Колобаев Сергей Алексеевич : другие произведения.

След подковы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  
  
   Колобаев Сергей Алексеевич
   Г.Москва тел. 8-916-133-24-88
  
  
   "СЛЕД ПОДКОВЫ"
   ГЛАВА ПЕРВАЯ.
   ХАОС
  
  Изначально Яшка хотел дезертировать еще в 1915 году, после того, как попал под первый артобстрел. Тогда от их роты осталось, чуть больше половины. Посмотрев на изувеченных солдат, он подумал, - из полымя да в пламя. Из его сослуживцев никто не знал, что вольноопределяющийся Яков Кошельков пошел на фронт не из-за огромной любви к отчизне, а что бы замести следы и избежать каторги за свои делишки в Москве.
  Но в первый раз, втихаря проверив карманы и ранцы убитых австрийцев, Яшка изменил свои планы. Тогда его добычей стали несколько серебряных часов, два золотых кольца и немецкие марки, которые в отличие от российских денег были более надежными. Их с удовольствием скупали барыги на Хитровке. Еще больший навар ему приносили рейды в тыл противника за языком. Однажды его добычей стал багаж взятого в плен австрийского полковника. Об одном тогда пожалел Кошельков, что нет у него своей брички. Пришлось взять только самое ценное, что смогло уместиться в карманах. Кроме ценной добычи за этот рейд он получил еще и георгиевский крест. В роте не знали о пристрастии его к мародерству, и Яшка прослыл отчаянным до безрассудства солдатом, что льстило его самолюбию. Чтобы не засветиться со своим барахлишком, Яшке приходилось устраивать тайники недалеко от места дислокации роты.
  Когда в ноябре 1916 года он посчитал, что накопленного ему с избытком хватит на безбедную жизнь и пора сваливать, случилось непредвиденное. Началось наступление германцев. Во время артподготовки один из снарядов попал в развалины кирпичного лабаза, где были укрыт сидор с ценностями, и рухнувшей стеной все наглухо завалило. К тому же, не выдержав напора немцев, рота была вынуждена отступить. Радужные мечты о разгульной и сытой жизни приказали долго жить. Не добавляла радости и набухшая от непрекращающихся дождей шинель, ставшая словно пудовой. Тоску нагоняла не столько хлюпающая глинистая жижа в окопах, а то, что в последнее время перестал командир роты вызывать добровольцев для рейда в тыл противника. Этим теперь занималась команда разведчиков, находившаяся в подчинении штаба корпуса.
  Когда пасмурным ноябрьским утром Яшку вызвали в блиндаж, и командир роты предложил ему отправиться на курсы разведчиков-диверсантов, тот с радостью согласился. Забрезжила надежда сорвать жирный куш и наконец-то вернуться в первопрестольную. К тому же навыки разведчика-диверсанта, Яшка посчитал не лишними в той жизни, которую он вел раньше и не собирался прекращать в дальнейшем.
  
   Апрель 1917 год
  Барон Корт Федор Михайлович прибыл в Могилев, где находилась ставка верховного главнокомандующего поздно вечером. Барон Корт происходил из древнего, но бедного рода. Его предок Густав Корт появился в России еще в эпоху Петра, где надеялся сделать военную карьеру, но - увы, фортуна ни к нему, ни к его потомству не была благосклонна.
  Все мужчины в этом роду не в состоянии были достичь высот в служебной карьере выше секунд-майора. Исключение составил лишь Федор Михайлович. Он с юношеских лет был склонен к авантюрным поступкам. В 14 лет юноша сбежал из дома и попытался пробраться на шхуну, которая должна была отправиться в экспедицию к берегам Австралии, но был задержан и отправлен домой. Даже повзрослев, барон не изменился. Так в 1900 году он оказался в рядах буров, сражавшихся за независимость Оранжевой Республики на юге Африки. После боев за Блумфонтейн Федор Михайлович оказался с искалеченной ногой и пригоршней крупных алмазов на потрепанной шхуне, следовавшей в Одессу. Так же в его багаже оказался бесценный опыт ведения партизанской войны, которую по большому счету и вели буры. Несмотря на раненую ногу, барон дослужился до генеральского чина. Его идея о создании в Русской армии диверсионных подразделений не находила поддержки руководства армии. Отчасти причиной послужили народные волнения в 1905 году. Обучать диверсионным навыкам простолюдинов в годы активизации революционного настроения посчитали опасной затеей. Лишь в 1914 году, с началом войны, Федор Михайлович нашел применение своему опыту. Он организовал обучение среди кубанских пластунов, из которых были созданы батальоны, которые успешно действовали в Карпатах. Воодушевленный их успехами, барон на свои средства в своей усадьбе создал диверсионную школу. Одним из первых генералов, поддержавших эту инициативу, был Деникин Антон Михайлович, бывший в ту пору командиром 4-й стрелковой бригады. Их взаимные симпатии к весне 1917 году переросли в дружеские, доверительные отношения. Федор Михайлович с радостью воспринял известие о назначении начальником штаба ставки генерала Деникина.
  
  Когда в кабинет, слегка прихрамывая, с неизменной тростью зашел барон Корт, Деникин радостно вышел из-за стола и направился навстречу дорогому гостю. Сразу же после обмена стандартными фразами барон перешел к делу.
  - Антон Иванович, помощник министра передал мне, что Вы желали со мной встретиться.
  - Проходите, Федор Михайлович. Искренне рад Вас видеть.
  Они прошли к столу.
  - Присаживайтесь. Сигару? Коньяк? Мадера?
  - Спасибо. Пожалуй, от рюмки коньяку не отказался бы.
   Деникин, достав из резного шкафа бутылку темного стекла, разлил по бокалам тягучую янтарную жидкость.
  - Французский, остался от старых запасов. Если не секрет, чем закончилась встреча с Гучковым?
  - Денег нет.
  -Я так и думал. Финансовое положение катастрофическое. Даже нет денег на то, что бы накормить и одеть солдат.
  Барон с удовольствием, подержав во рту коньяк и насладившись букетом напитка, сделал глоток и с грустью произнес.
  - К сожалению и мои финансовые возможности не безграничны. Придется последний поток готовить по сокращенной программе и закрывать курсы.
  - Очень, очень жаль. Организованные Вами курсы, это единственное место, где готовят диверсантов и разведчиков для армии. Но не будем тратить время на пустые разговоры. У меня к Вам есть огромная просьба.
  - С удовольствием сделаю для Вас то, что в моих силах.
  - По договоренности с Германской стороной к нам направляется по линии красного креста поезд, что бы забрать раненых и больных военнопленных.
  - Замечательно. Своих кормить и лечить не на что. Но какое отношение я имею к этому.
  - У нас есть информация, что забота о военнопленных это лишь прикрытие. Основная задача переброска в Россию из Швейцарии группы большевиков во главе с господином Ульяновым.
  Барон Корт, не смотря на свою выдержку, не удержался и выразил удивление.
  - Ради Ульянова городить этот огород?
  Деникин не разделял подобного легкомысленного отношение к партии большевиков.
  - Мир, земля крестьянам, фабрики рабочим. Каково? Гениально. Коротко и ясно. Ульянов с его популистскими лозунгами для России страшнее целой армии. Если он появится в Петрограде и осуществит задуманное, отречение государя покажется милой нелепицей.
  - Я все понял. Что сделано?
  - На пути следования работают две группы. Обе за линией фронта.
  - Что нужно от меня?
  - Последнее время у нас происходит утечка информации. Мы над этим работаем. Кроме плана дислокации наших войск в Галиции к противнику попал прошлогодний приказ о распределении ваших выпускников по войскам.
  - Считаете, что информатор имеет отношение к моей школе?
  - Федор Михайлович, сами делайте выводы. Но вернемся к нашим баранам. Нужно подстраховать наши группы.
  - Возможна их ликвидация?
  - Все может быть. Нужна группа, о которой не будет никто знать.
  - Когда ожидается прохождение поезда?
  - Четырнадцатого апреля.
  - Это нереально. За трое суток подобрать людей и перебросить их за линию фронта.
  - Они будут работать на нашей территории. Проблема в том, что ни у кого не должно возникнуть подозрения, что к этому причастно правительство.
  Антон Иванович развернул большую карту на столе.
  - Не доезжая до Вязьмы, эшелон будет вынужден остановиться для заправки вот на этом полустанке. Заречье.
  - Н-да... Заречье... Место тихое. Новые люди сразу же привлекут внимание.
  - Не такое уж оно и тихое. В версте от станции на тупиковой ветке стоит эшелон с резервным полком. Его вывели с фронта. Солдаты полностью деморализованы большевиками. Они расстреляли паровозную бригаду, и теперь не могут оттуда выехать. Половина из них разбежалась, остальные бузят, занимаются грабежами в округе.
  - Списать гибель Ульянова на пьяных солдатиков... Ну что же, интересно.
  - К тому же, большевитски настроенных.
  - Будем думать. Мне будут нужны штабс-капитан Красильников, контрразведка Западного фронта и поручик Болшев, корпус Брусилова.
  - Сегодня же откомандируем. А достаточно двоих?
  - Ну и еще, на всякий случай, стрелка я из своих курсантов подберу.
  
  После отречения от престола императора Николая второго в России началась эпоха смутного времени. В государственной думе многочисленные партии и фракции погрязли в дебатах и словоблудии. Созданное Временное правительство было вынуждено делить власть с многочисленными Советами, которые были созданы не только в крупных городах, но и в действующей армии. Находящееся в эмиграции руководство РСДРП во главе с Лениным рвалось в Россию, что бы использовать ситуацию для захвата власти. По мнению германского командования, это привело бы к полному параличу власти в России.
  
  В библиотеку, где за массивным письменным столом сидел барон Корт, предварительно постучав, зашел один из преподавателей курсов, плотный мужчина в военном френче без знаков различая.
  - Разрешите, Ваше превосходительство.
  - Проходите, Сергей Матвеевич. Присаживайтесь.
  Преподаватель прошел к столу. Барон без ненужных предисловий обратился к нему.
  - Вы знаете курсантов. Мне нужен хороший стрелок. Даже не просто хороший, а классный.
  - Есть такой, Кошельков... Но...
  - Вас, что-то смущает?
  - Он прекрасно владеет всеми видами оружия. Работает с обеих рук.
  - Это и нужно.
  - У него обостренное честолюбие, я бы даже сказал, болезненное.
  - В чем это заключается?
  - Стремление быть храбрее всех, сильнее всех. До курсов, в Галиции за храбрость даже был награжден Георгием.
  Барон с неподдельным удивлением посмотрел на преподавателя и решил прояснить прозвучавшее в его словах сомнение.
  - Прекрасная характеристика. Не понимаю, Сергей Матвеевич, что Вас смущает?
  - Меня смущает непредсказуемость его поведения и поступков.
  Барон, улыбнувшись, успокоил своего сотрудника.
  - Ничего, ему предстоит поработать в группе Красильникова. Тот его быстро приведет в чувство. На сборы час.
  - Слушаюсь.
  - И еще. Доведите до сведения этого Кошелькова, что успешное выполнение задачи будет служить ему выпускным экзаменом с присвоением офицерского звания. Пусть это будет для него стимулом.
  
  Стараясь не попадаться никому на глаза, трое мужчин обошли черный остов паровоза со стороны станционных лабазов. Один из них, Митя Болшев больше походил на подростка-простолюдина, чем на члена диверсионной группы. Невзрачный 18-летний худенький парнишка, одетый в железнодорожную куртку, потрепанные брюки с сумкой через плечо, из которой выглядывали кипы газет не вызывал у окружающих чувства настороженности и опасности.
  Старший в группе Красильников Михаил Лукьянович, 35-летний мужчина плотного телосложения в солдатском обмундировании без погон походил на бесцельно скитающегося дезертира, коих в то время можно было встретить повсеместно.
  На дезертира так же смахивал и приданный группе в качестве стрелка 30-летний Кошельков Яков. Он был слегка сутул, временами в его поведении проскальзывали блатные замашки. Это выражалось в тягучих нотках при разговоре и в манере жестикуляции крупными и могучими руками.
  Когда троица остановилась, Красильников, выглянув из-за паровоза, внимательно осмотрел место. Немного подумав, он стал отдавать распоряжения.
  - Кошельков, обживай водонапорную башню. Оттуда хороший обзор. Где бы не встал эшелон, он у тебя будет, как на ладони.
  - Что толку от обзора? Мне винтарь нужен, тогда и от обзора будет толк.
  Красильников сурово оборвал Кошелькова.
  - Возьми за правило, не перебивать старших. На станции бродят солдаты, отберешь из них парочку с винтовками и расположись рядом с башней.
  - Они, что бараны на веревочке? Расположись...
   Красильникова начала раздражать строптивость стрелка. Он, еле сдерживаясь, повторно одернул Кошелькова.
  -Повторяю еще раз! Не перебивай. Ты здесь находишься лишь, лишь в качестве стрелка и будь любезен, выполнять только то, что я тебе прикажу. А все свои мысли и сомнения оставь при себе! Понял? Не слышу.
  - Так точно. Только из непрестреляной винтовки хорошо в небо палить.
  - Прокачай владельца про ее особенности... Так, ненавязчиво затей разговор.
  
  Красильников снял с плеча солдатскую котомку и достал из нее две бутылки с самогоном и кусок сала, завернутый в тряпку. Все это он передал Кошелькову.
  - За этим пряником пойдут, кто хочешь и куда хочешь.
  Тот сразу повеселел и, потерев нос, довольно пробурчал.
  - Вот это другое дело, это по мне.
  - Не вздумай сам набраться. Ты должен быть трезвым. Запомни, вот в этой бутылке подмешано снотворное. Его нальешь солдатикам только тогда, когда подойдет эшелон. Потом займешь исходную позицию на башне. Огонь открывать только по сигналу Болшева. Он повернет свой картуз. Нас интересует господин Ульянов, он же Тулин, он же Ленин.
   Красильников достал фотографию Ленина и передал ее для ознакомления, параллельно характеризуя изображенного на ней господина
  - Из интеллигентной семьи, Окончил Казанский университет. Один из руководителей Российской социал-демократической рабочей партии.
  Михаил Лукьянович определил задачу Болшеву, которому отводилась главная роль в проведении акции.
  Митя, ты работаешь у вагона. В зависимости от ситуации или сам, или подаешь сигнал Кошелькову. Сбоя не должно быть.
  - Сделаем.
  - После операции встречаемся у кладбища, рядом с дорогой на Вязьму.
  Кошельков не удержался и высказал свое мнение.
  - Стремно. Если, что, то в первую очередь нас на дороге и будут искать. Уходить нужно по реке.
  Красильников с любопытством посмотрел на стрелка. Тот прояснил свое предложение.
  - Там, за элеватором проселок идет к реке. Раньше у мостков всегда пара лодок была.
  Версты три вниз по течению и по Духовщинскому тракту до Вязьмы.
  Болшев поинтересовался у Кошелькова.
  - Ты местный?
   Тот ответил уклончиво, явно не желая вдаваться в подробности.
  - Так, приходилось бывать.
  Красильников подвел итог импровизированного совещания
  - Добро, так и сделаем. Тогда встреча у элеватора.
  
  На краю леса рядом с брезентовым шатром от затухающего костра поднимался легкий дымок. Рядом на сбитом из досок столе были разложены черепки, бесформенные фрагменты железных изделий, покрытых толстым слоем ржавчины.
  Невдалеке от бивуака, у склона глубокого оврага Болшев Николай Савельевич, профессор археологии, стоя внутри небольшого разрытого котлована, аккуратно щеткой смахивал землю с обломка чернолощеного кувшина. К своим пятидесяти годам он в мире историков и археологов приобрел известность благодаря одержимости в поисках доказательств собственных версий истории. Подчас они шли вразрез с общепринятыми догмами. В этой предпринятой им весенней экспедиции ставилась задача найти следы средневекового Литовского тракта, который, по мнению ученого, существовал за много лет до прокладки, так называемой старой Смоленской дороги. В этих поисках ему помогали его дочь, Оля, 17-летняя девушка и нанятый в качестве чернорабочего парнишка с московской заводской окраины Чернышев Андрей. Старательный 18-летний паренек требовал постоянного присмотра. Своим стремлением копать глубже, шире и быстрее он мог нанести непоправимый вред возможным бесценным находкам. К тому же энергии Андрею придавала явная симпатия к Оле, которую он неумело пытался скрыть.
  Николай Савельевич тщательно протер стекла очков и еще раз внимательно осмотрел изящно выгнутый фрагмент древней керамики. Словно ребенок, он не мог скрыть своего восторга.
  - Потрясающе! Даже фрагмент орнамента есть... Очень похоже на начало шестнадцатого века, очень...
  Ольга, смахнув капельки пота со лба, поправила косынку и посмотрела в сторону отца.
  - Пап, теперь то можно делать заявку на проведение раскопок?
  - Мы еще не нашли подтверждения, что именно здесь проходил древний литовский тракт.
  - Ты же сам говорил, что, судя по ландшафту, здесь мог находиться постоялый двор. Остатки угля, керамика...
  - Это может иметь отношение к простому поселению. Нам нужны находки, подтверждающие нахождение здесь тракта.
  
  Николай Савельевич оглянулся на Андрея, который с силой пытался лопатой отбросить в сторону большой и толстый пласт земли и тут же закричал на него.
  - Что ты делаешь? Ты с ума сошел?
  Чернышев сразу же остановился и с полным непониманием такой паники попытался оправдаться.
  - Я,...это,...хотел дальше копать. Вдруг то, что вы ищите, там.
   Профессор, с трудом сдерживаясь, в очередной раз, стал объяснять излишне активному пареньку принцип проведения раскопок.
  - Андрюша, я же объяснял, нужно аккуратно снимать грунт слоями не более дюйма. Аккуратно...
  - Я хотел, как лучше.... Что б быстрее.
  Николая Савельевича отвлекла дочь.
  - Пап, смотри, что я нашла.
  Оля подошла к отцу и протянула ему продолговатый предмет. Тот кисточкой счистил землю с предмета и внимательно стал его рассматривать.
  - Похоже, удила, литье. Это уже кое-что. У простых крестьян таких не было. Так, давайте прервемся, перекусим. Андрюша, сходи за водой, промоем находки.
  Ольга тоже выразила желание прогуляться к реке и освежиться.
  - Я тоже схожу к реке, умоюсь.
  
  Запыхавшийся Красильников через оконный пролом забрался внутрь заброшенной кирпичной постройки, где его ожидал Болшев. Михаил Лукьянович отдышался и осторожно выглянул наружу, еще раз осмысливая сложившийся в голове план действий.
  - Учти, если все пойдет наперекосяк, я создаю отвлекающий фактор. Сразу же уходи.
  - Что за фактор?
  - За вон теми лабазами бочки с мазутом.
  Митя выглянул и внимательно посмотрел в указанную сторону.
  - Понял. Должно хорошо полыхнуть.
  - Да и дымок не помешает.
  Болшев с полуслова понял замысел и в большей степени, для порядка, поинтересовался.
  - Ветер?
  Красильников его успокоил.
  - Правильный ветер. Меня больше волнует Кошельков.
  - Вроде бы пока работает в цвет.
  - Вот именно, пока...
  
  Кошельков с двумя солдатами, Семеном и Никифором, с которыми он познакомился у кузни, сидел на сваленных бревнах у водонапорной башни. Свои винтовки солдаты положили рядом. Здесь же сивая кобыла, впряженная в телегу, хрустела прелой соломой, которую ей подкинул по-хозяйски Никифор.
  Никифор с его крестьянской хваткой и непомерной дотошностью слыл в роте страшно недоверчивым и подозрительным ко всему, что не поддавалось его пониманию. И сейчас он насторожено отнесся к приглашению невесть откуда появившемуся солдатику, посидеть и выпить. С толку сбил его Семен, который с утра увязался с ним поехать к местному кузнецу, что бы сменить подковы на задних копытах у кобылы. - Куда торопиться? Давай посидим, смотри, весна, солнышко, как греет... Эти незатейливые доводы смогли убедить недоверчивого Никифора.
  
  Перед ними на чурбаке лежало крупно нарезанное сало с черным хлебом, рядом стояла уже наполовину опорожненная бутылка с мутным самогоном. От выпитого языки развязались, и уже казалось, что они знают друг друга сто лет. Нескончаемые байки бывалого солдата Яшки создавали доверительную атмосферу. Семен старался не уступать тому. - ... И я его, ротного почитай версту на себе пер, думал раненый. А он, зараза, пьяный был в стельку. Правда, за свое спасение, ну и что бы про пьянку помалкивал, одарил меня часами...
  Семен продемонстрировал серебряные карманные часы на цепочке и сразу же убрал их назад в карман. Кошельков всю голову сломал, что бы повернуть разговор в сторону обсуждения винтовок, которые лежали рядом.
  - Это что, передо мной на фронте германцы постоянно шапку ломали.
  Семен заинтересовался и, усмехнувшись, спросил.
  - Это как же?
  - У моего винтаря прицел сбит был, метишься в грудь, а попадаешь аккурат в шапку. Получалось, вроде, как они передо мной шапки долой. Пока не приспособился, раза три так было.
  - А у моей винтовки боек чуть вбок бьет. То стреляет, то никак, хучь плачь. Да еще в самый, что ни подходящий момент.
   Кошельков поинтересовался у молчавшего Никифора.
  - А у тебя, Никифор, есть на винтарь жалобы?
  Неожиданно на внешне невинный вопрос запьяневший солдат отреагировал достаточно агрессивно.
  - У меня справная винтовка, у меня вообще все справное. Что это ты все выспрашиваешь? Может тебя в полк, в комитет к Назаренко спровадить?
  Семен попробовал остудить пыл недоверчивого однополчанина.
  - Никифор, что ты к человеку цепляешься? Яшка со всей душой,... угощает. А ты...
  Но тот и не думал успокаиваться, а наоборот встал и взял винтовку.
  - То-то и оно, угощает. Интересно, с какой радости? Ты, Семен, когда лазарет пощипали, много кого спиртом угощал? А он у тебя был! Что не так? А этот кормит, поит, лапшу нам на уши вешает... У трех германцев шапки посшибал... Скольких же ты наповал уложил?
  Кошельков в негодовании со злом прищурил глаза
  - Скольких? Да, почитай с десяток зажмурились.
   Никифор взял винтовку наперевес.
  - Я в окопах с четырнадцатого года, а за мной только два германца. Врет он все. А вот зачем врет, мы сейчас в полку и узнаем. А ну вставай!
   Семен искренне расстроился, видя, что посиделки подходят к концу.
  - Никифор, да хватит тебе! Так хорошо сидели...
  - Не лезь!
  Никифор ткнул дулом винтовки в плечо Яшки.
  - Вставай, пойдем... Ну!
  Кошельков, сжав от злости зубы, с неохотой медленно встал.
  
  Андрей, помахивая пустым ведром, и Ольга спускались вниз по тропе, ведущей к реке. Девушка, лукаво косясь на парнишку, кокетливо поинтересовалась.
  - Признайся, ты сюда поехал из-за меня?
  Андрей зарделся и с напускным безразличием ответил.
  - Очень надо. Просто в Москве работы нет, а шамать хочется. Так бы поехал я черепки копать. Еще если бы сокровища какие попались, а так...
  Ольгу возмутило подобное отношение к поискам.
  - Эти черепки для истории не менее ценны, чем золотые изделия.
  - Что бы найти эти обломки, пришлось столько земли перелопатить... Вот был бы такой агрегат, который бы указывал, здесь черепки, а здесь ваза золотая с каменьями. - Размечтался Чернышев.
  - Есть такие люди, которые интуитивно чувствуют, что в таком то месте что-то есть. Вот если бы с нами Митька был, мы бы этот постоялый двор и тракт быстрее нашли. Знаешь, какая у него потрясающая интуиция?
   Андрей, стараясь скрыть ревнивые нотки в голосе, поинтересовался.
  - Митька, это кто?
  Ольга, прекрасно понимая смысл вопроса и стараясь подразнить Андрея, ответила уклончиво.
  - До войны его папа постоянно с собой брал в экспедиции и прочил ему блестящее будущее, а Митька в четырнадцатом году взял и сбежал на фронт.
  - Что значит сбежал?
  Ольга с явной гордостью за неизвестного Митю, пояснила.
  - Ему тогда было шестнадцать лет. Зато сейчас он поручик, у него два Георгия. А папа про него и слышать не хочет, говорит, что он предал науку.
  - Подумаешь, интуиция... Может быть она и у меня есть. Просто я и сам этого не знаю.
  
  Когда они подошли к берегу, и Чернышев набрал ведро воды, Ольга с вызовом предложила ему.
  - А давай проверим, есть ли у тебя интуиция.
  - Только надо найти нормальное место.
  - А здесь, чем плохо? Если предположить, что на самом деле рядом проходил литовский тракт, то здесь мог быть водопой или переправа...
   Андрей завелся, он поставил под куст ведро с водой и, потирая руки, огляделся.
  - Сейчас,... я только сосредоточусь...
  Он прикрыл глаза и начал медленно поворачиваться, ища направление, в котором нужно двигаться. Ольга с улыбкой наблюдала за ним. Затем она сорвалась с места и, подойдя к кусту, росшему рядом, отломила две веточки. Ольга протянула их Андрею и пояснила.
  - Я упрощу тебе поиск. Дам тебе в помощь лозу.
  - Лозу? Зачем?
  - Смотри, берешь в руки две веточки... Да, не так! Не зажимай их. Они должны свободно лежать в руках.
  - Ну, и что дальше?
  - Идешь в нужном направлении. Если прутики начнут вроде бы сами собой двигаться и перекрещиваться, значит, в этом месте что-то есть.
  - Да ерунда все это.
  - Ничего не ерунда. Это древний метод искателей сокровищ.
  Андрей начал медленно идти вдоль берега. У небольшого песчаного всхолмья прутики вдруг ожили, начали шевелиться и уверенно пересеклись.
   Чернышев с изумлением посмотрел на Олю.
  - Пересеклись...
  - Вот видишь! Здесь что-то есть.
  Чернышев в азарте поиска схватил валявшийся на земле сломанный сук и начал им обрушивать край поросшего жухлой травой берега. Он стал легко поддаваться. Из песчаного грунта показался ржавый остроконечный шлем с, будто вложенным внутрь черепом. Андрея остановила Ольга.
  - Остановись, не трогай. Нужно папу позвать...
  
  Чернышев сделал два шага в сторону и неловко наступил на край берега, который с шумом и брызгами обрушился в реку. Среди песка показались несколько костей и темный продолговатый предмет, похожий на обрезок трубы. Андрей поднял предмет и начал с любопытством его рассматривать. К нему присоединилась Ольга. Андрей обратил ее внимание на рельефный рисунок на корпусе.
  - Смотри, вроде, как зверь какой то...
  - Лев, стоящий на задних лапах.... Скорее всего это чей-то герб... Бежим к папе.
  
  Николай Савельевич, сидя за столом, через увеличительное стекло рассматривал очищенные удила. Увлеченный своим занятием ученый обратил внимание на ребят только, когда они, тяжело дыша, опустились рядом с ним на самодельную скамью. Не увидев ведра, он недовольным голосом спросил у Андрея.
  - А где вода?
  - У реки забыли...
  - Я воду жду, а он ее у реки забыл...
  Отдышавшаяся Ольга воскликнула.
  - Какая вода? Смотри, что мы нашли!
  Болшев взял из рук дочери находку и сначала равнодушно стал ее рассматривать. Но почти сразу же равнодушие сменилось восторгом. Не веря своим глазам, он взволновано протер стекла очков и вновь начал рассматривать цилиндр.
   Ольга, с трудом сдерживая ликование, поинтересовалась.
  - Ну что?
  Андрей подсказал ученому.
  - Там сбоку еще лев есть.
   У Николая Савельевича от волнения даже голос дрожал.
  - Где,... где вы его нашли?
  - Это все Андрюшка, там у реки...
  Андрей торжествующе дополнил.
  - Там еще шлем есть и кости с черепом.
  - Вот оно, доказательство того, что именно здесь проходил литовский тракт!
   Андрей, кивнув на цилиндр, поинтересовался.
  - А что это такое?
  - Футляр для грамот, писем. Похоже серебряный. А лев, стоящий на задних лапах, герб князей Курбских. Николай Савельевич осторожно кисточкой очистил торец цилиндра от земли. - Залит воском... Там, скорее всего, документ.
  Андрей нетерпеливо предложил.
  - Давайте откроем?
  - Ты что? Только в лабораторных условиях! Это может быть письмо из переписки Ивана Грозного и Андрея Курбского.... Сенсационная находка... Теперь можно и делать заявку на полноценную экспедицию сюда...
  Ученый вскочил и устремился в сторону реки. Через несколько шагов он оглянулся и в нетерпении позвал стоявших ребят.
  - Что встали? Показывайте, где вы это нашли...
  Андрей и Ольга направились вслед за историком.
  
  Разъяренный Кошельков, стоящий напротив солдат, скинул с левого плеча шинель и показал находившийся на гимнастерке георгиевский крест, блеснувший на солнце тусклым серебром.
  - Вру? Мне Георгия за вранье дали? - Он рывком распахнул ворот гимнастерки, чтобы стал виден шрам на груди. - И осколок германский меня цепанул, что бы легче было лапшу на уши вешать.
  Кошельков, войдя в раж, вырвал винтовку у растерявшегося от такого напора Никифора и замахнулся на него прикладом.
  - Как дал бы! Я к ним со всей душей,... дай думаю, с фронтовиками свой день рождения отмечу, а не с шантрапой вокзальной. А он...
  Семен попытался восстановить былую дружелюбную атмосферу.
  - Мужики, хватит вам, так хорошо сидели.
   Никифор, понимая, что немного опростоволосился, стал оправдываться.
  - Так я, это... не знал, что,...это день рождения... Думал...
  Кошельков понемногу стал успокаиваться.
  - Думал он... Ладно, проехали... Наливай, служивый.
  Троица вновь уселась на бревна. Семен разлил самогон по алюминиевым кружкам и удовлетворенный вернувшимся миром, протянул свою кружку к Кошелькову.
  - Ну, с днем рождения!
  Сконфуженный Никифор немного нелепо попытался сделать вид, что ничего не произошло.
  - Раньше не знали, даже подарить нечего.
  Не успели они выпить, как послышался паровозный гудок и звук подъезжающего поезда. Солдаты с удивлением, словно сговорившись, одновременно повернулись в сторону раздавшихся звуков. Кошельков в этот момент незаметно для них толкнул ногой стоявшую на земле бутылку, которая опрокинулась, и остатки самогона вылились на землю.
   Никифор, не переставая смотреть в сторону приближающегося эшелона, предложил Семену.
  - Смотри-ка поезд. Может к нашим сбегать, конфискуем паровоз, да и двинем отсюда.
  Кошельков, как бывалый человек, предостерег их.
  - Чудило, радуйтесь, что сидите здесь и про вас забыли. А тронетесь отсюда, отловят, доукомплектуют и опять в окопы.
   Семен его полностью поддержал.
  - Ты, Никифор, не того,... волну не гони. Еще недельку здесь побузим, и лично я к себе в деревню, аккурат к пахоте. - Он, заметив упавшую бутылку, неподдельно расстроился.- Ах, ты черт! Косорыловка накрылась!
   Но Кошельков вальяжно, по купечески, его успокоил.
  - Ни че! У меня еще есть...
  Он жестом фокусника достал из своего сидора бутылку и сразу же начал разливать по кружкам. Никифор попытался сдержать его рвение побыстрей напиться.
  - Яш, куда ты гонишь?
  - А чего тянуть. Давай! - Кошельков протянул кружку, что бы чокнуться и ухарски произнес. - За то, что бы пахалось, пилось и пихалось, а не в окопах сиделось и вонялось! Га-а-а...
   Семен радостно поддержал прозвучавший тост.
  - Сказал, так сказал! За это грех не выпить...
  Когда Яшка и Семен начали выпивать. Никифор помедлил, косясь на Кошелькова, и заметил, что тот, опустив кружку, вылил содержимое. Никифора это сильно насторожило, и он повторил Яшкин маневр.
  
  Пока Андрей, присев, раздувал почти потухший костер, Николай Савельевич и Ольга, сидя за столом, внимательно изучали разложенные находки, шлем, полусгнивший меч, наконечники стрел и остатки кольчуги.
   Историк не мог придти в себя от радости такого спонтанного открытия.
  - Такая удача выпадает раз в жизни... Найти воина шестнадцатого века в полном снаряжении, да еще с письмом.
  Андрей поддержал разговор.
  - Жалко меч и остальное все погнило...
  Николая Савельевича возмутило это замечание.
  - Погнило? Да, если учесть нахождение в земле на протяжении почти четырех столетий, они находятся в потрясающем состоянии.
  Вдруг он замер и прислушался. Ольга и Андрей, глядя на него, тоже замерли. Вдалеке послышался гудок паровоза.
  Тихо, словно боясь спугнуть удачу, Николай Савельевич произнес.
  - Поезд... Кажется в сторону Востока... Откуда он появился? Это перст судьбы...
  Срочно сворачиваем лагерь! Пакуемся! Если мы на него успеем, уже завтра будем в Москве. С такими доказательствами мне не посмеют отказать в экспедиции.
  Ольга остудила его пыл.
  - Пап, мы не успеем собраться.
   Но тот, не слушая ее, начал собираться.
  - Должны успеть! Чем раньше я окажусь в Москве, тем раньше вернусь сюда... Сезон раскопок, он такой короткий!
   Андрей в растерянности стал размышлять.
  - Пока в деревню за телегой, пока все свернем...
  Но историк и слушать не хотел.
  - До станции быстрее пешком добежим. Берем только экспонаты, которые уместятся в моем саквояже, остальное сворачиваем и прячем здесь.
  Ольга в недоумении переспросила.
  - Оставляем здесь?
  - Ничего страшного. Место здесь тихое, за все время никого здесь не было. Как бы не сложилось, я через неделю, максимум через две вернусь.
  
  Вагоны, лязгая буферами, с натуженным скрипом остановились напротив станционных построек. Сразу же из вагона с красным крестом выпрыгнул на землю мужчина крепкого телосложения в белом халате и насторожено оглядел пустынный полустанок. К нему подошла бабулька с узелком в одной руке, второй она держала за руку маленькую девочку. Она с любопытством спросила у санитара.
  - Милок, это откуда же поезд? Почитай месяц ни одного не было. Все война, будь она трижды проклята. Но мужчина, словно не слыша, не реагировал на ее вопрос, и она спросила громче, думая, что тот глуховат. - Милок, так откуда поезд?
  Санитар вынуждено ответил на ломаном русском языке. - Я не понимает.
   Бабулька, осознав, что перед ней немец, перекрестилась.
  - Германец, ой, господи, не к добру это... Солдатики пьяные все. Как прознают, что германцы тут... Ой, Господи....
  Она, чуть не волоком таща за собой внучку, торопливо удалилась, временами озираясь.
  Санитар, посмотрев по сторонам и убедившись в спокойной обстановке на станции, обернулся назад и подал знак кивком головы.
  Из вагона вниз по откидной лестнице спустился еще один немец в черном костюме и следом за ним человек, который был изображен на фотографии у Красильникова. Он ловко грыз семечки и сплевывал шелуху на землю себе под ноги.
  
  Кошельков покосился на откинувшихся спиной на стену башни солдат. Убедившись, что они спят, он встал, склонился над Семеном и достал у него из кармана часы. Яшка начал выпрямляться, но в это время ему в спину уперлось дуло винтовки, которую держал в руках Никифор, который неожиданно оказался у него за спиной.
  - Не дергайся, именинник. Поднимай ручки, и пойдем.
   Кошельков повернулся.
  - Служивый, ты чего, белены объелся?
  - Ага, я ей закусывал твое пойло. Думаю, что это он сам не пьет?
  Кошельков судорожно начал думать, как выкрутиться из щекотливой ситуации, в которой он оказался. Главное, нужно было усыпить бдительность солдата.
  - Никифор, я тебе сейчас все объясню.
  Но тот был настороже и готов выстрелить в любое мгновение.
  - Ты не мне, ты Назаренко объяснишь. Он любит байки послушать, перед расстрелом.
   Кошельков использовал свой любимый финт. Он сделал вид, что кого-то увидел за спиной солдата и с видимым облегчением произнес.
  - А вот и он, легок на помине. Он весело крикнул за спину своего противника. - Назаренко! Иди сюда, успокой Никифора.
  Никифор на долю секунды обернулся, но этого времени Кошелькову оказалось достаточно, что бы резким движением вырвать винтовку и ударить прикладом в голову недотепе. Тот рухнул на землю.
   Кошельков прокомментировал свой удачный маневр.
  - Фу-фу с фраером окопным прокатило на ура.
  От выпитого самогона у Яшки появился кураж, которого он не ощущал в себе уже достаточно давно. Он приподнял находящегося без сознания Никифора и усадил рядом с Семеном. Посмотрев, Яшка остался недоволен картиной, и с глумливой улыбкой уложил голову Никифора на плечо Семена. Затем он снова оглядел, словно художник, композицию и нанес последний штрих. Яшка уложил руки обоих солдат в район паха друг друга. Со стороны могло показаться, что они мирно нежатся, словно голубки с нетрадиционной ориентацией.
  - Да-а, тяжело служивым без баб...
  Кошельков проверил винтовку, наличие патронов и, закинув ее за спину, начал по скобам забираться на водонапорную башню. Уже поднявшись метра на четыре, он замер. Внизу проходила бабушка с внучкой. Когда они поравнялись с солдатами, бабушка закрыла девочке глаза и плюнула в их сторону.
  - Тьфу, бесстыжие, креста на вас нет! Совсем от пьянства рассудок потеряли.
  Кошельков довольно улыбнулся и, когда бабушка скрылась за лабазом, продолжил карабкаться дальше.
  
  У входа в купе несколько немцев крепкого телосложения в военном обмундировании без знаков различия наблюдали за своим командиром, Гансом Бриллером, который через небольшую щель в занавеске изучал происходившее на улице. Стоявший у него за спиной Вилли Струг, прервал молчание.
  - Ганс, ты не считаешь, что мы свою задачу по охране объекта выполнили.
  - Рано расслабляться. Мы должны довести все до конца. К тому же здесь тихое место. Если что, мы своими силами можем эту станцию захватить без единого выстрела
  - Мне все-таки кажется, нужно закругляться. Не будут же они выставлять ликвидаторов на каждом полустанке.
  - Они владеют информацией и будут до последнего стараться уничтожить Ульянова. Кстати, к нему направляется человек.
  Вилли тоже выглянул в окно.
  - Ты имеешь в виду этого мальчишку-газетчика?
  - Мальчишки бывают разные... Всем приготовиться!
  
  Митя, сдвинув на живот сумку с газетами, направился к Ульянову, который стоял рядом с санитаром и еще одним немцем. Одна рука находилась в сумке и сжимала наган. Сухого щелчка взведенного курка практически не было слышно. В голове уже сложился план действия. После ликвидации Ульянова и его охраны, нырнуть под вагон и главное успеть скрыться за ветхим забором, который тянулся вдоль железнодорожного полотна.
  Болшев, подойдя вплотную к стоявшим людям, обратился к Ульянову.
  - Барин, не желаете газет? Последние известия из Петербурга...
   Тот не проявил интереса к новостям, а, закурив папиросу, спросил.
  - Хлопец, а подсолнухов нет?
  Митя инстинктивно начинал понимать, что образ Ульянова, сложившийся у него в голове разваливается. - Из интеллигентной семьи... Семечки... Закончил университет... заляпанные весенней грязью туфли... Руководитель большевиков и полное безразличие к газетам...
  Болшев несколько запоздало ответил на вопрос. - Семечек нет. Аккуратно сняв курок с боевого взвода, он стал отходить от вагона.
  Пьяненький Кошельков, внимательно наблюдавший с водонапорной башни за происходящим у поезда, был настроен весьма решительно. Он сжимал в руках винтовку, был готов к стрельбе, и его раздражала нерешительность Болшева. - Ну, давай.... Что тянешь?.... Жим-жим?... Специалист!
  Увидев, что Митя начал отходить от Ульянова, Кошельков прицелился и произвел выстрел. - Кажется, есть... Теперь главное унести свои ноги белые.
   Убедившись, что попал, он начал быстро спускаться вниз.
  Болшев уже отошел на несколько метров, когда услышал прозвучавший выстрел. Оглянувшись, он увидел, что пуля попала Ульянову в плечо, и тот упал. Над ним склонились немцы. Один из них сразу же выхватил пистолет и стал изучающе смотреть в ту сторону, откуда был произведен выстрел.
  Болшев быстро скрылся под вагоном.
   Из соседнего вагона выскочили Ганс, Вилли и еще несколько немцев с пистолетами в руках.
  - Стреляли с башни.
  - Вон он!
  Немцы побежали в сторону башни. Ганс, задержавшись на секунду, скомандовал санитару.
  - Этого в вагон! Перевяжи и ни шагу от него!
  Затем он побежал вслед за всеми. В стороне раздался взрыв, и все начало затягиваться черным дымом.
  
  Николай Савельевич, Ольга и Андрей быстро шли по проселочной дороге, проходившей рядом с небольшим леском. Руки историка оттягивал тяжелый саквояж, за плечами ребят были не менее легкие котомки. Николай Савельевич переживал, что бы успеть на поезд.
  - Не опоздать бы...
  Андрей посоветовал.
  - Здесь можно наискосок, через лес и выйдем прямо к станции.
  - Тоже верно.
  Они свернули с дороги в сторону леса. Пройдя несколько метров, Ольга неловко подвернула ногу. Вскрикнув, она оперлась на ствол дерева. Ее отец обернулся.
  - Что?
  - Нога.
  - Идти сможешь?
  - Смогу.
  Чернышев забрал у Ольги котомку и она, опершись на его плечо, продолжила идти, сильно прихрамывая.
  Николай Савельевич оглянулся и с раздражением посмотрел на сильно отставших Ольгу и Андрея. Немного подумав, он принял решение и сказал ребятам.
  - Я не буду вас ждать, пойду быстрее. Попробую, если получится, договориться, что бы задержать поезд. Мы не должны его пропустить!
  Андрей его успокоил.
  - Мы Вас догоним.
  Когда отец удалился, обессилившая Ольга обратилась к Чернышеву.
  - Андрюша, дай передохнуть.
  - Время.
  Чернышев повесил обе котомки на грудь и повернулся спиной к Ольге.
  - Цепляйся за шею.
  - Ты выдержишь?
  - Цепляйся!
  Девушка обхватила его шею руками и Андрей, придерживая ее ноги, начал с трудом идти.
  
  Кошельков, стараясь выглядеть спокойным, уселся в телегу и, дернув вожжи, тронул кобылу. Он с невозмутимым видом проехал мимо пяти солдат, которые подходили к водонапорной башне. Оглянувшись назад, Кошельков увидел, как они со смехом обступили сидящих в обнимку Никифора и Семена.
  - Никифор спутал Семена со своей Матреной! Га-га-га...
  - Мы и не знали, что Семен на ласку заводной!
  От дружеских толчков Никифор пришел в сознание. Он с трудом открыл глаза и, сначала ничего не понимая, обвел взглядом смеющихся солдат. Только через некоторое время к нему вернулась память и понимание того, что произошло.
  - Где он?
  Этот вопрос вызвал у окруживших его солдат неподдельный восторг и взрыв хохота.
  - Рядышком, что не видишь?
  Не обращая внимания на веселый настрой однополчан, Никифор попытался им растолковать, что произошло.
  - Солдатик, ловкий такой... опоил. У Семена часы увел, а у меня винтарь... Он оглянулся на то место, где стояла впряженная лошадь. - И кобылы, Зойки нет...
  Солдатский смех сразу стих.
  - А мы то подумали... Найдем суку! Из под земли достанем!
  - Он только что нам навстречу попался. Я еще подумал, кобыла на твою похожа...
  Выяснение всех подробностей случившегося и намечавшуюся погоню прервали прозвучавшие выстрелы. Пули высекли крошку из кирпичной кладки башни. Послышались отрывистые команды на немецком языке. Солдаты замерли, осмысливая происходящее.
  - Германцы!
  - Откуда они здесь взялись?
  Бывалые фронтовики не растерялись, пригнувшись, они рассредоточились по сторонам и, укрывшись, открыли ответный огонь.
  - Тимоха, беги в тупик за нашими!
  - Сами услышат. Сейчас все сюда привалят!
  Не ожидавшие встретить на глухой станции какого либо серьезного сопротивления немцы были вынуждены принять полноценный бой с опытным противником.
  
  Насторожено поглядывая в сторону разгоревшегося боя, Болшев выбрался из-под вагона и сразу же устремился в сторону. Его окликнул Красильников.
  - Болшев, Митя, стой.
  Болшев остановился и, озираясь по сторонам, дождался Красильникова, который, подбежав, сразу же начал интересоваться произошедшим.
  - Что случилось? Почему ты не сам, а отсигналил Кошелькову?
  - Ничего я не сигналил, он сам. Это был не Ульянов.
  Красильников замер. Он, надеясь, что ослышался, уточнил.
  - Как не Ульянов? С чего ты взял?
  - Его не интересовали последние новости из Питера. Понимаешь? Не может человек с университетским образованием, из интеллигентной семьи ходить в грязных штиблетах и лузгать семечки, как пьяный извозчик.
  - Ты хочешь сказать, нас, и не только нас, ловили на живца?
  - Точно.
  - А где же тогда настоящий Ульянов?... Кошельков двойника наповал?
  - Нет, только в плечо зацепил.
  Красильникову в голову пришла шальная мысль.
  - Надо его прокачать, он может знать, где находится настоящий.
  Митя поддержал этот рискованный план.
  - Все немцы в сторону Кошелькова рванули.
  - Нам и карты в руки.
  
  Санитар в купе уже заканчивал перевязывать плечо мнимому Ульянову, когда туда
  неожиданно ворвались Красильников и Болшев с наганами в руках. Красильников сразу же ударом рукоятки нагана привел санитара в бессознательное состояние. Перешагнув через его бесчувственное тело, Митя присел к испуганному двойнику и, наставив на него наган, задал вопрос.
  - Где настоящий Ульянов?
  - Какой Ульянов? Я ничего не знаю.
   Красильников скомандовал Болшеву.
  - Я говорил, что он не знает. Кончай его.
  Митя вдавил дуло нагана в висок Ульянову, лоб которого сразу же начал покрываться мелкими капельками пота.
  - Не надо кончать! Я,... я свой, я из плена! Они обещали меня отпустить!
   Красильников, словно не слыша его слов, стал торопить Болшева.
  - Не тяни время, кончай. Он все равно ничего не знает.
   Двойник, пытаясь доказать свою нужность, сбивчиво начал показывать осведомленность.
  - Я,.. я много чего знаю! Я слышал их разговоры. Ганс думал, что я не понимаю по немецки, а я за два года в плену... Какой то наш агент на них работает. Это он организовал переброску Ульянова и ложный след.
   Болшев сразу же ослабил нажим ствола.
  - Что за агент?
  - Не знаю. Они его называли вроде Гротом. Связь с ним через лысого официанта в Вене. В кафе "Франц".
  Митя вновь вдавил наган в висок ложного Ульянова. Тот облизал пересохшие губы.
  - Еще в соседнем купе должны быть какие то важные документы. Ганс их должен кому то передать на нашей стороне.
  Митя его ласково предупредил.
  - Если наврал, я тебя из-под земли достану.
  - Я,... да я... ей богу!
  Болшев обратился к Красильникову.
  - Время. Уходим.
  Они стремительно вышли из одного купе и тут же зашли в соседнее, где в считанные секунды перерыв все, нашли папку. Красильников бегло просмотрел документы.
  - Интересно,... очень интересно.
  Митя, осторожно выглянув в окно, напомнил.
  - Время.
  - Да, да... Делаем так. Ты забираешь документы и к барону, а я совершу вояж в Вену. Попробую разговорить лысого официанта.
  Болшев с сомнением отнесся к задумке Красильникова.
  - В Вену? В таком виде, без подготовки?
  Но тот его успокоил.
  - Время дорого. Мне до Бреста добраться, а там у меня есть надежная точка. В Вене буду франтом. Не забудь прихватить с собой Кошелькова.
  
  Край леса. Невдалеке уже стали видны строения, примыкающие к полустанку. Ольга сползла на землю со спины обессилившего Андрея. Она села рядом с лежащим на земле парнем и встревожено начала прислушиваться.
  - Там, кажется, стреляют.
  Андрей тоже насторожился.
  - Да,... стреляют....
  Ольга заволновалась.
  - Как бы с папой чего не случилось.... Андрюш, беги туда.
  - А как же ты?
  - Я боюсь за папу... А я ничего... Мне уже лучше. Я вот с этой палкой буду потихонечку сама идти.
   Андрей засомневался.
  - Он сказал, что бы я с тобой...
  Девушка оборвала его на полуслове.
  - Ты узнаешь, что там. Если что, папе поможешь, а я догоню вас потихоньку.
  Андрей был вынужден подчиниться ее настойчивости. Он встал и, сделав несколько шагов в направлении полустанка, оглянулся и посоветовал Ольге.
  - Ты лучше сиди здесь. Я быстро. Все узнаю и вернусь.
  - Беги, беги. Не тяни время.
  
  Ганс, Вилли и еще один оставшийся в живых немец, укрывшись за углом кирпичной постройки и каменной тумбы, отстреливались от атакующих солдат.
   Вилли упрекнул Ганса.
  - Я говорил, что не надо было. Трех человек потеряли.
  - Отходим к поезду.
  Немцу, укрывавшемуся за тумбой, пуля попала в грудь, и он уткнулся лицом в весеннюю лужицу. Не намного его пережили и Вили с Гансом. Их пули настигли уже у, как они считали, спасительного вагона.
  
  Николай Савельевич, появившийся из-за угла элеватора, сразу же столкнулся с Кошельковым, который привязывал впряженную в телегу лошадь к столбу.
  - Милейший, что там происходит?
  Яшка сначала замялся.
  - Там то? Да, солдатики перепились и бузят...
  - Как некстати... Мне очень нужно попасть на тот поезд...
  - Я бы не советовал туда соваться...
  - Как же быть? Я даже не за себя переживаю, а за...
  Историк не договорил, а лишь покосился на саквояж, который переложил в другую руку. Эта забота о саквояже не укрылась от внимания Кошелькова, который воспринял ее по-своему.
  Николая Савельевича очень сильно смущали звуки боя, но желание, как можно быстрее попасть в Москву пересиливало чувство осторожности. Он обратился с просьбой к Кошелькову.
  - А Вы не смогли бы меня посопровождать? У Вас и ружье есть. Я бы заплатил... А?
   Кошельков посмотрел по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии посторонних.
  - Да, запросто. Поедем, барин.
  Кошельков, пользуясь тем, что ученый направился к телеге и повернулся к нему спиной, нагнулся и поднял валявшуюся на земле старую подкову. Оглянувшийся Николай Савельевич увидел это и заметил.
  - Найти подкову, это к счастью.
  Но стоило ему вновь повернуться спиной к Кошелькову, чтобы положить саквояж в телегу, как тот с силой ударил его по голове найденной подковой. Ее Кошельков бросил на бездыханное тело ученого и с ухмылкой произнес.
  - Дарю... счастье.
  Затем Яшка затащил тело через приоткрытые ворота в здание элеватора. О трагедии напоминал лишь окровавленный берет, оставшийся лежать чуть в стороне на пожухлой траве.
  В помещении элеватора Кошельков вырвал из руки историка саквояж, который тот продолжал сжимать даже после смерти, и вытряхнул его содержимое на землю.
  Кошельков отбросил в сторону ржавый шлем и начал по очереди разворачивать небольшие сверточки. Он пришел в бешенство, когда увидел, что в куски газеты завернуты осколки старых горшков. Кошельков нетерпеливо обшарил карманы, но и там не нашлось ничего ценного, за исключением портмоне с небольшим количеством денег
  Яшка обратил внимание на выпавший из саквояжа темный цилиндр. Он покрутил его в руках и с помощью финки вскрыл. Достав из него свернутый в рулон лист потемневшей от времени бумаги, он отбросил сам футляр в сторону и, наморщив лоб, попытался разобраться, что там написано. Но его отвлек раздавшийся голос Мити.
  - Кошельков!
  Яшка на ходу сложил письмо, убрал за пазуху и недовольно ответил.
  - Иду.
  
  Измотанный Чернышев с трудом одолел подъем из глубокого оврага. Когда показался элеватор, он облокотился на ствол дерева и решил отдышаться. Андрей проводил взглядом проходивших мимо Кошелькова и Болшева, которые даже не заметили его. Кошельков, расстроенный неудачным ограблением, напевал, - Хива укроет ночкой, темною, заглушит шкаликом тоску мою... Паршивое настроение и еще не выветрившийся хмель подтолкнули его спросить у Болшева, - У тебя случаем в котомочке шкалика нет? Вспомнив, проведенную акцию и, не зная, что Ульянов остался жив, добавил, - Помянуть бы невинно убиенного...
  Болшев промолчал, не считая нужным отвечать пьяненькому Кошелькову, но тот словно не замечал настроения Мити.
  - Может все-таки на лошади. Что я зря ее достал?
  Болшев сухо, словно мальчишку отчитал его.
  - Перед тем, как предлагать, сначала подумай. Сам же говорил, что уходить нужно по реке. По лошади нас мигом просчитают.
   Кошелькова покоробил тон Болшева, и он ответил с сарказмом.
  - Слушаюсь, Ваш бродь.
  Митя одернул его.
  - Не ерничай.
  Когда они скрылись за склоном, отдышавшийся Чернышев выбрался из оврага и с трудом перешел на бег.
  Рядом с воротами элеватора он замер, увидев на земле знакомый берет.
  Он поднял его и заметил, что на руке остаются следы крови. Андрей, чувствуя неладное, позвал, - Николай Савельевич...
  Не услышав ответа, Чернышев заглянул в ворота и замер, увидев в полумраке неподвижное тело. Он вышел из элеватора на звук шагов, когда мимо, сильно хромая и неловко опираясь на палку, проходила Ольга. Она с изумлением посмотрела на вышедшего из ворот Андрея.
  - Ты почему здесь? Почему не на станции? Я сейчас чуть-чуть передохну, и пойдем.
  Андрей замялся, не зная, как сообщить Ольге о гибели ее отца. Он нашел в себе силы только тихо сказать, - Оля, не надо идти на станцию...
  - Что, значит, не надо? Нужно успеть на поезд, там папа ждет!
  - Он там не ждет,... он здесь...
  Оля по обреченному виду Андрея поняла, что произошло что-то непоправимое. Она направилась в ворота. Чернышев, опустив голову, сделал шаг в сторону, пропуская ее.
   Через мгновение Андрея резанул по сердцу ее надрывный крик.
  - Папа... Папулечка! Папа, вставай... Папочка....
  
  В небольшой заводи, скрытой густым ивняком, покачивалась лодка, привязанная к дощатым мосткам. Сюда, на берег пришли Болшев и Кошельков, который неожиданно для себя предался ностальгическим воспоминаниям. - Вон в том овражке родник. Вода в нем... Поручик, пойдем, заглянем туда, заодно попьем...
  Но Болшев был не склонен поддерживать лирический настрой Яшки.
  - Там родник, Там сеновал... Еще вспомни, где мочился. Нам уходить надо, а ты...
  Эти слова были для Кошелькова словно пощечина, лицо его закаменело. Он остановился и, еле сдерживаясь, с ненавистью смотрел на Болшева. Но тот не видел этого. Его внимание отвлекла пчела, назойливо кружившая у самого лица. Митя стал отмахиваться от нее и внешне сразу преобразился, на его лице появился неподдельный детский испуг. Кошельков угрюмо наблюдал как мальчишка, неловко махнув рукой, сбил свой картуз. Непослушные вихры усиливали ощущение того, что Митя, по сути, еще ребенок.
  Яшка с презрением подумал, - и этот сопляк командует мною!!!
  Отбившись от пчелы, Митя зашел на мостки и, положив свою сумку, стал отвязывать веревку, которой лодка была привязана. Не глядя в сторону Яшки, он скомандовал ему,
  - посмотри весла в кустах. Вряд ли их далеко уносят.
  Мрачный Кошельков с неохотой забрался в растущие на берегу кусты, и через некоторое время вернулся оттуда с веслами. Он поинтересовался у Мити.
  - А тот,... ну, капитан... Красильников где? Мы его что, ждать не будем?
  Болшев снова отчитал Кошелькова, как нашкодившего школяра.
  - Запомни, никогда в разведке не задавай лишних вопросов. Ты должен знать только то, что должен.
   Этот тон переполнили чашу терпения Кошелькова, и он завелся.
  - Понял, ваш Родь! Я никто и зовут меня Никак. Ты, конечно мальчонка шустрый, только, что же ты там заменжевался? Очко сыграло? Даже забыл мне отсемафорить...
  Привыкший за два года к военной дисциплине и жесткой субординации, Болшев был взбешен подобным хамством курсанта. Со всей строгостью, на какую был способен, Митя осадил зарвавшегося солдата.
  - Кошельков, смени тон! Ты не с торговками на базаре разговариваешь! Ты не выполнил приказ! Ты не должен был стрелять!
  Но Кошельков не собирался успокаиваться.
  - Если бы не я, этот Ульянов уже ехал дальше на паровозе!
  - С подобным отношением к дисциплине, твое место не в разведке, а в дешевом шалмане.
  Болшев, считая ниже своего достоинства продолжать базарную склоку, начал забираться в лодку и не видел, что у Кошелькова лицо перекосилось от ярости. Подобное унижение помутило рассудок Яшки, и он тяжелым веслом нанес Болшеву подряд два удара по голове, и тот завалился в лодку.
  Кошельков постоял некоторое время, остывая, и обратил внимание на лежавшую на мостках сумку Болшева. Он вытряхнул ее содержимое, его внимание привлекла папка, находившаяся среди газет. Внезапно краем глаза Кошельков заметил, что течение начинает уносить лодку. Он попытался ухватить конец веревки, но та стремительно сползла с мостков в воду, и течение понесло лодку с телом Мити в сторону крутого изгиба реки.
  
  Ольга, убитая горем, сидела у тела отца на ящике, который заботливо поднес Андрей. Слезы капали на остывшую руку отца, которую она, поглаживая, держала на своих коленях. Андрей робко тронул девушку за плечо.
  - Оля, побудь здесь, а я схожу к нашему лагерю.
  - Зачем?
  - Принесу лопату. Нужно же чем-то могилу копать.
  Ольга встрепенулась и с гневом посмотрела на Андрея, - ты, что хочешь папу похоронить здесь?
  - А что остается делать? У нас совсем нет денег. Они выгребли у Николая Савельевича все, до копейки.
  - Я не знаю, что делать, но папу мы не будем здесь хоронить. Он не бродяга... Папа ученый, его знают во всем мире... Мы должны похоронить его в Москве.
  Чернышев постоял задумчиво некоторое время и затем несколько неуверенно принял решение.
  - Поедем на той телеге, которую бросили здесь бандиты. Долго, но другого выхода нет.
  Ольга засомневалась.
  - А эта лошадь с телегой, точно их? А то получится, что мы ее украли.
  Андрей ее успокоил.
  - Точно. Я слышал их разговор. Они ее бросили, потому что боялись, что дороги могут перекрыть. Видно где-то еще что-то натворили. Не просто же так стрельба была на станции.
  
  Сидя за массивным письменным столом, Федор Михайлович изучал документы, находившиеся в папке, которую ему доставил Кошельков. Он обратил внимание на лист бумаги, отличавшийся по фактуре и по цвету от остальных документов. Бегло просмотрев его, барон заинтересовался и начал изучать древнее письмо более тщательно с помощью лупы. Параллельно с этим он слушал окончание рассказа Кошелькова, который сидел рядом на стуле.
  - ... Я там их прождал до ночи. Дольше ждать не было смысла. Они, скорее всего, погибли. Там же после того, как я Ульянова сделал, такая буча поднялась.
  Барон оторвался от изучения письма и прояснил Кошелькову, - он не стал стрелять, потому что просчитал подставу.
  - Какую еще подставу?
  - Настоящий Ульянов благополучно пересек в опломбированном вагоне Германию и через Финляндию прибыл в Питер. Тот маршрут, который вы отрабатывали, был отвлекающим. На нем в Германии сгорели еще две группы.
  - Значит, мы работали впустую? И капитан с поручиком погибли зря...
  Федора Михайловича возмутило настойчивое мнение курсанта о гибели офицеров
  - Почему погибли? Ты же не видел их трупы... Красильников и Болшев опытные специалисты и не из таких переделок выходили.
  Кошельков, потупив глаза, упрямо настаивал на своем мнении, - оно так, только и на старуху бывает проруха.
  Барон считал бессмысленным гадать на кофейной гуще и перевел разговор на древнее письмо, обнаруженное им среди документов.
  - Голубчик, а это письмо тоже было в папке?
  - Так точно. - Кошельков, не мигая, смотрел прямо в глаза барону, - я же уже говорил. Я этого германца у поезда финкой. Смотрю, у него какая то папка с документами. Думаю, дай, захвачу, вдруг, что-то важное...
  У Федора Михайловича не было причин не верить курсанту, но что-то смутное тревожило его. Возможно, древнее письмо непостижимым образом разваливало версию Кошелькова.
  - Этим документам цены нет. Только непонятно, как среди них оказалось это послание? Странно...
  Кошельков уже начал жалеть, что не выкинул это письмо, а сунул в папку.
  - А что это за послание?
  - Уникальное. Послание князя Курбского царю. Я просто не верю своим глазам...- Федор Михайлович снова увлекся изучением письма, - если подтвердится его подлинность, тебе придется отправляться в Ковель.
  Ковалев, пораженный способностью барона, не задумываясь, бросаться с головой в авантюры, попытался уточнить, - там же...
  - Да, там сейчас германцы. Но вас здесь готовят не для праздничных ярмарок на Урале. Так, что, голубчик, будь готов работать на вражеской территории.
  - А что там нужно делать?
  - Именно там покоятся останки Андрея Курбского. Я все тебе объясню, когда придет время. А пока, можешь идти отдыхать. Благодарю за службу.
  Кошельков немного замялся, но потом все же спросил.
  - Ваше Превосходительство, Вы обещали после этой операции офицерское звание.
  - Голубчик, к этому вопросу мы вернемся только после отчета Красильникова или Болшева.
  - Но, если они...
  Барон жестко прервал его фантазии.
  - У меня отсутствуют данные об их гибели. Так, что пока благодарность за службу.
  Оскорбленный подобным отношением к себе, Яшка решил хоть что-то выжать из барона, - а кроме благодарности деньжат никаких не полагается? Документы то важные, сами говорите...им цены нет.
   БАРОН усмехнулся, - Мы служим Отечеству не за деньги. Ну да ладно... герой...- он достал из портмоне несколько купюр и отдал их Кошелькову. Тот их демонстративно пересчитал и только после этого убрал. - Не жирно, но и за это благодарствуем.
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ
   ВИЗАНТИЙСКИЙ НОЖ
  
  Светлая, лунная ночь. В тишине слышен дальний лай собак, пиликание губной гармошки и невнятная немецкая речь. Вдоль кладбищенской ограды продвигались две мужские фигуры. Они подошли к пролому в стене.
  Кравшийся первым, Кошельков оглянулся назад и обратил внимание на испуганное выражение лица своего напарника, курсанта Ефима Долина, могучего деревенского парня. Яшка, как старший, не посчитал нужным посвящать того, что им предстоит ночью проникнуть на кладбище, что бы вскрыть склеп с прахом князя Курбского. Теперь его поведение стало непреодолимым препятствием для достижения цели. Кошельков надеялся сорвать на этом кладбище большой куш и на этом завершить свою военную карьеру. Как правило, саркофаги в склепах накрывались многопудовыми гранитными плитами, и Долин был необходим, что бы сдвинуть подобную преграду. Но суеверный парень уперся.
  - Не пойду я на погост! Там по ночам одни вурдлаки и упыри ошиваются.
  Кошельков со злом зашипел на него, - здравствуйте, приехали... Что же ты вообще пошел учиться на курсы? Какого черта сюда поехал? Сразу бы отказался!
  Ефим, набычившись, попытался объяснить свое поведение, - так обещали офицерское звание, да и жалование.... Вот и поблазнило.... Я же не знал, что по могилам, да по склепам лазить придется! - Он с вызовом посмотрел в глаза Кошелькову. - Воевать - пожалуйста! . А на погост.... Нет....
  Яшка, с трудом сдерживая раздражение, попытался соблазнить Долина возможными ценностями.
  - Дурында, там по моим прикидкам, рыжья должно быть немерено. Делим и разбегаемся, ты в деревню, а я на Хиву.
  Ефим наморщил лоб, - чего? Какого еще рыжья? Куда разбегаемся?
  Кошельков понял, что погорячился со своим предложением и пошел на попятную.
  - Да это я так, шуткую.
  - С кем другим так шуткуй, делильщик. Вернемся, я барону доложу - пригрозил Ефим.
  - Что же, ты, лапоть, делаешь? Тебя послали, что бы ты смог сдвинуть плиту. А ты?... - Уже чуть не плакал Кошельков, но Ефим был неумолим - если-б чего, а на погост я не пойду....
  Кошельков был взбешен, время шло, а ему вместо того, чтобы прошерстить склеп и постараться затемно уйти, как можно дальше от Ковеля, приходилось уговаривать деревенского недоумка. Яшка не вытерпел, достав наган, он вжал ствол в щеку своего напарника.
  - А теперь думай, что хуже - упыри или пуля в твоей башке?
  Медленно, словно зачарованный, Ефим сгреб руку с наганом своей огромной ручищей, отвел ее в сторону, так, что Кошельков согнулся от боли.
  - Ты, паря, меня не пужай! Я твоего левольверта не боюсь! Нельзя по ночам тревожить усопших.... Грех.... Когда он отпустил руку, Кошельков попытался использовать последнюю уловку, - а днем можно?
  Ефим почесал затылок и задумался.
  - Днем, я думаю, можно. Да и то, с благословения батюшки!
  Яшка потирал руку, судорожно соображая, чем же можно пронять Ефима. - Ты видел у барона перед тем, как мы уехали настоятеля храма Покрова, отца Сергия? - Кошельков был готов идти на любую ложь, лишь бы добиться от здоровяка того, ради чего они здесь оказались.
  - Ну....
  - Что, ну?... Ты разве не слышал, как он нас благословил на вскрытие склепа?
  - Он нас?... Я, конечно, слышал, как он читал молитву, но не думал, что это относится к нам.
  Сомнение Ефима и начавшееся колебание воодушевило Яшку - а к кому же еще?
  - Ну, если так,... то пойдем! Но сразу говорю, если какой-нибудь вурдлак, то я не сдержусь, сразу дам деру.
  
  В полной темноте послышался скрежет сдвигаемой плиты. Внутрь каменного саркофага проник луч света. Внутри покоился скелет в истлевших остатках дорогой одежды, расшитой когда-то золотом. Кошельков, склонившись внутрь саркофага, цинично разворошил останки усопшего князя. Все, что он смог там найти, это перстень с блеснувшим крупным камнем зеленого цвета. Не веря, что это все, Яшка еще раз начинал проверять последнее пристанище Курбского. В углу, из-под черепа он достал нож в ножнах, навершие рукояти которого было выполнено в виде двуглавого орла. Кошельков разочаровано пробурчал, - не жирно... Я то думал здесь... Сзади Ефим переспросил, - чего?
  - Ничего, - со злом ответил Кошельков. - Спрашиваю, откуда здесь твое фото?
  - Где? - Изумился увалень.
  - Да в усыпальнице! Сам посмотри....
  Доверчивый парень отодвинул Кошелькова чуть в сторону и испугано заглянул в саркофаг. Сзади тускло блеснул клинок, правый бок обожгло, и Ефим начал заваливаться набок. Кошельков с трудом подтолкнул обмякшее тело, и ставший ненужным напарник тяжело завалился внутрь саркофага на истлевшие останки Андрея Курбского. Яшка, не понятно к кому обращаясь, сказал, - надоело мне в войну играть. По мне Хива тоскует.
  
  Барон и сопровождавший его штабс-капитан стремительно шли по коридору полевого лазарета. Их, посторонившись, пропустили, медсестра с раненым солдатом, который с ненавистью посмотрел им вслед и сплюнул себе под ноги.
  Штабс-капитан на ходу продолжал свой рассказ, -...когда братались, немцы его и отдали нашим. Говорят, подобрали у самой линии фронта. Удивительно, как он при такой потере крови, смог туда добраться.
  Федор Михайлович поинтересовался. - Он один был?
  - Так точно, один. Он просил сообщить Вам. Мы его поместили отдельно. Они подошли к двери палаты. - Прошу.
  Ефим лежал на койке у стены. Он, увидев вошедших офицеров, попытался приподняться, но его остановил Федор Михайлович. - Лежи, голубчик, лежи...
  Ефим, словно совершивший проступок школяр, начал оправдываться. - Я, Ваше превосходительство, не думал,... вот... а он...
   Барон обратился к капитану. - Штабс-капитан, оставьте нас наедине.
  - Слушаюсь. Только имейте в виду, постарайтесь у нас долго не задерживаться.
  У нас очень неспокойно. Вчера солдатня расстреляла штабс-капитана Пронина. Он отказался сдать наган.
  Федор Михайлович с недоумением посмотрел на офицера. - Сдать наган? Бред какой то...
  - Солдатский комитет постановил всем офицерам сдать оружие. Это все большевистская пропаганда.
  Когда офицер вышел, барон присел на табурет, стоявший рядом с койкой. - Голубчик, а что с Кошельковым?
  - Так я и говорю, не думал, что он сзади. Кошельков этот... Там у склепа.
  - Так тебя Кошельков?
  - Ну, да...
  - Н-да... Вы что-нибудь нашли в захоронении?
  - Перстень с камнем и нож в ножнах. У него еще рукоятка похожа на орла с двумя головами.
  - А больше ничего там не было? Ну, документов, карт каких нибудь?
  - Никак нет, только кости и лохмотья какие-то.
  - А куда делся Кошельков, ты конечно не знаешь...
  - Он говорил, мол, поделим, что найдем. Ты потом в деревню, а я в Хиву какую то. Потом, сказал, что пошутил... Я ему тогда сразу сказал, что доложу барону, Вам, стало быть.
  Барон встал и на прощание пожелал.
  - Поправляйся, голубчик. Я распоряжусь, что бы тебе обеспечили достойный уход и хорошее питание... Про себя он горько подумал, - хотя, какое тут может быть распоряжение...
  
  Дорога до Москвы растянулась на двое суток, которые показались Ольге кошмарным сном. Если бы не Андрей, она, кажется, не смогла бы добраться до дома. В Москве ее мать, Елизавета Николаевна, узнав о гибели супруга, впала в прострацию. Дома практически не было денег, которые были нужны для организации похорон. Очень пригодилась лошадь, на которой они добрались до Москвы. Андрею удалось ее продать вместе с телегой знакомому извозчику на Таганке. Этих денег в упор хватило на организацию похорон. На Ваганьковское кладбище проститься с Николаем Савельевичем пришло лишь человек десять. Как оказалось, в Москве практически не было ни родных, ни коллег по науке. Большинство целыми семьями поуезжали, кто за границу, кто в свои имения. После похорон несколько дней дома стояла гробовая тишина. Ольга целыми днями лежала у себя в комнате, глядя перед собой невидящими глазами. Лишь изредка она выходила из комнаты и видела мать, беззвучно молящуюся перед образом Богоматери. На четвертый день утром мать, одетая во все черное, зашла к Ольге и сказала, - встань, покушай. На кухне в ковшике гречка.
  Ольга через силу ответила, - Я не хочу.
  - Вставай,... пока каша не остыла. Дочка, что же теперь,... папу не вернешь, а жить надо...
  - Мам, а ты куда собралась?
  Мать немного помолчала, но затем нехотя сказала, - схожу на Покровку,... в ломбард.
  На вопросительный взгляд дочери она ответила, - жить то надо...
  Когда мать ушла, Ольга взяла себя в руки и прошла на кухню. Там она, не чувствуя вкуса, заставила себя съесть несколько ложек сухой гречневой каши. В голове была звенящая пустота. Ольга уже пошла назад к себе в комнату, когда услышала звонок в дверь. Она удивилась сама себе, что была рада увидеть Таньку Полянскую, свою подругу по гимназии. Та была вызывающе одета в офицерские галифе, тельняшку и матросскую фланку. Она проскочила в квартиру и, сунув Ольге в руки кучу мятых керенок, затараторила. - Это вам от университетских.
  Ольга посмотрела на нее с изумлением. - Что, в университете нам выделили деньги?
  - Ага, от них дождешься! Это мы с Дашкой Афанасьевой там, у входа митинг провели о защите археологов от террора мировой контрреволюции. А деньги собрали в этот фонд защиты. Нам еще матросики помогли, которых мы сагитировали вступить в наш союз бытового нигилизма. Поняла?
  -Нет,... я ничего не поняла...
  Когда Елизавета Николаевна вернулась домой, то с удивлением увидела ожившую дочь и рядом с ней Таню, в ее жутком наряде, которая сразу же приветливо поздоровалась.
  - Здравствуйте Елизавета Николаевна.
  - Таня! Что случилось?... Почему ты... в таком виде?... Таня...
  - А что? Нормальный вид, очень удобно и функционально.
  - Ты же девушка.... Из приличной семьи... Как можно....
  Оля сбивчиво объяснила маме происходящее.
  - Мам, Таня с Афанасьевой Дашей вступили в союз бытового нигилизма.
   Таня запальчиво, словно на митинге продекларировала.
  - Революция должна начинаться с полного отрицания существующего быта! Отрицания мещанских условностей!
  От подобного заявления мать обессилено опустилась на банкетку, стоявшую у вешалки.
  - О, господи, вразуми детей неразумных... А, как же семья? Почитание старших? Испокон века на этом держался весь уклад жизни в христианском мире.
  Но никакие увещевания не могли заставить Полянскую свернуть с выбранного ею пути разрушения мирового уклада жизни.
  - Анахронизм! Мы уничтожим этот ханжеский уклад. Равноправие мужчин и женщин, с семьи начинается рабство. Мужья властвуют над женами, старшие властвуют над младшими! Наша бытовая революция дает всем свободу! В будущем не будет ни мужей, ни жен! Воля!
  Мать в ужасе от столь крамольных мыслей, делает робкую попытку образумить, по ее мнению, сошедшую с ума девушку.
  - Не будет?... А как же тогда будут рождаться дети? Кто их растить будет?
  - Женщина сама будет выбирать себе самца, которого захочет, а дети будут принадлежать не матери, а всему обществу.
  - Это, как же?... Обществу...
  - Вопросов очень много и не на все у нас пока есть ответы. Но они будут! Приходите сегодня в "Стойло пегаса". Это на Тверской. Там будет поэтический диспут.
  - Какой диспут?
  - Поэтический. В нем будут участвовать поэты.
  - Но ведь вы отвергаете весь старый уклад. Я думала и поэзию....
  - Старую - да! На смену слащавому рифмоплетению уже пришли новые поэты. Маяковский, Белый...
  - А как же Пушкин, Лермонтов?...
  - В помойку! В новой жизни будет настоящая поэзия!... Таня с пафосом и нарочито хрипло начала декларировать.
  Навозом и кровью смердящий мужик сметет с ликов святых нимбы и благость.
  Встанет воля, словно фаллос медвежий в дыбы, мораль корежа!
  Ураганом диким сметется все, что было, в пропасть! В пропасть!
  Елизавета Николаевна пришла в ужас от услышанного.
  - Боже! Это же ужас!
  Таня весело пригласила.
  - Приходите, Елизавета Николаевна, всенепременно. Поспорим, подискутируем... Там такие самцы будут!
  Полянская, пока Елизавета Николаевна не пришла в себя, выскочила за дверь. Мать, заметив, что дочь улыбается, выговорила ей.
  - Что, ты смеешься? Плакать надо... Боже, куда катимся? Таня, была такой приличной девочкой...
  - Она просто веселая.
  - Ты это называешь весельем? Ты должна прекратить с ней всякое общение!
  - Ну, мам!...
  - Вот зачем она сейчас к тебе приходила?
  - Она принесла деньги.
  - Деньги?
  - Танька со своим союзом в университете собрали пожертвования... В общем, я сама толком не поняла. Деньги в гостиной лежат, на столе.
  Ольга и мать зашли в гостиную. Приход взбалмошной Тани вывел их из состояния оцепенения, в котором они находились последние дни. На какое-то время они даже забыли о своем горе, но оно вновь напомнило о себе в гостиной. В просторной комнате большое зеркало было занавешено черной тканью. Портрет Николая Савельевича, висевший на стене пересекала траурная лента. Когда послышался звонок в дверь, мать вопросительно посмотрела на Ольгу.
  - Опять она?
  - Не знаю, вряд ли...
  Когда Ольга открыла дверь, на пороге, переминаясь, стоял Андрей.
  - Привет, я, вот еще денег принес, - он протянул сложенные пополам купюры.
  Ольга вопросительно смотрит на деньги, - Откуда у тебя столько?
  Чернышев пояснил, - это за телегу. Тогда дед Потап только за лошадь расплатился, а сегодня и за телегу.
  Ольга робко взяла деньги и, спохватившись, пригласила Андрея. - Ой, а чего мы в дверях то стоим, проходи.
  Они зашли в квартиру. Ольгу смущало, что все деньги за лошадь и телегу Чернышев отдал им. - Как-то даже неудобно, лошадь то не наша была... Андрюш, ты бы себе оставил тоже что нибудь.
  - Не, мне не надо, вам нужней... Оль, я это, - Андрей замялся, - хотел книжку попросить почитать про тот тракт, что мы искали там...
  - Так, про него нет никакой книги... А давай я тебе дам по истории, по истории России?
  - Ну, давай...
  Ольга провела Чернышева в комнату, служившая и кабинетом и библиотекой одновременно. Она была вся заставлена стеллажами с книгами. У окна стоял массивный письменный стол и рядом с ним этажерка, на которой рядом с подсвечником стояла фотография Мити в офицерской форме.
  Пока Андрей с любопытством оглядывал библиотеку, Ольга достала со стеллажа книгу и протянула ему.
  - На, почитай Карамзина "Предания веков".
  Чернышев обратил внимание на фотографию Болшева и с плохоскрываемой ревностью поинтересовался.
  - Это и есть тот Митя? Ну, про которого ты мне рассказывала...
  Ольга, взяв в руки фотографию, подошла с ней к Андрею, который начал внимательно ее рассматривать.
  - Митя... Мы с мамой это фото раньше прятали... Теперь не надо...
  Андрей вдруг с изумлением узнал в парнишке, изображенном на фотографии того самого человека, которого видел отходящим от элеватора, и, который, как он считал, был причастен к убийству Николая Савельевича
  - А ведь это он!
  - Что он?
  - Он убил Николая Савельевича....
  - Что ты несешь?
  - Я его очень хорошо запомнил. Только тогда он был в железнодорожной куртке и с ним был солдат.
  Ольга от одной только мысли, что Митя мог быть причастным к убийству отца, потеряла голову и закричала на Андрея.
  - Этого не может быть! Просто не может быть!
  Андрей попытался робко возразить ей, - ты же сама говорила, что они ненавидели друг друга...
  Нервное напряжение последних дней сказалось на Ольге и она уже была в состоянии, близком к истерике
  - Митя мой родной брат! Он не мог убить своего отца! Слышишь, не мог!
  В библиотеку зашла взволнованная криками мать.
  - Что у вас происходит? Оля, почему ты кричишь?
  - Он,... он говорит, что это Митя убил папу... Говорит, что видел это... Митя не мог!
  Это сообщение потрясло Елизавету Николаевну в самое сердце. Нет страшнее известия для матери, как узнать, что ее сын убил собственного отца. Она, сдерживаясь и стараясь не перейти на крик, жестко сказала Андрею,- молодой человек, прошу Вас уйти.
  Чернышев, направляясь к двери, упрямо произнес. - Я не ошибаюсь, я его хорошо рассмотрел.
  Тут уже Елизавета Николаевна не сдержалась и сорвалась на крик, - не вздумайте никому говорить о Ваших мерзких домыслах! Митя никогда, слышите? Никогда бы не поднял руку на отца!
  Когда обескураженный Андрей вышел, Елизавета Николаевна, прижав к себе плачущую дочь и, пытаясь успокоить, гладила ее по голове дрожащей рукой. Оля подняла глаза на мать.
  - А вдруг, правда? Вспомни, как тогда папа на него орал...
  Мать после этих слов оттолкнула Ольгу.
  - Замолчи! Митя,... Митя не мог....
  - Мама, Митя эти годы был на войне! Понимаешь, на войне! Он мог измениться и очень сильно... И папа при встрече мог не сдержаться и наговорить... Как тогда, помнишь?
  Елизавета Николаевна обессилено опустилась на стул и уже не так уверено, тихо произнесла.
  - Не мог он... Не мог...
  
  Когда Митя пришел в сознание, то не мог понять, где он находится. Тесное помещение было завешано потемневшими от времени иконами. В углу у образа Богоматери тускло горела лампада. Из мебели только стол с лавкой и два топчана. На одном из них он и лежал. С трудом приподняв руку, Митя нащупал на голове повязку. Все, что он видел перед собой, плыло и двоилось. Болшев попытался приподняться, но вновь обессилено опустился. Во рту было сухо и страшно хотелось пить. Замеченный им глиняный кувшин на столе мог таить в себе желанную воду. Откуда-то с улицы смутно доносились чьи-то голоса. Полежав несколько минут, Митя собрался с силами и с трудом встал и, качаясь, подошел к столу. Жидкость, находившаяся в кувшине немного горчила и отдавала болотом, но не смотря на это, Митя выпил все до дна. Когда он стал ставить пустой сосуд назад, то обратил внимание на древнюю книгу в потемневшем от времени кожаном переплете. Как только Митя, не сдержавшись, начал ее листать, голова у него закружилась, ему стало плохо и он, теряя сознание, сполз на пол. Словно сквозь туман до него доносились мужской и женский голос.
  - Вот, спасибочки, батюшка, может, и впрямь, поможет. А то ведь, извелась вся,... хучь в петлю... Детки держат, без меня пропадут ведь совсем.
  - Пей эту настойку на закате, на голодный желудок...
  - Сытого его и отродясь не было...
  - Не перебивай!...
  - Молчу, молчу...
  - Зелье свое гнать перестань. Беду наживешь.
  - Я бы и рада, только как до нового урожая дотянуть? Сама боюсь солдатиков, что за самогоном приходят... Кормиться то чем то надо...
  - Зельем своим ты зло выпускаешь на волю! К тебе оно и вернется, рано или поздно... И никакие травы тебе не помогут... Никто не ведает, в каком виде зло возвращается к человеку, его возродившему!
  В лачугу зашел старик с длиной седой бородой. Увидев, что раненый лежит на полу у стола, старец снял с веревки, висевшей на стене, пучок травы и поднес к лицу Мити, что бы тот вдохнул. Затем он прошел к грубо сколоченному столу, и устало опустился на скамью. Старец обратил внимание на открытую книгу и покосился на Болшева, который начал приходить в себя. Не дождавшись, пока парнишка окончательно очухается, дед забрал книгу и вышел.
  Когда через минуту старец вернулся, Митя, пришедший в сознание, подполз к топчану, и в изнеможении облокотился на него спиной.
  - Где я?
   Старец поднес Мите деревянный ковш с пахучим напитком, который тот с жадностью стал пить.
  - Очнулся? Уходить тебе надо.
  Утолив жажду, Митя вопросительно посмотрел на старика. Тот пояснил ему.
  - Приходили уже. Лодка мельника была. К нему сыновья с фронта вернулись. Лучше тебе уйти.
  - Меня в лодке нашли?
  - Да. Она была мельниковская. На прошлой неделе они конокрада поймали, так насмерть забили.
  После выпитой настойки, Митя к своему удивлению, почувствовал себя намного лучше, по крайней мере, пропало головокружение и появились силы, что бы подняться с пола.
  - Со мной им посложней будет. Он стал озираться, - есть что нибудь,... топор, вилы?
  Старик с осуждением посмотрел на парня.
  - Не успел в себя придти, уже злобствовать начинаешь... Господи, всели разум в раба твоего.
  Митя удивился такой постановке вопроса, - я начинаю злобствовать? Вы же сами сказали...
  - Господь человеку язык дал, что бы мог он словом образумить врага своего.
  - Меня будут забивать насмерть, а я словом?
  - Нельзя до бесконечности раскачивать маятник злобы.
  Митя был категорически не согласен с подобной философией.
  - Толстовство. Непротивление злу насилием. Это не для меня. Все и всегда уважают только силу и умение постоять за себя, а теория графа Толстого для слабаков и трусов.
  Не прекращая разговора, старец засыпал из кувшина в медную ступку какие-то зерна и начал их толочь.
  - Есть непреложные истины, на которых держится род человеческий. А держится он не на злобе и алчности, а на любви к ближнему, на способности стерпеть невзгоды и на покаянии.
  У Мити не было ни сил, ни желания продолжать этот философский диспут о добре и зле, и он задал более приземленный вопрос.
  - А какое сегодня число?
  - Не ведаю я чисел. Ко мне тебя принесли почитай ден десять назад.
  Болшев, покачиваясь, прошел к двери и открыл ее. Ослепленный солнечным светом, он вновь потерял сознание и сполз по дверному проему на пол.
  Когда Митя пришел в сознание, понял, что лежит на топчане и старик помогает ему пить из ковша. Закончив пить, он спросил.
  - Что это? Странный вкус...
  - Взвар из травок разных. Он тебе силы вернет, подымет...
  - Рецепт из той книги?
  Митя почувствовал, как старец напрягся и, стараясь не смотреть в его сторону, спросил.
  - Какой книги?
  - Которую я здесь видел. Книга... или сшивка из манускриптов.... На латыни, .... Кажется....
  - Вот именно, кажется... В бреду не то еще может привидится....
  - Но я же видел.... Азбуковник целительства, Клавдий Гален.... Кажется...
  - Кажется... Ты, что же по латыне ведаешь?....
  - По латыне неуд был, но...
  - Неуд,... кажется,... постоянные обмороки....
  - Вы считаете?...
  Старик явно не хотел обсуждать, была ли книга на самом деле, или это всего лишь галлюцинации. Он перевел разговор на другую тему.
  - Уходить тебе надо!
  Самолюбие не позволяло Мите показать слабину перед опасностью встречи с мельником, и он со злом возразил старику.
  - Почему я должен бояться какого-то мельника? Я в состоянии постоять за себя!
  - О, господи, ведь дите еще неразумное... Откуда столько злобы?
  Болшев пристыжено замолчал. Ему вдруг стало стыдно за свою несдержанность по отношению к старику, который, по сути, спас ему жизнь, выхаживая столько времени. Он лежал с открытыми глазами, погруженный в свои мысли, - а ведь он в чем-то прав. Было ли оправдание той жестокости, которая появилась в нем за пару лет. Была ли виной тому война или что-то иное? Ведь еще не так давно он был совсем другим человеком... На Митю нахлынули воспоминания двухлетней давности.
  
  Тогда тоже была весна. Настена шла по дорожке вдоль монастырской стены. Ее догнал Митя, одетый в форму гимназиста.
  - Настен, привет.
  Настена с удивлением оглянулась на парнишку.
  - Привет. Ты чего здесь?
  Митя смущено протянул ей книгу,- я тебе Заславского принес. Тайна старого замка.
  Настена, с трудом сдерживая раздражение, сказала ему, - Мить, я же тебе говорила, не надо за мной ходить. Не нужны мне твои книжки.
  Но парнишка, словно не понимая очевидного, продолжал восторженно настаивать,
  - Настен, ты только начни читать! Не оторвешься! Там про семнадцатый век. Представляешь, в древнем замке пропадает дочь князя, хозяина замка...
  Настена остановилась и жестко повторила, - ты меня слышишь? Мне не нужны твои книжки.
  Из-за угла монастырской стены появился Матвейчик, 20- летний кряжистый парень в солдатском обмундировании. Он, лузгая семечки, подошел к ребятам и глумливым тоном обратился к Настене.
  - Че, решила образованной заделаться? На книжонки потянуло?
   Настена изменилась на глазах. От недовольства не осталось и следа. Она слегка коснувшись пальчиками вислого плеча Матвейчика, и заглядывая ему в глаза, засмеялась, - я ему уже раз пять сказала, что б не ходил, а он опять... То одну книжку принес, то вот теперь другую...
  - Значит, плохо сказала, не доходчиво.
  Матвейчик, забрав у Болшева книгу, натянул фуражку на глаза и этой же рукой резко толкнул. От этого толчка Митя неуклюже упал на землю. Настена, глядя на него, весело засмеялась. Матвейчик, бросив книгу сверху на Митю, приобнял Настену за плечи и они пошли в сторону тропинки, спускавшейся к Яузе.
  Остановившись на мгновение, Матвейчик отсыпал Настене в руку семечек. Она через плечо посмотрела на сидевшего гимназиста. Немного подумав, Настена вернулась к нему.
  - Запомни, гимназист, барышням нравятся не книжные умники, а сильные парни,... победители...
  Митя уныло смотрел вслед Настене, которая побежала догонять идущего вразвалку Матвейчика.
  
  Митя, погруженный в свои мысли, за письменным столом задумчиво рвал лист бумаги на мелкие кусочки. Зашедший комнату отец, словно не замечал его состояния. Он требовательно обратился к сыну.
  - Дмитрий, ты сделал перевод по ливонскому рыцарству?
  - Нет.
  - Как я понимаю, к домашним заданиям, ты так же не притрагивался? Выдержав паузу и не получив ответа, Николай Савельевич с сарказмом поинтересовался, - может быть, ты вообще не собираешься заканчивать гимназию?
  Митя упрямо продолжал молчать, и это всерьез начало раздражать отца.
  - Что ты молчишь? Дмитрий, если ты не возьмешься за ум, тебя ждет участь твоего приятеля Ветрова.
  Неожиданно для Николая Савельевича Митя с вызовом ответил вопросом на вопрос.
  - А почему ты считаешь, что у Кости незавидная участь?
  - Та-а-ак... Отец был неприятно удивлен тем, что Митя не хотел понимать, как он считал, очевидных вещей. Николай Савельевич, нервно вышагивая по комнате, попытался растолковать сыну прописные истины.
  - Вместо того, что бы учиться, Ветров сбежал на фронт, что бы в окопах вшей кормить. В приличном обществе ценится достойное образование, благородные манеры, а не солдатский мат и запах портянок. Если ты этого сам не хочешь понимать, я как твой отец, обязан заставить тебя это сделать!
  - Папа, не ужели ты не видишь, что везде ценится не знания, образование, а банальная сила.
  - Ты несешь полный бред!
  - Бред? Когда были на именинах у Прохоровых, тебя с твоими рассуждениями о Новгородском вече слушали лишь из вежливости, а за твоей спиной ухмылялись. Я это прекрасно видел! И все были в восторге от поручика Мохова.
  - Этот Мохов неуч, он косноязычен, и двух слов связать не может.
  - Но у него огромные кулаки, широкие плечи и два Георгия!
  - Значит, ты считаешь, что твой отец смешон?
  Митя упрямо продолжал отстаивать свою точку зрения, - считаю, что в наше время важнее быть сильным, а не образованным!
  Отца от обиды словно зациклило, - значит, ты считаешь, что твой отец смешон?
  В комнату зашла встревоженная мать.
  - Вы, что раскричались? Что стряслось?
  - Вырастили!... Теперь он считает, что его отец просто смешон!
  - Николай, перестань кричать, объясни спокойно, что у вас случилось.
  Митя тоже завелся не на шутку и уже был не в состоянии остановиться.
  - Почему ты считаешь, что я не могу иметь своего мнения?
  - Пока тебя кормит и поит отец, ты должен придерживаться его мнения!
   Елизавета Николаевна попыталась их успокоить.
  - Успокойтесь.
  Но Митя уже никого не слушал.
  - Я вполне в состоянии самостоятельно найти себе пропитание!
  - Это где же? В окопах, где и твой кузен?
  - А хоть бы и там! Это лучше, чем тухнуть над учебниками и выслушивать твои упреки!
  - Скатертью дорога! Никто не держит!
  Митя выскочил из комнаты. Вслед ему бросилась мать.
  - Дмитрий, стой!
  Разъяренный отец все никак не мог успокоиться и выкрикивал из комнаты.
  - Пусть! Вернется, никуда он не денется! Славы гренадера ему захотелось!
  
  Старец с зажженной свечей подошел к топчану, на котором лежал Митя с закрытыми глазами. Убедившись, что тот ровно дышит, старик вышел из лачуги и, стараясь не скрипнуть, плотно закрыл за собой дверь. Митя, на самом деле не спавший, удивился столь поздней отлучке странного старика. Он с трудом встал и выглянул в маленькое мутное окошко. Яркий свет полной луны освещал удаляющегося старца, который держал в руках древнюю книгу.
  
  Изящно одетый Красильников шел по липовой аллее с вековыми деревьями, ведущей в дворянскую усадьбу. У него за спиной из кустов неслышно появился коренастый парень в маскхалате. Он, крадучись, быстро приблизился к Красильникову сзади и произвел захват шеи. Но тот, не растерявшись, показал прекрасное знание рукопашного боя, перехватив руку нападающего, он произвел бросок. Красильников обошел лежавшего парня и краем глаза увидел еще двух крепышей, приближающихся к нему. Капитан встал в стойку, на его лице появилось выражение спортивного азарта. Как ни странно, было видно, что он рад этим нападающим. Чего нельзя было сказать о них. Схватка началась одновременным нападением с трех сторон. Выручала молниеносная реакция... Захват, бросок, смена позиции... ложный выпад, захват, бросок...
  Через пару минут схватка закончилась победой Красильникова. Нападавшие парни лежали на земле, потирая ушибленные места. Они нерешительно начинали подниматься с земли, когда в конце аллеи появился автомобиль. Он быстро приблизился и остановился рядом с ними. Из авто вышел барон Корт, который обратился к нападавшим парням. - Господа курсанты, что здесь происходит?
  Один из поднявшихся, встав по стойке смирно, четко доложил.
  - Господин генерал-майор, согласно вашему распоряжению, мы осуществляли скрытную охрану усадьбы.
  - Ну, и?...
  - Как и предписано, мы осуществили задержание неизвестного лица...
  Федор Михайлович с плохоскрываемой иронией переспросил, - что, вы сделали?...
  Курсант смутился и уже тихо поправился. - Попытались задержать....
  Все это время Красильников стоял, улыбаясь, и наблюдал, как барон продолжал глумиться над курсантом.
  - Что же вам помешало?
  В ответ были только потупившиеся лица курсантов и гробовое молчание.
  - Господа курсанты, передайте мое неудовольствие вашему преподавателю основам рукопашного боя!
  
  Затем, обратившись к Красильникову, и распахнув дверцу машины, Федор Михайлович учтиво произнес.
  - Господин нарушитель, прошу Вас!
  
  Когда они сели в машину, она сразу же отъехала. Курсанты проводили ее взглядами, полными ненависти. Один из них со злом сплюнул под ноги и произнес сквозь зубы.
  - Ну, ну... Офицерье гребаное...
  
  Красильников заметил барону, который сидел рядом с ним в автомобиле на заднем сидении. - Жесткие ребята.
  Федор Михайлович тихо, чтобы их не слышал солдат, находившийся за рулем, ответил, - в этом потоке одни фронтовики. Сложно с ними... Ты то куда пропал? Месяц ни слуху, ни духу.
  Красильников искренне удивился вопросу, - что значит пропал? Вам, что Болшев не доложил?
  - Я понятия не имею, где он вообще находится.
  - Он должен был вместе с Кошельковым доставить документы, и поставить в известность...
  - С Кошельковым? Та-ак... Сейчас, поднимемся ко мне и ты все подробно изложишь.
  
  В помещении библиотеки, заставленной застекленными стеллажами с книгами, полумрак. Дневной свет едва пробивался в щели между тяжелыми гардинами, которыми были завешены окна. Барон устроился на своем любимом месте, за массивным письменным столом. Красильников, сидя рядом на стуле, продолжал свой рассказ.
  - ... И я отправился в Вену. Митя на тот момент был цел и невредим.
  - Не исключен вариант, что его мог ликвидировать Кошельков.
  - Но смысл?
  - Кошельков пытался ликвидировать своего напарника в Ковеле и после этого бесследно исчез вместе с одной, как я думаю очень важной находкой.
  - Что за находка?
  - Нож, предположительно византийской работы, из захоронения князя Курбского. На нем может быть важная информация.
  
  
  В темном чулане, заваленном старыми багетами, пришедшими в негодность скульптурами и прочим хламом, стоял человек, которого все в школе знали, как штабс-капитана Ковалева. Он внимательно слушал беседу, которая здесь была хорошо слышна.
  Красильников с любопытством поинтересовался, - что за информация может быть на ноже?
  - Среди документов, которые доставил Кошельков, было письмо шестнадцатого века князя Курбского Ивану Грозному.
  - В документах не было такого письма.
  - Непонятно откуда он его взял. Но письмо подлинное. В нем Курбский пишет царю, что тайну Византийских святынь унесет с собой в могилу. Речь может идти о Византийской казне и библиотеке. Они бесследно исчезли в шестнадцатом веке и до сих пор не найдены.
  - Вы считаете, что князь в буквальном смысле унес тайну в могилу?
  Барон встал из-за стола и стал прохаживаться по библиотеке.
  - Эта казна могла бы поправить финансовое положение в стране и остановить скатывание в пропасть. Но что случилось, то случилось. Найти Кошелькова в Туркестане, мягко говоря, проблематично.
  - Почему Вы думаете, что он там?
  - Его напарник сказал, что тот собирался отправиться в Хиву.
  - В Москве Хивой называют Хитров рынок.
  - Не знал. Значит не все потеряно. Если Кошельков там, нужно будет его взять.
  - Это может быть сложнее, чем, если бы он был в Туркестане.
  - Ничего, разберемся. Ты лучше скажи, что у тебя по Вене?
  - Официант описал агента. Он сотрудничает с германской разведкой уже три года под именем Ульрих Грот.
  - Не тяни.
  - На левом виске две вертикально расположенные родинки.
  Барон замолчал, осмысливая полученную информацию. Не веря до конца в услышанное, он уточнил у Красильникова, - не может быть ошибки?
  - До конца не понятно, то ли его вербанули, то ли изначально он был к нам заслан...
  Федор Михайлович подошел к окну, и, не оборачиваясь, вновь спросил.
  - А не может быть, что нам подсовывают дезу?
  - Исключено.
  Барон, взяв со стола серебряный колокольчик, звякнул им пару раз. Через несколько секунд в библиотеку зашел вестовой. Федор Михайлович обратился к нему, - голубчик, пригласи ко мне господина Ковалева. Он должен быть в канцелярии.
  - Есть.
  Как только вестовой вышел, к барону сразу же обратился Красильников, - Он здесь???
  - Три дня назад прибыл с письмом из разведки генштаба. Подбирает кандидатуры для частей.... Не могу я поверить, что он все продал! Не могу! В голове не укладывается...
  -
  Ковалев, прекрасно слышавший весь разговор, невозмутимо зашел в библиотеку.
  - Вызывали, гражданин генерал?
  Барона покоробило подобное к себе обращение с приставкой гражданин и он, глядя не на Ковалева, а в сторону, спросил того.
  - Ковалев, вы находились в Вене в апреле сего года.
  Штабс-капитан с иронией ответил.
  - Вы прекрасно понимаете, что я вправе не отвечать на подобные вопросы без согласования со своим командованием.
  Барон подошел к нему вплотную и, прямо глядя в глаза, спросил.
  - Которым? Российским или германским? Я думаю, Вы достаточно благоразумны и без эксцессов сдадите оружие.
  Ковалев, ни чуть не смущаясь, усмехнулся.
  - На этот счет у меня иное мнение. Это вам с Красильниковым придется сдать оружие и, желательно без эксцессов.
  - Что?
  Ковалев, не оборачиваясь, открыл дверь ногой. В библиотеку зашли три курсанта с наганами в руках. Барон с возмущением обратился к ним.
  - Господа курсанты, что это значит?
  Вместо них Ковалев с легкой усмешкой пояснил барону.
  - Решением солдатского комитета... А Вы и не знали, что здесь такой существует? Н-да, Федор Михайлович, вот, что значит быть оторванным от народа, от реальной жизни... Так вот, принято решение всем офицерам сдать личное оружие.
  - А ваш солдатский комитет в курсе, что Вы являетесь агентом германской разведки?
  - Они в курсе, что я, используя германскую разведку, организовал возвращение из эмиграции руководства РСДРП во главе с товарищем Лениным.
  Барон на некоторое время задумался и затем кивнул головой Красильникову. Тот достал из кармана браунинг, но медлил отдавать. Федор Михайлович достал пистолет из ящика стола и передал его одному из курсантов. Следом за ним сдал оружие и Красильников.
  Барон, стараясь не смотреть на Ковалева, сухо обратился к курсантам.
  - Господа большевики, надеюсь, вы в курсе, что я содержу школу на свои средства. К сожалению, они иссякли, и я вынужден завершить ваше обучение. Посему вынужден просить покинуть мою усадьбу в двадцать четыре часа.
  
   Ковалев ухмыльнулся.
  - Вы не до конца понимаете всю серьезность вашего положения. Мы вынуждены до суда подвергнуть вас аресту.
   Красильников не выдержал и попытался одернуть Ковалева.
  - Какого суда? Ты, Ковалев что?
  Но тот был невозмутим.
  - Революционного суда. Надеюсь, вы не будете отрицать, что являетесь организаторами покушения на товарища Ленина. Для полного комплекта не хватает только поручика Болшева. Я не ошибаюсь?
  - Поддонок.
  Ковалев в ответ лишь засмеялся и скомандовал курсантам.
  - На гауптвахту их.
  Когда барона и Красильникова вывели из библиотеки, Ковалев по хозяйски расположился за столом, начал доставать из ящиков документы и бегло их просматривать. Среди множества документов его внимание привлекло темное от времени письмо Курбского. Ковалев его внимательно изучил и подумал, - а ножичек действительно может дорогого стоить...
  
  В небольшом помещении у стены стояли два топчана. Свет сюда попадал через единственное маленькое окошко, закрытое кованой решеткой. Красильников нервно прохаживался по помещению и разговаривал с бароном, который безмятежно сидел на одном из топчанов, откинувшись спиной на стену.
  - Не надо было отдавать оружие. С ним бы они нас просто так не взяли.
  Федор Михайлович возразил на этот упрек.
  - Уже есть случаи, когда за отказ сдать оружие, расстреляны офицеры.
  - Нужно что-то делать... Они нас будут судить... Бред... Боже мой, какой же бред!
  Не обращая внимания на взвинченное состояние Красильникова, барон вслух восторгался действиями Ковалева.
  - Какой уровень, Ковалев работает потрясающе! Просчитывает ситуацию на -ять. Выстраивает блестящие многоходовые комбинации.
  - Федор Михайлович, Вы меня извините, но я не понимаю Вашего спокойствия. У меня сложилось впечатление, что нас не ждет ничего хорошего.
  - Миша, почему ты считаешь, что я не в состоянии просчитывать ситуации, как тот же Ковалев?
  - Не понял.
  - Ты же профессионал. При проведении операции, что нужно предусмотреть?
  - Ну-у,...Пути отхода.
  - После отречения государя вся Россия стала местом проведения операции. В усадьбе, в наиболее перспективных местах есть замаскированные лазы.
  Красильников начал внимательно осматривать помещение. Барон ему подсказал.
  - Под топчаном. Уйдем ночью. Попробую ка я найти этого Кошелькова. Уж очень интересно тот нож поизучать. Да и ему не мешало бы за все ответить. Ты со мной?
   - Да, только сначала я хочу смотаться на тот полустанок, узнать про Митю.
  Послышался скрежет засова и в помещение зашел Митрич, крепкий старик с мисками в руках. Он служил в усадьбе с момента ее приобретения бароном Кортом непонятно в каком качестве. Митрич был и кучером, и садовником, и завхозом. У двери остался стоять курсант, молодой конопатый парень с винтовкой в руках. Митрич держал в руках две миски с пшенной кашей, которые поставил на топчан.
  - Пожал-те, барин, покушать. Ой, господи, пресвятая богородица, что творится.
  Барон тихо, чтобы не слышал часовой, велел старику.
  - Митрич, заседлай двух коней, да в полночь подгони их к развилке.
  Красильников тоже попросил Митрича. - Мне бы еще форму солдатскую.
   Курсант, зевнув, лениво одернул их от двери. - Хватит шептаться! Отдал похлебку и выходи.
  
  Беглецы, кравшиеся вдоль стены дома, остановились. Красильников жестом показал направление движения, но его остановил барон, который на ухо прошептал.
  - Нужно пробраться в кабинет. Вроде бы все тихо, уснули революционеры.
  - Зачем?
  - У меня там есть оружие. И хоть часть документов забрать, да и письмо Курбского я здесь не оставлю.
  - Вроде бы все тихо.
   - Если что, встречаемся в Москве, Пречистенка, 8. Там квартира брата.
  - Он не будет возражать?
  - Он сразу после отречения государя уехал в Венецию.
  Подкравшись к окну, Красильников достал перочинный нож и осторожно начал отжимать створку. Стоявший сзади Барон грустно произнес.
  - Боже мой! В свой же дом, как вор...
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
   ПЕРВОПРЕСТОЛЬНАЯ.
  
  Кошельков, по барски раскинувшись, ехал в пролетке по узкой московской улице. Поверх армейской гимнастерки на нем был надет темный пиджак. На углу, облокотившись о заборчик, стояли и лузгали семечки три мужичка криминальной наружности. Они проводили взглядом проехавшую мимо них пролетку и, не сговариваясь, вразвалку направились следом за ней. Чем ближе пролетка приближалась к Хитровке, тем больше оживала кривая улочка. Стали слышны звуки расстроенной гармони. Из-за угла доносились крики.
  - Шалава подзаборная! Прибью!
  - А-а-а! Не тронь!Я не брала! А-а-а...
  - Удавлю суку!
  - А-а-а! Помогите...
  У мрачного доходного дома Свиньина с темными провалами окон извозчик остановил пролетку и обернулся к Яшке.
  - Дальше я, барин, не поеду.
  - Что так? Плачу.
  - Я на хитровку не ездок. Голова дороже.
  Кошельков, понимающе ухмыльнулся и достал из внутреннего кармана пиджака пачку денег. Не считая, он отделил несколько купюр и барским жестом отдал их извозчику. Расплата не укрылась от внимания следовавших за пролеткой мужичков, они многозначительно переглянулись. На Хитровке очень любили лохов с купеческими замашками. Главное успеть и оказаться первым рядом с таким шоколадным франтом. Извозчик жестом фокусника убирал купюры под складки бесформенного балахона.
  - Благодарствуем, Ваше сиятельство. Он лихо развернулся и по-молодецки прикрикнул на старого мерина, - но-о, Бешеный!
   Трое мужичков, стараясь не упустить из вида Яшку, шли следом, все больше и больше приближаясь. Один из них достал гирьку с ремешком, и, заучено захлестнув ремешок на запястье, убрал руку в карман пиджака.
  Кошельков, пройдя несколько метров, обернулся к любителям легкой наживы.
  - Фартовые, я дорогу знаю.
  Мужички, словно не слыша, начали, не торопясь, окружать его. Кошельков глазами обратил их внимание на свою руку, находившуюся в кармане. Карман пиджака недвусмысленно был оттопырен стволом нагана.
  Налетчики все поняли без слов. Обидно было, что потенциальный клиент оказался не таким шоколадным, как хотелось. Всем свом видом мужички, как бы говорили - ну и не надо, не очень то и хотелось. Они обошли Кошелькова, насвистывая незамысловатую мелодию, и практически сразу же испарились в первой подворотне.
  
  В трактире "Каторга" среди клубов табачного дыма за столиками гуляла разношерстная публика. За одним столиком можно было увидеть грязного бродягу в обнимку с франтоватым разухабистым барином в смокинге. Размалеванные барышни неопределенного возраста таскали друг друга за волосы, чему несказанно радовался кряжистый налетчик, сидевший с ними за одним столиком. Кошельков по выщербленным ступенькам спустился в этот вертеп. Он остановился и оглядел зал, надеясь встретить здесь старых знакомых. Но век шулеров, налетчиков и прочей воровской публики недолог, а Кошельков здесь не был больше двух лет. К нему услужливо подбежал половой, расторопный малый неопределенного возраста с ровным пробором засаленных волос и заучено затараторил.
  - Проходите Ваше Сиятельство. Столик не желаете? Можно с барышней, если развлечься желаете. Есть очень даже приличные, из благородных.
  Кошельков небрежно заметил.
  - Да уж вижу. Княжна Урусова-Валуа развлечься здесь пожелала.
  - Шутить изволите.
   Кошельков закурил папиросу.
  - Как начала развлекаться, так остановиться не может. Если не ошибаюсь, она с двенадцатого года княжит здесь. Правда тогда она была Мотькой Вареной и не такой потрепанной.
  Показав половому свое знание кабацкой публики, Яшка снисходительно разрешил, - ну, давай, проводи к столику.
   Половой услужливо проводил Кошелькова к столику, за которым спал пьяный мужик в разодранной рубахе. Халдей, схватив его под мышки, оттащил в сторону и крикнул кому- то вглубь зала.
  - Федька! Вынеси барина... А то он засиделся, пора бы и честь знать.
  Кошельков вальяжно уселся за столик, к которому тут же возвратился половой. Он ловко начал убирать со стола грязную посуду, обратив внимание на массивный золотой перстень с крупным изумрудом на руке клиента. Одновременно с уборкой, чтобы не тратить время, половой стал принимать заказ.
  - Что будем заказывать?
  - Для начала студень с хреном, селедочку с картошкой. Ну и беленькой графинчик.
  - Водочку не держим-с. Война, сухой закон. Но тут же добавил доверительно. - Могу чаю предложить... смирновского.
  - А чай твой не слишком паленый?
  - Не извольте беспокоиться, высший сорт, из довоенных запасов.
  - Ну, давай, только пошустрей.
  - Не извольте беспокоиться, один секунд.
  Половой, сделав небольшой крюк, пробежал мимо столика, за которым сидели Матвейчик и его дружок, носивший незамысловатую кличку Цыган, которая полностью соответствовала его внешности.
   Половой, задержавшись на несколько секунд, чтобы забрать со стола грязные тарелки и пустой заварочный чайник, практически не шевеля губами, скороговоркой сообщил им.
  - Залетный, при рыжье и сармаке.
   Матвейчик, не глядя в сторону полового, словно разговаривал сам с собой, буркнул.
  - Заряжай, как всегда, и за Настеной Шкета пошли.
  Половой убежал дальше. Цыган уточнил у Матвейчика
  - А если он на нее не клюнет, на выходе работаем?
  Матвейчик его успокоил.
  - Клюнет, Настена не таких разводила.
  
  Через два часа уже изрядно захмелевший Кошельков, облокотившись об стол, заставленый грязными тарелками, напевал себе под нос любимую песенку - Хива укроет ночкой темною, заглушит шкаликом тоску мою...
  В трактир зашла Настена. Чисто и скромно одетая, очаровательная девушка разительно отличалась от кабацкой публики. Настена, кого-то выглядывая, робко прошла в зал и остановилась рядом со столиком, за которым сидел Кошельков. Он не мог не обратить на нее внимания.
  - Сладенькая, не меня выглядываешь?
  - Дяденька, Вы случаем здесь не видали папеньку моего? Усы у него большие и еще он заикается сильно.
  Яшка галантно пододвинул ей стул.
  - Садись, вместе ждать будем. Придет, никуда не денется. Мимо трактира не проскочит.
  Настена робко присела на краешек стула. Кошельков налил себе в рюмку из заварного чайника водки, осмотрел стол и крикнул в глубину зала.
  - Человек!
  Почти сразу же у столика появился услужливый половой.
  - Что изволите?
  - Еще аршин для барышни и... Яшка поинтересовался у Настены, - Шамать хочешь?
  Девушка скромно потупила глаза.
  - Ой, да ну что Вы, не надо...
   Кошельков по барски скомандовал половому.
  - И пошамать,... ну,... сам сообрази...
   Настена, застенчиво, чуть слышно, попыталась возразить.
  - Мне неудобно даже...
  - Гуляем! Прибыл в первопрестольную, думал дружков старых повидать... А нет ни-ко-го. Одни уроды. Даже поговорить не с кем... Два года не был и... ни-ко-го...
  Настена стала объяснять причину своего прихода сюда.
  - Папенька у Севастьяновой подрядился новые ворота построить. Он у меня по плотницкой части.
  - Деньжат огреб, да и загулял. Дело житейское.
  - Так-то он непьющий, а как губы помажет...
  - Ты и не дергайся, нагульбанится, вернется.
  - Второй день уже... Боязно то ночью одной...
  К столику вернулся половой и расторопно начал выставлять тарелки с закуской. Кошельков пододвинул девушке принесенную рюмку и начал наливать водку. Настена заметив это, стала решительно отказываться.
  - Ой, нет, нет! Я не пью! Я не такая...
  - Ну, тогда хоть пошамай, голодная, небось.
  - Если только самую малость. Она начала есть.
   Кошельков одним глотком выпил рюмку.
  - Боязно говоришь? А ты возьми меня в постояльцы. И мне крыша над головой, и тебе... не боязно.
  - А как папенька вернется, браниться станет.
  - Я его похмелю, да и за постой заплачу. Он тебе за меня еще пряников купит. Любишь тульские?
  Настена оторвалась от еды и строго предупредила Яшку.
  - Только тогда, чтобы без глупостей.
   Кошельков ухарски распахнул пиджак, показал георгиевский крест и блудливо произнес.
  - Слово георгиевского кавалера,... сладенькая.
  - Я не сладенькая, меня Настеной зовут.
  Девушка поправила волосы. Этот условный сигнал сразу же заметили Матвейчик и Цыган, которые все время внимательно наблюдали за сладкой парочкой. Они, выпив по рюмке водки, встали и направились к выходу.
  
  Темная ночная улочка. Тишину нарушал лишь далекий лай собак. Кошельков и Настена шли вдоль домов. У Яшки, благодушно настроенного, язык уже слегка заплетался.
  - ...Хива укроет ночкой темною, заглушит шкаликом тоску мою... Он, дурачась, нагнулся и заглянул Настене в глаза. - Далеко еще? Ты случаем не на Рогожку меня ведешь? А то я не дотяну... Давай лихача найдем?
  - Тут недалеко, чуть за Яузой.
  Когда Кошельков и Настена миновали темный провал арки, оттуда сразу же появились два мужских силуэта. Получив удар обрезком трубы по голове, Яшка не издав ни звука, по стене сполз на землю. Над ним сразу же склонились налетчики и начали раздевать. Настена, отойдя чуть в сторону, озиралась по сторонам, ожидая окончания.
  До нее доносились приглушенные голоса Матвейчика и Цыгана.
  - Крепкий солдатик, даже пойло его не берет.
  - Пойло не взяло, труба осилила. Теперь ему кранты.
  
  Старец и Митя вязали небольшие пучки для сушки из кучи трав, лежавшей перед ними на столе и разговаривали.
  - Вера должна быть в душе человека.
  - Значит, по-вашему, и в церковь ходить необязательно?
  - Иной и в церковь ходит, и пост блюдет, а по жизни репей овражный... Знавал я таких. Вслед им люди плюют. Злоба и жадность главные враги человечества.
  Беседу прервали зашедшие в лачугу мельник, угрюмый хромой бородач и два его сына, крепкие 30-летние мужики в солдатском обмундировании, Егор и Митяй.
  Мельник, откашлявшись, с напускной заботой поинтересовался у Болшева.
  - Ну, что, шаромыжник, оклемался?
  Старец попытался образумить явившуюся семейку. - Не трогайте мальца, почитай только с того света вернулся.
   Егор отодвинул в сторону старца, который попытался встать у него на пути.
  - Ты дед не встревай, он ответ держать должен за дела свои воровские.
  Митяй, обойдя стол с другой стороны, подошел к Болшеву и, ухватив его за шиворот, стал вытаскивать из-за стола. Никто даже не заметил нанесенного удара, только вдруг Митяй начал, хватая ртом воздух, сползать на пол. Митя встал и сдвинул стол так, что бы он служил прикрытием. Егор достал из-под полы обрез и передернул затвор. - Ах, ты паскуда! Мы то по доброте своей хотели, что бы ты отработал свой грех, а ты вон как...
   Мельник, не спуская глаз с Болшева, стал приближаться к нему. - Иди-ка сюда, голубь.
   Старик продолжал уговаривать нападавших.- Что же вы делаете? Нельзя ставить на весы лодку и жизнь человеческую!
  - Дед, мы тебя не трогаем. Ворожи дурам деревенским, а этого прощелыгу мы прибьем, что бы другим неповадно было.
  В это время Митяй, держась за горло, с трудом поднялся с пола.
  - Ах ты, сука! Зря ты паря трепыхаться начал, теперь расклад другой. Кровушкой умоешься.
  Мельник с силой отпихнул старца, который все время пытался загородить собой Митю, и тот отлетел к печке. Троица окружила Болшева, который под прицелом обреза вынужден был замереть, прижавшись к стене.
  В напряженной тишине неожиданно раздался стук в дверь и в лачугу зашел Красильников, который сразу же правильно оценил сложившуюся обстановку, - я, кажется не во время.
   Мельник, оглянувшись, зловеще поинтересовался. - Тебе что надо, господин хороший?
  - Мне-то? Забрать племяша домой.
   Митяй сразу же высказал свое мнение.- Так он твой родственничек? Просто так ты его не заберешь...
  - Это почему же?
   Мельник пояснил Красильникову.
  - Прибить мы его хотели, но раз такой расклад,... можно и деньгами откупиться.
  Егор добавил.- Только не бумажками Керенскими.
  Красильников, широко улыбаясь, поинтересовался. - Червонцы николаевские пойдут?
  Егор довольный таким раскладом подошел к нему. - Это разговор. Десяток червонцев и квиты.
  Красильников, по-прежнему широко улыбаясь, без замаха ударил Егора в горло и тот с хрипом опустился на пол. Тут же Болшев двумя ударами привел в бессознательное состояние Митяя. Их отец замер. - Что же вы творите?
   Не обращая на него внимания, Красильников скомандовал Мите. - Уходим.
   Болшев подошел вплотную к мельнику. - Я вернусь, если узнаю, что старца хоть пальцем тронули, спалю твою мельницу.
   Мельник упрямо произносил одну и ту же фразу, словно его заело. - Что же вы творите?
  Болшев, схватив мельника за грудки, прижал его к стене.
  - Ты понял?
  - Понял, понял...
   Митя, немного подумав, спросил у Красильникова.
  - Есть с собой деньги?
  Тот молча вынул несколько купюр. Митя забрал их и сунул мельнику.
  - Покроешь здесь крышу. А то она, как дождь, течет вся. Я проверю. Не дай бог!...
  Мельник, сжимая в руке деньги, проводил ненавидящим взглядом вышедших из лачуги Митю и Красильникова.
  
  Вышедший из арки Мартын Губанов, пьяница и бездельник обратил внимание на лежавшего чуть в стороне у облезлой стены Кошелькова, на котором остались лишь кальсоны. Надеясь хоть чем-то поживиться и посмотрев по сторонам, он перевернул бездыханное тело. В это время из арки вышел Сережа Емельянов, которого за его импозантную внешность и страсть к изысканным костюмам звали Барином. Он небрежно тронул Мартына своей тростью.
  - Губан, сдурел совсем, шабашишь прямо здесь. По шмону ляговскому соскучился?
  Мартын обиделся на подобный упрек в свой адрес. - Да это не я. Он, сердешный тут видно с ночи томится. Это, скорее всего Матвейчика с Цыганом жмур. Они последнее время привадились сюда своих терпил заманивать.
   Барин поинтересовался.
  - Готов?
  - Да, нет... вроде, как дышит. Мартын внимательно вгляделся в лицо. - А я его вчерась видел, на лихаче подкатил. Хромачи на нем знатные были. Вот ведь, Матвейчик ничем не погнушался, вчистую обобрал.
  Барин тоже вгляделся в лицо Кошелькова и с удивлением воскликнул.
  - Яшка! Кошелек!
  - Знакомец что ли?
  - Мы раньше с ним здесь пару-жару давали... Давай, подмогни мне...
  Сережа и Мартын подняли Кошелькова, который к их удивлению начал храпеть. Мартын поинтересовался.
  - Куда ты его хошь?
  - Давай ко мне.
  
   По захламленности комнаты средних размеров, чувствовалось, что здесь живет холостяк. Стол был заставлен стаканами, бутылками. Здесь же были раскиданы несколько колод карт. Кошельков очнулся на диване с валиками. Застонав, он приподнялся и начал озираться, стараясь понять, где находится. В комнату зашел Сережа Барин, которого Яшка не сразу узнал. Барин весело поинтересовался, - очухался?
  Яшка наконец узнал старого приятеля, - Серега? Ты? Как я здесь оказался?
  - Я тебя притащил.
  - А где моя одежда?
  - Разошлась по барыгам. Хива не палата лордов.
  - Н-н-н,... голова раскалывается...
  - Скажи спасибо, жив остался. Лечиться будешь?
  - Буду. Есть во что одеться?
  Барин подошел к шкафу, покопавшись там, вынул галифе с френчем и кинул все это Кошелькову.
  - Интендант один в национале сыграл в ноль.
  
  Когда стала заканчиваться вторая бутылка смирновской, головная боль и сонливость стихла. Вместо нее у Кошелькова появилось нестерпимое желание вернуть свои вещи и отомстить. Барин пытался остудить воинственный пыл Кошелькова.
  - Выкинь из головы. С ними даже Сабан не связывается. Обходи их, целее будешь.
  Но Кошельков уже не на шутку завелся.
  - Я? Обходить? Помнишь тогда, нас все обходили? Я на Хиву вернулся! Она, может, мне по ночам снилась.
  - Яшка, не заводись.
  - Они у меня перстень подрезали... Ты знаешь, какая ему цена? Ты знаешь, как он мне достался? А финарь? Древний, княжеский!
  - Сколько тебе повторять, Хива уже не та! Керенский всю каторгу сдуру распустил. По деревням никто не разбежался. Все, кто в Питер, кто сюда. Теперь без стволов и шоблы лучше не дергаться.
  - Перстень скину, будут стволы.
  - Опять ты за свое...
  - Где мне их найти?
  - Найти помогу, но дальше сам. Я тебе не помощник.
  Яшка зловеще усмехнулся. - Куда ты денешься.
  
  Кошельков и Сережа Барин подкрались к светящемуся окну в одноэтажном деревянном бараке. Они заглянули в щель между занавесками. Кошельков сразу узнал налетчиков, на которых обратил внимание, когда еще сидел в трактире.
  - Они. Оба на месте.
  Кошельков оглядел вокруг себя землю, поднял камень и дал его Барину.
  - Через пару минут саданешь им в окно и можешь быть свободен.
  - Остановись.
   Кошельков, не обращая внимания на совет приятеля, решительно скрылся в темноте. До Барина донесся голос Яшки.
  - Через две минуты.
  
  Кошельков, пройдя по коридору барака, остановился у нужной двери и с ножом в руке стал ждать звона разбитого стекла. Подняв глаза, он увидел подкову, висевшую над дверью. Кошельков сунул нож за голенище сапога и рывком вырвал подкову. Практически сразу за этим раздался грохот влетевшего в окно камня. Выждав несколько секунд, Яшка ворвался в комнату.
  В это время Матвейчик и Цыган с наганами в руках выглядывали в разбитое окно.
  Кошельков, словно вихрь с ходу подскочил сзади к налетчикам. Он ударил Матвейчика по голове подковой и завалил обмякшее тело на Цыгана, который успел обернуться и выстрелить. Пуля прошла чуть правее и разнесла бутылку на столе. Яшка, резко приняв влево, заломил руку у Цыгана и ловко на лету подхватил выпавший наган.
  Он затем, вдавив ствол в щеку Цыгана, прижавшегося к стене, начал с ним разговаривать.
  - Ну, что портяночники драные? Не ожидали меня в гости? Снимай перстенек, мне он больше к лицу.
  
  Цыган снял с пальца перстень, передал его Кошелькову и со зловещими нотками в голосе попытался образумить того.
  - Зря, ты, паря это затеял. Матвейчик тебя из-под земли достанет.
  Яшка его успокоил.
  - Не достанет. Я его подковал так, что темечко аж хрустнуло. Где нож с орлом, который у меня был?
  - Не знаю.
   Кошельков сильнее вдавил дуло нагана. - Я сейчас отправлю тебя следом за ним с архангелами трепаться! Ну!
  - Я правда не знаю. Матвейчик днем на Сухаревку мотался и там скинул какому то барыге.
  - А подсадная где? Которая Настенной называлась?
  - Она не деловая. Просто отцов долг отрабатывает. Зачем она тебе?
  - Зачем? Пряник я ей обещал... медовый. Ну!
  - У Андроньева монастыря Никола-плотник живет, его там всякий знает. Настена его дочь.
  Во время этого разговора Цыган медленно стал тянуть руку к кочерге, которая стояла у печки-буржуйки. Когда рука уже приблизилась к ней, Кошельков демонстративно посмотрел в сторону руки. Цыган замер, но было уже поздно. Кошельков ласково у него поинтересовался, - Решил еще раз мне по головушке, по буйной? Зря.
  После выстрела Цыган сполз по стене на пол.
  
  Николу-плотника разбудил непрекращающийся стук в дверь. С горящей керосиновой лампой в руках недовольный хозяин в одних кальсонах подошел к двери.
  - Кто там?
  - От Матвейчика я.
   Никола открыл дверь.
  - Что вам не спится? До утра никак не стерпится...
  Кошельков зашел в дом.
  - Слышал я, ты на постой принимаешь.
  - На какой еще постой? Говори, что надо, да иди с богом.
   Кошельков стал подталкивать Николу вглубь дома.
  - Так и будем у двери лялякать?
  В световом пятне керосиновой лампы появилась рука Николы с наганом. Увидев направленный на него ствол, Яшка ухмыльнулся.
  - А ты, дядя, и жучара.
  - Людишки разные ходят... Говори, что надо, да ступай с богом.
  - Имею мыслишку вот этот перстенек сменять кое на что.
  В свете лампы изумруд перстня сверкнул загадочным блеском. Никола алчно облизал пересохшие губы.
  - Что взамен хочешь?
  - Семь стволов, пару сотен маслин к ним и с десяток бомб.
  Кошельков прошел вслед за Николой в комнату. Тот прошел к столу и сел, поставив рядом лампу.
  - Дай-ка рассмотрю, как следует, а то один шустряк на Хитровке изумруды горстями продавал. Как потом оказалось все из бутылочного стекла.
  - Смотри.
  
  Никола, не снимая перстень с левой руки Кошелькова, начал его рассматривать с помощью лупы. Он был настолько увлечен изучением перстня, что не заметил, как Яшка, заведя правую руку за его затылок, резко ударил Николу головой об стол. Тот, потеряв сознание, на некоторое время так и замер. Кошельков, неторопливо забрав наган, вылил ему на голову воду из чайника.
  Скупщик с трудом поднял голову. Все лицо у него было в крови. Покачиваясь, он встал.
   - Не пожалеешь?
  - Если ты надеешься на Матвейчика с Цыганом, они тебе плохие защитники.... Очень плохие.
   Никола, все поняв, перекрестился.
  - Господи, упокой их души грешные. Он, не ожидая от незваного гостя ничего хорошего для себя, больше для порядка, спросил, - что тебе надо?
  - С ними гужевалась девица одна, Настенной называлась.
  - Не знаю я никакой девицы. Я к делам Матвейчика ни каким боком.
  
  Кошельков без замаха ударил Николу снизу в подбородок, тот, словно подкошенный рухнул на буфет. Яшка рывком поднял его и с напускной лаской спросил.
  - Где сладенькая? Она обещала приютить меня и приголубить. Он приставил наган к голове Николы. Я до трех считать не буду. Ну!
  Сзади Яшка услышал голос сладенькой.
  - Не трогай его.
  Кошельков оглянулся, у двери, ведущей в соседнюю комнату, стояла Настена в длиной ночной рубашке. Она зябко куталась в большую цветастую шаль, накинутую на плечи.
  Яшка подошел к ней вплотную. Он был в раздумье, что с ней сделать. Убить бы, как и собирался сделать,... но уж больно она свежа и прекрасна. Кошельков провел стволом нагана по щеке, затем, уменьшив нажим, медленно проскользил им вниз по шее до выреза ночной рубашки. Настена безучастно ждала, прекрасно понимая, что сейчас может произойти. Никола тоже, замерев, наблюдал, чем все закончится. Кошельков с напускной лаской поинтересовался.
  - Ну так, что, насчет постоя?
  Настена кивнула головой на дверь.
  - Койка там.
  Кошельков, облизав отчего-то пересохшие губы, подошел к комнате Настены. Уже на пороге он оглянулся и охрипшим голосом предупредил Николу.
  - Не вздумай крутить. Плохо кончится. Я тот человек, который тебе нужен. Время сейчас смутное.
  Когда Яшка скрылся, Никола достал из буфета бутылку водки, прямо из горлышка сделал несколько больших глотков и остервенело зашипел на Настену.
  - Что встала, шалава? Иди! Прибил бы...
  - Я шалава? А кто заставил меня с Матвейчиком шлендрать? Они ту шубу сами же и увели, а на тебя долг повесили. Вот только крайней не ты, а я оказалась!
  - Ну! Прибью, сучка!
  После того, как дочь вышла, он сделал еще несколько глотков из бутылки, прошел к столу и обреченно опустился на стул.
  
  В комнате Настены было по-домашнему уютно. Кошельков, сидя на большой разобранной кровати с никелированными шарами, поднял ногу и ждуще смотрел на вошедшую Настену. Она прислонилась спиной к шкафу и стала вызывающе смотреть на незваного гостя. Тот, выждав немного, встал и подошел к ней. Кошельков ударил ее наотмашь по лицу ладонью и вновь уселся на кровати.
  Настена, вытерев кровь с разбитой губы, покорно подошла к Яшке и, опустившись на колени, начала стаскивать с него сапоги.
  
  Уютный московский дворик, двухэтажный дом, окруженный хозпостройками. Рудников Федот Иванович, в недалеком прошлом городовой, чьим участком была бесшабашная Хитровка, зашел в амбар. Он посторонился, что бы Малышев Сашка, 18-летний паренек смог вывезти тачку с землей. Рудников вслед ему рыкнул.
  - Сашка, зови своего приятеля, самовар поспел, перекусите.
  Федот Иванович вернулся к входу в дом, сбоку от которого стоял стол с дымящимся самоваром, сушками и пирогами. Следом за ним подошли Малышев и Андрей Чернышев, перемазанные землей. Рудников одернул их.
  - Руки помойте, нехристи. Вон рукомойник.
  
  За столом, прихлебывая с блюдца чай, Малышев, стараясь выглядеть, как можно солиднее, заверил Рудникова.
  - Мы, Федот Иваныч, думаю, за два дня управимся.
  - Горячку пороть не надо. Нужно так сделать, чтобы ледник не обвалился по весне. Обвалится, из-под земли достану и шкуру спущу...
  Чернышев поддержал приятеля.
  - Уже почитай, на сажени три углубились. Лед до троицы лежать будет, не меньше.
  Рудников недоверчиво оглядел мастеров, - Ну, ну...
  В калитку раздался стук, на который молниеносно среагировал мохнатый кабель и начал с лаем рваться с цепи. Рудников нехотя встал и направился к калитке. Во двор зашел барон Корт и обратился к хозяину.
  - Рудников Федот Иванович?
  - Он самый. Чем могу?
  - Мне Вас рекомендовали, как отменного знатока хитровки. Вы ведь до недавнего прошлого там были городовым?
  Федот Иванович совсем был не рад упоминанию о былом.
  - Все проходит.... Я теперь простой обыватель. Всего хорошего.
  Он взялся за калитку, что бы закрыть ее за незваным гостем, но барон, как будто не замечая этого, продолжил разговор.
  - Мне Вас рекомендовал Гиляровский Владимир Алексеевич.
  У Рудникова от произнесенного имени известного журналиста и знатока Москвы отношение к гостю разительно преобразилось.
  - Проходите. Извините великодушно. Времена такие, всякие ходят.
  Рудников провел барона к столу, где сидели ребята. Федор Михайлович достал фото и протянул его хозяину.
  - Я хотел бы от Вас узнать, где можно найти этого фигуранта?
  Рудников внимательно рассмотрел фото и отложил на стол в то место, где сидел Чернышев. Тот машинально покосился на фото и замер, внимательно прислушиваясь к каждому слову бывшего городового.
  - Жив, значит, курилка. Кошельков Яшка. Года два назад куролесил не мало. Отчаянный. За ним три налета было, почти взяли, но ушел. Через крышу хотел, да сорвался... Хорошо снега тогда много было... Отчаянный...
  Барон вернул Рудникова от воспоминаний к реальности.
  - Он вернулся. Где я смог бы его найти?
  Федот Иванович ненадолго задумался.
  - Его тогда сдал Сашка Лунев, скупщик. Он это знает, и, если Яшка вернулся, к нему зайдет обязательно.
  - Я хочу, что бы Вы мне помогли его найти... Я заплачу. Хорошо заплачу.
  Рудников после такого предложения сразу же набычился, сказалась обида на власть, которая после многих лет службы не на самом сладком месте, выкинула его.
  - Нет у меня желания на участок вертаться. Пусть тот там крутиться, кто полицию и жандармерию свел, а я нет... Каторгу распустили, не думая.... Амнистия.... Пусть Керенский со своей милицией все и расхлебывает!
  Барон чуть ли не взмолился.
  - Мне Вас рекомендовали, как единственного человека, который там сможет сделать, все что угодно...
  - Прошли те времена... Могу посоветовать одного филера из охранки. Черта лысого из-под земли достанет. Рудников обратил внимание на ребят, которые внимательно прислушивались к разговору. - Что уши распустили? А ну марш, работать!
  
  Отойдя к амбару, Малышев заметил, что приятель сильно нервничает.
  - Андрюх, ты чего?
  - Там на фото тот, ну, про которого я говорил.... Который был с братом Ольги...
  - Так может быть и он с ним? Давай раскрутим, а то ты вроде, как трепло... Докажем...
  - Если они в Москве.
  - А то где же? Сейчас вся голота тянется или в Питер, или в Москву.
  
  Кошельков и Сережа Барин зашли в трактир. К ним тут же подбежал все тот же расторопный половой, который, увидев Яшку, ни чуть не смутился.
  - Пожал-те, ваш сиятельство.
  Они прошли к столику. Половой заучено затараторил.
  - Есть стерлядочка, только с Астрахани сегодня завезли. Рябчики таежные с Урала...
   Кошельков его оборвал.
  - Слоны с Африки и девочки из Парижу, не меньше княгинь...
  Половой замер, чутко уловив угрозу в голосе, но Яшка продолжал глумиться.
  - Что затих? Чай Смирновский не предлагаешь?
   Барин сгладил ситуацию, которая становилась тревожной. Он прекрасно понимал, что по сигналу полового могли появиться вышибалы.
  - Смирновского не надо, принеси, голубчик, шустовского, да что бы настоящего, не балованного. Баранинки с гречкой и селедочка знатная на той неделе была...
  Половой вновь ожил.
  - С Архангельска. Сей секунд сделаем.
  Когда он убежал. Кошельков, глядя ему в спину, прокомментировал.
  - Ловкий. И ртом, и жопой, и чем придется.... Только за свой процентик он мне заплатит.
   Барин попытался остудить приятеля, чувствуя зловещие нотки в его голосе.
  - Яша, не заводись. У тебя свое, у него свое. Он этим процентиком и живет. Жить ведь надо. К тому же половой в "каторге", это, как хороший урка. Попробуй тронь.
  - Пусть жирует, только не за мой счет! Ладно, о вшивых, деловые есть на примете?
  - Немеряно. Каторгу распустили. Но безбашенные, мама не горюй. Тебя же и при случае порешат. Им Иван с авторитетом нужен, с ужасом за спиной.
  - Ужаса у меня море, обхохочешься. Матвейчика мало? Еще нарисуем... Мне такие уркаганы нужны, что бы были не местные.
  - То есть?
  - Хочу по-взрослому пошухарить, а через местную голоту спалимся в неделю. Только что задумаешь, все барыги и марухи от Хивы до Сухаревки знать будут.
  - Это да... На Рогожке вроде зависли кандальные из Ростова...
  К столику подбежал половой и ловко стал выставлять заказанные блюда. Когда он закончил, его кивком головы подозвал к себе Кошельков. Когда тот услужливо наклонился, Яшка хладнокровно вонзил ему в бок финку. Половой завалился у стола и захрипел, умирая. Кошельков, как ни в чем не бывало, поставил на тело ногу и начал есть.
  - А стерлядка и в правду хороша.
   Барин через силу обречено произнес.
  - Яша, ты вырыл нам могилу... Глубокую и мрачную.... Зачем я только с тобой связался.
   Кошельков, смакуя, с удовольствием выпил рюмку коньяка.
  - И коньяк вправду не балованный...
  К столику с угрожающим видом уже рванулись двое громил. Посетители, замерев и ожидая развязки, смотрели в сторону столика, куда они направлялись. Кошельков невозмутимо доел кусок рыбы, встал и, выхватив наган, выстрелил два раза точно по ногам. Те завалились на пол с ревом. Яшка с напускной лаской обратился к ним.
   - Хроменькие, ко мне с мрачными лицами подходить не рекомендуется. Не люблю.
   Барин вытер ладонью выступившую на лбу испарину.
  - Ты, что, одурел?
   Один из громил, с ревом крутясь от боли на полу, пообещал Кошелькову.
  - Сука! Ты ответишь и за Савку, и за нас!
  - Что? Меня портяночник дешевый будет голоте базарной сдавать? На!
  Яшка прострелил вторую ногу громиле и, как ни в чем не бывало, обратился к находящемуся в стопоре от происходившего, Барину.
  - Ну, что есть атаман с делами за спиной?
  - Да-а... Валим отсюда...
  - Ага, вприпрыжку...
  Кошельков демонстративно выложил перед собой на стол две гранаты, наган и продолжил трапезу, не обращая внимания на подбежавших половых, которые, косясь на него, начали оттаскивать громил. Яшка, прожевав, посвятил приятеля в дальнейшие планы.
  - Теперь нужно заскочить к Луню. За ним должок есть...
  - Это ты уж сам. Мне Лунь ничего не должен.
  Кошельков не стал настаивать, лишь тоном, не терпящим возражений, распорядился.
  - Смени свою берлогу и перетри тему с ростовскими.
  - Где тебя искать?
  - Меня искать не надо. О себе шепнешь Проньке-сапожнику.
  
  Барон, сидя в едущей пролетке, ввел Красильникова и Болшева в курс дела.
  - Как вы вовремя появились. Кошельков в Москве. По моим сведениям он должен появиться в лавке некого Лунева.
   Красильников высказал свою точку зрения.
  - Не правильней будет сначала заняться Ковалевым? Кошельков уголовник, пусть им занимается полиция, или, кто там сейчас...
  - Какая полиция? Всех распустили! В стране полное беззаконие! Полное! У Кошелькова должен быть нож. Это важнее. А Ковалев никуда не денется.
   Болшев добавил.
  - Кроме ножа, за Кошельковым еще должок.
  
  Чернышев и Малышев из подворотни наблюдали за входом в лавку с вывеской "Скобяные изделия. Лунев и К.". Сашка, устав от долгого ожидания, начал сомневаться.
  - А может он и не появится.
  - Рудников знает, что говорит. Вон он!
  У входа в лавку появился Кошельков, он, посмотрев по сторонам, зашел внутрь. Малышев ожил, но теперь осознал, что плохо себе представляет, что делать дальше.
  - Теперь то чего?
  Андрей пожал плечами и неуверенно ответил.
  - Проследим его. Он наверняка выедет нас на Ольгиного брата.
  
