Очередная встреча с отцом в Варшаве принесла, как нередко уже бывало, и очередное поручение. Возникло оно - к чему девочка тоже уже успела привыкнуть - совершенно неожиданно. Сидя с отцом в гостиничном ресторане, и потягивая кофе, Нина уловила за спиной какое-то движение и плавно, но вовсе не замедленно обернулась, а ее правая рука одновременно нырнула в карман юбки за пистолетом. Нет, можно расслабиться - это офицер-порученец с каким-то пакетом.
Расписавшись в получении, вскрыв пакет и изучив его содержимое, Якуб отпустил посыльного. Когда тот удалился, генерал обратился к дочери:
- Мне придется срочно ехать в штаб. Поэтому тебе задание, - хотя в утренние часы ресторан был почти пуст и за соседними столиками не видно ни души, Якуб понизил голос до шепота, - забрать конверт из почтового ящика. Беда в том, что связник, урод, нашел для тайника место - хуже не придумаешь. Хотя... может быть, у него выбора не было. Короче: тайник на самом верху единственной уцелевшей башни Барбакана. Знаешь, где это?
Девочка кивнула. Это были остатки предмостного укрепления старых городских стен Варшавы, выстроенного еще в XVI веке. Когда-то Барбакан представлял собой большую полукруглую башню, переходящую в прямые стены, дополненные еще четырьмя маленькими круглыми башенками, защищавшими подъемный мост, ведущий к Новомейским воротам. Сейчас Барбакан был почти полностью разрушен и лишь одна из круглых башенок более или менее уцелела.
- Вот, на салфетке я черчу схему расположения тайника... Запомнила?
Нина снова кивнула. Речницкий достал зажигалку и сжег клочки бумажной салфетки в пепельнице.
- Вперед! К обеду принесешь конверт сюда. Времени не так уж и много. Нельзя, чтобы тебя заметили, да и места там паршивые, сплошь одни развалины, и народу ходит мало. Каждый - как на ладони. Поэтому действуй с максимальной осторожностью. На машине туда не суйся, оставь ее подальше, где-нибудь в людных местах.
Нина, доехав до аллей Ерузалимских, оставила машину там, а сама пошла по Маршалковской в сторону сада Красиньских. Дорога была уже расчищена, и по ней то и дело проезжали автомобили, извозчики, ломовые телеги с битым кирпичом, время от времени появлялись редкие прохожие, торопящиеся по своим делам под мелким осенним дождиком. Да и на что им тут задерживаться? Вокруг - почти одни руины. Скоро будет поворот на улицу Длуга, и она выведет почти прямо к Барбакану. Но... тогда ее подход к месту закладки тайника будет достаточно очевиден для любого, даже случайного, наблюдателя. А если окажется неслучайный? И Нина резко повернула направо, на Свентокшиску, затем налево, на Пивну, тянущуюся через Старе Място.
Вот здесь уже все лежало в развалинах, безо всяких "почти". Кое-где развалины успели прорасти травой, и эти места производили впечатление мертвого города. Нет, не совсем мертвого. Чуткое ухо то и дело различало шорох осторожных шагов по битому кирпичу где-то за огрызками стен. Пальцы сжали рукоять пистолета. Минута тянулась за минутой, но ничего не происходило. И вот мелькнул среди остовов домов силуэт башни с полуобвалившейся островерхой крышей. Прямо туда? Ну, уж нет.
Девочка резко нырнула в проход среди руин и теперь уже ее туфельки заскрипели подошвами по кирпичным обломкам. "Надо было в ботинки переобуться" - запоздало подумала она, поскользнувшись и едва не свернув каблук, попавший в щели между битыми кирпичами. Сделав несколько зигзагов среди развалин, Нина вышла к башне, притулившейся к тому, что осталось от Барбакана, с другой стороны.
