Аннотация: Подлинная история о том, как российская интеллигенция приспосабливалась к условиям рынка в первые годы перестройки.
Поездка в Турцию по собственному желанию
Об этом я хотела написать сразу же после всей этой истории. Калейдоскоп невероятных событий той зимы девяносто третьего - в самом начале нашей перестройки - напоминают мне остросюжетный захватывающий фильм. Я невольно ловлю себя на мысли, что, должно быть, мне была дана возможность получить бесплатный материал для киносценария. Здесь было все налицо: единство места и времени, разнообразие типов, обстоятельства, в которых действовали герои, классический треугольник любовных отношений, завязка, кульминация и, слава тебе Господи, "хэппи энд". Хотя, честно говоря, в прямом смысле счастливыми эти приключения назвать можно с большой натяжкой. Но время отодвинуло надолго эти записки...
Когда я вернулась той зимой домой, на моем лице как маска застыла улыбка. Мой муж Коля удивленно спросил:
- Что это ты все улыбаешься?
- Просто я по-человечески радуюсь, что осталась жива, - с готовностью отвечала:
Вечерний звонок Ирины, моей взбалмошной приятельницы, застал меня врасплох:
- Хотите посмотреть Стамбул?
- Хочу ли посмотреть? Что за вопрос?! Конечно, хочу.
Я давно заметила, что во мне сидит какой-то чертик, который время от времени куда-то зовет. Порой я могу сорваться в любое время дня и ночи и мчаться, мчаться, мчаться. Мне всегда кажется, что я все могу. Моя взрослая дочь, которая гораздо рассудительнее меня, нередко останавливает мои порывы, с укором говоря: "Не умеешь, не берись". А я берусь, берусь за такие дела, которые заранее можно было просчитать, что они авантюрные и что ничего из этого не выйдет. Ну а вдруг все же получится? И если это происходит, я радуюсь, как ребенок.
- А когда ехать? - торопливо спросила я.
- Через неделю. Но учтите, поездка коммерческая.
- А что это такое?
- Не знаете? Теперь новые времена, - терпеливо объясняла Ирина, - можно взять кое-что и продать. Валюты, сами понимаете, у нас нет.
- У меня есть десять долларов, - гордо заявила я, - мне их подарили.
- Десять долларов? Хорошо. Этого как раз хватит, чтобы заплатить при переходе границы. Сама же путевка стоит три тысячи рублей.
- Годится, едем смотреть Стамбул, - приняла я окончательное решение.
Итак, Турция! Мой Коля прекрасно знает, что если уж я что-нибудь решила, то остановить меня трудно. Отговаривать от поездки в Турцию он и не пытался. Вот только был неумолим, когда я, лихорадочно соображая, что бы взять на продажу для этих диких турок, вспомнила про керогаз. Муж решительно вытащил из моего багажа новенький, подаренный кем-то на день рождения в качестве шутки керогаз.
- Нет, я возьму, - умоляла я. - Ну, зачем нам нужен этот дурацкий керогаз? Электричество у нас будет всегда!
- Не скажи, - рассудительно отвечал мудрый Коля. - С этой перестройкой такого могут натворить, что и лучиной придется пользоваться. Нет, керогаз оставь дома и не чуди!
Этот дивный агрегат под названием "керогаз" (почти как геликоптер) стоит до сих пор невостребованный на полке в нашей прихожей и ждет своего часа. И в самом деле, он еще может нам пригодиться. Если по отмашке Чубайса нам прикроют электричество, то мы еще приготовим на нем не один вкусный обед. Честное слово, я рада, что наш керогаз остался дома, а не достался этим чудным туркам.
Что такое коммерческая поездка, я представляла с большим трудом. Я почему-то думала, что меня ждет натуральный обмен. Так, впрочем, в большей степени и было, но что-то непонятное стало происходить с самого начала нашего с Ириной путешествия.
- Во-первых, не Стамбул, а три города на побережье, - категорично заявила Зоя, наша будущая руководительница поездки.
- Да??? - это был мой первый вопрос.
- Во-вторых, кто это вам сказал, что нужно брать с собой только три тысячи за путевку? А если рэкет, если непредвиденные обстоятельства? Нет, я обычно дополнительно собираю с группы столько же, если деньги останутся, отдам...
- Да??? - был мой второй вопрос.
Мы приземлились в батумском аэропорту после второй попытки. Два дня до этого он был закрыт из-за снегопада. Как я потом поняла, долететь сюда трудно, а вот выбраться отсюда еще труднее.
Огромные черные сумки, рядами стоявшие в нашем автобусе, напоминали мне подводные лодки. Это были вещи "грузинских товарищей, которые будут сопровождать нас в поездке" (так представила Зоя трех вертлявых грузинских парней и немолодую женщину, встретивших группу в аэропорту Батуми). Сказать, что у нашей группы было много вещей, - это значит не сказать ничего. Мы с Ириной были на предпоследнем месте, потому что на последнем месте по наличию вещей в нашей группе были двое: молодая особа с изящной сумочкой через плечо и полноватая женщина с кожаной хозяйственной сумкой. На нее я обратила внимание еще в родном аэропорту: ее провожал седовласый индус в белоснежной чалме. Кое-как устроились в автобусе - сумки "грузинских товарищей" и четыре сидячих места, которые они занимали, не способствовали удобству. Автобус тронулся, и мы покатили к границе.
Переход границы и общение с таможенниками - всегда почему-то тревожный момент в путешествии, но то, что нам на сей раз предстояло пережить, превзошло все наши ожидания. Уже при подъезде к границе нас встретила целая очередь из автобусов и легковых машин. Словно навьюченные верблюды, они медленно продвигались к огражденному загону-отстойнику, где предстояло и нам провести несколько томительных часов.
Чего только не везли из нашей бедной страны! Холодильники, телевизоры и стиральные машины, ковры, сигареты (ящиками) и еще множество вещей, которые простому смертному дома днем с огнем не достать! И все туда, в богатую Турцию, чтобы за бесценок продать по их курсу весь этот товар, получить "бабки", накупить вожделенных дубленок и модных "пропиток".
Первые сложности начались, когда мы, наконец, попали в пограничный загон-отстойник.
- Еще по десять долларов! - бойко объявила Зойка. Эту новость она сообщила после того, как весьма доверительно побеседовала с нашими новыми попутчиками. Гога, так он назвал себя, деловито подтвердил, что иначе границу не пройти: у группы много багажа.
- А у нас багажа мало, - запротестовала моя Ирина.
- Да у меня просто нет десяти долларов, - возмутилась я.
- Мы сами спокойно пройдем таможню, - настаивала Ирина.
- Вы что, хотите от группы отколоться? - ехидно спросила Зойка. - Не советую, это вам не Россия.
- Зоя, пусть платит тот, кто много везет, - как мне казалось, разумно предложила я.