  Кошельков зашел в полуподвальное помещение лавки. К нему сразу же подобострастно обратился зализанный молодой приказчик, стоявший за прилавком.
  - Чего изволите приобрести? У нас огромный выбор первосортных товаров.
  - От гвоздей до пряников.
  - Шутить изволите?
  - Хозяин где?
  - Как прикажите доложить?
  - Я сам доложусь.
  Яшка уверенно обошел прилавок и направился к двери, ведущей в жилую часть лавки. Но дорогу ему преградил учтивый приказчик.
  - Куда Вы? У нас так не принято...
  Кошельков остановился и в раздумье взял одну из подков, лежавших среди образцов скобяных изделий на прилавке.
  - За что не возьмусь, подкова тут, как тут. Счастье так и валит.
  Приказчик, не понимая, что ему грозит смертельная опасность, начал расхваливать товар.
  - Подковы у нас от Гужона. Не какая-то там профлешина! Высший сорт! Возьмете, не пожалеете. Сносу не будет! Крепкие, жуть!
  - Крепкие? Даже чем твоя башка?
  - Что изволите?
  Кошельков ударил парня подковой по голове и тот с грохотом завалился за стоявшие ящики.
  
  Когда пролетка поравнялась с лавкой, Барон приказал извозчику.
  - Останови здесь, голубчик. Он расплатился с ним.
  - Премного благодарен, Ваш сиясь. Если, что, я могу и подождать.
  - Не стоит.
  
  Чернышев сразу же заметил вышедшего из пролетки Митю.
  - А вот и Ольгин брат.
   Малышев, уточняя, спросил.
  - Который?
  - Который молодой. У них целая шайка, а она еще мне не верила.
  Разговаривающие мальчишки не заметили вылезшего последним из пролетки барона, которого они видели у Рудникова. Все приехавшие зашли в лавку. Андрей и Сашка замерли в нерешительности, совершенно не представляя, что делать дальше.
  
  Кошельков выгреб из коробочки, стоявшей за прилавком деньги, не обращая внимания на хрип умирающего приказчика. На шум из подсобного помещения вышел Лунев, тучный хозяин лавки. Чувствуя неладное, он охрипшим голосом спросил.
  - Что тут происходит?...
  Он тут же осекся, узнав Кошелькова. В это время в лавку зашла команда барона. Федор Михайлович, не сразу обратив внимание на Яшку, который стоял к нему спиной, спросил у перепуганного лавочнику.
  - Любезный, могу я увидеть господина Лунева?
  Кошельков выхватил наган, но Болшев и Красильников опередили его на доли секунды. Пули высекли крошку над головой Яшки, и тот, затолкнув Лунева в дверь, тут же закрыл ее за собой. Барон одернул своих помощников.
  - Живым! Он мне нужен живой!
  Подбежавших к двери Красильникова и Болшева остановили выстрелы. Пули пробили дверь насквозь. Подошедший сбоку барон напомнил.
  - Он нам нужен живой.
  
  Красильников, показав жестом Мите, что бы тот его прикрыл огнем, выбил дверь и сразу же упал на пол, держа пистолет наизготовку.
  В помещении, которое служило складом, на полу лежал Лунев с простреленной головой. Ворвавшиеся следом Митя и барон увидели, что комната пуста, лишь сквозняк шевелит занавеску открытого окна. Федор Михайлович скомандовал.
  - За ним, он не мог далеко уйти.
  Болшев, выбиравшийся через окно последним, не заметил, как у него из кармана выпали часы. Преследователи попали в тупиковый проулок. Недолго думая, они разбежались в разные стороны в надежде настичь Кошелькова.
  
  Для Чернышева и Малышева ожидание у лавки затянулось. Сашка первым прервал затянувшееся молчание.
  - Вроде перестали стрелять... Может, зайдем, глянем?
  - Ага, они и нас...
  - Если, что, скажем, зашли купить гвоздей, а что?...
  Наконец решившись, ребята насторожено зашли в лавку, обошли помещения, опасливо косясь на трупы. У окна Андрей обратил внимание на часы. Он поднял их и прочитал гравировку на задней крышке "Мите от любящих родителей".
  
   Запыхавшиеся Барон, Красильников и Болшев встретились в условленном месте, тихом дворике рядом с Дровяным переулком. Митя грустно подвел итог, - как сквозь землю провалился.
  Красильников не добавил оптимизма, - кроме этой лавки, ни одной зацепки.
  Один Федор Михайлович, оптимист по природе, не унывал, - ничего, главное он в Москве.
  
  Ольга, подойдя к своему подъезду, попрощалась с Таней Полянской, которая в этот раз была в длинном балахоне, заляпанном краской. Через плечо у нее висел мольберт. Ольгу окликнул Чернышев, который подошел вместе с Малышевым.
  - Оль, подожди.
  Ольга сухо ответила, демонстрируя свое нежелание общаться с Андреем.
  - Я просила, не приходи к нам.
  Таня в это время вызывающе осмотрела Малышева с головы до ног и дерзко спросила у него.
  - Самец, хочешь войти в историю и оставить свое имя в веках?
  Малышев был ошарашен подобной вызывающей бесцеремонностью.
  - Чего?
  - Будешь мне позировать. Я создаю эмблему ассоциации вольных самцов. Символом ассоциации будет осьминог. Ты будешь его изображать.
  Из пафосного монолога Сашка понял только то, что он должен изображать какого-то осьминога. Не уверенный, что все правильно понял, он растеряно уточнил.
  - Я - осьминога?
  - Это нужно для газеты ассоциации. Я в ней главный редактор.
  - Я не про то. Я, что похож на осьминога?
  Замешательство парня воодушевило взбалмошную девушку на новый всплеск словоблудия.
  - Это не важно, на кого ты похож. Главное, что ты чувствуешь. Ассоциативное мышление должно превалировать над визуальным восприятием, тогда абстракция обретает ощутимые философские формы.
  У Малышева создалось ощущение, что они разговаривают на разных языках.
  - Чего?
  Полянская, придерживая Малышева за рукав, отвела его чуть в сторону. Она азартно стала что-то объяснять своей жертве.
  
  Чернышев попытался удержать Ольгу за руку, но ее остановило лишь его сообщение.
  - Твой Митя в Москве. Я сегодня его видел.
  Ольга сразу же преобразилась и радостно спросила.
  - Где?
  - В Гончарах, в лавке Лунева.
  Ольга, забыв все свои обиды, потащила за рукав упирающегося парня.
  - Побежали туда! Сам убедишься, какой Митька славный и не мог он...
  Андрей остудил ее радость.
  - Не надо туда ходить. Митя и с ним еще несколько налетчиков...
   Ольга резко его прервала.
  - Опять ты за свое? Каких налетчиков? Что ты несешь?
  - Таких! Они ограбили лавку и там сейчас два трупа!
  - Ты это специально! Зачем тебе это надо? Не мог Митя связаться с уголовниками! Не мог!
  - Зачем? Чтобы ты не думала, что я трепло... Андрей достал найденные часы и показал их Ольге, - посмотри.
  - Это Митины... Ему их на пятнадцатилетие папа подарил... Откуда они у тебя?
  - Они лежали рядом с трупом. Он их обронил, наверное. Если мне не веришь, почитай завтра газеты, там наверняка напишут про этот налет. Да и вон, Сашка был со мной. Может подтвердить.
  Чернышев отдал часы и оскорбленный недоверием отошел к Сашке с Таней. Оля несколько секунд смотрела на Митины часы, затем окликнула Чернышева.
  - Постой! Андрюша, подожди.
  Андрей нехотя вернулся к Ольге, которая умоляюще попросила его.
  - Мне нужно встретиться с Митей. Помоги...
  - Я не знаю... где его теперь искать...
  - Мне очень это нужно... Я не поверю не одному твоему слову, пока не поговорю с ним.
  Андрей неуверенно согласился, - я попробую, но не знаю...
   Ольга заглянула в глаза Андрея.
  - Пожалуйста.
  
  Девушка вернулась к подъезду, из которого в это время вышла Елизавета Николаевна. Она поинтересовалась у дочери.
  - Куда ты пропала? Ушла на часик и с концами. Я уже волноваться начала...
  - Я у Тани была.
  - Опять? Я же просила тебя.
   Мать обратила внимание на подавленное состояние дочери.
  - Что-то случилось?
  - Нет ничего. Все нормально.
  - Я же не слепая, вижу. Не ходила бы ты больше к Тане. Она такая баламутка и тебя с толку сбивает.
  Ольга, ничего не отвечая, молча зашла в подъезд. Мать грустно посмотрела ей вслед.
  - Ой, Господи...
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
   ШАЙКА.
  
  Сколоченная Кошельковым и Сережей Барином шайка начала свою деятельность с налета на вдову купца средней руки. Навел на нее Сивый, не в далеком прошлом каторжанин свирепого вида, и для которого не существовало никаких авторитетов. Кроме него в состав шайки вошли Гусь, 30-летний юркий низкорослый мужичек и Кадило, 50-летний бородатый крепыш. Они, как и Сивый, были приговорены к каторжным работам за разбои, убийства и освободились по амнистии Временного правительства. Налетчики все перевернули вверх дном в доме купчихи. Сама хозяйка, 60-летняя дородная женщина, от страха забившись в угол, периодически крестилась и беззвучно читала молитвы. Бандиты вытрясли все из сундука, шкафа, комода. Наиболее ценное, шубы, пальто, платья они небрежно засовывали в мешки. Туда же ссыпали столовое серебро, бронзовые часы.
  У резного буфета Кошельков, отложив в сторону столовые принадлежности из старинного серебра, заметил, что Сивый, достав из ящика золотые часы с цепочкой, убрал их к себе в карман.
  - Сивый, не рано тырбанить слам начинаешь?
  Сивый, даже не глядя в сторону Яшки, рыкнул.
  - Ты мне не указ. Я вас сюда привел, мне и решать, что себе ныкать, а что кодле на слам слить.
  Яшка понял, что если сейчас не настоять на своем, то над плюшевым атаманом будет надсмехаться последний босяк.
  - Хорошо подумал?
  - Че? Ты Васек помурлыкай на вон ту квашню. Сивый с ухмылкой кивнул на купчиху. - Я на рудниках пеленал не таких румяных.
   Кошельков, сделав два шага в сторону, профессионально занял удобную позицию, прекрасно понимая, что словами стычка не закончится.
  - Я тебе не Васек, а Яков Николаевич. И таких ты не пеленал, ты с такими еще и не встречался.
   Сивый выхватил наган. - Че?
  Бандиты замерли и стали ждать, чем закончится противостояние. Барин громко вздохнул, мол, я предупреждал. Кошельков улыбнулся, сделав вид, что пошел на попятную.
  - Сивый, чего ты завелся? Пошутил я, бери, что хочешь.
   Сивый плохо знал Яшку и, приняв за чистую монету его раскаяние, расслабился.
  - То-то... Васек.
  Кошельков повернулся к Сивому спиной, чтобы тот окончательно успокоился, а затем молниеносно выхватил наган и выстрелил. Пуля попала тому точно в лоб, и он рухнул, не издав ни звука. Кошельков достал у него из кармана часы, небрежно кинул их в общую кучу и скомандовал своим подельникам.
  - Что встали? Пакуем слам да уходим.
   Барин сделал вид, что ничего не произошло, и вслух стал размышлять.
  - Что то рыжья не видно. Неужто, мадам не приберегла на черный день?
   Кошельков сразу же ласково спросил у вдовы.
  - А?... Золотишко где?
  Женщина, бегая глазами, часто закрестилась.
  - Ей Богу нету... И так все позабирали... Как же мне теперь жить то... Хоть по миру иди побираться...
  Кошельков выстрелил ей в ногу. Купчиха от боли зашлась в крике. Кошельков, словно ничего не произошло, продолжал беседовать с ней.
  - Чего орешь, дура старая. Я же для тебя стараюсь, хроменьким подают больше. Он использовал свой любимый аргумент в беседе, вдавил дуло нагана в щеку. - Где рыжье? Пристрелю!
  Женщина, не прекращая орать, кивнула головой на образа в углу. Кошельков, скинув на пол иконы, достал жестяную банку из-под чая. Когда он высыпал ее содержимое на стол, в свете лампы засверкала горка ювелирных изделий и золотых монет.
  Яшка вновь обратил внимание на стоны вдовы.
  - Достала своими воплями.
  Он подошел к женщине, достал из кармана подкову и два раза ударил ее по голове. Вдова затихла и безжизненно завалилась со стула на пол.
  Кошельков аккуратно, чтобы не испачкать руки в крови, повесил окровавленную подкову на лампадку в углу, где стояли иконы.
   Барин кивнул на подкову. - Опять подкова?
  - Да, как-то так получается, они мне фарт приносят. Пусть подкова будет нашим знаком.
   Гусь озадачил Кошелькова возникшей проблемой. - Как теперь с транспортом быть? Шарабан то Сивого.
   Его поддержал Кадило. - Нужен надежный лихач.
  У Кошелькова на этот счет была своя точка зрения. - С лошадью забот много, авто нужен. Есть у кого на примете?
   Гусь сообщил. - У лабазов на Плющихе стоит бортовой.
   Барин заинтересовано спросил у Гуся.
  - А что за лабазы? Чем там поживиться можно?
  - Там геологическое общество, Мартын Синий говорил, там взрывчатки полно.
   Кошельков удовлетворено потер руки, к взрывчатке он всегда был неравнодушен.
  - Взрывчатка? Интересно...
  
  Утром за завтраком Настена, как бы невзначай упомянула Кошелькова.
  - Который день не приходит.
  Отец, отставив в сторону блюдце с чаем, вспылил.
  - Соскучилась что ли по упырю этому? Шаболда, прости мя господи.
  - Какой соскучилась, боюсь я его, больше чем Матвейчика, царство ему небесное. Может, отвязался он от нас, видит, взять с нас нечего.
  - Дай то бог.
  Не зря говорят, вспомни черта, он и появится. В комнату без стука зашел Кошельков с мешком в руке. Он кинул его в сторону на пол и по-хозяйски прошел к столу. Яшка кивнул Настене на мешок.
  - Тебе.
  Настена, сразу же забыв про свое отношение к бандиту, радостно начала вытряхивать из мешка вещи и рассматривать их, но ее одернул Яшка.
  - Потом рухлядью займешься. Чаю мне сваргань, покрепче.
  Когда Настена вышла из комнаты, Кошельков обратился к Николе.
  - Схрон мне нужен большой и надежный.
  - Где же я тебе его возьму?
  - А у тебя нет?
  Никола отвел глаза в сторону и твердо ответил. - Нет.
  Но Кошельков не унимался. - Добришко от лихих людей принимал, а в доме я его не видел.
  - Да какое там добро? Мелочевка одна, да и то от случая к случаю.
  - Монастырь то рядышком.
  - Ну так и что?
  - Старый монастырь... В старину под монастырями всегда подземелья рыли и ходы разные.
   Яшка пытался заглянуть хитрому плотнику в глаза, но взгляд того был неуловим.
  - То мне не ведомо.
  Кошельков понял, что за просто так, ушлый мужик ничего не скажет.
  - Крутишь, Никола, крутишь. А давай я его у тебя куплю.
  Некоторое время они сидели молча. Кошельков, понимая, что пустыми посулами Николу не пронять, достал из кармана пригоршню золотых червонцев и высыпал на стол. Одна монета с тихим звоном покатилась по столу. Никола, словно завороженный, провожал ее взглядом.
  
  Подземелье с мрачными каменными сводами освещалось тусклым светом керосиновой лампы, которую держал в руках Никола. Кошельков восторженно крутил головой, он поинтересовался у хозяина подземелья.
  - Вот это да... А этот ход куда ведет?
  - Там еще зал есть, больше этого. Главное не заблудиться. Здесь такие лабиринты, можно сутки плутать.
  - Сюда еще вход есть?
  - Из монастыря, но он замурован.
  - Кто еще про него знает?
  - Никто. Я даже Настене ничего не говорил. Я сам то на него наткнулся случайно. Хотел в сарае погреб вырыть...
  - Нужно сарай перестроить, увеличить.
  - Зачем?
  - Что бы можно было туда авто загонять.
  
  Кошельков и Никола, довольные совершенной сделкой, по семейному за столом пили чай. Настена постоянно крутилась рядом. Она то выходила из комнаты с грязной посудой, то возвращалась со стопкой белья, которое убирала в шкаф. Когда она в очередной раз вышла из комнаты, Кошельков обратился к Николе.
  - И еще у меня к тебе дело есть. Мне нужно встать на постой.
  - Зачем куда то. Плати мне и живи, сколько хочешь.
  - В Москву прибыли веселые парнишки, и, похоже, по мою душу.
   Никола усмехнулся.
  - На Хиве деловые про тебя трут, что, мол, Кошелек совсем безбашеный, никого не признает.
  - Те, что прибыли, не шмолудень хитровская, а очень серьезные ребята. Думаю, они уже во всю ищут выходы на меня.
  - Если серьезные, то найдут. Москва она только кажется большой и бестолковой.
  - Теперь, про то, что я у тебя бываю не должна знать ни одна живая душа. Мне нужен домик на отшибе, в тихом месте.
   Никола, немного подумав, предложил.
  - Разве, что у Матвея хромого, если он не уехал. Не далече, в Сыромятниках, рядом с брошенной смоловарней.
  Яшку заинтересовал этот квартирный вариант.
  - А что, он собирался уехать?
  - Да ладно, он завсегда так после запоя. Грит, уеду я в деревню жить от соблазнов подальше.
  - Запойный, значит?... Может оно и к лучшему.
  
  Малышев и Чернышев с трудом протискивались мимо торговых навесов и разношерстной публики. Андрей уточнил у приятеля.
  - А он точно должен знать?
  - Тимоха подручным подрабатывает у Проньки-сапожника, а к тому вся местная голота обращается. Он тут вроде почты, кому, что передать или если кого найти надо.
  Ребята подошли к сколоченной из досок будке, над которой висела вывеска "Ремонтъ сапогъ". У входа сидел на ящике Пронька, желчный 50-летний потрепанный мужичонка и ремонтировал ботинок мужику, который стоял рядом, дожидаясь, на одной ноге, поджав другую. Пронька крикнул в сторону будки.
  - Тимоха, набойку!
  Из будки выскочил Тимоха, 12-летний мальчишка с непослушными вихрами и отдал сапожнику набойку, которую тот сразу же начинал прибивать, приговаривая.
  - Теперича сносу не будет. Он обернулся к своему подручному, - слетай к Агафье за обрезками. Что б, одна нога там, другая здесь.
  Малышев и Чернышев, дождавшись, когда Тимоха отошел от будки, устремились вслед за ним. Сашка окликнул мальчишку.
  - Тимоха, постой.
  
  К Проньке подошел филер, 40-летний мужчина одетый, как мастеровой. Он, дождавшись, когда мужик надел отремонтированный ботинок и ушел, спросил у сапожника.
  - Подскажи мне, мил человек, как бы мне Кошелькова Яшку повидать? Он мне говорил, что вы знакомцы.
  Пронька внимательно, с головы до ног осмотрел человека.
  - Какой еще Кошельков? Не знаю я такого...
   Филер показал ему фото.
  - Вот этого. Ну, что, не знаешь?
  Пронька, даже не глядя на фото, буркнул.
  - Сказал же, не знаю. Не создавай толкучку. Шел мимо, вот и иди.
  Когда филер нехотя отошел, Пронька кивнув кому-то головой, показал на него.
  Сразу же филера догнала Настена и поинтересовалась у того.
  - Гражданин хороший, слышала я, Вы Кошельком интересуетесь?
  - И что?
  - В Сыромятниках есть домик Матвея хромого. Сам он в деревню съехал, а домик внайм сдал Кошелькову Якову.
  - Барышня, сколько я Вам должен за информацию?
  - Нисколько. У меня к нему свой должок.
  - Какой, если не секрет?
  - Дружка моего, Матвейчика, может слышали, порешил... Так, что...
  Когда Настена скрылась в толпе, филер произнес ей вслед недоверчиво.
  - Ну, спасибо,... если не врешь...
  
  Малышев и Чернышев догнали Тимоху, который, остановившись, поинтересовался у Малышева.
  - Привет, Сань. Чего хотел?
  - Дело у меня к тебе. Нам нужно найти Кошелькова и Болшева. Помоги.
  - А мне надо?
   - Если узнаешь чего, отдам тебе свой ножик складной.
  - Гони ножик.
   Чернышев уточнил, не веря в такую скорую удачу.
  - Что, знаешь, где их найти?
  - Кошелька то? Сегодня Пронька меня с утра к нему посылал, провода отнести.
   Малышев с удивлением спросил.
  - Какие еще провода?
  - Электрические. Нож гони.
  Сашка с сожалением отдал обещанный нож. Тимоха тут же проверил остроту лезвия и убрал нож в карман. Только после этого уточнил информацию.
  - Про Болшева не скажу, не знаю такого, а Кошелек осел в Сыромятниках, рядом с брошенной смоловарней.
   Малышев спросил.
  - А который там дом?
  - Старый такой домик, он там у пустыря один. Не ошибешься. Только я вам ничего не говорил, а то Пронька меня прибьет.
  - Не первый год замужем.
  Когда Тимоха убежал, ребята стали размышлять, что делать дальше. Сашка предложил,
  - ну, что? Пошли, скажем Ольге, где должен быть ее брат и пусть она сама с ним разбирается...
  - Давай, сначала проверим, а то опять скажет, что я трепло...
  - В Сыромятники тащиться...
  - Да, ладно тебе... полчаса...
  - Ну, почапали.
  
  Старый одноэтажный дом, огороженный заборчиком, стоял на отшибе. Кошельков, словно простой огородник копался во дворе с лопатой в руках. Малышев и Чернышев прошли мимо домика. Андрей, покосившись в сторону бандита, тихо сказал приятелю.
  - Он, Кошельков.
  - Значит, и брат должен быть здесь.
  - Все, убедились. Пошли.
  - Пошли. А то мне еще нужно керосин домой купить.
  Навстречу ребятам прошел филер, который так же покосился в сторону Кошелькова.
  
  Митя сидел в просторной комнате на диване и внимательно изучал записи в тетрадке. Когда в комнату зашел Федор Михайлович, он отложил тетрадь и встал ему навстречу. Барон поделился последними новостями.
  - Похожий нож появлялся на Сухаревке у барышников, но концов найти невозможно... Скорее всего он осел у какого нибудь антиквара.
  - Получается, мы зря разрабатываем Кошелькова?
  - При любом раскладе с ним нужно кончать. Ведь получается, что мы подготовили и выпустили на волю зверя. А где Красильников?
  - Он к своему земляку пошел встретиться, узнать, что дома нового, давно вестей нет.
  - Он ведь, кажется из Сибири?
  Митя уточнил.
  - Из под Омска. У него там отец крестьянствует.
  - Да-а, оттуда почта долго идет.
   Болшев продемонстрировал барону тетрадь, которую изучал перед его приходом.
  - Я, пока Вас не было, ознакомился с этими записями.
  - Список Дабелова...
  - Здесь упоминается азбуковник целительства Клавдия Галена.
  - Существует версия, что этот список соответствует списку фолиантов из библиотеки Ивана Грозного. А почем ты обратил внимание на азбуковник?
  - Я его держал в руках.
  - ???... Но...это невозможно...
  - Но я видел эту книгу у старца.
  - Он что нибудь говорил, откуда она у него?
  - Нет... Он вообще сказал, что мне азбуковик в бреду пригрезился.
  - Интересно. Было бы неплохо пообщаться с этим старцем.
  Когда раздался звук колокольчика, Митя сразу же направился к входной двери.
  - Я открою.
   Он вернулся вместе с филером, который учтиво поздоровался с бароном..
  - Добрый день, Ваше превосходительство.
  - Чем порадуешь, голубчик?
  Филер вернул фотографию Кошелькова и сообщил результаты своей работы.
  - Сыромятники, частный дом рядом с пустующей смоловарней. Живет один. Соседи говорят, хозяин инвалид Кузин Матвей уехал на лето в деревню.
   Барон положил на стол перед сыщиком бумагу и карандаш.
  - Ну-ка, ну-ка, накидай схемку.
  Федор Михайлович и Митя склонились над столом, рассматривая схему местности, которую рисовал филер, тут же ее комментируя.
  - Тут пустырь, сразу за ним Яуза. Это смоловарня.
   Барона интересовали мельчайшие подробности схемы.
  - А тут что?
  - Глухая стена лабаза смоловарни. Высота сажени три.
  - Получается, дом стоит на отшибе.
  - Точно так. Еще, вчера был налет на склады императорского геологического общества. Убит сторож. По всем приметам шайка Кошелькова. Кроме денег они забрали грузовой авто и... пятьдесят пудов толовых шашек.
  Барон решительно произнес.
  - Его нужно остановить, иначе...
   Он отошел к секретеру, достал оттуда деньги и вручил их филеру.
  - Как договаривались. Спасибо, голубчик, выручил.
  - Премного благодарен. Если понадоблюсь, где меня найти, знаете.
  Филер направился к выходу. Уже у двери его остановил вопрос барона.
  - А неужели в Москве никто не реагирует на шайку Кошелькова?
  - Если всерьез, то некому. Старых спецов разогнали, а в новую, народную милицию набрали студентов, да обывателей. Какой от них толк...
  После ухода сыщика Федор Михайлович начал звонить по телефону.
  - Барышня, соедините меня с Рогожским участком... Жду... Милейший, налетчик Кошельков обитает в Сыромятниках, в доме Матвея Кузина, Учтите, он вооружен и очень опасен.... Не за что. Он иронично добавил, - это мой гражданский долг.
  Положив телефонную трубку, барон встретился с удивленным взглядом Болшева и пояснил тому свое поведение.
  - Кошельков явно решил, поиграть с нами. Потешить свое самолюбие, вот, мол, какой я крутой.
  - Думаете, ловушка?
   - Однозначно. Мы же засветились у Лунева. Кошельков одного не учел, он нам теперь не интересен. Мы знаем, что у него нет ножа.
  - А если все не так? Может быть, стоит посмотреть, что там к чему?
   Слова Мити заставили барона засомневаться. Немного подумав, он принял решение.
  - Может быть... Митя, ты вот, что, смотайся туда, посмотри, что, да как. Сам не лезь. Со стороны смоловарни, должен быть хороший обзор.
  Услышав звук колокольчика, Митя пошел открывать дверь и вернулся с Красильниковым, который был мрачен и сильно пьян. Барон с язвительными нотками в голосе поинтересовался у пришедшего.
  - И, что сие значит?
   Красильников завалился на стул. Он путано и несвязанно начал выражать свои мысли.
  - Я подаю в отставку! Не хочу больше никому служить! За что служить? За отчизну? Ха-ха-ха... Вот пусть те казачки кровь проливают... Пусть они... Твари!... Подаю в отставку! Все!
  Барон кивком головы подал знак Болшеву. Тот помог Красильникову встать и, приобняв его, увел в соседнюю комнату. Через несколько минут он вернулся, держа в руках письмо. Барон в возбуждении ходил по комнате.
   - Ничего не понимаю!... Красильников... Что бы так напился!... В голове не укладывается...
   Митя протянул письмо.
  - У Красильникова из кармана выпало.
   Барон взял письмо и стал читать.
  - Может это, что-то прояснит... Новости из деревни.... Н-да... Дела...
   Болшев поинтересовался содержанием письма.
  - Что там?
  - Распахали помещичью землю, тот вызвал казаков. Отца хотели выпороть нагайками, брат вступился, и... его зарубили, отца хватил удар. Через три дня и он преставился... Вот такие... невеселые дела. Что Красильников?
  - Вроде, уснул.
  - Пусть спит. Ему домой нужно ехать и в себя придти. Что же делать... время все лечит... Дмитрий, насколько я знаю, Вы ведь москвич?
  - Да.
  - Позволю себе бестактный вопрос...
  - Почему я за это время ни разу не наведался домой? В начале войны у меня был конфликт с папой. Я ушел из дома и теперь вернусь туда, когда сочту, что мои родные могут мной гордиться. Немного высокопарно, но... Смешно?
  - Да, нет, не смешно...Конфликт отцов и детей... Неужели не скучаете?
  - Скучаю?... Очень скучаю.
  - Н-да...
  - Ну, я пошел.
  - Да, да... Поосторожнее там.
  
  Елизавета Николаевна, как могла, успокаивала дочь, которая была раздосадована очередным полученным письмом.
  - И здесь отказ. Нет доказательств нахождения там Литовского тракта.
  - Простая отписка. У них нет денег на проведение экспедиции. Да и до того ли сейчас?
  - Нужно не письма писать, а мне самой ехать в Петербург и добиваться.
  - Но ведь они в чем-то правы. То письмо пропало, а других доказательств, кроме твоих слов и нет.
  - Я доведу поиски папы до конца, чего бы мне это не стоило. Если бы найти то послание, оно бы послужило доказательством, что тракт существует, и нашел его именно папа.
  С улицы послышался условный свист. Через некоторое время он настойчиво повторился. Ольга подошла к окну и выглянула на улицу. Ее с осуждением одернула мать.
  - Оля, с каких пор ты стала реагировать на свист? Стыдно. Ольга, ничего не говоря, направилась к выходу. - Куда ты собралась?
  - Я... Я на полчасика к Тане, мы договаривались.
  К выбежавшей из подъезда Ольге сразу же подошел Андрей.
  - Привет.
  - Привет. Ну, что?
  - Он живет в Сыромятниках, рядом со смоловарней.
  - Ты его видел?
  - Его нет. Я видел его подельника Кошелькова.
  - Подельника... Не мог Митя стать бандитом...
  - Оля, не ходи туда.
  - Мне легче погибнуть, чем жить, постоянно думая, что брат бандит, что он убил папу...
  - Давай я с тобой пойду?
  - Ты знаешь, что такое семья? Когда все любят друг друга, доверяют... Когда... Я хочу услышать о происшедшем от Мити.
  - Я пойду с тобой.
  - Не надо.
  Андрей грустно смотрел вслед уходившей Ольге.
  
  Ольга подошла к калитке и в нерешительности остановилась. Она вздрогнула от неожиданности, когда сзади раздался голос Кошелькова, который незаметно подошел к ней.
  - Барышня, Вы кого-то ищите?
  - Здравствуйте. А Вы здесь живете?
  - А что?
  - Я хотела бы поговорить с Митей, с Митей Болшевым.
  - Г-м, Болшев уже здесь свиданки назначает?
  - Дело в том, что я его сестра и мне очень нужно с ним встретиться.
  - Сестра?... Тогда проходите, барышня. Его пока нет, но я думаю, он скоро должен появиться. Вот вместе и подождем.
  Кошельков открыл калитку и галантно пропустил девушку во двор. Затем он, оглядевшись по сторонам, прошел следом.
  
  Милиционеров, появившихся у дома, можно было отличить от простых обывателей только по повязкам на рукаве. Руководил ими студент, амбициозный лохматый парень в студенческой куртке и фуражке. Благодаря наличию огромного кольта в руке он был излишне уверен в себе.
  - Пурин и Белов, обходите сарай с той стороны и под окна. Фурсов, ты слева через сирень и прикрывай нас со Степаном.
  Пурин не проявлял большой решительности лезть под пули.
  - А как он палить начнет? Присмотреться бы.
  Студент с видом большого знатока успокоил его.
  - Все налетчики спят до вечера без задних ног. Тепленьким возьмем.
  К милиционерам подошел Чернышев. Студент обратил на него внимание и голосом не терпящем возражения сразу же скомандовал.
  - Исчезни отсюда.
  - Там должна быть девушка.
  - Разберемся без сопливых. Я неясно сказал? Исчезни! Он повернулся к бородатому милиционеру, - Потапов, будь здесь и гони посторонних в три шеи.
  Андрей был вынужден отойти в сторону. Он осмотрелся по сторонам, ища место для наблюдения. Его внимание привлекло здание смоловарни, и он бегом устремился туда.
  Милиционеры начали расходиться в указанные стороны. Студент и с ним еще один молоденький милиционер направились к калитке.
  
  Когда Кошельков и Ольга зашли в комнату, Яшка с ухмылкой изобразил из себя галантного кавалера.
  - Присаживайтесь, барышня.
  - А Митя скоро будет?
  Кошельков двусмысленно ответил.
  - С минуту на минуту. Сам уже заждался. К встрече все готово, а его все нет.
  - Вы смогли бы ответить мне на один вопрос?
  - С удовольствием. Надеюсь, у барышни вопросы пристойные и не заставят краснеть.
  Ольга старалась не обращать внимания на сальные нотки в голосе, по меньшей мере, странного приятеля брата.
  - Вы с Митей в апреле были на станции Заречье?
  Вопрос заставил Яшку насторожиться. - А что?
  - Я знаю, что вы там были. Я хочу узнать, что произошло между Митей и папой.
  - Каким еще папой?
  - Нашим. Он был в очках,... в берете...
  Кошельков понял о ком идет речь и с ходу начал нагло и цинично импровизировать.
  - А-а-а... С этим. Вот оно что. Переругались они. Митя стал требовать свою часть наследства, а тот ни в какую. Говорит, я все дочке оставлю.
  - Какое наследство? Чушь какая то...
  - Я уж не знаю, какое наследство они не могли поделить, только из-за него Митя и приложил папаше по голове... по-родственному.
  Услышав металлический звук на улице, Кошельков сразу же замолчал. Этот звук сообщил ему, что к дому приближается посторонний. У Яшки было достаточно времени, что бы окружить подходы к дому простейшей системой сигнализации, состоящей из незаметно натянутых проволочек с подвешенными колокольчиками. В некоторых местах он использовал и добытую взрывчатку. Внимательно прислушиваясь, Кошельков зловещим шепотом комментировал свое видение происходящего у дома.
  - Похоже и Митя пожаловал. Он задумчиво добавил, - оттуда я его не ждал.... Уж очень просто...
   Ольга заметила, что у Кошелькова пропала игривость. Ее охватило смутное беспокойство.
  - Что-то случилось?
  - Ну, что, Вы - простые армейские маневры. Поучаствовать не желаете?
  - Я?
  - А почему бы и нет? Протяните ручки свои белые.
   Ольга, ничего не понимая, нерешительно протянула руки вперед.
  - Зачем?
  Кошельков ременной удавкой захлестнул руки Ольги в районе запястьев и практически подвесил ее к крюку, вбитому в бревенчатую стену. Параллельно со своими действиями он комментировал ей происходящее во дворе.
  - Понял, что есть секретки и замер. Теперь он пойдет осторожно. Будет под ноги смотреть. Это его и погубит.
  
  Во дворе один из милиционеров, настороженный присутствием странной сигнализации, осторожно переступил между натянутыми нитями и сразу же раздался взрыв.
  
  Взрыв вызвал у Кошелькова любопытство, - интересно, кто первый? Красильников или твой Митя? Сиди тихо, а я гляну...
  Кошельков осторожно выглянул в окошко. Снаружи раздался выстрел, разлетелось оконное стекло. Вслед за выстрелом раздался бодрый голос студента.
  - Кошельков! Сдавайся, дом окружен народной милицией! Тебя ждет суд!
  Кошельков, поняв, что все складывается не, как надо, был раздосадован.
   - Только этих уродов не хватало. Шелупонь в казаков-разбойников играют. Покажем им урок мастерства. А сестра... Митина?
  - Отвяжите меня! Немедленно!
  Кошельков вышел из дома на крыльцо с поднятыми руками и начал ломать комедию.
  - Господа хорошие, я же не знал, что вы из народной милиции. Сдаюсь на вашу милость.
  Из кустов сирени и из-за сарая появились сразу осмелевшие студент и его помощники. Студент самоуверенно направился с Кошелькову.
  - Сразу бы так.
  Не успели расслабившиеся милиционеры сообразить, что происходит, как Кошельков молниеносно выхватил сзади из-за пояса два нагана и открыл шквальный огонь. Студент, раненый в плечо, отскочил в кусты сирени. Еще один милиционер, сраженный пулей бандита, рухнул на месте. Два других, беспорядочно стреляя, успели укрыться за сараем.
  Яшка возвратился к подвешенной Ольге и стал заправлять барабаны наганов патронами. Он беседовал с ней, словно она не связана, а увлечена домашним чаепитием.
  - Думал, твой братишка, ан, нет...
  Ольга со слезами на глазах взмолилась.
  - Отвяжите меня.
  - С ума сошла? Ты моя приманка. Болшев с бароном появятся, обязательно. Они где-то рядом. Эти недоумки для дешевого шума... Клоуны...
  
  Чернышев подергал входную дверь в заброшенное здание конторы смоловаренного завода, Но она была забита и не поддавалась. Он огляделся по сторонам и стал карабкаться по металлическим скобам, чтобы забраться в разбитое окно на втором этаже. Когда Андрей опустился на пол, сзади ему в затылок уперлось дуло нагана, и раздался голос Мити.
  - Ты кто?
  - Я?... Я Андрюха...Андрей, вполоборота покосившись на Болшева, узнал его и добавил, - туда пошла Оля, твоя сестра.
  - Оля у Кошелькова? Зачем?
  - Она искала тебя, хотела узнать, почему ты убил отца...
  - Я???.... Папа убит???
  - В апреле ты же был с Кошельковым у станции Заречье?
  У Мити в голове от полученной информации была гнетущая путаница.
  - В каком месте его убили?
  - Я его нашел внутри элеватора.
  - Кошельков, больше некому! Сволочь!
  - Значит это не ты? Я тогда видел тебя вместе с Кошельковым и подумал...
  Митя с горечью дополнил слова Андрея, - и рассказал Ольге... Неужели она могла поверить...
  - Она и не верила.
  Болшев стал выбираться в окно, за ним устремился и Чернышев, но Митя его остановил.
  - Не ходи за мной.
  
  Болшев, аккуратно переступая через натянутые проволочки, подкрался сзади дома к окну и с помощью перочинного ножа открыл его. Он через окно забрался внутрь и, увидев Ольгу, начал ее развязывать, не отвечая на вопросы, которые из нее так и сыпались.
  - Митька, Что происходит?... Не трогай меня!... Что у тебя произошло с папой?
  Затянутый узел никак не хотел поддаваться, и Митя раздражительно одернул сестру.
  - Помолчи.
  Митя так и не успел развязать злополучный узел, когда его остановил появившийся Кошельков.
  - Семейка в сборе. Не дергайся, щенок. А то будет дырка в башке.
  - Чего ты хочешь?
   Кошельков, держа Митю под прицелом, куражился.
  - Экзамен сдать на диверсанта. Очень хотца офицером стать.
  - Я ее забираю, и мы уходим, а ты можешь считать себя хоть генералом.
  - Я удивляюсь, как ты смог сюда пройти. Я заминировал все подходы. Вон, лягавые успокоились, лежат по кустам и не дергаются.
  Митя прекрасно понимал, что по добру Кошельков их не отпустит, и больше для проформы спросил. - Ну что?
  - Сначала двумя пальчиками положи ствол на пол и толкни ко мне ногой. Дергаться не советую. Жалко ты один, без барона. Ну да ничего, у меня и для него сюрпризик имеется.
  Болшев был вынужден выполнить команду негодяя. Когда тот наклонился за пистолетом, Митя резко бросил в него стул и сразу же напал. Но его бросок оказался неудачным. Кошельков ударил парня рукояткой пистолета по голове, и тот свалился без сознания. Яшка стал озверело избивать Митю ногами. Подвешенная Ольга начала истошно кричать.
  - Прекрати! Не трогай его! Сволочь!
  Неожиданно в комнату ворвался студент с пистолетом в руке и сразу же скомандовал Кошелькову.
  - Руки вверх.
  Кошельков, не оборачиваясь, выстрелил на голос. Пуля попала милиционеру в грудь и он упал. Яшка бросился из комнаты, перешагнув через тело студента, который лежал в дверях.
  - Лягавые проснулись.
  В комнате была слышна начавшаяся перестрелка.
  Через некоторое время Кошельков вернулся в комнату. Он связал руки находившегося без сознания Болшева и подвесил его к крюку, вбитому в стену рядом с Ольгой.
  - Сестра встретила брата... Счастливые...
  
  Яшка из шкафа достал небольшую коробку и аккуратно положил на пол у двери. Когда он ее открыл, стали видны плотно уложенные толовые шашки. Кошельков сверху закрепил гранату, от которой стал тянуть провод.
  
   В комнату, где за столом сидел барон, зашел помятый Красильников. Федор Михайлович, словно ничего не произошло, участливо спросил.
  - Проснулся?
   Красильников сконфужено промямлил.
  - Федор Михайлович, извините меня. Просто дело в том, что...
  Барон тактично прервал объяснения Красильникова, - можешь не продолжать, я в курсе. Когда собираешься ехать?
  - Я думаю, сегодня. Я, в общем-то, зашел попрощаться с Вами и с Митей. А кстати, где он?
  - Митя в Сыромятниках. Там Кошельковское лежбище.
  - Он туда один отправился?
  Федор Михайлович объяснил Красильникову. - Кошелькова должны брать милиционеры, а Болшев там, в большей степени, как наблюдатель.
  - Все равно. От Кошелькова можно ждать чего угодно.
  Волнение Красильникова передалось и барону.
  - Времени уже прошло достаточно. Что-то Митя задерживается...
  - Я туда. Где там в Сыромятниках?
  - Дом рядом со смоловарней.
  
  К открытому окну, которое не закрыл за собой Митя, подкрался Чернышев. Немного подумав, он забрался внутрь дома. Андрей осторожно заглянул в соседнюю комнату. Его сразу же заметила Оля.
  - Андрюшка, отвяжи меня! Быстрее, а то он вернется!
  Со стороны двора вновь начали звучать выстрелы. Андрей развязал Ольгу, и они вдвоем, развязав Митю, начали оттаскивать его в соседнюю комнату к спасительному окну.
  
  Красильников на пролетке подъехал к скоплению любопытных обывателей, которые кучковались рядом с перекошенными воротами смоловарни. К пролетке сразу же бросился пожилой мужчина с винтовкой и повязкой милиционера.
  - Стой! Дальше нельзя...
   Красильников слез с пролетки.
  - Еще не взяли?
   Милиционер сразу же понял о чем разговор.
  - Из шестерых наших, которые первыми приехали, только Потапов уцелел. Он же сволочь все вокруг заминировал.
   Красильников прислушался, ему не понравилась гнетущая тишина.
  - Что-то тихо.
  - Ага, уже минут пять, как тишина. Может его... того...
  Красильников поинтересовался у милиционера. - Вы случайно не видели здесь парня среднего роста, в военном френче.
  Тот пожал плечами, - да вроде бы такого не было.
  Внезапно раздался оглушительный взрыв, и сразу же со стороны дома начали валить клубы дыма. Красильников бросился бежать в сторону дома. Его попытался удержать милиционер.
  - Куда? Туда нельзя!
  Красильников на мгновение обернулся и тут заметил, как в щель между перекошенными створками ворот с трудом протискивался Чернышев, у него за плечами находился окровавленный Митя, которого придерживала Ольга. Красильников бросился к ним и подхватил Болшева.
  - Митя! Жив?
   Ольга отпустила брата с облегчением и перевела дыхание.
  - Жив... Он только без сознания. Кошельков ему голову пробил.
  
  Ольга, Андрей и Красильников в ожидании информации стояли у окна в приемном покое больницы. В помещение зашел Федор Михайлович с портфелем в руках и, заметив Красильникова, направился к нему. Он первым делом спросил.
  - Ну что? Как Митя?
   Красильников ввел барона в курс дела.
  - Без сознания. Перелом основания черепа. С ним Вудман занимается, очень опытный хирург.
  - А что с Кошельковым?
  - Он там видимо перемудрил с минированием, сам и взорвался. После пожара в доме нашли два обгоревших трупа, Кошелькова и милиционера.
  - Точно Кошелькова?
  - Обгорел сильно, не узнать. Ребята там находились перед взрывом, в доме больше никого не было. Одно странно, у него должно было быть столько взрывчатки, что разнесло бы весь район. А там бухнуло от силы фунтов двадцать.
  Барон обратился к Ольге.
  - А Вы, как я понимаю, Митина сестра?
  - Да, Ольга.
  - Не волнуйтесь, все будет хорошо. У Мити крепкий организм, он обязательно выздоровеет. Обязательно.
  - Я тоже так думаю. Самое главное, что я теперь знаю, что он не причастен к убийству папы.
  - Ваш отец погиб?
  Ольга в двух словах объяснила произошедшее тогда.
  - Мы в апреле были на раскопках в районе Заречья. Там отца убил и ограбил Кошельков. Но это только сегодня выяснилось.
  - На что же позарился этот негодяй?
  - Пропал серебряный футляр с гербом Курбского. Внутри мог находиться документ шестнадцатого века. Представляете?
  - Там было письмо Курбского Ивану Грозному.
  - Откуда Вам это известно?
   Барон достал из портфеля письмо и передал его Ольге.
  - Вот оно, возьмите. Я собирался после больницы заехать в музей и отдать его. Кошельков посчитал это письмо не стоящим его внимания и отдал мне. Я еще тогда всю голову сломал, откуда оно к нему попало.
  
   Барон, отдав письмо Ольге, обратился с просьбой к Красильникову.
  - Михаил Лукьянович, не сочтите за труд, если появятся результаты, зайдите ко мне, сообщите.
  - Обязательно, Федор Михайлович.
  - К сожалению, должен откланяться, у меня назначена важная встреча.
  
  Зайдя в кабинет, Федор Михайлович прошел к письменному столу, сел и начал доставать из портфеля документы. За его спиной из-за гардины неслышно появился Кошельков с наганом в руке и вкрадчиво поинтересовался.
  - Покойников принимаете?
   Барон вздрогнул от неожиданности и попытался встать, но Кошельков с силой усадил его назад, обошел стол и сел на стул.
  - Рекомендую, без глупостей.
  Барон, оправившись от неожиданности, взял себя в руки и обратился к Яшке.
  - Позвольте полюбопытствовать, а чей же обгорелый труп нашли в доме?
  - Хозяин сильно пьющий был. Да я еще создал ему все условия. Просыпается, а в изголовье уже стоит смирновка непочатая. Пил, да спал. Не жизнь, а рай.
  - Зачем было нужно инсценировать свою смерть?
  - Я так понимаю, вы прибыли по мою душу, вот я и замутил с домиком. К встрече готовился, думал, все вместе ко мне явитесь. Жалко домик, правильный был. Клозет у хозяина был над ручьем, который в огромную трубу был заключен. Кончно вонюч, но идеален для отхода, если обложат.
  - По этой трубе ты и ушел...
  - А смерть свою я забацал, что бы вас расслабить. А то уж больно я вам был нужен, ну просто позарез.
  - Еще пару дней назад да, а теперь, увы, абсолютно не интересен.
  Кошелькова возмутило столь непочтительное отношение к своей персоне.
  - Что же изменилось за два дня?
  - Мне был нужен не ты, а тот нож, который ты нашел в склепе. Теперь то я знаю, что его у тебя нет. Пропил?
  - Что-то вроде того. Чем же он так интересен, этот ножичек?
  - Нет ножа, нет и темы для разговора. Я так думаю, ты явился сюда не для задушевных бесед?
  - Потрясающая прозорливость.
  Барон судорожно перебирал в голове варианты возможности выбраться из этой щекотливой ситуации.
  - Очень мне бы хотелось напоследок попробовать коньяк семидесятилетней выдержки. Семь лет хранил, оттягивал удовольствие.
  - Последняя просьба это святое.
  Федор Михайлович подошел к бару, открыл его и резко развернулся, держа в руке пистолет. Кошельков равнодушно продолжал смотреть на барона. Это равнодушие неприятно насторожило Федора Михайловича. Когда он, нажав на курок, вместо выстрела услышал лишь сухой щелчок, то не удивился.
  Кошельков, довольный результатом своей оперативной предусмотрительности и обескураженным видом барона, куражился.
  - А как же дворянское благородство, слово чести? Как не стыдно лгать? Барон, я тебя ждал часа два. Неужели ты думал, что я за это время не изучил место проведение акции. Нас в школе этому хорошо обучили.
  Кошельков достал из кармана патроны и высыпал их на стол, затем движением кисти лениво поднял ствол нагана и выпустил в барона все патроны. Яшка прошел к открытому бару, перешагнув через труп, и забрал оттуда бутылку коньяка.
  - А коньяк и вправду знатный должен быть.
  Кошельков направился к выходу, но, что-то вспомнив, вернулся к трупу и бросил на него подкову.
  
  После больницы, как-то само собой получилось, что Андрей пришел домой к Ольге. Он начал прощаться с Олей и ее матерью только, когда за окном уже совсем стемнело.
  - Я, пожалуй, пойду, а то уже поздно.
  Мать попыталась его оставить на ночь.
  - Куда же ты, на ночь глядя? Андрюша, оставайся у нас, я тебе на диване постелю.
  Ольга поддержала мать.
  - Правда, оставайся. Охота тебе на Рогожку тащиться?
  - Главное, чтобы родители не волновались.
  Андрей даже растерялся от такой заботы о себе.
  - Я пока один живу. Мать у своей сестры живет в деревне под Веневом.
   Елизавета Николаевна участливо поинтересовалась.
  А папа?
  - Он еще в пятнадцатом на фронте погиб.
  Когда раздался звонок, Ольга вышла открывать дверь. Вместе с ней в комнату зашел Красильников.
  - Добрый вечер, если его так можно назвать. Из больницы нет новостей?
   Ольга поделилась информацией.
  - У Мити сегодня сестра дежурит. Если будут новости, она позвонит. А с утра мы с мамой будем дежурить по очереди.
   Мать предложила Красильникову.
  - Может быть чаю?
  - Нет, спасибо. Я буквально на минутку. Боюсь опоздать на поезд. У меня плохая весть. Кошельков жив.
  Андрей оторопело начал крутить пуговицу на своей рубашке.
  - Как жив? Ведь он сгорел?
  - Значит, там был не его труп. В своей квартире убит Федор Михайлович и по всем признакам это дело рук Кошелькова. Вам здесь опасно находиться.
   Мать сразу охрипшим голосом уточнила.
  - Что значит опасно?
  - Он не знает, что Митя в больнице и может в любой момент сюда нагрянуть, что бы с ним поквитаться.
  Ольга в полном замешательстве спросила непонятно у кого.
  - Куда же нам?
   Мать опустилась обессилено на банкетку.
  - Мы даже не в состоянии снять квартиру... Денег практически не осталось...
  Чернышев, видя беспомощную растерянность женщин, предложил.
  - Можете некоторое время пожить у меня... Правда комната небольшая, но ничего, уместимся.
  - Как же так, все бросить, все вещи...
   Красильников поддержал предложение Андрея.
  - Для вас это было бы правильнее всего. Поживете там немного, пока Кошелькова не поймают или не убьют. Сколько веревочке не вейся...
   Ольга ожила и тоже подключилась к этой идее.
  - А с вещами ничего не случится. Не на век же уезжаем.
  Мать засомневалась в реальности угрозы.
  - Откуда он может узнать адрес?
   Красильников настойчиво пытался убедить мать в существовании опасности.
  - Адрес Федора Михайловича он где то узнал.
   Но матери очень не хотелось покидать свой дом и она искала оправдание своему нежеланию уезжать.
  - Сразу он не сунется, а наведет справки. Любой из соседей скажет, что Митя поругался с родителями и уже третий год домой не заглядывает.
   Красильников понял, что его доводы безуспешны.
  - Ну, что же, может быть Вы и правы. Извините, вынужден откланяться. Поезд ждать не будет.
  Когда он ушел, Ольга, одержимая сомнениями, посмотрела на мать.
  - Ну, что?
  Елизавета Николаевна, вздохнув, решительно поставила точку на всех сомнениях.
  - Остаемся.
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ.
   ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ.
  
  После октябрьского переворота и прихода к власти большевиков внутриполитическая ситуация в стране обострилась до предела и перешла в фазу гражданской войны. Весной так называемый Чехословацкий корпус, состоявший из двухсот тысяч австро-венгерских военнопленных, растянувшийся в эшелонах от Пензы до Владивостока, поднял мятеж. К нему примкнули офицеры старой формации. Находившийся там, в Сибири адмирал Колчак объявил себя верховным главнокомандующим. На юге России генерал Деникин собрал под знамя добровольческой армии практически весь офицерский состав Российской империи. Советское правительство во главе с Лениным сочли Москву более безопасным городом в отличие от Питера и в марте 1918 года переехало в белокаменную. Ситуация в городе была далеко не спокойной. Белогвардейское подполье, многочисленные анархические фракции, бесчисленное количество уголовников и организованных шаек налетчиков делало жизнь в Москве невыносимой. Усугубляло положение отсутствие продовольствия. Население стояло на грани вымирания. Советским правительством борьба со всем этим была возложена на созданную Всероссийскую чрезвычайную комиссию, которую возглавил Феликс Эдмундович Дзержинский.
  
  Июнь. 1918 год. Москва.
  
  Елизавета Николаевна за столом раскладывала пасьянс, одновременно пытаясь вслушаться в невнятные голоса, которые доносились сюда из библиотеки.
  Когда дверь библиотеки открывается, оттуда вышли Митя и его приятель с детства Костя Ветров, стройный парень в офицерском обмундировании без знаков различия, который с явным раздражением сказал Мите.
  - Болшев, подумай до завтра, что бы потом жалеть не пришлось.
  В ответ Митя упрямо буркнул.
  - Я уже высказал свое мнение.
   Мать встала из-за стола и гостеприимно обратилась к Ветрову.
  - Костя, Вы уже уходите? Может быть, попьете чаю? Правда, у нас только морковный...
  Ветров, стараясь выглядеть учтивым человеком, вежливо улыбнулся женщине.
  - Благодарю, Елизавета Николаевна, но к сожалению дела не оставляют времени для чаепитий. Имею честь откланяться.
  Митя вышел из комнаты вслед за Ветровым. Когда он вернулся, мать спросила у него. - Мне показалось, вы поссорились.
  Митя, стараясь не смотреть в глаза, успокоил ее.
  - Да, нет, мама, все нормально. Тебе показалось.
  Но Елизавета Николаевна продолжала вопросительно смотреть на сына, и тот не выдержал.
  - Да, мы поссорились! Он предлагал мне пробираться к генералу Деникину на Дон. На днях из Москвы под видом красноармейцев туда отправляется группа офицеров.
  Митя, не договорив, со стоном опустился на стул и, прикрыв глаза, стал массировать виски пальцами рук.
  Мать сразу бросилась к буфету, достала оттуда пузырек и стала отсчитывать капли в стакан.
  - Опять голова? Тебе нельзя волноваться... Она подала сыну стакан с лекарством. - Выпей.
   Митя выпил лекарство. - Они настроены вешать на столбах всех, кто за большевиков...
  Мать всплеснула руками. - Кто? Костя? Он же всегда был таким культурным и тихим мальчиком...
  - У его отца большевики отняли все пароходы и баржи на Волге...
  - Ой, господи,... Что же творится... И нет этому ни конца, ни края...
  Митя начал высказывать свою точку зрение на происходившее в России.
  - Нельзя воевать с собственным народом! Это на руку лишь врагам. Необходимо не разжигать гражданскую бойню, а наоборот, стараться всеми силами ее остановить.
  
  Митя вновь замолчал. Сильная головная боль не прекращалась, было ощущение, словно в голове методично били молотом по наковальне. Мать по гримасе на лице сына поняла, что у него снова начался приступ.
  - Митя, тебе нельзя волноваться.... Тебе бы сейчас хорошее питание, а у нас денег не осталось даже на хлеб...
  - Мама, какие деньги? Бумага... на них ничего не купишь...
  - Неужели этот кошмар никогда не закончится? В Москве уже среди белого дня грабят. Вчера на Страстном всех прохожих подряд раздевали до исподнего. Весной думала, переедет правительство этих большевиков в Москву, хоть какой-никакой порядок наведут...
  - Для них важнее уничтожение офицеров и духовенства...Митя с трудом встал и начал копаться в буфете. - Мам, а где мой потир? Тот, серебряный, который я нашел, когда был с папой на новгородских раскопках...
  - Убрала я его, что бы на глаза не попался кому... Мало ли... Зачем он тебе?
  - Поменять на еду.
  - Жалко ведь.
  - Жалко. Но не умирать же с голоду. Коршунов еще до войны уговаривал продать его ему.
  Мать достала из шкафа старинный серебряный потир и отдала его сыну. Митя, словно впервые, с грустью рассматривал кубок.
  Послышался звук открывающейся входной двери, и в комнату зашла Ольга.
  Елизавета Николаевна обрадовалась возвращению дочери.
  - Пришла, слава богу. Ушла и пропала. Я же волнуюсь.
   Мать заметила испуг на лице Ольги и на вопросительный взгляд та встревожено пояснила.
  - Там, кажется, Коршуновых грабят.
   - Как грабят? С чего ты взяла?
  - У них дверь приоткрыта и голоса... злые такие...
  Митя решительно направился к входной двери. Следом за ним бросилась Мать.
  - Митя, ты куда? Не ходи!
  - Звоните куда нибудь, В полицию,... в ЧК...
  Митя с потиром в руках осторожно зашел в приоткрытую дверь. Сразу же ему в глаза бросилась кухарка Коршуновых, которая лежала у входа на полу без сознания с окровавленной головой.
  Сбоку от двери появился Гусь и приставил наган к голове Болшева.
  - Что хотел, калика прохожий?
  Митя, стараясь не совершать резких движений, ответил.
  - Вот, хотел Савелию Гавриловичу предложить купить эту вещь.
  Гусь сразу проявил заинтересованность и протянул руку.
  - Это ты по адресу. Дай ка я гляну.
  Гусь забрал у Мити потир и начал его разглядывать. Болшев медленно развернулся к Гусю и внезапно нанес удар тому в горло, одновременно перехватив руку с наганом. Потир с грохотом упал на пол.
  На шум из комнаты в прихожую выглянули Кошельков и Кадило. Яшка, узнав Болшева, сразу же выхватил наган и выстрелил. Митя успел отпрыгнуть за угол коридорчика и произвел два ответных выстрела, которые заставили бандитов укрыться в комнате.
  Гусь, с трудом, держась за горло, отполз в сторону укрывшегося Кошелькова, который стал беседовать с Митей, стараясь усыпить его бдительность.
  - Я думал, ты там, в Сыромятниках кончился. Даже хотел свечку за упокой поставить.
  - Что же не поставил?
  - Да, все недосуг как-то... Дел невпроворот....
  
  Кошельков, продолжая разговаривать, знаком показал одному из налетчиков, что бы тот подкрался к Болшеву. Тот, держа наизготовку наган, начал потихоньку красться вдоль стены.
   Митя, пользуясь случаем, поинтересовался у Яшки.
  - Кошельков, откуда в тебе столько злобы? Неужели тебе не жалко тех людей, которых ты убиваешь? Ведь в этом нет необходимости... Ограбил и уйди. Убивать то зачем?
  - Жалко? Меня никогда никто не жалел. Даже ты, сопляк, а хотел поглумиться... Тогда, в Заречье...
  Митя заметил через отражение в зеркале, висящем в прихожей, крадущегося бандита. Он резко выскочил из-за угла и выстрелил. Бандит упал. Выскочившие Кошельков и Кадило открыли шквальный огонь по Болшеву, но тот успел укрыться. Обе противоборствующие стороны вновь заняли прежние позиции. Кошельков продолжил беседу.
  - Болшев, чего ты добиваешься? Тебе, что, больше всех надо? Предлагаю разойтись мирно... Я могу даже поделиться с тобой...
  - Не суди о людях по себе.
  - Долго ты собираешься меня высиживать?
  - Надеюсь, не очень. Сейчас сюда приедут люди, которые, я думаю, давно хотят с тобой встретиться, и мы расстанемся, надеюсь навсегда.
  Разговор прервали ворвавшиеся в прихожую в чекисты, Тарас Кравченко, Попов Миша и с ними еще два солдата. Налетчики сразу же открыли по ним шквальный огонь. Один солдат упал, сраженный пулями. Попов и второй солдат успели выскочить назад из квартиры, а Кравченко укрылся за углом, рядом с Митей. Он крикнул бандитам.
  - Граждане бандиты, предлагаю сдаться!
  Кошельков глумливо поинтересовался.
  - А нам будет за это послабуха?
  - Это будет решать революционный суд. Он учтет добровольную сдачу.
   Митя, понимая, что для Кошелькова ситуация патовая, попытался просчитать его действия. Он уточнил у Кравченко, насколько плотно обложили банду.
  - Под окнами ваши стоят?
  - Да кто же знал, что так сложится. Тарас снова предложил налетчикам, - бросайте оружие и выходите с поднятыми руками.
  Кошельков, словно ждал подобного предложения, радостно ответил.
  - Хорошо, бросаем. Лови!
  В прихожую выкатилась граната, но Болшев успел среагировать. Он, практически выбив дверь, затолкнул Кравченко в кладовку. Раздался взрыв. Тараса и Митю придавило рухнувшим стеллажом и стоявшими на нем коробками, чемоданами.
  Немного выждав, они осторожно начали выбираться из завала. Неожиданно им начал помогать появившийся Попов.
  - Тарас, ты как?
  - Я нормально. Бандиты где?
  - Ушли через окно. Связали веревку из гардин. Чего тут, всего второй этаж.
  - Хозяин жив?
  - Жив, поуродовали, а добить не успели.
  - Допроси и все запиши.
  
  Ковалев, уверенно сидя за приставным столом, растолковывал Федору Яковлевичу Мартынову, начальнику отдела по борьбе с бандитизмом Московской Чрезвычайной комиссии решение Совнаркома.
  - Это не мое решение, а Совнаркома. Повторяю, все операции должны проводиться по плану, который должен быть согласован в орготделе.
  Мартынов пытался доказать пагубность подобного решения.
  - Товарищ Ковалев, но это же абсурд! Это будет не оперативная работа, а черте-что!
  - Вам в ЧК мало истории с Дроздовым, который под видом оперативной работы, занимался банальными грабежами?
  - Но нельзя же всех сотрудников грести под одну гребенку!
  - Неисполнение будет расцениваться, как саботирование решений Совнаркома. - Сухим ответом Ковалев дал понять, что не желает дальше продолжать полемику.
  В кабинет зашел взволнованный Кравченко и сообщил результат выезда на налет.
  - Кошельков там был со своей шайкой.
   Мартынов нетерпеливо поторопил Кравченко с докладом.
  - Ну!..
  - Ушел. Через окно. Гранату бросил. Пока то, се... их и след простыл. Жуков погиб.
  - Н-да... А откуда знаешь, что это Кошельковская банда.
  - Его почерк. Сначала заходила очаровательная барышня, меняла сало на серебро и золотишко.
  - Опять эта наводчица.
  - Да и сосед этого Коршунова сказал, что был Кошельков. Отчаянный парнишка. Сдерживал всю шайку до нашего приезда, одного налетчика наповал уложил. Болшев Дмитрий Николаевич... Нам бы в ЧК таких ребят. Может поговорить с ним?
  Ковалев, внимательно слушавший доклад Кравченко, услышав фамилию Болшева, насторожился и встрял в разговор. Он с плохо скрываемым злорадством спросил у Кравченко.
  - Колчаку не собираетесь отбить депешу с приглашением на службу?
  Мартынов и Кравченко вопросительно посмотрели на Ковалева, который после небольшой паузы пояснил.
  - Поручик Болшев входил в группу, которая должна была на станции Заречье ликвидировать товарища Ленина в апреле семнадцатого. У вас есть гарантии того, что сейчас, находясь в Москве, он не планирует завершить ту операцию? А???
  Кравченко со смущением стал оправдываться.
  - Я не знал этого.
  Ковалев встал и по хозяйски прошелся по кабинету.
  - Вы товарищ Кравченко обязаны это знать! Не я, а Вы! Как сотрудник ЧК, вы должны каленым железом выжигать врагов революции! Надеюсь, в завтрашнем отчете будет сказано, что Болшев задержан и расстрелян, как заклятый враг Советской власти.
  Когда Ковалев вышел из кабинета, озадаченный Кравченко задумчиво произнес.
  - Этого Ковалева самого бы копнуть. Сам не из шахтеров... Офицерик...
  Мартынов одернул чекиста.
  - Ты, Тарас не заводись. Ковалев проверенный товарищ. Он в семнадцатом блестяще организовал переброску и Владимира Ильича, и всех товарищей из эмиграции. Так что, давай, дуй за этим Болшевым, пока он не исчез. Что мнешься?
  - Так, этот Болшев там... вроде как мне жизнь спас...
  - И что дальше? Ты теперь будешь опекать врага?
  Недовольный Кравченко вышел из кабинета.
  
  Ольга, стоя у окна, с усмешкой наблюдала, как мать, словно маленького ребенка уговаривала Митю, который лежал на диване выпить отвара.
  - Митя, не капризничай, выпей. Тебе нужно постоянно пить этот отвар.
  - Мам, у меня от него только больше голова болит. Кто тебе только этих трав дал?
  - Знающие люди. Митя с отвращением стал пить. - Ну ка, давай, давай, еще глоточек.
  Услышав звук колокольчика. Ольга пошла открывать дверь.
  - Это, наверное, Андрюшка. Он обещал зайти.
  Митя засомневался.
  - Так поздно? Может, что случилось...
   Мать объяснила поздний визит.
  - Он с Сашей Малышевым вагоны разгружают. С ними продуктами расплачиваются. Откуда, думаешь вчерашняя гречка?
  В комнату вслед за растерянной Ольгой зашли Кравченко, Попов и солдат с винтовкой.
  Кравченко с каменным выражением лица и, стараясь ни с кем не встретиться взглядом, обратился к Мите.
  - Болшев Дмитрий Николаевич?... Поручик?
  Митя с недоумением подтвердил, - да, я же уже говорил...
  - Собирайтесь, поедете с нами.
  Мать не на шутку встревожилась.
  - За что? Он же больной! Ему в постели лежать надо.
  Но Кравченко старался не обращать на нее внимания. Он уточнил у Мити.
  - Ты был в апреле семнадцатого на станции Заречье? Участвовал в попытке убить товарища Ленина?
  Болшев, ничего не отвечая на поставленный вопрос, встал и лишь поинтересовался.
  - Разрешите собраться?
  - Собирайся.
  Мать пыталась отгородить своего сына от людей, которые в данный момент олицетворяли для нее беду.
  - За что вы его забираете? Бандитов не можете поймать, так надо хватать всех подряд. Господи, что же творится?
  Митя, одеваясь, медленно подошел к двери библиотеки. Затем он заскочил туда и запер за собой дверь.
  Чекисты начали выламывать дверь.
  Когда они забежали в библиотеку, то увидели распахнутое окно и свешенные вниз гардины.
  Кравченко обратил внимание на торчавшую из под письменного стола ногу. Помедлив несколько секунд, он скомандовал.
  - Быстро! Он далеко не ушел!
  
  Чекисты выскочили из квартиры. Ольга стала утешать плакавшую мать. Услышав шорох, они обратили внимание на вылезающего из под письменного стола Митю с лицом нашкодившего школьника.
  - Купились.
  Мать обняла сына.
  - Митя, сынок, за что они хотели тебя арестовать?
  - Это долгая история. Собери мне с собой пару белья, пока они не вернулись.
  - Ох, господи! Как же жить? Никто не знает... Куда же ты теперь?
  - Поеду к тому, кто твердо знает, как жить...
  - Это куда же?
  - К старцу. Я тебе про него рассказывал. А Вам нужно отсюда уехать куда нибудь. Кошельков может вернуться в любую минуту. Да и ЧК вряд ли вас оставит в покое.
   Мать обессилено опустилась на стул.
  - Куда же нам?
  Ольга уверено подсказала.
  - Андрюшка тогда еще предлагал к нему на Рогожку.
  Митя ее поддержал.
  - Андрей парень надежный. Переждите у него некоторое время.
  Мать ладонью смахнула выступившие слезы.
  - Ох, господи... У меня предчувствие плохое.
  Ольга постаралась ее успокоить.
  - Мама! Перестань...
  - Если я уеду, то больше никогда не вернусь в свой дом...
  
  Настена гладила белье, когда комнату зашел Кошельков. Первым делом он, зачерпнув из ведра ковшом воду, жадно стал пить. Настена предложила ему.
  - Кушать будешь? Правда, каша холодная.
  Яшка, ничего не ответив, подошел к ней и без замаха ударил в лицо кулаком. Она отлетела к стенке и свалилась на пол без сознания. Она пришла в себя лишь после того, как Кошельков вылил на нее ведро воды.
  - За что?
  - Кому, сучка, протрепалась?
  - Я никому не говорила. Я все сделала, как надо.
  - Откуда тогда появился Болшев? А потом еще и чекисты?
  - Не знаю. В квартире был этот Коршунов и его служанка. А Болшев может быть из квартиры напротив...
  - Из какой еще квартиры?
  - Я обратила внимание, на двери квартиры, которая напротив, табличка была - Болшев, профессор какой-то.
  Кошельков немного успокоился и сел за стол.
  - Что развалилась? Похавать сообрази, и выпить чего нибудь.
  Настена с трудом поднялась и стала выставлять на стол бутылку водки со стаканом и чугунок с кашей. Яшка налил в стакан водки, но перед тем, как выпить, спросил.
  - Отец где?
  - Пропал.
  - Что значит пропал?
  - Утром отошел, сказал на десять минут и до сих пор нет.
  Кошельков поставил невыпитый стакан на стол и поднялся.
  
   Кошельков с керосиновой лампой в руке осторожно спустился в подземелье. В пятно света попал окровавленный Никола, лежавший на полу, и наполовину засыпанный кирпичами и камнями. Он с трудом открыл глаза и еле слышно произнес.
  - Вот...
  Кошельков присел на корточки перед ним.
  - Я же тебе говорил, что подвал теперь мой? Ты же мне его продал?
  - Помоги мне, Яша... Бес попутал...
  - Поживиться хотел? Вот только у меня такие фишки не проходят. Убедился?
  - Убедился...
  - Кому еще говорил про подземелье?
  - Никому, ей богу! Даже Настене ни гу-гу... Помоги...
   Кошельков достал наган.
  - Бог поможет.
  
  Когда Кошельков вернулся в дом, он сел за стол и сразу же залпом выпил стакан водки. Настена, стараясь держаться через стол от мрачного сожителя, сообщила ему о своем решении.
  - Если папа не вернется, я одна здесь жить не буду...
  Яшка остудил ее пыл, сказав сквозь зубы.
  - Будешь... Попробуешь свалить, из-под земли достану. Он налил себе еще водки, выпил.
  - Ты мне здесь нужна.
  
  
  Декабрь 1918 год. Москва.
  Елизавета Николаевна, подложив дощечки в топившуюся печь-голандку, оглянулась на звук открывшейся двери. В комнату зашел запорошенный снегом Андрей с котомочкой в руках и радостно сообщил.
  - Я картошки немного достал, правда, подмороженная, но ничего, сойдет.
  - Хорошо, а то на ужин совсем ничего нет кроме хлеба.
   Андрей разделся и спросил у Елизаветы Николаевны.
  А Оля где?
  - На квартиру пошла за гравюрами. Может, удастся обменять на еду.
  - Ничего, немножко осталось продержаться.
  - Это немножко тянется уже пол года. Кошельков бандитствует, и не прежняя власть, и не нынешняя ничего с ним сделать не может...
  - Я не про то. Нас с Сашкой Малышевым на службу взяли. Правда, пока стажерами. Паек теперь буду получать.
  - Это куда же ты устроился?
  - В Ч.К.
  - Ой, господи...
  - Ничего, служба, как служба. Мы с Сашкой еще Кошелька поймаем.
  В комнату зашла грустная Ольга. Мать заметила ее состояние.
  - Оля, что-то случилось?
  - Весь дом реквизировали анархисты.
  - Что значит весь дом?
  - Всех выселили. И Коршуновых, и Полетаевых... Всех...
  - Что же за жизнь такая пошла... Ничего не осталось, ни жилья, ни вещей...
  Ольга обняла мать и попыталась утешить.
  - Ничего, мама... Продержимся. Рано или поздно все нормализуется.
  - И от Мити ни слуху, ни духу. Как уехал к этому старцу... И с чего его туда потянуло? Ведь еще и здоровьем слаб после того...
  Андрей неумело попытался прервать неприятный разговор и перевести его на другую тему.
  - Картошку будем варить?
  - Будем...
  
  Кошельков и Сережа Барин сидели в трактире, среди клубов табачного дыма, в углу за столиком, рядом с дверью на кухню, откуда время от времени выбегали официанты. На эстраде гармонист в алой рубахе исполнял. - Мы ушли от проклятой погони, перестань моя крошка рыдать. Нас не выдадут черные кони, вороных им теперь не догнать.... Публика в заведении была колоритная и самая разношерстная. По большому счету, в основном, уголовники. Среди одной, из гулявшей тут кампании возникла драка. Один из дерущихся выхватил маузер, но ему вовремя задрали руку вверх и выстрелы ушли в потолок.
  Яшка и Барин не обращали внимания на происходившее. Сережа вальяжно крутил в руках стопку с коньяком. Кошельков с жадностью налегал на еду, одновременно продолжая разговор.
  - Не пойму я тебя, Сережа. Зачем нам нужен этот Ковалев? Фарт катит, сармака хватает.
  - Фарт не вечен. В Москве ЧК уже многих фартовых ребятишек к стенке поставили.
  - Все под богом ходим.
  - Я с ним в пятнадцатом в Варшаве пересекался. Очень серьезный господин. Он весной с правительством из Питера сюда перебрался.
  - Так он что, с красноперыми?
  - В совнаркоме крутится. Нам то какая разница. Ему нужны деловые. Послушаем, с нас не убудет.
  - По мне, так он сто лет не нужен нам.
  - Фартовое время заканчивается. Я к чему все это говорю? Надо сделать несколько толковых дел и рвать отсюда...
  - Куда?
  - В Париж. А он нам в этом поможет. И добро туда переправить, и самим свалить... А вот и он.
  
  К ним через зал уверенной походкой шел Ковалев. Подойдя, он присел за столик и внимательно оглядел налетчиков
  - Добрый вечер, господа... Или товарищи?...
  Кошельков в свою очередь, тоже оценивающе осмотрел Ковалева.
  - Ты давай фу-фу не разводи. Толкуй, что надо от нас?
  - Ну что же, перейдем к делу. Меня интересует нож византийской работы. Он Вам господин Кошельков хорошо знаком.
  Кошельков с появившимся интересом вопросительно посмотрел на Ковалева, который, выдержав паузу, продолжил.
  - Да, да. Именно тот самый, который вы должны были доставить барону Корту.
  - Тот ножичек тю-тю.
  - Бесследно он исчезнуть не мог. Я так думаю, он осел в чьей-то коллекции.
  - Предлагаешь мне расклеивать объявления на столбах?
  - Чувство юмора это замечательно, но есть и иной вариант. Я даю вам наводки на антикваров. Все ценности ваши, а, меня интересует только нож.
  - Ты думаешь, что без тебя не найдем, где рыжье и капуста есть?
  - Думаю, найдете. Но кроме информации, я обеспечу возможность вам уехать с добычей в Европу.
   Барин поддержал предложение Ковалева.
  - Ну, что? По мне, так в цвет... Чем в слепую тыркаться...
   Но его грубо одернул Кошельков.
  - Помолчи. Он спросил у Ковалева. - И что в том ноже такого, что всем он нужен?
  - Нравится мне старое холодное оружие.
  - Особенно, если оно из склепов... Добавил Яшка с сарказмом.
   - Но хочу вас, милейшие господа разбойнички, сразу предупредить, что обо мне, кроме вас двоих, не должен знать никто из вашей шайки.
  - Фраерок! А ты не слишком ли нагло себя ведешь? Ты знаешь кто я такой?
  Ковалев с полным равнодушием, глядя в сторону эстрады, произнес.
  - Знаю. Ты бандит и налетчик.
  
  Кошелькова раздражало полное равнодушие к его персоне и отсутствие страха у Ковалева. Он наставил свой наган на него.
  - Сейчас я продырявлю тебя. Уж больно ты борзый, мне такие не нравятся.
  Ковалев брезгливо отодвинул в сторону тарелку с селедкой, облокотился одной рукой на столик и преувеличено спокойно, глядя в упор на Кошелькова, произнес.
  - Господин Кошельков, Вы же проходили обучение у барона Корта. Вы за последнее время забыли, что профессионалы готовятся к встречам. Особенно, если ее итог непредсказуем.
  - Ну и...
  - Ты не успеешь нажать на курок, как со своим стулом взлетишь к потолку. Заряд там небольшой, но полетать придется.
   В это время в кабак ворвались чекисты и красногвардейцы. Два матроса с винтовками остались у входных дверей. По залу быстро стали рассредоточиваться человек десять в шинелях и кожанках. Среди них огромным ростом выделялся чекист в кожаной куртке, перетянутой портупеей.. Немного запоздало раздались визги и крики.
  - Облава! Шмон!!! Лягавые!!!
  Чекист, пытаясь перекричать гвалт, охрипшим голосом крикнул.
  - Всем приготовить документы! При сопротивлении будем стрелять без предупреждения!
  
  Ковалев, заметив, что Кошельков настроен агрессивно, и готов стрелять, что бы прорваться, тихо произнес.
  - Сиди спокойно и не дергайся... Робин Гуд...
  Яшка, подумав, убрал пистолет. Мимо них под прицелом наганов два чекиста вывели мужика со свирепым лицом и поднятыми вверх руками. Кошельков заметно нервничал и косился по сторонам. В это время к ним подошли матрос, перепоясанный пулеметными лентами и здоровенный чекист, который обратился к кампании.
  - Попрошу предъявить документы.
  Ковалев достал из внутреннего кармана бумагу, и, протягивая ее чекисту, сказал.
  - Вот мой мандат, а эти товарищи со мной.
  Чекист, ознакомившись с документом, вернул его назад и заметил.
  - Вы, товарищ Ковалев, как работник Совнаркома, нашли не лучшее место для посиделок, здесь, как правило, собираются бандиты и налетчики.
  Ковалев не стал спорить и, улыбнувшись, согласился. - Хорошо, мы это учтем.
  В это время недалеко от них началась драка. Чекист и матрос бросились в ту сторону.
  Кошельков не обращал внимания на происходившее вокруг, он находился под впечатлением от действия мандата на чекистов и уже более благожелательно обратился к Ковалеву.
  - Мне тоже хотелось бы иметь такую бумагу.
  Тот продолжил разговор, как будто между ними не было никаких разногласий.
  - Я постараюсь вам сделать удостоверения сотрудников ЧК. Ну, так, что? Договорились?
  Яшка, выдержав паузу, через силу произнес. - Договорились.
  - Вот и чудненько...
  Когда Ковалев, не попрощавшись, встал и ушел, Кошельков, раздраженно выпил рюмку коньяка и обратился к приятелю.
  - А он мне теперь еще больше не нравится! Как он мог узнать, что я буду за этим столиком и сяду именно на этот стул?
  Потом, посмотрев вниз, Кошельков встал, перевернул стул и внимательно его осмотрел. С удивлением обнаружив, что под стулом ничего нет, он со злом ухмыльнулся.
  - Блефанул, а я и повелся.
   5 января. 1919 год. Москва.
  Сообщение об ограблении профессора университета Трифонова Матвея Григорьевича поступило рано утром. Дежурный по ЧК разбудил Кравченко, остававшегося ночевать в кабинете, что бы не тащиться домой, в Хамовники, когда еще было темно.
  -Семеныч, вставай. Звонила баба, ее хозяина грохнули и вроде как все вынесли. Надо ехать.
  - Куда? - Кравченко совсем не хотелось вылезать из под овчинного тулупа, которым он был укрыт. Он как мог, старался расспросами оттянуть время.
  - Это на Остроженке, дом Коновалова, двухэтажный, почти рядом с монастырем.
  - А что, кроме меня никого нет? Я собирался с утра в Сыромятники на лабазы ехать.
  -Дежурная бригада еще из Алексеевского не вернулась, там ночью налет на артельщика был.
  - Так все равно еще никого нет. Что я один туда поеду?
  - Стажеры в дежурке сидят, Чернышев и Малышев. Забирай их и дуй на место, или будешь ждать, пока Мартынов появится?
  - Иду, иду,... разнылся.
  Кравчук сел, старый диван, обитый кожей, жалобно застонал под ним. Как же не хотелось вставать и тащится по морозу на Остроженку. Киморнуть бы еще хотя бы полчасика, досмотреть сон про родную Полтавщину, утопающую в садах. Да и с женой Катенькой до конца в этом сне не доворковали.
  Мрачный Кравченко в дежурке рыкнул на стажеров Малышева и Чернышева, которые горячо спорили, когда наступит окончательная и бесповоротная победа мировой революции, в следующем году или буржуи смогут пожировать еще пару лет. Уже на выходе им встретился Попов Мишка, как и Кравченко бывший балтийский матрос. Его тоже взяли с собой, уже от дверей, предупредив дежурного, чтобы того не искали.
  Так с плохим настроением Кравченко со своей компанией прибыл к дому с лепниной на фасаде. У крыльца уже толпились любопытные граждане из соседних домов, обсуждавшие творящиеся в Москве беззакония и полную беспомощность нынешних властей. Они замолчали и расступились перед прибывшими представителями власти в бушлатах и потрепанных тужурках. По лицам граждан было видно, что они достаточно скептически относятся к надежде, что вот такие обтрепанные, полуграмотные представители смогут навести порядок не то, что в стране, даже в городе.
  После ограбления в квартире все было перевернуто вверх дном. На полу валялись разбитая посуда, книги, иконы без окладов. На стенах светлыми квадратами выделялись места, где висели иконы и картины. В глаза бросалась лишь одна икона, продолжавшая висеть на стене. Труп хозяина лежал лицом вниз посреди просторной комнаты. Вокруг головы натекла лужица крови.
   Пока Кравченко с Малышевым бродили по комнате, внимательно все осматривая, Попов допрашивал сорокалетнюю бабу, работавшую у убитого Трифонова кухаркой. Ему помогал Чернышев, который за столом старательно заполнял протокол допроса.
  - Значит, когда пришла, дверь была открыта?
  - Ну, да... А с вечера я выходила вместе с барышней и хорошо слышала, как Матвей Григорьевич запер дверь и на щеколду, и на ключ.
  - С какой барышней?
  - Так от властей приходила, с мандатой. Проверяла, как хранятся ценности. А то, мол, говорит, если плохо, стало быть, лежат, заберем, говорит. Власть, говорит, лучше их хранить будет.
  - А как эта барышня выглядела?
  - Молоденькая, и на лицо приятная. Ей Матвей Григорьевич все показал, а потом они чай в столовой пили. Я уж домой собиралась, а пришлось самовар ставить.
  - А когда подходили к дому, никого подозрительного не встретили?
  - Только дворника Мустафу, очень подозрительный татарин. Завсегда все вынюхивает, выспрашивает...
  - А что он делал?
  - Как что? Снег чистил. Только кто так чистит? Одна видимость...
  К ним подошел Малышев и спросил у кухарки.
  - Теть,... гражданка, а что за икона осталась висеть?
  - Какая икона?
  - Да вон та.... Все иконы посрывали, оклады повыломали, а ту не тронули.
  - А-а, та,... так эта Преподобного Аркадия образ...
  Попов раздраженно обратился к Сашке.
  - Стажер, как тебя?... Малышев, хватит про иконы расспрашивать, дуй на улицу, найди дворника Мустафу и сюда его...
  - Как я его приведу, у меня даже нагана нет.
  - А зачем наган?
  - Вдруг он не пойдет, окажет сопротивление.... А так, - руки вверх и ваши не пляшут...
  Попов оборвал паренька, который явно придурялся.
  - Хватит языком молоть! Марш за Мустафой!...
  Подошедший Кравченко, слышавший их перепалку, неожиданно поддержал Малышева
  - И правда, надо бы выдать им оружие, а то мало ли.... Попов, вернемся, - напомни мне... выдержав паузу, он сделал свой вывод по убийству. - Это работа Кошелькова.
  - С чего ты взял? Может это банда Косого?
  Кравченко кивнул головой на подкову, висевшую на гвозде, на котором, по видимому раньше висела одна из икон.
  - Кошелек,... его работа. Это он своим жертвам головы подковой пробивает. Его фирменный знак... Да и та барышня. Перед кошельковским налетом всегда появляется девица и все вынюхивает. Найти бы ее...
  
  Глухая московская улочка, занесенная снегом. Порывы ветра с противным скрипом раскачивали единственный на всю улочку фонарь. Мел снег. В редких окнах был виден тусклый свет. У одной из подворотен стоял Ковалев с поднятым воротником шинели. Из подъехавших саней выскочил Кошельков и подошел к нему. Они не поздоровались, и даже не подали друг другу руки. Ковалев сразу перешел к делу.
  - Ну что, у Трифонова?
  Кошельков протянул ему пухлый портфель.
  - Вот бумаги, которые были в тайнике. Ножа среди цацек не было.
  - Значит, и у Трифонова нет.... Плохо.
  - Что плохо?
  - Плохо то, что нет результата. В Совнаркоме подготовлен декрет о национализации частных коллекций. Если он вступит в силу, то нож может попасть в гохран.... А это все...
  - Пяток адресов успеем отработать, да и шабашим.
  Ковалев, не обращая внимания на мнение Кошелькова, стал рассуждать вслух.
  - Документы по коллекциям у Ульянова. Он с ними не расстается, изучает. Надо бы их у него изъять, тогда и решение с национализацией затянется...
  - Предлагаешь замутить налет на кремль?
  - Было бы неплохо.... Я буду прослеживать все манипуляции в Совнаркоме. Будь готов к работе в любую минуту.
  
  6 января. 1919год. Москва, Кремль.
   После заседания Совнаркома в кремлевском кабинете продолжали обсуждать наиболее острые вопросы председатель Совнаркома Владимир Ильич Ульянов-Ленин, и его соратники по партии председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский и Иосиф Сталин.
  Внутри Ленина, казалось, находилась пружина, которая раскручивалась, по только ей понятной амплитуде. Владимир Ильич то стремительно ходил по просторному кабинету, непрерывно жестикулируя, доказывая свою точку зрения, то внезапно садился за письменный стол, вальяжно развалившись в кресле, закинув ногу на ногу. Но его хватало не надолго и он вновь начинал метаться по кабинету, то жестикулируя руками, то засовывая их глубоко в карманы брюк. Его, словно, всего распирало от идей, от желания перестроить не только страну, но и всю вселенную. Его желания и витания в облаках опережали существующие реалии. Периодически Ленина опускали на землю лишь те события, которые касались его лично.
  Первое время, после прихода к власти в октябре семнадцатого года, Ленин был глубоко убежден, что все приверженцы старого режима, проникнутся идеей построения социалистического общества, рано или поздно встанут под кумачовые стяги власти рабочих и крестьян. Ни Сталин, ни Троцкий не могли его переубедить в необходимости ввести жесткие меры, вплоть до расстрела по отношению к враждебно настроенным офицерам и сторонникам буржуазного строя. Тогда на землю Ильича опустило покушение на него эсерки Фани Каплан, когда она несколькими выстрелами ранила его. Только после этого он согласился с объявлением красного террора. А ведь до этого белогвардейских офицеров и явных врагов Советской власти наказывали лишь привлечением на несколько месяцев к принудительным работам.
  Вот и сейчас Дзержинский пытался убедить Ленина, что страну захлестнула волна разнузданного бандитизма.
  - Владимир Ильич, необходим декрет о борьбе с бандитизмом. В стране, особенно в Москве и Питере учащаются грабежи и разбои! Люди, не то, что ночью, днем - боятся выходить на улицу.
  Но Ильич жил в своем измерении, в отличие от людей, живших вне кремлевских стен. Для него бандиты и налетчики были чем-то эфемерным, потусторонним. Ему казалось, что распущенные с царских каторг матерые уголовники на самом деле были заблудшими ангелами, которым только то и осталось, что объяснить о начале новой жизни.
  - Мы не можем уподабливаться царским жандармам! Кто такие бандиты? Это люди, загнанные в угол нищетой и бесправием! После октябрьского переворота все изменилось, но они этого еще не поняли! Им надо это объяснить! Ведь часть налетчиков перешла на нашу сторону. Возьмите Нестора Махно, Григория Котовского.... Да что далеко ходить! Вот, товарищ Сталин, совсем недавно промышлял на Кавказе разбоями...Одно ограбление в 1907 году в Тифлисе Имперского банка, что стоит!
  Ленин протянутой рукой указал на Сталина, которого несколько смутило подобное упоминание, которое, как он посчитал, абсолютно неприменимо к сегодняшней ситуации.
  - Но Владимир Ильич, я это делал для партии.
  Ленин вышел из-за стола, начал энергично ходить по кабинету, и, азартно жестикулируя, развивать свою мысль.
  - Но суть одна, это были разбои!... Я к чему все это говорю, Нужно проводить работу среди уголовных элементов. Ведь многие из них безграмотны и не понимают, что сейчас происходит в России. То, что к власти пришли рабочие и крестьяне! А ведь корни большинства уголовников именно из этих сословий. Им просто надо объяснить, что к чему.
  Дзержинский попытался опустить вождя на землю из заоблачных высот философских рассуждений.
  - Владимир Ильич, я боюсь, что вы сильно заблуждаетесь, все не так просто...
  - А я и не говорю, что просто. Необходимо с этим работать, работать, работать.... Но сегодня для нас важнее навести порядок в буржуазных слоях населения. У товарища Луначарского есть информация, что многие несознательные элементы переправляют культурные ценности, представляющие мировое историческое значение за границу. Этому необходимо положить конец окончательно и бесповоротно. Все ценности должны принадлежать трудовому народу, рабочим и крестьянам! Товарищи Свердлов и Луначарский уже подготовили проект декрета о национализации частных коллекций. Я сейчас с Марией Ильиничной уезжаю в Сокольники к Надежде Константиновне, Заодно там ознакомлюсь с проектом о национализации частных коллекций. Для республики он архиважен, пока буржуазия не вывезла за границу все национальное достояние.
  
  Автомобиль ехал по темным, заснеженным улицам Москвы. За рулем был бессменный водитель председателя Совнаркома Гиль С.К., рядом с ним сидит Чабанов И. На заднем сиденье В.И. Ленин и его сестра. Рядом с Лениным лежал саквояж.
  Свет фар автомобиля осветил нескольких человек, которые с револьверами в руках бросились наперерез машине.
  Гиль резко вырулил в сторону и прибавил газа, пытаясь быстрее миновать опасное место. Его одернул Ленин.
  - Товарищ Гиль, надо остановиться, это, наверное, патруль!
  - Владимир Ильич, какой там патруль, наверняка бандиты!
  - Вам, как и Феликсу Эдмундовичу, везде мерещатся бандиты! Остановитесь! Может быть им нужна помощь...
  Уже миновав вооруженных людей, Гиль вынужден был остановить машину. К ней подбежали пять человек с оружием в руках. Среди них был Кошельков. Они распахнули двери автомобиля. Двое из налетчиков приставили к головам Гиля и Чабанова стволы револьверов. Кошельков распахнул заднюю дверь машины и заглянул внутрь.
  - А ну, вылазь! Давненько я товарища Ульянова не держал на мушке.
  Кошельков за шиворот вытащил Ленина из машины и сильно отпихнул в сторону так, что тот едва не упал в сугроб, но все же с трудом удержался на ногах. Ильич в негодовании стал возмущаться.
  - Кто вы такие? Как вы смеете? Я Ленин, председатель Совнаркома!
  Мария Ильинична, вылезшая следом за братом из машины, тоже попыталась образумить бандитов.
  - Это же Владимир Ильич Ленин - Вождь мирового пролетариата! Как вы можете?...
  Кошельков со зловещим смехом ответил.
  - Это он днем вождь, а ночью я!
  Бандиты забрались в машину, и она уехала.
  Мел снег. Со скрипом качающийся фонарь тусклым светом освещал сугробы, темные провалы окон и стоящие посреди улицы четыре унылые фигуры.
  
  У Кравченко настроение так и не улучшилось до позднего вечера. Словно туча он шел по коридору ЧК, который больше напоминал Ноев ковчег, чем государственное учреждение. На скамейках вдоль стен сидели разномастные мешочники, негодующие старорежимные служащие с жалобами в руках. В конце коридора сразу три сотрудника не могли справиться и образумить доставленного сюда пьяного анархиста. Огромный детина, перепоясанный поверх бушлата пулеметными лентами, после не меньше, чем недельного запоя, упирался и никак не мог понять, куда он попал, и что от него хотят. Он грозно повторял одну и ту же, одному ему понятную фразу. - Пусть Чернецкий попробует! Пусть!... И все!
  Кравченко, предварительно постучав, зашел в кабинет к Мартынову. Федор Яковлевич разговаривал по телефону и жестом показал Кравченко, что бы тот присел и подождал. Тарас Семенович не стал присаживаться, а с напускным любопытством начал изучать плакат "Ты записался добровольцем?", который висел на стене у двери. Чувствовалось, что Мартынов был раздражен разговором и был готов вот-вот перейти на крик.
  -... Товарищ Луначарский, у меня не хватает людей, что бы заниматься налетами и убийствами, а Вы хотите, что бы я создавал агентурную сеть в церквях... Да, я знаю, что завтра Рождество... Я Вам еще раз повторяю, что не в состоянии приставить к каждому попу сотрудника... Значит, надо к чертям собачьим позакрывать все церкви, что бы им негде было агитировать.
  Мартынов со злом бросил телефонную трубку и, наконец, обратил внимание на Кравченко.
  - Тарас, что у тебя?
  Кравченко с трудом сдерживал свое раздражение и поэтому говорил сухим официальным тоном. - Товарищ Мартынов, Вы обещали, что в наш отдел придет пополнение! - Но самообладание все-таки изменило ему, и он перешел на повышенные тона. - А кого прислали?
  - Тарас Семенович, давайте поспокойнее!
  - Какое уж тут спокойствие!
  - Так кого прислали?
  - Детей!
  - Так уж и детей?
  - Ростом то они, как взрослые, а разумом сущие дети.
  - Кто?
  - Ну, это пополнение, стажеры, Чернышев и Малышев. Они чуть не передрались из-за того, что одному выдали наган, а другому маузер. Малышев, видите ли, тоже хочет маузер! Как с такими можно работать?
  - Из какого они сословия?
  - Из какого? Из какого?... Из семей рабочих. У Малышева мать с трехгорки, а у Чернышева вся семья со скотобойни,...
  - Вот видишь из рабочих! А это главное. Главное преданность революции, а умение придет.
  - По мне, так лучше иметь одного старорежимного профессионала, чем десяток преданных революции бестолочей...
  Мартынов от подобных рассуждений чуть не потерял дар речи.- Ты,... товарищ Кравченко, говори, да не заговаривайся! От твоих слов за версту контрреволюцией несет!
  Неизвестно до чего бы договорился Кравченко, если бы в кабинет не забежал запыхавшийся Попов и не сообщил.
  - В Сокольниках Ленина ограбили!
  - Как ограбили?
  - Как ограбили? Как всех грабят! Гоп-стоп и ваши не пляшут! Звонили из Сокольнического Совета. Бандиты отняли машину, документы и оружие!
  - Сам Ильич жив?
  - Самого не тронули. По всему видать, это Кошелек, его банда в Сокольниках орудует. Самое плохое, что они захватили списки московских антикваров и коллекционеров, там все их адреса... Теперь жди налетов...
  Встревоженный Мартынов схватил было телефонную трубку, затем зачем то положил ее на стол рядом с аппаратом и обратился к продолжавшему стоять Кравченко.
  - Тарас, бери своих недоумков и туда!...
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
   ПО ЛЕНИНСКИМ ДОКУМЕНТАМ.
  Две недели поисков, облав не принесли никаких результатов. Кошельков был неуловим. Он, словно куражился над новой властью. Даже после ограбления Ленина не залег на дно, как должен бы был поступить здравомыслящий человек. Ежедневно в сводках фигурировала его шайка.
  Мартынов нервно прохаживался по кабинету. За столом сидели с унылыми лицами Кравченко, Попов, Малышев и Чернышев. Мартынов подвел неутешительные итоги.
  - Шесть налетов и все с трупами. Что, так до бесконечности?
   Кравченко пытался объяснить причины плачевных результатов работы
  - Людей мало. Мы на ночь устроили засады по адресам, а они явились средь бела дня. Мы физически не в состоянии все охватить.
  - Так надо определиться с одним фигурантом и бить только в эту точку.
  - Еще бы знать эту точку...
   Малышев не выдержал и высказал свое мнение.
  - Для Кошелька понт дороже денег. Нужно пропечатать в газете статью про него с фото. И еще написать, что один из наших антикваров плевать хотел на Кошелькова.
   Неожиданно Мартынов поддержал молодого сотрудника.
  - А что? Это мысль, может сработать.
   Кравченко с сомнением пожал плечами.
  - Только, сколько ждать, пока сработает?
   Чернышев дополнил предложение приятеля.
  - Так надо указать, что он собирается на днях переехать с коллекцией в Питер. И, мол, вовсе не из-за страха... Мол, плевать он хотел на бандитов.
   Мартынов тоном, не терпящем возражений, отдал распоряжение Кравченко.
  - Тарас, эта статья должна быть уже в завтрашней газете. И с момента выхода там должны дежурить человек пять. Два внутри и три снаружи.
   Кравченко, не желая смириться с тем, что начальник больше прислушивается к предложениям сопляков, начал перечислять нерешенные проблемы.
  - А на железке пусть дальше уголь растаскивают, в Елоховке листовки раздают...
   Мартынов вынужден согласиться с этими доводами.
  - Ладно, хватит перечислять все свои дела... Пара серьезных сотрудников должна уже завтра быть у... Иванова. Он ближе всего от нас находится. Если, что, поможем.
   Малышев радостно, словно им уже доверили проведение такой серьезной операции, сообщил.
  - Мы с Андрюхой будем бить по ногам, живым возьмем. Его революционный суд будет судить.
   Но Кравченко с раздражением тут же остудил его боевой пыл.
  - У тебя контры из церквей, а у Андрюхи саботаж по бронепоезду.
   Мартынов поинтересовался у Тараса.
  - Кого думаешь послать?
  - Зустера и Караваева. Мужики серьезные, не подведут.
   Малышев, словно ребенок, обижено зашмыгал носом и недовольно пробормотал.
  - Мы придумали с газетой, а брать банду другим...
   Кравченко его сурово одернул.
  - Еще заплачь... Детский сад, ей богу... Вот, как с ними работать?...
   Мартынов уточнил детали предстоящей операции.
  - А с антикваром этим лично договорись, убеди.
  - Попробую.
  - Что значит, попробую? Кровь из носа, убеди. Да он и сам должен быть заинтересован, в конце концов.
  
  Лютые морозы внесли свои коррективы во внешний облик Елизаветы Николаевны. Еще совсем недавно изящно одетая, теперь она была похожа на простолюдинку. На ногах были стоптанные валенки, на плечах большой шерстяной платок. Что бы хоть как-то сохранить тепло в комнате, нужно было практически без перерывов топить печку, но дров катастрофически не хватало. Приходилось топить всем, что могло гореть. Елизавета Николаевна подложила обломки полугнилых досок от забора в топящуюся печку и села передохнуть. Ольга помешивала похлебку в кастрюле, которая стояла на примусе. В комнату зашел Андрей. На куртке, которую он снял, был разодран рукав. Он, вынув из кармана две воблы, положил их на стол.
  - Во, достал. Только две воблы делить на троих... Оль, раздербанишь?
  - Не раздербанишь, а разделишь. Ты где рукав порвал?
  - А-а... В депо контрик один стал свинчивать. Он через щель в заборе проскочил, а я за гвоздь цепанулся. Ерунда. На следующей неделе должны Алексеевские лабазы экспроприировать. Там говорят, рухляди полно.
   Андрей, принюхиваясь, сунул нос в кастрюлю
  - Что пошамать? А че не на кухне варишь?
  Ольга, вздохнув, была вновь вынуждена поправить Андрея.
   - Не пошамать, а поесть! Когда ты начнешь разговаривать по человечески. Подожди еще минут десять. Картофельные шкурки еще не сварились.
  - Почему шкурки? Я же вчера пять картофелин припер.
  - Не припер, а принес.
   Андрей с подозрением стал настаивать в ответе на свой вопрос.
  - Где картошка? И почему варишь не на кухне? Что опять побрехали?
  - Ни с кем никто не ругался. Просто мама на кухне готовила ужин, а кто-то в кастрюлю плеснул керосина.
   Мать с грустью начала оправдываться.
  - Я только на одну минутку отошла печку посмотреть. Все из-за того, что я не такая,... как они...
   Ольга добавила.
  - Пришлось вылить. Даже Шарик во дворе не стал есть.
  - Это Луниха! Ее выходки... Взбешенный Андрей решительно направился на общую кухню. - Тварь! Щас я ее пришибу!
   Мать попыталась его остановить.
  - Андрюша, не надо! Не надо ругаться, может это вовсе и не она...
   Андрей на секунду заглянул назад в комнату и со злым азартом уточнил.
  - Не пожурю, а пришибу.
  
   Андрей забежал на кухню, где у шипящего примуса стояла Луниха, желчная тетка неопределенного возраста. Чернышев без лишних предисловий налетел на нее.
   - Луниха, твоя работа? Спокойно не живется?
  Луниха обернулась. Опытная в кухонных разборках, она сразу же перехватила инициативу и перешла в атаку.
  - Для тебя, сопляк, не Луниха, а Авдотья Кузьминична!
   - Не сопляк, а Андрей Семенович!
  - Прилетел... Андрей Семенович! Ты еще наган достань! Что, за буржуек своих прибежал лаяться?
   - Ты зачем в кастрюлю керосина плеснула?
   - А ты видел?
  - Мне и видеть не надо, кроме тебя на такую гадость никто не способен! Людей голодными оставила!
   - Людей? Они, что, раньше, когда жировали, переживали сильно, что тебе и Паньке, твоей матери жрать нечего?
  - Причем здесь моя мать?
  - А при том. Забыл, когда похоронка на отца твоего пришла, Паня слегла, кто вам по крупинке харч собирал? Что бы с голоду не сдохли...Почитай все, кто, что мог...
  - Да помню я все, только не дело людям гадости делать только потому, что они раньше жили лучше.
  - Это сейчас им хвост прижали, деваться некуда. Вернется старая власть, они сразу и забудут, как тебя зовут.
  Так ничего не доказав Лунихе, Андрей обмяк и пошел назад в свою комнату. Да и что он мог доказать? У каждого была своя правда, причем не книжная, а выстраданная годами, десятилетиями,... веками.
  
  Угрюмый Андрей, вернувшись в комнату, молча сел за стол. Ужин, если так можно назвать безвкусную похлебку, проходил в полной тишине, если не считать громкого схлебывания с ложки Андреем. Ольга не выдержала.
  - Андрей, ты же обещал, что будешь стараться правильно кушать.
  - Так горячо... Какая разница?
  - Горячо, подуй. А разница есть. В средневековье ели вообще руками, кости под ноги кидали. Отрыгнуть или... извини, пукнуть, было в порядке вещей. Давай вернемся к тем привычкам.
   Мать, не выдержав, поддерживает дочь, стараясь выражать свои мысли, как можно тактичнее.
  - Вы же строите новый мир, в котором должно быть все красиво...
  Ольга продолжила развивать мысль о новом мире
  - Вот пошлют тебя через несколько лет в Париж...
  - Меня в Париж?
  - Ну, это, когда мировая революция победит. Придется тебе обедать с французскими чекистами. Они будут в шоке от твоих манер.
   Андрей, представив себя в Париже среди чопорных французов в кожанках, фыркнул.
  - Да ну тебя, бред какой-то несешь.
  - Чего ты злой такой сегодня? Случилось что?
  - Да-а... Мы с Сашкой все придумали, как Кошелька взять. А как брать его, поручили Караваеву и Зустеру. Получается, что мы сбоку, а они...
  - Что, значит, взять? Объясни толком.
  - Чего объяснять? Кранты Кошельку. Все продумано. Еще день, ну два и конец его банде.
  Ольга посмотрела на мать.
  - Мам, ты слышала?
   Мать, вздохнув, выразила свое мнение.
  - Никто никого не возьмет.
   Андрей даже задохнулся от возмущения.
  - Это почему же?
  - Вы берете в расчет, что Кошельков, человек со стандартным мышлением, а у него явно выраженная психическая патология. Что бы просчитать его поведение, сначала нужно составить психологический портрет, определить связь между ярковыраженной агрессией и ее причиной.
  - Это по буржуйски, слишком заумно, а у нас все проще. Определиться с местом и устроить засаду.
  - С Вашим простым подходом, он уже который год гуляет по Москве. До войны я помогала Могилевскому, профессору психиатрии в написании трактата об использовании психологического портрета в раскрытии преступления. Я ему делала переводы из подборок о преступниках с психическими отклонениями. Подборки были не только по России, но и по Европе.
   Ольга прервала лекцию матери об основах психологии в криминалистике.
  - Мам, да какая разница, каким образом его уничтожат? Тогда мы сможем вздохнуть свободно и не прятаться. Домой вернемся.
   Мать вздохнула обреченно.
  - Никуда мы уже отсюда не вернемся.
  
  Ковалев прогуливался в сквере с газетой в руке. Рядом затормозила пролетка, из нее выскочил веселый Кошельков. Посмотрев по сторонам, он с глумливой улыбочкой подошел к Ковалеву.
  - Вызывали, Ваш сиясь?
  - Что за привычка, постоянно ерничать? Ковалев протянул газету и в тон спросил. - Грамоте обучен?
  - А как же. Одна беда, с детства ять с веди путаю.
  Кошельков развернул газету. Ковалев ему пальцем показал нужное место.
  Тот с интересом начал читать, время от времени комментируя.
  - Даже портрет мой.... Не боится... Ай, молодец! Ай храбрец... Просто безбашеный джигит...
  - Не суйся туда, там засада.
  - Дураку понятно. На - слабо берут, как недоумка дешевого. Только мне ох, как хочется купиться и посмотреть, кто из нас недоумок.
  Ковалев, стараясь не поддаться соблазну одернуть обнаглевшего бандита, как можно спокойнее сказал.
  - Иванов конечно сладкий клиент, но придется несколько дней переждать.
  - А пока пусть походит в героях? Никого не боится, никого не признает! Орел!
  - Да пусть думают, что угодно. Пусть думают, что ты обоссался лезть к такому отчаянному антиквару.
  От этих слов лицо Кошелькова, словно каменеет.
  
  В квартире коллекционера Иванова, в комнате, заставленной высокими книжными стеллажами, находились сам хозяин и его пятнадцатилетняя дочь. Иванов с лупой за рабочим столом любовался бронзовым складнем. Бронзовая вековая патина тускло отсвечивала и казалось, что в руках он держит не просто изделие, а тайну, которая за несколько веков своего существования впитала в себя боль, веру и надежду всех тех людей, которые когда то соприкасались с этими небольшими бронзовыми пластинами. Лизонька, его дочь, укутав ноги пледом, сидела на диване с книгой в руках. В буржуйке, установленной на кирпичах рядом с окном, весело потрескивали горящие доски от старого ящика.
   Нормальных дров для отопления Иванов не мог достать уже второй месяц. Ордера на дрова и уголь полагались только семьям рабочих и служащих. Иванов ни в одну из этих категорий не попадал. Приходилось выкручиваться, надеясь только на себя. В топку шло все, что могло гореть. Деревянного забора хватило лишь на декабрь. Затем пошли в дело старые ящики и бочки из подвала. Удалось договориться с дворником Мустафой, что бы он на следующей неделе за два фунта гречки, еще остававшейся от старых запасов распилил на дрова старую липу, стоявшую во дворе. По подсчетам липы должно было хватить до марта. Вероятно, незавидная судьба ожидала и мебель.
   Отложив книгу в сторону и, косясь в сторону кухни, Лизонька нарушила тишину.
  - Марфа Никитична, когда приходила обед готовить, рассказывала, что на Страстном бульваре вчера опять перестрелка была. Вроде, как несколько человек убили. То ли бандитов, то ли чекистов... Жуть!
  Иванов повернулся к дочери.
  - Надо было бы тебе отсюда вместе с матерью, да с Лешей тоже в Париж уехать.
  - Папенька, вы ведь не уехали? Как же можно Вас одного оставить?
  - Я, это другое дело. Нельзя же все бросить и уехать. Приедешь потом, а ничего нет. А смутное время рано или поздно кончится. В России уже были восстания и бунты, но потом все улаживалось. Так и сейчас.... Все будет хорошо.
  - Все будет хорошо, тянется несколько лет...
  - Да и на барахолках только в такие времена можно найти поистине уникальные вещи. Посмотри, это складень пятнадцатого века. Я на Сухаревке обменял его на фунт пшенки. За последнее время я на толкучках столько ценных вещей купил и обменял.... Один только нож, византийской эпохи, что стоит...
  Девочка кивнула головой в сторону кухни.
  - Интересно, а долго они у нас жить будут?
   Иванов после паузы неопределенно пожал плечами. Раздался звук разбившейся чашки. Хозяин с лампой пошел на кухню, где в темноте находились чекисты Зустер и Караваев. Зустер смущенно держал в руках осколки от разбитой кружки.
  - Вот... Вы уж извините. Попить хотел... Темно...
  Иванов тактично успокоил чекиста.
  - Да, что уж... Ничего страшного...
  У входной двери раздался звук колокольчика. Все на мгновение замерли. Чекисты достали наганы и жестами показали, что бы Иванов шел открывать дверь, но тот медлил. Было видно, что он боится. Жестами Зустер показал, чтобы тот не волновался. Иванов вышел из кухни и направился к входной двери, у которой вновь зазвучал колокольчик. Антиквар, собравшись с мыслями, охрипшим от страха голосом спросил.
  - Кто?... Кто там?
  Из-за двери девичий голос произнес.
  - Фрося Репина из Мытищ.
  - Какая еще Фрося?
  - Федот Матвеич сказывал, что Вы стариной любопытствуете. Он Вам в прошлом годе монетки еще сменял... Ну, те, что в огороде нашел... маленькие такие.
  - Монетки?... Не помню... А Вам, что угодно?
  - Ковшичек я сменять хотела. Старенький, из серебра.
   Иванов сразу проявил любопытство и открыл дверь.
  - Что еще за ковшичек.
  В квартиру зашла Настена и, достав из узелка древнюю серебряную братину, протянула ее антиквару. Тот сразу же преобразился и с азартом начал рассматривать предмет.
  Иванов с напускным равнодушием, косясь в сторону кухни, оценил принесенную братину.
  - Состояние конечно плачевное.
  Настена, округлив глаза, играла свою роль.
  - Бабка Глафира сказывает, что ему тыща лет.
  - Возраст сильно преувеличен. Рядовая вещица. Скорее всего, медь с серебрением.
  - Как же так? Я из Мытищ сюда специально перлась... Как же так?
  - Только из жалости... Что Вы, барышня за него хотите?
  - Так, думала сальцем разжиться.
  - Ну, Вы, барышня загнули! За мятый медный ковшик... сальце... Все, что могу предложить - фунт пшенки.
  - Так мало?... Ну давайте, хоть пшенки...
   Иванов, вспомнив, что пшенка находится на кухне, где и чекисты, замялся, покосился в сторону кухни. Наконец желание приобрести ценную вещь пересилило, и он решился на обмен.
  - Постойте, барышня тут, я сейчас.
   Зустер и Караваев стояли на кухне сбоку от двери. Туда зашел Иванов. На молчаливый вопрос Караваева он тихо произнес.
  - Это не то,... это не бандиты. Так, барышня знакомая. Я ей крупы немного обещал.
  Иванов начал копаться в серванте, открыв застекленную дверцу. Он достал небольшой кулек и вышел.
   Караваев с подозрением посоветовался с напарником.
  - Может это та, наводчица?
   Зустер с некоторым сомнением успокоил его.
  - Сказал же, знакомая... Нам в первую очередь Кошелек нужен. Даже если наводчица, ее не надо трогать.
  Пока Иванова не было, Настена успела увидеть в отражении застекленной дверцы серванта чекистов с наганами в руках.
  К вышедшей из дома Настене сразу же подошел Кошельков и нетерпеливо поинтересовался.
  - Ну?
  - Как ты и говорил.
  - Сколько их?
  - Двое... Вроде... Я двоих видела.
  Кошельков в нетерпении облизал пересохшие губы.
  - Ну, давай, как договаривались. Потом сразу свинчивай, что бы мои тебя не видели.
  
  Иванов, меняя освещение, с восторгом начал рассматривать братину. Он радовался словно ребенок. К нему подошла дочь, с которой антиквар поделился своей радостью.
  - Грандиозно... Как минимум, начало шестнадцатого века. Скорее всего, эпоха Ивана 3!
  - Ценный ковшик?
  - Ценный? Да ему цены нет! Подобная братина есть только у Либермана...Подумав, антиквар поправился, - была...
  - Это, которого убили?
  Иванов на мгновение задумался, но не успел ответить. Раздался настойчивый звон колокольчика у входной двери. Антиквар направился в прихожую. Подойдя к двери, он насторожено спросил.
  - Кто там?
  Из-за двери ему ответил встревоженный голос Настены.
  - Дяденька! Это снова я, Фрося! Там на улице дядька какой-то лежит, весь в крови.
  Иванов не торопился открывать дверь.
  - А я здесь причем? Я не врач.
  - Он говорит, что из ЧК, какой-то Кравченко. Просит позвонить в Чеку.
  К двери подбежали чекисты. Они оттолкнули Иванова и выскочили к Настене.
  - Где он?
  - За углом, в кустах. Там кровищи - жуть!
  Выбежавшим вместе с ней из дома чекистам Настена рукой показала на дальний угол двора.
  - Вон там, в кустах, у забора.
  Чекисты побежали в указанное место, а Настена быстро ушла в противоположную сторону.
  Караваев и Зустер, утопая в глубоком снегу, начали раздвигать кусты, пытаясь там что-то разглядеть. Они окликнули Кравченко.
  - Тарас, ты где? Тарас!
  - Тарас! Свои...
  Чекисты не заметили появления сзади трех темных фигур. Несколько ударов ножей заставили Зустера и Караваева с хрипом осесть на снег. Окружив неподвижные тела чекистов бандиты стали обсуждать, что с ними делать.
  - Пусть тут валяются, темно уже. До утра никто не увидит.
  - А если кто наткнется? Нам раньше времени шухер не нужен. Нужно в кусты их закинуть.
  Два бандита начали затаскивать трупы в кусты, но их остановил подошедший Кошельков.
  - Погодь, обшманай их сначала. Нам их ксивы пригодятся.
  
   Иванов нервно прохаживался по кабинету, за ним наблюдала дочь, которой передалось встревоженное состояние отца.
  - Пап, мне страшно. Знобит даже.
  Иванов, не смотря на то, что у самого дрожали руки, успокаивал ее.
  - Не бойся. Ты же видишь, нас охраняют. Да и ЧК ихнее совсем рядом. Не бойся, не надо...
  Их разговор прервал громкий стук в дверь. Лизонька от страха закрыла руками рот. Иванов вышел из кабинета, прошел мимо дочери, успокаивающе погладив ее по голове. Антиквар пытался держаться уверенно, но его беспокойство выдавал голос.
  - Не бойся, детка...
  Он пошел к входным дверям. Дочь встревожено смотрела ему вслед. Стук продолжался. Из комнаты был слышен голос Иванова.
  - Кто там?
  - Ч.К. Кто еще? Давай открывай быстрей!
  
  Лизонька с дивана услышала, как из коридора раздался грохот. Затем в комнату втолкнули ее отца с окровавленным лбом. От толчка он завалился на диван рядом с дочкой. Следом за ним зашли Кошельков, Сережа Барин и еще три бандита. Они сразу же начали обыскивать комнаты. На пол полетели книги, вещи, посуда. Одна ваза разбилась. Лизонька, косясь на налетчиков, бережно вытерла у отца кровь.
  В отдельную кучу бандиты складывали то, что, по их мнению, представляло ценность. Сверху на шубы накидали канделябры, столовое серебро и разные безделушки. К награбленному подошел Кошельков. Покачиваясь на носках, он сквозь зубы недовольно спросил. - Это, что все?...
  Кошельков вплотную приблизился к сидящим на диване антиквару с дочкой, и, приподняв подбородок девочки, не глядя на Иванова, ласково поинтересовался.
  - Где рыжье и камушки?
  У окна, обращаясь к своему главарю, засмеялся Сережа Барин.
  - Он тебя не боится! Плевать он хотел на тебя! Газеты читать надо.
  Иванов попытался оправдаться, наивно полагая, что бандиты ему поверят и уйдут.
  - Это не я! Это все чекисты, это они меня заставили!
  Но Кошельков упрямо настаивал в ответе на свой вопрос.
  - Ты не ответил, Где рыжье?
  - У меня больше нет ничего!
  - Ну, нет, так нет.... Я сейчас потешусь с барышней, а ты пока постарайся вспомнить!
  Антиквар дрожащим от ужаса голосом взмолился.
  - Не трогайте ее, она же еще ребенок!
  - Отдашь сам все, я ее не трону. Мало того, сделаю тебя счастливым!
  - Хорошо! Я все отдам, только обещайте, что вы ее не тронете...
  - Честное благородное слово, я ее пальцем не трону.
  Иванов обреченно встал и направился к двери.
  - Пойдемте...
  
  Кошельков, выйдя из квартиры, следом за Ивановым спустился по темной лестнице в подвал. Там Антиквар поставил лампу на ящик, с трудом отодвинул старый шкаф и вынул трясущимися руками кирпичи из кладки. Он сначала достал из своего тайника большой саквояж, затем продолговатые предметы, завернутые в холстины и протянул их бандиту, а сам обессилено опустился на грязный ящик. - Это все, что у меня есть!
  Кошельков развернул один из свертков. В нем были сабли и шпаги, отливающие при тусклом освещении золотом, в эфесах сверкали драгоценные камни. Затем бандит открыл саквояж, и, светя лампой, заглянул внутрь. Там среди драгоценностей лежал хорошо знакомый ему нож с двуглавым орлом на рукояти. Он достал его, внимательно рассмотрел и с удовлетворением подумал.
  - Вот он родимый.
  Налетчик закрыл саквояж, а нож убрал во внутренний карман шинели. Затем он с саквояжем в руках пошел назад в квартиру. Следом за ним уныло поплелся Иванов со свертками. Вернувшись в квартиру, антиквар через плечо Кошелькова увидел бандитов, стоящих полукругом спиной к ним. Из-за их спин была видна лишь голова Лизоньки. Глаза у нее были широко открыты, в них ужас и боль. Нижнюю губу девочка закусила до крови. Только тут до Иванова дошло, что бандиты насилуют его дочь. Он уронил свертки, и, оттолкнув Кошелькова, бросился на насильников. Антиквар попытался их растолкать.
  - Что же вы делаете, сволочи?
  Барин, оглянувшийся на напавшего сзади Иванова, ударом кулака сбил его с ног. Тот с трудом поднялся и обратился к Кошелькову.
  - Вы же обещали не трогать ее!
  Тот, немного полюбовавшись раздавленным и униженным человеком, рассудительно ответил.
  - Я и не трогал, а про них уговора не было. Так, что я слово держу. Еще я обещал сделать тебя счастливым....
   С этими словами Кошельков подошел к сидящему на полу Иванову и несколько раз ударил того подковой по голове. Затем окровавленную подкову он по-хозяйски аккуратно повесил на гвоздь, торчавший над дверью.
  - Теперь в этом доме поселилось счастье!
  
  Андрей догнал Елизавету Николаевну, подходившую к крыльцу с ведром воды. Он забрал ведро из ее рук.
  - Давайте, я донесу.
   Мать надеждой сразу же поинтересовалась.
  - Ну, что с вашей засадой?
  Андрей, нехотя, через силу ответил.
  - Ничего... Сорвалось... Двое наших погибли.
  - Кроме желания, нужен опыт. У вас есть старые специалисты?
  Андрей запальчиво произнес.
  - Ничего. Мы его все равно поймаем!
  Елизавета Николаевна попыталась иносказательно объяснить упрямому парню элементарные, как она считала, вещи.
  - Когда у тебя глаз нарывал, ты ко врачу пошел, а не к Сашке Малышеву... А он ведь переживал, искренне хотел бы помочь...
  - Это совсем другое.
  - Да не другое...
  
  1919 год. Июнь.
  Не смотря на открытое окно, в кабинете было душно. Легким сквозняком через окно заносило тополиный пух, который, немного попарив в воздухе, по-хозяйски укладывался по всему кабинету, жеманно вздрагивая и перелетая с места на место, если кто нибудь открывал дверь.
  Мартынов внимательно изучал сводку происшествий, время от времени машинально смахивая легкий пух с исписанных страниц мрачных сообщений. Налет, убийство, ограбление, опять налет... Н-да, безрадостная картина... Не смотря на все прилагаемые усилия, бандитизм продолжал процветать. На место одной уничтоженной банды появлялась другая, еще более жестокая и многочисленная. Сотрудники ЧК в большинстве своем были неопытны, и им было сложно противостоять матерым уголовникам, прошедшим хорошую школу каторг и тюрем. Нужны были грамотные профессионалы по борьбе с преступностью, на одних лозунгах и напыщенных агитках далеко не уедешь.
  В кабинет, к Мартынову, предварительно постучав, но, еще не услышав ответа, стремительно зашел Кравченко.
  - Можно?
  - Дурацкая привычка, сначала зайти, а потом спрашивать.... Может, я с барышней
  - Х-м-м...
  - Что х-м-м? Как у тебе продвигаются дела с Кошельковым? Почему нет результатов? Уже лето! Ты это понимаешь? За пол года мы не смогли выйти на эту банду!
  Не дождавшись ответа, Мартынов продолжил разгон.
  - Что молчишь?
  - Попов только этой бандой занимается, его больше никуда не дергаем.
  - А где результаты? Где?...
  Кравченко, понимая справедливость обвинений, уныло промямлил.
  - Несколько раз садились ему на хвост, но его кто-то предупреждает...
  Мартынов задумчиво уточнил.
  - Думаешь от нас утечка?
  - Организуем засаду, а он о ней знает. Караваев и Зустер на Ваганьково, а Кошелек дальше гулять.
  - Ну и что думаешь делать? Только за последние полгода за Кошельковым числится двадцать три трупа... Ты хоть представляешь?
  - Вторую неделю по Кошельку тишина. Может, он свинтил из Москвы...
  Мартынов со злом продолжил выдвигать утешительные для них предположения.
  - А может просто отдохнуть решил или подковы закончились... Иди, думай, что делать...
  
  К идущему по бульвару Сереже Барину сзади незаметно подошел Ковалев.
  - Здравствуй, Сережа.
  Барин вздрогнул от неожиданно раздавшегося голоса и обернулся.
  -Добрый день.
  Ковалев приветливо поздоровался за руку.
  - Я хотел с тобой переговорить.
  - О чем?
  - У меня складывается впечатление, что Кошельков не выполняет наших договоренностей. С моей помощью он уже стал богаче арабского шейха, а вещицы, которая меня интересует, все нет... Странно...
  - Так это к нему. У меня нет желания журить его за это.
  - Мне тут случайно удалось покопаться в архивах. Оказывается, в четырнадцатом году Лунев признался лишь в том, что вещи из ограбленного особняка к нему принес Кошельков. А вот его местонахождение полиция узнала от...
  Барин нервно оборвал Ковалева.
  - Что надо?
  - Приятно иметь дело с понятливыми людьми. Меня интересует нож с рукояткой в виде двуглавого орла.
  - Я такого не видел.
  - Я переживаю, что Кошельков может утаить его, даже если и найдет.
  - Самое ценное он забирает в общак. Где он его хранит, не знает никто из наших.
  - Нужно постараться узнать.
  - В это я играть не буду. Если Кошелек почувствует, что я его пасу, то...
  - Мне тут случайно удалось покопаться в архивах...
  Сережа, понимая, что Ковалев просто так от него не отстанет, был вынужден поделиться с ним хоть какой-то информацией.
  - Гусь говорил, что видел его с какой-то барышней рядом с Андроньевским монастырем.
  - Рядом с монастырем? Это интересно... Частенько под монастырями подземелья таятся... Сережа, ты уж по старой памяти, поимей в виду, что мне интересно все о Кошелькове. Присмотрись, куда он все прячет. Договорились?
  Барин с явной неохотой согласился.
  - Договорились. Только для этого нужно ищейку нанимать.
  Ковалев на секунду задумался и довольный дельным предложением Барина, уже весело произнес.
  - Ищейку? Мысль интересная.
   Барин смотрел вслед уходящему Ковалеву и со злом сплюнул себе под ноги.
  
  Ковалев подошел к двери квартиры филера, адрес которого узнал, несколько часов прокопавшись в бумагах, оставшихся от управления царской жандармерии. Прокрутив ручку звонка, он через минуту услышал голос из-за двери.
  - Кто там?
  - Я хотел бы переговорить с Артемом Ивановичем. У меня для него есть работа.
  Дверь открылась. На пороге стоял филер, с интересом оглядывающий неожиданного гостя.
  - Я Артем Иванович. Чем могу быть полезен?
  - В прошлые времена Вы числились в охранном отделении одним из лучших агентов.
  - Извините, домой не приглашаю, у меня не прибрано.
  Ковалев протянул ему фотографию.
  - Я хочу, что бы Вы проследили передвижения этого человека.
  Увидев знакомое лицо, филер ни минуты не сомневаясь, сразу же отказал в исполнении заказа.
  - Кошельков. Увольте. Голова дороже. Всего хорошего.
  Филер попытался закрыть дверь, но Ковалев попридержал ее плечом и раскрыл протянутую ладонь, на которой лежали десять золотых монет. Словно змей искуситель он вкрадчиво предложил явно испытывавшему материальные затруднения филеру.
  - Десять червонцев до, и еще десять по окончании.
  Филер замер в раздумье. Ковалев, между тем, словно уже получил согласие, уточнил детали.
  - Меня в первую очередь интересует его передвижения в районе Андроньевского монастыря. Там по моим сведениям обитает некая барышня, к которой он наведывается. Вы даете мне ее адрес и получаете остаток. Всего делов то. Идет?
  Филер с явной неохотой выдавил из себя.
  - Идет.
  
  За проходящим вдоль двухэтажных домиков Кошельковым, на достаточно приличном расстоянии следовал филер. Но даже на таком расстоянии Яшка звериным слухом уловил звук шагов за спиной. Его насторожил идущий следом по пустой улице человек.
  Решив проверить свои подозрения, Кошельков свернул в ближайшую подворотню и замер. Через некоторое время в этом месте остановился и филер. Выждав несколько секунд, он зашел в подворотню, где сразу же появившийся Кошельков приставил к виску филера наган.
  - Голубь, я второй день замечаю тебя за своей спиной.
  Филер, стараясь говорить спокойно, попытался усыпить бдительность Кошелькова.
  - Ошиблись Вы, господин хороший. Спутали меня с кем-то. Я к куму своему иду. Именины у него сегодня.
  Но Яшка был битый волк, и на мякине его было сложно провести.
  - На кого работаешь? Ну?
  Филер упрямо твердил свое, одновременно судорожно прикидывал в уме, как выбраться из смертельной ловушки. Успеть бы выхватить браунинг из-за пояса.
  - Ни на кого я не работаю. К куму иду. Вот и подарок у меня для него.
  Филер засунул руку под пиджак и резко выхватил пистолет, но Кошельков успел выстрелить первым. Филер по стене сполз на землю. Кошельков, посмотрев по сторонам, быстрым шагом удалился. Он пошел к Настене не привычной дорогой, а, наворачивая круги и постоянно проверяясь. Для Кошелькова самым плохим было то, что он не понял, на кого работал топтун.
  
  Чернышев старательно заполнял журнал вызовов, находясь за стойкой дежурного. Он бодро поздоровался с зашедшим Кравченко.
  - Здравствуйте, Тарас Семенович.
  - И тебе не кашлять. С облавы с Сухаревки не возвращались?
  - Нет. Звонили из Совнаркома, спрашивали по убийству этого, который из охранки. Спрашивали, мол, где точно нашли труп? Начали искать убийцу или нет?
  Взяв из рук Андрея журнал, Кравченко бегло просмотрел последние записи, одновременно разговаривая с ним.
  - Нам больше нечем заниматься. Я бы всех бывших к стенке ставил, чтобы воду не мутили. А кто звонил то?
  - Ковалев. Кто же еще... Въедливый... Что, да как?... В каком точно месте?
  - Ответил ему?
  - Ответил.
  - Ну и ладно. Попов с облавы появится, пусть сразу ко мне.
  - Хорошо, передам.
   Ковалев стоял на улице, у подворотни, в том месте, где был убит филер. Озираясь по сторонам, он пытался восстановить картину убийства. Собственно говоря, его интересовало одно, откуда и куда направлялся Кошельков. А то, что это было его рук дело, у Ковалева даже не возникало сомнений. Услышав шум мотора, Ковалев сразу же спрятался в подворотне. Мимо проехала машина, за рулем которой находился Кошельков. Даже не веря в такую удачу, Ковалев, немного выждав, выскочил из подворотни и устремился вслед за машиной.
  Свернув с улицы в сторону Яузы, откуда был хорошо виден Андроньевский монастырь, запыхавшийся Ковалев остановился и из-за старой липы стал наблюдать, как из машины вышел Кошельков. Ему навстречу из дома показалась Настена. Они о чем-то поговорили и вместе зашли в дом. Ковалев довольно потер руки и, подождав еще десять минут, напевая незамысловатую песенку, отправился в обратную сторону. Все, что его на данный момент интересовало, он узнал.
  Пронька сидел у своей будки и, не торопясь, латал старый ботинок. Рядом с ним пристроилась на ящик стандартная обитательница Хивы, Глашка Паленая. Определить ее возраст было невозможно, да она и сама его толком не знала. Дни и годы беспробудного пьянства с малолетства слились в одно безликое целое. Они для нее различались только степенью побоев на лице и теле. Неделю назад ей удалось упереть у заснувшего рядом с ней домушника Фильки хорошо пошитое платье из голубой парчи. Нарядившись, Глашка даже изъясняться старалась на благородный манер. Теперь в нем она выглядела, как дворянка, потрепанная жизнью. Эту потрепанность усиливали появившиеся бурые пятна на платье и лиловый синяк под левым глазом. Глашка безрезультатно пыталась выклянчить у непьющего Проньки немного денег. Она сама понимала, что зря тратит время, но идти было некуда, нигде ее не ждала живительная влага. Глашка, выглядывая в людской толчее своего потенциального спасителя, в большей степени для полезного времяпрепровождения, канючила.
  - Пронька, если не дашь на похмелку, я буду вынуждена на тебя обидеться.
  Но Проньку сложно было пронять подобными доводами. Он лишь усмехался.
  - Тяжко будет пережить такое горе, но я сдюжу.
  - Пронечка, миленький, мой Петя вернется с дела, и я сразу отдам. Он у меня, знаешь какой фартовый?
  - Знаю, второй месяц не просыхает... Только вчера во-н в той луже пол дня валялся босой. Даже свои дырявые штеблеты пропил. Идите, Глафира Сергеевна, с Богом, не мешайте работать.
  Глашка с неохотой отошла на несколько шагов, соображая, где бы раздобыть опохмелку.. В это время к Проньке подошел Митяй, сын мельника.
  - Ты, что ли Пронька будешь?
  Пронька сурово одернул хлыща с его запанибратским тоном.
  - Для кого Пронька, а для кого Прон Матвеич.
  Митяй поправил картуз с лакированным козырьком и был вынужден обратиться хотя и с ухмылкой, но уже с большим почтением.
  - Мне бы, Прон Матвеич, Кошелькова Яшку повидать.
  Пронька, не глядя на Митяя, с явной издевкой ответил.
  - Если охота, то и повидай. Считай, я разрешил.
  - Дык... Это... А где?... Где мне его найти?
  Пронька, наконец, удосужился поднять голову и оценивающе посмотреть на Митяя.
  - А с чего ты взял, что я знаю? Ты вообще-то кто мил человек?
  Под пристальным взглядом Митяй несколько стих и начал сбивчиво объяснять.
  - Я? Митяй Рыков из Вязьмы. Яшка знает меня. Мне бы с ним свидеться. Он раньше у Вас в подмастерьях был.
  - О-о-о, у меня столько подмастерьев было, всех и не упомнишь. И адресов ихних у меня нет. Иди мил человек, не мешай работать.
  Разочарованный Митяй отошел в сторону. Глашка наметанным взглядом оценила хромовые сапоги, атласный жилет под пиджаком и тут же взяла красавчика в оборот.
  - Кошелек нужен?
  Митяй заинтересовано обратил внимание на помятую даму.
  - Ты знаешь, где его найти?
  Яшенька мой лучший кореш. Только этой ноченькой расстались. Говорит, жди ненаглядная, я не долго, к вечеру обернусь. Жить, говорит, без тебя не могу.
  Митяй недоверчиво оглядел барышню сомнительной свежести.
  - Без тебя?
  - Любит меня и чтит он мое благородное происхождение. Папенька мой, князь Голицин-Шимаханский, слышал наверно, в Париж утек. А я вот здесь. Все из-за нашей с Яшенькой любви неземной и страстной.
  - Так, где мне его найти?
  - Так сказала же я тебе, ко мне он вернуться должен, в место укромное. Только не велел мне Яшенька про то место никому сказывать. Разве только состоятельному господину, который сможет скрасить ожидание княжны, угостить ее...
  Глашка настолько убедительно играла свою роль, что Митяй, сомневаясь в глубине души, все же подумал, - Как же революция может судьбу человеческую изломать. Вслух же он сказал - Дык, я не босота приблудная и угостить могу.
  Княжна Голицина-Шимаханская тут же, пока Митяй не пришел в себя, зацепила его под руку и потащила в сторону, расталкивая людей. Вслед им смотрел Пронька, но без усмешки, а очень серьезно.
  В кабинете Чернышев допрашивал мешочника, мужчину в поношенном пиджаке и косоворотке неопределенного возраста, заросшего нечесаной бородой. Мужик то ли придуривался, то ли на самом деле был на редкость бестолковым, но только он за время допроса довел Андрея до белого каления. Юный чекист, стараясь не сорваться, заполнял протокол. На краю стола лежали семь буханок хлеба, два больших куска сала. А на полу находились изъятые пустые мешки и двадцать подков, нанизанных на веревку.
  Чернышев поднял голову, посмотрел на мешочника и, стараясь, как можно строже, в очередной раз спросил.
  - Значит, гражданин Суров, Вы хотели обменять эти продукты на что-нибудь? Что-нибудь это что?
  - Че это?
  - Я спрашиваю, что-нибудь это что?
  - Дык, кто ж его знает...
  - Как же так, хотел обменять, а сам не знаешь на что? Что мне писать в протоколе? Пошел туда - не знаю куда, поменял на то, не знаю на что...
  - Дык, запиши, как надо...
  - Надо, как есть! Так, на что ты собирался поменять?
  - Ты начальник, тебе лучше знать....
  - Откуда я могу знать, на что ты собирался поменять?
  
  Когда в кабинет зашел Малышев, Андрей ему пожаловался.
  - Сань, допрашиваю четвертого мешочника, и у всех одно и то же - не знаю, не помню, не понимаю.... Дурачками прикидываются. В стране голод, а эти живоглоты наживаются.
  Малышев дополнил выводы Андрея.
  - Попов утром рассказывал. Поехали к одному спекулянту домой в Салтыковку с обыском, а у него дома картины, столовое серебро... У буржуев на хлеб и картошку наменял...
   Малышев обратился к мешочнику. - Тоже картин и серебра захотелось, морда спекулянтская.
  - Так и запиши в протоколе, что, мол, хотел нажиться на бедах трудового народа, хотел завести картины с голыми тетками....
  Андрей переспросил приятеля
  - Почему с голыми тетками?
  - Попов говорил, что у того спекулянта все картины были с голыми тетками и мужиками из греческой милогии...
  Чернышев поправил Сашку.
  - Мифологии.
  - Ну, мифологии. К стенке их всех! И этого тоже!
  Мешочник, внимательно прислушавшийся к разговору приятелей, испугано перекрестился.
  - Слава Богу, у меня на картинах все одетые! Голых теток нету!
  Чернышев спросил Малышева, не обращая внимания на причитания мешочника.
  - Ты чего зашел то?
  Малышев замялся.
  - Андрюх, дай мне на вечер свой маузер....
  - Зачем? У тебя же наган есть...
  Мешочник между тем непонятно кому доказывал пристойность добытых картин.
  - Все холстинами замотаны или в пинжаках, все пристойно! Ей богу! Только у одной сиська торчит! Всего то одна... маленькая, маленькая! Я ее углем замажу.... Ей-ей, замажу! Мне и самому на нее смотреть противно! Тьфу, срам один...
  Малышев продолжал выпрашивать заветный маузер.
  - Ну дай, я завтра утром отдам....
  - А я что, без оружия останусь?
  - Тебе все равно мешочников допрашивать. Зачем тебе маузер?... Ну дай...
  - К Таньке, что ли намылился?
  - Ну дай,... А я тебе за это свой бушлат дам поносить.
  - На неделю!
  - Идет!
  Чернышев снял кобуру с маузером и отдал ее Малышеву. Тот радостно сразу же одел ее себе через плечо и вышел из кабинета. Андрей вновь обратил внимание на мешочника и не сразу понял, про что тот говорил.
  - Или я ее вообще вырежу....
  - Что вырежешь?
  - Сиську...
  - У кого?
  - У тетки...
  - У какой?
  - У той, что на пол мешка картошки сменял....
  - Ты что теток на картошку меняешь?
  - Больше не буду, бес попутал....
  Не успел Чернышев разобраться в зловещих замыслах мешочника, как в кабинет заглянул мрачный Кравченко. Он обратился к Андрею.
  - Чернышев, завтра заступишь дежурным вместо Шукайтиса.
  - А почему опять я? Пусть вон Малышев подежурит...
  - Во первых, Малышев уже убежал, а во вторых, он завтра участвует в облаве на Николаевском вокзале... Кравченко более ласково добавил. - Надо, Андрюша, надо...
  Тарас обратил внимание на подковы, лежавшие на полу и прошел в кабинет. Он с любопытством поинтересовался у мешочника.
  - У тебя, что много лошадей?
  - Почему много? Всего одна,... гнедой масти....
  - А зачем тебе столько подков?
  - Так это не мне, я, слава богу, в прошлом годе запасся.... Наш кузнец Митрий, царство ему небесное, наделал про запас. Подковы нонче не достать... В Москве лихачи и те не кованные...
  - Так тебе извозчики заказали?
  - Не-е, По нонешним временам у них нечем расплатиться за подковы. Лошадей не овсом, а соломой кормят, да и то не досыта...
  Кравченко прервал доклад мешочника о содержании лошадей в Москве.
  - А кто же заказал?
  - Барин один, важный такой, просил, и с ценой столковались. Грозился расплатиться не какой нибудь срамной картинкой, а образом Николая Чудотворца в серебряном окладе с каменьями....
  Подковы и определение заказчика, как барина, сошлись для чекиста в одно целое. Кравченко вкрадчиво спросил, боясь спугнуть удачу.
  - А у этого барина шрама вот здесь, случаем не было?
  - Шрам? Да, аккурат, тут был...
   Чернышев сразу же понял о ком идет речь.
  - По описанию Сережа Барин.
  Кравченко радостно подтвердил предположение Андрея.
  - В точку. Он вновь переключил свое внимание на мешочника. - А где?... Где ты должен передать подковы?
  Мешочник достал из кармана офицерских галифе клочок бумаги.
  - Вот, он мне и адрес написал...
  Кравченко выхватил клочок с адресом и возбужденно скомандовал Чернышеву.
  - Этого в камеру, а сам на выход! Там и Кошелек может быть! То-то о нем последнее время не слышно, у него подковы закончились! Головы нечем проламывать...
  Мешочник нервно закрутил головой и, плохо понимая, что происходит, попытался уточнить свое будущее.
  - А меня теперь, за то, что сообчил, не расстреляют?
  Кравченко, выходя, радостно его успокоил.
  - Нет, не расстреляют....
  Но тут Андрей не выдержал и подлил ложку дегтя, воспрянувшему духом мешочнику, он мрачно пошутил.
  - Повесят, но не больно..... будет, вроде, как уснул....
  
