У подъезда ЦДКА генерала Речницкого и его дочь ожидала большая черная машина. Не более, чем получасовая поездка по Москве, и Нине через окно машины открылся вид на Кремль и Красную площадь - десятки раз виденные на фотографиях и в кинохронике, теперь они произвели гораздо более внушительное впечатление. Они были настоящими. Синее небо с белыми облачками, ряды зеленых елей у кремлевской стены, ступенчатая конструкция Мавзолея с буквами "ЛЕНИН" на фасаде, соразмерность архитектурных форм и гармония цвета - все это крепко врезалось в память, несмотря на болезненное состояние Нины.
В машине девочку стало мутить, она все еще плохо держалась на ногах и перед глазами у нее все покачивалось. Поэтому путь по Кремлю, - то по широким, то по более узким мраморным лестницам, а затем по коридору с серыми стенами показался ей очень долгим и утомительным. Ступая по пушистой малиновой ковровой дорожке, они прошли в двери, за которыми оказалось помещение без окон. Сидевший там за письменным столом коренастый человек с лысым черепом, не вставая из-за стола, уточнил:
- Генерал-майор Речницкий, Яков Францевич?
- Так точно, - Нине стало заметно, что ее всегда выдержанный, хладнокровный отец волнуется.
- Вы пришли на пять минут раньше. Подождите, товарищ Сталин вас сейчас примет, - и он кивнул на черный кожаный диван у стены.
"Сталин? Она увидит самого Сталина? Он здесь, прямо за этой массивной дверью?" Других мыслей у девочки в голове не было - ей вообще было тяжело размышлять. Она совершенно не представляла, ни зачем они идут сюда, ни что их тут ожидает, да и не задумывалась над этим. Отец лишь негромко бросил ей, когда они уже выходили из машины:
- Сейчас решится наша судьба.
Когда отец распахнул дверь и они вошли внутрь, ее прежде всего поразило то, что Сталин не похож на те свои портреты, которые ей доводилось видеть и в газетах, и на стенах учреждений, да и в ее собственной родной школе. Странно, и усы, и зачесанные назад волосы, и серый военный китель - все было на месте. Но впечатления величественности, приподнимающей его над всеми прочими людьми, живой Сталин не производил. Девочке представлялось, что он должен быть большим, статным и вообще... А тут оказался совсем обычный человек небольшого роста, со следами оспин на лице. Но почти сразу она ощутила и силу, исходящую от этого совсем обычного человека
Прием начался немного неожиданно для Нины, да, пожалуй, и для ее отца тоже. Сталин, сурово взглянув исподлобья, с явным неудовольствием спросил генерала, тяжело роняя слова:
- Ты зачем сюда явился?
Такое начало не предвещало ничего хорошего. Речницкий стоял ни жив не мертв, судорожно стискивая руку Нины с такой силой, что она даже испугалась - а вдруг сломает? Многие боевые командиры немалых рангов, прошедшие огонь, воду, да и медные трубы, оказавшись лицом к лицу со своим Верховным Главнокомандующим, при таком обороте запросто могли бы растеряться. Якову было страшно, что не удивительно - удивительно было бы как раз обратное, - но голос его был тверд:
- Я готов служить только в том случае, если с этого момента моя дочь постоянно будет со мной.
Иосифу Виссарионовичу, пусть и не очень часто, но приходилось сталкиваться с людьми, которые осмеливались ему возражать, и иной раз достаточно упорно отстаивали свою точку зрения. Но чтобы ему не только возражали, но и начинали с ним, попросту говоря, торговаться? Сталин тут же вспыхнул:
- Какие еще могут быть условия?! Вам Родина приказывает!..
Однако и здесь генерал-майор Речницкий сумел удивить генералиссимуса, председателя Совета Народных комиссаров СССР и секретаря ЦК ВКП(б) товарища Сталина. Яков залепил, как сейчас политкорректно выразились бы, ненормативной лексикой:
- А ...(пропущено цензурой)... хотел я вашу Родину. Где была Родина, когда моя семья умирала от голода и без медицинской помощи? А мне регулярно сообщали, что с семьей все в порядке! Короче, либо мы будем служить вместе, либо расстреливайте меня вместе с ней!
