая ему руку, сказала она. Думаю, ей бы хотелось протянуть ему сейчас не только руку, но и всю себя. Благо у нее осталась совесть, она любила моих родителей и боялась их осуждения.
К своему изумлению, я поняла, что Ирвинг ничуть не впечатлен ее внешностью, видом и рукой со всеми предложениями. Он скучающим взглядом, который не отметила Рашель, проехался по ее фигуре и вернулся назад к лицу. Ответная улыбка Ирвинга была скорее натянуто-вежливой. Пока что он оценивал ее, и оценка была не в лучшую сторону.
- Да? Флекс мне не рассказывала. Она заточила меня в доме, не говорит о городе, никуда не хочет меня водить. Боюсь, я ни о ком и ни о чем не знаю. - Ирвинг выглядел вполне искренним, но неужели лишь мне было заметно, как ему хотелось добавить, что он и знать ни о ком не хочет? По светящимся глазам, смотревшим исподлобья в мою сторону, я тут же разгадала истинную причину, по которой он этого не сказал. Просто еще не могла поверить, что он это сделает мне назло.
- Может, вы с Флекс поведете меня погулять?
- О, думаю это наш долг. Флекс, как твоей новой сестры, а мой, как старосты класса, - слова о сестре Рашель явно подчеркнула, и я с удивлением посмотрела на нее, ненадолго забыв о наглости Ирвинга. Она говорила, таким образом всегда с теми, кто представлял для нее конкуренцию, я же таковой не была. Просто Рашель еще не знала, что мы говорили друг другу, когда никого не было рядом. Мы скорее огрызались, чем говорили.
- Ну, тогда пойду, накину что-то, - с теплой улыбкой сказал он, и я почти ощутила, как Рашель расплавилась и растеклась по полу. Я даже подумала, а не поддержать ли ее: еще чего доброго хлопнется от счастья в обморок.
- Я тоже, - хмуро сказала я, с опозданием приняв то, что меня неожиданно втянули в прогулку, а я даже ничего не могла сказать против. Не отпускать же их одних, выйдет так, что я помогла подстроить ей свидание с Ирвингом. И теперь у него еще и право появиться меня ненавидеть по-настоящему. Рашель была из типа женщин "Черная вдова", не потому что убивала их, нет, просто парни после нее были выжаты физически, морально и финансово. Говоря проще: она пудрила мозги, брала то, что ей нужно и бросала парня. И возможно, лишь одна я знала, причину всего этого - первый ее парень, он же мужчина, поступил с ней именно так. Но, если подумать, Ирвинга мне вовсе не должно быть жалко. И все же, когда мы с Рашель следом за Ирвином поднялись в мою комнату, я ее предупредила:
- Лишь не забывай, что его родители еще совершенно недавно погибли.
- Это - конечно же. Ты только скажи, что это с вами? - она с любопытством уставилась на меня, пока я меняла свои шорты и мешковатую футболку, на что-то более соответствующее прогулке, а то есть: милую футболочку и юбку в стиль к ней. Я не сомневалась, что Рашель захочет пройтись по городу так, чтобы нас видели, а это значит, если я не хочу оказаться дурнушкой возле них, мне тоже стоит немного постараться. И, думая об этом, я лишь сильнее злилась на Ирвинга: какого черта ему приспичило тащить меня в город?! Одно дело, когда мы пойдем в школу, он там быстро освоится, в этом я не сомневалась, а так мне придется всем сегодня его представлять. А если он уже вышел на улицу со мной, то теперь постоянно будут звонить мне, чтобы звать к себе в гости Ирвинга, дабы я брала его с собой. Блин, какая не справедливость!
- Что с нами? - истерически хохотнула я. - Холодная война, ну знаешь, как у США и СССР. Или ты думаешь, почему он сказал тебе, что я его никуда не вожу? И сам не из стеснительных, может пройтись. Но нет, знает, как я не хочу его представлять своим братом или, тем более, другом. Мстит мне.
