Тугой кожаный мяч превратился в руках Геи в коричневый шар, будто слепленный из податливой глины. Мать Земля с увлечением крутила шар в руках, мяла и гладила, пока он не обрел несколько приплюснутую форму, изменив при этом и цвет.
Глотая целиком костлявых перепелок, Арес косил глазом на игры сиятельной бабушки, которой с детства побаивался. Бабуля, явно впав в детство, с видимым удовольствием лепила из податливого мячика горы, реки, моря и озера. Когда на одном из полюсов, вздыбив воды, поднялся ледяной вал и стал расползаться во все сторон, бог войны сообразил, что с макета Земли исчезла Священная гора Меру.
Неужели зловредная бабуся хочет припомнить ту детскую шалость, когда он, играя, свернул нечаянно гору?
Арес поперхнулся и оттолкнул от себя блюдо с дичью, правда, уже ополовиненное.
- А ты не жадничай! - хлопнул сына по плечу Зевс. - Учила тебя Гера манерам, учила, да все без толку! Надо не целиком птицу глотать, а аккуратно освободив ее от косточек. Ты же не в боевом походе, где свернул гусю голову, сунул в костер, чтобы перо опалить и слопал прямо с потрохами.
- Гусь хотя бы жирный, - буркнул Арес, ярко представив, как Немезида терзает своими жесткими пальцами несчастную жареную птичку. - А мелких пташек отстреливать резона нету. Возиться с каждой косточкой может только такая зануда, как твоя Немесида. Ужасная ханжа, нет сил слушать ее поучения, я, можно сказать, из-за нее к матери и свалил. Гера, та, если и ругается, так почти всегда по делу, а эта народная мстительница как заведет свое нытье, заранее чувствуешь себя виноватым...
- "Народная мстительница"! - захохотал Посейдон. - Это ты хорошо сказанул.
Зевс решил не поддерживать опасной темы, тем более что Немесида огорошила его недавно известием о скором рождении у них дочери-красавицы. Начнешь возражать и обмолвишься ненароком... а дочка эта, если верить некоторым приметам, еще начудит при жизни.
Разговор, однако, поддержала Гея.
- Немесида призвана следить за точным и неукоснительным соблюдением правил, нами же установленных, поэтому ее назидания кажутся чрезмерными лишь тем, кто эти нормы заведомо не признает, - ровным голосом молвила богиня Земли, не поднимая глаз от меняющегося на глазах шара.
- Законы писались для людей, - проворчал Посейдон, отодвигая блюдо, на котором сиротливо лежал хрящеватый хребет рыбы. - Нам-то зачем их соблюдать? - и без какого-либо перехода продолжил: - Обожаю рыбу, а ем иной раз через силу. Бывает, принесут, румяную, прожаренную, а я отпускаю. Пусть плавает, особенно, если зрелая особь. А эта, между прочим, старовата. Для жарки надо помоложе брать!
- Ну, братец, ты не только на ноги охромел, у тебя и логика хромает! - расхохотался Зевс, довольный, что про Немесиду забыли. - Старую рыбину, значит, в море, а молодую - на жаркое?
- Посейдон дело говорит! - оживленно включился в разговор Аид, сообразив, что самое время озвучить идею возрождения древних популяций как более чистых и здоровых. - Делать ставку на племя младое, незнакомое, не очень разумно. Молодь-то зачастую глупа, опыта не имеет, учиться не хочет, воображает, что и так умнее всех. Дураков наставлять - зря время терять.
- И к тебе, смотрю, поэтишка привязался! - вскинул брови Зевс. - Они последнее время на Олимп зачастили. Афина их сюда приманивает, мол, гениев среди этого люда много. Прицепится такой со своими виршами, не отгонишь. Так и звенят в ушах.
- Никто ко мне не привязался, - завертел головой Аид. - Я что, своей головой думать не могу?!
Огляделся по сторонам и Арес, чувствуя незримое присутствие поэта. Не хватало, чтобы потребовал мячик обратно, а его Гея уже в наглядное пособие превратила. Сейчас начнет всех поучать, похлеще той Немесиды.
- Мать Гея, а мяч Вы насовсем забрали? - со всем уважением обратился он к древней богине, увлеченно колдующей над глобусом. - Он вообще-то для игры предназначен...
- Вот, вот! - довольно воскликнул Аид. - Молодые служить не хотят, одни игры да забавы на уме.
Не ожидавший такого подвоха, Арес гордо выпалил:
- Служить бы рад, прислуживаться тошно.