Вблизи эта единственная уцелевшая башня вовсе не производила впечатления целой. И дело было не только в наполовину разрушенной черепичной крыше. Один бок башни обвалился, открывая ее внутренность осеннему ветру и водяной пыли, подхватываемой его порывами. К счастью, каким-то чудом уцелела металлическая винтовая лестница, так что проблема забраться наверх не представлялась непреодолимой.
Подойдя поближе, девочка поняла, что ее первое суждение было опрометчивым. Да, лестница имелась, но она держалась действительно чудом, раскачиваясь и жалобно поскрипывая под напором ветра. Однако делать нечего, конверт надо извлекать. Нина, стиснув зубы, и вцепившись в поручни так, что побелели от напряжения костяшки пальцев, стала карабкаться наверх, стараясь не обращать внимания на ненадежную, колеблющуюся опору. Постоянно шатающиеся металлические ступеньки, мокрые от дождя, так и норовили выскользнуть из-под ног.
Но вот достигнут самый верх башни. Не тратя времени на передышку, Нина отыскала тайник, извлекла из него конверт - к счастью, не успевший намокнуть, - и сунула его во внутренний карман своей модной жакетки с прямыми плечами. Ой, теперь же надо как-то спуститься по этой проклятущей лестнице вниз!
Когда уже большая часть пути к подножию башни осталась позади, девочка все же поскользнулась - обе туфельки не удержались на мокрой металлической ступеньке, предательски наклонившейся в сторону. Нина, что было сил, вцепилась правой рукой в перила, и смогла удержаться на месте, не покатиться кубарем, рискуя свернуть себе шею. Но ее левая рука с размаху ударилась об лестницу. Удар пришелся на запястье, как раз в то место, где был надет браслет с часами. Звенья браслета разлетелись, рассыпалось на осколки стекло, полетели в стороны светлыми искрами бриллиантики... Искать обломки часов и отдельные камушки среди хаоса битого кирпича было бессмысленно. Девочку не волновали ни порванные чулки, ни ссадина на коленке, ни испачканная юбка, ни побаливающие от удара ребра, ни слетевшая с ноги туфелька - ее-то как раз удалось разглядеть недалеко от последней ступеньки лестницы. Не огорчала ее сама по себе и потеря ценной вещи: часы нравились ей изяществом и красотой исполнения. И вот теперь их нет. Ну что за дурак устроил тайник в этой развалюхе!
"Дурак" между тем проклинал тот день и час, когда взбрело в голову поиграть в шпионские игры. Кой черт дернул ее устроить "почтовый ящик" в этой башне?! Мало того, что натерпелась страху, пока ползала по лестнице вверх-вниз, так еще и сломала каблук на любимых туфлях!
Пани Кристина была раздосадована и испугана. Во время ее последней встречи с генералом Речницким в ресторане "Бристоль", тот при расставании тихо произнес:
- Похоже, за нами слежка... - и, переходя на командирский тон - С этого момента - никаких контактов! Нужно будет, я сам выйду на связь.
Шла неделя за неделей, ничего не происходило, и Кристина уже начала подумывать - а не решил ли пан Якуб таким способом отделаться от надоевшей любовницы? Однако очередной рабочий день в посольстве, не предвещавший ничего неожиданного, преподнес ей сюрприз...
Два сотрудника в штатских костюмах - как раз из тех, что частенько бывали на совещаниях в кабинете посла вместе с капитаном Ральфом Уильямсоном - затеяли негромкий разговор в коридоре у приоткрытой двери машинного бюро. Они говорили по-французски, но женщина неплохо владела этим языком. Стрекотание ее машинки именно в тот момент прервалось - она меняла красящую ленту. И долетавшие до нее не совсем ясные обрывки фраз почти сразу же заставили ее насторожиться и напряженно прислушаться:
- Слушай, но какое тебе дело... ...затевают эти подпольные борцы с режимом?
- ...Быть громкой. Генерал Речницкий - это фигура!
- Так что... ...с ним сделать?
