Четыре дороги сходились крестом
Вблизи небольшого селения.
Развесистый Дуб охранял место то
И вел своё летосчисление.

Когда всё вокруг затихало, заснув,
Не слышно, ни скрипа, ни пенья,
Тяжелые веки устало сомкнув,
Тот Дуб отдавался виденьям.

С тех пор как увидел он солнца рассвет,
День каждый он помнит и вечер,
Так много прошло снежных зим, жарких лет,
И судеб прошло человечьих.

Глаза он закрыл, и пред ним на коне
Гайдук, чернобровый, бесстрашный,
А рядом сапожками мнёт первый снег,
Боярышня, солнышка краше.

Жалеет их Дуб, но не в силах помочь,
Родным её выбор не важен.
Она - богатея любимая дочь,
Он - беден, хорош и отважен.

Лишь только родителей сон одолел -
Охраны ослабло внимание,
К тому, кто всем сердцем её завладел,
Сбежала она на свидание.

Проснулся отец, растревожил весь дом,
В погоню послал свою стражу.
О том, где девица теперь с молодцом
Дуб знает, но вряд ли укажет.

Хотели они быть счастливее всех,
Но жизнь им другое сулило.
Следы выдал вновь выпавший снег,
Погоня их быстро схватила.

На север его в кандалах повезут,
На запад её, за границу,
Служанки шептались, что мужа найдут
Ей там, то ли графа, то ль принца...

Тут Дуб пробудился.
Пред ним  в вышине
Луна разливала сиянье.
Ей веткой махнул и опять в тишине
Ушел, в воспоминания.

Разбойников шайка под Дубом сидит,
А двое в кустах у дороги.
Им тройка с пригорка навстречу пылит
Ей не дождаться подмоги.

Добыча легка, даже как-то смешно ...
Но что-то не так получилось.
И красным (как будто пролили вино)
Вся грудь атамана покрылась.

Убили случайно его одного,
И шайка о нем горевала.
Они схоронили под дубом его,
Но время могилку сравняло...

Виденья идут, как прилив и отлив
Иных не затянется рана:
Здесь немцы, сначала жестоко избив,
Казнили зимой партизана.

И Дубу досталось: одиннадцать пуль
В коре его прочно застряли.
Расправился быстро немецкий патруль,
Патронов не считая.

Ещё он припомнил, как здесь вечерком
Рыдала босая девчонка.
Причина серьёзная: там за бугром,
Строптивая скрылась Буренка.

А как позабудешь того паренька:
По веткам бесстрашно он лез, всё выше.
Верил твердо, что солнце, луна
С такой высоты станет ближе.

Колхозники здесь, "червячка" заморив,
От летнего зноя спасались
И Дуб, как шатер, свои ветки раскрыл,
Их слушал, как пели, смеялись.

Он помнил, как снегом пушистым мело,
Косые дожди проливались,
Весной распускались листочки его,
А осенью все - опадали.

Я долго по пыльным дорогам ходил,
Устало в тенечке присел. И мне старый Дуб,
движением листьев, все тайны открыл -
Прошелестел.
 
Кишинев, 2001 г.