Глава Четвёртая

Купеческое дело - почтенное занятие во всех краях, от Пекина до Кордовы. Без купца нет ни деревни, ни города, ни мужицкого подворья, ни княжеского двора. По крайней мере, сами купцы так полагать изволят.

Семья купцов Бахметьевых обжилась в Москве-матушке лет двадцать уже. Большими капиталами не блистала, но и не бедствовала. Поставляла муку и крупу четырём постоялым дворам да десятку стряпух, работающих на коробейников. Из Москвы в провинциальную глухомань возили нарядную столичную посуду и аглицкое сукно.

На этом достатке возросли у главы семьи Дементия трое сыновей, дочь-красавица и племянник Антипка - сын сестрёнки Дементия, вышедшей замуж за барышника из-под Рязани и помершей от наскока крымчаков вместе с мужем и младшими детьми. Антипка схоронился и добрался к дядюшке, чтоб принести ему печальную весть. Было ему девятнадцать годков, парнем оказался он разворотливым и удалым - братьев своих, вздумавших показать ему кто в доме хозяева, он отметелил настолько убедительно, что те ещё неделю вздрагивали при виде его. Потом перестали, потому что отец отправил его в дальнюю поездку в качестве своего приказчика.

Поездка принесла семье большую выгоду, поскольку привёз из неё Антипка добротную муку по сказочно низкой цене, чистый навар с телеги составил больше пяти рублей.

- Где взял? - усмехнулся он в глаза главе семьи. - Там, где уже нету, - и уточнил для непонятливых. - Для всех нету, кроме меня.

С тех пор племянник взял большую волю - чаще шатался неизвестно где, чем погружался в семейную жизнь, обзавёлся дорогим конём, добыл новенький кистень и даже пистоль со спусковым крючком. С другой стороны, он исправно снабжал приёмную семью высоколиквидным товаром, так что, поворчав для порядка, с его повадками смирились даже кузены. Окрестные невесты откровенно засматривались на Антипку, потому что росту он был изрядного, лицом светел, да и обращения галантного...

Но была у Антипа и другая жизнь, осведомлён о которой был лишь сам Дементий. Именно ему представил лжеплемянника страшный человек, думский дворянин Семён Годунов, кузен самого конюшего боярина, шурина московского венценосца Бориса Фёдоровича. Дело было в кабаке, куда Дементий захаживал каждую пятницу. Для встреч с Семёном Годуновым в этом питейном заведении имелась отдельная комната.

Дворянин - пожилой уже, но крепенький мужчина, ведавший тайными делами Татарского клана, благосклонно кивнул седеющей головой в ответ на поклон степенного купца и подтолкнул вперёд рослого парня с холодными, как щебёнка, и такими же по цвету глазами, взиравшими на Дементия так, словно выискивали местечко, куда удобней воткнуть засапожник.

- Знакомься, Дёма, - сказал Годунов усмешливо. - Это твой родной племянник Антип Чертополох. Парень свой в доску. Жить будет у тебя - посели его в пристройке, чтобы выйти мог в любое время. Будешь получать на его кошт тридцать рублей, да десяточку сверху, за услуги. А это, Антипка, твой дядя Дементий. Почитай его, как отца родного, но кто твой настоящий отец, забывать не вздумай!

- Семён Никитич, я что, похож на полного балбеса? - хмуро ответствовал Чертополох неожиданно звучным голосом, которым хорошо на поле битвы команды выкрикивать. - Даже обидно чуточку, я ведь вас ни разу не подводил. Ну, здравствуй, дядя Дементий, кормилец ненаглядный, - добавил, переводя на купца оценивающий взор. - Ты меня не бойся, дядя, я добрый, если ко мне в душу не лезть. Ты ведь в дела мои лезть не станешь, да?

И понял Дементий, если хозяином в своём доме остаться хочет, должен он озорнику укорот при Годунове дать.

- Забыл, как со старшими родичами себя вести следует, племяш?! - выговорил раздельно и вскинул бороду повыше. - Голову-то склони перед благодетелем, чай не сломаешься! А то ведь из дому вперёд ногами вылетишь.

Чертополох набычился, шагнул вперёд. Дементий не отступил, и сумеречную рожу племянника вдруг озарила широкая улыбка:

- Круто-о-ой! - оценил он поступок купца и отвесил поясной поклон.

- Вот и договорились, - утвердил соглашение Семён Никитич и бросил своему протеже кожаный мешочек. - А это тебе на расходы.

Что характерно, и впрямь принадлежал Антипка к купеческому сословию. Только не из Рязани, а из Ростова Великого. Младший сын Ивана Татарникова с детства отличался склонностью к озорству и рукоприкладству - в кулачных боях и борьбе на престольных праздниках он преуспевал с завидным постоянством, а призы, добытые в боях, предпочитал не вносить в семейный достаток, а проматывать с беспутными своими приятелями. Именно в их среде и заслужил он своё прозвище, приятели просто слегка переиначили фамилию своего буйного предводителя.

В общем-то, все мы в юности кулаками помахать горазды, не исключено, что со временем Антип последовал бы принципу знаменитого своего коллеги Васьки Буслая: "В младости бито много, граблено, под старость надо бы душа спасти". Превратился бы в обычного добычливого купчину, не пугающегося разбойных шаек на просторах российских дорог. Тем более что в кутерьме беспутных приключений привлекали его не возможность выбить зубы или наполнить мошну, а исключительно пьянящее очарование риска.

Но не повезло Антипу - при разгоне очередного пьяного сборища погиб ростовский стрелец Никола Ржанников, пытавшийся треснуть Чертополоха по беспутной головушке подставкой для пищали. А тот, по привычке тюкнул его кистенём, издавна висевшим в рукаве. Страшное дело! Государевых людей при исполнении трогать нельзя - даже дворянину не поздоровится, не то, что купчишке. И висеть бы зверски избитому антипкину туловищу в воротах отцовского двора на страх другим лиходеям, кабы не случилось быть в Ростове Семёну Годунову.

Семён Никитич не случайно шарил по захолустью - в татарском клане случилась беда, на кривой дорожке тайной войны их особый человечек Далмат Чюриков наткнулся на Ждана Белецкого и не сумел переварить свинцовой пилюли, которой был угощён от всего щедрого сердца байстрюка князя Мстиславского. Глава тайной службы клана искал замену Далмату, да там, где москвичи не имели своих соглядатаев. В итоге Чертополох был выкуплен у стрелецкого головы за полста рублей, неделю отлёживался в имении одного сторонника Годуновского рода, приходя в себя после стрельцовой расправы, а потом был завербован и направлен в провинцию для черновой обкатки.

Все уроки, преподанные старшими товарищами, он усвоил буквально, все домашние задания исполнил с блеском и был переведён в столичную службу. Задания он получал прямиком от Семёна Никитича на двух постоялых дворах поочерёдно, там же и ночевал по большей части, изображая отсутствие по командировочной необходимости. На самом деле крепенькая лошадка семьи Бахметьевых всё это время отъедалась в конюшне имения Семёна Годунова, ожидая очередного возвращения домой с ценным грузом.

Главной задачей, поставленной перед Чертополохом, было выявление тайных людишек группировок, соперничающих с Татарской. К зиме 1590-го года ему удалось выследить с десяток рядовых соглядатаев от всех кланов, только Батькову да Белецкому улыбнулась судьба пройти мимо внимания смышлёного Антипа.

Прибывший в Белокаменную для получения ответственного задания Данилка Клычов остановился на постоялом дворе, где ночевал Чертополох и даже снял комнатуху рядом с явочной квартирой Годуновых. Утром, после плотного завтрака он совсем было собрался пройтись по Первопрестольной, о которой столько был наслышан в своей глухомани, но приезд дворянина с двумя сопровождающими задержал его прогулку. Насторожило клычовского внука странное поведение важной особы - бросив сопровождающих в обеденном зале, она прямиков проследовала в гостевые комнаты. "А хозяин-то даже морды не повернул..." - отметил про себя Данилка и залюбопытствовал к кому это такие гости являются. Расплатившись за завтрак, он со скучающей физиономией вернулся в свою тесную каморку и навострил слух до предела.

Бормотанье доносилось из комнаты за левой стеной. Разговор был тих и недолог, хлопнула дверь и послышалась твёрдая, весомая поступь важной особы. Затаив дыханье, Данилка ждал, когда соседская дверь заскрипит снова. Минуты тянулись, как смоляная струйка за черпаком... Опа-опа, кверху шляпа! Поступь соседа была легка, словно у Хорта, в лесу, поди, и травы не примнёт!

Становилось всё интереснее. Данилка выждал ещё полминуты и только после этого, прихватив котомку, вышел следом. В обеденном зале за столом сидел головорез. Год назад Данилка бы такое и не заметил, а полгода назад, пообщавшись с Хортом, при виде такого душегуба свернул бы с дороги и постарался больше не попадать на глаза. Но с тех пор прошло полгода, и Данилка спокойно уселся напротив, крикнув хозяину, чтобы подал две кружки сбитня.

- Хлеб да соль, православный, - сказал он, кладя котомку на скамью. - Благодарить не нужно, потом отблагодаришь.

Головорез, с аппетитом уминавший гречневую кашу, изумлённо вытаращился на нахала. Не давая ему опомниться, Данилка заговорил доверительно:

- Мой хозяин, его милость дворянин Чеглоков направил меня, своего приказчика, разведать цены на зерно, муку и крупы. Я уже много где побывал, теперь вот в Престольную прибыл. И обомлел, скажу тебе прямо, приятель. Выпей сбитня - гречуха-то, небось, горло дерёт. Я Даниил, Василий Матвеевич зовёт меня Раз. Ну, со знакомством, что ли?! - и протянул кружку для чоканья.

Головорез спокойно взял кружку, приветливо улыбнулся и осторожно коснулся ею кружки Раза:

- С этого бы и начинал, православный, - сказал он звучным голосом. - А то трещишь, как сорока. Меня звать Антипом, тятька кличет Чертополохом. Я уже сторговался, приказчика отправил за санями. Скоро махну домой - в Рязань-матушку. Потому и не спешу никуда - любушка моя раньше вечера в дом не пускает. Честь бережёт, ну или что там у неё после меня осталось... Я так полагаю, ты меня не зря угощаешь?

Заезжий губошлёп Антипа не насторожил - к нему часто подсаживались прибывшие в Москву, каждому хотелось сперва обзавестись информацией о том огромном городе, в котором они очутились. Парень перед ним сидит явно бывалый, не трус, держится не суетливо, уверен в себе на все сто с хвостиком. А для соглядатая больно молод. Он же не знал, что молодой пластун страшней любого старого...

- Отчего ж не угостить приветливого соседа? - отшутился Раз. - Тем более, что просьбишка к нему имеется. Не откажи, дружище, познакомь с Москвой. Нам, приезжим, друг друга в Первопрестольной держаться надо. Ты меня поддержишь, я - тебя...

- Что интересует тебя, Раз? - спросил Чертополох, допивая горячий сбитень и поднимаясь из-за стола.

- Торговые площади, само собой. Говорят, что в Москве их целых четыре.

- Оговор, дружище! Всего три - в Китай-городе, на Пожаре и в Кремле. Отсюда пёхом далековато будет, - намекнул Антип, желая выяснить, насколько состоятелен его сосед.

- Это ничего! - весело откликнулся Данилка. - Его милость Василий Матвеевич для своего верного слуги доброго коня не пожалел, не поскупился. У тебя-то, товарищ, такой скакун вряд ли найдётся.

Надо сказать, кони у товарищей оказались достойны друг дружки, что ещё больше насторожило Данилку. Внимательно слушая рассказы своего спутника, он старательно запоминал улицы, по которым они проезжали, присматривался к теремам, выстроившимся по обе стороны. Ему нужно было в Кремль, ему нужно было попасть на глаза кому-нибудь из знакомых жильцов или холопов романовского клана. А, если уж совсем повезёт - на глаза старшим Никитичам. Но не сейчас, не сейчас... без опасного свидетеля встречи.

Для крестьянина, для которого Шацк считался столицей, Москва представлялась головокружительной каруселью, Вавилоном православного мира. Каменные палаты, трёхэтажные терема, украшенные причудливой резьбой, наводили на воспоминания о сказках, повествовавшихся долгими тёмными вечерами в Медведково. Разнообразные звуки набивались в уши, словно острые соломины, да не поштучно, а целыми снопами. Приученный вслушиваться в каждый шорох Засечной черты, Данилка боялся оглохнуть. А ведь здесь ему придётся жить и работать - здесь отныне его Засечная черта.

Объехав китайгородский и пожарский гостиные дворы, соседи проникли в сердце Русского царства - в Кремль. Первое, что бросилось в глаза бывшему добытчику - многочисленная стрелецкая охрана; и у ворот, и у дверей министерств различного толка, именовавшихся в те времена приказами, и в гостином дворе, застроенном десятками лавок.

Налюбовавшись царящей здесь кутерьмой, Данилка повернул к попутчику лицо, украшенное густым румянцем:

- Спаси Бог тебя, дружище, за доброту твою! Вижу я, как твой соколий взор в сторону кабака сворачивает. Я не жмот, и выпивку зажилить даже не замышлял. Но слыхал я, что в Кремле живёт и здравствует наш государь Фёдор Иванович. Давай сперва на его избу полюбуемся, может самого царя увидеть получится. Тогда все девицы в наших краях мои будут!

- Избу! - фыркнул Чертополох, разворачивая коня. - Ну, ты дерёвня-а-а!

Зря он такое ляпнул! Времена-то были сословные...

- Ты, дружок, не забывайся! - окоротил приятеля Данилка Клычов. - Доверенному дворянскому слуге услугу оказываешь, а не своему брату-купчине! У меня грамотка к соратнику Василия Матвеевича имеется, за меня есть, кому словечко замолвить. За язык твой твоя спина ответит. Так что не стоит надо мной насмешки строить, купчик.

Угроза Данилкина была вполне реальна - купеческий приказчик дворянскому не ровня. Пожалуйся он приставам, могут дерзкого купчишку в суд отволочь, где отлупят его батогами. Или сами пристава отметелят, чтоб времени зря не терять.

- С языка сорвалось, сосед! - повинился Антипка, про себя посмеиваясь над деревенским олухом, не знающим, на каких персон работает его провожатый. - Беру свои слова обратно. Но ты тоже хорош - у государя нашего Фёдора Ивановича не изба, не терем даже, а дворец великий. Вот - сам смотри!

К царским покоям они подъехали со стороны Красного крыльца Грановитой палаты. Трудно сказать, от чего отвалилась нижняя челюсть Данилки - оттого ли, что хотел подыграть подозрительному своему провожатому, или действительно от увиденного. Над дворцовой площадью возвышались каменные громады храмов и комплекс царских палат, украшенных фруктовыми садами на галереях жилых покоев. У Красного крыльца Грановитой палаты на расстеленных кошмах расположились свиты боярских группировок, ожидающие выхода своих господ.

Чуть вдали от них живой подковой растянулись зеваки, коробейники, снабжавшие их снедью и сбитнем, и уличные ремесленники - точильщики, швеи, сапожники... Столько людей разом не собиралось даже на Шацкой ярмарке! То тут, то там сновали в толпе юркие людишки в ношенной одежонке.

- От этих молодцев, Раз, старайся держаться поодаль, - кивнув на них, тихо промолвил Антип. - Лихой народец, с ними даже пристава стараются не ссориться.

- Доводилось мне встречаться с лихими, - пренебрежительно буркнул Клычов, мимоходом вспомнив четыре стычки в заснеженной тесноте лесных дорог, увеличивших его состояние на три рубля с полтиною. - Знакомое племя.

- Ты на кольчужку, что у тебя под кафтаном топорщится, в городе Москва не рассчитывай, - посоветовал Чертополох, прошаривая взглядом группы боярских холопов. - Здесь их кличут шильниками, поскольку кроме засапожников носят они при себе шилья. И этими шильями они тебя сквозь кольчужные звенья до смерти затычут. Не давай им на длину руки подходить - либо бей первым, либо не постесняйся пятки им показать. За этот совет, дружище, с тебя лишняя чарка зелёного вина!

- Годится! - кивнул Данилка. - Веди в кабак.

В государевом кабаке было шумно, но внешне вполне благопристойно. Могучий вышибала, развалившийся на скамье у самого входа, внушал присутствующим нешуточное почтение, да и сам целовальник, разливающий медовуху и зелёное вино, мог постоять за честь родного заведения. Из еды в меню наличествовали пироги и стерляжья уха, но цены кусались, что твои волкодавы. Данилка расщедрился на косушку и уху, не оставил без внимания и капустный пирог...