- Наторгуете, отдадите, - категорично заключила Зойка и вручила Гоге валюту полностью за всю группу.
Почему турецкую границу принято переходить ночью, не знаю, но ни один автомобиль не тронулся, пока не наступила кромешная темнота южной ночи. Было пасмурно, над нами нависал черный полог неба без единой звездочки. Мы жались друг к другу. Вокруг шныряли какие-то подозрительные типы. Вдруг кто-то заголосил, сообщая окружающим, что у него украли триста тысяч рублей. Начался дождь пополам со снегом. Колеса машин и сапоги туристов месили липкую грязь. На душе было мерзко.
Полученная грузинскими парнями валюта, видимо, возымела действие. Они начали куда-то бегать, бурно между собой говорить, наконец, наш автобус откатили в сторону и нам объявили, что сейчас придут турки. Ираклий (второй из "грузинских товарищей") стал копаться с телевизором, что стоял в передней части салона автобуса. Ему удалось подключить его и даже запустить по случаю прихода гостей телевизионный "шедевр".
Обнаженные русские тетки демонстрировали свои телеса на пляже в Одессе. Из моря по одной, словно на кастинге, выходили молодые потаскушки, выскакивая из своих бикини и выставляя напоказ загорелые груди... Турецкий таможенник был явно доволен представленной телепрограммой. Он долго, не отрываясь, смотрел на экран видика, а потом повернулся к Гоге и о чем-то спросил. Тот закрутился, как уж на сковородке, что-то подобострастно забормотал, то размахивая руками, то прижимая их к груди, словно клялся таможеннику в любви до гроба, при этом он беспрестанно облизывал слюнявые оттопыренные красные губы.
Турок медленно шел по салону автобуса. Мы смотрели на него с любопытством. Наконец он дошел до сидения, где разместилась наша молодая особа с сумочкой через плечо. Она сладко улыбнулась и сказала таможеннику пару фраз по-турецки. Турок одобрительно кивнул. Ирина мне зашептала в самое ухо: "Знаешь, она в моей школе училась. В прошлом году окончила. Я у нее на выпускном экзамене была в комиссии. Вот проститутка, прости меня, Господи", - в сердцах заключила педагог Ирина. Таможенник повернулся и не спеша пошел к выходу. Мы еще какое-то время постояли, Гога отключил телевизор и убрал в коробку. Мы этот телевизор так до конца поездки больше и не увидели, торгонул, наверное, в первом же городе.
Наконец мы тронулись в путь. Узкая дорога жалась к обрывистым скалам. Чернота справа напоминала преисподнюю, только тихие всплески воды выдавали, что где-то там внизу плещется море. Было четыре часа утра, когда наш автобус вкатил в какой-то коридор между мрачными зданиями. Зойка сказала, что мы можем располагаться. Через два часа на площади начнется базар. Наша молодая особа, которая по-турецки перекинулась фразами с таможенником, ушла в темноту ночи, очевидно, хорошо зная, куда ей надо идти. Больше до конца поездки мы и ее не видели.
Кое-как разложив свои пожитки, мы с Ириной решили прежде всего подкрепиться. Домашний кофе из термоса и бутерброды сделали свое доброе дело - мы немного повеселели.
Очутившись на площади, я четко осознала: торговать я не умею. Делала эту операцию практически впервые, собрав из дома все, что мне, казалось, никогда не пригодится. И когда я увидела, с каким энтузиазмом турки, правда за бесценок, покупали русские вещи, мне стало жалко своего "товара". Ну, зачем я, дура, продаю все это за жалкие гроши? Самой ведь пригодится! Мой ассортимент состоял из набора ножей с ручками хохломской работы (до сих пор жутко жалею), ночника, который десять лет новеньким пролежал в коробке на шкафу, металлической домашней утвари: терок, поварежек и ложек. Уже перед самым отъездом я купила дюжину электрических розеток (теперь, когда я начала дома ремонт, они мне самой бы пригодились), и еще немного ненужных, как мне казалось, вещей.
Рассвет приближался. Появились первые покупатели. Я с любопытством разглядывала турецких женщин и мужчин. Их одежда была в основном темных тонов, лица порой очень красивые, особенно глаза. Словно черные обсидианы, они сочно поблескивали из-под пушистых черных ресниц. Особое удовольствие они почему-то выражали, когда признавали в нас русских.
- Ту секс доллар, - наклонившись ко мне, громко шепнул немолодой турок, сверкнув глазами удивительной голубизны, так редко встречающейся у представителей этой нации.
- Что? - переспросила я, не сразу поняв сочетание этих трех слов.
- Ту секс доллар, - улыбаясь, повторил старик.
- Пошел вон, дурак, - не зло сказала я соблазнителю и отвернулась.
У Ирины дела шли совсем неплохо. Ее ассортимент привлекал больше покупателей. Особенно пользовались успехом красные вымпелы с пионерской символикой, с боевым вышитым золотым тамбурным швом "Всегда готов!". В прошлом пионервожатая, Ирина на много лет вперед запаслась этой социалистической атрибутикой. Тонко чувствуя время, она сообразила, что в родной школе все это уже никогда не пригодится - пионеры кончились, а здесь пойдет.
И все же мы с Ириной были дилетанты. Нам еще предстояло в этом путешествии узнать, как работают профессиональные "челноки", как преображается на глазах выскочившая из-под контроля общественного мнения небольшого городка местная интеллигенция.
Ирина рассчитывала на сына своей приятельницы Максима, который был профессиональным "челноком". Он занимался этой "работой" еще до развала Союза. Правда, тогда это называлась фарцовкой. В общем, он имел в этом деле колоссальный опыт, несмотря на свой еще молодой возраст. Как только открыли границы, он начал ездить регулярно. В Польше, Турции он бывал часто, потому и "челнок", что по несколько раз в год, а то и в месяц, возил за границу коробки американских сигарет, которыми наводнили в последнее время весь Питер. Продавал он сигареты в десять раз дороже, чем покупал. На этом и был барыш. Он не суетился, деловито выставлял на коробку по блоку сигарет - делал свое дело. Суетливость его осталась на нашей таможне, когда он лихорадочно распихивал свои лишние коробки в наши с Ириной полупустые сумки. Мы из солидарности не отказывали товарищу по бизнесу.
Максим торговлю закончил быстро. Наскоро открыв банку с пивом, он с жадностью выпил содержимое и запустил ее в дальний угол. Затем он попросил нас с Ириной присмотреть за своими вещами и с приятелем удалился с базарной площади.
А турки все прибывали. Еще громче звучала турецкая речь. Аппетитные запахи воздушной кукурузы и жареной баранины щекотали ноздри и вызывали неудержимое желание что-нибудь поесть. Уже стеной, вернее колонной, проходили мимо бедно одетые крестьяне и чистенькие, элегантные горожане. Сословия в Турции различаются легко.