- Отравить. По старинке, мышьяком, представляешь? Посольство США устраивает 28 ноября... ...по случаю Дня Благодарения. Не в посольстве - там нет подходящего зала. ...Смогли внедрить... персонал ресторана...
- Ну и глупо. ...Пришлют другого генерала, а они рискуют... ...под удар. На твоем месте я запретил бы акцию.
- Вот еще! ...Экстренный вариант выхода на связь. С чего это я буду рисковать? ...Расхлебывают последствия своей глупости...
После этого послышались удаляющиеся шаги. Кристина не могла слышать продолжения разговора, происходившего уже за закрытыми дверями кабинета. Между тем Якуб дорого бы дал, чтобы узнать про эти слова:
- Слушай, но мы же еще не отработали с этим Речницким вербовочный вариант! Какого черта его травить? Нельзя по-другому проверить?
- А как? Это же самый надежный способ. Если Кристина работает на него, то информация обязательно к нему и придет. Тогда вся цепочка ясна: она агент, работающий на советского резидента.
- Ну, а если Кристина просто его любовница? Ведь кроме одной зафиксированной встречи, у нас на них ничего нет.
- Пусть заводит любовниц в другом месте, не в нашем посольстве! В конце концов, мышьяк не цианид, могут и откачать. Да и не велика потеря - советский генерал, - голос произносящего эту фразу так и сочился пренебрежением.
- Не скажи, он ценный кандидат на вербовку, - возразил его визави. - Пока отвергал все наши подходы, но при этом не сдал ни единого человека из тех, кто выходил на него с предложениями такого рода.
- Установить его подлинное лицо важнее. И потом, Виктор уже все утвердил.
- Ну, как знаете.
И далее собеседники перешли на другие темы...
Кристина между тем, вернувшись с работы домой, долго не могла уснуть. В конце концов, она встала, не зажигая свет, оделась, накинула свою потрепанную полувоенную куртку, сунула в карман оставшийся еще с войны тяжелый VIS с четырьмя патронами в магазине, и выскользнула на лестничную площадку.
Наблюдатель, следивший за домом, был спокоен. Свет в окнах ее квартиры как погас, так и не зажигался, из подъезда никто не выходил, черного хода в доме нет...
Женщина спустилась на лестничную площадку первого этажа, нажала плечом на расхлябанную дверь каморки, которую некогда занимал консьерж, и та, жалобно скрипнув язычком замка, распахнулась. Кристина, проникнув внутрь, отворила окно, выходящее на двор, перелезла через подоконник и осторожно спустилась на каменные плиты. Ей предстояло добраться по ночной Варшаве аж в самый центр города, через пользующиеся дурной славой руины. Сжимая пальцами рукоять пистолета, она двинулась в путь...
Якуб был очень обеспокоен. Тех данных, что были получены от пани Кристины, оказалось достаточно, чтобы вычленить четыре фигуры, с наибольшей вероятностью являющиеся кадровыми сотрудниками британской разведки. Информация о них уже ушла в Центр. Но какого дьявола эта баба пустила в ход канал чрезвычайной связи? И не попала ли она под недреманное око профессионалов?
А дочка? Если "почтовый ящик" под наблюдением, она сильно рискует. Да и он тоже... Появившаяся в номере Нина заставила его подавить невольный вздох облегчения.
- Пане генерале, ваше приказание выполнено! Пакет доставлен! Потери - часики с бриллиантами, одна штука! - лихо отрапортовала девочка, протягивая конверт. Отдавать рапорт, не прикладывая руку к "пустой голове", она уже научилась.
Речницкий качнул головой. Ну и вид! Вся мокрая, перепачканная, оба чулка порваны, коленка рассажена до крови.
- Скидывай одежду и повесь ее сушиться. Промой ссадины и смажь зеленкой. Аптечка сама знаешь где, - ответил генерал на ее доклад. - Да, а что с часиками?
- Упала на лестнице и расколотила вдребезги, - разом утратив браво-дурашливый вид, пояснила Нина.
