- Знаешь, Степаныч, ну никогда я тебя не понимал, как ты вообще можешь курить эту заразу?
- Как, как, вот так, - бородатый мужик на вид лет пятидесяти затянулся и выпустил белесо-серебристый дым, принявшийся тут же растекаться во все стороны.
- Кхе, кхе, гадость, - пробурчал его собеседник, не менее бородатый мужик, отличающийся лишь только ростом.
Оба они стояли на крыльце покосившейся избушки и любовались перламутровым закатом на горизонте далекого черного леса. Старые затертые до дыр и многократно починенные лапиками фуфайки нисколько не мешали, хотя жара сегодня стояла неимоверная. Тот же Степаныч свою ушанку не снимал вообще никогда, объясняя это тем, что та, мол, приросла к его голове, на что ему его друг обязательно говорил, что мыться надо чаще.
- Ничего ты не понимаешь в системе медитации.
- Ага, ты мне еще про гадание дымом черного свежетравника расскажи, интеллигент тебя того.
- Не бурчи, будто бы не привык за эти годы.
- Не привык и не собираюсь, нашел добровольца к гадостям твоим привыкать!
- Ладно ты, вот докурю сейчас и брошу. Может это, в картишки?
- Да ну их, надоело, ты вон лучше смотри, какая красотища.
- Художник, не начинай, я с прошлых твоих пейзажей оклематься не могу, и руку не засовывай запазуху, знаю я тебя, одной не обойдешься.
- Не обойдемся!
- Провокатор ты, Василич.
- Слышь.
- Чего?
- Того!
- Чего того?
- Вот именно, нихрена ничего.
- Междометиями что ли будем теперь изъясняться?
- Да я тебе говорю же, нихрена же не слышно, птицы замолкли.
- Ага, точно.
- Вот то-то.
- Мож, это, прост, тьфу ты, зацепила шальная, зараза! Может, они просто отлетели?
- Ага, на другой конец мира. Щас глянем, - Василич взялся за старое охотничье ружье, усовершенствованное до неузнаваемости каким-то мастером, сотворившим с обычной двустволкой какие-то непонятные для обычного человека вещи, зачем-то приделав какие-то коробочки и трубочки, не забыв добавить оптический прицел.
Василич принялся водить стволом из стороны в сторону, стараясь что-то высмотреть в оптику, благо, ровное кажущееся бесконечным поле позволяло видеть все, как на ладони. Степаныч же продолжал теребить свою цигарку, напуская дыма, от которого его друг сразу же принимался кашлять.
- Ага, вижу.
Выстрел был практически бесшумным, вспышка пламени, вырвавшись из ствола, тут же поглотилась чем-то темным, не позволившим вырваться хоть какому-то свету. Через несколько мгновений в паре километров от избы почти у самого леса на мгновение появилась яркая ядовито-зеленая вспышка.
- Попал-таки, и прямо с первого выстрела.
- А чего тут не попасть? Я же тебе сколько раз говорил, что Искоренитель не промахивается.
- Да помню я, только знаешь, каждый раз, словно мальчишка, злорадно надеюсь, что в этот раз промажешь.
- Ладно, кончай бухтеть, бери телегу и кати за добычей.
- А чего я?
- А чего не ты?
- Аргумент.
Степаныч потушил цигарку, тут же спрятав в кармане фуфайки, и пошел за избу, Василич же продолжал выискивать следующую цель, что-то при этом бормоча себе под нос. Вскоре раздался скрип дерева, и из-за избы выкатила старая телега, на которой сидел Степаныч, управляя той с помощью одного рычага-руля.
Нет, лошади для этой телеги не требовалось, все движение происходило, благодаря установленному под телегой между осей черному ящику, из щелей которого иногда вырывалось алое сияние, которое можно принять за пламя. Телега ехала медленно, скорость движения у нее вообще была одна, примерно такая же, если бы ее тянула лошадь по дороге. Только вот ехала та сейчас по целинному полю, полностью игнорируя любые препятствия, наезжая на которые, телега жалобно поскрипывала.
Степаныч уже через пару минут, как отъехал от избы, достал цигарку и вновь засмолил, распространяя густой дым. Рядом лежал модернизированный в причудливую пушку обрез, пояс с необычными патронами валялся тут же. Необычность была в том, что гильзы охотничьего патрона были более вытянутые, чем привыкли обычные люди. Каждый патрон при этом был полностью одного цвета, причем, если приглядеться, то заметишь, что патрон не покрашен, как подумалось бы поначалу: если по-простому, то каждый патрон стал таким после его снаряжения, так как суть заряда тут же приникает во весь материал, с чем соприкасается, и лишь наложенная печать не позволяет сущности заряда распространяться дальше патрона.
Степаныч становился все хмурее, приближаясь к пределу поля, его прищуренные глаза всматривались в мрак черного леса, изо рта вырывались густые клубы едкого дымка, а руки поглаживали обрез. Но ничего не происходило, лес казался вымершим, как и всегда, а подстреленная тварь продолжала лежать в траве. Василич все-таки меткий стрелок, способный подстрелить воробья на горизонте, будучи в стельку пьяным - прирожденный Егерь. Если бы не пил, с легкостью мог поступить на службу Королевским Снайпером в Гвардию. Хотя тот нисколько не жалеет о своей участи, напротив радуясь каждому дню пребывания в командировке на Кордоне.