Сказал, и сам удивился, сколь веско прозвучали его слова.
Удивился и Прометей. Без особого внимания слушая добродушную пикировку богов, сам он в домашний спор кронидов не вмешивался. Слова Ареса, однако, пробудили в нем живейший интерес.
- Ты меня удивляешь, Арес! - сверкнул титан всевидящим оком. - Не предполагал, что в твоем роду будут поэты. - И, помолчав немного, словно ждал подтверждения поэтических талантов Ареса, добавил что-то совсем уж несуразное: - Впрочем, судьба гения будет трагична. Ведь угораздило же родиться не только поэтом, но и дипломатом. Но в душе, конечно, он воин.
Арес молчал - кусок баранины просто застрял у него в горле. И вообще, он с трудом удержался, чтобы не покрутить пальцем у виска. Ясное дело, тысячелетнее сидение на цепи среди льдов не проходит бесследно, но чтобы титан начал заговариваться - это уж слишком! Схватив бокал вина, бог Войны залпом осушил его, решительно не зная, как реагировать на такую чушь.
Чело Зевса омрачила тень недовольства. Иносказаний он не любил, не очень умея их разгадывать, а нахальные поэты так и сыпали загадками, которые Афина называла по-ученому, метафорами. А тут еще Прометей плетет, не пойми что. Да, передержал я его, пожалуй, в глуши на Кавказе!
- Попрошу без метафор! - рявкнул Громовержец, хмуря бровь. И немного сбавив тон, продолжил назидательно: - Ясность слова предполагает ясность ума, а все эти словесные выверты для того лишь нужны, чтобы негодные мыслишки скрыть. Кого ты там пугаешь трагизмом судьбы? - вперил он огненный взгляд в Прометея. - Если на меня намекаешь, так скажи прямо - кого мне опасаться?! Что, опять темнить будешь?
Гости замерли, ожидая, как выкрутится теперь титан. Вопрос поставлен ребром - и уклониться нельзя, и соврать не получится. Да и не в привычках Прометея - врать да изворачиваться. Кроме того, всем известно, что пророчество, согласно которому Зевсу суждено пасть от руки собственного сына, способен разгадать один лишь Прометей. Ну, если не считать отца его, Йапета. Но попробуй, дозовись того Йапета! Он и на Меру редко заглядывал, а на Олимп - вообще ни ногой!
Казалось, одна Мать Гея поняла загадочные слова титана. Отложив в сторону шар, поблескивающий ослепительными гранями ледников и синими блюдцами озер, она проговорила с легкой иронией:
- Коль речь зашла о поэтах, то эту затею Афины вполне одобряю, хотя иной раз она излишне опекает народы. Искры прозрения, которыми твоя дочь одаряет избранных, чтобы те могли в афористичных и поэтических формах доносить до соплеменников истину, будут светить сквозь века, помогая людям выбраться из тенет невежества. А иногда и предостерегая от грядущих бед. Поэт, чей голос прозвучал из уст Ареса, будет из гиперборейцев, а судьбе этого светлого народа не позавидуешь. Но и в самые отчаянные времена их не покинет дар богов пророчествовать через песню. - И Мать Гея неожиданно затянула низким грудным голосом:
Мы сами копали могилу свою
Готова глубокая яма...
- Ну, заныла, - помрачнел лицом Зевс, понимая, что Гея дает титану шанс уклониться от ответа. - Хватит с меня провидцев, которые ничего кроме мрака кромешного не обещают. У меня другие предчувствия! И прошу не забывать, первое имя мое, данное при рождении, - Дий, то есть светлое, нет - Сияющее! - Небо. Между прочим, в Гиперборее меня до сих пор так величают!
- Это не пророчество, а факт, - сурово ответствовала Гея. - Именно Гиперборея при оледенении пострадает больше других земель. Народ будет циклически то выбираться из мрака к Свету, то снова скатываться в трясину невежества и темноты.
- А что, Лучезарный наш Аполлон оставит своих гиперборейцев? Или его Света не хватит, чтобы всех согреть и просветить? - с ехидцей бросил Посейдон.
- Скорее они оставят Аполлона, - уклончиво ответила Гея. - Но не будем обсуждать сына Лето в его отсутствие.
- Значит, одна надежда у нас, на Афину с ее поэтами, - продолжал ехидничать Посейдон, так и не простивший дочери Зевса ее победы в споре за Элладу.