Но с замиранием сердца предугадываемый Речницким ответ - "Надо будет - расстреляем" - так и не сорвался с уст генералиссимуса.
Сталин, выслушав тираду Якова, слегка усмехнулся, снял телефонную трубку и кого-то вызвал. Иосиф Виссарионович сам был не трус, и, говорят, иногда, под настроение, любил проявления безрассудной смелости. А вот увидев наглость, проявленную не по делу, становился беспощадным...
Когда в кабинет вошел вызванный человек, - рослый офицер с майорскими погонами, - Сталин отдал ему приказ:
- Разберитесь, что там случилось с семьей генерала Речницкого, и немедленно доложите, кто виноват! - Затем и секретаря ЦК покинула обычная его выдержка, и он добавил несколько крепких слов на великом и могучем русском языке. А Нина едва понимала, зачем отец матерился на Сталина, и зачем теперь Сталин начал материться (с прорезавшимся вдруг заметным грузинским акцентом) на вызванного майора.
Затем Нина с отцом сидела некоторое время в приемной на диване. Майор, переговорив несколько раз с кем-то по телефону, принес им чай с лимоном. Лимон Нина видела первый раз в жизни - тогда их в Средней Азии еще не выращивали, и они в Ташкенте были деликатесом, весьма редко появлявшимся на столах, и, разумеется, далеко не у всех. Запах был очень привлекательным, но она побоялась пить чай, сделав осторожно лишь один маленький глоточек, не в силах сдержать любопытство. Чувствуя постоянно ее преследующую тошноту, девочка опасалась, что ее вырвет прямо на расстеленные вокруг ковры.
Затем снова было долгое путешествие по лестницам и коридорам, и они с отцом вновь оказались в большой черной машине. Но повез их лимузин не в ЦДКА, как надеялась Нина, а куда-то совсем недалеко от Кремля. Эта поездка почти не запомнилась: усталость наваливалась все сильней и сильней, и девочка думала только о том, чтобы продержаться на ногах. Опять был какой-то кабинет - куда меньше сталинского - и Яков беседовал с человеком в мундире, кажется, тоже с генеральскими погонами. О чем? Слова пролетали мимо, не откладываясь в сознании. Запомнилась лишь одна фраза отца:
- Знакомься, Нина. Это Иван Иваныч, мой новый начальник. А теперь, получается, - и твой.
На следующий день с утра за Ниной пришла машина - правда, на этот раз обычная "эмка". Отец еще с вечера объяснил ей, что теперь ей предстоит учеба:
- Будешь учиться воевать.
- Папа, но ведь война уже кончилась? - удивилась девочка.
- Война кончилась, а военная служба осталась, - ответил Яков, - и чтобы служить рядом со мной, надо по-настоящему этой наукой овладеть. Поняла? - девочка кивнула, и Речницкий добавил:
- Жить пока, месяца три, будешь, как в интернате. Со мной видеться не удастся. И запомни: ни о чем не расспрашивай. Все, что надо, тебе скажут. А лишнее знать - ни к чему.
Снова машина везет Нину по Москве, и останавливается перед большим красивым особняком. Сопровождающий, ни слова не говоря, ведет Нину к подъезду. За дверью - дежурный в штатском. Посмотрев бумаги, предъявленные сопровождающим, дежурный указывает на рядом расположенную дверь. За дверью оказываются ступеньки, ведущие вниз...
Первым делом худенькую девчонку решили отвести в столовую, покормить. Но не успела Нина даже притронуться к еде, как от одного запаха пищи ее вырвало. После того, как она прополоскала рот под краном, сопровождающий повел ее в другое место - большое помещение, больше всего напомнившее ей физкультурный зал в школе. Подведя Нину к здоровенному гориллоподобному мужику в тренировочном костюме, сопровождающий произнес:
- Вот, дядя Паша, привел тебе новую курсантку, - и, повернувшись к Нине:
- Это Павел Сергеевич, твой инструктор по рукопашному бою. Так к нему впредь и обращайся - "товарищ инструктор".
