Колодин Дмитрий Александрович : другие произведения.

Фуга

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Конец 18го - начало 19го веков. Альфред Сноу проживает в небольшом горном городке Сударбет на юге Хеймланда. Несмотря на военное время, он отправляется с другом детства на учебу в университет далеко от дома. Однако спокойная беззаботная жизнь студента нарушается внезапным отсутствием писем от родителей. Альфред решается на побег, дабы добраться до дома и выяснить, в чем причина. Но по дороге он узнает, что в страну прорвалась война, о чем в университете никто не знает... Майкл Нортон три года воевал с Хеймладном, и, наконец, возвращается домой. Но все изменилось. Все совершенно иное. И дело не столько в родном городке, сколько в самом Майкле...
  Часть 1. АС
  
  Глава 1
  Высокий беловолосый парень пнул мяч. Совсем немного он зацепил ногой песок, отчего столб красной пересушенной пыли взметнулся в воздух; траектория мяча изменилась, но Курант смог достать его кончиками пальцев. Он был небольшого роста, ему пришлось подпрыгнуть, чтобы дотянуться до мяча; его рыжие волосы растрепались, спадая на глаза. Он убрал их правой рукой, одновременно стирая пот со лба. На нем появилась грязная бурая полоса - от пыльного мяча, который он все еще держал, прижав к себе.
  - Альф, будь аккуратнее, - крикнул он своему товарищу. - Я и так весь грязный уже.
  - У меня песок аж на зубах скрипит, - ответил беловолосый. - Пойдем до колодца прогуляемся - жарко до безумия.
  Они обогнули дом, во дворе которого играли, и вышли на улицу. Десять домов вправо и десять - влево. Дом Альфреда - ровно посередине. Парни направились вдоль зеленовато-желтых деревянных домов. Ставить заборы в поселении Сударбет было не принято: собственного хозяйства не создашь - горные породы не позволяют, а отделять землю просто так, чтобы указать на свое главенство на данном участке безжизненной земли, никто не стремился.
  В сердце городка, на главной площади, стоял колодец - в полной доступности для любого желающего. Возле него толпился народ - рассуждали о постройке фонтана. Уже несколько лет эта задумка сидит в головах горожан, но руки все никак не доходят. Это же лето выдалось настолько жарким, что создание водоема стало главнейшим вопросом, не терпящим отлагательств. Мальчикам было не интересно обсуждение, но все они крутились возле колодца - не слышать разговора стало невозможным:
  - ...разместить по центру аиста, в ногах которого находится птенец. И аист будто кормит птенца, изо рта у него течет вода. И весь фонтан - это его гнездо, обрамленное по краям, словно веточками.
  - Тогда лучше орла - и гордо, и местность нашу символизирует.
  - И мне орел больше нравится как идея.
  - Аистов не водится здесь почти.
  - За сколько я помню, только один одинокий аист и залетал к нам.
  - Ну, можно просто сделать этот фонтан как памятник тому одинокому аисту. Элемент неожиданности. Приезжают люди, а тут - аист.
  - Может, тогда цаплю сделать, чтоб совсем неожиданно было.
  - Но цапель-то здесь точно никогда не было.
  - Орел. Я думаю, самое разумное - это орел.
  - Может, сделать просто фонтан, чтоб была вода, потому что нужда сейчас в ней куда бОльшая, чем во внешней форме. Потом уже орла доделаем.
  - Лучше аиста.
  - Он прав. Надо сначала сделать емкость, а потом уже всем городком решить, как он выглядеть будет.
  - А мне кажется, надо сразу сделать, чтоб на потом ничего не оставлять.
  - Тоже верно. Мы потом этого аиста и не приделаем никогда, если нужды не будет.
  - Орла, я думаю.
  - Зато сейчас, пока делать будем, уж жара и кончится. Емкость нужна сейчас, срочно.
  - Ну, все равно за сегодня-завтра мы его не смастерим. Нужно время - насос, бетон... это все не в одни момент найдется.
  - Вот именно. А еще и орла сверху лепить - времени еще больше уйдет.
  - Лучше аиста.
  - Да хоть крота!
  - Но он же не будет детеныша водой "кормить".
  - А что, может, действительно крота...
  Альфред достал ведром воды.
  - Польешь мне? - спросил Курант.
  Альф кивнул и стал наливать в подставленные руки друга.
  - Лоб помой, - подсказал. - Об мяч испачкал.
  Курант умылся, протер шею. Альфред повторил за ним данные операции, после чего они сполоснули пару раз ведро и отошли от спорящей по поводу фонтана толпы.
  - Давай на гору поднимемся, - предложил. - В лесу тень хоть есть.
  Обогнув два здания магазинов, они вышли на одну из пяти улиц, расходящихся лучами в разные стороны от центральной площади. Дома стояли каждый следующий выше предыдущего - дорога шла в гору. Последний - немного наискось, дальше метров пятьдесят пустырь - красная потрескавшаяся глина, на которой нет никакой растительности. Этот пустырь плавно начинает возвышаться, обрастать мелкой травой, а дальше - лес. Чуть левее, минут на десять, вверх уходит широкая тропа, периодически петляя среди высоких кустарников. Чуть дальше в лесу травы практически нет - чистая серая земля. Здесь даже не найти мелких веток - все уже собрано за много лет жизни в городке.
  Когда заканчивается лес, с края скалы, являющимся итогом тропы, открывается вид на долину, обремененную и с иной стороны скалой. И, кажется, будто тут совсем рядом - протяни руку и сможешь потрогать холодные серые камни напротив, но нет - до другого края часа два пути по раскаленной пустыне под палящим солнцем.
  Тропа ведет вправо у самого края, еле заметная по слегка вытоптанной полоске. Там, чуть дальше, она уходит в лес, который в том месте пробирается до самого обрыва. Здесь можно сидеть в тени невысоких деревьев, на мягкой зеленой траве, свесив ноги со стометровой отвесной стены, наблюдать за трещинами в пересушенной почве.
  Тут стало гораздо легче, даже иногда пролетает ветерок - прохладный, а не бесконечно раскаленный, как на пустыре.
  - Вот смотри, - заговорил Альфред, когда они разместились, - это место кажется неимоверно опасным, однако никто и никогда здесь не погибал. А иногда люди гибнут вообще в непредсказуемых местах.
  - Ну, у каждого своя судьба. Если человеку суждено погибнуть, то зачем ради такого портить столь прекрасное место в природе.
  - Но бывают же обрывы самоубийц.
  - Я думаю, это больше фетиш, чем нужда, - Курант лег на траву, подложив руки под голову, стал смотреть на выжженно-голубое небо, мелькающее короткими отрывками сквозь лиственные ветки разлапистых деревьев. - В том смысле, что нет никакой манящей таинственности в этих обрывах. Просто один когда-то догадался, что можно спрыгнуть, а у остальных и фантазии не хватает. У нас в городке если нет суицидников, то и мыслей ни у кого не появляется, что можно так сделать. А если один сдался, то он становится просто живым примером (какая ироничная фраза), наглядным примером для остальных. Причем не где-то там, что известно понаслышке, а вот тут, совсем рядом.
  - Вообще, я о несчастных случаях говорил, - сказал Альфред. - Почему не происходит случайных смертей? Хотя, кажется, что - вот - куда более простое место для этого? Споткнулся, оступился, и всё - десять секунд, полёт нормальный. А потом - шмяк - на закуску шакалам.
  - Ну, а по этому поводу - повторюсь - грех портить такое прекрасное место случайной гибелью.
  - Так если эту судьбу творит Господь, то можно ли считать какие-то его дела грехом?
  - Неее... На эту тему я разговаривать не готов, - Курант замотал головой.
  Он перевернулся на живот, подумал немного и добавил:
  - К тому же я имею в виду грех не как религиозное "плохо", а как абстрактное человеческое "не хорошо".
  Жара медленно просачивалась сквозь лесную тень, прогревая пространство под деревьями. Альфред лег на спину, положил вверх левую руку, закрыв локтем глаза, чтобы рассеянный, но все же яркий солнечный свет не пробивался сквозь закрытые веки красным сиянием. Потихоньку сморился сном.
  ...Он был в каком-то лесу, куда-то бежал, не зная - куда и зачем, но зная, что надо бежать, надо торопиться, он может опоздать. Лес был иной, не такой горный, как в его родной местности. Здесь местами были поляны, свободные от деревьев. На открытом для солнца пространстве росла высокая, до пояса, осока. Засохшие зонтики борщевика доходили высотой больше самого Альфреда. Такие поляны надо обходить стороной - совершенно не пройти. Поросль была и вне полян, но не столь высокая - деревья забирали весомую часть света и энергии. Проще же всего идти по редким, но большим участкам хвойных вкраплений - здесь земля была устелена опавшими высохшими коричневыми иголками - трава не росла, что позволяло свободно передвигаться среди широко стоящих стволов, местами со смоляными подтеками.
  Путь стремился в гору. Идти было достаточно сложно, поскольку организм переполнялся усталостью. Альфред выбрал одно из свалившихся деревьев и сел на его местами прогнивший ствол. Поодаль от этого места стоял большой муравейник. Его жителей видно не было, отчего все это походило на высокую копошащуюся кучу.
  Сзади раздались выстрелы. Что это?! Так вот от чего он убегал! Альф подскочил с места. Ноги не успели отдохнуть, но надо бежать. Эта война уже надоела! Сколько еще она будет длиться?! Громкий взрыв, эхом разнесшийся по всему лесу, придал Альфреду внезапных сил. Он рванулся в другую сторону, уже не обращая внимания на ветки, траву и лежащие стволы. В гору бежать было сложно, но выбора нет, да и все чаще раздающиеся за спиной выстрелы заставляли ноги самостоятельно принимать решение о движении.
  Альфред бежал не останавливаясь. Внезапно стволы деревьев разошлись, и перед глазами всплыло неимоверных объемов поле. Испугавшись неожиданности, Альфред замер на месте. Лес сворачивался в подкову, окантовывая пустое пространство. И с обеих сторон, из леса, начинали медленно выходить войска. Как он мог столько бежать и вернуться назад?!
  Началась перестрелка. Три громких взрыва прогремели практически одновременно...
  Он проснулся. Поднявшись, сел. Во рту пересохло, хотелось пить, глаза резал свет. Альфред провел руками по волосам - они были мокрые от пота.
  Курант тоже открыл глаза.
  - Сколько времени прошло? - спросил Альф, прищурившись, глядя на друга?
  - Не знаю, - ответил, потягиваясь. - Кажется, я даже вздремнул немного.
  - Я тоже. Не вижу ничего - в глазах мутно.
  - Минут двадцать, думаю, поспали.
  - Да. Пить хочется.
  - Пойдем вниз.
  Альфред стал вставать с травы.
  Война длилась уже два года. Начавшись как военный конфликт, она вяло протекала, не затрагивая жизнь обычных людей, проживающих в стороне от фронтовой линии. Но сейчас появилась вероятность кардинальных изменений. В Маламикском королевстве неделю назад сменилась власть. На короля было совершено покушение. Он умер, и на время военного положения власть в свои руки взял генерал, отвечающий за операции, обеспечив тем самым себе полную свободу действий. А об отрицательном отношении генерала к своим врагам - хеймландцам - было известно изначально. Вся эта ситуация грозила печальным продолжением.
  - Я не хочу ехать в университет, - признался Курант, когда они спускались с горы.
  - Почему? - удивился Альфред. С его светлой кожей тяжко было находиться на палящем солнце, поэтому он сбавил шаг, когда они зашли под покров деревянной тени.
  - Боюсь. У малов генерал почти наверняка решит в скором времени напасть на нас. В Сударбете мы в безопасности. Правительство давно забыло про нас. А Кулас-Тенон находится близко к границе, да и университет это государственный. Там отвертеться уже не получится. Я не хочу на войну.
  - Я тоже не хочу. Но попробуй объяснить это родителям.
  - Да, это проблема.
  - Не трусь. Прорвемся. Будем решать проблемы по мере их поступления, - попытался Альфред поддержать своего друга, но упадническое настроение так и витало в воздухе.
  Может, причиной была давящая жара. А может, и действительно грядущие перемены. Они всегда пугают, даже если и ведут к лучшему. Сложно расстаться с имеющимся - ты уже привык, все знаешь. Менять известные проблемы на неизвестные - не тема для радости. Не каждое изменение несет новые проблемы, но зачастую именно так и происходит. Хотя так происходит всегда, только не сразу эти новые проблемы заметны становятся.
  