- Файв секс доллар, - услышала я сзади. Резко развернувшись, чтобы наговорить бог знает что прежнему нахалу, я вдруг увидела симпатичное лицо мальчишки, который совершенно серьезно мне, тетке, годившейся ему в матери, предлагал удовольствие за деньги!
- Господи, да что за народ! - только и вырвалось у меня. - Что же они так все сексуально озабочены? Слушай, пойду-ка, пройдусь. Посмотрю, как наш народ преуспевает на здешнем рынке, - сказала я Ирине и пошла с "ревизией" по рядам.
Почти напротив нас, чуть в стороне, расположился член нашей коммерческой делегации Василий Иванович. Он деловито разложил на прилавке милитаристские игрушки: пластиковые пистолеты, пушечки времен Отечественной войны, почти как настоящие, миниатюрные танки Т-34, зенитки и автоматы Калашникова. Вся эта дешевая у нас дребедень здесь была нарасхват. Но гвоздем программы Василия Ивановича были заводные игрушки: золотой петушок и курочка ряба. Он громко, почти на весь базар, кричал, зазывая покупателей:
- Покупайте мать и отца цыпляток!
Василий Иванович покручивал своими толстыми пальцами-сосисками маленький ключик, и железная птичка, как живая, клевала воображаемое зерно. Коробейник из России каждому покупателю мог бы и сам клюнуть в любое место, только бы платили зелененькие. Как он был жалок, противен и услужлив! Не знаю, на курочках ли Василий Иванович наторговал свой барыш, но когда мы заканчивали эту злополучную поездку, в батумской санаторной столовой, где за все время пути у нас был один-единственный горячий обед, он появился в черной кепке-аэродроме, какие любят носить старые грузинские щёгали, и в хрустящем кожаном пиджаке. Его преображению удивился бы любой маститый режиссер, хорошо знающий, что такое искусство перевоплощения.
Василий Иванович шел по проходу просторного зала столовой, огромная кепка гордо красовалась на короткой толстой шее, почти полностью скрывая его бесцветные навыкат глаза, открывая лишь кнопку носа, так не гармонирующую с силуэтом грузинского головного убора. Василий Иванович нес себя, а в такт его шагам поскрипывал новенький кожаный пиджак. Он был доволен собой, своим коммерческим успехом, своим внешним видом и кепку-аэродром так и не снял во время обеда. Куда девалось его недавнее подобострастие продавца и его заштатная провинциальность жителя маленького городка, каким я его впервые увидела в аэропорту Питера? Перед публикой сейчас выступал опытный махровый нахал, знающий себе цену и что ему нужно взять от этой жизни!
С Татьяной, что расположилась через два ряда от нас, мы были знакомы - встретились с ней впервые на курсах экскурсоводов. Несколько человек из нашего города ездили в Питер на эти курсы. Татьяна, правда, ездила редко, я каждый раз отмечала ее в журнале (что нисделаешь из чувства товарищества), и в итоге мы все сдали символические экзамены и получили корочки экскурсоводов бюро путешествий и экскурсий. Татьяна работала педагогом музыкальной школы в нашем городе. Не знаю, каким она была педагогом, но о себе имела очень высокое мнение. Думаю, что этому способствовали весьма привлекательные внешние данные: выше среднего роста, с короткой стрижкой темных густых волос, чуть длинноватым носом, с приятным цветом лица. Ее можно было бы назвать даже красивой, если бы не это почти неуловимое хищное выражение лица. То ли тому виной был этот вызывающий взгляд, то ли гордо посаженная голова, но что-то неприятное было в этой, на первый взгляд интересной, женщине.
Почти сразу же после окончания курсов у нас была совместная поездка в Минск. Обычно экскурсоводы-сопровождающие любят такие поездки: друг друга можно подстраховать, если возникнет нештатная ситуация, да и вообще вдвоем веселее. Татьяна с первых минут знакомства с группой, еще перед вылетом из аэропорта, наметанным взглядом хищницы выбрала двух-трех мужчин, которым предстояло стать и телохранителями, и слугами на все три дня туристической поездки. Эти мгновенно отобранные помощники послушно несли, следуя за ней, сухие пайки для всей группы на обратную дорогу, а Татьяна, гордо вышагивая, несла себя. Я же тащилась где-то рядом с двумя-тремя женщинами, которые добровольно вызвались мне помочь. "Вот, - думала я, - молодец Татьяна, умеет пользоваться моментом!" Я ей в те минуты по-хорошему завидовала и надеялась, что вечером она расскажет мне о своих приемах, так сказать, передаст опыт. Мне хотелось тепло посидеть за чашечкой кофе и поговорить "за жизнь". Но вечера не получилось: Татьяна куда-то умотала вместе со своими телохранителями...
Теперь мы неожиданно встретились в этой поездке. В аэропорту, в день вылета, она стояла с двумя женщинами и Василием Ивановичем. Вот тогда-то я и обратила на него внимание. Подумала, какой-то невзрачный тип крутится возле Татьяны.
Разложив на каких-то тряпках свой товар, Татьяна всем своим видом показывала, что она тут ни при чем. На нее опять работали другие. Торговали и торговались наши попутчики, грузины. Она же медленно потягивала кофе из маленькой крышки от термоса и, смеясь, слушала анекдот, который рассказывал Гога. Его напарник Ираклий темпераментно обсуждал с каким-то турком достоинства детского шерстяного костюмчика, который Татьяна прихватила на продажу в нашем городском трикотажном ателье. У Татьяны опять все было схвачено.
В дальнем углу базара стояла Зойка со своим товаром и новым другом.
Почему новым? Потому что еще в аэропорту она представила и объявила группе, что в поездке ей будет помогать муж. Теперь же рядом был какой-то новый парень. Но свое обещание, данное группе, Зойка выполнила - роль мужа этот новый парень выполнял усердно.
Дальше по рядам расположились туристы из нашей группы. Торговля на рынке заканчивалась к двум часам. Кто-то уже удачно освободился от своего барахла, но были и такие, кому пришлось тащить свой скарб обратно до Питера. Это были, в основном, неумехи, как мы с Ириной. Но о них мой рассказ еще впереди.
Вернулся Максим с двумя напарниками. Он удачно купил партию спортивных ботинок и, казалось, был уже навеселе. Народ на рынке рассеялся. Мы сложили свои непроданные вещи, попросили Максима приглядеть за ними и пошли немного пройтись по городку. Риза - это был наш первый пункт туристско-коммерческого маршрута. Обычно здесь останавливались наши люди и, как выяснилось позже, здесь дешевле всего продавался товар. Мы шли по незнакомым улицам среди домов, как бы сляпанных наспех. Мы явно оказались в районе новостроек. Старые особняки были основательнее. В окнах виднелись изумительно сверкающие хрустальные люстры. Подобные люстры стали самым вожделенным товаром для туристов, конечно, после кожаных изделий, вывозимых из Турции. Городок не произвел особого впечатления. Может, только восточный колорит вызывал интерес. Ужасно хотелось спать и есть.