- Ладно, новые куплю, - махнул рукой отец, распечатывая конверт.
- Они были такие красивые... - жалобно протянула девочка, но генерал уже не слушал.
Прочитав вложенную в конверт записку, Якуб откинулся на спинку дивана и провел рукой по лицу. Холера ясна! Як бога кохам - проверка! Нравы у ребят из SIS простые - спишут и не чихнут. Замешан в чем-то, не замешан, - твоя жизнь для них ничего не стоит. Тут Речницкий вздрогнул. На прием по случаю Дня Благодарения он приглашен с дочерью. А если и ее?..
На этот раз генерал долго и зло матерился вслух уже по-русски.
Перед приемом, прежде чем облачаться в парадную экипировку, Якуб спокойным ровным голосом объяснил Нине:
- На приеме нас собираются отравить мышьяком. Это проверка. То, что мне об этом известно, я обнаружить не имею права. Иначе поставлю под удар и себя, и агента. Отказаться от приема - тоже. Кому следует, сразу все поймут.
- Но, папа... - неуверенно произнесла девочка. - Как же тогда?
- Вот здесь, - Речницкий развернул сверток, лежавший на столе, - по полкило сливочного масла на брата. Все это надо слопать! Масло замедлит действие мышьяка. Твоя задача - организовать благовидный предлог, чтобы вовремя удалиться с приема и попасть в госпиталь на промывание желудка. Ну, приступим!
Мамочка моя, что за гадость! Даже ложку масла без хлеба воткнуть в себя удается с трудом, а тут целых полкило! Нина кривилась, морщилась, но под строгим взглядом отца засовывала в себя кусочек за кусочком. Остатки масла она пропихнула в желудок на одной силе воли, потому что ее уже здорово мутило. Лишь бы удержаться, а то каждую секунду ждешь, что вот сейчас тебя вывернет наизнанку.
Весь прием девочке приходилось сосредотачиваться на том, чтобы вести себя как обычно. Как назло, расположившийся по соседству моложавый подполковник все время лез со своими навязчивыми комплиментами, и на них надо было как-то реагировать. Время шло, но ничего не происходило. Вот уже и десерт она съела, совсем не почувствовав его вкуса, - и что же дальше? Правда, голова начинает здорово побаливать. Наверное, нервное напряжение сказывается.
Нина оглянулась на отца, чтобы удостовериться, что и с ним все в порядке. Да, слава богу... Но почему ее так качнуло на стуле? И в горле першит, простудилась, что ли? А этот противный вкус во рту откуда? Неужели?..
Девочка неторопливым движением протянула руку к бокалу, и услужливый официант тут же возник за спиной с бутылкой, обернутой салфеткой. Между тем подполковник продолжал свои назойливые речи:
- Ах, пенькна пани, человеческий язык слаб, чтобы выразить все ваше очарование! Рискуя показаться банальным, не могу не сравнить ваши прелестные губы с нежнейшими лепестками полураспустившейся розы. Они так пленительны, что лишь самое изысканное искусство поцелуя будет достойным этой неземной красоты!
- На что вы смеете намекать?! - возмущенно воскликнула Нина. - Нахал! - Взяв бокал, наполненный профессиональным движением ровно на две трети, она стала подносить его ко рту, и тут ее локоть зацепился за плечо немного опешившего от такой резкой отповеди офицера. Рука дрогнула, бокал качнулся, красное вино выплеснулось на скатерть и на платье девочки.
- Хам! - взвизгнула "пенькна пани". - Мало мне ваших грязных намеков, так вы еще и ведете себя за столом, как последний хлоп! Вон! - и изящная девичья ручка залепила растерянному подполковнику пощечину. Тут как раз к месту был бы обморок, но все решилось само собой: виски и затылок сдавило дикой болью, в глазах потемнело, зал ресторана покачнулся, и Нина свалилась со стула на пол.