  Глава 2
  Утро у Альфреда просто не задалось. Всю ночь перед поездкой он от волнения не мог заставить себя уснуть. Проворочавшись в неудобной кровати и устав валяться, часам к пяти, окончательно забросил попытку уснуть, отправился бродить по дому. Спустился на первый этаж, дошел до кухни, нашел пирог - рядом с ним и остался до утра.
  В районе семи часов на кухню спустился отец - высокий и полный мужчина с короткими, как у его сына, белыми волосами.
  - Ты чего тут сидишь? - спросил он хрипловатым заспанным голосом.
  - Да чего-то не смог заснуть.
  - Весь пирог съел?
  - Нет, еще осталось немного.
  - Иди, поспи чуть-чуть. А я пока доем, что осталось, - добавил он, выталкивая сына с кухни и усаживаясь за высокий стол из темного дерева.
  Завалившись в мягкую и очень удобную кровать, вымотанный за ночь Альф моментально уснул.
  В десять часов его разбудила мать:
  - Вставай, вам выезжать через два часа уже.
  - Я не хочу. Я не выспался.
  - Не ной! Это не меняет сути дела. Вставай.
  Она отдернула шторы и стала стягивать одеяло. Какое противное действие! Неужели нет более гуманных методов?
  Альфред свалился с кровати, повернулся на спину и продолжил спать, только на спине и на полу. Сообразив, что все-таки надо вставать, перевернулся на пузо, встал на четвереньки и пополз к двери.
  - Надо проснуться, надо проснуться, - подтянул спадающие штаны пижамы, - надо проснуться, проснуться.
  Отворил дверь. Перед глазами уходила вниз лестница на первый этаж. Спускаться с нее на четвереньках может быть чревато трагедией. Развернув ноги, сел. Ладно, деваться некуда, надо собраться и ехать.
  Внизу уже все что-то делали: бегали, собирали вещи, упаковывали их в чемоданы. Утренне-отвратительное настроение не позволило Альфреду пройти молча мимо всего это торопливого собирательного хаоса.
  - Вы мне, что ли, вещи собираете?
  - Ну а кому сегодня уезжать надо?! - ответил ему отец.
  - Там тепло. Зачем мне свитер? - заныл парень, морща лицо.
  - Там же бывает зима. Привык, знаете ли, в тепле весь год греться.
  - Ну мам...
  - Не спорь с матерью! - вступился отец за свою супругу.
  - Я ему, знаете ли, этот свитер специально у Брозиста заказывала, а он еще и брыкается.
  - Иди есть. Мы за тебя всю работу сделали, пока ты телеса мял, так что будь добр быть нам благодарным.
  Альфред кивнул, буркнул тихо "спасибо" и пошел на кухню.
  - Там пирог - ешь, - крикнула из комнаты мать.
  Яблочный пирог большой съедобной шайбой стоял посреди стола. Его просто невозможно было не заметить. Как будто, не скажи она этого, Альф остался бы без еды!
  Налив себе чая в кружку, разрезал пирог и сел завтракать. Запах шарлотки он почувствовал еще в своей комнате, но, будучи совершенно сонным, не осознал, чего теряет, просиживая лишние секунды на лестнице, да прохлаждаясь в кровати. Если б он не тормозил, то смог бы еще раньше ощутить божественный вкус маминого пирога. Но с утром не поспоришь. И как он только сможет провести целый год без этих маминых вкусняшек? Хотя... он с радостью променяет вкусности на отсутствие маминых заморок.
  Несмотря на всю зримую радость, непроснувшийся организм не мог принять в себя много еды. Но все же мягкий, слегка кисловатый от покупных яблок пирог волшебным вкусом породил внутри Альфреда хорошее настроение радостного утра (как бы ни поражало это своей невозможностью).
  - Ты почему ничего не поел? - воскликнула мама, зайдя на кухню и увидев, что съеден только один кусок пирога.
  - Не хочу чего-то. Не проснулся еще.
  - Надо поесть. Дорога долгая предстоит.
  "Хорошо, что надо, - подумал Альфред. - Ну вот как я запихну его в себя, если не хочу?! Нет, скорее уезжать отсюда!"
  "Как будто нельзя с собой этот пирог взять и в дороге поесть?!" - все еще возмущался в уме Альфред, поднимаясь в комнату, чтобы собрать то, что нужно было одному ему и что за него никто не соберет. К тому же он уже понял, что бессмысленно стоять внизу и пытаться руководить сборами. Возможность изменить сделанное родителями была для его сил на параллельной улице дозволенных действий.
   Альфред поднялся по лестнице, отворил дверь и уставился на комнату, в которой провел все свои восемнадцать лет жизни. Когда дом строился, эта комната выдалась достаточно большой, но родители Альфа решили, что новорожденному большая комната не нужна, понадобится, только когда в школу пойдет, поэтому половину комнаты отделили стеной и сделали по иную сторону рабочий кабинет для отца. Верки Сноу был известным человеком в стране: его философские статьи были основной пищей для всего думающего населения.
  Когда же Альфред пошел в школу, за комнату никто не взялся - деньги в семье были, но нанимать рабочих не хотелось, а собственные руки никак не могли дойти до перепланировки. Первые пять лет обучения в школе Альф провел в маленькой комнатке с одним окном. В ней даже не помещались стол и кровать вместе - пришлось сооружать двухэтажную систему, у которой сверху - ложе для сна, я внизу - рабочее пространство, перманентно сдобренное творческим беспорядком. Писать у мальчика не получалось, хотя он много раз и пробовал, глядя на отца, но вот любовь к бумажному хаосу оказалась врожденной.
  Как раз где-то в классе пятом Альфред решил самостоятельно взяться за обустройство своей комнаты. Но его останавливал тот факт, что за тонкой стеной в одну доску (ночами даже виден полосками пробивающийся сквозь обои свет от папиной лампы) работает его отец. Работает и днем и ночью. Тогда он как раз стал разрабатывать какую-то новую концепцию, которая в последующем получила очень резонансные отклики. Альфред просто не решался выгнать отца с насиженного и нравившегося ему рабочего места, да еще и в разгар большой работы, когда ему надо писать, а кабинета для этого нет.
  Мальчик решил подождать немного, хотя бы какого-нибудь творческого затишья. Но оно так и не наступало. Каждую ночь Альф засыпал под звук строчащей печатной машинки. Верки творил без остановки года два, пока у его идеи не появились последователи и огромное количество сторонников. Система заработала сама по себе. Писать он стал меньше, но времени свободного больше не стало - он все время размышлял-размышлял-размышлял. И Альфред уже не стал браться за перестройку комнаты - пять лет, и уж учеба кончится. Ничего страшного. Приедет после университета - тогда и смастерит себе все так, как надо.
  
  Альфред подошел к подоконнику. Возле него стояла пальма - высокая, метра полтора. Он растил ее с десяти лет, и сейчас приходится расстаться. Отъезд на учебу - настолько двойственное явление в жизни, что и не понимаешь, как себя вести - радоваться или разочаровываться.
  На столе среди прочих бумаг на глаза Альфреду попался вырванный из книги листок - здесь было больше всего свободного места от печатаных слов. Корявым почерком, с постоянно меняющимся углом написания, был выведен стих. Снизу, в стороне, подписано название - оно придумано уже позже, после нескольких прочтений. Одно слово - позитивно - "Смерть". Сразу под последней строкой, правее - дата. Ему было тогда пятнадцать лет:
  Стрела пронзила сердце мне,
  И сразу чувство, как во сне.
  Я распластался по земле,
  И мутно стало в голове.
  
  Неужто это смерть моя
  Ползет холодна, как змея?
  Шуршит опавшею листвой
  Моих рассказов и стихов.
  И обвилась вокруг ноги.
  
  Змее я крикнул: "Отпусти!!!
  Ведь не хочу я умирать,
  Могу я много написать
  В свои непрожитые дни!
  Я умоляю, отпусти!"
  
  "Судьба приказ мне отдала", -
  Ответила и отвела
  Свой взгляд от всяких просьб моих.
  
  Меж мертвых и живых
  Вдаль от друзей несла меня
  Холодная Змея.
  
  И уже позже, в самой Тьме,
  Старуха подошла ко мне.
  Своей костлявою рукой
  Она взяла весь мой покой.
  
  В глаза Старухе посмотрел -
  И понял смысл я:
  Смерть - это другой предел,
  Куда попал и я.
  
  Этот старый стишок давно уже выпал из памяти Альфреда, поэтому читался местами совершенно незнакомым. Ему казалось, будто вообще он видит эти строки впервые, да и писал не он сам. Сейчас в голове Альфа тонкими змеями, как и в стихе, заструилась критика. "Какой непонятный ломаный ритм. Рифма не далеко ушла от него - прыгает туда-сюда. А это что?! В первом четверостишье - подобно глагольной рифме малолетки типа "пить" - "ходить", так же и тут: "мне - сне, земле - голове". Кто так строит стихи?! Да и с чего вообще автору было знать в его пятнадцать лет, как выглядит смерть, почему он говорит, что попал туда? "Шуршит опавшею листвой..." Да у него ни рассказов-то толком, ни стихов нормальных. Зато какие юношеские амбиции: "Могу я много написать". Мог бы - писал бы. Да, в тот день, наверно, ему казалось, что он написал шедевр. А я вот возьму и уничтожу это все! В мусорке это никому уже не будет нужно!"
  Альфред со злости скомкал исписанный листок и швырнул в корзину для мусора, стоящую под столом. Вдруг мальчик отчетливо вспомнил день написания этого стиха. Первые строки он написал задолго-задолго до самого стиха, и молодой детский мозг основательно вклинил их память. Это была весна. Отец с каким-то делом зашел к нему в комнату, что-то хотел, но Альф не слушал. Он карандашом уже строчил на одной из страниц учебника - первой попавшейся - пришедшие в голову великолепные рифмы. Верки начал было говорить, но увидел сына за работой и замолчал. Он понимал больше других, каково это - поймать мысль и быстро начать записывать ее, чтобы не ушла, а потом, пока пишешь и обдумываешь, начинают рождаться новые, а ты не успеваешь их записывать и искусственно блокируешь поток мыслей. Понимаешь, что это плохо, что ты перекрываешь тем самым поток, в котором может родиться нечто великолепное, но ты вынужден - ты и так, и так их не успеешь записать.
  Он сел за стол. "Своей костлявою рукой она взяла весь мой покой". А хотел-то написать в точности наоборот - она подарила покой, она же - Смерть. "Своей костлявою рукой мне подарила свой покой". Почему "свой"? "...Она дарует мне покой". Тогда время разное получается. Хотя если я умер, то время вообще исчезает. Да, так и надо оставить.
  Он достал скомканный лист и вписал, зачеркнув строку: "Своей костлявою рукой она дарует мне покой". Да, так лучше.
  
  Глава 3
  Перед домом Сноу стояла бричка, в которой должны отправиться в университет мальчики. Возле нее собирались люди, желающие проводить ребят. Курант зашел к своему другу минут за тридцать до выезда. Вещи он сразу загрузил в транспорт и сейчас мирно наблюдал в стороне, с чаем в руках и поедая пирог, как бегает в сборах по дому туда-сюда семейство Сноу: пытающаяся положить в повозку абсолютно все мать, размеренно рассуждающий отец и сама причина кипеша - смирившийся со своим бессилием в этих сборах Альф, сидящий в углу, прижав ноги к груди, кусая штаны на коленках - от нервов.
  Курант понимал, что он лишний, и по законам приличия надо было бы уйти, но природный интерес никуда его не отпускал. Да и на самом деле всем было глубоко не до него. Поэтому он продолжал сидеть на высоком стуле с кружкой в руке и веселой улыбкой на губах. Он не был злорадным, чтобы смеяться над этой возней с высоты человека, давно освободившегося от данного занятия. Просто он понимал, что в определенных моментах это семейство даже сплоченнее, чем его, и это его по-доброму радовало.
  И вот сейчас, несмотря на весь видимый хаос, они существовали слаженной системой, которую, даже если постараться, сложно разрушить извне, а изнутри - так и вообще невозможно. За столько лет вместе они отлично научились сживаться своими крайне ненормальными характерами.
  У него, у Куранта, в семье совсем все не так. Они способны существовать каждый отдельно, не зависимо от другого, и они не способны достигнуть столь высокого сплочения, как у Сноу. Хотя они все равно же вместе и тоже живут хорошей жизнью.
  Люди... да и не только люди делятся, будто, на сильных и слабых. Вот Сноу, если задуматься, слабые, на самом деле. Каждый из них не представляет собой полноценную единицу в мире. У них у каждого есть такие недостатки, которые просто несовместимы с полноценной жизнью. Но вместе они дополняют друг друга, становятся целой системой, а потому не только имеют право на существование, но и все возможности для этого. Но только вместе. Из-за этого они слабые.
  А семья Куранта - сильные, но они тоже сбиваются в группы, чтобы не было скучно. Но это уже не слабость: человек - стадное животное по своей природе. И в группы сбиваются каждые - с себе подобными. Это происходит отчасти и оттого, что слабые не выдерживают с сильными, а сильным со слабыми - скучно.
  И не только на людей это распространяется. Так же, например, и с цветком. Даже цветок одного вида может быть как сильным, так и слабым. Например, в среднем этот цветок надо поливать раз в две недели. И вот слабый требует полива чаще, а сильный реже. И даже не так! Если меры ухода не выполнить к слабому цветку, то он погибнет, а сильный выживет.
  И вдруг слабый цветок попадает в руки к сильному человеку, который просто не станет его поливать чаще, чем оно требуется. И цветок просто погибнет. В иной ситуации судить сложнее, потому что заухоженный слабым хозяином цветок просто не сможет куда-то уйти - физически. И он терпит. Но терпит, потому что он сильный. И в таком случае эта сила становится его наказанием.
  Альфред толкнул Куранта в плечо, тем самым выведя из размышлений:
  - Пойдем, пора ехать, - сказал он.
  Мальчик встал с насиженного места, убрал волосы со лба и потянулся - тело немного занемело, пока он сидел в одном положении. Он заглянул в кружку - чая там уже не было, однако мальчик все равно направил ее ко рту, поймав последнюю одинокую каплю холодного горького напитка.
  Во дворе была толпа народу. Дела в городе есть, но никто никого не осудит за желание проводить двух парней в университет. Городок крайне мал, все друг друга знают, поэтому сбежать с работы под видом организации массовки на проводах - воспринималось как истинное побуждение к прощанию.
  Друзья отправлялись в путь вдвоем, с деньгами, которые они должны отдать за учебу, поэтому отправление сопровождалось горячими (зачастую наиглупейшими) напутствиями двух матерей, кучей слез, долгими прощаниями. Невыносимейшая картина, от которой - увы - невозможно избавиться.
  - Под облучком два обреза на четыре патрона в сумме, - сказал подошедший к ребятам отец Куранта - крупный мужчина с басистым голосом - он работал кузнецом в Сударбете и собственными руками смастерил это оружие. - Патроны я загрузил и в сундук внутри. Они прям сверху. Молю Бога, чтобы они не понадобились. Вот два кинжала - их всегда при себе держите. Они с поясом. Повяжите прямо сейчас, чтобы я видел. Золото я загрузил еще вчера в секретные ящики под рессорами. Приедете - достанете.
  К мальчикам подошел Верки Сноу:
  - Меняйтесь лучше почаще. Каждые часа два примерно. Даже если не устали - все равно. Так проще будет. Не выматывайте организм.
  - По приезде обязательно отпишитесь письмом, - добавила его супруга.
  - Вот вам наличные, - Верки сунул в руку Куранта, сидящего ближе, кожаный кошель на завязке. - Это на расходы в городе. Чтобы не лезть в тайник. Вот еще один. Держите их отдельно друг от друга. Еще один кошель в сундуке, и еще один в задней стенке повозки. Там денег больше всего, но пользуйтесь ими в крайнем случае. И смотрите, чтобы в этих кошельках, - он указал на мешочки в руках мальчиков, - всегда деньги были. Даже если немного. Иначе бандиты просто начнут искать и могут найти все. А так подовольствуются меньшим. Надеюсь, что все это говорю впустую, но осторожность лишней не бывает.
  - Даже если что-то случится - не беда, - добавил отец Куранта. - Главное - ваши жизни. Деньги - просто железяки.
  Наставлений было много. Мальчики послушно кивали, слушая и понимая, что все это настолько банально, и непонятно, зачем рассказывают. Они же взрослые, а с ними все как с детьми. Но это родители - с ними не поспоришь.
  Через несколько минут, зацелованные и оплаканные, под всеобщие аплодисменты они отъехали. Курант повернулся посмотреть на провожавших и помахал им рукой. Потом сел обратно на облучок рядом с Альфом:
  - А представь, забыть что-нибудь. И год уже не вернуться за этим. Вот беда-то будет.
  - Да ну, - отмахнулся Альфред, - мне кажется, нет незаменимых вещей. Точнее, нет таких вещей, без которых нельзя прожить год. Вот просто предложи - что это может быть такое? Одежда? Ее купить всегда можно. Еда? Остальное не так важно.
  - Можно забыть какой-нибудь крайне важный тебе одному амулет, браслетик, значок... который удачу тебе приносит... ну или что-нибудь типа того.
  - Ну, знаешь. Это все предрассудки. Даже это шанс избавиться от него. Ты проживешь год и поймешь, что не сильно-то и изменилась твоя жизнь без него. И когда через год вернешься, так и вообще не оденешь больше.
  - А представь...
  - Вот, подожди, - Альфред повернулся к другу, - мысль пришла. Куда страшнее забыть сделать что-то, что не сможет ждать год по факту своему. Например... например - убрать еду в погреб. Ты забыл, а представь, что за год с супом станет! А еще ужасней - вспомнить посередине дороги, что ты забыл убрать. Вот тогда беда. И вернуться не можешь. И едешь - думаешь, представляешь.
  - Ну да, - согласился Курант. - Забыл, что сказать хотел... ну ладно тогда...
  - И то, - продолжил Альф на замешательство друга, - это страшно, если один живешь. А если как мы - то и бояться нечего.
  - Вспомнил! - воскликнул рыжеволосый. - Вот представь, твой отец соберется ехать куда-то на год и забудет взять с собой записки свои. Вот что тогда делать?
  - Тоже, думаю, не беда. Если утерял готовое творчество, то тут два пути - либо ты еще вернешься за ним, либо утерял окончательно. Причем второй вариант, насколько мне кажется, легче. Ты утерял - ну и ладно. Плюнул на все и стал писать заново. Мысли же и опыт у тебя остались - их ты не забудешь. А голова в этом деле куда важнее бумаги. А если ты забыл, но вернешься - тоже не сильно страшно - продолжаешь писать дальше. Только без ссылок на старое. В том смысле, что забыл, как главного героя зовут или какого цвета у него волосы, какого он роста - ну и не беда - пишешь дальше. Главное - сюжет, а мелкие моменты эти потом исправить можно.
  - Даже, если задуматься, все же сложнее, когда утерял, - продолжал он размышлять. - Ты пытаешься восстановить утерянное, а у тебя не получается столь же хорошо. И ты это сам понимаешь, а сделать ничего не можешь. У папы так один раз было - потерял несколько листков статьи своей. И почти-таки бросил ее.
  - Обидно, - протянул Курант, попытался откинуться назад, но забыл, что спинки нет, и чуть не упал, схватился за плечо Альфреда и сел на место. - И чем всё закончилось-то? - спросил он, как ни в чем не бывало.
  - Чем? - задумчиво повторил Альф вопрос своего друга. - Бросать идею вообще нельзя. Невысказанная, она гложет сильнее всего. Это его в результате и сломило. В хорошем смысле. Идея просилась наружу, ну так он махнул на все рукой, взялся за ум и написал утерянный кусок статьи заново. Лучше, конечно же, не получилось, но он ничем не отличался от всего текста. Потом даже - через годик - не могли вспомнить, что это за кусок был - где его искать.
  - А стороннему читателю, если неизвестно об этом, так и вообще, наверно, заметно не будет.
  - Ну да, - согласился Альфред. - А с нашими мамами даже и не стоит бояться, что забыл что-то. Они, мне кажется, напихали в поклажу в разы больше, чем требуется. Хотя что-нибудь действительно нужное могли и забыть. Так обычно и бывает - что им кажется нужным - делают, а что реально надо тебе - так и не вспомнят.
  