- Афина тоже не особенно будет в чести, - спокойно ответила Гея. - Только в Аттике, пожалуй, ее и будут чтить. А поэты, ты прав, не переведутся, и даже в самые темные времена будут сеять разумное, доброе, вечное.
Посейдон поскреб в затылке, жалея, что ввязался в неприятный разговор, и потянулся к чаше с медовухой, точно зная, что этот земной напиток согревает и веселит душу.
Зевс сидел, озадаченный.
Прометей, посчитав, что вопрос исчерпан, как ни в чем не бывало, принялся за седло ягненка, пищу явно ему привычную и доставляющую истинное удовольствие.
"Совсем одичал титан на Кавказе, - сочувственно думал Арес. - Речь идет о судьбах народов, а он уминает баранину, будто век крошки во рту не держал. Впрочем, кто его знает, может, и правда, изголодался. Наверное, врет про горянок, что ему корзинами еду таскали, да ублажали по ночам. Горцы-то суровы, по себе знаю! Чуть что - и в бой! Да человека вообще смертью не напугаешь.
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья...
Сообразив, что в голову снова лезут стихи, Арес протер кулаком глаза, чтобы снять застилающую взор пелену, через которую проступила лесная поляна под серым низким небом и смертельно раненный человек, распростертый на белом, как саван, снегу.
"Прометей обмолвился, что у меня в роду поэты будут! - пришло в голову объяснение всем этим странностям. - Может, потому и бродят за мной стихоплеты, один вот, мячик подарил! Намекают, мол, они тоже люди и нуждаются в защите. Право, не Гере же их судьбу вручать. Мамаша моя этих бедолаг вконец ухайдакает. Сколько я сам от нее натерпелся! А если возьмется семейные дела их решать - пиши пропало!"
- Да, от Судьбы не уйдешь, - неожиданно для себя изрек бог Войны, прервав затянувшееся молчание. - Что поэту, что воину, надо предательств опасаться. Но все равно - трагедий не избежать! Чем ты талантливей, тем больше у тебя завистников.
Арес сам не заметил, как устами его заговорил ладно скроенный молодцеватый офицер, гарцующий на коне:
Погиб поэт, невольник чести,
Пал оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой.
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде, - и убит!
Убит, к чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор,
И жалкий лепет оправданья.
Судьбы свершился приговор...
Все ошарашено молчали. Зевс уставился на дно чаши, будто отчаянно хотел узреть там свою судьбу. Посейдон ковырял трезубой вилкой в блюде с миногами. Аид без устали подливал себе рубиновой настойки.
Мать Гея прижала к груди глобус, и прочерченная ею голубая река, впадающая в море, которого еще нет на Земле, брызнула вдруг горючими слезами, орошая парчовый наряд богини.
- Да, жаль ребят! Погибнут раньше сроку, - прервал затянувшееся молчание Арес, нимало не удивляясь, что взялся вдруг пророчествовать при столь высоком собрании. - А вообще-то мои наследники - все в меня, - совсем уж обнаглел он. - Честь и гордость для нас - превыше всего. Я тоже не сношу позора мелочных обид! Хоть я и не поэт, а воин.
- Поэты и воины очень близки по духу. И те, и другие - отчаянные забияки, и на славу падки,- со знанием дела молвил Аид, довольный, что болтун Арес невольно вернул разговор в нужное русло - о нецелесообразности безвременных смертей. - Когда Маат впервые мне на то указала, мол, смотри, души-то практически идентичны, я, признаться, глазам своим не поверил. Но понаблюдал за этим неугомонными душами и понял - верно! Теперь они у меня в одном отсеке размещены. И представьте, дружат! Спорят только об одном - как назвать: "Сектор поэзии", или "Секция воинских искусств". Хотя по жизни, бывало, крепко враждовали.
- Поэты и воины наделены равным зарядом пассионарности, - кивнул головой Прометей, протягивая Матери Гее синий, как Океан, платок. - Возьми, матушка, утри слезы Земли. Твоей подопечной не раз придется оплакивать своих сынов.
Мать Гея укутала Земной шар в синий плат атланта, и Земля тут же перестала плакать и кровоточить.
Боги притихли, заметно помрачнев.
Не только Прометей, но и крониды поняли, что в руках у Геи не детская игрушка, и не наглядное пособие. Матери Гее удалось сделать из кожаного мяча не просто макет, а маленькую планету, пульсирующую хрупкой и такой недолговечной жизнью.