  Чекисты практически бесшумно двигались мимо палисадников, мимо двухэтажных домиков, охватывая нужный дом. На первом этаже этого дома за плотнозавешенными окнами пробивался свет. Оттуда были слышны звуки патефона.
  Отблески света из окон тускло освещали чекистов, сгрудившихся рядом с Кравченко, который громким шепотом отдавал распоряжения.
  - Попов и Чернышев за дом, следить за окнами. Остальные со мной...
  Чернышев и Попов укрылись за стволами старых тополей, стоящих рядом. Попов достал наган и взвел курок. Андрей хотел сделать то же самое, но только сейчас до него дошло, что он в горячке совсем забыл, что отдал свой маузер Малышеву. Андрея охватила злоба и на собственную бестолковость, и на Сашку с его свиданием. Так вляпаться! Пойти на серьезное дело и забыть про оружие! В душе теплилась надежда, может, пронесет? Может его участие не понадобится, и никто не узнает, как он лопухнулся? Но не пронесло...
   Совсем недалеко послышался резкий свист, чьи то крики " Лягавые! Шмон!". Остервенелый лай собак, беспорядочная стрельба, женский визг. Попов нервно задергался, закрутил головой и, не вытерпев, побежал на звуки выстрелов, крикнув Андрею. - Будь здесь, а я туда!
  Время томительно тянулось, Казалось, секунды растянулись на часы. Из своего укрытия Чернышев увидел, как распахнулось окно, и оттуда один за другим выпрыгнули четыре человека.
  Андрей задергался. Сначала было бросился в сторону бандитов, потом вернулся назад в свое укрытие. Он был готов выть от своей полной беспомощности.
  Первые три человека сразу же свернули направо и скрылись за сараями, а последний из выскочивших бандитов несколько раз выстрелил через распахнутое окно внутрь комнаты и бросился бежать прямо в Андрееву сторону.
  Чернышев, не выдержав, выбежал наперерез бандиту с криком.- Стой!...
  Кошельков, разгоряченный схваткой даже не успел остановиться и врезался в парнишку. Чернышев ухватил руку бандита с наганом и попытался ее выкрутить, но силы были явно не равны. Кошельков ударом свободной руки сбил Чернышева с ног. Андрей, очнувшись на земле, не обращал внимания на сочившуюся из разбитой губы кровь, он с ужасом, словно зачарованный смотрел в черную дырку ствола нагана, который Кошельков направил ему в лицо. Бандит, даже на некоторое время, забыв об опасности, упивался своей властью над мальчишкой. Звериным чутьем он чувствовал страх лежащего на земле паренька. Куражась, он медленно нажимал на курок.
  Чернышев инстинктивно пытался отползти и тут с облегчением услышал сухой щелчок.
   В нагане у Кошелькова закончились патроны.
  Послышались возбужденные голоса чекистов.
  - Давай туда!
  - Быстрее!
  - Смотри за этим!
  - Попов, бегом!
  - Уйдут ведь!
  Кошельков затравлено начал озираться и со злобой процедил сквозь зубы.
  - Живи, щенок! Молись преподобному Аркадию....
  Яшка, пригнувшись, убежал. Почти сразу же мимо лежащего Чернышева вслед Кошелькову пробежали три чекиста. Пробегавший следом Кравченко задержался и склонился над Андреем.
  - Жив?
  Чернышев, поднимаясь, через силу выдавил из себя. -Да...
  - Стрелять надо было!
  - Хотел живым взять...
  - Кто? Ты?.... Стрелять надо было!... Стрелять!... Упустили.... Только одного смогли взять!... Эх... упустили....
  
  Барин нервно курил в условленном месте, периодически выглядывая из подворотни. К подворотне подъехала машина, за рулем которой находился Кошельков. Барин быстро сел рядом с ним. Кошельков поинтересовался.
  - Ушел? Хорошо еще, что авто стояло в надежном месте.
  - Кадило вроде замели.
  - Хрен с ним. Лежку все равно менять надо, а больше он ничего не знает. Как они на нас вышли?
  - Может тот барыга, который подковы должен был подтянуть.
  Кошельков раздражительно передразнил.
  - Может... Догадался адрес оставить. Ты бы еще в газете разместил объявление.
  - А что, мне каждый день к нему таскаться? Привез, нет... Да и навряд ли через него...
  Кошельков в очередной раз перебрал в голове возможные причины облавы.
  - А не наш ли дружок из Совнаркома поучаствовал? Тот топтун, которого я кончил, непонятно на кого работал. На ЧК не похоже...
  - Он может, если почувствует, что его за нос водят. У него чуйка та еще... Не играй с ним, Яша, плохо может кончиться.
  - Поучи меня. На этого упыря нам убедительный аргумент нужен.
  - Какой аргумент?
  - Еще не знаю. Но найти его нужно. Где советы постовых понаставили?
  - На Лубянке, на Сретенке... А зачем тебе? Нам залечь на дно надо...
  - Поехали, покажу... Дно...
  
  Машина ехала по темным улицам Москвы, громыхая на ухабах. На Страстном бульваре, на удивление, горел уличный фонарь, тускло освещая небольшую часть мощеной мостовой.
  Кошельков, кого-то увидев, затормозил. Он, выглянув в окно, свистнул в свисток. Через некоторое время к машине подошел конопатый паренек в солдатской форме, с повязкой на руке, выполнявший роль постового милиционера и поинтересовался.
  - Вы, гражданин, сигналили?
   - Я.
  Одновременно с ответом Кошельков выстрелил в голову милиционера. Сразу же он привел машину в движение.
   Барин только через некоторое время пришел в себя от неожиданной выходки главаря.
  - Кошелек! Ты чего? Сдурел?
   Кошельков зашипел сквозь зубы, все больше и больше приходя в истеричное состояние.
  - А как лягавые хотели? Нас, как щенков шелудивых обложили, Кадило взяли... Им зубы надо показать! Не зубы, а клыки звериные! Пусть боятся!!! Где еще? На Лубянке, говоришь?
   Барин, понимая всю бесполезность своей попытки, все же попытался остановить Кошелькова.
  - Яшка, остынь...
  - Следующий твой.
  - Я не буду. Что я мясник? Не буду.
  Кошельков резко затормозил, всем корпусом повернулся к Барину и зловеще зашипел.
  - С чего это ты лягавых жалеешь? Может, это ты их и навел? А?
  Барин понял, что отказ стрелять, равносилен смерти. Он, вытерев ладонью выступивший пот, обречено молчал. Кошельков еще несколько секунд пристально смотрел на притихшего Барина, и только полностью убедившись в его покорности, тихо повторил. - Следующий твой.
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   БОЛЬШАЯ ОХОТА
  
  В небольшой комнате, находящейся в полуподвальном помещении, Пронька, сидя на топчане, наматывал на ногу портянку. В углу Тимоха, шмыгающий носом, растапливал самовар. В каморку зашел веселый и возбужденный Кошельков.
  - Здорово всем.
  Пронька окинул Яшку оценивающим взглядом.
  - Здоровей видали. Не повязали, стало быть?
  - Откуда ты, Пронька все так быстро узнаешь?
  - Кто говорит, повязали вас, кто говорит постреляли... А ты вон, живой и веселый...
  - А что мне унывать, Лягавые ночью ответили за свой шмон. Так что, счет в мою пользу.
  - Ответили?
  - Щас на Хиве наслушаешься. Мне твой Тимоха нужен.
  - Надолго?
  - Не знаю. Это как фарт попрет.
  Кошельков положил перед Пронькой несколько золотых монет, тот сразу же их убрал.
  - За пижоном одним походить надо, посмотреть, что, да как.
   Пронька повернул голову в сторону Тимохи.
  - Слышишь, недоумок?
  В ответ Тимоха недовольно пробурчал.
  - А мне надо?
  Кошельков от подобного поведения мальчишки онемел и смотрел с недоумением то на Тимоху, то на Проньку.
   Пронька то ли пожаловался, то ли объяснил поведение Тимохи.
  - Во, видел? Совсем от рук отбился... Все эта, будь она проклята, революция... Разве раньше такое могло в голову прийти.
   Кошельков пришел в себя и весело спросил.
  - И что? Никаких средств нет?
  - Вчера порол, как сидорову козу,... а толку. Я его за набойками отослал после полудня, а он затемно заявился. На митинг зачесался, комиссаров послушать.
   Кошельков поинтересовался у Тимохи.
  - Комиссаром хочешь стать?
   Тимоха угрюмо шмыгнул носом.
  - А мне надо?
  - Сапожником?... Тимоха молчал. - А кем же?
   Тимоха, вызывающе глядя прямо в глаза Кошелькова, дерзко ответил.
  - Чекистом.
   Пронька с ремнем бросился к Тимохе.
  - Кем? Прибью Приблуду безродную!
  Кошельков со смехом схватил Проньку, силой усадил назад и обратился к Тимохе.
  - А как станешь че-кистом, мне по старой памяти послабуху какую сделаешь?
  - Тебя к тому времени кокнут.
   Кошельков, смеясь, приобнял мальчишку.
  - Пойдем, пока меня не кокнули.
  - А мне надо?
  Кошельков отвел Тимоху чуть в сторону и дал тому мандат.
  - Грамоте обучен?
  - А то...
  Тимоха изучил документ, шевеля губами.
  - Так ты чекист? Зустер?
  - А то... Кошельков, это так, для отвода глаз... Пойдем.
  Кошельков и Тимоха стали выходить, но в последний момент Яшку остановил Пронька.
  - Да, чуть не забыл. Вчера на Хиве тебя фраерок один из Вязьмы разыскивал.
  Кошельков замер. Настроение его резко изменилось. Игривость пропала.
   Он отправил Тимоху на улицу, а сам присел рядом с Пронькой.
  - Что за фраерок?
  - Митрием... дай Бог памяти, Рыковым назвался.
  - Где он может быть?
  - Его Глашка Паленая зацепила. Пока все не высосет, он от нее не свинтит. Ищи у Севастьяновой, Глашка там блудит.
  - Черти его принесли,...
  Кошельков с озадаченным видом вышел на улицу к поджидавшему его Тимохе.
  
   Утром Кравченко решил расколоть захваченного бандита. Чтобы, чем черт не шутит, по горячим следам попробовать взять Кошелькова. По тем сведениям, которые были у чекистов, в руки к ним попал Кадин Егор. Матерый уголовник, который в общей сложности провел в тюрьмах и на каторге шестнадцать лет.
  В кабинете Кравченко вел допрос раненого в голову бандита. Здесь же находился и Чернышев, который за столом заполнял протокол допроса.
  - Как звать? Фамилия, имя, кличка?
  Бандита ни чуть не смущало, что он находился в ЧК. Он вел себя нагло и вызывающе.
  -Как звать? Зовуткой.
  - Значит, Кадин Егор Матвеевич, по кличке Кадило, сотрудничать не будем? А ты знаешь, что тебе будет за бандитизм по революционным законам?
  Налетчик, не смотря на свое незавидное положение, вызывающе ухмылялся.
  - А если я буду сотрудничать, накормите медовыми пряниками от пуза?
  - Пряников не обещаю, но какое нибудь послабление могу тебе обещать...
  - Да катись ка ты, на-чаль-ни-чек, тихим катером... сам знаешь куда...
  В кабинет заглянул Попов и обратился к Кравченко.
  - Тарас, тебя Мартынов срочно кличет.
  Кравченко подошел к двери и предупредил Андрея.
  - Смотри за ним в оба, я быстро.
  Когда Кравченко вышел, Андрей подошел к сидящему Кадило.
  - А Кошельков в бога верит?
  - Я уже сказал, что на чеку работать не буду...
  - Я и не прошу работать.... Просто мне показалось, что Кошельков набожный человек...
  - Кто Кошелек? Да он попов покоцал столько...
  - Почему же тогда он чтит Святого Аркадия?
  - Дай махры, расскажу...
  Андрей достал из ящика стола жестяную банку с махоркой и кусок газеты. Насыпал махорку в газету и протянул Кадило. Тот свернул самокрутку и одновременно начал рассказывать.
  - Это у Кошелька бзик такой. Он считает, что этот Аркадий, который святой - его ангел хранитель.
  - Почему?
  - По качану. Яшку спроси...га-га, он тебе все расскажет...
  
  Навстречу шедшему по коридору ЧК Чернышеву из-за угла выскочил Малышев. Он радостно протянул приятелю руку.
  - Привет, Андрюх! В дежурке сказали, вы вчера чуть Кошелькова не взяли! Расскажи, что там было...
  Чернышев ответил сухо и официально, чем обескуражил Сашку.
  - Товарищ Малышев, отдайте мне мой маузер.
  - Андрюш, ты чего?
  - Маузер отдай...
  - На,... товарищ Чернышев.
  Чернышев надел возвращенную кобуру с маузером.
  - Меня вчера из-за тебя чуть Кошельков не пристрелил...
  - А я то причем?
  - Тебе перед твоей Полянской пофорсить надо было, а я сгоряча только в последний момент хватился, что у меня маузера нет. А тут, как назло Кошельков... хорошо еще, что у него патроны кончились... Думал, мне каюк...
  - Андрюх, прости, я же не знал, что так получится! Ну, Андрюш...
  - Да ладно, чего уж.... Жалко только, что из-за этого Кошелькова упустили...
  К ним подошел Попов и поделился последней новостью.
  - Слышали? Кошелек ночью шестнадцать постовых милиционеров пострелял.
  - Как?
  - Как, как.... Вот так. Разъезжал по Москве в авто, видит постовой, свистит в свисток. Тот думает, что у него что-то спросить хотят, подходит, а Кошелек,... сука....ему в лоб пулю. За своего мстит. За того, что вчера взяли.... Эх, как же ты, Андрюха его упустил?
  Попов прошел дальше, а Чернышев остался стоять с низко опущенной головой. В голову ему вдруг пришли слова Елизаветы Николаевны.
  - Кроме желания, нужен опыт. У вас есть старые специалисты?
  Рудников подошел на стук к калитке, открыл ее и с удивлением увидел стоящего Чернышева.
  - А, это ты, Андрюшка... Очень кстати, проходи.
  - Здравствуйте, Федот Иванович.
  Рудников с Андреем прошли к дому. По дороге хозяин недовольно высказал Чернышеву свои претензии.
  - Как же вы с Сашкой крепили обвязку? Дальняя стенка ледника оплыла! Только языком молоть!
  - Федот Иваныч, я к Вам по другому вопросу. Мы теперь с Сашкой в ЧК служим.
  Рудников даже остановился.
  - Чего?... О господи, недоумки малолетние с Иванами бодаются! Ледник по-человечески сделать не можете! Вам без мамки пи-пи делать нельзя, штанишки обмочите.
  Из дома выглянула жена Рудникова.
  - Федот Иваныч, кто там?
   Рудников со злом рявкнул на жену. - Скройся! Он с грохотом захлопнул дверь.
   Чернышев терпеливо все сносил, надеясь, все же убедить Рудникова.
  - Федот Иваныч, я хотел Вас попросить помочь нам поймать Кошелькова.
  - Чего?
  - Или хотя бы подсказать, как лучше на него выйти.
  - Господин рабоче-крестьянский чекист, будьте любезны, выйти вон.
  - Федот Иваныч...
  - Во-о-он!!!
  Андрей уныло пошел к калитке. Уже выходя, оглянулся и сказал.
  - Мы его все равно поймаем!
  Рудников смотрел вслед ушедшему Чернышеву. Дверь открылась и вновь вышла жена с выстиранным бельем, сложенным в таз. Она начала его развешивать. Рудников присел на ступеньки крыльца и закурил. Жена, словно на нее и не орали, прокомментировала приход Чернышева.
  - Вот и пусть ловят. Ты лучше не суйся. Этот Кошельков никого не щадит.... Столько людей погубил... Этот явился... Два года был никому не нужен... Развели жиганов, поотпускали с каторги всех убивцев, а теперь, - помоги, Федот Иваныч!
  - Замолчишь ты?... Завелась...
  - Заведешься тут... Сегодня сорок дней Матрене Самохиной, Савельевой куме. На Страстном средь бела дня... Даже исподним не погнушались. Трое деток осталось... Ой, господи, упокой ее душу... Кошельков никого не щадит, ему, что малый, что старый...
  - С чего ты взяла, что это Кошельков?
  -С чего взяла... Так люди говорят. А люди зря говорить не будут... Ой, господи...
  Жена перекрестилась и зашла в дом. Рудников раздраженно с грохотом закрыл за ней дверь. Из-за двери слышался голос жены, продолжавшей бубнить.
  - Рыкает... Это не на меня, а на того,... На Андрюшку из чеки, рыкать надо. Явился, помоги, Федот Иваныч...
  
  На Хитровке, в обычной людской толчее бросалась в глаза могучая фигура Рудникова, который, раздвигая плечами людей, уверено направлялся в сторону доходного дома Севастьяновой.
   Рядом с дощатым навесом Шалый, юркий карманник пристроился к женщине, которая рассматривала продающийся здесь жакет. Он уже осторожно засунул руку в кошелку женщины, но его за рукав оттащил Митроха, невзрачный мужичек. Шалый зашипел на него. - Ты че, Митроха?
  - Я ни че. Зашухарись. Вон вишь!
  Мужичек кивком головы показал Шалому на приближающегося Рудникова.
  Карманник с удивлением присвистнул.
   - Рудников! Откуда он нарисовался? Его же еще при Керенском турнули...
  Митроха неуверенно предположил.
  - А новая власть может, назад поставила.
  - Лафа закончилась...
  Они повернулись спиной к проходившему мимо Рудникову. Тот практически уже прошел мимо, затем внезапно за шиворот выдернул Шалого и поставил перед собой.
  - Что это ты, Шалый, здороваться перестал, спиной поворачиваешься.
  Карманник через силу изобразил радостное удивление.
  - Ой, Федот Иваныч! И не признал сразу. Быть Вам богатым!
  - У меня к тебе есть пара вопросов.
  - Какие еще вопросы? Я не при делах. Со старым завязал, вот думаю в комиссары податься... Да и Вы, не при должности.
  Рудников за шиворот потащил Шалого за торговые ряды сквозь толпу.
  - Вот и обсудим, комиссар, наше светлое пролетарское будущее.
  
  Рудников с силой толкнул карманника об кирпичную стенку дома.
  - Мне нужен Кошельков.
  - Так, а я здесь при чем? Что он мне кум или сват...
   Рудников коротким ударом без замаха ударил Шалого в грудь, тот с хрипом сполз по стене на землю. Немного выждав, бывший городовой рывком поднял того и поставил в прежнее положение.
  - Ну!
  - Да, не знаю я! Ей богу, Федот Иваныч! Кошелек на Хиве и не бывает почти. Из деловых никто не знает где он трется.
  - Кто с ним хороводы водит?
  - Он с нашими не якшается. У него шобла из залетных. Правда, Сипатый говорил, что видел его на Покровке с Сережей Барином.
  - Так Барин фармазонщик... Хотя, до германской он с Кошельком и путался.
  - Вы ж, Федот Иваныч, и сами все знаете... Пожалуй, пойду я...
  Шалый попытался выскользнуть из хватки задумавшегося Рудникова, но тот, словно очнувшись, вновь вжал его в стену.
  - Кто из серьезных барыг сейчас на Хиве вертит?
   Карманник начал вслух рассуждать.
  - Луня Кошелек схавал...
  Рудников подсказал.
  - К Греку я заскочил, там тишина.
  Шалый объяснил.
  - Так его еще на вербное ЧК к стенке поставила.
  - А Лукавый где?
  - Он после Грека от Севастьяновой съехал. В утюге, где Коромысло Федю Гвоздева кончил, помните? Так он там обитает. Кандальных везде расставил, что бы семафорили.
  - Боится новой власти?
  - Бояться он никого не боится,...но опасается. Береженого Бог бережет.
  Рудников отпустил Шалого и молча ушел.
   Из-за дощатого навеса, заваленного после ночной драки, за передвижениями Рудникова внимательно наблюдал Кошельков. Посмотрев ему вслед и постояв еще немного, Яшка, оглядевшись по сторонам, свернул в закоулок.
  Из обшарпанного входа в ночлежку вышли пьяные Митяй и Глашка, которая, что-то вспомнив, остановилась.
  - Стой.
  - Стою. А зачем? Мы же собирались... туда...
  - Я там... забыла... свое колье и кружку. Из чего пить будем?... Я из горла не буду... Не то воспитание... Стой тут, я щас...
  - Стою... ты щас... Я из горла тоже...не очень...
  Глашка зашла назад в ночлежку. Почти сразу же к Митяю подошел Кошельков.
  - Чего ты меня искал?
  Митяй с напряжением начал вглядываться в лицо подошедшего. Лицо двоилось и расплывалось. Наконец Митяй осознал, кто перед ним, и он радостно завалился на Кошелькова.
  - А-а-а, Яшка! Не узнал бы!... А тут смотрю, в газете... про тебя и портрет... Пишут, награбил, мол...у-у...
  Кошельков не разделял восторга Митяя и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, предложил.
  - Ну давай, отойдем в сторонку, обрадуемся встрече.
  Кошельков, придерживая Митяя, отвел его на несколько метров в сторону, к заборчику. В это время из двери ночлежки вышла Глашка. Она покрутила головой и замерла, увидев Кошелькова, беседовавшего с новым ухажером. Глашка заметила, как Кошельков нанес удар ножом Митяю, и тот медленно сполз по забору на землю. Глашка испугано забежала назад в дверь.
  Невдалеке раздались переливы милицейских свистков. Кошельков понял, что начинается облава и, покрутив головой, выбил ногой доску в заборе и быстро пролез через пролом.
  
  Рядом с входом в полуподвальное помещение на ящике сидел оборванец свирепого вида. Хриплым рыком он одернул проходящего мимо Рудникова.
  - Куда прешь?
  Рудников обернулся и только тут оборванец узнал его. От неожиданности он вскочил.
  - Федот Иваныч?
   Рудников внимательно вгляделся в его лицо.
  - Да-а-а,... по моим прикидкам, тебе Упырь в Нерчинске еще лет десять бы горбатиться.
  Но Упырь за короткое время пришел в себя и переосмыслил неожиданную встречу. Сразу же в его голосе появились зловещие нотки. Он с небольшим опозданием осознал, что бывший городовой теперь для него не представляет опасности.
  - Не боязно по Хиве шлендрать? Туточки у многих зубик на тебя имеется...
  Упырь выхватил нож и приставил его к шее Рудникова, который невозмутимо, как ни в чем не бывало, поинтересовался.
  - У тебя тоже?
  - А то... И у меня на тебя зубик имеется, и не маленький. Прошли твои времена, околоточный. Глумливо Упырь добавил. - Рэволюция! Ты теперь никто.
  Рудников левой рукой отбил в сторону руку с ножом, а правой нанес удар в лицо Упырю. Тот отлетел на несколько метров и рухнул в бессознательном состоянии с окровавленным ртом. Подойдя к нему, Рудников по хозяйски вынул нож из руки Упыря, сломал лезвие и откинул в сторону.
  - Вот и нет у тебя зубика на меня. Он передразнил Упыря. - Рэволюция!
  Рудников, тяжело ступая, по ступенькам спустился в подвал.
  
  Лукавый сидел в своем подвальчике за столом, стоящим у тусклого от пыли окошка. Он приводил в порядок содержимое небольшой коробки, в которой находились золотые изделия и банкноты. Рядом на столе кучкой лежали серебряные ложки и вилки.
  С грохотом открылась входная дверь, едва не разлетевшись на щепки. В комнату ввалился охранник Лукавого с окровавленным лицом. Следом зашел взбешенный Рудников.
  - Все начали считать меня никем! Лукавый, ты тоже думаешь, что я никто.
   Охранник приподнялся и, обращаясь к Лукавому, начал оправдываться.
  - Это Упырь его пустил, я не хотел, а он...
  Лукавый спиной загородил коробку и затараторил с радостным выражением лица.
  - Ну, что Вы, Федот Иваныч, Я всегда рад Вам.
  Лукавый зашипел на охранника. - Исчезни, недоумок.
  Тот с трудом поднялся и вышел, прикрыв за собой то, что осталось от двери.
   Рудников по-хозяйски подошел к комоду, стоявшему у стены. Лукавый, уловив момент, пока Рудников не смотрел на него и, накрыв пиджаком ценности, сдвинул их на край стола.
  - Федот Иваныч, может, отметим встречу? У меня для такого случая и коньячок есть шустовский.
   Рудников подцепил планку комода и за нее вытянул из угла металлический штырь на небольшое расстояние. Комод повернулся по оси, за ним стал виден темный лаз.
  - Ничего не меняется. Я вздремну после твоего коньячка, а ты шмыг в эту норку и поминай, как звали.
  - Ну, что Вы, Федот Иваныч. Я же с чистым сердцем.
  - Про свое чистое сердце новым властям рассказывай. Я тебя знаю, как облупленного и насквозь вижу.
   Рудников вернул комод на прежнее место и обломал планку, чтобы не возможно было вытащить штырь. Лукавый, внимательно наблюдавший за всеми манипуляциями, бросился к комоду, попытался ногтями вытащить штырь.
  - Знаете про этот лаз и ладно. Зачем ломать то?
  - Чтобы не улизнул. Мне тебя поспрошать кой о чем надо.
  - Поспрошать, оно конечно можно, да вот только отвечать... Не поймут меня люди.
  - Ну, ну... За чистое имя переживаешь? Это правильно... Упырь то знает, кто помог его на каторгу упечь? Шепнуть ему разве... Да и что бы он Лешему кое-что передал.
  - Ну, что Вы, Федот Иваныч, сразу... Я к тому, что ни к чему нам на людях то встречаться.
  - А-а,... тайные встречи с паролями, конспирацией.... Меня Кошелек интересует.
  - Ну, с этим проще. На него многие деловые зуб имеют. Да вот только помочь я ничем не могу.
  - То-есть, тебе он ничего не скидывал?
  - Можете верить, можете, нет. Только ни одному барыге в Москве Кошелек ничего не скидывал. За эту ниточку уже пытались потянуть и Фрол и Сабан.
  Разговор прервал зазвонивший колокольчик, висевший над дверью. Рудников усмехнулся.
  - Упырь очухался, семафорит хозяину. Лучше поздно, чем никогда.
  Колокольчик настойчиво продолжал звенеть. В комнату вбежал встревоженный охранник.
  - Шмон! Всю Хиву солдаты и ЧК оцепили!
  Лукавый бросился к комоду и судорожно попытался открыть вход в лаз. Все безуспешно. Он обернулся к охраннику.
  - Давай, быстрее лом или еще что нибудь!
  Охранник бросился к двери, но его затолкнули назад три солдата с наганами, вошедшие в комнату.
  - А ну, разбойнички, выходь на улицу!
  Лукавый попытался выкрутиться из неприятной для него ситуации.
  - Какие же мы разбойники? Мы самые мирные обыватели. Я вообще инвалид. В пятом году пострадал от царского режима.
  - Выходь, там разберемся, кто инвалид, а кто бандитствует.
  - Морды лица у вас совсем не обывательские.
  Рудников не выдержал и горько усмехнулся.
  - По мордам определяете, кто бандит, а кто обыватель?
  -Ты, мордатый, уж ни офицерик ли часом? А? А то у нас с контрой разговор короткий.
  - Давай, выходь живей, а то здесь пошмаляю, как контриков! Ну!
  Солдаты вывели всех из комнаты. Но один солдат задержался и посмотрел, что находится на столе под пиджаком. Он присвистнул и окликнул своего приятеля, который уже почти вышел.
  - Степа! Иди сюда!
   Они молча переглянулись и начали рассовывать по карманам содержимое коробки.
  - Вот так подфартило.
  - Вечером свинтим. Пущай теперь другие революцию защищают.
  - Этого на лошаденку хватит...
  - И не на одну.
  
  В помещении ЧК Кравченко просмотрел списки задержанных, которые ему дал солдат, участвовавший в облаве на Хитровке. Попов из-за плеча тоже посмотрел в составленные списки.
  - Списки это хорошо. Меньше мороки.
  Солдат пояснил.
  - Только больше чем у половины документов нет, с их слов фамилии писали.
  Кравченко отдал списки Попову и распорядился.
  - Давай, всех наших задействуй. До ночи надо всех задержанных раскидать, кого куда.
  - Да они все сейчас начнут плакаться, что задержали ни за что.
  - Вот и надо разобраться. Особенно со спекулянтами и, если кто с налетами связан.
  Попов, вспомнив, рассказал Тарасу про обнаруженный на Хитровке труп.
  - Там, рядом с ночлежкой труп нашли, еще теплый был. Шалава одна говорит, что видела, как его Кошельков кончил.
  Кравченко встрепенулся.
  - Кошельков? Подковой?
  - Да нет, ножом.
  - Сомнительно... Может еще кто... А убитый кто?
  - Справка при нем была о пожаре, артельщик из Вязьмы... Рыков какой-то... Зачем он Кошельку? Да эта шалава пьяная, может наплести чего угодно, лишь бы отпустили.
  - Вот что, ты ее опроси подробно и запиши все слово в слово.
  - Когда? Мне еще с теми офицериками разбираться. Пусть Черныш ее допросит, у него и почерк получше.
  Солдат, не дождавшись окончания беседы, влез в разговор.
  - Ну, все, разбирайтесь. Мы свободны?
  Кравченко тут же пресек его желание отправиться на отдых.
  - Куда свободны? Вы нам приданы до нулей часов. Охраняйте во дворе всех задержанных. Больше ста человек, а он, - свободны...
  В помещение забежал Чернышев и обратился к Кравченко.
  - Там во дворе один... Он у меня по Гужоновским лабазам проходит. Я заберу его допросить?
  - Бери, только недолго. Но сначала допроси маруху одну, Попов тебе ее покажет.
  
  В кабинете Андрей старался, как можно вежливее разговаривать с негодующим из-за задержания Рудниковым. Чернышев заметил его во дворе ЧК среди задержанных на Хитровке и решил выручить из щекотливой ситуации, не афишируя, что Федот Иванович ранее был городовым. Это могло стать непредсказуемым фактором в принятии по нему решения.
  - Я Вас, Федот Иваныч, подержу для вида минут десять и отпущу. Если, что, то допрашивал по ограблению Гужоновских лабазов. Вроде, как Вы тогда, десятого мая мимо проходили.
   Рудников прекрасно понимал, что Андрей оказывает ему неоценимую услугу, но все равно не мог удержаться и не побурчать.
  - Дожил. Хватают ни за что. Детвора отпускает,... вроде, как одолжение делает.
  - Зря Вы так. Ведь, если наши узнают, что Вы бывший полицейский, могут и...
  - Да-а-а... А то, что полицейские жизнью рисковали, что бы бандиты не разгуливали, как сейчас! Это как? Знаешь, сколько погибло только за мою службу?
  - А что, сейчас не гибнут? Ночью шестнадцать постовых.... Кошельков развлекался.... Ездил по Москве и, как куропаток... Думали, что может сегодня на Хитровке возьмем его.
  Рудников, немного успокоившись, поделился с Андреем информацией, полученной на Хитровке.
  - Там он практически не бывает. Барыгам ничего не скидывает. По нему облавы бесполезны...
  - Да, вроде, как был он там сегодня...
  - Кошельков на Хиве? Странно... Рисковый... Там у многих на него зуб... Расскажи ка мне все, что у вас по Кошельку есть.
  
   Ковалев шел по улице и не замечал, что в небольшом отдалении от него следовал Тимоха. Ковалев зашел в особняк, на котором находились вывески многочисленных организаций с малопонятными названиями. Тимоха немного постоял, затем ему в голову пришла дерзкая мысль, и он бегом отправился в ту сторону, откуда пришел.
   Тимоха вернулся к двухэтажному домику, где жил Ковалев, и откуда он за ним начал следить. Он посмотрел по сторонам и забрался на старую ветлу. Затем мальчишка, рискуя сорваться, по толстому суку добрался до окна на втором этаже, ножом отжал форточку и через нее пробрался в комнату. Немного отдышавшись, он приступил к обыску. Не найдя ничего, что заслуживало бы внимания, Тимоха вылез назад через окно и по суку стал перебираться к стволу, но вынужден был замереть. Внизу раздался грозный голос.
  - Куда забрался? А ну, иди сюда!
  Тимоха медленно повернул голову и посмотрел вниз. Там татарин дворник доставал из входа в подвал кота и объяснял стоявшей рядом с ним женщине.
  - Понамарева Игнат Савельича кот. Вот ведь времена, даже кошки совсем от рук отбились.
  Женщина поддакнула дворнику.
  - И не говори Марат. Вчерась Марфу собака покусала. И откуда она взялась... Забрела... Может бешеная.
  - Зимой забор на дрова растащили, теперь не двор, а пустырь проходной. Никакого порядка нет.
  - Матрена третевни белье сушить развесила, отлучилась на минуту по нужде. Вернулась, а ничего нет. Сперли вместе с веревкой.
  - Без заборов и ворот не жизнь.
  - Во, во... Новой власти надо с заборов и ворот начинать, а у них одни митинги.
  Во время этого разговора Тимоха обратил внимание на жестянку, раскрашенную под кору дерева и прибитую к стволу. Она держалась на гвоздике. Мальчишка сдвинул ее в сторону. Под ней оказалось дупло, в котором Тимоха нашел папку с документами. Он, смешно шевеля губами, стал читать содержание документов. Затем мальчишка закрыл папку и спрятал ее за пазуху.
  
  В кабинете Рудников подвел неутешительные итоги рассказа Андрея.
  - Н-да... И много, и ничего... Никаких зацепок... В общую картину не вписывается артельщик. Зачем ему был нужен этот Рыков?
  -Рисковать, что бы зарезать вяземского артельщика, к тому же погорельца... непонятно...
  - Вяземского?
  - Да. Еще у него газета была с фото Кошелькова.
  - А вот это уже интересно...
  - Мне одна женщина сказала, что... одним словом, нужно идти к психиатру, что бы тот помог его поймать.
  - Правильно она тебе сказала, но не к психиатру, а к психологу. Но к нему нужно идти со всей Кошельковской подноготной. А про него толком ничего неизвестно... Кстати, если мне не изменяет память, Кошелек появился в первопрестольной именно из Вязьмы. Сколько лет этому артельщику?
  - Лет тридцать.
  - Ровесники... Вот может быть и ниточка...Рудников начал размышлять. - Как варианты, Кошелек кончил артельщика из ревности, из-за денег...
  Чернышев возразил.
  - Ревность к той марухе?... Бред... Денег у того много не могло быть... Если они ровесники и оба из Вязьмы, то... непонятно...
  - Думать начал, это уже хорошо. Слышал сказку, как Иван-царевич Кощея извел?
  - ... Та иголка может быть в Вязьме...
  - Я в газете читал, что в Вязьме будет формироваться эшелон для отправки в Германию военнопленных. А Кошелек никому в Москве не скидывал своей добычи.
  - Думаете, он может с этим эшелоном за границу?
  - Как вариант... Он не может не понимать, что рано или поздно фарт кончится. А в Париже... Город-праздник.... Музыка, девочки фланируют по бульварам... Белые булки и монпансье с шоколадом на деревьях растут. Последний босяк голозадый мечтает о рае на земле.
  - Надо рыть в Вязьме... Узнать, когда отправка этого эшелона...
  - Учти, Кошелек битый волк и наверняка заранее смотается, или уже смотался туда на разведку. Ведь не будет он держать на вокзале всю свою добычу, ожидая отправления. Ему нужен надежный тайник.
  Рудников встал.
  - Вот и все. Выводи меня на волю из казематов.
  - Пойдемте.
  
  Кошельков, Барин и Гусь разговаривали в небольшом дворике у палисадника. Услышав тихий свист, Кошельков оглянулся и, увидев невдалеке Тимоху, сразу же подошел к нему. Чтобы их не видели вместе, Кошельков, приобняв за плечи мальчишку, отвел его в сторону, за сарай. Там он поинтересовался.
  - Как ты меня нашел?
  Тимоха насмешливо хмыкнул, типа - делов-то. Жестом фокусника он достал из-за пазухи папку и передал ее Кошелькову. Тот сразу же начал изучать документы. Тимоха, довольный, что смог выполнить задание чекиста, рассказал.
  - Я у него дома все обшмонал. Ваще ничего интересного... А рядом с домом старая ветла с дуплом. Он ушлый, дупло жестянкой закрыл. Со стороны ваще не видно... Там у него и была нычка... Ну, че? Дальше за ним ходить?
  - Нет, больше не надо. Ты, вот что... У тебя есть надежное место, где можно эту папку спрятать?
  - А то... Нычка есть, почище, чем у этого пижона.
  - Спрячь эту папку туда. Если со мной, что случится, отнесешь ее в ЧК.
  - А как я узнаю?
  - Узнаешь. Пронька все узнает даже раньше, чем что-то случается.
  - Значит ты и впрямь из Чеки? Это я,.. это... вроде, как сумневался...
  - Запомни, паря, никогда не сомневайся... Сомневающихся жизнь топчет и мнет в первую очередь.
  
  В своем кабинете Мартынов, с трудом сдерживая раздражение, доказывал Ковалеву.
  - У вас такие требования, что скоро сотрудники будут заниматься только писаниной, а на работу времени вообще не останется.
  - Это не мое решение, а совнаркома. Новая форма отчетности установлена не только для ЧК.
  В кабинет, предварительно постучав, зашел Кравченко и обратился к Мартынову.
  - Вызывали?
   Мартынов сдвинул по столу к Кравченко папку.
  - Ознакомься и распишись.
   Ковалев, видя неприязненное отношение к себе Тараса и желая уколоть его, внешне невинно поинтересовался.
  - Кстати, на коллегии был разговор по бандитизму. Что у вас по Кошелькову?
  Кравченко молчал. Мартынов вынужден был ответить представителю Совнаркома.
  - Пока ничего нового.
  - Полная беспомощность? Н-да...
  Кравченко не выдержал.
  - Мой Чернышев убеждает меня дать ему разрешение съездить в Вязьму.
   Ковалев с удивлением переспросил.
  - В Вязьму?
  - Он считает, что сегодняшний труп на Хитровке, артельщика из Вязьмы связан с прошлым Кошелькова. Хочет попробовать оттуда потянуть ниточку.
  - Кошельков в Москве грабит и убивает сейчас, а не в Вязьме... сто лет назад... Его ликвидировать нужно в настоящем времени, а не в прошлом!
  - Так то оно так. Но почему-то Кошельков убил артельщика. Чернышев убежден, что это серьезная зацепка.
   Мартынов неуверенно поддержал идею Чернышева.
  - Черт его знает, может он и прав...
   Ковалев с негодованием отстаивал свою точку зрения, что Кошелькова нужно искать в Москве.
  - Х-м-м, Говорите, что людей не хватает и собираетесь их посылать по городам, где раньше мог бывать какой нибудь бандит... Не понимаю...
  Мартынов вынужден был согласиться с этими доводами.
  - Тоже верно... Обратился к Кравченко. - Давай, никаких Вязьм, в Москве нужно землю рыть.
  
   На улице идущего Ковалева догнал Кошельков.
  - Ну, что товарищ Ковалев, долго еще пролетариату ждать победы мировой революции?
   Ковалев даже вздрогнул от неожиданности. Он с негодованием зашипел на Кошелькова.
  - Ты с ума сошел? Твое фото в газете пропечатали, а ты по улицам разгуливаешь. Страх потерял?
  - Ага, рискую. Что ради друга не сделаешь.
  - Все ерничаешь? Артельщик из Вязьмы чем тебе помешал? Из МЧК Чернышев рвется в Вязьму, с той стороны к тебе подобраться. Имей в виду.
  У Кошелькова сразу пропала вся игривость.
  - Как то можно запретить там копать?
  - Я и так делаю, все, что могу, в отличие от тебя. Судьбу испытываешь? Не боишься погореть?
  - Я боюсь? Бояться тебе надо, что бы чекисты не нашли в дупле шифры, расписки. По тем бумажкам дурак поймет, кто организовал убийство Мирбаха и бабло от германцев получает.
   Ковалев побледнел и на время потерял дар речи.
  - Что?...
  - Дупло так себе место, у меня надежнее будет, ни одна тварь не найдет... Если я сам этого не захочу.
  - Что ты хочешь за эти бумаги?
  - Я их не продаю. Я хочу, чтобы ты не крутил, не вертел. Если со мной что, папка через полчаса будет в ЧК. Видишь, какой я добрый. Ведь полчаса тебе хватит, что бы свинтить?
  Кошельков махнул кому то рукой и к ним подъехала машина. Яшка сел в нее и напоследок посоветовал Ковалеву.
  - Ты береги меня. Переживай о моем здоровье.
  Ковалев смотрел с ненавистью вслед отъехавшей машине, пока она не скрылась за поворотом.
  
  В комнате Ольга, собирающаяся уходить, обратилась к матери, которая с отвращением выбирала вшей из складок кофты.
  - Мам, это бесполезно.
  - Что же теперь терпеть? У меня уже сил нет, еще два года назад мне такое в страшном сне не могло присниться. Клопы, мыши и еще эти... вши...
  Ольга попыталась ее успокоить.
  - Я постараюсь достать дуст, и мы все протравим.
  - Всю жизнь дустом не протравишь...
  - Мам, возьми себя в руки. Нельзя же так. Сама себя накручиваешь.
  - Не я, а...то, что творится... накручивает.
  - Да, я согласна! Трудно! Иногда, даже мерзко бывает! Но надо жить... Не плакать и сидеть на Андрюшкином пайке! Тебе и Таня плоха. Только она дает мне возможность немножко зарабатывать редактурой в ее газете!
  - Голос революции, Орган рабкультпропа! Ты знаешь хоть, как расшифровать эту абракадабру?
  - Орган рабочей культурной пропаганды. Мама, нельзя жить только прошлым. Опустись на землю! Опустись.... Я принесла тебе статью еще неделю назад, а ты и не приступала к переводу. А, между прочим, за перевод заплатят пайком.
  - Статья? Этот бред ты называешь статьей?
  
  МАТЬ судорожно достала с комода несколько исписанных листов и сбивчиво начала читать выдержки.
  - .... Пролетариат, как гегемон мировой революции, должен... Это невозможно читать! Невозможно!... Но раз ты не хочешь понимать.... Должен... вступать в интимную связь... Это невозможно перевести не то, что на немецкий, на нормальный человеческий язык!... Должен...как сидоровых коз... продажных интелегентов, шкурных купчишек... Кто автор этого пасквиля?
  - Веселко, Балтийский матрос, член реввоенсовета южного фронта.
  - Ты хоть понимаешь, что этот безграмотный матрос... Вот....Мать вновь сбивчиво начала читать выдержки из рукописи. - Вешать на телеграфных столбах интеллигентов, веками грабивших трудовой народ... Ведь это он пишет про тебя, меня! Мы грабили народ!... Я должна этот приговор себе переводить... Я даже не могу понять, для чего это нужно им на немецком....
  - Газету хотят издать на немецком, переправить в Германию.
  - Большевикам мало того, что творится в России, им нужны виселицы в Европе...
  Ольга, не желая продолжать разговор, перевела его на другую тему.
  - Мам, там немного гороха оставалось, замочи его. Я керосин принесу, и вечером кисель сварим. Все, я недолго.
  - Беги, не задерживайся до темна.
  Ольга вышла и Елизавета Николаевна, вытерев слезы, начала в стареньком буфете искать баночку с горохом. Через некоторое время в комнату вломился пьяный парень в красноармейской форме. Колька Рубцов жил в соседнем доме. Он был на три года старше Андрея. Дома он оказался после ранения и выписки из лазарета. Больше года ему приходилось проникаться революционной сознательностью в рядах конной армии Буденного.
  - Привет, тетка. Андрюха где?
  - Какая я Вам тетка?
  Колька был по-пролетарски бдителен и сразу же обратил внимание на обращение к себе на Вы. На его лице появился зловещий прищур. Он по-хозяйски уселся на стул. Елизавета Николаевна почувствовала появившуюся агрессию и как можно доброжелательней ответила на вопрос.
  - Андрюша только вечером будет.
  Но непрошеного гостя уже не интересовал Андрей, его интересовал социальный вопрос.
  - Значит, - Вам? Из буржуев что ли?
  - Мой супруг был не буржуа, а ученым.
  - Че, ты крутишь? Я, че, слепой? Я контру за версту чую.
  - Что Вам угодно? Я Вам сказала, что Андрей будет поздно вечером.
  - Я и с Андрюхой по свойски потолкую. Чей-то он буржуйку выкастую пригрел?
  - Как Вам не стыдно? Пришли в чужой дом и позволяете себе разговаривать в подобном тоне?
  - Гы-ы,... Обычно, если я захожу в дом и вижу контру, то разговаривает моя шашка... Что молчишь? Думаешь, зашухарилась в андрюхиной конуре и все шито-крыто? Выжидаешь, когда душка Деникин на белом коне в златоглавую въедет?...
  Парень встал и, направляясь к двери, с напускной лаской поставил Елизавету Николаевну в известность.
  - Мы в мае под Ростовом столько вашего брата буржуйского покрошили в хлам... Ничего, там закончим, и здесь порядок наведем! Всех из щелей повытаскиваем... Жди,...(Ехидно) ждите, буржуечка....
  Когда Колька вышел, Елизавета Николаевна опустилась на стул и взяла в руки кофту. Машинально она начала искать блох, но руки сильно тряслись от пережитого. Женщина отложила в сторону кофту и замерла в оцепенении. Затем, решившись, достала чернила, ручку и лист бумаги.
  Она ожесточено начала писать записку перьевой ручкой, периодически макая ее в пузырек с чернилами. Левой рукой она смахнула набежавшие слезы. Когда сломалось перо, Елизавета Николаевна судорожно стала искать в ящиках буфета карандаш. Когда она его нашла, то начала вновь писать.
  Елизавета Николаевна достала из-под кровати веревку и начала вязать петлю, затем, встав на табурет, закрепила веревку на крюк, где висела лампа. У нее это плохо получилось. Когда женщина попробовала надежность крепления веревки, то она легко развязалась. Мать обессилено опустилась на табурет и заплакала. Затем она, собравшись с силами, вновь стала привязывать веревку. Проверив ее на прочность, она пристроила петлю на шее.
  
  В комнату, где находился Андрей, вбежала встревоженная Ольга.
  - Что? Что с мамой? Тетя Мотя только крестится и ничего не говорит!
  Вместо ответа Андрей протянул Ольге неровно оторванный лист. Она начала нервно читать про себя, лишь слегка шевеля губами. Затем прошла к столу, налила из чайника в алюминиевую кружку воду и, словно забыв, поставила ее назад на стол. Ольга обессилено опустилась на табурет.
  - Как я могла?... Я же видела ее состояние...
  Андрей несколько неуклюже попробовал успокоить девушку.
  - Ударилась конечно сильно, но тетя Мотя говорит, что, когда ее везли, она даже в сознание пришла....
  Ольга вскочила.
  - Так она жива?
  - А ты, что не поняла? Веревка отвязалась... Ее в Шереметьевскую отвезли...
  - Сразу нельзя сказать! Ольга потрясла запиской. - Сначала нужно это дать... Я чуть с ума не сошла... Что ты за человек?
  - Я думал...
  Ольга начала истерично обвинять во всех грехах растерявшегося от такого напора Андрея. Все, накопившееся в душе за последнее время, она вылила на него.
  - Ничего ты не думал... Лучше бы мы дома остались! Кошелькова испугались. А здесь, что лучше?
   Андрей не знал, как ее успокоить.
  - Оля...
  - Что, Оля? Она передразнила его. - Завтра Кошелькову конец! Это тянется уже больше года! Мама не смогла жить в постоянном страхе! И я уже не могу... Завтра Кошелькову конец...
  Затем она обреченно добавила. - Завтра мне конец будет...
  Не выдержав этих обвинений, Андрей вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
  
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   ВЯЗЬМА
  Чернышев стремительно зашел в кабинет, где Малышев старательно переписывал протокол. Сашка, не замечая состояния друга, пожаловался.
  - Одурели совсем с этими отчетами, планами... У меня уже рука отсохла писать...
  Андрей начал с грохотом выдвигать ящики своего стола, доставать из них патроны, спички, наручники и рассовывать все по карманам.
  Малышев некоторое время молча наблюдал за ним, затем, понимая, что, что-то случилось, поинтересовался.
  - Андрюх, ты чего? Куда то собрался?
  - Завтра скажешь Тарасу, что у меня испанка. Что, мол, в бреду... Короче, что бы меня несколько дней не искали...
  - Куда ты собрался?
  - В Вязьму... Здесь мы еще десять лет будем Кошелька ловить... Ни одной зацепки нет.
  - Так Кравченко запретил даже заикаться про Вязьму.
  - Ты, что, тупой? Я же говорю, скажи, что заболел, испанка, бред...
  - Что ты там собираешься делать?
  - ... Не знаю... Найду где жил Рыков, ну, где у него дом сгорел... Поспрашаю там...
  - Мандат взял?
  - Взял.
  - Если что, в местное ГУБЧК.
  - Знаю. Ладно, я на вокзал.
  - Ни пуха.
  - К черту.
  
  Вязьма. Улочка с одноэтажными домиками провинциального городка. Вместо одного дома лишь пожарище с остатками печи и уцелевшей трубой. По пожарищу ходил Чернышев, абсолютно не понимавший с чего начинать расследование. Он прошел к заборчику, находившемуся в задней части участка. Там его внимание привлекла брешь в заборчике. Рядом с ней Андрей начал внимательно осматривать землю. Такая въедливость увенчалась успехом. Почти у самой бреши, раздвинув жухлую траву, он заметил тускло блеснувший медью пистолетный патрон необычно крупного калибра. Подняв его, Чернышев с любопытством начал рассматривать. Вокруг капселя красовалось клеймо "western 45". Подняв голову, Андрей заметил женщину с ведром, проходившую по улочке. Он окликнул ее.
  - Женщина! Можно Вас спросить?
  Женщина, поставив ведро на землю, с любопытством оглядела незнакомого паренька.
  - Чего хотел?
  Андрей быстрым шагом обогнул груду горелых бревен и подошел к ней.
  - Это был дом Рыкова?
  - Митяя? Да, его дом... был.
  - А почему сгорел то?
  - Кто ж его знает... Пить меньше надо...
  - А артель его, чем она занималась? Что делала?
  - Какая там артель? Одно название... Матвей хромой, да Семен шорник... Алкашня. На их хомуты без слез и не взглянешь.
  - А где можно этих,... Матвея или Семена найти?
  - Так кто ж их знает... И Митяя уж неделю не видно. После пожара похвалялся, что знает, где денег на новый дом достать, да и пропал.
  - А где собирался достать?
  - Да, кто ж его знает.
  - Он никогда не упоминал такого Кошелькова, Якова?
  - Не припомню... Да он здесь и жил то недолго. Раньше с братом отцу помогали на мельнице, а как отец помер, Митяй сюда перебрался. Дом этот у Тюриных купил.
  - А брата его, как мне найти?
  - А я почем знаю. Я его и видела здесь всего пару раз, еще до пожара.
  Наконец, не выдержав, женщина поинтересовалась.
   - Ты сам-то милок, кто будешь? Чего это все выспрашиваешь?
  - Да работу найти хотел. Присоветовали мне артель Рыкова. Приехал, а тут вот...
  - Какая тут в Вязьме работа?... Раньше, хоть в монастырях летом можно было подрядиться...
  - Спасибо...
  Чернышев медленно отошел от женщины, которая продолжила идти в прежнем направлении. Но вдруг его словно осенило. Он практически бегом догнал женщину.
  - Извините, а в Вязьме есть монастырь или церковь, связанная с Аркадием... преподобным?
   Женщина посмотрела на него, как на ненормального.
  - Монастырь... Аркадиевский...
  - А как мне его найти?
  - Так он женский... Да и работы там нет никакой...
  Чернышев, не обращая внимания на недоумение женщины, настойчиво спрашивал о том, где находится монастырь.
  - Где он находится?
   Женщина показала направление рукой.
  - Туда... У колодца направо...
  Чернышев пошел в указанном направлении. Из-за наполовину заваленного забора появился крупный бородатый мужчина в бесформенном балахоне, напоминающем монашескую рясу и, неторопясь направился вслед уходящему Андрею.
   У массивных монастырских ворот сидел нищий, просивший подаяние. Когда Андрей приблизился к воротам, из калитки, врезанной в створку ворот, вышел Болшев. Он был совсем не похож на прежнего Митю, отрастил бородку, на нем была серая домотканая косоворотка, подпоясанная веревочкой. В руках он держал свернутый пустой мешок. Митя повернулся в сторону ворот и перекрестился на надвратную икону, затем достал из-за пазухи завернутую в тряпицу краюху хлеба и отдал ее нищему. Андрей внимательно присмотрелся к Болшеву, не сразу узнав его. Затем радостно подошел.
  - Митя, привет!
  Болшев обрадовался неожиданной встрече.
  - Андрей? Ты какими судьбами здесь?
  - Твои извелись все, особенно Елизавета Николаевна. От тебя ни слуху, ни духу.
  - Я в прошлом году ездил в Москву. Весь наш дом оккупировали анархисты...
  - Так твои у меня живут.
  - До сих пор? Я, в общем-то, так и подумал. Только вот где ты живешь, я же не знаю.
  - На Рогожке, напротив Курской-товарной, там любой подскажет.
  Митя повторил свой вопрос.
  - Ты не ответил. Тебя сюда что занесло?
  - Пытаюсь выйти на Кошелькова.
  - Он еще жив?
  - Жив?... Ты знаешь, сколько он за последнее время людей погубил?
  - А почему ты его здесь ищешь?
  - Долго объяснять. По моим прикидкам он может сейчас находиться здесь. Ну, или появиться. Он родом отсюда... Только с чего начать, за что зацепиться пока не знаю. Он почему-то чтит святого Аркадия. Думал, может, есть какая-то связь с монастырем...
   Болшев начал размышлять.
  - Вряд ли, монастырь женский... Детство... Детство... это приблизительно, где то в районе девятьсот... пятого года...
  - Столько лет прошло... Была одна зацепка, но того человека Кошельков убил, а его соседи ничего не знают.
  - Надо найти, кто в те годы служил в Вяземской полиции. Может быть, Кошельков и в детстве отличался чем нибудь.
  - Может, в монастыре знают, я зайду и спрошу.
  - Вчера старицу Агафью убили... Ей больше восьмидесяти было... Как только рука поднялась... С тобой никто не будет разговаривать.
  - У меня мандат сотрудника ЧК.
  - Тем более. Тот человек, который ее зарезал, предъявил такой же мандат. Я сам узнаю.
  - Ты, что теперь монах... здесь?
  - Я же тебе сказал, это женский монастырь. Я просто приношу им разные травы для отваров. Монашки в госпитале и больнице ухаживают за больными и ранеными. Ты, вот что, подожди меня вон в том заброшенном саду, я недолго.
  Когда Андрей удалился, Митя вернулся в монастырь. Появившийся бородач, похожий на монаха-расстригу уселся на землю рядом с нищим, достал из-за пазухи чекушку водки и сделал несколько глотков. Затем молча передал бутылку нищему. Тот, перекрестившись, тоже с явным удовольствием отхлебнул.
  
  В заросшем бурьяном яблоневом саду Андрей дождался Болшева, который присев рядом на поваленное дерево, начал делиться полученной информацией.
  - Пахомов всю жизнь прослужил в уездной полиции. Если, кто и знает, что про Кошелькова, то это он.
  - А ты сильно занят? Может, помог бы? Вдвоем-то сподручнее, да ты и город лучше знаешь.
  - Вязьму я знаю не лучше тебя. Знаю только этот монастырь, да Предтеченский. Сам то я живу, считай верст двадцать отсюда... Да и плохой из меня помощник,... зарок я дал, не причинять зла людям...
  - Это Кошельков люди?
  - Бог ему судья...
  Митя неуверенно добавил. - Зарок я дал...
  - Кому?
  - Себе...
  - Ну, как знаешь.
   Андрей встал и, уходя, попрощался. - Пока.
  Вслед за Андреем, вышедшим из заброшенного сада, поплелся и монах-расстрига.
  
  Андрей подошел к калитке, за которой проглядывался одноэтажный бревенчатый дом. Он покрутил металлическое кольцо и тишину прервал звук колокольчика. Во дворе сразу же остервенело залаяла собака. Через некоторое время из-за калитки послышался мужской голос.
  - Кто там?
  - Мне бы с Матвеем Ивановичем переговорить.
  Калитка открылась и к Андрею вышел, прихрамывая, Пахомов, пожилой мужчина с тростью в руке. Он с любопытством оглядел парня.
  - Чем могу быть полезен?
  - Здравствуйте. Мне сказали, что раньше Вы служили в местной полиции. Я хотел бы узнать об одном человеке. Может быть, вы что помните.
  - Нога вот барахлит, а память нет. Голова все, что было, помнит. Проходите молодой человек. Как Вас зовут?
  - Андрей.
  Чернышев зашел в калитку и вместе с хозяином проследовал через небольшой садик к дому. Сбоку на цепи рвался лохматый пес, захлебываясь от остервенелого лая. Пахомов явно был рад неожиданному гостю.
  - Почитай два года ко мне никто и не заходит, как супруга моя Ефросинья Егоровна преставилась, царство ей небесное. И поговорить не с кем. Впору, хоть с Полканом вести беседы.
  Хозяин прикрикнул на собаку. - А ну, заткнись!
  
  Пройдя в дом, Пахомов усадил гостя в удобное кресло, стоявшее у резного комода. Сам расположился напротив, в точно таком же кресле.
  - Присаживайтесь, молодой человек. Так, чем могу быть полезен?
  - Меня интересует Кошельков Яков. В детстве, это примерно в девятьсот пятом году он проживал в Вязьме. Вы, случайно никогда не слышали о нем?
  - Ну, как же, не только слышал, но и принимал участие в его судьбе. Кузнецов Яша был тихим, замкнутым ребенком.
  Чернышев прервал рассказ и уточнил.
  - Вы не поняли, меня интересует не Кузнецов, а Кошельков Яков.
  - Все я понял. Если Вы, молодой человек, считаете, что я из ума выжил, то я Вас не задерживаю.
  - Я не хотел Вас обидеть, просто меня интересует...
  - И перебивать старших, по меньшей мере, неприлично. Я прекрасно знаю, что говорю...
  - Хорошо, хорошо...
  - Кузнецов Яша был тихий, замкнутый мальчик. Его отец, Кузнецов Николай был осужден за разбой. В девятьсот четвертом году ему удалось сбежать с каторги. Он ухитрился добраться из Нерчинска до Вязьмы. Что бы выжить, Кузнецов питался в тайге человечиной. Съел своего товарища по побегу. Здесь он нашел у жены полюбовника. Кузнецов зарубил их обоих на глазах у сына. Яше тогда было девять лет. После этого он стал сильно заикаться. Во время ареста Кузнецов был застрелен, причем опять на глазах ребенка. Яшу, как сироту пришлось отдать в монастырский приют.
  - В Аркадьевский монастырь?
  - Абсолютно верно. Там ему изменили фамилию на Кошелькова, что бы в дальнейшем фамилия отца не мешала мальчику жить. Кошелькова это девичья фамилия его покойной матери.
  - Но монастырь ведь женский.
  - Мне удалось уговорить мать Агнию, настоятельницу в порядке исключения взять бедного мальчика. Но там девочки воспитанницы задразнили его до такой степени, что он сбежал. После побега его приютил один мельник, но и там Яше пришлось несладко. Мало того, что ему приходилось батрачить с темна до темна, но еще и дети, сыновья того мельника изводили его.
  - Фамилия мельника была Рыков?
  - Да...
  - Тихий мальчик Яша на днях в Москве зарезал Рыкова Дмитрия, одного из сыновей мельника.
  - Яша???
  - Вы, что не читаете газеты?
  - Я принципиально их даже в руки не беру.
  - На сегодняшний день Кошельков Яша не тихий забитый мальчик, а налетчик и убийца. Зверь, у которого руки по локоть в крови... Кстати, в монастырском приюте кто занимался детьми? Старица Агафья?
  - Да.
  - Вчера ее зарезал какой-то мужчина. Я думаю, это Кошельков.
  - За что?
  - В этом я и пытаюсь разобраться. А как долго он жил у мельника?
  - Затрудняюсь ответить... Несколько лет... Точно не знаю. Я слышал, что и оттуда он сбегал. Полгода жил у одного знахаря. Тот его, кстати, и вылечил от недуга, из-за которого все над ним издевались.
  - Издеваться из-за заиканья?
  - Так не только заиканье...
  В доме было хорошо слышно, как на улице начала лаять собака, но почти сразу же, взвизгнув, замолкла. Пахомов обратил на это внимание и замолчал, внимательно прислушиваясь. Андрей нетерпеливо спросил.
  - А что еще у него было?
  Но Пахомов был озадачен происходящим на улице.
  - Было, было... Он встал и направился к двери. - Я сейчас, секундочку... Что-то Полкан гавкнул и замолк...
  
  Пахомов вышел. Андрей, подождав немного, встал и начал рассматривать фотографии, висевшие в рамках на стене.
  
  В кабинет, где находился Малышев, зашла взволнованная Ольга, оставив дверь приоткрытой. Сашка удивился ее появлению, Ольга раньше никогда не приходила в ЧК.
  - Привет.
  - Привет. А где Андрей?
   Малышев отвел глаза в сторону, попытался что-то объяснить, но у него это вышло достаточно путано.
  - Он... Заболел... То есть он уехал... В командировке...
  - Мне нужно его увидеть! Очень! Что с ним? Ты мне что-то не договариваешь... С ним что-то случилось?
   Малышев начал тихо, чтобы никто не слышал, успокаивать Ольгу.
  - Ничего с ним не случилось, он уехал в Вязьму.
  - Что ты мне врешь? В какую еще Вязьму?
  Мимо кабинета проходил Ковалев, который патологически любил подслушать хотя бы обрывки разговора. Он услышал последнюю фразу Ольги и остановился. Ему было хорошо слышно, как Сашка громким шепотом успокаивал девушку.
  - Тише. Не кричи. Все думают, что Андрюха испанку подхватил.
  - Так он заболел?
  - Да нет. Чернышев в Вязьме, но об этом никто не должен знать. Там должен сейчас находиться Кошельков. Андрюха хочет его там схватить.
  - Один? Кошелькова?
  - Ну, почему один? Там же есть губчк... Если что, товарищи помогут...
  - Мне с ним поговорить нужно... обязательно. Андрей, он... а я ему столько гадостей наговорила...
  
   Ковалев стремительно подошел к Кравченко и Попову, разговаривающим в помещении дежурного.
  - Товарищ Кравченко, где сейчас находится ваш сотрудник Чернышев?
  Кравченко сначала даже растерялся от такого напора.
  - Заболел. Испанка у него.
  Ковалев с явным сарказмом продолжал расспрашивать ничего не понимающего Тараса.
  - В какой он больнице?
  - Не знаю.
  Попов подсказал.
  - У Малышева спросить надо. Он его приятель, должен знать.
   Тарас с неприязнью спросил у Ковалева.
  - А в чем дело?
  - В чем дело? А в том, что Чернышев абсолютно здоров и в данный момент находится в Вязьме. Он посчитал нужным, там бороться с бандитизмом. Это как?
  - Чернышев в Вязьме?
   Ковалев даже не пытался скрыть своего триумфа в отношении сотрудников МЧК. Но кроме морального удовлетворения ему необходим был результат по нейтрализации Чернышева в Вязьме.
  - В Московской ЧК творится полный бардак. Кто что хочет, то и делает! В голове не укладывается. Как сотрудник совнаркома настоятельно рекомендую немедленно уволить этого Чернышева.
  - Как только появится...
   Ковалев тоном, не терпящем возражений, его резко оборвал.
  - Не как только появится, а сегодня же. И не поленитесь уведомить об этом Вяземское губчк. А я от имени совнаркома продублирую это по телеграфу.
  Ковалев вышел из помещения, громко хлопнув дверью. Кравченко, посмотрев ему вслед, дал волю своим эмоциям.
  - Вот ведь байстрюк! А я когда еще говорил Мартынову... Первым делом, как встречу, так уши надеру!
   Попов не вникая в гневную тираду Тараса, был погружен в собственные мысли.
  - Жалко мальчишку.
  Кравченко был возмущен словами Попова.
  - Жалко? Он всех нас подставил! Этот урод теперь везде будет верещать, что у нас бардак.
  Попов пояснил свои слова.
  - Да я не про то. А если Кошелек и вправду в Вязьме?... У Черныша голова варит, просто так он туда не поперся бы... В одиночку против Кошелька...
   Тарас успокоился и с тревогой начал осознавать правоту Попова.
  - Н-да...
  
  Андрей изучив все фотографии, начал скучать, прошло уже минут десять, а хозяин все не возвращался. Он подошел к окну и, отодвинув ажурную занавеску, выглянул в окно. Через несколько секунд Чернышев стремглав выбежал из дома во двор и остановился у собачьей будки. Здесь рядом лежали Пахомов и его собака. Андрей перевернул старика. Светлая рубашка у того была пропитана кровью вокруг рваного ножевого ранения. Чернышев попытался нащупать пульс, но обречено поднялся. В это время во двор ворвались три вооруженных револьверами мужика и с ними10-летний мальчишка. Егор, сын мельника направил на Андрея огромный американский кольт. Крепкий бородатый мужик в косоворотке и засаленном пиджаке сурово скомандовал Андрею.
  - Руки вверх, не дергайся! ЧК!
   Самый молодой из троицы, парень в студенческой куртке радостно обратился к Егору.
  - Не успел свинтить. Смотри Егор, вон все руки в крови.
   Чернышев, подняв руки, попытался объяснить местным чекистам.
  - Мужики, это не то, что вы подумали...
  Мальчишка от переизбытка чувств, слегка заикаясь, видно уже не в первый раз повторял свой рассказ.
  - Я залез, хотел морковки надергать. Она у деда Матвея сладкая, что мед... Смотрю, а он лежит... Кровищи то жуть... Ну я и сразу к вам, в чеку...
   Егор начал обыскивать Чернышева, одновременно задавая вопросы.
   - Откуда ты знаешь, что мы подумали?
   Чернышев, терпеливо снося обыск, подсказал Егору.
  - Во внутреннем кармане мой мандат.
  Егор, достав сначала маузер, затем вынул из внутреннего кармана пиджака мандат и начал читать. Бородатый чекист поинтересовался у него.
  - Что, чекист из Москвы?
  - Да, но вроде не тот. Тот был Зустер.
   Андрей поделился с местными чекистами информацией. Ч
  - Настоящий Зустер погиб, а его мандатом прикрывается налетчик Кошельков. Вы имеете ввиду убийство монашки?
  Бородатый ехидно заметил.
  - Все знает. Может он и есть. В кажном кармане по мандату.
   Егор засомневался в этой версии.
  - Не похоже. Тот и по описанию, совсем другой. И поматерей, и постарше. Вы, вот, что, полицая в морг. Мою пролетку не трогайте, ломовика отловите. А я пока допрошу товарища Чернышева.
  - А бумагу... протокол будем составлять?
  - Потом. Этого полицая все равно надо было к стенке поставить, все руки не доходили. Одной контрой меньше.
  Егор уже доброжелательно позвал Чернышева. - Пойдем в дом, я гляну, что там к чему, а ты мне все расскажешь.
  
  Егор и Чернышев зашли в дом, где продолжился разговор. Перед Егором на столе лежали мандат, маузер Чернышева. Свой кольт Егор тоже положил на стол рядом с собой. Он поинтересовался у Андрея.
  - И где ты его собираешься искать,... ну, этого Кошелькова?
  - Не знаю... Я даже не знаю, как он сюда добирался, на поезде или на авто.
  - Авто отпадает. У нас на весь город три машины, его бы сразу заметили.
  - Он мог ее спрятать недалеко, не заезжая в Вязьму.
  - Мог, только где? Вот, что, если он в Вязьме, то обязательно будет проходить или проезжать по торговой площади. Там и лучший трактир, и дорога на вокзал, и дорога на Москву.
  Андрей понял мысль Егора и засомневался.
  - Ждать его на площади?
  Егор, улыбнувшись, успокоил его.
  - Зачем на площади, я тебя размещу в доме купца Любимова. Сам купчишка свалил в Париж. В прошлом году мы оттуда анархистов с боем выбили. Сейчас дом пустует, а его окна аккурат выходят на площадь. Только ты сиди там, как мышка, никуда не высовывайся.
  Андрей с недоумением спросил.
  - Почему?
  - Сегодня по телеграфу аж из совнаркома сообщили, что Чернышев уволен из ЧК, и мандат его считать недействительным. Мои ребята не знают о телеграмме, а то бы разговор был другим.
  Чернышев растерялся.
  - Уволен? За что?
  - Это ты уж в Москве интересуйся. Я тебе помогаю лишь потому, что нам здесь этот Кошельков не нужен, со своей бы контрой разобраться.
  
   Чернышев и Егор, встав, забрали со стола свои пистолеты. Андрей завистливо спросил.
  - Откуда у тебя такой? Я только в кино про индейцев такие видел.
  Егор, довольный восторженной реакцией московского чекиста, словно ребенок, похвастался
  - У анархиста одного реквизировал. Американский. Кольт, 45 калибра. Долбит, что твоя трехдюймовка.
  Егор направился к двери первым. Андрей заметил, что у того на пол выпал огрызок карандаша и ключ. Он поднял их и отдал Егору, который недовольно пробурчал.
  - Карман никак не зашью, забываю и постоянно все в него кладу.
  
  Егор и Андрей, сев в пролетку, отъехали. Появившийся из-за куста сирени бородатый монах быстрым шагом устремился вслед за ними.
  Когда чекисты зашли в просторную, захламленную комнату купеческого дома, Андрей с любопытством огляделся, выглянув в окно, осмотрел окрестности. Егор ему пояснил.
  - Лучшего места не найти. И обзор нужный, и все условия. На диванчике вздремнуть можно. Обживайся, а утром я постараюсь заскочить, чего нибудь соображу пошамать.
  - Спасибо, Егор. Что бы я без тебя делал?
  - Да, ладно... Ну, пока...
  - Пока. До завтра.
  После того, как Егор ушел, Андрей снова подошел к окну и осторожно выглянул наружу.
  
  Старец сидел на березовом чурбаке у входа в лачугу и вязал пучки трав, которые подвешивал на воткнутую рядом с ним сучковатую палку. К нему подошел Болшев.
  - Мать Агния просила передать Вам благодарность и низкий поклон.
  Старец, не отрываясь от своего занятия, поинтересовался.
  - Почек березовых хватило?
  - Да. Зверобоя и цвета липового спрашивали. Надо завтра с утра опять идти.
  - Может передохнуть тебе, а то уже еле ноги таскаешь.
  - Ничего. Сегодня меня Архип из Рогова на подводе подвез. Я даже выспался.
   Старец кивнул на пучки трав.
  - Заберись, развесь, что я приготовил.
  
  Митя взял пучки трав и по лестнице забрался на чердак. В это время к лачуге подъехала машина, из которой вышел Кошельков. Он с ностальгией осмотрелся вокруг и подошел к старцу.
  - Здравствуй, дедушка.
  - Здравствуй, мил человек. С чем пожаловал?
  - Как будто и не уезжал отсюда. Так же ты, дедушка сидишь на чурбачке, и так же вяжешь свои травки... Не признал меня?
  С чердака выглянул Митя, но, увидев Кошелькова, тут же спрятался назад. Старец, близоруко щурясь, стал всматриваться в лицо гостя.
  - Много людей у меня побывало, всех и не упомнишь.
  Кошельков, улыбаясь, напомнил.
  - Весна. Мальчишка, укушенный гадюкой. Я тогда, как в бреду был. На тебя подумал, вот он Святой Аркадий, он спасет меня, пожалеет...
  Старец сразу же вспомнил то засушливое лето, огромное количество озлобленных от нестерпимой жары гадюк, одна из которых укусила спящего на опушке леса мальчика.
  - Яша?... Не узнать... Какими судьбами занесло тебя сюда?
  - Все из-за смуты Российской... Настоятель Андроньевского монастыря просил меня укрыть монастырские ценности, что большевики пока не смогли найти. Я и вспомнил про тебя.
  - Про меня?
  - Тогда, в пятом году тоже смута была. Я, хоть и маленький был, но помню, как к тебе помещица Клетнова обращалась, и из Чепчуговской церкви староста. Ты тогда помогал им ценности укрыть. Вспомнил, что есть у тебя место укромное.
  Старец сразу же замкнулся, потупил взгляд.
  - Не помню я. Может и укрывал что в подполе. Других укромных мест у меня и отродясь не было.
   Кошельков, не обращая внимания на утверждения старца, достал из машины саквояж и открыл его, показывая содержимое. В саквояже находилась золотая и серебряная церковная утварь.
  - Укрой хоть в подполе, если нет более надежного места... Видишь, я тебе какие ценности доверяю, а ты мне не веришь... Обидно... Господин Курский... Во, я даже помню, как Клетнова тебя называла, по фамилии...
  Кошельков изобразил незаслуженно обиженного и направился к машине.
  - До свидания, дедушка.
  - До свидания, Яша.
  
  Когда машина уехала, с чердака по лестнице спустился Митя и подошел к старцу, который, кивнув на саквояж, попросил.
  - Занеси пока в дом.
  - Не укрывайте это в своем тайнике.
  - И ты туда же. С чего ты взял, что у меня есть какой-то тайник?
  Митя попытался объяснить старцу происходящее.
  - Этот Яша убийца и грабитель Кошельков. Ценности он отдал с одной целью, проследить, куда Вы их будете прятать.
  Но к удивлению Мити, старец не пожелал верить ему, и был непреклонен в своем мнении.
  - Не мог тихий, всеми гонимый отрок стать тем, кем ты мне его представляешь.
  - Сестру Агафью вчера он убил.
  Старец гневно посмотрел на Болшева, словно на прокаженного
  - Только потерявшему рассудок, может такое в голову придти. Агафья ему тогда вместо матери стала.
  Митя, почти взмолился, пытаясь облагоразумить старца.
  - Но это правда. И сюда он не просто так приехал, ему нужен Ваш тайник!
  Старец с трудом поднял саквояж и пошел к входу в лачугу. Он упрямо повторил.
   - Нет у меня тайника.
   Митя еще раз попытался доказать, что прекрасно знает о существовании тайника, с целью, что бы старец доверился ему.
  - Тогда, в семнадцатом, я своими глазами видел азбувник целительства Галена. Это не простая книжка, а из библиотеки Ивана Грозного. С того раза больше я ее не видел. Значит, есть место, где она хранится.
   Старец остановился в дверях. Он по-своему расценил настойчивость Мити.
  - Поверил я, старый дурак, что ты истинно хочешь встать на путь добродетели... Поверил...Все это время другое тебя интересовало... Разочарую тебя... Напрасно ты потерял столько времени.
  - Кошельков назвал вашу фамилию. Одной буковки не хватает, что бы все встало на свои места. Не Курский, а Курбский.
  - Не смог ты побороть в себе греховные страсти, продолжают манить тебя соблазны мирские. Бог тебе судья.
  
  Старец, зайдя в дом, плотно закрыл за собой дверь, давая понять, что не желает видеть у себя Митю. Тот некоторое время смотрел на закрытую дверь, покусывая губы от злости, что старец ему не верит. Затем Болшев, обойдя дом, скрылся в лесных зарослях.
  Болшев осторожно шел чуть сбоку от проселочной дороги. Он обратил внимание на примятую траву от съехавшей с проселка машины. Митя, пройдя по этому следу до небольшого оврага с мелколесьем, наткнулся на кошельковскую машину, тщательно замаскированную ветками. Он предусмотрительно не стал близко приближаться, подумав о том, что Яшка мог пометить подходы условными знаками. Митино внимание привлек птичий гвалт в стороне всхолмья, которое находилось невдалеке от лачуги.
  Болшев с профессиональной осторожностью прокрался в нужное место по лесу. Укрытый за толстым стволом дерева он отвел в сторону ветку и внимательно осмотрел небольшую лесную поляну, на противоположном конце которой рос вековой дуб. В ветвях дуба находился Кошельков, который время от времени смотрел в бинокль. Митя, получивший такие же диверсионные навыки, как и Кошельков, просчитал возможные действия противника и у него в голове созрел немудреный план. Митя, стараясь неосторожным движением не привлечь к себе внимания, удалился. Уже в сумерках он вернулся к лачуге.
  Митя, стараясь не шуметь, забрал моток веревки, лежавший на поленнице дров, и замер. Сначала послышался хруст ветки, а затем осторожные шаги. Болшев успел укрыться за копной сена и тут появился Кошельков, который что-то стал прятать в щель между домом и поленницей дров.
  После того, как Кошельков ушел, Митя, просунув руку в щель, достал спрятанное бандитом. Это были толовые шашки с бикфордовым шнуром. Болшев перепрятал находку за валуны у родника и прикрыл ветками.
  
  Рассвет. Утренний туман. По тропинке, вдоль реки прошел старец, который с трудом нес саквояж. Когда он скрылся за густым кустарником, на тропе появился Кошельков и осторожно пошел вслед за ним.
  Тропа проходила рядом с раскидистым дубом, пересекала лежащее дерево и небольшой ручеек. Появившийся Кошельков встал на ствол лежащего дерева, и перепрыгнул через ручеек. Внезапно он с изумлением почувствовал, что его ногу охватила веревочная петля.
  Болшев, словно на рыбалке, резким рывком подсек ногу противника, попавшую в замаскированную петлю и мгновенно натянул веревку так, что бы Кошельков завис в двух метрах над землей. Он быстро обмотал конец веревки вокруг ствола дерева и закрепил, стараясь не попасться в зону возможного обстрела.
  Кошельков находился в бешенстве от собственного бессилия. Он болтался вниз головой, подвешенный за одну ногу, в двух метрах над землей. Достав наган, Кошельков начал крутить головой, но вокруг никого не было видно. Лишь через некоторое время раздался голос Болшева.
  - Бросай оружие на землю и протяни руки.
  Кошельков в ярости прицелился и выстрелил в веревку. Пуля частично разорвала ее. Невидимый бандиту Митя заботливо подсказал.
  - Высоты достаточно, что бы ты сломал шею.
  До Кошелькова дошло, что если он перестрелит веревку и упадет, то реально сломает шейные позвонки. Он зарычал в бессильной ярости, но затем, взяв себя в руки, спросил.
  - Ты кто? Что ты хочешь?
  - Я уже сказал, бросай оружие и протяни руки. Не тяни время. В таком положении ты через полчаса потеряешь сознание.
  - Эй!... Давай так, я тебе даю золотишка и мы расходимся... Я дам столько, что тебе на всю жизнь хватит... Слышишь?
  - Не суди о людях по себе...
  Кошельков произвел несколько выстрелов на голос. Затем он попытался выгнуться, чтобы ухватиться рукой за веревку, но у него ничего не получилось.
  
  В окно купеческого дома пробивался рассвет. В комнату, стараясь не шуметь, зашел Егор с кольтом в руке. Подойдя к укрытому пледом Чернышеву, он произвел выстрел.
  Затем Егор сдернул плед с застреленного им парня, но с изумлением обнаружил, что там лежал умело сделанный муляж. Сзади раздался голос Чернышева.
  - Медленно клади на пол свой кольт и поднимай руки.
   Видя, что Егор замер в раздумье, Андрей предупредил.
  - Одно лишнее движение и я стреляю.
  Егор положил на пол кольт и, подняв руки, повернулся. Чернышев стоял в дверном проеме с маузером в руке. Егор с усмешкой поинтересовался у него.
  - Ну и что дальше? Сдашь меня? Только там поверят мне, ты же находишься вне закона.
  - Где Кошельков?
  - С чего ты взял, что я это знаю?
  - Ведь это Кошелек тебя озадачил? У тебя не было другой причины стрелять в меня... Егор Рыков. Я ведь не ошибся с фамилией?
   Егор ответил с сарказмом.
  - Да ты просто колдун, провидец. Кстати, как ты догадался, что я... ну... могу...
  - То, что ты темная лошадка я понял, когда до меня дошло, что это ты спалил дом своего брата.
  Я спалил Митяев дом? С чего ты взял?
  Андрей достал из кармана и продемонстрировал найденный патрон от кольта.
  - Не надо носить в дырявых карманах патроны для редкого пистолета. Я его нашел рядом со сгоревшим домом.
  - Ну, это наши с Митькой дела. Мы сами разберемся.
  - Не разберешься. Кошелек в Москве убил Дмитрия Рыкова.
  - Митьку? Яшка?... Зачем?
  - Скажу больше. Ты следующий. Он уничтожает всех, кто его знал в детстве. Из-за этого Кошелек зарезал старую монашку из приюта. Так что в твоих интересах сказать мне, где он.
  - Я не знаю. Может, он в Москву вернулся...
  - Туда он не вернется, пока не уничтожит всех, кого наметил.
  Услышав сзади скрип половицы, Андрей на долю секунды обернулся на звук. Этого времени хватило Егору, чтобы схватить стул и им нанести удар. Чернышев упал, маузер отлетел в сторону. Егор поднял свой кольт и навел его на лежащего Андрея.
  - Спасибо тебе, паря, что предупредил, насчет Яшки. Но только я ему нужен.
   Андрей, привстав, ощупал голову.
  - Насчет эшелона с пленными, я думаю, ты ему уже все разболтал. Так, что он без тебя обойдется.
  - Все то ты знаешь, даже про эшелон. Скажи, про Митьку ты правду сказал? Или так, разводил меня...
  - Правду. Кошелек его ножом на Хитровке.
  - За что? Ладно я с Митькой... У нас свои счеты... Мельницу делим... делили...
   Чернышев поднялся с пола и присел к столу.
  - Кошельков не хочет, что бы кто-то узнал о его детском недуге.
  - Что из-за этой ерунды...
  - Кроме заикания, что у него еще было?
  Андрей медленно стал тянуть руку к медной ступке, которая стояла на столе.
   Егор засмеялся.
  - Да ссался он по поводу и без повода. Замахнешься на Яшку, а у него уже штаны мокрые. От него всегда воняло, как от сортира.
  Чернышев, улучшив момент, вскочил и запустил в Егора ступкой, но тот ловко увернулся и с укоризной произнес.
  - У меня даже сомнения появились, может не стоит тебя кончать... Так что сам виноват. Да и Яшка за тебя пряников обещал отсыпать.
  Егор поднял руку с кольтом. Палец медленно начал нажимать курок. Андрей закрыл глаза. Но после прозвучавшего выстрела, как ни странно, он ничего не ощутил. Выдержав паузу, Чернышев нашел в себе силы, открыл глаза и с удивлением увидел, что Егор лежит на полу, вокруг его головы растеклась лужица крови. В шкафу из-за приоткрытой двери выглядывал бородатый расстрига с наганом в руке.
  
  Болшев сидел у поваленного дерева. Рядом с ним на земле лежал связанный Кошельков, находившийся без сознания. К ним подошел старец, уже без саквояжа. Митя ему пояснил.
  - Он шел за Вами.
   Старец перекрестился.
  - Ты, что убил его?
  - Он просто без сознания. Долго висел вниз головой. Уж очень упертый.
  - Что ты собираешься с ним делать?
   Митя поднял с земли наган Кошелькова.
  - Не знаю. Но отпускать его нельзя.
  - Но и убить его я тебе не дам. Не мы ему жизнь дали, не нам и лишать его жизни.
  - Только он считает иначе. Он заминировал дом и собирался уничтожить Вас после того, как узнает, где тайник.
   Старец упрямо настаивал на своем.
  - Убить его я тебе не дам.
   Митя, покрутив в руках наган, забросил его в кусты.
  - Да я и не собираюсь... Еще бы год назад... А теперь - нет...
  Старец устало сел рядом с Митей.
  - Я рад за тебя...что ты... не собираешься. Прости меня старого, не поверил я тебе. В голове не укладывается... Яша, Яша...
  - Задал этот Яша задачку. Не убить, не отпустить... И к властям идти нельзя. Мне, по крайней мере. Да и Вам я бы не советовал...
  - И к себе мы его не дотащим.
  - К себе?
  - А куда? Не бросать же здесь. Будет день, будут мысли.
  - Тащить его не надо. Он уж должен бы в себя придти.
   Болшев подошел к ручью, набрал в пригоршню воды и выплеснул ее на лицо Кошелькова. После трех таких ополаскиваний тот пришел в сознание. Болшев скомандовал бандиту.
  - Вставай, пойдем.
  - Куда?
  - На кудыкину гору.
  
  Чернышев, пришедший в себя после пережитого обратился к своему бородатому спасителю, который кряхтя, начал выбираться из шкафа.
  -Ты кто?
  - Дед Пихто...Сначала спасибо надо сказать.
   Чернышев с трудом узнал голос Рудникова.
  - Федот Иванович? Откуда Вы? Я же проверял шкаф, там никого не было...
   Рудников отодрал приклеенную бороду и стянул с себя балахон.
  - Пока ты вчера ходил изучать окрестности, я сюда и забрался. Всю ночь боялся уснуть и захрапеть...
  - Так Вы все это время следили за мной?
  - Как тебя можно бросить, недоумка. Ледник сделать по человечески не может, а то Кошелька поймать... Думал, он на тебя выйдет... Не вышел.
  - Так я у Вас вроде приманки был?
  - Не без этого.
  - Н-да, где Кошелек, непонятно. Этот... Андрей кивает на Егора. - Готов. Куда не кинь, всюду клин.
  - Не ной, ты же власть. Иди в местное ЧК. По этому упырю все объяснишь, и выбивай помощь.
  - Нельзя мне туда нос совать. Сюда из Москвы телеграфировали, что я уволен из ЧК. А еще и этот... Егор. Меня там еще к стенке поставят. Знать бы, где у Кошелька тайник, и обождать там...
  - Затея эта тухлая. Тайник можно всю жизнь искать. Нужно определяться по тем, кто его знал в детстве. Может, кто еще жив, там и засаду устроить.
  - В голове не укладывается, как можно из-за ерунды убивать людей...
  - Это для нормальных людей ерунда. Кошелек возомнил себя небожителем, гроза Москвы. Для него, если кто узнает, что он все детство обоссаным ходил, хуже самой лютой смерти.
  - Стоп. Есть один человек. Знахарь какой-то, который вылечил Кошелькова!... Вот только где живет, да и жив ли?
  - Так, так, так... Мне нищий у монастыря рассказал, что тот парнишка, с которым ты там разговаривал, живет у старца какого-то, помогает ему. Не этот ли знахарь?
  - Митя говорил, что он живет в двадцати верстах от Вязьмы... Но где?
  Рудников, используя полученную от нищего информацию, уточнил.
  - Рядом с деревней Рогово, это вниз по течению реки.
  - Но тот ли Старец? Двадцать верст... мы туда целый день добираться будем.
  - Я так думаю, этот Егор сюда на пролетке заявился.
  
  На улице раздались голоса.
  -Точно, он здесь. Его пролетка.
  - И что его сюда занесло? Пошли, что встал?
  Андрей по голосам узнал местных чекистов. - Чекисты! Только их не хватало...
  Рудников скомандовал. - Там, в чуланчике окошко. Я через него забрался. Давай быстрей!
  Они, словно нашкодившие гимназисты бросились к чулану.
  
  Выглянувшие из-за угла Чернышев и Рудников увидели у входа в дом лошадь, впряженная в пролетку. Подбежав, они быстро отвязали лошадь и сели в пролетку. Рудников взял в руки вожжи. Когда они уже отъехали на несколько метров, из дома выскочили чекисты.
  - Стой!
  - Стой! Стрелять буду!
  Рудников хлестнул вожжами по лошади, она перешла на галоп. Сзади раздались выстрелы, но пролетка уже скрылась за изгибом улочки.
  
  В помещении старец беззвучно молился, стоя перед иконой. Болшев прикрепил связанные за спиной руки Кошелькова к тяжелой скамье, на которую того посадили. Закончив, он сел рядом с бандитом, который пытался всеми правдами и неправдами выкрутиться из патовой ситуации, в которую попал.
  - Не по божески все это. Дед, ты же всегда говорил, не пожелай беды ближнему.
   Болшев возразил бандиту.
  - Так это ближнему.
  - Говорю вам, машина закипела, я и хотел вернуться сюда за ведром. Да заплутал.
   Болшев вдруг вспомнил о встрече с Чернышевым и радостно сообщил старцу.
  - Что-то сразу я и не подумал, из головы вылетело... В Вязьме парнишка один из ЧК. Он из Москвы сюда специально за ним приехал. В Вязьму мне идти надо.
  - Ты же говорил, что тебе нельзя к чекистам попадать.
  - К этому можно. Пусть он берет его и разбирается.
  - Когда пойдешь?
  - Да сейчас и тронусь, что тянуть.
  Болшев вышел на улицу. Когда следом за ним показался и старец, он его предупредил.
  - Я его надежно связал, но Вы все равно присматривайте... Мало ли...
  - Ты, Митя зла на меня не держи. Устал я от ноши своей. Завещание я составил, все там подробно прописал. Как преставлюсь я...
  - Да, что Вы наговариваете?...
  - Не перебивай меня. Я не вечен. А кроме тебя у меня и нет никого. Обещай мне, что в точности исполнишь желание мое.
  - Все исполню, только рано Вы начинаете...
  - Не перебивай. Завещание лежит в дупле старой липы, где пчелы. Заберешь его только на девятый день после кончины моей.
  
  Кошельков, сидевший на скамье, озирался, словно загнанный дверь, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации. Он обратил внимание на чурбак, стоявший рядом с печкой, в который был воткнут большой тесак для колки лучины.
  Кошельков попытался встать, но ему не дала это сделать тяжелая скамья. Все равно он с огромным напряжением сил, таща за собой скамью, пристроился к торчащему тесаку и начал небольшими ритмичными движениями перерезать веревку.
  
  На улице Митя попытался сгладить трагические нотки в просьбе старца.
  - Я постараюсь побыстрее вернуться, и мы еще посмеемся над этим разговором.
  - Иди, Митя, с Богом.
  Болшев уже сделал несколько шагов, но замер, прислушиваясь. Послышались звуки приближающейся пролетки.
  
  Кошельков до конца освободил руки от веревки и с трудом выдернул тесак из чурбака. Он решительно направился к двери с желанием расправиться со своими противниками, но остановился, прислушиваясь к тому, что происходило на улице.
  
   К Болшеву и старцу подъехала пролетка, из которой спрыгнули Рудников и Чернышев. Рудников искренне обрадовался, увидев отшельников живыми и невредимыми.
  Живы? Слава Богу...
  Андрей предупредил. - У вас может появиться Кошельков...
  Болшев кивнул в сторону лачуги. - Уже появился. Он там связанный. Его наган я выкинул.
  Рудников с изумлением посмотрел на Болшева и зашел в лачугу. За ним проследовали остальные.
  Зайдя в лачугу, они увидели остатки веревки и распахнутое окошко. Один старец был на удивление доволен и, перекрестившись, произнес.
  - Убег, ну и, слава Богу, не взяли грех на душу.
   Рудников не разделял радости старца.
  - Рано радуетесь, он вернется.
   Болшев возразил. - Вряд ли, он же не сумасшедший.
  - Он хуже. Рудников обратился к старцу. - У него задача убить Вас. Вы же лечили его в детстве?
  - Убить за это?
  Андрей между тем окинул взглядом местность у лачуги и оценил сложившуюся ситуацию.
  - У нас есть время. Без оружия он сюда не сунется.
  Болшев его разочаровал. - За оврагом у него спрятана машина. Я ее видел, но не обыскивал...
  Рудников подвел неутешительный итог. - Значит, времени у нас нет.
   Он обратился к Мите и старцу, понимая, что от них, с их отношением к ближнему, помощи ждать не приходится.
  - Вы, укройтесь где нибудь подальше. Он повернулся к Чернышеву - А мы с тобой устраиваем засаду. Ты слева от дороги, я справа.
   Митя высказал свое мнение. - Он знает местность и не пойдет напролом. Я бы на его месте обошел по оврагу и вышел с той стороны.
   Чернышев, зная нрав бандита, усмехнулся. - Он может пойти и напролом.
   Рудников, внимательно выслушав все мнения, скомандовал Андрею.
  - Я прикрываю овраг, а ты устраивайся вон за той проплешиной. И дорога будет просматриваться и моя зона, если что. Ну, с богом...
  
  Кошельков в бешенстве раскидал ветки и открыл дверь машины. Он достал из салона наган и горсть патронов, которые высыпал в карман.
  
  Рудников лежал на земле за небольшим холмиком. Через некоторое время он огляделся и решил сменить место. Рудников встал, переместился немного в сторону и встал за дерево. В это время в затылок ему уперлось дуло нагана. Сзади стоял Кошельков.
  - Стой тихо. Он забрал у Рудникова наган. - Где дед?
  - Он ушел. Я не знаю куда.
  - Где засел щенок?
   Рудников молчал. Это привело Кошелькова в бешенство, он ударил рукоятью нагана его по голове.
  - Околоточный, ты со мной в молчанку не играй. Зови его, пусть подойдет к тебе... Ну!..
   Рудников через силу севшим голосом начал звать. - Андрей...
  Внезапно для Кошелькова он громко, в отчаянье закричал, предупреждая Андрея об опасности.
  - Андрей! Он здесь! Осторожней!
  Кошельков озлоблено выстрелил. Рудников сполз по дереву на землю. Раздались выстрелы, пули сбили ветки над головой бандита. Он тут же присел и выстрелил два раза в сторону Андрея, а затем отбежал в сторону.
  
  Удрученные Болшев и старец шли по лесной тропе. Старец, который передвигался из последних сил, остановился и стал массировать сердце, опершись на посох. Митя заботливо спросил. - Вам плохо?
  Старец его успокоил. - Ничего, сейчас передохну, и пойдем.
  Болшев помог старцу опуститься на землю и опереться спиной о ствол дерева.
  - Ничего. Две минуточки отдышусь.
  В той стороне, откуда они пришли, прозвучали выстрелы. Болшев напряженно прислушался и не выдержал.
  - Я не могу так... В лесу отсиживаться. Чернышев совсем ребенок, его же Кошельков... Вы побудьте здесь, отдохните... Я скоро.
   Старец перекрестил убегающего Митю. - Господи вразуми их... Не ведают, что творят...
  Он держал руку в районе сердца и в изнеможении откинул назад голову.
  
  Чернышев лежал на краю лесной поляны за поваленным деревом и периодически стрелял по противоположной стороне, откуда так же раздавались выстрелы. К нему подполз Болшев с толовыми шашками в руке.
  - Долго еще так постреливать собираешься?
  - А что делать?... У меня патроны уже заканчиваются...
  - Он этого и ждет. Так, дай мне хотя бы пару патронов. Чернышев дает ему два патрона.
  Митя сбивчиво объяснил Андрею свой план.
  - Я постараюсь его выманить вон туда. Там замечательный ровик, он ему должен понравиться. Ты через пару минут притихни. Огонь открывай только, когда он там окажется. Все понял?
  Андрей был вынужден признаться.
  - Ничего не понял...
  - Плохо. Задача такая, что бы Кошельков переместился туда и там задержался хотя бы на пять минут. Понял?
  - Понял.
  
  Болшев у ровика, напоминающего окоп, развел небольшой костер. Пока тот разгорался, он замаскировал толовые шашки и бикфордов шнур. Затем Митя кинул патроны в разгоревшийся костер, отошел и стал ждать. Раздались поочередно два патронных хлопка. В ответ со стороны Кошелькова зазвучали выстрелы. Пули сбили ветки над головой Болшева, и он сразу же громко вскрикнул и постонал несколько секунд, словно от боли, имитируя ранение. Затем Митя поджег бикфордов шнур и уполз.
  Через некоторое время у ровика появился Кошельков, уверенный, что, по меньшей мере, серьезно ранил противника. Он стал озираться, ища тело, но в это время раздались выстрелы. Пули впились в ствол вековой осины. Кошельков был вынужден укрыться в ровике.
  Болшев подполз к лежащему Чернышеву.
  - Что притих? Пальни в ту сторону, а то уйдет.
   Андрей уныло сообщил.
  - Патроны кончились...
  - Н-да...
  
  Кошельков из ровика выстрелил и замер, прислушиваясь. Затем он встал и крикнул.
  - Патронами поделиться? А то одному стрелять скучно.
  Кошельков стоял, в ожидании реакции противника. Внезапно он обратил внимание на легкое шипение и струйку дыма из-за кучи хвороста. Бандит бросился бежать, но поздно. Он успел отбежать лишь на пять метров. Раздался взрыв.
  
  Болшев встал и перекрестился.
  - Прости меня господи.
  Андрей тоже встал. Прислушавшись, спросил у Мити.
  - Думаешь все?
  - Кто его знает... Давай, потихоньку с той стороны зайдем.
  Ребята подкрались из-за кустов к тому месту, где был ровик. Они увидели, что на месте ровика дымящаяся воронка, в десяти метрах от которой лежал Кошельков, присыпанный землей. Первым к нему осторожно подошел Чернышев и пощупал пульс.
  - Жив.
  - Слава Богу, не взял грех на душу.
  
  В пролетке находился замотанный веревками Кошельков, который остекленевшими глазами смотрел перед собой. Он время от времени мотал головой, словно отгоняя мух. Рядом с ним находилось тело Рудникова.
  У пролетки Чернышев прощался с Митей.
  - Может все-таки со мной в Москву? Не век же тебе здесь скрываться.
  Болшев стоял задумавшись. Он вспомнил встречу с Кравченко, который тогда спрашивал.
  - Ты был в апреле семнадцатого на станции Заречье? Участвовал в попытке убийства товарища Ленина?
  Митя вздрогнул от нахлынувших воспоминаний.
  - Нет, Андрей... На кого я старца оставлю? Он совсем старенький, пропадет...
  - Ну, как знаешь... Пока...
  - Ты,...это... никому не говори, что меня здесь видел.
  - И Елизавете Николаевне? Она же извелась вся...
  - Ну,... скажи, что столкнулся со мной в поезде... случайно. Что, мол, жив, здоров. А про это место никому не говори. Мама не выдержит, радостью с кем нибудь поделится... А со мной они только беды наживут. И своим скажи, что Кошелькова ты задержал в Вязьме.
  - Ладно. Пока... Спасибо тебе.
   Болшев перекрестился и тихо сказал вслед отъезжавшему на пролетке Андрею.
  - Храни тебя Господь.
  Митя неотрывно смотрел вслед пролетке, пока она не скрылась за деревьями. Затем он отправился в то место, где оставил старца. Подойдя к нему, Болшев замер. Старец сидел с открытыми глазами в той же позе, в которой он его оставил.
  Митя закрыл старцу глаза, и обессиленный сел рядом. По его щекам покатились слезы.
  
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
   КОНЕЦ БАНДЫ
  
  К Попову, стоящему у двери кабинета Кравченко, подбежал возбужденный Малышев.
  - Тарас у себя?
  - У Мартынова. Там приперся этот упырь из совнаркома.
  - И чего?
  - Наш отдел разогнать собираются, а Тараса вообще...
   Попов запоздало спросил у убегающего Малышева.
  - А ты чего хотел?
  
  В кабинете агрессивно настроенный Мартынов доказывал свою правоту Ковалеву. Рядом, у окна стоял безучастный Кравченко и смотрел на улицу. Со стороны могло показаться, что тот тяжелый разговор, происходивший в кабинете, его не касался.
  - Я сам буду разговаривать с Феликсом Эдмундовичем. Люди сутками пашут под пулями и ножами. Вы знаете наши потери?
  Ковалев доказывал правоту решения Совнаркома, которое совпадало с его точкой зрения.
  - Потери происходят из-за отсутствия элементарной дисциплины. Не отдел ЧК, а ячейка анархистов. Ваши сотрудники уезжают, куда в голову взбредет.
   Кравченко не выдержал.
  - Это Вы про Чернышева?
  - И про него в частности! Бандитизм процветает махровым цветом! Где результаты по банде Кошелькова?
  И Мартынов, и Кравченко замолчали. Им нечем было крыть эти формальные доводы. Тяжелую паузу прервал Малышев, который без стука ворвался в кабинет. Он не успел и рта открыть, как его грозно одернул Мартынов.
  - Стучаться надо! Не учили?
  - Звонили из Вяземского ЧК... Там Андрюха,... Чернышев Кошелька взял!
   Кравченко от неожиданности чуть ли не сел мимо стула.
  - Взял все-таки? Как он его?
  - Не знаю... Сказали, Кошелькова завтра утром ждать в Москве. Его по железке этапируют.
   Кравченко сиял, словно именинник.
  - Я могу идти?
   Мартынов тоже не в силах был сдержать довольной улыбки.
  - Да, конечно, иди, занимайся делами. Он посмотрел на Ковалева. - Вот и результаты.
  
  В кабинете Вяземского ЧК бородатый чекист, шумно схлебывая горячий чай из кружки, высказывал свою точку зрения Чернышеву.
  - Тебе сразу надо было к нам. Помогли бы, и не было бы столько мороки. Глядишь и этот, Рудников жив бы остался.
  - Спугнуть боялся. Да и ваш Рыков... как оказалось...
  - Да он и нас смущал, скользкий больно... У нас постоянно пропадали вещички разные, из конфискованного. А тут с утра ухажорка его попалась. Хотела продать самовар серебряный из усадьбы Васильчикова. Мы к ней, а там... склад цельный! Она и призналась, что это Егор... Его, мол, вещички. Мы его искать, а тут вы и попались под горячую руку.
  В кабинет зашел студент, который обратился к Андрею.
  - Договорился. Гроб уже загрузили на платформу. Извини, но придется без удобств, с торфом. Но другого ничего не получается. Эшелон отправляется через час. Не опоздай.
   Чернышев умоляющим голосом попросил чекистов.
  - Мужики, во все глаза смотрите! Кошелек ушлый до ужаса... Мы его больше года взять не могли...
  - Не боись, Андрюха. Демонстрирует стальные наручники. - Это ему не веревки, не перегрызет... Германские.
  - Никуда он от нас не денется.
   Чернышев, вспомнив, карандашом прямо на столе записал адрес.
  - Если наши не смогут встретить, по этому адресу любой ломовик довезет за десять минут.
  
  В комнате беременная Настена в корыте стирала белье. Взяв ведро, она хотела выйти из комнаты, но ее назад затолкнул появившийся Ковалев с наганом в руке. Нижняя часть лица у него была закрыта темным платком. Он толкнул Настену на стул. Она в ужасе от происходящего едва слышно прошептала.
  - Вы кто? Что Вам надо?
  - Мне нужна папка, серая такая, с тесемками. Кошелек ее приносил четыре дня назад.
  - Не знаю я никакого Кошелька, и никакой папки не видела.
  Ковалев начал искать папку, переворачивая все кверху дном. Настена, улучшив момент, попыталась улизнуть из комнаты, но Ковалев это заметил и грубо толкнул ее назад на стул.
  - Еще раз встанешь или просто шевельнешься, башку расшибу! Где папка?
  - Не видела я никакой папки!
  Ковалев сел к столу и стал обдумывать сложившуюся тупиковую для него ситуацию. Его взгляд наткнулся на валявшуюся на полу среди вещей буханку хлеба. Ковалев поднял ее, взял со стола нож и, вырезав сердцевину, положил туда наган. Затем он коркой закрыл отверстие.
  - Слушай сюда, шалава! Внимательно слушай!
  
   Вяземские чекисты на привокзальной площади стали сажать Кошелькова в первую попавшуюся пролетку. Бородатый извозчик обернулся к ним.
  - Эй, господа хорошие! Об цене, куда ехать, не столковались! А они уже лезут! Слазь!
   Студент, поправил свою куртку так, чтобы была видна кобура.
  - Едем в ЧК и бесплатно.
  - Так не пойдет, мне кобылу задарма никто не кормит.
   Бородатый чекист, злой от мучительной поездки в переполненном вагоне, достал наган.
  - Мы тогда ее реквизируем. У тебя и голова о корме не будет болеть.
   Извозчик был вынужден подчиниться.
  - Что за жизнь пошла? Кто с наганом, тот и власть... Делай, что хошь...
  К пролетке подошла Настена, которая держала в руках буханку хлеба. Она обратилась к старшему чекисту.
  - Дяденька, позвольте арестанту хлебушка дать. Он же у вас, поди, не кормленый...
  - Не положено. Отойди.
  - Грех не давать покормить убогих и несчастных.
   Студент язвительно ухмыльнулся.
  - Это он то убогий и несчастный?
   Извозчик, не выдержав, вмешался в разговор и поддержал Настену.
  - Креста на вас нет... Испокон веку арестантам подавали. При старом режиме старообрядцы возами калачи к этапу подвозили.
   Настена продолжала канючить.
  - Ну, дяденька...
   Старший чекист, не выдержав, кивнул Настене.
  Ладно, отдай, зануда... Что мы нехристи какие...
  Настена передала буханку Кошелькову, глазами многозначительно дав ему понять, что буханка непростая.
  
  Когда в комнату зашел озлобленный Кошельков, Настена бросилась к нему.
  - Ты, что так долго? Я вся извелась...
  - Заткнись, дура! Откуда ты узнала про меня?
  - Вчера какой-то умалишенный ворвался сюда, все перевернул. Искал какую-то папку. Потом засунул пистолет в буханку и велел тебе передать.
   Кошельков, усмехнувшись, сел к столу.
  - Ковалев... Ну, гнида... Хорошо, что он здесь все прошерстил, больше ничего искать не будет.
  - Кто это был?
  - Да-а,... так...
  - Яшенька, давай уедем отсюда... Мне страшно.... Отец пропал, ни слуху, ни духу... Еще и ты куда сгинешь, что мне с дитем тогда делать? В петлю?
  - Заткнись, дура! Накаркаешь.
  Немного подумав, Кошельков ушел и вернулся назад лишь к вечеру с солдатской котомкой в руках. Он выложил на стол нож византийской работы, ювелирные изделия и горсть золотых монет.
  - Спрячь все в надежное место, что бы ни одна тварь не нашла. Особенно нож. Этого тебе на всю жизнь хватит. Если со мной, что случиться, сына Аркадием назовешь...
  - А если дочь?
  - Вот ведь, стерва... Что со мной может случиться ее не парит, ее парит, как назвать, если будет девка... Никак! Пацан будет! И назовешь его Аркадием!
  Кошельков направился к выходу, Настена его окликнула.
  - Ты куда? Хоть поешь, у меня похлебка из пшенки сварена с потрошками...
  - Некогда.
  
  За стойкой дежурного находился Малышев. Рядом на скамейке сидели задерженые молодой хулиганистый парень и бабка с мешком. Зашедший Чернышев поздоровался.
  - Привет.
  - Здорово. Приехал?
  Первым делом Андрей нетерпеливо поинтересовался.
  - Ну, что, Кошелек сдал свою шайку?
  - Нет.
  - Упирается? Кто его допрашивал?
  - Никто... Убежал Кошельков...
  - Как убежал?
  - Вот так. Расстрелял конвойных. Молодого наповал, а старый жив... Извозчик, что их вез с вокзала, говорит, что какая-то баба брюхатая буханку хлеба Кошельку передала.
  - Как же так... Я же им говорил... И сами... и все коту под хвост...
  - А ты, что с ними не поехал
  - Я на товарняке Рудникова вез...
  - Федот Иваныча? Что значит вез?
   - Убил его Кошельков... Не мог же я его там бросить, он жизнь мне спас.
  В помещение зашел Кравченко и поздоровался с Чернышевым за руку.
  - В курсе уже?
  - Где теперь его искать?
  - Думай! Ты же смог его вычислить... Ну, что он в Вязьме... Приказ о твоем восстановлении уже готов.
  - Восстановлении? Значит, там Рыков мне не врал, что меня уволили?
  - А как ты хотел? Дисциплины для тебя, что не существует? Победителей конечно не судят... Ладно, проехали... Думай, Чернышев. Думай.
  После ухода Кравченко, Андрей со зловещим прищуром обратился к Малышеву.
  - А как вообще узнали, что я в Вязьме? Растрепал?
  - Я никому не говорил.
  - Кроме тебя никто не знал. И подельница Кошелька откуда-то узнала, что его поймали и, что утром он будет на вокзале. А?
  -Ты хочешь сказать...
  - Я ничего не хочу сказать, только Рудников погиб! Ребята из Вяземского губчк погибли! Кошелек на свободе! А ты никому ничего не говорил!
  Малышев был вынужден признаться, что сообщал Ольге о поездке в Вязьму.
  - Я говорил только твоей Ольге.
  - Ольге?
   - Она пришла сюда, тебя хотела увидеть... Говорит, извиниться хочу... Что я ей должен был сказать? Не могла же она растрепать...
  - Может, вас кто слышал?
  - Да, вроде нет. Мы вдвоем были в кабинете.
  К ним подошел Попов.
  - Здорово, Андрюха. Рассказывай, как ты ухитрился в Вязьме Кошелька взять?
  Но его грубо оборвал Малышев.
  - Принимай дежурство. На полчаса опоздал.
  Сашка вновь переключил свое внимание на Чернышева. - Пойдем в кабинет.
   Андрей, пытаясь сгладить грубость Малышева, доброжелательно сказал Попову.
  - Потом расскажу.
  
  Уединившись в кабинете, Чернышев горячо доказывал Малышеву.
  - Он, как оклемается, опять рванет в Вязьму. Ему кровь из носа нужно добить этого знахаря. Старец последний из тех, кто знал про его детские беды.
  - Уже не последний...
  Андрей на секунду замолчал, осмысливая сказанное Сашкой .
  - А ведь верно... Я для него хорошая приманка. Нужен какой нибудь пустой дом. Я вроде там прячусь...
  - Прячешься?
  Андрей пояснил свой план.
  - Меня хотят отдать под суд за то, что не стал сопровождать Кошелькова, и он сбежал. Вот я и прячусь. Он заявится в это место, мы его и возьмем.
  Малышев начал сомневаться в рискованной задумке.
  - А если он не один будет, а со всей своей шоблой? Вдвоем мы потянем? Раньше времени говорить то нашим никому нельзя. Ведь кто-то на него работает.
  Чернышев был вынужден согласиться, что не все продумано.
  - Н-да... И как ему передать информацию?...
  - Дом есть. Я вчера с солдатами поручика одного на Божедомке взял. Там дом пустой остался. И золотишко его еще не сдал.
   Малышев достал из сейфа жестяную банку из под чая, в которой звякнули монеты. Чернышев спросил с любопытством.
  - А золото причем здесь?
  - Явится туда шайка, мы позвоним из аптеки. Она там рядом. Но пока наши подтянутся... Их задержать надо! Мы эти сто тридцать червонцев рассыплем по дому. Что бы собрать их время нужно, под кроватями да шкафами полазить.
  - Под кроватью можно еще пару пузырей коньяка спрятать... А что? Может и сработает...
  - А информацию можно на Хиву закинуть. Помнишь Тимоху? Он у Проньки в подмастерьях. По Хиве же слухи махом расходятся.
  
  У будки Пронька, ремонтировавший ботинок, скомандовал Тимохе, который вышел с ведром в руках.
  - Чтоб одна нога там, другая здесь. Еще раз на какой нибудь митинг зачешешься, ноги повыдергиваю, что бы сидел на месте, а не шлялся...
  Недовольный Тимоха сквозь зубы пробурчал, что-то нечленораздельное и отошел. Его догнал Малышев, у которого в руках была буханка хлеба, завернутая в газету.
  - Тимоха, привет.
  - Привет.
  - Дело к тебе есть. Оттащи Андрюхе Чернышу хавку, а то я никак не успеваю.
  - А мне надо?
  - Выручай! Я уже на вокзале должен быть. Мы едем в Вязьму Кошелька брать. Слышал уже? Взяли его там, а он утек. Думаем, он туда вернется.
  - А ты что, в лягавской?
  - Мы уж считай год с Чернышем в ЧК. Ты, что не знал?
  - Не-а, А чего тогда Черныш шхерится?
  - Его арестовать хотят из-за кошельковского побега. Мне и попросить некого, настучат. А ты пацан надежный. Выручай! Земля она круглая, помогу, если вдруг чего.
  - Ну, ладно, давай. А где он?
  - Божедомка, восемь.
  Когда Малышев передал буханку и удалился, Тимоха остался стоять в раздумье.
  
  Тимоха с буханкой в руках подошел к крайнему окну деревянного барака и, предварительно заглянув туда, постучал условным стуком. Затем подошел к входу и стал ждать.
  Из барака вышел Кошельков.
  - Ну?
  - Несколько чекистов поехали в Вязьму, думают, ты вернешься туда.
  - Откуда узнал?
  - Малышев Сашка сказал, он, оказывается, там работает.
   Кошельков с подозрением поинтересовался.
  - Чего это он на Хиву поперся, разговоры там разговаривает?
  - Он только мне сказал. Ему нужно, что бы я хавку отнес Чернышу. Тот прячется, чтобы не арестовали за твой побег.
  - А где он прячется?
  - Божедомка, восемь. Я что-то не пойму, ты же тоже чекист? Чего тогда они тебя ловят?... Ты убегаешь...
  - В ЧК завелись контрики, и моя задача выявить их. Поэтому я и прикидываюсь бандитом Кошельковым. Но об этом никто не должен знать. Понял?
  Тимоха неуверенно согласился с этими доводами, хотя до конца многое не понял.
  - Ну,... да... А почему тогда...
   Кошельков, как можно спокойнее, остановил поток вопросов.
  - Когда этот маскарад закончится, я тебе все расскажу. А сейчас дуй к Чернышеву, отдай еду и посмотри что там к чему. Потом сразу ко мне, все расскажешь. Понял?
  - Понял. Я быстро...
  
  Чернышев и Малышев лежали на траве в кустах сирени, которая росла в палисаднике. В руках у них наготове было оружие. Чернышев шепнул Малышеву.
  - А вдруг не прокатит? Мы здесь ждем, а Кошелек уже в Вязьме...
  - Я подстраховался, сказал Тимохе, что в Вязьму поехала целая кодла чекистов.
  - Может он не расскажет никому...
  - Может, может...Чего гадать...
  Малышев вздрогнул, увидев появившегося Тимоху.
  - Вот черт! Тимоха! Об этом не подумали, в доме то никого...
  - Ерунда...
  Чернышев вскочил и, пригнувшись, побежал, что бы, сделав петлю, выйти к Тимохе со стороны дома.
  Малышев наблюдал, как из-за дома навстречу Тимохе вышел Андрей. Они о чем-то переговорили, Чернышев забрал буханку и зашел в дом. За ним наблюдал Тимоха и, убедившись, что тот скрылся в доме, убежал.
  
  За вышедшим из барака Кошельковым следовал Барин.
  - Яшка, подожди. А если он там не один? Вдруг это засада?
  Кошельков остановился, немного подумав, согласился с доводами Барина.
  - Ладно, зови разбойничков, пойдем вместе.
  Барин вернулся в барак, а Кошельков остался ждать.
  
   Чернышев и Малышев, изнывая от скуки, продолжали лежать на прежнем месте в кустах сирени.
  Наконец во дворе появились четверо бандитов во главе с Кошельковым.. Они подошли к дому. Два бандита встали под окнами, Кошельков, Барин и Гусь с оружием в руках прошли в дом.
   Малышев отполз в сторону.
  - Я звонить.
  - И оставайся там. Встретишь наших.
  
  Грузовик с чекистами и красногвардейцами подъехал к подворотне. Из кабины выскочил Кравченко. Из кузова стали спрыгивать красногвардейцы и матросы. От керосиновой лавки за всем происходящим наблюдал Тимоха.
   К Кравченко подошел Малышев.
  - Они в доме, где вчера поручика брали. Пять человек. Думаю, минут через пять выйдут.
   Кравченко сразу же начал отдавать команды.
  - Ильин, со своими прикрой дом сзади. Попов, закупорь все проходы и лазейки на улицу. Укройтесь так, чтобы не светиться, и, чтобы не спать. Яньку постараться взять живым.
   Малышев выразил сомнение.
  - Вряд ли он сдастся...
  Все участники операции быстро рассредоточились.
  
  В палисадник к Чернышеву подполз Малышев и вновь устроился рядом.
  - Успели. Все вокруг оцепили, теперь не уйдет.
  - Сплюнь. "Теперь не уйдет" сколько раз было...
  - Сколько веревочка не вейся...
  - Тихо, кажется, выходят...
  
  Из дома вышли бандиты. Они гуськом потянулись через двор. Неожиданно раздался голос Кравченко.
  - Граждане бандиты, вы арестованы, сопротивление бесполезно, вы окружены! Стволы на землю и руки вверх!
  Бандиты, не видя противника, достали пистолеты и сразу же встали в круг. Кошельков истерично крикнул невидимому противнику.
  - А вы попробуйте взять, суки гундявые!
  Кошельков со своими подельниками начали стрелять наугад по сторонам. Чекисты тоже открыли огонь на поражение. Бандиты один за другим падали на землю. Одна из пуль попала Кошелькову в плечо. Ревя, словно зверь, он стал крутиться на месте, стреляя сразу из двух пистолетов. Затем Яшка с разбегу здоровым плечом выломал несколько досок в высоком заборе и завалился в пролом.
   Вслед ему бросились Чернышев и Малышев.
  Кошельков, качаясь, бежал по узкому проходу между сараями. С разрывом в тридцать метров его преследовали Андрей и Сашка. Бандит, оглянувшись на бегу вполоборота, несколько раз выстрелил в сторону преследователей. Одна из пуль попала в Чернышева.
  Малышев, стоя на одном колене, склонился над Андреем, лежавшем на земле. Подняв голову, Сашка увидел, что Кошельков с трудом карабкался на забор. Еще мгновение и бандит уйдет. Тогда он тщательно прицелился из нагана в убегающего бандита и выстрелил. Кошельков сполз с забора на землю и, корчась на земле, с перекошенным от злобы лицом стал палить из пистолетов в воздух, пока в них не закончились патроны.
  Малышев, склонившись над Чернышевым, заботливо спросил.
  - Андрюш, ты как?
  - Плечо зацепил, сволочь!
  Тем временем мимо них к убитому Кошелькову подбежали чекисты. Попов обратился к Кравченко.
  - Смотри, Тарас, ребята самого Кошелька завалили, а ты все, - дети! Дети!
  - Жив еще, сволочь!
  Сюда же подошел Малышев, который поддерживал Чернышева. Кравченко стволом нагана указал им на Кошелькова.
  - Да-а, какого зверя вы прикончили.... Страшный человек.... Да его и человеком то нельзя назвать!
  Чернышев и Малышев внимательно всматривались в лицо Кошелькова.
   Из угла его рта тоненькой струйкой сочилась кровь. Внезапно Кошельков медленно открыл глаза. Его взгляд был переполнен ненавистью...
  
  Кравченко и Малышев помогли раненому Андрею сесть в пролетку. Они не обращали внимания на стоявшего невдалеке Тимоху, который все выглядывал. К пролетке подошел Попов с бумагами в руках.
  - Смотри, Тарас, что нашли у бандитов... Мандаты сотрудников ЧК.
  - Липовые?
  - В том то и дело, что нет. Только печать не наша, а совнаркомовская.
  - Даже так?...
  - Куда трупы девать?
  - Найди ломовиков. Кошелькова к ЧК, и кого нибудь из солдат приставь. Остальных в Шереметьевскую, в морг.
  
   Лошадь, впряженная в телегу, на которой лежало тело Кошелькова, стояла в нескольких метрах от входа в здание МЧК. Телегу охранял пожилой солдат с винтовкой.
  Мимо сновали люди, равнодушно поглядывая на тело грозы Москвы. Ковалев, проходя мимо телеги в здание ЧК, замер, узнав Кошелькова. Он, осознав, что для него уже идет неумолимый отсчет времени, нервно спросил у солдата.
  - Когда... его?
  Так, с час назад. Еще остыть не успел... Вот поставили. А чего его сторожить? Сбежит что ли?
  Ковалев, постояв несколько секунд, развернулся и, стараясь не привлекать внимания, быстро ушел.
  
  Подошедший Тимоха с папкой в руках замер у телеги. На него обратил внимание Малышев, вышедший из здания. Он, сжав кулаки, сразу же направился к мальчишке.
  - Что, тварь, попрощаться пришел со своим хозяином?
  Тимоха огрызнулся.
  - Сам ты тварь!
  - Чего? Ты заешь, урод, что из-за тебя этот упырь Андрюху ранил?
  Не выдержав, Малышев врезал Тимохе по шее так, что тот отлетел на телегу. Солдат одернул их.
  - Э-э, а ну хорош тут разборки устраивать!
  Малышев, схватив Тимоху за шиворот, оттащил в сторону к выходу и врезал ногой под зад. Отлетев на пару метров, Тимоха со слезами на глазах упрямо снова направился к входу в здание. Но у него на пути вновь встал Малышев, который схватил его за шиворот.
  - Ты, что, не понял?
  - Мне начальник чекистский нужен.
  - Тебе стенка нужна кирпичная за связь с Кошельковым!
  - Сам ты Кошельков,... Это товарищ Зустер, что бы ты знал...
  - Кто? Он?...
  - Он. Он и мандат мне свой показывал!... А вы его...
  Малышев хотел еще накостылять Тимохе, но ему помешал подошедший Кравченко.
  - А ну, прекратить! Малышев, ты чего здесь цирк устраиваешь?
  - Да, вон... Прибил бы...
  Тимоха, отбив руку Малышева, которой тот по инерции продолжал его удерживать, дерзко спросил у Кравченко.
  - Ты начальник чекистский?
  - Начальник. А что?
  - На.
  Тимоха отдал Тарасу папку и, кивнув на телегу, добавил.
  - Он просил передать.
  Кравченко, приобняв парнишку, повел его к себе в кабинет.
  - А ну пойдем.
  
   В кабинете, пока Кравченко изучал документы из папки, Малышев, явно сдерживаясь, заканчивал разговор с Тимохой.
  - Теперь ты все понял?
  - Понял... Значит, он мне врал, что возьмет в ЧК?
  - Куда?... Скажи спасибо, что к стенке тебя не поставили за связь с бандитами.
  Тимоха с ненавистью смотрел на Малышева. Тот в ответ ухмыльнулся.
  - Ты меня гляделками своими не сверли, а то я могу их и подсинить.
  - Ну и сволочь ты, Сашка!
  - Чего?
  - Ничего! Чекистом я все равно стану... Вот тогда и посмотрим, кто с синяками будет... Земля она круглая, сам говорил.
  Тимоха выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью. Кравченко отвлекся от изучения документов.
  - Куда он?
  - А-а-а, Ну его...
  - Я хотел у него спросить,... Ну, да ладно, и так все ясно.
   Малышев кивнул на папку.
  - Чего там?
  - Шпионаж в пользу Германии. Он, видно и с Кошельковым был вась-вась... Вот почему мы того взять никак не могли... Вот, тварь!
  - Кто?
  - Кто? Кто? Ковалев!... Найди Попова, надо ехать брать этого урода.
  
  
  К скучающему солдату, охранявшему тело Кошелькова, подошла Настена в черном платке.
  - Дяденька, отдай мне убиенного.
  - Да, ты, что девка? А ну иди отседова... Не положено... Удумала...
  - Отдай, дяденька... Зачем он мертвый то нужен? Я заплачу.
  Настена протянула солдату две золотые монеты, тот покосился на них и сказал уже не так уверено.
  - Так, это...не положено. Меня засудят, если я отдам... Не, девка... не могу...
   Настена добавила еще несколько монет.
  - Так ты не жди, пока засудят. Дома, поди, семья, детки...
  -Так то, оно так... И кобыла, жена писала, еще в прошлом годе околела...
  - Чего ты здесь забыл? Когда еще так подфартит?
   Солдат, наконец решившись, забрал деньги.
  - Давай, только быстро. Разбегаемся.
  Солдат быстро исчез. Настена взяла лошадь под уздцы и увела. На них никто не обратил внимания.
  Через некоторое время из здания вышли Кравченко, Малышев и Попов.
  Кравченко остановился, словно вкопанный.
  - А где?... Телега... Где Кошельков?
   Попов в недоумение покрутил по сторонам головой.
  - Так, тут был... И солдата нет...
  - Он, что... снова сбежал?...
  Малышев, сдвинув набок картуз, почесал затылок.
  - Так он убитый был... Мертвый...
  - Тогда где он? Где??? Кто проверял?... Ну, пульс там... Сердце щупал...
   Попов возмущено ответил.
  - Какой пульс? Все видели, он мертвый!
  Кравченко был близок к истерике.
  - Тогда, где Ко-шель-ков??? Попов! Хоть из под земли его достань, но что бы Кошельков лежал здесь! Мертвым!
  - Почему я?
  - По кочану! Мы с Малышевым за Ковалевым, пока и он не сбежал.
  
  
  Малышев сидел в больничной палате рядом с лежавшим на койке Чернышевым и заканчивал свой рассказ.
  - ...Только дохлый номер. Ковалев исчез. Да и черт с ним. Хоть теперь мешать не будет.
  - Рано или поздно мы его возьмем. На что Кошелек ушлый был, а взяли... Пусть и не живым, а взяли.
  - Да, нет... Не взяли.
  Чернышев от неожиданности даже привстал, забыв о ранении.
  - Как не взяли? Ты же его наповал!
  Малышев горько усмехнулся.
  - А он мертвый сбежал. От дверей ЧК пропала и телега, и Кошельков, и даже солдат, который его охранял. Тарас чуть с ума не сошел.
  В палату зашла Ольга. Малышев сразу же тактично начал прощаться.
  - Ладно, Андрюх, я пойду. Завтра заскочу, может, что новое будет. Расскажу.
  Малышев поздоровался с подошедшей Ольгой и вышел из палаты. Ольга смущено прикоснулась пальцами к руке Андрея.
  - Привет. Как ты? Болит?
  - Ерунда, нормально.
  Девушка присела на табурет, достала из сумочки воблу и две картофелины в мундире.
  - Вот. Тебе кушать надо, что бы поправиться... Вот...
  - Да не надо... Меня здесь кормят... Как мама?
  - Ей лучше, должны выписать завтра. Ты знаешь, сегодня утром зашла Луниха и принесла молока. Представляешь, молока! Что бы я маме отнесла. Почти целый литр! Я ничего не понимаю...
   - А чего тут понимать. Луниха живой человек, да только жизнь ее потрепала. В шестнадцатом году Матвея, сына казаки на Пресне зарубили. Муж еще в пятнадцатом году погиб на фронте.... Ну, ладно... Значит, Елизавете Николаевне лучше...
  - Только она молчит все время и плачет... На нее столько навалилось. Дома нет, папы нет, соседи ненавидят... Митя пропал, неизвестно, жив ли...
  - Жив Митя. Я встретился с ним, когда в Вязьму ехал.
  Ольга радостно встрепенулась.
  - Ты видел Митю? Где он?
  - Я видел его в Гжатске. Толком и не поговорили. У него все хорошо. Он приезжал в Москву, только вас не нашел. Он же не знает, где я живу.
  - Как же мама будет рада. Это для нее лучшее лекарство!
  - Да, это точно. Она сильно за него переживала...
   Ольга, выдержала паузу и, собравшись с силами, высказала все, о чем думала последние дни.
  - Андрюш, ты уж прости меня... Я сдуру тогда... Не обижайся, пожалуйста. Я даже не представляю, что бы мы делали без тебя...
  - Да перестань, ерунда какая...
  - У тебя столько головной боли от нас... Зачем тебе все это надо?
  - Зачем?... А ты не видишь?
  - Все я вижу... Ты мне... тоже... очень дорог...
  Андрей набрался смелости и, наконец, решился. Он приподнялся и голосом, сразу охрипшим от волнения, произнес заветное.
  - Люблю я тебя!... Выходи за меня замуж...
   Ольга стала вся пунцовая, она силой уложила его назад.
  - Ложись, тебе нельзя волноваться.
   Андрей вновь приподнялся и настойчиво, стараясь заглянуть в опущенные глаза Ольги, спросил.
  Ты согласна?... Согласна?
   Ольга, зардевшись еще сильнее, стараясь не смотреть на Андрея, тихо ответила.
  - Да.
   Получив заветное согласие, Андрей тут же переключился на другую проблему.
  - Только, как Елизавета Николаевна отнесется? Я для нее невоспитанный, неуч...
   Ольга успокоила его.
  - Перестань, мама тебя очень любит. Поверь мне, она будет рада... Только обещай, что не будешь за столом чавкать и схлебывать?
  - Обещаю! Я все буду глотать целиком, без звука...
  Ольга весело засмеялась.
  - Дурак... Я тебя заставлю правильно есть. Еще пожалеешь, что замуж меня позвал...
  - Заставляй, не пожалею...
  
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   СЛЕД ПОДКОВЫ
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   КРАСНЫЕ КОМАНДИРЫ.
  Последующие двадцать лет Советской России приходилось выживать в суровых условиях политической изоляции со стороны мировых держав, кардинально менять индустриальный потенциал страны. К концу 40-х годов над Европой сгустились грозовые тучи. По сути, началась вторая мировая война. Локальные конфликты затронули и СССР. События на Халхин-Голе, Раздел Польши, назревал и военный конфликт с Финляндией. Органам государственной безопасности приходилось принимать непосредственное участие в боевых действиях в качестве отдельных бригад.
  
  
  Октябрь 1939 год. Москва.
  Майор НКВД Чернышев, миновав нескончаемо длинный коридор наркомата, вышел на лестничную площадку и уже начал спускаться вниз, как обратил внимание на поднимавшегося по лестнице пролетом выше майора НКВД Малышева.
  - Малышев! Сашка!
  Малышев остановился и, оглянувшись, с радостью узнал друга.
  - Андрей!
  Чернышев почти бегом поднялся по лестнице к стоявшему Малышеву. Они обнялись. Андрей заметил, что друг поморщился от боли.
  - Цепануло где?
  - На Халхин-Голе, в самом конце, осколком.
  - Извини, не знал.
  - Да ерунда. Давай вечером у меня встретимся, посидим, а то уже лет пять толком и не общались! И Татьяна рада будет!
  - Не могу, у меня поезд вечером.
  - Куда собрался?
  - В Брест, в командировку...
  - Я сегодня встретил в Наркомате Лобова, он только вернулся оттуда. Обстановка там сложная....
  - Знаю. Я туда представителем наркома. Права неограниченные. Будем работать.
  - Еще Лобов говорил, что по оперативным данным там засветился некий Грот. Не тот ли это Ковалев? Помнишь?
  - Помню.
  Малышев и Чернышев, не сговариваясь, начали, не торопясь идти рядом вниз по лестнице. Сашка поинтересовался.
  - Как Ольга? Все в пятом отделе работает?
  - Да. Она там занимается розыском сокрытых ценностей. Анализ документов, переписки...
  - Как ваш Мишка?
  - Он постоянно у бабушки. У Елизаветы Николаевны, на Рогожке. Мы то постоянно по командировкам. В следующем году школу заканчивает.
  - Поди, в военное училище будет поступать?
  - Да нет, в строгановку собирается. Ерундой занимается... художник.... И Ольга ему во всем потакает. Да! Кстати! Ты знаешь, кто там у них участковым работает?
  - Кто?
  - Кравченко!
  - Семеныч? Он же после ранения в музее работал.
  - Не-е, он там теперь всех бузотеров гоняет... Что мы все обо мне, да обо мне.... Как ты то живешь, как Татьяна?
  Малышев хмуро, явно не желая развивать эту тему, пробурчал.
  - Нормально.
  - Что-то ты невесело отвечаешь.
  - Да, что-то не клеится. То я по полгода в командировке, то она. Ей в редакции тоже не дают в Москве засидеться. Еще были бы дети...
  - Ничего, Сань, я к Октябрьским праздникам постараюсь вернуться. Мы с Ольгой к вам придем и все наладим.
  - Вряд ли я буду в Москве. На днях отправляюсь в Карелию. Не знаю, на сколько там зависну.
  - Ну, значит, на Новый год посидим.
  
  Попрощавшись, Андрей ушел. Малышев смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за дверями.
  
  Во дворе постаревшая на 20 лет мать Ольги, ставшая уже бабушкой развешивала на веревке постиранное белье. К ней подошел Чернышев.
  - Добрый день.
  - Ой, Андрюша, здравствуй.
  - Оля еще не пришла?
  - Еще в школе.
  Они не обратили внимания на проходившую через двор Настену, которая за прошедшие двадцать лет сохранила легкую девичью походку и данную ей природой женское очарование. Она приостановилась и внимательно посмотрела на беседовавших Елизавету Николаевну и Чернышева. Затем прошла дальше.
  
   Андрей поинтересовался у Елизаветы Николаевны.
  - Что Мишка там натворил?
  - Да не там, а здесь. Со всей округи, из сараев понасобирал икон, которые повыбрасывали. И в нашем сарае развесил. Вроде, как музей сделал. А кто-то в школе донес. Вот родителей и вызвали. Собираются из комсомола исключить.
  - Н-да, музейщик... Пойду посмотрю...
   Бабушка вслед уходящему Чернышеву подсказала.
  - Ключ, как всегда.
  Чернышев подошел к сараю, достав сбоку, из под кирпича ключ, открыл замок и зашел в нутрь. Там все стены были увешаны иконами, натюрмортами. Рядом с топчаном стоял мольберт. В сарай зашла Ольга, которая с напускной строгостью поинтересовалась.
  - Изучаешь контрреволюционную деятельность сына?
  - Ты зря смеешься?
  - Ну вот, и ты туда же. Только что в школе доказывала, что иконы не только предметы культа, но еще и культурное наследие.
  - Доказала?
  - А-а, Для директора аргументом явилось только то, что я сотрудница НКВД.
  - Для меня это не аргумент. Где этот церковный деятель? Я ему сейчас литургию исполню с крестным ходом и причащением.
  - Не устроишь. Мишка убежал в клуб, это до вечера. А вечером мы уезжаем.
   Андрея насторожило произнесенное "мы". Он уточнил.
  - Что значит мы?
  - Я тоже еду в Брестскую область в командировку.
  - Ты, что там забыла?
  - Буду заниматься выборкой древнятины из брошенных усадеб, пока ничего не растащили. Думаю там много "шоколада".
  - Только тебя там не хватало. Ты хоть понимаешь, что там сейчас опасно?
  - Не вздумай это при маме ляпнуть... Опасно... Ничего опасного. Я же не собираюсь по лесам шастать... Прохоров говорил, там красноармейцев больше, чем местных.
  - Ну, ну... Ты разговаривала с матерью насчет переезда?
  - Разговаривала... Не хочет она. Привыкла здесь.
  - Ей же в нашей квартире легче будет. И горячая вода и отопление.
  - Да говорила ей. Не хочет. Что, говорит, я там буду одна в четырех стенах... Здесь, хоть с соседями пообщаюсь. Да и у Мишки здесь все друзья.
  - Сколько лет плакала, что вынуждена здесь жить, а теперь... Ладно, вернемся, я сам с ней поговорю.
  
  5 ноября 1939 год. Западная Белоруссия.
   Майор НКВД Чернышев, как представитель наркома с неограниченными правами, прибыл в район Бреста с группой сотрудников в конце сентября 1939 года. На присоединенной территории западной Белоруссии, еще недавно принадлежавшей буржуазной Польше, необходимо было наладить полноценную работу органов НКВД: укомплектовать отделения милиции, наладить оперативно-розыскную работу с привлечением беднейших слоев местного населения. Постоянно отвлекали выезды на места вооруженных стычек, которые практически ежедневно происходили в различных районах. В лесах орудовали мелкие шайки буржуазно настроенных польских националистов. Много времени приходилось уделять работе с архивными материалами, брошенными прошлой властью. Настоящей удачей можно было считать то, что были найдены, зарытые в лесу контейнеры с оперативной документацией, принадлежащей польскому диверсионно-разведывательному центру, располагавшемуся в семидесяти километрах от Бреста. Было не исключено, что в данное время, бывшие агенты спецслужб Польши работают на Англию, где обосновалась польская эмиграция. Поступившая утром шифрограмма из Москвы предписывала срочно вместе с найденными документами прибыть в наркомат.
  Во двор дворянской усадьбы заехала легковая машина, следом за ней полуторка с находившимися в кузове красноармейцами. Во дворе дымила полевая кухня. Красноармейцы-связисты разматывали бухту с кабелем. По двору то и дело проходили гражданские лица, занимавшиеся хозяйственными работами. Из легковой машины вылез Чернышев. Он размял затекшие ноги. К нему подошел старший лейтенант Лютов и, отдав честь, представился.
  - Командир роты связи старший лейтенант Лютов.
  - Майор Чернышев. Лейтенант, где у вас здесь занимается архивами товарищ Чернышева?
  Лютов уточнил.
  - Ольга Николаевна?
  - Она самая.
  - Она в доме, в библиотеке. Вас проводить?
  - Спасибо, я сам найду.
  Лютов вслед уходящему Чернышеву подсказал.
  - Библиотека на втором этаже.
  
   Ольга последние годы работала экспертом в Гохране, относившемуся к 5 спецотделу НКВД. Наряду со своими служебными обязанностями, она на основании архивных материалов, частной переписки, собирала материалы о финансовом положении известных фамилий дореволюционной России. Полученные данные анализировала с целью обнаружения возможного захоронения ценностей. Это касалось спрятанных кладов, как времен революции, так и прошлых веков. Следует отметить, что работала она не безуспешно: на основании полученных ею данных было обнаружено несколько тайников. По ее твердому убеждению, российская земля хранила в своих недрах огромное количество сокровищ. В последнее время Ольга была увлечена эпохой смутного времени, начала 17 века. Сокровища московского Кремля, вывезенные польскими интервентами, до Смоленска, где в то время находился польский король Сигизмунд, так и не доехали. Работа в этом направлении продвигалась вяло из-за малого количества архивных материалов. Все они были российского происхождения. Во всем, что было связано с вывозом из Москвы награбленного гетманом Жолкевским, не было конкретики, были лишь домыслы. После присоединения западной Белоруссии, появилась возможность покопаться в документах 17-18 веков, связанных с польской шляхтой. Здесь, в Брест-Литовске на протяжении веков переплетались интересы всех стран Европы. Документы на разных языках, сваленные в подвалах костелов, монастырей, в впопыхах брошенных дворянских усадьбах, представляли огромный исторический интерес. Ольга не преминула этим воспользоваться. Начальник 5 отдела В.Н. Владимиров, благоволивший к ценной сотруднице, разрешил командировку в Брест. Так она оказалась рядом с мужем. Правда, эта близость была достаточно условна. За эти полтора месяца они практически не виделись.
  Чернышев зашел в дом. В вестибюле, над лестницей висел транспарант. "Да здравствует 22 годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции!"
   Навстречу Андрею по лестнице сбежали два красноармейца, которые отдали ему честь. Чернышев прошел по коридору, заглядывая в двери.
  Зайдя в библиотеку, заставленную книжными стеллажами, он, наконец, увидел Ольгу. Она сидела за огромным письменным столом к нему спиной. Весь стол был заложен старинными книгами и документами. Она была погружена в работу. Чернышев тихо подошел сзади и тронул ее за плечо. Ольга, не оглядываясь, произнесла.
  - Витас, смотри, что я нашла в этой папке. Судя по проставленной дате, это письма начала семнадцатого века. Как раз то, что нужно... Попробуй мне помочь с переводом....
  Не дождавшись ответа, Ольга оглянулась и увидела перед собой мужа.
  - Ой, Андрюша! А я думала, что это Витас зашел.
  Андрей поцеловал ее в щеку.
  - Какой тут у тебя Витас объявился? Тебя даже на минуту нельзя оставить, сразу вокруг начинают всякие Витасы кружить...
  - Ничего себе на минуту! Я тебя уже неделю не вижу!
  - Ты вообще, должна на ночь уезжать в Брест. А я там был позавчера. Тобой в Бресте и не пахло.
  - Андрюш, что я буду зря мотаться, только людей загружать своими проблемами.
  - Не своими, а государственными.... Потом, здесь по ночам не безопасно!
  - Так здесь, в усадьбе целая рота базируется. Под такой охраной сам черт не страшен! Зато, я тут в семейных архивах столько ценных документов обнаружила! Ты себе не представляешь! Да еще и Витас мне очень помогал...
  - Опять я слышу про какого-то Витаса! Мальчик я не ревнивый, но могу по рабоче-крестьянски и по шее ухажеру надавать!
  - Ты с ума сошел, не дай бог, он услышит! Очень милый человек. Ему уже за пятьдесят. Ты бы знал, как он знает историю? К тому же владеет несколькими языками, в том числе, польским. Не знаю, что бы я без него делала....
  