  Путь на север лежал через череду горных перевалов. Сударбет расположен по иную сторону горного хребта, отделяющего его от всего Хеймланда. Возможно, из-за этого про городок и забыли. На жителях давно не сказывались никакие государственные происшествия. Они и новости-то узнавали только от торговцев, таких как Брозист, которые катались за территорию хребтов, закупая товары. Их потом обменивали в городке на иной товар - наличных денег в обиходе почти не было - и его везли обратно, перепродавать.
  Когда же дело доходит до каких-то внешних контактов, например, случается поездка на учебу, где оплата производится государственными деньгами, то обращаются все к тем же торговцам. Отец Куранта кует отличные изделия. Потом отдает их Брозисту - у него самая крупная повозка, много способна увезти за раз - а уж он продает товар в каком-то городе. Ну и, конечно же, берет за это свою долю.
  На городском совете не раз поднимался вопрос о том, чтобы напомнить государству об их существовании. Это мог сделать Верки Сноу, просто сообщив, где он проживает. Однако все время эта идея отвергалась, и Сноу продолжает работать через агента.
  Причина в покое городка и всех жителей. Что будет, если про них вспомнят? Сударбет - самый южный город в этих горах. Через несколько километров - Маламик. Сейчас, в ходе войны, они станут военной базой. А в мирное время были бы основной перегонной точкой торговых путей. Никакие блага, которые можно с этого получить, не заменят спокойного существования городка. Так Сударбет и остается забытой точкой на территории Хеймланда.
  До Кулас-Тенона - университета, в который ехали мальчики учиться, - километров пятьсот. К вечеру шестого дня должны добраться. Торговцы дали карты с указанием деревень и городов, в которых можно остановиться; дороги, по которым надо идти; ямские станции, где стоит менять лошадей. Заблудиться не должны.
  - Время часов девять, - сказал Курант Альфреду, лежавшему на скамье, свесив ноги наружу. - Остановиться бы где-нибудь.
  - Судя по картам, близко город. Там и встанем, - он перебрался на облучок, к другу. - Надоело лежать.
  Часа два назад они прошли ямскую станцию, на которой сменили лошадей. Там оставаться было рано, а до нового пристанища добраться никак не могли.
  Они уже обсудили все, что только в голову пришло. А впереди еще пять дней пути.
  - Интересно, - спросил Альф, - а лошади между собой разговаривают?
  - Что? - переспросил Курант.
  - Ну, вот они идут такие две рядом и неужели даже не общаются? Ведь скучно же им там.
  - Я думаю, у них не столь сильно мозг развит, чтобы размышлять о чем-то высоком. Поэтому они просто смотрят на дорогу, и им достаточно интересно.
  - Да ну! Мне кажется, животным вдвоем интересней, чем просто так по одному жить.
  - Это может быть, но они ж от этого, не думаю, что разговаривают. В смысле, - поправился он, - я думаю, что им веселей не от того, что они разговаривают, обсуждают что-то, а просто от того, что рядом ещё один такой же есть, сородич.
  - Так я-то тоже не имею в виду, что они прям обсуждают: "Смотри, какое интересное растение. Как думаешь, можно его есть?" - "Да я и не знаю. Наверно, можно. Я б проверила, да боюсь, эти гады за спиной ругаться начнут, что я мордой не туда вильнула". - "А куда мы их везем-то? Не знаешь?" - "Ой, слышала я, что они учиться едут. Тоже мне - умники. Лучше б полезного чего сделали в жизни". - "Это точно". И идут такие дальше.
  Курант посмеялся.
  - Ноги затекли уже, - сказал он. - Подержи вожжи.
  Передав другу управление над лошадьми, он спрыгнул с повозки, потянулся, помахал руками, ногами, после чего пробежался вперед и залез обратно на облучок.
  - А вот как думаешь, зачем им хвост?
  - Как показатель радости, - зевнув, сказал Альф.
  - Нет, ну вот смотри. Почему собаке не нравится, когда ее за хвост хватают?
  - Может, больно? - предположил.
  - Но притом же она, когда виляет им, спокойно бьет об стены, и хоть бы что.
  - Хм, - задумался Альфред. - Может, это инстинктивно что-то? Знаешь, у морских свинок есть такая функция - их нельзя за жопу трогать, потому что они боятся - инстинктивно. Их сородичей за это место хищники хватали. Они сейчас домашние животные, хищников нет, а инстинкты остались. Может, и собаки так же. И кошки.
  - А вот интересно, всем зверям не нравится, что их за хвост хватают?
  - Не знаю. Обезьяны-то вообще на хвосте висят.
  - А если акулу за хвост схватить? Какая у нее реакция будет? Ей тоже не понравится?
  - А черт знает, - усмехнулся парень. - Может, она от удивления так вообще на спинку ляжет и подставит брюшко, чтоб почесали.
  - Наверно. Вряд ли кто-то пытался акулу за хвост хватать. Только она как раз на спину ложится, чтоб кусать.
  - Ну, значит, на бочок завалится.
  - Как вариант... Это не город ли впереди?
  Из-за деревьев выплыли огни городской охраны. Это хорошо. Мальчики уже вымотались ехать. А ведь они только полдня в пути. А как же быть завтра? Ну вот завтра это и решится.
  В городе они остановились в таверне, которую им указали торговцы. Достаточно приличное место - они ожидали другого.
  
  Постепенно, за несколько дней пути, горные хребты перешли в холмы, изрезанные реками, а после и вовсе стали полями. Один раз дорога вывела ребят к самой реке. Она была не столь и широка - метров двести. Но на той стороне был будто другой мир - ни деревьев, ни травы, ни кустарников - желто-серая степь разлеглась на долгие километры.
  Столь сильный контраст не заставил долго смотреть на себя со стороны - вскоре дорога через мост пролегла на ту сторону реки. Здесь стоял патруль. Они остановили повозку и начали досмотр. Однако хорошее владение хеймландским языком и малый возраст путников позволили солдатам пропустить странников, несмотря на наличие оружия.
  Там, за лесом, холмами отчерчивалась граница Маламика. Русло было естественной преградой на пути врага. Удалившись немного вглубь степи, мальчики пошли все так же вдоль реки, которая периодически то удалялась, то приближалась совсем близко, и пыль, поднимаемая колесами брички и лошадьми, оседала в воду и тут же уносилась куда-то вниз, обратно к охраняемому мосту.
  Вдали показался ям. Можно было отлично рассмотреть, как там подъезжают повозки, ходят люди. Однако по карте до этого места было еще очень далеко, что и оказалось правдой. Целый час ребята наблюдали за происходящим у постоялых дворов, но так и оставались на месте, будто кто-то увозил вместе с собой все эти строения в оборотную от ребят сторону.
  Только когда начало сильно темнеть, их бричка подобралась к ночному пристанищу. Здесь спалось приятнее всего - мальчики знали, что завтра вечером они уже дойдут до Кулас-Тенона.
  
  Глава 4
  В дверь постучали. Альфред проснулся, но открывать дверь не было никакого желания. Стук повторился.
  - Идите к черту! Никого нет дома!
  Голова болела от вчерашней пьянки с Курантом. Альф перевернулся на другой бок и со счастливой улыбкой на лице, что изгнал злобных дверных стукателей, принялся вкушать дальше сладкий пирог сновидений.
  Стук раздался снова.
  - Б*дь! Да что же это творится тут такое?! - крикнул он достаточно громко, чтобы за тонкой дверью было хорошо слышно. - Кому что надо-то от меня?!
  Он с трудом сел на кровати и начал вставать, но дверь открылась сама. Последовало два удивления: "Почему дверь не заперта?" и "Почему к нам в комнату заглянуло столь знакомое лицо?"
  - Привет, - весело сказало улыбающееся лицо. - Втроем живете?
  - Нет, двое нас, - буркнул Альф и почесал затылок. Попытка отрастить волосы не дала никаких положительных ощущений. Только постоянное чесание от того, что кончики волос во сне загибаются и колют собой своего создателя.
  - А меня к вам селят. Так что теперь вы втроем живете.
  - Альфред, - встал с кровати и протянул руку, чтобы поздороваться.
  - Нажбар, - представился новый сосед.
  - Я знаю, - ответил Альф.
  За спиной парня стояла его девушка. При виде мальчика она спряталась за спину своего спутника. Альфред сообразил, что он голый.
  - Ой, - произнес он. Это было третьим удивлением за утро. - Странно как-то, - он осмотрел себя сверху вниз. - Ах, ну да! - воскликнул. - У Верины сегодня учеба.
  Он развернулся и пошел обратно лечь:
  - Ты проходи, обустраивайся, раз сосед-то. А я тут... немного еще...
  - Не, - ответил он. - Я, пожалуй, к ней в комнату схожу сперва. Вы пиво пьете?
  - Теоретически.
  - А практически?
  - Практически - мнооого пьем.
  - Значит, сживемся, - кивнул Нажбар.
  - А ты чего в конце года-то к нам? - крикнул Альф закрывающейся двери.
  - А у нас этаж ремонтировать взялись. Вот и расселяют всех.
  
  Ближе к вечеру с учебы вернулся Курант. Зайдя в комнату, первым делом отметил взглядом несколько тюков с вещами, лежащих возле третьей кровати, которой до этого в комнате вообще не было.
  - Расскажи-ка мне, это что такое? - обратился он к Альфреду, сидящему за книгой в углу кровати, указывая пальцем на тюки и кровать.
  - Ты только не пугайся. К нам соседа подселили.
  - Зачем?
  - Говорят, что у нас в комнате слишком шумно, соседи жалуются. Подослали за нами наблюдателя.
  - Да ну! И кто же это такой жалуется? Ботаник какой-нибудь? И подселили ботаника наверняка?
  - Да ладно, я шучу, - усмехнулся Альф. - Этаж какой-то ремонтируют там у них. Их расселяют всех. У нас же комната большая.
  - И кто нам достался? Хмырь какой-нибудь, как в прошлый раз?
  - Нет, на удивление - нет. С пятого курса Нажбар с Амикиной. Знаешь?
  - Не думаю.
  - Да ладно, - скривил рожу Альф, - знаешь. Видел их точно. Нормальная пара. Как мы - такие же.
  - Их обоих к нам? Как так-то? Она ж - девочка! - он, нахмурившись, уставился на друга, размышляя, не может ли оказаться Амикина парнем?
  - Ну понятно же, что его одного. Я двоих назвал, чтоб ты понял, о ком речь.
  - Но я-то не понял.
  - Ну и ладно. Увидишь.
  Курант прошел в комнату, положил вещи на стол и завалился на кровать:
  - А сейчас он где?
  - В том крыле, - он указал на стену за спиной, - у девушки своей, наверно. Да не волнуйся ты так! - махнул рукой Альфред, видя, что другу такой расклад не очень нравится. - Нормальный парень. Сживемся.
  Курант сходил в кухонную и принес оттуда два чая. Они ели большой кусок пирога, испеченный кем-то на этаже и отданный Куранту за красивые глаза. Пирог был с мясом и капустой. Вкусный, но не как дома. Альфред не смог больше молчать:
  - Слушай, надо поговорить серьезно, потому что проблема повисла, и решения все нет и нет, и чем дольше все это висит, тем страшнее становится, - он волновался, говорил быстро, боясь забыть давно подготовленную и много раз обдуманную фразу, сбиться и испортить момент.
  - Ты о чем? - удивился.
  - Из дома три месяца нет писем.
  - Ооо... ты об этом, - и Курант опустил голову, уставился в кружку с чаем.
  - Да, об этом! - воскликнул Альф. - Сколько уже можно ждать?! Месяц не пишут - объяснимо. Два - ну мало ли что, может, затерялась почта. Но три месяца - это уже слишком! Это не имеет никаких оправданий.
  - Ну и что ты предложить хочешь? - развел руками Курант. - Нам все равно конца года ждать надо, только потом поехать сможем! - он тоже вмиг завелся от темы, которая беспокоила его не меньше, чем друга.
  - Не хочу я ничего ждать, - отмахнулся Альф. - У меня уже и так все нервы вымотаны. Я думаю обо всем этом в разы больше, чем ты себе представляешь.
  - Ну, знаешь, - оскорбился Курант, - я же не совсем бесчувственный...
  - Мне сон приснился, - перебил его Альфред. - Деревушка, как наша. И дом стоит... только не как наши, а как-то с краю... через дорогу от всей деревни. И дом заброшен. Не давно, но все же видно, что несколько месяцев там уже нет никого. Страшно стало мне... Курант, я домой сбегу.
  Он редко обращался к другу по имени. Только для придания словам крайней важности. Услышав свое имя из уст Альфреда, Курант дрогнул. Стало ясно, что Альф, как решил сделать, так и сделает и никого слушать не будет. Курант опустил голову на руку и сжал пальцами виски - такой поворот был неожиданным.
  - Тебя отчислят.
  - Да мне и плевать! Мне жизнь родителей важней, а не эта учеба.
  - Ладно, - согласился рыжий. - Спорить бессмысленно. Чем помочь тебе?
  - Не знаю, - замотал головой. - Попробуй прикрывать меня максимально долго. Я все продумал...
  - Ууу, да если ты еще и продумал!..
  - Да, продумал! Пойду пешком. Лошадей взять все равно негде. Сбегу по подземному ходу. Я выяснил, где он. Причем он не охраняется.
  - Я не смею тебя отговаривать, - развел руками Курант. - Точнее, смею, но понимаю, что бессмысленно. Просто... будь осторожней, что ли. Я попробую тебя прикрыть по максимуму. Но боюсь, как бы нас обоих не прикрыли, когда узнают.
  - Они все равно узнают. Вопрос лишь, как быстро.
  - А какая разница?
  - Я не знаю, - поник головой Альфред. - Я уйду завтра утром. Рано. Часов в пять-шесть. Буду отдыхать в деревнях и ямских перегонных. Пойду, как мы сюда ехали. Карты все остались. Попробую украсть лошадь где-нибудь, если получится.
  - Не попадись только.
  - Не каркай.
  - Я предостерегаю! Может, выждать немного? Подгадать момент?
  - А что толку?! Чего ждать? Долго тянуть нет смысла. И так уже долго протянули.
  - Хотя, наверно, все же будет к тебе одна просьба, - добавил Альф.
  - Какая?
  - Надо меня обстричь.
  - А не жалко? Растил же все-таки.
  - Не думаю, что волосы - это тот самый элемент жизни, который надо беречь и хранить. Они только мешаться будут.
  - Ну, как скажешь, - согласился Курант.
  В комнату зашел Нажбар. Разговор был закончен.
  - Так и порешим, - добавил Курант и протянул вошедшему руку для приветствия.
  