Практически всю ночь без сна мы ждали, когда подойдет наш автобус, где можно будет наконец забыться на пару часов, пока мы будем ехать до следующего города на турецком побережье.
В Трабзон мы добрались к вечеру. Наши грузинские спутники совсем освоились. Их черные "подводные лодки" были уже наполовину пусты. Характер взаимоотношений Гоги, Ираклия, Мураба, Сулико и Зойки для нас уже был ясен. Это была одна компания.
Автобус остановился на самой окраине Трабзона, мы уже видели первые глинобитные дома. Грузины помчались вместе с Зойкой снимать для нас гостиницу. Вернувшись через полчаса, они сказали, что все в полном порядке, можно располагаться. Неужели еще немного, и я вытянусь в чистой постели и приму душ! Тут кто-то из наших опытных сотоварищей вдруг заявил:
- Пусть вначале сходят женщины и посмотрят, что эта за гостиница!
Отправили гонцов. Среди опытных женщин явно выделялась немолодая женщина, которую провожал в аэропорту индус, звали ее Вера Григорьевна. В группу гонцов также вошла наша Татьяна и еще одна дамочка, в дальнейшем получившая у нас с Ириной прозвище "Эсэсовка". Они вернулись очень быстро, заявив, что группа в такую гостиницу не поедет. Душа нет, туалет - черт знает где, во дворе. Грузины начали переругиваться на своем языке, а потом что-то говорили Зойке. Мы молчали, всем видом давая понять, что здесь мы ночевать не намерены. Отъехав примерно метров пятьсот, мы оказались на оживленной улице, кривой и узкой, но буквально залитой ярким светом окон маленьких лавочек и отелей, освещал ее.
Меня мучили сомнения, правильно ли мы поступили, отказавшись от гостиницы. "Вот, - думала я, - отказались от гостиницы, а теперь уже почти ночь, мест в гостиницах не будет, придется ночевать в автобусе". Наивная душа, все меряю по советским меркам. Это в наших гостиницах для простого люда всегда была табличка - "Мест нет!". В гостинице, где мы оказались, места были, но всю группу она вместить не могла, поэтому часть разместили в соседней, такой же маленькой, гостинице.
В номере мы оказались втроем: Ирина, я и Нина. Наша новая соседка по номеру была приятной блондинкой со спокойными лучистыми глазами. Она работала горничной в большой питерской интуристской гостинице. Был в ней некий шарм. Она принадлежала к категории тех женщин, которых очень украшает одежда. Наденет что-нибудь обыденное - простушка-простушкой, а приоденется, откуда что берется?
Номер нам достался приличный. Главное, был хороший душ. Освежившись, мы с Ириной достали припасы, вскипятили чаек (благо, наши кипятильники подошли к здешней розетке), и показалось, что не так уж все плохо. Хотелось экзотики, так и получай ее сполна!
Приняв душ, Нина неожиданно сказала, что должна зайти в соседнюю гостиницу к своей приятельнице, тоже работнице одной из питерских гостиниц. Мы остались с Ириной вдвоем. Воодушевленные ужином, мы решили перед сном грядущим пройтись.
В маленьком турецком городке Трабзон, куда нас занесло, были все приметы большого города, не исключая яркой неоновой рекламы и местных проституток, что стояли, как и им положено, на своих излюбленных местах.
Помню, как когда-то о подобных русских городках говорил мой родственник: "Наш городок, что Москва, только дома пониже, да асфальт - пожиже". Мы не спеша прошлись по кривым улочкам, останавливаясь почти у каждой витрины магазинов. Особенно поражало обилие кожаных изделий, посуды и бижутерии. Все сияло и сверкало. Надышавшись чуть влажным морским воздухом, мы наконец отправились спать.
Вскочили мы оттого, что, казалось, прямо над ухом заголосил мулла. Начиналась утренняя служба. Стройный стан минарета графически вырисовывался на фоне хмурого неба. Нина ночевать так и не пришла. Лишь где-то около десяти часов утра она явилась - тихая, с помятым лицом, приняла душ и легла спать. До меня начала доходить причина такой популярности секс-долларов в Турции. Не пришла Нина и на следующую ночь. На наш невольный женский вопрос "А не боишься ли что-нибудь подхватить?" вяло ответила: "Я предохраняюсь". На рынок она практически не ходила. Однако к концу второго дня разложила, как в хорошей хозяйственной лавке, несколько чайных сервизов, купленных за заработанные секс-доллары, мужские кроссовки ("Мужу, - уточнила она) и еще всякую дребедень.
Дверь с шумом отворилась, и на пороге нашего номера показалась Зойка с листком бумаги в руках:
- Так, девочки, собираю деньги за страховку. Наторговали, надеюсь, - деловито спросила она, размахивая фальшивой ведомостью.
- За какую такую страховку? - выступили мы с Ириной.
Наш вопрос явно раздражал руководительницу:
-Какую, какую, мало ли что случится со здоровьем?
Тут я не выдержала и, применяя знания, полученные на курсах экскурсоводов, категорически заявила:
- Пошла ты... подальше! Если не знаешь, так слушай и учись! Страховка входит в стоимость путевки. Запомни, а за поборы ты еще ответишь, не здесь, а в Питере. Это я тебе обещаю.
Зойка зло фыркнула и отступила. Больше за эти два дня она к нам не приставала. Но главные события были еще впереди.
Утром второго дня, мы узнали, что посетим не три города на побережье, а два. "Нет горючего", - сказали нам "грузинские товарищи". Мы с Ириной все же решились пойти на местный базар. Не тащить же нам обратно наш приготовленный на продажу скарб.
По всему было видно, что здесь часто принимали русских коробейников. То здесь, то там мелькали плакаты на родном языке: "Не сорить!", "Не курить!", "Не ломать!". Понятно, что и то, и другое, и третье наши люди делали постоянно. Кое-как пристроились за длинным прилавком. Рядом со мной супружеская пара из Купчино бойко торговала домашней утварью, в ассортименте у них были и фотоаппараты ленинградского "ЛОМО", бинокли и еще какая-то оптика.
Неожиданно до моего слуха донеслось:
- Покупайте шинель Горбачева! Недорого продаю "Горбачев-шинель"! - визгливо вопила женщина средних лет, в очках, с уложенной тугим узлом толстой косой (как потом выяснилось, биолог из пригорода Питера, кандидат сельскохозяйственных наук). В своем царственном пригороде она работала в лаборатории сельхозинститута.
- Лидия Сергеевна, что вы кричали днем на базаре? Какая такая шинель Горбачева? - спросила я ее вечером.
- Так все же в мире, и турки, наверное, тоже, знают в России только Горбачева! Что вы думаете, они знают что-нибудь о моем муже железнодорожнике? Если я буду кричать про своего мужа, думаете, что на турок это произведет впечатление? А вот, может, на Горбачева кто-то и клюнет!