Дядя Паша внимательно разглядывал стоящую перед ним изможденную тринадцатилетнюю пигалицу с косичками, и вдруг по его щекам потекли слезы. Девочка посмотрела на него с удивлением, а он пробормотал:
- Неужели Родине уже совсем некого призвать, что нам присылают таких детей?
- Это приказ, - жестко ответил сопровождающий. - Причем такой приказ, что даже наш, - он показал пальцем в потолок, - не может его отменить.
Оставшись с девчонкой один на один, инструктор вздохнул и со скептическим выражением на лице протянул ей под нос свой здоровенный кулачище:
- Ну, и что ты с этим сможешь сделать?
Нина стояла, едва держась на ногах, перед глазами все качалось и расплывалось. Понимая, что и вправду сделать она ничего не сможет, Нина почувствовала такую ярость на свою проклятую слабость, что от злости резко дернула головой и вцепилась инструктору в запястье зубами. Гюрза она или не Гюрза, в конце концов?
- О! - воскликнул дядя Паша, отдергивая руку, - так ты еще и кусаться можешь! Ладно, мы будем с тобой работать! - и он осторожно потрепал девочку по плечу. - Да, это... забудь ты про "товарища инструктора". Для тебя я - дядя Паша.
Хотя к попытке укусить его за руку инструктор отнесся вполне благосклонно, впоследствии, тем не менее, он неоднократно досадовал на то, что укус этот медленно заживает и мешает работать. Разумеется, о том, чтобы немедленно приступить к занятиям, не могло быть и речи. Того, что дядя Паша видел своими глазами, было ему достаточно, чтобы сделать такой вывод.
Сначала Нину несколько дней подлечивали в госпитале, а затем для нее наступил период интенсивных тренировок, занятий радиоделом, стрельбой, польским языком. Одновременно она продолжала проходить курс лечения. Дядя Паша каждый день прихватывал с собой какую-нибудь конфету или печенье и пытался угостить ими свою малолетнюю курсантку:
- Ниночка, смотри, какую я тебе конфетку принес. Настоящая "Белочка"!
- Дядя Паша... Я на еду смотреть не могу... На любую... Правда!
Нине бывало очень жалко своего инструктора, когда, после очередного ее отказа, у него на лице проступало неподдельное огорчение. Однако она действительно испытывала тогда стойкое отвращение к любой пище, и лишь какое-то время спустя это отвращение немного ослабло, но еще долго не исчезало.
Стрелковая подготовка началась с того, что инструктор показал Нине как разобрать и собрать пистолет:
- Запомнила?
Нина кивнула.
- Теперь давай сама.
После того, как она с первого раза проделала необходимые манипуляции самостоятельно, инструктор скупо бросил:
- Хорошо. А сейчас смотри, как надо чистить пистолет.
Пока инструктор по стрелковой подготовке орудовал шомполом, ветошью, масленкой, он продолжал наставлять курсантку:
- Чистить свое оружие надо регулярно. После каждой стрельбы - в обязательном порядке. Будешь за оружием ухаживать - оно тебя не подведет. Не будешь ухаживать - может предать в решительной момент. А от этого твоя жизнь будет зависеть!..
После небольшой паузы, закончив с чисткой, инструктор показал, как протирать оружие насухо, опять сопровождая свои действия комментариями:
- Насухо протирать не забывай. Чем лучше протрешь, тем меньше к пистолету пыль и грязь липнуть будут, тем надежнее он будет работать...
Когда Нина освоила и эту науку, тренер решил, что можно приступать к стрельбе. Однако Нина, совсем еще не оправившаяся от последствий тяжелого недоедания, запросила передышку:
- Я устала очень. У меня руки будут дрожать, - предупредила она.