  Путь Альфреда до дома оказался гораздо труднее, чем ему представлялось до этого. Ему не встречались люди, а деревни, в которых они останавливались на пути до Кулас-Тенона, оказались заброшенными, пустыми. Он не мог найти этому объяснения, но мысли его были в иной сфере сознания, Альф просто не обращал на это внимания. "Добраться до дома, увидеть родителей", - мысли пульсировали в его голове не прекращая. Он ужасно выматывался идти целый день.
  В районе девяти, когда на пространство опускались сумерки, дорогу становилось трудно отличить от окружающего ее поля или степи. В лесу еще нормально, дорога видна, но странная звериная тишина и размеренный шелест листвы на кронах деревьев заставляли мальчика пугаться даже своих шагов.
  Взятые с собой припасы кончились уже на второй день, поэтому он радовался любой оставшейся в брошенных по неизвестной причине деревнях провизии, но ее было мало, из домов забрали абсолютно все. Ни крошки хлеба, ни макового зернышка... Даже в сусеках скреби - не скреби - пусто. В этих пустых домах он зачастую и оставался на ночь.
  Но иногда он понимал, что находился в десятке километров от ближайшего селения, а идти дальше не позволяли ни отсутствующие силы, ни кромешная тьма, заполнявшая все вокруг. В этих случаях Альфред, виня себя за непредусмотрительность, разводил костер из попавшихся веток и ложился спать в лесу, на подстилке изо мха, как бы страшно ему ни было.
  На пятый день пошел дождь. Патроны для обреза, карта, бывшая главным путевым направляющим, - все промокло. Альфред и сам вымок насквозь, но это было меньшей бедой. Выбросив кулек с испорченными вещами, он побрел дальше, размышляя о том, что за эти дни обрез так и не понадобился - он не встретил ни одной живой души.
  В середине седьмого дня он наткнулся на капкан, в который попался кролик. Однако никто добычу не вытащил, и погибшее животное медленно поедалось мухами и личинками, распадаясь на части целыми кусками. Но Альфред не видел в этой кишащей паразитами куче костей чего-то отвратного. Он видел лишь животное, мертвое животное из плоти... мягкой вкусной плоти.
  Безумный недельный голод затмил его разум перед опасностью вонючего, полусгнившего, разлагающегося трупа. Кинжалом, который ему подарил отец Куранта, он стал отделять наиболее протухшие куски от еще оставшегося целым мяса в глубине тушки. Он пожарил те мелкие куски, которые смог достать, и съел с превеликим удовольствием человека, который уже неделю питался только ягодами, неусваивавшейся листвой и засохшими кусками редкого хлеба.
  Белковая пища, ставшая для него таким деликатесом, придала парню сил. Солнце уже начинало прятаться за холмами, когда он пустился в путь, переполненный свежей энергией. Он мог идти так всю ночь, но позже, когда совсем стемнело, наткнулся на ямскую заставу. Она выросла перед ним громоздким лесом частокола. Ворота, качаясь на легком ветерку, зазывали Альфреда войти вовнутрь. Но внутри было пусто. Как и везде.
  Смастерив факел из какой-то тряпки и палки, он решил осмотреть территорию. Стойла были пусты, открытые ставни разбили стекла о стены своего же дома. Однако в погребе нашлось не подъеденное мышами зерно, и колодец был полон водой. На постоялом дворе - голые доски кроватей, без матраца, но это куда лучше, чем просто земля.
  Поняв, что он все-таки устал и идти всю ночь не сможет, Альфред решил остаться на ночь. Он принес из стойла остатки сена, не раскиданные ветром, потому что было просано, либо в лошадином дерьме; застелил его несколькими найденными тряпками и лег спать.
  Ночью его рвало. Рвало сильнее, чем он сам мог себе представить. Выблевав всего тухлого кролика, его желудок не остановился и продолжал насиловать себя, выплевывая сок. Рвало всю ночь, а ближе к рассвету к этому присоединился и понос. Альфреду казалось, что он умирает, но большей бедой было то, что умирает в какой-то неизведанной глуши, где никого нет рядом.
  Когда совсем рассвело, ослабленный организм выключился и Альфред уснул.
  
  Проснувшись, он огляделся. В ошметках недопереваренного кролика продолжали копошиться черви... может, новые, а может, все те же.
  Поев каши, сваренной из найденного давеча зерна, мальчик почувствовал, что силы, которые он выблевал за ночь, начинают возвращаться. В путь он отправился только к обеду, не найдя на яме ничего полезного для своего похода.
  Только сейчас, оказавшись ночью на грани гибели, он задумался над тем, что вокруг нет людей. За неделю он никого не встретил. Что-то явно случилось. Но вот что? Страну эвакуируют? Тогда когда это началось? Он все равно должен был застать выезжающих людей. Значит, их увезли раньше? Тогда почему Кулас-Тенон оставался стоять с учениками внутри? А может, он вообще сейчас находится на чужой территории? Тогда бы он явно встретил следы сражений! Или эти люди бежали сами, забрав все? Значит, у них есть информация, которая ученикам в замке неизвестна?
  
  Глава 5
  Еще через три дня Альфред начал бояться, что без карты, возможно, он заплутал. Однако местность, по которой он продвигался, казалась знакомой. И действительно, после полудня впереди появился уже знакомый ему мост через реку, разделявший леса и степь будто на два разных мира.
  Только вот поста не было на месте. Мост никем не охранялся. Удивляться сил у мальчика уже не было. Радость осознания верности пути наполняла его до краев. Он хотел, не останавливаясь на ночь, сделав последний рывок, дойти до дома уже в тот день, чтобы лечь спать на мягкой кровати, поесть вкусной маминой еды и помыться. Но наступающая темнота заставила его остановиться, чтобы ненароком не сойти с пути.
  Вечером следующего дня у Альфреда сильно забилось сердце при виде родных пространств, в объятиях которых он не был уже три года. Упав на колени, он зарыдал, но все еще продолжал ползти - теперь на четвереньках, - понимая, что он уже через час точно окажется дома.
  Когда Альфред прошел между последними холмами, перед его глазами, наконец, появилась деревня. Холод пробежал по спине при виде этой картины. Часть домов полностью уничтожена и сравнена с землей, остальные - сожжены, только черненые стены оповещали об их бывалом существовании. Голова построенного все-таки аиста была отбита, чаша для воды проломлена, и возле фонтана - размытая яма от вытекшей жидкости, которую никто не заделывал. Но взгляд его был устремлен дальше... в центр третьей улицы, где находился двухэтажный, видный отовсюду дом Альфреда. Но сейчас его видно не было. Дома не было.
  Не задумываясь, он направился вниз с холма.
  - Стой, куда ты!? Нельзя! - раздался взволнованный шепот сбоку.
  Среди деревьев стоял обросший дед в рваной поношенной одежке.
  - Нельзя туда, - повторил он. - Там малы.
  - Как малы?! - удивился Альфред. - Откуда?
  - Захватили городок наш... О Господи! - воскликнул старик, широко раскрыв глаза. - Альфред! Это ты, что ли?! Альфред Сноу... Я прав?..
  - Да, - замешкался мальчик. - Откуда вы меня знаете?
  - Я твой сосед - Арбох, - мужчина смотрел на Альфреда радостными глазами, в надежде быть узнанным. И парень узнал его. За потрепанными одежками и видом скрывался главный лесоруб Сударбета - Арбох Кисто.
  - Как?.. - опешил Альф. - Что тут произошло?
  - Здесь не место для разговора, - озираясь, произнес Арбох. - Пойдем со мной.
  Они направились вглубь леса. Все было тихо и спокойно. В голове вертелась лишь одна мысль, но парень не знал, способен ли он озвучить ее, способен ли он воспринять ответ в худшей форме.
  - Что с моими родителями? - не выдержал он.
  Мужчина, не оборачиваясь, продолжал идти впереди.
  - Давай дойдем, там и поговорим.
  - Я не могу терпеть. Ответьте, они живы?
  - Нет.
  Два месяца он жил с этой мыслью в голове, но, узнав правду, не знал, как реагировать. Что теперь делать? Как жить? Эти вопросы не имели ответов. А если и имели, то не устраивали Альфреда. Полная пустота сознания и гнусного неверия расширялась в мозгу. Как так? Ну не может же это случится с ним. Не может быть. Да, такое существует, но не тут, не по отношению к нему самому. Стало страшно. Страшно от осознания того, что это просто не может быть сном. И что же теперь делать?
  За этими мыслями они дошли до небольшого домика лесничего, в котором Арбох останавливался, набирая дров для города, ныне уже не существующего.
  - Заходи, - сказал мужчина, пропуская его вперед. - Чай будешь?
  Альф кивнул.
  - Как ты тут оказался? Ты извини, но тебе бы, на самом деле, помыться. Воняет, будто ты неделю ванну не принимал.
  - Десять дней, - поправил его мальчик. - Я сбежал с учебы, потому что три месяца писем от родителей нет.
  - Ну да, - кивнул Арбох, - тогда это и случилось. Тебе, значит, надо что-то большего сготовить. Только у меня и нет ничего.
  Он стал рыться по ящикам, вделанным в стену.
  - Что произошло? - спросил Альф, присаживаясь на табуретку.
  - Малы полгода назад начали активную войну против нас. Решили, что Сударбет - военная база. Но это было не так. Но они не знали. Напали ночью огромным отрядом под командованием Эстри Регимента. Всех вырезали, а может, и увели куда.
  - Значит, может, родители в плену? - воскликнул Альфред на дровосека, вскочив, уставившись на него глазами, полными надежды.
  Но тот лишь отрицательно закачал головой:
  - Исключено. Я захоронил их на нашем кладбище. Сам спасся только благодаря этому месту. Представь мое удивление, когда вернулся с дровами.
  - Представляю, - кивнул Альфред, сев обратно и уставившись в пол.
  - Я тут партизаню помаленьку. Когда что попадется.
  - Слушай, - нагнулся он к мальчику, заговорив шепотом, - я тут недавно зарубил одного. Ходил, дурачок, по лесу. Я понимаю, это плохо... но ты пойми, городок наш хилый, еды нет совсем... Будешь суп?
  Альфред удивился. Стало немного страшно, но ужасный голод, сжигающий желудок изнутри, заставил быстро сделать выбор:
  - Буду.
  Дед кивнул и ушел в подвал, а спустя минуту вынес оттуда кастрюлю.
  - Разогреть не могу - костер заметят. Поешь так, из кастрюли прям. Ты не бойся, там ничего такого не попадется - я все хорошо сделал. Поешь, а потом помыться сходим.
  
  Река находилась от города километрах в пяти. Маламикцы не сильно исследовали территорию, отчего про существование водоносной жилки и не знали. Альфред вымылся сам, прополоскал одежду. Весеннее солнце грело достаточно хорошо, и они сели на травяной берег - просушиться немного. Здесь, на природе, мальчик совершенно забыл про все внезапно возникшие у него проблемы.
  Природа будто обособленно относится к своим жителям. В пяти километрах отсюда напрочь разрушен город, погибли люди. А ей все равно. Ничего не изменилось. Хотя... а что должно было поменяться? Бабочки не так резво порхать должны? Какое дело вообще им до проблем какого-то там городка?
  Да, судя по всему, природа является сильным существом - она не будет нянчиться с какими бы то ни было слабаками, которых, видите ли, кто-то там убил. Это не ее проблемы. Это забота их самих, потому что природа во всей своей цельности - сильная система, и ей со слабыми просто скучно. Вдобавок, она имеет возможность вершить судьбы - кому умереть, а кому выжить. И выбирать она будет по количеству силы в душе.
  - А кем он вообще был? - прервал Альфред покойность тишины.
  - Кто?
  - Ну... - замешкался, - суп.
  - Зачем тебе это?! - удивился лесник.
  - Просто, - пожал плечами Альф. - Интересно.
  - Что здесь может быть интересно? Его уже нет. Успокойся.
  - И все же? - повторил вопрос через время Альфред.
  Арбох вздохнул:
  - Майкл Нортон. Солдат малов.
  - Откуда вы знаете?
  - Документы его смотрел - тоже интересно было.
  - А откуда он? - не останавливался парень.
  - Из Повиндиля.
  Альфред кивнул, как будто это многое пояснило, и лег на траву, закинув руку за голову.
  Его отпущенные в свободное плаванье мысли стали вертеться вокруг произошедших событий, и в итоге, как того и следовало ожидать, уткнулись в сгоревший дом родителей, не увиденный Альфредом издалека с холма. От осознания утраты он заплакал. Тихо, не поддаваясь контролю, из глаз текли слезы, обжигая своей горячей сущностью мягкую кожу висков, и, уже холодными, стекали на уши. От комплекса изнеможения, сытости и горя Альфред сморился сном.
  Он лежал так с закрытыми глазами и вроде слышал, что происходит вокруг - как шелестят деревья, стрекочут кузнечики, где-то перекрикиваются птицы,, и шум воды... легкий, убаюкивающий, спокойный, равномерный. Альф лежал, закрыв глаза, и наслаждался звуками знакомой, но уже столь родной природы. Это как амулет, который забыл дома. Ты уехал, а он остался. И ты понял, что можешь жить без него. Даже начал привыкать к чему-то новому, заменителю. Но ностальгическое чувство проникало вместе со звуком и запахом в мозг и легкие, пробираясь глубже, под грудину, в сердце, в душу. Это было всё так же приятно, но уже не обязательно. Это было веяньем прошлого, запахом воспоминаний, звуком памяти.
  Он лежал и слушал, насаждаясь, вспоминая. Это еще не было сном, но парень не мог шевелиться. А потом земля начала вращаться. Его тело чуть не соскользнуло в открывающуюся пропасть, но он дернулся в другую сторону и спасся, оказавшись снова на зеленом берегу реки.
  - Пойдем обратно, - сказал дровосек, - там все-таки безопасней.
  - Вы покажете мне могилу родителей?
  - Хорошо. Только ночью.
  