Генерал Речницкий немедленно вскочил со своего места, подбежал к дочери, подхватил ее на руки и, пробормотав скороговоркой какие-то извинения, потащил девочку на выход. Он успел выскочить из ресторана, добежать до своей машины, плюхнуть Нину на заднее сиденье и ввалиться следом - Казик вовремя услужливо распахнул заднюю дверцу.
- В госпиталь! - прохрипел Якуб сквозь саднящее горло. - Промывание желудка, срочно! Мышьяк... - и он потерял сознание.
Долго залеживаться в госпитале не пришлось. После промывания желудка, инъекций, капельницы, и проведенной в полубредовом состоянии ночи, уже к полудню пятницы, едва Нина смогла самостоятельно встать на ноги, она покинула это лечебное заведение. Все-таки сливочное масло, которое она с таким отвращением глотала перед приемом, сделало свое дело - мышьяк не успел нанести непоправимый вред организму. А отлежаться можно и дома. Впрочем, и дома на то, чтобы отлежаться, было отпущено всего часа четыре. Пока солнце еще не закатилось, Якуб запихнул дочку в студебекер, - правда, за руль не посадил, - и машина, пересекая частокол закатных теней, которые бросали придорожные деревья на шоссе, помчала ее вместе с отцом в Краков. На выходные намечалась большая охота, на которую съезжался советский генералитет, служивший в Войске Польском.
Нина с удовольствием плюнула бы на эту охоту. Даже независимо от не слишком бодрого самочувствия она не находила в подобном занятии ничего хорошего. Выезд был уже не первый, и она успела достаточно покормить комаров, чтобы присоединяться к тому охотничьему азарту, которым пылали паны генералы. Впрочем, сегодня кое-что хорошее при желании все-таки можно было найти: погода, несмотря на ноябрь, стояла сухая, кое-где еще отливала яркими красками осенняя листва - золотистая на кленах, темно-красная на буках, а вот комары в лесу уже не досаждали. Так или иначе, ее мнение тут было ни при чем - отца надо было сопровождать, и точка.
Егеря-загонщики с собаками уже отправились делать свое дело, генералов распределили по номерам. Нина следовала рядом с Якубом, внимательно всматриваясь в траву, уже пожухлую и покрытую сплошным ковром из опавшей листвы. Ей крепко врезался в память первый выезд на охоту, еще летом. Тогда она уселась на травянистый пригорочек недалеко от дороги, ожидая, пока паны генералы закончат обсуждать свои охотничьи дела.
- Сгоняй до машины, я там папиросы забыл! - раздался повелительный голос, и чей-то адъютант бегом бросился исполнять приказание. Торопливо взбираясь на насыпь шоссе, он поскользнулся на зеленой травке, потерял равновесие, и, чтобы не упасть, оперся рукой на землю шагах в пяти от девочки. В уши ей ударил грохот взрыва, под рукой адъютанта вспухло облачко сероватого дыма, в котором тускло блеснуло пятнышко пламени...
После секундного замешательства Нина рванулась вперед, на ходу срывая поясок со своего платья. Адъютант ничком лежал на земле, а из его перебитой выше локтя руки фонтаном хлестала кровь. Сноровисто перетянув руку, что заметно умерило кровотечение, Нина попыталась прощупать биение пульса на шее. Вроде бьется, но очень слабо.
Генералы уже подбегали к месту взрыва, когда Нина, что-то сообразив, заорала:
- Назад! Назад, пся крев! А вдруг тут еще мины?
- Живой? - выкрикнули из кучки охотников, притормозившей чуть поодаль.
Нина снова попыталась нащупать пульс. Безуспешно.
- Кончился, - тихо пробормотала она. Только сейчас ее взгляд упал на небольшую дырочку с разлохматившимися краями над левым карманом мундира несчастного поручника.
И вот сегодня, насупившись, она старается разглядеть в траве и под листвой малейшие признаки чего-нибудь чужеродного. Нет, что тут при таком листопаде разглядишь! Кой черт несет их всех в эти леса?