Я выбрала вместо юбки и кофты голубой сарафан, потому что он первый попался под руку, и, натянув его, взяла в руки щетку. Грубые рывки по волосам сделали мне больно, зато я наполнилась угрюмой решимостью и ему подпортить настроение. Раз Рашель его хочет, нужно этому поспособствовать.
- Ужас, - не верящим голосом выдохнула Рашель, что заставило меня оглянуться на нее. - Это ты ли вообще? Меня-то всего пару недель не было. Ты же никогда не была отчаянной или скандалисткой, и тем более я еще не видела на твоем лице такого злобного решительного выражения.
- Мое зеркало видит это выражение даже не первый раз за этот день. Поверь, это самый несносный человек, которого я впервые вижу в своей жизни. Заносчивый козел!
- Вот это да! Просто никогда не думала, что в тебе запрограммирована ненависть, - сухо отозвалась она с кровати, наблюдая за тем, как я выискиваю свою вторую босоножку.
- То есть, запрограммирована? - хрипя от натуги, переспросила я. Наконец, подошва поддалась, и, оторвав ее от пола, я поняла, что она была приклеена. - Вот урод!
Рашель начала что-то говорить, но, увидев, как я застыла над босоножкой, замолчала. Я же продолжала смотреть в подошву, словно там было написано, когда он это успел сделать и вообще зачем.
- Урод! - босоножка полетела в мою дверь. Она не была испорчена, и все же, то, что он был в моей комнате, меня ужасно разозлило. Подумав минуту-другую, я встала и спокойно надела выкинутую обувь. Нельзя, чтобы он понимал, как достал меня. Хотя, наверное, он уже слышал крик.
- Ну, вот видишь, ты точно робот! - всплеснула руками Рашель, - он приклеил босоножек, а твоей злости хватило на минуту. Я вообще удивлена, что удостоилась чести видеть ее. Не думала, что такое бывает в этой вселенной.
Я думала о своем и так толком и не поняла, что она сказала. Мои щеки горели гневным румянцем, когда мы выходили из комнаты, а глаза должны были сверкать жаждой кровопролития. На один миг мне показалось, что-то промелькнуло на его лице, но я приняла это за триумф, а потом лицо снова ожесточилось.
- Не прошло и года, а ты, наконец, собралась, - изрек он, подмигивая Рашель. Ну, я и не сомневалась, что она примет его веселость за чистую монету, хотя, это не похоже на Рашель, она всегда была очень прозорливой. В любом случае я за ее сердце не переживала - оно давно принадлежало кое-кому другому.
- Честное слово, даже если бы хотела, не смогла бы раньше - босоножек куда-то запропастился, - я елейно улыбнулась ему, уже строя в голове схему, по которой буду мстить.
- Ну, тогда не будем разводить базар, пойдем гулять, - радостно потер руки Ирвинг и, пропустив нас, пошел следом, как истинный джентльмен. Рашель это понравилось, я же уже привыкла к таким его манерам - он вел себя довольно вежливо и по этикету, даже когда мы ругались. И все же, кое-что меня встревожило. Как-то раньше я не переживала, как выгляжу возле Рашель, а теперь начала. Да не все ли равно, что обо мне подумает этот идиот?! Я и так знала, что фигура Рашель более соблазнительная, особенно, если учесть ее грудь: на фоне ее груди скрывалась любая, не то, что моя. Только почему меня вдруг это начало волновать? Такое меня должно тревожить в данный момент меньше всего. Ну, ничего, жди теперь мести - и за босоножки, и за этот вечер, Ирвинг! За мной, как говорится, не заржавеет.