  К двери библиотеки подошел Ковалев, которого обитатели усадьбы знали, как Витаса. Он был внедрен на эту территорию еще в преддверии раздела Польши. Ковалев уже начал открывать дверь, но, услышав голоса, замер и внимательно начал слушать.
  - Андрюш, а тебя как сюда занесло?
  - За тобой заехал. Меня срочно вызывают в Москву.
  - Почему?
  - Мы нашли схрон с документацией Польского разведцентра. С этими документами меня срочно шифрограммой вызывают в наркомат. Поедешь в Москву? Октябрьские праздники дома встретим.
  - Ой, я даже не знаю.... Здесь еще работать и работать! Столько материала!
  - Решай быстрей! Надо успеть на Московский поезд! Зато праздник дома встретим! Сейчас с собой заберешь то, что уже накопала, а если надо будет, после праздников опять вернешься.
  - Что ты меня искушаешь? Я и так соскучилась и по Мишке, и по маме...
  - Ну, так и поехали! Что ты мучаешься? Я на машине, да еще полный грузовик охраны. До Бреста домчимся без проблем, на поезд, и завтра дома. Давай быстрей упаковывай свои бумажки. Давай! Давай! Поехали! Хватит мяться.... Или ты с Витасом не можешь расстаться?
  - Дурак!
  Ольга начала собирать уже отложенные документы и книги, а Андрей отправился попробовать организовать обед своим бойцам. Когда он вышел из библиотеки, в коридоре уже никого не было.
  
  Чернышев и Ольга вышли во двор, неся перевязанные бечевкой папки. У машин красноармейцы играли в "жучка". Был слышен веселый смех. К Чернышевым подбежали два бойца.
  - Товарищ майор, давайте поможем!
  Бойцы забрали документы и понесли их к полуторке. Чернышев зычно скомандовал.
  - Хлопцы, по коням! Выезжаем!
  Ольга, вспомнив, попросила мужа.
  - Ой, Андрюша, подожди минуточку, я Витасу хоть спасибо скажу.
  
  Оля побежала назад к дому. У входа она столкнулась со старшим лейтенантом Лютовым.
  - Костя, спасибо за все! Я уезжаю, может быть, после праздника вернусь.
  - Счастливой дороги, Ольга Николаевна. Будем Вас ждать.
  - Костя, а ты Витаса не видел? Хотела с ним попрощаться...
  - Так он минут двадцать назад куда то на бричке уехал. Сначала у машин все крутился, а потом у Михая взял запряженную бричку и уехал...
  - Ну, уехал, так уехал. Костя, передайте ему от меня спасибо...
  Ольга бегом вернулась к машинам и увидела, что Андрей чем-то удручен.
  - Андрюша, что-то случилось?
  - У полуторки задний скат спустил.
  Чернышев раздраженно посмотрел на ручные часы и решительно скомандовал сержанту.
  - Мартынов, все документы в Опель. Со мной едут: Горшков и Тирмулаев за рулем. А вы меняете скат, и сразу же за нами!
  Затем он обратился к жене.
  - Давай быстрей в машину, а то на поезд опоздаем.
  Чернышев с Ольгой сели в Опель, и машина выехала со двора усадьбы.
  
  У полуторки два красноармейца меняли спущенное колесо. Один из красноармейцев, менявших колесо, обратил внимание напарника на порез баллона.
  - Тима, смотри, а скат то, кто-то ножом пропорол....
  Начавшийся дождь своей монотонностью заставлял Андрея бороться со сном. С каждой минутой это становилось делать труднее и труднее. К тому же в плечо ему уткнулась спящая Ольга.
  Через плечи Тирмулаева и Горшкова, сидевших впереди, было видно, как монотонно работали дворники, очищая лобовое стекло от моросившего дождя.
  Чернышев, посмотрев на часы, спросил у Тирмулаева.
  - Сколько еще ехать?
  - Если от такой дороги колеса не отвалятся, то с полчаса...
  - Давай, Марат, жми! Надо успеть к поезду. Очень хочется 7 ноября дома встретить!
  
  Ольга, не открывая глаз, сонным голосом произнесла.
  - Андрюш, а я Мишке к празднику подарок достала...
  - Я думал, ты уснула.
  - Уснешь тут, того гляди, голова от тряски отвалится. Сядем в поезд, завалюсь на полку, и буду спать до самой Москвы.
  Ольга сладко потянулась в предвкушении возможности выспаться. Она села поудобнее.
  - Рядом с усадьбой, в костеле была иконописная мастерская, в ней я нашла настоящие колонковые кисти. Отобрала десять штук разных размеров и экспроприировала. Все равно они бесхозные - пропадут, а Мишка знаешь, как будет рад? В Москве таких не достанешь!...
  Внезапно лобовое стекло разлетелось вдребезги. Тирмулаев, не выпуская руль из рук, стал заваливаться набок. Из его раны во лбу текла кровь. Все замелькало перед глазами.
  Перевернутый Опель лежал в кювете. Через разбитое окно Чернышев выбрался наружу. К машине со стороны недалекого леса бежали вооруженные люди.
  Сержант Горшков уже лежал в кювете, слева от машины и короткими очередями вел огонь по нападавшим. Те укрылись в небольшом кустарнике и стали вести ответную стрельбу короткими очередями.
  Чернышев из-за перевернутой машины стрелял по укрывшимся бандитам из своего ТТ. Обернувшись в сторону машины, он крикнул.
  - Оля, ты как?...
  - Нормально.
  - Быстрее вылезай! Я прикрою. Захвати автомат Марата...
  Андрей помог Ольге выбраться из перевернутой машины и забрал у нее автомат ППШ. Он взамен протянул ей свой пистолет с обоймой и подсказал.
  - Смени обойму, там один патрон остался...
  Горшков, продолжая стрелять, крикнул Чернышеву.
  - Товарищ майор, отходите, я прикрою!...
  - Нельзя! В машине документы.... Надо продержаться минут десять, наши должны подъехать!
  Чернышев оглянулся назад и увидел, что Ольга стреляла стоя, укрывшись за машиной. Он крикнул ей.
  - Ложись в кювет!
  Но было уже поздно. Несколько попавших пуль откинули Ольгу назад.
   Андрей бросился к ней. Оля умирала у него на руках. Из уголка рта просочилась струйка крови, глаза ее стекленели. В это время пуля ударила и Андрея в висок. Ольга и Андрей лежали, обнявшись в кювете, в луже....
  К Чернышевым, к перевернутой машине, к лежащему в кювете Горшкову, раскинувшему руки, бежали люди, которые, услышав звук приближающейся машины, остановились. Из-за изгиба дороги появилась полуторка с красноармейцами в кузове. Нападавшие польские националисты были вынуждены скрыться в лесу.
  
  Начальнику следственного управления
  Народного комиссариата внутренних дел
  Тов. Смирнову П.Т. от начальника
  Следственного управления НКВД
  По особому Западному военному округу
  Комиссара 3 ранга Белевича Е.Р.
  По факту вооруженного нападения на сотрудников НКВД майора Чернышева А.П., вольнонаемной Чернышевой О.Н., сержанта погранвойск НКВД Горшкова И.К. и красноармейца Тирмулаева М.Н. возбуждено уголовное дело N6431 от 05.11.39. В ходе оперативно-розыскных мероприятий выяснено следующее: По показаниям Януша Милевского, бывшего поручика польской армии, получившего ранение во время нападения и впоследствии скончавшегося в тюремной больнице г. Бреста, бандгруппа, напавшая на автомобиль, в котором следовали вышеназванные сотрудники НКВД, насчитывала в своем составе одиннадцать человек. Руководство ими осуществлял человек, называвшийся Вацлавом. Он получил сведения о времени и маршруте следования от некого Витаса Бартусявичуса, работавшего в г. Пружаны в течение последнего года библиотекарем в усадьбе Казимира Лишневского. В задачу бандгруппы входило: уничтожение сотрудников НКВД и изъятие, находившихся с ними документов. Во время нападения, ехавшие в машине сотрудники оказали ожесточенное сопротивление, в результате которого четыре члена банды были уничтожены и один ранен. Все следовавшие в машине погибли в бою, за исключением сержанта Горшкова И.К., получившем тяжелые ранения. Гражданин Бартусявичус В. к моменту приезда опергруппы успел скрыться. Ведутся его поиски, даны ориентировки во все отделения милиции БССР. На данный момент оперативно-розыскные мероприятия продолжаются.
   11.11.39. г. Брест Белевич Е.Р.
  
  
  Декабрь 1939 года. Карелия.
  В блиндаже у топящейся буржуйки капитан работал с картой, разложенной на столе, сбитом из неструганых досок. В блиндаж спустился Малышев в полушубке, запорошенном снегом. Капитан оторвался от карты и поинтересовался у него.
  - Отправил?
  - Отправил... Вернулись бы... Уже третья группа.
  - Что сделаешь... Кто думал, что будут такие потери... Кстати, прибыл к тебе старлей вместо Струкова. Волин. Ты с ним поосторожней. Я слышал, он большой любитель принципиальные рапорта строчить.
  Малышев усмехнулся.
  - Комсомолец с горящим взором.
  - Вроде того.
  
  Малышев выставил на стол фляжку, хлеб и банку тушенки. На вопросительный взгляд капитана пояснил.
  - Давай, Коль, помянем моего друга, Андрюшку Чернышева. Сегодня сорок дней.
  
  Капитан убрал со стола карту и начал открывать тушенку, Малышев расставил кружки, порезал хлеб. Он налил в кружки водку.
  - Под Брестом напоролся на банду.
  - Семья то есть?
  - Оля, жена вместе с ним погибла. Пацан остался, Мишка, пятнадцать лет... Давай, не чокаясь.
  Они выпили. В это время в блиндаж спустился Волин, подтянутый сухощавый мужчина. Он заметил характерные гримасы на лицах офицеров после выпитой водки, но не подал и вида.
  - Разрешите?
  - Проходите.
  - Товарищ майор, старший лейтенант Волин прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.
  - Я в курсе. Проходи, присаживайся. Замерз?
  - Есть немного. Не Туркестан.
  - Минус тридцать пять. Выпьешь для согрева?
  Волин с едва заметным презрением сухо ответил
  - Я не пью.
  - Это правильно. Это молодец.
  Капитан, внимательно слушавший беседу, попытался придать разговору шутливый тон.
  - Раз не пьет, значит по бабам бегает. Пойдешь, лейтенант вечерком на хутор?
  - А мне надо?
   После этой фразы Малышев, не таясь, начал вглядываться в лицо Волина. Тот заметил это и, словно читая мысли, подтвердил.
  - Да, товарищ майор, Вы не ошибаетесь.
  Малышев радостно подошел к Волину с намерением обняться.
  - Тимоха?
  Но тот отстранился и сухо, с вызовом поправил.
  - Тимофей Иванович Волин. Старший лейтенант НКВД
  Разговор прервал ворвавшийся в блиндаж старшина с винтовкой.
  - Товарищ майор, стрельба на маршруте, примерно в километре.
  Малышев встревожено уточнил.
  - Пулеметные?
  - Одиночные. Похоже опять снайпера.
  Малышев со злом ударил по столу кулаком так, что одна из кружек упала на пол, источая запах водки.
  - Все коту под хвост! Потому что нужны профессионалы! Насмотрелись киношек! Шашки наголо, ура и враг бежит!
   Капитан, остерегаясь присутствия Волина, попытался одернуть Малышева.
  - Саш, успокойся...
   Но Малышев, болезненно переживавший потери неподготовленных бойцов, вошел в раж.
  - Успокойся?... От батальона осталось меньше половины! Это как? От нас требуют тупого героизма против грамотного профессионализма противника. Отсюда и наши потери в десять раз больше, чем у финнов! В десять!
   Волин, глядя своим немигающим взглядом, жестко прервал Малышева.
  - В Красной армии героизм не тупой, товарищ майор. От пораженческого настроя до измены один шаг.
  Он не прощаясь, вышел из блиндажа. Повисла тяжелая тишина, которую прервал капитан. Он обреченным тоном обратился к Малышеву.
  - Кто тебя за язык тянул? Я же тебя предупреждал...
  - Да пошел он... Я, что не прав?...
  - Теперь наплетет и, что водку пили, и...вообще...
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ
   ЧЕРНЫШ
  
  Через год. 6 ноября 1940 год.
  Миша Чернышев, пятнадцатилетний подросток небольшого роста с бабушкой, Елизаветой Николаевной шли по дорожке Ваганьковского кладбища, засыпанной желтой, осенней листвой.
  Среди кладбищенских оград, крестов, могильных надгробий, стояли две пирамиды с красными звездами, на которых были овальные фотографии Андрея и Ольги с соответствующими надписями. Рядом с деревянной скамейкой, на могильных холмиках стояли граненые стаканы с налитой водкой, прикрытые сверху ломтями черного хлеба.
  К могилам медленно подошли Мишка и Бабушка. Мишка кивнул на стаканы.
  - Кто-то уже приходил.... Листву убрали и вот... водку поставили...
  Бабушка перекрестилась и тихо сказала, кивая головой на стопки с водкой.
  Ни Оленька, ни Андрюша, царство им небесное, никогда ее не пили,... они больше сладенькое уважали. Особенно Андрей, ну прямо, как дите малое....
  Бабушка положила на каждую могилу по несколько конфет.
  Они молча стояли, думая каждый о своем. Первой молчание нарушила Елизавета Николаевна.
  - Я в церковь зайду, свечки поставлю, да поминальную у батюшки закажу. Еще бы вчера надо было прийти.... Хорошо хоть сегодня спина отпустила.... Миш, пойдем со мной в церковь?
  - Не-е, ба, нам еще сегодня в клубе надо закончить оформление. Да и в школу Татьяна Ивановна просила зайти, помочь со стенгазетой.... Завтра же праздник.
  - Так, ты уже школу еще весной закончил, что тебя твоя классная до сих пор дергает?
  - Да, как-то неудобно отказать...
  - Так-то оно так, помогать нужно. После школы сразу домой! Нигде со своими дружками не шляйся! Саша Малышев, наверное, сегодня в гости придет.
  Мишка радостно уточнил.
  - Дядя Саша?
  - Он обычно к праздникам нам привозит продуктовые заказы из наркомата. Не забывают семьи погибших, дай бог им здоровья!
  
  Мишка и бабушка, проходя по дорожке, задержались у могилы Сергея Есенина.
  Бабушка перекрестилась.
  - Оля его очень любила.... А Андрюша больше Маяковского и Демьяна Бедного.... Да он их и не читал.... Так, услышал где-то фамилии. Ты-то хоть читал Есенина или Блока?
  - Читал. В школе проходили этого Блока.
  - Проходили... Еще хотела тебе сказать, Держись от Лещева Никиты подальше.
  - С чего? Его отец в Севастополе командир корабля, да и он сам нормальный парень.
  - Арестован его отец. Вчера Зина проговорилась. Никиту мать сюда к ней поэтому и прислала, от греха подальше.
  
  В церкви практически никого не было. Елизавета Николаевна зажгла свечку и поставила ее у образа Богоматери с младенцем. Глядя на потемневшую от времени икону, она крестилась и читала молитву, беззвучно шевеля губами.
  
  Мишка шел по тротуару мимо облезлых двухэтажных домов. Навстречу ему из-за угла выскочил приятель Лешка Чижев. Поравнявшись, они поздоровались за руку. Мишка поинтересовался.
  - Ты куда намылился?
  - Да, мать к бабе Глаше, на Рогожку послала за поддонами,... холодец разливать. Черныш, тут дело такое.... У булочной черная эмка стоит. Это не к вам приехали?
  Мишка радостно подтвердил Лешкино предположение.
  - К нам, наверное, дядя Саша приехал, друг отца!
  Чижев остудил его радость.
  - Ты сильно не радуйся. У машины Бульба крутился, его дожидался. Сейчас куда то отошел, но я думаю, вернется.
  - А зачем дядя Саша нужен участковому?
  - Может он хочет настучать, что мы позавчера у клуба со старообрядческими подрались.
  - Так, не мы первые начали.
  - Попробуй, докажи. Бульба настучит твоему НКВДшнику, тот бабе Лизе, а та всем.... Меня мать в клуб и так не очень-то пускает...
  
  Еще издали Миша увидел эмку, стоявшую около булочной. Ее всю облепили местные ребятишки. Они заглядывали в окна, а самые смелые канючили у красноармейца, сидевшего за рулем. - Дядь, прокати!.. А?... Ну, хотя бы до угла. А?
   Видя, что заманчивое, на их взгляд, предложение покататься остается без ответа, клянчили дальше. - Дядь, дай звездочку.... А?... Ну, хоть самую маленькую. А?...
  Миша быстрым шагом прошел мимо, искоса посмотрев на облепленную пионерами машину.
  Срезав путь с помощью дырок в многочисленных заборах, Чернышев забежал в свой двор. За прошедшие двадцать лет здесь мало, что изменилось. Так же стоял деревянный, двухэтажный дом. Так же весь двор был застроен сараями, в которых каждая живущая здесь семья хранила дрова, всякий ненужный хлам, а в теплое время года там даже жили. В основном это были пацаны. Живя в сарае, проще было укрыться от надзора родителей. По-прежнему, в доме числились две квартиры. Первый этаж - квартира N1 и соответственно, второй этаж - квартира N2. В каждой квартире жило по четыре семьи, одна комната на семью. Мишка с бабушкой, Елизаветой Николаевной, жили в квартире N1, на первом этаже, занимая ту же комнату, в которой еще до революции жил его отец.
  Мишка, наступив в темном коридоре на общую кошку, со стандартным именем Мурка, влетел в комнату. За столом сидели дядя Саша и бабуля, пили чай.
  -Наконец-то!.. Где тебя леший носит?.. Александр Ильич, хоть бы вы на него повлияли. В училище не поступил...
  -Там конкурс большой, а так я все нормально сдал...
  -Те, кто нормально сдали, учатся, а он целыми днями напролет носится по дворам со шпаной. Штаны не успеваю штопать. Ведь, как уличный байстрюк, ни одного забора не пропустит, для него калиток не существует, обязательно надо через забор перемахнуть, да так, чтобы за гвоздь зацепиться. Когда маленький был, нарадоваться не могли, такой ребенок был хороший. И в школу пошел сразу во второй класс.... А теперь?... Хорошо хоть в клуб художником пристроился, плакаты малевать.... Да и то - какая это работа? Часа на два сходит и опять по дворам собак гонять.
  - Ба, да хватит тебе. - Мишка скинул штиблеты у дверей, прошел к столу и пожал руку Малышеву.
  - Дядь Саш, ты хоть ей скажи - пилит целыми днями. Я, как следует, подготовлюсь и в следующем году обязательно поступлю.
  - Как же, поступит он. Чтобы поступить - нужно день и ночь заниматься, а он забыл, когда последний раз карандаш в руках держал.
  - А работа в клубе не в счет? - Парировал Мишка. - А по рисунку и композиции я в сарае почти каждый день занимаюсь.
  
  Малышев молча слушал, не встревая в разговор. Только улыбался. Широкоплечий, в ладно сидящей на нем форме, перетянутой портупеей, с орденом Боевого Красного Знамени, он, казалось, заполнил собой маленькую комнату.
  Своими детьми Малышев так и не обзавелся, видно сказались последствия тифа, которым он переболел в двадцатом году. От перепалки бабушки с внуком веяло таким теплым, таким домашним, чего у себя дома он не ощущал. Обычно те вечера, когда он бывал дома, были заполнены чтением: Татьяна, жена читала романы, а он газеты. Вместе жили скучно, монотонно и больше по инерции. В их семье не хватало таких простых, бытовых проблем, как порванные штаны, не выученные уроки, разбитые стекла...
   Посмотрев на часы, Малышев встал.
  - Ну, мне пора. Спасибо за чай. Елизавета Николаевна, вы, если что, не стесняйтесь, звоните...
  - Александр Ильич, посидели бы еще, чайку попили, так быстро уходите...
  - Посидел бы еще с удовольствием, но у меня сегодня еще много дел.
  
  Малышев, надевая шинель, обратился к Мише.
  - Миша, пойдем, проводишь меня.
  Пацаны, сидевшие на бревнах у дальнего сарая, молча наблюдали, как Мишка выходил через калитку с красным командиром. Мишка подумал, - эх, жаль, его сейчас не видит Ритка, как он на равных идет и беседует с майором НКВД. Небось, торчит у проходной, ждет своего Леща.
  Они шли степенно, не торопясь, по усыпанной осенней листвой дорожке, петляющей между деревянными домиками, палисадниками, облетевшими кустами сирени.
  Малышев прервал молчание. - Значит, все-таки думаешь опять поступать в Строгановку? А в военное училище нет желания? По стопам отца пойти...
  Миша промолчал, не зная, что ответить, чтобы не обидеть дядю Сашу отказом.
  - Ну и ладно, в стране и художники нужны. Может быть, тебе помочь с поступлением?
  - Спасибо, не надо - я хочу сам. Дядь Саш, я тебя хотел попросить в другом мне помочь, точнее не мне, а Вальке Вульфу. У него на прошлой неделе отца забрали, говорят, что враг народа. А я его знаю - классный мужик. Мы когда на футбольном поле ворота делали, никто из взрослых не пришел помочь, один он. Потом еще всех газировкой угощал. Он не может быть врагом, тут какая-то ошибка. Он же коминтерновец. Они от Гитлера сбежали.
  Малышев немного помолчал, собираясь с мыслями. Не мог же он сказать, что есть секретное указание об удалении этнических немцев из крупных промышленных центров, а судя по фамилии, Вульф - немец. Скорее всего, вслед за ним последует и его семья. Все эти меры принимаются в связи с напряженной международной обстановкой. Подписанный в сентябре пакт между Россией и Германией мог успокоить лишь простого обывателя. Малышев прекрасно понимал, что война с Германией не за горами. В последнее время участились случаи перехода границы нацистскими шпионами и диверсантами, активизировалась деятельность вражеской агентуры. Все это говорило о том, что намерения фашистской Германии самые, что ни наесть агрессивные.
  - Миша, ты уже достаточно взрослый парень и должен думать, прежде, чем что то сделать или просить о чем то. В жизни все намного сложнее, чем ты думаешь. Только в кино враг злой и сразу по его лицу можно определить, что он из себя представляет. На самом деле врагом может оказаться человек милый и добрый на вид. Сотрудники, арестовавшие отца твоего знакомого,... я подчеркиваю - знакомого, а не друга - знают, что делают. Они без нас с тобой разберутся во всем, и если он не виновен - отпустят. Человек, организовавший нападение на твоих родителей, внешне был милым и приятным человеком. Уже потом стало известно, что под личиной простого библиотекаря скрывался агент немецкой разведки Ульрих Грот. Заранее, предвидя приход Советской власти на территорию Западной Белоруссии, немецкая разведка внедрила своего агента под видом библиотекаря. Он то незаметно и проколол баллон у полуторки, чтобы Чернышевы, стремясь успеть на поезд, поехали без охраны. Этот Ульрих известен с семнадцатого года. Тогда под фамилией Ковалев он ухитрился даже устроиться работать в Совнарком. Подозревался в связях с белогвардейским подпольем в Москве, но когда мы на него вышли, ему удалось скрыться. И вот в прошлом году всплыл в районе Бреста. Я все это тебе к чему рассказываю?..
  Твоя мама не была наивной девочкой, но и она не смогла определить в нем врага.
  -Дядь Саш, а что собой представляет этот Грот?
  -Возраст - около пятидесяти лет, в совершенстве владеет языками: немецким, польским, русским, литовским. Прекрасно разбирается в истории и искусстве. Предположительно из прибалтийских немцев. Но очень много в его истории белых пятен.... О нем все можно сказать только предположительно.... Одним словом - темная лошадка. Внешне не примечательный, единственно, у него имеется шрам на шее, с левой стороны.
  Выходя из переулка, они увидели, что рядом с машиной стоит участковый и курит с водителем. У Миши похолодело в груди. Сейчас Бульба, так ребята за глаза звали участкового Кравченко из-за его имени - Тарас, расскажет Малышеву про драку со старообрядцами на прошлой неделе у клуба.
  - Здравия желаю, товарищ майор, - козырнул Бульба, - разрешите обратиться?
  - Обращайтесь товарищ старший лейтенант.
  Участковый отвел майора в сторону и стал тихо ему, что-то говорить. Миша, делая вид, что ему безразличен разговор, на самом деле напрягся, стараясь расслышать каждое слово. Он с удивлением услышал, что Бульба запросто называет майора Санькой.
  - Сань, ты не поверишь, но я утром у магазина встретил Кошелькова.
  - Какого Кошелькова?
  - Того самого... Я с ним у магазина столкнулся, аж онемел. Документы проверил. У него только справка об освобождении, выдана Кольцову Аркадию.
  - Получается, тогда не труп пропал... Выходит, он выжил?
  - Ты дослушай до конца. Да, этот Кольцов, как две капли воды похож на Кошелькова... Вот только по возрасту не подходит. Ему, судя по справке, двадцать один год. Задерживать я его не стал. Надо бы за ним присмотреть. Остановился он у Фроловой Анастасии, тридцать восемь лет, работает в пивной рядом с Сортировочной. Она здесь три года живет. Сошлась с Фроловым Иваном, взяла его фамилию. Иван в прошлом году умер, а она теперь живет одна. Живет тихо, жалоб на нее нет. Вроде, как она Кольцову матерью доводится. Сань, прокачай по своим каналам, не связана ли была Фролова с Кошельковым, уж больно сходство большое.
  - Ты своим в отделении доложил?
  - Конечно, но Миронов сказал, что пока состава преступления нет, нечего этим и заниматься, есть, мол, дела и поважнее.
  - Почему Миронов? А где Селезнев?...
  - Чистку не прошел, будь она неладна.
   Майора Селезнева не пропустила мимо очередная кампания по чистке рядов Московской милиции. На его место начальником отделения милиции назначили бывшего лихого кавалериста капитана Миронова. Мужик он был неплохой, но в специфике работы милиции - дуб дубом.
  Кравченко, хоть и не хотел, но не вытерпел, поинтересовался у Малышева.
  
  - Как я слышал, тебя тоже подчищали?
  - Да пришлось в Крестах три месяца проторчать, пока не разобрались.
  - Тебя то за что?
  - Прошлой зимой на Карельском командовал батальоном ОСНАЗа. От нас требуют и диверсий, и разведданных, а специалистов нет! Только впустую людей гробим. Ну я в блиндаже и наговорил... Наболело.
  - Настучали?
  - Знаешь кто? Помнишь беспризорника с Хитровки, Тимоху? Который папку по Ковалеву принес?
  - Ну. И что?
  - Добился своего. Он теперь старший лейтенант НКВД. А может уже ему за меня и звание повысили... Он еще тогда на меня зуб имел.
  - Как же ты выкрутился?
  - Когда Ворошилова сместили, всплыло и мое дело. Посчитали мои высказывания не вредительскими, а принципиальными. Оправдали....
  - Подфартило.
   Малышев горько усмехнулся.
   - Даже орденом наградили.... Только, тех ребят уже не вернешь...
  Он на какое-то время замолк, затем, встрепенувшись, продолжил разговор.
  - Насколько я помню, после ликвидации банды большую часть награбленного так и не нашли, а награблено было прилично... Сделаем так: я сегодня же подниму все материалы, связанные с этим делом, а ты, Тарас Семенович организуй наблюдение за домом Фроловой. Она для нас может быть даже интереснее, чем сам Кольцов.
  Бульба раздраженно ответил, - да как я организую? Сяду во дворе на скамейке подсолнухи лузгать?... Меня здесь каждая собака знает. Да и из управления наружка не пойдет... тут, как в деревне, все друг друга знают. Посторонний не впишется.
  Миша не вытерпел, подошел. - Дядь Саш, я могу последить за этим типом.
  - Ты что, подслушивал?
  - Я не специально, просто вы громко разговаривали, я все слышал.
  Взрослые переглянулись, помолчали. Малышев первый прервал паузу.
  - Семеныч, может быть это и выход... Мишка местный, тем более еще совсем пацан. На него никто и внимания не обратит.
  Миша загорелся идеей. - Конечно, никто не обратит. Я или на сарай заберусь, и оттуда буду следить, или с кем-нибудь из пацанов стану во дворе в расшиши играть...
  - Ты, пацан, будешь делать только то, что я тебе скажу, и не больше. - В голосе участкового появились железные нотки. - Если это те люди, что мы думаем, то они очень опасны, с ними игры в казаки-разбойники могут очень плохо закончиться.
  - Ты, Саня, - обратился он к майору, - сделай запрос по Кольцову и Фроловой, а по Кошелькову лучше заехать к Попову, он и эту банду тогда разрабатывал, да и память у него дай бог, лучше любого архива все разложит по полочкам. Расскажет обо всех фигурантах.
  - А он разве сейчас не в Киеве?
  - Нет, в Москве, в Лефортово живет. Я к нему в сентябре заскакивал. Хорошо посидели, старое вспомнили...
  - Семеныч, бери мою машину и дуй в Лефортово, а я Михаила проинструктирую и в управление своим ходом. Так у нас быстрее получится.
  Бульба без лишних разговоров сел в эмку и помчался в сторону Лефортово.
  - Дядь Саш, а почему он тебя Санькой зовет? Ведь он младше тебя по званию.
  - Я в восемнадцатом году, когда в ЧК пришел, у Тараса Семеновича стажировался. Это сейчас я майор, а тогда я Санькой был. Он меня с глазу на глаз до сих пор так и называет, а при посторонних по званию величает. В двадцать седьмом его из органов из-за ранения уволили, но не смог Семеныч без дела дома сидеть. Сначала в музее милиции работал, а как ввели должности участковых, упросил начальство участковым побегать...
  - А теперь внимательно слушай меня и запоминай. Ты должен занять место с хорошим обзором, но такое, чтобы тебя не было видно: или на сарае, или за забором. У тебя хорошая зрительная память. Постарайся так запомнить тех, кто будет заходить или выходить из квартиры, чтобы потом смог их нарисовать. Нас интересуют только те, кто здесь не проживает. Ни в коем случае, не вздумай за ними следить. Когда все угомонятся и перестанут по дворам бродить, тебя заменит Семеныч. Ночью и он сможет заняться наблюдением. Всю информацию передашь ему. И смотри, что бы без самодеятельности.
  -Дядь Саш, а завтра?
  
  - Думаю, до завтра все прояснится, и ты будешь, не нужен. Но если - что, то Семеныч тебя найдет.
  - Дядь Саш, а кто этот Кошельков, про которого вы говорили?
  - Яшка Кошельков - бандит, налетчик, его банда орудовала в Москве в годы революции. На их счету было десятки убийств и ограблений. В девятнадцатом году банда была ликвидирована, застрелен при задержании был и сам Кошельков. Но большую часть награбленного так и не нашли, он перед гибелью все надежно спрятал. В награбленном было много драгоценностей, изделий из золота и серебра, предметов антиквариата. Все это стоит огромных денег.
  - А этих денег хватит, что бы построить самолет, или танк?
  - Даже с избытком. На них можно обеспечить целую армию и танками, и самолетами.
  - А кого он грабил?
  - Антикваров разных, дворян...
  - Как Котовский?
  - Не совсем.... В общем, это длинная история, я тебе ее потом обязательно расскажу.
  
  Мишка перед засадой решил забежать домой и переодеться во что- нибудь потеплее, а то к вечеру будет совсем холодно, да и неизвестно, сколько придется просидеть в засаде. Он был переполнен гордостью, что ему доверили такое важное дело. Так и подмывало с кем- нибудь поделиться о поручении командира НКВД.
  От колонки навстречу шел с водой Пашка Гвоздев. Поравнявшись с Мишкой, он поставил ведра. - Привет, это к вам НКВДшник приезжал на машине?
  - Да, это приятель отца, они вместе служили.- У Мишки язык так и чесался похвастаться поручением, но он сдержался.
  Пашка потер конопатый нос. - Сегодня старообрядцы приходили. Предлагают завтра с ними в футбол сразиться.
  - Так завтра же собирались на демонстрацию идти.
  - После демонстрации, в три часа.
  - А где играть?
  - У них, их поле получше.
  - Лучше бы у нас. Там наверняка Лом с кодлой заявится. Играть не будут, а драку точно замутят, они без этого не могут. Тем более, завтра праздник - будут пьяные.
  - Они и к нам могут явиться, у них не заржавеет.
  Ломов Жорка был известный на всю округу хулиган и драчун, без него не обходилась ни одна драка. Жил он на противоположной стороне шоссе Энтузиастов. Живших там, в бараках, называли старообрядцами из-за старого названия улицы Войтовича и из-за близости к старообрядческому кладбищу. Никакого отношения к старообрядческому вероисповедыванию они не имели. В основном это были рабочие вагоноремонтных мастерских. Из года в год продолжалось противостояние между старообрядцами и гужоновцами. Гужоновцами называли живших вдоль шоссе со стороны завода " Серп и Молот", принадлежавшего до революции французу Юлию Гужону.
  Редко встречи ребят обходились без драки. И в этот раз, заранее было известно, чем закончится футбол. Но отказаться было нельзя, - сочтут трусами. А слыть трусами было хуже, чем ходить с синяками.
  - А кто идет?
  - Да почти все наши от железки до дровяного склада... Надо бы еще с Проломной пацанов позвать.
  - Без них обойдемся, они ушлые - и вашим, и нашим.
  - Мы с Назаром и Плетью решили, на всякий случай, колья приготовить. А как стемнеет, отнесем и рядом с полем, в кустах спрячем. Нам спокойнее будет... Пойдешь с нами?
  Мишка замялся. - Не, я не могу,... бабушка приболела, я обещал вечером никуда не ходить, с ней посидеть.
  Гвоздь потерял к Мишке интерес. - Ну, как знаешь, мы Солому и Чижа позовем, у них бабушки не болеют. Кольев нужно штук тридцать тащить - вдвоем тяжело.
  Мишка понял, что Пашка язвит, но настоящую причину отказа назвать не мог.
  
  В конце узкого прохода между дворами от заводской проходной к трамвайной остановке мужики распивали предпраздничную бутылку после смены. Промозглый осенний ветер не был им помехой. Около сараев Никита Лещев из второй квартиры чинил оторвавшуюся дверь. Ему помогала Рита. Она придерживала хрупкими руками доску, которую он прибивал. Рита была Мишкиной ровесницей. Раньше они дружили. Еще совсем недавно, по вечерам они в сенцах, под лестницей или в мишкиной мастерской резались в подкидного дурака. Но после того, как к хромой тете Зине из второй квартиры приехал ее племянник из Севастополя, все изменилось. Рита влюбилась в рослого белобрысого парня и не скрывала этого. Она встречала его вечерами у проходной завода, куда он устроился на работу слесарем. Сопровождала его всюду, куда бы он ни шел. Ребята, пытавшиеся подразнить парочку, получили свою порцию зуботычин от Никиты и поутихли. Кулаки у него были большие и тяжелые. Был он молчалив, независим в поступках и суждениях. Многих ребят раздражала его правильность и рассудительность. Он всегда был пострижен, аккуратно одет. Каждое утро у своего сарая тягал двухпудовые гири, а затем у колонки обливался по пояс ледяной водой. Не боялся в одиночку пройти по территории старообрядцев. И как не удивительно, они его не трогали. Нутром наверно чувствовали, что связываться с ним не стоит.
  Миша хоть и торопился, но не выдержал, подошел к ним. На какое то время замер, не в состоянии оторвать взгляд от Ритиной руки с нежными тонкими пальчиками, которые прижимали корявую, неструганую доску. Вот уж истину говорят: имея - не ценим, потерявши - плачем.
  - Привет, Никита. Пойдешь завтра в футбол играть со старообрядцами? Наши все идут.
  Рита, не отпуская доску, через плечо оглянулась в Мишкину сторону. Он, как зачарованный, смотрел на изящный поворот головы, на длинную шею, покрытую темным пушком.
  - Никита не пойдет с вами. Вам не футбол нужен, а лишь бы подраться.
  Никита, не обращая внимания на Ритино ворчание, добил последний гвоздь ловким ударом. - Не, Миш, я завтра работаю.
  - Так завтра же 7 ноября...
  - Это у всех праздник, а у нас в цехе, пока станы стоят, им профилактику надо делать. Все ремонтные службы выходят. Надо за два дня все успеть сделать. Так что - не могу. Да и Рита права: все эти встречи без драки не обходятся.
  - Ну, тогда - пока.
  
  Малышев остановил полуторку, выезжавшую из ворот станции Москва товарная, и спросил у водителя.
  - До площади Дзержинского подкинешь?
  - Садитесь. Мне вообще то на Сущевку, но крюк небольшой, закину.
  Малышев обошел машину и забрался в кабину.
  Пока ехали, он не слушал, что беспрерывно рассказывает ему водитель, а задумчиво смотрел вполоборота на улицу, которую они проезжали, и думал о своем.
  По обеим сторонам дороги были развешены красные флаги, праздничные транспаранты. Электрики заканчивали развешивать гирлянды лампочек. На стенах домов висели огромные портреты Сталина, Ленина, членов политбюро. Столица приготовилась к празднованию 23 годовщине Великого Октября.
  С тех пор, как в восемнадцатом году, он, простой фабричный паренек, пришел в органы ВЧК, многое изменилось не только в стране, но и в людях. С годами революционная романтика испарилась, осталась тяжелая, изнурительная работа. Из веселого, словоохотливого паренька он постепенно превратился в сурового, немногословного майора особого отдела НКВД. Находясь на службе в органах внутренних дел, Малышев видел, что репрессиям подвергаются не только явные враги, но и люди сомневающиеся. Он все время убеждал себя, что сложная международная обстановка не дает места сомнениям в правильности выбранного партией курса. Только безоглядная вера в товарища Сталина даст возможность молодой Советской стране, единственной в мире, выстоять в противостоянии с империалистическими державами.
   Водитель между тем делился своими переживаниями.
  - В Марьиной Роще снесли уже три барака. Всех переселили в новые дома. У нас на базе Самойлов работает, так он на Соколинку переехал. Рассказывает, что у него из крана даже горячая вода течет... Неужели правда? А Вы случаем, не слыхали, с Масловки переселять не собираются? А?...
  - Нет, не слышал...
  - Кто что говорит. Кто говорит, что всех в следующей пятилетке из бараков переселят, кто говорит - нет.
  Внезапно Малышев обратил внимание на мужчину в черном драповом пальто, который шел среди редких прохожих, двигавшихся по тротуару. На какое то мгновение мужчина оглянулся. Взгляд Малышева резануло лицо Кошелькова со зловещим прищуром. Практически сразу же мужчина свернул в арку дома. Малышев, словно завороженный, встревожено смотрел вслед мужчине. Очнувшись, он скомандовал водителю.
  - Стой!
  Водитель, ничего не понимая, резко нажал на тормоз.
  - Что? Что случилось?
  Малышев, ничего не отвечая, выскочил из кабины и побежал к арке. Он на ходу выдернул ТТ из кобуры. Две женщины, попавшиеся ему на пути, шарахнулись в сторону.
   Малышев с пистолетом в руке забежал в стандартный московский дворик, застроенный сарайчиками. Он медленно повернул голову, оглядывая двор. Никого нет. Внезапно раздался скрип двери. Малышев резко повернулся на звук и заметил легкое движение двери одного из сараев. Он, крадучись подошел к этому сараю и, держа пистолет на изготовку, резко открыл дверь. Внутри на куче досок сидела кошка и вопросительно смотрела на него.
  Малышев в изнеможении облокотился на стенку и ладонью провел по лицу, словно смахивая наваждение.
  
  Взволнованный водитель стоял у тротуара, рядом с полуторкой. Он спросил у вернувшегося Малышева.
  - Что случилось?
  - Ничего... Почудилось, что старого приятеля встретил.
  - Веселый видно ваш приятель.
  - Да уж, скучать не дает... Он неуверенно поправился. - Не давал... Поехали.
  Предъявив пропуск на входе, Малышев поднялся на третий этаж, в свой кабинет. Не успел присесть, как зазвонил телефон. Звонил помощник начальника управления, передал распоряжение, зайти к комиссару.
  В кабинете был полумрак, только на столе горела настольная лампа.
  - Разрешите, товарищ комиссар 2 ранга?
  Начальник управления, Гусев Михаил Николаевич, тучный мужчина лет пятидесяти, с залысинами на крупной голове, устало поднялся, вышел из-за стола, пожал вошедшему майору руку.
  - Проходи, Малышев, присаживайся. Ты где пропадаешь? Полдня тебя найти не могут.
  - Я предупреждал дежурного, что возьму машину и поеду к семье Чернышевых. Надо было проведать и передать продукты к празднику.
  - У Андрея, если не ошибаюсь, остался сын?
  - Так точно, сын, пятнадцать лет, проживает с бабушкой, матерью Ольги.
  - Куда собирается после школы?
  - Он окончил школу в этом году, на год раньше, при поступлении пошел сразу во второй класс. Летом пробовал поступить в Строгановку, но не прошел по конкурсу. Собирается в следующем году опять поступать.
  - Значит, по стопам отца не захотел?
  - Я с ним сегодня на эту тему уже говорил, но он упертый, весь в Андрея...
  - Ну, да и ладно... художник, так художник. Я тебя вызвал по другому вопросу. Сегодня я был у наркома. Он интересовался, как продвигается твоя идея. Расскажи мне, что уже сделано на сегодняшний день?
  После участия в боях с финнами и, несмотря на арест, Малышев нашел в себе мужество и не изменил свою точку зрения в вопросе подготовки специалистов разведки и проведения диверсий. Дилетантство в проведении войсковых операций наносило непоправимый вред, который прикрывался красивыми фразами о героизме Красной армии. Возможно, потери были бы не так велики, если бы в свое время не были бы уничтожены партизанско- диверсионные школы, организованные прославленными партизанами гражданской войны Баара А.И., Железняковым М. П. Ведь небольшая диверсионная группа профессионалов способна нанести урон врагу, эквивалентный боевым действиям целой дивизии, а то и больший. В задачу его батальона входило ведение не только боевых действий, но и диверсионно-разведывательная работа. Но из-за отсутствия необходимого опыта, практически все запланированные операции провалились. Красивое и грозное название ОСНАЗ только сотрясало звук. Эти части специализировались лишь на конвоировании и в лучшем случае прочесывании территории. У сотрудников этих подразделений не было никаких навыков ведения диверсионно-разведывательных действий. И как результат - полная беспомощность. Ведь кроме желания и героизма, присущего бойцам, нужен еще и профессионализм, а его то и не было.
  Эти проблемы не давали ему покоя. И в апреле он написал письмо на имя наркома тов. Л. П. Берия, в котором изложил свои мысли о необходимости создания на базе НКВД хорошо обученной группы сотрудников, способных вести диверсионно-разведывательную деятельность, учитывая специфику работы органов внутренних дел. Подобного рода подразделения существовали в ведении РККА, но они были предназначены лишь для выполнения заданий армейского профиля. Наркома зацепила за живое возможность иметь в своем ведомстве спецподразделение, превосходящее по своим функциональным возможностям такое же подразделение в наркомате обороны. Загоревшись этой идеей, Лаврентий Павлович издал приказ под грифом " совершенно секретно" об организации особой школы под кодовым названием " Вулкан". Начальником этой школы назначался инициатор самой идеи майор НКВД Малышев Александр Ильич.
  В его распоряжение передавалась база переподготовки комсостава погранвойск НКВД в районе Измайловской лесопарковой зоны вместе со штатом обслуживающего персонала. Так же, ему давались неограниченные права по подбору штата преподавателей необходимых дисциплин в кратчайшие сроки. Учеников, будущих диверсантов решено было набирать из наиболее способных пограничников, зарекомендовавших себя на службе по охране Государственной границы. Предполагалось использовать опыт уголовников для подготовки агентов. Этот эксперимент был достаточно рискован. Использование преступников могло быть истолковано, как вредительское и недопустимое в Советской стране. За это можно было поплатиться не только командирскими петлицами, но и головой. Малышев прекрасно понимал, чем рискует в случае малейшего прокола.
   В Москву уже были этапированы из лагерей необходимые лица.
  Хомяков Егор Матвеевич 1893 года рождения, по кличке Хомяк - медвежатник, взломщик сейфов, уголовник с дореволюционным стажем, уникальный знаток всей специфики уголовного мира. Как считал Малышев, эти знания могли оказать неоценимую услугу агентам-диверсантам при выполнении заданий на любой территории. Ведь не секрет, что преступный мир по своей сути интернационален. Уголовники способны найти себе подобных и обосноваться практически в любом населенном пункте.
  При подборе преподавателей, копаясь в архивах, Малышев натолкнулся на дело Красильникова Михаила Лукьяновича,1873 года рождения, еще до революции проходившего обучение в школе диверсантов царской армии, организованной бароном Кортом. За проведенные операции во время русско-японской войны 1905 года, войны с Германией в 1914 году, он был награжден двумя Георгиями и орденом Св. Владимира. Не смотря на то, что в годы гражданской войны он воевал на стороне красных на Дальнем востоке, в 1930 году был осужден на 15 лет за шпионскую деятельность. К удивлению Малышева, Красильников оказался жив, не смотря на свой преклонный возраст. Он был доставлен из Воркуты в Москву. При встрече Александр Ильич был поражен, увидав перед собой не могучего диверсанта, каким он себе его представлял, а маленького, сухого человека, неопределенного возраста. Ему можно было дать, как семьдесят, так и сорок лет. Держался он с достоинством, производил впечатление интеллигентного человека. Было удивительно, как Красильников, живя столько времени в нелегких, лагерных условиях, смог не только выжить, но и находиться в прекрасной физической и моральной форме.
   Малышев на минуту задумался, собираясь с мыслями, и начал вводить в курс дела Гусева.
  - База погранвойск в Измайлово, переданная в наше распоряжение, соответствует всем необходимым требованиям. Для охраны и хозяйственного обеспечения оставлен прежний штат сотрудников. Приказ о переводе их из Управления погранвойск в наше распоряжение согласован и подписан. К пятнадцатому ноября должны прибыть тридцать курсантов. Это пограничники, преимущественно сержантского состава, прекрасно зарекомендовавшие себя на службе по охране Государственной границы.
  Преподаватели утвержденных дисциплин уже прибыли. Двое из них, Красильников и Хомяков этапированы в Москву и в данный момент находятся в следственном изоляторе в Лефортово. Содержатся в одиночных камерах, что бы исключить утечку информации.
   Комиссар устало потер рукой широкий лоб.
  - Лаврентий Павлович высказал пожелание, чтобы к весенним учениям наши питомцы были готовы показать результаты обучения. Ты готов гарантировать, что твоя нестандартная методика обучения даст к весне ощутимые результаты?.. Я бы даже сказал - не ощутимые, а сенсационные.
  Малышев задумался, не зная, что ответить. Уж очень был малым назначенный срок. Но вопрос, как он понял, был чисто риторическим. Он подразумевал лишь один ответ. И ответ должен был быть без капли сомнения.
  - Так точно, товарищ комиссар, мы приложим все силы, что бы к весне курсанты были готовы выполнить поставленные перед ними самые сложные задачи.
  - И еще к тебе один вопрос: почему в расписании занятий по различным дисциплинам отсутствует такой предмет, как " Основы Марксизма-Ленинизма"? Ты, Малышев, что сума сошел?... Ты не задумывался, что рано или поздно возникнет вопрос: кого там готовят? Если преподаватели матерые уголовники и шпионы, если отсутствует идеологическая подготовка?...
  - Товарищ комиссар, при подборе преподавателей и инструкторов, и при составлении плана учебного процесса, я исходил из того, что, учитывая секретность мероприятия, количество сотрудников, имеющих отношение к " Вулкану" должно быть максимально малым. Учитывая ограниченность во времени, отдать все силы специальным дисциплинам... Мы же готовим не политработников, а диверсантов.
  - В отношении ограничения допущенных лиц ты прав, а в остальном твоя позиция... Гусев задумался, подбирая определение, но в голову лезли слова, после которых до суда оставался один шаг.
  -Вставишь в расписание занятий недостающее, а преподавать основы Марксизма будешь сам. И запомни, - этот вопрос не обсуждается. Так же во время занятий необходимо полностью исключить все термины, связанные со словом партизаны. Определение " партизаны" предполагает ведение в случае войны боевых действий на нашей территории и вызывает пораженческое настроение. А, исходя из сущности Советской военной доктрины, в случае агрессии империалистов, войну мы будем вести наступательно, перенеся ее на территорию противника. - Отчеканил, как на политзанятии комиссар.
  - Все понял?
  - Так точно.
  - Тогда можешь быть свободен.
  - Товарищ комиссар, у меня есть просьба.
  - Что за просьба?
  - До начала занятий еще девять дней, в принципе у нас все готово... А тут такое дело: в Москве объявился предположительно внебрачный сын Кошелькова...
  - Какого Кошелькова? Яшки?
  -Так точно. По крайней мере, внешнее сходство очень большое.
  -Откуда такая информация?
  - С ним на улице столкнулся Кравченко...
  - Тарас? Он разве не на пенсии?
  - Так точно, Тарас Семенович. Он сейчас в районе площади Ильича участковым. По его словам сегодняшний фигурант, Кольцов Аркадий, как две капли воды похож на бандита Кошелькова. Недавно освободился из колонии и приехал, предположительно к матери, некой Фроловой...
  - Что- то у тебя все предположительно
  - Так информация только сегодня поступила. Я дал Кравченко нашу машину - он поехал к Попову. Лучше его никто не помнит всех деталей. Я же собирался сделать запрос по Кольцову и Фроловой.
  - Передай дежурному, что это мое распоряжение - так быстрее будет.
  Только в толк не возьму, почему ты занимаешься этим делом? Наше управление уголовниками не занимается. Или я ошибаюсь?
  - Никак нет, не ошибаетесь, но в деле банды Кошелькова осталось много белых пятен. Большая часть награбленного так и не была найдена. Была версия о связи банды с германскими спецслужбами, в частности с Ковалевым-Гротом, но с гибелью при задержании Кошелькова и его подельников, все нити обрубились. Недавние данные об утечке информации о перевозке военных грузов по железной дороге, предполагают наличие немецкого агента или агентурной сети, связанной каким либо образом с железнодорожными перевозками. А в районе проживания Фроловой проходят сразу несколько железнодорожных веток разных направлений. Если подтвердится связь Фроловой с бандой, то не исключено, что и версия о наличии агента в том районе найдет свое подтверждение. Она в данный момент работает в пивной на Проломной улице. Эту пивную посещают рабочие железнодорожных мастерских и товарных, сортировочных станций Курского, Горьковского и Казанского направлений. А мужики, попив пивка, или еще чего покрепче, любят пообсуждать производственные проблемы. Для немецкой разведки такая пивная просто клад.
  - Все эти твои предположения за уши притянуты....Но ты меня убедил. По Кошелькову-Фроловой необходимо определиться в течение пяти - шести суток. Если там проклюнется что-то серьезное - создадим оперативную группу или нашу, или из контрразведки, в зависимости от результата. Но ты при любом исходе будешь заниматься "Вулканом". Все, можешь быть свободен.
  
  Мишка забежал в комнату. Пока бабушка была на кухне, быстро собрался. Переобулся в хромовые сапоги, которые остались от отца, надел теплый свитер. Хотел, было взять бинокль, но передумал. Сунул лишь в карман куртки перочинный нож с двумя лезвиями. Его три года назад ему подарили родители на день рождения. Он хотел уже уйти, как в комнату вошла бабушка. В руках она держала большую тарелку с пирогами.
  - Либманы напекли, угостили.
  Между соседями царило неписаное правило делиться между собой. Если, кто-то варил холодец, то варил побольше, учитывая то, что нужно поделиться с соседями. Угощали друг друга и пирогами, и вареньем, и салом, если его кому- нибудь присылали из деревни. Вот и сейчас бабушка угостила соседей теми продуктами, что принес Малышев. Ее в свою очередь угостили пирогами. У тети Сони Либман, Ритиной мама, они на удивление получались вкусными. Мишка схватил еще горячий пирог, сразу откусил - пирог попался с капустой.
  - Сядь и поешь по человечески, а не на ходу глотай.... Куда это ты уже собрался?
  - Да с ребятами договорились у Татарина в подкидного поиграть. - Соврал Мишка.
  - На, занеси Вульфам. - Бабушка быстро положила в бумажный пакет три банки консервов, половинку батона колбасы, пару горстей конфет из того набора, что принес дядя Саша, и все сунула внуку в руки.
  Мишка уже начал ломать голову, какую найти причину, чтобы отказаться от бабушкиного поручения, как вдруг до него дошло: Вульфы ведь жили в одной квартире с тетей Настеной Фроловой. На улице он ловко перемахнул через заборчик палисадника, не обходить же вокруг. Бабки, сидевшие на скамейке у крыльца, в ответ на его невнятное " Здрассе" заворчали. - Не ходится им, как всем людям, только через заборы, через сараи... Вот она нонешняя молодежь, не то, что раньше ... Что из них может вырасти? Только жиганы... Прости меня господи! В данный момент Мишка для них, почему- то олицетворял всю молодежь.
  
   Дверь открыл Валька. На самом деле он носил имя Вилли, но после переезда в 1933 году из Германии в Москву, окрестная детвора стала его называть на русский манер - Валькой. В Советский союз они переехали вынуждено. После того, как в Германии к власти пришли фашисты, на немецких коммунистов начались гонения. Их семья, как и тысячи других, при помощи Коминтерна смогла перебраться в СССР. Сам, Генрих Карлович, инженер по образованию, стал работать на одном из московских заводов. Его жена Кэтрин устроилась переводчицей в конструкторском бюро. Сын Вилли стал ходить в московскую школу. Он быстро освоил русский язык, и разговаривал абсолютно без акцента. Единственно, что его отличало от местных мальчишек, это то, что он даже за глаза называл родителей папой и мамой, а не как все, отцом и матерью. После ареста отца Валька практически не выходил на улицу гулять. Сразу из школы шел домой. Перестал ходить и в секцию бокса, в которой прозанимался три года.
  - Здравствуйте, - поздоровался Мишка, - вот вам бабушка передала.
  К дверям подошла тетя Катя, Валькина мама. Ее было не узнать: всегда веселая, приветливая, сейчас она выглядела старухой. На висках появился налет седины, под глазами темные круги. И комната, и люди, жившие здесь, были пропитаны духом обреченности. Мишке стало не по себе. Он торопливо отдал кулек тете Кате, стараясь не соприкоснуться руками. На глазах у нее выступили слезы.
  - С наступающим вас, ну все, я побежал, а то уже опаздываю... - Попрощался Мишка, стараясь не смотреть им в глаза, и, не оглядываясь, вышел в темный коридор. Он постоял, собираясь с мыслями. Надо было придумать причину, что бы зайти в комнату к Фроловой, но как назло, в голову ничего путного не приходило. С общей кухни было слышно шипенье, кипенье, звяканье кастрюль. Здесь, как и везде была предпраздничная суета. Тут Мишку осенило. Он подошел к комнате тети Настены и прислушался. В комнате были слышны голоса, но о чем говорят, разобрать было невозможно. Мишка постучался и, не дожидаясь разрешения, вошел. В тесной комнатке, заставленной мебелью, за столом сидели тетя Настена, молодой парень в майке и тетя Катя Будениха. Вот он, тот бандит, за которым надо следить. Мишка, стараясь не глядеть на парня, который вопросительно на него смотрел, не отрываясь, обратился, почему-то к Буденихе, хотя изначально хотел спросить у тети Настены. - Теть Кать, у вас случайно не найдется пары лотков для холодца? А то у бабушки не хватает, во что разлить.
  - Миш, у меня есть, но мне самой нужны, тоже варю. А что это ты у меня спрашиваешь, ведь зашел к Настене?..
  Мишка быстро нашелся. - Я к вам зашел, а в комнате никого нет. На кухне сказали, что вы у тети Настены сидите...
  В разговор встряла Настена. - На, возьми мои. Она достала из ящика буфета два небольших алюминиевых поддона и протянула их Мишке. - Только назад не забудь принести.
  - И чтобы с холодцом. Хохотнул парень, обнажив фиксу. Он придвинул к столу еще стул. - Садись, пацан, врежь парцайку ханки за то, что я с кичи откинулся. Он стал наливать в граненую стопку водку.
  Мишка замялся. - Да я не пью...
  - Водку не пьют только лошади, и то, только потому, что им никто не наливает.
  Настена засуетилась, пододвигая тарелки с нарезанной колбасой и селедкой. - Правда, садись Миша, выпей хоть портвейнчика. Она была уже изрядно навеселе. Вот сыночек из тюрьмы вышел, не за что шесть лет отсидел.
  
  Будениха, вздохнув, добавила. - От сумы и от тюрьмы не зарекайся... все под богом ходим...
  Как Мишка не отнекивался, пришлось согласиться. Он снял куртку, повесил на вешалку у дверей и, не разуваясь, прошел к столу. Присел на край придвинутого ему скрипящего стула. Поднял стакан с уже налитым портвейном. - За возвращение. Чокнулся со всеми, выпил, и стал есть наложенные ему в тарелку салат, колбасу и селедку. Про него как будто забыли и продолжали свой разговор. Миша не все понимал из разговора, но старался не пропустить ни одного слова.
  Пьяненький Кольцов, жестикулируя руками в наколках, говорил больше себе, чем присутствующим - Я эту тварь все равно найду, из под земли достану. Я об этом шесть лет мечтал...
  Будениха пыталась его успокоить. - Аркашенька, ты бы не горячился, а то новую беду наживешь. Того типа теперь не найдешь. Тоже, небось, бродяга беспаспортный, как и тот, которого ты.... Да ты его и в лицо, наверное, толком не видел, ведь темно же было. Со зла угробишь невинного человека.
  - Кто не помнит? Я? Да я его на всю жизнь запомнил. К тому же у него на щеке или на шее должна после меня отметина остаться. Вот здесь... - Аркадий провел пятерней по левой щеке. - Я же, пока он меня не вырубил, и ему успел трубой накатить. Жалко только вскользь, а то бы и он вместе с тем рядом лег. Лягавые, твари, не могли разобраться, что к чему. Из меня крайнего сделали. Им лишь бы дело закрыть. Кстати, мать, ты знаешь, кого я в лагере встретил?.. Тюрина. Он в монастырских бараках комендантом был. Теть Кать, ты его тоже знаешь.
  - Ивана Игнатьевича?
  - Да, его. Он по 58-й чалится, враг народа. Так вот мы с ним там пообщались. Он мне сказал, что те типы скорее всего не в сарае что-то воровали, а искали подземный ход.
  - Какой еще подземный ход?
  - Он говорил, что на месте нашего сарая раньше была часовня, а по рассказам тех монахов, которых он еще застал, раньше был подземный ход из монастыря и аж до Кремля. Один из выходов на поверхность был и в этой часовне. Так что это были не бродяги, и я эту тварь все равно найду. После праздника смотаюсь к монастырю, посмотрю там, что к чему. А, может и завтра... Зря ты, мать оттуда сюда перебралась. Я наш домик весь свой срок вспоминал. Как там было клево.... А сейчас там кто нибудь живет?
  - Кто там будет жить? Не дом, а одно название. Зимой не протопишь, кругом одни щели, сразу все тепло выдувает. Из него керосиновую лавку сделали. А в сарае нашем новый комендант инвентарь хранит - метлы, лопаты, грабли.
   - А ту гадину я все равно найду...Аркадий встал, взял со стола нож инкрустированный золотом, с двуглавым орлом на рукояти, батон колбасы. - Пойду еще колбасы порежу, - и пошел из комнаты на кухню.
  - Ой, Насть, как бы Аркашка чего не накуролесил, злой на всех, как собака. Ты уж его бы попридержала, пока он в себя после тюрьмы не придет, а то ведь и до новой беды недалеко. Нож страшенный из рук не выпускает, так с ним и бродит, как вурдлак, вроде, как ищет, кого бы зарезать.
  - Тяпун тебе на язык!.. Ни какой он не злой. Любому было бы обидно ни за что на лесоповале шесть лет отпахать...
  Мишка чувствовал себя, как в чужой тарелке, да и смущало указание Малышева не подходить близко ни к Кольцову, ни к Фроловой, а он с ними за стол уселся. Если Бульба раньше времени появится, то попадет ему за самовольство. - Теть Насть, спасибо, я пойду, а то бабушка ждет.
  - Да, Мишенька, иди, если что надо будет - заходи.
  Одеваясь у дверей, он продолжал прислушиваться к разговору женщин.
  - Ой, Кать, не знаю, пропишут его у меня или нет...
  - Должны прописать, он же не враг народа.
  - Он еще, паразит, не успел появиться, как Гальке начал глазки строить. С кухни не вылезает. Что сейчас нельзя было колбасу здесь порезать? Так нет, надо на кухне, да не простым ножом, а чтоб с инкрустацией. Лишь бы перед ней повыпендриваться. Ее Федор узнает, опять беды не миновать. Аркаша до тюрьмы был не подарок, а теперь и вовсе...
  - Я что- то раньше этого ножа у тебя и не видела. Откуда он у тебя взялся?
  Настена с неохотой ответила.
  - Да он уже давно у меня. В буфете лежал. Я им ни когда и не пользовалась...
   .Мишка только на улице вздохнул с облегчением. Теперь надо было найти место для засады.
  У крыльца, не смотря на начинавший накрапывать дождик, на скамейке продолжали сидеть бабки.
   Они замолчали, наблюдая за Мишкой, проходившим через двор. Пришлось забираться на сараи, стоявшие в ряд напротив дома, сзади, со стороны смоловаренного завода. Предварительно он спрятал поддоны под лежавшие у забора доски, затем протиснулся в щель между забором и сараями и ловко вскарабкался на крышу. Она предательски заскрипела. Казалось, этот скрип было слышно за версту, Мишка, широко раскинув ноги, улегся и огляделся. Отсюда было хорошо видно и входную дверь, и крайнее слева окно комнаты Фроловой. Неожиданно он увидел в окне второго этажа переодевающуюся женщину. Его взгляд обожгла белизна женского тела. Мишка кубарем слетел с сарая назад, вниз. Он даже взмок, представив, что его могли увидеть из окон второго этажа. Подумали бы, что он за переодеваниями баб подглядывает. Позор на всю жизнь!..
  Необходимо было что-то придумать. Он огляделся, на глаза попалась железная арматурина, присыпанная листвой. Мишка взял ее, продел между неплотно прибитыми досками задней стенки сарая и тихонько надавил. На удивление, одна доска легко поддалась и отвалилась практически без звука. Он пролез в образовавшуюся щель и огляделся. Сарай был просторный, наполненный всякой всячиной. Слева были аккуратно сложены дрова. Справа стоял верстак, который в случае необходимости мог служить и топчаном для сна. К нему был прислонен щит, сбитый из досок, непонятного предназначения. Рядом стоял огромный сундук. Мишка попробовал, взявшись за одну из ручек, подвинуть его. Сундук поддался. Тогда он подтащил его к стенке, рядом с входной дверью, уселся и в достаточно приличную щель выглянул наружу. Бабок на скамейке уже не было. Их место заняли Глухой и Семка. Глухой - был старый дед, потерявший свой слух, работая на заводе еще при Гужоне. Он, почему- то стеснялся своей глухоты, и старался не показывать вида, что не слышит. Всегда поддерживал разговор, что бы не выдать своего недуга и, как правило, не впопад. Семке было далеко за пятьдесят, у него было три дочери, которые уже все были замужем и нарожали ему внуков и внучек, а его все продолжали называть Семкой. Слыл он жутким пустобрехом. Никогда и нигде не воевавший, он при разговоре всегда вставлял туманную фразу, из которой незнающий его человек мог понять, что он хорошо знаком и с Буденным, и с Ворошиловым, с которыми он воевал на гражданской. В свое время, проработав два месяца на " Серпе " экспедитором в отделе снабжения, он до сих пор считал себя металлургом, ежегодно отмечая профессиональный праздник. Его отличительной чертой было то, что у него были постоянно развязаны шнурки. Даже если он их завязывал, то они, как заколдованные, развязывались через две минуты. Разговор их был удивителен и неповторим. Cемка пытался убедить Глухого, что верить Гитлеру нельзя, что он при случае об этом скажет и Семену Михайловичу, и Климу. На что, Глухой ему поддакивал и говорил, что раньше лето было - так лето, а зима была - так зима, а сейчас...
  Семка продолжал проводить свою политинформацию.
  - Они к моему мнению еще с обороны Царицына прислушиваются.... Щас-то уже реже встречаемся, они там, в Кремле с товарищем Сталиным все заседают.... А раньше-то бывало, чуть ни кажный божий день виделись...
  - Ну, да, конечно рыбалка уже не та. Бывалыча, в Яузе вот таких окуней ловили... Жуть!
  Глухой показал размер рыбы, водившейся раньше.
  Семка, не обращая внимания на потрясающие размеры, посвятил собеседника в свои планы. - После праздника надо будет заглянуть к Климу, пока он без должности...
  - Ась?
  - Говорю, хочу к Ворошилову зайти! Давно не виделись! Хочу увидеть!
  Семка от своих криков начал кашлять. Прокашлявшись, он уже тише произнес.
  - Что бы с тобой разговаривать, нужна луженая глотка...
  - Что? Водка?... А есть?...
  Усилившийся дождь вынудил их прервать увлекательную беседу и пойти домой. Двор опустел. Начинало смеркаться.
  Мишка подумал - как хорошо, что я спрятался в сарае, а то уже бы промок.
  Из дома вышла Будениха и направилась к сараю, где он сидел в засаде.
  Мишка заметался, надо было куда то прятаться. Он быстро залез за деревянный щит, стоявший у верстака, поджал ноги и притаился, стараясь не дышать.
  Сначала лязгнул замок, потом заскрипела открывающаяся дверь. Мишка слышал, как Будениха чем- то громыхнула, что- то передвинула, затем в сарае повисла пауза...
  В это время на улице послышалась песня. - Мы красные кавалеристы и про нас...
  Опять скрипнула дверь, лязгнул замок...
  Будениха, подбоченясь, занялась встречей мужа.
  - Жду его, думала придет трезвый, поможет.... А он?... Холодец надо разбирать, салат делать, а он зенки свои наглые залил и песни орет. Герой хренов...
  - Имею право отметить наш пролетарский праздник! За что кровь проливали?..
  - У всех праздник завтра, у одного тебя он уже сегодня начался! Давай иди домой, спать ложись. Черт хромой, пока кастрюлей не огрела...
  - Ты это кому указываешь, гадина поганая? Мне?.. Я спать лягу, когда захочу, и ты мне не указ. Как пригрел тебя, - так и выгоню к чертям собачьим в три шеи... Они, ругаясь, зашли в дом.
  Мишка вылез из укрытия, перевел дух. Выглянул в щель. Тетя Катя Будениха, продолжала отчитывать своего мужа. Дядя Коля Рубцов в гражданскую войну воевал в первой конной армии Буденного. Вернулся домой на протезе, но с орденом Красного знамени и именной шашкой. Своим героическим прошлым он очень гордился. Иногда, если сильно перепьет, выскакивал, скрипя протезом, во двор с шашкой наголо порубать всех буржуев. Буржуев во дворе не было и приходилось, хромая возвращаться домой. Работал он вахтером на товарной станции. Там любили послушать его байки про гражданскую войну. А чтобы рассказы были поинтереснее - ему наливали. И как результат, домой с работы он постоянно приходил пьяный, напевая по дороге одну и ту же песню. К нему прицепилось прозвище - Буденовец, а к тете Кате, соответственно - Будениха.
   Двор опустел. Совсем стемнело. Через двор прошли, переговариваясь, ребята с охапками толстых кольев.
  Через какое-то время в доме послышались крики, и, хлопнув дверью, сначала на улицу выбежала Будениха, а следом за ней со своей шашкой и сам орденоносец. Она с криками - Убивают! А он с криком - Убью!
  Следом из дома вывалили соседи. - Егорыч, ты что очумел? - Успокаивали Буденовца.
  - Ведь хотел по человечески, думал - выпью стопочку, поужинаю, да и лягу спать, а она все спрятала.... От кого? От меня? Она, тварь забыла, что не я к ней, а она ко мне пришла жить... Я, что ей собака подзаборная, что в своем доме и выпить не могу...
  Буденовца, причитающего о несправедливом к себе отношении, увели домой.
  На крыльце осталась тетя Настена и баба Нюра. Из за угла появилась растрепанная Будениха.
  - Кать, ты чего завелась? Не тронь дурака, себе дешевле...
  - Достал уже. У всех нормальных людей праздник только завтра, а у него каждый божий день. Ведь ни дня не пропустит, что бы ни выпить...
  - Настен, вынеси мне мое пальто, пойду к Прохоровым в монастырь переночую.
  - Иди лучше ко мне, что тебе туда переться.
  - Не-е, мой и к тебе припрется, а там еще и твой Аркашка, тоже пьяный, да еще злее моего - так и ищет, кого бы угробить...
  Ты бы на Аркашу напраслину не возводила бы, - обиделась Фролова и пошла за пальто.
  Когда, одевшись, Будениха ушла, Фролова, оглянувшись по сторонам, пристроилась, приподняв подол мочиться прямо перед Мишкиной щелью.
  Вечерняя жизнь шла своим чередом. Из клуба после вечернего сеанса стали возвращаться домой люди. Сначала пробежала стайка пионеров, с восторгом комментируя фильм про трактористов. Потом зашли домой Буровы из второй квартиры. По тихим звукам шагов Мишка догадался, что во двор зашел еще кто-то. Через щель не было видно - кто. Шаги замерли в темном углу между сараем и забором. Наступила тишина. Мишка интуитивно догадался, - целуются. Интересно, кто же?
  Через некоторое время он услышал голоса. Мишка хоть и предполагал, что что-то подобное происходит, но, столкнувшись на деле, пришел в оцепенение: это были Рита и Никита...
  Он прислушался.
  - Рит, ты меня извини, но я не могу с тобой встречаться.
  - Тебя, что трогают эти детские дразнилки?..
  - Нет, не в них дело.
  - А в чем тогда?
  - Пока не отпустят и не оправдают отца, я не могу никого подставлять. Ведь если меня заберут, то и ты вместе со мной попадешь в органы...
  - Никита, а я не боюсь. Я с тобой хоть на край света... Я читала, что жены декабристов вслед за своими мужьями в Сибирь добровольно уходили, вот так и я... если что.
  - Какая же ты еще глупенькая.
  Опять наступила тишина. Снова целуются, - с ненавистью подумал Мишка.
  - Вот если бы наступила война, я бы тогда доказал всем, что в нашей семье нет врагов народа. Я бы добровольцем ушел на фронт и делом бы доказал, кто я есть, и что таким меня отец воспитал. Сразу бы все сомнения у кого надо отпали бы.
  - Никита, может быть с Чернышом поговорить, у него же и отец и мать были НКВДшниками, да и сейчас над ними органы шефствуют? Может он поможет с твоим отцом разобраться. Он ведь нормальный парень.
  Никита неожиданно вспылил. - Не надо ни у кого ничего просить. Я тебе по секрету все рассказал, а ты уже готова со всей улицей поделиться.
  - Я не со всей улицей, а только с Мишкой...
  - Не надо, пусть себе рисует свои натюрмортики.... А со своими проблемами я сам разберусь.
  - Никита, что ты завелся? Я же хотела как лучше...
  - Не надо мне твоего лучшего. Пойдем по домам, уже поздно, а то мне завтра рано вставать.
  Судя по удалявшимся шагам, они ушли домой.
  Натюрмортики...- Мишку в самое сердце поразило такое пренебрежительное к себе отношение. - Натюрмортики.... А сам то ты хоть что-то можешь? Только гири тягать. Для этого много ума не надо.
  Ладно бы еще Лещ, а Ритка?... Все слова про него восприняла как правильные, ведь ни слова не сказала в его, Мишкину, защиту. Это больше всего бесило. Выйти бы, да в глаза ей посмотреть. Только что, - нельзя.
  Мишку трясло от негодования, когда послышался тихий свист. Он в ответ тоже тихонько свистнул. К сараю неслышно подошел Кравченко.
  - Тарас Семенович, я здесь.
  - Как ты туда забрался?
  - Сзади доска выломана.
  Кравченко, не смотря на свою грузную комплекцию, практически не слышно пролез в сарай.
  . Семеныч был без формы, в телогрейке. На ногах были такие же хромовые сапоги, как и у Мишки.
  - Ну что?
  - Тихо, они не выходили, чужих никого не было. Вон их окно, крайнее слева.
  - Жалко занавески зашторены, не видно, что в комнате делается.
   Мишка благоразумно промолчал, что был у них дома.
  - Ну, все, спасибо, иди домой.
  - А завтра надо будет дежурить?
  - Нет, не надо. Я, наверное, напрасно всех всполошил. Для очистки совести подежурю ночь, а там будет видно... Утро вечера мудренее.
  
  
  Мишка тихо прошел по коридору к своей двери и тихонько, стараясь, чтобы она не скрипнула, открыл ее и вошел в комнату. Бабушка еще не спала. Она сидела со старым потрепанным томиком Пушкина, придвинувшись, как можно ближе к столу, где стояла настольная лампа, освещавшая тусклым желтым светом страницы книги.
  - Наконец-то явился. Я уж думала ты сегодня вообще не придешь. Есть будешь?
  - Не, бабуль, не хочу. Надо ложиться спать, завтра рано вставать - на демонстрацию с ребятами пойдем.
  Мишка быстро разделся и шмыгнул под одеяло уже разобранной своей кровати. Настроение было паршивым, из головы не уходил разговор Риты с Никитой. Покрутившись на подушке, он поднял голову. - Ба, а расскажи еще раз, как мама с папой познакомились.
  - Ты же спать хотел?
  - Да что-то не спиться.... Расскажи еще раз.
  Елизавета Николаевна отложила книгу на стол, покрытый потертой клеенкой, сама отодвинулась чуть-чуть в сторону от стола, чтобы свет лампы не бил в глаза.
  - Время тогда было тяжелое... даже не тяжелое, а скорее непонятное. Все вдруг разделились на бедных и богатых, на русских, евреев и немцев. Откуда-то у людей, раньше добрых и приветливых, появилось столько злобы, что, казалось, она хлестала через край. Было просто страшно жить. Было страшно выходить на улицу. Стук в дверь вызывал ужас. Я в то страшное время больше всего переживала за Олю, она была такая глупая и доверчивая. Восторженно относилась ко всем революционным событиям, что происходили в стране. И ведь большая уже была девочка, должна была понимать, что восстания приносят лишь беду. Так было и во времена Разина, Пугачева.... У моей бабушки по материнской линии, Головниной Софьи Андреевны, тогда в Симбирске жениха повесили... Ни за что, лишь за то, что был офицер, поручик... Просто покуражились... Нет страшнее ничего, чем бунты и восстания, когда, словно одурманенные зельем брат встает на брата. А Оля Андрею еще до революции глянулась. Он из-за нее даже на раскопки тогда напросился. Николай Савельевич, дед твой все Литовский тракт искал...
  Мишка прервал рассказ бабушки. Привстав, он спросил.- Ба, а правда, что бандит Кошельков всю Москву в страхе держал?
  - Что это ты на ночь глядя такое поминаешь?
  - Да так, услышал о нем и решил спросить...
  - Их тогда, в семнадцатом, этих нелюдей развелось больше, чем тараканов. Каждый день только и слышно - убили, ограбили... Убили, ограбили... в Москве тогда злобствовали шайки и Кошелькова, и Сабана, и Черного... На них столько крови, что не приведи Господи... Все! Даже не хочу про них, упырей на ночь, глядя говорить...
  - Ба, ну и леший с ними, рассказывай дальше про маму...
  - Сбил с этим Кошельковым, а теперь опять, рассказывай... Андрюша к Оле и так, и сяк. Оля то была девушкой строгих правил, не то, что нынешние вертихвостки...
  Елизавета Николаевна обратила внимание на внука. Мишка уже спал. Бабушка встала и заботливо поправила одеяло.
  Уютно, свернувшись клубочком под ватным одеялом, Мишка и не заметил, как заснул под бабушкин рассказ. Снилось ему, как Никиту, перепоясанного пулеметными лентами, в тельняшке и почему- то в одних трусах, совсем не обращая ни на кого внимания, жадно ласкала Рита, бесстыже залезая руками к нему под тельняшку. Она тоже была лишь в черных сатиновых трусах и в тельняшке. За ними сидел в груде сверкающих драгоценностей, развалившись, Аркашка Кольцов совсем голый, весь в наколках. Он нагло щерился, блестя своей фиксой.... Очень хотелось им сказать, - что же вы делаете? Но рот был словно набит ватой, из него не вырывалось ни звука...
  
  Мишка проснулся от ощущения полной беспомощности. На улице было еще темно. На кухне уже с утра была толчея. Из черной тарелки репродуктора хрипло звучала торжественная музыка. Словно, подпевая ему, шипели примусы, кипели чайники.
  Мишка, подойдя к рукомойнику и с удовольствием фыркая, стал умываться.
  В дальнем углу на табурете с самокруткой сидел Семка, который пытался раскрутить Иосифа Либмана на сто грамм.
  - ... В таком виде и состоянии идти на демонстрацию кощунство над пролетарской революцией!
  Тетя Соня попыталась его одернуть.
  - Семка, угомонись! Тебе с утра не терпится зенки залить.
  - Кому? Мне? Да мне сто лет этого не надо! Я переживаю за моральный облик строителя социалистического общества!
  Иосиф тоже попытался тактично угомонить бузотера.
  - Сем, мне на демонстрации не отдыхать, а играть...
  - Вот! Вот именно! Играть! Как можно играть на трандоне, не подняв с утра настроение? Семка сделал попытку найти себе союзника и обратился к Елизавете Николаевне.
  - Вот ты, Николаевна, скажи им, разве раньше такое было?
  Иосиф, не выдержав, поправил Семку.
  - Не трандоне, а трамбоне...
  - Вот это ты знаешь! Даже всесоюзный староста, товарищ Калинин, бывалоче мне говорил - год не пей, два не пей, а в день нашей, пролетарской революции укради, но выпей! Сонь, давай! Давай! Доставай! Есе нужно для куражу! Что-б игралось и пелось!
  Семка встал и приобнял тетю Соню за плечи, заглядывая в глаза. Но тут на кухню зашла Галя, его дочь.
  - Пап, хватит тебе, иди в комнату... Только мешаешь всем на кухне.
  - А есть?
  - Тебе уже хватит... Еще никто не встал, а ты уже глаза залил... Иди в комнату!
  - Учить еще меня будешь... Семка, теряя надежду выпить, вновь переключился на свою последнюю надежду, на бабушку.
  - Николавна, у тебя то за образами стоит? А?
  - Так то ж церковное, кагор...
  Семка сразу же, словно привязанный, пошел вслед за ней из кухни.
  - Так и праздник то святой! Им евреям не понять! За стопку удавятся, не то что мы, православные... Да?...
  
   Хорошо, что бабушка встала пораньше и уже вскипятила чайник. Мишка долил кипятка в кружку со вчерашней заваркой и направился в свою комнату. В коридоре столкнулся с Ритой. Он не подал вида, что слышал ее разговор с Никитой. Она уже была умыта, причесана и нарядно одета. Комсомольский значок был по-праздничному прикручен поверх красного банта.
  - На демонстрацию идешь?
  - Ага, мы с девчонками у Чижовой Насти пол восьмого встречаемся.
  - А мы с ребятами договорились прямо на Проломной в восемь.
  Попив чая, Мишка вспомнил про вчерашнее задание. Как там Бульба? Может, ему нужна его помощь?
  Как можно спокойнее он прошел через соседний двор. Покосился на сарай. Замок висел на месте. Проходя мимо, Мишка тихонько свистнул. Но в ответ - тишина. Значит ушел. Если бы надо было продолжать слежку, он бы ему сообщил.
  Мишка с чистой совестью направился в сторону Проломной заставы, где собиралась праздничная колонна завода " Серп и Молот".
   Кругом хаотично сновали нарядные, веселые люди, огромное количество красных флагов, транспарантов с надписями, прославляющими партию, Советский народ и товарища Сталина. Торжественность всего происходящего усиливали волнующие звуки духового оркестра. Колонна формировалась по цехам. Секретари цеховых партячеек уже охрипли, стараясь построить своих.
  - Сергачев! Митрохин! Может хватит? Если вы сейчас не изобразите колонну, после праздника будем на ячейке разбирать вас... Мало не покажется! Решетов! Тебе, что особое приглашение нужно?
  - Петрович, все... все...
  - Ну что же вы, словно дети!...
  Мишка с Пашкой Гвоздевым пристроились к сортопрокатному цеху, где работал Пашкин отец. К ним втиснулись еще несколько ребят. Остальные пристроились кто куда, в зависимости от того, в каком цехе работали родители. Гвоздев напомнил Мишке.
  - Не забыл, после демонстрации в футбол играем?
  - Не забыл...
  Пашка не выдержал и съязвил.
  - А то может с бабушкой надо посидеть?
  Мишка схватил Гвоздева за грудки, но Соломин и Чиж их тут же растащили. Но это все равно не укрылось от зоркого ока секретаря.
  - А ну-ка прекратили! Малолетки! Молоко на губах не обсохло! Чьи эти пацаны?...
  Ребята, шныряя между взрослыми, исчезли из его поля зрения.
  - Ну, я еще разберусь! Из демонстрации балаган устраивают...
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   ТЕНЬ КОШЕЛЬКОВА
  
  Утром Малышев, забрав у дежурного пришедшие ответы на запросы, поднялся к себе в кабинет. Хотел сразу связаться с Тарасом Семеновичем, но передумал. Решил сначала освежить в памяти все фрагменты по банде Кошелькова и ознакомиться с документами по Фроловой и Кольцову.
  Внимательно прочитав отчет коллегии МЧК по уничтожению банды Кошелькова Я., Александр Ильич раскрыл следующую папку.
   Фролова Татьяна Николаевна, девичья фамилия Кольцова, 1900 года рождения. Место рождения с. Никольское, Ярославской губ. С 1917 г. по 1937 г. проживала в собственном доме в Рогожско-Симоновском районе, рядом со Спасо-Андроньевским монастырем. В 1937 году сменила фамилию в связи с замужеством. Муж - Фролов Петр Иванович, 1878 года рождения, рабочий, умер в 1939 году. Сын Кольцов Аркадий Яковлевич, 1919 года рождения, в 1934 году осужден и отбывает наказание в колонии строгого режима.
  Итак, вроде бы все сходится. И время рождения, и отчество, и прежнее место жительства, недалеко от него и обитала банда Кошелькова.
  Малышев стал звонить в отделение. Дежурный сказал, что Кравченко со вчерашнего дня не появлялся. Пришлось представиться и взять домашний телефон. Встревоженная супруга так же сказала, что он со вчерашнего вечера не появлялся и не звонил.
  Надо было бы съездить узнать что там, у Семеныча и у Мишки, но, посмотрев на часы, Малышев понял, что не успеет. К 8.30 надо было прибыть в район Красной площади и до конца мероприятий осуществлять контроль над всем происходящим. - Ладно, после демонстрации съезжу.
  
   После короткого выступления секретаря парткома с разукрашенного кумачом грузовика, огромная колонна под звуки марша тронулась в сторону шоссе Энтузиастов и дальше в сторону Красной площади. По дороге к ней присоединялись другие колонны рабочих с близлежащих фабрик и заводов. Садовое кольцо в районе Таганки пересекала уже необъятная людская река с кумачовыми знаменами, духовыми оркестрами.
  Проходя Красную площадь, Мишка, как и все до хрипоты орал. - Ура !!!. Тянул шею до хруста, но из-за идущих рядом людей, так и не смог увидеть товарища Сталина, стоявшего на мавзолее. Было очень обидно, что ростом не вышел. Ведь так хотелось увидеть Вождя Советского народа.
  После Красной площади все стали расходиться в сторону своих районов, стараясь быть поближе к гармонистам. Песни звучали повсюду и сливались в один сплошной, праздничный гул.
  Мишка забежал домой переодеться. Отовсюду доносились звуки патефонов, гармошек. Сразу же спросил у бабушки. - Ко мне никто не заходил?
  - Кто к тебе может зайти? Если все хулиганье на демонстрации.... Куда ты уже собрался? Сядь, хоть поешь по-человечески... Я для кого готовила?
  - Ба, некогда, я на футбол опаздываю.
  Схватив со стола кусок колбасы, и сунув в карман пару пирогов, Мишка выскочил на улицу. Он уже автоматически, побежал не прямо к месту встречи, а сделал крюк через буденовский двор. Там, как на боевом посту, опять сидели те же бабульки, обсуждавшие вечную тему, что раньше все было лучше: и ведра круглее, и морковка слаще.... Из приоткрытого окна была слышна гармонь и разноголосье. - Распрягайте хлопцы коней, да лягайте почивать...
  
  По окончании всех мероприятий на Красной площади Малышев пешком прошел до управления. Из кабинета позвонил в отделение. Кравченко до сих пор не появлялся. На душе стало тревожно. По телефону попросил дежурного выделить машину. Надо было съездить в Измайлово, проверить, все ли готово к приему курсантов, а по дороге заехать в отделение милиции и на месте разобраться, как дела у Семеныча, куда он делся.
  В отделении Малышев сразу прошел в кабинет к начальнику. Предъявив свое удостоверение молодому, лет тридцати, капитану, спросил с затаенной в голосе угрозой. - Товарищ капитан, где сейчас находится ваш сотрудник Кравченко?
  Капитан по телефону спросил о Кравченко у дежурного. Положил трубку. - Сегодня еще не появлялся. Наверное, на своем участке или дома.
  Малышев еле сдерживал копившуюся злость к холеному, наутюженному начальнику отделения, который не знал, да и не хотел знать, где находятся его сотрудники.
  - Капитан, тебе Кравченко докладывал о появившемся в районе человеке, похожем на бандита Кошелькова?
  - Так точно, что- то говорил.
  - Что-то говорил, - передразнил его Малышев - Ты знаешь, что Кравченко начинал свою службу еще в ЧК? И что только из-за тяжелого ранения он сейчас не в кабинете наркомата, а здесь участковым? Он не тот человек, что по пустякам будет тревожить начальство. И если он уж подошел - значит, дело серьезное и отмахиваться от него, как от назойливой мухи не стоит. Сейчас ты пошлешь своих людей, что бы они незаметно, я подчеркиваю - незаметно, обыскали всю территорию вокруг дома, где проживает гражданка Фролова. Все это надо сделать так, чтобы не спугнуть, ни Кольцова, ни Фролову. Я заеду через два часа. Что бы к этому времени с Кравченко все прояснилось.
  Малышев вышел, со злостью хлопнув дверью. - Если бы этот бравый капитан работал в восемнадцатом- девятнадцатом году, он бы от одного упоминания Яшки поставил бы всю округу на уши, а он - что-то говорил.
   Злость и ожидание беды не покидало Малышева всю дорогу до базы.
   Огороженный глухим, высоким забором, с колючей проволокой участок располагался в лесу, недалеко от шоссе. С дороги он был не виден, его от любопытных глаз загораживали вековые деревья. У ворот, не смотря на то, что его здесь уже знали, часовой в форме пограничника внимательно проверил документы и только после этого пропустил машину на территорию. Это понравилось майору, - чувствовалась налаженная дисциплина и порядок.
  Из дверей двухэтажного, деревянного дома навстречу ему вышел пожилой старший лейтенант, комендант объекта и отдав строго по уставному честь, доложил по форме, что происшествий - нет.
  Поздоровавшись с комендантом, Савельевым Иваном Петровичем за руку, Малышев решил еще раз пройти осмотреть хозяйство, не упустил ли он каких нибудь мелочей.
  На базе было все необходимое для организации курсов. Административное двухэтажное здание с учебными классами, небольшая, теплая казарма, в которой можно было разместить человек пятьдесят. Конюшня, где стояли десять ухоженных, лоснящихся лошадей, преимущественно гнедой масти. Гараж со стоящими внутри двумя полуторками и черной эмкой. В большом, просторном подвале был оборудован тир. Так же на территории имелась своя баня и пристроенная к ней прачечная. Столовая находилась на первом этаже административного здания. Автономность базы позволяла ограничить количество контактов с внешним миром до минимума.
  Иван Петрович, - по домашнему обратился Малышев к коменданту, - весь хозвзвод необходимо из казармы перевести в другое место. В казарме будут жить курсанты, а они должны, как можно меньше пересекаться с обслуживающим персоналом. Продумайте этот вопрос. И еще, - с пятнадцатого ноября запрещаются все увольнительные для личного состава, все контакты с внешним миром должны быть сведены до минимума. Подготовьте приказ с указанием пофамильно тех лиц, кто по служебной необходимости будет вынужден покидать территорию.
  Базу Малышев покидал с чувством удовлетворения: все необходимое было сделано, осталось дело за малым, - подготовить таких разведчиков-диверсантов, которые смогут выполнять невозможное.
  
  
  Всем подходившим на футбольное поле Пашка хвастался своим кастетом и инструктировал, где лежат колья. Невытерпевший Татарин одернул его, - что ты накаркиваешь? Может никакой драки и не будет.
  Но драки избежать не удалось. Даже до конца не доиграли. Счет был два - два, когда разгорелся спор - был офсайд, или нет. Разгоряченные игрой спорщики не заметили, как появился пьяный Лом с дружками. - Гуженовцы совсем обнаглели, к нам заявились и еще права качают.
  Удар в ухо сбил Пашку с ног. Жорка не любил долго разбираться, сразу пускал в ход кулаки. В горячке позабыли про приготовленные на этот случай колья. Дрались так, кулаками. По неписаным дворовым правилам: лежачего не бить. Не сразу услышали и трель свистка. Со стороны кладбища к ним бежали два милиционера в шинелях и несколько бригадмильцев с красными повязками.
  Драчуны бросились врассыпную. На поле брани остался только один лежащий старообрядец, ему во время драки чем-то проломили голову.
  Как назло, Мишка, убегая, зацепился ногой за торчавший из земли корень. По инерции пролетел несколько метров юзом, вскочил и, прихрамывая, бросился за своими, но было поздно. Его настиг один из милиционеров, самый молодой. Мишка попробовал вырваться, но тот заломил ему руку так, что суставы хрустнули, и повел его назад, на футбольное поле.
  Туда уже набежал из бараков народ. Какая то женщина перевязывала голову пострадавшему пареньку, сидевшему на земле. Пьяные мужики угрожающе окружили Мишку. Хорошо еще, что рядом были милиционеры с бригадмильцами, а то бы ему не поздоровилось. Тетка, закончив перевязывать, жаловалась. - Вечно эти хулиганы придут сюда и почем зря лупят наших детей, и ни какой управы на них нет.
   Положение становилось все хуже, но тут вмешался сержант. - Товарищи, можете расходиться, а этого - он показал на Мишку, - мы доставим в отделение. А ты - он обратился к потерпевшему, - как очухаешься, вместе с матерью подойдешь туда же.
   По дороге Мишка уже придумал, что будет говорить в милиции. Мол, ни в какой драке не участвовал, случайно проходил мимо. За что его задержали, - не знает.
  Упорство в отстаивании своей версии произошедшего привело к тому, к чему и должно было привести: Мишку отправили в камеру, чтобы подумать и прекратить держать всех за идиотов.
  В камере уже было пять человек. Четверо из них были задержаны за хулиганку. Праздник есть праздник: как же обойтись без стопочки, другой и как же не отстоять завоевания Великого Октября в кулачном бою? Вот и результат - синяки и камера предварительного заключения, в простонародье - обезьянник.
  Лишь один был задержан за воровство. Пока люди были на демонстрации, он залез через форточку в пустую комнату, но был замечен бдительными соседями. Праздничное застолье для него сорвалось. Украденную водку, колбасу и запеченную курицу изъяли, как вещественное доказательство. Запах, исходивший от еще теплого " доказательства" витал по всему отделению, отвлекал, раздражал и мешал работать сотрудникам.
  В камере бодрился лишь воришка, попавший в привычную для него обстановку. Остальные же притихли, и куда только весь хмель девался.
  Мишка присел на край дощатого настила.
  Мысли путались. Так глупо вляпаться! Может попросить, чтобы позвонили Малышеву? Он обязательно выручит.... Но, представив, какой после этого будет разговор, - Мишка отказался от этой мысли. Необходимо было что-то делать, но в голову, как назло ничего не лезло.
  К нему подошел блатной, изнывавший от скуки. - Чего притих, комсомолец? Праздник, а ты песен не поешь. Исполнил бы что нибудь, поднял бы настроение.... Давай затяни задорную, комсомольскую.... Взвейтесь кострами синие ночи, - мы пионеры, дети рабочих... Чего не подпеваешь, сявка?.. В рог хочешь? Хор не нравится? - Блатной явно над ним глумился.
  Мишка молчал, не зная, что ответить. Внутри все похолодело. Тягучие, блатные нотки, прищуренные по звериному глаза, затаенная в словах угроза, - все, вызывало в Мишке необъяснимый страх. Во дворе ему часто приходилось слышать рассказы о тюремных нравах. Слышал, как блатные издеваются над первоходками. Вот и он попал в такую ситуацию. Почему-то вспомнились вчерашние слова. - От сумы и от тюрьмы не зарекайся!...
  - Сявка, ты че, не понял?... Затягивай...
  - Отвяжись от пацана, - за Мишку вступился плечистый детина в порванном во время драки пиджаке.
  - Ты, баклан, дома женой командуй, или в слесарной мастерской, а здесь, в крытой - свои порядки.
  Словесная перепалка в любой момент могла перерасти в драку, но тут тяжелая дверь открылась, и в камеру впихнули ... Аркадия Кольцова.
  Он, шатаясь, прошел к нарам и рухнул рядом с Мишкой.
  Блатной, увидев на руках наколки, мгновенно оценил нового постояльца.
  - В нашем полку прибыло, щас корешок оклемается и мы с тобой перетрем все непонятки... - он угрожающе посмотрел в сторону Мишкиного защитника.
  - Хорошо тебя легавые попрессовали, - он помог Аркашке поудобнее сесть, облокотиться об шершавую стенку. - Я - Монах, - представился он. - А тебя как кличут?
  - Левша, - кряхтя, ответил Кольцов.
  Словоохотливому Монаху теперь было с кем пообщаться, не с фраерами же лясы точить.
  - Я вообще-то по церквям работаю, милое дело. Попы с властью не дружат, заявы почти никогда не делают. Правильно мыслят: Бог дал - Бог взял. А сегодня черт попутал. Увидел открытую форточку и заглянул, а там - никого нет и правильный стол накрыт. Вот я и позарился на дармовой харч с ханкой. И ведь что обидно, не менты замели, а вот такие же алкаши-соседи. Все нормальные пролетарии на демонстрации, а эти от пузыря оторваться не могут. Отоварили по полной и сдали куму на поруки. А тебя за что замели?
  Кольцов, кряхтя, сел поудобнее. - Ты чего-то, братан, языком много мелешь. Ты случаем прокурору не родственником доводишься?
  - Левша, ты чего? За наседку меня держишь? Я же с тобой, как с родным. Сам посмотри - в хате одни чушки, да еще бычатся, твари. Не с кем по понятиям потрещать. А ты меня за подсадного держишь. - Обиделся монах.
  - Хотел, чтобы комсомолец песняка забацал, - он кивнул на Мишку. - Так эти фраерки на меня наехали. Они здесь к вечеру партийную ячейку организуют, а завтра утром нас на субботник поведут.
  Аркашка повнимательнее оглядел всех находившихся в камере. Взгляд его остановился на Мишке. - Это вроде ты вчера к нам заходил?
  Мишка непонятно почему-то смутился, - тети Кати дома не было. На кухне сказали, что она у вас сидит, - вот я и зашел, мне поддоны для холодца надо было попросить.
  - Мне до балды твои подносы. Сюда за что влетел?
  - За драку со старообрядческими.
  Кольцов оглянулся на Монаха, который внимательно все слушал. - Ты чего уши греешь? - И угрожающе, сквозь зубы добавил. - А ну свалил от меня подальше, говорун с ушами...
  Монах, видно парень был тертый и сходу вникал, где можно было повыпендриваться, а где можно было и схлопотать. Он быстренько отошел к мужикам, с которыми недавно цапался и как будто ничего не было, начал им травить свои байки про фартовую воровскую жизнь.
  - Поп попался, с ума сойти, меня застукал, и вместо того, что бы сдать, кагором напоил... Ему, видите ли, попадья не разрешала в одинаре квасить... Он и рад был любому собутыльнику. Но если бы я сразу это знал, я бы к нему не в форточку лез, а делал бы ноги, да так, как никогда не делал.
  Один из задержанных с недоверием поинтересовался.
  - Что же ты от такого счастья то утек? От кагора то?
  - Так попадья почему требовала у своего чушка, что бы он один не квасил? Ей мужик нужен был... Поп напьется, а она во все тяжкие...
  - Ох и заливать ты здоров! Что бы ты от такого счастья утек, никогда не поверю... Кагора залейся... Попадья...
  - А ты ее видел? Ее за три дня ясным соколом не облететь! Я больше всего боялся, если она на меня, спящего руку, а еще хуже, ногу положит, мне труба... И дармовому кагору рад не будешь! Этому попу за мужество надо памятник поставить! Да что там памятник,... монумент.... Как Минину и Пожарскому! С такой женщиной жить, это ж сколько мужества надо! Каждый день между жизнью и смертью!...
  
  Зайдя в отделение милиции, по лицу дежурного Малышев понял, что произошло что-то страшное. Он бегом поднялся на второй этаж. В коридоре столкнулся с начальником отделения, тот как раз заходил в свой кабинет вместе с сотрудником, одетым в гражданскую одежду.
  В кабинете Миронов сухо представил его, - наш оперуполномоченный Крамаров, обнаружил тело Кравченко. Сейчас на месте убийства работают опергруппа с Петровки и прокуратура. Лица, подозреваемые в убийстве, задержаны и пока содержатся у нас.
  У Малышева подкосились ноги. Он хоть и был внутренне готов услышать плохие новости, но известие о гибели Семеныча поразило его в самое сердце. За время своей службы он часто сталкивался с известиями о гибели своих товарищей, но привыкнуть к этому никак не мог, да и разве можно к такому привыкнуть.
  Капитан покосился на Малышева и обратился к Крамарову. - Докладывайте все по порядку.
  - Как вы и приказали, мы обшарили весь двор. Тело Кравченко было обнаружено в углу двора, за сараями. Оно было завалено сучьями и старыми досками. Предположительно, смерть наступила от проникающего ранения ножом в сердце. Удар был нанесен сзади, под левую лопатку. Нож убийцей был оставлен в теле. Нож запоминающийся, старинной работы, клинок сделан из дамасской стали и инкрустирован золотом. Опрошенные жители квартиры на первом этаже показали, что этот нож накануне вечером видели в руках у гражданина Кольцова, недавно освободившегося из колонии. На основании этих показаний по подозрению в убийстве были задержаны Кольцов Аркадий Яковлевич и его мать Фролова Анастасия Николаевна. Судя по следам волочения на одежде убитого, убит он был в другом месте и затем перетащен в то место, где мы его и обнаружили. На земле следы отсутствуют, собака след не взяла. Всю ночь лил дождь. И еще, у Кравченко голова пробита, предположительно кастетом. Видимо, сначала его оглушили, а потом уже - ножом.
  Малышев обратился к капитану, с трудом сдерживаясь. - Я, с вашего позволения, пообщаюсь с Крамаровым?
  - Да, конечно. Если хотите, можете здесь или у Сергея в кабинете. - Чувствуя свою вину, он явно лебезил перед майором.
  - Мы лучше у него в кабинете. Пойдем оперуполномоченный...
  Кабинет был стандартный - узкий пенал с двумя столами, огромным сейфом в углу и портретом Сталина на стене. Они уселись напротив друг друга.
  - Сергей, еще раз опиши нож, почему его все запомнили?
  - Нож, по-видимому, старой работы, если не сказать - старинной. На клинке золотом выгравирована надпись предположительно на древнеславянском языке. Рукоятка выполнена из слоновой кости. Оконечье из серебра в виде двуглавого орла. Дорогой ножичек.
  - И что же, Фролова таким дорогим ножом картошку на кухне чистила?
  - Никак нет. Соседи показали, что видели этот нож впервые. Обычно Фролова пользовалась стандартным кухонным ножом с деревянными накладками. А этот нож, вероятно, хранился, как семейная реликвия. Достал его ее сын и решил перед соседями на кухне пофорсить. Колбасу можно было и в комнате порезать, а он пошел на кухню, что бы все видели - какой у него нож фартовый. У всех урок слабость на хорошие перья.
  - Тогда непонятно, почему он такой заметный и дорогой нож оставил в теле убитого?
  - Не знаю. Скорее всего, был сильно пьян и плохо соображал, что делает.
  - Странно, тело оттащить и спрятать он догадался, а такой заметный нож - нет.... Да и Семеныч никогда не подпустил бы его к себе близко, тем более не повернулся бы к нему спиной. Что-то очень много не состыковок...
  Крамаров запальчиво возразил. - Ну почему же? По-моему - все ясно. Кравченко наблюдал за Кольцовым, тот заметил слежку, это его взбесило. К тому же был пьян и не контролировал свои поступки. По показаниям соседей накануне вечером он был очень агрессивно настроен.
  И потом, больше ни у кого не было причин убивать Кравченко.
  - Но ведь, по большому счету, и у Кольцова не было причин. За прошлое он отсидел, на сегодняшний день за ним ничего нет. Спрашивается, зачем убивать милиционера и самому себя под вышку? Непонятно.... Надо подробно разобраться, что происходило в этой квартире накануне вечером, по минутам. Убийца проживает именно там - это факт. Никто посторонний не смог бы незаметно пробраться на кухню, что бы взять нож. Это мог сделать только свой. Пойдем, покажешь мне этого Кольцова.
  - Может лучше сюда привести?
  - Нет, не надо, я просто взглянуть на него хочу. Так ли он похож на Кошелькова, как Семеныч говорил.
  Зайдя в камеру, Малышев был ошарашен, но не схожестью Кольцова с Кошельковым, а тем, что рядом с ним, на нарах сидел ни кто иной, как Мишка... Михаил Андреевич Чернышев...
  Он вышел из камеры. Сзади лязгнул засов. Крамаров, видя состояние майора, спросил - Что- то случилось?
  Малышев, не отвечая на вопрос, быстрым шагом прошел к стойке дежурного. - За что задержан пацан, Чернышев Михаил?
  - За драку, за нанесение тяжких телесных повреждений.
  Малышев обернулся к Крамарову. - Вызови к себе в кабинет на допрос этого Чернышева.
  
  Мишка зашел в кабинет, не зная, куда девать глаза от стыда.
  - Как ты здесь оказался?
  Мишка шмыгнул носом, и, глядя в затертый пол, скорее оправдывался, чем что-то объяснял. - Мы в футбол играли со старообрядческими, а они затеяли драку... Честное комсомольское слово - это не мы! Лом со своей кодлой первыми начали. Там, в этой драке этому пацану кто-то голову и проломил, а может и он сам упал, да обо что-то головой стукнулся. Но это не я... Я его ни чем не бил. У меня и в руках то ничего не было.
  - Но ведь забрали то тебя, а ни кого- то еще.
  - Просто все убежали, а я попался.
  - Ты к тому же еще и бегать толком не умеешь! - Все накопившееся раздражение Малышев выплескивал на парнишку. В душе понимал, что так не надо, но сдержаться не мог.
  - Могу я бегать, просто споткнулся и упал,... меня и схватили.
  - Все у тебя просто.... Садись. - Малышев указал на стул.
  - Присаживайся, - Поправил его Мишка и тут же пожалел о своем замечании.
  - Вот, уже нахватался!... Зэк Чернышев... Позор! Что бы отец твой сказал, будь он жив?...
  Мишка сидел, понуро опустив голову, от стыда он готов был провалиться сквозь землю.
  Повисла тяжелая пауза. Первым тишину нарушил Малышев. - Ты вчера за домом Фроловой смотрел?
  - Да, но ничего такого не было. Потом пришел Бульба... - Мишка смутился и поправил себя, - Тарас Семенович, а я ушел домой.
  Опять повисла тяжелая пауза.
  - Убили ночью Тараса Семеновича...
  - Мишка, не поднимая головы, тихо произнес. - Я уже знаю,... когда Левша сказал, что во дворе кто-то мента завалил, я так и подумал, что это Тараса Семеновича... - Мишка встрепенулся. - Но я и вида не подал, что знаю его.
  -Какой Левша?
  - Ну, Кольцов. За кем мы вчера следили.
  Малышев обратился к Крамарову, сидевшему напротив и внимательно слушавшему весь разговор. - Почему у него кличка Левша, он что, народный умелец или левша?
  - Не знаю.
  - Как был нанесен удар? Слева направо или справа налево? Снизу или сверху?
  - Не знаю, еще нет заключения.
  - Сережа, надо узнать ответы на эти вопросы и еще результаты по пальчикам на ноже. Необходимо снять отпечатки со всех проживающих там лиц, не зависимо от того - подозревают их или нет. Если вдруг МУРовцы не у всех взяли отпечатки, организуй.
  Крамаров, лаконично, по- военному, бросив, - Есть, - вышел из кабинета.
  После ухода оперуполномоченного Малышев немного посидел молча, собираясь с мыслями, затем обратился к Мишке. - Теперь еще раз расскажи все подробно. Вспомни все до мельчайших подробностей, когда собака залаяла, когда кошка пробежала... важна каждая мелочь. У меня сложилось впечатление, что ты чего-то не договариваешь.
  Он пристально смотрел на Мишку. Тот чувствовал, что этот взгляд проникает в каждый мельчайший уголок его сознания. Ему не оставалось ничего, кроме как рассказать про свое своевольство, про посиделки с Кольцовым.
  Малышев молча смотрел в окно. Со стороны могло показаться, что он впал в оцепенение. Но он думал, пытался проанализировать то, что услышал, пытался в голове выстроить логическую цепочку вчерашних событий, но ничего не получалось. Мысли путались, уж очень много противоречий и на первый взгляд, необъяснимого в этом убийстве. Не хватает какой то маленькой детали, что бы все встало на место. Лишь одно было неоспоримо: было большой ошибкой привлекать Мишку к этому делу. Чем-то он спугнул преступника и спровоцировал пойти на убийство Кравченко. Только вот чем?.. Наверняка все в округе знали, что его родители были сотрудниками НКВД, да и сейчас органы над ним шефствуют.... То есть, появление в доме парнишки, связанного с органами сработало, как катализатор.
  Затянувшееся молчание прервал Мишка, - дядь Саш, там, в камере мне Аркаша Кольцов сказал, что он никого не убивал, что его специально кто-то подставил. Он просил меня, что, когда я выйду, то попробовал бы узнать, кто это сделал. Он сказал, что милиция и искать не будет, а все на него и повесит.
  Малышев не выдержал и съязвил в ответ, - а он тебе не говорил, что Папа Римский его отец родной и вообще, что он мальчик-одуванчик из города святых мучеников? Нет? А мог бы. Все, что он говорил - это только слова.
  А вот труп Марченко, нож Кольцова - это факты, а факты упрямая вещь.
  В кабинет вернулся Крамаров, он был взволнован.
  - Ну, докладывай, не тяни.
  Сергей, отдышавшись, начал выкладывать последние новости. - В общем, так - Кольцов левша, а удар ножом был нанесен справа и снизу. Получается, что убийца низкого роста и правша. На ноже обнаружены отпечатки пальцев Рубцова Николая Егоровича, соседа Фроловой, орденоносца, ветерана гражданской войны, но они слегка смазаны какой то материей, возможно, простой тряпкой. Он так же задержан.
  - Час от часу не легче. А ему то зачем было убивать?
   - По показаниям соседей он последние годы сильно злоупотреблял спиртным. Вчера на этой почве сильно буянил, свою жену с саблей гонял, ей даже пришлось уйти из дома и ночевать у знакомых. Сегодня он уже опять вдребезги пьяный и от него не возможно ничего добиться. Но и это еще не все. МУРовцы по подозрению задержали неких Вульфов, проживающих в той же квартире.
  - А их то почему?
  - Неделю назад был арестован глава семейства Вульф Карл Генрихович по подозрению в шпионаже. На свободе остались его жена и пятнадцатилетний сын. Во время обыска у них найдена литература на немецком языке и консервы западного производства, таких у нас в продаже нет. Небольшая партия, правда, поступала, но она была распределена среди ответственных сотрудников наркоматов. Эта семья к наркоматам никакого отношения не имеет. Следовательно, или хищение, или связь с западом. К тому же сын мог отомстить за арест отца.
  - Ты хочешь сказать, что пацан мог справиться с Кравченко?
  - Этот пацан, хоть и небольшого роста, но физически крепкий, три года занимался боксом. Если это так, то все сразу встает на свои места. Преступник ведь был невысокого роста. И Семеныч, поэтому его подпустил к себе. Видно не ожидал от сопливого пацана такого.... К тому же он скрылся.
  - Как скрылся?
  - Незаметно шмыгнул в сенцы и через окно ушел. Сейчас его ищут, но пока безуспешно, он как в воду канул.
  - Давай, Сергей, не будем пока делать выводов. Что-то там не квартира, а притон потенциальных убийц.... Во всем надо как следует разобраться.
  - Теперь Чернышева назад в камеру, а ко мне пусть приведут Фролову, хочу с ней побеседовать, пока ее МУРовцы не забрали от вас.
  - Мне что же опять в камеру? - Мишка стоял обескураженный. Он рассчитывал, что с появлением дяди Саши его отпустят, а тут опять...
  - Да, задержанный Чернышев, в камеру. Ты что же думал, тебя за твои похождения будут леденцами кормить? Нет! Каждый человек должен отвечать за свои поступки.
  Затем голос майора смягчился,- раз уж так все сложилось, сделай вот что: пообщайся в камере еще с Кольцовым, постарайся направить его мысли на поиск настоящего убийцы. Может, что- то интересное и вылезет. Давай, Миша постарайся, но не переигрывай. Отнесись к этому серьезно, это не натюрмортики рисовать, это человеческие жизни. Мне кажется, за твое своеволие, уже один человек поплатился. Прежде, чем, что-то сказать или сделать, сначала хорошенько подумай.
  Мишку, как по сердцу резанули слова про натюрмортики. - Что, они все сговорились что ли. В душе появились крошечные ростки сомнения, - Может быть на самом деле в жизни более важны такие качества, как физическая сила, выносливость, умение выстоять в любой ситуации? А живопись, музыка, поэзия это для беспомощных недоумков.... Вот и Ритка предпочла его более сильному Лещу.
  
  Когда привели Фролову, Малышев попросил милиционера подождать пять минут с задержанной в коридоре. Он решил перед беседой переговорить с Поповым.
  Малышев достал записную книжку, нашел нужный телефон и стал звонить.
  
  - Миш, добрый день, с праздником тебя. Беспокоит Малышев, ты еще помнишь такого?
  - Cаша, здравствуй, конечно помню. Рад тебя слышать. Ты, наверное, звонишь по делу Кошелькова, так я вчера вечером все, что помнил, Тарасу рассказал.
  - Кравченко ночью убит.
  - Как убит?
  - Он ночью наблюдал за квартирой предположительно сожительницы Кошелькова и его внебрачного сына, а сегодня его нашли убитым ножом. У меня к тебе несколько вопросов.
  - Давай, Саш, задавай, что помню, расскажу. Да ты и сам должен все помнить..
  - Так то это так, только боюсь что нибудь упустить. Не неделя прошла.
  - Ну, спрашивай.
  - Не фигурировала ли в деле некая Кольцова Анастасия, проживавшая в те годы в районе Рогожской заставы, рядом с Андроньевским монастырем?
  - Конкретно такой точно не было. Но у Кошелька была какая то барышня-наводчица. Может она и есть? Кстати, У нее он и мог хранить свою добычу.
  - Еще вопрос: среди кошельковской добычи не могло ли быть ножа с клинком из дамасской стали, с золотой инкрустацией, предположительно старинной работы из стран Востока?
  - Саша, подобный нож мог находиться в коллекции антиквара Иванова. Помнишь, Иванов был убит, его дочь изнасилована и потом сошла с ума?
  - Спасибо, Миш, за помощь, но боюсь, что звоню тебе не в последний раз.
  - Ну что ты, Саша, обращайся в любое время, Всегда буду рад помочь, чем смогу.
  
  В больших серых глазах Настены сквозили отчаяние и обреченность. Она явно старалась держаться с достоинством, но ее состояние выдавали руки. Они мелко подрагивали, и она не знала, куда их деть.
  Малышев выдержал присущую подобным встречам паузу. В голове у него уже сложилась общая сущность предстоящего разговора.
  - Присаживайтесь, Анастасия Николаевна. Вкратце расскажите мне о происшедшем и вашем к нему отношении.
  - Я уже отвечала на все вопросы и мне нечего добавить. Я и мой сын всю ночь провели в моей комнате, никуда не выходили и тем более, никого ни я, ни мой сын не убивали. Нож с вечера забыли на кухне, и им мог воспользоваться, кто угодно.
  Малышев, словно невзначай, поинтересовался.
  - Кстати, Анастасия Николаевна, откуда у вас этот нож?
  - Какое это имеет значение?
  
  Малышев поднялся из-за стола, прошелся по кабинету. Он мог быть и добрым, тактичным человеком, но при необходимости становился злым и беспощадным. Малышев, опершись руками о стол, наклонился почти вплотную к отпрянувшей от неожиданности Настене, глядя ей прямо в глаза, тихо и зловеще произнес.
  - Какое это имеет значение, гражданка Фролова?.. А такое, - нож этот похищен у гражданина Иванова во время ограбления с убийством, а сегодня этим же ножом убит сотрудник милиции. Что вы на все это скажете?
  - Я не знаю никакого Иванова, этот нож у меня хранится уже больше двадцати лет.
  Малышев опять сел за стол, стул под ним натужено скрипнул.
  - А я и не говорил, что ограбление особняка Иванова произошло на прошлой неделе. Это случилось в девятнадцатом году. При ограблении хозяина убили, его дочь изнасиловали. Вот вы мадам Кошелькова и делайте выводы, но боюсь они не в вашу пользу...
  Малышев умышлено сделал ударение при произнесении фамилии, ему была интересна ее реакция.
  Настена начала плакать. Горько, глотая слезы. Плечи ее опустились. Она, обхватив голову руками, как умалишенная стала раскачиваться из стороны в сторону и твердить одно и то же.
  - Я так и знала... я так и знала...
  Малышев, не обращая внимания на истерику, продолжал задавать свои вопросы сухим, монотонным голосом
  - Зайдем с другой стороны. Вы были знакомы с гражданином Кошельковым Яковом, в большей степени известным под кличкой Янька или Кошелек?
  Настена продолжала плакать и твердить одну и ту же фразу.
  - Я так и знала...
  Александр Ильич, не выдержав, хлопнул рукой по столу и рявкнул.
  - Хватит закатывать истерику! Отвечайте на вопрос, - вы были знакомы с гражданином Кошельковым?
  Настена сразу же выпрямилась и растерла слезы рукой по лицу.
  - Я так и знала, что рано или поздно этот нож принесет нам несчастье.
  - Я третий раз спрашиваю, вы были знакомы с гражданином Кошельковым?
  - Да...
  - Когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
  
  Малышев по-хозяйски налил из стоящего на окне графина воды в граненый стакан и протянул ей.
  - Успокойтесь и рассказывайте все по порядку.
  Настена трясущимися руками взяла стакан с водой и судорожно стала пить.
  - В семье у нас было двое детей, я старшая. Отец работал столяром в монастыре, он был мастер на все руки. Когда в конце шестнадцатого года и мать и братишка умерли от тифа, мы остались вдвоем с отцом. Жили там рядом,... у монастыря. Летом семнадцатого появился Яша... Кошельков. Какие у них с отцом дела были, я не знаю.
  - А как часто появлялся Кошельков?
  - Редко, один или два раза в неделю.
  - Он у вас ночевал?
  - Иногда. Как-то дня три жил, это когда с отцом сарай перестраивали. Это еще до того, как отец пропал.
  - Какой сарай?
  - Ну, где дрова и всякий хлам хранится. Они его расстроили, ворота сделали. Туда даже машина стала помещаться.
  - Где Кошельков хранил свою добычу? Награбленное.
  - Откуда ж я знаю.
  - Никогда не интересовались?
  - Так он мог за любопытство и избить до полусмерти. Что думаете, мне не доставалось?
  - Значит, у Вас дома Кошельков ничего не хранил?
  - Нет, вот только этот проклятый нож после него и остался. Лучше бы я его выкинула.
  Хотела забыть то время, как страшный сон... Я и замуж за Фролова вышла, лишь бы уехать оттуда. Страшно там было жить. То по ночам кто-то в окна заглядывает, то утром в сарай заходишь, а там все перерыто. Мне все чудилось, что он и заглядывал...
  - Кто - он?
  - Кто? Кто?... Яша... Прямо, какое то наваждение. Мне уж казалось с ума схожу... И так постоянно... Аркадий мой ведь не знает, кто его отец. Да только кровь в нем Яшкина. Он и похож на него, как две капли воды. По папашиным следам и пошел.
  - Расскажите мне, за что он срок получил, что тогда произошло?
  - Пошел Аркашка в сарай за дровами поздно вечером, а там два мужика копаются, что-то ищут. Он им, - что вы здесь делаете? А они на него драться. Он схватил какую то железяку, да и стукнул одному по голове, тот и помер. А другой половчее оказался, врезал Витьке, и пока тот валялся без сознания - сбежал. В милиции долго не разбирались - осудили Витьку за убийство на шесть лет. Хорошо, что он несовершенолетний был, а то бы больше дали.
  - Как, по вашему, что там эти люди могли искать?
  - Витька в заключении встретил бывшего коменданта монастырских бараков. Так тот ему сказал, что те типы, скорее всего, искали вход в подземелье. Вроде как, под монастырем есть подземелья, а вход в них монахи в семнадцатом году замаскировали, перед тем, как их выгнали из монастыря. Я так думаю, мой отец, царство ему небесное, и Яша знали этот вход. Может там они свое добро и держали.
  В кабинет зашел, предварительно постучав, Крамаров и сообщил.
  - Товарищ майор, за задержанными приехали с Петровки. Еще, в дежурку звонили и просили Вас срочно связаться с начальником управления.
  - Фролову можно забирать, все, что меня интересовало, я вроде бы выяснил.
  Выходя из кабинета, Настена на секунду остановилась и с мольбой посмотрела на Малышева.
  - Гражданин начальник, ни я, ни мой Аркаша никого не убивали...
  Она хотела еще что-то добавить, но лишь обреченно махнула рукой, и, низко опустив голову, вышла в сопровождении конвоира.
  Когда дверь закрылась, Малышев позвонил в управление. В трубке он услышал взволнованный голос Гусева.
  - Малышев, бросай все свои дела. В район площади Ильича направлены наши сотрудники. По телефону не могу всего рассказать. Найди капитана Волина из контрразведки, ты его знаешь. Он введет тебя в курс дела. Подключайся к работе. Если потребуются люди, транспорт или еще что нибудь звони сразу мне, я буду постоянно на телефоне.
  - Есть.
  Малышев зашел в кабинет начальника отделения. Тот встал из за стола при его появлении и доложил, - все задержанные по делу Кравченко отправлены на Петровку.
  - Я знаю. Ты вот, что, капитан, выпусти парнишку, Чернышева Михаила, пусть домой чешет.
  - Извините, товарищ майор, но я не имею права его отпустить. Чернышев совершил преступление и по закону...
  Малышев резко прервал капитана. - По какому закону?.. Я смотрю, капитан, для тебя закон, что дышло - куда повернул, туда и вышло. Первое - Чернышев несовершеннолетний и ты не имеешь права его держать в одной камере с матерыми уголовниками. Второе - у тебя, что, есть заявление от потерпевшего? У тебя, что, есть свидетельские показания?
  -Нет, но...
  - Никаких "но". Через две минуты я жду Чернышева на улице, у входа, а тебе, боюсь, в ближайшее время придется отчитаться на комиссии по личному составу о творимом беззаконии и бездействии в отдельных ситуациях. Я вынужден написать рапорт в отношении тебя.
  Не попрощавшись с начальником отделения милиции, возомнившим себя удельным князьком, Малышев спустился вниз и вышел на улицу. Было уже темно. Осенний ветер приятно холодил лицо. - С Мишкой надо было, что- то делать. Парень явно отбивался от рук. Отсутствие в его воспитании дисциплины и полная бесконтрольность сделали свое дело. Мальчишка в любой момент может пойти по кривой дорожке, если уже не пошел...
  Малышева вдруг осенило - Мишку нужно в качестве писаря-делопроизводителя взять в "Вулкан". Твердая воинская дисциплина пойдет ему на пользу. А в следующем году будет видно, будет ли он поступать в Строгановку или продолжит службу. Утро вечера мудренее. Главное перестать с ним сюсюкаться и быть построже.
  Когда Мишка вышел, Малышев не стал у него спрашивать, узнал он что нибудь у Кольцова или нет. Он коротко рыкнул ему, - шуруй домой и никуда больше не лезь. На днях я заеду, и мы продолжим наш разговор.
  Даже не предложив Мишке подвезти его до дома, Малышев сел в машину и уехал.
  
  В районе Курской-товарной станции у тротуара стояла черная эмка и две полуторки с брезентовым верхом.. Рядом с машинами стоял и курил капитан Волин, одетый в черное драповое пальто. Они поздоровались и отошли немного в сторону от машин. Малышев ни чем не выдал своего отношения к нему.
  Без лишних предисловий Волин сразу перешел к делу. - Нашими службами перехвачена радиограмма, в ней информация о возможной акции на железной дороге сегодня в московском регионе. Судя по шифру, спецы из Лондона.
  -Взрыв?
  -Да. Но точное место не известно. Из наркомата путей сообщения получены сведения о прохождении сегодня в московском регионе четырех эшелонов с важным грузом, способном заинтересовать диверсантов. Отрабатываются все версии, но предпочтение отдается грузу из Тулы. Шесть вагонов с секретным оружием через Москву в 23.30 проследуют в сторону Пскова на полигон. Если будет взрыв и груз сдетонирует, то разнесет пол Москвы. На уши поставили все отделы НКВД не только в Москве, но и в соседних областях.
  - А если это просто деза?
  - А если нет?
  - А задержать продвижение эшелона нельзя?
  - И расписаться в собственной беспомощности? У нас в запасе три с половиной часа.
  - Что уже сделано?
  -Усилена охрана мостов и тоннелей, с запасных путей в районе движения эшелона убираются все составы. Отменены все пригородные и междугородние поезда. Подразделения ОСНАЗа прочесывают территории всех товарных станций, но пока нет никаких результатов. Все действуют вслепую. Не хватает грамотных оперативников, ведь сегодня праздник.
  Малышев принялся рассуждать, пытаясь выработать план действий.
  -Завезти в Москву взрывчатку и организовать взрыв достаточно сложно. Переправить из-за границы практически невозможно. У нас военные склады находятся под строжайшей охраной и я думаю, что хищение оттуда взрывчатки исключается...
  Волин, докурив папиросу, высказал свое мнение. - Взрывчатку используют строители при прокладки тоннелей, геологи в экспедициях. А у них контроль не такой жесткий.
  Малышев напрягся, - где-то недавно тема геологов уже всплывала...
  
  - Стоп! Сегодня я просматривал материалы по банде твоего дружка, Кошелькова. Его бандой в семнадцатом году было захвачено очень много тола.
  Волин, недовольный напоминанием о его тогдашней связи с бандитом, со злом уточнил.
  - Кошельков не мой дружок. Тогда в девятнадцатом он ввел меня в заблуждение. В моей анкете все указано.
  Александр Ильич, не обращая внимания на слова Волина, продолжал рассуждать.
  - Если предположить, что все награбленное хранилось в окрестностях Андроньевского монастыря, то и взрывчатка должна находиться там. Железная дорога из Тулы проходит в ста метрах от монастыря и рядом мост через Яузу. Идеальное место для акции. Если поверить в слухи о монастырских подземельях, то взрывчатка, похищенная в девятнадцатом году Кошельковым, хранится именно там, и разведка Англии владеет этой информацией. Поиски входа в подземелье займет много времени, а его нет.... Надо думать...
   Убийство Кравченко и предполагаемая акция, скорее всего, связаны между собой. По всей видимости, он своей ночной слежкой нарушал планы врага или случайно наткнулся, на что-то такое, что противник был вынужден пойти на его ликвидацию, даже понимая, что убийство сотрудника милиции всполошит все органы. Нож Кольцова - это отвлекающий фактор, который должен пустить следствие по отработке ложной версии. Но тем ни менее, абсолютно ясно, что преступник проживает в этой злополучной квартире. Дело за малым - вычислить этого человека. Вот только времен в обрез. Необходимо определить, где могли пересечься Кравченко и преступник.
  Ах, черт побери! Увлекся версией Кошелькова и даже не спросил у Мишки, откуда велось наблюдение за домом. Может быть, от этого места и растут ноги?...
  Малышев обратился к Волину.
   - Сколько у тебя людей?
  - Взвод ОСНАЗа, но от них толку, как от козла молока. - Необходимо обратить особое внимание на район монастыря. Все подозрительные лица должны немедленно задерживаться. Под монастырем должно находится подземелье, нужно поспрашивать у местных, может быть, кто нибудь знает, как туда попасть. Хоть и мало вероятно, но попробовать можно. Вы работайте по этому плану, а я попробую зайти с другого конца. Оставь здесь человек двадцать, остальных возьми с собой в район монастыря. Посади толкового сотрудника у дежурного по станции, рядом с телефоном и через него будем держать связь. Вся информация должна незамедлительно поступать сюда. Нас должно интересовать все, даже на первый взгляд, не имеющее отношение к делу.
   Направляясь в помещение дежурного, Малышев подумал, что в данной ситуации от людей Волина будет мало толку. Они не знают ни местности, ни людей, к которым можно обратиться. Вообще, нужно несколько оперативников, а не взвод ОСНАЗа. А еще лучше - местный опер.
  Гусев сразу же поднял трубку.
  - Товарищ комиссар 2 ранга, необходима команда в местное отделение милиции о передаче в мое распоряжение оперуполномоченного Крамарова. Необходимо найти специалиста по московским подземельям. Нам нужна информация по подземным ходам в районе Спасо-Андроньевского монастыря, там предположительно может находиться около девятисот килограммов взрывчатки.
  - У тебя все?
  - Нет... Этой ночью убит Кравченко...
  - Как убит?... Тарас?...
  - О том, что он собирался следить за Кольцовым, я Вам вчера рассказывал...
  - Я помню.
  - Об этом знали только я, Кравченко и Попов... еще Чернышев... Мишка. Нужно проверить где был Попов ночью...
  - Ты думаешь...
  В памяти Малышева внезапно всплыла вчерашняя сцена на улице. Человек в черном драповом пальто на мгновение поворачивается и видно лицо человека, похожего на Кошелькова, с его зловещим прищуром.
  - Товарищ комиссар второго ранга, может быть я схожу с ума, но у меня складывается впечатление, что Кошельков жив...
  - Мне кажется, тебе нужно просто отдохнуть...
  - Может быть... Я и сам думаю, что этого просто не может быть, но... Семеныч...
  - Все не просто так... И смерть Тараса... Саша, в этом деле может быть.... Одним словом, нам могут подсовывать дезу, что акцию проводят англичане. На самом деле Берлин провоцирует разрыв наших, и без того сложных отношений с Черчиллем. Если не будет доказательств о непричастности Лондона, - последствия будут самые непредсказуемые.... Во время работы, имей это ввиду. Только о наших сомнениях не говори Волину. У контрразведки свое мнение на этот счет. И старайся каждые полчаса звонить мне, будем работать по этим вопросам.
  
  Малышев быстрым шагом пересек шоссе и углубился во дворы. Необходимую информацию мог дать только Мишка. Александр Ильич уже жалел, что разговаривал с ним в такой резкой форме. Мальчишка мог наломать дров. Когда Малышев зашел в комнату, Елизавета Николаевна читала книгу.
  - Добрый вечер Елизавета Николаевна, а где Миша?
  Бабушка растеряно отложила книгу в сторону.
  - Не знаю,... как убежал днем в футбол играть, так до сих пор и не возвращался.... Александр Ильич, что-то случилось?
  - Нет, нет, ничего.... Я просто хотел у него кое-что спросить.
  
  Мишка взглядом проводил машину, пока она не скрылась за углом. Желтый, тусклый фонарь, покачиваясь от ветра, рывками освещал пустынный переулок, превращая его в жуткое место. Черные провалы окон здания фабрики, стоящей напротив отделения только усиливали ощущение страха и безысходности.
  Слева, из подворотни показалась темная фигура и направилась к Мишке. Веселая музыка, хрипло звучащая из патефонов в соседних домах не заглушала гулкие шаги, отчетливо слышимые в пустом переулке.
  - Мишка, тебя отпустили?
  После всего пережитого, он был готов ко всему, но то, что его у отделения милиции будет, мерзнув, ждать Рита... Он даже потерял дар речи.
  - Все ребята ждали, когда тебя выпустят. Мальчишки совсем недавно убежали на пожар, за Рогожскими банями дом горит, а я осталась, что бы тебе куртку отдать.
  Только сейчас Мишка вспомнил, что на футбольном поле осталась его куртка, впопыхах оставленная из-за драки. Он надел свою куртку и совершенно не к месту спросил. - А ты что это без Леща?
  -Не Леща, а Никиты. Что за дурацкая манера всех называть кличками, как будто имен нет.- Рита, помолчав, добавила, - он еще с завода не пришел, они сегодня там допоздна работать будут. Да, ты же в милиции сидел и ничего не знаешь. Ночью у нас участкового убили. Из-за этого в соседнем доме кучу народа арестовали: Буденовца, тетю Настену, ее сына и Вульфиху. Хотели и Вальку, но он сбежал...
  Мишка прервал ее. - Да я все знаю, я в одной камере с тети Настениным сыном сидел. Ну что, пойдем домой?
  - Не, мои в гостях у дяди Бори, я обещала тоже туда прийти.
  - Давай, я тебя провожу?
  - Нет, не надо. Ты лучше домой иди, а то баба Лиза, наверное, уже с ума сходит, что тебя до сих пор дома нет. Ей же никто не сказал, что ты в милицию попал.
  - Это бы ее успокоило.
  - Не умничай...
  Они молча вышли из переулка и остановились. Мишке очень не хотелось расставаться. Он потоптался и грустно произнес. - Ну, пока... спасибо за куртку.
  - Не за что, больше не попадай в милицию, - она, не оглядываясь, быстрым шагом пошла в сторону Абельмановской заставы.
  Мишка проводил взглядом удаляющуюся хрупкую фигуру и направился в сторону дома.
  По дороге домой Мишка обдумывал с чего начать свое расследование. В камере Аркаша Кольцов рассказал много интересных вещей, и Мишка пообещал ему во всем разобраться и найти причину, почему убили Бульбу и подставили его. Он пообещать то пообещал, но теперь не знал с чего начать. Сначала он хотел все, что узнал от Кольцова рассказать дяде Саше, но фраза про натюрмортики заставила его принять другое решение.
   Аркашка считал, что его подставили из-за того, что кто-то очень не хотел, что бы он появился в монастыре. Он предполагал, что или в сарае, или где то рядом существует вход в монастырские подземелья, где спрятано что то ценное и из-за этого весь сыр-бор. Надо было попытаться найти этот вход и тогда может быть, многое прояснится.
   Мишка постоял в своем дворе, обдумывая, что делать. Домой идти не хотелось. Сейчас бабушка начнет пилить, что целый день он, где-то мотается. Хорошо, что она еще не знает про милицию, а то ему такой разнос бы устроила. Мишка решил с утра отправиться на поиски подземелья, а сейчас надо было собраться. Нужен фонарик, длинная веревка, монтировка и небольшая лопатка. Все нужное было в сарае.
  Мишка залез рукой под кирпич, где всегда лежал ключ и с удивлением обнаружил, что его нет на месте. В темноте он попытался нащупать замок, но его не было. - Неужели я забыл вчера закрыть сарай? - подумал он. Мишка зашел в сарай и только протянул руку к выключателю, чтобы включить свет, как вздрогнул от голоса. - Не включай свет. На мгновение он увидел тускло блеснувшее лезвие ножа...
  
  
   Малышев вышел от Елизаветы Николаевны и остановился, обдумывая, что же делать?... - Будем плясать от печки. Он решительно направился во двор, где был убит Семеныч.
  Единственный фонарь, висевший у крыльца, освещал притихший двор. В окнах дома горел свет, жильцы не спали, ошарашенные происшедшим. Напротив дома, вдоль высокого забора выстроились в ряд сараи. Малышев, прикинул, откуда бы он сам стал вести наблюдение. На его взгляд было несколько вариантов: Из-за старых лип, стоящих в окружении облетевших кустов сирени в палисаднике соседнего дома. Из-за забора какого-то заводика. Но наиболее приемлемым вариантом, учитывая, что ночью шел дождь, был один из сараев. Александр Ильич медленно прошел вдоль ряда разнокалиберных построек, внимательно их осматривая. Он пожалел, что у него не было с собой фонаря. Но даже в полумраке было видно, что на всех сараях висели амбарные замки, один больше другого. Малышев оглянулся, услышав шаги. К нему быстрым шагом, почти бегом подошел Крамаров и четко доложил, - товарищ майор, оперуполномоченный Крамаров прибыл в ваше распоряжение.
  - Как ты догадался, что я здесь?
  - Интуиция.
  - Интуиция это хорошо. Сергей, ты мне вот, что скажи, - сараи во время осмотра проверяли?
  -А зачем? Орудие преступление найдено, в комнатах подозреваемых обыски произведены. - И словно, оправдываясь, добавил, - всем командовали прокурорские и мужики с Петровки.
  Малышев не стал дискутировать на тему: надо было осматривать сараи или нет.
  - Собери мне хозяев этих дворцов, пусть их откроют. И заодно поспрашивай, может, у кого ни будь, найдется фонарик. Крамаров, молча достал из кармана небольшой электрический фонарик и протянул его майору.
  - Вот с фонариком ты просто молодец. Как только догадался его захватить?
  - Интуиция.
  
  Во всех открытых сараях было практически одно и то же: дрова, старые корыта, дырявые самовары, в общем, - всякий хлам. Ничего, что указывало бы на нахождение там прошлой ночью Кравченко, не было. Оставалось еще три сарая...
  За спиной у Малышева собрались жильцы не только злополучного дома, но и соседних домов. Он слышал, как они вполголоса обсуждали происшедшее. Каждый выдвигал и отстаивал свою версию.
  Изрядно подвыпивший Семка громким шепотом доказывал Глухому. - Не мог Колька убить участкового, зря мужика арестовали. Вот если бы ему буржуй какой попался - то у него рука бы не дрогнула, наша, пролетарская закалка. А что бы милиционера - нет, не смог бы.... Это наверняка немцы, их работа, больше некому. Они и жили то не как все нормальные люди, даже на праздники всегда трезвые. Вроде бы, как боялись выпить, что бы спьяну чего лишнего не ляпнуть. И Карла не зря арестовали. Говорят, он шпион германский.
  Глухой, слегка покачиваясь, добавил, - хорошо Танька только участкового зарезала, а дом не догадалась поджечь... Они, убийцы завсегда после убийства дома поджигают, что бы следы уничтожить...
  По очереди, Крамаров, взятым в одном из сараев ломиком выдирал с мясом замки. В сарае, принадлежащем Рубцову Николаю Егоровичу за щитом, стоящим у стены, Малышев обнаружил перочинный ножик с перламутровой ручкой. Увидев у него в руках ножик, к нему подошла Елизавета Петровна. - Это же Мишин ножик - всплеснула она руками. - Как он попал в этот сарай?
  Малышев протянул ей ножик. - Елизавета Николаевна, посмотрите повнимательней, это точно Мишин ножик? Вы не ошибаетесь?
  - Нет, это точно его ножик, ему его отец подарил на день рождения. А где же он сам? Как убежал на футбол, так до сих пор и не появлялся...
  В это время из сарая к Малышеву подошел Крамаров, - товарищ майор, смотрите, что я нашел. Он протянул ему небольшой медный предмет цилиндрической формы. Это был электрический включатель нажимного действия иностранного производства. По-видимому, его выронили впопыхах. Малышев вернулся в сарай и более тщательно его обследовал. Под старым сундуком он обнаружил свежеперерытую землю. У стены лежала жестяная коробка средних размеров, обляпанная землей. По- видимому, здесь в земляном полу был тайник, где хранились конечники, необходимые для организации взрыва. Вот почему погиб Семенович. Своей слежкой из сарая он помешал Рубцову забраться в тайник. А того поджимало время. Вот теперь все встало на свои места. Становится понятным, откуда происходила утечка информации о железнодорожных перевозках, ведь Рубцов работал на товарной станции. Слава Богу, что он уже задержан и, соответственно, угроза взрыва ликвидирована. И ведь под какой классной легендой работал: герой гражданской войны, орденоносец... сроду не подумаешь...
  - С кем жил Рубцов? - Обратился Малышев к соседям.
  - Последние три года с Катькой жил - ответила баба Нюра. - Только он вчера ее чуть не убил и она, голубушка, в чем успела выскочить, в том и ушла ночевать к знакомым, к Зинке Прохоровой, в монастырь.
  - Я всегда говорил, - встрял Семка, - как бы не убил кого этот гад. Он меня одного только и боялся. При мне ни-ни. А как только меня нет, так он сразу за свою саблю...
  Малышев не дослушав Семку, коротко бросил Крамарову. - Пошли на станцию, надо позвонить в управление.
  Почти бегом, он темными проулками направился к станции. Следом, еле успевал за ним опер. - И ведь подкова не помогла, не принесла счастья... Майор остановился, как вкопанный. - Какая подкова?
  - Так старая, в сарае над дверью висит на счастье.
  Малышев круто развернулся и пошел назад. Протиснувшись через толпу зевак и заскочив в сарай, фонариком осветил висевшую над дверью подкову. Она была в бурых пятнах и с прилипшими седыми волосами. Александр Ильич замер в оцепенении, фирменный знак в виде окровавленной подковы лишний раз доказывал причастность темы банды Кошелькова к сегодняшним событиям. Значит, Рубцов хорошо знал Яшку, раз ему знакома такая привычка бандита, как прибивать окровавленную подкову. Похоже, в девятнадцатом году он воевал совсем не в той армии, про которую все думают.
  -Пойдем, Сережа, позвоним со станции, и в монастырь. Рано я расслабился, похоже, арест Рубцова не влияет на ситуацию.
  -Почему?
  Ситуация намного серьезнее, чем ты думаешь. Знаешь, как в сказке - это еще не беда, беда впереди.
   Малышеву пришлось по дороге ввести полностью в курс дела Крамарова. Свой рассказ он завершил словами. - Боюсь, Рубцов уже произвел минирование. Нам, кровь из носа, надо за оставшиеся два с половиной часа найти подземелье с взрывчаткой, или убедиться в ее отсутствии. Еще нам нужен хороший специалист по взрывному делу.
   Начальник управления выслушал по телефону сообщение Малышева о последних новостях, и в свою очередь сообщил ему следующее. - Мы связались со Стеллецким, это лучший специалист по московским подземельям. Он сейчас находится в Киеве. Я с ним поговорил по телефону. Он сообщил следующее: практически под каждым монастырем включая и Андроньевский, существуют подземелья, но входы в них знали, как правило, только настоятели монастырей. Настоятель Андроньевского монастыря в восемнадцатом году бесследно исчез. Все документы, касающиеся подземелий московских монастырей, пропали в том же восемнадцатом году, во время ограбления квартиры археолога в Хамовниках. Стеллецкий утверждает, что в старых летописях упоминается о подземном ходе, ведущем из монастыря в Кремль. В двадцать седьмом году археологом Александровским под спудом фамильной усыпальницы Лопухиных на монастырском кладбище был найден подземный ход, ведущий на запад, в сторону Яузы, но он был в аварийном состоянии, и пройти по нему было смертельно опасно. Кроме этого, рядом с монастырем, на левом берегу Яузы в начале девятнадцатого века, при восстановлении Москвы после пожара 1812 года, добывали камень и там остались подземные галереи каменоломен. Давай, Саша, задействуй всех и все, что сможешь, проси, что хочешь, но взрыв надо предотвратить!
   Неожиданно в голову Малышеву пришла шальная мысль. - Товарищ комиссар 2 ранга, дайте указание этапировать в мое распоряжение Красильникова из Лефортовской тюрьмы. Он профессиональный диверсант, и как никто другой, сможет просчитать действия такого же профессионала и к тому же, нам позарез нужен классный взрывник.
  - Хорошо, жди.
  Малышев положил трубку и встал. Времени на раздумья и осмысление не было, надо действовать. В машине, по дороге в монастырь он поставил задачу Крамарову. - Необходимо найти на кладбище усыпальницу Лопухиных, там должен находиться вход в подземелье.
  - Ничего не получится.
  - Почему?
  - Кладбище и все склепы еще лет десять назад сровняли с землей. Там сделали футбольное поле.
  Малышев, угрюмо помолчав, спросил у опера. - Что ты еще хорошего можешь рассказать про монастырь?
  - Товарищ майор, порадовать Вас нечем. В двадцатом году оттуда разогнали последних монахов и создали там коммуну для беспризорников. Затем, уже в тридцатом году там построили бараки и заселили их людьми, приехавшими из разных областей для работы на заводе " Серп и Молот". Так что, людей, знающих историю монастыря там нет и расспрашивать некого.
  - Может быть, комендант, что-то знает?
  - Вряд ли, он мужик неплохой, но запойный. То полгода не пьет, то губы помажет и на неделю в запой. Вот старый комендант был, тот мог, что-то знать, но его посадили.
  - За что?
  - Нашли у него запрещенную литературу и по 58 статье на Колыму.
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   СМЕРТЕЛЬНЫЕ ЛАБИРИНТЫ
  
  Подъехав к монастырю, они увидели такую картину: вокруг, в оцеплении с винтовками наперевес стояли ОСНАЗовцы. У ворот, лицом к стене стояло человек двадцать, по-видимому, арестованных граждан. Малышева затрясло от злобы. Подошедшему сержанту он сквозь зубы рыкнул, - позовите капитана Волина. Сержант не двинулся с места, вопросительно глядя на двух незнакомцев, сказывалась выучка. Пришлось предъявить удостоверение. Только внимательно ознакомившись с документом, сержант козырнул, и четко повернувшись через левое плечо, направился за Волиным. Тот появился быстро.
  - Капитан, что здесь происходит?
  - Выясняем у местных, где находится вход в подземелье.
  - Заставь дурака богу молится...
  - Я не виноват, что они все поголовно пьяные. И вместо того, чтобы нормально отвечать на вопросы, только бычатся и кроют нас трехэтажным матом. Вот и приходится приводить их в чувство. Моя бы воля - построил их в колонну по четыре и этапом на лесоповал, что бы там научились, как надо себя вести с сотрудниками органов...
  - А ты не думал, что они и на самом деле ничего не знают? Сейчас же прекрати этот цирк и проводи меня к коменданту.
  - Комендант пьянее всех вместе взятых. Валяется дома, и мама сказать не может.
  Ситуация складывалась тупиковая. Малышев не знал, что делать.
  