  На земляном холме не было никаких опознавательных знаков, но Альфред всей душой ощущал, что под слоем грунта лежат тела, которые не так давно были пропитаны той же кровью, что и он сам. Он встал на колени возле основания могилы.
  - Только давай без громких рыданий, - предостерег его Арбох. - Они часто тут рыскают.
  - А как вы их?..
  - В склепе постоянно скрывался. За неделю десятерых захоронить успел - потом они тела вывезли.
  - Куда? - его голос звучал глухо и серо - сознание было не здесь, и он сам не понимал, зачем и что спрашивает.
  - Не знаю, - ответил лесник. - Захоронить, быть может. Я пойду пока пройдусь. Ты тут сам... ну понимаешь.
  Альф кивнул, но мужчина этого уже не видел - он встал с корточек и медленно побрел в сторону, а мальчик так и остался сидеть, не отрываясь глядя на могилы родителей и продолжая зачем-то по инерции кивать.
  
  - А где сейчас они располагаются? - спросил Альф, когда они шли обратно сквозь промокший от росы лес.
  Было холодно, зарождающиеся лучи встающего за горами солнца не попадали на землю, но уже прорезали черноту ночного неба, осветляя его предутренней серостью. Альфред провел на кладбище всю ночь, и Арбох не решался его тревожить, бдительно наблюдая за окружающим спокойствием.
  - Они по ту сторону леса разбили палаточный городок. Вероятно, ждут приказов.
  - Или подмоги, - добавил Альф.
  - Или подмоги, - согласился лесник. - Думаю, они начнут сейчас подозревать, что кто-то партизанит. У них второй человек пропадает. Это станет подозрительно. Начнут искать следы, и найдут. Тогда мне конец.
  - Знаете что! - воскликнул парень. - Я сейчас обратно в школу направлюсь! Приведу подмогу, расскажу о произошедшем! Продержитесь немного еще? Я сегодня выйду уже!
  - Ты всю ночь не спал. Может, не стоит выматывать организм?
  - Ничего. На ходу не засну. А коль засну, так и посплю - не страшно. По пути я все равно никого не встретил. Главное - продержитесь еще две недели. Понимаю, это долго. Я постараюсь как можно быстрей.
  - Хорошо, - ответил Арбох Кисто. - Я попробую продержаться.
  
  Глава 6
  Альфред был в пути уже три дня. БОльшую часть времени он старался бежать - не быстро, с передышками, но все же быстрее, чем пешком. Шел он не так, как до дома - пытался сократить путь, отчего не стал переходить на другую сторону реки и шел теперь по лесу. Эта территория никем не охраняема. Парень очень рисковал, находясь здесь. Уже дважды он натыкался на лагеря маламикцев. Как же так? Ведь это не их территория. Почему хеймландская армия ничего не предпринимает?
  На четвертые сутки он вышел к сожженной деревне. От домов остались только каркасы, среди которых валялись обгорелые трупы.
  По эту сторону был лес. Иной, не такой горный, как в его родной местности. Здесь местами были поляны, свободные от деревьев. На открытом для солнца пространстве росла высокая, до пояса, осока. Засохшие зонтики борщевика доходили высотой больше самого Альфреда. Такие поляны надо обходить стороной - совершенно не пройти. Поросль была и вне полян, но не столь высокая - деревья забирали весомую часть света и энергии. Проще же всего идти по редким, но большим участкам хвойных вкраплений - здесь земля была устелена опавшими высохшими коричневыми иголками - трава не росла, что позволяло свободно передвигаться среди широко стоящих стволов, местами со смоляными подтеками.
  Путь стремился в гору. Идти было достаточно сложно, поскольку организм переполнялся усталостью. Альфред выбрал одно из свалившихся деревьев и сел на его местами прогнивший ствол. Поодаль от этого места стоял большой муравейник. Его жителей видно не было, отчего все это походило на высокую копошащуюся кучу.
  Сзади раздались выстрелы. Что это?! Опять!? Альф подскочил с места. Ноги не успели отдохнуть, но надо бежать. Эта война уже надоела! Сколько еще она будет длиться?! Громкий взрыв, эхом разнесшийся по всему лесу, придал Альфреду внезапных сил. Он рванулся в другую сторону, уже не обращая внимания на ветки, траву и лежащие стволы. В гору бежать было сложно, но выбора не было, да и все чаще раздающиеся за спиной выстрелы заставляли ноги самостоятельно принимать решение о движении.
  Альфред бежал не останавливаясь. Внезапно стволы деревьев разошлись, и перед глазами всплыло неимоверных объемов поле. Испугавшись неожиданности, Альфред замер на месте. Лес сворачивался в подкову, окантовывая пустое пространство. И с обеих сторон, из леса, начинали медленно выходить войска. Как он мог столько бежать и вернуться назад?!
  Началась перестрелка. Три громких взрыва прогремели практически одновременно. Альфред рухнул на землю, но тут же резкая боль пронзила его правое бедро. Парню показалось, что он на что-то упал. Но на что? Посмотрев на ногу, увидел, что вся внешняя сторона в крови. Альфред стал панически искать, что могло его ранить, но не мог понять - зачем. Разорвав штанину, увидел круглую рану, будто что-то в него воткнулось. Ужасно больно! Испугавшись, Альф стал ползти обратно в лес.
  Опершись спиной на один из широких стволов, он осмотрел ногу как следует. Рваная рана истекала кровью. Теперь он понял, что это была пуля. Благо, ранение сквозное. И как же так?! Кто решил стрелять в него? Они посчитали его врагом? Опасным? Который в одиночку перебьет всех?! Что за глупости!!? Как же вы надоели со своей войной!!! Сколько же можно!?!
  Рыдая не столько от боли, сколько от обиды и усталости, он стал дрожащими руками перевязывать ногу оторванными рукавами рубахи. Как он теперь дойдет до университета? Что ему теперь делать? Мысли запутались, стали метаться по голове в разные стороны, руки перестали слушаться, и Альфред потерял сознание.
  Очнувшись, он встал. Оказалось, что он на дороге - вероятно, в суматохе просто не заметил ее. Вдаль уезжала повозка, украшенная почему-то маламикскими флагами. Он не стал им кричать. Им было не по пути. Альфреду надо идти вперед. Обойдя высокую монументальную ель, он ступил на небольшую тропку, уходящую в лес, и медленно пошел, пиная ногами крупные коричневые удлиненные шишки. Приятный запах просветлял мысли.
  Чувство возвращения после долгого отсутствия защекотало у самого горла. Он не мог просто идти, и побежал. Вскоре дорога уткнулась в большой луг и уходила направо. Но парень знал, что надо пойти вперед, напрямую, по еле заметной дорожке, протоптанной сквозь невысокую траву, периодически усеянную полевыми цветами.
  Но и эта тропинка вскоре исчезла, и он стал идти наобум. Луг постепенно уходил вниз, открывая виду крыши первых, ближе стоящих домов. Здесь - то там, то тут - были стога, конусами направленные в небо. Но людей не было, хоть и день на дворе. Впереди показалась и дорога, уходившая ранее вправо. Там, чуть дальше, она снова сворачивала и уходила в деревню, отделяя собой от остальных одиноко стоящий дом.
  Это был его дом. Смотрите, даже на крыльце он увидел маму, хотя было еще далеко. Альфред побежал вперед, он не мог больше ждать. Он хотел быстрее к матери, обнять ее. Вдруг он споткнулся и упал. Сильная боль пронзила правую ногу. Он сел на землю, поднял лицо к небу и закричал. От боли зажмурил глаза.
  Когда открыл их, снова оказался в лесу. Осталась только боль в простреленной ноге. Все это было лишь сном.
  
  На сделанных из палок и одежды костылях Альфред через сутки вышел на дорогу. Было без разницы - где он и куда ведет эта дорога. Он погибал от боли и страдания. Пусть хоть куда, только бы это закончилось.
  
  Кто-то лупил его по щекам и поливал водой на лицо. Зачем это делают? Пора вставать? Ну можно же просто разбудить по-человечески, без столь радикальных методов.
  - Мам, я сейчас встану, - промямлил он. - Подожди.
  Она что-то отвечала. Наверное, ругается. Ладно, ничего страшного. Она всегда так. Главное, что она меня любит. И я ее люблю. Как можно не любить маму? Ведь мама - это самый родной в мире человек. Она знакома с тобой на девять месяцев дольше всех остальных. Мама святая - она даровала мне жизнь. Наверное, это звучит банально. Но это только в наших головах. Мы столько думаем, но никогда не говорим вслух, как любим своих родителей. Почему так? А когда их уже нет - ты жалеешь. Мама, папа, я люблю вас. Вот сейчас я встану, спущусь вниз к вам и прям первым делом скажу это. Только - минутку - я немного сил соберу, а то не могу даже глаза открыть. Еще минутку, пожалуйста, мам, я сейчас встану, сейчас спущусь.
  
  Проснувшись, Альфред встал с кровати. Почему его кровать здесь? Кто спустил его кровать на первый этаж? Неужели?! Неужели это правда, что они все-таки сделали перепланировку в его комнате?! Надо же, какая неожиданность. Спасибо. Вот это сюрприз. Надо поскорее поблагодарить их. Ой! А на дворе-то ночь. Ну и что! Сказать спасибо родителям никогда не поздно.
  Он вышел в коридор. Такое ощущение, что перестроили весь дом - планировка полностью ему незнакома. Куда идти? Направившись вправо по коридору, он уткнулся в дверь, ведущую в хлев. Никогда не приятный ему запах придал неописуемой трезвости уму. Так. Кажется, понял, как что поменяли. Родительская комната вернее всего в том коридоре, за той дверью.
  Он оказался не прав. За дверью располагалась кухня. Здесь должны быть свечи, а то совсем ничего не видно - даже не различить, где окно, а где стена. Альфред стал рыскать в полках возле стола. Старался действовать тихо, чтобы никого не разбудить. И вскоре свечи попались ему в руки. Осталось найти спички. Казалось, в этом нет сложности, но на месте, где они обычно лежат, был пустой коробок. Надо достать новые.
  Он снова полез по ящикам и наткнулся на бумажный кулек, перевязанный бечевой. Это точно спички. Надо достать аккуратно, не рвать бумагу - вдруг пригодится. Парень попытался развязать веревку, но в темноте тугой узел не поддавался. Он взял со стола нож - попался еще, как назло, самый большой, неудобный - и только тогда Альфреду удалось справиться с узлом и достать коробок спичек.
  Чиркнув одной, ему не удалось зажечь свечу, как не удалось и заметить человека, тихо стоявшего за его спиной. Он достал вторую, зажег и поднес к фитильку. Маленький огонек передался нитке и разжегся, освещая пространство перед лицом Альфреда. Отлично, теперь надо найти фонарь. Он поставил свечу на стол, прислонив к кружке, и обернулся.
  Закрытое тенью лицо уставилось на парня. Он не знал этого человека, злобно стоявшего над ним, но понимал, что знает его, и причина не в том, что не может разглядеть. Огромный ком ненависти копошился внутри Альфреда по отношению к этому человеку. Он не знал, почему, но понимал, что этот человек не должен находиться в доме его родителей вместе с ним.
  Не дожидаясь ничего, мужчина ударил его в скулу. Альфред упал. Было больно и противно. Ненависть так и разрывала душу. Что тут делает этот человек?! Где родители!? Что он с ними сделал?! Парень развернулся и чудом смог увернуться от занесенного над ним стула, который секунду спустя с грохотом разбился об пол, где только что лежал Альфред. Схватив мужчину за грудки, он кинул его в полку с посудой, которая разлетелась на куски, падая на пол. Парень стал бить упавшего мужчину в и так уже расцарапанное осколками посуды лицо.
  Тут наверху раздался топот. Альфред так и знал, что в доме есть кто-то еще, и это не его родители. Это подмога. От верха до кухни - секунд пять. Надо действовать быстро. Альфред знал, что в левой руке все так же держал нож, которым разрезал веревку на кульке со спичками. Загнанный в угол, он вонзил нож в тело мужчины. Потом еще раз, потом еще. Все. Хватит.
  Топот был уже на лестнице и сопровождался чьим-то заспанным и тревожным голосом, произносящим непонятные Альфреду слова, на каком-то другом языке. Метнувшись к двери, он встал за ней. Спустя секунду в кухню кто-то вбежал. Без замедления Альф схватил вбежавшее тело за голову и перерезал одним рывком горло. Тело повернулось, обрызгав кровью и его самого.
  Сейчас он увидел, что это была женщина лет тридцати, беременная. Но отвращения и ненависти к ней было еще больше, чем к тому мужчине. Она пошатнулась назад и рухнула, ударившись головой о край стола, опрокинув свечу. Альфред знал, что она заслужила это.
  
  Глава 7
  Альфред очнулся. Серый каменный потолок над головой не давал ему ни малейшего понятия о месте нахождения самого тела. Он приподнял голову и осмотрелся. Большое окно оповестило о наступлении раннего утра. На соседней кровати лежал человек, мерно дыша с храповатым выдохом. За столиком перед книжкой, у самого выхода, сидела девушка в больничном халате.
  Он попытался ее позвать, но голос не отвечал его позывам. Попытки произнести хоть что-то не венчались успехом - девушка все так же продолжала дремать над листами текста. Поняв, что помощи от собственной глотки ждать бесполезно, Альфред протянул руку и скинул вазу с цветами, стоящую на рядом расположенной тумбочке, подобно похоронному венку.
  От грохота девушка подскочила с места и, увидев, что Альфред смотрит на нее, куда-то убежала. Сосед Альфреда по койке обернулся к нему. Это был парень с одного с Альфом потока. Так, значит, он в университете!
  - О, Альф очнулся, - радостно воскликнул тот, но тут же закашлялся. - А я вот тоже с горлом тут лежу. Ты как? Как чувствуешь себя?
  Альфред кивнул, попытался сказать, но сморщился от боли, схватившей горло.
  - Говорить, что ли, не можешь?
  Парень в ответ ему замотал головой.
  - Может, воды тебе, - заботился. - На, держи, попей.
  Пока Альфред пил, в палату зашли две женщины в сопровождении той, сбежавшей ранее, девушки. Парень узнал их - заместитель декана и главный врач университета.
  