- Знаешь здесь кого? - спросил Чертополоха, утолив первый приступ аппетита и слегка отогревшись.

Антип, не ожидая соизволения угощающего, наполнил себе вторую чарку, выплеснул водочку в лужёную свою глотку и утвердительно кивнул головой:

- Целовальника знаю. Да и с вышибалой довелось знакомство поиметь. Но я здесь редко бываю. Что купцу в Кремле делать? На бояр, разве что поглазеть. Только это в первые разы любопытно, потом приедается быстро. Дела надо делать... Ты чего не пьёшь?

- Я ж в Престольной первый денёк, - напомнил Данилка, вкусно причмокнув после порции густой ушицы, - мне тут всё интересно. Хочется поглазеть на здешние хоромы, на тутошние порядки. Так что пей, не стесняйся, а я закушу.

- Извиняй, дружище, я, пожалуй, косушку с собой прихвачу - вечерком любушку свою побалую, - ответил Антип. - А сейчас в хоромы наши сбегу; надо перед встречей отдохнуть слегка. Ты до нашего крова сам дорогу найдёшь? Вот и славно. Благодарствую за угощеньице!

На самом деле, ни в какие хоромы он не собирался, а нужно ему было встретиться с атаманом шильников ватаги, промышлявшей в Белом городе - третьем кольце московских застроек. Обнаглевшая шушера дважды срывала слежку за вероятными тайными людишками Шуйских, носящими стрелецкие мундиры. Соглядатаям Семёна Годунова приходилось терять время на разборки с шильниками Андрюхи Ряпы, следовало поставить его на место.

Где искать Ряпу, Антип знал. Поэтому, прихватив по дороге двух своих сотоварищей, прямиком направился к Тверской заставе. Атаман в окружении самых лихих добытчиков своей ватаги вкушал зелёное вино в здешней забегаловке, оценивающим оком разглядывая беспутных девиц, примостившихся у прилавка и скромно жующих печатный пряник один на всех. Видимо поэтому он не сразу отреагировал на появление трёх костоломов, нахально подваливших к столу ватаги.

- Не скулите потом, что не слышали, - голос старшего из трёх хрустел, точно трескающийся лёд. - Кто за шилом потянется, тот пулей подавится. Ряпа, выйдем на минутку, дело к тебе есть.

- А выгодное ли дельце твоё, мил человек? - строптиво буркнул атаман, которому нельзя было показаться трусоватым даже перед тем, от чьего голоса сердчишко в желудок юркнуло. Кто подчинится трусоватому атаману?!

- Можешь не сомневаться, в накладе не останетесь ни ты, ни твоя дружина, - обнадёжил Чертополох. - Э-э, ты за кого меня держишь, Андрюха?! Впереди ступай, и чтоб я грабли твои видел.

Войдя в одну из комнатух, предназначенную для греховных утех, а потому тесную от лавки, накрытой толстым тюфяком и лоскутным одеялом, Антип опрокинул Ряпу на одеяло и ткнул в брюхо пистолетным стволом.

- Дело для тебя и твоих крыс и вправду прибыльное, мазурик, - процедил он, наклоняясь к самому лицу лихого, белому, как зимняя шкурка зайчишки. - Ежели больше никогда к человеку с белой повязкой на правой ноге не подойдёте, в живых останетесь. Предупреждений больше не будет. Будет расправа скорая, но долгая и крайне болючая. А теперь вот тебе полтина, и сделай вид, что тебя купили. Можешь встать.

- Ты кто вообще? - спросил атаман, опасливо косясь на взведённый курок пистоля.

- Я топор, висящий над твоей шеей, Андрюха. А большего тебе знать и не надобно - а то прыгну вниз.

Проследив за отъездом проводника, Данилка влез на Угадая и вернулся на дворцовую площадь. Там, повинуясь особому движению хозяина, умный конь принялся проявлять непокорство и вздорность - непотребно ржать и поминутно вскидываться на дыбы.

- Вот же чёртова скотина! - орал хозяин заблажившего скакуна и дёргал поводья так, что удивлённый таким хамством, Угадай и впрямь чуть было не ударился в истерику.

"Я же выполняю твоё пожелание, Даниил, - хотелось крикнуть обескураженному коню, - а ты мне губы рвёшь! Сатрап ты после этого, а не почтенный хозяин!" А поскольку вымолвить это ему не удавалось при всём желании, он вознамерился цапнуть мерзавца за колено. Не вышло. Но зато образумившийся хозяин перестал выпендриваться и сделал условленное движение, после которого бутафорию следовало прекратить.

А всё случилось потому, что привлечённые лошадиными фокусами, на них уставились свитские боярских кланов, и среди них Данилка Клычов признал романовских жильцов Шелепугу и Замятню Отрепьева. Дело сделано, очередь за ними. Оглаживая коня, он спрыгнул наземь и медленно повёл его к выходу из Кремля. На Пожарской площади возле самых лавок Гостиного двора его нагнал один из боевых холопов Замятни, которого звали Хлопко, если Данилка не запамятовал.

- Где остановился, приятель? - спросил он небрежно.

- На постоялом дворе у Всесвятских ворот, - ответствовал Данилка, не глядя на собеседника.

- Завтра в полдень будь у ворот снаружи, к тебе подойдут, - тихо промолвил Хлопко, а громко сказал. - За десятку я двух таких куплю! Не хошь, как хошь! - и потопал назад, в голос понося хитрого продавца лошади.

- Задёшево такого скакуна продавать никто не станет! - крикнул ему в спину Данилка и вскочил на отдохнувшего Угадая.

Пустил коня широкой рысью, чтобы оторваться от желающих купить феноменального конягу за десять рубликов. Он ехал к Всесвятским воротам кружным путём, исследуя место своего будущего проживания, своей службы. Спешить ему было некуда, поэтому, предчувствуя дальнюю дорогу, он сторговал себе пару добрых брусков сала, котелок средних размеров, три фунта пшена да столько же сухарей. Для Угадая было закуплено десять фунтов ячменя вперемежку с овсом.

Конечно, на заснеженных просторах Русского царства постоялых дворов раскидано было немало, но, как говорится, запас карман не тянет - мало ли что может случиться в пути, да и дерут за свои услуги хозяева средневековых гостиниц безбожно. Так что иной раз можно и на свежем воздухе отобедать. Запасные портянки, нательное бельё и рубаха у Данилки имелись. Лук со стрелами он оставил в комнате, ключ от которой грел его душу - впервые в жизни появилось у него своё жильё, где можно залечь и укрыться от докучливых людей, от мороза и дождя, не дожидаясь дозволения деда, Хорта или Василия Матвеевича Чеглокова. "Надо будет к кому-нибудь на постой встать, - думал юный пластун, с удовольствием взирая на просторные московские дворы, где чаще виднелось по две-три избы, чем по одной. - Завтра не забыть озадачить такой просьбой посланца". Прав был Хорт, пожилой учитель его, шестьдесят рублей уже не казались ему великим жалованием - прошло каких-то восемь дней, как получил он первую половину, а осталось у него чуть больше тридцатки - два рубля из трёх, добытых у грабителей, уже ушли на дорогу, на жильё и угощение опасного, как росомаха, соседа.

Кстати, а не полагается ли ему копеечка-другая на дорожные расходы? Нужно будет узнать...

- Куда прёшь, лапоть ушастый?! - внезапно услышал он и чисто автоматически одной рукой перехватил свистящую гадюку плети, а второй выдернул из ножен Раза и упёр его в горло невежи.

Невежа одет был в дорогую шубу и шапку, на ногах виднелись щегольские зелёные сапоги с гнутыми носками... но всё это было сшито лет пятнадцать назад. За этот срок и шапка облезла, и шуба вытерлась, и сапоги по каше соскучились. Росту потасканный господин был немалого, худ, как древко метлы, на узком лице тревогой и гневом полыхали голубые глаза, над упрямо сжатыми губами торчал длинный прямой носище. И всё это разнообразие было украшено седоватой бородой и кустистыми седыми же бровями.

Одним словом, на юного героического пластуна посмел напасть старик, что привело Данилку в изрядное смущение - в Медведково со стариками драться было не принято.

- Отпусти моего слугу, православный! - услышал он взволнованный девичий голос. - Не то приставов кликну!

Первый же взгляд, брошенный Данилкой в сторону оклика, привёл юного героя в оторопь - прямо перед левым плечом Угадая стояла статная красавица в скромной, но чистой одежде. Небесные очи девушки испуганно распахнулись во всю ширь, и Данилка утонул в их синеве мгновенно и на веки вечные.

- Пусть слово даст, что плёткой махать не станет, - вытолкнул он из пересохшего горла.

- Он не будет, - строго сказала красавица. - Если б ты, отрок, не пытался меня конём затоптать, Анисим бы тебя и не тронул.

Затоптать конём такое диво?! Пылкий внук Клыча Фёдорова готов был руки на себя наложить! Запутавшись в мыслях о завтрашней встрече, он отвлёкся от окружающей действительности и чуть не сбил девицу плечом налитого дикой мощью своего скакуна.

- Прости, Христа ради, отрока неразумного, отец! - повинился Данилка, выпуская плеть и пряча верного Раза в уютные ножны. - И ты прости меня, девица. Меня зовут Даниилом, я приехал из Каширы по делам дворянина Василия Чеглокова и слегка обалдел от здешнего шума и многолюдства. Растерялся, одним словом. А так разве посмел бы я наехать на пожилого человека и такую красавицу?! - продолжал он, спрыгивая с коня и кланяясь. - Можно узнать ваши имена, господа москвичи? Может, помощь моя в чём нужна, так я завсегда готов услужить.

- Растерялся он! - проворчал старик. - А сам на ходу подмётки рвёт! Кто тебя научил чуть что - за нож хвататься?!

- Так ведь на дорогах, отец, только те выживают, кто успевает кинжалом ткнуть и тетиву спустить. Я выжил. Чем помочь-то?

- Анисим, пусть он короб возьмёт. Зачем тебе надрываться, если добрый человек помочь хочет? Его скакун, небось, и не такие тяжести перетаскивал!

Что-то ворча себе под нос, старик протянул Данилке объёмистый берестяной короб, перевязанный верёвками. Угадай презрительно фыркнул, когда к седлу приторочили двухпудовый довесок к перемётным сумам: "Подумаешь, тяжесть нашли! - и подтолкнул мордой растяпу-хозяина. - Не спи, дурачок! Займись делом!"

- Как обращаться к тебе, девица? - вновь вопросил удалой пластун, с удовольствием наблюдая за тем, как лёгкий румянец растекается по лицу горожанки, ещё минуту назад снежному от волнения.

Крестьянские дети Московской Руси рано получали знания об интимной жизни животных, да и людей тоже. Как выглядят особы противоположного пола в натуральном виде, они видели в банях, потому как мылись все вместе. Исключением не был и Данилка Клычов, неоднократно наблюдавший за спариванием коровьего и овечьего племени и за любовными играми старших братьев с соседскими девчушками. Да что там - наблюдать! И сам Данилка был парень не промах, не раз удавалось ему заманивать Катюшку Зарядных то в лес, то на конюшню, а перед самым отъездом за добычей на сеновал - туда, где ещё сохранились три-четыре охапки прошлогоднего сена. Кое-как отбилась подружка, улизнула, пока порты спускал. И если бы не Хорт со своей Засечной полосой...

Одним словом, в своей потенциальной возможности очаровать, ну, или, на край, обаять девушку своего возраста, удалой внук Клыча Фёдорова не сомневался ничуточки. Кровь бурлила в его горячем сердце, словно сбитень в самоваре. Он твердо решил всё узнать о новых знакомых.

- Родители нарекли меня Алёной, - лукаво скосив взгляд на гордо выпячивающего грудную клетку парня, ответила красавица. - Алёна из рода Власьевых. А это Анисим - мой слуга, наставник и друг. Ходили на торг, прикупили припасов, а тут ты, прямо на нас...

"Странно, - подумал Данилка. - Называет его своим другом, а деньги доверить опасается..."

- В первый раз вижу, чтобы хозяева со слугами на торги ходили, - проговорил он с удивлением.

- Не умничай, невежа! - отозвался старик. - Её милость настолько добра ко мне, старику, что сочла возможным составить мне компанию.

- Анисиму одному скучно по торгам гулять, - засмеялась девушка, - а мне одной во дворе скучно сидеть, - метнула на Данилку косой взгляд и добавила. - Да и товары мне достаются дешевле...

- Твоя милость, он тебя поймёт неправильно, - с укоризной поправил её Анисим. - Он и так подозревает, что я у тебя подворовываю, - повернулся к пластуну и объяснился. - Я верный слуга её милости, я в жизни хозяйской деньги не утаил. Но приказчики, да и купцы матёрые при одном взгляде на Алёну Васильевну забывают про барыши, а когда она им словечко молвит, за свой же товар нам доплатить готовы!

Такого случая Данилка упустить просто не мог, не имел права!

- Вот, кстати, вам сала не нужно? - улыбнулся он.

И был вознаграждён заливистым смехом Алёны Власьевой, даже Анисим хохотнул в бороду. Напряжение постепенно сошло на нет. Данилка увлечённо рассказывал про вылазку на Засечную черту, в интересах дела запросто переселив Хорта в Каширу. Угадай в этой сказке для взрослых сделался добычей, захваченной в бою с набежчиками, Раз чуть, было, не постигла та же участь, но вовремя вспомнилась заповедь старого Клыча, запретившего болтать про кинжал. Если Угадая и впрямь можно было рассматривать, как плату, полученную в результате похода, то Раз был другом, скромным верным до смерти другом, на которого наговаривать - грешно и стыдно. Данилка автоматически погладил рукоятку, Раз весело мигнул ему своим глазком: "Ладно, с кем не бывает!"

Алёна поминутно ахала над приключениями пластунов, старик посмеивался. От него не укрылось невольное замешательство рассказчика и прикосновение к кинжалу, он начал присматриваться...

- Красивый у тебя ножик, Даниил, - сказал он осторожно. - Дорогой, наверно?

- Для меня дороже всех остальных, - твёрдо ответил Данилка. - Других не ищу.

- Дай полюбоваться.

- Прости, отец, но выполнить твою просьбу я не могу, - ответ прозвучал ещё твёрже. - Он мне, как брат, а братьев в чужие руки отдавать грех.

- Мне кажется, я знаю, как зовут твоего брата, - Анисим незаметно опустил руку на сабельную рукоять, чуть-чуть приотстал, очутившись за спиной Даниила.

- Ну, ежели знаешь имя моего братца, отец, - Данилка даже не обернулся, - должен, кажется, и знать, что взять его только по-добру можно. Тому, кто в спину бьёт, от Раза пощады не будет!

- Хорошо, что напомнил, - вымолвил Анисим, вновь поравнявшись с молодыми людьми. - Раз ты до сих пор жив, стало быть, Клыча Фёдорова ты не трогал.

- Ну да, его тронешь! - усмехнулся пластун. - У моего деда рука до сих пор тяжелей смертного греха.

Встретить в столичной Москве человека, хорошо знающего деда, было с одной стороны невероятной, можно сказать, сказочной удачей. Есть к кому обратиться за помощью, за ценным советом. А с другой стороны придётся попотеть, выкручиваясь из того, что успел наболтать. А болтуном пред ясными очами Алёны Власьевой предстать не хотелось абсолютно.

- Спаси Бог, тебя, Даниил, - говорила меж тем красавица, остановившись. - Мы пришли.

Они стояли у частокола, за воротами которого виднелись двухэтажный терем, две избы и хозяйственные постройки. Присутствовали во дворе десяток яблонь, штук пять вишнёвых кустов да парочка груш. Над верхушками тына топорщились колючие ветки боярышника - сторожа девичьей чести. А вообще-то по московским меркам двор богатым признать было никак нельзя. Да и большим тоже.

- Водичкой-то нас с моим скакуном хотя бы напоите? - осторожно полюбопытствовал Данилка, разрушая неловкое молчание, воцарившееся возле ворот.

- А то, наверно так есть хочешь, что ночевать негде? - угадал Анисим. - Это уж как её милость распорядится, я всё ж таки тут слуга, не хозяин.

Барышня размышляла недолго - насупленные соболиные бровушки вернулись на свои обычные места; она решительно махнула рукой, облачённой в вязаную рукавичку:

- Я думаю, у нас найдётся, чем накормить и нашего помощника Даниила, и его коня! Как его звать, кстати?

- Угадай, твоя милость, - улыбнулся дважды счастливый владелец скакуна, вводя его в ворота.