   Нож уперся Мишке в грудь. - Ты, сволочь, сейчас за все ответишь! - Вальку Вульфа всего трясло от злобы, он явно был не в себе и был способен на что угодно.
  Мишка пытался говорить спокойно, - Валька, ты что, с ума сошел? Убери нож,... за что я должен ответить?
  -Как будто сам не знаешь? Ты все знал и специально принес.... А мы с мамой еще сдуру обрадовались, она даже прослезилась... - Сбивчиво и путано упрекал он Мишку.
  - Объясни толком, что я принес? Что я специально сделал? Я ничего не понимаю...
  - Консервы свои... из-за них нас и арестовали и еще приплели убийство Бульбы. Я смог убежать, а мама сейчас в тюрьме...
  Мишка скорее почувствовал, чем увидел, что Валька опустил нож и заплакал.
  Он, как мог, пытался его успокоить, - Бабушка и консервы, и все остальное вам просила отнести от чистого сердца. Нам продуктовые наборы ко всем праздникам передают с отцовской работы. Вот мы с вами и поделились. Ведь вам сейчас тяжело... Ты главное, не наделай глупостей. Там во всем разберутся и отпустят тетю Катю.
  - Как же - отпустят. Папу уже отпустили... Мы, когда в СССР от Гитлера убегали, думали, что здесь будем жить спокойно. Ведь там, в Германии папу хотели арестовать за то, что он коммунист. А здесь арестовали за то, что он немец. После его ареста маму с работы уволили, меня сразу в школе из комсомола поперли. А ты говоришь - разберутся.
  - Нам надо найти настоящего убийцу Бульбы и тогда отпустят и Аркашку Кольцова, и Буденовца, и твою мать, а может быть и отца.
  Валька молчал, ничего не отвечая, но чувствовалось, что он успокаивался, появилась маленькая надежда.
  - Как мы его найдем, если даже милиция не может найти, хватают всех подряд?
  - Мне Аркаша, когда мы в одной камере сидели, сказал, что кто-то очень не хотел, что бы он появился в Андроньевском монастыре, а он туда собирался. Из-за этого и убили Бульбу Аркашкиным ножом, что бы его подставить. Надо идти в монастырь и там все разведать, может быть, мы натолкнемся на причину. У тебя случайно среди монастырских нет знакомых?
  - Есть, Серега голубятник, мы с ним в одном отряде в прошлом году в серповском пионерском лагере были. У него еще отец в монастыре голубей держит. Серега там постоянно у голубятни ошивается, мы его быстро найдем. Только причем здесь монастырь? Ведь Аркашкин нож мог взять только тот, кто живет в нашей квартире.
  - Тоже верно - Мишка задумался. - Значит надо искать того, кто живет в вашей квартире, но каким то образом связан с монастырем. Это Аркаша и тетя Настена...
  - И Будениха.
  - Как Будениха? Она, что тоже монастырская?
  - Да, она же раньше там в бараках жила. Сначала сюда тетя Настена переехала. Она то и познакомила дядю Колю со своей подругой. Они ведь дружили, когда еще жили в монастыре.
  - Но Будениха отпадает, она той ночью не ночевала дома.
  - Я ночью плохо спал и слышал, как кто-то заходил в квартиру и потом вышел. У нас полы очень скрипучие и все хорошо слышно. Может, это и была Будениха?
  - Я слышал, как она сказала, что будет ночевать у Прохоровых. Надо их найти и узнать, ночевала она у них или нет.
  - Где ты слышал?
  - Неважно... замялся Мишка. - Короче говоря, надо идти в монастырь.
  -
  Найдя в этом деле единомышленника, Мишка почувствовал себя увереннее, исчезло состояние беспомощности. Мальчишки стали собираться. Подсвечивая себе фонариком, они положили в брезентовый рюкзак все, что на их взгляд могло пригодиться: маленькую саперную лопатку, фомку, длинную пеньковую веревку и несколько толстых свечей, лежавших на полке. Со стен за их сборами наблюдали скорбные лики святых.
  Мишка полазил по карманам, не было любимого перочинного ножа, а он мог пригодиться. Неужели потерял? Он стал вспоминать, где бы это могло произойти... Скорее всего, когда он прятался ночью за щитом от Буденихи.
  - Валь, ты посиди здесь, я сейчас вернусь.
  Он бегом побежал в соседний двор, но там, у сараев была целая толпа. Среди зевак он увидел бабушку и дядю Сашу. Попадаться им на глаза в его планы не входило, пришлось потихоньку вернуться назад.
  Мальчишки дворами вышли на шоссе Энтузиастов и направились в сторону площади Прямикова, где находился монастырь. Они обратили внимание, что у ворот Курской-товарной станции стояла полуторка, рядом с ней курили двое военных. Пройдя немного, мальчишки увидели, что по противоположной стороне шоссе в сторону станции быстрым шагом направляется Будениха, в руках у нее была небольшая картонная коробка. Что бы она их не заметила, они быстро свернули в ближайшую подворотню и оттуда стали наблюдать за ней. Тетя Катя, заметив у ворот машину с военными, свернула к забору, рядом с которым были сложены старые шпалы. Она спрятала за них свою коробку и затем, пройдя мимо военных, через ворота прошла на территорию станции.
  - Мишка шепотом спросил,- чего это она на станцию пошла?
  - Так она там уборщицей работает. Ты что не знал?
  - Нет. Пойдем, посмотрим, что она у забора спрятала?
  - Пойдем.
  Ребята перебежали через дорогу. Коробка лежала между шпалами и большой щелью в заборе. В ней что-то шевелилось...
  
   К стоящим у ворот монастыря машинам подъехала еще одна. Из нее вылез лейтенант и подошел к присутствующим, отдал честь и спросил. - Я могу увидеть майора Малышева?
  - Я вас слушаю. - Ответил Малышев и предъявил удостоверение. Лейтенант внимательно ознакомился с документом, повернув его таким образом, чтобы на него падал свет от фонаря.
  - Товарищ майор, я доставил в ваше распоряжение на три часа заключенного Красильникова, Вам нужно расписаться о его приеме в этом акте. - Он протянул Малышеву папку с нужными документами. Тот, не читая, расписался в двух экземплярах. Один вернул, а второй, свернув пополам, убрал в карман.
  - Лейтенант, давай его сюда.
  Лейтенант открыл заднюю дверь, оттуда показался Красильников. Одет он был в шинель без знаков различия и в простую кепку, на ногах были кирзовые сапоги.
  - Хорошо, что не в тюремном ватнике. Молодцы, догадались переодеть. Не надо, что бы он бросался в глаза. - Подумал майор.
  Он вместе с Красильниковым отошел в сторону. Малышев не мог определиться в какой форме обращаться к нему. С одной стороны тот был заключенным, а с другой, учитывая, что им предстоит длительное время общаться в "Вулкане" в их отношениях должен быть элемент доверительности.
  - Михаил Лукьянович, нам нужна ваша помощь.
  - Я к вашим услугам, - немного по-старомодному ответил тот.
  Немного помявшись, не зная с чего начать, Малышев произнес. - К нам поступили сведения, что в этом районе планируется диверсия на железной дороге. Предположительно под монастырем существуют подземелья, где, опять же, предположительно, находится около девятисот килограммов тола. Нам известен исполнитель акции, он арестован, но мы не знаем, где находится вход в подземелье. В нашем распоряжении два часа. Что делать?
  - С Вашего позволения, я задам несколько вопросов?
  - Спрашивайте.
  - Сколько исполнителей, один или больше?
  - Не знаем.
  - Планируется диверсия против железной дороги, как таковой или против конкретного эшелона?
  - Против эшелона с важным грузом. Он должен проследовать здесь через два часа.
  - Тип взрывателя?
  - Вот, что мы имеем - Малышев протянул конечный выключатель, найденный в сарае.
  Красильников взял его в руки, повертел, пощелкал и отдал назад.
  - Электрического действия. Должны тянуться провода, но если было время на подготовку, то они, скорее всего, вкопаны в землю и мы их вряд ли найдем. Конечник устанавливается под рельсу, во время прохождения эшелона она под тяжестью прогибается и нажимает на выключатель, который замыкает цепь. Электрический заряд приводит в действие взрыватель... Что бы вся конструкция была готова к срабатыванию, необходимо только подключить источник тока... А подключать его можно только тогда, когда есть гарантия, что до нужного эшелона не пройдет ни один поезд. Стало быть, в акции участвуют, как минимум два человека. Один должен контролировать движение эшелона и, когда появится уверенность, что до него на данном участке не будет прохождения другого транспорта, подать условный сигнал тому, кто должен подсоединить батарею. Во всем этом есть слабые стороны. Необходимо взять под контроль все телефонные аппараты и транспортные средства, такие, как автомобили и мотоциклы.
  - А их зачем?
  - Тот человек, который должен подключить батарею, вряд ли самоубийца. Он прекрасно понимает, какой силы будет взрыв, и будет стараться за кратчайшее время отъехать отсюда как можно дальше сразу после приведения в готовность системы.
  Малышев сразу же подозвал к себе Крамарова и Волина и отдал им необходимые распоряжения.
  В это время Красильников, заложив руки за спину, в задумчивости прохаживался из стороны в сторону. Подошедшему Малышеву он сказал, - надо попробовать вычислить остальных исполнителей или исполнителя.
  - Каким образом? Здесь проживает около шестисот человек, и у нас просто нет времени.
  - Сразу отсеиваются женщины и дети. Нас должен интересовать мужчина, примерно сорока лет, неприметной внешности, скорее всего не обремененный семьей. Профессия у него должна быть такой, что бы он не вызывая подозрений мог в любое время уехать на неделю, на месяц. Это может быть геолог, журналист или экспедитор. Я думаю с такими приметами здесь не больше трех человек, а то и один, как раз тот, что нам и нужен.
  - А почему вы решили, что он должен здесь жить. Может быть он пришлый.
  - Посторонний здесь не впишется.
  Малышев даже вздрогнул. Красильников слово в слово повторил вчерашнюю фразу Семеныча.
  - Нам необходима помощь местного, надежного человека, иначе мы здесь будем, как глупые щенки бесцельно мыкаться. Пока освоимся и поймем, что к чему - потеряем время, а его то у нас и нет. Операцию изначально надо было проводить без привлечения воинского соединения. Они лишь вносят лишнюю сумятицу, а профессионалу это только на руку.... Ну, что сделано, то сделано. Будем работать с тем, что имеем.
  Малышева начинало раздражать поведение этого человека. Он вел себя так, как будто был не ЗЭКом, а, по меньшей мере, сотрудником НКВД. И хотя разумом понимал, что в данной ситуации это даже хорошо - Красильников не комплексует, но раздражение не проходило.
   К ним, запыхавшись, подошел Волин и доложил. - Из транспорта здесь имеется полуторка в столярных мастерских, но она сломана и мотоцикл у коменданта, но мы пока не можем его найти, а от коменданта ничего не добьешься, он пьяный в стельку.
  В разговор встрял Красильников. - Надо прочесать всю округу, мотоцикл должен быть где-то недалеко, и, скорее всего, не в монастыре, а рядом с ним. И еще надо выяснить, кто пил с комендантом, точнее спаивал его. Скорее всего, это тот человек, который нам и нужен. Он обратился к Волину. - А у коменданта семья есть, дети?
  - Не знаю.
  - Кроме этих ворот, здесь есть еще выход?
  - Еще есть ворота с восточной стороны, но они наглухо забиты, а калитка в этих воротах закрыта на ключ.
  - Гражданин майор, пойдемте на территорию, - и, не дожидаясь согласия, Красильников направился в ворота мимо расступившихся красноармейцев. Малышев молча последовал за ним.
  Внутри по всему периметру стояли бойцы ОСНАЗа с винтовками. У входов в бараки кучковались жильцы и возмущенно галдели, среди них было много пьяных. Они не могли понять, что происходит.
  Малышев, Волин и Красильников остановились у старой, с облупившейся штукатуркой церкви, не зная, что делать. Все местные жители были в таком возбужденном состоянии, что обращаться к кому-то из них не имело смысла.
   Волин пошел организовывать поиски мотоцикла. Было хорошо слышно, как он отдавал четкие команды, словно в бою или на ученьях.
  Из-за угла церкви неожиданно вынырнул Крамаров с каким то парнишкой лет пятнадцати. Он обратился к Малышеву. - Товарищ майор, в монастыре есть два телефона, один у коменданта, а другой в столярной мастерской. Он кивнул на парнишку, - это Колька, исполняет обязанности коменданта.
  - То есть?... - Не понял Малышев.
  - Я пошутил. Колька сын коменданта, он знает где, что и как. То есть владеет всеми вопросами. Знает где ключи, и от каких помещений.
  Малышев переглянулся с Красильниковым. Парнишка для них был просто находкой. Его присутствие решало многие проблемы.
  Александр Ильич ожил. - Для начала надо пройти в помещение, где есть телефон, а то мы здесь торчим, как бельмо на глазу. Давай, Колька, веди.
  В помещении столярной мастерской пахло свежеструганными досками. Все расположились в маленькой конторке, оборудованной в монашеской келье. Почти все пространство занимал огромный письменный стол из мореного дуба с затейливой резьбой, инкрустированный бронзой. Под стать столу было и кресло. В глубокой нише стоял массивный, резной шкаф. По- видимому эта роскошная мебель в свое время была экспроприирована из какого то особняка. Несоответствие обшарпанного помещения с облупившейся штукатуркой и дорогой мебели резало глаза.
  Малышев осторожно присел на край стола. Остальные пристроились на простую лавочку, стоявшую у стены. Все косились на кресло, но оно осталось незанятым.
  - Коля, ты хорошо знаешь всех живущих в бараках? - Приступил к опросу Малышев.
  Мальчишка поерзал на скамейке. - Да вроде бы - да.
  Сразу тебя предупреждаю, дело очень серьезное и наш разговор должен остаться в секрете. О нем не должен знать ни один человек. Ты все понял?
  Колька выпрямился, расправил узенькие плечи и ответил по военному, - так точно, я же комсомолец.
  - Вот и хорошо. Теперь к делу. Нас интересует человек с такими приметами: Мужчина, возраст - лет сорок, скорее всего без семьи, профессия связана с постоянными разъездами.
  Колька наморщил лоб, думая.- Так сразу и не сообразишь...
  Красильников задал свой вопрос. - А с кем пил твой отец?
  Парень смутился, опустил голову и тихо произнес - С Глотовым , он всегда, как появляется, с отцом выпивает. Ему то ничего, а отец на несколько дней в запой уходит.- Тут же встрепенулся. - Так он же и подходит по приметам, только ему не сорок лет, а больше. А остальное все подходит: живет он один и постоянно в разъездах. Он археолог и уезжает в экспедиции то на неделю, то на месяц. А в прошлом году его почти год не было, был на каких то раскопках в Новгороде. У него еще шрам на шее.
  - Где шрам?
  - Вот здесь... - Колька провел рукой по левой стороне шеи.
  Малышев вскочил. - Это Грот, Ульрих Грот... по всем приметам сходится! Будем брать!
  Все вскочили, Крамаров уже держал в руке наган. Только Красильников продолжал сидеть невозмутимо. На вопросительный взгляд майора он произнес. - Вы, что же думаете, он сидит в своей комнатушке, смотрит из окошка на весь этот шухер и, пригорюнившись, ждет, когда за ним придут? Скорее всего, он притаился в каком то месте с хорошим обзором и ждет условного сигнала.
  - Какого сигнала? Мы блокировали все телефоны.
  - У него может быть и другой вид связи.
  - Какой?
  - Видов может быть несколько. Звуковой: взрыв, который далеко слышен. Световой: большой пожар, видный издалека или сигнальная ракета. Еще может быть...- Красильников на мгновение замолчал, потом посмотрел на Кольку. - Здесь, в монастыре есть голубятня?
  - Есть, У Сереги Пронина отец голубей разводит.
  Даже не спрашивая согласия у Малышева, Красильников озадачил паренька. - Давай бегом к этому Сереге, узнай у него, - не покупал ли кто нибудь у них голубей недавно? Если покупал, то кто?
  Когда парнишка убежал, Красильников повернулся к майору. - Если голубя выпустить даже за сто километров, он все равно вернется в свою голубятню.
  Малышев раздраженно произнес, - надо что-то делать, не можем же мы сидеть и ждать, когда прилетит голубь. В любом случае необходимо произвести обыск там, где он жил.
  Красильников спокойно произнес. - Если бы я был на его месте, и, видя, что вышли на меня, я бы стал работать ва-банк. То-есть: уже не шифруясь, работал бы только на решение главной задачи. Ему терять нечего, назад дороги нет. Я к чему все это говорю? Он может, а, скорее всего не может, а точно, установил в своей комнате мину-ловушку. Ее взрыв будет ему служить сигналом, что ему наступают на пятки. Он нас опережает по всем позициям и навязывает свою игру. Пока инициатива у него. Мы должны работать нелогично, это будет сбивать его с толку. Рано или поздно он допустит ошибку. За его комнатой необходимо установить скрытное наблюдение, но ни в коем случае не заходить туда, мы это всегда успеем. Наличие красноармейцев надо попробовать объяснить тем, что мы разыскиваем уголовников, которые в этом районе совершили преступление и могут скрываться здесь. Среди бойцов должны иметь место такие разговоры, что бы их слышали местные. Это может притупить его бдительность, а отсутствие взрыва в бараке и вовсе, чем черт не шутит, соблазнит вернуться в комнату, что бы узнать, что происходит. В конце концов, он же живой человек и у него должно быть такое чувство, как простое любопытство. Самое плохое, что время играет на него, а не на нас. Но и лишняя нервозность нам еще больше вредит. Надо не дергаться, а спокойно все обмозговать. Предлагаю думать вслух, иначе говоря, озвучивать все, даже самые бредовые мысли. Но сначала, Вы, гражданин начальник, конечно, если согласны с моими доводами, должны дать соответствующие распоряжения.
  Спокойствие ЗЭКа передалось и Малышеву с Крамаровым.
  Красильников продолжил, - предлагаю думать по старшинству, гражданин начальник, извольте начинать. Поведайте нам о своих тревогах и печалях.
  - Не надо ёрничать, не время и не место. Значит так, если мы на самом деле имеем дело с Ульрихом Гротом, то мы имеем дело с очень опытным и серьезным противником. Достаточно сказать, что он работает в России еще с дореволюционного периода, но всегда ухитрялся улизнуть. Последний раз он попадал в наше поле зрения год назад в Западной Белоруссии. Тогда погибли трое наших сотрудников, а ему удалось уйти. Теперь по сегодняшним проблемам: Гроту удалось обнаружить тайник, оставшийся после гибели бандита Яшки Кошелькова в девятнадцатом году, а там по нашей информации хранится пятьдесят пять пудов тола. Иметь большой тайник да еще с такой начинкой - мечта любого диверсанта, да еще вблизи целой сети железных дорог стратегического направления. Он готовит крупную диверсию. Практически все готово, но тут появляется из заключения некий Кольцов, который сталкивался с ним в тот период, когда Грот искал тайник. Та встреча закончилась тем, что у Грота появился шрам на шее, а Кольцов угодил за решетку на шесть лет. Появление Кольцова ставит акцию под угрозу срыва. К тому же он рвется сходить сюда и во всем разобраться... Стоп!... О том, что Кольцов хотел придти в монастырь, слышали его мать, Чернышев и Рубцова, она же Будениха.... Вот, где собака зарыта! Сам Рубцов может быть и не причем. Информацией о намерении Кольцова владела его жена. Она то и передала ее Гроту. А тут еще Семеныч со своей слежкой. Он мешал достать из тайника в сарае конечники, необходимые для взрыва. Поэтому Рубцова и спровоцировала семейный скандал, что бы была причина сходить в монастырь и заодно обеспечить себе алиби. Ночью она с Гротом вернулась назад. Взяла с кухни нож Кольцова. Они сначала оглушили Кравченко подковой, а затем добили ножом. Этим они убили двух зайцев: получили доступ к тайнику и нейтрализовали Кольцова, чей приход в монастырь мог им все испортить. Теперь все встало на свои места,... но нам от этого не легче. Мы по-прежнему не знаем где взрывчатка и где Грот...
  Размышления вслух прервал Крамаров. - Зато мы знаем, что Рубцова должна быть здесь у каких-то Прохоровых.
  - Точно! У меня это вылетело из головы!
  В это время в конторку вернулся Колька, - у Сереги час назад двух голубей купила тетя Катя. Только я ее фамилию не знаю, она раньше здесь жила.
  Малышев в сердцах выругался. - Где нам теперь ее искать?
  Крамаров удивился - Как, где? На Курской-товарной, она же там работает уборщицей.
  - Что же ты молчал, что она там работает?
  - Так меня ни кто об этом не спрашивал, и я думал, что вы знаете...
  - Бери машину и пулей на станцию, из под земли достань Рубцову, и, что бы там ни один голубь не взлетел! Там находятся двадцать ОСНАЗовцев, задействуй их.
  Опер, как ошпаренный рванул к машине, чуть не сбив с ног входившего Волина.
  - Куда это он рванул, как умалишенный?
  - Голубей нейтрализовывать. - То ли в шутку, то ли всерьез ответил Малышев. - А у тебя какие результаты?
  - Нашли мотоцикл. Он был спрятан рядом с монастырем в соседнем дворе, за сараями. Я приказал его сюда доставить...
  Красильников даже подпрыгнул. - Ни в коем случае! Пусть остается там, где стоит. Организуйте скрытное наблюдение.
  Волин недоуменно посмотрел на Малышева, как бы спрашивая,- с каких это пор нами ЗЭКи стали командовать?
  Майор, не глядя на Волина, зло бросил - Выполнять!
  Тот обиженно вышел. В помещении повисла гнетущая тишина. Время шло, а они толклись практически на одном месте.
  Первым вышел из оцепенения Малышев. - Коля, а ты сможешь определить, все ли ключи от помещений у твоего отца на месте?
  - Наверное, смогу.
  Красильников спросил. - А что нам это даст?
  -По отсутствующим ключам мы сможем определить, какие помещения интересуют Грота и есть вероятность, что там и находится вход в тайник.
  - У Грота было больше, чем достаточно времени, что бы сделать дубликаты, а ключи вернуть на место.
  Малышев опять замолчал, не зная, что возразить. Немного помолчав, нерешительно обратился к Кольке, почему-то шепотом, словно боясь спугнуть удачу, - Коленька, а тебе нигде не попадалась прибитая подкова?
  -Так они у многих над дверями висят, говорят - на счастье...
  - Нет, не такие... Я хотел сказать - такие, но в необычном месте.
  - Есть такая, но не в монастыре, а рядом с керосиновой лавкой, на старой липе подкова прибита, только очень высоко...
  
  Мишка едва не упустил голубей. Когда он стал открывать коробку, птицы забились и попытались вырваться на свободу. Хорошо, что он успел навалиться грудью на коробку. Перевязав упаковку шпагатом, как было, мальчишки переглянулись. - Зачем ей голуби?
  На этот вопрос у них не было ответа.
  Мишка предложил. - Давай последим за голубями.
  Валька пожал плечами.- А что нам это даст? Может она их утром заберет и кому нибудь подарит. А мы будем всю ночь птичек охранять. Надо идти в монастырь и выяснить где она была ночью.
  - Ладно, пойдем, только голубей давай выпустим.
  - Не надо выпускать, давай просто коробку перепрячем.
  Ребята взяли коробку, бегом перебежали дорогу и спрятали голубей в ближайшем дворе. Затем продолжили свой путь.
  Уже подходя к монастырю, они насторожились. У ворот стояло несколько машин, туда-сюда сновали военные. Особенно сдрейфил Валька. - Это, наверное, меня ищут,... я же нахожусь в розыске.
  Мишка ему возразил. - Если бы искали тебя, то у нас, а не здесь. Какое ты имеешь отношение к монастырю?
  Этот довод немного успокоил беглеца. - Все равно мне туда нельзя, вдруг меня узнают?
  Ребята укрылись за старыми липами и стали наблюдать за происходившим. Они поняли, что надежды попасть незамеченными через ворота нет, а проникнуть на территорию было необходимо, чтобы узнать, ночевала Будениха здесь или нет.
  - Валь, ты спрячься где нибудь здесь, - Мишка огляделся. - Вон за той трансформаторной будкой. Я схожу в монастырь, постараюсь все узнать. Меня никто не разыскивает. Когда я вернусь, будем думать, что делать дальше. Ты мне только объясни, как найти твоего Серегу.
  - Он или у голубятни, как зайдешь в ворота, сразу направо иди вдоль стены, она в самом конце стены, за сараями... не ошибешься - она высокая, ее хорошо видно. А если его там не будет, то он живет в бараке, который стоит ближе всего к голубятне. Как зайдешь, сразу налево и вторая комната справа.
  Мишка оставил рюкзак у Вальки, а сам направился к воротам.
  
   Капитан Волин отдал распоряжение в отношении мотоцикла лейтенанту Лазареву, а сам остановился у мощной стены покурить. Возвращаться в столярку не хотелось. Его раздражало поведение Малышева. Вместо решительных действий, он тратит драгоценное время на пустые рассуждения, на ловлю голубей. Заставляет его, капитана НКВД, выполнять распоряжения старого ЗЭКа. А то, что старик был заключенным, Волин ни грамма не сомневался. Того выдавал исходивший от него запах, запах немытого тела, запах камеры. Такой ни с чем не спутаешь. Если бы в самом начале Малышев не одернул его, у них сейчас уже были бы результаты. Только жесткие, энергичные меры, а не сюсюканье - могут дать результаты... Интересно, а он знает, кто на него докладную прошлой зимой написал? Наверное, нет, а то бы по-другому себя вел...
   Он взглядом проводил выбежавших из помещения Малышева, ЗЭКа и мальчишки с лопатами. Волин услышал, как майор приказал трем бойцам следовать за ним.
  - Теперь они будут землю рыть... а мест, где можно покопаться здесь много.
   Внезапно он обратил внимание на то, как от ворот какой то мальчишка шел, озираясь по сторонам. Волин, заинтересовавшись необычным поведением паренька, пропустил его немного вперед и пошел следом. Еще больше насторожило капитана то, что неизвестный явно старался не попадать на глаза сотрудникам, расставленным по всей территории. Он обходил их, пригнувшись за кустарником, за штабелем, сваленных досок. Укрывшись за сараем, Волин с интересом наблюдал, как парень подергал дверцу голубятни, задрал вверх голову и тихонько несколько раз свистнул.
  Мишке было не по себе. Мало того, что он с трудом ориентировался в закоулках монастыря, еще и в голубятне не оказалось Сереги. Теперь надо было идти в барак. Он вздрогнул, когда чья-то рука опустилась ему на плечо.
  - Стой, не дергайся. Ты кто? - Волин рывком развернул Мишку лицом к себе. По железным ноткам в голосе мужчины, Мишка сразу понял, что имеет дело с сотрудником органов, не смотря на гражданскую одежду.
  - Я... Чернышев... Михаил...
  - А здесь, что делаешь?
  Мишка не знал, что ответить. Заикаясь, он промямлил. - Ищу Серегу Пронина.
  - Зачем?
  Мишка совсем растерялся и ляпнул первое, что пришло в голову, - хотел у него голубей купить.
  Волин встрепенулся, он уже понял, что голубиная тема не просто так волнует Малышева. Он толком не знал почему, но желание перехватить инициативу и проявить себя одержало верх над здравым смыслом.
  Парня, пока он не пришел в себя, надо было раскручивать по полной схеме. Тут главное надавить, да посильнее...
  Удар в грудь откинул Чернышева к сараю, он чуть не упал. Зловещие, тягучие нотки в словах, на манер блатных, давили на мозги, превращали его в послушного кролика пред ясными очами удава.
  - Еще раз мне соврешь, я тебе голову отверну. Сразу правду начнешь говорить, или в отделение тебя отправить, чтобы подумал?
  Упоминание об отделении милиции кинуло Мишку в дрожь. - Только не хватало еще раз попасть в камеру! Он представил себе реакцию дяди Саши, - тебе только натюрмортики рисовать.
  Они не заметили, как из-за сарая к ним подошел кряжистый молодой парень. Не смотря на то, что он твердо стоял на ногах, запах перегара говорил о том, что он принял на грудь, и не мало.
  - Что за базар-вокзал?
  Волин посчитал ниже своего достоинства представляться и что-либо объяснять пьяному.
  - Я тебя не вызывал. Даже если я тебя и вызову, то вопросы буду задавать я, а не ты.
  После этих слов тот должен был понять, кто перед ним, но он или не хотел понимать, или был слишком пьян.
  - А ну вали отсюда, шаромыжник, а то я тебе объясню, что такое гнев пролетариата. Если ты не знаешь, то это страшная вещь!
  Волин даже потерял дар слов от такой наглости. Он попытался провести болевой захват руки наглеца, что бы тот осознал, с кем имеет дело, но к его огромному удивлению, рука была, как стальная и просто не сгибалась. Откуда ему было знать, что он имеет дело с вальцовщиком, а тому приходится каждую смену по несколько тонн металла этими руками перекидывать, а это не шутка.
   Мишка под шумок, пока они разбирались, кто круче, сделал шаг назад, отпрыгнул в сторону и укрылся за сараем. Оттуда он протиснулся в узкий проход между постройками и постарался как можно дальше уйти от голубятни. Продвигаясь в полной темноте, мальчишка постоянно натыкался на что-то. Такое продвижение продолжалось до тех пор, пока он не споткнулся и не полетел куда-то вниз, увлекая за собой обломки досок, кирпичи и комья земли. Придя в себя после падения, Мишка с трудом выбрался из груды кирпичей и земли. Сильно болела нога, на щеке кровоточила ссадина. Но хуже всего было то, что был разодран рукав у куртки. - Опять попадет от бабушки.
  Мишка нащупал в кармане фонарик. Как хорошо, что он не положил его в рюкзак, а сунул в карман. Луч света осветил тоннель. Стены и свод его были выложены из каменных плит. В некоторых местах кладка разрушилась и из провалов в стене повываливалась глина, образовав насыпи, местами, почти полностью перегородившие проход. - Вот оно, подземелье, которое они с Валькой собирались найти. Но чувства радости Мишка почему то не испытывал. Он посветил вверх, туда, откуда свалился сюда. Там, под сводом чернела расщелина, из нее, с шуршанием продолжали сыпаться комья глины.
  - Без лестницы назад не выбраться. - С тоской подумал Мишка. - Надо искать другой выход, он должен где-то быть. Подсвечивая себе фонариком и прихрамывая, он пошел по тоннелю. Постоянно приходилось протискиваться через завалы из груды камней и глины. В одном месте из трещины в стене с тихим журчанием струилась вода, образовывая на полу озеро. Хорошо, что оно оказалось мелким и его удалось перейти, только немного замочив ноги.
   Несколько раз Мишке попадались ответвления от основного тоннеля, но он упорно шел вперед, никуда не сворачивая, пока не уперся в завал, полностью перегородивший подземный ход. Внезапно послышался непонятный звук. Мишка замер, пытаясь понять, откуда он исходит. Звук казалось, исходил отовсюду, он нарастал, усиливался, пока не превратился в жуткий грохот. Мишку охватил ужас.
  
   Малышев еле успевал за Колькой, следом за ними спешили Красильников с бойцами.
  - Как же я упустил, что кошельковский тайник был организован еще отцом Фроловой, а в то время в монастыре были монахи. Вход в тайник Кошелькова может быть только за территорией. Столько времени потеряно! - Корил себя майор. - Но в то же время, многое прояснилось.
  Отблеск уличного фонаря еле-еле освещал вывеску с облупившейся надписью " Керосин". Рядом со строением, которое с большой натяжкой можно было назвать домом, стоял большой сарай, более крепкий, чем сам дом. Одну из боковых стен и часть задней образовывали кирпичные останки древней часовни, когда-то стоявшей на этом месте. Чуть в стороне стояла старая разлапистая липа. Малышев посветил фонарем, на высоте метров семи к стволу была прибита подкова. От времени она была покрыта слоем ржавчины. Наличие фирменного знака бандита подтверждало то, что вход в тайник где то здесь, скорее всего в сарае. На воротах висел огромный замок. Малышев чертыхнулся - ключа то нет.
  Колька, ни слова не говоря, достал из под лежащего рядом камня ключ огромного размера, под стать замку и открыл ворота. Луч фонаря осветил груды лопат, метел, жбаны, заляпанные краской.
  - Надо все выносить, - подвел неутешительный итог Красильников.
  - Может, я сбегаю, еще ребят приведу, - предложил один из красноармейцев.
  -Некогда бегать, надо быстрее все вынести отсюда, - Малышев сгреб в охапку метлы и вынес наружу. Его примеру последовали остальные. На удивление быстро сарай освободили от содержимого. Зажгли керосиновую лампу, которую нашли здесь же, стало светлее.
  Кусок ржавой проволоки в палец толщиной послужил в качестве щупа. Уже через две минуты Малышев почувствовал, как щуп звякнул о что-то металлическое. Люк располагался на глубине полуметра. Красноармейцы в мгновение ока раскидали землю, что бы обеспечить доступ к люку.
   Малышева смутило то, что, по-видимому, этим люком давно не пользовались. Он первым спустился вниз по лестнице, которую бойцы опустили в отверстие. Внизу ощущался затхлый, сырой запах подземелья. Следом спустились Красильников, Колька с лампой и один из красноармейцев. Достаточно большое помещение было заставлено массивными каменными надгробиями с высеченными надписями на старославянском языке. Луч фонаря уперся в гору полусгнившего тряпья, сваленного в беспорядке у стены слева. Красноармеец пнул сапогом в то, что осталось от соболиных шуб, дорогих драповых пальто с каракулевыми воротниками. Из этой кучи с писком выскочили несколько здоровенных крыс и бросились врассыпную.
  Малышев провел лучом фонаря по кругу, осматривая весь подвал. У противоположной стены виднелся темный провал уходившего вглубь подземного хода. Майор, освещая дорогу, направился в сторону входа в лабиринт. Его остановил окрик Красильникова, - Стой!... Стойте.... Там может быть ловушка.
  Предостережение подействовало. Малышев стал двигаться осторожнее, внимательно глядя под ноги и по сторонам. Через метров пятьдесят он уперся в завал. Из груды камней торчали обглоданные крысами до белизны чьи-то кости.
  Сзади раздался голос Красильникова. - Я оказался прав, ловушка была, но на нее наткнулся кто-то до нас. Вежливо отстранив Александра Ильича, он вытянул из груды обвалившегося свода кусок проволоки и пояснил. - Растяжка. От взрыва потолок и обвалился.
  - Надо разбирать завал, выходов из подземелья может быть несколько, но разыскивать их нам некогда. - Подвел неутешительный итог Малышев,- на данный момент это единственный шанс успеть добраться до нужного места. Берите лопаты и носилки, - обратился он к красноармейцу, - начинайте разбирать завал, а я сейчас найду капитана Волина, он пришлет сюда еще десяток бойцов. Завал необходимо разобрать как можно быстрее.
  Товарищ командир, а что мы ищем? - Не вытерпел и спросил красноармеец.
  Малышев, как будто не слыша вопроса, продолжил давать распоряжения, - когда разберете завал, дальше по этому ходу никому не ходить, сразу же сообщить мне, я буду находиться в столярке.
  Обращаясь к Красильникову, он произнес, - пока нам здесь нечего делать, - и направился к лестнице.
  - Гражданин майор, позвольте на минутку фонарь, - попросил Красильников. Малышев протянул ему фонарь и остановился, с любопытством наблюдая за его действиями. Старик внимательно обследовал стены, обойдя зал по периметру. В одном месте он остановился и, привстав на цыпочки, стал рукой смахивать пыль со стены. На кирпичной стене проявился странный рисунок, сделанный мелом: птица, сидящая на пушке, а над ней какой то иероглиф. Чуть ниже была корявая надпись, - ищите и обрящите.
  Малышев подошел поближе, внимательно рассмотрел рисунок и, повернувшись к Красильникову, спросил. - Ну и что это значит?
  - Не знаю, но, наверняка он, что-то обозначает...
  - Пойдем наверх, на отгадывание ребусов у нас нет времени. Я думаю, к сегодняшним проблемам это не имеет никакого отношения.
  Волина нигде не было, пришлось команду о выделении десяти человек дать молоденькому лейтенанту.
  В столярке Малышев сразу подошел к телефону. В справочнике, который лежал на столе нашел нужный номер и позвонил дежурному по станции. К счастью, Крамаров оказался рядом.
  - Сергей, чем порадуешь?
  - Радостного мало. Рубцову видели проходящей на территорию, но голубей у нее не видели. Она убрала помещение диспетчерской и после этого, словно сквозь землю провалилась. Продолжаем ее поиски. Но здесь столько мест, где можно надежно укрыться, что найти ее очень сложно. К тому же темно, а у нас в наличии только четыре фонаря. Я думаю, что она в диспетчерской узнала то, что ей нужно и теперь дожидается времени, когда можно выпускать голубей.
  - А ты узнал график движения на этом отрезке?
  - Так точно. С интервалом в двадцать минут пройдет пассажирский из Севастополя и эшелон из Харькова. Затем пауза в движении на тридцать минут и... состав из Тулы... Малышев посмотрел на часы. - У тебя двадцать семь минут. Кровь из носа, надо найти Кравцову! Как появится информация - сразу звони!
  Следующий звонок Малышев сделал в управление.
  Усталый голос комиссара произнес. - Докладывай, Малышев.
  - Удалось установить, кто стоит за организацией акции. Это Ульрих Грот, агент Германских спецслужб и некая Рубцова. Мы их ищем, но пока безрезультатно. Найден один из входов в монастырские подземелья, но он разрушен, идет расчистка завала. Но боюсь, мы не успеваем. Необходимо остановить любое движение по железной дороге на этом участке с двадцати трех и до окончания поиска.
  Повисла тяжелая пауза. - Остановка движения полностью исключается, не мне тебе объяснять, почему... Нужно успеть!
   Шум проходящего поезда возвестил, что еще один эшелон - и наступает время "x".
  Малышев посмотрел на Красильникова, - Михаил Лукьянович, что мы еще можем предпринять? Что мы могли упустить?
  -Я все думаю, зачем он спаивал коменданта?.. Ему нужно было на какое то время его нейтрализовывать, что бы беспрепятственно попадать в какое то место, где, скорее всего и находится еще один вход в подземелье. Необходимо внимательно осмотреть все служебные помещения, которые находятся в ведении коменданта.
  Малышев обратился к Кольке, который тихонько сидел у двери и все внимательно слушал. - Коля, сбегай и возьми у отца ключи от всех служебных помещений, только побыстрее.
  Колька, не задавая лишних вопросов, тут же убежал. Он сильно переживал из-за пьянки отца и очень не хотел, что бы это отразилось на том непонятном, что происходило в монастыре. А то, что происходило, что-то очень серьезное, он ни на минуту не сомневался.
  Когда он прибежал назад с ключами, в столярке уже был Волин. С оторванным воротником у пальто и с синяком под глазом, он сбивчиво рассказывал о происшедшем. - ... Я уже задержал одного, а тут еще один, наверное, сообщник.... В общем, им удалось уйти, но я их хорошо запомнил.
  Малышев занервничал. Неужели здесь действует не один Грот, а с сообщником? Это осложняло и без того непростую ситуацию.
  - Опиши их.
  - Первый, за которым я следил - молодой, но уж больно юркий. Моментально исчез, как сквозь землю провалился.... А второй - в бушлате, рыжий и с наколкой на руке в виде якоря.
  В разговор вмешался Колька - это Назар, Назаров Максим. Без него ни одна драка не обходится. Он уже три года, как с Балтики демобилизовался, а все в бушлате ходит, гордится своей службой на флоте. Назар в сортопрокатном вальцовщиком работает.
  -А где его можно найти?
  - Так, небось, у красного уголка ошивается. Там скоро фильм начнут крутить, " Волга-Волга"...
  К Малышеву наклонился Красильников и тихо произнес, - необходимо всех убрать из Красного уголка и проверить его, как следует. Грот мог подготовить отвлекающий фактор.
  Малышев все понял: пожар или взрыв в людном месте мог создать фактор паники и неразберихи, так необходимой Гроту, что бы иметь возможность в нужный момент, под шумок проникнуть в подземелье и подсоединить батарею.
  С нескрываемой неприязнью Малышев обратился к Волину. - Капитан, приведи себя в порядок, организуй со своей командой оцепление у Красного уголка, там не должно быть ни одного человека.
  Затем обратился к Красильникову - Михаил Лукьянович, Вы с Николаем займитесь помещениями, а я к Красному уголку...
  Он на какое то мгновение замолчал. Красильников воспринял паузу по-своему. - Гражданин начальник, если бы мне надо было убежать, я бы мог это сделать еще в лагере. Для профессионала это не проблема. Можно быть в неволе, находясь в Кремле и быть свободным на лесоповале. Все зависит от мироощущения. Для меня понятие свобода - понятие, чисто философское...
  Малышев внимательно посмотрел на старого ЗЭКа и промолчал, не зная, что сказать в ответ.
   У входа в кирпичное здание, старой постройки, где располагался Красный уголок, были в основном ребятишки и старики, лишь несколько пьяненьких мужиков в стороне распивали водку из одного стакана и без закуски. Среди них бросался в глаза крупный детина в бушлате и с рыжей шевелюрой на голове. К нему сразу подскочил Волин, ухватил за рукав, и, обращаясь к бойцам, скомандовал. - Взять!
  Рыжий не успел опомниться, как на него были направлены стволы трех винтовок. Его собутыльники сразу отпрянули в сторону. Парень затравлено озирался, - вы, че?.. В руках у него был граненый стакан с недопитой водкой.
  Малышеву пришлось вмешаться. Он подошел к очумевшему парню, отстранив рукой направленные на него стволы. - Что за парень был с тобой у голубятни?
  - Я не знаю, я его первый раз увидел... Просто вон тот тип - он рукой показал на Волина - его бил... ну я и заступился,... я же не знал, что он из органов...
  Волин хотел что-то сказать, но Малышев не стал его даже слушать. Он прошел в помещение.
  Взрывное устройство нашлось на удивление быстро. Сразу у входа, за составленными у стены старыми портретами руководителей страны стояла небольшая картонная коробка. Внутри было слышно тиканье. Несомненно, это была бомба с часовым механизмом. На разминирование не было времени. Малышев приказал отнести коробку в безопасное место.
  Они просчитывали предполагаемые действия Грота, но не больше. Необходимо было найти вход в подземелье, которым должен воспользоваться тот после получения условного сигнала.
  Увидев подходивших Красильникова и Кольку, майор замер. По их унылым лицам он понял, что результатов нет.
  По ушам резанул перестук колес со стороны железной дороги...
  Вот и все.... Теперь условный сигнал и вряд ли можно, что-то изменить...
   Взметнувшееся пламя в стороне Курской-товарной станции только подтвердило правоту его мыслей.
  Подошедший Красильников, глядя в сторону зарева, тихо произнес, - они продублировали голубей...
  
   Когда грохот стал стихать, до Мишки дошло, что наверху, над ним - железная дорога. Это его немного успокоило. Он попинал ногой завал. Понял, что разбирать его дело дохлое и уныло потащился назад. Был соблазн попробовать свернуть в ответвление от основного тоннеля, но он, почему-то не решился. Мишка где-то читал, что если постоянно сворачивать в подземных лабиринтах, то можно окончательно заблудиться и бродить по ним до бесконечности.
   Назад, к месту падения, дорога Мишке показалась короче. Он немного постоял под отверстием, из которого свалился сюда. Дыра в своде уже забилась глиной, еще недавно сыпавшейся оттуда.
  Мишка вздохнул и продолжил свои поиски с надеждой, что может быть, в той стороне найдет выход. Тоннель делал плавный поворот. Из под ног разбегались потревоженные крысы и исчезали в темноте. Через некоторое время он опять уткнулся в завал.
   Мишка совсем притих. - Вот попал!
  Надо было искать выход из создавшегося положения. Он решил обследовать по очереди все боковые ходы, сначала с левой, а потом с правой стороны. Может быть, они выведут отсюда.
  Первый ход сделал петлю, то, спускаясь вниз, то, поднимаясь вверх, и вывел Мишку назад, в основной тоннель. Второй вывел в большой зал с мрачными, осклизлыми сводами. В углу среди полусгнивших, деревянных колод на земляном полу лежали человеческие кости, в некоторых местах прикрытые лохмотьями, когда-то бывших одеждой. Из стены торчало вбитое туда огромное, железное кольцо, от которого тянулась массивная цепь к скелету. Череп пустыми глазницами мрачно смотрел на него. Среди костей, которые когда-то были руками, Мишка заметил небольшой предмет, похожий на темную пластину. Когда он осторожно взял этот предмет в руки, от легкого прикосновения скелет с шумом развалился. Череп откатился к противоположной стене. Мишке стало не по себе. Хотелось кричать и звать на помощь. К тому же опять начал приближаться жуткий грохот проезжающего поезда. Он побежал назад, прихрамывая, спотыкаясь, и остановился только тогда, когда шум затих. Парнишка осветил свою находку. Это был оберег, медная иконка с изображением Св. Георгия, поражающего своим копьем извивающегося змея.
   Блужданиям по подземелью, казалось, не будет конца. Мишка окончательно перестал ориентироваться в хитросплетениях лабиринтов. Самое страшное было то, что батарейка у фонаря начала садиться и свет становился все слабее и слабее. Не смотря на усталость, на боль в ноге, Мишка упорно продолжал искать выход. Он понимал, что когда фонарь совсем погаснет, в полной темноте у него вообще не останется шансов выбраться отсюда.
   В одном из ходов Мишка обнаружил полуобвалившиеся ступени, ведущие куда-то наверх, это его воодушевило. Даже грохот проходящего поезда перестал внушать страх. Метров через двадцать он вновь попал в каменный мешок. Здесь не было скелетов, а штабелями были составлены какие-то ящики. Сверху, из-под свода к ним тянулись два тоненьких провода. Мишка заглянул в один из ящиков. В нем плотными рядами лежали какие-то бруски, похожие на мыло. Парнишка прикрыл назад ящик и огляделся. В стороне стояли еще три ящика, только большие по размеру. В них оказались сваленные в беспорядке винтовки, наганы, гранаты и целая груда патронов. В одном ящике были сложены какие-то документы. На стене, над ящиками была мелом нарисована пушка, с сидящей на ней птицей. Над рисунком был знак, так называемое титло, обозначающий в древнерусской письмености сокращение.
  Фонарь практически перестал светить. Мишка оказался в полной темноте. Он присел на один из ящиков, привалился спиной к холодной, сырой стене и обречено закрыл глаза. На уши давила гнетущая, мертвая тишина. Вдруг до него донесся звук шагов. Мишка подумал, что это начались галлюцинации, но звук шагов усиливался и приближался. Он обрадовано вскочил и стал всматриваться в ту сторону, откуда к нему кто-то шел. В лабиринте мелькнул слабый отблеск света. Но тут до Мишки дошло, что изначально они с Валькой собирались найти подземелье, потому что сюда тянулась ниточка, связанная с убийством Бульбы. Вдруг эти шаги принадлежат убийце?.. От этих мыслей ему стало не по себе. Он быстро залез за ящики и там притих в ожидании, - кто же появится? Запоздало подумал, - надо было взять наган из ящика, но было уже поздно.
  Вошедший сюда человек не стал, подобно Мишке осматривать все помещение. Это было понятно по лучу фонаря, который не рыскал по сторонам, а светил туда, куда надо было пришедшему. То, что он уже раньше бывал здесь, не оставляло сомнения. Пришедший уверенно ориентировался на месте. Он положил фонарь на один из ящиков и начал что-то делать. Мишке из его укрытия не было ничего видно. Он осторожно попытался выглянуть, что бы понять - кто же это был? Но все равно ничего не увидел, как ни тянул шею. Тут, как назло, очень захотелось чихнуть. Мишка еле сдерживался, но здесь еще здоровенная крыса пробежала прямо по нему и шмыгнула между ящиками. Он невольно дернулся и к тому же, не сдержавшись, громко чихнул. Реакция пришедшего последовала незамедлительно. Он рывком кинулся за ящики, где укрывался Мишка, и за шиворот вытащил того на свет. Луч фонаря бил в глаза, не давая возможности, как следует разглядеть мужчину.
  - Ты кто?
  Этот вопрос ему сегодня задавали не впервые. От него он не ждал ничего хорошего, но тем ни менее был вынужден ответить. - Михаил... Чернышев.
  Удар по голове Мишка не почувствовал, просто - яркая вспышка... и, полная темнота поглотила его.
   Очнулся он оттого, что кто-то в кромешной темноте уговаривал его, - Мишка, Мишенька, очнись... пожалуйста! Не смотря на то, что голос был знакомый, Мишка не торопился подавать признаки жизни. Но через некоторое время до него дошло. - Это же Валька!
  Он с трудом привстал на локтях и заплетающимся языком спросил. - У тебя рюкзак с собой?
  - Да, а что?
  - Достань свечу и зажги...
  Было слышно, как Валька копался в рюкзаке и одновременно сбивчиво и путано пытался рассказать, как оказался здесь. - Я, как только его заметил, сразу понял, что он то нам и нужен, уж очень осторожно он крался.... Ну, я за ним. Он своим ключом открыл калитку... Хорошо, что не стал за собой закрывать...
  Свет свечи отозвался острой болью в голове. Мишка осторожно рукой ощупал голову. Волосы слиплись от крови, сочившейся из раны на затылке. Малейшее движение вызывало тошноту и головокружение. В правой руке у него было что-то зажато. Только тут Мишка вспомнил об иконке. А ведь она спасла ему жизнь. Удар по голове преступником был задуман, как смертельный. И только присутствие образа Святого Георгия уберегло его от смерти. - Вот и не верь после всего в поповские сказки...
  Мишка, подумав, протянул иконку Вальке, - на, возьми, это оберег. По поверьям он оберегает своего владельца от гибели.
  Про себя подумал, - и от позора. - Но вслух произносить не стал.
  - Зачем он мне?
  - Еще неизвестно, как у тебя все сложится. Пусть он тебя бережет.
  Потом ослабшим голосом он попросил, - Валь, посмотри, что он там делал, - и показал ему рукой в сторону ящиков, где, перед тем, как обнаружить его, копался неизвестный.
  Как из тумана до него донесся голос Вальки. - Здесь на ящиках какое-то приспособление и к нему прикручены провода...
  Мишка только успел ему сказать, что провода нужно отсоединить, как сознание померкло, и он провалился в липкую темноту...
  Очнулся он от звука шагов, которые, словно кувалдой били по голове.... Промелькнула мысль. - Это снова ... Он...
  Ослабшим голосом Мишка окликнул друга, - там, справа в ящике оружие, достань наган и стреляй... или он нас убьет...
  
   Несмотря на то, что до станции было достаточно далеко, отблеск высоко взметнувшегося пламени ясно освещал мрачные лица.
   Малышев больше для порядка спросил, - вы все осмотрели?..
  Красильников посмотрел в ответ и промолчал. Вопрос был чисто риторический.
   Их гробовое молчание означало только одно - все они расписались в полном бессилии...
  Но все равно, рано или поздно, напряженная работа мозга дает свои результаты!!!
  - А кабинет в столярке проверили?
  Все переглянулись, и, не говоря ни слова, рванули в столярку.
  Если где и есть вход, то только за старым, огромным шкафом, стоявшим в глубокой нише.
  Забежавшим в кабинет сразу бросилось в глаза, что огромный, тяжеленный шкаф был немного сдвинут, вроде, как кто-то его чуть-чуть развернул. Малышев одной рукой повернул шкаф, оказалось, что он легко вращался по оси. За ним оказалась приоткрытая дверь, замаскированная под кирпичную кладку. Оттуда дыхнуло затхлым запахом подземелья. Видно преступник очень торопился, да и больше не считал нужным шифроваться.
  Малышев взглянул на часы. - У нас одиннадцать минут... Колька, быстрей за фонарями к сараю!
  Колька уже было побежал, но остановился. - Так здесь есть две лампы. Он быстро достал из-за стоявшего в углу ящика два фонаря "летучая мышь". Засветив лампы, Малышев, Красильников, Волин и Колька по скользким ступенькам стали спускаться в подземелье.
  Но не все было так просто... Подземная галерея разветвлялась, сходилась снова, упиралась в завалы... Время шло неумолимо, а результата не было. До прохождения состава оставалось три минуты.
  - Делимся на две группы, по количеству фонарей. Я с Красильниковым, а Волин с Николаем. - Скомандовал Малышев и, не дожидаясь подтверждения своим словам, свернул в узкий проход.
  Длинным сырым ходам, казалось, не было конца. Малышев уже старался не смотреть на часы. Каждую секунду он чувствовал нутром, и все равно, грохот проходящего наверху поезда показался ему преждевременным. Он обречено сел на мокрый пол. - Все, сейчас рванет.... Не успели чуть-чуть...
  Но время шло, уже затих грохот состава, а взрыва не было...
  - Может я себя накрутил и других тоже? А ни каких агентов и не было? Просто надо лечиться...
  Но от прогремевших выстрелов заложило уши, и он пришел в себя.
  Майор рванул на звуки выстрелов, выдергивая свой ТТ из кармана. Сзади, шумно дыша, еле поспевал Красильников.
  Когда они добежали до нужного места, то увидели следующую картину: Мишка лежал весь в крови, без сознания. Рядом с ним стоял паренек с наганом, а чуть поодаль в проходе лежал Волин с простреленной грудью. Он был без сознания и еле слышно хрипел. К стене прижался Колька. Он судорожно сжимал в руках фонарь, и даже в полумраке было видно, что он белее снега.
   Малышев, убирая пистолет, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь. - А где же Грот? Опять ушел?..
  Сзади Красильников тихо произнес. - Свой отход он тоже продублировал.
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   ВУЛКАН
  
  
  Проходи, старший майор, проходи, - комиссар встал из-за стола и прошел навстречу Малышеву, крепко пожал ему руку.
  Просто - майор. - Поправил его Александр Ильич.
  - Да нет, - старший майор, я не ошибся. Уже подписан приказ о досрочном присвоении очередных званий Малышеву, Волину и Чернышеву.
  - Так ведь Чернышев даже не является нашим сотрудником.
  - Ты, Малышев, хочешь сказать, что операцию по предотвращению диверсии провел случайный мальчишка, а не органы НКВД? Нас с тобой никто не поймет... Я уже доложил Наркому, что Чернышев наш сотрудник.
  - Но ему даже нет восемнадцати лет!
  - И что с того? Гайдар в пятнадцать лет полком командовал - и ничего... Лаврентий Павлович про возраст и не спрашивал. Так что, Михаил Андреевич теперь сержант НКВД. Между прочим, это звание приравнивается к званию младшего лейтенанта в Красной Армии. И к тому же он награжден медалью "За отвагу". Нарком выразил желание - лично вручить ему награду.
  - Но Мишка еще в госпитале.
  - Значит, когда выпишут. Кстати, подготовь ему форму. Что бы было все - чин-чинарем. А теперь присаживайся и доложи мне все подробности, а то я знаком с делом только в общих чертах.
  Малышев помолчал немного, собираясь с мыслями. - Задержанная Рубцова, настоящая фамилия - Буркова Екатерина Прохоровна, дочь сибирского золотопромышленника Буркова Прохора Емельяновича. В годы гражданской войны служила в контрразведке у Колчака. После разгрома его армии по поддельным документам работала в управлении рудниками в районе Читы. Там ее и завербовал Ульрих Грот. Она его знает, как Глотова Петра Ивановича. Он ее шантажировал знанием того, что она служила в контрразведке и принимала непосредственное участие в расстреле рабочих в Омске.
  - Это соответствует действительности?
  - Да. Но ее и шантажировать не было особой необходимости. Она и без того переполнена ненавистью к Советской власти. В восемнадцатом году органами ВЧК были расстреляны ее отец, мать и две младших сестры. В двадцать девятом году она, выполняя распоряжение Грота, по подложным документам приехала в Москву для работы на заводе "Серп и Молот", где и проработала два года в листопрокатном цехе. Оттуда, опять же по приказу Грота перешла работать на станцию Курская-товарная. Там она собирала сведения о железнодорожных перевозках и передавала их своему шефу. Так же, Грот озадачил ее слежкой за Фроловой, она же Кольцова. Он единственный, кто знал, что та сожительствовала с известным налетчиком Кошельковым. Грот считал, что Фроловой известно, где награбленное добро спрятал перед своей гибелью бандит. Попытка самому найти тайник закончилась тем, что его помощник погиб, а у него остался приметный шрам на шее. Тогда, не разобравшись, что к чему, посадили на шесть лет сына Фроловой.
  - Так куда же делись сокровища Кошелькова?
  -Неизвестно. Осторожный гад был. Видно перевез куда-то ближе к западной границе. По косвенным данным он собирался бежать с награбленным во Францию.... Но не успел.
  - Ладно, давай вернемся к нашим баранам. Как же Рубцова, такая прожженая вражина, раскололась?
  - Грот ее списал.
  - То есть?
  - После подачи сигнала она должна была скрыться в частном доме в подмосковной Салтыковке. Но ее задержали раньше. Иначе она там бы погибла. Дом был заминирован. Гротом было все предусмотрено. Рано или поздно на нее бы вышли. Взрыв ускорял наш выход на нее. И что бы мы тогда имели?.. Труп Рубцовой, рацию английского производства и документы, подтверждающие ее принадлежность к Польской эмиграции, обосновавшейся в Лондоне. Когда она все узнала, пошла на признание. В ночь перед праздником Рубцовой было необходимо достать из тайника в сарае взрыватели, электрические конечники и запасные паспорта. Но там обосновался Кравченко, следивший за Кольцовым. Пришлось пойти на его ликвидацию. Именно она и отвлекла Семеныча, а Грот сзади ударом подковы по голове убил его. Нож она воткнула уже в мертвого Кравченко.
  - Зачем ей это было надо?
  - Она отводила от себя подозрения и пускала следствие по ложному пути. Подозревать можно было кого угодно. И Кольцова, как хозяина ножа, и Кравцова, потому что на ноже оставались его отпечатки. Напоследок она отомстила мужу-пьянице. Вложила перед убийством нож ему в руку, что бы на нем отпечатались его пальчики.... Как же она его ненавидела!... Жить с человеком, который был таким же, как те, что расстреляли ее семью?...
  - Как же вы упустили Грота?
  - Он профессионал высокого класса и переиграл нас. У него на все наши действия были предусмотрены меры, как минимум - две. Мы держали под контролем мотоцикл, на котором он теоретически должен был уйти, но он проинтуичил. В качестве подстраховки на Яузе была спрятана лодка. Через подземелье он попал в яузские каменоломни, а уже оттуда к спрятанной лодке... Он объявлен в розыск...
  - В розыск мы его уже объявляли.... В Бресте...
  - Рано или поздно попадется.
  - Ты у Кравченко на похоронах был?
  - Да... На Ваганьковском похоронили, недалеко от Андрюшки Чернышева..
  - А вот я не смог.... Все дела... дела.... Кстати, Тараса тоже наградили орденом Красной звезды... посмертно. Ладно, Саша иди. Не забудь про форму для Чернышева, организуй.
  - Товарищ комиссар, у меня к Вам вопрос.
  - Ну, задавай.
  - Я насчет Вульфа... он же не виноват.
  - В чем не виноват? В том, что ранил капитана... майора НКВД?
  - Но он же не знал, что приближается не Грот, а Волин.
  - Откуда ты знаешь, что он не знал? Твои слова - не больше, чем эмоции! Саша, ты же чекист!.. Посуди сам: он немец. У него отец арестован по подозрению в шпионаже!... Сам он появляется в подземелье практически одновременно с германским агентом!.. И стреляет он не в Грота, а в сотрудника НКВД!... Случайности?... Совпадения?... Лично я не уверен! И посмотри на себя со стороны: Упустил нацистского агента, защищает подозрительного типа, ранившего чекиста... Это я могу все понять! А где гарантии, что поймут другие? Тем более, что есть рапорт Волина... Я не хотел тебе о нем говорить. На, почитай!
  Малышев даже не дотронулся до листа бумаги. - Я и читать не хочу, без этого знаю, что он мог там написать. Он уже писал. Ничего - пережил... Ты, смотри-ка, ведь при смерти, а доносы строчит... Он и с того света будет свои кляузы слать. Я не хочу, что бы это выглядело, как месть, но из-за его действий операция несколько раз была под угрозой срыва!
  Комиссар поморщился, давая понять, что эта тема ему неприятна. - Все это частности... Главную задачу мы выполнили - взрыв предотвратили. А ты знаешь, что было в ящике с документами? Кроме документов, подтверждающих причастность группы Грота к германским спецслужбам, там еще были бумаги, изъятые в девятнадцатом году у Ленина во время ограбления!
  - Опись коллекций?
  - Точно. А ты откуда знаешь?
  - Интуиция.
  Повисла тяжелая пауза. Первым ее прервал Малышев вопросом. - Теперь следует ожидать разрыва всех отношений с Германией?
  - Экий ты шустрый! А дальше что? Война? На сегодняшний день мы к ней не готовы. Это показали финские события.... Да ты и не хуже меня это знаешь. Сам же писал докладную наркому. Вот, когда будут готовы твои питомцы, тогда нам будет и сам черт не страшен! - Хохотнул комиссар.- Если серьезно: Молотов ничего и слышать не хочет о враждебности Германии, считает все провокациями, а товарищ Берия еще молодой нарком и не имеет такого влияния на товарища Сталина, как нарком иностранных дел.
  - Но ведь есть документы!
  - Но нет Грота, а без него и без его показаний им грош цена!
  - А показания Рубцовой?
  - Она второстепенный участник. Сама толком не знала, на чью разведку работала. Она считала, что мстит Советской власти....Но ты не горячись - главное, мы сделали все от нас зависящее, что бы страна избежала окончательного разрыва отношений с Англией. А это, поверь мне - не мало!
  
   Кроме Мишки в палате госпиталя имени Бурденко лежали еще три человека, два
  пограничника и один артиллерист. Все с тяжелыми ранениями. Бабушка второй день постоянно была рядом. Она ухаживала не только за внуком, но и за другими больными. Сегодня уже приходили его проведать все ребята. В палату их не пустили. Так они под окнами такой гвалт устроили... Бабушке пришлось выходить на улицу их успокаивать. Особенно приятно было, что вместе с ребятами пришла и Рита. Она стояла немного в стороне... и без Леща!
  Нога уже почти не болела, а вот пробитая голова постоянно давала о себе знать. Не смотря на то, что Мишка храбрился и убеждал врачей, что чувствует себя отлично, головокружение и тошнота пока не проходили. Швы неприятно стягивали кожу на обритой голове.
  Приход Малышева обрадовал парнишку.
  - Как самочувствие? - Обратился Малышев, почему-то не к Мишке, а к бабушке.
  - Храбрится. Все рвется, что бы быстрее выписали. И опять собак по дворам гонять...- Затянула старую песню она.
  - Елизавета Николаевна, а как вы посмотрите на то, если мы его устроим в воинскую часть?
  - В какую еще часть? - Насторожилась бабушка.
  - В воинскую, писарем. Там дисциплина, порядок. Его там человеком сделают. А то ведь растет байстрюк - байстрюком.
  - Ой. Я даже и не знаю...
   Мишка с недоумением слушал их разговор. Как будто его здесь и не было! Это называется - без меня меня женили!
  Только когда бабушка вышла, что бы принести таблетку артиллеристу, Малышев присел на койку к Мишке.
  Тот сразу стал задавать вопросы. - Ну что, нашли сокровища Кошелькова в подземелье?
  - Нет, только сгнившие шубы и склад оружия. Видно он успел самое ценное куда то вывезти. На стене он оставил странный знак, пушка с птицей и какая-то загагулина.
  - Это не загагулина, а знак сокращения. Пушка с птицей похожи на изображение какого то герба...
  -Так ты тоже заметил этот странный рисунок?
  - Да, над ящиками...
  Малышев тихо, чтобы не слышали остальные больные, спросил. - Ты никому не рассказывал о взрывчатке?
  - Нет, что я маленький?... Бабушка все время только охает и причитает, а пацанов сюда не пускают.
  - Ну и хорошо. Я хочу сообщить тебе хорошие вести. Ты зачислен в штаты Особого Отдела НКВД в звании сержанта и тебя наградили за проявленное мужество медалью "За отвагу". Сам нарком, товарищ Берия будет тебе ее вручать, когда тебя выпишут.
  Мишка даже подскочил от восторга. - Что, сам нарком? Правда?... А Аркашу Кольцова освободили? А тетю Настену?- Вопросы из него так и сыпались.
  Малышев пытался его утихомирить. - Успокойся, тебе нельзя прыгать... Освободили... И Кольцова, и его мать...
  Но Мишка не успокаивался. - А Вальку наградили?
  Малышев, как будто не слыша вопроса. - И Буденовца вашего выпустили, теперь его на партсобрании будут разбирать...
  Мишка, думая, что дядя Саша не услышал его вопроса, повторил. - А Вальку... Вальку Вульфа наградили?
  Немного помолчав, Малышев был вынужден ответить. - Нет. В отношении его и его матери идет следствие.
  -Как же так? Ведь это он отсоединил провода, это он успел предотвратить взрыв...
  - Но он стрелял и чуть не убил нашего сотрудника...
  - Он же не знал. Это я ему сказал стрелять, я думал, что это тот.
  Малышев попытался повернуть разговор в другую сторону, что бы отвлечь парня от мрачных мыслей. - Как только тебя выпишут, поедем в наркомат, а может и в Кремль. Только хочу тебя предупредить: Ни о медали, ни о твоем звании никто не должен знать. Ты теперь сотрудник секретного отдела, а это обязывает все, что касается службы, хранить в строжайшей тайне.
  Но Мишка, казалось, не слушал его. Он погрузился в свои мысли, глядя невидящими глазами в белый потолок. Потом отвернулся лицом к стене и тихо произнес. - Не нужна мне ваша медаль...,
  .
   Малышев, как никогда, ехал к Чернышевым без желания. Придется отвечать на вопросы, на которые, если уж быть честным до конца, он и сам не знал ответов. Врать не хотелось, а отвечать стандартным набором газетных фраз о необходимости..., о бдительности, о происках империализма - тем более, не тот случай.
   Он, постучав, зашел в комнату. Елизавета Николаевна была одна в комнате. На столе перед ней лежали брошюры, кипа бумаги. Она иногда работала на дому, переводила техническую литературу для заводского конструкторского бюро, благо, владела французским и немецким языками.
  - Ой, Александр Ильич! Проходите. Я сейчас чайник поставлю, будем чай пить. Меня тут черничным вареньем угостили... А что это Вы принесли? - Она указала на два больших свертка, которые Малышев занес в комнату.
  - Это я привез форму Мише.
  - Какую форму?
  - Елизавета Николаевна, я же Вам говорил, что Михаил зачислен в штаты НКВД, и ему положена военная форма. Вот только просьба... даже не просьба, а обязательное требование: никто не должен знать, где он служит. И так же, не должен знать о форме.
  - А зачем же она тогда нужна, если ее надо прятать?
  - Так положено. - Многозначительно ответил Александр Ильич.
  - Я сейчас. - Елизавета Николаевна быстро собрала со стола все бумаги и сложила их на комод. Она вышла из комнаты, что бы на кухне вскипятить чайник.
  Пока ее не было, Малышев присел на стул и огляделся. Маленькая комната еле вмещала самое необходимое: гардероб, комод, стол, диван. Большую часть комнатушки занимала кровать с никелированными шарами. Над диваном, в рамке висели фотографии. Малышев встал, и, подойдя к фотографиям, стал их рассматривать. Как нигде, в сумбурном наборе фотографий за стеклом перемешалось то, что происходило в России в последние десятилетия. Рядом со снимком бравого кавалергарда, с залихватски закрученными усами, снятым вместе с Блоком и еще каким то важным господином, внахлест соседствовал групповой снимок чекистов в кожанках, с грозными маузерами. Слева, во втором ряду, Малышев узнал и себя. Какой же смешной и нелепый он был на этом снимке! Из кожаной куртки, большой не по размеру, торчала тонкая, детская шейка. Только взгляд, жесткий и уставший, как у древнего старика, говорил о том, что на снимке не пацан, а человек, повидавший такого, что и в кошмарном сне не присниться. Рядом стоял Андрюшка Чернышев, Черныш, как его звали между собой. Вспоминая прошлое, Малышев недоумевал, как могли они, почти дети, противостоять в своей борьбе матерым бандитам, налетчикам, кадровым офицерам, ненавидящим Советскую власть до беспамятства. Только повзрослев, он смог понять их животную ненависть. Лишиться в одночасье всего, что принадлежало еще их дедам, прадедам на протяжении столетий... Когда их особняки, усадьбы, квартиры были разграблены, туда заселились безграмотные рабочие, крестьяне, те люди, которые совсем недавно работали на них прачками, садовниками, дворниками. Которые при встрече низко кланялись, судорожно сдергивая поношенные треухи... Рядом с ним на этой фотографии была Таня, тогда еще Полянская. В то время она была агитатором в Московском культпросвете, писала статьи в газетах. Когда их фотографировали, она как раз приехала в МЧК взять интервью у Петерса. А в компанию, фотографирующихся, ее, чуть ни силком, он и затащил.
  Философские размышления о классовой сущности прервало появление Мишкиной бабушки с чайником в руке.
   Разговор продолжился уже за столом.
  - Александр Ильич, уж очень я переживаю за Мишу. Как бы с ним на этой службе чего не случилось...
  - Елизавета Николаевна, с ним там ничего не может случиться. Он будет заниматься только с документами. Сидеть в теплом, хорошем помещении сытый,... под охраной...
  - Оля тоже занималась только документами, а чем все закончилось?..
  - Там было совсем другое дело.
  - Не знаю, какое было дело, а только... - На глазах ее навернулись слезы. - Один Мишенька у меня и остался...
  Малышев, видя слезы, постарался увести разговор в другую сторону. - Кстати, а где сержант Чернышев?
  Бабушка отвернулась, вытерла внезапно набежавшие слезы. - Он вчера с той квартиры привез Ольгины записи, какие то книги. Сегодня с утра сидит в сарае, даже обедать домой не идет. Сегодня уже к нему заходили все местные хулиганы. А хуже всего, Аркашка Кольцов, из соседнего двора. Отсидел в тюрьме за убийство. Какой он может быть друг Мише?... Но, правда - вежливый. Меня на - Вы. Все время - извините, пожалуйста... Миша то все отмалчивается, как из госпиталя выписался, совсем другим стал. Все время молчит, словно глухонемой, слово из него не вытащишь. Я тут у колонки с Анной Гавриловной из соседнего дома разговорилась. Так она сказала, что мой Миша нашел настоящего убийцу участкового и от тюрьмы спас и Фролову с сыном, и Буденовца... Вот только немцев, Вульфов, почему-то до сих пор держат... Неужели, правда?... Я уж Мишу не хочу расспрашивать.
  - Да, правда. Миша очень сильно помог в расследовании убийства Кравченко. Кстати, Семеныч был хорошо знаком с Андреем и с Ольгой... Еще со времен работы в ЧК, мы там раньше вместе работали.
  - Просто ужас, в мирное время....Царство ему небесное. - Елизавета Николаевна перекрестилась на темную икону, висевшую в углу.
  После чаепития Малышев пошел к сараям. В Мишкиной мастерской, кроме него, сидели еще трое мальчишек. Они резались в подкидного дурака. При его появлении они прекратили игру, и, чувствуя себя лишними, выскользнули из сарая. Мишка сидел на ящике, перед ним на деревянном щите были разложены тетради, книги. Он встал навстречу Малышеву, пожал протянутую руку и вопросительно посмотрел ему в глаза. Малышев прекрасно понимал, что хотел услышать от него Мишка, но ничего утешительного ему сказать не мог.
  - Чем занимаешься?
  - Пытаюсь разобраться в маминых записях. - Мишка бесцельно стал перекладывать бумаги с места на место, стараясь не смотреть на Александра Ильича.
  - Я нашел, что обозначает рисунок на стене. - Он кивнул на толстую книгу "Геральдика Российской империи". - Это герб Вязьмы. Точно такой же герб и у Смоленска, но у Вяземского герба отличие заключается в наличии титла над изображением райской птицы, сидящей на пушке. Титло обозначает сокращение, в данном случае говорит, что Вязьма это маленький Смоленск.
  - Ты хочешь сказать, что Кошельков этим рисунком дает понять, что все свое добро вывез в Вязьму?
  Малышев раскрыл увесистый том в том месте, где была закладка. Изображенный там герб города Вязьмы был точной копией рисунка на стене монастырского подземелья.
  - Чего еще интересного накопал?
  - В маминых записях Вязьма часто упоминается. Существует предание, что Наполеон добычу, награбленную в Москве, утопил в Семлевском озере, недалеко от Вязьмы. Так же, поляки в 1612 году после бегства из Москвы, где-то в районе Вязьмы, рядом с погостом Николы Лапотного зарыли свои сокровища.
  - Если к тому, что там уже спрятано, добавить кошельковское богатство, то Вяземский район просто золотоносный.
  - Дядя Саша, а когда мне нарком будет медаль вручать? - Мишка надеялся при встрече с наркомом объяснить тому, что Валька Вульф задержан зря. Он плохо представлял себе, как все произойдет, но то, что товарищ Берия сможет помочь Вальке и его родителям, ни на минуту не сомневался.
  В свою очередь, Малышев, видя, в каком подавленном состоянии находился Мишка, прекрасно понимал, что его поведение при встрече с наркомом непредсказуемо. Он в наградном отделе уже получил медаль "За отвагу", что бы вручить ее Чернышеву.
  - Миша, к сожалению, так получилось, что нарком не смог лично вручить тебе награду. Это поручили сделать мне.
  Малышев достал из внутреннего кармана красную коробочку с медалью, и, пожав руку, вручил ее Мишке.- Поздравляю тебя с государственной наградой. Желаю, что бы она была не последней.
   Мишка сник, пропала последняя надежда помочь Вальке.
  Александр Ильич, как будто не замечая подавленного состояния парня, продолжил. - Завтра я утром заеду за тобой, поедем на базу. Сержант Чернышев, с завтрашнего дня начинается твоя служба. О том, где ты служишь и чем занимаешься, не должна знать ни одна живая душа. Для всех ты работаешь на военной продуктовой базе.
  - Что, и бабушке ничего нельзя говорить?
  - Все, что она вправе знать, я ей уже сказал, а подробности ей ни к чему знать. Я ей отдал твою форму. Надо будет тебе пришить петлицы и шевроны. Носить ты ее вряд ли будешь, но все равно она должна быть готова к ношению. И еще, работать тебе придется на объекте, находясь на казарменном положении. Иначе говоря, ты будешь там жить. Сюда домой придется приезжать очень редко, только в исключительных случаях. Так что, собери сегодня самое необходимое.
  - Дядя Саша...
  - С завтрашнего дня забудь про дядю Сашу, я теперь для тебя - товарищ старший майор и ты должен будешь соблюдать служебную субординацию. Миша, ты должен осознать, что детство для тебя закончилось. До весны ты будешь тянуть солдатскую лямку, а там посмотрим. Я постараюсь построить твой распорядок дня так, что бы у тебя было время подготовиться для поступления в Строгановку.
  - Товарищ старший майор, а мой папа тоже бил задержанных?...
  Своим неожиданным вопросом Мишка поставил Малышева в тупик, и он не знал, что ответить. С одной стороны, существовала директива о допустимости физического воздействия по отношению к задержанным, но не будешь же всю подноготную их службы объяснять мальчишке, по сути, ребенку. Тем более, говорить, что и его отец был не ангел. Ведь для Мишки он олицетворял такие понятия, как мужество, справедливость и доброту.... Малышев прекрасно понимал, что побудило его задать этот вопрос, он постарался увести разговор в сторону, что бы не обсуждать поступки его отца, майора НКВД Чернышева.
  - Миша, я опять вынужден вернуться к старому разговору. В реальной жизни все не так просто. Поставь себя на место Волина. Он тебя не знает, и видит просто подозрительную личность, крадущуюся вдоль стены. Что он мог подумать?... Тем более, ты сам прекрасно знаешь, какая складывалась ситуация.
  - Но я же отвечал на его вопросы...
  - Когда ты с Вульфом увидели приближающихся людей, вы ведь даже не стали задавать вопросы... Вы просто открыли огонь на поражение...
  - Но мы думали...
  - Почему же ты считаешь, что Волин так же, как и вы, был не в праве по отношению к более, чем подозрительной личности, применить... строгие меры?
  Мишка замолчал. В душе он понимал, что прав, но не мог внятно доказать свою правоту.
  - Миша, давай сегодня не будем обсуждать эту тему, у нас еще будет время пофилософствовать о добре и зле... Не всегда добро бывает во благо. В реальной жизни бывают такие ситуации, что жестокость бывает необходима...
  Расстались они более, чем холодно. Каждый из них остался при своем мнении. Мишка для себя за последнее время уяснил, как ему казалось, главное: только силой можно доказать свою правоту, справедливость должна быть с кулаками. Только тогда, когда он сможет и физически, и морально доказать свою правоту, с ним начнут считаться. Это касалось и Риты, и следователей, которые занимаются делом Вальки Вульфа. Для него, почему-то эти два, абсолютно разных вопроса, были одинаково важны, и сливались в подсознании в одно целое... Он сам себе еще не отдавал отчет, в том, что стремился стать полноценным мужчиной, достойным уважения. Ему хотелось, что бы с его мнением считались.
  
   В день начала Мишкиной службы выпал первый снег. Белой, нетронутой пеленой он укрыл всю землю и, как бы олицетворял начало новой жизни. По прибытии на базу Мишкой занялся старшина - пограничник со смешной фамилией Колупайко. Но кроме фамилии, больше ничего смешного в нем не было. За те десять минут, пока он провел Мишку по базе и показал тому, где находится его койка, столовая и канцелярия, он не пропустил мимо ни одного красноармейца, что бы, не сделать замечания. Старшина замечал все: ослабленный ремень, расстегнутую пуговицу на гимнастерке. Даже если сапоги были надраены не до блеска, вызывало у него раздражение. В заключение своих нотаций он неизменно добавлял. - Здесь вам не ремстройбригада, а военная организация!
   Оглядев Мишку пристальным взглядом с головы до ног, он провел его в каптерку. Там, покопавшись на стеллажах, достал ношеную форму и протянул ее Чернышеву.- Будешь носить здесь форму. Форма, она дисциплинирует. А дисциплина в Красной Армии основа основ. Вот только петлицы спорешь, не положено пока тебе их носить, мал еще... Здесь тебе не ремстройбригада, а военная организация!
  Мишка хотел сказать старшине, что он сержант, награжден медалью, но благоразумно промолчал.
   Канцелярия располагалась в смежном с учебным классом помещении. Из окна Мишка наблюдал, как во дворе происходила процедура представления курсантам командования учебного центра и преподавательского состава. Мишка с нескрываемым восторгом смотрел на строй курсантов. Все, как на подбор, рослые, широкоплечие, в зеленых фуражках. За каждым из них стояло по несколько задержаний нарушителей границы. Многим довелось повоевать на Халхин-Голе и на Карельском перешейке.
  Сразу после построения курсанты прошли в класс на занятия. В канцелярии было хорошо слышно, как задвигались стулья. Затем смех, шум стих и было слышно, как преподаватель начал читать лекцию по тактике и стратегии диверсионной деятельности.
  В канцелярию заглянул Малышев. Ну что, освоился? - Спросил он у Мишки.
  - Так точно, товарищ старший майор. - Ответил тот по военному.
  - Сегодня к тебе зайдет старший лейтенант Савельев, как только освободится, и растолкует тебе твои обязанности.
  Малышев замолчал, прислушиваясь к монотонному голосу преподавателя за стеной. На какое то время задумался, потом обратился к Мишке. - У меня к тебе задание. Вечером, когда закончатся занятия в классе, спросишь у старшины ножовку и сделаешь в стене отверстие, но так, что бы о нем кроме тебя и меня никто не знал. Это будет маленькая военная хитрость.
  Малышев не стал объяснять парню, что сильно переживает за Красильникова и Хомякова. Поведение ЗЭКов должно быть под контролем, но таким образом, что бы они об этом не знали.
  
   В учебном центре дни летели незаметно. Ежедневно подъем в шесть утра, зарядка с неизменным пятикилометровым кроссом по пересеченной местности. Мишка жил по тому же распорядку дня, что и курсанты. Спал вместе с ними в одной казарме, питался вместе с ними в столовой. Все различие заключалось в том, что они шли на занятия, а он в канцелярию. Но и там, занимаясь накладными, личными делами и прочей документацией, он внимательно слушал, что преподаватели говорили в учебном классе, благо слышимость была хорошей. Всю свою работу Мишка старался организовать таким образом, что бы выкроить время и попасть на практические занятия по рукопашному бою, вождению техники. У него неожиданно обнаружились способности по вскрытию сейфов. В слесарную мастерскую привезли несколько сейфов различных конструкций, и опытный вор-медвежатник Хомяк обучал курсантов мастерству изготовления отмычек и открыванию ими замков различных конструкций, в том числе и сейфовых.
  Чуткими, изящными пальцами Мишка улавливал нужное положение отмычки в замке. Щелчок, осторожный поворот и неприступный, с виду сейф открыт.
  Однажды на занятие по подрывному делу зашел Малышев. Мишка напрягся, думая, что сейчас ему попадет за то, что он занимается вместе с курсантами, вместо того, что бы выполнять свои обязанности в канцелярии. Но Малышев, как будто не заметил лишнего курсанта на занятиях.
   Александр Ильич, видя подавленное состояние Чернышева после всех событий, очень сильно переживал за него. Его мучило сомнение, правильно ли он поступил, взяв Мишку на базу? Время показало - правильно. Парень ожил, постоянная занятость не оставляла времени на мрачные размышления. Мишка увлекся освоением навыков, необходимых диверсанту. Занятия шли интенсивно, с утра до ночи, без каких либо выходных. Нагрузки были очень большие, к вечеру не оставалось сил, что бы раздеться. А если учесть, что два раза в неделю курсантов ночью поднимали по тревоге, и им приходилось совершать марш-броски в зимнем ночном лесу, то становилось понятным, почему даже самые физически выносливые курсанты были сильно вымотаны. Что уж говорить о шестнадцатилетнем мальчишке. Но Мишка изо всех сил старался ни в чем не уступать бывшим пограничникам. Единственно, что его смущало, это спарринги на занятиях по рукопашному бою. Он не мог себя пересилить и вступить в единоборство с кем-то ни было из группы. Даже самый мелкий, сержант Рогов был на голову выше его, да и в плечах пошире. Что уж говорить об остальных... Те люди, которые отбирали кандидатуры, постарались на славу. Ведь какую директиву разослали по округам, да еще за подписью заместителя наркома?
  В туманной форме были сформулированы цели откомандирования бойцов, но то, что они должны быть лучшие, особо подчеркивалось.
  Вот и приехали сюда со всех пограничных округов молодцы, косая сажень в плечах. Многие из них легко гнули руками подковы.
  На помощь Мишке пришел преподаватель тактики и стратегии проведения диверсионных операций Красильников Михаил Лукьянович.
   Красильникову был симпатичен паренек. Его умиляло стремление того ни в чем не уступать бравым курсантам. У самого Михаила Лукьяновича жизнь сложилась таким образом, что к шестидесяти годам не было ни детей, ни семьи, только воспоминания о выполнении заданий, заданий, заданий... Да долгие годы в заключении.
  Рядом с гаражом, в помещении слесарки они с Хомяковым любили уединиться и попить крепкого чайку. Кипятильник смастерили из двух лезвий и прятали его за верстаком. Сидя на корточках, по зоновской привычке, они пили из жестяных кружек обжигающий чай, и просто молчали. Умудренные опытом, старые ЗЭКи знали не понаслышке, что молчание это золото. Они прекрасно понимали, что нахождение здесь в качестве преподавателей это лишь отсрочка в отбывании срока в местах менее комфортных.
  Забежавшего в слесарку Мишку Красильников сначала угостил ароматным чаем, а затем спросил, - что страшно с этими богатырями заниматься рукопашкой?
  - Да нет, с чего это вы взяли?
  - Со стороны виднее. Запомни одно - у тебя огромное преимущество перед ними...
  - Какое?..
  - Они не воспринимают тебя, как достойного соперника. Видят в тебе ребенка. Так воспользуйся этим. Они же полностью расслаблены. А ты еще и подыграй им: изобрази растерянность, замешательство ... А затем резкий рывок, прием... В схватке главное это молниеносная реакция. Вот и тренируйся, развивай ее... Не надо знать много приемов, достаточно освоить лишь несколько, но их нужно довести до совершенства. Запомни, в схватке побеждает не столько сила, сколько реакция, хладнокровие, умение владеть собой.
  - Легко сказать, быть хладнокровным. Вон Пономарев вчера присел под Гнедого, приподнял и пронес метров десять... Как такого можно осилить?
  - Можно, главное поверить в себя, в свои силы... Бери пример с животных... Волк нападает на огромного лося, который превосходит его по весу, по силе и... побеждает. Почему?.. Реакция, неустрашимость - вот причина его победы.
   Эта беседа помогла Мишке преодолеть страх перед грозными соперниками. При отработке приемов ему в партнеры достался могучий Пономарев. На деле все оказалось не так страшно. То ли соперник, жалея Мишку, подыгрывал ему, то ли сказались наставления Красильникова, но Мишка почувствовал уверенность в себе. И как результат, у него стали получаться подсечки и броски. Здесь, конечно надо отдать должное Еремину Матвею Федоровичу, тренировавшего курсантов. Он умел в простой и доступной форме объяснить и показать, как лучше выполнить тот или иной прием.
   Как-то само по себе получилось, что Мишка сошелся с Красильниковым. На базе над ними посмеивались - старый и малый, хоть сейчас выпускай на задание... калики прохожие.
  А ведь смеялись зря. Красильников во время неформального общения с парнишкой столько передал тому своего опыта, сколько не сумел на официальных занятиях преподать курсантам. Не из-за того, что не хотел, а из-за того, что греха таить, сам терялся. Не приходилось раньше штабс-капитану разведотдела генштаба царской армии выступать в роли учителя.
   За напряженными днями учебы Мишка и не заметил, как наступил Новый год, 1941.
  С утра 31 декабря ребята еще до подъема притащили из леса пушистую елку, установили ее в столовой. Наряжать елку и украшать столовую, даже не сговариваясь, поручили Мишке. Все отправились в тир осваивать оружие иностранного производства, а Мишке пришлось наряжать вместе со старшиной Колупайко елку, украшать стены и рисовать стенную газету. Было жаль потерянного на ерунду дня. Он уже так втянулся в учебу, что свои прямые обязанности его раздражали.
   Ближе к вечеру, когда Мишка заканчивал оформлять стенную газету, в канцелярию зашел Малышев. Он с любопытством посмотрел на творение Мишки. В центре был изображен дед Мороз в зеленой фуражке пограничника, перетянутый портупеей. Вокруг этого изображения были хаотично разбросаны пожелания от руководства и преподавателей "Вулкана". Рядом с текстом располагались карикатуры на их авторов. Малышев лишь крякнул, рассмотрев свое изображение. Уж больно грозным изобразил его художник.
  - В девятнадцать ноль-ноль будь готов выехать.
  - Куда?
  - Как куда? Ты что, совсем забыл, что у тебя есть дом, что у тебя есть бабушка?
  - Я думал, что буду Новый год встречать здесь, вместе со всеми...
  - Нет, Миша, Новый год ты будешь встречать дома, вместе с бабушкой. Считай, что это приказ. Нельзя Елизавету Николаевну оставлять одну. Поставь себя на ее место. У нее никого не осталось из близких кроме тебя, ни мужа, ни дочери... Постарайся до семи срубить елочку, что бы захватить домой, это будет вроде, как новогодний подарок.
  Поначалу расстроившийся, Мишка воспрянул духом, представив, что увидится с друзьями и с... Ритой. Проваливаясь по пояс в глубокий снег, он недалеко от базы срубил небольшую елочку. Уже в слесарке перевязал ее шпагатом, что бы было удобнее перевозить.
   Но в девятнадцать ноль-ноль выехать не удалось. Перед самым отъездом выяснилось, что пропал Хомяков. Были прерваны занятия. И курсанты, и хозвзвод на протяжении двух часов обшаривали территорию базы и близлежащие окрестности.
   Для Малышева это был удар ниже пояса. Он у себя в кабинете беспрерывно курил и ходил из угла в угол, ожидая результата поисков. Хомякова нигде не было... Александр Ильич прекрасно осознавал всю меру ответственности за то, что привлек матерого уголовника к преподаванию в засекреченной школе. И вот результат...
   Хомяка нашел Красильников. Он обратил внимание, что нигде не видно беспородного пса Джульбарса, жившего на базе. Обычно он, как привязанный ходил за Хомяковым, который в свою очередь привязался к собаке и временами подкармливал ее объедками из столовой.
   Красильников взял на кухне здоровенную кость и вышел на середину плаца. Держа в руке приманку, он несколько раз громко крикнул заветное слово, - Джульбарс, на! Пес не заставил себя долго ждать и через две секунды выскочил, виляя лохматым хвостом из ворот конюшни. Там же, на сеновале и был обнаружен закутанный в огромный тулуп, спящий Хомяков. Он был вдребезги пьян. Его заперли в помещении кладовой, что бы проспался. И где он только ухитрился достать спиртное? Ведь в " Вулкане" с этим было очень строго. Как ни крути, это было ЧП. Необходимо было пересматривать всю систему охраны объекта и принимать какое то решение по Хомякову.
   Малышев не знал, что делать. Докладывать Гусеву о ЧП, или нет? Он переживал, что последует решение о возвращении Хомякова и Красильникова в зону. Тогда кардинальным образом ломалась вся система подготовки.
  Так и не приняв никакого решения, он с Мишкой выехал за ворота. За рулем сидел Петрович, вольнонаемный водитель, проработавший на базе восемь лет еще до ее перепрофилирования. Когда решался вопрос о том, кого из старых сотрудников оставить для работы в "Вулкане", Малышева подкупило отличное знание техники Петровичем, его немногословие и полное отсутствие тяги к спиртному.
  Оглянувшись назад, Малышев сказал Мишке. - Передай Елизавете Николаевне мои поздравления и праздничный набор. - Он кивнул на большой пакет, лежавший на заднем сидении рядом с Мишкой.
  Дядь Саш, - Мишка обратился к Малышеву, как раньше. - А Вы к нам не зайдете?
  - Нет, Миш, уже времени много, мне надо успеть к Новому году домой. Завтра у всех день отдыха, а второго, в пять тридцать жду тебя на этом же месте. Не опаздывай, к подъему надо быть в "Вулкане".
  Мишка взял елку, пакет с продуктами и хорошо знакомыми дворами пошел домой. Прошло полтора месяца, как Мишка не был дома, а кажется, прошла целая вечность. Только сейчас он осознал, как соскучился по бабушке, по ребятам и, конечно же, по Рите. За это время он возмужал, у него появилась уверенность в себе, пропали комплексы, присущие всем подросткам. Во многом причиной этого было нахождение в обществе мужественных, сильных людей, которые окружали его на базе. Казалось бы, прошло всего, каких то шесть недель, а домой вернулся не прежний Мишка Чернышев, пацан, каких полно в окрестных дворах. Вернулся сержант НКВД Чернышев. И ничего, что он был одет в гражданскую одежду. Настоящего мужчину определяет не то, во что он одет, а его сущность. У Мишки даже походка изменилась.
  Под ногами весело скрипел снег. Навстречу из-за угла дома неожиданно выскочили Гвоздь и Солома.
  - Ух, ты! Черныш!!!.. Привет!.. Ты куда пропал?... Чиж говорил, что тебя, как и Вальку Вульфа посадили, а Ритка говорит, что тебя знакомые на какую-то продуктовую базу пристроили в Туле... Так, где же ты был?
  - А Семка вам не говорил, что товарищ Калинин меня на Марс отправил? - Мишка ушел от прямого ответа.
  - Не, не говорил. - Ребята засмеялись,. - Семка третий день квасит.
  - Что это он так всерьез за это дело взялся?
  - Буденовца поминает, никак остановиться не может...
  - Как, Буденовца?... Дядя Коля, что - умер?...
  - Так ты же ничего не знаешь. Его, как из Лефортово выпустили, а потом из партии исключили... он ночью в своем сарае и повесился. Позавчера сорок дней было...
  Мишка замолчал, не зная, что говорить... Те события, что происходили здесь 7 ноября, до сих пор давали о себе знать.
  - Мишка, пойдем с нами, мы Новый год у Татарина справляем. Там будут все пацаны.
  - Я еще домой не успел заскочить. Если, что - я попозже приду. Вот, возьмите с собой. - Мишка достал из пакета, не глядя, пару банок консервов, небольшой батон колбасы и сунул в руки ребятам.
  - Во, это классно! А то мы все деньги на портвейн угрохали, а закуски почти нет. Да, забыл тебе сказать, тут недавно все скинулись, хотели Вальке Вульфу передачу организовать...
  Соломин перебил Гвоздева. - Это все Ритка за Вальку переживает, она все и замутила. Лещ Вальке, когда тот выйдет, ноги точно переломает.... А передачу не приняли, говорят ему не положено. Только зря Ритка с сеструхой Чижа шесть часов простояли в очереди. Черныш, может ты сможешь немцу передачку организовать? ... У тебя же есть знакомые - ТАМ...
  - Не знаю, я попробую...- тихо ответил Мишка, но в его голосе не было уверенности.
  Ребята спохватились. - Ну, пока, с Новым годом тебя! Заскакивай к нам... Мы побежали, а то до Нового года полтора часа осталось...
  В коридоре, по обыкновению, Мишка чуть не наступил на Мурку. Та, жалобно мяукнув, исчезла. В комнате никого не было. Мишка зажег свет. Между комодом и диваном стояла наряженная елка. Стол был по-праздничному накрыт. Не успел Мишка раздеться, как в комнату ворвалась бабушка. Она прижала к своей груди его голову. - А я уж думала, ты и на Новый год не появишься... пошла было встречать к Либманам. А тут Рита говорит, - баба Лиза, к вам, вроде кто-то пришел... Вот ведь умница, услышала.
  Мишка, даже не видя, почувствовал, что она плачет...
  - Ба, не надо, не плачь. Ведь все нормально, я живой и здоровый.
  - Один ты у меня остался... Я же все понимаю, всю жизнь ты со мной рядом не просидишь. Ты уж меня старую не забывай, хоть изредка весточку присылай, чтобы я не переживала....
  - Да, что ты по мне, как по покойнику плачешь. - Мишка отстранился от ее объятий. - Я жив, здоров, целыми днями всякие бумажки перебираю, как канцелярская крыса. Ты мне лучше скажи, куда теперь мою елку девать? Я же не знал, что у тебя уже есть.
  - Давай я ее Никитиным из второй квартиры отнесу, Настя жаловалась вечером, что они не успели елку купить. Ты пока сходи руки помой, а я мигом вернусь, да и за стол сядем, старый год проводим...
  На кухне Мишка столкнулся с Ритой. - Ой, Мишка, привет! Появился... А то баба Лиза вся испереживалась. Куда ты пропал?
  - На продуктовой базе работаю.
  - Что это за работа такая, что ты за полтора месяца ни разу дома не появился?..
  - Просто база в Подмосковье находится, добираться очень неудобно. А ты что, соскучилась?
  - Дурак. Я из-за бабы Лизы переживаю...
  - А я думал...
  - Зря думал... - Рита со стопкой тарелок выскользнула с кухни.
  Помыв руки, Мишка вернулся в комнату. Бабушка еще не вернулась. Он сел на диван и прикрыл глаза. - Как же хорошо дома...
   Вернувшаяся Елизавета Николаевна застала внука спящим. На все ее попытки разбудить его, он только мычал и улыбался чему-то во сне. Бабушка уложила его на диван, сунув под голову подушку и накрыв стареньким пледом.
   Так и проспал Мишка Новый 1941 год крепким, беспробудным сном.
  
   Малышев почти бегом забежал по широкой лестнице на третий этаж. Изо всех квартир были слышны звуки гитар, патефонов. Навстречу стайкой пробежали подростки, весело поздравив его с наступающим Новым годом. Второпях, он все никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Дверь ему открыла соседка Валя. - Ой, Саша!... А я слышу, кто-то в замке ключом шебуршит, думала, что это Татьяна твоя вернулась...
  - А ее, что нет дома?
  - Так полчаса назад куда-то ушла... Я думала, что вы вместе где-то Новый год встречаете... - Запнулась Валя, по лицу Малышева догадавшись, что у них в семье происходит что-то не так...
  В коридор выглянул Федор, он был изрядно навеселе. Из под распахнутого френча выглядывала волосатая грудь. - Сашка, наконец-то появился. Мы уж думали, ты с концами пропал. То ли молодку себе нашел, то ли где нибудь на западе с фашистами борешься,- хохотнул он, но, увидев сердитый взгляд супруги, запнулся. - Ильич, заходи к нам. У нас все свои. Молодые с внуком приехали. Ну и теща с тестем, как положено.
  - Спасибо, я Таню подожду,...там видно будет...
  
  Малышев прошел к себе. В просторной комнате с высокими потолками, украшенными затейливой лепниной, стояла в углу наряженная елка. Стол был по-праздничному накрыт. Только за столом его никто не ждал...
   Татьяна вернулась под утро. Уже у соседей разошлись гости. Было слышно, как носили на кухню и мыли грязную посуду. Федор в десятый раз крутил на патефоне одну и ту же пластинку. Пел Вертинский, - Ваши пальцы пахнут ладаном, а в ресницах спит печаль. Ничего теперь не надо нам, никого теперь не жаль...
   Таня была вдребезги пьяна. Верхняя пуговица на белой блузке была вырвана с мясом. От нее сильно пахло вином и тройным одеколоном. Малышев был в шоке: за их многолетнюю совместную жизнь ничего подобного ни разу не было. Идя домой, он ожидал чего угодно: обиды, упреков за долгое отсутствие, но такого...
   Сняв старенькую шубку, и кинув ее на пол у двери, что Татьяна тоже никогда не делала, она заплетающимся языком пролепетала, - сейчас грозный муж будет с криками - Убью!- гонять блудливую жену по комнате, потом по квартире, потом вокруг дома, потом...
   Что не будешь?.. Не будешь!!! Ты просто боишься!.. Репутация - она подняла руку вверх, - красного командира, чекиста... должна быть безукоризненной, кристально чистой. Сашенька, ты просто святой херувим... Можно я у тебя в ногах поваляюсь, чуть-чуть...
   Малышев стоял у окна, молча, слушая пьяный бред. Сжатые в кулаки руки за спиной, сводило судорогой. Самое страшное заключалось в том, что он не знал, что делать... У соседей даже смолк патефон. Им, видно, было интересно - чем, все закончится?...
   Между тем, Татьяна продолжала, пьяно завалившись на диван, ерничать. - Товарищ старший майор, ты читал, когда нибудь простые детские сказки?... Про Иванушку-дурачка?... Нет, не читал! Тебе только дай поштудировать моральный кодекс строителя коммунизма!... Так вот, там Иванушка скакал на сером волке, воровал молодильные яблоки и жар-птицу... За это он получил царевну-Несмеяну,... а может, Василису прекрасную... Не помню. И еще пол царства в придачу...
   А вот дальше о судьбе Иванушки ни в одной сказке не сказано. - Она перешла на таинственный шепот. - Хочешь, я тебе расскажу, что с ним стало?... Его расстреляли, как врага народа... Он сделал свое дело и просто стал не нужен...
  Несмеяна, или Василиса... нашла себе другого Иванушку, который не бил себя в грудь и не орал всем каликам-прохожим, что это он скакал на сером волке, что это он воровал молодильные яблоки...
   Так вот ты, как, в общем-то, и я, очень похожи на этого дурака...
  Мы не орем, что скакали на сером волке, но царевна Несмеяна знает, что мы можем это сделать...
   Малышев шагнул к ней, - замолчи!
   Татьяна, завалившись на спину, пьяно расхохоталась, - Иванушка дурачок даже дома боится всего...
  - Ты где была?..
  - Блудила, предавалась утехам любви... Ну что, хоть теперь ударишь?...
   Малышев, боясь не сдержаться, выбежал из комнаты. Вслед ему неслось, - ты уже даже не мужик, ты придаток государства, которое тебя же и съест... Он страшно удивился, когда обнаружил, что все звуки из комнаты прекрасно слышны в коридоре.
   На кухне у своего столика стояли Федор и Валя. По застывшему на их лицах ужасу было понятно, что они слышали весь разговор.
   Федор, ни слова не говоря, налил в граненые стопки водку. - Саш, давай врежем, за Новый год. Помолчав, добавил, - не заводись, все бабы одинаковы... все бывает в семье.
   Валя, поджав губы, возразила непонятно кому, то ли мужу, то ли Малышеву, - не все!.. Резко развернулась, и ушла с кухни.
  Малышев машинально чокнулся с соседом, еще немного подержал в руках стопку с водкой... и поставил ее на стол. Он не слушая, что ему говорил в утешение Федор, вернулся в комнату. Машинально думая на ходу, что теперь пьяные выкрики Татьяны будут известны ТАМ... На него навалилось полное равнодушие. Хомяков, теперь жена... Новый год...
   Татьяна уже спала. Она не раздеваясь, свернулась клубочком на диване и сладко посапывала, словно ребенок, который высказал все, что у него наболело строгим родителям... Ей можно было только позавидовать. У нее не умерло свое мнение о том, что творилось в стране. Пусть в пьяном виде, но она могла его высказать. А он после "крестов" даже рюмку боялся выпить, что бы, не ляпнуть чего нибудь лишнего. А ведь иногда так хотелось надраться до поросячьего визга... Может быть, и Хомяков не так уж и виноват в своем желании уйти в мир пьяных иллюзий?...
  
   Утром Мишка проснулся оттого, что солнечный луч весело бил в глаза. Ходики показывали одиннадцать часов. Он сладко потянулся, - давно так не отсыпался. В комнате никого не было, бабушка с утра куда-то ушла. На кухне тетя Соня и Рита мыли посуду после новогоднего застолья. Мишка поздоровался, поздравил их с наступившим Новым годом. Рита, поправив рукой непослушную прядь смоляных волос, оглянулась.- К тебе сегодня уже два раза Кольцов заходил, интересовался, не проснулся ли барин. И откуда он только узнал, что ты приехал?
  - А чего он хотел?
  - Выразить нижайшее почтение своему спасителю. - Не выдержав, съязвила Ритка. В ответ Мишка хлопнул ее ниже спины.
  - Дурак.
  - От такой слышу...
  - Хватит вам ругаться,- одернула их тетя Соня - с утра завелись.... Вон, опять, наверное, Кольцов идет, - сказала она, услышав звонок.
  Мишка открыл входную дверь. На крыльце и вправду стоял Аркадий Кольцов.
  - Привет, поговорить надо.
  - Проходи...
  - Не, лучше ты выйди.
  - Сейчас, подожди, я только оденусь.
  Одевшись, Мишка вышел на улицу. Стоял прекрасный январский день. Белоснежный снег ослепительно сверкал на солнце и скрипел под ногами. Мороз слегка пощипывал уши и щеки. Кольцов поджидал Мишку, привалившись к штакетнику палисадника. Он сразу приступил к делу. - Миш, смотри, что я обнаружил, - Аркадий достал из кармана ножны, снял с них крепежные ободки. Темные металлические пластины, с отчеканенным на них причудливым орнаментом, разъединились. Соединив их вместе, так, чтобы они образовали одну плоскость, Витька показал Мишке непонятный рисунок, расположенный на внутренней части сложенных вместе пластин. Нацарапанный чем-то острым, странный рисунок изображал что-то вроде подковы. Во внутренней ее части была изображена цепочка соединенных между собой непонятных символов овальной формы. Завершал эту цепочку на выходе из подковы православный крест, а в центре красовался двуглавый орел....
  Мишка внимательно осмотрел странный рисунок, повертел его и так, и сяк, но так ничего и не понял.
  - Аркаш, а что это?...
  - Не знаю, я думал, что может, ты разберешься...
  Мишка еще раз повертел непонятное изображение, пожал плечами и протянул ножны Кольцову. - Я ничего в этом не понимаю.
  Аркадий рукой отодвинул протянутые ему ножны. - Возьми их себе, может быть, сможешь разобраться. Папанька понамудрил - сам черт не разберет! Я, как узнал, кто мой отец - чуть не одурел... Я от старых воров еще на пересылке слышал о его похождениях...
  - Аркаш, ты что? Они же дорогие! Сами ножны, по-моему, серебряные, а соединяющие кольца вообще из золота...
  - Не жили богато, не хрена и начинать. - Ухарски ответил Кольцов и протянул Мишке руку, - Давай, Мишка, спасибо тебе за все. Не поминай лихом, может, еще свидимся...
  - Ты, что, уезжаешь куда?
  - Ага, здесь все равно жизни нет. Чуть что случиться, обворуют кого или еще что... так сразу менты ко мне. И в кутузку... Еще хорошо, что все обходилось. А недавно блатные на кривой кобыле подъезжали, звали на дело... Нет уж, я лучше отсюда уеду туда, где меня не знают. Там и начну новую жизнь.
  - Куда же ты поедешь?
  - Не знаю, страна большая. Где нибудь, на великой стройке найду свое место в жизни, а здесь... - Кольцов махнул рукой и, не оглядываясь, пошел между сверкающими сугробами в сторону своего дома.
  Утром второго января в подъехавшей машине был один Петрович.
  - А где Малышев? - Спросил его Мишка.
  - Там, где и должен быть настоящий командир, впереди, на лихом коне, - пошутил Петрович, и уже серьезно добавил, - Ильич еще вчера на базу вернулся, рано утром. И что только людям в праздники дома не сидится?
  
  Малышева Мишка нашел в его кабинете.- Разрешите, товарищ старший майор?
  - Заходи Миша. Что у тебя стряслось? - Он отодвинул в сторону кипу документов.
  Мишка молча прошел к столу, достал ножны и стал их разбирать.
  Малышев с любопытством смотрел на все его манипуляции, пока тот не положил перед ним на стол сложенные вместе пластины от ножен.
  Александр Ильич вопросительно посмотрел на парня, ожидая объяснений.
  - Это ножны от ножа, которым был убит Кравченко.
  - Как они к тебе попали?
  - Мне вчера их Кольцов Аркаша отдал. Сам нож на Петровке, а эти ножны оставались у него дома. Он обнаружил, что они разбираются и вот этот рисунок. Мы с ним так и не поняли, что он обозначает. Дядь Саш, посмотри, может ты, что-нибудь поймешь...
  Малышев склонился над ножнами, стал внимательно изучать нацарапанный на них рисунок.
  Мишка присел рядом. - Вроде, как подкова изображена...
  - Да, это похоже на произведение Кошелькова. У него была маниакальная страсть к подковам.
  - А при чем здесь крест и орел?
  - Не знаю... На картах обычно таким символом церкви изображают, а вот, что изображает орел, не знаю....
  - Может это и есть карта?... Только причем здесь подкова?
  - Вопросов много, ответов мало.- Подвел итог беседе Малышев.
  - А Кошельковские сокровища так и не найдены?
  - Нет, тщательно обыскали все подземелья, но кроме взрывчатки, оружия и сгнивших тряпок ничего не нашли. Скорее всего, перед своей гибелью он вывез все самое ценное из Москвы. Этим занимаются ребята из пятого отдела. Предположительно, он мог все спрятать в районе Вязьмы, но до весны туда не сунешься, все снегом занесено... Да и весной, не имея точной информации, что-то найти на огромной территории практически невозможно.
  - Так может, если здесь на самом деле изображена карта, это поможет найти место?
  - Может быть, но сейчас не до кошельковских ребусов, нам бы с Хомяковым разобраться...
  - А что ему будет за пьянку?
  - Да думаю простить на первый раз, не докладывать о его выходке. Дело важнее... А с этим, - Малышев кивнул на ножны, - мы летом попробуем разобраться. И еще рядом с этим местом должна быть подкова. Это его знак. Все свои преступления и тайники он метил подковами... Эту его странную привычку перенял и Грот, напускает тумана, хочет, чтобы в его действиях был эдакий налет мистики...
  Да-а, если бы ты тогда не успел отсоединить провода, то даже представить страшно, что бы произошло...
  - Это не я, а Валька отсоединил...
  - Давай не будем возвращаться к этой теме, - сухо прервал его Малышев, - мы ее уже обсуждали...
  Мишку покоробил резкий переход от доверительной беседы к официальному тону. - Разрешите идти, товарищ старший майор?
  - Разрешаю.
  
   Мишка зашел в туалет. Там у умывальников плескались курсанты после зарядки. Мишке в глаза бросилась татуировка на плече Кузьмичева Василия в виде подковы. После сегодняшнего разговора о Кошелькове и подковах он не мог не обратить на нее внимания. В столовой за завтраком Мишка, как бы невзначай спросил, - Вась, а что это у тебя за татуировка на плече?
  - Подкова, на счастье...
  - И что, помогает...
  - Еще бы. На Карельском, зимой в переделку попал. Пошли ночью за языком. Я впереди, сзади еще трое. Вдруг прямо на нас выскакивают финны. Видно, тоже разведчики, к нам шли. Ну и по мне, практически в упор очередь из автомата... Мы в ответ... Такой бой разгорелся, хоть святых выноси. У нас Лемешева наповал, Витьку Токарева и Назарова Федьку ранило, а у меня,... не поверишь - ни одной царапины, хоть я впереди был. Уже потом, когда вернулись, я три дырки насчитал в масхалате и в ватнике. И все в районе плеча, там, где подкова наколота. Вот и не верь после этого в приметы!..
  В разговор встрял Коля Рогов, - ерунда все это, бабкины сказки. Я прошлым летом на побывке у себя в деревне был. Так у нас там жил ученый из Москвы. То ли археолог, то ли филолог. Короче, он какими то раскопками занимался, все по лесам и болотам лазил. А еще по деревням собирал и записывал всякие байки про подковы. Да и сами подковы собирал. Искал, что бы постарее были. Если увидит где старую и ржавую, аж трясется весь. - Откуда, мол, она у вас? Так его, не смотря на то, что постоянно с собой подковы таскал, змеи поискусали так, что он чуть богу душу не отдал, еле его отходили. И что самое интересное - искусали в Кромешном урочище... место там конечно поганое, с нечистой силой, но гадюк там никогда не было. А ты говоришь, - подковы счастье приносят...
   Сразу после завтрака Мишка бросился в канцелярию. В личном деле сержанта Рогова было написано, что родом он из Смоленской области, Вяземского района, деревни Рогово....
  Мишка вышел в коридор. Курсанты возле учебного класса играли в "жучка", ожидая начала занятия по тактике. Мишка отозвал в сторону Рогова. - Коль, а как выглядел этот археолог?
  - Какой археолог?
  - Ну, ты на завтраке рассказывал, который подковы собирал.
  - А, этот... Так я его и видел то мельком. Он такой невзрачный, среднего роста...
  - А шрама на шее с левой стороны не было?
  - Не помню, да я и внимания на него не обращал... А зачем он тебе?
  - Надо. - Лаконично ответил Мишка. Он почему-то был уверен, что под видом археолога там был Грот.
  Мишка хотел пойти рассказать Малышеву об узнанном, но, вспомнив его резкий тон, передумал. Он решил сам во всем разобраться. Нужна была карта Вяземского района, в крайнем случае, Смоленской области, но подробная. Карта могла находиться в библиотеке. Штатного библиотекаря на базе не было. Она была постоянно закрыта, а ключи хранились у коменданта. Савельева Мишка нашел в каптерке. Тот с Колупайко проводили инвентаризацию.
  - Товарищ старший лейтенант, Вы не смогли бы мне дать ключи от библиотеки?
  - Они у майора, ему зачем-то карта Смоленской области понадобилась. - Не поднимая головы от инвентарной ведомости, ответил Савельев.
  Я ему все рассказываю, - с детской обидой подумал Мишка. - А он все втихаря. Ну и пусть! Зато я знаю место, где нужно искать, деревня Рогово... Осталось дождаться весны, когда растает снег.
  
   После Нового года в расписании добавились еще предметы: шифр, ядовитые и отравляющие вещества, прыжки с парашютом.
   Перед началом занятий по ядовитым и отравляющим веществам Мишка с удивлением увидел среди курсантов Красильникова.
  На его недоуменный взгляд Михаил Лукьянович сказал. - Учиться, Мишенька, не зазорно. Чтобы не отстать от жизни, надо постоянно узнавать новое, так сказать, держать руку на пульсе. Еще до революции барон Корт на свои средства организовал центр по подготовке диверсантов. В имении недалеко от Владимира он создал лаборатории, где работали талантливые ученые: физики, химики, биологи. Все свои открытия, изобретения они передавали в центр. Так, Федор Михайлович не гнушался присутствовать на тех занятиях. Самому старшему в группе было шестьдесят пять лет, а самому молодому, Мите, воспитаннику центра всего шестнадцать лет. Он тогда был, как ты.
  - А что с ним стало?
  - Судьба людей, связавших свою жизнь с разведкой, обычно хранится в тайне, даже после их смерти. О них не принято спрашивать... Последний раз я его видел перед самой революцией.
  Неожиданно Мишке пришла в голову мысль спросить у всезнающего старика о змеях. - Михаил Лукьянович, а Вы никогда не слышали о... привлечении к диверсиям... змей?
  - Почему же не слышал? Слышал... Эта тема разрабатывалась в биологической лаборатории барона. Половые железы гадюк высушивались, измельчались, затем из этого порошка делали раствор на спиртовой основе. Распыленную жидкость змеи были способны учуять за несколько километров, и за короткий промежуток времени сползались на место распыления. Причем настроены они были очень агрессивно, как в свой брачный период. Я слышал, что в Карпатах от укусов змей страдали целые подразделения германских солдат, причем происходило это локально. Очень похоже на использование этой змеиной приманки.
  - А что стало с этими лабораториями?
  - После гражданской войны, в двадцать четвертом году, я ездил туда, но, к сожалению, лаборатории за эти годы были разрушены. Все документы бесследно исчезли. Жаль, там были очень интересные разработки...
  
  После отбоя, лежа на верхней койке, Мишка попытался систематизировать в голове полученную информацию. Итак, по следу Кошелькова идет некий Грот. Он сначала освоился в подземных лабиринтах Андроньевского монастыря, где раньше был тайник Яньки. Параллельно продолжает поиск вывезенного имущества. По каким то, одному ему ведомым признакам, он считает, что все вывезено в район Вязьмы. Прекрасно зная, что свои места налетчик метил подковами, он опрашивает местных жителей о старых подковах. Вдруг, да что-то выплывет. А то, что там был именно Грот, агент спецслужб, подтверждает появление гадюк в месте, где их раньше не было. Возможно, он экспериментировал с препаратом или принимал меры, что бы в этом урочище не появлялись посторонние. Да сам и пострадал. Не рой другому яму... Но откуда у него препарат? Ведь Красильников сказал, что все разработки лаборатории исчезли. Может быть, кто-то из работавших там, после революции эмигрировал и стал сотрудничать с немцами?..
   Мишка перегнулся вниз к лежащему на нижней койке Рогову.
   -Коль, а почему у вас в деревне урочище называется Кромешным?
  - Что ты привязался к моей деревне? - Пробурчал, засыпающий сержант. - Что ты хочешь?
  - Почему у вас урочище называется Кромешным? - Повторил свой вопрос Мишка.
  - Да это даже не урочище, а болото. Тысячу лет назад, при царе Горохе, там поубивали кучу народа. Причем, остались одни туловища, а головы пропали. Их там и схоронили. Потом часовню там поставили... А может, она и до этого стояла, не знаю. Кто как говорит... Да и от часовни остались одни развалины. Там проклятое место. Местные туда стараются не ходить. Там, говорят, призрак черного монаха обитает... Может и в топь утащить...
  С соседней койки раздался голос Пономарева. - Рог, не стыдно тебе бабкины страшилки пацану рассказывать? Ты же комсомолец...
  - А причем здесь - комсомолец? Он спрашивает, я отвечаю. А призрак там правда есть. Только он не всем на глаза показывается. Года четыре назад даже милиция приезжала, семь человек. Хотели отловить монаха, да только в болоте поперемазались и уехали ни с чем... Все, отстаньте от меня, я спать хочу.
  Мишка отстал от Рогова и вновь задумался. - Колька так и не ответил, почему урочище прозвали Кромешным. Кромешный... Кромешный... Кромешник...- Мишка даже подпрыгнул, - да так ведь называли опричников Ивана Грозного!... Правду сказал Рогов - про времена царя Гороха. Может, и вправду там убили опричников, кромешников. А может, они кого убили. Отсюда, скорее всего и пошло название - Кромешное урочище.
  Мишка вздохнул с облегчением и... уснул.
  
   Весна наступила незаметно. Сугробы, которые казалось, будут лежать вечно, поникли, сморщились и за какую то неделю под весенним солнцем окончательно растаяли. Лишь кое, где в лесу, в затененных оврагах еще лежали почерневшие клочья снега.
   Малышев ближе к вечеру попросил Красильникова зайти к нему в кабинет. Вроде бы процесс обучения шел нормально и подходил к концу, но он переживал, - а вдруг, что-то не так, вдруг, что-то упустил... Все-таки, первый выпуск. От того, какой будет результат, зависело существование "Вулкана". Малышев решил переступить через свое самолюбие и узнать мнение Красильникова. Он хоть и ЗЭК, но огромный практический опыт в диверсионной работе вынуждал считаться с его мнением. Александр Ильич никому раньше времени не говорил, что обратился к руководству с просьбой пересмотреть дела Красильникова и Хомякова. Гусев с ним согласился, - не дело, что в "Вулкане" преподают преступники, но решил отложить этот вопрос до весенних учений. От их результатов и будет зависеть решение.
  - Михаил Лукьянович, я хотел услышать ваше мнение о ходе обучения.
  - Все идет нормально, согласно графика. Ребят хоть сейчас выпускай на показательные выступления на Красной площади.
  - Почему на Красной площади? - Малышев был ошарашен ответом.
  - Потому что, на большее они не годятся. Только пыль пускать в глаза высокому начальству.
  У Малышева даже пот выступил на лбу. - Потрудитесь объясниться...
  - У меня, в отличие от вашего, иное представление о том, каким должен быть диверсант. Ради эксперимента, выпустите курсантов на улицы Москвы и посмотрите со стороны... Да им все женщины будут смотреть вслед. Как же, не обратить внимания на таких красавцев! Орлы!.. А настоящий разведчик должен внешне быть невзрачным, как серенькая мышка. Пройдет такой в толпе, на него никто и внимания не обратит.
  - Вы хотите сказать, что они профнепригодны?
  - Ну почему же? Они могут вести свою деятельность в лесах, но не больше... Стоит им выйти из леса, как своей фактурой они сразу же привлекут внимание потенциального противника. Изначально отбор кандидатур для школы велся по неверным критериям. В первую очередь по принципу - чем здоровее, тем лучше. А это в корне неправильно.
  - Вы хотите сказать, что физические данные не нужны диверсанту?
  - Нужны, но не это главное. Диверсант вообще не должен вступать в физический контакт с противником. У профессионалов это считается провалом. Главное его оружие это голова. Он должен уметь моментально просчитывать десятки вариантов и находить оптимальный. Среди курсантов нет ни одного человека со знанием языка потенциального противника. В школе не предусмотрено изучение базовых военных терминов на иностранных языках.
  Малышев сквозь зубы процедил, - Что же Вы молчали все это время?...
  - Так меня никто и не спрашивал. Только сегодня Вы захотели узнать мое мнение. Я его высказал... Разрешите идти?
  - Идите.
  Малышев встал, подошел к окну. Его уже не радовало весеннее солнце на улице. - Все коту под хвост! Как же он не определил в работе главного? Пошел на поводу внешней эффектности! Как ни тяжело признавать, Красильников во всем прав. Каждым делом должен заниматься профессионал. Одного желания мало... Что же теперь делать?..
   Стук в дверь прервал мрачные мысли. - Войдите.
  В кабинет вновь зашел Красильников.
  - Что Вам еще?
  - Александр Ильич разрешите озвучить свои предложения? - И не удержавшись, съязвил. - А то скажете потом, что я промолчал...
  - Присаживайтесь, - Малышев указал на стул.
  - Для того, что бы изменить существующее положение, необходимо перестроить систему обучения. Прекратить занятия по рукопашному бою, кроссы и стрельбы. Все эти предметы курсантами освоены. Целесообразнее это время посвятить искусству гримирования, актерскому мастерству и умению передвигаться, используя грузовой железнодорожный транспорт, в простонародье - товарняки. Так же необходимо ввести обучение немецкому языку, как минимум - базовым, военным терминам. Начать проводить практические занятия по диверсионной работе.
  - Что значит практические занятия?
  - Перед курсантом ставится задача обследовать стратегический объект в Москве или в Московской области на предмет его значимости, охраны и он на основании этих данных должен разработать план вывода его из строя. Причем на задание курсант должен выходить без документов, без оружия и формы. Он сам должен разработать легенду, под которой будет работать, на случай задержания органами и подготовить документы, подтверждающие его легенду.
  Малышев ожил. - Вы хотите сказать, что все не так безнадежно?
  - Точно так. Будем исходить из существующих реалий... В принципе, стоящих агентов единицы. Если из тысячи кандидатов отбирается один, два, - это очень хороший показатель. А у нас из тридцати есть парочка достойных кандидатур. Они конечно "сыроваты", но из них может получиться толк.
  - Кто же это?..
  - Рогов и Чернышев.
  - Кто?.. Опешил Малышев.
  - Рогов и Чернышев.
  - Чернышев не курсант, а простой писарь. То, что он присутствует на занятиях, еще ни о чем не говорит.
  
   Курсанты по очереди заходили в класс и тянули билеты, разложенные на столе текстом вниз. Мишка зашел последним. На столе не осталось билетов. Он вопросительно посмотрел на Малышева. В этом взгляде было столько мольбы, что майор не выдержал, взял чистый лист бумаги. Что-то на нем написал и протянул, а про себя подумал, - пусть погуляет, на солнышке погреется, туда его и близко не подпустят.
   Радостно схватив билет, Мишка выскочил в коридор. На его листочке было написано "Народный Комиссариат Внутренних Дел".
  
   Поначалу впавший в уныние от такого задания, Мишка постепенно пришел в себя. Подростковое самолюбие не позволяло ему сдаться и ударить лицом в грязь. Некстати припомнилась фраза Малышева, - это тебе не натюрмортики рисовать... Вдруг парня осенило. - А вот натюрмортики мне и помогут!
  
   Утром во дворе никого не было, Мишка достал из-под кирпича ключ, зашел в свой сарай. Со стен весело на него смотрели святые, как бы говоря, - О-о-о! Кто к нам пришел!!! Весна! Она заставляет даже святые лики выглядеть иначе!
   Он достал из-за стеллажа свой этюдник, вытер с него пыль. Стал в холщевую сумку укладывать акварель, кисти, папку с листами ватмана. Вспомнив наставления Красильникова, что на задании может все пригодиться, потому что нельзя предугадать, как все сложится, он положил в сумку перочинный ножик, фонарик и небольшой моток медной проволоки. В это время в сарай зашла Рита.- А, Мишка, это ты?.. А я смотрю, кто-то в ваш сарай залез... А ты что это не на своей базе?
  - У нас крыс морят, всех отпустили. А ты что это не в школе?
  - Заболела. Точнее, уже выздоровела. Вечером пойду в поликлинику выписываться. А ты, куда это собрался?
  - На этюды. Позанимаюсь, пока день свободный, а то уже забыл, как кисточку в руках держать.
  - Можно я пойду с тобой? Мне до вечера все равно делать нечего...
  Разве мог он отказать Рите?
  - Пойдем, только я забегу к бабуле и наберу с собой воды.
  - Ее нет дома, она с утра куда то ушла.
  
   Этюдник Мишка установил в месте, откуда хорошо просматривался главный вход в Наркомат и ворота для въезда машин. Пока Рита сходила за мороженым, он успел сделать набросок карандашом. На листе ватмана красовался тихий переулок с разнокалиберными домиками и старой церквушкой без креста на куполе. Переулок выходил на угол огромного и мрачного здания Наркомата. Когда Рита принесла мороженое, пришлось сделать перерыв, что бы съесть его. В это время к ним сзади незаметно подошел мужчина в темном костюме. Он постоял, внимательно разглядывая набросок. Затем к нему подошел другой мужчина. Ни слова не говоря, они обошли притихших ребят и скрылись за углом. Принадлежность этих людей к организации, располагающейся в мрачном здании не вызывало сомнений. Мишка подумал, - хорошо, что со мной пошла Рита. Парень с девушкой вызывает меньше подозрений.
   Он уже почти закончил этюд, когда к ним развязной походкой подошли трое пацанов. - Местная шпана, - с ходу определил Мишка, - только их не хватало.
  - Ух, ты, художник! - Толкнул плечом Мишку конопатый парень.
  - От слова - худо. - Съязвил самый рослый и вызывающе, с головы до ног, липким взглядом осмотрел Риту.- А жидовочка у него - ничего.
  - Добром не разойдемся. - Подумал Мишка. С удивлением обнаружил в себе полное отсутствие страха.
  Он молча, сделал шаг в сторону, заняв такую позицию, что бы самый здоровый из троицы оказался перед ним, в то время, как остальные были за спиной своего товарища. Незаметный для окружающих, удар ногой по голени вывел его из строя от болевого шока, как минимум, на несколько минут. Второго, рыжего, высунувшегося из-за спины первого, Мишка без замаха, коротким ударом растопыренных пальцев в горло заставил натуженно захрипеть. Третий непонимающе смотрел на своих приятелей. Один присел и стонал от боли, а другой, обхватив шею руками, хрипел с выпученными глазами.
   Мишка, не повышая голоса, сквозь зубы, по блатному растягивая слова, произнес. - Забирай своих корешков и вали тихим катером...
   Рита стояла опешившая и с изумлением смотрела на Мишку. Она не ожидала от него подобного. Краем глаза Мишка вовремя уловил, что к ним приближаются два милиционера. - Только не хватало попасть в отделение!
   Он быстро закрыл этюдник. Даже не убрав ножек, схватил его и бросился в переулок, коротко бросив Рите, - захвати сумку.
  Они пробежали по переулку метров сто и свернули направо, в какой то двор. Там за сараем, отдышавшись, Рита спросила, - почему мы убежали, ведь мы ни в чем не виноваты, они сами к нам пристали?
  - Забрали бы в милицию, доказывай потом, что мы не виноваты...
  - Все равно, спасибо. - Рита поцеловала Мишку в щеку. Он даже потерял дар речи от неожиданности. Она восприняла происшедшее, как, то, что он защитил ее честь и достоинство. В общем-то, отчасти, так оно и было. Мишку смущало только то, что из-за этих уродов он полноценно не закончил наблюдение за объектом. А появляться вновь там с этюдником, было, по меньшей мере - глупо. Взгляд его уперся в канализационный люк. - Это идея!
  Мишка с трудом, обдирая в кровь пальцы, сдвинул в сторону тяжеленный люк. Молча достал из сумки фонарик, нож и проволоку, рассовал все по карманам.
  Наблюдавшая за ним, Рита произнесла, - ты, что собрался делать?
  - Хочу через канализацию добраться до того места и узнать, что там происходит. Ты посиди здесь, подожди меня. Я быстро.
  Эти доводы немного успокоили девушку. - Давай, только недолго...
  
   Луч фонаря осветил осклизлые стены тоннеля. Мишка направился в ту сторону, где располагался Наркомат. За спиной было слышно журчание подземной реки. Наверное, Неглинка - подумал Мишка. Под ногами в желобе струилась вонючая жидкость. Через некоторое время путь преградила металлическая решетка из толстых прутьев. В центре ее была запертая дверь из таких же прутьев. Начинающий диверсант просунул руку сквозь прутья и ощупал внутреннюю часть двери по периметру. Наверху он нащупал электрический конечник сигнализации. В душе, поблагодарив Красильникова за мудрые советы, Мишка аккуратно куском проволоки подвязал включатель таким образом, что бы при открытии двери, не сработала сигнализация. Затем универсальной отмычкой, изготовленной под руководством Хомякова, открыл замок. Дальше, подобным образом, преодолел еще два ограждения и наткнулся на ответвление слева, ведущее куда-то наверх. Он по скользким ступенькам поднялся и уперся в железную дверь. Она была сплошная, и невозможно было визуально определить, была внутри сигнализация или нет. Мишка решил рискнуть. Ему повезло, включатель был, но один из проводов обгорел и не был подключен. На его счастье, и в этой серьезной организации господствовало неистребимое русское "Авось".
   В огромном подвале рядами стояли высокие металлические шкафы и несколько сейфов у стены. Не включая свет, а, подсвечивая себе лишь фонариком, Мишка отмычкой открыл один из шкафов. В нем на полках стояли папки со стандартной надписью "Дело". Под ней были фамилия, имя, отчество. Все шкафы были подписаны одной из букв алфавита. Вдруг Мишка услышал звук открывающейся двери. Он успел спрятаться между сейфами и притих. Зажегся свет. Пришедшие сотрудники, судя по звукам, взяли необходимые документы и, по-видимому, продолжали свой разговор.
  - Делать им нечего, у меня своей работы невпроворот, а они еще усиление придумали. Тащись теперь на шлюзы... Все учения проводят.... И пароль придумали дурацкий, "индустриализация", без стакана не выговоришь...
  - Это не учения. Сведения из отделений поступили, что в Москве у важных объектов замечены подозрительные личности. Двоих уже задержали, причем они оказали сопротивление...
  - Где?
  - В Сокольниках и в Марьиной Роще...
  Они ушли, выключив свет и закрыв за собой дверь. Мишка вздохнул с облегчением. Он быстро вскрыл шкаф на букву "М". Думая, что здесь находятся личные дела сотрудников НКВД, он хотел достать дело Малышева, чтобы удивить того своей ловкостью. Но дела старшего майора Малышева здесь не оказалось. С фамилией Малышева была только какая- то Татьяна Афанасьевна. Затем он открыл ящик с буквой В. В папке на имя Вульф Вилли Карлович он прочитал, что его отец Карл Генрихович приговорен к высшей мере наказания, но, согласно, решения коллегии Верховного суда, он и еще 470 сотрудников Коминтерна, немецкой национальности, переданы властям Германии.
   Выходит, зря он просил Малышева заступиться за Валькиного отца, его забрали лишь за тем, что бы отправить на родину... В отношении же самого Вальки, в папке была копия приговора суда от 13.12 1940г. - Вульф Вилли Карлович осужден на семь лет без права переписки... Там же были листы с показаниями свидетелей по делу самого Вальки, обвинявшие всю семью в моральном разложении и антисоветской деятельности... Один из листов с показаниями был подписан Рубцовым Николаем Егоровичем... Буденовцем!!! Может быть прав Малышев. Вся их семья вела антисоветскую деятельность... У Мишки не укладывалось в голове: Валька - враг!..
  Раздумывать было некогда, в любой момент сюда могли зайти. Папку с делом Вальки он положил на место, а дело Малышевой сунул за пазуху, как доказательство, что он на самом деле был в этом подвале.
   Напоследок он отодвинул сейф, благо тот был на колесиках, и нацарапал ножиком на стене "МИНА". Внезапно Мишка обратил внимание на подкову, вмурованную в стену. Она была покрыта слоем бурой пыли, как и сама стена и поэтому была практически незаметна. Вникать в смысл этой находки не было времени, в хранилище могли снова зайти. Все закрыв за собой, Мишка с папкой за пазухой выбрался наверх.
  
   На базе Малышев и Красильников в кабинете дожидались курсантов, принимали у прибывших отчеты и оценивали проведенную работу. Худшие опасения Красильникова нашли свое подтверждение на практике. Почти все курсанты обратили на себя внимание бдительных граждан и были вынуждены вернуться без результатов, достойных внимания. Оставались трое, среди них и Чернышев.
   Когда в кабинет зашел Мишка, Малышев вздохнул с облегчением.
  - Слава Богу, вернулся живой и здоровый. Хотя, что с ним могло случиться?
  Чернышев бодро начал свой отчет. - Охрана осуществляется, как с внутренней, так и с внешней стороны. С внешней стороны сотрудниками в гражданской одежде, производящих периодический обход по периметру здания. В данный момент в Москве проводится усиление охраны наиболее важных объектов. Для сотрудников, участвующих в этом мероприятии пароль "Индустриализация". Уже задержаны двое наших курсантов, они содержатся в отделениях милиции, в Сокольниках и в Марьиной Роще.- Мишка испытывал восторг, видя изумленные лица перед собой. А сейчас я вас вообще добью, - подумал он.
  - Мною произведено условное минирование и уничтожение здания Народного Комиссариата Внутренних Дел.
  - Что? Что?.. Сказать можно, все, что угодно...- Возмутился Малышев. Подобной наглой лжи он не ожидал от Мишки. А о том, что тот смог бы заминировать наркомат даже и речи не могло быть.
  - В подвале здания, в отделе информации за сейфом с инвентарным номером 4392-16 на стене мною нацарапано "Мина". И вот еще доказательство того, что я там был... - Мишка торжественно положил на стол папку.
  - Всем заниматься своими делами! - В бешенстве выдавил из себя Малышев. - И, что бы об этом, - он ткнул пальцем в папку, - ни одна живая душа не знала! Он не знал, как реагировать на все произошедшее. Эксперимент с практическими занятиями зашел слишком далеко. Если с двумя задержанными курсантами еще можно было разобраться, то с выходкой Чернышева могут быть большие проблемы. За несанкционированное проникновение в святая святых наркомата можно и под суд угодить. Кто же мог подумать, что он ухитрится туда пробраться?... Замолчать этот факт было нельзя, рано или поздно все равно выплывет, а тогда будет еще хуже. Малышев, чертыхаясь в душе, набрал номер Гусева. - Здравия желаю, товарищ комиссар второго ранга.
  - Здравствуй Малышев, чем порадуешь?
  - Да радовать особо нечем. У меня возникли проблемы. Двоих моих курсантов задержали, и они находятся в отделениях милиции.
  - Да, хороши диверсанты... Как они там оказались?
  - Мы проводили практические занятия...
  - Какие еще занятия? Объясни толком.
  - Перед каждым курсантом ставится задача: Он должен отследить систему охраны конкретного объекта и разработать план условного минирования и ликвидации этого объекта.
  - Вот оно в чем дело... Малышев, а ты в курсе, что из-за твоих забав, в Москве всех поставили на уши?
  - Знаю. Знаю даже введенный пароль, "индустриализация".
  Гусев передразнил Малышева, - условное минирование, ликвидация.... Надеюсь, наркомат условно не взорвали?
  Малышев, неожиданно для себя, ответил весело, - так точно, товарищ комиссар второго ранга, взорвали... условно конечно.
  Повисла тяжелая пауза. В трубке было слышно, как тяжело дышал Гусев, осмысливая услышанное. - Кто?..
  - Сержант Чернышев.
  - Немедленно ко мне... вместе с Чернышевым!
   Только опустив трубку, Малышев более внимательно посмотрел на папку, и, прочитав, чье это дело, побледнел. Он трясущимися руками развязал тесемки и углубился в чтение. Многое из жизни Татьяны, содержавшееся в досье, даже для него явилось неожиданностью. В папке было даже несколько доносов некого осведомителя под псевдонимом "Гриб". В них пересказывались ее разговоры, критикующие существующий строй. В одном из донесений "Гриба" говорилось о том, что она внезапно появилась в квартире Самсонова в новогоднюю ночь, где находились журналисты, поэты и сотрудники издательств. Была очень возбуждена и употребляла спиртное без меры, что не характерно для нее. Когда журналист Брызлюк, видя ее состояние, попытался с ней уединиться и вступить в половой контакт, она ногтями исцарапала ему лицо, и ушла, обругав всех присутствующих матерными словами, что также для нее не характерно. Малышев не мог сдержать улыбки. - Танька, она такая, она может. Удивительно, как ее до сих пор не взяли. Видно свою роль сыграло то, что она замужем за сотрудником НКВД. Но даже, не смотря на это, ее в любой момент могли арестовать. А с такой доказательной базой...
   Малышев впал в оцепенение. - Значит досье имеется не только на сотрудников, но и на их близких. В общем-то, для него это не было откровением. Но одно дело, когда это касается кого-то, и совсем другое, когда касается твоей жены.
  
   В машине Малышев тихо обратился к Мишке. - Запомни, ты не видел никакой папки, и в подвале ничего не брал. Больше он не стал ничего объяснять. Теперь для органов его жены не существует. Даже если сотрудник, курирующий дело Татьяны, обнаружит отсутствие папки с материалами, он не рискнет об этом заявить. Неизвестно, как все обернется, можно и самому оказаться на скамье подсудимых за преступную халатность. Уж это-то Малышев хорошо знал. Погруженный в свои мысли, Мишка внезапно задал вопрос, поставивший Александра Ильича в тупик.
  - Товарищ майор, а что раньше было на месте здания наркомата?
  - На месте здания? Не... знаю... А зачем тебе это?
  - А можно где нибудь достать схемы,... чертежи подземелий под наркоматом и тех, которые находятся рядом?
  От подобного вопроса у Малышева на лбу даже выступила испарина. Стараясь не перейти на крик, еле сдерживаясь, он обратился к Чернышеву.
  - Миша, я очень тебя прошу, с подобной просьбой не обращайся ни к кому,... даже во сне. Твой интерес кто-нибудь может истолковать так, что мало не покажется! Ты меня понял?... Не слышу, ты меня понял???
  Мишка недовольно буркнул.
  Понял... Немного помолчав, он спросил. - А можно после Наркомата мне до завтра побыть дома?
  Малышев после паузы, тяжело вздохнул и маловразумительно ответил.
  - Нам после твоей выходки выйти бы оттуда...
   В Наркомате закончилось все более, чем хорошо, по крайней мере, для них. Чернышеву присвоили досрочно очередное звание старшего сержанта за проверку организации охраны здания Наркомата. Малышеву всего лишь объявили выговор за несогласование учебного процесса с вышестоящим командованием. А по вопросу недостаточной организации охраны решили провести служебное расследование.
  