Наконец, отец встал на отведенное ему место. Нина заняла позицию немного сзади, выбрав ее так, чтобы получше укрыться от случайного (или неслучайного) наблюдателя. Впереди, между ветвями виднеется спина в шинели защитного цвета - и достаточно. Внимательно осматривая сквозь полуголые ветви пространство вокруг, девочка вдруг замерла. За прогалиной между деревьев, немного в стороне, шагах в пятнадцати, она увидела фигуру, которую совсем не ожидала встретить в этих местах. Вспомнив то, что говорил ее инструктор еще осенью 1945-го, она медленно отвернулась, одновременно скользнув рукой в карман пальто, где лежал пистолет: говорят, что если пристально смотреть на человека, то он может почувствовать твой взгляд. Через две-три минуты она снова повернула голову в ту сторону. Никого.
Нина осторожно двинулась вперед и, подойдя к отцу поближе, шепнула:
- Папа, там немец.
- Какой немец, где? - Речницкий тоже говорил негромко, не меняя позы.
- Здесь, недалеко, был две минуты назад.
- Почему решила, что немец? - генерал говорил спокойно, по-прежнему тихим голосом.
- Высокая фуражка, кожаное пальто, витые погоны... - перечислила девочка.
- Витые? Майор, оберст-лейтенант?
- Я не очень-то разбираюсь... - виновато потупила глаза девочка.
- А надо! - назидательно вставил Якуб.
- ...Мне показалось, что шнур на погонах двуцветный, - продолжала Нина. - Между золотистыми витками виднелся, вроде, более светлый.
- Двуцветный? А не врешь? - голос Речницкого, кажется, совсем не изменился, но дочка уже почувствовала в нем внутреннее напряжение. - Это же генерал! - и, помедлив, несколько секунд, - Пошли!
Вскоре боевые товарищи дружно обсуждали неожиданную новость.
- Да ну, ерунда! Полтора года прошло, какой тут, к едрене фене, генерал?! - воскликнул Болеслав Кеневич, командующий Корпусом внутренней безопасности. - Ради девчачьих бредней охоту срывать!
- Не скажи... - протянул Речницкий. - Маловероятно, согласен, но проверить надо. Пустышку вытянем - не беда, ну, а как упустим?
- Якуб дело говорит! - поддержал его Ян Роткевич. - Поднимай своих жолнежей и будем прочесывать.
Через полтора часа на шоссе уже выпрыгивали из грузовиков и направлялись к лесу, на ходу разворачиваясь в цепь, солдатики в касках с белыми польскими орлами. А еще минут через двадцать в лесу грохнул выстрел, затем еще - и пошло-поехало. Лупили винтовки, застучали автоматные очереди, захлебывался длинными очередями пулемет, плеснули взрывы гранат...
- Папа, поймали генерала-то? - спросила Нина под вечер, когда уже укладывались спать в охотничьем домике.
- Спи! - Якуб потрепал дочку по голове. - Много будешь знать - скоро состаришься!
Вот он всегда так. Ну, какой может быть секрет из этого немецкого генерала? Однако возмущаться или обижаться девочка не стала. Отец все же, наверное, лучше знает. Ну, и ладно. Во всяком случае, теперь ясно, что ей ничего не привиделось, и кто-то там точно был. И не зря она всех всполошила.
1946 год приближался к концу, и вместе с этим приближалось время выборов в Законодательный Сейм, назначенных на январь 1947 года. Нина вместе с товарищами по ZWM включилась в предвыборную агитацию за Демократический блок (список N3).