Но никто так и не клюнул на "шинель Горбачева", и Лидия Сергеевна пришлось тащить ее назад в свой Пушкин, проклиная и Горбачева, и перестройку, которую он сотворил, и свою невеселую жизнь научного сотрудника, чья зарплата оказалась приравненной к зарплате уборщицы.
Мы были еще на рынке, когда начался дождь со снегом. В такую мерзкую погоду особенно чувствуешь себя одинокой. Ирина посмотрела на меня умоляющими взглядом, и я поняла, что пора уходить. Мы собрали все свое барахло и не спеша пошли к гостинице, рассматривая по привычке витрины магазинчиков.
В длинном ряду живописных витрин особенно выделялась одна - там сияли люстры изумительной красоты. Мы решили зайти. Почти такие же люстры я видела два года тому назад в Венеции, куда мы с мужем ездили по приглашению итальянских коллег. Там, как говорится, все было на своем месте. Но здесь, в этом маленьком, Аллахом забытом городке увидеть такую красоту было удивительно. На пороге нас встретила доброжелательной улыбкой молодая женщина, заговорившая с нами по-русски с легким грузинским акцентом. Мы обрадовались русской речи и разговорились. Она нам предложила выпить по стаканчику ароматного горячего чая. Это было как раз кстати. Без него мы, промокшие и озябшие, наверняка подхватили бы простуду. Нас охватило блаженство, мы сидели у газового камелька, чай согрел нас и разморил. Вдруг я вспомнила, что у меня где-то в сумке есть банка растворимого кофе и решила и предложила его женщине. Она вдруг очень обрадовалась и, стремительно вскочив, выбежала в соседнее помещение, откуда за руку вытащила молодого красивого турка и усадила рядом. Оказывается, за минуту до нашего прихода они говорили о том, как хорошо было бы выпить по чашечке кофе, да лень было бежать в соседнюю лавку: сильный дождь со снегом отбивал всякую охоту высовывать нос на улицу.
После выпитого кофе разговор пошел веселее. Молодая женщина, представившаяся Зарой, сказала, что у нее сегодня очень хороший день. Молодой человек - и она показала на молодого человека - полюбил ее... О себе же Зара рассказала, что приехала из Абхазии и работает здесь уже некоторое время. Знает турецкий язык, поэтому ей легко. Я стала расспрашивать про изумительный товар этого магазинчика. Оказывается, хрустальные подвески в разобранном виде они получают именно из Венеции, а на месте только собирают люстры.
- Нравится? - задала девушка совершенно неуместный вопрос.
- Конечно!
- Покупай любую, я сегодня добрая, - смеясь, проговорила она.
Я кисло улыбнулась:
- Нету маней...
- Может, что-нибудь на обмен есть?
- Есть, но всякая ерунда, - уныло ответила я.
- У тебя же есть мельхиоровые ложки! - вдруг вспомнила Ирина - Предложи!
Эти ложки я взяла так, на всякий случай. Они мне самой очень нравились. И в глубине души была уверена, что привезу их назад. Своя ноша не тянет! Но тут устоять перед такой красотой?! И я предложила полдюжины ложек. Девушка решила, что обмен может состояться, но последнее слово было за ее любимым. Турок вяло кивнул.
- Пользуйтесь моментом, я сегодня очень добрая, - снова повторила Зара.
Люстра, которую она мне предложила, была самой маленькой в этом магазинчике, но в тот момент я была довольна. Между прочим, эта распрекрасная люстра до сих пор лежит где-то в шкафу. Я так и не смогла пока найти ей место в моей квартире. Увлекшись процессом товарообмена, я не заметила, как Ирине вдруг стало худо. Она побледнела, глаза закатились, и мне показалось, что она сейчас упадет.
- Пойдем скорее в гостиницу, - с трудом поднявшись, зашептала она.
Теперь я тащила Ирину, наши сумки и красавицу-люстру. В номере я уложила подругу на кровать, согрела чай, но ей ничего не помогало. Вот тут-то я вспомнила про медицинскую страховку и послала нашу соседку Нину за Зойкой, чтобы немедленно вызвали врача. Но руководительница не появлялась, зато спустя некоторое время к нам заявилась Татьяна и прямо с места в карьер заявила:
- Ира, я пришла за долгом. Помнишь, ты у меня пару недель тому назад деньги брала? Вот теперь они мне срочно понадобились, но здесь заграница, отдашь валютой.
Я зашикала на бесцеремонную Татьяну, а Ирина лишь слегка простонала в ответ. Татьяна все не уходила, тогда чуть живая Ирина, порывшись в сумке, протянула вымогательнице валюту.
Прошло около часа, когда в комнату вошла Александра Игоревна, наша туристка, и деловито, как обычно спрашивает участковый врач, произнесла:
- Врача вызывали?
Она и в самом деле была врачом, кандидатом медицинских наук. "Еще один кандидат", - отметила я про себя. Пощупав пульс, внимательно изучив глаза больной, она кратко изрекла:
- Все будет нормально. Жить будет. Дам хорошую таблетку, больше питья, бутылку с горячей водой к ногам. Если будет хуже, не стесняйтесь, приходите за мной - я в двадцать первом номере.
Через час Александра Игоревна пришла сама, еще раз пощупала у Ирины пульс, потрогала лоб и порекомендовала ей постараться уснуть.
Утром Ира выглядела намного лучше. Разлеживаться было нельзя: мы собирались в обратный путь. Только когда все садились в автобус, стало ясно, кто и как преуспел. Мой основной трофей, моя маленькая люстра, была жалким подобием тех хрустальных красавиц, что с осторожностью вносили в автобус наши туристы. Больше всего оказалось товара у полноватой дамы, Веры Григорьевны, которую провожал в аэропорту индус. Рядом с ней крутился молодой тип в пыжиковой шапке-ушанке, лицо у него было неприятное, со злобным выражением. Он тупо заносил в автобус люстры, коробки с сервизами, не упуская при этом случая слегка прижать даму в узком проходе автобуса, жарко нашептывая ей что-то на ухо. Этот молодец был, похоже, типичным альфонсом. Быстро смекнув, что дамочка с валютой, он кругами ходил возле нее и растопил-таки богатое сердце.
Мы уезжали из Трабзона. Впереди была обратная дорога через Ризу и далее к границе. Только если сюда, в Турцию, мы ехали практически равноправными, то на обратном пути на наших глазах в автобусе произошло расслоение, и его было видно невооруженным глазом. Домой ехали бедные, середняки богатые и очень богатые.