Во-первых, счастлив он был потому, что проник в жильё околдовавшей его Алёны. А во-вторых, потому, что нашёлся-таки человек, который поинтересовался именем Угадая. Зря, что ли он ему такую кличку подбирал?!

- Соболь? - спросила девушка, оценивающе осмотрев коня.

- Нет.

- А как?

- Угадай, красавица!

- Может, Ветер?

- Нет.

- Слышь, невежа, - вступил в разговор Анисим, затащивший в один из домов короб, и вернувшийся, отряхивая руки от муки, - будешь шутки над Алёной Васильевной строить, я тебя не только голодным оставлю, но и воды не дам! Ты что, твоя милость, не поняла ещё, что его клячу Угадаем зовут?! У этого оторвы и дед таким же шутником был. Лет сорок назад.

Повинуясь приглашающему жесту старика, Данилка ввёл Угадая в конюшню, где уныло дремала старая кляча, бросил в ясли охапку сена, притрусив её сверху горстью зерновой смеси, придвинул полведра воды, принесённой Анисимом. И пошагал в терем. Судя по внешнему виду строений, жили здешние обитатели не больно-то богато. Можно сказать - совсем небогато. Столбы теремного крыльца явно нуждались в замене, дверям не помешал бы капитальный ремонт, ступени лестницы, ведущей на второй этаж, скрипели каждая характерным лишь ей голосом. Из кухни, располагавшейся на первом этаже, несло вкусными запахами... а вот теплом не очень. Видать, здесь экономили на дровах.

На втором этаже царило тепло, распространяемое печью. Топка, похоже, находилась за пределами горницы, в обширной комнате размещались лишь её бока, отделанные изразцами. Длинный стол, накрытый узорчатой скатертью, был пуст, если не считать солонки и перечницы, установленных ближе к печи.

Данилка скинул полушубок и шапку, Анисим принял их и устроил на вешалку, разделся сам. После чего прошествовал к сундуку, скромно примостившемуся в углу комнаты.

- Чего стоишь столбом, Данилка? - ворчливо полюбопытствовал он. - Подсоби.

Из сундука были извлечены тарелки, миски и кубки. Все металлические, некоторые даже из серебра. Местный жилец при помощи гостя перетаскал и расставил их на столе в непосредственной близости от торца, потом вышел в сени второго этажа и громко хлопнул в ладоши.

- Стряпуха у нас приходящая, - объяснил он гостю нехотя, - но готовит отменно, и за чистотой следит неукоснительно.

Появлению стряпухи предшествовало возникновение в дверях объёмистой оловянной миски с ручками, из которой виднелась поварёшка. Вслед за миской вошла и та, кто эту миску в горницу доставила - полная женщина лет пятидесяти с улыбчивым обликом человека, умеющего вкусно накормить. Она водрузила супницу на стол и, не произнеся ни слова, исчезла вновь. Её второй приход ознаменовался доставкой сковороды, на которой скворчали запечённые в сметане караси. С третьего захода она доставила полкаравая ситного хлеба и самовар.

К полнейшему изумлению Данилки, исполнив свои обязанности, стряпуха уселась на лавку и достала ложку - в Русском царстве ложки носил всякий свою. Важный, как истинный индюк, Анисим прошествовал к дверям, ведущим вглубь терема, и осторожно постучал в них со словами:

- Твоя милость, обед подан.

К обеду Алёна явно принарядилась: и сарафан на ней был парчовый, и рубашка белого шёлка, и лента в косе атласная. Гордо вскинув золотоволосую голову, она метнула в Данилку пронзительный взгляд, и, оставшись довольна произведённым впечатлением, уселась в кресло, стоящее в торце стола. Повинуясь повелительному жесту пальчика с золотым перстеньком, Данилка уселся справа от хозяйки, стряпуха сидела напротив, Анисим же торжественно поднёс Алёне супницу и держал её пока хозяйка наполняла свою серебряную миску. После чего он передал посудину стряпухе, и уже та наделила первым блюдом и гостя, и Анисима, и себя.

Суп оказался гороховым, щедро заправленным морковью и луком, не было недостатка и в мясных кубиках. Первую ложку зачерпнула хозяйка дома, отведала и приветливо сказала:

- В который раз ты сумела удивить меня, Дарьюшка! Очень вкусно. Почему никто не ест?

Ответом был оглушительный писк за тремя парами ушей, спустя несколько мгновений к ним присоединился и писк за ушами Алёны.

- Не хочет ли наш гость добавки? - осведомилась радушная хозяйка застолья.

- Спаси Бог, твоя милость, - отозвался Данилка, вспомнив завет своего старого учителя, твердившего о том, что в чужом доме до отвала объедаться не стоит, хозяевам распущенный гость может не понравиться, и в другой раз к столу не пригласят. - Сказать по правде, я перекусил недавно, и не очень голоден. А ещё хочу оставить местечко для карасей. Но в одном я с тобой согласен, сударыня, такого вкусного варева я давно не пробовал! Тетушка Дарья, прими мою благодарность!

Второе блюдо привело юного пластуна в ещё больший восторг, который помог ему набраться храбрости и предложить хозяевам свой дерзкий план.

- Не вели казнить, вели слово молвить, государыня Алёна! - сказал он, поднимая голову от тарелки.

- Велю, - весело отвечала Алёна.

- Помнишь, дядюшка Анисим сказал, что мне ночевать негде?

- Так я и знал, - хмыкнул старик.

- Ты не угадал, отец, ночевать я нынче буду на постоялом дворе. Но я вот что подумал: житьё и стол там очень дороги даже для дворянского приказчика, да и готовят там - не чета тётушке Дарье. Прошу тебя, сударыня, рассудить - не лучше ли будет, если ты пустишь меня на постой и харчи в одну из твоих изб? Не во гнев тебе будь сказано, терем нуждается в ремонте, тын тоже неплохо бы подновить. Да и спокойней девице, когда во дворе не один защитник, а двое, - Данилка сделал перерыв и добрал карасей с тарелки, потом вновь произнёс, поочерёдно глядя в глаза Анисима и Алёны. - Я понимаю, что вам нужно посоветоваться, обговорить цену. Потому с твоего позволения, сударыня, я сейчас схожу, взнуздаю Угадая, и вернусь за ответом. Ещё хочу добавить, что завтра с утра меня отправляют в долгую поездку, но в любом случае я готов оставить задаток на будущее.

Угадай с любопытством воззрился на хозяина: "Ну, как там у нас? Дела налаживаются?", - было написано на нахальной морде знающего себе цену пластунского скакуна. Погладив его бархатные ноздри, Данилка взнуздал отдохнувшее животное и вернулся в горницу, стараясь не сорваться на бег.

В горнице он застал одного Анисима, тот сидел у самовара и вдумчиво поглощал сбитень.

- Сядь, - приказал он Данилке, - разговор долгим будет. Сколько ты готов платить в месяц? И за что?

- Из уважения к тебе, отец, и к её милости, я согласен платить рубль за жильё и пропитание, корм для Угадая я куплю отдельно.

Предложение было вполне щедрое - за дюжину рублей можно было купить пару крепких лошадок. Старик втянул в рот полкубка напитка разом и задал следующий вопрос:

- Касается ли это только тебя или твоих помощников тоже?

- Больше двух помощников мне не положено, дядь Анисим, - сказал Клычов. - Ежели их пришлют, добавлю ещё полтину. Жить будут в моей избе, за их поведением присмотрю лично. За хозяйский стол их сажать не обязательно. Меня, когда они здесь - тоже.

- Говоришь, что завтра уезжаешь. Какой задаток оставишь?

- За полгода вперёд. Только ты учти, дядь Анисим, что в это время я вам за столом глаза мозолить не буду, так что справедливо будет учитывать полтину в месяц.

- То есть, шесть ефимков за год простоя избы? Так выходит? - уточнил старый слуга. - И возврата требовать не станешь?

- Так, именно так, отец родной! И возврата не потребую, - подтвердил Данилка, осеняя себя крестным знамением.

Анисим грузно поднялся, вытер губы рушником и старательно постучал в ту же дверь, откуда к обеду выходила хозяйка:

- Твоя милость, мы сговорились. Послушай наш уговор, Алёна Васильевна, да плату прими.

По тому, что дверь открылась тут же, Данилка понял, что решения вопроса в девичьей светлице ожидали с нетерпением, но внешне Алёна выглядела спокойной, неспешной. Вот только румянец залил щёки сплошным покровом. Она выслушала условия договора, воспитанно опустив очи долу, только раз вскинув их на потенциального жильца, когда услыхала о его долгой отлучке. И Данилка почувствовал себя на седьмом небе, надежда заполнила всё его существо предчувствием райских радостей.

- Эй, ты что это на её милость уставился, деревенщина?! - ворвался в его райский сад надежды властный окрик Анисима. - Будешь мне тут Алёну Васильевну смущать, я тебе враз на дверь укажу!

- Прости, сударыня, прости и ты, дядь Анисим, - повинился Данилка. - Я таких красавиц ни в Кашире, ни в Кремле не видел, вот и загляделся. Давайте вернёмся к делу...

- А я уже всё изложил, - сообщил очевидное старый слуга. - Деньги давай, ротозей каширский.

Свою наличность, исполняя совет Хорта, осторожный его ученик разделил на несколько частей: десять рублей были зашиты в полы кафтана, ещё десять он предусмотрительно зарыл под приметным камнем верстах в трёх от Москвы, остальные он бережно хранил в кожаном кисете во внутреннем кармане. Всё, что было выделено на повседневные нужды, держал в карманах портов и за поясом. Расстегнув кафтан под любопытными взорами хозяев, Данилка извлёк кисет и отсчитал двенадцать серебряных полтин, под бдительным надзором Анисима укладывая их в подставленную узкую ладошку.

- Не боишься без свидетелей серебро-то отдавать? - усмехнулся старик, когда расчёт был завершён и монеты из рук хозяйки перекочевали в распоряжение казначея Анисима.

- Знаешь, дядь Анисим, - доверительно промолвил Данилка, - другому бы я ответил, что обманывать пластуна себе дороже. Но ты ведь приятель моего деда, тебе я могу доверять без оглядки. Ты и есть мой свидетель.

- Подлиза, - проворчал старик. - Пойдём жильё смотреть, - помолчал и добавил, глядя себе под ноги. - Алёна Васильевна, мне доверишь, или сама решение примешь?

- Ну, плату, вроде как, я получила, - уклончиво промолвила девушка, пунцовея вовсе до самого ворота. - Стало быть, выходит, мне и жильё выделять. Но ты, Анисим, будешь меня сопровождать, как верный слуга и мудрый советчик.

Нужно сказать, что обернулась она скорей, чем оделся Анисим. Соболья шубка выгодно подчёркивала небесный цвет её глаз, а тёмно-синий парчовый полушалок ещё ярче выделял румянец на белокожем личике...

Избы Данилке понравились обе - было в них всё, что необходимо для комфортного проживания в конце бурного шестнадцатого века. Но выбор пал на ту, что ближе к тыну, поскольку Данилка планировал странствовать по улицам не только в светлое время суток. Для этого требовалось произвести также несколько усовершенствований:

- Дядь Анисим, - попросил тайный человек братьев Романовых, извлекая из кисета ещё одну полтину, - я человек беспокойный, моя служба требует разъездов в ночь-полночь. Чтоб не беспокоить тебя и хозяйку лишний раз, я предлагаю выделить моё жильё - здесь в тыне проделать калитку с ключом, а избу обнести забором, и в заборе тоже калитку устроить, чтобы тетушка Дарья доступ к избе имела. Да и мне чтобы проще на помощь поспеть, ежели надобность такая возникнет. Я ваших цен не знаю, - добавил он, извиняще посматривая на собеседников, застывших в раздумье, - коли полтины на работу мало будет, скажите, я добавлю.

Старик переглянулся с хозяйкой, получил разрешающий наклон головы и смущённо промолвил:

- Говоря правду, мы давненько плотников не нанимали, а замков не покупали ни разу. Её милость предлагает сделать так: ежели денег не хватит, мы возьмём недостающие из задатка, а ты потом доплатишь.

- Как всё-таки мне повезло, что Господь свёл меня с вами! - воскликнул Данилка. - Её милость не только прекрасна ликом, но и добротой щедра, ты, дядь Анисим, человек не только мудрый, но и совесть имеешь! - он отвесил собеседникам шикарный поясной поклон и добавил с улыбкой. - Про мастерство тётушки Дарьи я уже и вовсе помалкиваю! Пресвятой Троицей клянусь, вы не пожалеете, что меня приютили!

Юношеская горячность, идущая от самого сердца, сыграла в пользу Данилки гораздо сильней, чем хитрость и ставка на корыстный расчёт. Необузданный порыв искренности превратил опытного, много что повидавшего Анисима из критически настроенного надсмотрщика в снисходительного старого ворчуна. Что касается владычицы данилкиного сердца, то и она высоко оценила двойной комплимент - красоту её отмечало бесчисленное множество представителей сильного пола, а про доброту слышать не доводилось ни разу. У внука старого Клыча появился шанс...

Проследить вечером за Чертополохом у Раза не вышло - Антипка внезапно вскочил на уже осёдланного своего скакуна и покинул постоялый двор на размашистой рыси. Выполненное задание позволяло тайному человечку Годуновых некоторое время пожить в семейном кругу. Но для этого следовало сгонять за телегой, заполненной высоколиквидным товаром из годуновских же кладовых. Именно там и жила-поживала та самая любушка, которую он намеревался угостить зелёным вином, выставленным Данилкой.

Звали любушку Авдотьей. Сдобная вдовушка на три года старше Антипки привлекла забубённого авантюриста своим острым язычком, бесцеремонной шаловливостью и привычкой во время интимных утех изъясняться словами, обычно используемыми в кабаках наиболее распущенными выпивохами. Как говорится, нашёл рыбак рыбачку.... В обычное время Дуняша отвечала за сохранность постельного белья Семёна Никитича, за своевременность его замены, стирки, сушки и глажки, а во время присутствия хозяев поместья исполняла обязанность сенной девушки для жены и дочери главы тайного сыска Татарского клана.

Антип предполагал задержаться у полюбовницы на две ночи, поэтому рванул из Москвы, на ночь глядя. И эта задержка позволила Данилке остаться не заподозренным в тайной службе. Утром он занял пост у Трехсвятских ворот. Солнце уже взошло, балуясь позолотой Трехсвятской башни, искрясь в пушистом одеяле, покрывшем поля и перелески, когда из ворот появился сам Фрол Рябинников по прозвищу Шелепуга. Сегодня одет он был скромнёхонько, да и меринок под ним в скакуны не годился; постороннему человеку и невдомёк было, какой опасный зверь восседает на пегом коньке. Данилка, молча, нагнал своего старого знакомца, поехал рядом.

Со стороны они ничем не выделялись в потоке всадников, едущих по своим делам за пределы Первопрестольной. Какое-то время оба молчали, пока в потоке не образовались прорехи, а когда передние попутчики оказались шагах в тридцати, а задние в пятидесяти, Шелепуга соизволил раскрыть рот:

- Едешь ты, парнишка, к сыну боярскому Афанасию Трифонову в Углич - это на Волге, неподалёку от Ярославля. Там живёт младший сын Иоанна Васильевича, царевич Дмитрий Иоаннович, наследник нашего государя Фёдора Иоанновича. Есть подозрение, что кто-то злоумышляет на отрока. Нужно проверить так ли это, кто и каким образом. Вопросы есть?

- Есть, - поразмыслив, сказал Данилка. - Следует ли мне вмешиваться, ежели при мне кто-то посмеет царевичу вред причинить?

- Нет, - жёстко ответил Фрол. - Ты себя никак проявлять не должен, твоё дело слежка. Что ещё?

- Не прислал ли Фёдор Никитич деньжат на проезд?

- Александр Никитич считает, что тебе на дорогу и трёх рублей довольно, - голос Шелепуги звучал весомо, каждое словечко выплывало раздельно от других. - Но Фёдор Никитич велел передать тебе пять ефимков. Запомни, парнишка, мы с тобой служим великому человеку, который верность своему роду ценит выше сословной принадлежности своих слуг. Такой он один на всю Русь-матушку. Потому запомни мои слова накрепко, Даниил Клычов: попытаешься предать Фёдора Никитича, последний, оставшийся в живых его слуга всё равно тебя со дна моря достанет. С тем и ступай.

Когда конюший боярин Борис Фёдорович Годунов вернулся в свои палаты, там его уже поджидал Семён Никитич, вольготно расположившийся в горнице в окружении Фёдора и Ксении, азартно грызущих засахаренные орехи, принесённые их троюродным дядюшкой. Жёны и гостя, и хозяина бдительно надзирали за подготовкой ужина, чем сильно нервировали главного повара семьи - Грэя Нортона, уроженца славного города Кентербери.