  Утром следующего дня Малышев и Савельев стояли во дворе базы перед строем курсантов. Старший майор заметно нервничал и постоянно смотрел на наручные часы.
  Стоявшие в строю ничего не понимающие Минаев и Рогов тихо переговаривались.
  - Чего ждем? Уже минут десять стоим...
  - Ветеринара...
  - Ветеринара? Зачем?....
  - А тем, кто деревенский, будут прививки от ящура делать.
  - Тебе Минай от бешенства надо укол сделать в язык твой поганый...
  Стоящие рядом курсанты тихо засмеялись.
  Через двор к строю подбежал запыхавшийся Мишка, у которого в руках были две книги. Подбежав к Малышеву, он обратился к нему.
  - Товарищ старший майор, разрешите встать в строй?
  - Разрешаю и делаю Вам замечание за опоздание на развод.
  После того, как Мишка встал в строй, Савельев зычно скомандовал.
   - Равняйсь!... Смирно!...
  Савельев четко повернулся к командиру и начал докладывать, но Малышев оборвал его жестом и начал зачитывать приказ.
  - Приказ Народного комиссара внутренних дел. Приказываю, за успешное выполнение задания командования присвоить сержанту Чернышеву очередное воинское звание...
  Стоящий в строю, Минаев тихо присвистнул и обратился к Рогову.
  - А Черныш-то оказывается сержант...
  - Теперь уже старший! К нашим годам он в комдивы выбьется....
  - Получается, что он старше любого из нас по званию! Ну и Черныш! Тихоня...
  
  Красильников и Хомяков ходили сияющие, как будто это не Мишку поощрили, а их. С этого времени они стали уделять его подготовке все свое свободное время.
   Один только Малышев ухитрился испортить Мишке настроение. Он отозвал его в сторону и, глядя не в глаза, а в сторону, нарочито вяло произнес. - А ведь ты, Чернышев, условно провалил задание.
  - Как?.. У Мишки даже ноги подкосились.
  - При выполнении задания ты во главу угла поставил свои личные дела и амбиции. Почему ты взял с собой девушку? Будь это настоящее задание, ты бы рисковал жизнью человека, не имеющего никакого отношения к твоей деятельности. Но это только одно... Когда ты связался с хулиганами, ты фактически сорвал задание. Если бы твои приемы нейтрализации противника увидели специалисты, они мгновенно расшифровали бы, что ты не мальчик-художник.
  - Что же, я должен был терпеть их издевательства?
  - Да, должен терпеть еще большие унижения. Приложить все свое терпение и мужество, чтобы тебя не расшифровали. У тебя в голове должна быть одна цель - выполнить задание. Выполнить любой ценой, даже ценой унижения. И вообще, в дальнейшем, перед тем, как что-нибудь сделать сначала хорошенько подумай. Это надо же додуматься, забраться в подвалы Наркомата?
  Мишка, словно не понимая тревоги Малышева, поинтересовался.
  - А у кого нужно брать разрешение, что бы туда попасть?
  - Ты что, издеваешься? А ну-ка, пойдем ко мне в кабинет!
  
  В кабинете разгневанный Малышев нервно прохаживался из угла в угол и отчитывал Мишку.
  Раз - пронесло, два пронесло! Ты что же думаешь, так играться можно до бесконечности? Ты не хочешь понимать, с чем можно шутить и играться, а с чем нет?
  Но у того, на удивление было торжествующее выражение лица и он, не обращая внимания на гнев Малышева, буднично произнес.
  - Там в подвале надо стену ломать.
  Малышев обессилено опустился на стул и, немного помолчав, участливо обратился к мальчишке, который явно перестал дружить с головой.
  - Миш, давай, тебе организуем путевку в какой-нибудь санаторий? Отдохнешь там с бабушкой, а?
  Мишка, не обращая внимания на предложение Малышева, прошел к столу, открыл одну из книг и положил ее на стол перед ним.
  - Рядом со зданием Наркомата стоит церковь. Сейчас там находится районный культпросвет. Под церковью с семнадцатого века находились огромные подвалы, которые сейчас присоединены к подвалам Наркомата, а вход в них со стороны церкви замурован. До революции эти подвалы сдавались в аренду купцам. Все церковные архивные записи сохранились и валялись в подсобке. В этом журнале велся учет, когда и кому сдавались в аренду подвалы. В девятнадцатом году подвал арендовал артельщик Янькин.
   Малышев, вникая в Мишкину информацию, начал оживать,
  - Янькин,... Янька! Кошельков...
  - В 1823 году к Церкви Барышниковым, чей отец был Вяземским купцом, был пристроен придел в честь преподобного Аркадия Вяземского, который считается покровителем города Вязьма.
  - Дальше можешь не продолжать... Кошельков замуровал награбленное в подвале церкви, точнее придела Аркадия Вяземского, своего Ангела хранителя. Чтобы он хранил не только его самого, но и его сокровища. Отсюда и изображение герба Вязьмы в Андроньевском монастыре и надпись - Ищите и обрящите. НКВД, сам того не зная, охранял бандитские сокровища!
  Малышев, выдержав паузу, отодвинул чуть в сторону книгу и спросил у Мишки.
  - Но откуда у тебя уверенность, что Кошельковское добро абсолютно точно находится... там?
  - За сейфом, где я.... условно закладывал мину в кладку стены вмурована подкова... Кошельковский знак...
  
  В темноте подвала сначала послышался скрежет ключа, открывавшего замок. Затем вспыхнул свет электрического освещения. В подвал зашли Малышев, Мишка и проявивший любопытство Гусев. Их сопровождали три сотрудника НКВД, имевших непосредственное отношение к хранилищу.
  Гусев с любопытством поинтересовался у Чернышева.
  - Ну и где?
  Капитан, пришедший вместе с ними, выразил полное недоверие к затее.
  - Да не может здесь быть никакого хода, здесь стены метра по полтора, мы их сроду не разобьем.... Тут еще старая кладка...
  Мишка, не обращая внимания на скептические утверждения, уверено подошел к нужному сейфу и откатил его. Когда сейф освободил стену с подковой, Гусев обратился к сопровождавшим их лейтенанту и сержанту..
  - Что стоите? Ломайте!
  Сержант приступил к разрушению кирпичной кладки. Звуки ударов лома гулко разносились под сводами подвала. Наконец несколько кирпичей из кладки обрушились внутрь. Дальше работа пошла быстрее. Вскоре уже стал виден достаточно большой пролом. Капитан с изумлением произнес.
  - Уже два года здесь служу, а и не мог подумать, что здесь такое...
  Гусев заглянул в пролом, затем оглянулся на капитана.
  - Фонарик догадался захватить?
  Капитан протянул ему фонарь.
  - А как же...
  
  Гусев, светя фонарем, первый пролез в пролом, за ним туда пробрались и остальные.
  Из узкого прохода они попали в помещение средних размеров с арочными кирпичными сводами. Все помещение было заставлено ящиками и мешками. Малышев взял за угол один из мешков и высыпал содержимое на пол. Из мешка с характерными звуками вывалились серебряные и золотые паникадила, блюда, массивные подсвечники.
  Гусев нетерпеливо откинул крышку одного из ящиков. Ящик доверху был набит банкнотами старого образца.
  Капитан присвистнул от удивления
  - Да-а.... ничего себе! Он с недоумением оглядел невзрачного парнишку. - Как же ты догадался?
  Гусев ответил капитану за Мишку
  - Интуиция у него.... Н-да, вот они сокровища Кошелькова. Не смог Грот разгадать Янькины ребусы, не по зубам они ему оказались...
  Малышев, приобняв за плечи Мишку, предположил.
  - Да похоже, он искал не только Кошельковское золото, а и еще что-то....
  - С чего ты взял?
  Мишка пояснил слова Малышева.
  - Не понятна роль византийского ножа во всей этой истории... Ведь не просто же так Кошельков хранил этот нож отдельно.
  Капитан не мог придти в себя от созерцания сокровищ, которые, как оказалось, находились два года в нескольких метрах от него.
  - Это сколько же теперь тебе, пацан, отвалят? Я слышал, по закону положено двадцать пять процентов....
  Лейтенант выразил сомнение на этот счет.
  - Это если бы он у себя дома нашел или в поле,... а так... похвалят или грехи какие простят, если есть....
  Мишка тихо, что бы никто не слышал, спросил у Малышева.
  - А можно сделать так, что и Валька участвовал в... ну, в том, что мы это нашли. Может быть ему за это...
  - Нет, Миш, у нас в стране золото ничего не решает, к сожалению,... а может быть и к счастью...
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
   ТРЕВОЖНЫЙ ИЮНЬ.
  
   После неудачных "маневров" в школе изменили систему подготовки. Теперь упор делался на индивидуальную работу с каждым курсантом в отдельности. Близились выпускные экзамены. Они представляли собой диверсионную деятельность курсантов во время проведения учений Генштаба в Особом Западном военном округе в середине июня. Питомцы школы должны были работать на стороне "противника". В их задачу входило условное уничтожение стратегических объектов на всей территории, где проводились учения. Чтобы при подведении итогов минирование не выглядело голословным, на объектах должны быть заложены деревянные бруски с надписью "мина". Задачу усложняло то, что подразделения, осуществляющие охрану, будут предупреждены о возможном появлении диверсантов. Всю территорию разбили на сектора, по количеству курсантов. На условное место каждый из них должен добираться самостоятельно, используя легенду, которую должен сам разработать. Проще всех было Мишке. Используя свою внешность подростка и навыки рисования, он мог спокойно, не вызывая подозрений, под видом учащегося художественного училища сидеть и рисовать, одновременно наблюдая за объектом. Эта тактика уже была отработана около здания Наркомата. Остальные курсанты, наученные горьким опытом предыдущих испытаний, более серьезно отнеслись к подготовке. Тщательно изучали карту отведенного сектора. Подбирали экипировку и сами изготавливали липовые документы прикрытия. Параллельно с этим, в игровой форме вживались в образ. Устраивали друг другу допросы. Хуже всех было Пономареву. Как загримировать такого громилу, что бы ни кому и в голову не пришло, что он может быть диверсантом. На помощь пришел Красильников со своей неиссякаемой фантазией. Он предложил Пономареву изображать умалишенного. Теперь по базе бродил детина с глупой улыбкой, в коротких заношенных штанах и разбитых ботинках без шнурков. В огромных ручищах он держал деревянное ружье. Засаленные волосы и легкая небритость усиливали впечатление, что перед вами полный идиот. Так он ходил целыми днями, вживаясь в образ. Когда у него спрашивали, - кто такой? Куда следуешь? Он, глупо улыбаясь и растягивая слова, тупо бубнил.
  - Корову мамкину сменял на собачку черненькую. А она не доится. Мамка бранится.
  - И где же собачка... черненькая?
  - Так сбежала... Кошку увидела, и за ней.
  - Значит, к мамке идешь?
  - Не-е, мамка бранится.
  - За корову?
  - Не-е, за кошку...
  - Идиот...
  
  Мишка подготовил небольшой планшет, где лежали не только чистые листы, но и старые рисунки. Для большей правдоподобности он изготовил справку, что является учеником Калининской школы-коммуны для особо одаренных детей. Он упросил Малышева, чтобы для него выделили сектор в Брестской области, где погибли его родители.
   За несколько дней до начала учений курсанты должны были выдвинуться в заданный район, с тем, что бы в назначенное время была разведана территория, и уже было бы произведено минирование объектов. Затем они должны прибыть в условленное место, на заброшенный хутор недалеко от Кобрина. Там их будет встречать Малышев. Постоянно он будет находиться в Кобрине, при штабе проведения учений и ежедневно в двадцать два тридцать приезжать в условленное место для приема докладов. Затем, уже в ходе учений планировалось давать курсантам новые вводные. Одним словом, из них должны были выжать все возможное и невозможное.
   Изначально Мишка планировал добираться в свой сектор на товарняке. Отговорил его от этого Красильников. - Зачем тебе мудрить? Ты по легенде, хороший, дисциплинированный мальчик. Хочешь стать художником. Передвижение по стране на товарных составах может вызвать излишнее подозрение. А тебе это не на руку.
  - Что же, мне ехать на простом пассажирском поезде?
  - А почему нет?.. Начинающий художник едет по стране, собирает материал для выставки, которая должна состояться в сентябре в Москве. Так, что не усложняй себе задачу. Чем проще, тем надежнее и лучше...
   Когда Мишка уже заканчивал наводить порядок в документах, в канцелярию зашел Александр Ильич.
  - Всю свою документацию передай коменданту.
  - Зачем? Я же дней через десять вернусь...
  - Даже эти десять дней кто-то должен заниматься документами. И потом - неизвестно, как пройдут учения... В любом случае, эти курсанты свое обучение закончили, а новый поток если и будет, то не раньше сентября. Так, что у нас будет время отдохнуть. Я хочу недельки на две уехать куда-нибудь на природу. Взять удочки, палатку... жену... Малышев потрепал Мишку по голове. - Поедешь с нами? - В его голосе вновь появились теплые нотки, как и раньше.
  - А куда?
  - Сам знаешь... В район Вязьмы. Места там рыбные, грибов полно, хоть косой коси. Заодно и следы Кошелькова пошукаем. Может он и там нычку оставил. Или у тебя экзамены в Строгановку будут?
  Мишка замялся. - Не знаю... Я, наверное, продолжу службу...
  - Ну и ладно. Давай пока не будем принимать решение. Вернемся с учений, тогда и будем думать, да и с Елизаветой Николаевной не мешало бы посоветоваться. Кстати, перед отъездом обязательно проведай ее.
  У Мишки голова уже была забита предстоящей поездкой в Вязьму.
  - А палатку можно и не брать.
  - Какую палатку? Куда?... - Не сразу сообразил Малышев.
  - Как - какую? В Вяземский район, летом.... Там, можно остановиться в деревне, у родителей Рогова. Да и Кромешное урочище там рядом.
  - Какое еще урочище? - Насторожился Малышев. - А ну, давай, все рассказывай! Пришлось Мишке рассказывать все, что он знал. - Сержант Рогов родом из тех мест. Он рассказывал, что у них в деревне Рогово прошлым летом жил ученый из Москвы. Он все время интересовался у местных старыми подковами и постоянно лазил по окрестностям, пока его не искусали змеи в этом самом урочище... По всем приметам это Грот. Он не просто так там крутился. Я думаю, что у него есть информация о том, что именно в тех местах Кошельков что-то спрятал...
  Малышев даже побелел от злости. - Я думал ты поумнел за последнее время! А ты... Знаешь, где может находиться Грот, и помалкиваешь... Это тянет не на скудоумие, а на вредительство... если не сказать больше!
  - Так это было в прошлом году.
  - Гроту необходимо было после провала в Москве, где-то отсидеться в тихом месте. Деревушка в глухом месте, где его знают, как ученого из Москвы - идеальное место! А ты со своими детскими обидами...
  Малышев набрал номер телефона Гусева.
  - Здравия желаю, товарищ комиссар второго ранга.
  - Здравствуй Малышев. Что опять у тебя случилось?
  -У меня все нормально...
  - От твоей золотой роты я жду только неприятностей. Последнее время я уже и спокойно уснуть не могу, переживаю, как бы твой Чернышев еще бы чего не выкинул... Я не удивлюсь, если он играючи, в качестве языка, товарища Калинина захватит... тьфу, тьфу, тьфу... Ну а теперь, если серьезно, что случилось?
  - Товарищ комиссар, а кто сейчас занимается делом Грота?
  - Не знаю, все материалы по нему переданы в контрразведку. А что?...
  - У меня появилась информация, что Грот может скрываться в деревне Рогово, недалеко от Вязьмы под видом ученого из Москвы.
  - Хорошо, я передам. Ты мне лучше скажи, как золотая рота готова к ученьям? Не подведет?
  - Не должна.
  - Ну-ну, посмотрим. Ты сам, когда туда отправляешься?
  - Девятнадцатого.
  - Поездом?
  - Никак нет, на машине. Она мне там будет нужна.
  
   Перед отъездом Мишка заскочил домой. Бабушка несказанно обрадовалась его появлению. Он отдал ей свое денежное довольствие, оставив себе лишь немного денег на дорогу.
  - Вот это кстати! - обрадовалась Елизавета Николаевна, - завтра, с утра пойдем по магазинам, надо тебе купить и рубашку, и штаны новые, а то, смотри, весь поистрепался, да и коротки они уже тебе.
  - Не, бабуль, я завтра уезжаю.
  - Куда это?
  - В командировку, в Киров, - зачем-то соврал Мишка.
  - Давай я тебе хоть в дорогу пирогов напеку?
  - Пирогов? Давай...
  - Заодно и Катю угощу...
  - Какую Катю?
  - Вульф.... Да ты же не знаешь! Выпустили ее. Да вот только жить ей негде, комната-то их занята, там теперь другие живут. Она и обитает в своем сарае. Вальке ее, говорят, семь лет присудили, а от Генриха Карловича вообще нет известий. Что с ним, неизвестно. А она, вроде, как рассудком тронулась. На работу ее никуда не берут. Хоть в петлю лезь! Есть ей совсем нечего... вот ее и подкармливают, кто, чем может...
  Мишка промолчал, что знает о том, что Генриха Карловича передали германским властям.
   Напоминание о судьбе Валькиной семьи оставила в его душе горький осадок.
  
   Мимо окон проносились полустанки, деревни... Мишка, не отрываясь, смотрел в окно. Краем уха слушал разговоры соседей по плацкартному вагону.
   Рядом с ним расположилась полная женщина с девочкой лет пяти. Она жаловалась бравому капитану- артиллеристу, возвращавшемуся из отпуска в Брест.- Сначала дали команду все семьи отправить из Бреста, потом получаю от своего письмо. Пишет - приезжай назад. Сейчас приеду, а нам опять - уезжайте...
   Когда мой служил в Пскове, спокойнее было, чем в Бресте. Говорят, германцы к границе войск понагнали - жуть! Неужели война будет?
  Капитан ее успокоил, - не будет. Не посмеют они на нас напасть. А если попробуют, мы им быстро хвост накрутим, мало не покажется...
  
   Проезжая какую то станцию, Мишка увидел на запасных путях эшелон, груженный лесом. На платформе, между бревен он успел заметить одного из курсантов, Минаева. Тот крутил головой, видно раздосадованный тем, что эшелон стоит. Мишка не смог сдержать улыбки. Хорошо, что он послушал Красильникова и поехал пассажирским поездом, а то тоже бы сейчас крутил головой, как Минаев.
   Тем временем тетка и артиллерист выложили на стол свои съестные припасы: вареную курицу, колбасу, картошку в мундире. Мишка тоже выложил вареные яйца, пироги с капустой и с печенью, те, что бабушка напекла ему в дорогу.
   А ты, пацан, куда едешь? - Обратился к нему командир.
  - В Ивацевичи. Там у меня друг живет. Он раньше учился у нас, в школе-коммуне. Я там хочу сделать серию рисунков о Советской Белоруссии для выставки. Она осенью будет в Москве проходить.
  - Стало быть, ты интернатовский? А пироги у тебя, как домашние. - Уплетая пирог с капустой, похвалил его капитан. - Вроде, как в дорогу тебя не в приюте собирали, а любимая бабушка...
  Мишка побледнел, так вляпаться из-за пирогов. - У нас в Калинине не приют, а школа-коммуна для одаренных детей. Там учатся те, кто имеет призвание к музыке, к рисованию...
  - Как ни назови, все равно, приют он и есть приют... Разве, что пироги пекут вкуснее... - рассмеялся артиллерист.
   Мишка подумал. - Как же правильно говорил Михаил Лукьянович, что важна каждая мелочь. На них обычно и сыпятся. Черт дернул взять в дорогу домашние пироги. Хорошо еще капитан на них не зациклился...
   По проходу прошла проводница и зычно объявила. - Через десять минут будет Вязьма, стоим пять минут.
  Мишка встрепенулся. - Вязьма! Скоро они с Малышевым сюда приедут! Он прошел в тамбур и стал ждать остановки. Когда поезд, натужено скрипя тормозами и лязгая буферами, остановился. Мишка первым, вслед за проводницей спрыгнул на платформу. Но его одернул сотрудник НКВД, стоявший на платформе. - Никому из вагонов не выходить!
  - А что такое? - Спросила проводница.
  - Никому из вагонов не выходить! - Еще раз резко скомандовал тот.- Приготовиться к проверке документов.
  Вдоль всего состава, по вагонам прошли НКВДшники, выборочно проверяя документы у мужчин среднего возраста. Сразу после этого поезд тронулся. Мимо проплыло величавое здание вокзала с надписью "Вязьма".
  
   Перед отъездом на учения Малышев заехал домой. Все-таки надо было наладить отношения с Таней. Плохо-ли, хорошо-ли, но они прожили вместе двадцать лет. Да, у них не было детей.... Но ведь их многое объединяло. Надо расставить все точки над "i". После учений они вместе поедут отдохнуть. Половят рыбу, пособирают грибы. Таня, как и он сам, не очень любила пустое времяпровождение на Черноморских курортах. По крайней мере, на словах, ведь они ни разу туда и не ездили. Они вообще-то за всю совместную жизнь никогда вместе и не отдыхали, за исключением четырех дней, проведенных у его тетки в деревне под Рязанью, куда ездили на похороны дяди Никифора.
   В предвкушении разговора, после которого, по его мнению, все в их взаимоотношениях должно наладиться, Малышев почти бегом поднялся по лестнице. Таня оказалась дома. При его появлении, она встала из-за письменного стола, за которым работала со своей писаниной.
  - Наконец-то ты соизволил появиться дома. Нам с тобой, Саша, надо серьезно поговорить.
   От ее голоса веяло могильным холодом. На Малышева словно вылили ушат холодной воды. Он понял, что того разговора, о котором он думал, не получится.
  - Мне кажется, нам больше жить вместе не стоит.... Я ухожу от тебя.
  - К кому же это ты уходишь?
  - Я ухожу от тебя не к мужчине, а ухожу вообще.
  - Где же ты собираешься жить?
  - В общежитии Литфонда. Нас с тобой ничего не связывает, ты и сам это прекрасно понимаешь. Если раньше нас объединяла идея. Идея построения общества справедливости, то теперь ее нет. Осталось только жалкое прозябание и желание выжить. Нас даже постель не роднит. То ты месяцами отсутствуешь, то я мотаюсь по командировкам...
  Малышев занял свою излюбленную позу у окна. Не было никакого желания оправдываться. На него навалилась апатия. Он почувствовал, что все те слова, которые он ей хотел сказать, сейчас, по меньшей мере, не уместны...
  
   Эмка легко летела по недавно построенному шоссе. Малышев сидел впереди, рядом с Петровичем. У поворота на Вязьму их остановил пикет сотрудников НКВД. У них проверили документы, багажник машины, и только после этого разрешили ехать дальше. Малышев не выдержав, вышел из машины и спросил, кто у них старший. Его направили в будку, стоявшую рядом с шоссе. Там находился молодой лейтенант. Он при появлении старшего майора встал, представился.- Лейтенант Нечаев. - И вопросительно посмотрел на вошедшего. Малышев предъявил свои документы и спросил. - Что ушел?
  - Так точно.
  - Значит, он все-таки был здесь... Как же его упустили?
  - Там дорога делает изгиб вдоль реки, и из деревни хорошо просматривается. Пока машина доехала, он успел уйти... Но далеко ему не уйти. Везде выставлены посты. На станции проверяются все проходящие поезда. Так что, деваться ему некуда.
  - Ну-ну...- недоверчиво, сквозь зубы процедил Малышев, а про себя подумал, - Грот, надо полагать, уже далеко отсюда... им его не взять.
  Он сел в машину и продолжил свой путь в сторону Бреста.
  
   В Ивацевичах Мишка сошел рано утром. Неторопясь прошел вдоль вагонов. Машинисты заправляли черное чрево паровоза водой. Недалеко от вокзала, рядом с корпусами депо возвышалась водонапорная башня. К ней и направился Мишка. Первый деревянный брусок с надписью "Мина" он установил у опоры башни, с таким расчетом, что бы условно падающая башня своим весом разбила бы железнодорожные стрелки и перегородила пути. Про себя он подумал, - станция и депо остались без водоснабжения. Теперь паровозы нечем дозаправлять, движение по железной дороге парализовано.
   К мосту через реку он добрался только к обеду. Уселся на берегу, выше по течению, достал планшет и стал делать набросок. С западной стороны моста стояла будка охраны. На мосту скучал красноармеец с винтовкой. Облокотившись на перила, он внимательно смотрел на воду, время от времени сплевывая вниз. Часовой изнывал от скуки. Понаблюдав за Мишкой пару минут, он что-то крикнул в сторону будки. Оттуда вышли еще два бойца. Один из них прошел через мост, спустился по насыпи вниз, и вразвалку пошел в Мишкину сторону.
  - Здесь находиться не положено. - Лениво сказал он, внимательно разглядывая рисунок.
  Краем глаза Мишка рассмотрел звание вальяжного часового и подумал. - Всего лишь младший сержант, а держится, словно командарм. Но вслух произнес совсем другое. - Дяденька, я быстро дорисую и уйду...
  - Художник, что ли?..
  - Ага, здесь место такое красивое.
  Внезапно сержант ожил. - А меня сможешь нарисовать?
  - Конечно.
  - Пойдем со мной! - Скомандовал он художнику.
  Мишка сначала даже не поверил в такую удачу. Он быстро собрал все в свою сумку и пошел за ним. По дороге тот объяснил Мишке его задачу. - Нарисуешь мой портрет, но так, что бы красиво вышло. Я его к себе в деревню отошлю, своей Даше. А тебе, если красиво получится, дам банку тушенки.
   Портрет удался на славу. Лихо сдвинутая набекрень пилотка, горящий взор, придавали образу сержанта налет героизма. Он остался в восторге от Мишкиной работы. Получив обещанную банку тушенки, Мишка продолжил свой путь. Во время создания портрета, выходя по нужде из будки, он ухитрился незаметно подсунуть следующий брусок прямо под рельсу. Стоявший на мосту часовой, даже не оглянулся в его сторону. Все складывалось более, чем удачно. За полдня ему удалось "заминировать" два важных объекта. До назначенного времени сбора оставалось еще двое суток. Мишка решил навестить место гибели родителей. По рассказам он знал, что это произошло на дороге между Брестом и Пружанами. В ту сторону он и направился. До Линово Мишка доехал на попутной полуторке. Веселый шофер вез в МТС бочки с бензином и соляркой, которые тяжело громыхали в кузове. Он был рад попутчику, хоть было с кем поболтать.
  - На ученья войск нагнали - жуть! Все танки в лесу замаскировали, а у нас в МТС вроде, как ремонтную базу организовали. Сейчас там два танка ремонтируют. Здоровенные такие, аж оторопь берет. Как можно против таких устоять?... Утром даже шпиона поймали... Я, как понял, он на самом деле и не шпион, а так... вроде тоже в ихние учения играет. Так танкисты его у нас в кладовке закрыли, говорят - до конца учений пусть посидит...
  Мишка насторожился. - Неужели кого то из наших задержали? Кого же?..
  Его размышления прервал вопрос шофера. - А ты, хлопец, куда направляешься?
   Мишка заученно ответил. - Я езжу, ищу красивые места, пишу пейзажи. Осенью в Москве будет выставка, вот я к ней и готовлюсь. Может, и мои работы возьмут.
  - Так ты художник?
  - Ага, вроде того...
  От этой новости шофер сразу же пришел в возбуждение. Он даже бросил руль и всем корпусом повернулся к Мишке.
  - Так тебя нам сам бог послал. Тут дело такое: у нас, в Красном уголке висел портрет товарища Сталина. Так какая-то сволочь ему рога нарисовала и клыки кровавые. Фомич, это наш директор МТС, хотел потихоньку, чтоб никто не знал, все стереть. Да сделал еще хуже - вообще испохабил весь портрет. Пришлось его убрать с глаз долой. А завтра должен приехать секретарь райкома. Вдруг он зайдет в Красный уголок?... А он туда обязательно зайдет, и увидит, что портрета нет. Ты, знаешь, что тогда будет? Если эта история выплывет, всем труба... Половину МТС на каторгу угонят. Черт меня дернул сюда в командировку приехать! Сам то я из-под Курска, да и Фомич тоже. Нас сюда еще в марте откомандировали. Мол, надо помочь наладить работу механизаторов. Вот и наладили! У них здесь Советская власть всего полтора года. Так местные на нас косятся, будто мы им враги... Давай, хлопчик, выручай! Как тебя зовут?
  - Зовут меня Мишей, вот только я не имею права товарища Сталина рисовать. Для этого специальное разрешение нужно. Да у меня и красок с собой масляных нет, только акварель...
  - Так краски у нас есть, после оформителей остались... Давай, Мишенька, соглашайся!
  Мишка задумался. - Своего надо выручать. Можно попробовать заминировать ремонтную базу, да и на пружанскую дорогу пешком идти было далековато...
  - А потом до пружанской дороги меня подвезут?
  - Какие разговоры? Я тебя на край света отвезу! Только сделай доброе дело!
  - Давайте, я попробую, но не обещаю...
  - Попробуй! Попробуй, голубь...
  На территории МТС дядька лихо подрулил к кирпичному зданию. Из дверей как раз выходил мрачный директор в замасленном комбензоне.
  Шофер выскочил из машины, бросился к нему и оглушительно зашептал. - Фомич, смотри, кого я тебе привез...
  - Кого ты привез? - Мрачно спросил тот, косясь на Мишку.
  - Художника... - Громким шепотом сообщил шофер, и не понятно зачем, добавил, - из Москвы.
  - Не из Москвы, а из Калинина. - Поправил его Мишка.
  - И что, в самом деле, художник? - Недоверчиво спросил Фомич.
  - Да, я учусь в школе-коммуне.
  Фомича сразу, как будто подменили. Он ласково заглядывал Мишке в глаза. Словно пацан, пока шли в Красный уголок, забегал то с одной стороны, то с другой. Заискивающе просил - ты уж, Мишенька, постарайся. За нами не станет, отблагодарим!
   Все оказалось не так страшно. По видимому, бензином попытались стереть черные рога и красные клыки, да только, поразмазали все по холсту. Мишка попросил, что бы ему принесли скипидар, вату и масляные краски. Когда Фомич все принес, художник-реставратор потребовал, чтобы ему не мешали.
   Оставшись в одиночестве, он выглянул в окно. В открытых воротах бокса виднелась пушка танка. С ним копались танкисты в черных комбинезонах. Второй танк стоял у забора.
   Табличку с надписью "Кладовая" он заметил в коридоре, когда еще шел с Фомичем в Красный уголок. На ее двери висел огромный навесной замок. Мишка намочил скипидаром большую белую тряпку и приложил ее к холсту, что бы немного размягчить верхний слой краски. Пока скипидар впитывался, он осторожно выглянул в коридор. Там никого не было. Мишка, озираясь, быстро подошел к двери кладовой и прошептал в дверную щель, - это я, Чернышев. Ты кто?..
  - Мишка! Я Рогов... Открой меня!
  - Сейчас...
  Ловко орудуя отмычкой, он быстро открыл такой неприступный на вид замок. Оттуда выскользнул Рогов. Руки у него были связаны за спиной. На лице запеклась кровь. Развязывая ему руки, Мишка спросил, - кто тебя так?
  - Танкисты, сволочи... помяли немного. Ерунда, до свадьбы заживет. Хорошо, что еще не успели в особый отдел сдать...
  - Давай уходи через окно в Красном уголке.
   Мишка закрыл окно за Роговым и принялся за портрет. Когда вернулся Фомич, вождь был, как новенький. Тоненькой кисточкой Мишка подправлял отдельные детали портрета.
   Фомич в восторге ахнул. - Вот это да! Даже лучше, чем был! Вот выручил, так выручил! А то, я старый думал, что конец... Хорошо еще парторга не было, уехал в район на совещание...
   Мишка не совсем вежливо прервал его. - А тот... шофер обещал, что подкинет меня до пружанской дороги.
  - Зачем тебе ехать куда то на ночь глядя? Оставайся здесь на ночь. Поужинаешь, поспишь, а поутру Семен тебя и отвезет.
  - Не, спасибо, мне сегодня надо, - уклончиво настаивал на своем Мишка.
  - Ну, смотри. Подходи к машине, сейчас мужики бочки сгрузят, и Семен тебя отвезет.
  Мишка подошел к полуторке. Из кузова по толстым доскам мужики осторожно скатывали бочки с горючим. Незаметно удалось сунуть между бочками и стоящим танком заветный брусок. Мишка злорадно про себя подумал, - Это вам за Рогова!
  Когда уже Семен с Мишкой собрались уезжать, к машине, запыхавшись, подбежал Фомич. Он сунул Мишке большой сверток. - На, сынок, возьми. Ужинать отказался, так я тебе сухим пайком... Спасибо тебе! Если что,... вдруг... обращайся...
  
   На ночлег Мишка устроился в прошлогодней скирде. Надергал соломы, сделал что-то вроде норы. Перед тем, как лечь спать, решил перекусить. Развернул сверток с сухим пайком. Туда Фомич положил каравай хлеба, огромный шмат сала, пару колец домашней колбасы и несколько банок консервов.
  - А художником не так плохо быть. - Подумал Мишка, уплетая душистую колбасу с мягким хлебом.
  Его ужин прервал звук мотора. Мишка осторожно выглянул из-за скирды. С дороги свернула полуторка с брезентовым верхом и, подпрыгивая на колдобинах, по проселочной дороге поехала в сторону леса. Что-то в ней насторожило парня. Не смотря на то, что почти стемнело, фары были выключены. Мишка быстро спрятал в соломе свое имущество и направился в ту сторону леса, где скрылась машина.
   В лесу было уже совсем темно. Мишка, стараясь не шуметь, стал пробираться сквозь заросли в том направлении, куда поехала машина. Услышав невнятную речь, он стал красться еще осторожнее.
  Машина стояла на лесной опушке, рядом с оврагом. В этот овраг четверо военных перетаскивали из кузова какие-то ящики. В сумерках не возможно было рассмотреть ни их званий, ни к какому роду войск они относятся. Закончив разгрузку, двое сели в кабину, двое быстро забрались в кузов. Машина, не включая света, развернулась и по едва заметной лесной дороге уехала.
   Мишка подождал минут десять и осторожно направился туда, куда незнакомцы таскали ящики. Он их обнаружил в глубоком овраге. Они были тщательно замаскированы ветками деревьев. Мишка стал открывать ящики и смотреть, что в них находится. В ящиках лежали автоматы ППШ, цинковые коробки с патронами, большое количество ручных гранат. Один из ящиков был с толовыми шашками. Большое количество комплектов формы сотрудников НКВД поставило его в тупик.
  - Что же это за склад?.. Скорее всего, это армейская разведка готовится во время учений провести какую то акцию... Но зачем им форма НКВД?.. Решили устроить маскарад вроде нашего?..
  Сначала Мишка хотел под ящики подложить брусок с надписью "Мина", но потом решил поступить еще круче...
  Он выгружал из ящиков все содержимое. Сначала перетаскивал ящики, затем частями все содержимое и вновь складывал назад. Таскать он старался разными маршрутами, чтобы не натоптать одну тропинку. Ему еще повезло, под ногами была не трава, а хвоя, толстым слоем лежащая под вековыми соснами. Новый тайник он устроил в двухстах метрах от первого, в яме под упавшей сосной. Все перетаскивать он закончил лишь под утро. Из последних сил натаскал сухого валежника и тщательно укрыл им ящики. Затем чуть живой от усталости, но довольный, добрел до скирды, где и уснул беспробудным сном.
   Проснулся он из-за проклятых комаров. Они облепили все открытые участки тела и, попискивая от удовольствия, сосали из него кровь. Кожа зудела от многочисленных комариных укусов.
   Мишка выглянул из своей норы. Солнце уже клонилось к закату.
  - Ничего себе вздремнул! Проспал целый день! - Ужаснулся он, но, вспомнив, какое дело провернул ночью, довольно заулыбался. - Взглянуть бы на лица тех военных, когда они обнаружат, что их склад исчез...
   Мишка до темноты шел по дороге в сторону Бреста, внимательно глядя по сторонам. Наконец в одном месте, недалеко от дороги он увидел пирамиду с красной звездой. Мишка нарвал большой букет полевых цветов и положил его к основанию пирамиды...
  
   Ночь он провел на чердаке полуразрушенного домика недалеко от дороги. С первыми лучами солнца Мишка направился к назначенному месту. По памяти вспомнил расположение дорог на карте, которую изучал еще в Москве. Получалось, что бы добраться до Кобрина, надо было сделать огромный крюк. Мишка принял решение идти через леса наискосок, благо погода была хорошая, да и время позволяло. Но то, что теоретически было плевым делом, в жизни выглядело иначе. Несколько раз он упирался то в болото, то в непролазные чащи. Приходилось их обходить. После полудня солнце закрыли плотные облака, и Мишка перестал ориентироваться в какую сторону надо идти, сказывалось то, что когда все изучали ориентирование, он кроптел с бумажками. Наконец ему удалось выйти на проселочную дорогу, а тут и солнце выглянуло. Ориентируясь по солнцу, он пошел строго на юг.
  
   Сначала Малышев заехал в Минск, в штаб округа, чтобы доложить о прибытии на учения. Но на месте не оказалось ни командующего Д.Г. Павлова, ни начальника штаба В.Е. Климовских. Оперативный дежурный по округу посоветовал ему сразу ехать в Кобрин, где должен размещаться штаб учений. Доехав туда, он сначала безрезультатно бродил по длинным, мрачным коридорам, заглядывая во все комнаты, где хоть кто-то находился. Но его постоянно отсылали то в один кабинет, то в другой. Малышев уже начал психовать, думая, что это никогда не кончится.
  В приемной командарма, его помощник, вальяжный капитан, развалившись на стуле, пилкой обрабатывал свои ногти. Когда зашел Малышев, он, мельком глянув на него, продолжил свое занятие. Для порядка капитан нехотя поинтересовался.
  - Что надо?
  - Мне нужен товарищ Коробков, командующий.
  - Ну и?
  - Что ну и?
  - Командующего нет.
  - Я и мои люди прибыли из Москвы на учения, мне надо поставить их на довольствие.
  - Ну и?
   Малышев с большим трудом сдерживался, но желание добиться своего заставило его продолжить разговор.
  - Что ну и?
  - От меня то Вы что хотите?
  - Я уже сказал, мне нужно поставить моих людей на довольствие.
  - Ну и?
   Малышев все-таки не выдержал и перешел на крик.
  - Что ну и?
  Помощник оторвался от своего занятия и заинтересовано посмотрел на наглеца, посмевшего кричать в приемной командующего.
  - А кричать здесь не надо! Здесь штаб армии, а не клуб биндюжников. На довольствие ставят в интендантском отделе, а не здесь!
  - Самого интенданта нет, а без него не ставят.
  - И Вы предлагаете мне бросить все дела и бежать искать вам интенданта?
  - Я вижу, какие у тебя дела!
  
  Разозленный Малышев вышел из приемной, столкнувшись в дверях с красавцем, капитаном Ревадзе. Зайдя в приемную и, прикрыв за собой дверь, тот поинтересовался у помощника.
  - Миш, кто это такой грозный?
  - Мираб, ты как заместитель начальника Особого отдела должен это знать, а не у меня спрашивать.
  - Так кто это?
  - А черт его знает... Из Москвы на учения прибыл. Цаца! Считает, что тут все перед ним должны на цырлах ходить. Бродит, сам не знает, что хочет и всем нервы трепет...
  Ревадзе надменно ухмыльнулся.
  - Это он на меня не нарвался. Здесь ему не Москва... Ты вечером к Нюре пойдешь?
  - Даже и не знаю, вдруг моя узнает?
  - Откуда она узнает в Туле? У Нюры и Люба с Наташей будут. Хорошего вина попьем. Мне из дома прислали.
  Несмотря на убедительные доводы, помощник продолжал сомневаться.
  - Да и сводки приходят, на границе неспокойно...
  - А когда там было спокойно? На то она и граница!
  
  Когда Ревадзе в коридоре столкнулся с майором из Москвы, то не смог спокойно пройти мимо. Он с легким кавказским акцентом, недоверчиво щурясь, спросил. - Кого вы здесь разыскиваете, майор?
  Одуревший от штабной бестолковщины, Малышев на повышенных тонах, раздраженно его поправил. - Во первых, не майор, а старший майор. Во вторых, капитан, прежде, чем задавать вопросы не мешало бы представиться! Отдавать честь старшим по званию Вас тоже не учили?...
  Но Ревадзе к подобному тону не привык. В его голосе появились зловещие нотки. - Я тэба сэйчас арэстую, как падазрытэльную лычность и дапрашу с пристрастием... Кагда ти пэймешь, кто такой капитан Ревадзе, у мэня на стале уже будэт лэжат твое прызнаний, что тэбя сюда прыслалы японские мыллытарысты, вэрищ, да?...
   Извечный спор между ведомствами был готов перерасти в банальный мордобой, ни один из них не хотел уступать, если бы в этот момент не появился генерал Коробков А.А., командующий 4-й армией. При всем своем желании он не смог бы пройти мимо вставших в боевую стойку командиров.
  - Товарищи командиры, в чем дело? Ревадзе, ты, что не поделил девушку? Или это что-то большее?
  По-видимому, генерал хорошо знал нрав капитана Ревадзе, в чьем послужном списке было немало разбитых сердец местных красавиц. Он расценил инцидент в коридоре, как разборки армейского красавца-серцееда. Но насмешливый тон генерала не остудил Малышева. Весь трясясь от негодования, он представился так, как никогда в жизни не представлялся. Подробно, чеканя каждый слог, он отрапортовал так, что эхо разносило по всем кабинетам его голос. Из кабинетов даже начали выглядывать сотрудники штаба.
   - Старший майор Особого отдела Народного Комиссариата Внутренних Дел Малышев. Прислан в Особый Западный военный округ, согласно распоряжению Народного Комиссара Обороны товарища Тимошенко на время проведения учений.... У командарма сразу пропала вся игривость. Про Ревадзе и вообще говорить было нечего. Он стал даже ниже ростом, сник, и если бы знакомые девушки его увидели в этот момент, они бы его просто не узнали... Не мог гордый и неотразимый Мираб так жалко выглядеть! НЕ МОГ!!!
  Коробков вежливо предложил Малышеву, - пройдемте ко мне.
   В приемной помощник командарма уже стоял по стойке "смирно", хотя, только пятнадцать минут назад он был вальяжен, словно принц Датский. Сейчас же это был абсолютно другой человек. Доклад командарму был четок и безукоризнен. Набор дежурных фраз сыпался, как горох. Малышеву стало противно от показухи и подхалимства. Общение с генералом было коротким, но результативным. После его распоряжений помощнику, сразу все встало на свои места. Малышев в течение пяти минут поставил на довольствие свою группу, на что сильно не рассчитывал. Расторопный старшина интендантской службы к машине притащил ящик с тушенкой. Малышева определили для проживания в общежитие для красных командиров, а Петровича в гарнизонный автобат, на что тот недовольно буркнул, - я лучше в своей машине перекантуюсь, знаем мы эти автобаты. Сольют ночью бензин, и спросить не с кого....
  
   Стоял теплый летний вечер. По городку разносились звуки духового оркестра, игравшего на танцевальной площадке. Из афиши, висевшей у здания штаба, было ясно, что в местном клубе крутят фильм "Сердца четырех"
   Уже на выходе из здания штаба, Малышев встретился с Гурамом Делия. Он с ним сталкивался на Финской. Гурам был капитан НКВД. Из-за своего неуживчивого, вспыльчивого кавказского характера, и стремления доказать свою правоту любому человеку, не взирая на чины и звания, он не мог подняться по служебной лестнице. Малышев знал, что когда находился под арестом, Делия, один из немногих, в своих показаниях по этому делу, прекрасно отзывался о нем, зная, что подобная позиция, по меньшей мере, опасна.
   Гурам был сильно озабочен. На плече у него был солдатский вещмешок. Они радостно обнялись. Делия спросил. - Сашка! Ты какими судьбами сюда?
  - Да вот, на учения прибыл. Ты, наверное, тоже? Значит, ты сейчас здесь лямку тянешь?
  - Не совсем. Я в Бресте, в областном управлении. Саш, ты не знаешь, кто-нибудь из Москвы, из наркомата обороны на учения прибыл?
  - Без понятия. Вроде бы, нет. Я сегодня в Минске был, там, в штабе только оперативного дежурного нашел. Здесь, вообще... Многое непонятно.... В понедельник учения начинаются, а здесь тишь, да благодать...
  - Боюсь, учений не будет...
  Малышев сразу стал серьезным, - почему?
  - Это не уличный разговор.
  - Поедем в общежитие, мне там выделили комнату.
  
  Гурам, волнуясь, курил одну папиросу за одной. - К сегодняшнему дню немцы сосредоточили свои войска вдоль всей границы. В районе Олыпанка, это южнее Сувалки, установлена тяжелая и зенитная артиллерия. Туда же еще вчера подошло большое количество тяжелых и средних танков. К Бугу продолжают прибывать переправочные средства, понтонные парки и разборные мосты.... В Бяля-Подляске за последние дни прибыло сорок эшелонов с переправочными средствами....
  Малышеву передалось тревожное настроение Гурама. - Откуда эти сведения? Может это деза?
  - Нет, не деза. Источники информации надежные. Мы за последнее время в этих местах обзавелись неплохой агентурной сетью. Есть надежные люди и на нашей стороне, и на той.
  - Что же вы молчите?
  - В том-то и дело, что не молчим! Всю поступающую информацию, мы передавали Блохину, это начальник разведотдела западного округа. В оперативные и особые отделы армий....
  - Ну и что?
  - А ничего! Он говорит, что Павлову все доложено!... И вместо того, что бы принять меры, делается все наоборот. В 10-й авиционной дивизии приказано снять с самолетов бензобаки, якобы для просушки. Практически вся артиллерия без снарядов, они находятся от пушек в сорока километрах, на складах. Командиры живут на квартирах, в нескольких километрах от своих подразделений!...Это же преступная халатность, если не измена! По всем этим вопросам я написал рапорт, думал, что сюда на учения прибудут маршалы из Москвы, хотел им передать. Теперь приходится таиться с этим мешком. Ведь, если наши об этом узнают, мне конец.
  - Что же, у тебя такой огромный рапорт, что и в мешок еле помещается?
  Гурам помялся и заговорщицки произнес. - Там еще личные дела наших агентов. Я, что-то побоялся их в Бресте оставлять. Ведь если на самом деле начинается война, этим людям цены нет!
  Встревоженный этими сведениями Малышев решил съездить к своим ребятам, узнать, как у них дела. Хотя, изначально планировал это сделать лишь утром. - Гурам, ты располагайся в этой комнате, что бы со своим мешком не светиться, а завтра может быть, кто ни будь и прибудет из Москвы. А я ненадолго по своим делам отлучусь.
  
  В назначенное место Чернышев пришел почти в полночь. На заброшенном хуторе собрались уже все курсанты. В огромный амбар ребята натаскали соломы, устроили лежбище. Мишкино прибытие встретили дружным гвалтом.
  - Наконец-то..
  - Майор уж переживать начал, как бы Чернышев сгоряча границу не перемахнул...
  - Миш, ты за это время, наверное, заминировал и Минск, и Гомель?...
  Мишка устало рухнул на солому, достал из сумки свои съестные припасы и выложил их на расстеленный кусок брезента.
  - Ого! А Черныш не хило повоевал!
  - Ты, случаем, не продуктовый склад захватил?
  - Вот это дело, а то Малышев привез только тридцать банок тушенки. Нам это, как слону дробина.
  - Одному Пономарю больше надо, что бы насытиться...
  Проголодавшиеся курсанты набросились на продукты, принесенные Мишкой, даже их шуточки смолкли.
  Мишка спросил у сидевшего рядом Минаева. - Вась, а Малышев давно уехал?
  - С час назад. Сказал, что утром, к шести часам приедет. Ты свой отчет до утра составь. Бумага и карандаш у Пономаря... Мы уже свои отчеты Малышеву сдали, ты один остался.
  - Утром составлю, все равно сейчас темно... Спать хочу!..
  Уже засыпая, услышал, как ему в ухо жарко прошептал Рогов, - Миш, ты ни кому не говори, что меня танкисты повязали. Ладно? А то ребята меня засмеют...
  
   В щели амбара заглядывал синий рассвет. Курсанты стали просыпаться от далеких раскатов грома.
  - Только дождя нам не хватало, - сладко потягиваясь, сонно произнес Минаев.
  - Наоборот, хорошо, хоть пыль прибьет... - Возразил Пономарев. Он рывком поднялся, и, пружинисто ступая, вышел из амбара на улицу, плечом зацепив дверной косяк, да так, что весь амбар чуть не рухнул. Вслед ему, из-за затрещавших бревен, проснувшийся Рогов, сонным голосом рыкнул, - завтра будешь ночевать в лесу! Бродишь,... нормальным людям спать не даешь...
  Рогову весело возразил Кузьмичев, видно уже проснувшийся. - Дурында в лесу проснется, начнет потягиваться, мы вообще не проснемся...
  - Почему?
  - Это чудовище наш сарай сбитыми деревьями завалит. Так что, пусть уж он лучше спит под присмотром...
  От хохота проснувшихся ребят старый амбар готов был рухнуть. Через пару минут Пономарев вернулся назад и встревожено сказал,
  - Это не гроза.
  - А что?...
   - Не пойму...
  У всех сон сразу пропал, и они высыпали на улицу. На западе была слышна канонада, горизонт застилали клубы черного дыма.
  - Учения, что ли начались?..
  - Ничего себе ученья!
  Послышался гул моторов. Он быстро приближался. Крошечные точки на горизонте увеличивались в размерах и вскоре превратились в эскадрильи самолетов. Со стороны Кобрина послышались разрывы, переросшие в сплошной грохот. Оттуда повалил густой дым. Самолеты, сделав разворот, ушли на запад.
   Все молчали, но у каждого из них с уст готово было сорваться это страшное слово - ВОЙНА!!!
   Первым вышел из оцепенения Рогов. - Если это война, нам отсюда надо срочно уходить. В таком виде, без документов тридцать молодцев на брошенном хуторе - это больше, чем подозрительно, особенно в военное время.
   Минаев возразил, - Коль, хватит ерунду пороть, куда мы отсюда пойдем? Нам майора надо дождаться...
  Но Рогов на глазах переменился. - Все, игры кончились. С этого момента я не Коля, а товарищ сержант. Как старший по званию, - он покосился на Мишку, но тот благоразумно промолчал, - до прибытия Малышева я принимаю на себя командование нашей группой.
   Никто не стал ему возражать, прекрасно понимая правоту Рогова.
  - Здесь для связи с Малышевым остаются Чернышев и Пономарев. Остальным перебежками по три человека переместиться в лесной массив, который тянется вдоль дороги и там укрыться.
  Кузьмичев, было, начал возражать. - Чего ты дуркуешь? Какие перебежки по три человека? Никого же нет.... Командир!... Скомандуй еще по-пластунски!
  Рогов подошел к нему вплотную, и, пристально глядя в глаза, тихо и вкрадчиво спросил, - Ты же диверсант...Тебя многому учили.... Ты уверен, что рядом никого нет?...
   Через десять минут на хуторе остались только Мишка и Пономарев в своем одеянии идиота. Они, перестраховываясь, из амбара переместились в заросли сирени, росшей рядом с дорогой, ведущей на хутор. Перед тем как уйти, Мишка завернул свою сумку с рисунками в тот кусок брезента, на котором они вчера ели, и спрятал за развалившейся печуркой. Сейчас сумка ему только мешала свободно перемещаться.
  
  Малышев проснулся от оглушительного грохота. Все здание общежития ходило ходуном, не смотря на то, что было построено еще в прошлом веке из крепкого кирпича. На голову сыпались толстые куски штукатурки. Стараясь перекричать грохот, Гурам, натягивая форму, ожесточенно прокричал ему. - Все-таки, началось!...- Дальше он продолжил по-грузински.
   На улице метались полураздетые люди, многие из них были в крови. Бомбардировщики с черными крестами, сделав последний заход на городок, и, скинув последние бомбы, ушли назад, на запад.
   Малышев, оглохший от бомбежки, растеряно спросил, обращаясь к Гураму, - может быть, это просто провокация?...
  - Какая, нахрен, провокация? Это война!!!
  Как на грех, в это время, им на глаза попался вчерашний красавец Ревадзе. Надо отдать ему должное, ни смотря, ни на что, выглядел он безукоризненно, чист, опрятен, тщательно выбрит. На фоне полураздетых, окровавленных людей, он смотрелся, как человек из другого мира. Он был уверен в себе, хладнокровен и внушал окружающим его людям то, что все происходящее вокруг полное недоразумение.
   Малышева привел в полное недоумение поступок Гурама. Он, словно зверь, набросился на капитана. Громко, выкрикивая грузинские ругательства вперемежку с русским матом, он пустил в ход кулаки. Ревадзе тоже был не без рук. Малышеву никак не хватало сил и сноровки, что бы растащить абсолютно неуместную в подобной ситуации драку. Хорошо еще ему помогли растащить горячих кавказцев мужики, в исподнем белье, смотревшихся, словно в насмешку, по сравнению с холеным Ревадзе.
  Запыхавшийся Малышев, спросил у Гурама, - ты что, белены объелся?
  Обмякший Гурам, на удивление, тихо и едва не плача, ответил, - я же им всем докладывал и рапорта писал... и ему, в том числе. А в ответ только и слышал, - не паникуй!.. Затем опять, словно взорвался. Хорошо еще Малышев успел его вовремя схватить.
   Тот, с остервенением, пытаясь вырваться из могучих объятий, начал выкрикивать своему земляку, но уже по-русски. - Ты видишь этих убитых и раненных??? Видишь??? Их кровь на тебе!!! Я вам тварям сколько докладывал? А вы?... Меня еще хотели привлечь за паникерство и неверие.... Теперь смотри!!! Все это на вашей совести!!! Все эти погибшие....
  Ревадзе в ответ, с трудом удерживаемый тремя дюжими мужиками, орал. - Ты, у меня, за свои слова, кровью умоешься...
  Малышев, с большим трудом затащил Гурама в эмку, подъехавшего Петровича, и они помчались к штабу. От штаба армии остались одни развалины, над которыми полыхало пламя. Было много раненных и убитых. Ни от кого ничего нельзя было добиться. Малышев обратился к Петровичу. - Езжай к ребятам. - Он развернул полевую карту. - Пусть они переберутся вот в это место, - и указал его на карте. - Отдашь им удостоверения. Пусть ждут меня, я попробую разобраться в обстановке и достать оружие. Передай Рогову, что он назначается старшим группы. Сделаешь, и сразу же назад!
  
   Запыленная эмка показалась на дороге только в седьмом часу. Приехал один Петрович без Малышева. Подошедшим к машине ребятам, он коротко бросил, - война! Малышев пока остался в Кобрине, хочет выяснить - что к чему. Сведения самые противоречивые. Связи нет ни с Москвой, ни с Минском. Он приказал вам передать, что бы отсюда переместились вот сюда. - Петрович развернул на капоте карту и показал на ней нужное место. - Старшим до прибытия Малышева назначается Рогов.
  - Все уже сделано, - буркнул Пономарев.
  - Всем раздашь удостоверения сотрудников, - протянул Петрович Мишке стопку красных книжек.
  - Вот это здорово, а то мы без документов, как бродяги...- обрадовался Пономарев.
  - Ты и с документами на приличного гражданина не тянешь, - не удержавшись, съязвил Петрович, оглядев с головы до ног того.
  - Петрович, попробуй достать мне нормальную одежду... - Словно ребенок заканючил Серега.
  - Где же я на тебя, на бугая достану твой размер?
  - Петрович, постарайся... и еще, нам бы оружие...
  - А девок вам не надо? Да таких, чтоб посисястее? - Потом уже серьезно добавил. - Майор этим занимается, но сейчас там ни от кого, ничего не добьешься - там такой дурдом!
  - Петрович, оставь нам карту, вы, там, в штабе себе еще достанете...
  - Там уже ничего не достанешь. От штаба одни развалины... Казармы тоже... Очень много погибших. Никто толком не знает, что делать... Ладно, берите карту и ждите там, где сказал командир... Я поехал к нему. Может там, что-нибудь прояснилось.
   Проводив взглядом клубы пыли, которые оставляла за собой эмка, Мишка и Пономарев отправились к остальным курсантам.
   На дороге, обычно пустой, появились первые беженцы, пытающиеся уйти от войны... От бомбежек, от смерти, от страха... Женщины катили несуразные тележки с узлами, на которых восседали детишки. Лошади тянули груженые брички и телеги. Поток беженцев увеличивался на глазах.
  Чернышев и Пономарев решили не выходить на дорогу, чтобы не привлекать к себе внимания. Они шли по краю леса вдоль дороги, пока не наткнулись на своих. Те расположились на небольшой лесной полянке. От дороги их отделяла кромка леса и метров триста земли, тянущейся вдоль дороги, засеянной овсом, росшим какими-то клочьями, вперемежку с колокольчиками.
   К ним кинулся Рогов. - Ну что? Где Малышев?..
   Пономарев рассказал все то, что услышал от Петровича, обступившим его ребятам. Сначала повисла тишина. Каждый пытался осмыслить услышанное. Потом посыпались вопросы, причем не понятно к кому они были обращены: то ли к Пономареву, то ли к Рогову, то ли ... к самому себе...
  - А что нам теперь делать?
  - Где наши летчики? Одни фрицы в воздухе...
  Вопросы прекратились, когда стал приближаться гул моторов, причем не в воздухе, а на земле... на дороге, с запада.
  Ребята стали выглядывать из кустов с полной уверенностью, что идут наши танки. Но почему с западной стороны?....
   Для них было настоящим шоком, когда на появившихся из-за изгиба дороги танках они увидели черные кресты...
  Беженцы бросались врассыпную, чтобы не попасть под лязгающие гусеницы танков. Колонна с задраенными люками шла на большой скорости, давя все, что оставалось брошенным на шоссе. Женщины, прижимая к груди маленьких детей, пытались укрыться от лязга стальных чудовищ в лесных зарослях. Один из танков, не останавливаясь, на полном ходу, повернув башню в сторону убегающих, выстрелил... Выстрелил просто так, куражась, для смеха... для острастки... Смотрите, мол...
   На месте разрыва снаряда взметнулись маленькие детские тельца...
  Взметнувшийся над землей страшный, нечеловеческий крик многих людей не смогли заглушить даже ревущие моторы танков...
   Не выдержав, несколько ребят бросились к дороге, что бы помочь раненым.
   Рогов, с остервенением крикнул, - назад!
   Но на него не обратили внимания. Да еще бы! Трудно остаться равнодушным наблюдателем, когда видишь, как враг беспричинно расстреливает женщин и детей.
   Оставшиеся в лесу, окружили Рогова. - Надо что-то делать! Мы что же так и будем из кустов наблюдать за всем этим?...
   Рогов и сам понимал, что надо что-то делать.
  - Сначала надо дождаться Малышева.
  - Как ты его дождешься, если на дорогах немецкие танки?
  - А что мы можем? У нас нет даже оружия... Надо дождаться хотя бы темноты.
  В разговор встрял Мишка, - есть оружие, гранаты, взрывчатка.
  Все замолчали, вопросительно глядя на него.
  - Километров двадцать отсюда, в лесу. Но нужна машина или лошадь с телегой.
  С дороги вернулись убежавшие туда курсанты. - Немцы на развилке пост выставили. Шесть человек на двух мотоциклах с пулеметами, по обеим сторонам дороги...
   Минаев, так и не придя в себя после всего увиденного, скрипя зубами, выдавил из себя, - семь человек погибло... из них пять детишек...
   Мишка задумчиво произнес, - надо захватить мотоциклы, на них доехать до МТС, а там есть грузовики.
   Рогов попытался остудить его пыл. - Они нас из пулеметов положат, как только мы из леса покажемся.
  Мишка закрутил головой, ища глазами Пономарева. - Мы с Пономарем сделаем по лесу крюк и выйдем на дорогу. Прикинемся беженцами. Пацан с дебилом не должны вызвать у них подозрений. Главное подойти к ним поближе... А там сориентируемся.
  Пономарев все понял с полуслова. В считанные минуты перочинным ножом заострил две увесистые палки. - В ближнем бою незаменимая вещь. - Мрачно пошутил он.
  Из собранных рубашек, фуфаек соорудили два узла, как и у большинства беженцев.
  Чернышев и Пономарев водрузили палки с узлами на плечи и направились по лесу вдоль дороги на запад, что бы, выйдя на дорогу, смешаться с людским потоком и подойти вплотную к мотоциклистам.
   Оставшиеся стали ждать, внимательно глядя на дорогу, что бы в случае необходимости прийти на помощь "беженцам". Им мешал сосредоточиться непрерывный плачь и причитания женщин, склонившихся над погибшими. Разбежавшиеся было люди, вновь стали возвращаться на дорогу и уныло поплелись на восток, с ужасом косясь на немцев. По растерянным лицам беженцев было видно, что они находились в недоумении - что же делать? ВОЙНА уже обошла их... Двигались они на восток в большей степени по инерции, с упрямством обреченных...
   Гитлеровцы, в форме серого цвета, с засученными рукавами, вели себя безбоязненно, словно находились у себя дома. Один из них, самый мордатый, неторопясь, вразвалку вышел на дорогу к приближавшейся телеге, груженной узлами, сундуками. Его внимание привлекло деревянное кресло, лежавшее на самом верху. Он по-хозяйски отпихнул старика-возницу, снял с телеги приглянувшееся ему кресло и потащил его к мотоциклу. Там установил его и уселся с комфортом, протянув ноги. Свой автомат он повесил на спинку кресла. Примеру первого автоматчика последовал другой, сутулый, в очках. С тележки, которую катили двое подростков и женщина, он снял граммофон с большой блестящей трубой. Затем, раскидав узлы, достал кипу пластинок. Женщина с детьми безропотно, опустив руки, смотрели на происходящее...
   Вскоре над пыльной дорогой хрипло зазвучал граммофон. Словно в насмешку, бодрый голос пел. - Утро красит нежным светом стены древнего кремля....
   С запада вновь послышался приближающийся рев моторов. Беженцы суетливо стали сбегать с дороги, освобождая путь танкам. С грохотом, с лязгом гусениц, поднимая клубы пыли, проследовали тридцать танков и двенадцать грузовиков с пехотой. Впереди ехали пять мотоциклов с установленными на колясках пулеметами.
   После того, как за ними улеглась пыль, люди стали из кювета возвращаться на дорогу, что бы продолжить свой путь.
   Наконец Рогов, внимательно наблюдавший за дорогой, увидел среди беженцев Чернышева и Пономарева. Они органично вписывались в людской поток. Единственно, Пономарев выделялся в толпе своим ростом. Но глупая улыбка, не сползающая с его лица и текущие слюни придавали ему безобидный вид больного человека.
   Очкарик достал фотоаппарат и стал делать снимки своих сослуживцев, выбирая такой ракурс, что бы снять их на фоне уныло бредущих беженцев. Его внимание привлек приближающийся Пономарев. Улыбающийся дебил огромного роста, нелепо одетый, выглядел очень колоритно. Немец вытащил его из толпы, брезгливо, двумя пальцами держа за рукав пиджака, и подвел к хохочущим автоматчикам. Мишка спустился с дороги вслед за ними. На него никто не обращал внимания
   Фотограф поставил дебила между двумя солдатами и отошел на несколько шагов назад, целясь фотоаппаратом. С другой стороны дороги ему что-то крикнули по-немецки и громко заржали.
   Один из автоматчиков покосился на Пономарева и вдруг, с изумлением, на какое то мгновение успел увидеть рядом с собой не идиота с бессмысленной улыбкой, а русского богатыря с взглядом, полным ненависти...
   Фотограф даже не успел понять, что произошло. Дебил вдруг обнял за плечи солдат и резко свел вместе могучие руки. Всю свою ненависть Пономарев вложил в это движение. С гулким стуком захватчики столкнулись лбами и замертво рухнули к его ногам. Мишка молниеносно сдернул висевший на кресле автомат, и, передернув затвор, дал короткую очередь по фотографу. В разные стороны брызнули кровь со стеклами от очков, и от объектива. Он даже не успел осознать, что впервые в жизни убил человека....
   От звуков выстрелов люди на дороге шарахнулись, и стали разбегаться в разные стороны. Через них немцы, находившиеся на другой стороне дороги, не могли рассмотреть, что же произошло. Когда, наконец, появился обзор, было уже поздно. Пулемет в огромных руках Пономарева смотрелся словно игрушечный...
   Несколько точных очередей завершили дело. От леса к месту схватки уже бежали ребята.
   Они быстро сорвали с убитых немцев форму, покидали ее в мотоциклетные люльки. Трупы оттащили в росшие у развилки кусты и с первыми трофеями вернулись в лес.
   Им достались два мотоцикла с колясками, шесть автоматов, два ручных пулемета, двенадцать гранат. Но самое главное - две полевых карты, на которых были подробно указаны все дороги и населенные пункты. По найденным в карманах документам следовало, что погибшие немцы были из 47-го механизированного корпуса.
   Рогов отозвал Мишку в сторону. - Бери еще пятерых, и на мотоциклах дуйте за формой и оружием. Мы остаемся здесь ждать вас и Малышева. Только учти, там могут оказаться те, для кого все и было предназначено. Так что, будьте повнимательней. Возьмите четыре автомата и пистолеты.
  - А пулемет?
  - Сейчас! Все вам отдадим, а сами здесь будем сидеть вообще без оружия... Дорогу вениками подметать, чтобы пыль танкам не мешала.... Ладно, возьмите еще пару гранат.
  - Пять...
  - Черныш, что ты торгуешься, как цыган? Вам и двух достаточно. Это все! Постарайтесь побыстрей вернуться.
  - Коль, а ты пока бы послал кого-нибудь разведать подходы к мосту. Судя по карте, он отсюда километрах в семи. Мы вернемся с толовыми шашками, и надо будет его рвануть.
  Рогов искренне возмутился Мишкиному предложению. - Ты думай, когда чего говоришь... Наши погонят немчуру в сторону границы, а мост взорван. За такие штучки могут и расстрелять.
  - На сегодняшний момент через мост идут танковые колонны немцев. Их надо остановить!
  Мишкины доводы заставили Рогова задуматься. - Ладно, я кого нибудь пошлю на разведку, а там видно будет.
  Посмотрев немецкую карту, Мишка понял, что вчера целый день плутал из-за незнания местности. Оказалось, в нужное место вела грунтовая дорога.
   Шесть человек на мотоциклах, петляя между деревьями, поехали в сторону грунтовки, решив не выезжать на основную дорогу, где в любое время могли появиться немцы.
   Минут через сорок, после петляния по лесу, они выбрались на нужную дорогу. Вот только дорогой ее можно было назвать с большой натяжкой. Хорошо еще, что в последние дни не было дождей.
   Немного не доехав до нужного места, они спрятали мотоциклы в кустах. Пономарев засунул вальтер сзади под потрепанный пиджак. - Мы с Чернышом пойдем впереди, а вы за нами. Если там кто-то будет, мы их постараемся прощупать. Смотрите на меня. Если я упаду на землю, то открывайте огонь на поражение.
   Четверо курсантов подождали пока Пономарев с Чернышевым, изображая дебила с мальчиком-поводырем, отошли метров на сто, и скрытно двинулись следом.
  
  Войдя на поляну, Мишка насторожился, но никого там не было. Тем ни менее, внутренний голос ему подсказывал, что рядом кто-то есть. Уже обойдя слева половину поляны, они услышали сзади окрик, - Хонде хох!
  Мишка через плечо покосился в сторону голоса. Краем глаза увидел красноармейца с винтовкой, направленной на них. Из кустов показался еще один боец.
  - Руки вверх! - Теперь по-русски скомандовал красноармеец.
  - Мишка был вынужден поднять руки. Пономарев продолжал играть свою роль. Он глупо улыбался, пуская слюни, и что-то косноязычно бубнил. Чернышев с трудом смог его понять.- Пусть подойдут поближе....- Но те не собирались подходить ближе.
  - А ну, лечь на землю, лицом вниз!
  У Мишки пронеслось в голове, - если Пономарь ляжет, ребята откроют огонь на поражение. А вдруг это наши?...
  - Дяденьки, ему нельзя ложиться, - по-детски законючил он.
  - Это почему же?
  - Если он нагнется, у него может начаться приступ.
  - Он что, больной? - У красноармейцев притупилась бдительность, и они подошли почти вплотную, но винтовки держали наизготовку.
  - Да, мы из больницы. Туда попала бомба... Я его веду в какую-нибудь другую больницу...
  Убедившись, что перед ними подросток и больной, бойцы окончательно успокоились, а зря...
  Они не успели понять, что произошло, как оказались на земле, лицом вниз. В спину им упирались дула их же винтовок.
  - Встать! Руки вверх!
  Красноармейцы с изумлением увидели, что вокруг уже стоят шесть крепких молодых парней с немецкими автоматами.
  Мишка сунул очумевшим бойцам под нос свое удостоверение и представился, - старший сержант особой группы НКВД Чернышев. А вы кто такие?
  -Так бы сразу и сказали, а то, как....
  Они, из положения "лежа" достали свои красноармейские книжки и протянули их Мишке. Он передал их Минаеву, что бы тот, как следует, проверил подлинность.
  Один из красноармейцев, помявшись немного, словно через силу, произнес, - передовое охранение... Было видно, что он еще не пришел в себя после происшедшего.
  - Передовое охранение чего?
  - 28 стрелкового корпуса... Точнее, того, что от него осталось...
  - Что значит осталось?
  - Утром по расположению корпуса немецкая авиация нанесла такой удар, что уцелели только четыре орудия корпусной артиллерии и меньше батальона пехоты...
  - Где они находятся?
  Боец замялся. На помощь ему пришел второй красноармеец. Он попытался объяснить сложившуюся ситуацию. - Мы днем на этой поляне задержали трех гражданских. Они сказали, что мелиораторы из Буховичей и что недалеко спрятали раненого генерала. Капитан Радин им поверил, и дал трех бойцов, что бы доставить сюда раненого. Ждали их, ждали... Послали еще людей. Они нашли наших бойцов убитыми и раздетыми. Пропали и оружие и документы. Мелиораторы оказались диверсантами. С час назад здесь же задержали еще четырех человек. Эта поляна словно медом намазана... Радин приказал стрелять при малейшем подозрении. Так что вам, - он кивнул в сторону Пономарева, - просто повезло.
  - Так, где ваше войско? - Повторил свой вопрос Мишка.
  Красноармейцы упрямо молчали.
  - Я же вам предъявил документы.
  - Так-то оно так,... только такие документы могут быть у кого хошь.
  Красноармейцев явно смущал внешний вид НКВДешников.
  Бессмысленные препирания прервал Минаев. Он обратился к Чернышеву, - Миш, пусть Пономарь их поохраняет, что бы они дров не наломали, а мы пойдем переоденемся, а то и вправду мы больше на банду похожи... Давай, показывай, где твой склад?...
   Через десять минут перед красноармейцами стояли одетые по форме сотрудники НКВД с автоматами ППШ на груди. Только Мишка оставался без формы. Что он на себя ни примерял, все было ему велико. Пономарев тоже оставался в неприглядном виде. Он из-за этого жутко нервничал. - Мне надо переодеться!
  Минаев, расправив складки гимнастерки под ремнем, возразил ему.
  - Сереж, там твоего размера все равно нет - И, не удержавшись, съязвил, - в таком виде от тебя больше пользы... Красноармейцы, с нескрываемым изумлением смотрели, крутя головами на преображение ребят....
  После того, как им вернули винтовки, они немного успокоились и повели переодевшихся НКВДшников в расположение остатков своей части.
  
  Из черного репродуктора, висевшего на столбе, словно в насмешку звучали слова утренней зарядки. Безрезультатно Малышев и пришедший в себя Делия метались по городку, пытаясь выяснить, где находится командование 4-й армии. Наконец, какой-то
  капитан интендантской службы, с перевязанной головой, сообщил им последние новости.
  - Штаб уже перебазировался в Буховичи...
   Малышев принял решение и сказал Делии.
  - Нечего выжидать, надо начинать действовать! Я к своей группе...
  - К какой группе?
  - Со мной здесь диверсионная группа, тридцать человек. Прибыли на учения, а здесь такое...
  - Саша, я с тобой...
  - Дождемся Петровича и вперед, с песней!
  Выехав из горящего городка, они почти сразу же напоролись на колонну вражеских танков, которые беспрепятственно шли на восток, даже не заходя в Кобрин. Первым их увидел Малышев и скомандовал Петровичу.
  - Танки! Петрович, сворачивай! Быстро! Жми в сторону леса! Давай, давай! Жми!
   Петрович моментально среагировал, и, не снижая скорости, круто свернул с дороги. Вслед им раздались выстрелы. Снаряды ложились рядом. Малышев достал из кобуры свой ТТ. В этой гонке пистолет придавал ему уверенности в себе, он с ним не чувствовал себя таким беспомощным. Эмка петляла по полю, не давая возможности немцам, как следует прицелиться. Когда они уже почти достигли леса, один из снарядов все-таки зацепил капот эмки.
   Когда Малышев пришел в себя, он услышал немецкую речь. Осторожно приоткрыв глаза, залитые кровью, он увидел, что рядом с выброшенными взрывом телами Гурама и Петровича стоят три немца, их мотоцикл был чуть поодаль. Его самого, немцы, видимо, сочли тоже мертвым. Малышев, стараясь не делать резких движений, медленно поднял свой пистолет, который после взрыва продолжал сжимать в руке. Выстрелы больно отозвались по всему телу. Немцы, не ожидавшие нападения, свалились замертво. Малышев с трудом приподнялся, и, шатаясь, подошел к своим. Видимо, взрывом их всех выбросило из машины, которая искореженная дымилась на краю воронки. И Гурам, и Петрович были мертвы. Гурам, даже мертвый, прижимал к себе свой мешок. Обернувшись, Малышев увидел, что по полю к нему несутся немцы на трех мотоциклах. Все, что он успел сделать, это забрать документы у своих и схватить мешок с документами. Сдернув у убитого фрица автомат, он пустил короткую очередь по приближающимся мотоциклистам. В ответ, они тоже открыли огонь. Малышев почти доковылял до кромки леса, как ногу обожгло. Уже лежа, он выпустил несколько очередей, пока не услышал сухой щелчек. Еще в ТТ оставалось несколько патронов, но они уже ничего не решали....
  
  Капитана Радина курсанты с красноармейцами нашли рядом с орудиями. Он полулежал под огромной сосной. Молоденькая медсестра делала ему перевязку. Он был ранен осколком в левую ногу.
   Не смотря на сложившуюся ситуацию, во всем чувствовалось наличие дисциплины и порядка. Лошади из упряжи не были выпряжены, коноводы кормили их свежескошенной травой. Сами орудия были укрыты ветками деревьев. Было видно, что в любой момент расчеты были готовы приступить к выдвижению на обозначенный рубеж. Между сосен так же были замаскированы полуторки с брезентовым верхом. Рядом с ними стояли часовые. В руках у них были трехлинейки с примкнутыми штыками. Личного состава пехотного батальона не было видно. По-видимому, они были расположены где-то неподалеку.
   Капитан рукой отстранил медсестру, - кто такие?
   Один из красноармейцев сделал шаг вперед, вытянулся по стойке "смирно" и доложил.- Задержаны неизвестные, говорят, что являются сотрудниками особого отдела НКВД. - Затем он, покосившись на выстроившихся ребят, нагнулся к капитану и, перейдя на шепот, продолжил, - сначала они были в гражданке, потом за десять минут где-то достали эту форму... подозрительно...
  Минаев не выдержал. - Что ты несешь? Это мы вас задержали!... И если бы мы были не те, за кого себя выдаем, вы бы уже лежали где-нибудь в кустах.
  Минаева прервал капитан. - Не дергайся старлей, давайте сюда свои документы.
  Мишка покосился на петлицы Минаева. - И вправду на них красовались три кубаря, что соответствовало званию старшего лейтенанта, хотя по званию он был младший сержант. Все ребята только сейчас обратили внимание на свои петлицы. Звания на петлицах явно не соответствовали званиям в документах. Они не заметили, как их окружили красноармейцы с винтовками наперевес. Видно, капитан незаметно подал своим бойцам условный сигнал. Силы были явно на их стороне.
   Рагин тихо, сквозь зубы, скомандовал, - а теперь тихо, не дергаясь, сдайте оружие.
  Пономарев попытался прояснить ситуацию, - товарищ капитан, мы сейчас все объясним...
  Но Рагин был непоколебим, - сначала сдайте оружие, а потом будем разбираться, иначе мы будем вынуждены без разборок вас уничтожить.
  Ситуация складывалась тупиковая. Не вступать же в бой со своими. Но и объяснить различие в званиях на петлицах и в удостоверениях было сложно. Пришлось отдать оружие. Положение еще больше осложнилось, когда при обыске в карманах гимнастерок были обнаружены удостоверения сотрудников НКВД, соответствующие званиям на петлицах, но на фотографиях были абсолютно другие лица. И, неудивительно, что капитан, даже не глядя в их сторону, коротко бросил старшине, бывшем во главе окруживших их красноармейцев. - Лазарев, отвести в овраг и расстрелять.
  Минаев психанул и перешел на крик. - Капитан, ты что, охренел?... Совсем не соображаешь, что делаешь?
  - Я то соображаю! Такие, как вы, у меня семерых бойцов зарезали, как баранов, и, разбираться не стали... Лазарев, что ждешь? Приказ не слышал? В расход этих тварей!...
  
  К Рагину подбежал молоденький боец, и, отдышавшись, доложил.- Товарищ капитан на дороге задержана машина. В ней начальник особого отдела корпуса капитан Назаров. С ним еще комиссар из политотдела. Они требуют вас к себе.
  - Скажи им, что я ранен, пусть сами идут сюда. Мы тут диверсантов задержали. Пусть Назаров сам с ними разбирается. - Он крикнул вслед конвою, уводившему шестерых "диверсантов". - Лазарев, стой! Особый отдел появился, пусть он с этими разбирается...
  Задержанных усадили на землю, усыпанную толстым слоем сосновых иголок. Рядом стояли десять бойцов, внимательно следившие за каждым их движением.
  Пономарев, не разжимая губ, тихо промычал, - надо уходить, а то они нас и вправду расстреляют...
  В ответ Минаев громко прошипел, - как ты уйдешь? Положишь с десяток своих идиотов?
  Их шипение прервал старшина. - А ну, разговоры! А то, я и приказа ждать не буду! Постреляю, как бешеных собак... при попытке к бегству.
   К капитану подъехала черная эмка, петляя между соснами. Из нее вышли три человека и стали о чем-то с ним говорить. Затем двое из них подошли к задержанным. Пришлось встать с земли.
   Капитан, с мрачным лицом, вероятно, начальник особого отдела корпуса, обратился к ним. - Кто старший группы?
  Все переглянулись, не зная, что ответить. Видя их нерешительность, Мишка сделал шаг вперед. - Старший сержант Чернышев, старший группы особого отдела НКВД. Мы прибыли на учения округа под руководством старшего майора Малышева. Он должен находиться в штабе учений, в Кобрине. Если его там нет, сделайте запрос в Москву, в Наркомат. Там вам подтвердят, что наша группа.... Он на мгновение запнулся, подбирая выражение, - не немецкие диверсанты.
  Капитан, словно не обращая внимания на слова Мишки, обернулся к стоявшему за ним командиру. - Товарищ комиссар, прошу обратить внимание на пуговицы гимнастерок. Они не медные, а алюминиевые... Это отличительный знак диверсионных групп. Ночью в районе 62 Укрепрайона были задержаны и допрошены трое подозрительных сотрудников НКВД. Они оказались немецкими диверсантами. В их задачу входило уничтожение командного состава Красной армии, нарушение линий связи. Как, выяснилось, у засланных групп отличительным знаком является наличие на гимнастерках пуговиц из белого металла. Так что, с этой компанией все ясно...
  Капитана отстранил стоявший чуть позади комиссар третьего ранга, и шагнул к Мишке. - Подожди, Николай Егорович, здесь надо разобраться. К нам вчера действительно прибыл из Москвы на учения старший майор Малышев. Я не знаю всех подробностей, он представлялся командующему, Коробкову.... Очень громко представлялся.... Ну очень громко!... Может быть, что он прибыл не один.
  Затем комиссар обратился к Мишке.- Твой Малышев такой здоровенный громила, у него еще большая родинка на щеке?
  Мишка понял, что комиссар его проверяет.- Никак нет, Малышев не громила, а чуть выше среднего роста, и никакой родинки у него нет. Если Вы мне дадите бумагу и карандаш, я вам его нарисую.
  Комиссар молча достал из своего планшета то, что просил Мишка и протянул ему. Немного подумав, он дал ему еще полевой устав в плотном переплете, что бы тот подложил его под лист бумаги. Через две минуты Мишка протянул комиссару рисунок. Малышев получился очень похож. Капитан тоже глянул на Мишкино творение.
  - Так я его вчера тоже видел в штабе армии. Я с ним еще в коридоре столкнулся.
  Комиссар между тем продолжил допрашивать Мишку. - А майор НКВД Чернышев тебе случайно не родственник?
  - Это мой отец.
  - Где он в данный момент находится?
  - Он погиб недалеко отсюда в ноябре прошлого года... вместе с мамой...
  - Извини, сынок. Это проверка... Сам видишь, что происходит.
  Знал я твоего отца. Мы в прошлом году с ним здесь частенько по службе встречались. Потом велось следствие по факту его гибели... Да так никого и не нашли. Он обернулся к капитану.- Этим людям можно верить.
   Опираясь на самодельный костыль, к ним подошел капитан Рагин. Он слышал конец разговора. - Значит наши. А мы их чуть было в расход не пустили.
   Мишка обратился к комиссару, как к старшему по званию. - Товарищ комиссар третьего ранга, выделите нам одну полуторку. Нам нужно к своим доставить форму, оружие и взрывчатку.
  - И много у вас своих?
  - Еще двадцать четыре человека. Они ждут нас в условленном месте.
  - А откуда у вас здесь оружие, взрывчатка и сомнительная форма?
  - Я случайно позавчера ночью увидел, как какие-то военные сгрузили в лесу и замаскировали ящики со всем этим. Я все перепрятал.
  - Откуда ты узнал, что это предназначалось для диверсантов?
  - А я и не знал. Просто у всех нас была задача максимально вредить военным и стратегическим объектам... условно, конечно. Вот я и вредил. Я тогда не знал, что это предназначалось для немцев.
  Тем временем, особист прямо на земле развернул карту. - Покажи, где находятся ваши люди.
   Мишка склонился над картой и уверенно показал место, где их ждали оставшиеся члены группы. Он, водя пальцем по карте, обрисовал сложившуюся на том участке ситуацию.- По этой дороге, на восток прошло около шестидесяти танков и несколько батальонов пехоты на грузовиках из 47 механизированного корпуса. Мы планировали ночью взорвать мост, чтобы не дать немцам возможности продвигаться вглубь страны.
  - Откуда известно, что из 47 корпуса?
  - Мы уничтожили пикет на дороге. Из найденных документов и узнали.
  - До ночи они успеют выйти в тылы нашей и 10-й армии. Тогда положение станет катастрофическим. Да, в общем-то, оно и сейчас не из веселых.
  Комиссар обратился к Рагину, - капитан, какими силами ты сейчас располагаешь?
  - Из артиллерии - четыре орудия на конной тяге и около батальона пехоты из 6-й дивизии. Много раненных, около ста человек. Основные силы корпуса оставались в Бресте, а нас сюда еще 20 июня вывели на армейские учения. И вот все, что осталось... Еще я на дороге выставил заслон, перехватываем красноармейцев из других частей и формируем во взвода и роты. Но многие из них без оружия.
  - Это ты молодец. У тебя снарядов много?
  - Где-то по два боекомплекта на орудие. Это все, что удалось спасти. Вот только командиров нет. Только рядовые и сержанты. Когда начался налет, командиры батарей находились в Кобрине на квартирах. Я уже два раза посылал туда посыльных, но до сих пор никто из них не вернулся. Мне надо определиться, какая перед нами стоит задача. Посыльные должны были все выяснить в штабе армии.
  - Штаб армии разрушен при авианалете. Все, кто остались, передислоцировались в Буховичи. Но, боюсь, и они толком не знают, что делать. Нет связи ни с Минском, ни с Москвой. Полностью отсутствует достоверная информация, что происходит. Одно могу сказать, вся авиация первой линии практически уничтожена. Вдоль всей границы идут ожесточенные бои. Немцы стремятся, не задерживаясь у мест сопротивления, как можно глубже вклиниться танковыми и механизированными частями вглубь территории, чтобы захватить переправы и железнодорожные узлы.
  Комиссар помолчал, собираясь с мыслями. Затем обратился к Рагину. - Капитан, слушай сюда. Выделишь этим людям, - он кивком головы указал на ребят, - полуторку, два орудия с прислугой и взвод бойцов. Затем он посмотрел на Мишку. - Грузите свою взрывчатку, и с орудиями и красноармейцами к мосту. Мост нужно отбить. Я думаю, немцы уже выставили свое охранение, там могут быть и танки. Для этого вам орудия. После того, как отобьете мост, его нужно сразу же взорвать. Сделать это нужно, кровь из носа! И, как можно скорее.
   В разговор встрял Рагин. - Так, может быть, лучше мы отобьем мост и оседлаем дорогу.
  - У тебя будет другая задача. После того, как будет взорван мост, немцам придется продвигаться вот по этой дороге. - Комиссар показал на карте нужное место. - Здесь, с обеих сторон дороги болота, там техника не пройдет. Вот здесь, капитан, ты со своим войском и будешь их ждать. Постарайтесь поглубже врыться в землю. На все, про все у тебя часа два, три, не больше. Нужно продержаться до завтра. А там и наши подойдут. Всех раненых оставишь здесь, в этом лесу. Ну, что накрутим фрицам хвост?
  - Еще как накрутим! Мало не покажется!
  Комиссар посмотрел на часы. - Все, всем приступать к выполнению задания, а мы, - он обратился к капитану, - Николай Егорович, поедем в Буховичи, попробуем отыскать штаб армии и, по возможности, прислать сюда подкрепление...
  - Товарищ комиссар, разрешите мне остаться здесь. Рагин ранен, ему тяжело осуществлять командование. Здесь от меня будет больше пользы, чем в штабе.
  - Ну, что же, ты, наверное, прав, оставайся.
  
   Назад, к своим, двигались целым воинским подразделением: впереди ехали НКВДшники на мотоциклах, за ними могучие лошади тянули орудия. Замыкала колонну полуторка, в кузове которой, поверх ящиков сидели двадцать красноармейцев.
   Уже на подходе к нужному месту их остановил окрик. - Стой! Кто идет? Из кустов на дорогу вышли три бойца с винтовками наперевес. За поваленным деревом виднелся установленный пулемет с лежащими за ним двумя красноармейцами. С мотоцикла слез и подошел к ним Минаев, и, не удержавшись, пошутил.
   - Як, як це драк, як це драк колесен дорен, фути-фути, дрим попорен...
  - Чего?
   - Ничего. Свои. Позови старшего.
   Один из красноармейцев молча скрылся в кустах. Вернулся он через пять минут с Роговым.
  - Наконец-то, замучились вас ждать. - Он окинул взглядом прибывшее "войско" и присвистнул. - А нехилое пополнение вы где то надыбали. И пушечки очень кстати...
   К Минаеву и Рогову подошли остальные ребята. Чернышев первым делом спросил, - Малышев не появился?
  - Нет. Я послал четырех ребят в Кобрин, но они еще не вернулись.
  Пономарев кивнул в сторону красноармейцев, - У вас за это время тоже пополнение появилось?
  - Да, отлавливаем помаленьку. Их тут по лесам полно бродит. От бомбежек в себя прийти не могут. Ну, мы им и помогаем...
  - А как же они вас слушаются, вы же в гражданке?
  - А кулаки на что? После пары оплеух даже самый упертый и недоверчивый начинает понимать - что, к чему, даже удостоверения не надо показывать. Уже человек сто пятьдесят собрали, при них и командиры есть. Жалко оружие не у всех. Да что там оружие, многие вообще полураздеты.
  Минаев его прервал, - что с мостом?
  - Неважно, там четыре танка, по два с каждой стороны и около взвода автоматчиков окапываются. Хорошо, что вы с собой пушки притащили. А то с винтовками против танков много не навоюешь... Сейчас, я с артиллерией Кузю отправлю, он у моста все разведывал и лучше знает, куда их поставить, а полуторку с формой давай к нам на опушку подгоним.
   На поляне жизнь кипела. Командиры составляли списки, формировали взвода, назначали командиров отделений. Понемногу пришедшие в себя после бомбежек бойцы косились на ребят, которые выхватывали друг у друга гимнастерки, галифе, сапоги, стараясь подобрать себе форму по размеру. Мишка, вспомнив те неприятности, что произошли с ними, посоветовал ребятам, - сразу на петлицах нарисуйте свои звания, а кубари и шпалы оторвите...
  - А чем нарисовать?
  - Чернильным карандашом. И, у кого в карманах есть чужие удостоверения, сдайте их кому-нибудь.
  - Кому? Ты у нас писарь, вот и собирай...
  - Сам ты писарь...- обиделся Мишка. Перебранка прервалась, когда на поляну через кусты продрались курсанты, ходившие в Кобрин. На самодельных носилках они несли Малышева.
  - Хорошо мы вовремя подоспели, еще бы пару минут и...
  Курсанты, уже одетые по форме, сразу же окружили своего командира, которого уложили на траву. Рядом положили "сидор", набитый чем-то. Малышев подтянул его к себе и с трудом приподнялся.
  - Откуда достали форму и автоматы?
  - Чернышев достал...
  - Мишка? - Малышев с трудом улыбнулся. - Он такой, он может. Рогов, Коля, доложи мне обстановку.
  - Готовимся к захвату и минированию моста. Он на данный момент находится в руках немцев и по нему на восток идет их техника. Туда уже подвезли пушки, и в лесу скапливается наша пехота...
  Малышев не удержался и пошутил ослабшим голосом, - пушки тоже Мишка достал?
  - В общем-то, да...
  - А что это у вас за войско?
  - Одиночек и мелкие группы задерживали в лесу. Теперь формируем их по взводам и отделениям. После захвата моста планируем организовать линию обороны на восточном берегу. Мы провели комсомольское собрание и постановили, что стоять будем насмерть. Мост взорвем только в крайнем случае.
  - Кто - мы?
  - Ну, наша группа и те, кого мы собрали.
  Малышев со злостью приподнялся. - А колхозникам вы не хотите помочь урожай собрать? А то ведь пропадет... Рогов, вас всех для чего готовили? Что бы в окопах лежать?
   Все ребята, стоявшие вокруг Малышева, молчали, не зная, что сказать. Они не совсем понимали его упреки. Первым не выдержал Пономарев. - Мы делали, что могли...
  - А что вы смогли? Уже двенадцать часов идет война! Война! Вы хоть это понимаете? А вы за это время собрали кучку дезертиров и трусов. Да еще провели комсомольское собрание...
  - Он передразнил, - будем стоять насмерть!... Вас, что для этого готовили?
   Словно провинившиеся школьники, диверсанты стояли, опустив головы.
  - Рогов, всех разбить на группы по три человека. Каждая группа немедленно выдвигается в тот район, который изучала для учений. Задача следующая: уничтожать командный состав, штабы противника, линии связи и коммуникации. Постарайтесь обзавестись мощными рациями. Все добытые сведения передавать нашим. Работать на той же частоте, что и на занятиях в школе. В каждой тройке двое одеты по форме, один по гражданке. Так будет проще вести работу... И старайтесь не размениваться на мелочи, как сегодня.
  Рогов сразу же стал называть фамилии, определяя, кто с кем будет работать.
  Его прервал Малышев, - Чернышева не учитывай, у него будет отдельное задание. Коль, скажи мне, у армейских кто старший?
  - Самый старший по званию - капитан, танкист. Есть еще три старших лейтенанта.
  - Пусть кто-нибудь сбегает за капитаном.
  Пока ждали танкиста, Малышев подозвал Мишку. Он кивнул на брезентовый вещмешок.
  - Здесь очень важные документы. Их во что бы-то ни стало нужно доставить в Москву. Найдешь в Наркомате Гусева и передашь их ему лично. Старайся не выходить на дороги пока не дойдешь до расположения наших. Учти, везде очень много диверсантов в нашей форме. Никому не верь.
  Мишка совсем по-детски шмыгнул носом, - а почему я? Пусть кто-нибудь еще тащит эти бумажки...
  - Во первых, это не бумажки, здесь документы огромной важности. И второе, у тебя, как у подростка, больше шансов пробраться в Москву. Запомни главное, они ни в коем случае не должны попасть к немцам. И еще передашь товарищу Гусеву, что бы слушали частоты, на которых мы работали в школе. Сам я буду находиться, пока не оклемаюсь, на брошенном хуторе, где вы ночевали, и координировать действия нашей группы.
  - Дядь Саш, а как же ты туда доберешься, ты же ранен, тебе бы в больницу.
  - Ничего, ребята меня туда отнесут, да первое время со мной там кто-нибудь побудет. А там или наши подойдут или я сам очухаюсь. На мне, как на собаке, все быстро заживает... Ты наши частоты помнишь?
  - А как же.
  Малышев еще раз повторил. - Мишка, главное запомни, они не должны попасть к немцам... и обязательно дойди, иначе нашей работе здесь грош цена.
  Мишка начал проникаться важностью задачи. - В мешок надо положить гранату, проволоку привязать к чеке и вывести наружу, в общем, заминировать. И, если что, я успею дернуть за проволоку.
  - Толковая мысль. Смотри только, случайно не дерни сам за эту проволоку.
  Подошедшему капитану Малышев представился. - Старший майор НКВД Малышев.
   Капитан лихо вскинул руку к фуражке. - Командир 2-го батальона 22-й танковой дивизии капитан Марков.
  - А где твои танки, капитан?
  По лицу Маркова было видно, что вопрос ему, мягко говоря, неприятен. Он, немного помолчав, через силу ответил. - Сгорели в парке, мы их даже вывести не успели... Никто не ожидал... И из экипажей со мной осталось четырнадцать человек,... остальные погибли при бомбежке. Даже из казармы не успели выбежать...
  Малышев не стал комментировать происшедшее, а сразу перешел к делу. - Когда отобьете мост, в первую очередь надо отправить на ту сторону вот его. - Он кивнул на Мишку, это очень важно. Отбери пару самых толковых бойцов, пусть они его проводят хотя бы километра два...
  Мишка не вытерпел. - Товарищ майор, пусть меня проводит Пономарев!
  - Товарищ старший сержант, мы без вас решим, кто вас будет сопровождать!
  Малышев специально подчеркнул Мишкино звание, чтобы капитан смог осознать важность поручения. То, что необходимо проводить не пацана, чьего-то сыночка, как он мог подумать, а старшего сержанта НКВД, выполняющего задание.
  Марков стал излагать свой план захвата моста. - Ваши хлопцы и два взвода как можно ближе подберутся к мосту с той стороны дороги, а остальные...
  Его оборвал лежавший Малышев. - Мои хлопцы в захвате моста участвовать не будут. И, заруби у себя на носу, капитан, ты здесь не видел ни меня, ни моих хлопцев, ни, особенно его! - Он пальцем показал на Чернышева. - Единственно, я дам тебе людей с взрывчаткой, что бы они заминировали мост.
  Марков запнулся. Сначала он хотел что-то сказать, но, видно передумал, и, развернувшись, зашагал к своим бойцам. По его лицу Мишка видел, что он считал их группу трусами.
  Мишка не вытерпел. - Дядь Саш, может ему объяснить, что к чему? Ведь он думает, что мы трусы.
   - Он может думать, что ему угодно. Мы должны делать свое дело без оглядки на то, кто и что подумает, в разведке такая специфика. Если кто хочет работать на публику, то его место в цирке.
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   МИШКИНЫ ДОРОГИ
  
  Мишка с вещмешком подполз к краю леса. До моста было метров триста чистого места. У моста немецкие автоматчики фильтровали поток беженцев. Они отводили в сторону мужчин призывного возраста, особенно тех, на ком была одета форма, даже если не было знаков различия. По одному танку с каждой стороны моста находились в боевой готовности. Экипажи двух других отдыхали. Они громко смеялись, купаясь в реке.
  Капитан шепотом отдавал распоряжения старшему лейтенанту. - Найди среди своих парочку ворошиловских стрелков. Пусть они, когда начнется шухер, не дергаются, а постараются снять танкистов у реки, чтобы те не смогли подбежать к своим танкам. Попробуем их захватить целенькими, они нам еще пригодятся.- Он повернулся к старшине-артиллеристу. - Нужно сразу попасть по дежурным коробкам. Атаку будем начинать по вам. Ну, с богом...
   С первых выстрелов были подбиты оба танка. В одном из них сдетонировали боеприпасы и взрывом снесло башню. Второй танк загорелся, из него повалили клубы черного дыма. Танкисты, бросившиеся от реки к своим уцелевшим танкам, стали один за другим падать, пораженные меткими выстрелами. От леса с обеих сторон дороги в сторону моста с криком "Ура!" бежали красноармейцы с винтовками наперевес. Но атака почти сразу же захлебнулась. Из окопа у моста по атакующим ударил пулемет. Пришедшие в себя автоматчики в серой форме короткими очередями заставили залечь нападавших. Положение усложняли беженцы, начавшие разбегаться с криками в разные стороны. Они закрывали обзор нашим бойцам, в то время, как гитлеровцы вели огонь, абсолютно не обращая внимания на то, что под их пули попадают старики, женщины и дети. Мишка, лежа в обнимку со своим мешком, видел, как, словно наткнувшись на невидимый забор, рухнул в чахлые кустики бурьяна капитан. Затем, повернув перекошенное злобой лицо, он что-то заорал в ту сторону, где находились орудия. Из-за стрельбы и криков людей было не слышно, что он кричал. Но и без слов было понятно, что надо было уничтожить пулеметный расчет.
   От разрыва снаряда из окопа взметнулись тела и груда земли. Пулемет замолчал. Но прижавшиеся к земле бойцы не вставали, что бы последним броском выбить противника с моста. Тогда Марков рывком поднялся и с криком " За Родину! За Сталина!", качаясь, рванул вперед. Метров через десять он снова упал, но его порыва хватило на то, чтобы поднять бойцов. Мишка, поддавшись общему настрою, тоже бросился в сторону моста, судорожно сжимая в руках свой "сидор". Споткнувшись об красноармейца, лежащего на земле и широко раскинувшего руки и ноги, он упал, проехав юзом пару метров по жестким, словно камни, комьям глинистой земли. Когда он поднял голову, перед его глазами предстала женщина в васильковом платье с растрепанными волосами. Она своим телом старалась прикрыть ребенка, непонятно, мальчика или девочку, который громко плакал и пытался выбраться из-под нее. Она ползла следом за ним, судорожно пытаясь не дать ребенку выбраться. Самое жуткое было то, что следом за ней шлейфом тащились розовые кишки...
   Мишка вскочил и бросился прочь от этого жуткого зрелища. Бой был практически закончен. Со всех сторон были слышны стоны и нецензурная брань. Опомнился он только у кромки воды под мостом. Вода ритмично покачивала тело одного из вражеских танкистов. Еще двое немцев в одних трусах лежали на прибрежном песке. Их одежда, по-немецки педантично, была аккуратно сложена и лежала на травке. Сверху были уложены портупеи с кобурами. Мишка расстегнул одну из кобур и достал оттуда вороненый "вальтер". Только ощутив в руке тяжесть пистолета, он увидел, что из прибрежных камышей на него с испугом смотрит полуголый парень с белобрысыми волосами. Скорее всего, это был один из танкистов. Мишка жал на курок до тех пор, пока в обойме не закончились патроны. Его всего трясло. Сам не зная зачем, он подошел к поверженному врагу. На него в упор смотрели остекленевшие глаза парнишки, может быть, немного постарше его. В светлых глазах немца навсегда застыло недоумение, словно он спрашивал, - за что?
   Из оцепенения его вывело появление под мостом Кузьмичева и еще двоих ребят. Они стали устанавливать под опору моста взрывчатку и тянуть провода. Мишку окрикнул Кузя. - Черныш, ты чего прохлаждаешься? Давай бегом уходи! Немцы в любой момент могут появиться...
   Мишка подошел к брошенной немцами форме, достал из кобуры запасную обойму и вставил ее взамен пустой. Вскарабкавшись по насыпи к мосту, он чуть не угодил под копыта лошадей, на рысях тянувших орудия на ту сторону. Так же, на ту сторону уцелевшие бойцы перетаскивали убитых и раненных. Их было очень много. Танкисты завели уцелевшие танки и осваивали новую технику, пробуя тронуться и, крутясь на месте. Мишка, толкаясь среди беженцев, которые во что бы то ни стало, стремились успеть перейти мост, оказался на той стороне. Слева на обочине лежали и сидели раненные. Среди них он увидел капитана Маркова. Пожилая женщина, видно одна из беженцев, делала ему перевязку. Со стороны запада послышался нарастающий гул. Вскоре из-за кромки леса показались самолеты с крестами на крыльях. Видно, охранение моста успело сообщить о бое. На подлете к мосту, штурмовики вытянулись в цепочку, зайдя в хвост друг другу. Затем по очереди, падая на крыло, неслись вниз. Разрывы бомб, следуя один за другим, слились в чудовищный грохот. Это был настоящий ад. Огненный смерч поглотил все. Казалось, земля встала дыбом. Мишка успел свалиться в окоп, вырытый немцами. Он пытался каждой своей клеточкой, как можно сильнее вжаться в землю. Только в ней он видел свое спасение.
   Когда после налета, совершенно оглохший Мишка вылез из-под груды земли, засыпавшей его, он был удивлен, что кто-то остался жив. Среди вздыбленной земли бродили красноармейцы, оттаскивая в сторону убитых, части человеческих тел. В предсмертной агонии бились в упряжи лошади. Сами орудия были разбиты и превратились в груду искореженного металла. Мишка подошел к тому месту, где перед налетом перевязывали Маркова. Там была огромная воронка...
   Уже отойдя на приличное расстояние, Мишка оглянулся. К мосту подлетала новая группа самолетов. Разрывов он не слышал, уши были словно забиты ватой. Он только чувствовал, как под ногами содрогается земля.
   Мишка, повесив вещмешок на плечо и отойдя в сторону от дороги, стал двигаться на восток. Понемногу он начинал слышать, но звон в ушах так и не проходил. Короткая июньская ночь застала его в лесу. Из последних сил он наломал веток и соорудил что-то наподобие постели, на которую рухнул и моментально провалился в тяжелый сон.
   Весь следующий день он продолжал свой путь. Приходилось переходить вброд речушки, обходить болота, пробираться через непролазные лесные дебри. Временами он слышал звуки ожесточенных боев. Над верхушками деревьев плыли клочья черного дыма. Только к вечеру он выбрался к станции, откуда и началось несколько дней назад его путешествие из мирной жизни в тот кошмар, в котором оказался он и еще миллионы людей.
  Мишка взобрался, как можно выше на старую березу, росшую на краю леса, и с нее стал наблюдать, пытаясь понять, что происходит в городке. На окраине дымились развалины каких-то промышленных строений. Людей не было видно. Казалось, все вымерли. Было непонятно, в чьих руках находится станция. Через некоторое время, мимо него, по проселочной дороге прогромыхала полуторка, подпрыгивая на колдобинах. В ее кузове Мишка увидел раненых бойцов в окровавленных бинтах. Машина скрылась в узких улочках. Мишка выждал еще немного, и осторожно двинулся в сторону станции, местонахождение которой можно было определить по водонапорной башне, условно взорванную им. По пустынным улочкам он вышел к ней и остановился, пытаясь из-за угла забора определить, что там происходит. Сквозь пристанционные постройки было видно, что на путях стоял эшелон, состоявший из товарных вагонов. Вагоны были забиты людьми, так же, как и перрон, и сквер перед станцией. Из грузовика санитары сгружали раненных. Повсюду сновали красноармейцы. Их присутствие успокоило его. Мишка направился к эшелону, внимательно прислушиваясь к разговорам. Информация была самая противоречивая. Толстая тетка, обложенная узлами, доказывала молодой женщине с маленькой девочкой, сидевшей на чемодане.
  - Надо двигать отсюда своим ходом, поезд никуда не пойдет, пути разбомбили... германцы в любую минуту могут здесь появиться.
  - Как же они появятся, если наши там с ними воюют?
  - Какое воюют? Вон, кто остался. - Она кивнула в сторону раненых бойцов. - Да и те драпают.
  Тетку оборвал пожилой мужик в железнодорожной тужурке. - Что, ты языком мелешь? Бригада уже выехала восстанавливать путь. А как же? Сюда уже идут составы с войсками германцам показать Кузькину мать.... А ты несешь невесть что... Щас сообщу кому следует! Будешь тогда знать, как сеять панику.
  Тетка замолчала, поджав губы.
   Мишка с трудом протискивался вдоль состава. Все вагоны были забиты настолько, что пробраться внутрь было невозможно. В конце состава, в два последних вагона грузили раненных. Красноармейцы с винтовками никого из гражданских лиц к этим вагонам не подпускали. Оцеплением и погрузкой руководил пожилой старший лейтенант транспортной милиции с пышными усами, как у Буденного. Мишка стал ломать голову, как попасть в вагон. Показывать удостоверение и объяснять, что он везет важные документы, не хотелось. К тому же, он помнил наказ Малышева.
  В это время он краем глаза увидел, как вдоль кустов акации, росших у перрона, в сторону водонапорной башни прошли два сотрудника НКВД. Мишка замер.... На гимнастерках у них были пуговицы из белого металла! За плечами у одного из них был брезентовый вещмешок.
   Надо было, что-то делать! Но что?...
   Мишка подбежал к усатому милиционеру. - Товарищ старший лейтенант, к башне пошли два НКВДшника. Их надо задержать! Это немецкие диверсанты!
   Милиционер посмотрел на него воспаленными глазами, плохо соображая, что от него хочет этот парнишка. Сорванным голосом он хрипло спросил, - Кого задержать?
   Мишка сбивчиво стал ему объяснять про алюминиевые пуговицы. Тот, не дослушав его, крикнул, - Козырев, останешься за меня. Смотри, чтобы в эти вагоны грузили только раненных... Я скоро вернусь.
  - Товарищ старший лейтенант, возьмите с собой еще кого-нибудь.
  - Но тот устало буркнул, - сам разберусь. - И быстрым шагом направился вслед за НКВДшниками. Немного сзади за ним пошел и Мишка. Он, видя беспечность милиционера, переложил свой вальтер из-за ремня, в правый карман пиджака и снял с предохранителя.
  - Товарищи командиры, подождите! - Окликнул милиционер подозрительных незнакомцев.
  Те остановились. - Что такое?
  - Попрошу вас предъявить документы.
  Мишка стоял чуть в стороне и смотрел, как они достали свои удостоверения и, не давая их в руки, раскрыли для ознакомления. Место здесь за станционными постройками было пустынным.
  Старший лейтенант, посмотрев документы, козырнул и произнес, - придется пройти в комендатуру.
   Один из НКВДшников приобнял его за плечи одной рукой, и по блатному растягивая слова, произнес, - ты, че, командир, охренел?
   Во второй руке, которую он держал у себя за спиной, Мишка увидел блеснувшее лезвие ножа. Чернышев, не вынимая руки из кармана, выстрелил, опережая удар ножом на доли секунды. Тот стал заваливаться набок. Его напарник, прикрываясь милиционером, уже достал пистолет, когда Мишка, отпрыгнув в сторону, что бы лучше видеть противника, и, выхватив из кармана вальтер, произвел второй выстрел. Пуля угодила точно в лоб диверсанту.
   Старший лейтенант не понимая, что происходит, крутил головой, с изумлением глядя на лежащие рядом с ним тела. Он запоздало начал доставать из своей кобуры наган. - Ты что делаешь, гаденыш?
   Мишка молча пнул ногой руку убитого, с зажатым в ней ножом. Затем, положив свой мешок рядом с собой, нагнулся и осторожно развязал тесемки точно такого же "сидора" диверсантов. Оттуда он аккуратно достал толовые шашки, взрыватели и провода.
  Милиционер, наконец, осознал, что произошло, и кем, на самом деле, являлись эти сотрудники НКВД. Он смахнул рукой выступившие капельки пота со лба. - Надо бы расследование провести.... - Потом устало махнул рукой, - какое уж тут расследование?... А ты сам то кто такой? Да еще вооруженный...
   Пришлось Мишке предъявить ему удостоверение сотрудника НКВД.
  - Мне необходимо позвонить в Москву.
  - Телефоны здесь уже вторые сутки не работают.
  - Тогда помогите мне хотя бы на этот поезд сесть. - Умоляюще попросил Мишка. - Очень надо!
  - Ну, пойдем, попробуем что-нибудь придумать.- Он посмотрел на трупы, подумал и буркнул, - ладно, сюда я сейчас кого-нибудь пришлю.
  Мишку он, как и обещал, пристроил на верхнюю полку в вагон с раненными. На прощание хрипло буркнул, - спасибо тебе, сынок... уберег меня от гибели...
   Сначала на станцию, громыхая буферами прибыл эшелон с кавалеристами. Почти сразу же после этого, уже в сумерках, тронулся и их состав. Мишка услышал, как кто-то внизу сказал. - Хорошо, ночью поедем. Ночью они не бомбят, воюют по распорядку, как в пионерском лагере. - И грязно выругался.
   Уже засыпая, Мишка подумал, - как же конница будет воевать против танков?...
   Всю ночь состав еле тащился, часто останавливаясь, и вновь, лязгая буферами, продолжал свой путь на восток.
   Проснулся он оттого, что из-за резкого торможения полетел вниз, больно ударившись плечом обо что-то твердое. Сверху на него упали еще люди. Затем под оглушительный грохот у Мишки все замелькало перед глазами, он бился, кувыркаясь, о поручни, о полки... Казалось это кувыркание никогда не закончится. Когда все закончилось, Мишка с удивлением увидел, что все время мертвой хваткой держал в руках свой мешок. Все тело болело. Через разбитое окно он выбрался из вагона. Стояло прекрасное летнее утро. И если бы не клубы дыма, стоны и ругань людей, можно было бы, задрав голову, порадоваться безоблачному голубому небу.... Немецкие бомбардировщики уже улетели. Вагон, в котором он ехал и еще два соседних, валялись на боку под насыпью. Из окон с трудом выбирались раненные, те, кто мог самостоятельно передвигаться. У многих из них вновь открылись раны. Грязные бинты набухли от крови. Мишка с легкораненными помогал вытаскивать из перевернутого вагона тех, кто сам не мог выбраться. Многие были без сознания. Десять человек были мертвы. Их всех относили в сторону, к лесу.
   Только отойдя километра три от разбомбленного состава, Мишка заметил, что пропал вальтер, к которому он успел привязаться, который придавал ему уверенности. Видно он выпал там, в вагоне. Как ни было жаль пистолета, возвращаться Мишка не стал.
   Дорога назад, в Москву заняла три дня. Мишка шел пешком, иногда ему везло, и его подвозили попутки. Ночевал он где попало, и в стогах у дороги, и в полуразрушенном сарае. Казалось, это никогда не кончится. Иногда появлялась мысль, - может быть, свернуть к железной дороге и пристроиться на какой-нибудь поезд. Но страх вновь оказаться в замкнутом пространстве под бомбежкой гнал эти мысли прочь.
   Дорога, в мирное время полупустая, в эти дни была вся забита. Плотным потоком в сторону Москвы двигались беженцы, а навстречу им, заставляя съезжать на пыльную обочину, двигались колонны танков, артиллерия, пехота на грузовиках...
  Вконец обессиленный Мишка шел по пыльной дороге среди беженцев. Миновав перекресток с указателем на Гжатск, Мишка обратил внимание на подводу, которая по обочине следовала в сторону Москвы. Она была завалена узлами и чемоданами. Правил серой кобылой Монах, вор домушник, с которым Мишка сидел в камере осенью. За ним на узлах сидели плотный мужик неопределенного возраста, и женщина в цветастой шали, с приятным лицом и противным скрипучим голосом. Она, лузгая семечки, окликнула Мишку.
  - Сладенький, что ноги бьешь? Забирайся к нам. Подвезем тебя до нужного места.
  Оглянувшийся Монах узнал Мишку и радостно добавил.
  - Комсомолец прыгай, а то ноги до жопы сотрешь!
  Мужик тихо поинтересовался.
  - Знакомец что ли?
  - На киче терлись...
  Женщина, видя, что Мишка остерегается садиться на телегу, успокоила его.
  - На нашей плацкарте за доставку башлей не берут.
  Все трое весело засмеялись. Мишка медлил, но уж очень был велик соблазн.
  Что ты вцепился в свой мешок? Не бойся, у нас не пропадет. У нас надежней, чем в банке.
   Монах добавил.
  - В трехлитровой! Га-га-га...
  Они опять весело засмеялись. Мишка, решившись, с трудом запрыгнул на телегу и уселся на потертый огромный чемодан за возницей. Монах, обернувшись в пол-оборота, поинтересовался.
  - Откуда пылишь, комсомолец?
  - Из под Бреста. А вы?
  Монах, явно дурачась, вместо ответа начинает петь.
  - От границы, где тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят. Ему весело стала подпевать женщина. - На высоких берегах Амура часовые родины стоят...
  Не допев до конца, они начали заразительно смеяться. Мишку насторожило их поведение, но накопившаяся усталость сделала свое дело. К тому же присутствие на дороге большого количества людей, в том числе и военных, его немного успокоило.
  Сумерки. Пристроив свой мешок под голову, и, свернувшись калачиком, Мишка, не в силах бороться со сном, отключился.
  Ночью он внезапно проснулся и на мгновение увидел лицо склонившегося над ним мужика. Взмах руки, яркая вспышка и бесконечное проваливание в черную бездну... Разноцветные круги сходились и расходились. Расплывчатые блики причудливо сливались в лицо Малышева, который загробным голосом произнес. - Никому не верь!...
  
  Вечером 23 июня Гусева вызвал заместитель наркома Кобулов Б. З.. Михаил Николаевич уже знал, что, не ставя его в известность, в Измайлово арестованы все преподаватели и оставшиеся сотрудники учебного центра "Вулкан". Вызов не сулил ничего хорошего.
   Заместитель Берии, не здороваясь, сразу перешел к делу. - Доложите мне по группе Малышева. Где она находится в настоящее время и чем занимается?
  - Старший майор Малышев и группа курсантов учебного центра "Вулкан" в количестве тридцати человек в середине июня выбыла в район Бреста для участия в окружных маневрах. В настоящее время местонахождение группы неизвестно. С западными областями Белоруссии связь отсутствует...
  - Какое сегодня число?
  - Двадцать третье.
  - Война идет уже тридцать девять с половиной часов, а от Малышева и его людей ни слуха, ни духа...Вас это не настораживает?
  Гусев молчал, не зная, что ответить.
  - А меня настораживает! Вы в курсе, что в школе процветало пьянство? Преподаватели были из числа уголовников и врагов народа... На самого Малышева в прошлом году заводили дело по 58-й статье. Еще надо разобраться, как он ушел от суда и кто ему в этом помог... лично я не удивлюсь, если окажется, что Малышев и его люди сейчас ведут разведывательную и диверсионную деятельность... в пользу Вермахта!!! До прояснения ситуации Вы отстраняетесь от работы и переходите в подчинение начальника управления по Москве и области. Если в ближайшее время не поступят сведения о Малышеве... в положительном аспекте, Вы пойдете под суд, по законам военного времени! Все, можете идти!
  
   От мрачных мыслей Михаила Николаевича спасала работа. Приходилось сутками мотаться по Подмосковью, особенно по ее западным районам. В сторону столицы сплошным потоком хлынули беженцы, обросшие мрачными слухами. Среди них часто попадались уголовники, распущенные из колоний западной части Белоруссии. Всех этих людей нельзя было допустить в город, чтобы они не сеяли панику и неверие в силы Красной армии и Советского правительства. На всех дорогах были выставлены заградительные пикеты из сотрудников милиции и органов НКВД. В управление постоянно поступали сигналы о задержании мародеров, вражеских шпионов и диверсантов. По наиболее важным сообщениям приходилось выезжать на место. Многие сигналы оказывались ложными, но тем ни менее и по ним приходилось работать. Рано утром Гусев возвращался из Можайска на запыленной эмке. Кроме комиссара и водителя в машине находились еще два оперативника с автоматами. От усталости и постоянного недосыпа, еще недавно, румяные щеки ввалились, под глазами появились темные круги. По Минскому шоссе машина ехала с трудом. Водителю приходилось пропускать технику, идущую на запад. Гудком сгонять на обочину беженцев.
  Перед КПП сгрудилась огромная толпа из людей, машин и повозок.
   Гусев из окна машины скользил взглядом по мрачным, запыленным лицам. Покоя ему не давали мысли. - Что же с Малышевым? Почему до сих пор от него нет никаких известий? Уже седьмые сутки идет война....
   Проезжая пост, он увидел, как сержант милиции за плечо тащит к будке грязного и оборванного парнишку, тот упирается, и что-то пытается тому доказать. В общем-то привычная картина для КПП, но что-то в этом привлекло внимание Гусева. Сердце вдруг екнуло!
  - Это же Чернышев!!! - Он, словно в беспамятстве, заорал водителю, - стой! - Выскочил из машины и бросился назад к КПП. Встревоженные поведением комиссара, вслед за ним бросились оперативники, на бегу передергивая затворы автоматов на всякий случай.
  Опешивший сержант, открыв рот, смотрел, как комиссар второго ранга обнимал оборванца. К нему подошел лейтенант НКВД с автоматом наизготовку. Он и сам не понимал, что происходит, но, подстраиваясь под поведение начальника, угрожающе, сквозь зубы спросил у сержанта. - Что происходит?
  Милиционер, слегка заикаясь и косясь на большого начальника, стал оправдываться. - Мальчишка при проверке сказал, что он старший сержант НКВД...
  - Ну и что?
  - Как, что? Это ж, если перевести на армейские звания, лейтенант! Вроде, как сомнительно... и документы у него слипшиеся, в них ничего разобрать невозможно... Вот и решили его проверить...
  К ним подошли Гусев с Чернышевым. Комиссар поддерживал совсем ослабшего парня. Он сурово спросил, - Здесь недавно проезжали трое на телеге, два мужчины и женщина? Лошадь у них серой масти. - Потом еще уточнил, - Один из мужчин рыжий.
  Сержант вытянулся по стойке "смирно". - Так точно, проезжали. Часа полтора назад. Мы их завернули на Дорохово...
  - У вас связь есть с соседними постами?
  - Так точно!
  - Передайте ориентировку по этим лицам! Брать только живыми!
  Затем Гусев скомандовал оперативникам, - в машину, быстро!
  Эмка, поднимая клубы пыли, крутанулась и рванула в сторону Дорохово.
  Первым серую лошадь с телегой увидел один из оперативников в стороне от дороги, в березовом лесочке. Водитель сразу же свернул, и, не снижая скорости, понесся в ту сторону. Преступники, увидев приближающуюся эмку, бросились бежать. Женщина запуталась в юбке и упала. Эмка остановилась рядом с ней. Выскочивший оперативник наступил ногой ей на спину. - Лежать!... Тварь! Он выпустил очередь из автомата по убегающим. Пули сбили листву над головами Монаха и рыжего мужика. Они сразу остановились, как вкопанные и обречено подняли руки...
   Как оказалось, они были заключенные Могилевской колонии строгого режима, выпущенные на свободу, в связи с приближением немцев. По дороге вглубь страны эти уголовники занимались грабежом беженцев, верно рассчитав, что люди брали с собой только самое ценное. Мишкин мешок, который им достался после того, как его ночью саданули по голове и выбросили в реку, они даже не удосужились проверить. Даже граната с протянутой проволочкой остались нетронутыми. Он так и лежал среди награбленных узлов и чемоданов. Вскоре к ним подъехали на полуторке милиционеры и бойцы комендатуры. Им Гусев скомандовал, - все имущество описать и сдать в местное отделение, может хозяева найдутся, а этих, - он ткнул пальцем в троицу, - расстрелять!
  Один из прибывших милиционеров переспросил, - расстрелять?... А следствие?
  - Нечего на этих тварей время тратить, с ними и так все ясно.
  
  Когда отъехали уже метров триста, Мишка услышал сзади хлесткие винтовочные выстрелы. Ничто в его душе не дрогнуло, он вдруг осознал, что за эти дни свыкся с человеческой смертью и она уже не вызывала в нем эмоций...
   Въехав в Москву, Гусев скомандовал водителю, - в Наркомат. - Потом заботливо обратился к Мишке, - Может тебе лучше в госпиталь?
  - Не надо, мне бы себя в порядок привести, а то я домой в таком виде...
  Комиссар тут же дал команду оперативникам, - организовать ему помывку и достать нормальную одежду, потом отвезти домой...
  Оба сотрудника в один голос ответили, - Есть! Мы его в порядок приведем у нас в дежурке, там все есть.
   Когда Мишка, помытый и переодетый, был готов отправиться домой, поступила команда доставить его срочно в наркомат.
   Михаил Николаевич, довольный, что вновь оказался в своем кабинете, в который уж и не чаял попасть, встал навстречу Чернышеву, - Миш, ты уж извини, что не даем отдохнуть, но тебя хочет видеть заместитель наркома. Документы оказались огромной важности. Уже прослушали частоту, на связь вышел агент с позывными "Рог". Он сообщил очень важные сведения.
  - Это Коля Рогов! Жив! - Обрадовался Мишка. - А больше никто на связь не выходил?
  - Пока нет. Но мы прослушиваем эту частоту только два часа... - Комиссар посмотрел на часы. - У нас еще сорок минут, Кобулов сейчас в генштабе с докладом по той информации, что ты доставил. Наши ребята переходят в ведение ГКО. Пока есть время, сядь, напиши подробный рапорт обо всем, что знаешь.
  - А что такое ГКО?
  - Ты за время своих скитаний совсем отстал от жизни. ГКО это Государственный Комитет Обороны, образован вчера. Его возглавляет лично товарищ Сталин!
  
   Ждать пришлось не сорок минут, а три часа. Мишка успел и подробный рапорт написать, и пообедать в наркомовской столовой, и, даже вздремнуть в углу кабинета, что не позволял себе никто. Ему сегодня было все можно, он был герой дня. Сотрудники, постояно заходившие в кабинет, с изумлением косились на мальчишку, сладко посапывавшему в углу. В еще большее изумление их приводило требование грозного начальника управления разговаривать потише.
   День закончился тем, что заместитель наркома вручил ему за героизм, проявленный при выполнении боевого задания, орден "Красной Звезды" и зачитал приказ о присвоении звания младшего лейтенанта. Здесь же, краем уха, он услышал, что командующий западным фронтом Павлов и начальник штаба Климовских срочно вызваны в Москву.
  
  К своему дому Мишка попал только к ночи. Из их окошка, плотно занавешенного, пробивалась тоненькая полосочка света. Бабушка не спала. Он тихонько постучал в окно. Свет погас, и тотчас же отодвинулось плотное одеяло, которым было занавешено окно. В темноте, за расплывчатыми бликами стекла показались такие знакомые черты бабушкиного лица. Мишка даже не услышал, а почувствовал, как она радостно запричитала, шепотом, чтобы не потревожить соседей.
   Когда зашли в комнату, бабушка первым делом поправила старое байковое одеяло на окне, и, лишь потом включила свет. - Светомаскировка. - Пояснила она. Затем подошла к нему, прижала к себе и, поглаживая по голове, вновь шепотом запричитала. - Слава богу, вернулся, а то я уж вся испереживалась! Война-то, считай, неделю, как идет, а от тебя ни весточки! Я ночью и уснуть не могу, все переживаю, а вдруг... - Она нечаянно рукой тронула засохшую кровь на затылке. Мишка дернулся, тихо вскрикнув от внезапной боли.
   Бабушка сразу встрепенулась, разворачивая его макушку к свету. - Что это у тебя?
  - Да, в поезде с полки ночью упал, стукнулся. Ерунда. - Почти сказал правду он и чтобы отвлечь ее внимание, спросил. - Что у вас нового?
  - А что у нас нового? К Зине из второй квартиры сын, Егор из армии двадцать первого вернулся, а двадцать третьего опять забрали. Уж она тут голосила. Да не только его, уже многих позабирали. Дружки твои, словно с ума посходили, у всех военкоматов пороги пообивали, все на фронт рвутся... глупые. Ты смотри, с ними, с оглашенными не связывайся! Они боятся, что война без них кончится. Ой! Да, что я все болтаю? Ты же, наверное, есть хочешь?
  - Не, ба, я не хочу... Я лучше спать лягу, а то что-то глаза закрываются...
  - Конечно, ложись! А я пока твои вещи постираю.
  - Не надо, они чистые.
  - Как же, чистые. Считай, полторы недели по поездам терся, и - чистые. А мне теперь переводы на дом не дают. Приходится каждый день туда ездить. Да еще работы прибавилось. Все переводы практически с немецкого...
  Мишка улегся на чистую простынь, накрылся любимым одеялом, и уже начал проваливаться в сладкую дрему, как почувствовал, что бабушка внезапно замолчала. Он открыл глаза и увидел, что она держит в руках петлицы и орден, которые достала из кармана перед стиркой. Мишка про себя чертыхнулся, - Как же он забыл про них?
  У бабушки навернулись слезы, она беспомощно опустилась на стул.
  - Значит, ни в каком Кирове ты не был?...
  
  На следующий день Мишка проснулся рано утром отдохнувший и посвежевший. Душу грела мысль, что впереди целых три дня отдыха, которые ему обещал Гусев. Бабушка, видно, допоздна провозилась с его одеждой и теперь спала. Он заглянул в гардероб, чтобы найти какую-нибудь одежду. На вешалке висела его форма. Кроме медали и нашивки за ранение, на ней алел орден. Лейтенантские петлицы тоже были уже пришиты. Одевшись в старую одежду, Мишка потихоньку выскользнул из комнаты. Заглянул на кухню, там никого не было. За это время он безумно соскучился по ребятам, по соседям и, особенно по... Рите. Через пустой двор он прошел к сараю. Когда открыл дверь, то обомлел... На стенах почти не осталось икон! Он бегом бросился домой. Бабушка уже встала и застилала кровати.
  Мишка бросился к ней. - Там, - он указал рукой в сторону сарая, - почти все иконы пропали!
  - Ой! Мишенька, я забыла тебе вчера сказать. Это я пораздавала их.
  - Кому?
  - Так, многие приходят. Откуда-то прознали, что у тебя их много. Тебя-то не было, а я не смогла отказать.
  Мишка, растерянно произнес, - так все же сами их выкидывали...
  - От глупости выкидывали. А теперь, как их близкие оказались на фронте, они потянулись к богу. Только в тяжелые времена люди вспоминают о вере. Ну, да и бог им судья... Ты, уж, Мишенька, меня не ругай. Может людям эти иконы сейчас нужнее, чем тебе.
  - Да ладно, я просто подумал, что их украли... А если так, то пусть.
   Позавтракав, Мишка вернулся в сарай. На глаза ему попалась книга "Геральдика Российской Империи". - Как же все это было давно.... Словно, в другой жизни. Банда Кошелькова, монастырские подземелья, сокровища, Вязьма, в которую они с дядей Сашей так и не попали....
  Его мысли прервала Ритка, заглянувшая в сарай. - Привет, Мишка! Баба Лиза сказала, что ты ночью вернулся. Ты где был-то? А то Баба Лиза темнит что-то, словно ты разведчик.
  Мишка беспечно ответил.- Да послали в командировку в Киров, а тут война. Поезда толком не ходят. На неделю там застрял. Еле добрался до Москвы.
  Рита затараторила, сообщая последние новости. - А наши все ребята рвутся на фронт, с фашистами воевать. Только их не берут, говорят, что еще рано им. Никиту с завода не отпускали, ведь "Серп" теперь оборонное предприятие. Но он добился, а в военкомате ему от ворот - поворот, говорят, нет восемнадцати. А он физически сильнее любого взрослого мужика. Говорит там, - давайте, я вам двухпудовую гирю двадцать раз подниму! А они, - иди и дома поднимай! Представляешь?
  Упоминание о Никите, тем более с таким восторгом, неприятно кольнуло Мишку.
  - Сегодня с утра Чиж должен был в райком комсомола смотаться, там у него кто-то есть знакомый, и узнать что к чему.
  Мишка прервал ее словоизвержение. - А ты, что, тоже на фронт собралась?
  - А как же! - Рита даже удивилась его вопросу. - Я еще в школе проходила на НВП подготовку по медицине. Так, что я медсестрой! Жалко я не знаю азбуки Морзе, а то можно было бы с разведчиками радисткой. Здорово было бы, правда? - Она заглянула в глаза Мишке, надеясь увидеть в них восторг от ее фантазий, но не успела. В сарай заскочил Соломин Серега и Гвоздев Пашка.
  - Привет! - Они радостно поздоровались с Мишкой. - Теперь с тобой у нас почти целый взвод будет!
  - Какой взвод?
  - Комсомольский! Мы решили на фронт идти не порознь, а все вместе! Сегодня Чиж наше заявление в райком понес. Там не посмеют отказать. Его двадцать три человека подписали. Жалко ты не успел свою подпись поставить, ну ничего, что-нибудь придумаем...
  Рита, негодующе набросилась на них. - А почему мне и Настьке не дали подписаться?...
  Те растерялись. - Так вы же девчонки...
  - Ну и что?
  Их перепалку прервали появившиеся Татарин с Лещем, а с ними, к Мишкиному удивлению Жорка Ломов и еще двое старообрядческих. Война примирила заклятых врагов. Теперь их объединяла одна цель, попасть на фронт, сражаться за Родину!
  Разговор вновь закрутился об отправке на фронт.
  Мишка молча смотрел на них. Он понимал, что говорить им сейчас или пытаться что-то объяснить - бесполезно. Это будет разговор на разных языках. Их, еще совсем недавно, друзей и единомышленников разделяла пропасть, которая называется "ВОЙНА". Не та война-войнушка, которую они видели в кино, с лихими кавалеристскими атаками, с героизмом, выжимающим слезы умиления, а реальная война, с нечеловеческим криком женщин, от которых кровь в жилах стынет. Та война, где живые люди за секунды превращаются в рваные и окровавленные куски мяса...
  Он слушал их, а перед его глазами была женщина, в предсмертной агонии старающаяся прикрыть своего ребенка...
   При появлении Чижа ребята еще больше загалдели. -
  - Ну, что там, в райкоме?...
  - Что ты узнал?...
  - Когда нас возьмут?...
  Чиж, стараясь всех перекричать, сообщил новость. - В горкоме партии сейчас рассматривается вопрос о создании Народного Ополчения.
  - Что за ополчение? Объясни толком.
  - Я и объясняю, а вы орете и не даете... Будет создаваться Народное Ополчение. Туда будут брать только лиц непризывного возраста...
  - Это как?
  - Тех, кому нет восемнадцати, и кому за пятьдесят...
  - А стариков зачем? Они же только мешать будут...
  - Они тоже воевать хотят...
  - Надо с утра пораньше очередь занять у райкома, а то мест не хватит...
  - Почему у райкома? Может в военкомате будут набирать...
  - Раз горком организует, значит, в райкомах будут набирать...
  К Мишке обратился Соломин, и о как, само собой разумеющемся, спросил, - ты сможешь утром меня разбудить, часов в шесть, а то я, боюсь, сам не проснусь? Ты только тихонько в окно постучи, а то, если мать узнает, по шее надает и не пустит.
  Мишкин ответ его ошарашил, - так я никуда не пойду.
  - Как не пойдешь?...
  - У нас на базе сейчас работы полно, людей не хватает, - принялся говорить Мишка первое, что пришло в голову...
  В сарае повисла тишина. От кого, кого, но от него такого никто не ожидал. Мишка почувствовал, что недоумение в глазах ребят перерастает в презрение. Они стали молча выходить из сарая. Он попытался остановить Риту, выходившую последней, чтобы попытаться ей что-то объяснить, но она с таким омерзением дернулась от него, что Мишка понял, - что-либо объяснять бесполезно.
  Он услышал, как на улице Татарин сказал, - оно, конечно, при тушенке сидеть веселее...
   Ему поддакнул Никита, - из-за таких и продвигаются фашисты вперед. - Было хорошо слышно, как он смачно плюнул.
  - Пойти бы сейчас надеть свою форму, что бы они заткнулись...
  Но он не забыл слова сказанные Малышевым. - Мы должны делать свое дело без оглядки на то, кто и что подумает. А если кто хочет работать на публику, то его место в цирке!
   Уже поздно вечером бабушка спросила, - что-то твоих друзей не видно, поругались что-ли? Мишка неопределенно пожал плечами.
  - И Рита сегодня какая-то не такая... обычно со мной общается на кухне, а сегодня ни слова...
  Мишка стал придумывать, как бы объяснить бабушке изменения в поведении Риты, как в дверь постучали. Елизавета Николаевна сказала.
  - Зайдите. - Они посмотрели на дверь.
  В комнату зашла красивая женщина средних лет, одетая в военную форму с петлицами майора, в руках у нее был сверток. - Здравствуйте, моя фамилия Малышева.
   Бабушка всплеснула руками, - Ой! Танечка! А я тебя сразу и не узнала! Ведь последний раз я тебя лет пятнадцать назад видела, на новоселье у Ольги с Андрюшей. Саша,... Александр Ильич к нам еще иногда заходит, а тебя я уж давно не видела.
  - Все некогда, Елизавета Николаевна, постоянно на работе...
  - А что это ты в военной форме?
  - Я сегодня ночью на фронт. Назначили редактором армейской многотиражки...
  - Ой, что же я сижу? Проходи Танечка, присаживайся, сейчас чай будем пить.
  - Ой. Что вы? Не беспокойтесь, я буквально на минуточку. - Она замолчала, теребя в руках свой сверток. Повисла неловкая пауза.
  Елизавета Николаевна догадалась, что ей надо поговорить с Мишей... наедине.
  - Все равно, схожу, чайник поставлю.
  Мишка, как гостеприимный хозяин тоже стал настаивать. - Да Вы присядьте...
  Татьяна прошла к столу и, присев на стул, сразу приступила к разговору. - Миша, я знаю, что ты служил... служишь вместе с Сашей. Я обращалась в управление, но там ничего не говорят... Я прекрасно понимаю, что такое "секретность".... Ты мне только одно скажи, - он жив???
  Мишка помолчал, не зная, как поступить, но в глазах женщины было столько мольбы, что он не выдержал, - Жив...
  - Больше мне ничего не надо... Это самое главное. И еще у меня к тебе одна просьба. Когда мы последний раз виделись, у нас был очень... тяжелый разговор. Мне очень бы хотелось, что бы Саша его забыл. Для меня это очень важно, и я... надеюсь для него тоже. Я не знаю, увидимся ли мы. Я ухожу на фронт... он тоже, я думаю, не на курорте... В общем, если вдруг будет возможность, передай ему это письмо, - она протянула ему треугольник письма.
  Мишка, немного помедлив, взял его. В это время зашла бабушка с чайником. - Ну вот и чайник готов!
  - Нет, нет, спасибо, Елизавета Николаевна, мне на самом деле очень некогда!
  Татьяна встала и уже от двери, посмотрев Мишке прямо в глаза, тихо произнесла, - спасибо...- Затем, спохватившись, протянула ему сверток, - Это тебе.
  - Что это?
  - Здесь книги по Вязьме. Я знаю, вы с Сашей интересовались этим краем. Может пригодятся.... Не сейчас, так после войны.
  Уже улегшись спать, Мишка взял одну из книг. На плотной обложке было вытеснено - М.Н. Макаров "Русские предания" 1838 год С. Петербургъ. Пролистав страницы, он наткнулся на заглавие "Смоленский лес". Мишка углубился в чтение...
  " В Смоленской губернии есть лес, где-то неподалеку от большой Московской дороги. В самой середине этого леса находится, по рассказам, на большом пространстве, широкое, топкое, непроходимое болото, по которому не только летом, но и в самую холодную зиму нет ни проезда, ни прохода. Это болото никогда не замерзает и никогда не пересыхает. На середине болота лежит остров, зеленый и цветущий, как лужайка. Тут растут высокие красивые деревья, никем еще не тронутые от начала мира, и водятся различные диковинные звери и птицы, которых давным-давно уже нет в других местах. Многие из любопытных пытались пробраться на этот дивный остров, но напрасно...
  Мишка и не заметил, как книга вывалилась из рук, и чтение плавно перетекло в сладкий сон. По огромному лугу, утопающему в цветах необычной красоты шли Рита и Валька Вульф, держась за руки. Мишка хотел поймать огромную, яркую бабочку, чтобы подарить им. Бабочка постоянно ускользала от него, затем он с удивлением увидел, что это вовсе не бабочка, а капитан Радин, который, ехидно щерясь, сказал, - вот и все, сейчас наконец-то Лазарев тебя расстреляет. Но вместо Лазарева появился немец в очках. Он стал целиться в Мишку фотоаппаратом, словно это был автомат. Мишка пытался сообщить Рагину, что это не Лазарев! Но капитан его не слышал, он аккуратно заправлял свои розовые кишки за ремень...
  Откуда-то появилась бабушка. Она оттолкнула очкарика с его фотоаппаратом и стала ему говорить, - Миша! Миша! Проснись...
   А? Что?... Мишка вскочил. Над ним склонилась бабушка. - Проснись. Ты что кричишь?...
   - Что? Я кричал?...
  - Да, все кому-то доказывал, что это не Лазарев.
  