Две кандидатши наук везли назад почти весь свой скарб. Их тележки были навьючены теми же узлами, что и в первые дни нашего путешествия. Середняки свой товар почти расторговали, ехали налегке, но радости в глазах не было. Видимо, барыш был небольшой. Среди богатеньких выделялась наша Татьяна. Она, чувствовалось, операцию по продаже провела успешно. Да и покупок у нее было предостаточно: несколько коробок с турецкими сервизами, большая хрустальная люстра и несколько модных в том сезоне дубленок, пропитанных особым водоотталкивающим составом. Их окрестили у нас пропитками. Перед самой границей Татьяна, как и "эсэсовка", надела куртки одну на другую, как капуста, чтобы без осложнений пройти таможню.
Я уже не говорю о грузинах и нашей Зойке. У них, как говорится, все было схвачено. И все же самой-самой в нашей группе была Вера Григорьевна, но о ней рассказ впереди.
Мы ехали. О чем-то между собой разговаривали грузины. Водитель врубил радио, и завывающий голос затянул турецкую песню. Мы двигались к дому, и оттого на душе было хорошо. Казалось, что все перипетии позади, и уже ничто не предвещает никаких осложнений. Но это затишье было временным - все основные события нас еще только поджидали.
В Ризу мы вкатили уже как к себе домой. У кого были деньги, тот делал большие покупки. А мы с Ириной решили пройтись по магазинам и купить небольшие сувениры. У стеклянных дверей какого-то магазина стоял молодой турок и, казалось, что-то высматривал. Поравнявшись, я нерешительно остановилась. Тут турок неожиданно ласковым голосом обращается ко мне по-английски:
- Ду ю вонт ту кам ин зе шоп, мэм, - и протягивает руку, при этом распахивая передо мной стеклянную дверь.
Всего шаг, и я оказываюсь в маленьком вестибюле. Поднимаюсь по мраморной лестнице, по обеим сторонам которой стояли пальмы и апельсиновые деревья в кадках. В большом торговом зале красовались великолепные кожаные изделия и шерстяные вещи. Но главное место занимала высокая стойка, напоминающая трон. Там восседал тучный седовласый турок, ему прислуживала молодая женщина. Он что-то набирал на клавиатуре персонального компьютера, стоящего перед ним, внимательно всматриваясь в экран. Женщина наливала в изящный стеклянный стаканчик крепкий чай. Турок отхлебывал, по глоточку, ароматный напиток. Я остановилась в нерешительности. Тот, что пригласил меня зайти в магазин, что-то начал объяснять хозяину. Из потока незнакомых слов уловила лишь одно - "рашен", поняла, что речь обо мне.
Мне стало жутка неудобно, что я, без денег, забрела в этот роскошный магазин. Нужно было как-то выкручиваться и с достоинством покинуть это заведение. Заговорила по-английски, сказала, что я из Санкт-Петербурга, интересуюсь деловыми и торговыми контактами с Турцией. Собираюсь открыть свое дело. Я блефовала... Седовласый турок посмотрел на меня более внимательно. Он что-то сказал молодой женщине. Через минуту передо мной стоял такой же изящный стаканчик чая и блестящие сладкие орешки.
Я начала плести бог знает что! Тут передо, словно из рога изобилия, одна за другой стали расстилаться десятки дубленок всех фасонов и цветов радуги. Такого в своей жизни я больше не видела никогда! Я что-то говорила, говорила, восхищаясь товарами, а сама думала о том, как бы гладко завершить свой необдуманный визит и благополучно выбраться из этого роскошного магазина. На меня примеряли изделия, а я, как бы капризничая, отвергала одну вещь за другой. Я играла богатую и капризную синьору. В итоге, когда чай был выпит и орешки съедены, я получила визитку от седого турка и вышла из магазина. Молодой турок на выходе был так же любезен, как и на входе. За мной закрылась стеклянная дверь магазина, и тут я мысленно перекрестилась. Да, авантюризма мне не занимать!
Еще не оправившись от пережитого волнения, я оказалась возле маленького кафе. Это была шаверма. На вертеле вращалось, поджариваясь, ароматное мясо, а жизнерадостный повар в белоснежном колпаке, ловко орудуя тонким ножом, срезал один за другим слои мяса и укладывал их на блюдо. У меня потекли слюнки. Неожиданно я увидела в окне Лидию Сергеевну, ту, что на рынке продавала "шинель Горбачева" Она сидела с каким-то мужчиной, они тихо беседовали. Перед ними стояло блюдо с этим ароматным мясом и овощами. Мне хорошо было видно лицо мужчины: без сомнения, беседа ему была интересна. Я остановилась у открытой двери. Кафе такое крошечное, все столики были, как на ладони. Лидия Сергеевна сидела почти при входе, она говорила по-английски, до меня донеслось:
- Наша конференция проходила в Мельбурне. Я делала доклад о своей методике. Он прошел очень успешно, - медленно, подбирая каждое слово, говорила она. - Но самое главное событие было потом. Вы видите, какие у меня длинные волосы? Это мое богатство. Теперь редко у нас встретишь хорошие волосы, хотя реклама о шампунях в каждой телепередаче. Шампунь есть, а кос нет. Вот вам и парадокс! Но я не об этом. Я люблю петь. Поэтому, собираясь в Австралию, я взяла с собой русский костюм. Нам в доме культуры, где я пою, сшили. Так вот, в последний вечер, когда устроили банкет на открытом воздухе, я пела. Знаете, успех был потрясающий, больше, чем после моего доклада!
Лидия Сергеевна вздохнула и тихо сказала задумчиво, как бы сама себе:
- Вот порой и не знаешь, что выбирать в жизни. Может быть, я была бы хорошей артисткой?
Я отошла, дальше оставаться невольным слушателем было неудобно. Собеседники, не замечая никого, подняли бокалы с красным густым вином.
Наша краткая остановка в Ризе заканчивалась. Истратив практически все деньги на мелочи, мы с Ириной напоследок купили по роскошному банану и, счастливые, пошли устраиваться на наше предпоследнее сидение автобуса. Боже, как хотелось побыстрее добраться до границы!
Вечерние сумерки уже накрыли вершины прибрежных гор, медленно сползая к дороге. Море было все такое же свинцовое, как и три дня назад. На душе было почти спокойно: наше путешествие подходило к концу. Зойка потягивала со своими грузинами коньяк из пластикового стаканчика, закусывая какими-то фруктами. Разговор их был тихим, почти неслышным, но Зойкины глаза блестели, а на бледном лице горели алые нервные пятна. По автобусу разносилась все та же заунывная песня, мелодия которой, казалось, состояла из вариаций трех нот, но уже ничто не могло помешать большинству из нас мирно дремать... Максим, по-моему, перебрал с приятелями и спал, посапывая, глубоким сном. Его удалось растолкать только перед самой границей.
- Кто тут у меня должнички? - неожиданно выкрикнула Зойка.
Никто не откликнулся. Зойка повторила:
- Эй, там, на Камчатке? Меня не слышат? - она явно обращалась к нам.