  Наутро новость о пришедшем в себя Альфреде разлетелась по всему университету. Толпы "друзей" стали навещать его, но он не общался с ними. Он хотел увидеть Куранта, который пришел к нему только после обеда.
  - Альф! - радостно воскликнул он.
  Альфред заулыбался ему в ответ. Нога уже не болела совсем, но какая-то слабость переполняла организм.
  - Как ты? - спросил Курант своего друга.
  - На самом деле - нормально, - ответил Альф. - Расскажи мне, что случилось? Как я попал сюда?
  - По поводу того, что случилось, это я надеюсь, ты мне расскажешь, - пригрозил пальцем Курант. - А сюда ты попал с месяц назад. Один путник нашел тебя на дороге. У тебя была нога прострелена. Он ночью пробирался от деревни к деревне и, говорит, - еду, а там бревно лежит поперек дороги. Вышел отодвинуть, чтоб проехать, а это ты. Положил в повозку. Ты без памяти, бредил всю дорогу. Благо сразу он от тебя выведал, что тебе в Кулас-Тенон надо. А дорога рядом проходила. Он тебя сюда и доставил. Так что случилось? Где ты был? Почему у тебя прострелена нога?
  Альфред нахмурился и вздохнул. Изначальная радость при виде друга затмила его разум, но сейчас все вернулось. Он снова вспомнил все то, что произошло, что все это реальность. Он заплакал.
  - Альф, что такое, - забеспокоился Курант. - Ты чего? Ты жив, все хорошо. Ты в безопасности. Я с тобой.
  - Нет, все плохо, Курант, - заговорил Альфред, повернув к нему голову. - Повсюду малы. Они заняли всю территорию до самой реки. Они выжгли все деревни и городки. Даже звери сбежали оттуда. И мы ничего не делаем. Они спокойно продвигаются вглубь.
  - Я знаю, - поник головой Курант. - Нам уже это сообщили. У нас не хватает войск. Эта часть страны эвакуируется. Всё вывозят. Из добровольцев и парней призывного возраста собирают армию. Альф, я знал, как там опасно, знал, что ты там, и ничего не мог с этим поделать. Я очень волновался. - От переживаемого волнения Курант упал на колени перед кроватью Альфреда и, обняв его одной рукой, уткнулся лицом в грудь и зарыдал. - Ты не представляешь, как страшнО это бессилие, когда ты сидишь абсолютно беспомощный, когда понимаешь, что нужна помощь, но ничего сделать нельзя. Это как проехать полпути и вспомнить, что забыл убрать суп. Помнишь, мы обсуждали это? - Альфред молча кивнул. - И ты не можешь ничего сделать. Только это не суп, это твой лучший друг. Надо! Надо было с тобой идти. Тогда бы все хорошо было. Я каждый день жалел об этом.
  - Не надо, - перебил его. - Там пусто. В деревнях ни души. Все запасы с собой забрали. Я один чуть с голоду не умер, а вдвоем так и подавно не выжили бы, - он помолчал немного, слушая всхлипывания Куранта и рыдая сам, но в силу своей слабости - без слез. - Сударбет разрушен. Родители мертвы. У нас нет больше дома.
  Казалось, что Курант никак не среагировал на эту новость. Он просто продолжал плакать дальше, не в силах остановиться.
  
  Через неделю из университета уехали первые два курса учеников и все девочки. Спустя два дня спецподготовки оставшиеся в замке будут отправлены на войну. Никто не слушал просьбы Альфреда отправить отряд в его родной город. Был приказ свыше, от самого царя - собрать отряд, отправить на восточный фронт. Неповиновение будет приравниваться к дезертирству. Выбора не было - в принудительно-приказном порядке.
  Бежать нет смысла - вся территория захвачена малами. Кулас-Тенон остался единственным невзятым оплотом на пути безжалостной армии. Если Альф и Курант сбегут, то куда? Обратно в свой город? Еще десять дней голода, так еще и по чужой территории? Да еще и наткнутся там на их армию под командованием запавшего в память Альфреда Эстри Регимента? Арбох явно уже найден и убит. Прошло уже два месяца, как Альфред покинул его.
  С разрешения руководства университета в одном из залов был устроен Бал Безысходности. Горы алкоголя, попытки сделать все то, что не успели сделать в своей жизни. Все понимали, что это их последний пир - никто не вернется с войны. Кто они?! Не обученные ничему студенты. Что они сделают? Да ничего!! О плохом старались не думать. Все веселились.
  Происходившее в ту ночь в замке даже невозможно описать в полной мере. Это походило на безумие. Нет! Это и было само безумие во плоти! Закиданные яйцами картины и преподаватели, умершие от перепоя и падения из окон, дежурные пьяные драки и массовые избиения давно надоевших, туалет в коридоре и спальня в туалете, секс по согласию и по принуждению.
  Когда догорели свечи в канделябрах, а поменять их было некому (либо от страха перед гуляющими, либо потому, что все уже покинули замок); кто-то принес свечи...
  Только когда в западном крыле, где проходил Бал Безысходности, начался пожар, все более-менее успокоились.
  
  Дилижанс вез ребят по полю вдоль леса. Эта территория принадлежит теперь малам, но остался еще один замок - севернее - туда всех и везли для подмоги.
  - Почему мы едем на самом виду? - спросил Курант. - Не разумнее двигаться по лесу?
  Ему никто не ответил. Все ехали молча, думая каждый о своем. Альфред посмотрел в оконце. Огромное поле волнами расстилалось до самого горизонта. Метров сто - и начинается лес, с другой стороны. Это напомнило ему побег домой. Машинально он опустил руку на бедро. Рана уже не болела, но она осталась в памяти.
  - Может, там дороги нет просто? - высказал идею Нажбар, в ответ на вопрос Куранта.
  В колонне шло всего пятнадцать дилижансов. Всех призывников университета разделили, отправили в разные точки. Их транспорт шел где-то в середине - никто не считал, какой именно - было все равно.
  Вдруг Альфреду стало плохо - он услышал слабый, но приближающийся свист падающего снаряда. Он закрыл лицо руками в испуге перед тем, что сейчас произойдет. "Господи, не надо" - произнес он в душе.
  Курант заметил это, но ничего не успел сделать - прогремел взрыв - совсем рядом. Дилижанс колыхнуло, переднюю стенку, спиной к которой сидел Курант, проломило вовнутрь, отчего он упал на руки Альфреду. На разбитых досках проступала кровь.
  Альф поднял друга и потянул к выходу. Курант стал выбираться, упираясь ногами в другую дверь, но она предательски открылась, лишая ноги опоры. Альфред оступился и рухнул в открытую дверь, завалившись на спину. Он видел только руки Куранта, как он держался за край порога, пытаясь выбраться.
  Еще один взрыв. Снаряд попал куда-то в головные повозки. Они загорелись. Альфреда присыпало землей. Он посмотрел туда - знакомый мальчик, схватившись руками за лицо, бегал кругами и кричал. Нажбар схватил Альфреда за плечи и стал оттаскивать от дилижанса. Только сейчас он заметил, что возле него валялась горящая дверь, поджигая рукав.
  Альфред пытался сопротивляться, оттолкнуть Нажбара и вернуться за Курантом, но тот был гораздо сильнее его. Парень тащил его все дальше и дальше. Альф что-то кричал ему, но на фоне окружающих их криков и периодических выстрелов ничего не было слышно. Все же вывернувшись, он ударил соседа в лицо.
  Раздался третий взрыв. Альфреда подняло в воздух и откинуло в Нажбара, сбив его с ног и протащив по земле. Когда он пришел в себя и обернулся, дилижанс, в котором остался не спасенный им Курант, был опрокинут. Лошади пытались подняться, но у них не получалось.
  Альф рванулся вперед, но тут же пуля рассекла ему висок. От боли, неожиданности и повинуясь инстинкту самосохранения, он присел на землю. Кажется, ему отстрелило часть уха. Он попытался взяться за кровоточащую рану, но раскаленная боль не допускала этого.
  Кто-то прошел справа от него. Он поднял глаза. Перед ним были трое солдат в форме малов. Другие рыскали по разгромленным дилижансам, поднимали живых и раненых, сгоняли в круг в стороне. К Альфреду подошли еще четверо. Они что-то сказали на своем языке, но не ему - он все так же продолжал стоять на коленях с руками возле головы. Наверное, они подумали, что он повинуется.
  Обернувшись, он увидел, что они разговаривают со стоящим позади него Нажбаром. Они что-то говорили ему. Вдруг он начал отвечать - на их языке. Но они явно спорили. Мальки что-то приказывали ему, а Нажбар не соглашался.
  - На колени, - шептал Альф, - встань на колени. Просто встань на колени.
  Нажбар начал кричать на них, и терпение солдат кончилось. Трое подняли ружья и нацелили в него, рядом с головой Альфреда.
  - Нажбар, встань... - крикнул он, но они уже выстрелили.
  Раскаленный порох обжег открытую рану, вызывая неимоверную боль. Сзади послышался звук падения мертвого тела - мягко, на траву. Альфред не выдержал всего этого. Схватившись за голову, вызвав еще более кошмарный прилив боли, Альфред зажмурил глаза и упал на правый бок. Земля и трава мягко обняли его лицо, солнце прогревало тело, а ветерок обдувал рану. Вот так хорошо. Так можно лежать постоянно.
  
  
  Часть 2. МН
  
  Глава 1
  - Имя?
  - Майкл, - робко ответил парень.
  - Полностью имя! Зачем мне знать, как тебя зовут?! - суровый военный навис над ним.
  - Майкл Нортон.
  - Страна происхождения?
  - Маламик.
  - Город?
  - Повиндиль.
  - На чьей стороне воюешь?
  - На вашей, - опешил Майкл.
  - На чьей - вашей?! - крикнул мужик. Ему явно не шла роль злого персонажа, но кто-то выше поставил его вести допрос, а иных методов он не знал.
  Майкл не стал над ним издеваться:
  - Я Майкл Нортон, сэр, родился в Повиндиле в Маламикском королевстве двадцать один год назад. В восемнадцать лет раньше срока самовольно призвался в армию, поскольку хочу участвовать в военных действиях. Поступил под командование Эстри Регимента. Несколько месяцев назад по приказу Верховного Командования провели атаку на селение Сударбет на юге Хеймланда. После удачного выполнения задания я был отправлен в замок Кулас-Тенон, что на востоке их страны. Поскольку я отлично владею обоими языками, меня отправили в качестве разведчика. Моей задачей был подрыв замка изнутри, ликвидация стратегически важного объекта путем диверсии, сбор сведений о Хеймланде. Однако им пришло распоряжение собрать из учеников университета отряды и разослать на фронты. Я так же, как и все, попал в один из таких отрядов, после чего мы были атакованы, и я был взят вами в плен.
  Военный посмотрел на него пристальным взглядом, будто на месте проверяя, врет он или нет.
  - Все записал? - спросил он, не отрывая глаз от допрашиваемого, у секретаря, сидящего за столом.
  Тот кивнул.
  - Уводите его, - махнул охранникам. - Парень, - обратился он к Майклу, - ты слишком хорошо говоришь на нашем языке, чтобы принять тебя за шпиона. Но все равно мы должны проверить информацию. Я прослежу, чтобы это было просмотрено в ближайшее время. Если все, что ты сказал, - правда - мы освободим тебя. Почему-то я верю тебе, но одного этого мало.
  Майкл кивнул и направился по длинному коридору, оканчивающемуся каменной лестницей. Его кинули обратно в камеру ко всем взятым в плен хеями и увели следующего.
  
  Рано утром охранник растолкал Майкла и велел идти за ним. На выходе из темницы стоял все тот же военный, допрашивавший его вчера.
  - Что случилось? - не понял спросонья Майкл.
  - Пойдем, поговорить надо. Охрана, вы свободны.
  Он провел его мимо допросного кабинета куда-то дальше. Майкл еще спал - было очень рано. В финальной комнате их пути он завалился на стул с краю стола и вопросительно посмотрел на мужчину.
  - Ты извини, что так рано - еще и четырех нет. Просто не хотели мы, чтобы тебя увидели другие заключенные, что мы уводим тебя вот так. Мы проверили всю информацию, которую ты сообщил. Свыше нам подтвердили существование и тебя, и командира Регимента, и городка Сударбет. Возник только один вопрос - почему у тебя ни документов, ни жетона.
  - Как бы я был с ними в чужом замке, - удивился Майкл.
  - Ну да, ну да, - закивал мужчина. - В общем, мы намерены тебе поверить. Сейчас отправляйся спать, а как проснешься, будем решать вопрос по поводу дальнейших действий. Охрана проведет тебя в комнатку, которую мы для тебя организовали.
   - Спасибо, - поблагодарил Майкл и протянул руку военному.
  
  Он проспал до обеда. Встал с кровати, только когда уже полностью выспался и даже немного надоело лежать. Одевшись в приготовленную для него форму солдата маламикских войск, он спустился вниз. Охрана встретила его спускающимся с лестницы и проводила в уже знакомый ему кабинет.
  На этот раз тут был не только известный ему военный. Четыре человека уставились на него, когда охранник сообщил о его приходе.
  - Выспался? Проходи, садись, - сказал мужчина. - Господа, - обратился он к присутствующим, - это Майкл Нортон - взятый нами в плен наш же шпион. Он провел в Кулас-Теноне всего месяц, но, думаю, может нам поведать некоторую информацию. Майкл?
  Нортон встал со стула и подошел к столу. Тут лежала карта восточной границы Хеймланда и вторая карта - Кулас-Тенона.
  - Какие поправки или дополнения можешь внести?
  Майкл внимательно рассматривал карту:
  - Вот тут нет стрелковых окон в башне. А тут стоят пушки. Это крыло сгорело. А вот тут расположен неохраняемый подземный ход - вырыт учениками. Еще... - он сделал несколько дорисовок на чертеже, после чего отошел, посмотрел и сказал: Вот так больше похоже.
  - Майкл, ты можешь указать город, в который, по твоим словам, вас везли?
  - Боюсь, что нет, - Нортон развел руками. - Я пытался выведать, но все молчали. Ученикам ничего не сообщали, а преподаватели ехали отдельно - я не видел никого за день до того. Но мы направлялись на север. Вероятно, это вот этот город, - он указал на карте, - но я не могу быть точно уверенным.
  - Сколько человек осталось в замке на данный момент?
  - Совсем немного. Человек десять. Замок абсолютно беззащитен.
  - Нужно направить вас сейчас туда, - высказался один из присутствующих в комнате. - Если замок пуст - легче его так подорвать.
  - Не думаю, - замотал головой Майкл. - Если я вернусь, меня точно заметят. А если заметят, поймут, что всех разбили. Меня покроют заботой и не отпустят никуда, лишив способности действовать. А вырезать десять человек одному - мне не по силам. Легче направить в замок войска, обойти замок, подступить с запада и юга - там и крыло сгоревшее, и башня нефункционирующая. На юге и вход в тоннель. Он ведет на восточное поле - вот сюда. Таким образом, замок будет окружен. Зачем его взрывать, если можно использовать?
  - Нет, замок все равно будет взорван. У хеев появится стимул вернуть себе крепость, а нам такого не надо.
  - У них нет армии. Они набирают ее из всех подряд. Все ценности вывозятся вглубь страны. Они бегут. Требуется просто наступление - никто не будет отвечать нашей армии.
  - У нас тоже такая информация есть, - подтвердил кто-то.
  - Я попросить вас хочу, - решился Майкл. - У хеев армии нет, в Теноне пусто. Можно мне хотя бы на два-три дня домой съездить? Я три года родных не видел. Повидаться, раз уж я тут так рядом, недалеко. А потом я вернусь и буду в полном вашем распоряжении.
  Они переглянулись, один из них кивнул:
  - Ладно, - сказал допрашивавший его мужчина, - у тебя три дня. Вопрос с Кулас-Теноном отложим. Я распоряжусь дать тебе карету и извозчика, чтоб он довез тебя к городку твоему.
  