  Утром Мишка проснулся, как никогда, поздно. Бабушки уже не было, ушла на работу. В эти напряженные дни ей приходилось много переводить с немецкого, но в отличие от того, как было раньше, тексты домой не давали. Он сходил на кухню, там никого не было. Мишка взял ведра и пошел к колонке за водой, подумав при этом, - раньше я всегда за водой ходил, а в последнее время меня нет, приходится бабушке самой ходить. Ведь ей, наверное, тяжело...
  Наполняя ведра, он увидел, как мимо, размахивая руками и азартно о чем-то, споря, прошли Татарин и Гвоздь. На него они даже не взглянули, будто не заметили. Горькая обида захлестнула его. - Ну да ладно, время покажет, оно все расставит по местам!.. - Пытался он сам себя успокоить.
   На углу Мишка столкнулся с тетей Катей Вульфихой. Обычно, аккуратная и чистоплотная, сейчас она выглядела, словно бродяжка. На ней была засаленная юбка, мятая и грязная кофта с двумя оторванными пуговицами. Поседевшие волосы были растрепаны. Она шла с ведром, видимо к колонке за водой. Жалкая, бессмысленная улыбка не сходила с ее лица. Поравнявшись с Мишкой, она поставила ведро, и странно растягивая слова, обратилась к нему, видно не узнавая, - какой хороший мальчик, маме помогает, а мой сынок где-то бегает, никак домой не идет. - Потом она сказала что-то по-немецки. Мишке стало не по себе, и он поспешил удалиться.
   Позавтракав, он стал просматривать то, что принесла Малышева. В одной брошюрке перечислялись в хронологическом порядке те события, которые происходили в Вязьме. Оказалось, этот древний город посещали, и некоторое время там жили и Иван Грозный, и Борис Годунов, и Царь Алексей Михайлович. Мишка подумал, - не во время ли посещения Иваном Грозным появилось название Кромешное урочище?... Его мысли прервал появившийся пожилой мужчина в потертом пиджаке. Это был посыльный. Мишку срочно вызывали в наркомат. Это известие его даже обрадовало. Тяготившие его отношения с ребятами, с Ритой отходили на второй план. На всякий случай он оставил записку, что уехал на работу.
  Сначала помощник Гусева, сидевший в приемной, попросил его зайти в следственный отдел на четвертом этаже, в кабинет Љ 411.
   Там его встретил следователь. Это был приятный мужчина средних лет, с тремя кубарями на петлицах. Он вежливо представился. - Старший следователь по особо важным делам Бесов. Гражданин Чернышев, у нас к вам несколько вопросов.
  Мишку неприятно задело, что к нему обратились "гражданин", а не "товарищ".- Я Вас слушаю.
  - Где, когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились со старшим майором Малышевым?
  - А почему Вы этим интересуетесь?
  - Давайте с Вами сразу договоримся, здесь вопросы буду задавать я, а Вы на них будете только отвечать, без встречных вопросов. - Обаяние следователя сразу исчезло. Перед Мишкой сидел человек с жестким взглядом бесцветных, неморгающих глаз, словно у змеи.
  - С Малышевым я знаком давно, с детства. Знаю его, как преданного делу партии и....
  Бесов, поморщившись, прервал его, - Не надо высоких слов. Я не прошу давать характеристику Малышеву. Это мы сделаем и без Вас... Из ваших слов, я понял, что Вас с Малышевым связывает семейственность? Так и запишем. - Он начал старательно что-то писать.
   Мишка похолодел. Он начинал понимать, что над дядей Сашей сгущаются тучи. Но почему?... За что?...
  Тем временем следователь продолжал задавать свои вопросы.- А капитан Делия Гурам Вам знаком?
  - Нет. Я только знаю, что он погиб. Я доставил в Москву его документы. В своем рапорте я это все указал.
  - Я знаю, я читал ваш рапорт. Члены вашей группы застали Малышева во время контакта с немцами и доставили к месту расположения. У меня вопрос....
  Мишка начал заводиться. - Огневого контакта! Малышев вел бой с противником!
  - А кричать не надо. У меня есть рапорт капитана Ревадзе, - следователь потряс перед Мишкой исписанным листом бумаги, - где он сообщает, что 22 июня в Кобрине Малышев и Делия среди военослужащих гарнизона возбуждали панические настроения. Ругались в адрес командования Красной армии и Советского правительства. С их стороны были попытки расправиться с отдельными командирами, но были пресечены сознательными красноармейцами. Затем, не добившись желаемого результата, они сели в машину и сознательно поехали навстречу немцам.... Но, вероятно, их общению с врагом помешали курсанты школы "Вулкан"....
  - Все это бред и вранье! Малышев там ранен, но продолжает вести борьбу с врагом.
  - Откуда Вам это известно? Вы, что имеете связь с ним?
  - Нет, но....
  - Значит, свои домыслы, не на чем не основанные, оставьте при себе. Подобные обвинения в адрес Малышева уже имели место год назад, но тогда ему все сошло с рук....
  Допрос продолжался еще полчаса в том же ключе. Следователь своими вопросами, явно пытался запутать Мишку. Было ясно, что из дяди Саши хотят сделать "козла отпущения", а в военное время это было смертельно опасно.
  
   В кабинете кроме Гусева находился еще полковник РККА. Зайдя, Мишка по-военному поздоровался, - Здравия желаю, товарищ комиссар второго ранга.
   Гусев по-домашнему ответил, - здравствуй, Миша. Проходи, и познакомься, - он представил полковника, - Пончик Артем Семенович, разведуправление генштаба. - А, затем Мишку, - младший лейтенант Чернышев... Миша.
   Полковник неожиданно, для такого сурового лица, мило улыбнулся, - Наслышан. - И крепко пожал Мишке руку.
  Михаил Николаевич начал с того, что поинтересовался, как он себя чувствует.
  - Нормально. Самое главное - отоспался.
  - Ну и чудненько! Ты уж нас извини, что не даем тебе отдохнуть те дни, что обещали, но обстановка очень напряженная, и твоя помощь необходима. Время, к сожалению, не терпит. Тебе придется вернуться назад, к группе Малышева...
   Глаза у Мишки загорелись. - Когда? Я готов хоть завтра!
  - Не завтра, а уже сегодня.
  - Я готов.
  - Артем Семенович введет тебя в курс дела и объяснит тебе твою задачу.
  Полковник встал и обратился к Гусеву. - Товарищ комиссар второго ранга, разрешите идти.
  - Идите, готовьтесь. Ты, полковник, за него головой отвечаешь! По максимуму все предусмотрите, чтобы не было накладок.
  Пончик вытянулся по стойке "смирно".- Есть!
  Когда полковник вышел, Мишка задержался в кабинете.- Товарищ комиссар второго ранга, я сейчас был у следователя, они завели дело на Малышева, но ведь...
  Гусев прервал его. - Я все знаю. Заведено дело на командующего западным округом Павлова и его окружение. Непонятным образом в этот список попал и Малышев. Есть распоряжение доставить его в Москву. Дело на контроле у товарища Сталина. Я не могу ничего сделать.... Но мы будем делать все возможное, что бы его отстоять.
  Мишка не почувствовал в голосе у Гусева уверенности....
  
  Пока они ехали по Москве, Мишка только сейчас заметил один из признаков войны: на окна домов крест накрест были наклеены полоски бумаги. Он с удивлением спросил полковника, - а зачем эти полоски наклеены?
  - Что бы при бомбежке, стекла не разлетались, и не смогли никого поранить.
  - А что, они могут начать бомбить Москву?
  - Постараемся этого не допустить, но...
  В подвальном помещении стадиона "Динамо" было прохладно.
  Артем Семенович сразу перешел к делу. - Ваша группа очень кстати оказалась на оккупированной территории. Надо отдать им должное, они сумели быстро сориентироваться в той сложной обстановке и сразу приступили к работе, не размениваясь по мелочам. Нас тревожит ненадежность схемы связи. Не сегодня-завтра Абвер их просчитает и начнет по этим же частотам гнать нам дезу. Не отработаны каналы непосредственных контактов. Часть людей необходимо перекинуть в районы, более приближенные к линии фронта. Мы бы не стали тебя задействовать, но на сегодняшний день нет возможности с ними связаться и передать необходимую информацию, кроме, как по рации, но ее уже могут прослушивать... Это можешь сделать только ты. Ты знаешь примерный район, где они могут находиться и они знают тебя в лицо. Поэтому должны тебя заметить и выйти на контакт. Твоя задача заключается в следующем: ты должен под видом беженца бродить по основным дорогам с той целью, что бы они тебя заметили. Через каждые два часа заходи в уединенные места. Такие места, где они смогли бы незаметно для противника вступить с тобой в контакт. Вся необходимая информация записана на подкладке этих штанов. - Полковник протянул Мишке потрепанные брюки.
  - А вдруг я в воду попаду? - Спросил Мишка, вспомнив недавние похождения.
  - Состав несмываемый и невидимый. Чтобы прочитать написанное, необходимо ткань подкладки нагреть до температуры 80 градусов. Когда выполнишь задание, определитесь там с местом, куда может сесть самолет. По рации новым шифром сообщите координаты. Место посадки обозначите ночью кострами. Этим же самолетом в Москву должен вылететь Малышев. Старшим группы остается Рогов. Полетишь ночью.
  - Что на самолете? - запереживал Мишка. Когда в "Вулкане" все курсанты проходили парашютную подготовку, ему пришлось кроптеть с бумажками в канцелярии.
  Видя его замешательство, полковник пристально посмотрел на него, - вас же учили на курсах прыгать с парашютом?
  - Так точно! - Нагло соврал Мишка.
   В этом ночном путешествии самым страшным было прыгать с парашютом. Но хорошо, что была ночь, и не было видно внизу земли. Мишка всегда боялся высоты. Прыжок на удивление прошел благополучно. Он закопал парашют в небольшой воронке от взрыва. Даже не закопал, а положил на дно и закидал землей. Ночью куда-то идти было невозможно. Мишка не мог понять, где находится. Он принял решение дождаться рассвета и улегся немного вздремнуть под развесистым дубом. Ему не давали заснуть мысли о судьбе Малышева. Мишка прекрасно понимал, что в Москве того ждет большая беда. Злила несправедливость и полная беспомощность, что-то изменить. Не смотря на подписку о неразглашении, он решил рассказать дяде Саше все, как есть. Пусть он сам принимает решение. Напоследок, ощупав треугольник письма, которое на свой страх и риск, спрятал под подкладку куртки, он заснул.
  
  Разбудил его звук подъезжающих машин. Рассвет помог Мишке определиться со своим местонахождением. Он лежал на краю леса. Перед ним было большое картофельное поле. Все оно было изрыто воронками от взрывов, которые говорили о том, что совсем недавно здесь был бой не на жизнь, а на смерть. За полем проходила дорога. Оттуда через поле, в сторону леса, как раз туда, где притаился Мишка, ехали четыре грузовика с брезентовым верхом. Остановившись недалеко от него, они встали ровно в ряд. Сначала из кабин и из кузова одного из грузовиков вылезли немцы в черной форме, которую он раньше не видел. Затем из кузовов других машин под окрики людей в черной форме стали выпрыгивать испуганные мужчины и женщины, среди них были и дети. Их всех построили. Из строя вывели мужчин, и они стали копать траншею. Все это время, оставшиеся стоять люди, покорно наблюдали за работой. Их всех, что-то объединяло, но что, Мишка никак не мог понять, пока его взгляд не остановился на стоявшей девушке, которая поддерживала старушку. Она была очень сильно похожа на Риту, и он понял, - это были евреи! Когда траншея стала глубиной с человеческий рост, всех подвели, и вновь построили на ее краю. Только тут до Мишки дошло, зачем была нужна эта траншея. Он зажмурился и отвернул лицо, чтобы не видеть происходившего. Автоматные очереди длились недолго. Потом были слышны одиночные выстрелы, добивали еще живых.
  
   Мишка брел по дороге в шоковом состоянии. У него в голове не укладывалось, как же можно хладнокровно расстреливать людей, не в бою, а просто так, лишь потому, что они другой национальности...
  А если бы немцам в руки попала Рита? От этой мысли ему стало даже не по себе...
  Немного придя в себя, он попытался определить, где находится. Впереди показались остатки моста, где недавно был бой. Рядом немцы соорудили понтонную переправу. С обеих сторон была выставлена усиленная охрана. Голые по пояс пленные на носилках таскали от реки прибрежную гальку и засыпали воронки на дороге. Их охраняли несколько фрицев с карабинами. За прошедшее время с дороги исчезли беженцы. Изредка проезжали военные грузовики и мотоциклы с установленными на люльках пулеметами. Лишь один раз Мишку обогнала танковая колонна, обдав его черным дымом выхлопных газов. Чувствовалось, что еще недавно фронтовая полоса, теперь стала глубоким тылом. Мишку настораживал невнятный гул артиллерийской канонады где-то на западе. Временами казалось, что это просто галлюцинации. Объяснил ему происхождение этого гула старенький дедулька, сидевший на обочине, рядом с которым пристроился отдохнуть и Мишка.
  - Это ж в Бресте гарнизон не сдается, воюет с басурманом...- Дед перекрестился.
  - Что до сих пор?
  - Да, и помяни мое слово, они еще долго германцу будут досаждать. Слабаки давно разбежались или посдавались в плен, а в крепости остались настоящие бойцы. Их германцу не сломать, кишка тонка... Они уже туда и пушек понавезли. День и ночь бомбят, ан нет! Не сдаются хлопцы! И не сдадутся, не на тех напали! - Дед был переполнен гордостью за защитников крепости, и с презрением поглядывал на проезжавших по дороге немцев.
  Мишка под впечатлением от услышанного, с изумлением переспросил.
   - Сколько дней идет война? Уже Минск взяли, а там,... в Брестской крепости, до сих пор, наши не сдают своих позиций???
  - И не только там. Говорят, еще в Осовецкой крепости наши держатся...
  
  На хуторе было тихо. Следов пребывания здесь Малышева не было и в помине. Мишка достал спрятанную холщевую сумку с рисунками. Затем обошел все окрестности. Малышева не было нигде.
   Чернышев надеялся выполнить задание быстро, но не тут-то было. Он уже трое суток бродил по дорогам, но все без результата. К нему на контакт никто не выходил. Только ночью на четвертый день, когда он уже устраивался спать в соломенной скирде, стоявшей на отшибе, его заставила вздрогнуть команда. - Руки вверх!
  Обернувшись, он увидел Пономарева и Минаева. От радости, что он видит своих друзей живыми и невредимыми, он даже прослезился. - Я уже четыре дня здесь кружу, а вас нигде нет.... Думай тут, что хочешь...
  - Кузя тебя засек еще позавчера, но не мог подойти, его время поджимало. Он только вчера с задания ночью вернулся и про тебя доложил. Сегодня тебя весь день искали, а ты, словно сквозь землю провалился....
  Из Мишки вопросы сыпались, как горох. - Как у вас дела? Малышев поправился? Все целы?...
   Пономарев нахмурился, - Семь человек погибло. Пятеро у железки. Напоролись на объезд. Фрицев много положили, но и сами.... Еще трое нарвались на облаву в Сепках. Додумались там переночевать, да еще после выхода в эфир. Их, видно, запеленговали и ночью эсэсовцы нагрянули. Только Сатин ушел, а Мишка Пронин и Сашка Левин погибли.
  Мишка повторил свой вопрос. - А Малышев, Малышев как?
  - Малышев - нормально. Выздоравливает. Ждет с нетерпением, что бы тебя доставили к нему пред светлые очи.
  Мишка нетерпеливо дернул Минаева за рукав, - пойдем, чего ждем?
  Минаев не упустил случая попридуряться.- Так ты же вроде спать улегся? Поспишь, и тронемся...- он руками отгородился от набросившегося на него Мишки. - Шучу, шучу.... Раз ты не будешь спать, то пойдем. Делов то....
   По лесной дорожке они отправились в путь.
  - Далеко идти? - Поинтересовался Мишка.
  - А с какой ты целью интересуешься? - Изображая подозрительность, прищурился Минаев. Пономарев ответил нормально. - Да нет, не очень.
  Вспомнив про расстрел евреев, Мишка спросил, - Серега, я видел немцев в черной форме, это кто?
  - Это подразделение СС, самые сволочи. Занимаются выявлением евреев, коммунистов, командирских семей, забирают их и потом расстреливают. У них это называется наведением порядка.
   Еще до конца не стемнело, когда они вышли на большую лесную поляну. Минаев весело спросил у Мишки. - Сможешь найти здесь наш КП?
   Мишка огляделся, его внимание привлекла соломенная скирда, стоявшая почти у леса. - В скирде?
   Минаев сник, - ты просто знал, что где-то здесь, а так в жизнь не догадался бы.
   Это была не скирда, а мощная немецкая радиостанция на базе автофургона, обложенная со всех сторон соломой. В считанные секунды машина могла покинуть место своего базирования.
   Откинув в сторону солому, маскировавшую вход в кунг, они забрались внутрь. Навстречу им, опираясь на костыль, поднялся Малышев. Он радостно обнял Мишку. - Наконец-то! Устал ждать!
   Видно было, что Александр Ильич сильно прихрамывал, на голове у него была марлевая повязка. На вопросительный взгляд Чернышева он сказал.- Уже все почти зажило, пуля прошла навылет. Главное, что кость не зацепила... Мишка огляделся. Помещение освещала тусклая лампочка, горевшая от аккумулятора. На столиках стояло большое количество радиооборудования. Здесь были два небольших топчана для сна. Все свободное пространство было завалено оружием. Здесь были и карабины, и автоматы, и даже несколько ручных пулеметов.
  Мишка крякнул. - Этим можно целый полк вооружить.
  Пономарев довольно ответил, - полк, не полк, а на роту точно хватит! Мы и вооружаем. Сейчас мало стало, а первые дни по лесам наших полно бродило. Мы их отлавливали, вооружали и из них создавали целые отряды. Сейчас, недалеко отсюда в Котенкинском лесу отряд действует, около трехсот человек. Знаешь, кто ими командует? Лешка Ревенко!
  - Так вы отсюда выходите в эфир?
  Малышев, не переставая улыбаться, ответил. - Нет, эта станция у нас резервная. Мы ее отбили у штаба танкового корпуса. А для передачи данных у нас еще две штуки почти таких же есть. Ты лучше расскажи, что там в Москве. А то мы здесь новости только по радио слушаем, а там толком ничего не поймешь. Вроде, как сражаемся ударно, но почему-то сдаем город за городом...
   Да я, в общем-то, не больше вашего знаю. - С этими словами Мишка стал снимать свои штаны.
  Минаев не преминул съязвить, - при первой возможности, спать укладывается. Молодец! Живет по принципу - лучше переспать, чем недоесть!
  Не обращая внимания на подначки, Мишка оторвал от штанов подкладку и протянул ее Малышеву. - Здесь новые шифры для вас и частоты. Подкладку надо нагреть до 80 градусов, тогда текст проявится.
  Малышев протянул ткань Пономареву, - разведете костер, нагреете на нем какой-нибудь камень и им прогладите. Костер разведите только подальше отсюда.
  Пономарев и Минаев сразу же пошли выполнять задание. Малышев и Чернышев остались одни. Мишка достал треугольник письма и молча отдал. Малышев сразу же развернул его и стал жадно читать. Письмо было коротким, но он перечитывал его и перечитывал, не в состоянии оторваться.
   " Дорогой Саша, пишу это письмо с надеждой, что оно дойдет до тебя. Не знаю, увидимся ли мы, очень хочется верить, что увидимся. Я ухожу на фронт, а там всякое может быть. Я хочу, что бы ты знал, что ты у меня самый любимый и единственный, а все то, что я тебе наговорила при последней нашей встрече, глупая истерика вздорной бабы. Если сможешь, прости! Крепко целую. Твоя Таня."
  
   Мишка, видя переживания Малышева, сидел молча. Тот первым прервал тишину. - Спасибо тебе за письмо... - Затем перешел к делу. - У нас скопилось много документов, которые нужно переправить в Москву.
  - За нами прилетит самолет, заодно и документы заберем.
  - Самолет? Это здорово! - потом до Малышева дошло, что Мишка сказал "за нами". - За кем, за нами?...
  Мишка подавленным голосом пояснил. - Вас вызывают в Москву, в управление.
  Тон, каким это было сказано, не укрылся от внимания Малышева. - Ты что-то не договариваешь.... А ну давай, все выкладывай!
  Как Мишке ни хотелось отложить этот неприятный разговор на потом, пришлось все рассказать.
  
  Малышев поник, прекрасно понимая, что его ждет в Москве. Обвинения в его адрес были выдвинуты очень серьезные. Он, хоть и считал себя полностью невиновным, но, зная способности следователей сделать все так, как приказано сверху, иллюзиями себя не тешил.
   Мишка пытался его успокоить. - Дядь Саш, надо написать товарищу Сталину, и в письме объяснить, что к чему...
   На Мишкины слова, он только горько улыбнулся и потрепал его по голове.
  Мишка не успокаивался, - дядь Саш, может тебе вообще не лететь, а я там скажу, что ты тяжело ранен и не смог лететь.
  - Нет, Миша лететь надо. Надо сразу расставлять все точки над "и", как бы не было это трудно.
   После обеда, когда уже собрались выдвигаться к месту, где должен был сесть самолет, появился запыхавшийся Артем Колчин.
  - Наш человек со станции сообщил, что ночью должны пройти два эшелона с танками.
  Пономарев заволновался, - надо Рогову сообщить!
  Ему возразил Малышев, - не успеем. Давайте вы берите взрывчатку и к железке.
  - А вы?
  - А что мы? Без вас не дойдем, что ли? А там делов то, костры сложить, да в самолет сесть....
   Но все оказалось не так просто, как планировалось. Когда уже они собрались садиться в самолет, сквозь деревья сверкнул свет фар нескольких мотоциклов.
  - Немцы! - Воскликнул Малышев, как показалось Мишке с радостью. И на самом деле их появление Малышеву принесло облегчение. Жизнь диктовала свои условия, она отметала сомнения и сама расставляла точки над "и". - Быстро в самолет и взлетайте! Я их задержу!
  - Дядь Саш, давай вместе, мы успеем взлететь...
  - Не успеем....Документы важнее меня. Давай мне еще свой автомат и гранаты, быстрее!
  Вырвав у Мишки чуть не силком оружие, он захромал в сторону приближающихся мотоциклов. Потом на секунду остановился, и, посмотрев на бегущий по полю самолет, тихо произнес. - Мертвые сраму не имут...
  Самолет пробежал по полю, затем развернулся и понесся все быстрее и быстрее, набирая высоту.
  Все это время Мишка неотрывно смотрел, как на лесной дороге разгорался бой. Судя по фарам, немцы брали Малышева в кольцо. Когда самолет, едва не касаясь макушек деревьев, взлетел, место боя озарилось вспышкой взрыва.
  У Мишки, против его воли, по щекам текли слезы...
  
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   ВЯЗЕМСКИЙ КОТЕЛ
  
   Вернувшись назад, в своем рапорте Мишка подробно описал гибель Малышева. Его слова подтвердились показаниями летчика. Доставленные документы представляли огромную ценность. Как сообщил Мишке Гусев, в отношении Малышева заведенное дело закрыто и он представлен к ордену Ленина... посмертно.
  
  Во дворе было пустынно. Никого из ребят не было видно. Дома тоже никого не было. Мишку это порадовало, ему хотелось побыть одному. Бабушка появилась только вечером. Она обрадовалась его возвращению и сразу стала сообщать последние новости. - Все твои друзья ушли в ополчение. Говорят, что они пока все еще в Москве, в Измайлово. Но туда, к ним никого не подпускают, даже матерей. Либманы там же. И Рита, и Иосиф...
  Мишка удивился, - И дядя Еся?
  - Да, он там со своим оркестром, который в кинотеатре "Родина" раньше играл. А Рита, вроде как, санитаркой. В ополчение даже Семка ушел. Когда уходил, пьяный бахвалился, что пока Берлин не возьмут, домой не вернется. Как дите малое, - бабушка покачала головой. И кто только додумался детей да стариков на фронт посылать?...
  
   Мишке дали возможность отдохнуть сутки, и направили на стадион "Динамо", где в эти дни формировалась из спортсменов бригада особого назначения и отдельные диверсионные группы для деятельности в тылу врага. Мишка занимался там комплектованием необходимого снаряжения для этих групп. С огромной радостью он встретил на стадионе Красильникова. Тот вел занятия по тактике и стратегии диверсионной работы. Когда они нашли время и уединились, Красильников спросил, - как наши? Ты ничего о них не слышал?
  Мишка перечислил ему погибших.
  - А Александр Ильич как?
  Мишка с горечью в голосе тихо ответил, - тоже погиб.... Посмертно награжден орденом Ленина.
   Они замолчали. Потом Михаил Лукьянович спросил. - Как, пригодились те знания, что вы получили в "Вулкане"?
  - Еще как!
  На что Красильников посетовал, - на вашу подготовку отпустили мало времени, а на этих ребят отводят еще меньше. Разве можно за неделю подготовить стоящего агента? Говорят, нет времени. Много чего нет.... Нет времени, нет знающих дело людей, даже взрывателей для мин хронически не хватает. Компасов и тех нет...
  Мишка встрепенулся. - Так на нашей базе в Измайлово, у Савельева на складе лежали две коробки с компасами и два или три ящика с взрывателями. Надо только получить разрешение у Гусева, да привезти сюда.
  - Это было бы здорово!
   На все согласования ушло достаточно много времени, и в Измайлово на полуторке Мишка отправился ближе к полуночи.
  Мишка старался не обращать внимания на желчное бурчание 40-летнего шофера, который был очень злой, из-за того, что приходится работать ночью.
  - Гребаный баллон!... Все не как у людей...
   Шофер резко выкрутил руль влево. Чернышев не удержался и навалился на него.
  - Что такое?
  - Устанавливают аэростаты,... Шоссе перекрыли... Днем нельзя было установить. Теперь с детьми за компасиками ехай... Страна дураков! Неужели нельзя все днем сделать? Ни поспать, ни пожрать, ни...
  Мишка не вытерпел и сквозь зубы зловеще рыкнул на шофера.
  - Заткнись тварь!
  - Что-о-о???
  Рассвирепевший от подобной наглости сопливого мальчишки шофер резко нажал на тормоз и выскочил из кабины. Он обогнул машину вокруг, чтобы вытащить Мишку из кабины, но тот уже стоял рядом и попытался привести в чувство обнаглевшего человека.
  - Я младший лейтенант НКВД....
  Но шофер с гримасой ненависти на лице не дал договорить.
  Кто? Ты?... Не смеши жопу, она и так смешная... Я тебя сейчас научу любить родину и уважать старших...
  Он схватил парнишку за воротник пиджака, но тот перехватил его руку и произвел бросок... Сидя сверху на шофере и, держа его руку на излом, Мишка, задыхаясь от ненависти, даже не сказал, а прошипел.
  - Там люди гибнут, а ты здесь все никак не выспишься, не нажрешься...
  Мишка встал с лежащего шофера и, садясь в кабину полуторки, приказал ему.
  - Доложишь обо всем на своей автобазе. Моя фамилия - Чернышев...
  Когда машина уехала шофер, сидя на дороге, сплюнул ей вслед.
  - Урод... Стукач дранный...
  
  Шоссе Энтузиастов было перекрыто, пришлось делать круг и ехать через Электрозаводский мост.
   При въезде на мост Мишка был вынужден прижаться к тротуару и остановиться, что бы пропустить идущую навстречу нескончаемую колонну уходивших на фронт москвичей. Чернышев устало опустил подбородок на руки, лежавшие на руле. Он, не отрываясь, смотрел на проходивших ополченцев.
   В полной тишине было слышно только шарканье ног. По сторонам дороги стояла безмолвная толпа, состоящая в основном из женщин, которые тянули шеи, пытаясь, не смотря на темноту, увидеть своих близких. Оставалось загадкой, как они могли узнать время отправления. Это можно было объяснить только, не поддающейся никаким законам, женской интуицией. Некоторые женщины, кому казалось, что они увидели в строю своих, продираясь между стоящими людьми, шли рядом со строем. Неожиданно духовой оркестр грянул старый, почти забытый за последние годы марш "Прощание славянки". Почти сразу же молчавшие до этого люди заголосили. Каждая из женщин пыталась выкрикнуть имя самого любимого... сына... мужа...
  А они шли и шли через Электрозаводский мост. Этот мост стал для проходивших по нему той чертой, которая отделяла их от бессмертия. Почти никто из них не вернется назад... Они останутся жить в песнях, в легендах, в памяти тех, кого они сейчас шли защищать!!! Почти вдоль всех дорог, ведущих с запада на Москву будут стоять обелиски, с высеченными на граните их именами. А сколько их поляжет в полях и перелесках, оставшись безымянными?... Им будет гореть ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ у стен Кремля. Туда будут приходить невесты в белоснежных платьях и приносить им, нецелованым, не познавшим любви живые цветы... Но они,... идущие в темноте под душераздирающие крики жен и матерей, под звуки "Прощания славянки", ничего этого еще не знали.
  
   Все последующие дни и недели Мишка старался заезжать домой, как можно реже, его угнетала та атмосфера, что сложилась в, совсем недавно, таких шумных и веселых дворах. Почтальона, хромого дядю Толю, все живущие там, провожали настороженными взглядами. Всем очень хотелось получить весточку, но, в то же время, боялись, что он принесет страшное известие. Первой похоронку получила тетя Зина. Ее причитания из окна второго этажа были слышны далеко. Внизу, во дворе, молча стояли местные бабы, чьи дети и мужья тоже были на фронте. Своим молчаливым стоянием они по-своему выражали свое сочувствие ее горю. Ближе к осени известия о гибели посетили уже почти каждый дом. Местом встреч и обсуждения последних новостей стала колонка. Возле нее подолгу вечером простаивали местные бабы, поставив рядом с собой наполненные ведра. Многие из них уже были в черных платках. Когда, в один из дней, в проулке появился Чижев на костылях, без ноги, кивнул им и прошел к своему дому, их словно прорвало. Как на грех, в это же время, с маленьким ведерком из своего сарая за водой подошла Вульфиха. Ее стали бить. Бить страшно, насмерть! Выдирая волосы, стараясь вонзить ногти в глаза! Обезумевшие бабы вымещали на ней свое горе.
  - Вот тебе, тварь!...
  - Ты за все ответишь, сука!...
  - Это тебе за моего Митю!...
  - Мой Ваня в земле лежит, а ты здесь улыбаешься! На тебе, фашистка поганая!... Сейчас она для них олицетворяла всех немцев, ставших причиной гибели их родных. В ответ та только улыбалась окровавленным лицом...
  Ее бы забили насмерть, если бы не вмешался сначала Чиж, а затем и Мишкина бабушка.
  - Что же вы делаете? - Хрипел Чиж, одной рукой держа свой костыль, а другой оттаскивая одну из озверевших женщин.
  Ему помогала Елизавета Николаевна. Она оттаскивала женщин, повторяя одни и те же слова, - Вы что, фашисты?... Вы что, фашисты?... Обезумевшая Соломина Мотя заорала на нее. - Наши дети там гибнут, а твой ... Твой внук в это время на складе тушенку жрет!!!
  Елизавета Николаевна на мгновение замерла, потеряв дар речи. - Мой внук... тушенку?...
  Она, словно обезумев, позабыв обо всем, оскорбленная обвинениями в Мишкин адрес, рванула домой.
  Елизавета Николаевна трясущимися от негодования руками вырвала из шкафа гимнастерку с наградами. Она все время бессвязно повторяла.
  - Тушенку... тушенку... мой внук... тушенку...
  Бабушка, ничего не видя вогруг, забыв про возраст, бежала назад, прижимая к груди Мишину гимнастерку. У калитки она, поскользнувшись, упала. С трудом, стараясь не замарать самую дорогую для нее на данный момент вещь, поднялась и, прихрамывая, побежала дальше.
  Приблизившись к стоящим женщинам, она негодующе стала тыкать пальцем в нашивку.
  - Это Мишина гимнастерка! А это нашивка за ранение! Продолжая упрямо тыкать пальцем в гимнастерку, бабушка орала на уже притихших женщин. - А эти награды не за съеденную тушенку!!!
  Когда все остыли, то старались не смотреть друг на друга. Всем было стыдно за произошедшее.
   Соломина, отвернув в сторону взгляд, тихо произнесла, - Николавна, ты уж извини! Как, что-то нашло...
  Чиж, опрокинутый на землю во время драки, морщась, потирал свою культю... - Одурели совсем.... Готовы любого разорвать.... Вульфиха-то причем?
  Все стали крутить головами. Кати не было нигде видно. К ней в сарай пошла опомнившаяся Мотя, что бы успокоить ее и извиниться. Из сарая раздался ее крик. Все, кто были у колонки, рванули туда. Кэтрин Вульф висела в петле, высунув язык и улыбаясь....
  
   Об этой трагедии Мишка узнал лишь через неделю, когда появился дома. Вечером к нему зашел, гремя костылями, Чиж. Он был уже выпивши. Пройдя к столу, достал из кармана шинели початую бутылку водки. - Давай Мишка выпьем.
  Мишка достал из комода стакан, отрезал кусок черного хлеба и поставил все на стол. - Ты выпей, а я не буду, завтра рано утром на службу. У нас запашок не приветствуется.
  - А я выпью. - Чиж налил себе водки и выпил залпом, даже не притронувшись к хлебу. - Миш, ты извини нас, что тогда тебе наговорили.... Мы же не знали, что ты... В общем извини!
  Извинения друга, о которых еще совсем недавно так грезил Мишка, не вызвали у него никаких эмоций.
  - Как там наши?...
  - Сам не знаю, я же больше месяца, как оттуда. Представляешь, нас полтора месяца гоняли по всему Подмосковью, заставляли рыть окопы, рвы... А как только поступил приказ отправляться на фронт, на Днепр, в район Доргобужа, во время налета мне ногу цепануло. А коновалы в лазарете вместо того, что бы попытаться спасти ногу, взяли и сразу ее чикнули... сволочи.
  Он налил себе еще водки и молча выпил. - Что обидно, я даже в глаза ни одного фашиста не видел и ни одного не убил...- Чиж, навалившись грудью на стол, в упор посмотрел пьяным взглядом Мишке в глаза. - Миш, а тебе довелось их убивать?
  - Да... - еле слышно ответил Мишка и вспомнил белобрысого мальчишку-танкиста в камышах.
  - Счастливый, а мне вот нет...
  Мишка постарался перевести разговор на другую тему, - Как там Рита?
  Чиж совсем опьянел и заплетающимся языком поведал. - А что ей? Как только свободная минутка, она бегом к нам во взвод, к Лещу...
  Мишка, хоть это не было для него новостью, побледнел. Чиж, не замечая его состояния, продолжал дальше, - небось, скоро домой заявится...
  - Почему?
  - Не почему, а зачем... Рожать... подлещика. - Он пьяно засмеялся своей шутке.
   Чиж ушел домой вдребезги пьяный только тогда, когда закончилась водка.
  Мишка долго не мог заснуть, рассказ о взаимоотношениях Риты с Никитой ранил его в самое сердце...
  
  
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   ВЯЗЕМСКИЙ КОТЕЛ
  
   С момента появления на стадионе, его три месяца никуда не посылали на задания. С утра до ночи он занимался рутинной работой, комплектовал и проверял исправность снаряжения для групп, уходящих на задание. Как он узнавал впоследствии, многие из них не возвращались. Лишь поздно вечером он позволял себе забежать к Лукьянычу в маленькую каморку под лестницей, где тот оборудовал себе жилье. Они пили крепкий чай и молчали. Каждый из них думал о своем.
   В начале октября, наконец-то, о нем вспомнили. Мрачный майор с воспаленными от постоянного недосыпания глазами ввел его в курс дела. - Из Орши нашим агентом доставлены в район Сафоново дубликаты очень важных документов. Он спрятал их в условленном месте. Мы посылали за ними уже три группы, но ни одна из них не вернулась. На тебя возлагаются большие надежды. Может быть, тебе удастся под видом местного мальчишки добраться туда и доставить их нам.
  - Когда выходить?
  - Сегодня же. Время не терпит. От этих документов может зависеть судьба Москвы. Поверь, это не громкие слова. По тем сведениям, какими мы располагаем, там находится план наступления группы армий "Центр" на Москву. Линию фронта будешь переходить в полосе обороны 19-й армии. Ее штаб находится в Вадино. Тебя туда доставит наш человек, он же будет совместно с армейской разведкой организовывать твой переход и возвращение. Выезжаете в Вадино через полчаса. Вот тебе карта местности, - майор протянул ему карту, - по дороге изучи ее, как следует, особенно названия населенных пунктов, даже самых маленьких. Может пригодиться.
  Все время, пока они ехали до Вадино, моросил мелкий, нудный дождь. Штаб армии располагался в нескольких блиндажах, в сосновом лесу. От машины, которая не смогла дальше двигаться по раскисшей от дождей дороге, пришлось идти пешком. Капитан, сопровождавший Мишку, дал ему брезентовую плащ-палатку, что бы укрыться от дождя. Когда они спустились в блиндаж, там ожесточенно спорили. На появившихся Мишку с капитаном, даже не обратили внимания. За столом, сбитым из неструганых досок, сидел генерал, и, не вмешиваясь, слушал спорящих командиров.
   Высокий комбриг, начальник штаба армии Малышкин ожесточенно жестикулировал, доказывая свою правоту. - Только расстрел! И ни какой мягкотелости! Здесь фронт, за спиной уже Москва!
  Ему возражал, упрямо набычив голову, полковой комиссар. - Нельзя так с плеча рубить! Парнишка совсем молодой, растерялся...
  - Растерялся? - Малышкин закрутил головой, ища нужного человека. - Волин, скажи ему... Вот пусть тебе,- он перегнулся к комиссару, - начальник особого отдела скажет, чем закончилась такая растерянность! Пусть скажет!
  Только тут Мишка узнал в майоре, стоявшем в темном углу, того НКВДшника, которого ранил Валька тогда в подземелье.
   Волин лаконично, не повышая голоса, доложил. - В результате трусости этого пулеметчика, мимо него, в тыл нашей обороны просочилась группа немецких автоматчиков. Пока немцы не были уничтожены, от их действий пострадали бойцы 4-го батальона. Семь убитых и одиннадцать раненых.
  Комиссар снова стал азартно доказывать свою правоту, - ему же всего семнадцать лет! После минометного обстрела он даже не успел прийти в себя, к тому же он ранен...
  - Это не ранение, а царапина! И его возраст не может служить оправданием! - Взгляд Малышкина уперся в Мишку, - вот, ты кто?
  За Мишку ответил сопровождавший его капитан, не называя фамилии, он четко, по военному доложил, - сотрудник разведки главного управления, прибыл для выполнения задания. Из штаба западного фронта вас должны были предупредить о нашем прибытии.
   Малышкин, обращаясь к генералу, запальчиво сказал. - Вот пусть он скажет, он такой же пацан, его ровесник... Скажи нам, - он обращался к Мишке, - что следует сделать с бойцом, из-за чьей трусости погибли люди?
  Мишка вспомнил капитана-танкиста, Малышева, который ценой своей жизни спас его... - Расстрелять.... - произнес он тихо.
  Генерал с недоумением посмотрел на него, видно, не ожидал такого ответа. - Ну что же, - подвел он итог спору. Как это ни жестоко, но сложившаяся обстановка не дает нам права быть добренькими. На карту поставлена судьба Москвы, судьба всей страны. Отконвоировать этого Лещева назад в роту и расстрелять перед строем. Пусть это послужит предостережением трусам...
  Генерала прервал комиссар полка. - Товарищ генерал, я бы просил вас не делать этого. Там у них целый взвод из комсомольцев-москвичей. Всем ребятам по шестнадцать, семнадцать лет. Все они, и этот Лещев пошли на фронт добровольцами. Тем более, что они просили всем взводом за него.
  - Комиссар, ты про что сейчас говоришь? Про какую жалость? Ты только недавно был свидетелем, как Фролова, прославленного командира дивизии, известного рубаку, расстреляли за неисполнение приказа.... Не смотря на то, что лично товарищ Сталин помнит его по боям за Царицын.... - Командарм добавил, глядя вниз, - этого Лещева расстрелять....
  Только тут до Мишки дошло, что речь шла о Никите! Его всего даже заколотило. Никита же так рвался на фронт! Неужели ему придется такой ценой расплачиваться за минутную слабость? Он набрался смелости и обратился к командующему, понимая, что его поступок, по меньшей мере, непоследователен. - Товарищ генерал, я знаю этого Лещева, я не думал, что речь идет о нем.... Вы знаете, как он рвался на фронт? Его нельзя расстреливать...
  Генерал нахмурился. - Что-то я тебя не пойму. Ты меняешь свое мнение в зависимости от того, знакомый это или нет...
  Мишку словно зациклило, - Он же так рвался на фронт...
  - Это мы уже слышали.- Генерал перестал обращать внимание на Мишку. - Волин, привести приговор в исполнение... Где нибудь здесь, в роту конвоировать, действительно, не стоит.
  После того, как Волин вышел, Командующий обратился к капитану. - Вы считаете, что он, - генерал презрительно кивнул в сторону Мишки, - справится?
  - В управлении его рекомендовали, как хорошего специалиста. Все задания, которые ему поручались, он выполнял. Имеет награды: медаль "За отвагу" и орден "Красной Звезды."
  - Капитан, ты в курсе, что уже три группы ходили, две наших и одна из дивизионной разведки, и не вернулись?
  - Так точно.
  - И ты хочешь сказать, что он сделает то, что не смогли сделать наши разведчики?
  - Так точно! - уверенно ответил капитан
  Мишка стоял в стороне и не слышал, о чем говорят генерал с капитаном. Он думал о своем. - Как же так получилось, что он самолично вынес приговор Никите? Одно дело, когда говоришь о трусе, которого и в глаза не видел, и совсем другое - о хорошем знакомом, о котором, точно знаешь, что он не трус.... Если кто нибудь из знакомых ребят узнает о его словах, то подумает, что он сводил счеты из-за Риты... А ведь это не так!
  Из задумчивости его вывел голос генерала, который, видимо, задал ему вопрос, и не получив ответа, раздраженно обратился к капитану. - И его вы собрались посылать? Он даже не слышит, о чем у него спрашивают...
   Мишка, совсем по-детски, пробормотал, - извините.
  Генерал сердито показал карандашом место на карте. - По нашим предположениям, здесь у немцев должно быть большое скопление войск и техники. В ближайшее время они готовят наступление. Как мы думаем, вдоль трассы Минск-Москва. Твоя задача, кроме доставки документов, постарайся пройти, как можно ближе вот к этим местам. Нам необходимо знать, какое количество техники они собираются против нас бросить. - Голос его смягчился, - постарайся, сынок, очень надо.
   В это время в землянку забежал Волин со словами, - Сбежал.
  - Кто сбежал?
  - Лещев этот...
  - Как?
  - Я ему зачитал приговор, а он мне, - Я не могу погибнуть, как трус... Саданул бойца, который его охранял и в кусты. Я даже не успел свой ТТ достать.... Никто и не ожидал.
  Генерал непроизвольно улыбнулся, - часового на гауптвахту, тебе майор выговор за халатность.
  Волин растерянно повторил, - никто не ожидал...
  Увидев, что у Мишки счастливо заблестели глаза, и он заулыбался, командующий проворчал, - рад, небось?
  Мишка не стал притворяться и кивнул головой.
  - Может оно и к лучшему, не взяли грех на душу.
  Волин сказал. - Мы по всем подразделениям его в розыск объявим, поймаем. Он за все ответит.
  - Не надо никакого розыска, сам придет... Ведь, на самом деле, жаль мальчишку. От хорошей бомбежки и опытный боец может растеряться... Погорячились мы немного. Да еще ты, Малышкин масла в огонь подливал.
  Комбриг, начальник штаба, сердито поджал губы, - все равно я остался при своем мнении.
  
  До ночи, когда было решено переходить линию фронта, оставалось еще несколько часов. Провести Мишку должны были ребята из дивизионной разведки, которые хорошо знали местность. Они же должны были его встретить следующей ночью. По расчетам, за сутки он должен был успеть забрать документы и вернуться.
  Мишка и три разведчика в маскхалатах по-пластунски добрались до ограждения. Один из бойцов, лежа перекусил колючую проволоку. Он, лежа, приподнял уцелевшую часть колючки и пропустил в проделанное отверстие группу. Взлетевшие ракеты осветили местность. Разведчики замерли. Время от времени небо перечеркивали светящиеся нити трассирующих пуль. Углубившись больше чем на два километра от линии фронта, группа остановилась в глубоком овраге.
   Отдышавшись, один из разведчиков сказал Чернышеву.
  - Все, дальше сам. Мы ждем тебя здесь двое суток. Этого времени тебе за глаза. Отсюда до закладки километров тридцать...
  Мишка молча стащил с себя мокрый и грязный маскхалат и полез вверх по склону оврага.
  Вслед ему кто-то из разведчиков пожелал.
  - Удачи тебе!...
   После того, как Мишка расстался с сопровождением, он прошел еще ночным лесом километра два. За это время он несколько раз падал. В кромешной темноте было абсолютно не видно, что под ногами. К тому же он вымок до нитки. Его внимание привлек сарай, темным силуэтом стоявший на берегу небольшой речушки. Несмотря на то, что еще в Вулкане Красильников предупреждал о том, что нельзя укрываться в удобном строении, контрразведка противника мыслит аналогично, соблазн был очень велик. В этом сарае Мишка решил дождаться рассвета. Он забрался на сеновал, затащил наверх лестницу и там, свернувшись клубочком, уснул. Проснулся он от звука мотора. Мишка выглянул в щель. Внизу стоял бронетранспортер и два мотоцикла. Рядом с ними бродили фрицы. Но самое плохое было то, что рядом с ними бегала черная овчарка. Ничего не оставалось делать, кроме, как ждать, когда они уедут. Мишка злился на самого себя, черт его дернул забраться в этот сарай.
   Время шло. Немцы и не собирались покидать сарай. Вечером бронетранспортер с частью людей уехал. Оставались пять немцев-мотоциклистов. От этого было не легче. Когда он ночью попытался выбраться, остервенелый лай собаки заставил его отказаться от этой мысли. Хорошо, что еще немцы не придали значения поведению овчарки.
  Мишка смог выбраться оттуда только вечером следующего дня. Помня о том, что документы нужны срочно, а он, так глупо вляпался и проторчал на сеновале почти двое суток, Мишка решил сделать марш-бросок. Надо было до темна успеть добраться до нужного места. Уже в полной темноте, он в придорожной часовне, сдвинув в сторону каменную плиту, достал из тайника, свернутые в рулон и перевязанные бечевкой документы. Убрав их за пазуху и пошатываясь от усталости, он побрел по проселочной дороге в обратную сторону. Только здесь до него дошло. - А ведь на всем протяжении пути он не встретил скопления вражеских войск, о котором говорил генерал!
   На рассвете Чернышев добрался до оврага, где его должны были ждать. Но там никого не было. Мишка решил здесь дождаться ночи, и, если разведчики не появятся, самостоятельно перейти линию фронта. Звуки канонады доносились подозрительно далеко от того места, где он находился. В душу закралось сомнение, может быть, он не дошел до места, и сидит в ожидании совсем в другом овраге, просто сильно похожем на тот. Мишка начал нервничать от собственной неуверенности. Просидев так часа три, он решил осторожно продвигаться на восток. Если он не ошибся и находился в нужном месте, то линия фронта должна находиться в двух километрах. Отсюда должно хорошо прослушиваться все, что там происходит, но не было ничего слышно. Мишка стал осторожно продвигаться вперед, часто останавливаясь и прислушиваясь. Через час он наткнулся на пустые блиндажи штаба армии. Вокруг никого не было.
  Мишка растерялся. Он не знал, что делать. Может быть, он действительно заблудился. За низкими свинцовыми тучами было невозможно понять, в какой стороне находится солнце. Тут его осенило. В документах могла находиться карта. С ее помощью было бы легче сориентироваться. Карта была, был и какой то приказ на немецком языке с указанием чисел и наименованием воинских частей. Когда Мишка вник в суть документов, у него в горле встал ком... Наступление началось тем утром, когда он сидел на сеновале. Судя по оперативной карте, клинья 3-й и 4-й танковых армий Гепнера и 57-й моторизованный корпус должны были охватить армии Западного и Резервного фронтов с севера и юга, затем сомкнуться в районе Вязьмы. А удара в лоб, вдоль Минской трассы и не планировалось. Вот почему он смог беспрепятственно пройти и туда, и назад.... Здесь войск не было!
  Мишка пытался себя успокоить тем, что даже если бы он не попал в западню на сеновале, все равно эти сведения уже ничего не могли изменить. Вот почему раньше три группы не смогли там пройти. Немцы усиленно охраняли территорию от нашей разведки, и сняли усиление только в день начала операции.
   Чернышев через кусты прополз на всхолмье и замер. Отсюда было хорошо видно, что вдоль всей дороги до изгиба, закрытого лесом, много немцев. В кювете с Мишиной стороны были видны два танка, бронетранспортер, несколько мотоциклов с автоматчиками. Минометчики методично обстреливали территорию лесного массива.
  Мишка осторожно отполз назад и решил обойти немцев северней. Он стал пробираться по дну оврага. Через полчаса, остановившись, он прислушался. Впереди послышались шаги и немецкая речь. Чернышев быстро укрылся за огромный корень поваленного дерева. Немного выждав, он осторожно высунулся из-за своего укрытия и увидел, как два немецких связиста разматывали телефонный провод. Мишка сдвинулся чуть дальше за корень, но под ним громко затрещала сухая ветка. Тут же немецкая речь смолкла. Чернышев повернул голову и наткнулся взглядом на дуло автомата. Перед ним стоял немецкий солдат. Почти сразу же появился еще один немец. Они с любопытством смотрели на него. По-видимому промокший мальчишка, перемазанный глиной не вызвал у них чувство тревоги. Немцы опустили автоматы и начали разговаривать между собой, решая, что с ним делать. Мишка поднялся из-за корня. Он стоял жалкий, вжав голову в плечи, опустив руки. Внезапно он стал встревожено таращить глаза, и сосредоточено смотреть за спину немцев. Те автоматически оглянулись назад. Резким ударом чуть ниже уха Чернышев вырубил первого немца и сразу же сделал шаг в сторону. Второй немец, оглянувшись назад, с удивлением обнаружил, что его напарник заваливается на землю, а парнишки не видно. Он попытался вскинуть автомат, но было уже поздно. Мишка, словно выросший перед ним, одной рукой отбил автомат в сторону, а второй растопыренными пальцами нанес удар в глаза. Немец закрыл лицо руками. Чернышев двумя ударами привел связиста в бессознательное состояние. Он, оглянувшись по сторонам, быстро обыскал немцев, достал документы и убрал к себе в карман. Затем Мишка сдернул один автомат и стал карабкаться вверх по склону из оврага.
  Еще несколько дней он не мог пройти на восток. Вдоль дороги ведущей от Минской трассы на север по западному берегу реки Вязьмы все было забито вражескими войсками так плотно, что мышь не проскочит. Немцы опасались возможного прорыва наших войск из котла. И не зря опасались.
  
  На опушке леса, в двух километрах от села Богородское генерал-лейтенант Лукин ставил задачу командирам дивизий и соединений.
  Прорываться будем в направлении на Гжатск. Место прорыва село Богородское. Начало атаки 16-00. Товарищи командиры, сверим часы. Прорыв осуществляем силами 2-й дивизии Народного Ополчения. Товарищ Вашкевич, - обратился он к генерал-майору, командиру дивизии, - ваша задача одним ударом опрокинуть противника, и, удерживая плацдарм, дать возможность нашим частям выйти из окружения. Один батальон оставьте на позициях по реке прикрывать наш отход.
   Все командиры молча выслушали указания, плохо представляя, как дивизия, укомплектованная подростками и пожилыми людьми сможет выполнить приказ. Не вытерпел франтоватый капитан второго ранга Остроухов, командир сводного отряда моряков Черноморского Флота, насчитывавшего восемьсот человек. Сдерживая негодование и стараясь не повышать голоса, он обратился к Лукину. - Товарищ генерал, а как мы после этого жить будем?
  Командующий изумленно уставился на моряка. - Ты про что, капитан?
  Не капитан, а капитан второго ранга, - дерзко поправил он генерала,- а спрашиваю я про то, как мы сможем жить дальше, зная, что вырвались отсюда ценой жизни этих детей и стариков.
  Все, потупив глаза, молчали. Только начальник штаба армии Малышкин попытался образумить моряка. - Нам сейчас важно сохранить кадровые части. Отсюда практически до самой Москвы нет наших войск. Да это жестоко! Но необходимо! И Вы, капитан второго ранга, будьте любезны, выполнять приказ. Иначе мы будем вынуждены поднять вопрос о предании Вас суду военного трибунала.
  Ты комбриг, сначала выйди отсюда! - В бешенстве выкрикнул в лицо Малышкину моряк, - мои ребята пойдут на прорыв вместе с салажней, даже чуть-чуть пораньше! А чтобы у тебя не возникло мнения, что я самодур и гроблю из-за собственных понтов матросов, в атаку пойдут только добровольцы! Я во главе! Хочешь с нами? - Не дожидаясь ответа, Остроухов усмехнулся, - оно конечно, в штабном блиндаже поспокойнее.... - Затем, даже не глядя на перекошенное от негодования лицо Малышкина, он четко, через левое плечо, развернулся и пошел к своему подразделению. Вслед ему тот крикнул, - товарищ капитан второго ранга!... На что черноморец, не оборачиваясь, ответил. - Я помню, атака в 16-00...
  
  Выдвинувшиеся на исходную позицию ополченцы с любопытством смотрели на монолитный строй моряков в черных бушлатах. До них доносился голос их бравого командира. - Товарищи матросы и старшины! Штабные хотят, что бы для нас окружение прорвали салаги и старики! Они хотят, чтобы мы по их трупам целенькими вышли из этого дерьма! Я думаю, что мы не покроем позором славное имя Черноморского Флота! Сразу говорю, что дело добровольное. Кто согласен первым прорвать кольцо, - шаг вперед!
  Дружный шаг восьмисот человек слился в грозный р-р-ы-к.
  Другого я и не ждал... Ну и ладно... Форма одежды авральная, тельник и беска. На шкентеле не отставать! Баталерам не спать, все бушлаты и фланки собрать и сразу за нами. Дешевые фраера из Берлина еще не знают, что такое - штыковая атака славных черноморцев! Это будет для них неожиданностью, и не совсем приятной! Начало атаки через двадцать минут, пока можно оправиться и перекурить.
  В ожидании начала атаки, в черной шинели, в клешах, которые ни смотря на дождь и распутицу, не были заляпаны грязью, Остроухов обратил внимание на полковой оркестр ополченцев. Музыканты пытались укрыться от измороси под чахлыми елками, абсолютно не понимали, что происходит, и своей роли в этой бестолковщине. Иосиф Либман больше всего переживал за дочку, за Риту. Все ребята, ее друзья были уже здесь, а ее все нет.... Где же эта медсанчасть?... Он обратился к седому саксофонисту.
  - Николай Семенович, ты случайно не слышал, где четвертый батальон? Что-то их не видно. Где моя Рита?
  Тот попытался успокоить Иосифа.
  - Я слышал, их оставили на реке, прикрывать отход. Еся, не переживай, прорвем кольцо, и они подтянутся... Все будет хорошо. Ничего с твоей Ритой не случится. Там даже безопаснее...
  Иосиф, переживая за дочку, даже вздрогнул, когда напротив себя увидел человека во всем черном. Остроухов внимательно осмотрел потрепанных музыкантов.
  - Что притихли, трубодуры? Сейчас мы замутим маленький шухер, ваша задача - нас поддержать....
  - А как мы поддержим, у нас же кроме инструментов ничего нет...- Растерялся Иосиф.
  - Правильная музыка, да еще сыгранная в нужное время и в нужном месте, сравнима с действиями целой дивизии. Музыкант, а этого не знаешь....
  Иосиф расправил плечи от таких слов. - Мы-то готовы. А что играть?
  - Только одна вещь может сотворить чудо и вселить веру в бессмертие в этих ребят....
  Один из подошедших музыкантов, громким шепотом подсказал Либману. - "Варяга"!
  - Именно!... Но сыграть нужно так, как вы никогда в своей жизни не играли! Чтобы мурашки по коже!... Чтобы душу обуял ужас.... - в ответ на недоуменный взгляд музыкантов, он пояснил, - не у нас, а у "гостей" из Дюсельдорфа!
   Когда взвились три зеленые ракеты, означающие начало прорыва, реактивные минометы дали залп последними снарядами по позициям немцев. Затем полковой оркестр второй дивизии Народного Ополчения Сталинского района Москвы грянул "Варяга".
   Под его звуки пошел в атаку сводный отряд моряков Черноморского Флота в одних тельняшках, натянув, чтобы не потерять, бескозырки на самые брови. Их командир напутствовал их, подняв руку с наганом. - Братишки! Только вперед! Семь футов под килем! Ветер в бизань! Смерти нет!!!
   Это была страшная атака. Лава моряков в тельняшках, под звуки "Варяга", который и в обычное-то время своими звуками заставляет раздувать ноздри в гневе, рванула к Богородскому в таком порыве, что казалось никакая сила не в состоянии их остановить. Бежали они молча. Даже звуки оркестра не заглушали сопение и мерный топот ног. Лишь за сто метров, не добегая до вражеских окопов, они перешли на крик. На крик, который не прославляет товарища Сталина, не прославляет счастливую родину.... Это был простой, вдохновляющий на подвиг, русский мат. С помощью которого строились города, каналы, электростанции....
   Беспорядочная стрельба немцев уже не в состоянии была положить на землю черноморцев.
   Мат, "Варяг", и штыки винтовок моряков привели врага в панический ужас. Они бежали сломя голову. В последствии из документов 3-й армии Вермахта стало известно, что пять солдат, попавших на острие этой атаки сошли с ума...
  
  Через брешь в кольце начали выходить войска. Сплошным потоком хлынули бойцы. Натуженно ревя моторами, ехали полуторки с раненными. Но пришедшие в себя немцы обрушили на место прорыва шквальный огонь своих минометов. Участок земли у Богородского превратился в ад. Хрипели в предсмертной агонии лошади, горели полуторки. Стоны и крики бойцов, попавших в эту мясорубку, заставляли стыть кровь в жилах. Враг перекинул на этот участок танки и мотопехоту, и последующие атаки успеха не имели. Пытались осуществить прорыв и в других местах, но в большинстве случаев, безуспешно. Командарм Лукин, раненый и брошенный своим окружением, был схвачен немцами. Начальник его штаба комбриг Малышкин сам сдался в плен.
   На протяжении следующих дней, без продовольствия и боеприпасов, пять армий Западного и Резервного фронтов затяжными боями приковывали к себе превосходящие бронетанковые силы Вермахта, давая тем самым возможность подтянуть войска и создать укрепления на подступах к Москве. Они выполнили свой долг страшной ценой. Все те, кто вновь и вновь поднимался в атаку с криками, - за Родину! За Сталина! - Так и остались лежать в Вяземских лесах и болотах. Полегли там и Гвоздь, и Солома, и Назар с Татарином. Бесшабашный Жорка Ломов не осилил семерых фрицев в рукопашной,... последней гранатой разнес всех в клочья...
  Оставшиеся в живых завидовали мертвым. Они, одуревшие от бомбежек, от голода и от безысходности, были вынуждены выйти из болот...
  
  В топкой, раскисшей от дождей дороге, ноги утопали по щиколотку в грязи. Нудный, осенний дождь, скорее даже не дождь, а изморось, противным туманом обволакивала уныло бредущую колонну солдат. Они и на солдат уже были не похожи. Безликая масса в солдатских шинелях, набухших от влаги и грязи, еле передвигая ноги, брела по проселку мимо деревушек с покосившимися избами, мимо полей и перелесков с брошенной и разбитой техникой.
   Черные вороны, объевшиеся мертвечатины, с трудом перелетали от трупа к трупу. Это был их праздник. Праздник до такой степени чудовищный, что и в страшном сне не приснится...
  
   Мишка, укрывшись за деревьями, из леса наблюдал, как по раскисшей от дождя дороге двигалась колонна пленных. Он с трудом узнал в безликой массе уныло бредущих людей сначала Семку, а затем и... Риту!!!
  Мишка стал идти по лесу, параллельно дороге. Наткнувшись на труп бойца, он с трудом стащил с него ватник и надел на себя. Затем, оглядевшись по сторонам, он спрятал в дупло огромного дерева документы и автомат.
  Чернышев с поднятыми руками подошел к дороге, по которой брели пленные. Конвоир лениво ударом приклада загнал его в строй.
  Чернышев Мишка брел среди полуживых бойцов Красной армии, в одочасье ставших военнопленными. Он поддерживал чуть-живую Риту Либман. С большим трудом в ней можно было признать девушку. Та же грязная шинель, разбитые башмаки, перемазанные в глине обмотки. Коротко остриженные волосы прикрывала натянутая на уши пилотка.
   Мишка больше всего переживал, что бы конвоиры, идущие по сторонам колонны с военопленными, не увидели, что она еврейка. Тогда - конец! Он постоянно цепким взглядом окидывал все то, что было вокруг.
  Чуть сзади плелся Семка. Ни война, ни плен не смогли его изменить. Он был неисправляем. Семка, не переставая, бубнил.
  - Ничего, ни в таких переделках бывали. Передохнем, и мы им еще покажем.... Им небо с овчинку покажется. А то лыбятся.... Еще Семен Михайлович за них всерьез не взялся. Возьмется, им тошно станет. Мы еще в Берлине выпьем беленькой...
  
  Как обычно у Семки развязалась обмотка и стала тянуться за ним по грязи. Он сошел на обочину, что бы ее замотать, и нагнулся. Идущий конвоир сказал недовольно что-то по-немецки и толкнул его в сторону колонны. Семка упал в грязь, затем с трудом поднялся. Немец вновь собрался ударить его прикладом, но Семка вцепляется в него, не давая ударить.
  - Что же ты гад делаешь? За что?...
  К ним подскочил еще один конвоир. Он оттащил Семку и брезгливо оттолкнул в сторону. Тот вновь упал. Первый конвоир, ругаясь, передернул затвор карабина и три раза выстрелил в пытавшегося встать Семку. Тот затих...
  Военнопленные проходили мимо, повернув головы, смотрели на Семку, бездыханно лежавшему на вытоптанной обочине.
   Немецкой техники почти не было видно, видимо она находилась во внешнем радиусе котла. Фрицы не сочли нужным загонять тяжелую технику в непролазные от грязи топи бездорожья. Конвоиры были беспечно расслаблены и не ожидали никакого противодействия со стороны полуживых пленных. Они даже свои автоматы и карабины держали не на изготовку, как предписано уставом, а за спиной. Иногда на пути следования стояли кучками немецкие офицеры, внимательно всматривавшиеся в плетущихся мимо них русских. Они указывали пальцем на тех, кто их интересовал, и солдаты, стоявшие рядом, выхватывали из строя нужных им людей.
  Мишка, как ни пытался, не мог определить, по каким критериям они отбирали свои жертвы. Командиров и политруков отсеяли в самом начале, отводили в сторону, и прицельные выстрелы превращали их в корм для воронья.
  Сам Мишка смог бы уйти из котла, но встреченная здесь санитарка Маргарита Либман, заставила его забыть обо всем: о задании, о себе... Он должен был ее спасти, сама она пропадет. Тем более, если заметят, что она еврейка.
  
   Когда он увидел, что среди группы офицеров стоял Валька... теперь Вилли Вульф, то не поверил своим глазам... Мало ли бывает похожих людей? Но мимолетный взгляд, на долю секунды задержавшийся на нем, не оставил и доли сомнения - это был Валька. Погоны Мишка не рассмотрел, но кобура, сдвинутая на живот и офицерская шинель, говорили о том, что он не простой пехотинец.
  На ночь всех согнали в колхозный загон для скота. Конвоиры не сильно переживали, что кто-то убежит. Куда бежать?.. Назад в болота?...
  Когда к входу в загон подошел немец и на ломанном русском языке позвал - Чернышев, Либманова. - Мишка не удивился. - Ишь, еврейскую фамилию переделал на русскую, шифруется. Не хочет быть замешан в связях с евреями. С трудом, подняв Риту, Мишка двинулся на голос. По дороге он зачерпнул глинистой жижи и перемазал ей лицо, особенно иссине-черные брови. Рита изумленно посмотрела на него, но ничего не сказала. У нее просто не осталось сил на эмоции.
   Пришедший за ними гитлеровец отвел их в какой то сарай и там запер. Обессиленная Рита сразу, как только Мишка ее отпустил, рухнула на кучу соломы у входа.
  Он огляделся, в полной темноте, на ощупь обошел помещение. В одной стене было окошко. Оно было без стекол, но очень маленькое, что бы можно было в него пролезть, тем более протащить Риту.
   Когда заскрипела открывающаяся дверь, Мишка отпрыгнул от окошка в сторону и замер. Кто-то зашел внутрь и на немецком языке что-то сказал часовому. Тот вышел, оставив дверь открытой.
  - Мишка, это я...
  Повисла напряженная тишина. Чернышев не знал, что сказать после того, что ему довелось увидеть за эти месяцы войны...
  Жизнь развела их по разные стороны окопов. Их разделяли горы трупов, сожженые города и села, изломанные этой войной судьбы людей.
  Тишина, казалось, пульсировала... давила на виски. Это был немой диалог. У каждого из них была своя правда.
  Первым нарушил молчание Валька. Было непонятно, кому он говорил, то ли Мишке с Ритой, то ли самому себе. Он не говорил, он выливал свою боль, свое отчаяние...
   - Я был комсомольцем, мои родители были коммунистами, пусть немецкими, но коммунистами! Мы хотели просто жить и работать!... Сначала нас затравили дома, в Дюсельдорфе, потом здесь в Москве! За что?.. Ты был в колонии?
  Ты знаешь, что это такое? Особенно, если ты немец? Но там еще рай, по сравнению с тем, что я пережил в НКВД. Я до сих пор не знаю, что с моими мамой и папой.... И твоя иконка не помогла... А может и помогла... Они меня освободили из гомельской колонии, поверили...
  Мишка хотел рассказать ему то, что знал о судьбе его родителей, но потом подумал, - пусть лучше не знает, живет в неведении....
   Он вдруг не увидел, а почувствовал, что Валька плачет.
  - Выходите, - Притихшим голосом сказал тот.
  Мишка помог встать Рите, находящейся в полуобморочном состоянии и они вышли из сарая. Следом вышел Валька с пистолетом в руке. Он что-то сказал часовому, тот молча кивнул.
   Ветер разогнал ненавистные тучи. Небо было усеяно звездами. Луна холодно и надменно освещала окрестности, подмораживало. Под ногами весело звенели лужи, подернутые тонким ледком.
   Вульф больно толкнув Мишку в бок своим пистолетом, повел их за деревню в сторону оврага, спускающегося к реке.
  - Вот и все.... Вот и конец...- Подумал Мишка - Видно, все же не зря его и его родителей забрали тогда.
  Троица медленно шла к реке, не замечая того, что от домов отделилась фигура, и чуть в отдалении, шла за ними.
  На берегу речки Валька, опустив свой пистолет, грустно произнес.
  - Идите, только идите на запад. Оттуда уже сняли оцепление, их перебросили к Можайску...
  Мишка и Рита начали спускаться к речке. Внезапно Рита, покачиваясь, вернулась к Вальке и, обняв его, поцеловала в щеку...
   Зря Вилли думал, что ему поверили. Гитлеровское командование никому полностью не доверяло, особенно тем, кто прожил столько лет в Советской России. А если учесть, что его родители были коммунистами.... Но оккупационному режиму позарез были нужны переводчики.
  Обер-лейтенант Отто Штольц из подразделения по отбору русских из числа военнопленных для работы на оккупированной территории еще с лета внимательно приглядывался к Вульфу. Не смотря на то, что тот собственноручно расстрелял трех сотрудников НКВД, попавших в плен, не верил ему Отто. Интуиция подсказывала ему, что Вульф хоть и немец, и пострадал от коммунистического режима, но поступки его непредсказуемы. Он в любой момент мог пойти на поводу своих эмоций. Пацан, есть пацан. Так оно и вышло.
  Отто догнал их у реки. Вульф стоял на берегу, опустив пистолет, а двое русских уже перешли вброд речушку и карабкались на крутой берег на той стороне.
   Окрик - Хальт! - и автоматная очередь разорвали тишину. Пули с чавканьем вспороли землю рядом с беглецами. Мишка оглянулся. Он увидел, как Валька вцепился руками в автомат офицера. Тот с силой отпихнул его от себя, и, вскинув автомат, хотел уже выпустить в них очередь, но перед ним вновь оказался вскочивший с земли парнишка. Очередь отбросила его прямо в воду.
   Пригнувшись, двигаясь зигзагами, откуда только взялись силы, они добежали до леска и уже там рухнули на землю. У них появилась надежда на спасение.
   Течение с тихим журчанием уносило тело Вальки Вульфа вдоль поросших камышом берегов, мимо березок и плакучих ив, так и не ставших ему родными. Юркие пескарики осторожно подплывали к нему, тыкались в оберег с изображением Святого Георгия, оберегающего от гибели... и от... позора. Старый бронзовый оберег при падении вывалился из-за пазухи и теперь висел поверх шинели на тонкой шее. Шустрые рыбешки, немного покрутившись около Вальки и, сверкнув серебром чешуи, испуганно исчезали в зарослях водорослей...
  
   Не все, находившиеся в котле, сдались в плен. Многие бойцы и командиры из разных частей и подразделений объединялись в группы и не теряли надежды прорваться к своим. С такой группой и столкнулись Мишка с Ритой. Человек сто бойцов и четыре полуторки с раненными пытались выйти из котла. Командовал ими комдив, тяжело раненый в грудь. Мишка помог обессилевшей Рите забраться в кузов полуторки к раненным. Там он услышал разговор комбрига с каким-то майором. Они, упершись взглядами в карту, пытались определиться, что же делать. Мишка пришел им на помощь. - Надо идти на запад, оттуда фрицы сняли почти все свои части.
  Комбриг внимательно посмотрел на парня, - откуда эти сведения?
  - От надежного человека. - Мишка не стал вдаваться в подробности.
  Майор недоверчиво спросил у него, - а сам-то ты кто?
  - Младший лейтенант НКВД Чернышев, выполнял разведзадание в этом районе, по этой причине документы у меня отсутствуют. Они оставались в штабе 19-й армии.
  Ответ, видно удовлетворил и майора, и комдива. Они снова стали по карте разрабатывать маршрут.
  Вскоре все двинулись на запад, как посоветовал Мишка. Впереди двигались пять красноармейцев, проверяя дорогу. Когда колонна пересекала большое поле, слева, со стороны небольшой деревушки, их обстреляли. Не вступая в бой, они углубились в лес. Через некоторое время сзади послышался звук моторов. Обнаружив группу, немцы начали преследование. Переправившись по деревянному мосту через небольшую речку с болотистыми берегами, они столкнулись с тем, что дорога упиралась в болотце, по которому не могли пройти машины с раненными. Ситуация складывалась тупиковая: впереди заболоченный участок лесной дороги, а сзади наседают немцы. Уйти можно, только бросив полуторки с раненными... Комдив приказал майору, - половине личного состава организовать оборону, остальным стелить гать через болото.
  
  По появившимся на мосту мотоциклистам красноармейцы, залегшие за деревьями на краю леса, сразу же открыли огонь. Самый первый мотоцикл закрутился волчком, затем, попав передним колесом в щель между досками настила, перевернулся. Остальные мотоциклисты сразу же развернулись и скрылись в перелеске на том берегу.
  Лежавший рядом с Чернышевым молодой сержант устало произнес, ни к кому конкретно не обращаясь.
   - Сейчас они подтянут минометы и танки. Сначала обработают нас минами, потом ....
  Его оборвал майор, - хватит ныть! Надо взорвать мост, тогда мы успеем настелить гать и уйти.
  - Чем взрывать? У нас на круг пять-семь гранат...
  - Значит надо закупорить движение на мосту. Если пойдут танки, надо первый рвануть так, что бы он застрял там.
  Тут начали рваться первые мины. - Накаркал! - Даже не глядя в сторону сержанта, произнес майор. Потом рыкнул, - иди, собери все гранаты, какие есть....
  Через десять минут подполз сержант со связкой гранат.
   - Вот все, что собрали, шесть штук...
  - Сможешь подбить танк?
  - Не знаю... - неуверенно ответил тот.
  - Если не сможешь, нам всем конец.
  Видя нерешительность сержанта, Мишка предложил, - давайте я все сделаю, я смогу. - Потом добавил, - нас обучали этому.
  Сержант со вздохом облегчения передал Мишке связку и тот сразу же пополз к мосту, подумав с запозданием, - надо было бы, на всякий случай попрощаться с Ритой... Ну, да ладно, все будет хорошо...
  
  Скопившиеся на том берегу фрицы, после минометной обработки, дождавшись трех средних танков, были готовы пойти в атаку.
  Неожиданно на Мишку, притаившегося в небольшом овраге рядом с мостом, кто-то навалился. Он отпрянул в сторону, готовясь к схватке. И каково же было его изумление, когда в появившемся человеке он узнал Никиту. Тот был весь заляпан глиной, рукав телогрейки разорван. На лбу запеклась кровь. Все последние дни после объявления ему приговора, он скитался по лесам, питался, чем придется. Он был вынужден таиться и от немцев, и от своих. Наблюдая из кустов за всем происходящим у моста, он прекрасно понимал, что если здесь не остановить немцев, то всем окруженцам - конец. Никита узнал в пареньке, ползущем со связкой гранат, Мишку Чернышева, и пополз к нему.
  - Никита! Ты откуда взялся?
  - Мишка, потом обо всем. Я оттуда видел, к немцам подошли танки. Они сейчас начнут.... Дай мне гранаты, я рвану...
  - Никита, я не могу рисковать, это последние гранаты. Если не удастся закупорить мост, то всем.... Там много раненых, там Рита...
  - Дай мне! Я смогу.... Мне очень это надо! - Никита заглядывал Мишке в глаза, и столько мольбы было в его взгляде....
  Их пререкания прервал рев танков. Никита чуть ли ни силком вырвал связку гранат у Чернышева и пополз к мосту. Он выскочил из-под насыпи навстречу первому танку, уже въехавшему на мост. Пулеметная очередь откинула его назад, но Никита все же успел бросить связку гранат под танк. От взрыва танк развернуло, и из него повалил густой, черный дым, затем черные кресты на броне стали лизать языки пламени. Следовавшие за ним танки, были вынуждены задним ходом сдать назад. Немцы вновь открыли плотный минометный огонь, но было уже поздно, красноармейцы уходили по настеленной гати от преследования.
   Мишка, отброшенный разрывом мины, лежал в овраге без сознания...
  
  Натуженно ревя моторами, полуторки через настеленную гать уходили от преследования. Майор, на ходу вспрыгнув на подножку, перегнулся через борт к комбригу.
  - Вроде оторвались... Жалко мальчишку... Если бы не он, нам бы всем труба!
  - Как его фамилия?... Он называл...
  - Не помню... Чернов, вроде...
  Рита тихим голосом его поправила. - Чернышев.... Миша Чернышев...
  По щекам ее, оставляя грязные подтеки, покатились слезы...
  
   Когда Мишка очнулся, вокруг стояла мертвая тишина. За те часы, что он провалялся в овраге без сознания, немцы забрали своих убитых и раненных. Подбитый танк, вероятно, отбуксировали. Создавалось впечатление, что здесь вообще ничего не происходило. В ушах стоял звон. Из раны в плече сочилась кровь, пропитав одежду. Проведя рукой по лицу, он ощутил корочку, успевшей засохнуть, крови. Никиту Мишка нашел под мостом. Тот лежал на спине у самой кромки воды. Широко открытые глаза смотрели в небо, по которому холодный ветер гнал клочья серых облаков. Он чем-то неуловимо напоминал немецкого парнишку-танкиста, так же лежавшего у реки, только не здесь, а в Брестской области. Те же широко открытые глаза с немым вопросом, - за что???
   Мишка похоронил Никиту на высоком холме, на берегу реки. Перед тем как закопать воронку от взрыва мины, ставшей могилой Никиты Лещева, он попытался закрыть ему глаза. Но веки не закрывались, словно Никита не хотел в свои семнадцать лет расставаться с дневным светом, не хотел уходить в иной мир... Мишка не мог пересилить себя и бросать рыжую глинистую землю на открытые глаза. Он спустился к мосту, что бы взять пару речных камушков. Там он увидел в воде немецкий автомат, видно, упавший во время боя. Отстегнув рожок, Мишка выщелкнул два тяжелых патрона, и, шатаясь от усталости, стал подниматься на холм. Желтые патроны, наконец, помогли закрыть глаза. У Мишки не оставалось сил даже соорудить крест над могильным холмиком. Он отошел метров пятьсот и обессилено рухнул на мокрую и холодную землю. Подниматься не было ни сил, ни желания. Мишка чувствовал, что левая рука онемела, плечо продолжало кровоточить. Надо было, где-то достать бинты и сделать себе перевязку. Мишка через силу поднялся и побрел в ту сторону, где он спрятал документы. По дороге он рассчитывал найти в брошенной технике бинты и хотя бы йод. Правда, он знал, что медикаментов хронически не хватало, но все водители - такие куркули, что под сидениями машин можно было найти, что угодно. В лесу попадалось много брошенной техники из-за отсутствия горючего. Стояли и пушки, со снятыми замками. Мишка обшарил уже несколько машин, но медикаментов нигде не было. Правда, в одной из кабин, в бардачке он нашел три сухаря, завернутые в грязную тряпку. Только сейчас Мишка почувствовал, насколько он голоден. Он прямо в кабине грузовика стал грызть пахнущий бензином ржаной сухарь. Мишке казалось, что ничего в жизни он вкуснее не ел.
   Подкрепившись сухарями и немного отдохнув, он продолжил свой путь. В сосновом лесу, в глубоком овраге он наткнулся на пять грузовиков с брезентовым тентом. Рядом с ними в разных позах лежали убитые бойцы. Видно недавно здесь был бой. От одной из машин послышался тихий стон. Мишка направился на звук, взяв автомат наизготовку.
  Возле одной из машин на земле сидел пожилой старшина в форме ВОХРа, прислонившийся спиной к заднему колесу машины. Рядом с ним лежал автомат ППШ. Руки его были прижаты к животу. Он с трудом приоткрыл глаза, и еле двигая пересохшими губами, спросил, - Ты кто?
  - Моя фамилия Чернышев...
  - Принеси воды...
  - У вас ранение в живот, вам нельзя пить.
  - Мне уже все можно.... Принеси...
  В одной из кабин Мишка нашел закопченный котелок и спустился на дно оврага, где журчал ручеек.
  Старшина жадно припал к принесенному котелку, давясь и захлебываясь, пил, пил и пил...
  - У вас здесь нет бинтов? Вас надо перевязать.
  - В кабине посмотри, там должна быть аптечка...
  Найдя аптечку, Мишка сначала наложил повязку старшине, потом, кое-как, перебинтовал свое плечо. Он попытался успокоить раненого. - Я сейчас, пойду, постараюсь кого-нибудь найти. Вас надо отсюда перенести...
  - Лишь бы кого, не надо. Были уже здесь "помощнички"... Всех перебили, как узнали, что находится в грузовиках.... И что обидно, старшим у них был политрук. Но и сами погибли... Я вот один остался... Да и то, жить недолго осталось... Ты, сынок, сделай вот что, - найди крупного начальника, полковника или генерала. Передай ему, что здесь в грузовиках ценности из Смоленского банка. Их надо спасти... Мы и так не уберегли две машины. Одна сгорела на переправе, а в одну авиабомба попала, разнесло все в клочья. Потом у нас кончился бензин. Я, как дурак, доверился этому политруку. Думал, что он поможет... Он и "помог"... Иди, сынок, не тяни время. Нельзя допустить, чтобы все это попало в руки немцев. Сначала, только, принеси мне еще воды...
  Когда Мишка с котелком вернулся к старшине, тот уже не дышал...
  Копать могилу и хоронить его, у Мишки не было сил. Он уложил старшину рядом с грузовиком, скрестил ему руки на груди и накрыл с головой шинелью, которую нашел в кузове среди тяжелых ящиков.
   Мишка понимал, что попытка найти кого-то из командования здесь равна нулю, но чем черт не шутит, вдруг удастся наткнуться на такую же группу, как та, с которой ушла Рита.... Он пошел на восток, в надежде найти там своих, кто не сдался в плен. Сумерки застали его на краю небольшой деревни. Мишка притаился в кустах и стал наблюдать за тем, что там происходило. За огородами несколько женщин и стариков занимались захоронением погибших здесь бойцов. Они с трудом подтаскивали к вырытой яме трупы и складывали их вниз. Когда всех убитых сложили в братскую могилу, и женщины были готовы ее закопать, Мишка услышал заунывные звуки молитвы. Только сейчас он увидел, что у ямы стоит священник с длинной бородой. Он, помахивая кадилом, отпевал погибших бойцов. Затем, забросав могилу землей, все потянулись в деревню, только поп пошел в противоположную сторону, и вскоре скрылся за изгибом проселочной дороги, уходившей в лес.
  
  Немцев в деревне не было видно, но Мишка все равно осторожничал. Он, пригнувшись, пробежал огородом к амбару и притаился в зарослях пожухшего бурьяна. В нескольких метрах от него прошла женщина, гремя ведрами. Она, скрипя "журавлем", наполнила ведра водой. К колодцу подошла еще одна женщина. От того места, где притаился Мишка, было хорошо слышен их разговор.
  - Митрич давиче ходил в Артемово, говорит, пленных гонят, ни конца, ни края не видно... Немцев там полно.
  - Скоро, нябось, и у нас объявятся.
  - Слышала, в Рогово ученый объявился?
  - Это какой же?
  - Что в прошлом годе все про подковы выспрашивал, а этим летом его еще милиция ловила... Видно не зря. Он теперь в германской форме. Вроде, как офицер. Всеми командует...
  - Много кто тяпериче обьявился... Я сколько слышала о Черном монахе, не верила. Думала, врут люди, нет такого. Ан нет, есть. Сегодня-то, как из-под земли появился, отпел усопших, и ушел. Даже в деревню не зашел. Дед Савелий и Самойлиха его звали, а он даже не ответил, молча ушел...
  - Говорят он по всей округе бродит, и, если где хоронят убиенных, он тут, как тут... Отпоет и исчезает...
  - А убитых много.
  - У Семлево прошлой ночью бой был. Вроде, как наши напали на германцев, несколько машин сожгли, постреляли ихних солдат видимо-невидимо, да опять в лес...
  
   То, что немцев в деревне не было, Мишку обрадовало. Он потихоньку забрался в хлев, поднялся по скрипучей лестнице на сеновал. Улегся на душистое сено, и под хрумканье пестрой коровы, жующей сено внизу, стал размышлять. - Значит, здесь вновь объявился Грот. То, что под личиной бывшего ученого, а ныне офицера Германской армии, был именно он, организатор убийства его родителей, Мишка не сомневался. Черный монах тоже оказался не легендой. Мишка сам его видел. Дальше мысли начали путаться, и он уснул....
   Утром его разбудил звон струй молока об ведро. Хозяйка доила свою корову. Когда та вышла из хлева, Мишка потихоньку слез вниз. Перед коровой стояло ведро с распаренной картошкой. Мишка зачерпнул из ведра теплую картошку рукой и стал жадно есть. Картошка была несоленая и вместе с кожурой, но чувство голода заглушила. На улице только начинало светать. Мишка, припомнив вчерашний разговор у колодца, решил идти в сторону Семлево, надеясь найти там тех, кто совершил нападение на немцев. По его прикидкам до нужного места было километров двадцать. Весь день он провел в пути, стараясь обходить населенные пункты и дороги, по которым немцы все еще продолжали гнать пленных, правда, уже небольшими партиями. На своих он наткнулся уже вечером. Его остановили в глухом лесу окриком. - Стой! Кто идет?
  Из кустов вышли два красноармейца с трофейными автоматами наизготовку.
  - Ребята, я свой, отведите меня срочно к своему командиру.
  - Сначала сдай автомат и подними руки.
  Пришлось подчиниться. Его обыскали, и, затем один из красноармейцев повел по едва заметной тропке.
   На большой лесной поляне жизнь кипела. Там стояли шалаши, бойцы рыли землянки. На костре в подвешенном котле что-то кипело и испускало аппетитные запахи. Одним словом, оказавшиеся в окружении бойцы, не собирались выходить на дорогу с поднятыми руками, а продолжали вести борьбу в тылу врага, и обживались в лесу...
  Конвоир провел арестованного в просторный блиндаж, видно, недавно сооруженный. Над грубо сколоченным столом, где лежала карта, склонились три человека. Им тускло светила коптилка, сделанная из гильзы от снаряда.
   Товарищ майор, вот задержали неизвестного, говорит - ищет нашего командира, то есть, Вас....
  Майор поднял голову.... Это был Волин!
  Он тоже узнал Мишку. - А, Чернышев!... Все бродишь, вынюхиваешь?
  Мишка сначала обрадовался, встретив здесь знакомого человека, и уже хотел рассказать ему про грузовики Смоленского банка, про Грота, объявившегося в Рогово, но тон майора остудил его радость.
  Волин обратился к присутствующим командирам, - прошу вас любить и жаловать Чернышева Михаила... Удивительный молодой человек. Сколько я с ним ни сталкивался, столько за ним тянется шлейф неприятностей.
   Все с любопытством посмотрели на Мишку. Между тем, Волин продолжал, - первый раз я с ним столкнулся в прошлом году, и его приятель прострелил мне грудь. В этом году его встретил, и, приговоренный за трусость и предательство, опять же его приятель, совершает побег.... Но это все сущие пустяки!... Затем пять армий оказались полностью разгромленными...
  Один из сидевших в блиндаже, спросил, - а он здесь причем?
  - А притом, он должен был доставить документы, касающиеся времени и направления удара немцев, но Чернышев их не доставил. Он просто с ними исчез! Если бы эти документы были доставлены вовремя, не мы бы прятались по лесам, а фрицы...
  Мишка попытался объяснить происшедшее. - Я все равно не успевал, наступление уже началось, когда я только достал документы из тайника... А Лещев Никита погиб, взорвав танк, и дав возможность нашим уйти. Там был раненный комбриг...
  Волин недоверчиво прищурился. -Как фамилия комбрига?
  - Я не знаю. Но это правда!...
  - Это все пустые слова, за которыми ничего не стоит! Я могу и ошибаться, но я сейчас по рации свяжусь с центром, и определюсь по тебе!...
  Присутствующие с недоумением посмотрели на Волина, но тот, незаметно для Мишки, подмигнул им. Волин блефовал, никакой рации у них не было. Он хотел увидеть реакцию наглого мальчишки, которого везде расхваливал и продвигал Малышев, вызывавшего у Волина ненависть своей принципиальностью и, явно, напускной порядочностью.
   В землянку он зашел через десять минут. К нему тут же подошел старший лейтенант. - Товарищ майор, он ранен, ему нужен врач!
  - Ему уже врач не нужен, из Москвы сообщили, что за предательство и работу на Абвер Чернышев заочно приговорен к расстрелу...
  У Мишки потемнело в глазах, и он рухнул без сознания на земляной пол...
  
   Очнулся Мишка от острой боли. Слегка приоткрыв глаза, он увидел, что находится в шалаше, обделанном изнутри брезентом. Над топчаном, где он лежал, склонился мужчина в очках. Это, вероятно, был врач, он обрабатывал ему рану. Мишка услышал, как он кому-то сказал. - Осколок я удалил, рану обработал, теперь ему нужен покой.
  В ответ прозвучал голос Волина, который со злом добавил, - еще витамины, усиленное питание и отдых в Ялте, в окружении девушек, с длинными ногами...
  Когда Мишка, сидя на топчане, с трудом натягивал на себя, поверх бинтов, свою одежду, Волина в шалаше уже не было. Врач протянул ему жестяную кружку, - на тебе лекарство, бодрящее. Другого нет.
  Мишка, не задумываясь, выпил содержимое и сразу же задохнулся. В кружке оказался чистый спирт. Он быстро опьянел. Мозг сверлила одна мысль. - Его обвинили в предательстве! И это после того, что он вынес?
  На глаза навернулись пьяные слезы. Он даже не замечал, что его никто не охранял. Ноги сами несли его из расположения окруженцев. В полной темноте пьяный Мишка шел до тех пор, пока ослабшие ноги не подкосились, и он не рухнул на жухлую траву под молоденькими березками.
  Проснулся он от холода. Темнота не давала возможности понять, где он находится. Во рту была противная сухость. Дождавшись рассвета, он, пытаясь согреться от ходьбы, побрел куда глаза глядят.
  Голова была забита одним, - что же делать? Самое страшное, что он оказался вне закона, его приговорили к смерти заочно.... В том, что такое может быть, Мишка не сомневался. Несправедливо, не разобравшись, обвинение могли вынести кому угодно. Так было с Валькой Вульфом, с Никитой Лещевым, даже Малышева объявили предателем, и только героическая смерть спасла его от позора. Что же делать?
  Мишка и сам не заметил, как вернулся к банковским грузовикам. Отдохнув полчаса, он в одной из машин нашел лопату, и, не смотря на боль в плече, стал рыть большую яму. Грунт здесь был песчаный, и копалось относительно легко. Но все равно, закончил копать он только ночью. Затем забрался в кузов, укрылся несколькими замасленными телогрейками, лежавшими там, и уснул.
  
  Проснулся он, как и вчера, от леденящего холода, который, казалось, пронизывал каждую клеточку уставшего тела. Мишка, дрожа от холода, подумал, - надо что-то придумывать с жильем, на носу зима.
   Вдруг его осенило, - надо связаться с Колькиными родителями. Они же живут в Рогово.... В Рогово.... В Рогово... Там же и появился Грот... Нужно разобраться с грузовиками и двигать туда.
   Мишка не стал дожидаться рассвета и стащил всех погибших в выкопанную им вчера яму. Предварительно он достал из карманов убитых документы и все, что там нашел. Оружие и боеприпасы он складывал в отдельную кучу. После того, как засыпал тела рыхлым песком, он поставил сверху крест, сделанный из обломков сухих березовых веток.
   В сваленной куче оружия были шесть наганов, три немецких автомата и два вальтера, два ППШа, четыре трехлинейки и три гранаты. Здесь же лежала карта, найденная в планшете у политрука.
  Мишка отложил для себя немецкий автомат с тремя рожками, вальтер, гранаты и карту. Остальное оружие свалил в один из грузовиков. Документы и личные вещи он сложил в бардачок этого же грузовика.
  Затем присел перекусить найденными продуктами. После полного отсутствия какой-либо еды, это был просто пир. Перед Мишкой на куске брезента лежало: пол буханки заплеснувшего хлеба, две банки тушенки, девять сухарей и даже кусок плитки шоколада, найденный в кармане шинели политрука. Если бы еще недавно ему кто-то сказал, что он будет питаться тем, что найдет в карманах у покойников, будет есть сухари, солоноватые от пропитавшей их крови, Мишка плюнул бы тому человеку в лицо.... Но реальная жизнь диктует свои условия, заставляет бороться за жизнь. Раньше Мишка слышал душераздирающие истории, как в Поволжье в тридцатых годах, во время голода, люди питались человечиной. Сейчас ему эти рассказы уже не казались фантастическими страшилками...
  Перед тем, как отправляться в Рогово, надо было что-то делать с грузовиками. Для начала он решил посмотреть, что там находится.
  Грузовики были набиты ящиками с золотыми слитками, серебряными рублями и полтинниками. Один кузов был заполнен ювелирными изделиями, упакованными в плотные брезентовые мешки. Через отдельные мешки прощупывались пачки банкнот....
  Кроме равнодушия и раздражения, что с этим грузом надо что-то делать, грузовики с сокровищами у Мишки не вызывали никаких эмоций.
  Перетаскивать и закапывать ящики с мешками не было ни сил, ни желания. Нужно было достать бензин, что бы перегнать машины в более глухое место. Взяв канистру и резиновый шланг, Мишка направился к дороге, где еще до этого заприметил полуторку, опрокинувшуюся в кювет. К его счастью в ее бензобаке оказалось достаточно бензина, что бы наполнить канистру.
  После того, как Мишка поровну разлил бензин по всем машинам, он стал размышлять, куда же их перегнать?
  Взяв с собой автомат, он пошел обследовать окрестности. Песчаный карьер, который находился в начале оврага, привлек его внимание. Раньше здесь, по-видимому, копали песок. Высокие, нависшие над карьером склоны, позволяли парой взрывов засыпать грузовики. Мишка по одному перегнал машины в этот карьер и в склон заложил гранаты на расстоянии десяти метров друг от друга. Затем одновременно дернул за протянутые к кольцам гранат бечевки. Три взрыва слились в один. Когда он подошел к карьеру и заглянул вниз, там не было видно ни одного грузовика. Огромный пласт песка засыпал их с верхом.
  
   Подойдя лесом к Рогово, Мишка из-за деревьев стал наблюдать, что там происходит. Здесь происходило то же самое, что и возле предыдущей деревни. Местные жители в поле за деревней рыли могилу, рядом лежали трупы, готовые к погребению. Немцев нигде не было видно. Мишка подумал, не хватает только того монаха.
   Еще понаблюдав немного, он решил подойти к женщинам и попробовать узнать насчет Колькиных родителей. Все свое оружие он сложил под развесистой елкой и сверху укрыл кучей хвороста.
   При его появлении, женщины перестали копать, они обреченно смотрели на подходящего парнишку. Когда Мишка уже почти подошел, из-за кустарника к нему бросились фрицы. Они его тут же обыскали. Один фриц повел его в деревню, а остальные вновь укрылись в кустах. Мишка подумал, - захоронение погибших они используют, как приманку.
   Тут его осенило, - они на живца пытаются поймать Черного монаха, ведь тот ходит по округе и отпевает убитых бойцов.
   Идущий сзади фриц вдруг прикрикнул на Мишку на чистом русском языке, - давай шевели ногами! - И больно ткнул дулом карабина в спину.
  У Мишки мелькнула мысль, - может это наши, просто переоделись в немецкую форму? - Но он тут же с грустью подумал, вспомнив Волина, - даже если наши, то от этого не легче...
   Пройдя по деревенской улице, они подошли к бывшей барской усадьбе. Главный двухэтажный дом стоял с выбитыми окнами, без дверей, в полуразрушенном состоянии. Зато каменный флигель слева имел приличный вид. Под ногами валялась затоптанная вывеска с надписью "Сельсовет". У входа стояли мотоциклы, бронетранспортер и черный "опель". Рядом с ними было много немцев. Они весело над чем-то смеялись. Конвоир провел Мишку по коридору и втолкнул в комнату. Там рядом со столом, в большом кресле, развалился немецкий офицер. Конвоир обратился к нему. - Господин майор, задержан подозрительный, подошел к копающим со стороны леса...
   Майор разозлился, вскочил с кресла, - я вам сказал схватить монаха, когда он появится, а не шляющегося мальчишку!
  - Так может этот монах и не появится?
  - Появится! Для него это христианский долг, отпеть перед погребением погибших! Так что, появится...
  - Там уже могила готова, сколько же всем возле нее стоять?
  - Значит, эту закопать и рыть новую, подтаскивать к ней трупы. Что убитых мало? Их по округе полно валяется! А этого, - он показал на Мишку, - гнать!
  Мишка уже хотел выскользнуть за дверь, как его остановил майор, - подожди-ка, мне кажется, я тебя уже, где-то раньше видел. Где мы с тобой встречались? - Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить.
  Мишка ответил, - Вы ошиблись, я вас первый раз в жизни вижу.
  Майор кивнул охраннику на него, - закрой его в подвале, пусть там посидит, пока я не вспомню, где его видел. Я сейчас уеду часа на три, если за это время поймаете монаха, то его тоже в подвал. И смотрите, он мне нужен живым!
  
  Подвал, куда впихнули Мишку, был большим и просторным. Он был забит старой мебелью, пыльными плакатами, прославляющими пятилетки, годовщины Октября. В углу были свалены лопаты и грабли. Свет сюда проникал через маленькие оконца, расположенные наверху, почти под потолком. Они были закрыты мощными решетками. Бежать отсюда было невозможно. Мишка присел на качающийся стул и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Часа через полтора к нему в подвал впихнули монаха. Мишка стал с любопытством его рассматривать. Одет он был в черное одеяние из грубой ткани до пят. На груди у него висел большой серебряный крест. Ему было, вероятно, лет сорок, но его еще больше старила длинная борода с проседью, на которой запеклись сгустки крови. Видно, ему перепало во время задержания. Он присел на ящик у стены и прикрыл глаза. К Мишкиному удивлению, он был абсолютно спокоен.
   Мишка первым нарушил молчание, - Скоро здесь появится Грот, он почему-то очень хочет с вами встретиться.
  Монах открыл глаза и с любопытством посмотрел на Мишку, затем глухим низким голосом произнес, - я знал, что Ковалев здесь появится, но не думал, что так рано...
  - Почему Ковалев? Этот майор Ульрих Грот.
  - У него может быть много имен и фамилий, но изначально он был Ковалевым Николаем. По крайней мере, под этим именем он был в центре у барона Корта.
  - Про этот центр мне рассказывал Красильников.
  Эти слова, кажется, потрясли монаха. Он пристально посмотрел на Мишку.
  - Михаил Лукьянович? Откуда ты его знаешь?
  - Я с ним виделся последний раз совсем недавно... Грот, или Ковалев, разыскивает сокровища Кошелькова. Он, почему-то, считает, что вы знаете, где они спрятаны. Только напрасно. Они в мае найдены в Москве.
  Митя задумчиво смотрел на Мишку. В какой-то момент он уже явно хотел что-то сказать, но сдержался.
  Их беседу прервал появившийся Ковалев. У двери остался стоять автоматчик, а он сам прошел прямо к монаху. Ковалев несколько минут молча всматривался в лицо монаха, потом тихо произнес.
  - Митька! Болшев!... А я то всю голову сломал, что за странный монах обитает в этих местах. Правда, когда меня в прошлом году искусали змеи, я заподозрил, что здесь не обошлось без баронских фокусов. Еще тогда я подумал, что нападение змей организовал кто-то, кто проходил обучение в центре... Но не думал, что загадочным монахом окажешься ты. Вот теперь все встало на свои места. Как я понял, ты все это время не сидел, сложа руки, и нашел казну?
  - Какую казну?
  - Византийскую, которую Курбский спрятал где-то здесь. Я смотрю, бредовые фантазии барона не одному мне запали в душу. Да и не такие уж они были и бредовые.
  - Я не понимаю, про что ты говоришь.
  - Все ты понимаешь. Тогда в девятнадцатом, после смерти Кошелька я поставил крест на поиске. Но, когда в тридцать первом году, на одном из аукционов в Париже, всплыл скипетр Византийских императоров, я понял, что казна существует, и кто-то имеет к ней доступ. Я начал поиски с нуля. Я искал и в Москве, и здесь в Вязьме, но все безуспешно. Так продолжалось до тех пор, пока меня не искусали змеи. Я едва не сдох, но у меня появилась уверенность, что я на верном пути. Я не ошибся. И вот я здесь...
  
  Болшев сидел, прикрыв глаза, как будто рассказ Ковалева его не касался. На Мишку вообще никто не обращал внимания, как будто его здесь и не было.
   Тем временем Ковалев продолжал.
  - Я вижу два варианта развития событий. Ты мне указываешь место, мы делим все поровну, и я организую нашу переброску куда ни будь в южную Америку, где нет войны.
  Второй вариант, я делаю тебе больно и в Южную Америку отправляюсь с сокровищами, но уже без тебя
  Болшев горько усмехнулся.
  - Ковалев, раньше ты был осторожнее, а сейчас от алчности видно совсем потерял голову. Я думаю, командование Абвера не в курсе твоих поисков. Тебя внимательно слушает часовой и этот мальчик. Если твои шефы узнают, что ты ищешь на самом деле, используя возможности германской разведки, мне кажется, тебе не поздоровится. Все достанется Вермахту, а не тебе.
  - Часовой немец, и по-русски не понимает. Мальчишка, я думаю, с тобой заодно. Я вспомнил, где его встречал... В монастырских подземельях. Так, что я думаю, он и здесь оказался не случайно. Ну, так что?...
  - В писании сказано - ищите и обрящите.
  - Это я читал на стенах монастырского подземелья. Пока я буду готовить второй вариант, ты подумай, может быть и не стоит мучиться. Тебе не интересно узнать, что за средства?
  
  Болшев молчал, откинув голову и прикрыв глаза.
  Ковалев, смакуя, начал делиться тем, что ждет Митю.
  - Все будет сделано в духе средневековья. Вас будут разрывать согнутые березы, медленно и печально. Остановить это можно, только указав, где находится казна.
  Болшев побледнел, и, стараясь говорить спокойно, произнес.
  - Этот ребенок здесь ни причем...
  - Не знаю, не знаю. А вдруг и причем. Да и тебе будет не скучно орать. Вдвоем, оно, как-то веселее....
  Ковалев вместе с часовым вышел, оставив их в предвкушении страшной смерти. Мишку всего трясло, ему было страшно представить, что их ждет. Болшев же продолжал безмолвно сидеть, прикрыв глаза. Только бледность и подергивающаяся щека выдавали его волнение. Мишка не выдержал.
  - Почему Вы не расскажите ему про эту казну? Неужели лучше быть разодранными березами?...
  Болшев, не открывая глаз, глухим, загробным голосом произнес.
  - Если нам уготовано умереть в мучениях, значит, на то воля божья....
  Митя начал невнятно читать молитвы, держа перед собой свой крест.
  Мишка тем временем задумался над тем, что во время разговора промелькнуло, что-то очень знакомое. - Болшев... У Вас фамилия, как у моей бабушки. Может быть, Вы мне даже родственником приходитесь.... Каким нибудь дальним...
  - Как зовут твою бабушку?
  - Елизавета Николаевна. Знаете такую?
  Болшев отвел взгляд в сторону. - Я к ней не имею никакого отношения.
  
   Как и обещал Грот, за ними пришли два автоматчика через полчаса. Самого майора не было видно. Он ждал в березовом лесочке, недалеко от деревни, куда их привели конвоиры. Там уже с Гротом были еще четыре фрица, которые, вероятно, и готовили "оборудование". У стоящих рядом берез к макушкам были привязаны толстые веревки. Они были натянуты, как струна, пригибая макушки к земле. От этих же макушек тянулись еще по веревке, к которым и должны были привязать ноги Мишки и монаха. Стоявшие немцы с любопытством смотрели на приближавшиеся жертвы. По команде Грота, отданной на немецком языке, они повалили их на землю и накинули петли веревок на щиколотки ног. Сразу же, как их только отпустили, жертвы повисли в воздухе с растянутыми ногами. Через небольшие интервалы времени немцы понемногу отпускали веревки, завязанные у основания берез. Боль в паху усиливалась. Казалось, сухожилия на ногах вот-вот лопнут....
   Когда у Мишки уже потемнело в глазах от боли, он услышал выстрелы и потерял сознание. Очнулся он оттого, что его кто-то хлопал по щекам. Открыв глаза, Мишка, как в тумане, увидел склонившегося над ним Кольку Рогова. Рядом лежали убитые немцы. Ковалев-Грот еще шевелился, он в предсмертных судорогах скрюченными руками подгребал под себя золото листьев, облетевших с берез...
  - Колька! Ты откуда здесь взялся?
  - Нас перекинули поближе к линии фронта. Я хотел денек у матери побыть, отдохнуть. Но ты разве дашь отдохнуть. Пришлось покинуть уютный чердак... и тебя выручать. Помнишь, ты меня от танкистов спас. Так долг платежом красен... Давай поднимайся, надо уходить, сейчас здесь фрицы из деревни появятся.
  Рогов, словно накаркал. От деревни в их сторону уже мчались три мотоцикла с немцами. Колька не стал использовать свой автомат, а взял у одного убитого фрица карабин, тщательно прицелился и выстрелил. Первый мотоцикл вильнул вправо, запрыгал на кочках и перевернулся. Остальные притормозили и открыли огонь. Пули засвистели совсем рядом. Мишка и Колька бросились в лес, за ними, путаясь в рясе, заковылял монах. Когда Мишка услышал сзади шум, он оглянулся. Монах лежал в жухлой листве. Он пытался встать, но у него плохо получалось. Одна из пуль, уже на излете, попала ему в спину. Мишка и Рогов помогли ему подняться. Рогов спросил его, - идти сможешь?
  Монах, не отвечая, встал и пошел. Он слегка покачивался, но продолжал идти.
  Отойдя на приличное расстояние, они остановились. Болшев, обессилено повалился на землю. Его ряса на спине вся пропиталась кровью. Рогов обратился к Мишке. - Миш, ты извини, но здесь мы расстанемся. Мне надо еще за сегодня догнать группу.
  Мишка не вытерпел, и хотя знал, что делать этого нельзя, спросил, - ты с кем?
  Рогов, помолчал, но все же ответил, - с Минаем и Кузей. А ты с кем? С этим? - Он кивнул на монаха, думая, что тот работает в паре с Мишкой. - Как там Малышев?
  Мишка ответил только на второй вопрос, - Малышев погиб еще там...
  - Как? Пономарь говорил, что вы с ним вместе улетели в Москву!
  - Он прикрывал отлет и....
  - Жаль его, хороший мужик был.
  - Коль, ты вот что, никому не говори, что видел меня здесь. Хорошо?
  Рогов понял просьбу Мишки по-своему. - Лады. Мог бы и не предупреждать.
  
   Когда Мишка остался вдвоем с монахом, он увидел, что тому становится все хуже и хуже. Но тем ни менее, тот, сжав зубы, продолжил путь. Мишка, словно зачарованный следовал за ним. В какой то момент, монах, обессилев, рухнул на землю. За последнее время он впервые подал голос. - Нам надо дойти до Кромешного урочища.... Осталось немного....
   Мишка помог ему подняться, и, обхватив, потащил в нужном направлении. Чернышев полностью выбился из сил, когда они уперлись в болото. Мишка огляделся. Слева в кустах виднелись развалины часовни. - Вот оно, это место.... Но дальше болото!...
  Мишка даже вздрогнул от раздавшегося голоса монаха.
  - От этого дуба до вон той ветлы гать на сваях. Она лишь немного прикрыта ряской. Ширина около сажени... По сторонам трясина... Главное идти только прямо и не упасть, а то трясина засосет.
  У Болшева уже не осталось сил и Мишке пришлось волоком тащить его. Верхний слой трясины лишь немного прикрывал эту странную дорогу, доходя лишь до середины голени.
  Чернышев с трудом вытянул монаха из трясины на сухое место и, задыхаясь, опустился рядом.
  Дальше едва заметная тропинка уходила вверх и становилась каменистой. Тащить по ней раненого человека было невозможно. Нужно было сделать какую нибудь волокушу. Мишка решил обследовать остров и найти что нибудь подходящее. Идти пришлось довольно далеко. Наконец тропка уперлась в небольшой дом, срубленный из толстых дубовых бревен и вросший в землю. Рядом, под навесом с дровами лежала странная конструкция с колесом с одной стороны, напоминающая тачку. На нее Мишка с трудом загрузил монаха, так и не пришедшего в себя. Добравшись до домика, он волоком затащил раненного внутрь, и с трудом уложил на топчан, стоявший у бревенчатой стены, и служивший, видимо постелью у монаха.
   Только сейчас Мишка огляделся. В небольшом помещении было только одно маленькое окошко, через которое тусклый свет освещал внутреннее убранство, которое из себя представляло: топчан, стол у окошка и березовый чурбак, служивший стулом. В углу была печь, сложенная из грубых, неотесанных камней. На столе стояла толстая свеча в глиняной плошке и стопка, по виду, древних книг в кожаных переплетах. Со стен на Мишку смотрели многочисленные, потемневшие от времени, лики святых, которым придавала загадочный вид лампадка, мерцающая в углу под образом Иисуса. На грубо сколоченных стеллажах стояли березовые туеса и черные глиняные кувшины. Здесь не было ничего, что бы говорило о тех сокровищах, которыми, якобы, владел монах.
   В избе было достаточно холодно. Мишка принес с улицы охапку сухих дров. Когда уже собрался затопить печь, он вздрогнул от глухого голоса. - Не зажигай! Печь можно топить только ночью. Днем дым могут увидеть. Потерпи.... Уже скоро стемнеет....
   Монах с трудом сел и стал стаскивать с себя мокрую одежду. Мишка хотел ему помочь, но тот, еле слышно ему сказал, - лучше принеси сухую одежду. - И кивнул в сторону печи. Только тут Мишка заметил маленькую дверь справа от печи. Он зажег свечу спичками, лежавшими рядом, и открыл дверцу. В помещении, служившим чуланом, при свете свечи, Мишка увидел стеллажи, заставленные такими же горшками и туесами. На вбитых в бревна кованых гвоздях висела одежда. Здесь были и нательные рубахи, и овчинные тулупы. Взяв сухую одежду, он вышел из чулана. Раздетый монах вновь потерял сознание и лежал без чувств на топчане. Мишка разорвал на длинные лоскуты нательную рубаху и, предварительно промыв рану, перевязал монаха. Самодельные бинты были короткие, их приходилось связывать между собой. Затем он укрыл его тулупом.
   Тем временем на улице стемнело. Наконец-то Мишка растопил печь. От нее почти сразу пошло тепло и стало наполнять избушку. Под уютный треск горящих поленьев, он уснул на принесенном им тулупе прямо на полу.
   Проснулся Мишка, когда избушка уже наполнилась светом, который проникал через маленькое окошко. Болело и раненое плечо, и сухожилия в паху. Он с трудом, словно старик, выбрался из под тулупа, и, первым делом, подошел к монаху. Тот метался в бреду, что-то невнятно бормотал. Мишка взял чистый лоскут, намочил его и положил на лоб раненному. Тому нужен был врач. Мишка не знал, что делать....
  Он вышел из избушки. Свежий ветерок приятно холодил лицо. - С одной стороны хорошо, удалось уйти и от расправы, и от преследования. С другой стороны, у него на глазах умирал человек, а он был бессилен, что-либо сделать...
   Тут Мишку осенило, - а ведь у монаха, судя по обстановке в избушке, не было никаких сокровищ. Назад в дом возвращаться очень не хотелось. Очень не хотелось наблюдать за мучениями человека, которому он был бессилен помочь. Ветер усилился, начал идти мокрый снег. Мишка сначала спустился влево по склону вниз от избушки, и через некоторое время уперся в трясину. То же самое его ждало и с правой стороны.
  Мокрый снег начал лепить все сильнее и сильнее. Мишка вернулся в жилище. Когда он зашел внутрь, ему показалось, что монах уже не дышит. Такая тоска охватила его!... Мишка сел на чурбак и уронил голову на стол, но тут же подскочил на месте от вопроса монаха, так неожиданно прозвучавшем в тишине.
  -Что, не нашел?
  - Что?
  - Что все ищут.... Люди ищут золото, золото, золото.... Почему-то считают, что оно сделает их счастливыми, избавит от всех проблем.... Они не могут понять, что золото приносит с собой лишь иллюзию счастья, а на самом деле за ним тянется шлейф горя, крови и несчастий...
  Мишка, словно, оправдываясь, пробормотал, - я ничего не искал! - В общем-то, на самом деле так оно и было.
  Монах, как будто и, не слыша этих слов, продолжал дальше, - рано или поздно все равно найдешь... Запомни главное: все, что здесь находится, не может принадлежать одному человеку... Все это принадлежит человечеству. Это не просто золото, это история величайшей культуры в истории человечества, это история Византии... Так сложилось, что эти сокровища найдут свое место среди людей только тогда, когда сами сочтут нужным... Они, будто живые...
  - А сейчас разве не время? Страна ведет войну.... Чтобы ей выстоять, нужны средства. Нужны средства, чтобы первая страна социализма выжила...
  - Ты говоришь не своими словами...
  - А чьими же?
  - Посмотри на народ, людям не легче будет от того, кто их будет заставлять работать и потом обирать.... Им все равно, будут это большевики, или будут германцы.
  - Вы хотите сказать, что не стоит воевать, пусть они убивают, сжигают деревни, захватывают страну?....
  - Почему ты считаешь, что людям станет легче от понимания того, кто их убивает.... Немцы, или свои, большевики? В тридцатом году был голод. Страшный голод. Я, глядя на то, как здесь в деревнях вымирали целые семьи, сначала подкинул в местный сельсовет столько золота, что можно было прокормить пару губерний! И что же из этого вышло? Председатель сельсовета пропал, его нашли только через неделю. Он умер, упившись самогоном... У него не хватило фантазии потратить золото на людей, умирающих от голода... Он все просто пропил!!! Пропил тогда, когда лежали при смерти его сестра, вся ее семья, включая трех детей... Я подумал, что мне просто не повезло с конкретным человеком. Тогда я отвез в Москву и сдал в комитет по борьбе с голодом несколько ценнейших изделий византийских ювелиров. Вернувшись назад, я наблюдал, как люди продолжали гибнуть... Они были никому не нужны. Уже позднее, я узнал, что сданные мной ценности всплыли на аукционе в Париже. Выставило их на продажу не государство, а частное лицо.
  - Нельзя же после этого никому не верить. Создана первая в мире социалистическая страна.
  - И декларируют заповеди Господни...
  - Почему заповеди... Господни?
  - Потому что, лучше и притягательней еще ничего не придумано человечеством. Доброта, справедливость, мир... Забота о ближнем.
  - Ну, да... Что в этом плохого?
  - Ничего нет плохого, если этими святыми догмами не прикрываются люди, несущие зло. Судить о человеке или о режиме можно только по делам, а не по словам... Я в счастливой социалистической стране вынужден много лет скрываться, не встречаться ни с сестрой, ни с мамой... Елизаветой Николаевной...
  - Вы ее сын?
  - Да... Твой дядя... Если бы не это, я никогда бы не показал тебе дорогу сюда.
  - Бабушка никогда про Вас ничего не говорила.
  - И ты никому не говори, что видел меня... Так будет лучше...
  - Вам плохо?
  - Не перебивай меня... Мне и так, трудно говорить. Всевышний предопределил твое появление здесь...
  - Это получилось случайно.
  - Нет, это не случайность, это судьба. Эти сокровища ищут уже несколько веков. Их искали и в Кремле, и в Александровской слободе, и в Угличе. А они лежали здесь. Барон Корт даже тайно вскрыл захоронение Андрея Курбского. Там нашли нож, и он считал, что этот нож хранил тайну. Правда, тот нож бесследно исчез.
  Мишка поправил рассказ монаха.
  - Ножны у ножа были разборные и на внутренней части, как я теперь понимаю, было изображение местности, где спрятана казна. Причем, этот нож Грот, то есть Ковалев, почти держал в своих руках, но не знал про это... Им его помощница убила человека.
  - Значит, не зря этот нож был похоронен с Курбским. А барону просто не суждено было найти казну... Больше трехсот лет ее хранителями были потомки Андрея Курбского. Последний из этой династии, Ефим Курбский завещал мне быть хранителем этой тайны. Но я не вечен... Ковалев все- таки сделал свое черное дело.
  Мишка пояснил монаху.
  - Он специально устраивал захоронения, что бы схватить Вас.
  - Ковалев узнал, что я читал молитвы у захоронений и ловил меня на человеческой беде, как на приманку...
  Голос Болшева становился все тише и тише. Наконец он заснул. Мишка наклонился к
  нему и пощупал лоб. Дыхание было ровным, жар спал.
  
  Мишка, перекусив найденными сухарями и парой горстей сушеной земляники, вышел из избушки. Мокрый снег прекратился, стоял погожий осенний день. За избушкой был небольшой огородик, от него вела едва заметная тропинка. Она тянулась в сторону всхолмья, поросшего березками, уже сбросившими свою листву. Пройдя немного вверх, Мишка натолкнулся на ухоженное место. Посреди полянки возвышался могильный холм с деревянным крестом. По-видимому, здесь монахом был захоронен последний из рода Курбских, Ефим. Мишка немного постоял у одинокой могилы. Ему вспомнилась могила родителей на Ваганьковском кладбище. В голову пришла несуразная мысль. - Там покоиться в окружении других захоронений, наверное, намного веселее, чем, вот так, в одиночестве... Хотя, им теперь без разницы....
  Назад возвращаться не хотелось, и он продолжил свое путешествие по острову, окруженному непроходимыми болотами. Мишке очень хотелось спросить у монаха, где же находятся сокровища, но он тогда, сразу постеснялся задать этот вопрос. Да и монах заснул, не будить же его...
  Поднимаясь по тропке выше, Мишка уже чувствовал под ногами не мягкую землю, присыпанную пожухлой листвой, а скалистую породу. Наконец он уперся в гранитную скалу. Наверху скалы было высечено изображение орла, точно такое же, что и на ножнах.
  - Это где-то здесь!
  Но как он не пытался найти вход в тайник, все было безуспешно. Устав от поисков, Мишка присел на большой валун, поросший мхом. Отсюда сверху скалистой гряды открывался удивительный вид на всю округу. Холодное осеннее солнце освещало леса, уходившие к горизонту синей дымкой. Разбросанные в хаотичном порядке деревушки отсюда казались игрушечными. В глади реки отражались бегущие по небу облака. Река ровной подковой огибала трясину и находившийся внутри остров. Все было именно так, как и на изображении на ножнах. Мишка, словно зачарованный, не мог оторвать глаз от этой красоты. - Сюда бы с этюдником....
  Пейзаж портил только стелящийся черный дым со стороны Вязьмы.
  Краем глаза Мишка уловил какой-то посторонний блеск. Он сразу же направился в ту сторону. Блеск исходил из расщелины в скале, заложенной плоскими камнями. На самом верхнем камне лежал бинокль. На блик от его линзы он и обратил внимание. Видно, отсюда монах наблюдал с помощью этого бинокля за тем, что происходило в округе.
  Разобрав камни, закрывавшие вход в расщелину, Мишка увидел сбоку свечу, стоявшую в такой же глиняной плошке, что и в избушке. Он зажег ее и осторожно пошел дальше. Постепенно расщелина стала расширяться, и он увидел перед собой почерневшую от времени дубовую дверь, которая держалась на кованых петлях. Она была подперта деревянным колом. Дверь, на удивление, легко и без скрипа открылась. За ней тянулась галерея, вырубленная в цельной скале, которая вывела его в просторный зал, заставленный сундуками. Мишка открыл один из сундуков. Мерцание свечи преломилось в многочисленных гранях драгоценных камней необычайно крупных размеров, обрамлявших золотые кубки и сосуды разных размеров. Следующий сундук был доверху заполнен золотыми цепями, диадемами, перстнями и ожерельями. Все это мерцало таинственным блеском алмазов, огромных рубинов и сапфиров. Мишка, словно зачарованный, не мог оторвать взгляда от этого сияния. Отныне слово "сокровище" приобрело для него конкретное значение. Несколько огромных сундуков были заполнены древними книгами в кожаных переплетах. - Вот она - легендарная либерия! Библиотека Византийских императоров, вывезенная Софьей Палеолог на Русь...
   Выйдя из пещеры, Мишка несколько минут приходил в себя от слепящих лучей солнца, садящегося за синеву лесов. Вернувшись в избушку, он застал монаха, сидящим за столом. При свете, струящемся из окошка, он старательно что-то писал в тетрадке. Оглянувшись на скрип открывающейся двери, он произнес,
  Похорони меня рядом с могилой Старца... Ефима Курбского.
  - Зачем хоронить? Вы же поправляетесь. Вот уже и встали....
  - Могилу только вырой по человечески, как положено... Не поленись. Прочитай надо мной молитву.
  Мишка, потупившись, признался, - я не знаю....
  - Прочитай над моим телом хотя бы то, что написано в этой тетради. Здесь есть святые слова Ветхого Завета... Нельзя, что бы человек уходил в мир иной без слов, освященных веками...
  
   Когда холодный рассвет тусклым светом осветил избушку, на топчане лежало холодное тело Мити Болшева. Перед кончиной он сам скрестил свои бледные руки на груди. Открытые глаза смотрели вверх. На устах застыла улыбка. Он словно радовался уходу из этого странного мира, полного противоречий, злобы и преследований человека, стремящегося жить по христианским канонам, какими он их видел.
   Мишка принес из пещеры найденные в одном из сундуков, крупные серебряные монеты с затейливой арабской вязью. Под их тяжестью веки, словно нехотя, закрылись. Самым сложным было вырыть глубокую могилу. На это ушло почти два дня. Очень сильно болело раненое плечо, но Мишка, сжав зубы, продолжал копать твердую, как гранит землю. На третий день, перед тем, как предать земле тело, он в избушке, при свете свечи открыл посредине потрепанную тетрадь.
   - От подыхающих мух смердит и бродит елей умащенья,
   Немного глупости перевесит почет и мудрость.
   Думы мудрого дельны, а думы глупого бездельны.
   И даже на пути, которым глупец идет, ему не хватает смысла.
   Горе тебе, страна, чей царь - невольник,
   И чьи князья пируют спозаранку.
   И о своем создателе помни с юных дней,
   Еще до поры, как настанут дни худые,
   И приблизятся годы, о которых ты скажешь, - я их не хочу!
   До поры, как затмится солнце,
   И свет, и луна, и звезды.
   И после дождя будут снова тучи.
   В день, когда трясущимися станут обходящие дом.
   И скрючатся твои бойцы.
   И будут мельничихи праздны, ибо станет их мало.
   И потускнеют глядящие в окошко.
   Запрутся на улицу двери,
   Как затихнет голос зернотерок.
   И еле слышен станет голос птиц.
   И поющие девушки притихнут.
   Ибо уходит человек в свой вечный дом.
   И наемные плакальщики на улице кружат,
   До поры, как порвется серебряный шнур,
   И расколется золотая чаша.
   И разобьется кувшин у ключа,
   И сломается ворот у колодца.
   Прах возвратится в землю, которою он был.
   И возвратится дыхание к богу, который его дал....
  
  Только присев у могильного холма, Мишка почувствовал, как гудят руки и спина. Но не это было страшно... Щемящая пустота в душе, и бессилие охватили его. Еще бы недавно, весной, найди он этот остров, эту пещеру, набитую золотом, Мишка был бы безмерно рад. Но то, что он пережил за последние месяцы, затмевало эту радость. А больше всего угнетало чудовищное обвинение в измене, которое лишало его права смело выйти к своим, вернуться во двор, заснуть под ворчание бабушки. Было ощущение, что все это осталось где-то далеко, в другой жизни... И ребята, и дядя Саша, и Рита...
   Нет, за себя, за свое незапятнанное имя нужно бороться! Не дело сидеть на этом острове, отгородившись трясиной от всех проблем, уподобившись страусу, спрятавшему голову в песок...
   Осторожно перейдя полосу трясины по невидимой гати, Мишка обтер пучком пожухлой травы сапоги от тухлой болотной жижи и пошел на восток. Под ногами хрустел ледок, которым подернулись лужицы. Запавшие в душу слова Малышева придавали ему силы, - Мы должны делать свое дело без оглядки на то, кто и что подумает. А если кто хочет работать на публику, то его место в цирке...
  
  Мишка бездумно шел неизвестно куда, не обращая внимания на мелкую снежную крупу, которую порывистый ледяной ветер, словно пригоршнями со злом бросал в лицо. Самое страшное, что отсутствовала цель, которая могла бы наполнить смыслом его нахождение в тылу немецких войск. Горечь обиды от того, что его посчитали изменником, не давала возможности сконцентрировать мысли, которые путались в голове и словно молоток по наковальне били в виски, - предатель, предатель, предатель...
  Но подсознание работало самостоятельно и Мишка, остановившись перевести дыхание, вдруг с удивлением обнаружил, что находится недалеко от деревни Рогово. Присев на ствол поваленного дерева, он попытался взять себя в руки и, откинув эмоции, осмыслить свое положение.
  Понемногу горькая каша в голове стала трансформироваться в те цели и задачи, которые Мишка начал ставить перед собой.
  - Самое главное, борьба с захватчиками. Максимально использовать знания и навыки, полученные в "Вулкане". Сразу же вспомнилась одержимость Малышева, - Для чего вас готовили?
  Мишка решительно направился к месту, где недалеко от захоронений бойцов было спрятано оружие.
  На ходу он размышлял, - нужны надежные источники информации и место, где бы можно было забазироваться, обсохнуть и согреться.
  Избушку на болоте Мишка решил использовать лишь в самом крайнем случае, что бы даже случайно не засветить проход через болото к тайнику.
  Первым делом нужно было установить контакт с родными Рогова, на которых можно было положиться.
  Забрав свое оружие, Чернышев по поросшему кустарником оврагу направился в деревню.
  Немного не доходя до нее, он замер, прислушиваясь. Оттуда доносились невнятные голоса, кудахтанье кур и поросячье повизгивание.
  Мишка прикинул, что этот овраг с ручейком должен выходить к колодцу, который находится рядом с домом Рогова. Он осторожно, периодически выглядывая, начал пробираться туда.
  Добравшись до развесистой ветлы, Мишка по-пластунски выполз наверх и из росшего клочьями бурьяна стал наблюдать за происходящим в деревне.
  Рядом с домом Роговых стояла грузовая машина, два мотоцикла и запряженная в подводу лошадь. Два рослых немца подтащили от соседнего дома заколотую свинью и с трудом завалили ее в кузов машины.
  Из избы прикладами винтовок два немца вытолкали заплаканную девчонку-подростка в перелицованном драповом пальтишке. Следом за ними выбежала простоволосая, по-видимому, мать девочки, которая голосила на всю округу.
  - За что же вы ее, ироды?
  Один из конвоиров, обернувшись, ударом приклада сбил женщину с ног. Она неловко, зацепившись за стоявшее на крыльце ведро, свалилась в лужу. Это вызвало взрыв хохота у немцев, находящихся во дворе.
  Девчушка, подталкиваемая солдатом, забралась на подводу. Туда же сели два солдата, и они отъехали
  Мишка некоторое время наблюдал, в какую сторону поехала подвода. Поняв направление ее движения, он устремился на перехват. Нужно было успеть по перелеску оббежать деревню, чтобы не попасть на глаза немцам и устроить засаду на дороге.
  
  Запыхавшийся Мишка улегся на землю за поваленным деревом в двадцати метрах от дороги. Он еще не успел отдышаться, как услышал приближающийся скрип колес подводы.
  Чернышев сделал глубокий вздох, пытаясь восстановить ровное дыхание, и передернул затвор автомата, приготовившись к стрельбе.
  Немцы беспечно сидели впереди, абсолютно не обращая внимания на обреченно сидевшую за их спиной девушку.
  Мишка прицелился и, стараясь не зацепить сестру Рогова, выпустил две коротких очереди. Один из немцев свалился на землю, а второй завалился на бок на подводе. От резких звуков выстрелов, сивая кобыла, всхрапнув, перешла на тяжелый галоп. Девчушка сразу же, перегнувшись, выдернула вожжи из рук убитого конвоира и остановила лошадь. Подбежавший Мишка запрыгнул на подводу и, спихнув убитого немца на землю, скомандовал. - Сворачивай с дороги.
  Девушка, стегнув лошадь вожжами, устремила подводу в лес.
  
  Остановились они на небольшой лесной поляне. Спрыгнувший Мишка сразу же начал распрягать лошадь.
  - Твоя фамилия Рогова?
  - Да...Катя Рогова. Откуда ты знаешь? Ты кто? Партизан?
  - Неважно. Дуй домой, забирай мать, и смывайтесь подальше отсюда. Когда немцы хватятся, ее расстреляют. Кроме матери еще есть кто дома?
  Катя все еще не могла прийти в себя от произошедшего и нервно теребила пуговицу на пальто, пока та не оторвалась. - Не, братья на фронте. А отец, как погнал колхозных коров в сентябре на восток, так и ни слуху, ни духу. Мать вся извелась...
  Мишка оборвал ее рассказ о судьбе отца. - За что тебя взяли?
  - За то, что бинты и еще лекарства всякие украла.
  - А почему повезли куда-то? Что они здесь не могли с тобой разобраться?
  - Решили в Семлево отправить, там комендатура.
  Мишка, наконец, развязал не поддававшуюся супонь и обернулся к Кате. - Все, беги. Время в обрез. Пробирайся задами, что бы тебя никто не видел.
  Катя направилась было в сторону деревни, но затем остановилась и спросила у своего спасителя. - А ты потом куда?
  Мишка пожал плечами. - Не знаю...
  - Дождись меня здесь, я быстро. Только мать предупрежу.
  - Уходи вместе с ней, тебе нельзя оставаться.
  - Мать в Бухоново, у тети Нюры, своей сестры, спрячется. А мне нельзя отсюда уходить.
  - Почему?
  - Дождись меня, я все расскажу.
  Когда Катя убежала, Мишка отпустил выпряженную лошадь и укрылся в кустах в ожидании возвращения девушки.
  
  Вернувшаяся Катя сразу же повела Мишку по петляющей между старыми елями лесной тропе, на ходу немного сбивчиво посвящая его в суть происходящего. - Мы помогаем раненому командиру. Я и бинты с лекарствами для него своровала.
  Мишка уточнил. - Мы - это кто?
  - Я и Трофим со Славколом из интерната. Всех интернатовских еще в августе эвакуировали, а они убежали и остались тут.
  Мишка, услышав чудное имя, поинтересовался. - Славколом? Странное имя...
  Катя ему пояснила его происхождение. - Означает - Слава колхозу. Он вообще-то местный, роговский. Отец его, Парамонов дядя Илья до колхоза зажиточный был и толи в насмешку, толи, чтобы не раскулачили, сына переименовал. Сначала лет до пяти его Саввой звали.
  Мишка усмехнулся, - ну и помогло?
  - Не-а, сначала раскулачили, а потом еще и посадили вместе с женой, тетей Нюрой. А Славкола в интернат сдали.
  
  Ребята вышли на край леса, вдоль которого проходила наезженная грунтовая дорога, за которой в ста пятидесяти метрах был виден домик на краю леса. Из трубы вился дымок.
  Катя перевела дыхание. - Ну, вот и пришли. До войны тут Рябой, дядя Матвей жил, лесник. А сейчас дядя Гриша... Ну и мальчишки с ним...
  Мишка насторожился, - он не боится топить? Вдруг немцы будут проезжать? Увидят...
  Катя, вскинув голову, гордо ответила. - Дядя Гриша никого не боится. Он знаешь, какой смелый? Это у него еще рука раненая...
  Ребята быстро перебежали дорогу и направились к домику.
  
  Мишка пропустил вперед Катю, которая зашла в избушку и, оглядевшись, с явной неохотой, зашел следом за ней. Его настораживала разухабистость красного командира, который не хотел признавать элементарные правила конспирации.
  В доме была простая холостяцкая обстановка. Стол, шкаф, железная койка, застеленная старым тулупом. У стены стояли сколоченные из досок двухъярусные нары, которые вероятно недавно были сколочены укрывавшимися здесь бойцами, попавшими в окружение. Это косвенно подтверждал устоявшийся запах немытых тел и нестиранных портянок.
  Дядя Гриша оказался плотным мужчиной с крупным лицом, покрытым жесткой рыжеватой щетиной. Судя по петлицам, он находился в звании капитана. Перевязанная правая рука не мешала ему подкладывать в топящуюся печку небольшие березовые поленья.
  Закрыв дверцу печки, дядя Гриша прошел к столу и с суровой строгостью в голосе спросил у Кати. - Это кто с тобой?
  - Миша. Дядь Гриш, он спас меня.
  Дядя Гриша нахмурился. - Что, значит - спас?
  Катя пояснила, - меня немцы арестовали и уже повезли в Семлево...
  - Арестовали? За что?
  - Я для Вас своровала бинты и лекарства...
  Поступок девочки не на шутку взбесил капитана, он даже привстал из-за стола. - Я же приказал, без моего ведома, ничего не делать!
  Катя, не ожидавшая подобной реакции, потупила глаза и тихо забормотала, оправдываясь. - Я хотела, как лучше... Для Вас...
  - У нас другая задача...
  Разговор прервал далекий звук мотора мотоцикла. Дядя Гриша замолчал. Все напряженно начали прислушиваться. Первым молчание прервал Мишка. Кивнув на печь, он поинтересовался у капитана, - не боитесь, что дым увидят?
  Мишку немного покоробил напускной пафос ответа капитана. - Боюсь? Это они должны бояться! Мы на своей земле и еще покажем врагу! У них еще земля будет гореть под ногами!
  Свою патриотическую тираду дядя Гриша прервал вопросом, относящимся непосредственно к Чернышеву. - Ты вообще-то кто?
  Он с подозрительным прищуром оглядел парнишку с головы до ног. - Оружие... Связан с партизанами?
  От подобного напора Мишка слегка смутился. - Я Чернышев Михаил. Я...
  
  Его прервали стремительно забежавшие, как он понял, Трофим и Славкол, подростки с солдатскими котомками в руках. Они сразу же начали выгружать содержимое своих котомок на стол и с восторгом комментировать.
  - Представляешь, дядь Гриш, совсем рядом, за оврагом, в лесу...
  - Полная полуторка! У них, наверное, бензин кончился...
  Ребята выложили на пол толовые шашки, провода, две взрывные машинки.
  
  Катя с восторгом прокомментировала добычу ребят. - Мы теперь можем железную дорогу или мост рвануть!
  Славкол, уложив толовые шашки в ровный куб, предположил. - Это, наверное, от наших взрывников осталось...
  Его дополнил Трофим. - Там рядом еще две гаубицы, правда, без замков.
  Славкол присел на лавку и мечтательно произнес. - Замки ерунда, можно найти. И прямой наводкой....
  Мечты мальчишек оборвал негодующий дядя Гриша. - Ша! Все сложить под мою шконку. Он грозно обернулся к внимательно наблюдавшим за всем происходящим Мишке. - И ты свои волыны туда же! Никаких взрывов и прямых наводок! Повторяю еще раз.
  Капитан вновь посмотрел на Мишку, лицо которого напряглось из-за промелькнувших блатных словечек. - Это и тебя касается. Никакой самодеятельности. Задача - найти партизан, желательно с рацией, или солдат, оставшихся после окружения. Желательно с генералом. У меня имеются слишком ценные сведения, чтобы рисковать. Если обнаружите, сразу ко мне. Им ничего не говорить. Я сам решу, стоит с ними связываться или нет.
  Трофим поник. Радость и восторг у него сменилось унынием. - Пока мы с ними свяжемся.... Тех троих, про которых мы вчера говорили.... Ну, красноармейцев, что в овине у Кудеярихи скрывались, немцы захватили. Утром. В Семлево отправили.
   Мишка внимательно наблюдал, как капитан ловко сворачивал самокрутку, причем с помощью правой руки, которая была забинтована, словно забыв о ране. Появившаяся было радость от того, что теперь он не один, что есть единомышленники в борьбе с захватчиками, сменилась у Мишки на настороженность. Этот дядя Гриша был явно не тем, за кого он себя выдавал. За месяцы войны Чернышев привык доверять не эмоциям, а прагматичному анализу, основанному на фактах. Кроме блатного жаргона вызывало смущение некоторая ухоженность командира, который на протяжении, как минимум, месяца находился в непрерывных боях в условиях окружения.
   Закурив, дядя Гриша высказал свое мнение по поводу захваченных красноармейцев.
  - Плохо. С другой стороны, что это за бойцы, которые дали себя взять без боя? А сегодня, что узнали? Или впустую?
  Ему ответил Славкол, у которого тоже пропало восторженное настроение.
  - Зойка косая говорит, что в Кулешах, в старой конюшне человек десять окруженцев отсиживаются. Сами мы туда сегодня не дошли. Далековато.
  Дядя Гриша вновь переключил свое внимание на Мишку. - Так, ты кто?
  Чернышев ответил заученной фразой. - Я Чернышев Михаил из Калининской коммуны. Летом ездил в Белоруссию на этюды...
  - Художник что-ли?
  - Что-то вроде того. Собирался поучаствовать в выставке юных художников в Москве.
  Капитан недоверчиво поинтересовался. - И что, до сих пор не можешь добраться до своей коммуны?
  Мишка мастерски изобразил смущение. - Да, так получилось... Три раза линию фронта приходилось переходить...
  - Значит опыт у тебя богатый. Капитан, словно пионервожатый на собрании, обратился к своим помощникам. - Что возьмем к себе пацана с опытом?
  Катя сразу же радостно согласилась с предложением дяди Гриши. - Возьмем.
  Славкол поддержал ее. - Пусть.
  Лишь Трофим напыщенно выразил сомнение. - Только он места не знает. Заблудится, ищи его потом...
  Дядя Гриша успокоил его, - ничего, не заблудится. Из Белоруссии сюда дочапал, не заблудился. Все, всем спать. Завтра с утра снова на поиски.
  
  Когда уставшие за день скитаний ребята направились к нарам, капитан, накинув на плечи шинель, направился к двери. Его остановил вопрос Кати, - дядя Гриша, а Вы куда?
  Тот на мгновение замешкался и затем раздражительно одернул девушку. - В Красной армии не положено у командиров спрашивать, что они собираются делать, заруби себе на носу. Затем, смягчившись, он более доброжелательно добавил, - пойду, прогуляюсь немного.
  Это раздражение на, казалось бы, простой вопрос, не укрылось от Мишкиного внимания. И когда капитан вышел, Мишка выждал пару минут и направился следом за ним на улицу.
  У двери его остановил вопрос Трофима. - Ты далеко?
   Мишка, зевнув, успокоил его, - до ветра прогуляюсь.
  - А-а...
  
  Мишка осторожно, стараясь неловким движением не выдать себя, крался вдоль края леса.
  При свете луны было хорошо видно, как капитан, настороженно посмотрев по сторонам, спрятал что-то в дупло раскидистой липы, росшей рядом с дорогой. Увидев то, что его интересовало, Мишка с удовлетворением быстрым шагом направился назад.
  
  Когда в окошко начал пробиваться серый рассвет, Мишка стал собираться, стараясь никого не разбудить, но чутко спавший капитан приподнялся и спросил у него.
  - Ты, что один собрался? Может с кем-нибудь из ребят?
  Мишка шепотом успокоил дядю Гришу. - Ничего, не заблужусь. Я позавчера встретил в лесу, тут недалеко человек сорок с раненым генералом.
  Капитан окончательно проснулся, рывком привел свое тело в сидячее положение и с интересом спросил, - с генералом? Точно?
  Мишка неопределенно пожал плечами. - Да, вроде, генерал. Его на носилках несли. Укрыт он был шинелью с генеральскими петлицами.
  - А где? Где ты их видел?
  Мишка на мгновение замешкался. - Я так не смогу объяснить.
   Но затем он успокоил капитана. - Но у меня хорошая зрительная память. Я их найду и запомню ориентиры.
  - Так может они уже тю-тю...
  - Вряд ли. Сильно измотаны были.
  - Если найдешь, сразу ко мне. Сам с ними не трись.
  Мишка согласно кивнул головой. - Хорошо.
  
  Чернышев без особого труда отыскал полуторку, про которую вечером говорили ребята. В нее действительно было сложено все необходимое для деятельности взрывников. По-видимому, и толовые шашки, и комплекты сопутствующего оборудования саперы вынуждены были бросить здесь из-за отсутствия бензина в машине.
  Мишка заполнил брезентовый вещмешок, найденный в кузове взрывчаткой, проводами и тремя взрывными машинками. Он хотел сразу же забрать с собой и пулемет Дегтярёва, но тогда груз получался слишком тяжелым. К тому же не было еще определено место предполагаемой ловушки для фрицев. За пулеметом Мишка решил вернуться позднее.
  
  Чернышев пару километров шел вдоль реки, стараясь сильно не удаляться от грунтовой дороги, по которой по его замыслу должны были подъехать немцы. Наконец рядом с бродом он наткнулся на поляну, ограниченную с двух сторон оврагами. Через нее тянулся длинный окоп. Мишка мысленно представил себя на месте немцев. Дальше машины не пройдут, значит, высаживаться они будут на этой поляне. Пару пулеметных очередей заставят их укрыться в окопе... Все складывалось по одной из классических схем, которые он совсем недавно осваивал в "Вулкане". Мишку смущало лишь то, что часть немцев могла укрыться за машинами. Это могло сорвать операцию. Чтобы не дать им малейшего шанса, Чернышев первым делом заминировал место, где по его предположению должны были встать машины. Затем он прикопал толовые шашки по всей длине окопа, соединив их шлейфом. Проводов еле хватило дотянуть до леска на другой стороне одного из оврагов. Еще около часа у Мишки ушло на то, что бы все укрыть жухлой листвой. Только с удовлетворением оглядев итог проделанной работы, он направился в избушку к дяде Грише.
  
  Когда Мишка вернулся в избушку, никого из ребят там не было. Дядя Гриша, сидя за столом, доставал из чугуна аппетитно дымящуюся картошку в мундире. Он весело предложил Чернышеву. - Садись, подкрепись. Я тут картошечки сварганил. - Не вытерпев, он сразу же поинтересовался. - Ну, где был? Что видел?
  Мишка первым делом, зачерпнув алюминиевой кружкой воды из ведра, жадно выпил ее до дна и лишь затем доложил, - нашел я ту группу с генералом.
  Дядя Гриша даже отложил картофелину в сторону. - Да ты что? Где?
  - Здесь, недалеко. Есть бумага какая ни будь? Я нарисую...
  Дядя Гриша положил перед парнишкой на стол рваный кусок серой бумаги и огрызок карандаша. Мишка сразу же начал рисовать схему, одновременно комментируя.
  - Дорога на Рогово перед оврагом. Там слева болотина с ручьем, а перед ней окопы. За ручьем тропа... Она хорошо видна... Идет через ельник метров пятьсот. И там за оврагом остались блиндажи. В них они и обосновались. Я не стал к ним подходить,... так, послушал. Они вроде, в ночь собираются дальше пробираться к нашим.
   Дядя Гриша вслух начал обдумывать полученную информацию. - Так,...так... Собираются уходить... Он повернулся к Мишке. - Нужно посмотреть за большаком. Что-то оттуда мотоциклы с машинами слышны. Немчура зашевелилась. Обоснуйся у моста с нашей стороны и последи пару часиков. Может, они что-то затевают.
  - А с теми,... которые с генералом,... окруженцы,.... С ними что?
  - Пока не знаю. Сам схожу, посмотрю, что там к чему...
   Дядя Гриша, не скрывая своего нетерпения, начал подгонять Чернышева, - а ты давай не рассиживайся. Картошку возьми с собой и к мосту.
  