Стоило нам выйти на улицу, я специально пошла почти на шаг в стороне от них, чтобы не было видно, что я действительно с ними, хотя это и так было ясно. Рашель расспрашивала все об Австралии, искусно обходя тему о его родителях, так как я и просила, хотя, тема была очень деликатной. И что странно, я прислушивалась к их разговору, хотя делала вид, что мне не интересно. За неделю, что Ирвинг жил с сестрой у нас, я намного больше знала о Майе, а о нем почти ничего, и то, что знала, было известно с рассказов сестры.
- Так ты занимаешься спортом? Заметила по твоей фигуре, - Рашель в открытую льстила ему. Учитывая ее деликатность, или Ирвинг ей очень нравился, или у нее слишком давно не было парня в плане близости. - А каким?
- А какой есть в школе? - переспросил он, задорно улыбаясь. Мне даже не нужно было смотреть, чтобы понять это. Почему он постоянно поступал так? Был одним на самом деле, но с людьми надевал эту улыбку.
Каким же он был странным. Я часто видела, как он играет перед другими подобную радость, например, для родителей или для своей сестры или моей. Но когда Ирвинг не замечал, я следила за ним, и на его лице была такая маска пустоты и горя, что мне очень хотелось забыть о нашей войне и поговорить с ним о его утрате. Неожиданно проснувшаяся гордость не позволяла этого. Теперь он тоже играл, и я спокойно разгадывала за улыбкой почти неприязнь к Рашель. Подруга была очень умная и более проницательная, чем я, так почему же она не видит этого? Или же не хочет? Я уже и себя-то не понимала, не то, что других.
- Девочки у нас играют в лакросс, еще мы занимаемся скалолазанием, младшие парни играют в сокер - футбол, старшие - регби. Главное занятие круглый год - походы, а в теплое время года - море и плавание. - Кокетливо начала рассказывать она, я же закатила глаза, точно зная, что Ирвинг разгадывает ее ужимки на ходу, и это не очень ему нравиться. То и дело он иногда смотрел на меня, словно сам не понимал, зачем напросился на эту прогулку. Но потом он наоборот брал ее за руку, и мне уже казалось, что Рашель почти растаяла. Внезапно я поняла, что он и меня взял за локоть, притягивая к их паре, чтобы образовать троицу. Ненадолго мой сарафан задрался выше колена, и я ощутила своей кожей жесткую поросль на его ноге, почти незаметную, так сильно она выгорела под палящим солнцем Австралии. Глянув вниз, я поняла, в чем дело, но наши глаза на долю секунды пересеклись. Я и не совсем поняла, что почувствовала при этом, хотя мурашки побежали по коже. Определенно это должна быть неприязнь, но с оттенком чего-то незнакомого, острого.
Рашель выглядела не очень довольной от этого, но и она поняла для чего он это сделал - чтобы никто не понял с кем он гуляет в действительности. Как по мне, все, кто знает Рашель, и так догадаются.
Нагнувшись ко мне к самому уху, так, что его дыхание начало щекотать кожу на шее, он тихо прошептал:
- А теперь сделай вид, что тебе приятно, и я скажу, что еще приклеил в твоей комнате.
Не знаю, каких сил мне стоило не завопить и не кинуться на него. Сжав зубы, я изобразила улыбку, чем немало его поразила. Да, да, я тоже могла играть, при желании, не хуже него. Просто, я этого не афишировала, как и многое другое. Я, например, очень умело врала, и часто меня просили кого-нибудь отмазывать перед родителями или учителями, но об этом таланте знали тоже лишь единицы. У меня не было потребности Этни иметь сотни друзей и рассказывать им о своей жизни, вплоть до подробностей. Я была скрытной, как и моя каталожная комната, которая таила в своих закутках и шкафчиках мою личность.
Рука Ирвинга жгла мою кожу своей теплотой. Казалось, что в руке он сосредоточил всю свою жизненную силу, иначе, отчего мне было так горячо?