Тренер бросил на нее внимательный взгляд и покладисто промолвил:
- Ладно. Тогда пошли, чаю пока попьем!
Чай Нина уже могла в себя вливать без тяжких последствий, и они вдвоем отправились в столовую. И, вот, после этого перерыва начались занятия по стрельбе.
Тир представлял собой полутемное помещение, в котором перед девочкой на короткое время появилась скупо подсвеченная мишень, а затем пропала.
- Что же ты не выстрелила? - спросил инструктор.
- Я не успела прицелиться. Слишком мало времени, - пояснила Нина.
- Так не надо прицеливаться, - заявил ей тренер. - Как заметишь мишень - сразу стреляй, навскидку, как получится.
Мишени возникали и исчезали в самых неожиданных местах - спереди, справа, слева, чуть ли не сзади. Оказалось, что Нине удалось зацепить большинство из них. Дальнейшие тренировки повысили меткость стрельбы, и, кроме того, она научилась стрелять на слух.
Когда дядя Паша ознакомился с успехами курсантки в стрелковой подготовке, он жестом пригласил Нину сесть на лавочку у стены тренировочного зала и принялся ей втолковывать:
- Лучше работай пистолетом, раз тебе от бога дано метко стрелять. Не подпускай мужика на прыжок. Если попадешься мужику в руки, силой ты его не одолеешь. Коли уж попадешь в захват, не трепыхайся. Сделай что-нибудь неожиданное, чтобы он отвлекся хоть на секунду. Ну, например, полезь к нему целоваться. Если будешь в туфлях на каблуке - бей изо всей силы каблуком по ступне...
Попытки Нины научиться кидать гранату закончились следующим резюме инструктора:
- Гранату кидай, если только захочешь себя подорвать.
Хорошо запомнился ей резиновый манекен, по прозванию "Дядя Вася", для постановки удара ножом. Когда он оказывался весь изрезан, его засовывали в специальную печь, где все "дырки" заплавлялись. Правильной работе с ножом она научилась быстро, но не давался ей поворот ножа при ударе - кисть руки оказалась недостаточно сильна, чтобы провернуть нож в плотной резине. Броски ножом по этой же причине - и кисть руки, и плечи были слабенькими - оказались хотя и точны (бросать нож ее научили еще в Ташкенте жившие по соседству парни из криминальной среды), но, все же не очень эффективны.
- Тренируй руки! - постоянно внушал ей дядя Паша. - Хоть немного мышцы нарасти, а то ты у нас, как цыпленок - одни косточки. Удар без силы, хоть какой он будь точный, немного стоит. - Он даже раздобыл где-то для Нины совсем маленькие гантельки и заставлял регулярно с ними заниматься.
Регулярные тренировки привели к тому, что девочка ходила вся в синяках.
- Ничего, - утешал ее инструктор, - до свадьбы заживет! Привыкай держать удар. В реальном-то бою не жалеючи лупить будут.
Вскоре Нина получила некоторое представление о том, как могут лупить, "не жалеючи". Явившись в очередной раз на занятия по рукопашному бою, она застала своего инструктора по-приятельски спорящим о чем-то с невысоким, сухощавым, жилистым мужчиной, бритым наголо. На мужчине была странная белая куртка без застежек, подпоясанная чем-то вроде коричневого кушака и короткие, чуть ниже колена, белые штаны. Суть их спора ускользала от нее - слишком многими незнакомыми словами оказалась пересыпана их речь. Но вскоре она догадалась, что препираются они насчет достоинств и недостатков разных способов рукопашного боя.
- Чего зря языки чесать? - вдруг прервал спор дядя Паша. - Становись прямо против меня и врежь как следует по-своему. А потом я тебе.
Они вышли на средину зала. Невысокий мужчина приблизился к ее инструктору на дистанцию в три шага и внезапно взвился в воздух. С резким выкриком он выбросил вперед ногу, ударив своего соперника в грудь. Инструктор пошатнулся, отступил на два шага, однако устоял. Сухощавый тем временем приземлился на ноги и отскочил назад.