Готовил Нортон сносно, вот только блюда его родимой аглицкой сторонушки для сытого московского брюха были, мягко говоря, тяжеловатыми.

- Выгнал бы ты его, Борис Фёдорович, - посоветовал однажды Богдан Сабуров, старший из потомков мурзы Чета, отведав йоркширского пудинга, который Грэй считал своим коронным блюдом. - После его стряпни хочется в первый же кабак забежать, чтобы навсегда отбить вкус поганый.

- Не могу, Богдан Юрьевич, - вздохнул конюший боярин, запивая пудинг полным кубком красного бургундского. - Мне его королева Виктория прислала, в знак уважения и приязни. Уволь я этого кулинара, он ведь жалобиться побежит...

- Да и пущай бежит! - хмыкнул официальный глава Татарского клана, самый знатный из его членов. - Хрена ль нам в той Виктории?! Русский боярин аглицкой королеве в слуги не нанимался, мы и без её приязни с Романовыми управимся. Эх, не ко времени преставился Иван Иванович, наследник престола! Моя доченька по-другому бы царством правила. Иван Иванович-то не чета был нонешнему государю, он бы всех, кроме нашего рода, в бараний рог согнул!

"Да уж, это точно, - хотелось сказать Борису Фёдоровичу, - он бы и нас с Иришей скрутил, а ты бы нам и руки не протянул, старая образина!" Но не сказал он грубого слова старому боярину, потому как стояли за тем Вологда и Кострома и семь тысяч сабель, почти половина военных сил клана.

Неукоснительная осторожность, льстивые речи да гибкая спина привели Бориса из бедных родственников в конюшего боярина, в правители Русского царства. Сегодня перед ним, дальним родственником татарского мурзы Чета, сгибали свои гордые шеи потомки святого Александра Невского князья Шуйские и выродки Ольгерда литовского Мстиславские. Только монолитная ватага, сплотившаяся вокруг Романовых, кузенов царствующего Фёдора Иоанновича, свысока посматривала на царского шурина, любимчика грозного Ивана Васильевича. Они-то не забыли, каким местом добивались этого положения молодые красавчики из провинции! Дошло до того, что, столкнувшись на входе в царскую часовню, Александр Никитич - второй из братьев, нахально протиснулся вперёд конюшего боярина, будучи всего лишь кравчим, а получив заслуженную затрещину от старшего брата, заявил во всеуслышание: "Негоже распутницам впереди честных отроков разгуливать, с пути божьего их взор отвращать!" Конечно, Фёдор отвесил ему вторую оплеуху и пообещал, что меньшой впредь станет держать пасть на замке, но Борис Фёдорович заметил спрятанные в кулаки усмешки присутствующих. Заметил и не забыл...

При входе в комнату конюшего боярина Семён Никитич поднялся с лавки - даже от родни Борис требовал уважения к своему высокому чину. В отличие от большинства сановников Русского царства, отличавшихся дородностью фигур, потомки Чета сохраняли стройность и волчью поджарость неутомимых наездников. Поручкавшись с гостем, Борис ласково спросил детей понравилось ли им угощение дяди Семёна и обещал прикупить этого лакомства на Крещенье Господне - Годуновы всюду подчёркивали свою приверженность православию.

После короткого разговора с детьми, хозяин пригласил гостя в свой кабинет. В этом укромном, как ларчик, местечке он возлёг на турецкую оттоманку, накрытую двумя тюфяками.

- Устал сегодня! - объяснил кузену свой необычный поступок. - Ты садись, не чинись, да послушай, чего сегодня Иваныч отчебучил! Васька Голицын вздумал Ваську Шуйского на скамье потеснить. Влез между ним и Федькой Мстиславским со словами: "Сколько можно какому-то шубнику выше потомка властительного Гедимина рассиживаться?!" Ну, ты же знаешь Шубника - тот сразу давай за грудки хвататься, вопить про то, что он-то вообще свой род от святого князя Александра ведёт, что его предок предков и Васьки, и Первого боярина плеткой в топи загонял, как детишек. Федька, известное дело, тоже молчать не стал, начал своего Ягайлу поминать, как тот у Дмитрия Московского всю добычу после Куликова поля отнял. В общем, балаган, а не сидение при государе! Ну, думаю, пущай подерутся, нам это только на пользу.... И тут Иваныч вдруг говорит своим голосочком: "Я гляжу, тут такие знатные господа собрались, что мне, худородному, при них и сидеть-то невместно". И встаёт, - Борис коротко, резко хохотнул и подсунул под бок персидскую подушку. - Все, конечно, вскакивают и затыкаются, как миленькие. А Иваныч спокойненько так усаживается на трон и смотрит на всех по очереди. И знаешь, братец, когда на меня он взор перевёл, мне вдруг поблазнило, будто это Васильич в меня целится. Я чуть на пол не сел - такими вдруг ноги мягкими стали! - он дважды глубоко хватанул воздух и продолжил. - А Иваныч оглядел всех и ласково так говорит: "Садитесь уже, знатные господа, в ногах правды нет, - а потом помолчал несколько мгновений и добавил, - Или всё-таки есть?! Боярин Голицын, марш на место, не вводи в гнев своего повелителя!" Я вот всё думаю после сегодняшнего: а не зря ли мы Иваныча за малахольного держим? А вдруг он не такой тюфяк, каким прикидывается? Иринка утверждает, что наедине с ней он ведёт себя вполне разумно...

Усваивая полученную информацию, Семён Никитич некоторое время молчал, потом согласно кивнул головой и осведомился:

- Допустим, что это именно так, что царь притворяется дурачком, а не является им в действительности. Что нам в этом случае следует изменить?

Голос с оттоманки снизился до шёпота, прозвучавшего с интонациями шипения гадюки, тяпнувшей за ногу Олега Вещего:

- Для начала, я выясню, одобрит ли Иваныч наши действия в Угличе. Есть у меня подозрения, да и Клешнин их подтверждает, будто Федя собирается скипетр своему тёзке вручить на смертном одре. Если это действительно так, мы в Угличе себя по-другому поведём, совсем по-другому! Понял меня?!

Представив себе, что из этого следует, Семён Годунов подавился прохладным воздухом кабинета. Против Романовых татарский клан всё равно, что дворняжка против волчьей стаи - порвут и сожрут в мгновенье ока, и никакая аглицкая Лизавета не поможет!

- Так, может, имеет смысл отказаться от нашего плана? - вытолкнул он из себя вместе с воздушным комком, вставшим поперёк горла. - Это ж Романовы Нагих из Москвы турнули, так поддержим Нагих...

- ... и Литовскую шайку. Да? - насмешливо подхватил ехидный конюший боярин. - А Федька Мстиславский с нас за своего папашу по полной спросит! Это ж ты удумал Ивана Фёдорыча в порубе удавить. Как ты мыслишь, Сёма, что с тобой Первый боярин сделает, когда Митька Нагой на троне усядется? Митюша-то уже сегодня болванчики для стрельбы из лука в нас с тобой переименовал. Целится, стервец, да приговаривает: "А это Бориске, а это Сёмке, а это Клешнину!". Но он-то ещё дитя чистое, хоть и злобное, он не догадывается, что с почтенным мужем иные изверги сотворить способны. А вот Богдаша, свойственник моей половинки, не просто догадывается, а очень даже исполнять любит.... Молись, Сёма, чтобы не попасть в лапы Бельских! И ещё вот что прими в расчёт: Романовы - не наследники, а Митька....

В этот миг в дверь кабинета почтительно, однако настойчиво постучали:

- Стол накрыт, Боря, - послышался звонкий голос Марии Годуновой, в девичестве Скуратовой-Бельской.

Смерть наследника Русского престола Димитрия Иоанновича была отодвинута на неопределённое время. Годуновы рискнуть не отважились.

А Данилка, весьма удачно подсевший на кошт к Ждану Белецкому, благополучно добрался до двора Афанасия Трифонова. Схожесть обиталища здешнего сына боярского на имение Василия Чеглокова в глаза смышлёному ученику Хорта бросилась сразу. И хотя сам Афанасий Тимофеевич был сухощав и ростом заметно уступал каширскому дворянину, тын вокруг его двора был столь же крепок, строения срублены на совесть и страх, кони содержались в холе и сытости, а дворня в чистоте и благолепии.

Хозяину и его старшему сыну Алексею Данилка представился и слугой Фёдора Никитича, и приказчиком Чеглокова. Выслушав незнакомца, Афанасий на всякий случай поинтересовался, где в Кашире изволил проживать уважаемый Даниил Клычов, и успокоился, получив достоверный ответ.

- На какой срок ты намерен поселиться у нас? - спросил хозяин. - И каково твоё задание?

- На первый твой вопрос, твоя милость, я не могу ответить, потому что ответа не знаю сам, а на второй потому, что в лишнем знании - лишние печали. Хочу предупредить сразу, ваши милости, что изображать из себя почтенного приказчика мне запрещено. Напротив того, велено беспутничать и куролесить. А потому, чтоб не беспокоить ваш домострой, хорошо бы поселить меня где-нибудь на отшибе, где б я мог и гостей беспутных приветить и шарашиться в ночь-полночь.

- Есть у нас такое местечко, - кивнул кудлатой русой головушкой Афанасий Тимофеевич. - Алёшка проводит. А харчиться где намереваешься - у нас или по кабакам государевым?

- Василий Матвеевич серчать станет, коли верный приказчик его копеечку мимо дружеского терема пронесёт, - улыбнулся приезжий. - Скажи, твоя милость, сколько с нас брать хочешь.

- Полтину в месяц потянешь? - спросил сын боярский, с вызовом глядя в хитрые глазёнки потенциального нахлебника.

- Потяну, - с тем же вызовом ответствовал Данилка. - Только не по-божески это будет, твоя милость. Фёдор Никитич боевому холопу такие деньги платит, а ты за холопскую еду взять вздумал. Хорош бы я приказчик был, позволяя моего хозяина обирать! Предлагаю сойтись на десяти алтынах.

- По кабакам, значит, хозяйские деньги проматывать - это по-божески, - уточнил Алексей Трифонов (отчества он пока не заслужил), - а за харчи платить - убыток греховный?

Данилка совсем было собрался поставить на место хозяйского сынка, проигнорировав его выпад, но вовремя вспомнил, что перед ним наследник, что после смерти отца ему с этим задирой дело иметь придётся. Тяжело вздохнув, он повернул голову к Алексею и ответил спокойно:

- Проматывать деньги с посторонними мне приказано, Фёдор Никитич лучше меня знает, что это нужно для дела, для выполнения его поручения. А швыряться хозяйскими полтинами для того, чтобы подкупить своих людей, мне никто не велел. Твоя милость, ты и твой батюшка люди наши, я правильно понимаю? Или нет?

- Разумеется, наши! - резко ответил Афанасий, бросив на сына косой упреждающий взгляд.

- Не гневайся на меня, и на сына не гневайся, твоя милость, - продолжал Данилка. - Но мы с его милостью должны до конца объясниться. Я доверенный слуга Фёдора Никитича, вольный слуга. И служить к нему я пошёл, потому что почитаю его, как родного отца и старшего брата. И каждый, кто Романовых почитает, для меня свой. Но если даже свой пытается хоть чем-то не уважить Фёдора Никитича, принести ему хоть какой-то убыток, он для меня становится чужим. И тогда, твоя милость Алексей Афанасьевич, для него больше не существует Данилки Клычова, сына крестьянского, крестьянский сын становится пластуном и душегубом по прозвищу Раз. Именно поэтому мне очень хочется знать, что ты свой, твоя милость. А свой не станет заставлять меня нарушить приказ Фёдора Никитича.

- Короче, - подытожил Афанасий Трифонов, - если мы сойдёмся на десяти алтынах, ты наши души губить не станешь. Правильно?

Данилка уставился на хозяина, и вдруг расплылся в ответной улыбке, уловив заговорщическое подмигивание степенного боярского сына.

- Считайте, ваши милости, что за эту цену у вас появился ещё один самый преданный слуга и боевой пёс, - поклонился хозяевам удалой ученик Хорта.

Углич по справедливости считался одним из богатейших городов Русского царства. Здешние купцы снабжали зерном и крупами всю Волгу. С переездом сюда наследника московского престола и его родственников Нагих наступила пора великосветской жизни. Сторонники Литовского клана прямо-таки хороводились вокруг Углича, стремясь засветиться в очах будущего царя. А меньшой сын Ивана Васильевича живость характера перенял, похоже, у своего и вправду грозного батюшки.

Как и положено истинному пластуну, выполнение поставленной перед ним задачи Данилка начал с детального ознакомления с окрестностями. И пока не понял, откуда и куда можно попасть, на дворцовую площадь не появился. При этом он преследовал две цели: ему в край необходимо было стать своим для дворни Нагих, чтоб иметь возможность ошиваться вблизи царевича в любое время; и настолько же нужно было заручиться приязнью татарского клана, чтобы не вызвать подозрения и у них. Годуновых здесь представляли государевы дьяк Битяговский, Качаловы и Волоховы. Нагие были представлены братьями вдовствующей царицы Марии, их сыновьями и внуками.

В погожий январский денёчек Данилка прикупил штоф водки, именуемой отчего-то зелёным вином, кулебяку с осетриной и заменил Раза засапожным ножиком. И направился к княжеским палатам, занятым царицей и наследником престола. Там он расположился у самого въезда и демонстративно хватанул глоток Зелёного змия. Жильцы Дмитрия Иоанновича Хряк и Рукавица, приглядывающие за воротами во главе своих холопов, с изумлением уставились на нахала.

- Эй, деревенщина, ты чего тут забыл?! - рыкнул на него Рукавица - дворянский сын, с широченными ладонями, для которых у бронников не нашлось достойных боевых перчаток.

При этом он грозно прищёлкнул плетью, намекая на применение суровых мер против неслуха. Однако Данилка не испугался, а, наоборот, с доверчивой улыбкой деревенского ротозея обернулся к вояке и, отдав низкий поклон, абсолютно честно сообщил, что мечтает хоть краешком глаза лицезреть царевича Димитрия Иоанновича и его матушку, о которых столько слышал в своей Кашире. Что собирался он войти в ворота, да испугался сурового вида охраны. Что есть у него дома неприступная красавица, которая определённо намекнула при его отъезде на свою благосклонность, ежели он опишет царственную семью во всех подробностях. А посему он готов на определённые материальные затраты для тех, кто предоставит ему такую возможность.

Размеры материальных затрат чрезвычайно заинтересовали Рукавицу, поскольку, говоря откровенно, служба у вдовствующей царицы оплачивалась скудновато - дьяк Битяговский деньги царицыну двору выделял скупо. Не только холопы, но и жильцы Марии Фёдоровны постепенно перешли с мальвазии и бастра на водку, да и пивком уже не гнушались. Продуманный, как истинный пластун, Данилка сообщил, что на отчётный момент располагает он гривенкой, а в жилье запрятана целая полтина, но и это не предел его финансовому состоянию. В ближайшее время он ожидает поступления зерна из имения своего хозяина. И наколоть почтенного каширского дворянина в этом месяце он намерен на полтора рубля, в следующем на столько же, а в марте, когда цены на зерно ожидаемо полезут вверх, рубля на два. Иначе говоря, с ним дело иметь выгодно, очень выгодно. А ежели кто-нибудь отыщет возможность ближе к лету пристроить его на службу при дворе наследника, то он поделится с ним заначкой, зарытой на далёкой родине. Сколько денежек ждут хозяина в той заначке? Ровным счётом десять ефимков.

Сказки про обжуливаемого им хозяина и каширскую заначку он излагал уже во внутреннем дворе, щедро угощая четырёх царицыных жильцов. Новые его закадычные друзья легко раскрутили деревенского простачка ещё на два штофа и взяли с него клятвенное обещание продолжить банкет в ближайшем кабаке сразу после ужина. А он и не возражал, пьяно улыбаясь щеголеватым дворянам, обнимавшим его и обещающим верную дружбу до Судного дня. Таким образом, в непосредственной близости от надежды Литовского клана появился и укоренился тайный человек Фёдора Романова, опасный, как Василиск.