- Эх какая невидаль, - телега остановилась сама в паре шагов от лежащей в зеленом коконе посреди примятой травы черной твари. Та не шевелилась, не показывая признаков жизни.
- Мда, не видел я таких, а ну ка, давай тебя проверим по спектроплите, - из-за пазухи появилась полупрозрачная доска, Степаныч навел ту на тварь, доска замерцала голубоватым светом, на лицевой стороне проявились символы, - Хм, неопределено.
В этот момент тварь словно очнулась и попыталась зашевелиться, Степаныч сразу же заметил это и нахмурился, - Слюной Василиска тебя не убило, хм, посмотрим, продержишься ли ты после Дыхания Дракона.
Свободная рука потянулась за алым патроном, но тут же застыла.
- Да е мое, ну чего тебе в лесу не сиделось? Вылезла бы через недельку, - заворчал Степаныч, смотря на мерцающие на доске крупным шрифтом "Срочно доставить в Магистрат", - Ладно, тогда покормлю тебя Ледяным Ветром.
Обрез замкнулся, погрузив в себя белесый патрон, Степаныч навел ствол и нажал на спусковой крючок, тут же сноп инея вырвался из дула, в мгновение обволокшего дергающуюся в зеленом коконе тварь, заставляя ту застыть и покрывая поверх толстой коркой льда.
- Вот так-то лучше, - Степаныч положил обрез на телегу и взял сеть, накинув на обледеневшую тушу, стянул ту веревкой и привязал к телеге сзади, после чего уселся и дернул за рукоять-рычаг, раздался скрип дерева, и телега тронулась в обратный путь.
- Ну что там? - Василич встречал на том же месте, не выпуская ружья из рук.
- Ничего хорошего, - пробурчал Степаныч, - Тварюга новая, теперь ее везти надо, нет, чтобы через недельку, когда сменимся.
- Да уж, ну что, покатишь?
- А куда деваться-то, написали, мол срочно доставить, так что соберу манатки и погоню, а ты тогда догоняй, я-то буду ползти все-таки. Ты это, не задерживайся, Митрича смело посылай до леса, как только приедет сменять, садись на коня и за мной.
Сборы были не долгими, на телегу упали вещмешок и корзина с дорожной едой. Следом уселся Степаныч, поправив брезент на туше уложенного сзади заледеневшего монстра. Василич молчаливо провожал лучшего и давно уже единственного друга, нервно похрустывая костяшками пальцев.
- До скорого, - произнес на прощание Степаныч, когда телега словно сама тронулась с места и покатила по колейке прочь от кордона.
- Вот скажи ты мне, - не выдержал многочасового молчания, потягивая очередную цигарку, - Скажи, тварь ты мракобесная, какого тебе понадобилось выходить из леса? Чего не сиделось?
...
- Молчишь, ну да, как же ты скажешь, заледенела вся вон, аки свинья в морозильной яме. Хотя, от вашего брата или сестры слов и просто за глаза не дождешься, а вот кинуться и разорвать по чем зря, это всегда пожалуйста.
...
- Покуришь?
...
- Эх-хе-хех, сейчас бы с Василичем пожевали бы ветчины и принялись бы раскладывать партейку. Вечер насмарку, а я по случаю окончания командировки припрятал бутылочку малиновки, да вот только сейчас вспомнил. Надо было Василичу сказать, эхе-хе-х.
Раздался звон колокольчика, Степаныч полез запазуху и достал доску, на которой высветилось что-то, ухмыльнулся и принялся нажимать рядом, - Магистрат тебя тут спрашивает, волнуется, напишешь чего али я сам?
Солнце уходило за горизонт, отдавая небо под власть двух лун: малой синей и большой серебристой, держащимися друг от друга на разных сторонах небосклона. Сколько бы Степаныч не говорил, кроме него никому было ответить, лишь только телега при движении время от времени поскприпывала. Дорога шла через лес, не черный, обычный, колея полузаросшая, ей пользуются только Егеря, проезжая на кордон или обратно, что происходило раз в месяц. Так что зверь не боялся выходить на дорогу и даже использовал ту для перемещения, о чем красноречиво говорили многочисленные звериные следы.
- А мраком от тебя так и тянет, даже через две пелены и сетку, прям таки смердит, - произнес Степаныч, машинально пощупав лежащий рядом обрез, - Да и не смотри на меня так, все равно не боюсь, не таких видовал. Знаю я, что смотришь, чуйка у меня на это, да и слышишь, и понимаешь.
Ночь набрала полную силу, но телега продолжала безошибочно ехать, словно кто-то направлял ее, и единственным светом, точнее точкой был огонек от цигарки. Вновь в тишине раздался звон колокольчика, рука достала спектроф, свет полупрозрачного кристалла разогнал темноту, Степаныч прочитал, нахмурившись, и засунул устройство обратно.
- Представляешь, сетуют, чего это мы с тобой не прыгнули, а едем, словно деревенщина везет корову на ярмарку. Деятели столичные, магики самодовольные. А ничего, что свиток стоит десять тысяч золота? А за тебя отстегнут ну сотню, окупается все с лихвой. Да и патроны тоже попробуй еще выбей, а если не заплатят, то ты мне... нам обошелся в тридцать монет.