  Глава 2
  Повиндиль располагался достаточно близко к границе страны, поэтому уже днем следующего дня Майкл был на месте. Бричка остановилась на дороге, возле громадной ели, которая была ориентиром - его указал Майкл. От этого места до городка еще несколько километров, но их легче преодолеть пешком.
  Он стоял на дороге. Вдаль уезжала повозка, украшенная маламикскими флагами. Майкл обошел высокую монументальную ель и ступил на небольшую тропку, уходящую в лес, и медленно пошел, пиная ногами крупные коричневые удлиненные шишки. Приятный запах просветлял мысли.
  Чувство возвращения после долгого отсутствия защекотало у самого горла. Он не мог просто идти и побежал. Вскоре дорога уткнулась в большой луг и уходила направо. Но парень знал, что надо пойти вперед, напрямую, по еле заметной дорожке, протоптанной сквозь невысокую траву, периодически усеянную полевыми цветами.
  Но и эта тропинка вскоре исчезла, и он стал идти наобум. Луг постепенно уходил вниз, открывая виду крыши первых, ближе стоящих домов. Здесь - то там, то тут - были стога, конусами направленные в небо. Но людей не было, хоть и день на дворе. Впереди показалась и дорога, уходившая ранее вправо. Там, чуть дальше, она снова сворачивала и уходила в деревню, отделяя собой от остальных одиноко стоящий дом.
  Это был его дом. Их семья приехала в деревню позже всех, от чего их дом отделен от остальных дорогой и канавой. Зато здесь вся территория принадлежит им. Они сделали запруду на пути протекавшего через всю деревню ручья, в результате чего образовался водоем, в котором водились мелкие, но съедобные рыбехи. Они с дедом постоянно закидывали верши в этот пруд - чисто для интереса, кошкам на закуску.
  Подходя все ближе и ближе к дому, Майкл сильней начинал волноваться. Но уже не оттого, что увидит родных, а оттого, что в доме не было никакой жизни. Издали дом казался абсолютно пустым. Когда же до дома осталось всего ничего - пройти мосток, - он остолбенел. Дом был заброшен. Проваленная крыша, разбившиеся стекла, дверь нараспашку.
  Он подошел ближе. Синие стены приветствовали его уже не так радостно, как раньше. Дом покинули недавно, но все же видно, что несколько месяцев уже тут нет никого.
  Майкл, не найдя ничего в доме, сел на крыльцо и стал думать. Ничего страшного не могло произойти. Надо просто порасспросить соседей. Неужели никто ничего не знает? Да не может быть такого!
  - Тебе что надо, парень? - раздался голос со стороны дороги.
  Майкл повернул голову. Там стояла маленькая старушонка - почти в дважды ниже его.
  - Здравствуйте, - Майкл сразу сыграл доброго, встал с крыльца, чтобы не разговаривать сидя, - скажите, пожалуйста, а где обитатели этого дома?
  - Уехали они.
  - Давно? Куда? Я ничего и не знал!
  - Месяца с три-четыре. У них сын на войне. Пришло письмо, что он без вести пропал. Они горевали-горевали, и решили уехать от памяти, чтоб не болело. А тебе-то какое дело?
  - Я - Майкл, - ткнул он себе в грудь. - Я вернулся.
  - Батюшки! - удивилась старушка. - Как же так?! Живой! Да дай же рассмотрю я тебя! - она сошла с дороги и подошла ближе, глядя снизу вверх на высокого и статного парня. - Майкл, да ты же сам на себя-то не похож весь. Изменился совсем прям. Не скажи, что ты, так и не узнала бы! Да и не узнала ведь.
  Нортон отошел от охающей старушки и сел на скамейку у забора.
  - Может, хочешь чего? - суетилась она. - Давай я кушать приготовлю чего? Ведь голодный с дороги-то!
  - А куда уехали родичи?
  - Ой! И говор... и все другое стало. Не узнать прям, - старушка обхватила руками щеки и замотала головой. - Откуда ж знать-то мне, куда уехали. Я ж соседка всего - с ними не жила. Собрались и говорят - мол, все, поехали, память чтоб не теребить. Ты, Олдулина, бери в доме, если надо что. Ну я-то брала поначалу, а потом уж все и кончилось. И не стала ходить-то туда больше. Так и стоит дом уже сколько без дела. А недавно, так вообще в хлеве крыша провалилась. Она и так была не очень, так они так и уехали, не сделав. Мужики хотели было починить, да для чего чинить-то? Не живет ж никто. А тут вон ты-то взял и приехал. Никто ж и не ожидал-то.
  Она села рядом.
  - Ты, мож, хочешь чего-то? Покормить тебя надо.
  - Нет, баба Оля, надо тогда обратно ехать. Коль не ждет меня тут никто, так чего и сидеть тогда?
  - Не отпущу я тебя. С дороги в дорогу сразу! Сначала покормлю, всему селу покажу. Утром и порешим, что делать-то. А сейчас чего решать-то с удивления? Только глупость. Не дело это. А на меня говорить потом будут: не сохранила, бабка, отпустила в обратно. Тоже ж не дело на меня-то наговаривать, когда и вины во мне нет. Так что сейчас поедим, спать уляжемся, а наутро решим уж, что делать-то. Пойдем в дом, не сиди ступнем, пойдем.
  
  Утром следующего дня по деревне пронеслась новость о возвращении Майкла Нортона. Много народу приходило поздороваться с ним, поговорить. Майкл не особо общался с ними - его мысли были о родителях - где они? как их найти? Все эти люди только мешали думать.
  Вечером был устроен пир на всю деревню по поводу его возвращения. Но как-то все было не так, как должно быть. Нет, все веселились, радовались, кроме Майкла. Он не испытывал больше теплых чувств к этим людям, они были ему будто не родными. Он винил в этом свою задумчивость. Он размышлял о том, как завтра вернется на фронт и его отправят в Кулас-Тенон. Размышлял о том, как его подрывать будет, если поступит такой приказ.
  - Майкл, пойдем, покурим, поговорим.
  - Я не курю, - замотал головой Нортон.
  Парень, подошедший к нему, удивленно пожал плечами и отошел в сторону к группе ребят.
  - Что-то какой-то он не такой, - сказал он им. - Будто подменили его на войне.
  - Я тоже прям не узнаю нашего Майкла, - подтвердил второй.
  - Да и не похож он как-то... а видели, как поседел весь. Прям вся голова белая!
  - Зря вы так, - вмешался в разговор сидящий рядом на скамейке дед. - Я, когда на войне был, много лет назад, там одного ранило - снаряд ровничком возле него подорвался. Контузило его целиком тогда, все лицо переворошило. Он не то что говор другой заимел, вообще на ином языке говорить начал! А у этого, - он кивнул в сторону Майкла, - видели, какая рана на голове большая. Может, тоже контуженный. Да только медицина сейчас впереди, может, и починили лицо-то ему. Вот и не похож - лицом, вот и говор - иной.
  Эти слова деда разнеслись по всем обитателям деревни, разъясняя их заблуждения. Рана действительно была большая на голове Майкла, и голова вся напрочь седая. Обитатели Повиндиля даже представить не могли, сколько ужаса пережил Нортон на войне. И в осознании этих испытаний все наливались каким-то величественным уважением перед героем.
  - Майкл, а медали-то у тебя есть? Награды? - спрашивали.
  - Нет. Я скрытно работал, - отвечал.
  - Вот оттого-то и подумали, что без вести пропал, - решили по итогу.
  
  Утром Майкл отправился обратно на военную базу. Надо попытаться найти родных. Тогда он сможет вернуться к ним. Тогда жизнь пойдет счастливым чередом.
  - Извини, солдат, но твоя помощь больше не нужна, - развел руками все тот же знакомый Майклу мужчина, некогда допрашивавший его в подвалах этой военной базы.
  - Как так? - удивился Нортон. - Что вы имеете в виду?
  - Свыше пришло приказание как раз в тот день, когда ты уехал. Мы доложили об особенностях Кулас-Тенона, которые ты нам поведал, и поступил приказ атаковать немедленно, пока замок пуст. Ты для этого дела нам был не нужен. Так что вчера Кулас-Тенон пал и был взорван.
  Майкл стал потихоньку привыкать к своей постоянной странной задумчивости, и ни капли не удивился отсутствию радостных эмоций. Нет, мозгом он был рад, но душа оставалась все так же холодным листом железа.
  - К командиру тебя тоже нет смысла отправлять - они продвигаются на север, сопротивления нет. Ты будешь только лишним ртом. Так что возвращайся домой, к родным. Если понадобится твоя помощь, а она, конечно же, понадобится, мы тебя вызовем. Это будет позже.
  Майкл кивнул в знак согласия с расстановкой положений.
  - Ну, - мужчина сел за стол, - если вопросов нет, то свободен.
  Нортон встал со стула, но мешкал, не уходил.
  - Что-то еще? - спросил военный, видя, что тот не уходит.
  - Да, - решился все же Майкл и сел обратно. - Есть у меня просьба.
  - Какая? - с готовностью помочь спросил мужчина.
  - Мои родные... я не знаю, где они...
  - Как это? - удивился. - Ты ж назвал нам деревню. Мы отправили тебя туда...
  - Да, это все верно, - замялся Майкл. - Но дом там пустой. Они уехали четыре месяца назад. А куда - неизвестно.
  - И ты хочешь найти их, - продолжил за него военный.
  - Так точно.
  - Ну что ж, поможем. Не обещаю, но постараемся. Как городок-то твой там?..
  - Повиндиль, - ответил Майкл.
  - Повиндиль, - повторил, записывая. - Имя, фамилия родителей?
  Майкл задумался. Он хотел бы сказать, да только какая-то преграда стояла будто и мешала. Он сообразил, что не может вспомнить абсолютно никаких элементов, связанных с этой информацией. Ни малейшей зацепки. Абсолютная пустота.
  - Я не помню... - испуганно выдавил он.
  - Как это - не помню? - растерялся мужчина.
  - Совсем.
  - Ну, может, - предположил, - фамилия-то Нортон, наверное?
  - Ну да, - согласился Майкл. И почему он сам до этого не догадался?
  - А имена? - снова задал вопрос военный.
  Но у Майкла в голове не было ответа на этот вопрос. С фамилией Нортон ассоциировался только он сам. А дальше - абсолютная пустота. Он пожал плечами.
  - Так как же мы сможем найти их, если нам ничего не известно?! - мужчина откинулся назад.
  Майкл молча встал и вышел из кабинета.
  
  - Баба Оля, - сказал он, вернувшись в деревню, - я не помню имен своих родителей. Почему? Что же случилось?
  Бабка погрустнела и села рядом:
  - И не знаю я даже, что тебе ответить-то.
  - Что мне делать теперь? Как быть? Как жить?
  - Селись в доме. Как-никак, а он все же твой. Там уж дальше и решим что-нибудь.
  - Но почему я не помню ничего? Почему не помню имен родителей?
  - Ой, - вздохнула Олдулина, - не хотела говорить с тобой об этом... У меня вообще подозрение, что ты - не ты.
  Майкл поднял испуганные глаза на старушку:
  - А кто же я тогда?
  
  Глава 3
  Майкл стал жить в доме, который когда-то принадлежал его родителям. Все свыклись с его необычностью, а он медленно стал отходить от образа контуженного необъявленного героя.
  Дом отстроили общими силами, хозяйство заводить не стали - Майкл помогал Олдулине с хозяйством, а она выделяла ему за это продукты. Свои дети из деревни у нее уехали, да так, видать, и бросили. Так что Майкл был теперь для нее единственной утехой.
  
  Так прошло чуть меньше двух лет, и поздней весной во дворе дома появился экипаж. Соскочивший с облучка извозчик поторопился открыть дверь кареты. Первым вышел статный - лет сорока - мужчина, как было видно по осанке и крепкому телосложению, - военный. Хотя сейчас военными были все.
  Он отошел от двери и спустил на землю, подав руку, женщину. Скорее, девушку, но она была крупна собой по причине беременности, и явно на десяток лет - минимум - младше своего спутника.
  Дама подошла к Майклу, вышедшему на крыльцо, чтобы встретить гостей.
  - Позвольте поинтересоваться, с кем имею дело? - спросила она.
  - Майкл Нортон - хозяин дома. А вы кем будете?
  - Хозяин дома, говорите, - проигнорировала она вопрос. - В этом я сомневаюсь. А на каких основаниях вы называете себя владельцем?
  - На основании того, что я тут живу, - Майклу эта дама не очень понравилась своей интонацией.
  - Ну, это еще не показатель, - отмахнулась она. - Я племянница хозяина дома. Они переехали в другой город, насколько мне известно, ближе к границе. Год назад этот город взяли хеи. Все это время от них нет вестей. Суд признал их пропавшими без вести. Вероятно, расстреляны. Но это уже не важно, потому что по завещанию этот, конкретно, дом переходит в мое владение. Почему вы плачете?
  В душе Майкла творилась буря: его родители мертвы, а сейчас перед ним его двоюродная сестра.
  - Я - Майкл Нортон, - сказал он слабо, - я ваш двоюродный брат. Я сын хозяина.
  - Хм, - это было высшей степенью проявления удивления девушки. - И что вы этим хотите сказать? У вас есть документы, подтверждающие это? Если нет, то прошу покинуть эту территорию.
  - Но как так? - Майкл не верил своим ушам. - Я же ваш родственник. Мы одна семья!
  - Ну, знаете ли, с вашим семейством никогда я не водилась, отчего и вижу вас впервые. Как бы то ни было, я не собираюсь делить дом с каким-то непонятным парнем, назвавшимся моим родственником. Вас всегда хоть пруд пруди, когда появляется добыча.
  - Да что вы такое говорите?! - Майкл был просто в бешенстве.
  - Молодой человек, - вмешался ее муж, - держите себя в руках, не надо повышать голос. Покажите свои документы, и тогда мы будем решать, что делать.
  - У меня нет документов, - поник головой Нортон.
  - Ууу... - махнула рукой дама. - Тогда и разговор не имеет смысла. У меня есть бумага, согласно которой я являюсь наследницей дома.
  - И что же? Вы выгоните родного брата?
  - Какие доказательства есть тому, что вы мой кузен, а не просто какой-то контуженный войной бродяга?
  - Не должно так поступать с родней, - вмешалась в разговор баба Оля, подошедшая посмотреть на приезжих.
  - С близкими нельзя. А с родней - можно, - холодно ответила женщина.
  - Ты детеныша под сердцем носишь, - не успокаивалась бабка, слышавшая весомую часть разговора, - ему, видать, места там много - сердце-то у тебя крохотное совсем - доброту вместить не может даже.
  - Бабуля, - сказал ее муж, - идите отсюда по-хорошему. И вырода этого неизвестного с собой забирайте.
  - Язык твой, смотри, чтоб не отсох бы как, - обиделась старушка.
  Майкл взял под руку Олдулину и повел в сторону ее дома.
  - Сама сука! И ребенок ее собакой будет! - не останавливалась бабка.
  - Тихо, тихо. Не надо, - говорил Нортон. - Не заслуживают они наших слов.
  