Подольститься к доверенным лицам Годунова было не так просто, поскольку жильцов у них не было.... Зато имелись просто холопы. С одним из них - стремянным Осипа Волохова Данилка столкнулся неподалёку от приказной избы. Вывернувшись из-под копыт его лихого коня, Данилка спесиво выпятил нижнюю челюсть и поинтересовался, что за невежа смеет наезжать на приказчика самого Василия Чеглокова, дворянина и великого воина? Невежа схватился за плеть, но дворянский слуга, улыбаясь с радушием голодной росомахи, приставил к его животу острие длинного кинжала. С крестовины кинжала на верхового, не мигая, взирал кроваво-алый огонёк, и всадник понял, что пора прибегнуть к высокому заступничеству своего хозяина:

- Я стремянной его милости Осипа Волохова Иван Гриднев, - запальчиво выкрикнул он. - Его матушка нянька нашего царевича Димитрия Иоанновича! За меня не только ты сам, но и твой господин ответит.

- А ты не врёшь? - заметно сбавив обороты, уточнил Данилка, убирая Раз от полушубка своей жертвы, но не спеша вкладывать его в ножны.

- Вот те крест! - воодушевлённый отсутствием непосредственной угрозы его животу, Иван размашисто перекрестился на колокольню храма.

И с радостью увидел, как неловко засуетился его грозный обидчик, как зашныряли его глаза по сторонам, избегая гордого победой орлиного взора Ивана.

- Во, влип! - пробормотал он себе под нос, и тут же искательно заглянул в лицо наездника. - Ты, это, не гневайся на меня, товарищ! Я виноват, но готов искупить свою вину, и не поскуплюсь!

Хотел, было, Иван вытянуть виновника плетью, да вспомнил про кровавый глазок кинжала и решил пойти на мировую. В итоге прошедших переговоров, Данилка завалился в кабак в сопровождении пятерых слуг представителей Татарского клана и принялся накачивать их крепким, как хортов кулак, зелёным вином. Поскольку стандарта крепости водки в те годы не существовало, в каждом кабаке водку гнали по своему разумению. А наливали в зависимости от сословной принадлежности и финансовой состоятельности клиента. Данилкиных приятелей, к примеру, поили чистым первачом.

- Тебя как звать-то, благодетель? - заинтересовались собутыльники, пропустив по второй чарке и принимаясь за закуску.

- Крещён Даниилом, - охотно поведал им искуситель, расстёгивая полушубок и откидываясь на стену питейного заведения. - А его милость Василий Матвеевич кличет Разом.

- Это ещё почему?

- Да мой обычай таков: раз - и всё! - пояснил Данилка. - Да вы у Ваньши спросите, он меня в деле видел.

- Наш человек! - подтвердил Иван Гриднев, обнимая пластуна за плечи, и не вдаваясь в подробности...

Очнулся Данилка на полке чьей-то бани. Голова раскалывалась на части, была мягкой на ощупь и вроде как увеличившейся в размерах; во рту было сухо, как на сеновале, и мерзостно, словно в свинарнике. Разомкнув пальцы, намертво впаявшиеся в рукоять Раза, он повернулся набок и встретился взглядом с человеком, сидящим на лавке.

- Ты здесь откуда, дед Андрей? - спросил он.

- А ты? - в свою очередь осведомился дикий старик, зачерпывая берестяным ковшиком какую-то жидкость из такого же туеса.

- А я откуда - не знаю, - честно ответил Данилка, протягивая руку к деду. - Вчера с приятелями за знакомство выпили, видать, сил не рассчитал, и как тут оказался - хоть убей, не помню. Ты мне ковшик-то передай, пожалуйста. Я за тебя всю жизнь молиться стану.

- Не нуждаюсь я в твоих молитвах, Клычоныш! - верхняя губа дикого старика дёрнулась вверх, обнажив частокол крепких жёлтых зубов. - Квас получишь после того, как на мои вопросы ответишь. Ты кого здесь выслеживаешь, пластун?

- Ну, ты же знаешь, кого пластуны выслеживают, дед Андрей, - укоризненно проговорил Данилка, страдальчески морщась и ощупывая горячий лоб. - Тех злодеев, что страну нашу разорить намерены. Дошли до нас слухи, будто какие-то сволочи злоумышляют на жизнь царицы Марии да её сына Дмитрия Ивановича. Вот, хозяин меня сюда и прислал.

- И что делать станешь, когда злодеев отыщешь? - настаивал Андрей, не спеша протягивать ковшик, его жёлтые глазищи жадно шарили по лицу Данилки, словно кошачья лапа по мышиной норе.

- Зарежу на хрен! - выдохнул ученик Хорта. - Дай уже квасу, собака сутулая, а то и тебя порешу к такой-то матери!

Как всё-таки скоро невинные отроки перенимают грубые обычаи взрослых собутыльников! Правда, ужас Засечной черты явно не годился в невинные отроки...

- Я ему, значит, жизнь спас, за его лошадьми неделю присматривал, а он меня, значит, порешить собирается да ещё псом кличет. И это ученик моего старого друга! - с откровенной насмешкой констатировал дед Андрей. - А ты вправду на Хорта работаешь? Остерегись врать, Клычоныш, я брехню носом чую!

Как-то вдруг не по себе стало Данилке. Невольно вспомнился тот солнечный денёк, когда впервые встретился он с врагом лицом к лицу. Здоровенный волчина вспомнился, который очень уж вовремя примчался к нему на помощь, и вскользь брошенная фраза Хорта: "Так ведь за тобой присматривали"... Ой-ой-ой, мамочка родная! Этот действительно враньё унюхает...

- С кем Хорт свёл, на того и работаю, - хмуро ответил он деду Андрею. - Не обессудь, это тайна не моя. Состою я на службе у дворянина Чеглокова. Все остальные вопросы - к учителю, а меня уволь!

- Ладно! - сказал старичина, протягивая ковшик. - Злоумышляют на царское дитя хозяева тех, с которыми ты вчера братался. Каких только зелий в лакомства Митеньке не намешивали, душегубы московские, каких только в питьё не подливали... Но, пока жив ведун Андрей Мочалов, - тихо зарычал старик, люто сверкая очами, - ничегошеньки у этих тварей не выгорит!

Данилка чуть квасом не захлебнулся! Но даже в его укушенный зелёным змием мозг проникла здравая мысль, что задание, по сути, выполнено. Он знает, кто злоумышляет на царевича, можно отправляться домой. Следующая мысль пришла чуть позже: "Надо же! Я уже Москву домом считаю!" - подивился он. И тут же острое чувство долга внезапно дало о себе знать физически ощутимым толчком.

- Дед, мне нужно передать твои слова хозяину, - осторожно промолвил он, повинуясь этому чувству, и жестом попросил вторично наполнить ковш. - Не исключено, что после этого меня вернут сюда. Не мог бы ты обеспечить мне свободный доступ во внутренний двор царских палат? А то ведь сопьюсь я тут с вашими ухарями.

Старик посопел, напряжённо сморщив переносицу так, что брови сошлись в одну пегую линию.

- Каждую пятницу на закате я выхожу к воротам дворца, - хмуро сказал он, минуту спустя. - Покажешься мне на глаза, я найду возможность с тобой встретиться. Сам не лезь.

На этом они и расстались. Через неделю Данилка въехал в Первопрестольную. На этот раз спешить ему было противопоказано - уж больно важную информацию он вёз Никитичам, чтобы ломиться сквозь лесные разбойничьи тропы, поэтому двинул он в объезд - по широким речным путям. Позади остались и Нижний Новгород, и Рязань, и Коломна.... За короткий зимний день Угадай успевал отмахать до сотни вёрст, казалось, он выкован из металла. Но и всадник не уступал своему скакуну. Время от времени он спрыгивал с седла и версту-другую пробегал, цепко держась за подпругу; жестокие уроки Хорта давали о себе знать в полную силу.

В город он въехал в полдень и сразу отправился в желанный двор, где был радостно встречен Алёной, одобрительно - Анисимом и добродушно - Дарьюшкой-поварихой. После вкусного обеда он вселился в облюбованную избу, где получил ключи от двух калиток сразу. Он затопил печь, и пока в ней прогорала добротная охапка дров, позволил себе короткий отдых на полатях, основательно просушив портянки. А потом снова оделся и выехал в Кремль, где сначала внимательно осмотрел толпу зевак, и лишь, убедившись в отсутствии Чертополоха, несколько раз прошествовал мимо свиты братьев Романовых.

Хлопко догнал его на выезде из гостиного двора, поехал рядом.

- Завтра на рассвете выезжай из тех же ворот и верстах в трёх сворачивай по дороге направо к лесу. Там на опушке жди. Их милости братья Никитичи с друзьями намереваются волков погонять. Там и свидитесь, - обронил он ровным голосом и добавил. - Да, кстати, маячить на опушке не надобно, за нами всегда пригляд, поэтому заедешь в лес так, чтобы мы тебя видели, а чужие с гостинца - нет. Усёк?

На ближайшем перекрёстке боевой холоп свернул в сторону, крикнув в спину Данилке, что за встречу с Марьюшкой тот ему обязан ведро зелена вина выставить. "Ладно!" - откликнулся Данилка и помахал рукой с видом полнейшего удовлетворения. До ужина он успел запасти фураж для Угадая и связку свеч для себя, протопить баньку и, как следует, пропарить измученные долгой поездкой тело и душу.

Так что за стол он прибыл чистым, аки агнец божий, и полным сказками о своих приключениях до самого упора. Сотрапезники охотно выслушали героическую сагу речистого приказчика, задали ему десяток вопросов, ахали, охали и ворчали под нос саркастические реплики - кто как реагировал догадаться несложно.... А потом настала очередь Анисима. Из его рассказа следовало, что какое-то время он сопровождал купеческие обозы в составе артели, специализировавшейся на этих делах. Там и познакомился он с удалым Клычом Фёдоровым, ушедшим из семьи.

Приключений им выпало столько, что иным бы на три жизни хватило, но были у них, у двух побратимов, разные думки о будущем. Клыча властно терзала тоска по крестьянскому труду, по запахам вспашки и свежескошенного лугового разнотравья, по семейному окружению, по воркотне баб и детишек. Накопив деньжат, он обзавёлся хозяйством больше сорока лет назад и бросил весёлую, но опасную работу вольного стража. А вот Анисима опасности дальних путей только заставляли чувствовать жизнь каждой клеткой тела и души. Но однажды их артель угодила в засаду, заботливо выстроенную знаменитым волжским атаманом Иваном Кольцо...

Спасло Анисима умение задерживать дыхание под водой на две с лишним минуты - упав в объятия Волги-матушки, он нашёл убежище под кормой казачьего струга и дождался, пока внимание станичников переключится на осмотр добычи. Вынырнул у самого берега. Обрадованные богатому товару, обнаруженному на купеческих ладьях, ватажники Кольца насмешливо освистали беглеца, но преследовать не стали. На третий день странствования Анисим встретил один из царских отрядов, прочёсывающих волжские берега в поисках разбойных ватаг.

Там и Анисим нанялся на службу отцу Алёнушки - московскому дворянину Василию Власьеву. Служил отцу и его наследнику, а когда оба пали при обороне Пскова, принял на себя опеку над единственной оставшейся в живых из семьи. Власьевы в Москве родных не имеют, имение ввиду отсутствия воинов в семье, забрали в государевы земли. Анисим выхлопотал Алёне именное вспомоществование, треть которого приходится отдавать человеку, который подсобил в хлопотах. Поэтому, как понял Данилка, перспектив у дворянской сироты никаких, бесприданница никому не нужна, а любителей позаботиться о бесхозных дворяночках Анисим отшивает безоговорочно.

Едва солнышко чуток приподнялось над кустами орешника, накинув на заснеженные поля розовое покрывало, Данилка заметил приближение кавалькады к тому лесу, где он обосновался. Даже издали было понятно, что собраны в ней ой какие не простые путники - отблески золотого и серебряного шитья на одежде всадников и сбруе коней искрами резвились под солнечными лучами. Оно и понятно - сановники русского царства и их ближние слуги шубы в отличие от простонародья кроют парчой, шапки тоже. А на иную уздечку боярскую можно целую деревню махнуть, не глядя.

Вот уже различимы стали передние всадники - пятёрка жильцов семьи Романовых. Вслед за ними, куда не долетают комья земли, выбитые конскими копытами, ехали сам Фёдор Романов, его брат Александр, князья Сицкий и Репнин и какой-то, незнакомый Данилке молодой щёголь. Уж на что был могуч и статен Александр Репнин-Оболенский, а незнакомец превосходил и его, он выглядел настоящим богатырём. За сановниками следовали псари с собачьими сворами, а с боков и позади виднелись десятки боевых холопов, державшихся поодаль от основной группы всадников. Оно и понятно - врагов у Романовых много, поэтому холопы всегда настороже, перекрывают возможность лиходеям совершить точный выстрел.

Когда жильцы въехали в лес, Данилка предусмотрительно поднял вверх пустые руки, кавалькада сгрудилась на опушке. Шелепуга помаячил своему хозяину, и сановники подъехали и окружили своего доверенного человечка со всех сторон. Данилка отвесил почтительный поклон и замер в ожидании вопросов.

- Давно ждёшь? - спросил Фёдор Никитич, глядя своему слуге прямо в глаза. - Не промёрз?

- Благодаря твоей щедрости, боярин, я одет тепло и есть чем согреться, - учтиво отвечал Данилка с новым поклоном. - Спаси Бог твою милость за беспокойство.

- Зачем вернулся?

- Я выполнил твоё указание, боярин, - гордо сообщил юный пластун. - На царевича Димитрия Иоанновича действительно злоумышляют. Больше того - его несколько раз пытались отравить.

- Кто?

- Битяговские, Волоховы и Качаловы. Все они служат конюшему боярину, - чётко доложил Данилка.

Сановники съехались так, что их кони едва не стоптали разведчика, Угадай остерегающе захрапел, давая понять, что хозяин находится под его защитой.

- Как узнал? - спросил Александр Никитич, наклоняясь в седле и хватая Данилку за грудки своей тёмной широкой ладонью.

- Отцепись, Олекса, - строго сказал Фёдор Никитич, - не лезь поперёк старших. А ты, Данилка, ответь на вопрос моего брата.

- На службе у Нагих есть мой хороший, надёжный знакомец, знахарь Андрей Мочалов. Он чует отраву по запаху. И ведает снадобья, одолевающие её. И он точно указал на тех, кто даёт отраву царевичу, - ответил Данилка. - Я вернулся, чтобы узнать, чем мне сейчас заняться? Защищать Димитрия Иоанновича мне запрещено, а болтаться просто так и попусту мозолить глаза окружающим я счёл неправильным.

- Ты поступил умно, Даниил, - после некоторого молчания признал предводитель Романовского клана. - Нам нужно обдумать твоё следующее задание, так что, пока отдыхай. Эй, Замятня, подь сюда! - крикнул он, обернувшись.

- Чего изволишь, Фёдор Никитич? - Замятня Отрепьев пешим проскользнул в тесный кружок и преданно уставился в лицо хозяина.

- Ты ведь знаком с нашим верным слугой Даниилом Клычовым? - уточнил глава клана. - Будешь держать с ним связь через своих холопов. Узнай, где живёт, уговоритесь о времени и способах встреч. Ну, не мне тебя учить - ты у нас сам с усам! Теперь вот что. Данилка, познакомься с нашим братом Михаилом, - молодой богатырь дружески кивнул Клычову. - И запомни накрепко: пока я жив, ты исполняешь только мою волю, когда меня не станет, станешь служить Олексе - и только ему. Ну, а ежели и с Олексой что случится, пойдёшь под руку Мишеньки. Запомнил?!

- Запомнил, боярин, - Данилка счёл нужным вновь поклониться. - У меня есть вопрос, можно мне его задать? - и, получив утвердительный кивок, уточнил. - Могу ли я нанять помощников, или как?

Сановники переглянулись между собой, потом Фёдор Романов дал добро. А напоследок он улыбнулся и совсем по-дружески положил на плечо Данилки тяжёлую ладонь в меховой рукавице:

- Ты достойно исполнил своё первое задание, Даниил, хвалю! Олекса, где кошель? Вот твоя вторая половина жалования, парень. Ещё никто не жалел, что пошёл на службу к Романовым! Теперь прощай, увидимся не скоро! Но знай, если понадобится помощь, не трусь, за тобой вся сила нашего рода! - с этими словами он дёрнул поводья, его конь попятился и, развернувшись, растворился в просторе полей, унося своего властного наездника.

Данилка слышал о непревзойдённом искусстве в выездке самого молодого из русских бояр, и сейчас в очередной раз убедился в том, что слухи не врали. Друзья и свита нагнали своего предводителя уже где-то за сверкающим виднокраем.... Если догнали вообще...