- Кто мне не заплатил прошлый раз десять долларов на границе? С вас сейчас по двадцать пять, с остальных по пятнадцать. Через час граница, нужно подготовиться к переходу.
- Что, опять поборы? - обиженно спросила молодая женщина, сидевшая напротив нас, и резко бросила Зойке: - Совесть-то имейте!
Слово "совесть" вдруг взорвало болезненного вида женщину, которую мы с Ириной окрестили "эсэсовкой":
- Совесть, совесть, какая совесть? Небось, не на прогулке. Торговать поехали. Вон, наторговала, наверное, что за сумку держишься. Боишься потерять барыш?
- Что там наторговала? Я кошелек три дня тому назад на границе потеряла. Слышали? У меня там все русские деньги были.
- Врешь! - как хлыстом стеганула эсэсовка.
Мы с Ириной молчали. У нас в кошельках осталось только немного наших денег на обратную дорогу. Про "долг" мы просто забыли. Первой подала Зойке деньги Вера Григорьевна. Она открыла распухший от долларов кошелек. Потом нехотя потянулись остальные, те, у кого было много товара. Зойка принимала из рук туристов измятые доллары, умело пересчитывала их и передавала грузинам. Казначеем в группе был Ираклий.
- Что делать? Может, у Татьяны попросить? - шепнула Ирина на ухо:
- Не надо, она не даст, - ответила я.
И все же Ирина не выдержала:
- Таня, у тебя есть деньги? А то мы с Викой все, что было, потратили на мелочь всякую.
- Ну, есть немного, но вам вдвоем явно не хватит, - холодно выдавила из себя Татьяна.
Я одернула Ирину:
- Не смей! Я деньги все равно не возьму. Не хочу я платить этим подонкам. Я ничего не нарушала. У меня практически ни туда, ни обратно ничего нет.
Нас было пятеро, кто за неимением денег отказался платить бессовестный оброк, под нажимом грузин собираемый нашей руководительницей: биолог Лидия Сергеевна, молодая женщина, сидевшая напротив нас в автобусе, Нина, наша соседка по номеру в Трабзоне, и мы с Ириной. Обстановка накалялась. Особенно бушевал Василий Иванович, обвиняя нас в бесчестности. Он бес конца басил, жужжа, как назойливая муха.
- Интеллигенция вшивая, - басил он, жужжа, как назойливая муха. - Пора кончать вам эти штучки. Другие времена наступили, слава Богу. Теперь узнаете кузькину мать!
Он все не унимался. Ему вторил парень в пыжиковой шапке - ухажер Веры Григорьевны:
- Да выкинуть их к чертовой матери из автобуса! Пусть до границы пешком идут. Из-за таких вот нахалок вся группа пострадать может!..
- Вы что не понимаете, что грузины нас так не оставят? - нависла над нами подлетевшая с перекошенным лицом Татьяна. - Вы что не видите, они что-то замышляют? Хорошенькое дело, нет денег!
- А зачем ехали-то? Мы все здесь, например, чтобы денег заработать, - кричала эсэсовка. - Надо проверить!!! Не верю я, чтобы у них денег не было. Вон те двое на галерке молчат. Наверняка куда-нибудь засунули. Есть испытанный способ. Буратино так проверяли. Подвесить их надо за ноги да раздеть догола. Посмотрим, откуда у них золотые посыплются!
- Вы за это ответите... - рыдания не дали Ирине закончить фразу.
- Певца Талькова убили, и никто не ответил! - гогоча, парировала эсэсовка.
У меня зашевелились на голове волосы. Говорят, в такие минуты они седеют. И действительно, после этой поездки серебряные ниточки седины у меня заблестели.
- Девочки, не поддавайтесь на провокацию, - зашептала молодая женщина, что сидела напротив нас. - Я сотрудник таможни, работаю, правда, первый год, но знаю, что из Турции вывозить можно все, что угодно, без ограничений. Поэтому не будем идти у них на поводу, правда же? - голос ее зазвучал уже как-то неуверенно
- Вика, я все же попрошу деньги у Татьяны, двадцать пять долларов у нее, наверное, найдутся, - тихо и как бы извиняясь проговорила Ирина и пошла договариваться с Татьяной.
Вдруг на весь автобус заголосила Татьяна:
- Ой, обокрали, украли мой кошелек!
Все переглянулись, и парень в пыжиковой ушанке пробасил:
- Что за черт!
Автобус уже останавливался. Обстановка в салоне была критической. Я перегнулась через сидение и заметила в проходе что-то чернеющее на полу:
- Татьяна, это не твой там кошелек? - Вон, посмотри, по-моему, он валяется в проходе
Татьяна, одним рывком схватив кошелек, нетерпеливо рванула молнию и, уже успокаиваясь, быстро-быстро пересчитала содержимое кошелька. Штук тридцать десятидолларовых бумажек были на месте. Ирине она дала две их них, закрыла кошелек и пошла на свое место.
Так и не став просить у нее денег, я прижалась к окну лбом. Мотор не работал. За окном шел дождь со снегом, кромешная тьма окружала нас со всех сторон. Справа нависала темная громада гор, а слева чернота уходила далеко к морю. Мой мозг лихорадочно соображал, что же делать в первую очередь. Вспоминались какие-то приемы из самообороны. Я им просто так не дамся! Уже совершенно четко представлялась картина, как в состоянии аффекта я буду бить и крушить эти турецкие сервизы и люстры, если кто-то только посмеет до меня дотронуться.
Первым полез Гога. Он сладострастно начал расстегивать пуговицы на моей куртке. Я окаменела от ужаса. Ирина зажмурила глаза. В автобусе наступила липкая тишина, какая бывает перед страшной бурей. Я не из робкого десятка, но в этот момент...Панический ужас застыл в моих расширенных зрачках. И тут я решилась:
- Твенти файв секс доллар, дорогой, - неестественно хихикнула я. - Мы все-таки в Турции, а здесь, сам знаешь, свои законы.
- Что?! - заорал Гога.
- Двадцать пять долларов за удовольствие, дурак, и мы будем в расчете. В Союзе я бы тебя засадила, а здесь Турция. И если грубость позволишь, сам видишь, сколько свидетелей, не отмоешься.
Я говорила, и слова были для меня как спасательный круг. Что будет дальше, я боялась даже представить... Мой голос изменился до неузнаваемости - он был не мой, чужой, противный.
Гога скривил пухлые губы и стал отсчитывать зелененькие.
- Ну, хватит баловаться! Пишите расписки! - резкий голос Веры Григорьевны вернул меня в реальность. - Пишите расписки, я всем вам дам денег. Ну а в Питере из-под земли достану, если не отдадите.
От ее тона у меня побежали мурашки по телу. Почти все в автобусе повернули головы в ее сторону.
- Да, дам денег, а потом, возможно, научу, как нужно ездить деньги зарабатывать.