  Они сидели все на нервах и пили - внешне спокойно - чай. Олдулина уже более-менее успокоилась, а в Майкле - наоборот - начинала бурлить злоба, подступая к горлу, оседая на языке горьким налетом и заполняя мозг.
  - Баба Оля, - сказал он, - ну это же не нормально! Я им дом отстроил, следил за ним два года, а они... Да они!.. Да они, как минимум, должны мне за это!!! Он же сплошной развалиной был! А я отстроил!
  - Да ладно, посмотрим, - отвечала она. - Поживешь пока тут, а там решим, что да как делать.
  
  Наутро в дом начали завозить вещи. Несколько груженых дилижансов подъехали к дому. Бригада из десяти человек выгружала поклажи с вещами, сундуки, мебель; а новые хозяева дома со стороны наблюдали и руководили процессом.
  Ведомый переполняющей его злостью, Майкл пошел снова разбираться, несмотря на вчерашнюю перебранку.
  - Опять ты, - нерадостно отозвался хозяин и отвернулся от подходящего парня.
  - Чего тебе надо? - спросила его жена.
  - Вы знаете, я вот тут что подумал-то... Когда я заселился в дом, у него была провалена крыша и разбиты стекла. Я все это сделал, восстановил и следил потом два года за домом.
  Девушка была явно не в хороших чувствах и не хотела разговаривать с пришельцем, отошла и села на лавку, отчего с Майклом вел разговор мужчина:
  - И что же ты хочешь?
  - Ну, я не знаю, - замялся Нортон. - Но мне кажется, вы, как минимум, должны мне какую-то благодарность.
  - Он даже сам не знает, что хочет, - прыснула женщина на лавке.
  - Благодарность тебе в том, - ответил мужчина, - что в полицию на тебя, бездомного, заявление не пишу. Пошел вон, бродяга. Не появляйся здесь больше!
  
  Той ночью Майкл проснулся еще до рассвета. Пахло дымом. Он вскочил с кровати и выбежал на улицу. Горел дом его кузины, находящийся через дорогу.
  - Пожар! Пожар! - закричал он. - Помогите!
  Подхватив ведро, он побежал к горящему дому, стал доставать из колодца воду.
  Из других домов тоже стали выходить люди и, видя пожар, бросались его тушить. Население всех близлежащих домов было тут. Женщины охали, дети с огромными от удивления глазами, наблюдали за происходящим, открыв рот. Самые маленькие рыдали, поддавшись общей панике. Бабки крестились, приговаривая, что хорошо, мол, дом по иную сторону дороги стоит - на наши огонь не перебросится.
  Мужики пытались тушить, но огонь уже распространился и на крышу, поднимаясь вверх многометровым факелом. Стекла лопались, разлетаясь осколками. Но они не могли никого задеть - люди стояли слишком далеко - пламя было велико и даже с дороги обжигало лицо и глаза.
  Совсем быстро рухнула крыша дома, подбрасывая вверх угли, которые разлетелись в разные стороны раскаленным веером. Любопытствующие наблюдатели в испуге начали отбегать подальше от умершего дома.
  Майкл поднял глаза на грохот и увидел, как все мужики, носившие воду, садятся на траву, махая рукой на горящие стены. Сделать было уже ничего нельзя. Они не смогли даже пройти в дом - столь сильно он горел. Люди стали расходиться - обожженные, промокшие, грязные от сажи.
  
  Майкл открыл глаза. От него сильно пахло гарью. Он вспомнил вчерашний пожар и ужаснулся от осознания гибели в нем трех жизней. Ночью у него и мысли не было о том, что он столкнулся со смертью. Они же были последней ниточкой, связывавшей его с родителями. А теперь их нет. Больше не осталось никаких известных ему родных.
  Почему же они сами-то не выбегали? Почему не видели, что пожар там был? Может, спали крепко так? А может, пьянку устроили в связи с переселением. Напились и не заметили, как сгорели совсем.
  В коридоре кто-то разговаривал. Как понял Нортон - их было трое: баба Оля и еще двое мужчин - по голосу ему незнакомые. Он прислушался к разговору, хотя понимал точно, что это подслушивание, но разговор явно был не милой беседой.
  - Ну что вы такое говорите! Не может этого быть, - уверяла Олдулина. - Он же сам пожар этот тушил.
  - Мы осмотрели дом, - отвечал первый мужской голос. - Их убили ножом, еще до пожара. Свидетель говорит, что за час до пожара он входил туда, а потом вышел и в дом к себе зашел.
  - Да кого вы в свидетели-то берете?! Дед Сендор не спит уже несколько лет! Ему от бессонницы видится ерунда уже какая-то.
  - Люди говорили, что одежда у него в крови была вся.
  - Так, мож, поранился он, когда пожар-то тушил, - стояла на своем старушка.
  - Ну вот и посмотрим мы, есть ли раны у него.
  - Баба Оля, вы ж сами говорили, что слышали, как он проснулся. Он не одевался, и вы побежали за ним, что голый он. А он-то не голый был. Что ж тогда? В одежде он, что ли, спит?
  - А может, и в одежде! Всяко странно в голове твориться может.
   - Баба Оль, - как можно мягче говорил второй голос, - давайте мы не будем спорить. Мы возьмем его, опросим, посмотрим на наличие повреждений на теле. Если не виноват он - отпустим.
  - Да не делал он ничего...
  - Вот мы это и посмотрим.
  - Что случилось? - Нортон не выдержал и вышел к разговаривающим.
  - Майкл, - кинулась к нему Олдулина, - клевещут они, что это ты в доме-то всех поубивал там, а потом еще и поджег.
  - Так точно - поджог от свечи совершен был - на кухне их обоих нашли зарезанных.
  - Если докажем, что ты это, - гнить тебе вечно в темнице. А за убийство беременной так и вообще расстрелять могут.
  - Майкл, - не верила старушка, - ну скажи же, ведь не ты это был-то?
  - Нет, баба Оля, не я, - смело ответил Нортон. - Не ходил я в тот дом ночью. Злость имею на них, а в дом не ходил. Я ж не убийца, да чтоб еще и беременных убивать!..
  - Вооот. Сам признаешься, что зло имел на них.
  - Ну так зло-то иметь никому не запрещено, - заступалась Олдулина.
  - Зато, баба Оль, убивать запрещено. И поджог устраивать.
  - Майкл, ну скажи ты им!
  - Да что тут говорить-то? Я знаю, что не я это был. Доказать что они смогут, коль не убивал я? Так вот пусть ведут, куда они там хотят, да смотрят - я это или не я. Чего бояться-то?
  
  
  Часть 3. К
  
  Глава 0
  Курант сидел в большом каменном мешке, не зная, когда это кончится и чем... и кончится ли вообще. Сегодня прошло как раз два года, как вышедшая из Кулас-Тенона колонна экипажей была разбита маламикцами. Он тогда потерял своего лучшего друга. Где сейчас Альфред - это главнейший вопрос, который тревожит его на протяжении всего этого двухлетнего пути.
  Как быстро все поменялось. Вот они уехали учиться. Учились, веселились, радостно жили. Ничего ведь не предвещало беды. Хотя... три месяца без писем из дома - вот первейший знак катастрофы. А если бы он не позволил Альфреду убежать домой? Что бы это могло изменить? Да ничего по сути своей. Разве что в этом случае они не узнали бы, что родители погибли. Тогда было бы не так страшно провести в темнице эти два года, зная, что где-то там, далеко, твои родные живы, здоровы и радуются жизни.
  Хотя... вот сейчас он не знает, где находится Альфред. Но от этого - не легче. Он слабо уверен в том, что его друг радостно живет где-то в глубине страны, которая - не известно даже - существует ли еще. Хотя, наверно, существует: охранник - единственный человек, которого он видит, благо, разговаривающий на хеймском языке, - давно бы сообщил ему "радостную" новость о падении его родины. Но охранник молчал. И пока он молчит, есть надежда, что Хеймланд продолжает биться за свои земли.
  Что бы это могло изменить? Да ну ведь на самом деле - ничего. Их точно так же отправили бы на войну, точно так же колонна была бы разбита. Разве что с другом своим он провел бы на месяц больше времени, чем сейчас. А ведь надо было просто сбежать им вместе из университета и скрыться в глубине страны. Это же можно было сделать - на товарных поездах, либо пешком. Вариантов много, но они теперь не имеют смысла, когда сам он в тюрьме, а место нахождения Альфреда - неизвестно.
  Да и как бы они сбежали из университета, если даже подозрения не было на такое развертывание событий. Все это произошло столь неожиданно.
  Ну и кто же, интересно, теперь сильный? Хотя сейчас Курант как раз вершина сильного существа. Или типичный пример псевдосильного. Люди бывают двух типов - живущие для себя и живущие для других. И живущий для себя - сильный. Но если задуматься о справедливости, то союза сильного и слабого вообще не должно быть в природе. Ведь одному человеку должна доставаться одна жизнь - без разницы, его или чужая. И когда один человек живет для себя, а второй для него, то подрывается весь баланс жизни. И исходя из этих соображений, Курант проживает жизнь только для себя одного, хотя и жизнью назвать это сложно.
  С грохотом открылся замок верхней двери в подвальный коридор, прервав однотипные размышления Куранта. Кто-то спускался по лестнице. Но кто - видно не было - освещался только небольшой пятачок каменного пола посреди комнаты - солнечное дарование золотой радости одинокому пространству.
  Кто-то гремел цепями. Курант знал, что это были кандалы. Неужели в соседнюю камеру кого-то посадят? Неужели?!. Радость сменилась разочарованием. Он не знал - радоваться ему новому соседу или нет. Каждый раз к нему сажали хеймских пленников. Он рассказывал им о своей жизни, узнавал новости с поверхности, с фронта. Но каждый раз - наутро - эти посылки свежей информации расстреливались как раз возле стены, основание которой служило верхним углом камеры Куранта. Когда происходили массовые расстрелы, даже кровь просачивалась по стене внутрь этой каменной коробки.
  Лязг металла смешался с глухими ударами плоти о камень - трое из пяти падают с этой лестницы, будучи в кандалах. Курант и сам рухнул кубарем с самого верху. Расшиб локоть так, что рука потом не двигалась с месяц. Но это все была ерунда по сравнению с двумя годами заключения. Наверное, он сейчас готов переломать все руки, заодно и ноги с головою себе, если за это ему воздаруют свободу. Но это было все несбыточными мечтами. Эти малы не способны на жалость.
  Звук стих - вероятно, заключенный смог остановиться где-то на середине. Вот, вот они уже рядом. Надо спрятаться, не любопытствовать, чтоб не получить кнутом по лицу, как это было уже много раз. Надо сделать вид беспомощного, лечь в угол и притвориться сонным.
  Курант лежал спиной к двери и слушал, как мимо его камеры проходит новый заключенный с охранником за спиной. Открывается дверь камеры, он заходит вовнутрь, с него снимают кандалы. Сейчас на обратном пути охранник пройдет и спросит, жив ли он.
  - Эй, ты там живой еще?! - как все одинаково.
  - Так точно, - ответил Курант и закашлялся. Кашель, к сожалению, был не притворным.
  Теперь он уходит, медленно поднимаясь по высокой лестнице. Щелкает замок, скрипят петли, после чего раздается грохот задвигающегося внешнего засова. Теперь можно. Курант вскочил с пола и подбежал к решетке. Темно, но он уже привыкший. Новый заключенный сидел, спиной прислонившись к решетке камеры.
  - Эй, - окрикнул его Курант, - как тебя зовут? Кто ты?
  Сидящий напротив обернулся. Короткие белые волосы, высокий рост, худой... Курант похолодел, разглядывая его лицо. Руки задрожали, и он осел, держась за прутья.
  - Альфред! - заорал он радостно, забыв о том, что сверху его могут услышать охранники. - Альфред! Это ты! Ты живой!!! Как ты здесь очутился?! Как... как... - от волнения он не смог ничего говорить, он задыхался от подступающего к горлу кому.
  Но сидящий в соседней камере парень не среагировал на этот выплеск эмоций. Он так же ровно продолжал смотреть на своего соседа, не понимая его поведения.
  - Альфред, - заговорил парень, когда смог подавить подкатывающие слезы, - это же я - Курант. Ты не узнаешь меня? Альфред.
  Он подполз к самой решетке, чтобы тот мог рассмотреть его лицо получше, поднял грязные рыжие волосы с глаз, оголив лоб. Но сосед не реагировал.
  - Альфред, - в сердце Куранта забилась жилка паники, - Альфред, ну скажи хоть что-нибудь, Альфред.
  И он ответил. Но ответил не на своем, на маламикском языке. Курант не знал, но почувствовал, что парень хочет донести ему, что ничего не понимает.
  - Как же так? - растерялся рыжий. - Не может быть такого! Альфред!!! Альфред, посмотри же!!! Ну это же я!!! - снова стал орать он, тряся решетку камеры. - Альфред!!! Альфред!!!
  Сверху раздался звук открывающейся двери. Сюда бежал охранник, но Куранту было наплевать.
  - Альфред! - продолжал он. - Альфред! Ну ты что?! Это же я!!!
  - Ты чего орешь?! - крикнул на него охранник и ударил по лицу кнутом, распоров щеку еще одним шрамом.
  Курант зажмурился и осел. Из раны текла кровь, а из глаз слезы.
  - Это мой друг, - говорил он. - Мой лучший друг Альфред. Но он почему-то даже на языке нашем не говорит.
  - Кто твой друг? - удивился охранник, озираясь вокруг.
  Курант указал на парня, не отрывая взгляда от лица, которое он не видел уже два года, которое жаждал увидеть, чтобы рассказать все, что произошло, чтобы что-то обсудить, чтобы просто быть рядом. Он не узнавал холодного взгляда в глазах Альфреда.
  - А, этот... - усмехнулся охранник. - Ты ошибаешься. Он не Альфред, и уж точно не из хеев. Это наш - Майкл Нортон. Он убил свою беременную кузину с ее мужем и спалил дом. На допросе отпирался, но все улики были против него. На пожизненное посадили. Специально рядом с тобой, чтоб даже поговорить не могли.
  Охранник подмигнул Куранту, сказал что-то Майклу и ушел. Курант продолжал сидеть возле прутьев, уставившись в глаза своего лучшего друга. Холодное неузнавание в его глазах терзало сердце. Нортон отвел взгляд от своего соседа, развернулся и сел в дальний угол, прижал ноги к груди и стал кусать штаны на коленках - от нервов.
  28 марта 2012 г.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"