- Хорош пялиться, - услышал Данилка сбоку и чуть не шлёпнулся наземь от тычка Замятни, - пора делами заняться! Давай, рассказывай!

Штаб Романовского клана собрался этим же вечером. На его заседании присутствовали трое старших братьев и их ближайшие единомышленники - далеко не каждому из членов клана могли прийтись по душе речи, ведущиеся вожаками. И пути, которыми достигалось его могущество.... Решалась собственно не судьба маленького царевича, решались действия самой могущественной группировки Русского царства, которые принесли бы ей наибольшую выгоду.

Простосердечный и мягкий душой, как все очень сильные люди, Михаил Никитич предложил, не мудрствуя лукаво, очистить Божий белый свет от потенциальных душегубов, а Татарский клан загнать под полати. Тем, кто под полати лезть не захочет, посшибать их бестолковые головы. Дмитрий Иванович - царское семя, а Романовы за царя всегда стояли твёрдо, как Московский Кремль!

- Ты, Миша, всё правильно говоришь, - подал голос князь Шестунов, утвердительно похлопывая ладонью по столу, за которым разместились самые ценные головы группировки. Мы так бы и сделали. Да, Фёдор? Если бы...

- Если бы их кодлу не возглавлял брат Ирины Фёдоровны! - подхватил посланную ему подачу старший из братьев - непререкаемый авторитет для Михаила. - Мы презираем Годуновых, это верно. Но Ириша не только русская царица! Она наша сноха, любящая жена нашего братика Феди! Как ты ей, Мишутка, собираешься после этого на глаза показаться?! Я не смогу.

Молодой богатырь обвёл очами присутствующих и понял, что ему пока рановато побеждать в сражениях мудрости и коварства. Сейчас здесь такие виражи начнут закладываться, что неопытному уму на их петлях и рехнуться - раз плюнуть! Тронув за локоть старшего брата, он заглянул ему в лицо и нерешительно предложил:

- Пойду-ка я, пригляжу за тем, как волчьи шкуры выделывают, а то в прошлый раз две испортили напрочь. Причём самые крупные. Ты не против?

- Ну что мне с ним делать, дядь Андрей?! - вздохнул Фёдор. - В бою нашему Мишутке цены нет, а в совете ему скучно! Как его к думству приохотить?!

- Пусть идёт, - весело ответил Щелкалов, подмигивая богатырю. - Учёного учить - только портить! У вас в семье третья светлая голова подрастает - Васятка, мой крестничек. Он когда в возраст войдёт, всех нас за пояс заткнёт. Ему Миша могучей опорой станет, и вдвоём они горы свернут для нашего царства! Не мучь ты будущего героя Руси, Фёдор Никитич!

- Ладно, иди уж! - старший, не удержавшись, любовно хлопнул среднего по могучему плечу.

Михаила любили все. Да и как было не любить огромного ребёнка, выросшего в продуманной боярской семье, где, прежде чем сказать "добрый день", долго прикидывали все возможные последствия этой фразы и зачастую завершали этот процесс словами: "спокойной ночи". Каждый человек, имевший счастье принадлежать к его клану, был Михаилу Никитичу членом семьи, он даже слуг воспринимал, если так можно выразиться, как предельно младших сестёр и братьев. Он беспрекословно подчинялся Фёдору и Александру, потому что они были старшими в роду, следовательно, и холопы, и смазливые служаночки обязаны были исполнять его прихоти, потому что он для них - старший в семье. Старший - и точка!

А вот те, кто был лишён райской участи вхождения в клан Романовых, для Михаила Никитича делились на просто посторонних, которые должны были выказывать почтение его приверженцам, и на недругов, к которым он испытывал презрение, смешанное с искренним недоумением. Ну, действительно - разве умный и почтенный человек не видит, что Фёдор Романов - самый лучший из рода людского, что Андрей Щелкалов - настоящий библейский мудрец, почти пророк?! Так чего ж они стремятся делать пакости и Феде, и дядьке Андрею?! Их следует всячески вразумлять при каждом удобном случае, а ежели не исправятся, очистить землю от их вредоносных особ! Фёдору Никитичу частенько приходилось унимать своего горячего брата, ежеминутно готового познакомить этих скверных людишек с величиной его кулака.

Получив разрешение от старших, Михаил с чувством сорванца, выпущенного из угла строгими родителями, вышел из комнаты и осторожно прикрыл за собою двери. Шелепуга и Крутень, дежурившие у входа в штабное помещение, вопросительно взглянули на богатыря, радостно вдохнувшего воздух коридора полной грудью и устремившегося прочь с мечтательной улыбкой.

- К Анфиске или к Авдотье? Как полагаешь? - усмешливо полюбопытствовал у товарища Фрол Рябинников.

- Скорей всего к Марфушке, - подумав, ответствовал Крутень. - Из её каморки всю ночь вопли не стихали. Мы, было, решили, что рожает, а она, оказывается, беременела.

И два головореза, носящие наимирнейшее имя жильцов, осторожно похохотали, на всякий случай, прикрыв рты ладошками.

В комнате совета меж тем, слово взял Андрей Щелкалов. Каким бы циником и прохиндеем он ни был, но Большой Думский дьяк никогда не забывал, кто вознёс его на самый верх власти и богатства. Его и его брата Василия, сидевшего рядом с ним. Кровь царского Белого дома для него и была, и оставалась священной.

- Я понимаю, что моё предложение выглядит неубедительным, - хмуро произнёс он, обводя взглядом всех присутствующих, - но я не вижу другого выхода. Я предлагаю убедить нашего венценосца своим указом убрать из Углича людишек Бориса и заменить их либо нашими, либо людьми Шуйских. Если мы примем такое решение, я применю всё своё влияние на Фёдора Ивановича, да и Фёдор Никитич мне в этом поможет. Я полагаю, что наше слово будет весомей лепета Бориски и Клешнина.

В комнате наступило такое молчание, что слышно стало потрескивание свеч, горящих в трёх канделябрах. Невзирая на богатство Романовских палат, света всегда было мало - людям ведь тоже нужно чем-то дышать, а свечи выжигали воздух со страшной силой. И чем их больше - тем больше. Вокруг ярко освещённого стола вольготно царила тьма.

И такая же тьма сгущалась в душе Фёдора Никитича, главы крупнейшей боярской группировки Русского царства. Он понимал Щелкалова, он и сам был монархистом до мозга костей, но он ощущал и весь груз ответственности за судьбы десятков тысяч людей, доверившихся его решениям.

Прикрыв глаза, он сквозь веки почуял свет и тепло, и окунулся в прошлое. Они стоят вокруг отца с матушкой во дворе на солнцепёке, его пальцы душат рукоять сабли, но рука Никиты Романовича, лежащая у него на плече, словно стопудовая баба, которой забивают дубовые сваи, пришпилила его к земле. Захарьины-Юрьевы, молча, смотрят на то, как новоиспечённые родственники русского царя Иоанна Грозного со странным родовым прозвищем Нагие грабят их двор, их терема и конюшни.

Под прикрытием стрелецкой сотни с дымящимися фитилями пищалей, жадные дворянчики тащили всё: богатую одежду и свёртки ряднины; зерно и древесный уголь из кузни; серебряную посуду и холопьи миски; статных жеребцов, стройных кобыл и тихих меринов; скатерти, рушники и постельное бельё.... Напротив Никиты Романовича и двух его взрослых сыновей, выстроившихся по бокам, на любимом скакуне Фёдора восседает Михаил Нагой - новый шурин Ивана Грозного. Он свысока взирает на старого, и, похоже, уже прежнего шурина, брата знаменитой царицы Анастасии. Ему очень хочется увидеть в лице боярина хотя б намёк на обречённость расхищения веками нажитого богатства и уюта, услышать хоть словечко просьбы, чтоб размазать этого гордеца у всех на глазах.

Но боярин молчит, молча, смотрят на бесчинства дворянских холопов его близкие - и дети, и женщины. И от этого чёрная болотная жаба давит Михаила Нагого с каждой минутой всё более жёстко. Заметив на боку Фёдора Никитича драгоценную кавказскую саблю, он высокомерно, как ему показалось вначале, велел:

- Дай сюда свою железяку, Федюня!

И едва не выпал из седла, услышав воистину пренебрежительное:

- Подойди и возьми.

Но ещё больше взбесили его слова старого боярина, который с осуждением посмотрел на старшего своего отпрыска и строго промолвил:

- С чего это ты болтаешь с пустыми местами?! Прекрати!

И только когда из палат потащили иконы, жена Никиты Романовича, княжна Горбатая-Суздальская вдруг охнула и осела наземь, а боярин, гневно полыхнул очами на Михаила Нагого и прорычал, словно лев:

- Что творите, нехристи?!

И счастливый новый шурин царя бешено завизжал в ответ:

- Это мы-то нехристи?! Это ты, Никитка, государев изменщик! Это ты клятвопреступник! Не тебе нас укорять, старая образина! - и вытянул нагайкой молоденького романовского холопа, который только сейчас вернулся во двор и пробирался к своим.

Истошным криком выплеснул дикую боль в жаркое московское небо мальчонка и кинулся под защиту к хозяину. Старый боярин выпустил плечо наследника и накрыл ладонью голову верного слуги, поглаживая его мокрые от бега волосы...

- У меня тоже есть предложение, - сказал Фёдор Никитич, открывая глаза. - Дмитрий Иванович сын царский, но он окружён Голыми со всех сторон. Это мы выпнули их семейку на задворки. И мне хотелось бы знать, как они поведут себя, когда на троне окажется их родственник. Если они лелеют месть, я пальцем не пошевелю, чтоб защитить царевича от борискиных душегубов. Сам его не трону, но и не вступлюсь за него. И тебе, дядь Андрей, не позволю! А предложение моё таково: мой тайный человечек, слова которого мы обсуждаем, имеет в стане Нагих влиятельного приятеля. Дадим ему задание втереться в доверие к Мишке Нагому и выяснить его намерения. Его или его окружения. Если есть возможность сговориться с Голыми, мы осуществим предложение Андрея Яковлевича. Даю пять минут на размышления, - и он демонстративно установил на столе песочные часы.

Песок шуршал, натужно скрипели мозги в лучших головах клана. Здесь каждый был влиятельной самостийной особой. Власть Романовых они признавали, потому что те всегда вели себя правильно и уважали их мнение. Но каждый из них прекрасно отдавал себе отчёт, что за всех отвечает Фёдор. Слова Фёдора всегда охотно выслушивает его венценосный брат, он - надежда и опора им всем. Но он может ошибиться, и тогда его следует поправить...

- Слушаю вас, братцы, - прозвучало гораздо раньше, чем каждому бы хотелось.

- Я сам из рода князя Мономаха, в моих жилах течёт та же благородная кровь, что и в Димитрии, - подал голос знатнейший в совете князь Репнин. - Почему я должен дрожать за свою жизнь, а он нет?! Если он примет нашу сторону, мы с него пылинки сдувать станем. А на нет и суда нет! Я за тебя, Фёдор!

- Я тоже, - коротко отозвались ещё два князя - Сицкий и Шестунов.

- А я - тем более, - окутавшись табачным дымом, промолвил Александр Никитич и добавил с усмешкой. - Больно уж рука у Федюни тяжёлая, дядь Андрей! Чуть что не по нём - сразу в загривок лупит, я скоро, как и положено владычным Суздальским, горбатым стану! Мамуля во мне в последнее время просто души не чает. Ведь я, выходит, в неё уродился...

- Эх, Олекса-Олекса, ты ещё андрюхиной затрещины не получал! - вздохнул осуждающе Василий Щелкалов. - Сто раз бы подумал, чью сторону принимать!

- Ну, пока Андрей Яковлич развернётся, я до Суздаля добежать успею! - беспечно откликнулся Александр.

- Опасное заблуждение, кравчий Романов, очень опасное, - заверил его младший брат Большого дьяка. - Но всё-таки я поддержу решение Фёдора. Мне кажется... нет, не кажется, я точно уверен, что оно самое правильное.

- Собрались тут два страдальца, мученики за правое дело, - фыркнул Большой дьяк. - Мой голос уже ничего не решает. Но я тоже согласен. Только муторно у меня на сердце, друзья, так муторно!

Кошки в сердце скреблись у всех, но разъезжались по домам с демонстративной весёлостью и пьяными песнями, чтоб соглядатаи донесли своим хозяевам об очередной пирушке у хлебосольных Никитичей.

Однако Чертополох в своём докладе сделал занимательное уточнение:

- Утром трое Романовых, а также князья Сицкий и Репнин ездили на волчью облаву. Домой вернулись ещё до обеда, но сразу к Никитичам почему-то не поехали, а собрались только к ужину. Причём с какой-то стати к охотникам присоседились дьяки Щелкаловы и князь Шестунов. Ой, Семён Фёдорыч, похоже, какую-то пакость нам в очередной раз готовят, помяни моё слово!

Семён Годунов внимательно выслушал своего лучшего соглядатая, согласно покивал в ответ на его слова и мимоходом осведомился:

- С утреца догадался проследить за гонцом?

- Догадался. Да что толку-то?! Выехала конная полусотня, добралась до ближнего перекрестка, да и припустила во весь опор в четыре конца разом. Гнаться станешь - заметят, а заметят - не уйдёшь. Сам знаешь, твоя милость, у Романовых боевые холопы страшней росомахи. Я пустил по следам Гришаню, Галея и Юмко и сам отправился мелкой рысцой.... А они на следующем перекрёстке опять разделились! За кем из них гнаться прикажешь, твоя милость?!

- Короче! - потребовал Годунов.

- Короче, нашёл я их в кабаке в Охотном Ряду, они через час там все собрались. Пьют и хохочут, гады! - Антипка зло пристукнул кулаком по постели. - Вот и гадай - или кто из них весточку передал, кому следует, или они просто мозги нам морочили, от настоящего гонца отвлекая. Ты не гневайся, твоя милость, но их возможности в три раза наши превышают! Лихие людишки их, как адского пламени боятся! Попытался через Абдула откровенные задачи ставить, так они его сдали со всеми потрохами - я его потроха сам наблюдал, когда холопы князя Черкасского ему прилюдно брюхо вспороли.

- Не стану я этот вопрос перед Иванычем ставить! - отрезал Борис, когда Семён Фёдорович попросил привлечь к ответственности людей Черкасского, погубивших одного из хитрейших его агентов. - Федька быстрей твоего Чертополоха оказался. Он позавчера при Иваныче меня спрашивает, слыхал ли я, что на днях джигиты Черкасского учудили? Я естественно отвечаю, что понятия не имею. А он и говорит, мол, в кабаке к холопам моего тёзки подсел какой-то человечишка и, узнав, кто они, принялся подбивать их зарезать их господина за большущие деньги. И представился им твоим доверенным человеком. Ну, ты же знаешь этих горцев, Борис, говорит мне Федюня, они как услышали, что это стерво твоё имя пачкает, выхватили свои засапожники и потроха ему наружу выпустили. Канбулатыч им по полтине выдал за верность нашей дружбе с тобой, Борис, а за то, что живьём стервеца к катам не приволокли, нагайкой их поучил! Вот как дела вести надо, Сёма! Я ж ему ещё и спасибу прилюдно выдал, и поклон отдал! Ещё раз под такой позор меня подведёшь, я забуду кто ты мне! Забуду! На твоё место много желающих зарится, не заставляй меня их с тобой сравнивать! Что касается их сговоров, то это дело обычное - они вечно под нас копают. Плевать я хотел на их потуги, пока Ириша с Иванычем рядом!

Получив новое задание от Хлопко, проникшего в Данилкин закуток при помощи ключа, юный слуга Романовых отправился в путь после плотного и очень вкусного завтрака. Дарьюшка собрала ему перекус на дорогу, а Анисим и его хозяйка проводили путника до ворот и долго махали руками вслед. Так что отбыл он в прекрасном расположении духа. На выезде из столицы некоторое время ему пришлось провести в компании Антипки, сани которого он догнал верстах в пяти от стен Белого города.

Оба тайных человечка ловко трепались о состоянии своих дел и полученных от хозяев указаниях. Данилка попытался напроситься на знакомство с зазнобой своего попутчика, но получил твёрдый отказ. "Ладно! - подумал смекалистый внук Клыча Фёдорова. - Но я проверю, куда ты намылился, друг сердешный!" Задание, полученное от Хлопко, не требовало срочного исполнения, оно было рассчитано на длительный срок. Поэтому, расставшись с Чертополохом на очередном своротке к какому-то селу, Данилка проехал вперёд пару вёрст, а потом вернулся и выяснил, кому принадлежит имение, виднеющееся вдали. А от Афанасия Трифонова он узнал кто такой этот таинственный Семён Годунов. Облик Чертополоха для юного пластуна сделался предельно ясен.