Вскоре моя рука затекла от полной обездвиженности, которой я ее подвергла, и теперь мне казалось, что ее будто и нет, и она полностью в плену Ирвинга. При этом я очень хотела, чтобы парень видел и понимал, как мне неприятно. А Ирвинг на это лишь кривовато усмехнулся. Все он понимал, и решил позлить меня. Узурпатор, решила я, хотя и не была уверена, что это подходящее слово.
Сложности встретили нас довольно скоро, когда мы наткнулись на мою соседку Вокс и ее брата Лендона. Видимо они лишь вернулись из отпуска, и их загорелые лица вытянулись от удивления и радости при виде меня. Полностью забыв об Ирвинге, и тем более Рашель, я кинулась к ним, беспечно скинув руку Ирвинга, но неожиданно поняла, что так и не сдвинулась с места. С нарастающим бешенством и злобой, я поняла, что рука Ирвинга так и не исчезла с моего локтя, как и я. Зато Вокс и Лендон приближались, довольно таки удивленные и настороженные, но, думаю, не так, как я. Выходка Ирвинга меня неприятно кольнула и уязвила.
- Как же ты меня достал! - тихо шепнула я, но к приходу Вокс постаралась взять себя в руки. Лицо Рашель не стало скучающим, как всегда бывает, когда появлялась моя другая лучшая подруга. Теперь она просто не могла оторвать глаз от Ирвинга, тот от нее, но в этом переглядывании не было флирта, а у меня не было желания вдаваться в подробности того, как они шифруют свое общение. Это могло быть и желанием уединиться, или еще чем-нибудь. Если бы Ирвинг отпустил меня, я смылась к морю вместе с Лендоном и Вокс. Думаю Рашель вернет его домой до того времени как ему нужно будет ложиться спать. Ирвинг не ложился позже 12 и всегда вставал в 7, чтобы успеть сделать пробежку до жары. Я и так догадывалась что с ним что-то не то, но это убедило меня до конца.
Чем ближе подходили мои друзья, тем более задумчивыми они ставали. Точнее, угрюмым ставал Лендон. А Вокс, во-первых, очаровала внешность Ирвинга, а во-вторых, ее явно заинтересовала немая сцена между Рашель и ним, и то, как я провисаю на его руке, в отчаянной попытке вырваться.
Аккуратные брови Вокс взлетели над голубыми глазами, а губы невольно растянулись в улыбке, смотря на Ирвинга. Брови же Лендона лежали на самих глазах, те же в свою очередь хмуро разглядывали руку Ирвинга и оценивали мою попытку подойти к ним.
- Вокс, как я рада тебя видеть, - хватка ослабла, и я смогла обнять подругу. А затем и Лендона, хотя сегодня его дружеские объятья показались мне крепче, чем раньше. Ну вот, моя жизнь изменилась, и люди вокруг внезапно тоже. Даже Рашель не вела себя сегодня так, как всегда. Она недолюбливала Вокс, та ее, и когда эти двое встречались, часто происходили ссоры. Сегодня они почти мирно обменялись кивками. Видимо, Ирвинг ненадолго сплотил их ради интереса. Да, сытые собаки не будут драться ради гнилой кости, так мне постоянно твердил дед.
Отступив от напряженного Лендона, я вспомнила, что нужно их представить. Хотя никто не знал, как я не хотела этого делать. Мне просто ужасно не хотелось, чтобы имя Ирвинга ассоциировали с моим. Но этого в любом случае не избежать.
- Вокс, Лендон, познакомьтесь, это Ирвинг... он и его сестра будут теперь жить с нами. Мой папа, крестный Ирвинга... ну я вроде бы вам уже рассказывала... - Вокс улыбнулась той своей приятной улыбкой, за которую я ее любила. Но меня огорчил Лендон, потому что он лишь кивнул Ирвингу, но руки не подал. Ирвинг ответил тем же, и чтобы позлить меня, снова сцапал за руку. Я чувствовала себя прикованной к нему и Рашель, словно он втягивал меня в их грязную игру. Мне этого не хотелось. Он злил меня до бешенства.