Ее молодой спутник скривил физиономию, а Вера Григорьевна зашептала так громко, чтобы услышал не только этот молодец в пыжиковой шапке, но и все остальные в автобусе:
- Мы же лишимся всего! Вы что же, не видите, что эти (она указала на нас пятерых) и их, и нас порешат! Нет, я своим добром рисковать не желаю. У меня же здесь на миллионы!
И она передала нам по небольшому листочку бумаги и ручку, и начала диктовать содержание расписки. Затем отсчитала сто двадцать пять долларов за пятерых и протянула их Зойке:
- Возьмите, Зоя Кузьминична, эти деньги и извините нас, ради Бога, за наших нерадивых туристов. Все в порядке? Тогда поехали.
Меня трясло. Я проклинала тот день, когда согласилась ехать в эту поездку. Слезы лились из моих глаз, и хотелось голосить во весь голос, но нервные спазмы, словно тиски, сжали горло, и только какой-то хрип вырывался из моей груди.
Автобус тронулся. До границы оставалось каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут, но это была все еще турецкая территория, здесь были свои законы, а вернее, для наших грузинских рэкетиров никаких законов, и эти пятнадцать минут нужно было еще прожить! Грузины вновь открыли бутылку коньяка, Зойка передала им все деньги, но кто знает, что у них было еще на уме?
Автобус постоянно заносило на поворотах. Впереди сидел Валера, и его маленькая головка на длинной шее то и дело маячила передо мной. Она так напомнила мне Шемякинского медного Петра, навечно поселившегося во дворе Петропавловской крепости. Медный идол с маленькой головкой стал ее достопримечательностью. На протяжении всех описываемых событии он сидел, вжав в плечи эту свою маленькую головку. Мне даже показалось, что он дрожал. Только сейчас, когда автобус неумолимо приближался к границе, Валера обернулся ко мне. Наши глаза встретились, он даже слегка кивнул мне.
- Ты что, его знаешь? - спросила Ирина, перехватив брошенный мне взгляд.
- Да, это наш местный архитектор Я его неплохо знаю, но здесь он делает вид, что мы не знакомы.
- А знаешь, я его тоже видела.
- Не удивительно, город наш маленький, а людей с такой профессией один-два человека.
- Да нет же, - оживилась Ирина, - я его видела у Зойки.
- Когда? Не может быть! - это меня заинтересовало.
- Точно, точно. Примерно за два дня до нашего отъезда я утром заходила к ней домой занести свой загранпаспорт. Как сейчас помню, этот парень сидел на кухне в халате и пил кофе. Обстановка была, прямо скажем, домашняя. Я тогда подумала, что это ее муж. А здесь, в поездке, они как бы и не знакомы. Чем он так ей обязан, что терпит такое безобразное поведение?
- Может, бесплатно едет, - ляпнула я и, кажется, попала в точку.
Уже дома, когда закончилась эта кошмарная поездка и мы встретились с Валеркой в городе, он почти со слезами на глазах оправдывался передо мной:
- Ну, трус я, трус, - жалобно гнусавил он.
- Гадишь и боишься, - вырвалось у меня.
- Клянусь детьми, я же в жизни ничего плохого не сделал, - с жаром убеждал меня Валера. - Появилась реальная возможность по льготе съездить в Турцию, кто откажется. Я и не предполагал, что вот так все обернется. Мы сейчас с ней и не встречаемся, клянусь детьми!
- Не клянись детьми, мелкий пакостник, - бросила я.
Этот жалкий Валерка вдруг стал мне так противен, что я прекратила этот никчемный разговор. Развернувшись, я пошла по нашему главному городскому проспекту. Валерка еле поспевал за мной, и все что-то говорил в свое оправдание, но я уже не разбирала его слов.
Наш автобус вкатил в загон-отстойник и остановился. Грузины сидели полупьяные и не двинулись с места. Казалось, что для них все закончилось уже в тот момент, когда они собрали со всей группы дань. Водитель открыл дверь, и холодный воздух вполз в автобус. Вдруг наша соседка, таможенница, вскочила с места и стремительно направилась к выходу. Поравнявшись со мной, она тихо бросила:
- Ждите меня, я иду на таможню.
В автобусе и ахнуть не успели, как женщина промелькнула и скрылась в темноте. Взволнованные грузины начали что-то бурно обсуждать, недвусмысленно указывая на свой багаж, потом что-то зашептали Зойке. Похоже, они боялись осложнений на таможне. Сохраняла олимпийское спокойствие лишь грузинская матрона, не проронившая, по-моему, ни слова за всю дорогу, даже во время самых бурных событий. Татьяна с эсэсовкой надели на себя по две дубленки. Группа готовилась к переходу границы.
Таможню прошли совершенно спокойно. Только Татьяна и еще две женщины, которые везли много коробок, попросили нас пронести их через контрольную стойку. Я почему-то не отказала и помогла товаркам.
Наконец-то вкатили на свою территорию, вернее в окрестности Батуми. Автобус продвигался медленно. Здесь встречались два потока: "туда" и "обратно". Мы продолжали двигаться черепашьими шагами, то и дело вовсе останавливаясь. В одну из таких остановок в дверь вдруг нетерпеливо постучали. В автобус вошла наша таможенница. Где она была и что делала, никто не знал. Проходя мимо меня, она шепнула:
- Там тоже все схвачено. Эта грузинка - жена начальника местной заставы. Лучше молчать.
Была уже глубокая ночь, когда нас подвезли к воротам батумского санатория "Сулико". Нам было приказано выгрузить все вещи у ворот и ждать распоряжений. Но чьих? Грузины тут же растворились во тьме. С нами остался лишь водитель автобуса. Хотя было не больше пяти градусов мороза, меня всю колотило.
В гулких холлах санатория было так же холодно, как и на улице. Почти не раздеваясь, мы легли в холодные постели, чтобы забыться до утра. Нашей соседкой по комнатам оказалась Вера Григорьевна. Она поселилась вместе со своим ухажером. Утром мы встретились. Настроение у нее было отличное и деловое. Она уточнила, когда и где мы должны будем ей вернуть наш долг.
В родном аэропорту ее опять встречал индус в белой чалме... Два носильщика подхватили ее вещи, ухажера рядом, конечно же, уже не было.
Время лечит. Прошло несколько лет, и я бы не вспомнила про эту злополучную поездку, если бы не одна интересная встреча.
В один из выходных дней я шла по центральной улице нашего городка, вдоль маленьких, таких уютных магазинчиков. Звуки музыки привлекли мое внимание. Похоже, открывался новый бутик. По торжественному случаю перед главным входом была натянута алая атласная лента. На всю округу распространялись ароматы свежего жареного мяса. Шаверма и у нас прижилась. Из нового бутика показалась главная хозяйка заведения - Зойка, а рядом с ней шел телохранитель, тот самый слюнявый Гога. Теперь и здесь было уже все схвачено.