За кулисами избирательной компании шла напряженная борьба. Представители ППР (Польска партия роботнича) в правительстве при содействии советников из советских органов безопасности стремились обеспечить себе возможно более широкий контроль над избирательным процессом. Они старались добиться большинства или даже монополии в составе избирательных комиссий; подбирали сторонников из числа авторитетных местных жителей, которые должны были повлиять на своих земляков в день голосования; вербовали агентуру среди кандидатов в депутаты; целеустремленно вносили раскол в ряды оппозиционных партий и старались всячески их дискредитировать в глазах населения, не исключая и аресты оппозиционных политиков по обвинениям в антигосударственной деятельности.
Было бы чересчур наивно верить в то, что оппозиция действовала какими-то иными, более "демократическими" и "правовыми" методами. Не располагая такими большими административными возможностями, как ППР, ее политические оппоненты широко использовали методы "черной пропаганды", а также опирались на прямую поддержку весьма влиятельного в Польше католического духовенства. На руку противникам ППР работало и вооруженное подполье, проводившее акции распространения порочащих Демократический блок слухов и клеветы, терроризировавшее избирателей и кандидатов в депутаты, особенно в сельской местности. Собственно, традиции польского парламентаризма, начиная с 1919 года, заложенные эндеками и пилсудчиками, вполне уживались с широким использованием подобных методов.
Открытое политическое противостояние в ходе избирательной кампании по своему накалу не уступало закулисному. Нередкими были уличные стычки агитационных групп, принадлежащих к противоположным политическим лагерям. Тем не менее, Роман настаивал, чтобы все члены ZWM выходили на агитационные вылазки и митинги без оружия.
- Так, - безапелляционно заявил Ромка, - а ну-ка, пистолеты сдавайте Михасю. Все трое, кто идет на митинг.
- Э, "Вечорек", драка же будет, и к гадалке не ходи! - недовольно заявил Лешек, высокий крепкий парень с женственно-красивым лицом. - И как же мы без оружия?
- Вот так! - жестко отрезал Роман. - Мы агитировать идем, убеждать в своей правоте, а не пистолетами размахивать! Михась будет крутиться неподалеку, а после митинга вы свою зброю у него обратно получите. - Опытный руководитель все же не оставлял своих ребят без подстраховки, потому что сама принадлежность к ZWM могла послужить причиной нападения и даже убийства. - У него пистолеты будут в полной сохранности. Или кто-то сомневается?
Оглядываясь на расплывшегося в довольной улыбке Михася, трудно было поверить, будто кто-то осмелится разоружить этого парня. Чуть не на голову выше Лешека и раза в полтора шире его в плечах, он производил настолько внушительное впечатление, что стремление отобрать у него оружие, даже продиктованное фанатичной ненавистью к зедвуэмовцам, должно было целиком испариться при близком знакомстве, сменившись вполне объяснимой опаской. Нина без особых колебаний сунула парню свой "Лилипут", который полностью исчез в его широченной ладони с массивными пальцами.
Как и опасался Лешек, без драки не обошлось. Атмосфера предвыборного митинга быстро накалялась.
- Что вы слушаете этого безбожника! - выкрикнул кто-то из толпы уже в середине выступления Романа.
- Тебе что, молиться не дозволяют? - тут же отозвался Лешек, стоявший рядом с трибуной. - Или назовешь хоть случай, чтобы новая власть костел закрыла?
- Потому и не закрыла, что Миколайчик в правительстве! - парировали из стоящей среди слушателей кучки харцеров. Большинство их организаций традиционно находилось под патронатом правых партий и католической церкви, и лишь немногие были связаны с ППС - союзником ППР по Демократическому блоку, или с профсоюзами. ППР же свои харцерские группы только-только пыталась создавать.
Когда настал черед самого Лешека взойти на трибуну, уже через несколько минут харцеры дружно заорали, пытаясь заглушить оратора:
- Панове! Голосуйте за Миколайчика, за Польске Стронництве Людове!
- Твоего Моколайчика за ниточки из Лондона дергают! - не полезла за словом в карман Нина, в свою очередь стараясь перекричать харцерские глотки.
- А твои коммунисты лакействуют перед палачами Катыни! - зло выкрикнули в ответ.