- Приятно познакомиться, - сказала Вокс, и я была горда за нее, что она не распускает хвост перед ним, как Рашель. - Решили пройтись по городу?
- Да. Девочки решили устроить мне экскурсию. Я попросил бы Флекс сделать это, но она терпеть меня не может.
Улыбка Ирвинга могла растопить сердце любой самой добропорядочной закостенелой старой девы. Вокс и Рашель таяли даже без намека на сопротивление.
- Не может быть! - повеселел Лендон. - Она слишком добрая, даже и не знаю, как нужно довести ее, чтобы разозлить.
- Видимо я понял как, - раздувая ноздри, пробормотал Ирвинг. Хвала небесам, что я встретила Вокс и ее брата, теперь мне не придется страдать в одиночестве. Я могу еще и Вокс оставить с Ирвингом и Рашель, а идти с Лендоном, только бы оковы упали с моей руки. Я выразительно посмотрел на Ирвинга, но он тоже смотрел на меня, словно хотел понять, о чем я думаю. И вот, секунда прошла, моя рука стала свободной, а опустевшее место с радостью заняла Вокс.
- Так куда идем? - спросил громко Ирвинг, видимо, чтобы слышала я. И когда я содрогнулась от неприязни, Лендон решил, что я замерзла.
- Давай дам тебе свою рубашку? - заботливо предложил он, и, немного смутившись от поспешности, с какой он начал стягивать рубашку, я поспешила его заверить:
- Нет, все хорошо, сегодня наоборот душно.
И Лендон поправил рубашку на себе, пряча глаза, и слега побагровев. Я не была слепой, я знала, почему Лендон так себя ведет, но я не могла увидеть в нем кого-то большего, чем друг. Хорошо, что Вокс прощала мне страдания брата, понимая меня. Я лишь не могла понять, на что он надеялся так давно. Однажды я ему объяснила свои причины, и мне не хотелось делать этого вновь. Я не была слишком уж красивой, и Лендон, как достаточно привлекательный парень, мог давно себе найти кого-то другого, посговорчивей.
- Как ты? - тихо прошептал Лендон, склоняясь ко мне, чтобы не слышали другие, отстающие от нас на каких-то два шага.
- Так плохо еще не бывало, - созналась я. - Ирвинг это гвоздь, сам понимаешь где. У нас холодная война.
- Действительно? - оживился Лендон.
- А ты думал, у нас что-то серьезное? Прошу, ты хоть не доставляй мне неприятностей! - вспылила я, но Лендон быстро приобнял меня за плечи:
- Ну, прости, не буду. Я все помню, что ты мне говорила. Мы друзья.
И не смотря на то, что он был для меня другом, и я не хотела давать ему ложных надежд, я отстранилась лишь тогда, когда поняла, что возле него чувствую себя защищенной. Плохое чувство, которое может принести потом проблемы мне, а ему ненужную боль.
Мы неожиданно поняли, что минули центральную улицу, густо застроенную магазинами и кафе, и вышли на дорожку, ведущую прямо к морю. Нередко здесь попадались дома, но люди не рисковали, пусть здесь их ждала уединенность, строить дома в такой близости. Точнее не рисковала компания отца, а именно она занималась почти всем строительством города и округа.
Стоило нам вплотную приблизиться к морю, я оглянулась назад, и увидела, что Ирвинг с девочками оказались довольно далеко от нас. И впервые за неделю я смогла вздохнуть полной грудью, словно до этого там, на легкие что-то давило. Я просто потеряла чувство реальности все время сидя дома, чтобы, по словам родителей, помочь освоится Этвудам. Но лишь здесь поняла, как меня напрягало общество Ирвинга. Смотря на него издалека, я чувствовала глухую ненависть и ничего больше, даже не было жалости. Я понимал все, что с ним приключилось, но, так как он явно выбрал меня объектом, на который можно вылить неудовлетворенность жизнью, я не могла не злиться на него. Да я просто этого не заслуживала!