Дядя Паша с видимым усилием вздохнул раз, другой, затем выплюнул на пол сгусток крови. На лице его проступило странно смотревшееся в этой ситуации выражение удовлетворения. Повернув голову в сторону Нины, он громко бросил ей:
- Поняла теперь, о чем я тебе толковал? Не подпускай мужика на прыжок! От тебя такой удар только мокрое место оставил бы!
И, не успев даже договорить, кинулся вперед, нанеся своему приятелю удар кулаком, который буквально снес того с ног. Правда, стоит отдать его приятелю должное: почти сразу он приподнялся на локтях, помотал головой и встал, прижав ладонь себе под ухом.
- Так ведь и убить можно... - с некоторым усилием ворочая челюстью, пробормотал он.
- А то! - осклабился дядя Паша. Подойдя к своему другу-сопернику, он обнял его за плечи, заметно возвышаясь над ним, и предложил:
- Пошли ко мне, отметим встречу. Заодно и полечимся, - лукаво подмигнув, он подтолкнул приятеля вперед, и они пошли в обнимку, пошатываясь, к выходу из зала...
Что касается обучения стрельбе, то оно было достаточно стандартным. На краткосрочных курсах никаким чудесам, вроде стрельбы с двух рук "по-македонски" или стрельбы в прыжке с падением, не обучали. А вот стрельбу на слух в темноте ставили на совесть.
Но особенно врезалась Нине в память методика обучения нахождению в постоянной готовности. Методика была простая - ночью к спящему курсанту посылали другого курсанта с ведром холодной воды, и если первый не успевал учуять, как к нему подкрадываются, холодный душ и мокрая постель были гарантированы. При интенсивных изматывающих занятиях и постоянной нехватке времени, чтобы как следует выспаться, это было весьма действенным средством, чтобы приучить все время быть настороже.
Когда Нина приобрела навыки стрельбы на слух, при очередном приближении ночью человека с ведром она, уловив шаги за дверью, не открывая глаз, сквозь сон пробормотала - "не уберешься, выстрелю!" (а курсанты хранили личное оружие при себе). Матернувшись, носитель ведра удалился...
Для занятий радиоделом курсанты несколько раз выезжали за город, учились разворачивать рацию, забрасывать провод антенны на дерево, и работали на ключе. Принимать "морзянку" на слух обучались в классе. Устройством рации их особо не занимали: умеешь настроить - и хватит. А если полуграмотный "специалист", решив, что нескольких занятий достаточно, чтобы во всем разобраться, полезет в сложный прибор своими ручками... Нет уж, лучше ему "внутренностями" вообще не интересоваться.
И вот, обучение закончилось. В свои тринадцать лет Нина Коновалова получила звание сержанта и квалификацию радистки. Ей даже военную форму сшили, с сержантскими погонами. Правда, покрасоваться в ней удалось лишь один раз - когда надо было сделать фотографии в личное дело.
Теперь, когда курсы остались позади, ей предстояло приступить к своей воинской службе. Служба началась с заучивания легенды. Оказывается, у нее длиннющая родословная с кучей польских предков с дворянскими титулами! Голова кругом шла от всех этих графов, кастелянов, великих гетманов, подскарбиев великих коронных... И всех их надо было зазубрить, включая подробности биографии наиболее выдающихся представителей рода Потоцких. Да еще и не забыть, кто в каком колене, и кто кому кем приходится.
К счастью, отец теперь был рядом с ней, и кое-что мог подсказать. В течение трех месяцев, пока Нина училась на курсах, он не только успел вернуться в Польшу и исполнять там свои служебные обязанности, но и посетить с делегацией Войска Польского Демократическую Федеративную Республику Югославия (которая к моменту его возвращения в Москву готовилась стать Федеративной Народной Республикой...). Именно там генерал Речницкий впервые почувствовал, что вокруг его фигуры завязывается какая-то действительно крупная игра. К знакомству с ним проявили интерес англичане... Впрочем, Нине об этом, само собой, никто ничего не рассказывал.
