МЕЖ ДВУХ МИРОВ

  

  

  

  

  

   Глава 17.

  

   - Олимпия! Олимпия! - кричал ухажер, но девушка игнорировала его вопли, подошла ко мне. Глаза её блестели, она улыбалась розовыми полными губами, обнажая ровные белые зубки. "Богиня с Олимпа!", подумал я и снял перед ней шляпу...

  

   - Мадемуазель, желает прокатиться? - сказал я с легким джентльменским (а не холопским, прошу учесть) поклоном.

   - Но у меня нет билета... - голос её был столь же прекрасен, как и сама девушка.

   - Это не беда, позвольте, я вас подсажу...

  

   Я обхватил её тонкую талию, поднял (девушка была легка как перышко) и усадил на деревянное сидение с металлическими поручнями. Стал затягивать ремни безопасности на поясе и через грудь крест-накрест.

   - Эй! Ты чего лапаешь мою невесту! - раздался сзади меня грубый голос. Это тот голос, что кричал 'Олимпия!'.

   Я обернулся к "жениху". Он попер на меня, мешая закончить подгонку ремней по фигуре Олимпии.

  

   - Полегче, приятель! - осадил его я и, став боком к нему, как бы случайно, выставил локоть, на который он нарвался солнечным сплетением.

   Кавалер охнул, у него перехватило дыхание, но он старался сохранить достоинство и не согнуться.

   - Вы мешаете мне работать. Не хотите же вы, чтобы ваша 'невеста' (максимальный сарказм) выпала и разбилась?

  

   - Но ты её лапаешь!

   - Перестань, Гектор! - вступилась за меня Олимпия.

   - Но он тебя обнимал! - горячился Гектор.

   - Я её только подсадил... и делаю это со всеми. Моя работа - заботиться о безопасности клиента.

   - Клиееента! - передразнил жених. - Это что за слово такое? Ты, деревенщина чухонская, ты хоть знаешь, где бывают клиенты? В борделе! А здесь приличная публика, уясни себе, чумазый чухонец!

   - Я варяг.

   - Варяг - с печки бряк! Ха-ха-ха...

   - Гектор, хватит! - рассердилась Олимпия. - Ты позоришь меня.

  

   - Если желаете кататься, - сказал я, - извольте сесть на другое сидение. Здесь только одиночные кресла. Я даже с вас билета не возьму.

   - Мне не нужны подачки от всяких чухонцев. Вот, держи, - он сунул мне ассигнацию, очевидно, последние свои деньги. - За себя и за мою невесту!

  

   Он сел на другое место и, кажется, не пристегнулся. Когда публика заняла все места, я включил машину с помощью большого рычага. Карусель тронулась, набирая обороты. Кресла на цепях под действием центробежной силы стали отклоняться. Уже послышались первые девичье повизгивания то ли от страха, то ли от восторга. Карусель крутилась все быстрей, сидения на цепях приняли уже почти горизонтальное положение, опрокинув людей на бок.

  

   И тут этот болван-жених слетел с гладкого сидения, но успел руками ухватиться за железные подлокотники кресла. Женщины закричали, толпа пришла в ужас. Гектор летел по кругу, суча ногами. Еще немного и его отбросит в сторону. Либо руки не выдержат утяжелившийся вес тела, либо поручни кресла оборвутся. Хороший был случай поквитаться с хамом, но калечить его мне не хотелось. Я дернул рычаг на себя и остановил машину. Вращение стало замедляться, карусель остановилась. Гектор повис, отцепился и все же на ногах не удержался, упал под всеобщий смех толпы.

  

   - Снимите меня отсюда! - приказала мне Олимпия, лицо её заливала краска стыда за своего жениха.

   Я освободил её от ремней и, взяв за руку, помог девушке спрыгнуть на землю. Придерживая юбку, Олимпия, не сказав мне ни слово, убежала сквозь расступающуюся толпу. Девушка уходила и, наверное, навсегда. Моя ладонь все еще ощущала тепло её ладони. Мне хотелось закричать, как кричал недавно её жених: 'Олимпия! Олимпия!', но как карусельщик я не имел на это право. А жаль.

  

  

   Продолжение следует