- Сказать нечего, кроме как фашистскую брехню повторять? - девушка тоже не на шутку разозлилась. - Чего же не кричишь: голосуйте за Геббельса? Вот с кем вам впору обниматься!
Один из харцеров, протолкнувшийся поближе к трибуне, стиснув кулаки, с искаженным от ярости лицом бросился на Нину. Дорогу ему заступил Роман, встретивший парня хорошо рассчитанным ударом.
Тут же в драку вмешались слушатели, среди которых большинство составляли местные рабочие парни. Оттеснив противников в разные стороны, они зашумели:
- Эй, вы там! Успокойтесь, пока вам задницу не надрали! Не мешайте ораторов слушать!
Но когда предвыборный митинг закончился, взаимная перепалка харцеров и зедвуэмовцев немедленно возобновилась, и этот политический диспут сразу же перерос в драку. Харцеров было втрое, если не вчетверо больше, чем зедвуэмовцев, однако дело происходило в промышленном районе Мокотов, и среди не успевших еще полностью разойтись участников митинга тут же пронесся клич:
- Эй, ребята, наших бьют!
Крепкие заводские парни, среди которых у зедвуэмовцев было немало знакомых и товарищей по работе, были более склонны поддержать своих (независимо от политических симпатий), нежели харцеров, на которых смотрели, как на выходцев из господского сословия. Так что совместными усилиями харцерам быстренько намяли бока, и поле идеологической битвы осталось за ZWM.
Получив у Михася свои пистолеты, они втроем возвращались пешком в сторону площади Унии Любельской, проходя мимо многочисленных варшавских руин. И вот из-за очередной развалины им наперерез вышли три фигуры, каждая с автоматом.
- Ну, что, сразу придавим, или подвесим на галстуках? - начал куражиться один из них. Нина, державшая руку в кармане, не раздумывая, нажала на спусковой крючок...
Нина всегда считала себя ужасной трусихой, - впрочем, когда она пыталась заикнуться об этом кому-нибудь из своих товарищей, ее отвечали ироничными улыбками. Однако первое чувство, которое она испытывали при виде опасности, был все-таки страх (настолько сильный, что ее трусы потом нередко нуждались в стирке). И именно от страха она приобретала вдруг необычайную ясность мышления, способность интуитивно находить верные решения и необычайную быстроту реакции. Именно страх - и за себя, и за товарищей, - пробуждал в ней всепоглощающую, но отнюдь не безрассудную ярость, когда она могла, словно дикая кошка, не только кидаться на вооруженных мужиков, но и наносить им немалый урон. А после схватки ноги у нее становились ватными, и она едва не лишалась чувств. Вот и в тот раз она стреляла, повинуясь рефлекторному чувству страха.
Выстрелив, не вынимая руку из кармана, Нина проделала весьма заметную дыру в своем новеньком модном пальто, сшитом из зеленого генеральского сукна, но попала в среднего из троицы своих противников. Слабенький хлопок, после которого один из нападавших вдруг повалился лицом вперед, лишь на мгновение привел бандитов в замешательство, но этого мгновения хватило, чтобы Ромка успел выхватить свой пистолет и дуплетом уложить оставшихся двоих.
"Если бы Янка узнала - причитала бы без остановки", - думала Нина, разглядывая прожженную выстрелом дыру в пальто. - "А как же! Ведь вещь испорчена! Вещь... А если бы кто-нибудь из них выстрелил раньше?!".
Пока Роман сноровисто обыскивал убитых, затем коротко приказал Лешеку - "Забирай автоматы!" - девочка все так же стояла и рассматривала дырку в новеньком сукне, будучи не в силах тронуться с места на разом ослабевших ногах...
- Что, пришла в себя? - окликнул ее Роман. Нина вскинула голову, на секунду закусила губы и сделала неуверенный шаг вперед, затем еще один.
- Все в порядке, - поспешила она успокоить товарищей.