Старый знакомец не обманул, устроил Данилку помощником истопника при дворе Михаила Нагого. В задачи помощника входило обеспечение десятка печей запасом дров и растопки. На исполнение своих прямых обязанностей у Данилки уходило от силы часа два. Всё остальное время он болтался по терему, по хоромам и чесал язык в бесконечных беседах. Помня о том, в какой именно двор заезжал таинственный купец Влас Петров, он вёл себя осторожно и внимательно осматривался прежде, чем присоединиться к какой-либо компании.

Наступила весна, с треском взломав пористый уже лёд на великой реке. Работы помощнику истопника оставалось всё меньше.... Разговоры, ведущиеся дворнёй его нынешнего работодателя, Данилке крайне не нравились. Едва речь заходила о будущем, как в воздухе прочно повисали имена братьев Романовых, князя Репнина и дьяков Щелкаловых. И то, что они активно перемежались именами Годуновых и Голицыных, на умонастроение Данилки влияло слабо.

И он решился дерзнуть - появиться во дворце во время присутствия там самого Михаила Фёдоровича. И стал свидетелем любопытнейшего разговора доброго дядюшки с нетерпеливым племянником.

- Дядь Миша, - обратился к предводителю семейства Нагих царственный ребёнок, - когда же мы въедем в Москву?! Мне уже надоело в этой деревне.

"Когда б ты успел Москву-то повидать?! - едва сдержал невольный вопрос помощник истопника, уже проведавший, что в Углич мальчонку увезли в пелёнках.

- Боюсь, что не скоро, Дмитрий Иванович, - вздохнул Нагой. - Пока твой брат Фёдор царствует, нас туда никто не пустит. Злые советчики нашёптывают царю дурные мысли на тебя, на твою милую матушку, да и на меня, твоего родича и опору. Ты ведь знаешь, родимый, их имена...

- Знаю, дядь Миша! - прозвенел тонкий мальчишеский голос. - И когда вырасту, я достойно покараю всех этих Годуновых, Щелкаловых и Романовых, можешь не сомневаться!

"Ах, ты ж дрянь малолетняя!" - ворохнулась в мозгу Данилки крамольная мысль, от которой ему самому стало страшно. Он совсем собрался уйти подальше, но ответ Михаила Нагого приморозил его к полу:

- Почту за честь лично выпустить кишки всем, тобой названным, государь наш, Димитрий Иванович!

На выходе тайный слуга Фёдора Романова столкнулся с Андреем Мочаловым. С сегодняшнего дня чужим, для которого умер Данилка Клычов, а появился пластун по имени Раз. Был приятель, стал враг.

- Что хмурый такой? - настороженно осведомился дикий старик, пронзая пластуна шильями жёлто-зелёных глазищ.

Это ему только показалось, что он может разгадать человека, стоящего перед ним; Данилку бы смог, а Раза - кишка тонка!

- Отзывают меня, и непонятно зачем, - ответил Раз врагу, глядя прямо в глаза. - Только-только пристроился, начал неплохие денежки зарабатывать.... Сумеешь ещё раз за меня словечко замолвить, ежели вернусь? По гроб жизни обязан буду!

- Ты мне уже сейчас ею обязан, - напомнил Мочалов, оскалив зубы. - И запомни, щенок, ежели твои хозяева вознамерятся вред царевичу причинить, я тебя в клочья порву.

- С чего бы им на такое дело дерзнуть?! - сплюнул Раз, а про себя подумал: "Был щенок, да стал волкодав! У меня, между прочим, половина стрел в колчане с серебряной всечкой! Завалю, как первогодка!" Но промолчал, не озвучил свои соображения. Волкодав не грозится - волкодав давит. - Прощевай покуда, дядь Андрей, и подумай над моим предложением.

К сыну боярскому Афанасию Трифонову Данилка направился, чтобы подтвердить своё отношение к сторонникам Романовых, как к своим единоверцам, к своим близким людям.

- Я уезжаю, ваши милости, - сказал он хозяину "явочной квартиры" и его наследнику. - И хочу вас предостеречь на время моего отсутствия. Что бы ни случилось в городе, не вздумайте вмешиваться, - он поднял глаза на хозяев, и оба воина были поражены ледяным холодом взгляда крестьянского мальчишки. Перед ними стоял незнакомый горлохват, задумавший что-то очень, очень недоброе, отчего тела внезапно покрылись "гусиной кожей". - И не пытайтесь за Голых даже бровью пошевелить! Если их верх будет, бегите из города, не мешкая!

Он какое-то время соображал, каким путём следует спешить в Москву. По всему выходило, что гнать придётся напрямик, лесными тропами. Поэтому он вторично упёрся в Афанасия и Алексея ледяными шильями взора и добавил:

- Афанасий Тимофеевич, мне нужны сопровождающие. Такие, что могут спину прикрыть и костлявой не испугаться. На сменных конях, потому как мой скакун обычных лошадок к обеду выматывает до упаду. А я спешу ради нашего общего дела, - зная, что даже общее дело двигается быстрей, если щедро смазано серебром, он доверительно наклонился к собеседникам и сообщил. - Дорожные расходы беру на себя. За риск потери добрых слуг и коней оставлю десять ефимков залога.

Домовитый, но разумный боярский сын Трифонов думал недолго.

- Соратников себе выбери сам, коней берите любых, кроме наших с Лексеем, - веско произнёс он и добавил, полминуты спустя. - А залога и шести рублей довольно. Раз дело общее, лишнего с тебя брать не стану.

Данилка совсем было привстал, чтоб отдать благодарный поклон и рвануть во двор, но был остановлен твёрдой рукой Алексея Трифонова, уцепившейся за пояс, точно волкодав за волчью холку.

- Отче, - промолвил наследник боярского сына, - у меня есть разумное предложение.

И отец, и заарканенный Раз с интересом обратили свои уши к третьему собеседнику.

- Ежели весточка Даниила настолько важна, было б разумней отвлечь чужое внимание от него на кого-то другого. Давайте с ним поеду я, а он и пара других слуг станут моей свитой. Мне давно пора Никитичам показаться, Москву посмотреть. А в лесных стычках я надёжней любого из наших сорвиголов. Вчетвером-то мы от любой ватаги по любому отмашемся.

И он с горячей надеждой уставился на обоих собеседников сразу. Данилка был не против, роль приказчика служилого человека его вполне устраивала, в этой роли он становился невидимкой для окружающих.

Кроме Алексея у Афанасия было ещё два сына. Средний вошёл в служилый возраст, этим летом отец намеревался привести его на сборы. С гордостью за возмужавшего первенца, он хлопнул его по плечу:

- Рвётся сокол в полёт, значит нашего племени! Собирайся, сынок!

Он поднялся во весь рост, расправил плечи, сам став удивительно похож на стремительную хищную птицу:

- Ты, Раз, отправляйся прямо сейчас. Заночуешь в ближайшем постоялом дворе, а завтра около полудня они тебя нагонят. Попутчиков предупреди, что ждёшь своего господина, что едете в Первопрестольную долги выбивать. Понял?

- Понял, твоя милость! - отозвался внук Клыча Фёдорова и, улыбнувшись, почтительно напомнил. - Ты только забыл, Афанасий Тимофеевич: для твоей семьи я не Раз, а просто Данилка.

В Москву они, грязью заляпанные до затылка, въехали вечером четвёртого дня. Данилка проводил попутчиков до Варварки, где располагались хоромы Романовых, объяснил, кому и что говорить, а сам умчался домой, предупредить Дарьюшку, что ужин готовить нужно на четверых. По дороге прикупил коробку заморских сластей для Алёнушки и штоф крепкого испанского вина с матерным названием для Анисима. На пути повстречался ему Антипка, гордо восседающий на телеге, доверху заваленной рогожными кулями. На вопрос почём товар, ответ был получен: "А тебе зачем?"

- Ты забыл, купчик, - напомнил Данилка нахальному Чертополоху, - что я здесь для того, чтобы выгодно зерно и крупы сбыть. И мне интересно сбыть подороже, а его милости дать достаточно, чтоб он тоже был доволен. Ежели ты мне поможешь, я и с тобой поделюсь.

- Вот я сегодня пшеницы на два рубля везу, - Антипка кивнул на пару лошадей, угрюмо волокущих перегруженную телегу. - Она дороже ржи наполовину. Много у вас пшеницы?

Входить в тесное общение с Чертополохом у Данилки не было никакого желания, за ним он предпочитал приглядывать издалека. Поэтому, горестно поскребя затылок, он посетовал на низкую урожайность этой культуры и, соответственно, малые площади, выделяемые под её посевы. Антипка в свою очередь мечтал поскорей избавиться от прилипчивого знакомца - ему не улыбалось выводить постороннего ни на двор Бахметьевых, ни на покупателей его товара. Поэтому он сослался на срочные дела и назначил встречу в кремлёвском кабаке нынешним вечером. На которую ни тот, ни другой являться не собирались.

Этим вечером произошли два события, надломившие ход жизни Русского царства и судьбу правящей династии Белого Дома. Первое произошло в Романовских палатах на Варварке, где Фёдор и Александр Никитичи приняли угличского сына боярского Алексея Трифонова. Доложившись о своём приезде, наследник Афанасия Тимофеевича был приятно поражён радушным приёмом, оказанным ему и его слугам.

Романовы как раз собирались ужинать. Фёдор Никитич представил гостю мужскую часть своей семьи, поинтересовался целями приезда гостя в Первопрестольную. И, узнав об истинной причине его появления, тут же кликнул Замятню и велел разведать, с чем прибыл Данилка. А пока Хлопко гонял к своему постоянному уже визави, Алексея Афанасьевича усадили за стол, угостили, чем Бог послал и внимательно выслушали рассказ про обстановку в Угличе.

Сказать, что боярский сын из захолустного городишки был ослеплён великолепием убранства хором, стола и нарядов боярской семьи было бы несколько недостаточно - ему на миг показалось, что всё это происходит во сне. Золото блюд, чаш и кубков медвяно светилось в сиянии десятка свечей, золото и серебро парчовых одежд хозяев хором стреляло в глаза тонкими лучиками отблесков, драгоценности женщин пестрили самоцветами, за самый малый из которых можно было купить всю воинскую справу Алексея.

И эти небожители учтиво угощали его - замухрышку из Углича, вели с ним светскую беседу, почти как с равным, сумели растопить его провинциальную зажатость, так, что он почувствовал себя почти дома. А потом пригласили его в кабинет Фёдора Никитича и под сладкое токайское вино долго расспрашивали о сотрудничестве Трифоновых с их беспокойным гостем, о путешествии в Москву...

Всё переменилось, когда жилец Замятня проскользнул в кабинет и, нагнувшись к самому уху хозяина хором, что-то горячо прошептал ему, с подозрением косясь на постороннего. Сейчас Алексей увидел другого Фёдора Никитича - на месте весёлого, слегка подпитого барина внезапно возник государев боярин, строгий и решительный, чей приказ бросаются исполнять, сломя голову.

- Придумай как, но через час Данилка должен быть здесь. Мы хотим слышать это из первых уст, - бросил он Замятне, и повернувшись к гостю, хмуро сказал. - Извини, что дела отвлекают нас от приятной беседы. Мой слуга привёз важное известие, которое нам необходимо всесторонне обсудить. Ну, да ты и сам, полагаю, знаешь, о чём речь...

- Не имею понятия, дорогой хозяин, - чистосердечно ответствовал Алексей Трифонов. - То, что весть серьёзная, мы с отцом поняли, но твой слуга не счёл возможным сообщить её нам.

- А как вы догадались? - лениво поинтересовался Александр Никитич, но по острому взгляду, выстрелившему из дымных табачных клубов, точно молния из грозовой тучи, гость понял, что на этот вопрос отвечать следует предельно доказательно.

- Во-первых, ваш слуга необычайно спешил. До такой степени, что затребовал от нас охрану. А во-вторых, мы увидели перед собой не Данилку Клычова. Перед нами был Раз.

- Какой ещё Раз?! - не скрывая удивления, осведомился Фёдор Никитич.

Для того, чтобы понятней ответить на этот вопрос, Алексею пришлось отставить кубок с вином и сосредоточиться.

- Понимаете, дорогие хозяева, обычно ваш слуга выглядит, как деревенский ротозей, - подумав, ответствовал он. - Тогда мы зовём его Даниилом. Но, когда дело касается ваших приказов, он становится совсем другим человеком - хитрым, упрямым, жёстким. Когда он делается таким, он объясняет, что в нём берёт верх пластун по прозвищу Раз. И мы знаем по опыту, ежели он превращается в Раза, дело обстоит очень серьёзно. И что спорить с ним очень опасно.

Братья озадаченно переглянулись - им-то Раза встречать не довелось.... Через час в дверях появился ошарашенный окружающей обстановкой Данилка Клычов. При первом же шаге внутрь хором его рот распахнулся во всю ширь - он очутился в покоях богатейшего семейства Русского царства, убранству которых завидовали княжеские рода. Если Алексею показалось, что он видит сон, то Данилка решил, будто его живым в Божий Рай впустили.

- Повтори то, что ты сказал гонцу, - приказал Фёдор Никитич, подзывая слугу к себе и поворачиваясь к нему ухом.

- Царевич Димитрий Иоаннович и его дядя Михаил ненавидят ваш род и строят планы его уничтожения, - едва шевеля губами, выдохнул Данилка.

- Откуда знаешь?

- Их дворня болтает, не скрываясь, а они её не одёргивают, - чётко доложил Данилка и добавил ещё тише. - А четыре дня назад удалось подслушать разговор дяди и племянника.

- Побожись! - потребовал боярин, пронзая слугу ледяным взором.

Развернувшись в сторону красного угла, Данилка размашисто перекрестился на икону Святого Георгия:

- Если вру, чтоб мне на месте сдохнуть! Я сказал святую истинную правду!

- Дорогие гости, - сказал глава клана Романовых, поднимаясь из кресла, - я прошу вас покинуть комнату на несколько минут, нам с братом нужно перекинуться словечком-другим. Замятня, проводи, покажи им мою оружейную, что ли.

Пока гости восторгались драгоценным оружием и богатыми доспехами хозяев, Фёдор сообщил брату поступившую информацию.

- Меня тревожит позиция дядьки Андрея, Олекса, - сказал он. - Следует ли нам задержать Данилку, чтобы он лично подтвердил свои наблюдения? Или немедленно отправить его обратно, чтобы Дмитрия не убили в его отсутствие? Что ты думаешь по этому поводу?

- Опасаешься, что Яковлич заподозрит тебя в неуважении к его мнению? - уточнил Александр. - Ну, во-первых, он знает, что мы без него обойтись не можем. А, во-вторых, предложи ему самому замолвить за нас словечко перед Голыми - пусть он сам убедится в их непримиримости. Обмануть дядьку Андрея у них не получится. Так что Раза нужно слать обратно завтра же. И предупредить наших людей, чтобы ни во что не вмешивались. Их бездействие мы прикроем.

Возвращённым гостям было любезно предложено присесть. Фёдор Никитич лично наполнил их кубки угорским вином, что означало великую честь для нижестоящих по феодальной пирамиде. Алексей принял кубок с учтивым наклоном головы, Данилка - с поясным поклоном.

- Сколько наших людей в Угличе? - спросил Александр Никитич, когда облагодетельствованные выцедили сладкое ароматное вино до капельки и облизнули края кубков.

- Двенадцать семей, кравчий, - твёрдо ответил Трифонов. - Ещё столько же прислушиваются к нам. За двести сабель могу ручаться.

"Вот о чём толковал с Алексеем его батюшка, когда я в постоялом дворе храпака задавал", - понял Данилка. И в который раз убедился, что проживает у воистину серьёзных людей.

- Предупредите всех, что у Годуновых с Мстиславскими может начаться усобица, - хмуро сказал Фёдор Никитич. - Держаться в стороне от их драки. Ежели верх одержат Нагие, из города уходить немедленно. Сами определите, у кого будете пережидать заваруху, но Данилку в известность поставить обязательно. Можете твёрдо рассчитывать на наше заступничество. Понял меня, Алексей Афанасьевич?

- Понял, боярин, - склонил голову польщённый именованием по имени-отчеству боярский сын Трифонов.