  Мишка, изобразив движение в сторону большака, дошел до леска и сразу же свернул в него. Здесь он дождался пока из дома не вышел дядя Гриша, который быстрым шагом направился в сторону дерева с дуплом. Чернышев уже было направился в сторону полуторки, из которой еще нужно было забрать пулемет, но замер, услышав шаги.
  Из оврага, поросшего густым кустарником, показалась тяжело дышащая Катя. Только тут до Мишки дошло, что если все сложится, как он задумал, под раздачу попадут ребята, которые и не подозревали, кому они оказывают услугу, разыскивая по округе попавших в окружение бойцов и командиров. Чернышев окликнул девушку. - Кать!
  Та от неожиданности даже вздрогнула. - Ой, Миш, напугал.... Ты, что здесь?
   Мишка решил пока не посвящать ее в происходящее. В глубине души у него теплилась небольшая надежда, а вдруг все не так. Вдруг это всего лишь цепь случайных совпадений и дядя Гриша реальный капитан Красной армии.
  - Туда не ходи. Дядя Гриша сказал, что бы ждали его в сосняке за Рогово.
   Он поинтересовался. - А где ребята?
  - А что? Что случилось?
  Мишка с ходу придумал причину. - Там рядом что-то немцы крутятся.
  Он еще раз спросил про Трофима и Славкола. - А ребята где?
  - В стороне Бухоново по лесу шарят.
  - Найди их. Пусть тоже ждут у Рогово. Сюда не ходят.
  - Хорошо.
  
  Мишка лежал, укрытый кустарником, за стволом поваленного дерева. Рядом с ним стояли в ряд готовые к бою три взрывных машинки и пулемет на сошках. Только здесь, в ожидании появления карателей он почувствовал, насколько голоден. Достав из кармана пару картофелин, захваченных из дома, Мишка начал их поглощать, даже не чувствуя вкуса.
  Услышав звук моторов, он торопливо доел картошку и, немного поерзав по земле, взяв в руки пулемет, устроился поудобнее.
   На поляну перед окопами въехали три крытых грузовика. Мишка с огорчением увидел, что они остановились не совсем в том месте, где он планировал, и где было заминированное место. Из кабины одного из них выпрыгнул немецкий офицер. Оглядевшись, он подал команду, после которой из кузовов начали выпрыгивать солдаты.
  Мишка, дождавшись, когда все каратели выпрыгнут, выпустил по ним длинную очередь. Несколько вражеских солдат упало. Остальные начали метаться, стреляя в большей степени наугад по невидимому противнику. Часть из них укрылась за машинами, но основная масса немцев попрыгала в окоп. Мишка крутанул ручку машинки. Взрыв, взметнувший груду земли, заставил офицера, который размахивал пистолетом, отдать команды, после которых солдаты, бывшие за грузовиками, укрылись тоже в длинном окопе.
  Мишка, осторожно выглянув и убедившись, что немцы находятся в предназначенном для них укрытии, удовлетворенно поочередно повернул ручки взрывных машинок.
  Шлейф взрывов, словно смерч, пронесся по окопу, уничтожая врага.
  Держа в руках пулемет, Мишка оглядел место проведения акции. Рядом с горящими машинами он заметил несколько оставшихся в живых немцев вместе с офицером. Короткими очередями он добил их.
  Немного выждав и убедившись, что в живых никого не осталось, Чернышев пробрался через овраг, заваленный буреломом, и осторожно направился к убитому офицеру, попутно забрав из рук лежащего солдата автомат.
  Обыскивая офицера, Мишка не заметил, как у него за спиной один из лежавших немецких солдат пришел в себя. Он тыльной стороной ладони оттер окровавленное лицо и с трудом направил свой автомат в сторону Чернышева.
  Пули беспорядочно вспороли землю совсем рядом с Мишкой, который сразу же после первых выстрелов успел укрыться за телом офицера. Сдвинувшись чуть в сторону, он выпустил короткую очередь в сторону немца, который окончательно затих.
  Убедившись в своей безопасности, Мишка в лежачем положении забрал у офицера все документы из карманов и из планшета и сразу же стал отползать в сторону.
  
  По дороге к Рогово, Мишка не вытерпел и, присев на пень от березы, начал бегло просматривать документы, которые забрал у офицера. Его заинтересовал вложенный в удостоверение картонный пропуск, как понял Мишка, в какую-то зону с особым контролем.
  
  Ребят Мишка нашел на краю леса у Рогово. Трофим и Славкол сидели на поваленном дереве. При появлении Чернышева, Трофим присвистнул, увидев у Мишки немецкий автомат. - Ого, где разжился? Фрицевский...
  Мишка, не обращая внимания на проявленный интерес к автомату, сразу же перешел к делу. - Вам всем нужно уходить из этого района. Есть куда перебраться?
  Славкол поинтересовался, - с чего это?
   - Ваш дядя Гриша работал на немцев.
  Ребята от подобного высказывания словно впали в ступор. Первым пришел в себя Славкол. - Что???
   Мишка в двух словах попытался прояснить ситуацию. - Он выявлял окруженцев, командный состав и партизан, а вы по незнанию ему помогали.
   Славкол даже задохнулся от негодования. - Чего??? Дядя Гриша работал на немцев??? А мы ему помогали???
   Трофим поддержал приятеля, - ты говори, да не заговаривайся, а то и схлопотать недолго.
   Мишка, не обращая внимания на агрессию ребят, спросил, - а где Катя?
   Трофим, словно не слыша вопроса, продолжал. - Явился откуда то и несет бред. Еще неизвестно, что ты за птица...
   Чернышев упрямо еще раз повторил свой вопрос, - Катя где?
  Ему, видя не на шутку взволнованное состояние, ответил Славкол.
  - Она в избушку пошла переобуться, у нее подметка оторвалась, а там боты старые есть.
  Мишка, ничего не говоря, бегом устремился в сторону избушки. Ему вслед крикнул Трофим, - эй, художник фигов, ты куда?
  
  Запыхавшийся Мишка успел догнать Катю на лесной тропе в месте, откуда сквозь деревья уже был виден домик лесника. Одновременно с их встречей со стороны дороги к домику подъехали два мотоцикла с колясками, на которых находились пять немецких солдат и офицер в звании оберлейтенанта.
  Мишка успел, пока немцы их не заметили, затащить растерявшуюся девушку в кустарник.
  Та, ничего не понимая, спросила у него, - ты что?
  - Тихо.
  Лежа в кустах, ребята стали наблюдать за тем, что происходило у избушки.
  Навстречу к слезшим с мотоциклов немцам из избушки вышел с приветливой улыбкой дядя Гриша в накинутой на плечи шинели. Слов было не слышно. Дядя Гриша, что-то спросил у оберлейтенанта, на что тот ответил в резкой форме. Затем он ударом кулака сбил того с ног и начал избивать ногами. Между тем, двое немцев, взяв автоматы наизготовку, зашли в избушку.
  Катя, не вытерпев, горячо зашептала Мишке в ухо, - они сейчас убьют дядю Гришу! Сделай же что ни будь! У тебя же автомат!
  Тот ее тоже шепотом одернул, - тихо.
  Оберлейтенант, закончив избиение, трясущейся от ненависти рукой выдернул из кобуры пистолет и выпустил в лежащего предателя всю обойму. Затем немцы, дождавшись вышедших из избушки двух своих солдат, расселись по мотоциклам и уехали.
  После их отъезда Катя бегом бросилась к дяде Грише, в надежде, что тот еще жив. Вслед за ней устремился и Мишка.
  Девушка опустилась к убитому и, плача, пыталась растормошить его, - дядя Гриша,... Дядя Гриша, миленький...
  Вслед за подошедшим к Кате Чернышевым из леса сюда же направились и появившиеся Славкол с Трофимом, которые молча стали наблюдать за происходящим.
   Мишка попытался успокоить девушку, - не плачь, он работал на немцев. Этот дядя Гриша сдавал им тех окруженцев, которых вы находили.
   Катя отреагировала практически так же, как и совсем недавно Славкол с Трофимом.
  - Что?... Дядя Гриша?... - Она с вызовом снизу вверх пристально посмотрела заплаканными глазами на Чернышева. - Что же тогда они его убили? Ты все врешь! Врешь!
   Мишка не вытерпел и сорвался на крик, - за что убили? Потому что по его наводке, фрицы хотели уничтожить группу наших окруженцев, а попали в засаду. Их около роты погибло. Вот они за это его и...
   - Дядя Гриша,... Не может быть... Он ведь красный командир,... раненый...
  - Командирская форма еще ни о чем не говорит. Да и ранения, скорее всего никакого нет.
  Мишка решительно содрал бинт с руки дяди Гриши. Стали видны наколки на руке.
  - Уголовник. Он руку бинтовал, что бы наколки скрыть.
   Трофим, все еще сомневаясь, спросил. - А откуда ты знаешь про засаду и кто ее устроил?
   - Неважно. Меньше знаешь - крепче спишь.
   Славкол первым осознал правоту Мишки и задумался. - Куда же нам теперь? Здесь оставаться нельзя, немцы могут опять объявиться.
   Катя, наконец тоже осознала последствия сложившейся ситуации.
  - И ко мне нельзя...
   Мишка, не посвящая ребят в подробности, поинтересовался, - никто не слышал, про какую ни будь особую зону?
   Трофим напрягся, осмысливая вопрос. - Какая еще зона?... Особая....
   Мишка был вынужден немного дополнить, - у офицера, ну из тех, что попали в засаду, в документах был пропуск в особо охраняемую зону....
  Славкол пожал плечами. - Не, ничего такого не слышали.
   Трофим высказал свою точку зрения по Мишкиному вопросу. - Что немцы дураки? Будут всем рассказывать про зону... На то она и особая, что бы никто не знал.
   Катя, поднявшись с земли и тщательно отряхнувшись, не глядя ни на кого из ребят, рассказала. - К моей соседке, Ревунихе сестра с детьми приперлась из Вязьмы. Их немцы вытурили из барака. И ее, и всех, кто там жил... Железнодорожников. Нагнали туда пленных. Они начинали окружать территорию забором с колючей проволоки.
   Мишка сразу же заинтересовался этой информацией, - а где это? В Вязьме?
   - Не, не в самом городе, а рядом. Там еще в сторону отходит железнодорожная ветка к Барышниковским лабазам.
  - Сможешь нарисовать, где это находится?
  Катя с недоумением посмотрела на Чернышева. - Как нарисовать?
  Мишка огляделся и, подняв с земли палку, выбрал не заросший травой участок земли и начал чертить, одновременно, поясняя. - Вот Вязьма, вот железная дорога. Там Смоленск, там Москва. Где находятся те лабазы?
  Катя задумалась, осмысливая Мишкин чертеж и взяв у него палку, начала рисовать, поясняя. - Где-то здесь влево отходит одноколейка...
  - "Где-то" это километр? Два? Десять?
  - Не знаю...
  Славкол подсказал, - от моста с километр. - Он обернулся к Трофиму. - Помнишь, Нас на колхозных подводах возили на соревнования в школу? Ну, в ту, которая в усадьбе с колонами?
  Трофим уточнил, - это, где еще выставка с картинками была?
   - Ага, у них в школе кружок художников был.
  Катя поправила ребят, - эта усадьба почти в Вязьме, а лабазы и бараки дальше.
  Трофим ожил, в его глазах появился азарт. - Возьмем ту взрывчатку, что в полуторке и разнесем их зону в пух и прах.
   Но его пыл остудил Мишка, - ты умеешь взрывать?
  Трофим даже опешил от вопроса, заданного с явной насмешкой в его адрес. - Че-е?
  - Ничего. Взрыватель... Первого разнесет тебя... в пух и прах. Вам всем нужно уходить от Рогово подальше и пристроиться, по меньшей мере, на зиму в какой ни будь тихой деревушке или на хуторке.
   Трофим, не признававший для себя никаких авторитетов, начал заводиться. Со злым прищуром он вызывающе зашипел на Мишку. - Художник, ты чего раскомандовался? Хочешь в ухо?... Явился...
  Чернышев, не обращая внимания на агрессию Трофима, обратился к Кате, - Кать, у тебя есть, где приткнуться? Какие ни будь родственники?
  В отличие от девушки, которая уныло молчала, Трофим все больше и больше распалялся. Он подошел вплотную к Мишке, который его демонстративно игнорировал
   - Ты че, раскомандовался? А ну вали отсюда, пока цел. Еще раз попадешься мне здесь на глаза, всю жизнь лекарства будешь по вокзалам клянчить.
  Полное равнодушие пришлого парня приводило Трофима в ярость. Он схватил Мишку левой рукой за грудки и уже занес правую для удара, но тот молниеносно, словно играючи, вывернул ему руку с одновременной подсечкой. Трофим неуклюже отлетел в сторону и упал на землю.
  - Ну, сука... приемчики... Щас мои приемчики увидишь!...
  Между Мишкой и вновь подскочившим Трофимом встали Катя со Славколом. Катя попыталась утихомирить не на шутку разошедшегося парнишку.
  - Тришка, хватит тебе! Он все правильно говорит! Тебе лишь бы подраться....
  - Что он правильно говорит?
  Девушку неожиданно поддержал вечный тихоня Славкол. - То, что разнесет не немцев, а тебя... в пух и прах....
  Трофим, понемногу остывая, все никак не хотел уступать свое лидерство. - А его нет?
  Катя твердо ответила, глядя тому прямо в глаза, - а его нет.
  Затем она обернулась к Чернышеву. - Миш, нам все равно деваться некуда. Пойдем туда вместе.
  Мишка начал осмысливать предложение Кати, которая продолжила, - мы там лучше знаем, что к чему и к тому же еще с дядей Гришей поклялись бороться с фашистами до самой полной победы.
  Мишка не вытерпел. - Он просто издевался над вами.... Красный командир....
  - Пусть.... Но мы поклялись....
  Сейчас эти Вяземские ребята до боли напомнили Мишке тех друзей из Московских двориков, которые так же, с детским максимализмом рвались на фронт бороться с захватчиками и сложили здесь свои головы.
  - Хорошо. Только никаких выкрутасов. Во всем слушаться меня беспрекословно.
  Катя и Славкол согласно кивнули головами, только Трофим начал недовольно что-то бурчать себе под нос, но под пристальным взглядом Мишки был вынужден замолчать.
  Катя не выдержала и задала напрямую вопрос, который вертелся у всех троих на языке.
  - Миш, ты же никакой не художник. Ты кто?
  Чернышев жестко, глядя девушке прямо в глаза и, чеканя каждое слово, словно заклинание, произнес, - Я Михаил Чернышев из Калининской детской коммуны. Понятно? Всем понятно?
  Поняв по молчанию ребят, что больше вопросов на эту тему не последует, Мишка начал вслух размышлять о переходе группы в район Вязьмы.
  - Нужно будет захватить с собой толовых шашек побольше, сколько сможем унести.
  Трофим не выдержал и, вновь начав показывать свое превосходство, усмехнулся.
  - Чего на себе тащить, вон бричка. Он кивнул головой на стоявшую у домика бричку. - А лошадей брошенных по округе полно бродит.
  Катя сразу же остудила его. - Совсем дурак. Нас немцы сразу же и схватят, как только на большак выедем.
  Но Славкол нашел выход из положения. - Я знаю старую дорогу на Вязьму. Правда она вся заросла, но на бричке, я думаю, проехать сможем.
  Мишка уточнил, - насколько близко мы сможем подъехать к Вязьме незаметно?
  - До города не сможем. Километра за полтора дорога упирается в болотину.
  - Ближе и не надо.
  - Только речку вброд и железку надо будет ночью переезжать.
  Катя внесла свою лепту в подготовку. - Я тут рядом мерина видела в сбруе, с обломанными оглоблями.
  Мишка обернулся к ней, - давай за ним, а мы пока взрывчатку загрузим и оружие, какое есть.
  
  
  На месте уничтоженной роты немцев работали санитары, которые грузили на носилки тела погибших и переносили ближе к дороге, где складывали их в ряд. Всем происходящим руководил оберлейтенант Франц Гринберг.
  По дороге, аккуратно объехав сложенные трупы, подъехали мотоцикл, легковой Опель и броневик. Из Опеля выбрался мрачный генерал Генрих фон Лост. К нему тут же бросился оберлейтенант и вытянулся по стойке смирно.
   Генерал, не глядя на Франца, голосом, не предвещавшим ничего хорошего, буркнул.
  - Докладывайте.
  - Здесь была организована засада.
  - Как такое могло произойти?
  - От агента Гриши поступила информация о нахождении здесь раненого русского генерала с кучкой бойцов.
  - Кто-нибудь выжил?
  - Шесть человек тяжело раненные, но они без сознания.
  Генерал направился в сторону развороченного взрывами окопа. Внимательно все оглядев, он сделал неутешительные выводы. - Похоже на работу профессиональных диверсантов. Что говорит этот Гриша? От кого у него появилась информация о генерале?
   Франц, уже осознавший, что напрасно в горячке ликвидировал своего агента, замялся и через силу выдавил из себя. - Я его ликвидировал за этот провал...
  Генерал, как ни старался держать себя в руках, взорвался. - Провал? Его просчитали и использовали!
  Франц неуверенно попытался найти оправдания своей глупой оплошности. - Мей вины здесь нет. Я, так же, как и Вы здесь нахожусь лишь четвертые сутки. Комбинацию с этим Гришей затеял мой предшественник, майор Грот. По его замыслу Гриша должен был контактировать только с детьми.
  - Его нужно было допросить и выяснить, откуда появилась дезинформация, а не ликвидировать. Сейчас под Можайском большая нехватка таких ликвидаторов, я думаю Ваше место там!
  - Но, господин генерал...
  Генрих, направляясь к своему Опелю, все больше и больше распалялся. - Рядом с особой зоной появляется диверсионная группа, а Вы обрываете возможность получить о ней информацию! Вероятно, я погорячился с отправкой Вас на фронт, Вас нужно отдать под суд. Если в течение трех суток эта группа не будет ликвидирована, я так и сделаю!
  
  Когда ребята продрались сквозь густые кусты, первым встал, словно вкопанный Трофим, который шел первым. Мишка обошел его и оценивающе оглядел представший перед ним пейзаж с обгорелыми развалинами усадьбы. Славкол и Катя грустно вздохнули от удручающего зрелища.
  Первым унылое молчание прервал Трофим. - Н-да, думал, что здесь можно будет перекантоваться...
   К всеобщему удивлению, Мишка радостно потер руки. - Оно и к лучшему. В эти груды кирпича никто не сунется. Думаю, это только сверху так все обреченно выглядит. Нужно найти местечко с печкой.
  Славкол, немного подумав, указал рукой. - Вход был там.
  Катя сделала вывод. - Нужно разобрать завал.... Внутри то должны быть комнаты.
  
  Около часа ушло на откидывание кирпича. Славкол во время этих работ нашел помятую керосиновую лампу, внутри которой даже плескалось немного керосина. Когда появился узкий проход, ребята при свете найденной керосиновой лампы протиснулись внутрь здания или в то, что от него осталось. На удивление, в груде кирпича сохранились некие очертания интерьеров. Через бесформенные завалы, остатки обгоревшей мебели ребята пробрались в помещение, где находилась уцелевшая печка-голландка.
  Мишка, оглядевшись, принялся руководить. - Трофим и Славкол подтаскивают сюда кирпич и закладывают вон тот пролом в стене. Поплотнее, что бы не сильно продувало. Кать, а ты поищи и натаскай сюда матрасов и если найдешь, одеял.
  Когда он направился к выходу, его окликнула Катя. - Миш, а ты куда?
  - Я к тем лабазам. Гляну, что там к чему.
  Трофим не вытерпел, чтобы не высказать своего мнения. - Надо было сразу взрывчатку с собой брать, а не прятать в лесу. Ночью бы и бахнули.
  Мишка, не обращая внимания на мнение Трофима, распорядился. - Затопите когда стемнеет. На улицу не выходите. Если вдруг появятся немцы, то вы воспитанники этого интерната. За старшего остается... - Он на мгновение оглядел ребят. - Катя.
   Трофим даже задохнулся от возмущения. - Катька? Девчонка?
   Чернышев тоном, не терпящем возражения, остудил пыл Трофима.- Старшая Рогова. У нее голова лучше варит.
  Трофим не мог так просто успокоиться. - С чего бы?
  - С того, что она не рвется все вокруг взрывать... Еще неизвестно, что в тех лабазах.
  
  Ночь. На фоне звездного неба были видны сторожевые вышки с прожекторами, чьи лучи периодически шарили по территории. При свете луны Мишка подполз к колючей проволоке, сплошь увешанной пустыми консервными банками. Аккуратно он с помощью деревянной рогатины приподнял нижний край и по-пластунски проскользнул за ограждение. Через несколько метров он уперся в сплошной забор с колючей проволокой поверху.
  Мишка через свой лаз был вынужден вернуться назад и, убрав рогатину, начал пробираться вдоль ограждения. Услышав немецкую речь, он, пригнувшись, быстро отбежал в сторону и стал наблюдать за происходящим из кустарника.
  По коридору между забором и колючкой прошел патруль из двух солдат, один из которых вел на поводке овчарку. Собака, насторожившись, зарычала в сторону притаившегося Мишки.
  Один из солдат лениво поднял ствол автомата и выпустил две короткие очереди. Пули вспороли землю совсем недалеко от мальчишки.
  Сразу же после выстрелов прожектора с вышек направили свет на местность и начали шарить. Чернышев замер, вжавшись в землю.
  Немецкие солдаты, немного постояв и убедившись, что напрасно подняли тревогу, продолжили движение.
  Мишка решил больше не рисковать и, оглядевшись, обратил внимание на огромную липу, росшую в небольшом отдалении и возвышавшуюся над лесочком, окружавшем территорию.
  Осторожно, стараясь не издать ни звука, Мишка забрался на самый верх липы. Отсюда было хорошо видно, что в том месте, где железнодорожная ветка заходит на территорию базы, находятся зенитные установки и пулеметное гнездо, которые были укрыты мешками с песком. Здесь же рядом находился въезд для автотранспорта, оборудованный шлагбаумом и будкой. У него дежурили три немецких солдата.
  К шлагбауму подъехал Опель в сопровождении мотоцикла и бронетранспортера. Часовые вытянулись по стойке "Смирно" и пропустили легковую машину с сопровождением на территорию. Мишка взял на заметку этот Опель. Его сопровождение и реакция охраны говорили о том, что в нем передвигается важная шишка.
  
  Чернышев, вернувшись в усадьбу, не узнал помещение. Выбоины и щели в стенах были завешены кусками брезента. Появилась мебель - Стол, кресло, несколько стульев. На столе горела керосиновая лампа. Трофим топил печку, подкладывая в нее обломки мебели. Славкол заканчивал сооружать большой топчан, застилая доски прогорелыми матрасами. Катя, пытаясь украсить жилище и придать ему уютный вид, развешивала на стенах детские рисунки и различные поделки в стиле макраме.
  Мишка для порядка поинтересовался, - с улицы свет не увидят?
  Славкол его успокоил, - я выходил, проверял, ничего не видно. Мы все щели и дырки в стене плотно заложили кирпичом. Да и вон брезентом еще...
  Трофим поинтересовался у Чернышева, - ну, что узнал?
  - Похоже, что зона там, в лабазах. Только что там? Охрана такая, что и близко не подойдешь.
  Катю расстроила информация про охрану, - и что теперь? Мы ничего не сможем сделать?
  Мишка начал размышлять вслух, - надо думать. В городе должно быть подполье с рацией. Через них сообщить координаты зоны для авиации... Или через партизан... Но сначала нужно узнать, для чего она создана и, что там находится.
  Славкол робко предположил, - может там просто наших пленных держат...
  Эту версию Чернышев сразу же отмел, - это вряд ли. Вот что, с утра займемся разведкой. Он, не откладывая в долгий ящик, начал озадачивать ребят, - Трофим, ты с мешком вдоль железной дороги будешь собирать куски угля, доски всякие для печки. Внимание на все. Цистерны, эшелоны с техникой, посты охраны. Славкол и Катя, шарите по городу, собираете все слухи, сплетни. Особое внимание обратите, если попадется, на черный Опель. Он ездит в сопровождении мотоцикла и бронетранспортера.
  Славкол не понял, что означает, - обратить особое внимание. Он уточнил, - и что?
  - Если попадется, постараться узнать, кто в нем катается. Запомнить какие у него погоны, что бы потом мне нарисовать.
  Катя выразила недоумение, - рисовать то зачем?
  Мишка, стараясь не раздражаться, прояснил, как ему казалось, прописные истины,
  - Ты разбираешься в немецких званиях? - Внимательно посмотрев на молчащую девушку, он продолжил свой ликбез, - звание этого немца определяет важность зоны.
  Посчитав, что тема исчерпана, Катя кивнула Мишке головой на закопченный котелок, стоявший на столе, - поешь, тебе оставили. - Она пояснила, - я немного гречки нашла рассыпанной, промыла и ничего вроде.
  Мишка сразу же уселся к столу и стал с аппетитом есть кашу, выскребая ее ложкой из котелка. Каша закончилась на удивление быстро, даже толком не утолив голод. Чернышев про себя с грустью констатировал прописную истину, что война войной, а кушать что-то надо. Он вспомнил, как еще недавно, в июне, со смехом относился к заработанным в качестве художника, тушенке и салу.
  Мишка покосился на развешенные рисунки и поинтересовался у Кати, - а чистая бумага, краски, карандаши не попадались?
  - Попадались. Если хочешь, пойдем, покажу. Там этого полно, только из кирпичей выбирать надо. А зачем тебе?
  Чернышев подумал, - в конце концов, немцы тоже люди и вполне могут захотеть заказать портрет в обмен на продукты. К тому же, заказчики могут быть и источниками информации, если не будут знать, что художник немного понимает по-немецки.
   Вслух Мишка ответил Кате расплывчато, - надо. Есть одна мыслишка.
  
  Вязьма после захвата ее немцами только первые несколько дней была словно вымершей. Затем голод начал заставлять то немногочисленное население, которое осталось в полуразрушенном городе, выбираться из своих жилищ и приспосабливаться к новой жизни в оккупации. Рядом с небольшой церквушкой, чудом уцелевшей после бомбежек, сама по себе образовалась стихийная небольшая барахолка, где местное население, в основном женщины и старики продавали или меняли на продукты различные вещи. Здесь- то с края, у дороги и примостился на ящике Мишка. Рядом с ним на щите были прикреплены работы детей, захваченные им из усадьбы, - пейзажи, рисунки с гипсовых слепков, портреты. В руках Мишка, в ожидании заказчика, держал картонку, на которой закрепил небольшой кусок ватмана. Рядом с ним две женщины неопределенного возраста продавали настенные часы и валенки с кофтой. Новоявленный художник, не подавая вида, внимательно прислушивался к их разговору.
  
  - Матрена, ты бы попробовала эти часы у того барыги с Ямской сменять. У него говорят, и крупа всякая есть и сахар с солью.
  Вторая женщина внимательно, словно впервые, оглядела свои часы и сделала неутешительный вывод, - не, он только скупает и меняет золотишко с серебром. Ну и картины всякие, если ему нравятся. Ну, которые из усадеб в свое время кто натащил.
  У первой женщины, по-видимому было свое представление о ценности, - а часы чего? Ходят... и с кукушкой...
  - Если б они из золота были... К этому упырю немцы валом валят, перекупают то, что самое ценное.
  - Торгаши ни при какой власти не пропадут. Свою выгоду из всего выгрызут...
  
  У Мишки, смотревшему на расположенный перед ним белый лист ватмана, вдруг появилась тревога, перерастающая в страх. А вдруг ничего не получится? Ведь он, по большому счету, не брал в руки карандаш достаточно долго. И рухнут все надежды, возложенные им на навыки рисования.
  Услышав звук мотоцикла, Мишка напрягся и покосился в ту сторону. Из-за развалин обгоревшего дома показался мотоцикл с коляской, на котором ехали два немецких солдата. Проезжая мимо толкучки, ефрейтор, сидевший в коляске, обратил внимание на Чернышева и толкнул в бок водителя. Тот сразу же притормозил и, свернув с дороги, подъехал вплотную к Мишке. Ефрейтор вальяжно вылез из коляски и начал с интересом разглядывать рисунки. Ознакомившись с выставленными образцами, он, наконец, обратил внимание и на художника. Ефрейтор, оглядев замызганного мальчишку с головы до ног, недоверчиво спросил по-немецки, - художник?
  Мишка пожал плечами, делая вид, что не понимает. Немец с помощью мимики и жестов продолжил настойчиво выяснять, - меня сможешь нарисовать?
  Чернышев, поняв, о чем идет речь, кивнув тому на стоящий рядом ящик, выдвинул условие, - хлеб... брод... есть...кушать...
  Немец, обрадованный тем, что бестолковый русский мальчишка, наконец его понял, закивал головой, - да, да... Гуд.
  Ефрейтор уселся напротив Мишки и тот приступил к рисунку, преодолевая страх перед белым листом. Но уже после первых штрихов, определявших композицию, он начал успокаиваться. Не смотря на долгий перерыв, руки помнили карандаш, глаза и мозг справлялись с поставленными перед ними задачами. Лицо ефрейтора было безбровым и напрочь лишенным, какой либо индивидуальности. Это с одной стороны упрощало задачу, что ни нарисуй, все сойдет. Но с другой стороны и усложняло. Портрет должен был обязательно понравиться первому заказчику.
  Второй солдат, не слезая с мотоцикла, с любопытством наблюдал за творческим процессом. Он временами поглядывал на часы, и наконец, не выдержав, обратился к ефрейтору, - Шульц, мы опоздаем.
  Но тот его успокоил, - ничего. Все равно сегодня уже разгрузки не будет. Пути восстанавливать нужно не менее суток. Проклятые партизаны.
  - Эти танки так нужны на фронте...
  
  Трофим с наполовину наполненным мешком шел недалеко от железнодорожного полотна мимо стоявших обгорелых вагонов и собирал валявшиеся куски угля, разные щепки покрупнее. Ему не давало покоя болезненное самолюбие. Он всегда был во всем лидером, и в интернате, когда зуботычинами заставлял и мелюзгу, и своих сверстников подчиняться своим желаниям. И после появления оккупантов, когда был вожаком в команде. Даже дядя Гриша, пусть и оказавшийся предателем, всегда прислушивался к его мнению. А вот после появления этого Чернышева,... художника... Даже Славкол, трус и недотепа встал на сторону этого умника... Ну да ничего, время покажет, кто чего стоит!
   Когда погруженный в свои мысли Трофим приблизился к составу, состоящему из цистерн, его размышления были прерваны окриком немецкого часового, который вскинул свой карабин.
  - Хальт!
  Трофим был вынужден отбежать в сторону и свернуть за полуразрушенное пристанционное здание. От греха подальше он забрался внутрь этой постройки, что бы немного переждать.
  Рядом с ответвлением железнодорожной ветки от основной дороги стоял паровоз под парами с прицепленными грузовыми вагонами. Трофим из оконного проема стал наблюдать за железнодорожником и немецким солдатом с автоматом наизготовку, которые стояли рядом у стрелки.
   Солдат кивнул железнодорожнику на стрелку и на ломаном русском языке скомандовал,
  - Туда... Переключать... Паровоз туда...
  Железнодорожник, рыжий мужичек в замызганной форменной куртке уточнил, - Переключить на зону что ли?
  - Да, гут... зона переключать...
  Мужичек с трудом перевел стрелку и дал машинисту отмашку. Паровоз натужено начал движение, выпустив огромное облако пара, которое полностью скрыло и солдата и стрелочника.
  Решение созрело мгновенно. Природные авантюрные наклонности не дали Трофиму ни единого шанса подумать. Он выпрыгнул из оконного провала и молниеносно скрылся в клубах пара. В большей степени наощупь мальчишка забрался на одну из платформ, где тут же укрылся под брезентом, которым были накрыты сложенные внутри огромные тюки.
  Состав, лязгая буферами, стал набирать скорость. Трофим уже начал жалеть о безрассудном поступке, но в то же время пытался успокоить себя, мысленно твердя одну и ту же фразу, - риск благородное дело...
   К тому же ему не давало покоя желание доказать и Катьке и Славколу, что он круче пришлого художничка, что они напрасно встали на его сторону...
  Когда состав замер, в тишине была слышна немецкая речь. Трофим осторожно выглянул в небольшую щель борта платформы. Вагон стоял на одном уровне с пандусом, который тянулся вдоль кирпичного пакгауза. Рядом стояли несколько немцев и десяток русских военнопленных. Послышалась команда на ломаном русском языке, - шнель! Разгружать! Бистро, бистро!
  Грохот откидывающегося борта платформы заставил Трофима сильнее вжаться между тюками. После того, как кто-то стащил в сторону брезент, мальчишка столкнулся с пристальным взглядом серых, с прищуром глаз.
  
  Мишка, старался не показать своего волнения, пока ждал реакции немцев, разглядывающих законченный портрет. Дорисованные сурово сдвинутые брови, которые в реальности практически отсутствовали, Могучая шея, которая таковой не являлась, придавала образу эпический налет. Ефрейтор, по-видимому, даже не ожидал подобного эффекта, и по его лицу было понятно, что он находится в восторге от Мишкиной работы.
  Его сослуживец наоборот был явно раздосадован улучшением реального облика ефрейтора, и он нервно поторапливал того, - Шульц поехали, нам попадет от коменданта.
  - Ничего, мы ему привезем подарок.
  Мишка напомнил немцу, - хлеб,... брод...
  Но ефрейтор неожиданно повел себя, по меньшей мере, странно. Он, вместо обещанного хлеба, стволом автомата стал подталкивать художника к мотоциклу, и тот был вынужден забраться в коляску. Туда же немец засунул и его имущество. Мишка неуверенно попытался возразить. - За что? Договаривались, что хлеб дадите!
  Мишку поддержали торговавшие женщины, внимательно наблюдавшие за всем происходящим. - За что мальчишку арестовываете?
  - Рисовать заставили, а теперь, чтобы не платить, забирают! Креста на них нет!
  Одна из женщин от возмущения была готова швырнуть в солдат свои часы с кукушкой. - Это где же видано, с детьми воевать?
  Ефрейтор обернулся к негодующим женщинам и, грозно сдвинув несуществующие брови, рявкнул на них, - Партизан! Рус партизан капут.
  
  У одного из входов в здание вокзала с вывеской "Komendant" была обычная повседневная суета. В двери входили и выходили люди, гражданские и военные. Когда из здания вышел комендант станции капитан Франц Гейт, сюда же подкатил мотоцикл, на котором немцы привезли задержанного Мишку.
  Гейт демонстративно посмотрел на наручные часы и с раздражением обратился к спрыгнувшему с мотоцикла ефрейтору, - Рейдлих, вы во сколько должны были вернуться?
  Но тот ни капли не смутился, - извините, господин капитан. Я задержался из-за подарка для Вашей фрау Грет.
  Гейт с изумлением посмотрел на ефрейтора, - причем здесь моя жена?
  - Вы же хотели послать ей на день рождение необычный подарок.- Рейдлих в ответ на вопросительный взгляд капитана пояснил, - портрет мужа на фоне развалин завоеванного русского города. Что может быть дороже? Я привез Вам художника.
  Комендант с недоверием оглядел Мишку, которого к нему грубо подтолкнул солдат и спросил у ефрейтора, - художник?
  - Так точно. - Рейдлих протянул капитану свой портрет, - я проверил, на что он способен.
  Гейт с любопытством взял в руки кусок ватмана и некоторое время рассматривал рисунок, который ему явно понравился. Затем он достал из кармана свои документы, из которых вынул небольшое фото жены с ребенком и передал его ефрейтору, - сегодня мне некогда позировать, я уезжаю на совещание. Пусть пока сделает рисунок с этой фотографии.
  Рейдлих уточнил, - какого размера?
  - Какого? - Капитан немного подумал. - Найдешь хорошую рамку, под ее размер и пусть рисует.
  - Есть, господин капитан.
  - Отведи его в комнату рядом с канцелярией. Но что бы к комендантскому часу его духа здесь не было.
  Ефрейтор неуверенно возразил, - он вряд ли успеет... Может ему пропуск выписать?
  Капитан с явной неохотой согласился, - хорошо. Но чтобы ночью его здесь не было.
  - Слушаюсь.
  
  Генерал Генрих фон Лост вальяжно сидел за массивным письменным столом в просторном кабинете и внимательно слушал оберлейтенанта Гринберга, который на листе бумаги заканчивал рисовать схему и комментировать ее. - Таким образом, они попадают в ловушку.
  Генрих с некоторой долей сомнения поинтересовался, - Вы уверены, что диверсанты клюнут на вашу приманку?
  - Я исходил из того, что диверсантов в первую очередь должны интересовать объекты стратегического значения, и они просто не смогут отказаться от нашего предложения.
  Генерал раздражительно поправил оберлейтенанта, - не нашего, а Вашего. Вы, господин оберлейтенант несете персональную ответственность за упущенную возможность еще вчера все выяснить и приступить к ликвидации. Напомню, у Вас осталось двое суток.
  Беседу прервал стук в дверь и в кабинет зашел капитан Гейт.
  - Разрешите, господин генерал?
  - Проходи, дорогой Франц. - Генерал, поднявшись из-за стола, вышел навстречу капитану и радостно пожал ему руку. - Что, подобрал подарок своей Грете?
  Капитан, польщенный подобным вниманием к себе со стороны генерала, поделился, - вроде бы - да, но еще не знаю, что получится. - В ответ на недоуменный взгляд Генриха, пояснил, - мой Шульц привез мне сегодня художника. Хочу сделать семейный портрет маслом.
  Информация о художнике заинтересовала генерала. - И что, приличный художник?
  - Мальчишка, но судя по рисунку, что я видел, техника достойная.
  - Интересно. Ты этого мальчишку попридержи, он мне может понадобиться.
   Генерал вернулся на свое место за столом и, сменив приветливую интонацию на сугубо деловой тон, продолжил, - но хватит о хорошем, перейдем к дерьму. Присаживайся Франц, закуривай.
  Подождав, когда офицеры сядут, Генрих вкратце посвятил капитана Гейта в суть проблемы. - Предположительно в нашем районе появилась русская диверсионная группа. Под угрозой находится база, это может серьезно повлиять на боеспособность группы армий "Центр".
  Капитан уточнил, - уничтожение роты Шертинга их рук дело?
  - Думаю, да. На данный момент, мы не знает ни об их численности, ни об их планах. Но рисковать не имеем права. Разработан план уничтожения этой группы. В нем Вам, Франц отводится не последняя роль.
  Генерал выразительно посмотрел на оберлейтенанта и тот сразу же принялся посвящать коменданта в свой план, - необходимо, чтобы тот состав с горючим, который сейчас находится на станции, постоял бы там еще, как минимум, двое суток.
  Капитан, возмущенный подобным планом, даже встал со стула, - да Вы что? Если будет налет русской авиации... Господин Генерал, Вы же первый с меня голову снимите...
  Оберлейтенант попытался прояснить план и успокоить коменданта, - но в нашем,... в моем плане необходима приманка. К тому же сейчас сильная облачность, туманы. Погода нелетная.
  Видя категорический отказ Гейта участвовать в этой авантюре, генерал с явным нежеланием обратился к нему. - Франц, под мою ответственность.
  Капитан был вынужден подчиниться, - слушаюсь, господин генерал.
  Генрих продолжил, - сейчас вы поедете с оберлейтенантом на станцию, по дороге, он Вас посвятит во все детали.
  Поняв, что разговор закончен, офицеры дружно встали и Франц обратился к генералу строго по уставу, - разрешите идти?
  Генрих, стараясь не смотреть на него, кивнул головой, - Да, отправляйтесь, время не терпит. Держите меня в курсе даже по мелочам.
   - Слушаюсь.
  
  Комната средних размеров с двумя окнами, куда Мишку привел ефрейтор, по-видимому, использовалась, как подсобное помещение. Она была заставлена старой канцелярской мебелью, картонными коробками, различным хозяйственным инвентарем, лопатами, граблями. Пока Рейдлих раскидывал кучу хлама в углу, заглядывая в шкафы и пытаясь что-то найти, Мишка принялся оборудовать себе рабочее место. Он с трудом подтащил канцелярский стол к одному из окон. Затем выбрал из переломанных стульев, какой поцелее и поставил к столу.
  Ефрейтор, наконец, нашел то, что искал. Он достал из шкафа небольшой запыленный портрет Сталина и, выдрав его, саму рамку протянул Мишке вместе с фотографией Греты, пояснив жестами, что рисунок должен соответствовать размеру рамки.
  Чернышев, устроившись за столом, начал вымерять необходимый размер ватмана. Когда ефрейтор вышел из комнаты, Мишка, немного выждав, принялся обследовать помещение. В первую очередь его интересовали окна. Убедившись, что все шпингалеты исправно работают, он открыл одно из окон и выглянул наружу. Рядом со зданием стоял эшелон с цистернами, который полностью закрывал обзор. Мишка осторожно, чтобы не скрипнуть, закрыл окно и уселся за стол рисовать.
  
  Уже поздно ночью Чернышев прошел через городок, который словно вымер. Лишь на мосту он столкнулся с немецким патрулем, который состоял из пяти солдат, вооруженных автоматами. На люльке мотоцикла, который стоял рядом, был установлен станковый пулемет. У Чернышева при свете фонарика дотошный унтер проверил пропуск и, обыскав, с явной неохотой пропустил.
  Когда Мишка, наконец, дошел до усадьбы и пробрался в помещение, Славкол подкладывал в печку дрова, а Катя с женской тщательностью подметала пол. Она, не скрывая радости, обратилась к нему, - наконец то. А то уже ночь, а ни тебя, ни Трофима... Думай, что хочешь...
  Мишка насторожился, - Трофима до сих пор нет?
   Он машинально заглянул в котелок, стоявший на столе. Заметив его интерес, Катя грустно произнесла, - кушать нет ничего.
  Мишка вспомнив, что профессия художника достаточно хлебная, достал из своей холщевой сумки продукты, которыми его снабдил ефрейтор, буханку хлеба, две банки консервов и кусок сала. Катя с восторгом оценила выложенные на стол продукты, - ого!
  Славкол осторожно, словно боясь спугнуть наваждение и, не веря своим глазам, робко поинтересовался, - откуда такое богатство?
  Довольный произведенным эффектом, Мишка пояснил, - паек художника.
  Ребята сразу же, нарезав хлеб, сало, и открыв консервы, начали с аппетитом есть, параллельно разговаривая. Мишку в первую очередь интересовали итоги дня, - чего интересного наразведывали?
  Катя, не переставая поглощать сало, начала докладывать, - да, особенно ничего. На Кронштадской много наших военнопленных. Целый лагерь.
   - Опель нигде не попадался?
   - Нет.
  Мишка вспомнил заинтересовавший его разговор женщин на толкучке и он спросил у ребят, - в городе есть старик-меняла. Скупает золотишко или меняет на продукты. Ничего не слышали?
  Славкол, немного подумав, предположил, - в начале Ямской, почти сразу за мостом какая-то лавка, там объявление висит о скупке,... Может, это он? Я завтра уточню.
   Но у Чернышева были свои виды на Славкола, - Завтра... Даже уже сегодня тебе придется отправиться к партизанам.
  Парнишка от этого задания сначала замешкался, а потом, слегка заикаясь, спросил, - где я их найду?
  - Я тебе нарисую, где они базируются. - Мишка пристально посмотрел на растерянного Славкола и продолжил, - найдешь там Волина. Это их командир. Передашь, что в ближайшие сутки ожидается прохождение эшелона с танками. Про меня не упоминай.
  - Почему?
  Мишка, не желавший вдаваться в объяснения, упрямо повторил, - не упоминай.... Иначе он тебе не поверит.
  Затем он повернулся к Кате, - А ты завтра будешь подносить в комендатуру на вокзале понемногу толовые шашки.
  - В комендатуру?
  - Да. Я пристроился туда рисовать. Не знаю, сколько там пробуду, но заминировать ее, пока есть возможность, не помешает.
  Разговор прервал зашедший в комнату Трофим. Вместо потрепанного пальтишки он красовался в новенькой армейской телогрейке, на ногах поскрипывали хромовые сапоги. Если к этому добавить довольное выражение лица, то Трофим выглядел фартовым парнишкой. Немного надменно он кивнул приятелям, - всем привет.
  Демонстративно не обращая внимания на удивленные лица ребят, он сразу же прошел к столу и примерился к разложенным яствам.
  Первым не выдержал Славкол и поинтересовался у него,- ты, где это приоделся?
  Трофим с набитым тушенкой ртом невнятно пробурчал, - места знать надо. Заглянул в эту особую зону, сменил прикид...
  Мишка, не веря своим ушам, напрягся, - куда заглянул?
  Трофим усмехнулся, - в зону огороженную. Куда ты говорил, попасть невозможно. Нет там ничего особого, тряпьем забиты все лабазы... Тулупы, валенки...
  - Как ты туда попал?
  - А чего я должен перед тобой отчитываться? Командир...- Трофим с вызовом посмотрел Мишке в глаза, - только, вот я смог туда пробраться, а ты сдрейфил...
  Катя, не выдержав, за рукав развернула храбреца от стола к себе, - Трофим, правда, а как ты туда попал?
  - Смотрю, туда паровоз вагоны катит. Ну, я и пристроился. Спрятался между тюками. А назад мне наши пленные помогли, в уголь зарыли.
   Мишка недоверчиво поинтересовался, - а что же эти пленные не зарылись тоже в уголь?
  Трофим уже без прежнего апломба пояснил,- перед отправкой любого транспорта их строят и пересчитывают. Там их всего пятнадцать человек. Я думаю, это ложная зона, а настоящая находится еще где-то. Пока ее найдем, можно еще чего-нибудь рвануть.
  Чернышев сразу же его одернул, - никаких - рвану! Сначала нужно все разведать и не засветиться.
  Почувствовавший себя героем, Трофим презрительно окинул взглядом Мишку, - Ты языком трепать горазд! Только ни разведать не можешь, ни рвануть...
  Катя попыталась одернуть его, - Трофим!
  - Что Трофим? Лично я больше не собираюсь отсиживаться с этим... командиром.
  Трофим, демонстрируя свою независимость, направился к выходу. Славкол попытался удержать его, но тот грубо отпихнул его и вышел.
   Катя, хорошо зная характер Трофима, подвела итог, - он же таких дров наломает.
  Мишка, словно ничего не произошло, начал объяснять девушке ее задачу. Его состояние выдавала лишь злость в голосе, - будешь подходить к окну, из которого будет торчать свернутая в трубочку бумага... И только тогда, когда она будет торчать. Там сбоку есть скверик. Оттуда и будешь ждать моего сигнала. Поняла?
  - Поняла.
  
  В лесном овраге Катя достала из тайника четыре толовых шашки и спрятала их за пазуху. Она была так увлечена этим занятием, что не заметила, как сзади к ней осторожно подкрался Трофим и, закрыв рот, произвел захват шеи. Девушка, не видя, кто ее схватил, судорожно начала вырываться. Ее соперник не удержал равновесия и, споткнувшись, упал. Сверху на него спиной по инерции завалилась и Катя. Только после этого она услышала знакомый голос Трофима. - Дура!
  Катя, все еще сидя на земле и потирая ушибленное колено, повернулась к парню, - Трофим? Напугал... Ты чего здесь?
  - Да, тоже, что и ты... Вообще-то это моя взрывчатка, я ее нашел.
  - Ты чего задумал?
  Трофим посмотрел на девушку свысока и усмехнулся, - рыбу в речке глушить, кушать сильно хочется.
  Но Катя не поддержала его шутливый тон, - вернулся бы к нам, ведь дров наломаешь...
  Но тот упрямо не хотел прислушаться к ее словам, - не, я сам по себе. Не хочу сидеть и придумывать про какую то особую зону... Ее немцы для дураков изображают... Возят туда-сюда тряпки и ждут, когда туда недоумки сунутся.
  Между делом, во время разговора Трофим убрал за пазуху несколько толовых шашек и моток бикфордова шнура. Затем, укрыв тайник ветками, он повернулся к Кате, - ну, что пойдем? До железки нам по пути.
  Трофим помог Кате, которая начала прихрамывать после его нападения, выбраться из оврага.
  
  Капитан уже третий час позировал Мишке. Он прилежно, словно школьник-отличник сидел, не шевелясь, и за это время ни разу не сделал перерыва. Чернышев из-за этого нервничал. По его прикидкам Катя уже давно должна была появиться в скверике у комендатуры. Для нее долгое ожидание условного сигнала, да еще с взрывчаткой за пазухой, могло закончиться плачевно
  Чернышев вздохнул с облегчением, когда дверь распахнулась, и в помещение заглянул оберлейтенант, который словно о чуде сообщил коменданту, - Сработало!
  Капитан сразу же, схватив фуражку, бросился вслед за Гринбергом.
  Мишка выждал некоторое время, настороженно прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Но оттуда до него доносились лишь невнятные обрывки будничных разговоров писаря и дежурного по комендатуре с редкими посетителями. Мишка быстро свернул в трубочку заранее подготовленный лист бумаги и, высунув ее наружу, зажал форточкой.
  
  Вышедших из комендатуры офицеров окутали клочья тумана, которые безуспешно пытался разогнать холодный промозглый ветер. Капитан сразу же поинтересовался, - Сколько их?
  Гринберг неопределенно пожал плечами, - непонятно. Туман. Наблюдатель заметил одного. Мы оцепили состав.
  - Не уйдут?
  - Они пришли со стороны пустыря, там дальше лес. Отходить, вероятно, будут туда же. Я озадачил уже комендантский взвод.
  - Нужно хоть кого-то взять живым.
  Гринберг успокоил капитана, - все уже получили такой приказ.
  - Замечательно.
  
  Мишка, постоянно прислушиваясь, с приготовленным спортивным кубком с нетерпением ожидал Катю у окна. Увидев ее, он, открыв окно, сразу же забрал у нее четыре толовых шашки, - давай, быстрей!
  - У сквера патруль появился, хорошо еще туман, я еле проскользнула.
  Где-то совсем рядом раздались выстрелы и крики - Хальт!
   Мишка сунул девушке в руки спортивный кубок и встревожено поторопил, - сюда больше не суйся. Сходи к скупщику, попробуй это обменять. Посмотришь, что там к чему.
  Когда Катя убежала, Мишка торопливо начал закрывать окно, но оно заело и не поддавалось. В этот момент он заметил, как из под железнодорожной цистерны высунулся Трофим, и затравлено начал вертеть головой. Чернышев был вынужден громким шепотом окликнуть его, - Трофим! Давай сюда!
  Тот сразу же, пригнувшись, подбежал к спасительному окну и молниеносно забрался в комнату. Закрыв окно, Мишка со злостью накинулся на неуправляемого парня, - Довоевался? Куда теперь тебя девать?
  Сникший Трофим все никак не мог отдышаться, - как они меня просекли? Я даже шнур поджечь не успел...
  - Какой шнур?
  Трофим сбивчиво попытался прояснить ситуацию, - я заложил под цистерну взрывчатку... только хотел, а тут фриц - Хальт. Я деру. Он стрелять...
  Мишка от злости до боли закусил нижнюю губу, - куда теперь тебя девать?
  Покрутив головой и приняв единственное возможное решение, он достал из угла за шкафом, где стояли грабли с лопатами, ломик и принялся вскрывать половые доски.
  Трофим непонимающе наблюдал за его действиями, - ты чего хочешь?
  - До вечера под полом спрячешься.
  Тот настороженно заглянул в образовавшуюся щель и без большого энтузиазма пробурчал, - постелить бы чего, а то я до вечера околею.
  Мишка, не выпуская ломика из рук, бросился в угол у двери, где были свалены в кучу пустые мешки, - на, мешки постели, быстрее...
  В это время распахнулась дверь, и в комнату заглянул ефрейтор Рейдлих. Заметив незнакомого русского паренька, он сразу же ворвался внутрь и, наставив на того автомат, самодовольно скомандовал, - хонде хох!
  Чернышев, который оказался за открытой дверью сзади немца и которого тот не заметил, нанес ефрейтору сокрушительный удар по голове. Сразу же он начал тянуть обмякшее тело немца к щели в полу, прикрикнув на растерявшегося Трофима, - помогай!
  Когда они вдвоем затолкали труп под пол, Трофим с недоумением спросил, - а я теперь куда?
  - Туда же. - Мишка подтолкнул его к проему и, не удержавшись, съязвил, - он уже не кусается.
  - Миш,... как же... это...
  - Давай, давай.... Потерпишь...
  Мишка перевел дыхание лишь, когда установил на место половицы и уселся за стол.
  
  К стоящим у входа офицерам подбежал солдат и, вытянувшись по стойке смирно, четко доложил, - господин оберлейтенант, рядовой Рельц по вашему приказанию прибыл.
  Гринберг уточнил у него, - это ты заметил диверсанта?
  - Так точно. Я его заметил, когда он лез под составом. Я ему скомандовал стоять, а он бежать, ну я выстрелил...
  Комендант оборвал излишне эмоциональный рассказ солдата, - как он выглядел?
  Рядовой на мгновение задумался, - в фуфайке, в которых русские солдаты ходят... Туман,... я его плохо рассмотрел, но мне показалось, что он совсем мальчишка. А потом он словно сквозь землю провалился.
  Комендант скептически посмотрел на оберлейтенанта, - русские мальчишки постоянно везде шныряют, ищут, что своровать.
  Рейдлих неуверенно возразил, - так то - да. Вот только появился он с той стороны, откуда мы ждали появление диверсантов.
  Рядовой, посчитав нужным, дополнил свой рассказ сообщением, - и еще, господин оберлейтенант, куда-то пропал ефрейтор Рейдлих.
  Эта информация вызвала у оберлейтенанта лишь раздражение, - Этот Рейдлих постоянно опаздывает и куда нибудь пропадает. По нему гауптвахта плачет!- Немного успокоившись, он, не глядя на солдата, распорядился, - передайте лейтенанту Веберу мой приказ об отбое. Всех вернуть на исходные позиции.
  - Есть!
  Когда солдат ушел, Гринберг озадачено поделился своими опасениями с капитаном,
  - Боюсь, мы этой шумихой могли спугнуть русских.
  Но тот не разделял этих сомнений, - если перед ними стоит конкретная задача, это их насторожит, но не более. Станция - стратегический объект, в том, что произошло нет ничего необычного. - Поправив фуражку, он направился назад в комендатуру, - спокойно занимайтесь своими делами, а я пойду дальше позировать.
  
  Катя подошла к двухэтажному домику дореволюционной постройки. Над входной дверью висела вывеска "ЛОМБАРД", в оконном проеме торчало большое объявление о скупке и обмене на продукты ценностей с их перечнем. Девушку насторожил Опель, стоявший у входа. Немного подумав, она перешла на противоположную сторону улицы и, свернув за угол дома, оттуда стала наблюдать. Редкие прохожие не обращали на нее внимания. Катино внимание привлек хромой, обтрепанный мужичек с котомкой на плече, который, подойдя к ломбарду, внимательно осмотрелся, обошел Опель и пропал из поля зрения, словно растворился.
  Наконец из дверей вышел Генрих. В гражданской одежде он больше походил не на генерала, а на адвоката средней руки. В руках у него был сверток. Его провожал мужчина в темном костюме. Кате, как она не хотела, не удалось рассмотреть его лицо. Единственно, она поняла то, что он был пожилого возраста. До нее донеслись слова старика, - спасибо герр генерал. Если еще, что появится, я Вам сразу же сообщу.
  Генрих, садясь за руль Опеля, кивнул, - гуд.
  После отъезда машины, Катя направилась к ломбарду и, немного постояв, собравшись с духом, зашла внутрь.
  
  Генрих, проезжая по разбитой дороге полуразрушенного городка, с теплой ностальгией вспоминал уютные улочки французского Леона, откуда его еще совсем недавно откомандировали сюда, но Восточный фронт. После беспечных французов мрачные и грязные русские вызывали у него чувство омерзения. Единственно, что грело душу генерала, это возможность неплохо поправить свое материальное положение. В первые же дни пребывания здесь он столкнулся с возможностью обмена продуктов с подведомственных ему складов на потрясающие по ценности вещи. Ювелирные изделия европейских мастеров, антиквариат мирового уровня непостижимым образом после революции и разграбления дворянских усадеб сохранился у простолюдинов, которые сейчас готовы были обменять на банку тушенки серебряный сервиз 18 века.
   Из-за плохой дороги машину постоянно подкидывало и мотало из стороны в сторону. Внезапно мысли Генриха прервал мужской голос, раздавшийся из-за спины.
  - Отвратительная дорога. Не правда ли?
  Тот от неожиданности нажал на тормоз, но человек, сидевший сзади, на неплохом немецком языке его успокоил, - не надо нервничать, господин генерал.
  - Вы кто?
  - Майор Грот. Вам должны были сообщить обо мне.
  После подобного, по меньшей мере, странного представления, Генрих покосился назад, где увидел типичного русского мужичка в поношенной одежде с котомочкой в руках. После небольшой паузы, генерал выдавил из себя, - я ждал Вашего возвращения из госпиталя, но не в подобном виде, и не подобным образом.
  - Не надо стоять, Вы привлекаете внимание.
  Когда машина Генриха начала движение, Ковалев невозмутимо продолжил, - вы хотели, что бы я появился в торжественной обстановке и об этом знала вся округа?
  - Нет, но и...
  - Мне так удобнее быть в курсе всего происходящего, пока мы не обзавелись своей агентурой.
  Генрих не выдержал и поинтересовался, - ну и что, есть результаты?
  - Не все сразу, господин генерал. Вы не в курсе, что сегодня происходило на станции?
  Генерал пожал плечами, - как мне сообщили, тревога. Из-за тумана, какого то мальчишку спутали с диверсантами.
  - Напрасно Вы недооцениваете русских детей. Один мальчишка, практически ребенок, в сороковом сорвал блестяще подготовленную операцию в Москве. Совсем недавно из-за этого же ребенка я едва не погиб.
  - Что значит, едва.
  - Мне повезло, что я под кителем всегда ношу жилет с вшитыми металлическими пластинами, и у них не было времени меня добить.
  Генрих усмехнулся, - как говорят русские, береженого бог бережет... Майор, все же, к чему подобная конспирация?
  - Я уже сказал, что так мне удобнее быть в курсе всего происходящего в городе
  - Вы внятно не ответили, есть результаты маскарада?
  - Один русский спец у меня уже есть на примете.
  Генерал скептически отнесся к результатам маскарадной работы, - Всего один? Стоило ли из-за этого городить огород? Вместо организации охраны зоны, Вы занимаетесь клоунским маскарадом, слежкой за мной.
  - Этот один стоит целой дивизии.
  - Зная это, Вы продолжаете свой маскарад, а диверсант продолжает спокойно свою деятельность! Я Вас не понимаю!
  Ковалев попытался втолковать генералу, как ему казалось, прописные истины,- этот человек тертый калач и его захват нам может ничего не дать. Необходимо отследить всю цепочку. Как минимум взять связного. Тогда мы выйдем на всю группу.
  - Что Вы предлагаете?
  Ковалев протянул генералу заранее подготовленную записку, - по этому адресу пустующее здание. Туда уже сегодня нужно скрытно поместить десяток солдат. Они должны выполнять приказ человека, который назовет пароль "Мюнхен".
  Генрих, с небольшой долей сомнения согласился, - Хорошо, я отдам команду.
  - Только про меня раньше времени никто не должен знать.
  - Я планировал отправить оберлейтенанта Гринберга на фронт, ждал Вашего возвращения.
  - Пусть пока занимается охраной. Он ведет себя предсказуемо и для русских, и для нас. Для нас это на руку. Если Вас не затруднит, притормозите.
   Когда Опель остановился, Ковалев нарочито вежливо попрощался, - до свидания, господин генерал. - Он уже начал выходить из машины, но на мгновение задержался.
  - Кстати, пароль должен быть известен и коменданту станции, и Гринбергу со всеми вытекающими последствиями. Еще,... я бы на месте русских, попытался захватить Вас, что бы выйти на зону... А Вы без охраны...
  Прежде, чем поехать дальше, Генрих некоторое время смотрел вслед Ковалеву, который удалялся, ссутулившись и сильно прихрамывая.
  
  
  Капитан Гейт, посмотрев на часы, поднялся и, разминая затекшие от долгого сидения ноги, подошел к холсту. После внимательного изучения того, что Мишка успел сделать за сеанс, он остался доволен результатом. Созерцание портрета прервало появление оберлейтенанта. Капитан с усмешкой обратился к нему, - что, опять тревога?
  Но Гринберг не был склонен к шуткам,- на подъезде к Семлево эшелон с танками под откос пустили.
  - А мы их здесь ждем...
  - Может, это и не наши...
  Капитан горько усмехнулся, - они уже и нашими стали... Может и не они. Предлагаю завтра собрать совещание офицеров гарнизона и выработать общую стратегию.
  - Где?
  - Здесь, в канцелярии, в... одиннадцать ноль, ноль.
  Когда офицеры вышли, Мишка сразу же сдвинул половые доски.
  - Выбирайся быстрее! Давай, давай...
  - Сейчас, подожди,... все затекло...
   Мишка помог мальчишке выбраться, - быстрей, пока никто не зашел. Сразу уходи влево через скверик.
  Мишка вздохнул с облегчением лишь, когда закрыл за вылезшим Трофимом окно.
  
  Татьяна надменно прошла мимо часового, который проводил ее статную фигуру сальным взглядом. Когда она подошла к двери кабинета Генриха и уже собиралась войти, ее остановил разговор генерала по телефону, который отсюда был прекрасно слышен,
  - Франц, если к тебе обратиться человек и назовет пароль "Мюнхен", ты обязан беспрекословно выполнять все его приказы... Что за человек, ты узнаешь в нужное время. Эту же информацию передай Гринбергу... Все, это мой приказ.
  Татьяна, немного подумав, удалилась, стараясь не произвести шума.
  
  
  Когда Мишка вернулся в усадьбу, к нему сразу же бросился радостный Славкол, который помогал Кате передвигать топчан ближе к печке.
  - Я все сделал. Еле их нашел.
  - Я уже знаю. Эшелон под откосом. Молодец.
  - Правда они и без меня про него знали. - Славкол немного помялся и вынужден был сознаться, - я... это... про тебя этому Волину рассказал. Я не хотел, а он, как привязался, откуда информация?... Ну я и...
  К удивлению Славкола, Мишка спокойно отнесся к этому сообщению, - Ладно, ничего, главное дело сделали. - Его больше интересовало другое, - Трофим не появлялся?
  Славкол кивнул на дверь, - За дровами пошел. Он нам все рассказал.
  Катя дополнила, - он ниже травы... Я никогда его таким не видела.
  Мишка не стал вдаваться в подробности поведения Трофима, его больше интересовало другое, - Что у тебя по меняле?
  - У него сегодня был тот на Опеле, генерал. Но он был один, без сопровождения и в гражданской одежде
  Чернышев с любопытством посмотрел на Катю, - Как же ты узнала, что он генерал?
  - Его так этот лавочник называл. И еще он ему сказал, что сообщит, когда что-нибудь появится.
  - Ты внутрь заходила?
  - Зашла. Только он меня взашей вытурил. На кубок сказал, что ему такой хлам не нужен.
  Мишка вслух осмыслил полученную информацию, - значит, у менялы есть связь с генералом? Это интересно.
  В комнату зашел понурый Трофим с охапкой хвороста, который он свалил у печки и лишь потом вопросительно посмотрел на Чернышева. Тот, выдержав нравоучительную паузу, сжалился над непутевым парнем, - этот эшелон у немцев, как приманка. Тебе еще повезло, что туман сильный стоял.
  - А с тем теперь чего?... С тем, что под полом?...
  Мишка помрачнел, - не знаю. Самое плохое, что он скоро завоняет. Трупный запах будет по всей комендатуре. Максимум через сутки. А может, и раньше, топят в комендатуре с душой.
  Подавленный Трофим предложил, - может сегодня его ночью перетащить куда...
  - Как ты себе представляешь? Он тяжеленный... Всей компанией пойдем его выносить? Только оркестра не хватает... Обидно. Так удачно пристроился, там столько информации.
  Придется ноги уносить не только из комендатуры, но и из города.
  Катя посетовала, - зря только взрывчатку туда собирали.
  Мишка, проанализировав сложившуюся ситуацию, немного повеселел, - может и не зря... Не так много немцев знает, что я там постоянно нахожусь.
  Славкол догадался о зреющем в Мишкиной голове плане, - уловить момент, когда они все там будут.
  Чернышев продолжил мысль, - завтра там будет совещание. Если погибнут те, кто знает о моем пребывании там... По крайней мере, меня искать не будут. А на зону попробуем выйти через менялу.
  Трофим не выдержал и спросил у Мишки, - ты все-таки думаешь, что она есть?
  - Но ведь для чего-то создана целая схема отвлекающих факторов и всем заправляет генерал. Наличие генерала говорит о важности объекта.
  
  Ритина мать варила на примусе кашу из чечевицы, периодически помешивая ее. Она больше всего переживала, как бы каша не убежала. Эту горсть чечевицы с таким трудом удалось выменять на толкучке на драповое пальто Иосифа. Когда раздался звонок, Соня направилась к входной двери, лишь предварительно загасив примус. Когда она открыла дверь, то не поверила своим глазам, на пороге стояла исхудавшая и обессилившая Рита в потрепанной шинели. Мать бросилась ей на шею, бессвязно причитая, - Риточка, доченька... Наконец-то... Замучалась ждать...
  Рита только и смогла выдавить из себя, - мама...
  - Что же мы здесь стоим? Пойдем. Я как раз кашу из чечевицы варю...
  Когда они зашли на кухню, мать трясущимися от переживания руками сразу же начала вновь разжигать старенький примус, а Рита устало опустилась на стоявшую рядом табуретку. Она с легкой грустью оглядела родную кухню. Ей казалось, что она отсутствовала здесь не четыре месяца, а целую вечность, - как тихо... Ты что одна?
  Мать, не поворачиваясь, принялась посвящать Риту в последние новости, - Семкины все в эвакуацию уехали. Николавна на той, Ольгиной квартире живет. Ей оттуда до работы два шага. Сюда заглядывает иногда. Все ждет весточку от Мишки.
  Рита буднично, как о чем-то обыденном тихо сообщила, - погиб Мишка.
  От этой новости мать обессилено опустилась на скамейку, - ой... Ты, дочка, Николавне ничего не говори.... Она не переживет. Пусть лучше в неведении будет. - Немного помолчав, она добавила, - я вон про отца не знаю.... Так оно даже лучше. Даже у тебя не хочу спрашивать.
  - Так я и не знаю... Там такое творилось... -
   Рита вовремя обратила внимание, что оказавшаяся на минуту безнадзорной, каша попыталась убежать. Она успела начать помешивать, и пена послушно осела, - А как же ты про меня узнала?... Говоришь, заждалась...
  - Так еще вчера военный приходил, сказал, что ты из окружения вышла.
  Рита встрепенулась, - какой военный?
  - Так я в званиях не разбираюсь. Сказал, что уже неделю, как вы к нашим вышли.
  Рита объяснила свою задержку, - особисты всех окруженцев проверяют. Меня еще быстро отпустили... из-за положения.
  Мать, почувствовав неладное, насторожилась, - из-за какого положения?
  - Ребеночек у меня будет.
  Мать набросилась на дочь, - нагуляла... Только этого не хватало. Как ты жить собираешься? На карточку? Чем кормить собираешься... ребеночка?
  Рита, посмотрев на мать в упор, жестко осадила ее причитания, - прокормлю. А зачем приходил тот военный?
  Мать, вытерев накатившуюся слезу, покопалась в кармашке передника и протянула Рите помятую записку, - на. Тебе надо к какому-то Панову сходить, в госпиталь. Там адрес записан.
  У Риты от нахлынувших переживаний текст записки расплывался перед глазами, - может это от Никиты кто...
  
  Когда Рита зашла в небольшую палату, ей в глаза сразу же бросился комкор, с которым она пробивалась из окружения. Она сникла и поздоровалась с ним через силу,
  - Здравствуйте, это Вы?
  - А ты кого хотела увидеть?
  - В записке написано, что бы зайти к Панову.... А я просто не знала Вашу фамилию.
  Панов привстал на койке и кивнул головой на табуретку, - проходи, Рита, присаживайся. Я надолго тебя не задержу.
   Рита присела и, машинально поправив у раненного одеяло, сочувственно спросила, - Как рана?
  - Лучше. Здесь уже врач сказал, что если бы ты тогда осколок не удалила, и не подчистила все, то было бы все печально. Так что, ты жизнь мне спасла...
  Девушка смутилась, - да ладно, я сделала, что смогла...
  Панов не стал ходить вокруг да около, а сразу перешел к делу и спросил у нее напрямую, - Ты ведь ребенка ждешь?
  Девушка отвела в сторону глаза, давая этим понять, что не склонна обсуждать с Пановым эту тему, - Какое это имеет значение?
  - Не перебивай меня. Тебя ждут тяжелые дни. Выходи за меня замуж.
  Рита с изумлением подняла глаза на генерала, - что???
  Панов грубо одернул ее, - Не перебивай меня! Мне от тебя ничего не нужно, кроме того, что мне некому даже свое довольствие отсылать...- немного помолчав, он добавил, - мои, жена и дочка в июне в Минске погибли.
  - Спасибо Вам конечно, но что я своему Никите скажу, когда он вернется?
  Панов продолжал упрямо настаивать, - ты сможешь, как жена генерала, эвакуироваться в Куйбышев с матерью.
  Но Рита была не менее упряма в своем решении, - нет... Спасибо, конечно, но - нет.
  Генерал взял ее за руку, - не торопись с ответом, посоветуйся с матерью. Подлечусь чуть и заеду к тебе.
  
  Мишка тщательно прописывал правый погон, временами бросая свой взгляд на капитана, который сидел напротив. За дверью были слышны голоса на немецком языке и звуки сдвигаемых стульев. Художник не успел закончить погон, как в комнату заглянул Гринберг и обратился к Гейту, - господин капитан, все собрались.
  Когда офицеры вышли, Мишка открыл канцелярский шкаф и поставил к коробке, в которой были сложены толовые шашки, две больших бутыли с керосином. Он отмерил достаточно длинный бикфордов шнур, закрепил его и уже собрался поджечь, но замер, услышав в соседней комнате команду на немецком языке, - встать! Смирно.
  Далее были слышны невнятные голоса. Мишка успокоившись, поджег шнур и закрыл дверцу шкафа. Он уже поднял шпингалет у окна, чтобы открыть его и скрыться, но тут открылась дверь, и в комнату зашел комендант в сопровождении генерала. Мишка с удивлением обратил внимание на стройную женщину, которая зашла следом за ними. На ней было длинное платье из темно синего шелка и норковое манто. Лицо скрывала вуаль, изящно свисающая со шляпки. Чернышев, что бы оправдать свое нахождение у окна, принялся тщательно протирать кисти, которые стояли в стеклянной банке на подоконнике.
  Капитан Гейт подвел Генриха к холсту. Тот с видом знатока внимательно оценил Мишкину технику живописи и одобрительно хмыкнул. Это послужило сигналом капитану, который внимательно наблюдал за реакцией генерала. Он сразу же повернулся к Чернышеву, кивнул на незаконченный портрет и, коверкая русские слова, распорядился,
  - это потом. Сейчас делать портрет фрау. Гуд?
  Мишка замешкался с ответом, его сейчас больше всего волновало, насколько много прогорел бикфордов шнур. Он даже смахнул рукой выступившую на лице испарину. Гейт с недоумением переспросил. - Гуд?
  Чернышев торопливо закивал головой, - да, гуд...
  Он сразу же снял с мольберта недописанный портрет и установил новый холст. Убедившись, что паренек все понял, офицеры вышли. Мишка повернулся к женщине, которая в это время подняла с лица вуаль. Парень онемел от неожиданности. Перед ним стояла Татьяна Малышева.... - Вы???
  Но Татьяна, не обращая внимания на Мишку, начала встревоженно принюхиваться. Ее насторожило шипение горящего фитиля, запах и струящийся дымок из щелей шкафа. Прекрасно поняв, что может произойти в любое мгновение, только тут она повернулась к Мишке и на удивление хладнокровно спросила, - наш приход смешал тебе все карты?
  Он смутился и ответил вопросом на вопрос, - какие карты?
  Татьяна вздохнула и, словно разговаривая с маленьким ребенком, преувеличено вежливо прояснила ситуацию,- с приездом сюда моего кавалера его охрана оцепила все здание. Уйти тебе не удастся. Так что туши фитиль и бери кисти.
  Мишка, густо покраснев, выглянул в окно и убедился в наличии рядом со зданием немецких солдат. Он бросился к шкафу и в последний момент, обжигая пальцы, успел загасить шнур, который догорел почти до конца.
  Чернышев молча наблюдал, как Татьяна без его приглашения уселась на стул, на котором раньше сидел капитан, Она закинула ногу на ногу, поправила платье и, гордо откинув голову, вопросительно посмотрела на Мишку. Когда же он молча подошел к ней, что бы развернуть правильно по отношению к свету и нерешительно замер, она, глядя прямо ему в глаза, горько усмехнулась, - дожила, к Малышевой даже прикоснуться противно...
  В ответ Мишка лишь неопределенно пожал плечами, не зная, что сказать.
  - Я сама себе противна... Саша с тобой здесь?
  Мишка ответил с вызовом, - он погиб... Взорвал себя, что бы не попасть в плен...
  Татьяна прекрасно поняла, что упрек в его ответе был предназначен ей, и в комнате повисла гнетущая тишина, которую нарушали лишь приглушенные голоса за стеной и поскрипывание карандаша по холсту. По окаменевшему лицу Татьяны было понятно, что она полностью погружена в себя. У нее перед глазами вновь и вновь всплывали этапы падения в бездну подлого предательства, которому, по ее мнению, не было никакого оправдания.
  
  В кювете перевернутая догорающая полуторка, рядом с которой лежали два убитых красноармейца. Рядом с лежавшейей на земле Татьяной стояли два немецких солдата с винтовками наперевес. Обессилившая женщина с трудом пыталась встать. Слипшиеся волосы прилипли к окровавленному лицу. Когда ей уже практически удалось подняться, солдат, торопя ее, брезгливо толкнул дулом винтовки. Она вновь опрокинулась на спину. Тупая боль от ударов кованых сапог заставила ее перевернуться на живот и, собравшись с последними силами, подняться.
  Лагерь, в который согнали на ночь военнопленных, совсем недавно был загоном для скотины, который видоизменила лишь натянутая по периметру колючая проволока, да вышка с прожектором, на которой часовой пиликал на губной гармошке.
  Луч прожектора скользил по колючей проволоке, за которой вповалку, прямо на земле среди луж спали пленные красноармейцы. У этих людей, которые на протяжении долгого времени продолжали находиться в аду, полностью атрофировались нормальные человеческие чувства. Напрочь стерлось разделение людей по половому признаку. И мужчины, и женщины, словно животные, были вынуждены испражняться там же, где и спали, точнее, лежали в полубредовом состоянии.
   Световое пятно на некоторое время замерло на Малышевой. Она сидела на земле, опершись спиной на покосившийся столб, и куталась в заляпанную грязью шинель, безуспешно пытаясь согреться. Татьяна уже стала похожа не на женщину, а на отработанный материал войны.
  Малышева тряхнула головой, словно пытаясь прогнать воспоминания недавнего прошлого, которые словно наваждение постоянно ее преследовали. Она посмотрела на Мишку, который молча продолжал писать ее портрет и не выдержала,
  - Я всю жизнь считала себя сильным человеком, способным на великие свершения, а сломал меня простой голод, грязь и желание согреться... Это даже хорошо, что Саши нет.
   Мишка не выдержав, с явным сарказмом, продолжил ее монолог, - зато теперь, галантный кавалер, хорошее питание, меха из Парижа...
  - Красиво расписал мою жизнь... Только не долго ею наслаждаться. Уже завезли молдаванку. Осталось мне два, три дня... Пока ее подкормят и приведут в порядок.
  В ответ на вопросительный взгляд Мишки, Татьяна пояснила.
  - Милый Генрих проводит исследования. Что-то вроде "Психофизические особенности женщин различных национальностей". У него уже есть данные по десяти народностям.
  Я представляю русских женщин. На каждую испытуемую у него есть фотопортрет. А вот я удосужилась чести, что бы после меня остался портрет живописный.
  - Совсем неплохо поучаствовать в этих исследованиях. Словно и войны нет.
  Татьяна горько усмехнулась, - шикарная одежда, прекрасное питание, галантный кавалер... Но самое интересное происходит позднее. Подопытную отдают в пользование, как минимум, взводу солдат. Милый Генрих наблюдает сколько времени вытерпит женщина голод, истязания... Например, изысканная и утонченная парижанка перерезала себе вены на пятый день.
  - Это Вам милый Генрих все рассказал?
  - Не веришь?... - Татьяна посмотрела Мишке в глаза и, не дождавшись ответа, объяснила, - этой информацией поделился его денщик спьяну... Поглумился. Он не дождется, когда меня сменит молдаванка.
  - Что же генерал занимается только этими исследованиями?
  - Это у него, вроде, как хобби. А так он занимается тыловым обеспечением группы армии центр. Ты же это хотел узнать? Спрашивай напрямую, что тебя интересует. Я прекрасно понимаю, что ты здесь находишься не просто так...
  Мишка рискнул, не таясь, спросить у женщины напрямую, - меня интересует особая зона, которая находится где-то здесь.
  - Там, где я живу, хорошо охраняемая территория, с колючей проволокой...
  Мишка помотал головой, - нет, не эта... Еще где-то должна быть зона.
  Татьяна пожала плечами, - я несколько раз слышала упоминание о зоне, но считала, что это она и есть... Тогда даже и не знаю....- Немного подумав, она добавила, - я знаю, что Генрих в своем кабинете, в сейфе хранит документацию по дислокации войск на Московском направлении. Эта информация практически ежедневно обновляется. Вот только с ключами от сейфа Генрих не расстается. И еще, я сегодня подслушала его телефонный разговор...
  Татьяна была вынуждена резко замолчать из-за вошедших в комнату генерала с капитаном.
  Генрих подошел к холсту и принялся рассматривать недописанный портрет. Мишка напрягся, когда заметил, что капитан принюхивается. Он осознал, что труп под полом начал источать пока еще небольшой трупный запах. Но офицер, так и не поняв, что за запах появился в комнате, обратился к художнику, - сегодня - все. Завтра - девять, ноль.
  Мишка начал собираться, как можно медленнее, что бы дождаться ухода немцев, но, как назло, генерал галантно одел на шею Татьяны колье со сверкающими камнями. Если бы Чернышев не знал, что в дальнейшем ожидает женщину, то могло бы показаться, что кавалер одаривает обожаемую им даму. Капитан, подойдя к генералу с Татьяной, начал светскую беседу, - ничто так не украшает женщину, как золото и бриллианты.
  Генрих с улыбкой поддержал разговор, - надеюсь, ты прилагаешь все усилия, что бы твоя Грета стала самой красивой женщиной в Германии?
  Грейт развел руками, - увы, я в состоянии украсить ее разве только патронами от своего браунинга.
  - Это, конечно украсит жену солдата, но ты, Франц, явно прибедняешься. Я слышал, ценности Вяземского музея не успели эвакуировать, вагон где-то затерялся на станции.
  Капитан изобразил искреннее изумление, - что Вы говорите?
  Ему явно было неприятно упоминание о вагоне с музейными ценностями, и он прервал разговор, якобы, для того, чтобы подогнать мальчишку-художника, - Завтра девять, ноль. - Он жестом показал, чтобы тот уходил. Мишка был вынужден покинуть комнату.
  
  Выйдя из комендатуры, Мишка поплотнее запахнул пальтишко, стараясь укрыться от промозглого осеннего ветра. - А не сегодня, завтра снег пойдет, - подумал он с тоской, - из усадьбы носа не высунешь, что бы следов не оставить.
  Ссутулившись, словно старик, он побрел по мрачной и безлюдной улочке, размышляя о сложившейся ситуации, - все шло наперекосяк. Взорвать не удалось, труп немца завонял. Уже завтра в комендатуру нельзя будет сунуться. Где находится зона неизвестно...
  Мишкины мрачные размышления прервал голос Кати, которая окликнула его, раздвинув доски покосившегося забора.
  Чернышев, оглянувшись по сторонам, забрался в щель и оказался в заросшем саду, который окружал разрушенный при авианалете дом. За столиком в саду сидели Славкол и Трофим, которые поднялись навстречу подошедшим Мишке и Кате. Чернышев обратил внимание, что на лавочке лежат два немецких автомата, - а вы что тут делаете? С оружием...
   Славкол неуверенно ответил, - мы, это... Думали тебе помочь, если - что...
   Трофим влез в разговор, - я за оружием сгонял. Ты же вроде собирался там рвануть...
  - Не сложилось. То одно, то другое...
  - Может когда совсем стемнеет, я попробую туда пролезть через окно?
  Мишка решительно отверг эту инициативу, - там на ночь остается дежурный на телефоне и посыльный. Нет смысла рисковать из-за одного трупа. При любом раскладе меня теперь искать будут.
  Катя грустно подвела итоги, - что теперь делать? Где зона - не знаем. На станцию теперь - нельзя...
  Мишку внезапно осенило, - где находится зона, должен знать генерал. А его мы выманим с помощью менялы.
  Славкол робко поинтересовался,- когда?
  - Тянуть нельзя. Уже завтра меня будут искать по всей округе. Значит так, В лавку я захожу с Катей, Славкол и Трофим прикрывают с улицы, если что.
  Катя, хорошо знакомая с местом, где находился ломбард, подсказала, - там сбоку от лавки сложены дрова. Оттуда хороший обзор.
  Славкол нервно облизал пересохшие губы, - а если генерал приедет с охраной?
  Мишка неуверенно предположил, - вряд ли. Зачем ему, что бы кто-то знал, что он не гнушается менять с помощью русского лавочника продукты на золотишко.
  Трофим, все время рвавшийся в бой, довольно потер руки. Затем, вспомнив, протянул Мишке пистолет, - на, я тебе прихватил.
  
  К дому, в котором находилась лавка, ребята подошли с задней стороны, противоположной улице и сразу же разделились. Трофим и Славкол под прикрытием кустарника и деревьев прошли к дровнику и скрылись за ним. А Мишка с Катей направились к входу. Чернышев подергал дверь и, убедившись, что она закрыта, кивнул Кате и постучал.
  Из-за двери до них донесся голос.
  - Уже закрыто.
  Катя, прокашлявшись и справившись с волнением, униженно заговорила, - дяденька, я колечко золотое с изумрудиком сменять хотела.
  - Завтра приходи.
  Девушка взмолилась, - дяденька, пожалуйста. Я издалека... Еле дошла...
   После непродолжительной паузы лязгнули засовы, и меняла, открыл дверь, чтобы впустить девчушку, - ладно, заходи, показывай, что там у тебя.
  Мишка, оттолкнув Катю, с силой вдавил пистолет в бок плохо различимому в темноте лавочнику и затолкнул его внутрь, - дернешься, пристрелю.
  В помещении лавки горела керосиновая лавка. Лавочник, подталкиваемый сзади пистолетом, не оборачиваясь, до боли знакомым Мишке голосом, весело произнес,
  - боже мой, куда катится мир? Миша Чернышев занялся разбоями.
  
  Трофим и Славкол, укрывшись за дровником, начали сооружать нечто похожее на бойницы на случай боя. Часть сложенных дров рассыпалась, и ребята обнаружили тайник, в котором были спрятаны пулемет Дегтярева, гранаты, несколько автоматов и пистолетов.
  Трофим восторженно потер руки, - ладно, леса забиты оружием, но даже в самой Вязьме...
  - Откуда здесь?
   Трофим сразу же начал пристраивать пулемет в бойницу, - кто-то заныкал на черный день.
  - Зачем ты его выставил? Вдруг, кто увидит? Вдруг патруль?
  - Уже темно и нас не видно. - Он принялся шепотом напевать, - если завтра война, если завтра в поход...
  Славкол посмотрел в сторону улицы и одернул приятеля, - тихо! Слышишь?
  В тишине был слышен далекий лай собак и топот ног. Ребята замерли.
  
  Когда лавочник повернулся, Мишка онемел от неожиданности. Перед ним стоял Красильников. Мальчишка не выдержал и бросился на шею своему наставнику,
  - Лукьяныч! Дорогой!
  Красильников, придерживая руками, немного отстранил от себя парня, чтобы лучше рассмотреть, - жив,.. Мишка.... А то слушок прошел, что ты сгинул...
  - Да нет, как видишь, цел и невредим.
  - Ты здесь с заданием или сам по себе?
  Мишка на мгновение замешкался, - сам по себе... с заданием. Хотел через лавочника выйти на генерала, а тут ты...
  - Как бы ты меня не спалил своим приходом...
  
  По улице к дому, где находилась лавка, быстрым шагом подошли десять немецких солдат, среди которых находился Ковалев с пистолетом в руке, который принялся отдавать команды, - трое к входу, остальным оцепить дом! Чтобы мышь не проскочила. Они мне нужны живые.
  Когда немцы начали обходить дом справа, Трофим вжал поплотнее приклад пулемета в плечо и прошептал Славколу, - гранаты приготовь. Как только я начну, сразу парочку кидай. - Он добавил с сожалением, - жалко маловато фрицев.
  Когда Трофим выпустил длинную очередь, слегка водя изрыгающим пламя стволом, Славкол бросил подряд две гранаты, стараясь попасть в наибольшее скопление немцев у входа в лавку.
  Внезапность нападения принесло свои плоды. Разорвавшиеся гранаты разметали солдат у двери. Шквальный пулеметный огонь не оставил не ожидавшим нападения немцам ни единого шанса. Они даже не успели открыть ответный огонь.
  
  В лавке Красильников, услышав звуки боя, стараясь не смотреть на Мишку, горько произнес, - спалил.... Все коту под хвост.
  Когда стрельба стихла, Катя направилась к выходу, - я гляну.
  Мишка предостерег ее, - осторожнее.
  Вернувшись через минуту, она восторженно сообщила, - ребята там столько немцев настреляли!
  Красильников покосился на Мишку, - да ты с целым войском...
  Тот, чувствуя свою вину за провал и словно оправдываясь, буркнул, - там двое пацанов... подстраховывали.
  Красильников, понимая, что необходимо срочно покидать насиженное место, принялся быстро собирать самое ценное и необходимое. Он принялся бросать в вещмешок деньги, ювелирные изделия, которые достал из сейфа. Оставшееся место в мешке Лукьяныч заполнил консервами, которые достал из-за прилавка. - Ничего себе подстраховали... Нужно уходить...
  Мишка неуверенно попытался предложить версию происшедшего для оправдания, - тебя пытались ограбить незнакомые тебе налетчики.
  Красильников с сарказмом дополнил версию, - положили кучу солдат, а у меня ни царапины... Просто повезло.... Вот такой я фартовый... Все, пошли.
  
  Трофим и Славкол торопливо выдирали из рук убитых немцев автоматы, когда из лавки вышли Мишка, Красильников и Катя. Лукъяныч оглядел место боя, - Н-да... - Заметив у Трофима в руках пулемет, добавил, - мой схрон нашли что-ли?
  Чернышев тоже снял с одного из немцев автомат, - уходим, быстро.
  Когда они уже отошли вглубь двора, в противоположную сторону от улицы, из-под убитого солдата выбрался Ковалев, который запоздало произвел вслед им несколько выстрелов из пистолета. В ответ Трофим полоснул в его сторону автоматной очередью. Пули вспороли землю рядом с Ковалевым, не зацепив его. Лишь несколько пуль попали в тело убитого солдата, которым тот прикрывался. Вдалеке раздался вой сирены и стали слышны приближающиеся звуки мотоциклов и машин.
  На улице, рядом с лавкой остановились три мотоцикла, с которых соскочили немецкие солдаты. Они, держа наизготовку автоматы, подошли к месту боя. Заметив движение, один из них направил автомат на поднимающегося Ковалева, - руки вверх! Брось оружие!
  Тот с трудом поднялся и, отбросив в сторону пистолет, вынужден был поднять руки.
  В это время к стоявшим мотоциклам подъехала машина, из которой выскочили оберлейтенант Гринберг и еще два солдата. Гринберг подошел к задержанному Ковалеву, который обратился к нему на немецком языке, - Гринберг, пусть солдаты отойдут.
  После того, как изумленный подобной наглостью оборванца оберлейтенант жестом удалил солдат, Ковалев произнес пароль, - Мюнхен.... Я майор Грот. Немедленно организуйте усиление постов на выездах и усиление на всех возможных выходах из города.
  Гринберг с сомнением оглядел того с головы до ног, - только сначала нужно доложить генералу.
  - О чем докладывать? Докладывать нужно, когда будут результаты. Численность банды их цели, связи... Для нас сейчас дорога каждая секунда. Нужно не дать им уйти! - Немного успокоившись, он добавил, - генералу я сам доложу...
  Гринберг остудил пыл Ковалева, - у нас мало фонарей для облавы ночью. Да и полностью блокировать город невозможно, столько всяких закоулков и троп...
  - Н-да... Хотя бы основные дороги,... Впрочем, они на них вряд ли сунутся. Выполняйте.
  Гринберг без большого энтузиазма пробурчал, - Слушаюсь, господин майор.
  Когда оберлейтенант отошел к солдатам, Ковалев направился в лавку. Там он огляделся и, заметив за стойкой телефон, подошел к нему. Взяв в руки листок со списком телефонов, который лежал рядом и, найдя нужный, Ковалев начал звонить, - господин генерал, беспокоит майор Грот. Довожу до вашего сведения, что обнаружена диверсионная группа русских, но при попытке их захвата, им удалось с боем прорваться.
  Потери с нашей стороны десять человек.
  - Сколько было русских?
  - Я сначала видел двух, которые пришли к их главарю. Еще, как потом оказалось, двое их прикрывали.
  - Майор, это больше, чем халатность! Вы знали, кто у них старший, где он базируется, и ничего не смогли организовать. Результат - погибли десять солдат Вермахта, а бандиты продолжают свою деятельность.
  - Их руководитель матерый специалист с дореволюционным стажем...
  Генерал его грубо прервал, - Это Вас не оправдывает!
  Ковалев с плохо скрываемым злорадством закончил фразу, - Красильников Михаил Лукьянович, хозяин лавки, или ломбарда, как Вам будет угодно.
  После продолжительной паузы Генрих притихшим голосом распорядился, - приезжайте ко мне. Я распоряжусь, что бы Вас пропустили... Постарайтесь там ни с кем не делиться своей информированностью.
  Ковалев с напускной покорностью произнес, - слушаюсь, господин генерал.
  
  Мишка, Красильников и Трофим остановились в садике рядом с развалинами дома, дожидаясь Славкола, помогавшего Кате перелезть через завалившийся забор. Она, тихо постанывая, придерживала левую руку. Мишка спросил у нее, - что у тебя?
  - Зацепило.
  - Сильно?
  Вместо Кати ответил Славкол, - весь рукав в крови.
  Красильников склонился к присевшей на бревно Кате. Он помог ей снять пальтишко и ощупал руку. Девушка вскрикнула от боли. Лукьяныч, задрав на себе ватник и оторвав от рубашки полоску ткани, перетянул девушке руку выше локтя. Он повернулся к Мишке, внимательно наблюдавшему за процедурой, - у нее большая потеря крови и, кажется, кость зацепило. Врач нужен. Недалеко от моей лавки живет хирург, но...
  Мишка закончил его мысль, - по городу нам разгуливать не рекомендуется. - Затем, немного подумав, он обратился к Трофиму и Славколу, - Катю нужно доставить в отряд к Волину, там есть врач.
  Трофим засомневался, - Далеко... Нам бы какой-нибудь транспорт...
  Славкол нашел выход из положения, - я, когда лошадь из брички выпряг, насыпал ей овса... много. Она должна быть там рядом.
  Мишка посмотрел на него, - Славкол, до брички тебе Трофим поможет, дальше один.
  Как никогда Трофима не покидали сомнения, - Нам бы еще из города выбраться. Через мост нельзя...
  Красильников подсказал ему, - ниже от моста есть старый брод, с километр где-то...
  Мишка подвел итог, - все, вперед.
  
  Когда добрались, наконец, до усадьбы и Мишка в комнате зажег керосиновую лампу, Красильников с любопытством оглядел жилище ребят, - Неплохо устроились.
  Чернышев сразу же принялся нарезать хлеб и открывать тушенку, - с утра во рту ни крошки не было.
  Когда они уселись за стол, Красильников с горечью посетовал, - я с таким трудом вышел на Лоста, планировал попасть в зону...
  Мишка поделился своими неутешительными сведениями, - нет там ничего. Ложная зона. Возят эшелонами тряпье.
  Красильников задумчиво начал размышлять, - н-да... Но ведь где-то есть особая зона. А мы не знаем, ни - где она находится, ни что там происходит... Странно, генерал сильно рискует. Ведь если зона ложная, подразумевается, что ее попытаются уничтожить. Может и Лост ложный?
  - Лост настоящий. Начальник тылового обеспечения группы армий "Центр" и у него есть документация по дислокации войск на Московском направлении.
  Лукьяныч встрепенулся, - Ого! Такие документы дорогого стоят... Но нам нужна зона...
  Мишка выразил свое мнение в отношении генерала Лоста, - при любом раскладе, он знает, где она находится. Завтра утром он должен ехать от себя в комендатуру на вокзале.
  Красильников посмотрел на часы, - утром, это во сколько?
  - По моим прикидкам, в восемь тридцать он должен быть в километре от своей зоны.
  - Успеем?
  - Должны.- Потом Мишка грустно добавил, - послезавтра у нас уже не будет информации по передвижениям Лоста.
  
  Мотоцикл, Опель и бронетранспортер ехали в сторону Вязьмы по дороге, проходящей через лес. После мощного взрыва бронетранспортер опрокинулся на бок. Несколько солдат, выбравшиеся из него сразу же попали под шквальный огонь. Немцы на мотоцикле погибли, не успев оказать никакого сопротивления. Опель оказался заблокированным опрокинутым бронетранспортером с одной стороны и мотоциклом с другой. К нему сразу же бросились Мишка с Трофимом. Выскочивший из Опеля водитель успел два раза выстрелить из пистолета, но тут же рухнул сраженный пулей из винтовки Красильниковым, который страховал ребят, укрывшись за разлапистой елью.
  Мишка, распахнув переднюю дверь, никого там не обнаружил. Перегнувшись через спинку сиденья, он увидел Татьяну, которая распласталась на заднем сидении, спасаясь от шальных пуль. - Где Лост?
  Татьяна настороженно приподнялась, - он там остался. Я одна к тебе ехала.
  Подошедший вместе с Трофимом Красильников и, слышавший ответ женщины, со злом сплюнул себе под ноги, - да что же такое? Облом за обломом! Уходим!
  Когда все углубились в лес, задержавшийся Красильников достал пачку махорки и посыпал все вокруг, что бы, если немцы задействуют собак, они не взяли след. Затем он бегом бросился вслед за группой.
  Все двигалась по лесу быстрым шагом, временами переходя на бег. Головными были Мишка с Красильниковым, сзади, в нескольких метрах шел Трофим. Татьяне мешало длинное платье, и она еле плелась совсем сзади, отставая все больше и больше.
  Красильников на ходу поинтересовался у Мишки, - кто эта женщина и что означает, что она ехала к тебе?
   - Это жена Малышева. Она попала в плен...
  - Что-то на пленную она не очень похожа...
  - Лукьяныч, я попозже тебе все объясню.
   Лукьяныч оглянулся назад и остановился, - нужно ее дождаться.
  Когда отставшие Трофим и Татьяна, тяжело дыша, подошли, Мишка обратился к ним,
  - Нужно поднажать, немного осталось.
  Татьяна предупредила, - они могут по следу пустить собак.
  Но Красильников успокоил ее, - я там перец с махоркой рассыпал. Все вперед!
  
  Добравшись до усадьбы, Мишка первым делом попытался разобраться в сложившейся ситуации. Первый вопрос был обращен к Татьяне, - что случилось? Почему генерал тебя одну отправил?
  - Почему одну? За мной должен был Вальтер присматривать,... водитель. У Генриха что то случилось. К нему еще вчера прибыл какой-то мужичок... Правда сегодня утром я его видела, он уже в форме майора.
  Красильников напрягся, - что за мужичок? Вспомни все детали.
  - Да, ничего особенного. Лет пятьдесят, пятьдесят пять...-Татьяна, вспомнив, добавила. - Да, Генрих его называл Гротом!
  - Гротом? Только его здесь не хватало... - Лукьяныч посмотрел на Мишку, - получается, это не ты меня спалил... Грот засек меня раньше.
  - Грот погиб недели две назад. Это еще кто-то... Может однофамилец...
  - Ты видел его труп? Щупал пульс?
  Мишка уныло молчал, поняв правоту Лукьяныча, который подвел итоги, - тухло. Зона ложная. Лоста теперь оттуда ничем не выманишь. Появился Грот, который знает нас в лицо. Кругом вилы.
  Постоянно рвущийся в бой Трофим предложил, - а если связаться с партизанами и устроить налет, захватить этого генерала?
  Его пыл остудил Чернышев, - захватить может и получится, только уйти вряд ли удастся. С двух сторон болота, за железкой такие буреломы... Отряд окажется в мешке.
  
  Повисшую тишину первым нарушил Красильников, - а что за тряпье возят немцы эшелонами?
  Трофим, как единственный, кто побывал у лабазов, ответил, - да-а, всякий хлам, валенки, тулупы, телогрейки...
  Красильников от негодования задохнулся. Вскочив, он повернулся к Мишке, - Ладно он, но ты!... - Он со злом передразнил, - тряпье! Здесь создан стратегический запас зимней одежды! Знаешь, кто практически уничтожил армию Наполеона? Простой русский мороз!
  Татьяна, поняв интересующую тему, поделилась своей информацией, - Генрих кому-то говорил по телефону, что составил график вывоза и уже завтра должны начать... этот вывоз.
  Чернышев, виновато глядя на Лукьяныча, предложил, - через партизан связаться с нашими, и дать координаты авиации...
  - Ну, разрушат лабазы, раскидает валенки с тулупами... Это не выход.
  Мишка, немного подумав, поинтересовался у Красильникова, - Лукьяныч, у тебя нет часового механизма?
  - Было три в дровнике, рядом с лавкой. Но туда теперь не сунешься. А что ты надумал?
  Мишка пояснил свою идею, - на станции, рядом с комендатурой стоит состав с горючим. Он уже заминирован. Задача загнать его на территорию зоны и уже там взорвать. Разлившийся бензин уничтожит все валенки.
  Трофим предложил, - нужен длинный бикфордов шнур, что бы долго горел, пока состав не заедет куда надо.
  Красильников сразу же отверг этот план, - рассчитать время невозможно. И потом должна быть веская причина, что бы немцы загнали состав на зону.
  Мишка тут же предложил другой вариант, - бикфордов шнур обматываем вокруг лома. Его крепим к колесной оси. После начала движения лом раскалится от трения.
  Красильников с ходу понял Мишкину мысль и озвучил маленькую, но существенную проблему, - осталось заставить их отогнать цистерны на зону.
  Мишку уже не возможно было остановить, в голове у него кипели мысли, как достичь поставленной цели. Схватив лист бумаги и карандаш, он начал рисовать схему и пояснять ее Трофиму, - к составу подберешься вот отсюда, там собрана всякая техника, металлолом. Имей в виду, на водокачке у немцев наблюдатель. Когда закрепишь лом, нужно будет запалить вот этот деревянный склад. В сторону Семлево железка забита, составу одна дорога по тупиковой ветке в зону.
   Трофим выразил сомнение, - Не далековато этот склад находится от состава?
   В душе Мишка был с ним согласен, - комендатуру бы запалить... Но туда нам путь заказан...
   Трофим по-своему понял Мишкины сомнения, - Я все сделаю.
   Татьяна, тихо сидевшая в стороне, подошла к столу, - и я с ним пойду. Стрелять, если что, я умею. Мне бы только переодеться во что ни будь другое...
  Трофим достал с топчана длинный брезентовый плащ и отдал его женщине, - другого ничего нет.
  Разговор прервал вернувшийся Славкол. К нему сразу же обратился Мишка.
  - Как Катя?
  - У нее жар начался. В отряде врач сказал, что руку надо ампутировать...
  - Жалко девчонку... Славкол, ты вот что, отдыхать некогда. Пойдешь с Трофимом, он тебе все объяснит. - Мишка повернулся к Красильникову, - у нас Лукьяныч, будет другая задача. Если все сложится, что генерал будет выносить из огня?
  - Самое ценное... Свое золотишко и... документы. - Он подвел итог Мишкиного плана, - одним выстрелом, двух зайцев.
  
   Между корпусом депо и зданием вокзала была образована свалка военной техники, пришедшей в негодность после ожесточенных боев. Здесь-то за остовом обгоревшей полуторки и притаились Татьяна, Трофим и Славкол.
  Трофим перед тем, как отправиться к составу поставил перед Славколом задачу, - заберись вон на ту кучу, оттуда виден весь состав. Смотри за третьей цистерной. Когда я все закреплю и махну рукой, к тому складу и сразу же поджигай.
  Он внимательно посмотрел на явно растерянного парнишку, который и раньше-то не отличался большой отвагой, - спички с керосином не забудь.
  Славкол, стараясь не смотреть на приятеля, продемонстрировал зажатые в руках бутылку и коробок спичек, - вот... Не забуду...
  Трофим, стараясь не шуметь, выбрал из груды металла трубу, два куска проволоки и начал осторожно продвигаться в сторону состава.
  
  Наконец Славкол заметил, как из-под железнодорожной цистерны выглянул Трофим и, оглянувшись по сторонам, махнул рукой.
  Но кроме Славкола, этот сигнал заметил и немецкий патруль, состоявший из трех солдат. С криками "Хальт!" они бросились к составу. Трофим выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в сторону патруля. Один из немцев упал, остальные сразу же укрылись за пандусом и открыли ответный огонь. После того, как взвыла сирена, отовсюду к составу стали сбегаться немцы.
  Трофим выскочил из-под состава с противоположной стороны, но наткнулся на двух солдат. Он успел выстрелить в одного из них и почти уже успел скрыться под вагоном, но сразу несколько пуль все же настигли парнишку.
  
  Славкол, видевший гибель Трофима, спустился вниз с груды металла к Татьяне. Он нервно крутил головой и периодически облизывал пересохшие губы, - его засекли! Кругом немцы!
  Татьяна попыталась привести парня в чувство, она тряхнула его за грудки, - а как же склад?
  Но Славкол продолжал затравлено твердить свое, - кругом немцы! Надо уходить...
  Положение действительно было безвыходное, кругом была слышна немецкая речь. Пробраться к складу и, тем более поджечь его, было не реально. Но внезапно Татьяну осенило, она вдруг вспомнила подслушанный телефонный разговор Генриха, - Франц, если к тебе обратиться человек и назовет пароль "Мюнхен", ты обязан беспрекословно выполнять все его приказы... Что за человек, ты узнаешь в нужное время. Эту же информацию передай Гринбергу...
  Татьяна решительно еще раз тряхнула парня, которого била мелкая дрожь под впечатлением смерти Трофима, - дай мне спички.
  Славкол протянул женщине коробок спичек, с мольбой глядя ей в глаза, - уходить надо, пока они все не оцепили. Мы все равно ничего не сможем сделать...
  Татьяне было невыносимо больно смотреть на мальчишку, потерявшему голову от страха, и она, скинув плащ с платком, пошла в сторону комендатуры. Вслед ей донёсся голос Славкола, - ты куда? Там немцы везде...
  
  У входа в комендатуру была тревожная суета. Из дверей выбегали солдаты, озадаченные спонтанными приказами. Здесь же капитан Гейт отдавал распоряжения лейтенанту из комендантской роты, - отсечь пустырь.... Оцепить и обыскать состав.... Всех русских в радиусе километра задерживать...
  - Может он один был?
  - А если нет? Немедленно прицепите состав к паровозу! Хватит рисковать!
  Внезапно все немцы, находящиеся у комендатуры замерли, молча глядя в одну сторону.
  К комендатуре величаво приближалась стройная женщина в струящемся длинном платье. Она словно появилась из другого мира. Татьяна, не обращая ни на кого внимания, надменно подошла к Францу Гейту. Он, прекрасно знавший, что она собой представляет, с усмешкой на ломаном русском языке поинтересовался. - Что фрау Таня хотеть?
   Татьяна на прекрасном немецком языке удовлетворила его любопытство, - пройти в помещение, где писали мой портрет.
   Капитан с удивлением перешел на немецкий язык, - сожалею, фрау, но я вынужден Вас задержать и поместить совсем в другое помещение.
  Татьяна, глядя офицеру прямо в глаза, произнесла пароль, - Мюнхен. - Она продолжала внимательно смотреть на капитана, который осмысливал сложившуюся ситуацию, затем повысила голос, - капитан, Вы чего-то не поняли? Немедленно проведите меня туда!
  Франц неуверенно, через силу был вынужден подчиниться,- Слушаюсь, фрау.
  
  Когда Франц, показушно галантно пропустил Татьяну в комнату, она обернулась и жестко распорядилась, - теперь, будьте любезны, оставьте меня одну.
  - Я вынужден сообщить генералу. - Он внезапно прервался и стал с отвращением принюхиваться, - что за запах?
  Татьяна начала переживать, что до капитана дойдет, что это трупный запах, тогда остаться одной ей вряд ли удастся. Она, не давая возможности ему опомниться, напористо принялась властно его выпроваживать, - Генрих в курсе происходящего. Позвоните ему и убедитесь. Капитан, дорога каждая минута! Ну!
  Франц был вынужден удалиться. Татьяна сразу же закрыла за ним дверь и подперла ее попавшим под руку деревянным бруском. Затем она открыла дверцу шкафа, где была спрятана взрывчатка. От обгоревшего бикфордова шнура остался лишь крошечный кусочек. Татьяна, достав спичку из коробка, замерла. Ей вдруг стало стыдно за свое отвращение к перепуганному парнишке. Чем она лучше его? Пусть ее сломила не банальная трусость, но от этого она не могла стать лучше Славкола. Возможно, ее падение было еще более омерзительным...
  
  Тогда, в лагере Генрих вальяжно шел вдоль строя измученных русских женщин в гражданской и военной форме. Он шел, не торопясь, в сопровождении офицера и двух солдат. Сначала генерал прошел мимо нее, но затем вернулся и стеком за подбородок поднял опущенное лицо женщины,- кушать хочешь?
  Он терпеливо дождался, пока Татьяна даже не сказала, а лишь пошевелила разбитыми губами, - Да...
  Генрих жестом отдал команду своему сопровождению и прошел дальше. Два солдата брезгливо вытолкнули ее из строя.
  
  Франц, сообщивший по телефону генералу о происходящем на станции, был обескуражен
  обрушившейся на него ругани и попытался оправдаться, - господин генерал, но она назвала пароль... Я по вашему приказу обязан выполнять...
  Генрих, не пожелавший вовремя подвергнуть огласке факт бегства своей наложницы, был взбешен, - она!... Она... Немедленно арестовать и под усиленным конвоем ко мне! Немедленно!
  - Слушаюсь.
  Положив трубку телефона, капитан вытер выступившую на лице испарину и ощутил внутри себя холодок. Он вдруг интуитивно ощутил надвигающуюся катастрофу и бросился к проклятой русской бабе.
  Татьяна словно зачарованная сидела на полу перед шкафом и, не отрываясь, смотрела на спичку, зажатую в побелевших от напряжения пальцах. Погруженная в свои мысли она даже не вздрогнула от шквала ударов в дверь. Оттуда доносился крик капитана, - фрау!... Фрау! Русская свинья!... Ломайте дверь.
  Когда немцы начали выламывать дверь, которая затрещала под их ударами, Татьяна решительно подожгла клочок бикфордова шнура, который был способен уберечь ее от голода, грязи и... позора...
  
  Лейтенант с двумя солдатами контролировали помощника машиниста, хромого парня, который цеплял паровоз к составу. Чумазый машинист с площадки паровоза нетерпеливо спросил у своего напарника,
  - Ну, что?
  - Все, готово.
  Лейтенант, убедившийся, что состав прицеплен, скомандовал русским железнодорожникам, - ждать,... команда...
  Машинист недовольно пробурчал, - ждать... Чего тогда горячку пороли... Бистро, бистро.... Теперь ждать....
  Взрыв, раздавшийся в здании комендатуры, сразу же разнес крышу, из окон полыхнуло пламя. Несколько горящих досок упали на одну из цистерн. Здание в течение нескольких секунд начало полыхать.
   Лейтенант, судорожно карабкающийся вслед за помощником на паровоз, заорал, - ехать! Ехать! Бистро!
  Машинист, прекрасно понимавший, чем может закончиться промедление, начал торопить своего помощника, - Степка, давай... давление! Сгорим нахрен! Давай!
  Паровоз, лязгая буферами, натужено начал тянуть состав.
  Труба, обмотанная бикфордовым шнуром, начала тереться об колесную ось.
  Лейтенант, на лице которого плясали отблески бушующего пламени, держась за поручни, выглядывал из паровоза, и беспрестанно повторял, - бистро! Ехать! Ехать!
  Машинист и сам понимал, что надо ехать. Вот только куда? - Куда к черту ехать? Там все составами забито... После партизан пути никак не сделают...
  Помощнику пришла в голову спасительная идея, - Петрович, давай отгоним к Барышниковским лабазам...
  - Там огорожено все...
  - А так сгорим... Фриц же с нами... Ты притормози у стрелки, я ее махом переведу.
  
  
  Стоя на краю леса и укрывшись за стволом старого дерева, Мишка и Красильников прикидывали, где им лучше разместиться. Наморщив лоб, Лукьяныч немного неуверенно предложил, - может сместиться правее, ближе к выезду?
  Мишка уверено возразил, - выезд рядом с железкой. Если начнет полыхать, там никому ни пройти, ни проехать... - немного подумав, он жестко, как об окончательно принятом решении, сообщил Красильникову, - Здесь будем ждать...
  Лукьяныч, словно впервые, внимательно осмотрел Чернышева с головы до ног, - а ты сильно изменился за эти месяцы... - затем он с легкой грустью добавил, - но тот прежний Мишка Чернышев мне нравился больше...
  Мишка не слышал, что говорил Красильников, он был полностью погружен в свои мысли о предстоящей операции, - Лишь бы все сложилось...
  - Просчитать в ноль такую комбинацию невозможно. Слишком много звеньев. Каждое из них может дать сбой.
  - Сбой, сбой... - внезапно Мишка насторожился, - что за взрыв был в той стороне?...
  Красильников, с его огромным опытом, прекрасно понимал, что затевать вдвоем операцию, итог которой невозможно просчитать - большая авантюра. Он повернулся к насторожившемуся Чернышеву, - если что, запомни, мои позывные - Снигирь. Центр - Гнездо. Шифр - зеркалка цифровая... Не забыл?
  Мишка пожал плечами, - не забыл, а что толку? Рации все равно нет...
  - Н-да... У меня был выход на подполье через явку... А теперь.... Ничего, ты найдешь рацию... Передашь координаты зоны, пусть хоть авиация поработает.
  - Лукьяныч, что ты себя хоронишь... Тихо!
  Мишка и Красильников замерли. Со стороны Вязьмы послышался звук приближающегося состава.
  Мишка взмолился, - лишь бы заехал. Если шнур не загорится, придется захватить зенитку и уже из нее....Он, облизав пересохшие губы, невидящими глазами посмотрел в сторону Лукьяныча - осилим?
  Красильников не успел ответить, как в стороне приближающегося состава раздался мощный взрыв и над кронами деревьев взметнулся столб черного дыма.
  Мишка от досады чуть не заплакал, - эх! Рановато!
  Красильников же шепотом, боясь спугнуть удачу, более верно просчитал ситуацию, - лишь бы не тормознули, он по инерции должен заскочить...
  
  После взрыва машинист с помощником бросились к входному проему и, выглянув назад, увидели цистерны, охваченные пламенем. Машинист, стараясь перекричать шум, проорал помощнику, - Прыгать надо! Сгорим!
  Почувствовав в поведении железнодорожников неладное, к ним бросился лейтенант и, показывая на ручки управления, скомандовал, - хальт! Стоять!
  Но у них на этот счет, было свое мнение. Первым выпрыгнул машинист. Помощник, оттолкнув немца, последовал за ним.
  Лейтенант, выхватив из кобуры пистолет и выглянув, стал запоздало стрелять по выпрыгнувшим железнодорожникам, которых уже не было видно за клубами пламени и черного дыма.
  
  Услышав отдаленный взрыв, Генрих выскочил из-за стола и бросился к окну.
  Отсюда он увидел, как состав, охваченный пламенем, словно гигантская торпеда, снес въездные ворота и залетел на территорию зоны. С жутким грохотом цистерны стали складываться и опрокидываться. Горящее море мгновенно принялось разливаться по территории.
  Генрих судорожно открыл сейф и стал засовывать в мешок папки с документами и крупные изделия из серебра и золота. Туда же генерал ссыпал из коробки драгоценности. С этим мешком он бросился к выходу. Выскочив из здания, он увидел, что по земле стремительно разливается горящее топливо. Вокруг уже все полыхало. По территории с душераздирающими криками метались охваченные пламенем люди. Оценив ситуацию, Генрих понял, что к въездным воротам не добраться. Единственный выход был пробиться через забор. Понимая, что счет идет на секунды, он бросился к стоявшему рядом грузовику, которого уже начинали лизать языки огня. К счастью генерала машина завелась сразу же.
  
  Чернышев и Красильников от леса наблюдали за полыхающей зоной. Мишка под впечатлением от происходящего не выдержал и произнес, - Я не думал, что все так заполыхает...
  Лукьяныча больше волновал вопрос захвата генерала с документами, - он может не успеть выбраться...
  В этот момент грузовик, охваченный пламенем, пробил забор и ограждение из колючей проволоки. Он проскочил практически до леса, но попав передними колесами в канаву, начал натужено реветь, буксуя. Из него выскочил генерал с прижатым к груди мешком. Следом за грузовиком из пролома в заборе начали выскакивать люди, и немцы, и военнопленные.
  Русские сразу же бросились в спасительный лес. Заметивший это Генрих, пришедший в бешенство от происходящего, принялся стрелять по ним из пистолета. Пули настигли лишь одного беглеца, который неловко завалился в бурьян. Остальным удалось скрыться за стволами деревьев.
  Не выдержавший Мишка выпустил по генералу короткую очередь, которая отбросила того на землю. Подбежав к нему, Чернышев сначала достал из кармана кителя документы, затем выдрал из руки мешок, который судорожно сжимал смертельно раненый генерал Генрих фон Лост.
  Мишка сразу же рванул в сторону Красильникова, крикнув на ходу тому, - уходим. Быстро, пока не хватились!
  Уже продираясь через лесные заросли Лукьяныч посетовал, - зря ты его...
  - А куда его? Допрашивать - нет времени. А с собой таскать... Этими документами нельзя рисковать.
  В какой то момент Красильников сообразил, что Чернышев направляется в сторону усадьбы, и остановился, - ты куда?... Нам нужно уходить, как можно дальше... Рацию нужно искать...
  Мишка был вынужден тоже остановиться, что бы поделиться с Лукьянычем своими планами, - я знаю где есть рация...- затем виноватым голосом объяснил основную причину, - не могу я своих ребят бросить... И Малышеву. Они должны туда вернуться.
  Красильников в душе был не согласен с Мишкой, но не стал того переубеждать, лишь недовольно буркнул, - только не беги так быстро, мне не пятнадцать лет.
  Немного не доходя до усадьбы, Мишка решил перестраховаться. Недалеко от приметного векового дуба он вытряхнул содержимое мешка в корни огромного пня и засыпал золотые изделия листвой. Немного подумав, он добавил к ценностям свернутую карту и четыре папки с документами. Мишка повернулся к Красильникову, - тронулись. Время... Не будем рисковать, потом с ребятами заберем...
  В усадьбе, пробравшись наощупь до комнаты и не увидев там света, Мишка произнес с тревогой, - не вернулись еще.
  Красильников предположил самое плохое, - может они... - Он не договорил, язык не повернулся назвать вещи своими именами, лишь добавил, - мы не можем долго ждать.
  Когда Мишка зажег керосиновую лампу, она осветила Ковалева, развалившегося на кресле и пятерых немецких солдат с направленными на пришедших автоматами.
   Ковалев с напускной заботой обратился к Красильникову с Мишкой, - рекомендую без героических дерганий медленно опустить оружие на пол.
  Те были вынуждены подчиниться и положить автоматы на пол. Повинуясь жесту майора, к ним подошли два автоматчика и обыскали. Они положили на стол найденные пистолеты и гранаты. Затем оттолкнули их к противоположной от входа стене.
  Ковалев с укоризной посмотрел на Лукьяныча, - ладно, он, активист-комсомолец, но ты, Красильников.... Тебя же большевики в лагерях гноили, а ты за них грудью.... Не понимаю...
  Тот равнодушно посмотрел на Ковалева, - а ты и не поймешь. Ты всю жизнь ни за царя, ни за Россию, даже не за Германию. Ты всю жизнь за себя, за свою гнилую натуру...
  Ковалев согласно закивал головой и поддакнул, - как говорят большевики, морально неустойчивый.... В вашей компании не хватает только Болшева. Очень хотелось бы с ним встретиться.
  Мишка судорожно пытался найти выход из патовой ситуации, но ничего дельного в голову не приходило. Одно он знал точно, необходимо перехватить инициативу, заставить Ковалева играть по их правилам. Можно попытаться использовать его слабые места, шкурность, страсть к наживе... Ведь не зря тот упомянул Болшева. У Мишки появилась искра надежды, и он в упор посмотрел на майора, - Тебе не Болшева нужно искать, а уносить ноги. И чем быстрее, тем лучше.
  Подобная наглость мальчишки удивила того, - с чего бы?
  Красильников с ходу понял замысел Чернышева и подыграл ему, - сидя здесь в засаде, ты даже не видишь, и не слышишь, что происходит совсем рядом. Я думаю, тебе говорили, что за безопасность зоны и генерала ты отвечаешь головой?
  Почуяв неладное, Ковалев без прежней уверенности, произнес, - зона вам не по зубам.
  Чернышев без слов достал из кармана документы Генриха и кинул их на стол. Ковалев с напускной небрежностью просмотрел их, и на его лице появилось выражение тревоги. Он выжидающе начал смотреть на пленников.
  Мишка, довольный произведенным эффектом, продолжил, - от генеральских документов дымком попахивает, не чувствуешь? Если выйдешь на улицу, то убедишься, что даже отсюда виден дым и пахнет палеными валенками.
  Ковалев на глазах мрачнел все больше и больше. Он скомандовал солдатам на немецком языке, - свяжите им руки.
  
  Он дождался, пока пленникам свяжут руки, и вышел из комнаты. Пока его не было, Красильников шепнул Мишке, - Пробуем сыграть на его шкурности... Может и выкрутимся. Документы должны попасть к нашим... Любой ценой... Пообещать ему то золотишко генеральское... Красильникову не дал договорить солдат, заметивший разговор. Он рявкнул на немецком языке, - молчать!
  Но Мишка уже понял главное, они с Лукьянычем мыслят одинаково, в одном направлении.
  Когда в комнату вернулся мрачный Ковалев, он сел к столу и молча принялся обдумывать создавшуюся ситуацию. При этом он вроде, как машинально придвинул к себе автомат.
  Красильников, словно змей-искуситель, предложил ему, - в обмен на свободу мы сдаем тебе золотишко, которое набрал господин Лост. Тебе его хватит, чтобы сыто прожить подальше отсюда.
  Мишка весело добавил, - в Аргентине сейчас тепло. - И тут же осекся, увидев, что Ковалев в бешенстве схватил автомат и озлобленно скомандовал солдатам, - поставить их к стенке!
  Два солдата ударами автоматов подогнали пленников к стенке, а сами отошли к остальным, которые стояли сбоку от майора.
  Красильников, глядя в щербатый кирпич, с горечью произнес, - обидно...
  Когда лязгнул передергиваемый затвор, Мишка закрыл глаза. Автоматная очередь казалось будет длиться вечность. Он открыл глаза только когда услышал вопрос Ковалева.
  - Далеко идти?
  Чернышев, прокашлявшись, хрипло ответил, - тут рядом, в брошенном колодце.
  Ковалев принялся собираться, он повесил на ремень две гранаты-лимонки, засунул в карман еще один пистолет.
  Красильников, поняв, что со связанными руками, они ничего не смогут сделать и лишь оттягивают свой конец, обратился к Ковалеву, - может пора уже развязать нам руки...
  Но тот в ответ лишь усмехнулся, - самому не смешно?
  - Не смешно. Что-то мне подсказывает, что в конце ты пустишь в ход автомат.
  Ковалев по-театральному щелкнул каблуками, - слово офицера.
  - Я так же могу дать слово офицера.
  - Вот и ладьненько, обменялись офицерскими словами. - Затем шутливый тон у него резко изменился на агрессивный, - пока я банкую,... Пошли...
  Чернышев заметил Ковалеву, - веревку нужно захватить.
  
  Ковалев с автоматом наизготовку, и с перекинутой через плечо скрученной веревкой конвоировал Красильникова с Чернышевым по лесной тропе. Мишка, не разжимая губ, прошептал Лукьянычу, - у колодца он развяжет кому-то руки. Небольшой, но шанс.
  
  Но Ковалев, шедший сзади в трех метрах уловил невнятный шепот и прикрикнул на своих пленников, - шептуны, мне может разонравиться наша прогулка.
  Когда они подошли к старому колодцу с прогнившим и наполовину развалившимся срубом. Ковалев заглянул в него. Мишка сразу же попытался использовать этот момент
   и бросился на него, стараясь сбить в колодец. Но Ковалев был готов к подобному повороту событий, мгновенно среагировал. Он отклонился в сторону и нанес мальчишке удар, от которого тот пролетел по инерции несколько метров и упал на землю.
  Мишка попытался подняться, но у него это не получилось, и он остался лежать на земле, постанывая от боли и от бессилия.
  Ковалев рассмеялся, - вот и верь вам. Никакого благородства. Он повернулся к Красильникову, - я сейчас развяжу тебя, ты полезешь в колодец. Предупреждаю, в толкалки я больше не играю. Сразу схлопочешь пулю. И если в колодце ничего не окажется, для тебя будет тот же итог.
  Ковалев, развязав руки Красильникову, отошел на пару шагов назад, держа автомат наизготовку, - лезь.
  Лукьяныч, предварительно потерев, протянул затекшую руку, - веревку дай сначала.
  Ковалев, забывшей о скрученной веревке, которая свисала у него с плеча, снял ее и кинул. Но веревка запуталась, зацепившись за ствол автомата. Красильников мгновенно использовал секундное замешательство своего конвоира и бросился на него. Он сразу же выдернул кольцо из "лимонки", висевшей на поясе. Борьба между ними длилась шесть секунд, которые длились словно вечность. Красильников не давал возможности своему противнику освободить руки, что бы избавиться от гранаты.
  Раздавшийся взрыв раскидал их в разные стороны.
  Мишка, не сразу даже осознал, что произошло. Он, падая и вновь вставая, подполз к телу Лукьяныча и уткнулся головой ему в грудь, - Лукьяныч!!!
  
  В блиндаж спустился Мишка с мешком в руках, конвоируемый пожилым бойцом. Тот окликнул Волина, лежавшего на топчане и укрытого шинелью, - товарищ майор, вот... Говорит, Вы нужны...
  Волин, кряхтя, поднялся. У него была забинтована рука. Он, поморщившись от боли, накинул шинель на плечи и, скользнув взглядом по Чернышеву, обратился к бойцу,
  - Сходи, принеси дров.
  После того, как боец вышел, Мишка прошел к столу и положил на него мешок.
  Волин, посмотрев на мешок без большого любопытства, спросил,- значит, осилил зону? На недоуменный взгляд Мишки он пояснил, - по всему горизонту черный дым... Да и твой пацан рассказал...
  - Трофим?
   Волин, присев к печке-буржуйке, начал подкидывать березовые поленья в топку.
  - Нет, Славкол. Он сказал, что Трофим погиб.
  - Вы знали про зону?
  - Знали.... Были у нас на нее планы... Но уж больно охрана серьезная, да и недалеко от города. Даже думали, что это просто ловушка.
  Мишка вдруг осознал, что не испытывает робости перед Волиным. Его не смущали ни разница в возрасте, ни в звании. Все пережитое, да и проделанная работа давали ему право разговаривать на равных. Он уже не был прежним Мишей Чернышевым, и жесткость в его голосе подтверждала это, - мне срочно нужна рация.
  Волин интуитивно почувствовал изменения, произошедшие с парнишкой, но не удержался и съязвил, - а офицер связи не подойдет?
  Мишка высыпал содержимое мешка на стол. Из кучи золотых изделий достал документы.
  - Здесь последние сведения по дислокации немцев на Московском направлении.
  Волин вынужден был признаться, - нет у меня связи... Точнее, рации даже две, радиста нет.
  - Я сам все отстучу....
  Тут до Мишки дошло, что при последней встрече Волин его обманул. Он даже задохнулся от возмущения, - как же тогда, в прошлый раз ?... Раз нет связи...
  Тот отвел в сторону глаза, - проверял тебя на вшивость....
  Мишка, попытался встретиться взглядом с майором, - какой же ты гнилой человек, Волин...
  - Не боишься, что я тебя сейчас в расход пущу?
  - Ты меня и вот эти документы будешь беречь, как зеницу ока! Иначе тебя самого в расход пустят, и ты это прекрасно знаешь!
  Волин, понимая правоту Чернышева, тем ни менее схватил лежавшие на столе листы бумаги и помахал ими, - у меня есть показания, что в твоей компании была любовница немецкого генерала, еще барыга... У меня есть все основания считать, что ты пытаешься всучить командованию дезу.
  Он повернулся к спустившемуся в блиндаж бойцу с охапкой дров, - приведи того парнишку.
  После того, как боец вышел, Мишка не сказал даже, а озлобленно прошипел, - Волин, порви или сожги это свое мастерство выбивать показания... Не тот случай... Ты же просто подлец, ты же не предатель...
  Волин, к Мишкиному удивлению, с явным удовольствием посмотрел на него,
  - Чернышев, ты изменился в лучшую сторону. Злость, уверенность.... Таким и должен быть настоящий боец. Терпеть не могу слабых и сомневающихся, они хуже врагов.
  Мишка, немного остыв, возразил, - не всем дано быть сильными и решительными.... Что же их объявлять врагами?
  Волин, разворачивая на столе карту, высказал на этот счет свою точку зрения, - Твой Славкол, я на него чуть рыкнул, он и нагородил на тебя такого... Он хуже врага!
  Майор кивком головы подозвал к карте Мишку, - смотри, вот это поле подойдет для посадки самолета. Тебе же надо будет сообщить координаты?
  - Надо... Волин, отпусти Славкола...
  Волин, словно не слыша просьбы, продолжил, - на связь выйдешь где-нибудь здесь. Даже можно подальше. А то тебя запеленгуют и мне обжитое место менять.
  
  В блиндаж вернулся боец с подавленным Славколом. По Мишкиному лицу было понятно, что ему неприятно разговаривать с парнишкой, - где все? Что там было, на станции?
  Славкол, не поднимая глаз, принялся путано рассказывать, - там... это... Когда Трофим все закрепил уже, его засекли и... Я хотел уже поджечь, но туда, к складу немцы понабежали... А я хотел, честное слово...
  Мишка прервал невнятное бормотание, - что же там вроде, как рвануло?
  - Так эта тетка сразу.... Как Трофима убили, она в комендатуру.... Сняла плащ с платком... Нарядная такая.... И в комендатуру. Там потом что-то и рвануло. Потом и загорелось. Просто состав уехал... А так бы я поджег...
  Мишке в общих чертах стало понятно то, что произошло на станции. Общаться дальше со Славколом, потерявшим от страха человеческий облик, он был не в состоянии и вопросительно посмотрел на Волина. Тот отвел взгляд и со злом скомандовал бойцу, - Отпусти этого недоумка.
  Тот с недоумением переспросил, - куда отпустить?
  - Куда, куда.... На все четыре стороны...
  
  Когда боец со Славколом вышли, Мишка спросил у Волина.
  - А Катя где? Рогова?
  - В лазарете. Пришлось ей руку отнять... Хотели домой отправить, да немцы ее мать расстреляли и дом сожгли... Вот так... Мы ей пока ничего не говорили... Жалко девчонку...
  
  В лазарете, находящемся в блиндаже, стояли несколько топчанов. На двух из них лежали перебинтованные красноармейцы, а на одном, в дальнем углу Катя. Она радостно приподнялась, увидев спускающегося в блиндаж Чернышева. - Мишка!
  Тот сразу же прошел к ней и присел на край топчана, - Привет. Как ты?
  - Постоянно рука чешется. Ее нет, а она чешется.... И домой очень хочется...
  Мишка погладил Катину целую руку, - ты же знаешь, домой тебе нельзя....
  - Да, знаю.... Катя переключилась от разговора про дом, - как там ребята? Нашли зону?
  Мишка отвел в сторону глаза, ему не хотелось расстраивать девушку, на которую и так в последнее время обрушилось столько бед, - ребята нормально.... Зону уничтожили. Я к тебе на минутку, очень некогда. Потом все расскажу.
  Катя отвернулась, и Мишка почувствовал, что она плачет. Он, пытаясь ее успокоить, погладил по голове.
  - Кать, не надо плакать.... Все хорошо.... Рука, это не самое страшное...
  Но у нее было свое отношение к произошедшему с ней. Не поворачивая заплаканное лицо, она поделилась с Мишкой своей девичьей болью, - совсем здорово.... До этого была вся в веснушках, а теперь еще и без руки.... Меня теперь вообще замуж никто не возьмет.
  Чернышев неумело попытался ее утешить, - возьмут, еще как возьмут! И тебе еще рано об этом думать.
  - Возьмут.... Кто меня такую возьмет?...
  Мишка попытался растормошить Катю, поднять ей настроение, вселить оптимизм. Он и сам не понял, как у него вырвалось, - я возьму. Кончится война, я приеду к тебе на белом коне и замуж позову...
  Ему удалось добиться желаемого, Катя повернулась к нему и улыбнулась сквозь слезы,
  - Врешь ты все.... На белом коне.... Ты к концу войны и забудешь про меня совсем...
  Их разговор прервал появившийся партизан, который кивком головы дал понять Мишке, что пора.
  Тот напоследок пообещал девушке, - Не забуду. - Мишка наклонился и поцеловал ее на прощание в щеку, - Катюш, мне пора.
  Когда он, не оглядываясь, направился к выходу, Катя перекрестила его вслед.
  
  Рита с охапкой дров в руках уже подходила к крыльцу, когда сзади нее появился Мишка
   Он радостно, перейдя на бег, догнал ее и закрыл глаза руками. Девушка от неожиданности, выронив дрова, вскрикнула, - Никита!!!
  Она с радостью обернулась и на миг сникла, но затем бросилась на шею Чернышеву. - Мишка!!! Живой! А как же там? Все же видели, что ты.... Что ты погиб...
  - Да не,... живой я.... - Мишка был вынужден сообщить Рите горькую правду про тот бой. - Там... Рит, там тогда Никита Лещев... Он отобрал у меня гранаты... В общем погиб Никита....
  У Риты руки опустились и повисли, словно плети, - это неправда. Никита жив.... Слышишь? Он жив...
  - Я сам его там, на берегу похоронил...
  Рита продолжала твердить словно заклинание, - он жив...
  С этими словами она потеряла сознание, и если бы Мишка не успел ее подхватить, она бы упала. Подняв ее на руки, он зашел в дом.
  Когда Мишка с Ритой на руках зашел на кухню, к нему бросилась тетя Соня, - Миша! Живой???
  Затем она бросилась к дочери, которая придя в сознание, с трудом встала на ноги и пыталась осмыслить происходящее. Мать тормошила ее, - дочка, что случилось? Тебе плохо?
  Рита, пошатываясь, обошла мать и направилась в свою комнату, - мне хорошо.... Никите плохо, а мне хорошо...
  
  Когда девушка скрылась в комнате, тетя Соня с недоумением на лице повернулась к Мишке, - ничего не поняла,... Никите плохо...
  Тот был вынужден пояснить, - погиб Никита... Прикрывал отход. Танк подорвал на мосту и сам...
  Тетя Соня обессилено опустилась на табуретку, - что же это... Сколько уже похоронок пришло.... И ни конца им, ни края.... Хоть ты вернулся, а то моя Рита говорила....
  Мишка встревоженно ее прервал, - Вы бабушке говорили?
  - Нет, нет.... Не стали, думали, пусть поживет в неведении.... Как чувствовали, что живой ты....
  - А бабуля где?
  - Она где-то в центре работает, переводит там что-то.... Здесь редко появляется, живет в Ольгиной квартире.
  
  Когда, наконец, Мишка зашел в свою комнату, он, остановившись, словно заново оглядел родные стены. Заметив на столе записку, он прочитал ее,
  - Еда на комоде. Как придешь, обязательно позвони мне по тел. Б-143-56. Бабушка.
  Словно и нет войны, а он просто убежал поиграть в футбол с друзьями... С Гвоздем, с Соломой, с Татарином...
  Грустно улыбнувшись, Мишка подошел к комоду и развернул льняное полотенце, в которое была завернута тарелка, с лежавшими на ней ломтем черного хлеба и тремя конфетами.
  В этот момент, распахнув дверь, в комнату зашла бабушка и, увидев внука, она обессилено оперлась о дверной косяк, - Я как чувствовала,... отпросилась.
  Она подошла к Мишке и обняла его, - голодный, наверное?
  - Не-а...
  - Надолго хоть?
  - Завтра утром в управление с вещами... - Вспомнив, Мишка достал из кармана сложенный пополам лист бумаги, - на, тебе.
  Бабушка встревоженно развернула документ, - что это? Я без очков и не вижу.... Очки в конторе забыла...
  Мишка, помнивший наизусть текст, словно прочел ей, - Справка, что с Болшева Дмитрия Николаевича сняты обвинения в контрреволюционной деятельности в связи с отсутствием состава преступления. Обвинение в 1918 году было инициировано агентом Германской разведки Ульрихом Гротом и не имеет под собой доказательной базы.
  Бабушка, как самое дорогое сокровище, прижала к груди лист серой бумаги, - откуда у тебя эта справка? С чего это про Митю сейчас вспомнили?
  - Он сдал в фонд обороны очень много ценностей.... Точнее, сообщил об их местонахождении.... Там и казна византийская, и машины из госбанка. Теперь бы вывезти все это...
  Бабушка радостно встрепенулась, - так Митя жив? Где он?
  Мишка отвернулся, - он погиб в бою.... Сейчас решается вопрос о его награждении...
  Екатерина Николаевна только и смогла набрать в себе сил и тихо произнести, - Митя,... сынок.... Как нелепо все...
  Она, не обращая внимания на текущие по щекам слезы, подошла к комоду и начала копаться в сложенном там белье. Достав оттуда фотографию Мити, она поставила ее на видное место. - Больше не надо прятать Митину фотографию.
  Мишка подошел к бабушке, обнял ее и они стали молча смотреть на фото.
  Он не стал посвящать ее в подробности реабилитации Мити.
  Вернувшись в Москву, Мишка не просто доложил о госбанковских грузовиках и сокровищнице Курбского, но и представил все так, что эта информация поступила от Дмитрия Николаевича Болшева. Все эти сокровища были настолько важны, что в генштабе даже пришлось корректировать план контрнаступления под Москвой. Перед 33 армией Ефремова была поставлена задача прорваться в район Вязьмы, чтобы переправить в Москву ценности, которые были жизненно необходимы для закупки в Америке вооружения.
  К началу ноября немецко-фашистские войска завязли в ожесточенных боях на подступах к Москве. Операция "Тайфун" по молниеносному захвату столицы России потерпела крах. Захватчики несли огромные потери в живой силе и технике. А впереди их ждало еще более суровое испытание стремительно наступающей русской зимой. Практически полное отсутствие теплого обмундирования, рассчитанного на суровые русские морозы, обрекало группу армий "Центр" на гибель.
  
  
  К паровозу, стремительно летевшему по железной дороге, были прицеплены разномастные пассажирские вагоны, повидавшие многое теплушки и даже открытые платформы, на которых покачивались полуторки. Весь состав был украшен алыми транспарантами, посвященными победе.
  В плацкартном вагоне праздничное оживление усиливали звуки аккордеона, губной гармошки. По проходу периодически сновали солдаты и офицеры с медалями и орденами на груди.
  Мишка в форме майора сидел у окна напротив капитана пехотинца и летчика подполковника. На его груди позвякивали ордена и медали. На столике перед ними стояла бутылка трофейного шнапса и была разложена нехитрая закуска.
  Подполковник, не переставая улыбаться, мечтательно представлял, как он, наконец, окажется дома. - Я теперь, поди, и не узнаю дочку. Ей тогда, как раз двадцать первого июня три годика исполнилось. А теперь уже в первый класс собираться.
  Капитан поинтересовался у Мишки, - А ты, Миш, успел семьей обзавестись?
   Подполковник, разливая шнапс по алюминиевым кружкам, высказал свое предположение, - какой семьей? Он в сорок первом в фантики играл на щелбаны.... Да, Миш?
  Капитан от удивления приподнял густые брови, - что, никто не ждет тебя?
  Мишка улыбнулся, - бабушка.
  От этого слова повеяло забытым домашним уютом, забытой мирной жизнью, по которой все они так стосковались. Но подвыпивший капитан не успокаивался, - не, я не про то... Ну, невеста,... жена... или просто любимая?
  Мишка без большого желания был вынужден уступить настойчивости пехотинца,
  - Просто любимая замуж вышла за генерала.
  Подполковник сделал вывод, - вот стерва!
  - Да не стерва... Жизнь так сложилась... Ей дите спасать надо было от голода.
  Капитан в упор посмотрел на Чернышева и, словно на допросе, спросил, - Что же ты не помог... любимой.
  - Когда я все узнал, уже было поздно...
  - Я не понял, дите то твое или генеральское?
  - Дите от друга моего, любила она его очень сильно... Он в сорок первом погиб.
  Офицеры замолчали. Каждый из них думал о своем, о своих погибших друзьях, об их детях, оставшихся без отцов. Первым молчание нарушил подполковник. Плеснув в кружки шнапс, он грустно произнес, - да какая разница, чье дите... Давайте выпьем за детей, что бы, когда вырастут, не довелось им хлебнуть того, что нам...
  Выпив, они вновь замолчали. Мрачную атмосферу попытался разрядить капитан, он подмигнул Чернышеву, - не грусти, Мишка. Сейчас девок молодых и румяных пруд пруди. Говорят мужики и хромые и кривые на ура идут, только дай... А ты молодой, весь в орденах, медалях...
  Но радостную тираду капитана вновь омрачил летчик, - да-а, подвыбило мужиков за четыре года,... подвыбило... Грех, Костя этому радоваться...
  - Да я это так,... к слову. - Он, выглянув в окно, сообщил попутчикам, - Семлево. К Вязьме подъезжаем. До Москвы чуть осталось. Досталось нам здесь в сорок первом. Мне тогда лейтенанту, батальоном пришлось командовать. А когда вырвались из этого ада, от батальона осталось три бойца...
  Мишка, выйдя из состояния задумчивости, вдруг встрепенулся и начал собирать свои вещи. На его сборы обратил внимание подполковник, - Миш, ты чего? До Москвы еще часов пять ехать.
  Капитана тоже озадачило поведение молодого майора, - ты куда?
  Мишка с "сидором" и чемоданчиком в руках, направляясь к выходу, объяснил свое решение только ему понятной фразой, - коня белого искать.
  
  Весенний солнечный день. Край леса, который тянулся вдоль распаханного поля, был подернут зеленой дымкой. На поле три группы обессиленных женщин по четыре человека тянули на лямках бороны. Следом за каждой бригадой шла еще одна женщина и раскидывала семена, периодически доставая их рукой из холщовой сумки.
  Словно мираж из-за всхолмья постепенно стал появляться всадник на белом коне, который ехал к женщинам.
  В одной из бригад в лямки была впряжена Катя. Все женщины остановились и, словно зачарованные смотрят на молодого офицера, который сверкая орденами и медалями, приближался к ним.
  Катя обессиленно опустилась на пахоту. По щекам ее текли слезы счастья.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"