Море бушевало, и явно начинало штормить, вскоре пришел холод, и мы поспешили домой, так толком и не побыв на берегу. А виной тому была наша легкая одежда. О чем я думала? Ведь знала, каким бывает море вечером, ближе к ночи.
Не знаю, что случилось, но Ирвинг пошел домой, явно не собираясь провожать Рашель, хотя это было не обязательно, ведь ее машина стояла перед моим домом, но я ожидала от него именно этого. Вокс и Лендон, попрощавшись, прошли к своему дому, следующему от моего, и, неожиданно, я поняла, что мы стоим с Ирвингом одни и рассматриваем звезды. Я все вспоминала о своей ненависти, когда мы были не одни, но куда делась ненависть теперь? Когда мы молчали, пропасть не казалась мне такой большой. Может, мы когда-нибудь сможем стать друзьями? Такими, как бывают двоюродные братья и сестры?
Ирвинг неожиданно повернулся ко мне вполоборота, так, что я могла видеть его лицо.
- Да... не ожидал от тебя... - выдохнул пораженно он, и я тут же насторожилась, не зная, к чему он ведет. Теперь он полностью развернулся ко мне, и, задрав голову, я увидела, каким жестким и непроницаемым стало его лицо. Настоящее лицо несчастья, которое было у него, а вовсе не те фальшивые улыбки, которые он рассыпал направо и налево, как фантики от конфет.
- Не ожидал чего? - осторожно поинтересовалась я. Тон голоса Ирвинга не предвещал чего-то слишком уж хорошего, именно таким как теперь, я видела его чаще всего. С другими он был милым. Но явно не со мной.
- Такая тихоня, я еще думаю, что может связывать тебя с такой битой волчицей, как Рашель. Пока не увидел, как ты дуришь голову тому парню, нашему соседу, как я понимаю. Просто я от тебя такого не ожидал.
Я молчала, не зная, что сказать на такое абсурдное обвинение. И от поражения я просто не могла найти что ему ответить. А вскоре это стало и не нужно, так как он развернулся от меня по направлению к двери.
Ирвинг прошел мимо меня в дом, а в голове стучала лишь одна мысль: НЕНАВИЖУ!
Я поплакала на ступеньках и пошла вскоре спать, пробираясь по темному тихому дому. Даже если Ирвинг и не спал, мне было все равно, что он подумает обо мне, что я вернулась позже него.
Когда ночью разразился настоящий шторм, к которым я уже давно привыкла, меня среди ночи разбудила Майя, и, впустив ее к себе в постель, я уже так и не могла заснуть. Обвинительные слова Ирвинга прожигали мои мозги, словно имели право там находиться.
Глава 4. Поступок
Ненависть, как и любовь, является безграничным поприщем.
Жак Лакан
К сентябрю мы с Ирвингом углубились в свою ненависть до такой степени, что иногда огрызались и на глазах родителей. Они просто не могли понять, что это происходит со мной, ведь я всегда была мирная не конфликтная девочка, иное дело Этни, которая кому угодно могла сказать крепкое словцо, а если надо и подраться. Я и сама не могла понять, почему моя сдержанность так подводит меня в компании Ирвинга. Объяснения этому у меня не было. Я могла давать себе слово, что вот, все, сегодня я точно промолчу, если он скажет мне, хоть что-то насмешливое, саркастическое или грубое. Но так я могла лишь думать, на деле все выходило иначе. Просто стоило оказаться рядом с Ирвингом, он из доброжелательного парня, в момент превращался в грубого, измученного и опустошенного человека, с которым я не могла спокойно говорить. Я смотрела на него, видела насмешку или злость, и не могла удержаться с ответом. Почему он реагировал на меня именно так, я не могла понять. Этому не было объяснения.