- Брат проводит тебя в спальню, - сказал глава клана. - У дверей будет караулить холоп по имени Оська. Ежели что потребуется, кликнешь его, он всё сделает. Не взыщи, Алексей Афанасьевич, что гостеприимства долее мы тебе предложить не можем - утром вы повернёте обратно, сам понимаешь, время не терпит. Данилка догонит вас по дороге - так нужно. И запомни, когда свободное время выдастся, приезжай с отцом ли, или без него. Мы тебя и царю представим, и на охоту возьмём - полюбуешься на наших соколов, на моих борзых. Олекса, расспроси гостя, много ль в дороге потратили, возместишь в оба конца. Спокойной ночи, Алексей Афанасьевич! Да, перед отъездом зайди проститься.

Проводив уходящих нетерпеливым взглядом, боярин повернулся к тайному своему человечку, с минуту внимательно рассматривал его лицо:

- Много про тебя мы узнали сегодня, Даниил, - так начал он разговор. - Ты у нас, оказывается, ещё и Раз. Я правильно говорю?

- Правильно, боярин, - подтвердил Данилка. - А разве ты не помнишь, Фёдор свет Никитич, что на службу ты нанимал не смерда, а добытчика-пластуна? У каждого пластуна есть имя, оно же прозвище. Пока я был в учении у Хорта, он звал меня то Данилкой, то Клычонышем. А по окончании учёбы дал мне имя Раз. Для тебя - моего хозяина и всех твоих родных я Данилка Клычов, верный слуга из хрестьянского рода. А для всех остальных я Даниил Раз - хитрый и спесивый приказчик его милости Василия Чеглокова, готовый и хозяина обжулить, и кинжалом пырнуть.

- А по сути, ты кто? - спокойно спросил Фёдор Никитич.

Данилка неопределённо пожал плечами:

- Да бес меня знает, хозяин! Я долго думал над этим вопросом и пришёл к выводу, что я пластун, который нашёл себе старшего брата и атамана. То есть, тебя и твою семью, Фёдор Никитич. А так ли это на самом деле или я сам себе льщу, утверждать не возьмусь.

- На службу неволей пошёл? - боярин придвинулся ближе, в глаза глядел цепко, не мигая.

- Поначалу да, - покаялся Данилка с лёгким сердцем. - Но когда Шелепуга мне деньги на дорогу вручил, нашёл он для меня заветные словечки, которые налегли на наши прежние встречи, и я понял, что правильный путь выбрал. Что правильному человеку служу. Ты, наверно, не помнишь, как растерянного крестьянского парня на пиру подбодрил, честь оказал, медовухой попотчевав. Для меня это дороже самого большого жалованья, Фёдор Никитич.

- Завтра в путь тронешься часа за два до полудня, - решил данилкин атаман, откидываясь на спинку кресла. - Трифонов со своими орлами обгонит тебя вёрст на пять-шесть. Догонять их не торопись, проследи, не приглядывают ли за ними. Ежели обнаружишь, решай - в свою очередь за лазутчиком приглядеть или хортову науку в ход пустить, на месте виднее. В Угличе следить станешь непосредственно за царевичем. Твоя задача проследить, кто именно и как жизни его лишит, - он помолчал и вдруг насмешливо полюбопытствовал. - Страшно?

- Было страшно, когда впервые узнал, что мне мешать запретили, - честно ответил Раз, и без разрешения взял со стола кусок печатного пряника, надкусил, прожевал и дополнил. - А когда услышал, как малолетний мальчик о чужой смерти запросто рассуждает, страх пропал. С этого момента он для меня стал чужой. А вы - свои. И я ему вас обидеть не дам!

- А если я прикажу царевича тебе ножом ткнуть? - взгляд Фёдора Романова испытующе вонзился в глубину данилкиных глаз, проник, казалось, до самого дна мозгов.

Даниил Раз неспешно разжевал ещё кусок пряника...

- Ежели грех на себя, атаман, примешь, я зарежу, кого скажешь, - проговорил он, чётко разделяя слова. - А душу даже ради тебя губить не стану, - и внезапно расплылся в широчайшей плутовской улыбке. - Только ведь не прикажешь же, Фёдор Никитич! Не такой ты человек, чтобы на ребёнка руку поднять.

- Ох, и непрост же ты, Данилка Клычов! - покрутил головой боярин Романов.

Этим же вечером конюший боярин решил навестить свою любимую сестрицу Иринушку. Фёдор Иоаннович, царь и зять Бориса Фёдоровича, против визита не возражал. Посидели за ужином, поболтали о прошлом, посмеялись над представлением, которое государь устроил своим чванливым боярам...

Опасный и чрезвычайно важный разговор начался с невинной фразы, произнесённой конюшим боярином вроде бы вскользь:

- Твои дьяки, государь, доносят из Углича, что Нагие развернули бурную деятельность. Пытаются из Ярославской земли удельное княжество смастерить...

- Пускай пытаются, - улыбнулся беспечный царь. - Скажи Феде Романову, он к ним своих побратимов пошлёт. Сашка Репнин из ярославских князей, он им такую вотчину выделит, что небо с овчинку покажется.

- Так-то оно так, государь, - задумчиво протянул потомок прозорливого и хитрого мурзы Чета, - только Нагие уже сегодня ждут, не дождутся воцарения Димитрия Иоанновича. Они давно на твоих родичей обиду затаили.... А тут ещё побратимы Фёдора Никитича нарисуются с карой...

За столом воцарилось недолгое, но насторожённое молчание. Потом добрый, слабовольный Фёдор, сын грозного батюшки поднял глаза от пирога с рябчиком и посмотрел шурину прямо в лицо:

- Не юли, Бориска! - сказал он необычайно жёстко. - Если есть задумка, выкладывай! А ежели нету, заткни рот, а то подавишься.

- Не тревожь моего Федю, братик! - вступилась царица Ирина. - Вечно ты ему поужинать спокойно не даёшь!

- Подожди, Иринушка, - царь Фёдор Иоаннович остерегающе поднял руку. - Вопрос и вправду серьёзный. Случись со мной что - Голые с нашей родни с живой не слезут. У Бориски, похоже, есть идея. Пускай выскажет. Ну!

- При дворе вдовствующей царицы мамкой Димитрия Иоанновича служит родственница одного из твоих чинов. Она утверждает, будто у твоего наследника, государь, падучая болезнь имеется, - тут голос Бориса сделался тих и робок. - А любимое развлечение у царевича - игра в ножички.... Мамка до сих пор удерживала его от этой опасной забавы. А может и не удерживать...

Некоторое время государь сосредоточенно отирал жирные от пирога пальцы об узорчатое полотенце. Потом поднял глаза и, глядя в глаза конюшего боярина, укоризненно вздохнул:

- Совсем обнаглели твои людишки, Боря! Кто они такие, чтобы Мономашичу его любимые забавы запрещать?! Уволю со службы, ежели подобное хоть раз повторится! А теперь, пойди прочь!

Утром к Борису вызвали Семёна Никитича, а во второй половине дня в Углич умчался сам Чертополох. И он вполне сумел бы нагнать в дороге тайную миссию Романовых, если б не приспичило ему вручить своей Дуняше бусы, приобретённые на торгу. Само собой, получилось так, что ей захотелось полной мерой отблагодарить шального полюбовника.... Одним словом, на Ярославскую дорогу он выехал уже под вечер и упустил великолепную возможность выяснить истинный облик своего знакомца Даниила Раза.

А с другой стороны, он ведь вполне бы мог и не доехать до Углича после встречи с Разом, который из лука в глаз противнику попадал за сотню аршин, а пистоль Чертополоха дальше тридцати аршин вообще не стреляла. Одним словом, в их опасной игре всяк остался при своих козырях. Пока.

Что случилось потом всему Русскому царству стало известно двадцатью годами спустя. В ясный майский денёк посередь двора княжеских палат был злодейски убит младший сын Иоанна Грозного и наследник Фёдора Иоанновича царевич Димитрий. Когда со двора раздался многоголосый мальчишеский крик, Данилка выглянул из окна кухни, где складывал принесённые дрова, и увидел Осипа Волохова с окровавленным стилетом в руке. Рядом с ним стояли те, кто, по словам Андрея Мочалова, подсыпал отраву в пищу мальцу. Сам малец, залитый кровью, лежал между заговорщиками. Чуть в стороне за этой картиной наблюдала нянька Димитрия.

Не медля ни мгновения, Данилка метнулся во двор Трифоновых, откуда десяток гонцов рассыпался по теремам единомышленников.... И на заполошный звон набата сторонники клана Романовых ответили лихорадочными сборами и бегством из города, захваченного Михаилом и Григорием Нагими. Последним из беглецов пришлось прорубаться сквозь стражу, выставленную родственниками убиенного.

Приютить полутысячную ораву беглецов оказалось негде. Жён и детишек отправили в Ярославль на попечение тамошнего воеводы. А сами стали лагерем в государевом лесу верстах в пятнадцати от мятежного города. С известием о произошедшем в Москву умчался Данилка, и вскоре в стан беглецов прибыл князь Репнин со своей свитой, препроводивший их в свою вотчину.

Данилке пришлось возвращаться тоже. Для того, чтобы сохранить своё инкогнито в Угличе, ему предстояло избавиться от Андрея Мочалова. Поэтому его присоединили к Василию Чеглокову, а того спешно включили в состав царского войска, идущего на усмирение Углича.

А возглавить войско и следственную комиссию назначили Василия Шуйского. После объявления царского указа, конюший боярин пригласил боярина Шуйского на беседу. При которой присутствовал окольничий Клешнин. Братьев Василия Ивановича, прибывших вместе с ним, из кабинета Бориса выставили безо всяких там церемоний.

- Вина тебе не предлагаю, Вася, - ехидно сообщил хозяин кабинета знатному русскому аристократу, предусмотрительно прислонившемуся к дверному косяку, - знаю, что всё равно пить не станешь.

- Ещё раз посмеешь мой род принизить, я с тобой, душегуб, и толковать не стану, - угрюмо ответил князь Шуйский. - Забываешься, татарский выкормыш! Перед тобой князь Шуйский, так что будь любезен держаться вежливо. Зачем звал?

- А ты угадай, - предложил Клешнин, скалясь в кривоватой усмешке. - Ты ж у нас известный любомудр.

Василий Иванович окинул присутствующих презрительным взором. Подумал немного и решил, что говорить нужно в открытую, не пытаться прикидываться дурачком. Эти только силу уважают, а посему нечего с ними церемониться.

- Слушайте сюда, душегубы, - резко сказал он, упираясь взглядом в глаза менее храброго Бориса. - Если хотите, чтобы я ваше преступление своим именем прикрыл, то мне нужны гарантии, что наш род прекратят преследовать. Ты укоротишь Голицыных, Борис. А ты, окольничий, обеспечишь нам царёву милость при спорах с Романовыми. Иначе шиш вам с маслом - выкручивайтесь сами. Ответа жду перед выходом войска, - повернулся и вышел.

Заговорщики с тоской смотрели ему вслед. Удавить бы, да другого нет - москвичи традиционно поддерживали Шуйских князей и верили каждому их слову. Царевичеубицами Годуновым прослыть не хотелось.

Войско подкралось к городу ранним утречком, и тут на колокольне загремел набат, поднимая жителей на защиту.

- Умолкни, дурачина! - кричали звонарю прорвавшиеся за стены государевы стрельцы. - Слезай, не тронем!

Но худой, как лучина, парнишка, которому и пожить-то ещё не пришлось, самозабвенно колотил билом по колокольному куполу - и когда одна из пуль пробила ему плечо, и когда на колокольне уже показались фигуры карателей.... И хотя порубали звонаря в кровавую капусту, на москвичей уже пошли жители Углича, поднятые с постелей.

- Стойкий был парнишка! - Василий Чеглоков размашисто осенил себя крестом и вынул саблю из ножен. - Настала пора и нам свою стойкость выказать!

Двенадцать всадников Чеглокова первыми врезались в отряд Нагих и разорвали его плотные ряды. Данилка впервые увидел в деле Василия Матвеича и был впечатлён своим официальным хозяином. Да и его боевыми холопами, говоря откровенно. Каширцы рубились слаженно, азартно и успешно - добротные доспехи надёжно защищали от вражьих клинков даже распоследнего стремянного. Сам Данилка в рубку, естественно, не полез. Вместе с костровым слугой Прохором он следовал за воинами, чтобы собирать добытые ими трофеи: доспехи, оружие, сапоги, украшения... ну и коней с кошельками, конечно.

Причём обдирал убитых Прохор, а кучку трофеев и стайку лошадей от других таких же мародёров охранял Даниил Раз. Колчан, битком забитый стрелами, и мощный лук в руках молодого душегуба - то, что лук в руках держит именно душегуб, а не просто деревенский задира опытные люди легко определяли по манере предостерегать шибко жадных ухарей - отбивали всякое желание связываться с их владельцем. Вместо того, чтобы угрожать чужим и привлекать внимание своих громкими воплями, чеглоковский головорез останавливал пытающихся приблизиться к добыче взмахом руки с зажатой в ней стрелой. Если попытка приблизиться на этом не прекращалась, душегуб равнодушно пожимал плечами и вскидывал лук. Хищное поблескивание стрелы, глядящей прямо в глаз, никого бестрепетным не оставляло.

- Нас четверо, - попыталась, было, запугать его трофейная команда коломенского боярина Скрыни-Федотова. - Одного застрелишь, а что с остальными делать станешь?

- Вот тебя, как самого шустрого, и застрелю, - любезно пояснил Раз. - А тех, кто помалкивает, зарежу. Тебе куда, православный, стрелу вогнать: в левый глаз или в правый? А, может, брюхо прострелить, чтобы дольше мучился? Считаю до трёх: раз! - и наконечник стрелы переместился значительно ниже.

На счёт "два" Данилка с удовлетворением увидел равнодушные спины храбрецов из Коломны. Больше никто подойти не пытался. Благосостояние семьи Чеглоковых к моменту окончательного подавления мятежников возросло на тридцать лошадей, на три дюжины доспехов разной степени повреждённости, на сорок два разнообразных предмета, используемых для умерщвления живых существ и на двадцать пять рублей с копейками серебром. Это не считая сапог - весьма ходового товара в Русском царстве.

На серебро, лошадей, украшения и несколько богато украшенных сабель и пищалей дворянин решительно наложил хозяйскую руку. Всё остальное отдал на делёжку своему верному воинству. Данилке, разумеется, ничего не досталось.

- Ты долю в других делах имеешь, - объяснил ему Василий Матвеевич, подвешивая к седлу тугой мешок с денежками, - а мы здесь за твои дела рисковали. Тебе нашу стойкость и оплачивать. Как, говоришь, твоего колдуна кличут? Поехали, покажешь.

- Нельзя мне ему на глаза показываться, твоя милость, - спокойно ответил Данилка, снимая тетиву с лука. - Он же меня Годуновым сдаст запросто. Зовут его Андреем Мочаловым и на освидетельствование его такой же ведун нужен. У помощника главного воеводы есть Михаил Молчанов, он специально сюда прислан с Мочаловым бороться. Пускай сами и разбираются. А я со стороны посмотрю.

Дикого деда они обнаружили связанным на страх и на совесть одновремённо. Он лежал на телеге, окружённой десятком конных стрельцов. Рядом с ним восседал статный черноволосый дворянин, отпустивший усы по литовскому обычаю. Хищный горбатый нос дворянина гордо нависал над пленником, как топор палача. И Данилка постарался накрепко запомнить облик этого господина, тем более, что Александр Никитич настоятельно советовал ему от Молчанова держаться подальше.

Больше в Угличе клычовскому внуку делать было нечего, и он отбыл сначала в Каширу, а оттуда домой - в шумную, суетную и опасную, как медвежий капкан, Москву-матушку. А там с изумлением узнал о том, что Димитрий Иоаннович во время припадка падучей хвори заколол себя сам. А стоявшие вокруг него трое здоровых мужчин не сумели перехватить руки семилетнего мальчугана. И были забиты камнями подоспевшими горожанами.

Вызванный на встречу с Фёдором Никитичем, Данилка ещё раз подробно изложил увиденную им картину. И на вопрос хозяина могло ли случиться самоубийство, не выдержав, залился злым хохотом.

- Ну, ты сам рассуди, господин! - объяснил он свою выходку, отсмеявшись. - Эти три татя его полгода травили зельем. А в этот день они все оказались вокруг него, когда других взрослых рядом с царевичем не было, была ещё их подельница нянька Волохова. И тут, ни с того, ни с сего у Димитрия Иоанновича начинается припадок. Не слишком ли много совпадений?! Я выглянул, когда крик раздался, а в руке Осипа Волохова уже окровавленный нож, причём его собственный! Как тут не рассмеяться?! Пусть я из глухой деревни, но даже в Медведково такой брехне никто не поверит!