Когда она заучивала свою новую биографию и шелестела страницами старинных родословных книг, у нее обнаружилось одно интересное свойство. Бросив даже быстрый взгляд на страницу книги или документа, девочка запечатлевала их в памяти, как на фотографии, и впоследствии могла с этой "фотографии" свободно прочитать.
- Наш человек! - удовлетворенно произнес Иван Иваныч, когда ему сообщили об этом факте. - А мы еще не хотели такого ценного кадра к себе брать! - улыбнулся он.
В результате на заучивание легенды ушло не так уж много времени. И впереди был первый экзамен - первое самостоятельное задание. В октябре Нина отправляется в польское посольство, получать свой первый в жизни паспорт. Как себя держать, что говорить - отец втолковывал ей это не по одному разу. А еще платье... По сравнению с тем, в котором она приехала из Ташкента это выглядело просто роскошно. С ее косами делать ничего особенного не стали, но уложили их в какую-то замысловатую конструкцию, закрепленную черепаховыми гребнями, инкрустированными перламутром. А еще маленькие золотые сережки... Нет, колечки и сережки Нина и в Ташкенте носила, но теперь у нее в ушах красовалось что-то очень скромное и в то же время настолько изящное, что назвать это иначе, как произведением ювелирного искусства, язык не поворачивался. Надо сказать, что и красивые платья, и украшения ей всегда нравились (хотя, скажем, браслеты она носить не любила), да и не будем забывать, что она все-таки была женщиной, однако... Сейчас она воспринимала все свои обновки только как часть какого-то необходимого по службе маскарада. Особенно нательный крестик с изображением распятия.
Самым трудным для нее оказалось отнюдь не первое применение еще довольно скудных навыков в польском языке - по легенде это было вполне простительно, ведь несчастная девочка с детских лет жила в эмиграции в России. Да и положенные слова она сумела выговорить достаточно внятно. Но тут консул берет в руки паспорт с польским орлом на обложке и начинает:
- Сегодня для нас воистину счастливый день! С чувством несказанной радости мы можем приветствовать воссоединение еще одной нашей соотечественницы с Родиной предков! Пройдя через череду тяжких испытаний, эта юная душа теперь стоит перед открытыми вратами, ведущими ее на долгожданную Польскую землю, которая для всех нас есть поистине Земля Обетованная. Пусть же навсегда запечатлится в твоем сердце девиз всех поляков, не забывших своих корней - "Бог, Честь, и Отчизна!", - с этими словами консул перекрестился, и Нина интуитивно последовала его примеру. Отец, присутствовавший при церемонии, уже в польском мундире, едва заметно кивнул. - Верю, что ты будешь достойна славного наследия своих великих предков... - и далее в таком же духе еще почти на полчаса.
Самым трудным при этом было сохранять приличествующее случаю серьезное и торжественное выражение на лице, и ухитриться взнуздать рвущийся наружу смех. Наконец, консул передает паспорт в ее руки. Janina Recznicka - значится в нем.
После благополучного завершения визита в посольство отец повел ее на обед в ресторан - первый раз в жизни. Во-первых, стоило отметить удачный дебют, и, во-вторых, надо было привыкать к посещению подобных мест, приобретать навыки поведения за столом, где вилок и ложек больше, чем по одной, а блюда надо выбирать из меню, и разносят их официанты. Сразу вслед за этим им предстоял поезд до Варшавы.
Машина доставила их на Белорусский вокзал. Пройдя через гулкий подъезд к перрону, сопровождаемые носильщиком с чемоданами, они проследовали к своему вагону. Да, и вагон такой Нина видела впервые. Снаружи-то - вагон как вагон. Но вот внутри... Обилие начищенной бронзы, бордовых бархатных портьер, темного полированного дерева, зеркал, уже застеленные постели с накрахмаленным бельем. Вот она, генеральская жизнь!
Но Нина думала совсем о другом. Что ждет их там, в Польше? Ведь не зря же ее учили стрелять и передавать "морзянку" в эфир?