Подкупив Майкла, я все же отомстила Ирвингу за босоножек, брат поприкреплял степлером носки Ирвинга к дну тумбочки. Моя душа пела и ликовала, когда я слышала, как он отдирает скобки. И замерла до конца лета, ожидая, что он сделает в ответ, но Ирвинг, так сказать, залег на дно. С его стороны не было ответной реакции на мою месть. Счет был 1:1. Но я точно знала, что он это так не оставит. Хотя, он просто может выбрать нечто совершенно иное. Я уже нередко замечала, что вербальная месть ему нравиться больше, особенно это просто убивало меня. Я не всегда могла сказать ему какую-то гадость, так как не имела в этом практики ранее. Он же удачно меня подкалывал. И часто его слова попадали в точку. И больно били меня по самолюбию.
Майя сдружилась с Этни, и когда пришлось идти в новую школу, ни я, ни мама за нее не переживала. Однажды утром, когда никого не было в доме кроме меня и отца, который взял выходной чтобы поехать со мной на одно мероприятие по скалолазанию, а родные уже были там, мы сели на кухне, и я в том, в чем постоянно сплю, завалилась на кухню. До 3 часов утра Ирвинг слушал музыку, достаточно громко, чтобы я не могла заснуть. Две мои просьбы, которые я прокричала ему сквозь двери, остались глухими к ответу. Так что я была совершенно не в форме, чтобы тренироваться сегодня. Голова гудела, руки позатекали. И все же, от тренировки я не собиралась отказываться. Во-первых, потому что мой друг Лендон должен был участвовать в соревновании, во-вторых, это хорошее средство спустить пар, ну а в-третьих, я обещала Рашель быть ее партнером по подъему сегодня. Наш тренер считал, что только коллективное восхождение может приучить нас к тому, чтобы мы были осторожнее. Если ты научишься отвечать за кого-то еще, то всегда будешь осторожней и в отношении себя.
Настроенице у меня было еще то после прослушивания музычки до 3 утра, потому я не собиралась быть аккуратной. Откусив какую-то печенюшку, вполне возможно брошенную в холодильник еще 2 недели назад Этни, я достала молоко. Папа несколько минут молча разглядывал то, как я пью молоко прямо с пакета, а потом, прокашлявшись, отозвался.
- Флекс... - начал он, - я понимаю, ты привыкла так ходить по дому, но не могла бы ты, спускаясь вниз, одеваться более существенно. Теперь в доме живет парень, и я не думаю, что это будет правильно ходить только вот в таком.
Я оторвала пакет ото рта, чтобы что-то сказать, и молоко тут же выплеснулось мне на шею и потекло вниз. Повытерав что успела, я уставилась на отца, растеряно думая, что на это сказать.
- А то, что он в одном полотенце ходит по коридору это ничего?
- Ну, он парень, это более нормально, - смутился отец, - а ты девушка. Все же, он тебе не брат, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то думал что-то плохое.
- Пап, по-моему, все в городе уже и так знаю, что мы с Ирвингом не очень ладим, - отозвалась я, хотя в это время сама задумалась о том, что Ирвинг уже намекал о моей оголенности. Урод!! Надоедливый придурок!!!
- Знают, не знают, но это будет более... культурно, что ли, - пожал плечами отец, и его тон сказал мне о том, что это не просьба, а его решение. Брови отца в странной для меня манере по-прежнему хмурились. Мой папа никогда не хмуриться! Надоедливый Ирвинг! Чертовы соседи, которые все видят. Шорты, в которых Ирвинг бегает с утра, и трусами назвать стыдно. Бабуля, что живет по другую сторону от нас, явно давно это отметила. Даже и не знаю, кто еще мог об этом намекнуть отцу. Мама Вокс вообще была из тех, кто никуда не сует свой нос, это точно не могла быть она. Хотя вполне мог быть Лендон, но он бы не осмелился о подобном говорить отцу. Хотя какая разница, мне не сложно будет одеваться существеннее. Но все же, где справедливость?